Рассказ Императрицы Екатерины II-й о первых пяти годах ее царствования.
Рассказ Императрицы Екатерины II-й о первых пяти годах ее царствования, Екатерина Вторая, Год: 1779
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Екатерина II. Рассказ императрицы Екатерины II-й о первых пяти годах ее царствования // Русский архив, 1865. — Изд. 2-е. — М., 1866. — Стб. 479-489.
Сухопутная армия в Пруссии не получала жалованья за две трети.
В статс-конторе именные указы на выдачу 17 миллионов рублей не выполненные.
Монетный двор со времени царя Алексея Михайловича считал денег в обращении 100 миллионов, из которых 40 миллионов почитали вышедшими из империи вон, понеже тогда вексельного оборота либо вовсе не знали, либо мало употребляли.
Почти все отрасли торговли были отданы частным людям в монополии.
Таможни всей империи сенатом даны были на откуп за два миллиона.
60 миллионов, кои остались в империи, были двенадцати разных весов. Серебряные деньги от 82 пробы по 63, медные от 40 до 32 рублей в пуде.
Блаженной памяти государыня императрица Елизавета Петровна во время седмилетней войны искала занять 2 миллиона рублей в Голландии, но охотников на тот заем не явилось, следовательно кредита или доверья к России не существовало.
Внутри империи заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей, и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи.
Правительствующий сенат тогда составлял один департамент. Сей слушал апеляционные дела не экстрактами, но самое дело со всеми обстоятельствами, и чтение дела о выгоне города Мосальска занимало, при вступлении моем на престол, первые шесть недель заседания сената. Сенат, хотя посылал указы и повеления в губернии, но тамо так худо исполняли указы сената, что в пословицу почти вошло говорить: ‘ждут третьего указа’, понеже по первому и по второму не исполняли.
Вся империя была разделена на следующие губернии: Московская, Нижегородская, Казанская, Астраханская, Сибирская Белгородская, Новгородская, Архангелогородская, С. Петербургская, Смоленская, Воронежская, Оренбургская, Лифляндская, Выборгская, Киевская, Малую Poccитю, т. е. Черниговскую и Новогородсеверскую, ведал гетман. Каждая губерния была разделена на провинции, а к каждой провинции были приписаны окружные города, в коих находились воеводы и воеводские канцелярии.
Оные не получали жалованья, и дозволено им кормиться с дел, хотя взятки строго запрещены были.
Сенат определял воевод, но числа городов в империи не знали. Когда я требовала реестра городам, то признались в неведении оных, даже карты всей империи сенат от основания своего не имел. Я, быв в сенате, послала пять рублей в Академию наук чрез реку от сената, и купленный там Кириловский печатный атлас (1) в тот же час подарила правительствующему сенату.
Буде кто любопытен знать, что с провинциальных и городовых воевод требовалось, да благоволит прочесть манифест мой, находящийся в заглавии учреждения для управления губерний (2). Тут увидеть можно картину, причинившую предпринятую перемену.
По возшествии моем на престол, сенат подал мне реестр доходам империи, по которому явствовало, что оных считали 16 миллионов. По прошествии 2 лег, я посадила князя Вяземского и тайного действительного советника Мельгунова тогдашнего Президента Камер-Коллегии считать доходы. Они нисколько лет считали, переписываясь раз по семи с каждым воеводою. Наконец сочли 28 миллионов, 12 миллионов больше нежели сенат видел. При коронации моей было у меня три секретаря, у каждого из них было по 300 прошений, и того 900. Я старалась, колико возможно, удовольствовать просителей, сама принимала прошении. Но сие вскоре пресеклось, понеже в один праздник, во время шествия со всем штатом к обедне, просители пресекли мне путь, став полукружием на колени с письмами. Тут приступили ко мне старшие сенаторы, говоря, что таковой непорядок последовал от излишней милости и терпения моего, и что законы запрещают государю самому подавать прошении. Я согласилась на то, чтоб возобновили закон о не подаче самому государю писем, понеже увидела, что из того родился в самом деле соблазн, и тогда же сведала от многих, что весь город Москва иным не упражнялся, как писанием ко мне писем о таких делах, из коих многие уже давно решены были, либо течением времени сами собою исчезли. Но притом признаки были великого роптания на образ правления прошедших последних годов.
В начале царствования государыни императрицы Елизаветы Петровны издано было повеление управлять все дела по указам родителя ее Петра великого.
При ней в военной коллегии был президентом генерал-фельдмаршал князь Василий Владимирович Долгорукой (3). Сей, в следствие ее воли, старался приводить войски в прежнее положение, из чего воспоследовало расстройство называемых тогда Миниховских штатов.
Фельдмаршал Миних был президентом военной коллегии во время царствования императрицы Анны.
После князя Долгорукого остался главным членом в военной коллегии генерал аншеф Степан Федорович Апраксин. Сей хлебосол превеликой был, любил лошадей, но весьма редко езжал верхом по причине роста и превеликой толщины и тягости своего колоссального корпуса. Военным людям потакал во всякой индисциплине, об штатах никаких не думал ни он, ни подчиненные его, кои рыбу ловили в мутной воде.
В его время отличались пять или шесть полковников порядком их полков, а имянно граф Петр Александрович Румянцов, граф Захар Григорьевич Чернышев, Петр Иванович Панин, Николай Михаилович Леонтьев, князь Василий Михаилович Долгорукой, в кавалерии князь Михаил Никитич Волконский. За cиe в награду лучшие сии полки посылал (4) в работу в Рогервик.
В начале седмилетней войны нужда пришла в самом деле ввести в армии лучшее устройство, и хотя много поправлено было, но столько же оставалось поправлять. Со всем однакож непорядком завоевали всю Пруссию, в Берлине были, Колберх взяли и три баталии знатные выиграли, яко то Гросъегерсдорфскую, Палцихскую, и Франкфортскую.
Генералы, приехавшие к коронации моей в Москву, были того мнения, чтоб сделать воинскую комиссию и в оной сочинить штаты всей армии, на что я и согласилась. Посажены были в оную весь наличной лучший генералитет. Штаты были сочинены, мною конфирмованы, и суммы на войски отделены от прочих доходов, недостаточные же две трети были на первой случай и тотчас по возшествии моем отпущены из кабинетной суммы в армию. Потом сделано было по моему приказанию три таблицы или списка.
Первой — повальной всем служащим от Фельдмаршала до последнего, в табели о рангах находящегося.
Второй — в армии состоящего генералитета и прочих штаб и обер офицеров.
Третий — к штатской службе определенных и не удел находящихся.
За сим последовало определение жалованья провинциальным и городовым канцеляриям и воеводам по всей империи.
В 1763 г. сенат разделен на 6 департаментов, 2 на Москве и 4 в С. Петербурге, и предписано было слушать из дел экстракты, а не самые дела.
Возвратясь в Петербург в июне месяце 1763 года, спустя несколько времени, поехала я в сенат. Слушали дела о новой ревизии, которой двадцатилетний срок настоял, и требовали от меня повелений нарядить ревизоров по всей империи, и бессчетные воинские команды.
Считали, что менее 800 тысяч рублей ревизия не станет. Сенаторы в разговорах между собою упоминали о бесчисленных следственных делах, которые ревизия за собою повлечет, о побегах в Польшу и за границы ревизских душ, о ущербе империи от всякой ревизии, почитая однакож все ревизии за нужную вещь. Я слушала весьма долго все, что говорили, не дозволяя себе (ничего) окроме некоторых весьма кратких, но объяснительных для меня вопросов. Господа сенат, наконец устав говорить, замолчали. Тогда я спросила, на что таковой наряд войск и тягостная сумма для казны? Нельзя ли инако? Мне сказали: Так делывалось прежде. Я на сие ответствовала: А мне кажется вот как — публикуйте по всей империи, чтоб каждое селение послало о наличном числе душ реестр в свою воеводскую канцелярию, чтоб канцелярии прислали в губернии, а губернии в сенат.
Человека четыре сенаторов встали, представляли мне, что прописных будет без числа. Я им сказала: поставьте штраф на прописных. Паки представляли, что за всеми уже повторяемыми жестокими наказаниями многое множество прописных есть. Тогда я им говорила: Простите всех доднесь прописных по моей просьбе и велите селениям прописных доныне внести в нынешние ревизные сказки. Здесь князь Яков Петрович Шаховской, разгорячась, сказал: Тут правосудие нарушается, и винные будут наравне с невинными. Я ревностно объявлял, и у меня прописных нет, а кто пользовался прописками, тот станет со мною наравне. (5). Генерал-прокурор был тогда Александр Иванович Глебов. Он, слыша у своего стола сей разговор и видя горячность князя Шаховскаго, вскочил с своего стула и, пришед ко мне, просил меня, чтоб я ему сказала, как мне угодно, чтоб ревизия сделана была, что мне весьма легко было. Он все то записать велел и выработать взялся, что и выполнил. И до днесь ревизии так делаются в каждом уезде, без наряда и убытка, прописных нет, и об них не слышно. До ревизии еще, вскоре по совершении коронации моей, повелено было монетному двору всю серебряную ходячую монету проводить и впредь бить в 72-ю пробу, а медную по 16 руб. из пуда. Сие приказание последовало по следующему правилу. Понеже для каждой земли все равно, по какой бы пробе деньги ни ходили, лишь бы
1) Постоянно проба была одна.
2) Проба бы была менее способная к вывозу и подделке.
3) 72-й пробы рублей выпущено с монетного двора более нежели других проб, так как и медная по 16 руб. из пуда.
NB Золотой монеты один лишь миллион ходил во всей империи, и cия монета уравнена была с прочими, полагая до 13,653 рублей из пуда. Немедленно по коронации моей была назначена комиссия под именем духовной, в которой сидели многие архиереи, сенаторы и светские персоны. Сия комиссия сделала штаты архиерейским домам и монастырям и определила им содержание, а деревни архиерейские и монастырские отданы в управлении коллегии экономии, нарочно для того учрежденной, отчего монастырских крестьян непослушание одним разом пресеклось. Заводских крестьян непослушание унимали посланные генерал майоры князь Александр Алексеевич Вяземской и Александр Ильич Бибиков, рассмотря на месте жалобы на заводосодержателей. Но не единожды принуждены были употребить противу них оружие и даже до пушек, и не унялось возстание сих людей дондеже Гороблагодатские заводы за двумиллионный казне долг графа Петра Ивановича Шувалова возвращены в коронное управление, также Воронцовские, Чернышевские, Ягушинские и некоторые иные заводы, по таковым же причинам, паки в казенное поступили ведомство. Весь вред сей произошел от самовластной раздачи сенатом заводов сих с приписными к оным крестьянами, в последние годы царствования государыни императрицы Елизаветы Петровны. Щедрость сената тогда доходила до того, что медного банка трехмиллионый капитал почти весь роздан заводчикам, кои, умножая заводских крестьян работы, платили им либо беспорядочно, либо вовсе ничего, проматывая взятые из казны деньги в столице. Сии заводские безпокойства пресеклись не прежде 1779 г. манифестом моим о работах заводских крестьян (6). С тех пор не слышно было об них ничего.
С самого начала моего царствования все монополии были уничтожены, и все отрасли торговли отданы в свободное течение, таможни же все взяты в казенное управление, и учреждена была комиссия о коммерции, которая, по назначенным ей правилам, сочинила потом тариф, что мною и конфирмовано было. Чрез несколько лет тариф пересматривается по апробованным правилам, что до ныне продолжается, и коммерция не исчезает, но ежегодно распространяется, и доходы одни Петербургской таможни приносят более 3 миллионов.
Таможня Петербургская, быв несколько лет в казенном управлении, вдруг правительствующей сенат прислал к ней пеню, что мало собирает доходов. По вступлении дела ко мне, я спросила, менее ли она собирает денег, нежели за сколько отдана была сенатом на откуп или более? Нашлось, что полмиллиона более. Я тогда сенату сказать велела, что пока таможня более откупной суммы собирает, нет причины сенату пенять на таможню.
В первые три года царствования моего, усматривая из прошений, мне подаваемых, из сенатских и разных коллегий дел, из сенаторских рассуждений и прочих многих людей разговоров неединообразные об единой вещи установленные правила, что законы, по временам сделанные (в соответствие тогдашних умов расположения) многим казались законами противуречащими, и что все требовали и желали, дабы законодательство было приведено в лучший порядок,— из сего вывела я у себя в уме заключение, что образ мыслей вообще да и самый гражданской закон не может получить поправления инако как установлением полезных для всех в империи живущих и для всех вообще вещей правил, мною писанных и утвержденных. И для того я начала читать, потом писать Наказ Комиссии Уложения. Два года я читала и писала, не говоря о том полтора года ни слова, последуя единственно уму и сердцу своему с ревностнейшим желанием пользы, чести и счастия империи, и чтоб довести до высшей степени благополучия всякого рода живущих в ней, как всех во обще, так и каждого особенно. Предъуспев по мнению моему довольно в сей работе, я начала казать по частям статьи, мною заготовленные, людям разным, всякому по его способности, и между прочими князю Орлову и графу Никите Панину. Сей последний мне сказал: Се sont des axiomes a renverser des murailles (7). Князь Орлов цены не ставил моей работе и требовал часто, чтоб тому или другому оную показать. Но я более, одного листа или двух не показывала вдруг. Наконец заготовила манифест о созыве депутатов со всей империи, дабы лучше спознать каждой округи состояние. Съехались оные в Москве в 1767 году, где, быв в Коломенском дворце (8), назначила я разных персон, вельми разномыслящих, дабы выслушать заготовленный Наказ Комиссии Уложения. Тут при каждой статье родились прения. Я дала им волю чернить и вымарать все, что хотели. Они более половины из того, что написано было мною, помарали, и остался Наказ Уложения, яко оный напечатан. (9) Я запретила на оный инако взирать, как единственно он есть, то есть правила, на которых основать можно мнение, но не яко закон, и для того по делам не выписывать яко закон, но мнение основать на оном дозволено.
Комиссия Уложения, быв в собрании, подала мне свет и сведения о всей имперш, с кем дело имеем и о ком пещись должно. Она все части закона собрала и разобрала по материям, и более того бы сделала, ежели бы Турецкая война на началась. Тогда распущены были депутаты, и военные поехали в армию. Наказ Комиссии Уложения ввел единство в правилы и в рассуждения, не в пример более прежнего: стали многие о цветах судить по цветам, а не яко слепые о цветах. По крайней мере стали знать волю законодавца и по оной поступать…..
Здесь прерывается драгоценная рукопись или по крайней мере тот список ее, который имеется в чертковской библиотеке. Неизвестно, когда именно она писана, можно только сказать, что не paнее мая месяца 1779 г., так как об одном манифесте этого времени в ней говорится. Существует ли продолжение этой государственной автобиографии, к которой должен будет беспрестанно прибегать историк Екатерининского века? Отрывками воспользовался С. M. Соловьев в превосходной статье своей ‘1767 год’, в Русском Вестнике 1861 г, октябрь, стр. 303 и д. П. Б.
(1) Атлас Российской империи, изданный в разное время (1726-1734) и состоящий из 14 специальных карт, работы Ивана Кириллова (см. Евгения, Словарь I, 283) Замечательно, что императрица предпочла Кириловские карты академическому атласу, изданному в 1746 г. П.Б.
(2) В этом манифесте говорится, что ,,в одной воеводской канцелярии совокуплены находятся дела всякого рода и звания’.
(3) Род 1667, ум. 1746 г.
(4) Т. е. Апраксин, известный злоупотреблениями и в семилитнюю войну. Рогервик — нынешний Балтийский Порт, заштатный город Эстляндской губернии, где производились до 1768 года тяжкие работы, по устройству гавани, так как в том месте море почти не замерзает П. Б
(5) В Записках своих кн. Шаховской не упоминает об этом заседании. Екатерина ценила его правоту, и в самый день вступления на престол вызвала его снова на службу из Москвы. П.Б.
(6) П. Собр. Зак. т. XX, No 14,878, манифест 21 мая о работах, каковые крестьяне, приписные к казенным и частным заводам, исправлять обязаны.
(7) Т. е. такими правилами можно разрушить здания.
(8) Покойный гр. Дм. Ник. Блудов сказывал нам, что, в молодости его, ему показывали, как святыню, те подсвечники, с которыми Екатерина работала над Наказом, живя в Коломенском дворце. П. Б.
(9) Библиографии предлежит труд сличить печатный Наказ с рукописным подлинником Екатерининой руки, хранящемся в имп. акад. наук (подробности см. в статье М. А. Дмитриева: На каком языке писан Наказ, Библиогр. Записки 1859, стр. 112-115) За присылку такого сличения в Русский Архив мы были бы безмерно благодарны. П.Б.