Рапорты и донесения С. П. Крашенинникова, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1742

Дополнительные материалы
Время на прочтение: 159 минут(ы)
Скачать в PDF

С. П. Крашенинников

Рапорты и донесения С. П. Крашенинникова

Академия наук СССР. Институт географии. Географическое общество Союза ССР. Институт этнографии
С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки. С приложением рапортов, донесений и других неопубликованных материалов
Издательство Главсевморпути, М.,-Л. 1949
Ответственные редакторы академик Л. С. Берг, Академик А. А. Григорьев и проф. И. Н. Степанов

СОДЕРЖАНИЕ

Первый рапорт Гмелину и Миллеру от 9 июля 1737 г.
Второй рапорт Гмелину и Миллеру от 23 июля 1737 г.
Третий рапорт Гмелину и Миллеру от 28 августа 1737 г.
Письмо Гмелину и Миллеру от 28 августа 1737 г.
Четвертый рапорт Гмелину и Миллеру от 1 октября 1737 г.
Пятый рапорт Гмелину и Миллеру от 14 ноября 1737 г.
Письмо Гмелину и Миллеру от 14 ноября 1737 г.
Шестой рапорт Гмелину и Миллеру от 29 августа 1738 г.
Письмо Гмелину и Миллеру от 29 августа 1738 г.
Седьмой рапорт Гмелину и Миллеру от 29 ноября 1738 г.
Письмо Гмелину и Миллеру от 28 ноября 1738 г.
Восьмой рапорт Гмелину и Миллеру от 5 августа 1739 г.
Письмо Гмелину и Миллеру от 5 августа 1739 г.
Девятый рапорт Гмелину и Миллеру от 18 августа 1739 г.
Доношение Л. Делиль де ла Кройеру и Г. В. Стеллеру от 30 января 1740 г.
Десятый рапорт Гмелину и Миллеру от 7 июня 1740 г.
Письмо Миллеру от 7 июня 1740 г.
Рапорт Л. Делиль де ла Кройеру и Г. В. Стеллеру от 10 октября 1740 г.
Рапорт Г. В. Стеллеру от 28 октября 1740 г.
Одиннадцатый рапорт Гмелину и Миллеру от 9 ноября 1740 г.
Письмо Миллеру от 23 ноября 1740 г.
Рапорт Г. В. Стеллеру от 10 марта 1741 г.
Доношение Л. Делиль де ла Кройеру и Г. В. Стеллеру от 11 марта 1741 г.
Рапорт Г. В. Стеллеру от 26 апреля 1741 г.
Письмо Миллеру от 27 июня 1741 г.
Рапорт Л. Делиль де ла Кройеру и Г. В. Стеллеру (начало июля 1741 г.).
Двенадцатый рапорт Гмелину и Миллеру от 13 ноября 1741 г.
Письмо Миллеру от 13 ноября 1741 г.
Рапорт Гмелину и Миллеру от 15 февраля 1742 г.
Рапорт Гмелину и Миллеру от 6 марта 1742 г.
Письмо Миллеру от 11 октября 1742 г.
Рапорт Гмелину и Миллеру в ноябре 1742 г.
Письмо Миллеру от 9 ноября 1742 г.

ПЕРВЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 9 июля 1737 г.

Благородным господам профессорам. Первой репорт.
Сего июля 5 дня в 9 часу пополудни отправился я из Якуцка на судне с одним пищиком и с двумя служивыми людьми, команды Охоцкого правления, и прибыл благополучно на Ярманку следующего 6 дня пополуночи в 3-м часу, где я за неотправлением подвод сего июля по 9 число стоять принужден был.
Приставши на Ярманке, послал я того ж часу служивого для призыву есаула, чтоб ему подорожную объявить, и по силе оной показанного в ней числа лошадей требовать мог. Оной служивой, понеже есаулова юрта не очень далеко от Ярманки, вскоре возвратился и объявил, что есаула дома нет, а уехал в юрты ради собрания подвод для господина капитана коммандора Беринга, чего ради я послал служивого ж в другой раз по него есаула в юрты, и приказал ему, чтоб он его есаула понуждал в наискорейшем времени двадцать две лошади собрать и ко мне привезть со всем конским прибором.
Того же дня в вечеру присланы от господина воеводы Алексея Еремеевича Заборовского два человека служивых для понуждения объявленного есаула в собрании лошадей, которые того ж вечера к есаулу и уехали.
А сего же июля 7 дня в вечеру поздо прислан сюда от господина воеводы Алексея Еремеевича Заборовского якуцкой сын боярской Федор Амосов с двумя служивыми людьми, которому велено о немедленном моем в показанной путь отправлении всеми мерами стараться.
Оной Амосов июля 8 дня поутру отправил одного служивого к ясаулу, а другова с письмом к толмачу Степану Гуляеву и приказывал оному служивому словесно, чтоб он толмачю велел на [неразб.] к прибытию моему двадцать две лошади, да сверх того числа двух заводных изготовить.
Июля 8 же числа в 7 часу пополудни приехали сюда посланной от меня служивой и двое служивых же воеводской комманды, которые с ним на дороге съехались, и привезли с собою есаула Саранчина, а притом объявили, что они затем долго замешкались, что помянутого есаула через два дни сыскать не могли. А есаул говорил, что ему на одном месте жить нельзя, а дан де он указом ее императорского величества вместо пищика сыну боярскому Ивану Кычкину, которой послан для собирания лошадей под господина капитана коммандора Беринга, а прежде де приезду служивых он о мне ничего не слыхал, а показанные де двадцать четыре лошади со всем прибором он в готовности имеет, которых он июля 9 дня часу в 10 поутру и привел.
Я, ничего не мешкав, тотчас велел их обовьючивать и в путь отправился того же дня часу во 2 после полудни.
А что отсюды впредь в пути случится, о том о всем, как случай допустит, вашему благородию всенижайше репортовать не премину. Студент Степан Крашенинников.
На Ярманке, июля 9 дня 1737 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 35—36).

ВТОРОЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 23 июля 1737 г.

Благородным господам профессорам.

Вторый репорт.

По отослании первого моего репорта к вашему благородию отправился я с Ярманки июля 9 дня во 2 часу пополудни, и при отъезде моем просил его высокоблагородие господина капитана коммандора Беринга, чтоб приказал со мною послать письмо к обретающимся при Бельской переправе солдатам, дабы мне при переправе через Алдан реку вспоможение учинили, на что его высокоблагородие милостивейше соизволил и письмо мне к помянутым солдатам по силе моего прошения дать приказал.
Июля 13 дня около полудни приехал я на Тацкую станцию, где за приемом надлежащего числа лошадей целые сутки простоял, а имянно до полудни следующего 14 дня.
А понеже кроме указанного числа проводников хотел я здесь взять в вожи такого человека, которой бы все урочища от Алдана реки до Охоцкого острогу знал, потому что я намерен был налегке напередь ехать до урочища Капитан тарына, чтоб я там до прибытия вьюшных лошадей приказанное мне от вашего благородия дело исправить мог, также и в Охоцкой острог напередь ехать хотел, дабы там до прибытия их некоторые дела исполнить, а вышеписанное зделать намерен был для того, что я уведомился чрез людей, которые из Охоцка в Якуцк ехали, что господа капитаны морского флота Шпанберг и Чириков хотят отправлять судно на Камчатку для сиденья смолы, и так я опасался, чтоб мне помянутого случаю не опустить, также чтоб приказанные по силе данной мне инструкции от вашего благородия дела, сколько возможно, исполнить, то я такого человека, требовал от есаула помянутой станции служивого человека Ивана Володимерова, на что он ответствовал, что он того зделать не смеет без позволения толмача Гуляева, которой в то время в близости от станции находился, и что ему всякие отправления с общего с ним Гуляевым согласия от Якуцкой воеводской канцелярии чинить велено.
По получении от есаула вышеписанного ответствия посылал я письмо к толмачю Гуляеву, в котором требовал, чтоб он, Гуляев, вожа или у себя в улусе приискал, или есаулу приказал отправить, на что он ответствовал, что де он таких людей не знает, и чрез иноземцов не известен, и сам де он к Охоцкому острогу не бывал, и подводчиков у себя не имел, и знать де он не может, а ежели де я требовал по силе данной мне инструкции у есаула Ивана Володимерова, а ему де Володимерову по силе данной мне инструкции исполнять велено, и позволение де имеется от Якуцкой воеводской канцелярии о исполнении моей инструкции, то де он Володимеров может отправить и без его приказу, а что де ему Володимерову приказывать, как словесно, так и письменно он без указу Якуцкой воеводской канцелярии власти не имеет, и он де Володимеров словесного его приказу без указу и без позволения Якуцкой воеводской канцелярии слушать не повинен, а имеется де он Володимеров на станции по силе данной инструкции из Якуцкой воеводской канцелярии, и все де велено ему Володимерову отправлять по указу из Якуцкой воеводской канцелярии, а не по его де словесному приказу.
Он же, Гуляев, сказал данному мне пищику Осипу Аргунову, что он о даче мне вожа указу не имеет, и что де отправление вожа до Охоцка якутам станет рублев в тритцать.
По получении вышеписанного ответствия, я сам собою не смел сверх указного числа проводников взять вожа, чтоб на меня какой жалобы не произошло, и взял вожа в числе подводчиков и так намерение наперед ехать оставил, потому что ежели б вожа наперед с собою взять, то б лошадей, которых ему вести надлежит, вести было некому, а и того зделать невозможно, чтоб его лошадей на других подводчиков резделить, понеже проводникам и надлежашего числа подвод вести, обовьючивать и розовьючивать не без трудности.
Июля 14 дня поутру послал я наперед принятых здесь лошадей к Бельской переправе, а сам того же дня около полудни отправился.
При отъезде моем от станции требовал у меня есаул Володимеров, чтоб я ему за принятые подводы заплатил прогонные деньги, понеже де в данной мне из Якуцкой воеводской канцелярии подорожной написано, чтоб мне без прогонных денег подводы не давать, на то ему ответствовал письменно, что я прогонных денег здесь всех сполна выдать опасен, потому что часто случается, что якуты с дороги бегают, и лошади у них на дороге падут, не дошед до Охоцкого острогу, и в таком случае прогонные деньги, которые якутам сполна выдаются, пропадают напрасно: да и господин капитан и воевода Алексей Еремеевич Заборовской приказал, чтоб прогонные деньги, ежели якутам в них нужда случится, столько, сколько они отъедут выдавать с роспискою, чего ради дана мне от Якуцкой воеводской канцелярии на записку оных денег шнуровая книга: а буде здесь якутам есть нужда, то я выдам им в зачет десять рублей с роспискою, ежели же нет, то прогонные деньги в Охоцком остроге выданы будут все сполна проводникам.
Июля 17 дня приехал на Амгинскую переправу, где я, понеже от Ярманки до Бельской переправы вожей брал от юрт до юрт, поддни за вожем прожить принужден был.
Июля 19 дня ввечеру приехал на Бельскую переправу и отдал письмо от господина капитана коммандора Беринга обретающимся на оной переправе солдатам, по силе которого письма мне в переправе через Алдан вспоможение и учинено.
Здесь мне такое нещастие учинилось, что посланной от меня вол с лошадьми и с прочими проводники наперед к Бельской переправе с дороги бежал, ради которого три дни на Бельской переправе с великою печалью жить принужден был, а между тем посылал я толмача возвратно на Амгу к кочующему близ помянутой речки Магарской волости князцу Сетогою Тогураеву, чтоб он со мною отправил знающего вожа. Оной князец на Бельскую переправу сам ко мне приехал, и говорил, что де вожа со мною отправить до Охоцка не его череда, а к тому ж де таких знающих людей у него в волосте не имеется, однакож после объявил, что де вож, которого я у него же на Амге до Бельской переправы взял, несколько раз бывал до Охоцкого острогу. А оной вож сперва говорил и при господине штап лекаре Буцковском, которой на Бельскую переправу прибыл июля 21 дня ввечеру, что де он хотя дорогу и знает, однакож де всем урочищам имян не знает, и понеже де он не от канцелярии мне дан, но я де его своею волею с собою ехать насильно принуджаю, то де он с дороги от меня уйдет, а потом, как я ему обещал отдать платье беглого вожа и надлежащие оному вожу прогонные деньги в Охоцке выдать и в пути его на своем коште содержать, а на беглого вожа писать к господину воеводе Заборовскому, чтоб он, понеже беглой вож до Охоцкого у своих родников нанялся, с которых взял по объявлению якутов найму десять рублев, оные, деньги на нем доправить и ему отдать приказал, то он мне сказал, что де есть близ здешнего места пешей якут Аталас называемой, которой де бывал до Охоцка неоднократно и просил, чтоб я его с собою взял, а ежели де он станет отпираться, что де он имян рекам и речкам и урочищам не знает, то де он ехать со мною готов, только бы де я своего обещания не пременил, однакож де он истиину мне сказывает, что де он только знатным рекам и речкам имяна знает.
Я посылал по помянутого якута, которой, пришед, объявил, что он знатным рекам и речкам имяна знает. И понеже он в том, что его с собою беру, ни мало не прекословил, то я рассудил за потребно лучше его взять, нежели прежнего, которой с дороги убежать хотел, потому что нималого опасения уже не имею, чтоб он с дороги ушол. А понеже помянутой вож ни коня, ни корму, которой бы на дорогу взять можно было не имеет, то я дал ему одну из заводных лошадей, а содержать его буду на своем коште, также оставшее платье беглого вожа и надлежащие ему прогонные деньги в Охоцке выдать намерен.
О всем вышеписанном писал я и к господину воеводе Заборовскому, и просил, чтоб он беглого вожа Джаксогонской волости Тутуку Бынрина сыскать и за побег его и за учиненную мне как в пути, так и в приказанном мне деле остановку приказал учинить ему наказание.
Июля 22 дня поутру отпустил я вьюшных лошадей, а сам июля 23 дня часу в 7 поутру от Бельской переправы поехал. А что я от Ярманки до сего места чинил и что впредь до Охоцка учиню, то все к вашему благородию при нижайшем моем репорте из Охоцка прислать на премину. Студент Степан Крашенинников.
На Бельской переправе. Июля 23 дня 1737 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 37—40 об.).

ТРЕТИЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 28 августа 1737 г. ИЗ ОХОТСКА

Благородным господам профессорам.

Третей репорт.

Сего августа 19 дня приехал я в Охоцкой острог благополучно, и в пути я от реки Алдана до сего места никакого препятствия не имел.
Приехавши в Охоцкой острог, требовал я от канцелярии Охоцкого порта, чтоб мне два толмача даны были, из которых бы один ламуцкой, а другой коряцкой язык знал. Из которых одного толмача ламуцкого языка получил и написал слова оного языка, а о другом сказано, что коряцкого языка никто не знает. Также требовал я, чтоб для выспрашивания о зверях, птицах и рыбах как из русских, так и из ламутов человека по два ко мне присланы были, которых и получил, и сочинил всем имеющимся околю здешнего острогу зверям, птицам, рыбам, морским зверям и выметывающимся из моря вещам, которые вещи, также некоторых зверей и птиц, сыскать и к себе принесть велел.
Для замечания приливу и отливу морской воды зделать велел я столб и размерял его по силе данной мне от вашего благородия инструкции на парижские дюймы, всякой дюим надвое, а всякую половину дюйма на три части. А чтоб линейки водою не смыло, то я все линейки вырезывал и хотел их чернилом чернить, но понеже имеющийся при господине капитане Шпанберге иконописец объявил мне, что де никак мне зделать нельзя, чтоб линеек водою не смыло, но он де то зделать может, ежели ему прикажет зделать господин капитан Шпанберг, о чем помянутого господина капитана и просил, на что он изволил ответствовать, что де он иконописца для помянутого дела дать готов, ежели де я письменно просить буду: чего ради я намерен был сего дня подать ему доношение, но ради воскресного дня того зделать невозможно было. Бышеобъявленной столб зделан длиною дватцать футов парижских, кроме того, что пять футов в землю вкопаетца, а поставлен будет он близ устья Охоты реки по мнению господина капитана Чирикова.
Для чинения метеорологических обсерваций назначенной по силе ее императорского величества из канцелярии Охоцкого правления служивой Михайло Попов от господина капитана Шпанберга еще не отдан, но хочет ответствовать о нем в канцелярию Охоцкого порта письменно: чего ради я требовал для оных обсерваций иного человека, которого сего августа 26 дня и получил, а барометров по сие время не наливал, для того, что ожидаю дня от дня присылки Михаила Попова, при котором хотел оные барометры ртутью наливать, чтоб по отбытии моем из Охоцка, ежели барометру случится какая помеха, исправить мог.
Метеорологические инструменты поставлены будут в канцелярии, для которых там и ящик уже зделан.
От города Якуцка до Охоцкого острсгу сочинил я описание пути, также вел особливой журнал, в котором записывал на каждой день ветр и премену воздуха и погоды, которой продолжать буду, пока метеорологические наблюдения начнутся, а начать их намереи сентября с 1 дня.
Едучи дорогою, роздавал я прогонные деньги проводникам все сполна, в чем с них росписки в данную мне от Якуцкой воеводской канцелярии шнурованную книгу брал, которую по приезде моем в Охоцк при доношении отдал в канцелярию Охоцкого порта, и просил, чтоб оная канцелярия помянутую шнурованную книгу в Якуикую воеводскую канцелярию отослать, а мне в приеме оной квитанцию дать, соблаговолила.
Хотя я в посланном к вашему благородию от Бельской переправы репорте и обязался, чтоб мне все, что в дороге от Якуцка до Охоцка зделал при нижайшем моем репорте к вашему благородию из Охоцка прислать, однакож ныне того зделать случай не допустил. Я сего дня уведомился, что господин капитан Чириков своего человека в Якуцк посылает и того ради старался, чтоб мне хотя только о приезде моем в Охоцк вашему благородию репортовать случаю не опустить. Я уже при отправлении моем отсюда на Камчатку все, что здесь зделаю, и что в дороге зделал. к вашему благородию при нижайшем моем репорте прислать не премину. Студент Степан Крашенинников.
В Охоцком остроге. Августа 28 дня 1737 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. Б, No 34. лл. 41—42 об.)

ПИСЬМО ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 28 августа 1737 г.

Благородные господа профессоры.

Милостивейшие государи мои.

Краткость времени не допустила меня в нижайшем моем к вашему благородию репорте и в сем покорнейшем письме иного во известие вашему благородию донесть, как только что я благополучно приехал в Охоцкой острог и все посланные со мною казенные инструменты привезены в целости.
По приезде моем в Охоцк объявил я от вашего благородия поклоны господам капитанам Шпанбергу и Алексею Ильичю Чирикову, которые мне во всем вспоможение чинить благосклонно обещали.
Нижайше доношу вашему благородию, что завтрашнего дня или послезавтра прибудут сюда его высокоблагородие господин капитан коммандор Беринг и Григорей Григорьевич господин Скорняков-Писарев. Да сего дния прибыл на устье Урака реки с Урацкова плодбища порутчик Валтан с коммандою на немалом числе судов с провиантом и со снастьми, чего ради надеяться можно, что господин капитан Шпанберг на Камчатку поедет, о чем слышно от всех морских служителей. А хотя зделается, что он господин капитан не поедет, однакож бот ‘Гавриил’ без сумнения на Камчатку пойдет, которого случая я опустить не намерен, чтоб на Камчатку не ехать потому что я надеюсь между тем, пока они собираться будут, положенное от вашего благородия дело, сколько возможно исправить.
Господин капитан Алексей Ильич Чириков приказал вашему благородию нижайший поклон объявить, и просить вашего благородия, чтоб к нему русской календарь 1736 году, ежели имеется у вашего благородия, прислать соблаговолили, а пожалованной мне от вашего благородия календарь 1737 году именем вашего благородия ему господину капитану при случае, когда его благородие у меня на квартире быть изволил, и оного календаря для прочитания просил, покорнейше презентовал.
Желая вашему благородию здравия и вожделенного благополучия остаюсь вашего благородия всенижайший слуга Степан Крашенинников.
В Охоцком остроге. Августа 28 дня 1737 году.
Господин штап лекарь Филипп Иванович Буцковский приказал вашему благородию нижайший поклон объявить и просить, чтоб ваше благородие не изволили гневаться, что он при сем случае не писал к вашему благородию, потому что он за краткостью времени писать не успел, но по прибытии господина капитана коммандора Беринга с прилучившимися от него в Якуцк посыльщиками ваше благородие о себе неотменно уведомить намерен.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 43—44 об.).

ЧЕТВЕРТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 1 октября 1737 г.

Благородным господам профессорам.

Четвертой репорт.

Во 2 пункте данной мне от вашего благородия инструкции написано: чтоб мне, едучи от Якуцка, описать наледь, Капитан Тарын называемую, по ее величине и положению, а стужу освидетельствовать данными мне термометрами, и того ради, не доежжая до той наледи дни за три, и отъехав, оттуда дни с три ж, на всяком стану вешать термометры, и записывать, сколь высоко в них ртуть поднимается и прочая.
И по силе вышеписанного пункта от реки Юны вешал я термометры на всяком стану. А на которых урочищах станы имел, и сколь высоко ртуть в помянутых термометрах подымалась или опушалась, то писано в сочиненном мною от города Якуцка до Охоцкого острогу путевом журнале.
Приехавши к наледи, Капитан Тарын называемой, августа 3 дня ввечеру, повесил два термометра No 13 и No 16 на стану, которой был саженях во 100 от наледи, следующего августа 4 дня в 5 часу по п.[олудни] в термометре No 13 ртуть стояла против 150®, а в термометре No 16 против 151®, в 9 часу по п.[олудни] в термометре No 13 ртуть стояла против 113®, а в термометре No 16 против 115®.
Чтоб мне узнать разность стужи между тем местом, где мы стояли, и между наледью, то я в 5 часу по п.[олудни] перенес термометр No 13, и повесил его на самой наледи, в котором 3 часа по п.[олудни] ртуть стояла против 113®, а в повешенном на стану термометре против 115®, 8 часа по п.[олудни] в повешенном на наледи термометре ртуть стояла против 135®, а в повешенном на стану против 133®, следующего августа 5 дня в 5 часу по п.[олудни] в повешенном термометре на наледи ртуть стояла против 147®, а в повешенном на стану против 150®.
А понеже помянутые оба термометры, как тот, которой на стану, так и тот, которой на наледи, повешены были на NO, то меня в сумнение привело, отчего в повешенном на наледи термометре ртуть ниже другого 4® стояла, ибо в термометре No 13 обыкновенно стояла ртуть одним градусом ниже термометра No 16, а особливо для того, что того же 5 августа в 7 часу по п.[олудни] в повешенных обоих вышеозначенных термометрах верстах в 30 ниже Капитан Тарына вышина ртути против прежнего сходна была, а имянно: в термометре No 13 ртуть стояла против 123®, а в термометре No 16 против 124 1/2®. В Охоцком остроге сентября 9 дня просил я доношением его высокоблагородия господина капитана коммандора Беринга, чтоб мне приказал дать одну четыречасовую склянку, которую б мне здесь оставить тому человеку, которой метеорологические инструменты в Охоцком остроге продолжать будет. И по силе помянутого моего доношения четыречасовая склянка сентября 22 дня мне выдана, но негодная, потому что песок в ней застаивается и оную склянку отдал я возвратно морской комманде. По прибытии охоцкого управителя Григорья Григорьевича господина Скорнякова-Писарева требовал я вторично, чтоб для продолжения в Охоцке метеорологических обсерваций удобной человек определен был, на что он ответствовал, что де у него иного удобного к тому делу человека не имеется, кроме Михаила Попова, которой де имеется в комманде господина капитана Шпанберга.
По получении вышеозначенного ответствия сентября 20 дня представлял я доношением его высокоблагородию господину капитану коммандору Берингу, что метеорологическим обсервациям и в небытность мою в Охоцке неотменно продолжаться надлежит, а охоцкое правление к чинению оных обсерваций иного удобного человека не имеет, кроме Михаила Попова, которой в комманде его высокоблагородия. Того ради просил, чтоб его высокоблагородие к чинению метеорологических обсерваций удобного человека определить изволил.
Того же сентября {В тексте описка: июля. — Ред.} 20 дня подал я доношение в канцелярию Охоцкого порта, в котором объявил, что, по силе данной от вашего благородия инструкции, велено мне в Охоцком остроге купить ламуцкое платье, муское и женское, самое лучшее со всем прибором, и оное до отъезду моего на Камчатку выслать к вашему благородию для отсылки оного платья в ее императорского величества Кунсткамеру, а за оное платье велено мне давать данной мне из Якуцкой воеводской канцелярии казенной табак шар: а понеже иноземцы объявили, что им ныне платья зделать не из чего, а обещали оное платье изготовить зимою, а мне по силе инструкции нынешней осени надлежит ехать на Камчатку, того ради просил канцелярию Охоцкого порта, дабы в небытность мою здесь помянутое иноземческое платье муское и женское, самое лучше, со всем прибором купить и отослать к вашему благородию с прилунившимися ездоками, а на покупку оного платья данного мне казенного табаку шару, сколько будет потребно, принять с роспискою повелена.
И по силе вышеозначенного доношения канцелярия Охоцкого порта определила на покупку ламутского платья муского и женского самого лучшего принять от меня табаку шару пять фунтов, которые я и отдал с роспискою Охоцкого порта целовальнику Николаю Сторожеву.
А по силе доношения, которое подано его высокоблагородию господину капитану коммандору Берингу, сентября 29 дня учинено определение, чтоб служивому Михаилу Попову, которой от охоцкой канцелярии определен был принять от меня метеорологические инструменты, которому я помянутые инструменты, а имянно один барометр санктпетербургской, один термометр No 13, флюгер, компас, проволоки железной два аршина, тоненькой проволоки поларшина, солнечные часы, ртути 17 3/4 золотника, бумаги серой пять листов, и письменное наставление отдал с роспискою.
Сентября 24 дня словесно предлагал я его высокоблагородию господину капитану коммандору Берингу, чтоб его высокоблагородие приказал мне, ежели имеется, выдать два заступа, одну напарью большую, одну средней руки, две напарьи малой руки, одну скобель, два долота. 15 пар петель, 50 гвоздей в 3 дюйма, 100 гвоздей в 1 1/2 дюйма, две склянки четыречасовые, одну склянку получасовую, два струга, в том числе один глаткой. По которому моему прошению выдано мне пятдесят гвоздей в три дюйма, одна напарья большая, две напарьи малых, одна скобель, а о часовых склянках и о прочем его высокоблагородие объявить изволил, что при морской комманде за лишком ничего не имеется. И так я прилив и отлив морской воды на Камчатке, в светлые дни по солнечным часам, а в пасмурные дни на пример замечать намерен, а служивому Михаилу Попову приказал, чтоб он в ясные дни по солнечным же часам замечал, а мощной прилив и в пасмурные дни по песочным часам, которые у господина капитана Шпанберга на крыльце повешены, а иного способа к вернейшему замечанию прилива и отлива не знаю, разве ваше благородие оной чрез милостивейшей ордер показать изволите.
В бытность мою в Охоцком остроге сентября с 1 дня чинил я метеорологические обсервации октября по 1 число, а сентября с 12 чинил обсервации прилива и отлива морской воды по 1 же октября, которой два раза по всякие сутки бывает. У денного прилива примечал я в котором часу он начинается, до которого часу продолжается и сколько воды прибывает, а у нощного только то примечал, в котором часу начинается, и сколько воды прибывает, потому что ночью того, когда вода на убыль пойдет, ради темноты невозможно приметить, особливо в нынешнее осеннее время, да сверх того и столб поставлен от квартеры моей около версты, а ближе удобного места не нашлося. У помянутого же столба проведена и полуденная линея, где в светлые дни ставятся солнечные часы, а к ночи оттуда снимаются, потому что ежели помянутые солнечные часы там утвердить, то б надлежало у них караулу стоять, для того чтоб их не испортили, понеже близ того столба строятся пакетботы и людей там всегда бывает немалое число. А в пасмурные дни помянутой прилив и отлив замечаю по песошным часам, которые имеются у господина капитана Шпанберга на крыльце, где стоят часовые. Обсервации прилива и отлива при сем репорте к вашему благородию посылаются.
В Охоцком же остроге написал я слова ламуцкого языка и сочинил реэстр, сколько при Охоцком и Тавуйском острогах платежных ламуток, на сколько они родов разделены, как имяны в каждом роду князцы, сколько в коем роду платежных, почему с человека ясаку идет, и на каких урочищах которой род кочюет, о чем вашему благородию и в третьем моем репорте объявлял.
Также сочинил я реэстр зверям, птицам, рыбам, морским зверям и выбрасывающимся из моря вещам, из которых описал я принесенные мне от ламуток три рыбы, а имянно ломка, мальму и кунжу, да из птиц двух чаек и морской хмель, которые рыбы я хлопчатою бумагою набил, морской хмель высушил, а чаек не набивал для того, что они кровью очень вымараны были. И оных вещей описания к вашему благородию с описанием пути от Якуцка до Охоцка с путевым журналом, с чиненными мною в Охоцке метеорологическими обсервациями при сем репорте посылаются, а вышеозначенные набитые рыбы я с собою взял, потому что они еще не очень высохли, а ежелиб их в ящик скласть и послать к вашему благородию, то б может быть они заплеснели и испортились.
Сентября 30 дня подал в канцелярию Охоцкого доношения, в котором написал, что сентября 29 дня указом ее императорского величества из канцелярии Охоцкого порта определенный для продолжения в Охоцком остроге метеорологических обсерваций служилой Михайло Попов, от его высокоблагородия господина капитана коммандора Беринга отдан, которому я метеорологические инструменты сдал с роспискою. А понеже помянутому Попову надлежит чинить вспоможение, а имянно: 1. чтоб ему Попову в помощь определен был грамотной человек для всякого случая дабы, ежели он Попов занеможет, метеорологические обсервации оставлены не были, 2. чтоб ему Попову по предложению его из канцелярии Охоцкого порта потребное число бумаги давано было, 3. чтоб на всякой месяц по две свечи сальных выдавать повелено было, потому что вбив 10 часу пополудни велено ему Попову замечать вышину ртути в метеорологических инструментах, 4. чтоб ежели случится, что поставленный близ устья реки Охоты для примечания прилива и отлива морской воды столб пошатнется, или весною его сломит и унесет, то б новой столб зделать и к укреплению его в том же месте потребное число людей дано было, 5. чтоб близ того места, где поставлен флюгер, велено было поставить столб, где для замечания ветров компас прибит будет, того ради просил канцелярию Охоцкого порта, чтоб в вышеобъявленном ему Попову вспоможение учинить соблаговолила, а у него б Попова по всякой месяц с журнала метеорологических обсерваций и с журнала прилива и отлива морской воды по две копии принимать, из которых одну в Сибирскую губернскую канцелярию для отсылки в высокоправительствующий Сенат, а другую к вашему благородию отсылать изволила.
Сентября ж 30 дня отдан приказ от охоцкого управителя господина Скорнякова-Писарева, чтоб на судно грузиться. И того ради октября 2 или 3 дня судно ‘Фортуна’ всеконечно в путь отправится.
С Камчатки при нижайшем моем репорте намерен я, ежели бог щасливо через море перенесет, прислать к вашему благородию описанные здесь рыбы, также и которых зверей и птиц в Камчатке достану и высушу. Студент Степан Крашенинников.
Октября 1 дня 1737 году.
(Архив АН СССР, ф. 21. оп. 5, No 34, лл. 45—48 об.).

ПЯТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 14 ноября 1737 г.

Благородным господам профессорам.

Пятой репорт.

Из Охоцка отправился я на судне ‘Фортуне’ октября 4 дня, часу во 2 пополудни, и шли благополучно часу до 11 пополудни, а потом такое учинилось нещастие, что судно вода одолела, и уже в шпигаты забиваться стала. И хотя в два насоса и в несколько больших котлов ее выливали, однакож тем ее вылить не могли, чего ради все. что было на палубах также и из судна груз около четырех сот пуд в море сметали, и так едва спаслися, а особливо, что в то время штиль был, а ежели бы хотя малое волнение было, то бы судну никоим образом от потопления избавиться невозможно было.
От помянутого сбрасывания я в крайнее раззорение пришел: 1. для того, что из данных мне казенных вещей несколько в море сброшено и испорчено, а имянно, одна сума в которой была серая бумага, пять дестей пищей бумаги, и данные мне семена, а осталось серой бумаги только пять дестен, а из семян ячмень и горох, да один термометр No 16 розбит, также и ветрометр изогнут и розпаян, которой я по прибытии на Камчатку исправил, а на починку оного купил два золотника нашатырю, по 30 копеек золотник, 2. что провианту моего брошено в море одиннатцать сум, также чемодан с бельем, и больше у меня не осталось, как только одна рубашка которая в ту пору на мне была. А что моего так много сброшено, то зделалось оттого, что я и обретающийся при мне пищик в то время от болезни, которая многим небывалым на море случается, почти бесчувственны были, и за казенными вещами и багажом моим смотреть было некому.
К устью Большой реки пришли октября 14 дня часу в 9 прежде полудни, в которое за убылою водою и за боковым ветром войтить не могли, но как только вбежали в самые валы, которые беляки называются, а ветр в то время был N очень сильной, то валами, которые уже чрез судно ходили, едва его не затопило. Между тем бросили якорь, чтоб, дождався прибылой воды, войти в устье, но и того не воспоследовало, потому что судно на якоре удержаться не могло, но помалу валами подавало его к берегу и спустя с полчаса, от устья Большой реки саженях во 100 выкинуло на низменную кошку, чрез которую в полновые воды морской вал ходит. Оная кошка в том месте шириною сажен на 50, с одну сторону ее море, с другую устье Большой реки, а с третью залив от рек Большой и Озерной, которые устьями вместе сошлися. Здесь мы то щастие имели, что в то время, как мы на оной кошке жили, было новолуние, и воды тогда обыкновенно бывают менше.
Октября 15 дня послали в острог людей, чтоб привели на подъем наш батов, однакож оные баты до 21 числа присланы не были, а между тем воды морские от часу больше прибывали. И так мы на вышеозначенной кошке не без великого страху жили, потому что местами вода уже через оную переливалась.
От устья Большой реки поднялся я на пяти батах октября 21 дня, а в острог приехал октября 22 дня ввечеру.
Октября 23 дня подал я посланные со мною от вашего благородия промемории господину подполковнику Мерлину, которые, прочетши, объявить изволил, что он, по силе вышеозначенных промеморий, ведомость сочинить велит, а о строении хором приказал мне подать требование в Большерецкую приказную избу, а притом сказал, что того в здешнем остроге зделать почти невозможно, потому что лесу в близости не имеется, а добывают оной по впадающей в Большую реку реке Быстрой с великою трудностию, понеже на оной реке многие пороги имеются, и почти не ни одной хоромины нет, на которую бы лес без урону лючей добыт был, но и там де его скудно, и то тополовой, также и людей малолюдство, а в Верхнем де и в Нижнем острогах оное строение зделать можно, потому де что там лесу листвяничного довольно имеется.
Октября 24 и 25 чисел требовал я от здешней приказной избы: 1) чтоб по силе данного мне из канцелярии Охоцкого порта ее императорского величества послушного указа для чинения в здешнем остроге метеорологических наблюдений достойной к тому делу и грамоте умеющей один, да для караулу оных инструментов один же человек определен был, 2) чтоб для караулу обретающихся при мне казенных вещей и для розсылок три человека присланы были, 3) чтоб ко мне в толмачи один человек знающей камчатского, курильского и коряцкого языков определен был, а ежели такого человека не имеется, которой бы все три вышеписанные языки знал, то б каждого языка по толмачю определить, ко мне поведено было, 4) чтоб из русских и из иноземцов старожилы ко мне присланы были для выспрашиванья о имеющихся в здешних местах зверях, птицах и рыбах, 5) чтоб близ моей квартеры анбар поставлен был длиною четырех, а шириною трех сажен.
И по силе вышеписанного требования для чинения метеорологических наблюдений прислан ко мне из партии служивой Иван Шангидо, да для караулу оных инструментов из партии ж служивой Никифор Саламатов, да для караулу и россылок из партии же присланы служивые три человека, да толмач камчатского языка Михайло Лепихин, а коряцкого и курильского языков толмачей в здешнем остроге не имеется, да и курильского языка никто и не знает, а говорят курилы с русскими камчатским большерецким языком, и русские, которые за збором ясаку и за торгами на Курильские острова ездят, берут с собою в толмачи знающих камчатского языка.
А чтоб слова курильского языка написаны были, то намерен я требовать от курильского комиссара, чтоб по зборе ясаку с Курильских островов, привез с собою курильских мужиков двух знающих камчатского языка, которые бывали и на дальных островах, чрез которых бы можно оные острова по их величине и положению описать, также и о свойствах и промыслах морских зверей, рыб, и о растущих на оных островах деревах и травах, о их вере и обычаях, о торгах и о прочем уведомиться.
А что до построения анбара касается, на то Большерецкая приказная изба октября 27 дня 1737 году письменно ответствовала, что де на строение анбара в Большерецку никаких запасных лесов не имеется, а добывать де нынешним временем никоими мерами невозможно, понеже де по реке шуга плывет: а здесь де лес на строение добывается вверх по Быстрой реке за порогами, а на строение де анбара лес добывать будут они и строить весною.
Ноября 4 дня требовал я от Большерецкой приказной избы: 1) чтоб на строение троих хором, состоящих из двух светлиц и одной черной избы и при них анбаров, в удобное время лес добыть и помянутое строение будущего лета построить повелела, 2) чтоб для пересмотру старинные дела ко мне прислала, 3) чтоб ясашным иноземцам приказала из имеющихся в здешних реках рыб каждого роду по две изловить и ко мне принести и ежели случится киту на берег выброшену быть, чтоб о том мне объявили и прежде осмотрения оного кита его б не рознимали, а особливо, чтоб приказала промыслить находящегося в здешних местах каменного барана, из морских зверей бобра и кота по мужичку и по женочке, а из рыб морских махваю, капхажу и касатку, о которых в здешних местах примечания достойные повести сказываются: 4) чтоб повелела ясашным иноземцам принесть ко мне самое лучшее платье муское и женское и робячье, ежели в нем, кроме величины, есть отмена, а за оное платье и за зверей заплачено будет по их воле казенным табаком шаром, 5) чтоб весною приказали изготовить столб прямой, вышиною восемнатцать футов или больше, которой поставлен будет на устье Большой реки для примечания прилива и отлива морской воды.
На вышеписанное мое требование из Большерецкой приказной избы ноября 7 дня ответствовано: 1. что де в Большерецкую приказную избу о строении хором из канцелярии Охоцкого порту послушного ее императорского величества указу не прислано, и без указу де оной канцелярии оное строение Большерецкая приказная изба производить опасна, 2. что обретающиеся в Большерецкой приказной избе старинные дела для пересмотру ко мне посланы при сем ведении, 3 и 4. о ловлении де в здешних реках рыб, каких возможно изловить, по две и о присылке ко мне и ежели где кита на берег выбросит, о том бы мне объявлено было, також и о каменных баранах и о зверях и о рыбах морских и о иноземческом платье по силе моего требования из Большерецкой приказной избы в ясашные иноземцы в каждой острог к тойонам ее императорского величества указы посланы будут, 5. для примечания де прилива и отлива морской воды столб длиною восемнатцать футов весною добыт будет.
По получении вышеписанного ответствия объявлял я господину подполковнику Мерлину, что Большерецкая приказная изба от строения хором отказывается, и просил, чтоб мне объявить изволил, будут ли по силе присланной к нему от вашего благородия промемории здесь и в прочих острогах хоромы построены или нет, на что он словесно объявил, что он на присланную к нему промеморию вашему благородию ответствовать будет.
Ноября 10 дня посылал я требования к коммисарам Нижнего Камчатского острогу Максиму Латышеву да к коммисару Верхнего острогу Логину Попову, которые ныне в здешнем остроге обретаются, и в скорых числех в помянутые остроги отправятся, в которых написал, чтоб они по прибытии своем в помянутые остроги надлежащее число лесу на строение в каждом остроге троих хором, состоящих из двух светлиц и одной черной избы, и довольного числа анбаров, изготовить велели, чтоб оное строение по прибытии моем в помянутые остроги без препятствия производить можно.
Из посланных к помянутым коммисарам требований Верхнего острогу коммисар Логин Попов требование принял, и на оное ответствовать хотел по прибытии в Верхней Камчатской острог, а Нижнего острогу комиссар Максим Латышев посланное к нему чрез пищика Аргунова требование возвратно ко мне прислал, отговариваясь, что де ему требования моего здесь принять невозможно, потому де что он в Нижнем остроге не бывал, и о состоянии тамошнего острсгу не известен, а что мне потребно, то б я требовал от него по прибытии в оной острог.
Из всего вышеписанного видеть можно, что ни в коем остроге к прибытию вашего благородия хоромы построены не будут, ежели ваше благородие от канцелярии Охоцкого порта требовать не изволите, чтоб ко всем здешних острогов коммисарам о строении оных хором нарочной указ послан был.
Приехавши в Большерецкой острог, сочинил я имеющимся в здешних местах зверям, птицам и рыбам и растущим около здешнего места деревам и травам реэстры с русскими и камчатскими названиями. Также написал слова здешнего болшерецкого языка.
Для поставления метеорологических инструментов велел я зделать ящик в анбарной стене, которой анбар имеется близ церькви, а иного к поставлению оных инструментов способного места сыскать не мог. А как весною анбар для поставления их построен будет, тогда начну наблюдения ветрометром и эксатмоскопом чинить.
Для выспрашивания о вере, житии и о прочих поведениях требовать буду от коммиесара здешнего острога, которой в скорых числех за збором ясака по пенжинскому берегу поедет, чтоб привез с собою с Воровской и с Кыкчику рек лутчих людей, a особливо и для того, что на помянутых роках живущие иноземцы особливым языком говорят, которой от здешнего разнствует.
Как дорога станет, то намерен я ехать к имеющимся вверх по Большой реке теплым водам, а от оных вод прямою дорогою к другим теплым водам, впадающим в Копенчик речку, которая устьем своим в Большую реку впала, а от других теплых вод поеду к горелой сопке, которая имеется между Авачи и Налачевой рек, расстоянием or других теплых вод в двух днях езды на собаках, а от нее к другой горелой сопке, имеющейся на реке Жупановой в расстоянии одного дня езды от первой горелой сопки.
Хотя оные горелые сопки имеются и на дороге, которою ездят в Верхней Камчатской острог, то однакож я этими местами во оной острог не поеду, но намерен ехать иною дорогою, которая лежит через Воровскую реку, чтоб сии места сколько возможно самому описать.
По возвращении от помянутых горелых сопок из Большерецкого острогу весной поеду к знатнейшим теплым водам, которые находятся на Озерной реке не в одном месте, и так горячи, что в них и мясо варить можно, и из ключей вода в вышину на сажень бьет, и ежели во оные воды серебро положится, то по малом времени как золото будет.
Через пришедших из Курил со островов и с Лопатки, также и с Авачи, людей известился я, что там великое трясение земли было, которое во всех помянутых местах началося в одно время.
На первом Курильском острову, Сумшчу называемом, трясение земли было следующим образом. Октября 6 дня в 3 часу пополуночи сперва земля так жестоко тряслася, что от него многие балаганы попадали, и людям стоять невозможно было и продолжалося с четверть часа. Оное трясение приходило волнами с SSO, и по прошествии валов земля чрез долгое время дрожала, а потом как перестало трясение, то воды вдруг с моря, с великим шумом сажени на три прибыло, которая тотчас опять в море далеко ушла.
По сбежании воды в другой раз земля тряслася, только очень легко, а после опять вода с моря до того же места пришла, где в первой раз была, и так же, как и первая, нимало не стояв в одной мере, в море ушла так далеко, что в проливе, которой между первого и другова острова имеется, камень великой дикой на сажень сверх воды виден был. Спустя с четверть часа в третей раз воды с моря с превеликим шумом сажен на десять выше прежних мест прибыло, которою многие иноземческие жилища унесло. Оная вода, нимало не стояв, опять в море убежала и, ставши на море, чрез два дни то убывала, то прибывала.
По сбежании вышеписанной большой воды земля тряслася чрез четыренадцать дней не очень жестоко. Оное трясение было так же, ках и сперва волнистое, а перед всяким трясением до самого окончания трясения гром под землею великой слышен был.
Трясение земли после большой воды неравно было, иногда пять раз в сутки, иногда больше, а иногда и меньше.
Около Лопатки и на Аваче трясение началося в том же числе и часу, только оное в первой раз легко было, а в другой и в третей разы так же, как и на острову, очень жестоко было, что многие балаганы оттого попадали.
После третьего разу вода с моря прибыла с великим шумом, сажен на пятнатцать, которою все окололежашие низменные места и не очень высокие горы покрыло. Многие иноземческие жилища, багаж, корм и байдары унесло, и русским, в то время там бывшим, немалой убыток зделало, которые, оставя весь багаж в юртах, на высокие горы бежать и там спасение искать принуждены были. Оная вода, так же как и на острову, нимало не стояв, опять в море ушла, а прибывала ли прежде того, о том те люди, которые мне о сем трясении сказывали, не известны, потому что в нощное время они спали.
Как вода збежала, то иноземцы и мест узнать не могли, на которых их жилища были, потому что многие низменные места буграми, а бугры низменными местами зделало, также и великие буераки промыло. А между рекою Вилючиком и Авачинскою губою новую небольшую губу зделало, по сказыванию имеющегося при мне на карауле большерецкого жителя Петра Ерлантьева, которой во время трясения на Аваче был за своими нуждами. А то место, где ныне губа зделалась, было луговое, и ягод клюквы и шикши там было довольно, на нем стояли два балагана, в которых иноземцы корм клали, которые во время большой воды с землею унесло и бывших во оных балаганах двух иноземческих баб да одного парня утопило.
После большой воды так же, как и на Курильском острову, перед трясением гром под землею слышен был. Во всех местах, а имянно на Курильском острову, на Лопатке и на Аваче, оное трясение окончалось 20 дня октября.
В Большерецком остроге октября 6 дня в 3 часу пополуночи земля один раз тряслася, только не очень сильно. Студент Степан Крашенинников.
В Большерецком остроге. Ноября 14 дня 1737 году.
(Архив АН СССР, ф. 21. оп. 5. 34, лл. 49—54 об.).

ПИСЬМО ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 14 ноября 1737 г.

Благородные господа профессоры

Милостивейшие государи мои.

Понеже я от случившегося мне на море нещастия пришел в крайную скудость, так что я больше одной рубахи, в которой на море был, не имею, того ради писал я к Илье Петровичю, чтоб он мне купил фанзы и холста на рубахи, и ежели на покупку оной фанзы и холста будет просить денег у вашего благородия, то всенижайше прошу, чтоб ваше благородие деньгами, сколько на оную покупку понадобится, одолжить меня изволили.
Во известие вашему благородию нижайше объявляю, что господин подполковник Мерлин и господин маеор Павлуцкой живут в Большерецком остроге, и будущего лета, ежели суда из Охоцка прибудут, в Охоцк ехать намерены, а судно ‘Фортуну’ на кошке, где нас выкинуло, в другой день по приезде розбило, киль и правой бок выломило, и уже оное судно к починке негодно.
О строении в Большерецком остроге находящемся вашему благородию покорнейше доношу, что между прочего находятся в нем три белые избы, в которых по прибытии на Камчатку вашему благородию стоять можно, а имянно: изба, в которой живет господин подполковник Мерлин, а при ней черная изба и баня, изба казенная, в которой живет господин маеор Павлуцкой, изба новая большерецкого жителя Леонтья Черного, при которой есть и черная изба, а иных, кроме вышеписанных, белых изб не имеется.
Покорно прошу вашего благородия, ежели имеются, прислать ко мне семян для завождения огороду, понеже данные мне от вашего благородия семена с прочим моим шкарбом в море зброшены.
Желая вашему благородию вожделенного здравия и всякого благополучия остаюсь вашего благородия

Всенижайший и всепокорнейший слуга

Степан Крашенинников.

В Большерецком остроге. Ноябрь 14 дня 1737 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетрадь No 8, лл. 260—261).

ШЕСТОЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 29 августа 1738 г.

Благородным господам профессорам.

Шестой репорт.

Прошедшего 1737 году октября 27 дня прислан был ко мне от Большерецкой приказной избы для чинения впредь здесь метеорологических обсерваций служивой человек Иван Шангин, о котором в пятом моем репорте упомянуто. И понеже оной Шангин писать весьма худо умеет, то требовал я словесно от прикащика Большерецкого острога Андрея Шергина, чтоб вместо помянутого Шангина прислал ко мне иного, писать умеющего, служивого, и по силе оного требования означенной прикащик Шергин вместо служивого Шангина прислал ко мне служивого Степана Плишкина, которого я в чинении метеорологических обсерваций и обучил.
Того же 1737 году ноября 17 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, чтоб для сочинения истории о Камчатке присланы были ко мне старожилы, как из русских, так и из иноземцов, и притом объявил, что по сказыванию здешних жителей из русских старее нет здесь служивиго Михаила Кобычева, а из иноземцов живущего на Аваче реке Тырылка, а на Островной Игуры, и чтоб оной Кобычев ко мне немедленно прислан был, а за иноземцами бы повелено было послать нарочного посыльщика, понеже по силе данного из канцелярии Охоцкого порта ее императорского Величества послушного указу велено мне давать для посылок в ясашные иноземцы за нужными ее императорского величества делами по два и по три человека служивых.
И по силе вышеозначенного требования ноября 18 от Большерецкой приказной избы прислан ко мне служивой Михайло Кобычев, а о иноземцах ответствовано, что по них ее императорского величества указ послан будет с нарочиым посыльщиком. И как несколько дней спустя справлялся я в Большерецкой приказной избе, послан ли по требованных иноземцов служивой или нет, то сказано мне, что скоро отправлен будет. И как чрез неделю от Большерецкой приказной избы по иноземцов еще не послано было, то я без дальной докуки отправил от себя одного из определенных мне для россылок служивого Петра Евлантьева, дав ему письменную инструкцию, в которой написал, чтоб он привез в Большерецк с Островной и с Авачи рек ясашных иноземцов Тырылку и Игуру в немедленном времени, а будучи б в пути, ясашным иноземцам обид, налог и раззорения никакого не делал, под опасением по силе ее императорского величества жестокого наказания, также бы долгов с них иноземцов не брал и не сторговывал, потому что ясак с них иноземцов на 1738 год не збиран, и чтоб во всяком острожке, чрез которые поедет, объявлял ясашным иноземцам, ежели у них имеются зайцы, черные лисицы и соболи белые, то б оные привозили ко мне для продажи повольною ценою, а ежели ныне не имеются, а впредь им в промыслу попадут, таких бы зайцов, лисиц и соболей, не вынимая из них внутреннего, привозили ко мне для отсылки в ее императорского величества Кунсткамеру.
Декабря 7 дня послал я требование к курильскому зборщику Андрею Фурману, в котором написал, что по силе данной от вашего благородия инструкции велено мне писать слова иноземческих языков и спрашивать о вере им иноземческой и о прочих поведениях, также велено покупать всяких родов платье иноземческое муское и женское и всякие японские вещи и книги, ежели где найдутся, и чтоб он, Фурман, будучи на Курильских островах: 1) купил у курильских иноземцов лутчее их платье муское и женское, а на покупку б оного платья принял от меня сколько потребно китайского табаку шару, 2) чтоб у них же иноземцов купил японских денег сколько возможно найтить будет, понеже слышно, что у них много находится японских денег золотых, серебряных и медных, а за оные б деньги платил табаком же, а ежели иноземцы табаком брать не будут, то б покупать ему на посланную с ним из канцелярии Охоцкого порта подарочную казну, а что из одной казны на покупку каких вещей выйдет, то б писал на щот Камчатской экспедиции, 3) чтоб на Лопатке или на островах приказал курильским мужикам промыслить бобра, кота и сивуча по мужичку и по женочке и для описания и отсылки в ее императорского величества Кунсткамеру, выслать ко мне, не вынимая внутреннего, а за оных зверей так же бы платил табаком или подарочною казною, 4) чтоб приказал промыслить курильским мужикам рыб морских, из которых одна касаткою называется, а о другой сказывают, что яйца несет, 5) чтоб выслал ко мне с Курильских островов двух человек курильских мужиков для разговору, из которых бы один бывал и на других дальних островах, а другой бы знал камчатской язык: понеже курильского языку никто здесь не знает, и ежели оба незнающие камчатского языку вышлются, то здесь толмачить будет некому.
Декабря 23 дня возвратился сюда посланной на Авачю и на Островную реки для привезения иноземцов служивой Евлантьев, которой репортом объявил, что де он ясашного иноземца Тырылка привез с собою в Большерецк, а на Островной де реке иноземец Игура скорбен и привезть де его с собою никоими мерами невозможно, а в проезде де по острожкам иноземческим у всех ясашных иноземцов зайцов, черных лисиц и соболей белых спрашивал, и они де сказали, что у них в промыслу таких зверей преж сего не бывало. А иноземцам де ясашным он, Евлантьев, никаких обид и налог не чинил и долгов де своих ни с кого не бирал.
Чрез служивого Михаила Кобычева с другими старожилами, которых на то призывал, собрал я известия, кто с самого начала бывал на Камчатке, и кем она и в котором месте сперва завоевана и отчего она Камчаткою называется, о том уведомился чрез иноземцов, по его же сказыванию, о всех прикащиках, которой после которого на Камчатке был, и откуда прислан, и благополучно ли он выехал или на дороге убит и от кого, о бунтах служивых людей, о изменах иноземческих и о походах, историю написал по 1724 год. А чрез Тырылка иноземца сочинил описание о их иноземческой вере, о праздниках, о свадьбах и о прочем, которое описание при сем репорте к вашему благородию посылается.
Между тем, послал я в Большарецкую приказную избу требование, в котором написал, что я в скорых числах намерен ехать к имеющимся по Большой реке теплым водам, а оттуда к горелой сопке, которая на Аваче реке, а по возвращении с Авачи к теплым же водам, находящимся в Курилах близ озера. А в данном мне из канцелярии Охоцкого порта ее императорского величества послушном указе написано, чтоб зимним сухим путем вместо санной лошадиной одной подводы давать мне столько санок с собаками, на скольких можно везти клади дватцать пуд, щитая в том числе и меня, да под казенные при мне вещи и под пищика по одним санкам, а служивым двум человекам одни санки, и на те подводы давать поверстные по плакату деньги из збору камчатских питейных денег на щот Камчатской экспедиции с роспискою, а без поверстных денег подвод отнюдь не давать, а по объявлению здешних жителей на санки свыше пяти пуд не кладется, разве в нужном случае, и чтоб Большерецкая приказная изба к моему поезду под меня четверы санки, под пищика и под инструменты двои да под служивых одни санки, и на них бы, по силе ее императорского величества указу, прогонные по плакату деньги выдала, а ко мне бы письменное (известие прислала), как оные пропойные деньги платить надлежит, со всяких ли санков в нынешнее зимнее время платить по деньге на версту, или с четырех санков вместо одной подводы определенных, и буде четверы санки щитать вместо одной лошадиной подводы, то как прогонные деньги с троих санков, которые под пищика, под инструменты и под служивых платить надлежит, понеже трои самки меньше одной санной лошадиной подводы, ибо на троих санках больше 15 пуд везти невозможно, а на санную лошадиную подводу в зимнее время обыкновенно кладется дватцать пуд.
Декабря 31 дня отослал я в Большерецкую приказную избу служивого Кобычева, также отпустил на Авачу иноземца Тырылку, и требовал от Большерецкой приказной избы, чтоб бывалые в походах на авачинских изменников 1724, 725 и 726 годех присланы были, понеже служивой Кобычев о тех походах ничего не знает, и за слепотою от тех годов никуда в походы посылан не был.
1738 году генваря 3 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, чтоб ко мне прислана была ведомость, сколько имеется иноземческих острожков, под ведением Большерецкого острога, на каких они реках построены, сколько в каждом острожке ясашных иноземцов, и сколько из них собольников и лисичников, и сколько человек бобрами или кошлоками ясак платят, и как каждого острожка тойоны называются, понеже самому о сем никак уведомиться нельзя, а ежели б самому оное от иноземцов выспрашивать, то б надлежало со всех острожков тойонов в Большерецк збирать, потому что всякой тойон только о своем острожке и то с нуждою сказать может, для того что щитать не очень умеют.
Генваря 5 дня получил я из Большерецкой приказной избы письменное известие, в котором написано, что де к моему поезду подводы от закащика отправлены будут, а прогонные де деньги отданы будут от Большерецкой приказной избы иноземцам по справке, а ныне де в Большерецкой приказной избе известия не имеется, сколько где верст.
Генваря 17 дня в 5 часах по п[олудни] поехал я из Большерецкого острога к горячим ключам с пищиком, с толмачем да с двумя служивыми на пятерых санках, а имянно под себя взял трои санки, под пищика и под служивых одни санки, а чинение метеорологических обсерваций поручил служивому Плишкину. И того дня ночевал в Сикушкином острожке, которой имеется верстах в 5 от Большерецкого острога.
Генваря 18 дня в проезде от Сикушкина до Каликина острожка, расстоящего от оного острожка 39 верст, такое мне учинилось нещастие, что взятый со мною термометр No 17, которой был оберчен в хлопчатую бумагу и положен у меня в нарте, от зело тряской и неспокойной дороги розбился. И как приехавши в Каликин острожек я оное усмотрел, то послал я служивого в Большерецкой острог возвратно к оставленному для чинения метеорологических обсерваций служивому Степану Плишкину с письмом, в котором приказывал ему Плишкину, чтоб остальной термометр ко мне прислал, обвертя в хлопчатую бумагу и положа в целую суму хлопчатой бумаги.
Генваря 19 дня возвратился ко мне посланной для привезения термометра служивой и привез оной термометр в целости.
Из Каликина острожка поехал я 20 дня генваря вверх по впадающей в Большую реку немного повыше острожка Баане реке, в которую текут горячие ключи, и следующего 21 дня генваря к означенным ключам приехал.
Будучи у горячих ключей сочинил я описание оным ключам на латынском языке и зделал план, а теплоту оных освидетельствовал термометром, которое описание и план при сем репорте прилагаются.
От горячих ключей того же дня под вечер возвратился, а ночевать у оных никоими мерами невозможно было, потому, что лесу близ их, кроме мелкого тальнику, не имеется, а сверх того мороз на ветре был, что с великою нуждою день промедлить могли и каюры все, не выключая ни одного, ознобилися, также и некоторые из служивых.
Генваря 22 дня ехали мы через хребты и выехали на Большую реку верстах в 7 ниже озера, из которого Большая река вышла. И ехали вниз по ней до Мыхшу острожка, в которой того же 22 дня приехали около полуночи.
Генваря 23 дня из помянутого острожка ездил я к горячей речке, которая имеется верстах в 5 выше оного острожка, а будучи у оной речки то же чинил, что и у вышеозначенных ключей.
Генваря 24 дня послал я суму с термометром чрез нарочного посыльщика в Большерецк, а сам поехал из острожка Мыхшу к горящей горе, имеющейся на реке Аваче против Паратуна острожка, в которой приехал я генваря 26 дня.
Генваря 27 дня посылал я служивого для проведывания пути к горящей горе, которой 29 дня поутру оттуда возвратился и объявил, что ради весьма глубоких снегов и частого кедровника на санках никоими мерами и на подножье горы взъехать невозможно.
Горящая гора очень крута, востроверхая. Из середины самой ее верхушки беспрестанно дым идет, оная гора вышиною всех около лежащих гор превосходит, кроме одной горы, подле нее находящейся, вышиною ей подобной, из которой сказывают, что в давные годы дым шол. Подножье горящей горы состоит до половины из гор, на которых лес ростет кедровник, а с половины оная гора голая. От подножья до вышины ее, по объявлению бывалых на ней за промыслом баранов русских людей, можно взойтить летним днем, а выше итти невозможно, потому что очень круто. Они же сказывали, что в той вышине, до которой они доходили, никакого особливого духу не чувствовали.
1737 году летом помянутая гора огонь выметывала, и в то время она очень сильно гремела. А по громе поднялась от нее черная туча, из которой пало на землю пеплу так много, что им около лежащие места на вершок или больше покрыло. Оная ж по отбытии моем с Авачи сего 1738 году в марте месяце, а в котором числе того бывшие там служивые, за неумением грамоте, не знают, очень жестоко гремела, а по громе вскоре и земля тряслась, только не весьма сильно, а из горы в то время ничего не выметывало. А понеже на сию гору взойтить было невозможно ради глубоких снегов, того ради я к другой горящей горе, на Жупановой реке находящейся, не поехал потому что нынешним временем, ради глубоких снегов, и на нее взъехать нельзя, но весною на обе вышеписанные горы 1739 году ехать отведаю, как возвратно из Верхнего острога в Большерецкой поеду.
Из острожка Паратуна поехал я генваря 30 дня, а в Большерецкой острог приехал февраля 2 дня. Будучи в означенном пути, сочинил я описание дороги, по которой из Большерецка до горячих ключей, и оттуда до горячей речки и до горящей горы ехал, в котором объявлено, когда поехал и когда на стан стал, и сколь рано со стану поднялся, которое описание при сем репорте прилагается. Также спрашивал у иноземцов о их вере и о прочем, и что в описании чрез бывшего у меня в Большерецке иноземца Тырылка сочиненном несправно было, то здесь исправлено, а инде пополнено.
В проезде через иноземческие острожки купил я у иноземцов 9 шелехов красной меди, которые найдены на розбитой недавно японской бусе, костяной топор, деревянное огниво, да каменную иглу, которою кровь пускают, а за оные вещи дал в подарок иноземцам китайского табаку полфунта. Да в остроге Большерецком подарил мне обретающейся здесь иркутской сын боярской Матвей Новограбленой книжку на четверге листа незнаемым языком писанную, которая состоит из листов 73. Оная книжка местами по краям объедена, а взята она на японской же бусе. Да мне ж подарил корпорал здешнего острога Федор Паранчин японской компас медной, у которого стрелочка наверху, закрыт стеклом, утвержденным медным оботом, на оботу написаны незнаемые слова, и зделан на нем гномон медной же, крышка у оного компаса медная же, а в ней утверждено зеркало, оной компас внешним видом зделан на подобие карманных часов. Да мне ж подарил тобольской посадской человек Василей Вешняков 11 шелехов японских медных да нож и топор каменные, которые употребляли здешние иноземцы прежде завоевания Камчатки, когда здесь железа не было.
Все вышеозначенные вещи при сем к вашему благородию посланы.
Февраля 25 дня послал я к оставленному на Аваче за его нуждами толмачю Михаилу Лепихину ордер, чтоб он привез с собою коряцкого тойона, понеже слова коряцкие еще не писаны были. А в то время, как я на Аваче был, коряк в их острожке не было, а уежжали они для платежа ясака на Березову реку, которого тойона он толмач и привез, и я чрез него слова их языка написал, также в сочиненной реэстр зверям птицам и рыбам их названия внес. И спрашивал у него, как они между иноземцами камчадалами поселились, на что он ответствовал, 41 о де их в здешней стороне прежде завоевания Камчатки жило немалое число, а как русские взяли Камчатку, то де прочие все с оленьми откочевали к Пенжинскому морю, а их де осталося только одна семья, и они де у себя имели оленей, но все де по завоевании Камчатки извелися, и так де они ныне в промыслу зверей упражняются, и рыбою и кореньем так, как и прочие здешние иноземцы питаются, оные коряки говорят только между собою коряцким языком, а больше употребляют здешней иноземческой язык.
Между тем посылал я многажды к курильскому зборщику Андрею Фурману, чтоб он на посланное к нему требование ответствовал, на что он мне письменного ответствия не прислал, но только словесно объявлял, что де он подарочной казны на покупку требованных от меня вещей тратить не смеет, и советовал мне, чтоб де я от себя на оные острова для исправления вышеозначенного дела отправил, которому де он вспоможение чинить будет.

[]

По получении вышеозначенного ответствия марта 10 дня отправил я с ним зборщиком определенного для чинения метеорологических обсерваций служивого Степана Плишкина с толмачем Михайлою Лепихиным, дав ему Плишкину инструкцию в следующем состоящую:
1) Чтоб он ехал с зборщиком Андреем Фурманом и дорогу бы до Лопатки описывал, какие переедут они реки или речки или мимо каких озер поедут, то б записывал он, как те реки и речки называются, откуда они вышли, сколь далеко от переезду до их устья и до вершины, и сколь велики те озера, мимо которых они поедут, и ежели на тех реках или речках есть жилье курильских мужиков, то б тако ж де записывал, и при том бы объявлял, по скольку в тех жильях ясачных иноземцов, и как их тойоны или лутчие мужики называются. А понеже я сам в ту сторону до горячих ключей ехатъ с ними вместе изготовился, то я от Большерецка до горячих ключей ему Плишкину не приказал дороги описывать, но только от горячих ключей до пристани, откуда в байдарах ездят до островов.
2) Чтоб он, живучи на Лопатке, до приезду на острова старался всеми мерами достать бобра и кота и сивуча по мужичку и по жоночке и выслал бы ко мне их, не вынимая из них ничего внутреннего, и ежели тогда случится выкинутым быть на берег махваю или касатке или иным каким незнаемым рыбам или ракам, то б он их собирал и выслал бы ко мне, не упуская времени.
3) Чтоб он достал колчедану и каменья, между которыми колчедан находится, о котором я слышал, что на Лопатке в утесах имеется.
4) Чтоб он в морском пути до первого Курильского острова примечал, сколь далеко близ здешней земли поедут, от какого урочища на остров поворотят, и в сколько например часов до оного острова догребут.
5) Чтоб, приехавши на остров, описал его по его величине и положению, то есть, сколь он долог и широк, в которую сторону протянулся, какие на оном острову места гористые или лесные или голые, какие на нем находятся реки и речки и озера, откуда они вышли, сколь широки и глубоки, и много ль расстояния от вершин до их устьев, много ли на нем живет ясачных иноземцов, и как тойон их называется, также чтоб проведал и о прочих островах, как они называются, сколь далеко один от другого расстоянием, на всех ли живут люди и много ли.
6) Чтоб, будучи на оном острову, всячески старался купить у тамошних иноземцов японских писем и денег и их иноземческое платье муское и женское для отсылки в Санктпетербург в ее императорского величества Кунсткамеру. А на покупку оных вещей, также и на подарки за зверей, птиц и рыб дано им десять фунтов китайского табаку шару, а кому оной шар и за что и сколько отдаст, то б ему записывать и по возвращении оные записки мне объявить при репорте.
7) Чтоб ему собирать на Лопатке и на острову всякие роды камней и земли и записывать, где в котором месте что найдет, также и травы, и осведомиться не употребляют ли каких трав тамошние иноземцы и от каких болезней и как те травы своим языком называют. А на сушенье трав дано ему серой бумаги две дести, а на записку рек и речек полдести пищей бумаги.
8) Как он все вышепксанное, сколько возможно будет, исправит, а в то время зборщик Фурман к возвращению в Большерецк не исправится, или на дальние острова поедет, то б ему Плишкину с толмачем Лепихиным на дальние острова не ехать, а просить бы у зборщика Фурмана, чтоб он отправил ко мне двух человек курильских мужиков, из которых бы один был бывалой на дальних островах, а другой бы знал здешней камчатской язык, также и байдару, и ехать ему возвратно в Большерецкой острог и поспешать, чтоб всеконечно июня к 15 числу в острог приехать.
Марта 19 дни часах в 3 по п[олудни] поехал я из Большерецкого острога в Курильскую землицу к имеющимся там двоим горячим ключам, оставя для чинения метеорологических обсерваций пищика Аргунова, а с собою взяв одного служивого, да толмача Лепихина, которого я для сей поездки удержал и от горячих ключей к служивому Шишкину отослать хотел. А санок с собаками брал под себя трои санки, да под служивых одни, всего четверы санки. И того дня ночевал в острожке, Коажчхажу называемом.
20 и 21 чисел ехали пустым местом подле моря, а 22 дня приехали в имеющейся на реке Голыгиной острожек, Кууюхчен называемой.
Марта 23 дня приехали на жилье курильского мужика Аручки, где мы за великою бурею полтора дни стоять принуждены были.
Марта 25 дня приехали на жилье курильского ж мужика Кожокчи и жили в нем за великою бурею три дни.
Марта 29 дня часах в 2 пополуночи поехали мы к горячим ключам и того же дня часах в 7 поутру ко оным ключам приехали и пробыли у них до полудни.
От помянутых ключей поехали к другим ключам, которые имеются на Озерной реке и, приехав к ним, пробыли до захождения солнца.
Будучи у помянутых ключей, сочинил я описание и зделал им планы, которое описание и планы при сем репорте прилагаются.
В Кожокчино жилье приехал воззратно от ключей того же марта 29 дня около полуночи.
Из Кожокчина жилья поехали мы возвратно в Большерецк марта
30 дня часах в 4 поутру и того дня на вершинах Аадачя речки ночевали.
Марта 31 дня приехали в острожек Талмжу около полудни и, понеже снег днем от жару весьма рухол и собакам от такой езды трудно, то мы в нем ночевали, а апреля 1 дня часах в 4 по п[олудни] в Большерецкой острог приехали. От Большерецкого острога до горячих ключей и оттуда возвратно, где не тою дорогою, которою вперед ехали, сочинил описание пути, которое при сем репорте прилагается.
Апреля 4 дня уведомился я, что на праздник пасхи сьехалися из дальних острожков в Большерецк новокрещеные иноземцы, то требовал я от прикащика Большерецкого острога, чтоб он всех иноземцов разных языков, сколько их в Большерецк приехало, прислал ко мне.
На что он прикащик Шергин ответствовал, что де он в приежжих иноземцах власти не имеет, понеже де они не его присуду, к тому ж оные иноземцы и недолго в остроге пробыли, а всегда пьянствовали. И так сей случай опущен.
На поданное в Большерецкую приказную избу требование 1737 году декабря 31 дня, по многократном словесном требовании о присылке ответствия, апреля 6 дня вторичное послал во оную приказную избу требозание, чтоб бывалые на авачинских изменников в походах в 1724 и 1725 годех к 10 или 11 числу сего месяца ко мне присланы были, также чтоб из бывших на озере в осаде у курильских мужиков два или три человека, у которых надлежит о обстоятельствах той осады и освобождения выспросить, а понеже слышал я, что между прочими был там и церковной староста Федор Слободчиков, которой в той осаде от них курильских изменников и ранен, и чтоб Большерецкая приказная изба вышеозначенных бывалых в походах людей и старосту Слободчикова с бывшими в осаде служивыми к вышеозначенному 10 или 11 числу без отлагательства и отговорок ко мне прислала, ибо хотя оной Слбодчиков назначен от Большерецкой приказной избы для меры верст в Курильскую землицу, то однакож сия вещь нужнейшая есть, и вместо его, ежели он к поездке от меня не отправится, может послан быть иной человек жалованной, а оной Слободчиков жалованья не получает, и по силе ее императорского величества указов велено таким питаться своим промыслом, а на службы их без нужды наряжать не велено, ибо будучи в такой службе могут и без корму быть, а хотя б таким равно с жалованными служить велено было, то однакож для вышеозначенного дела его Слободчикова с товарищи надлежит ко мне прислать, понеже мне о всем надлежит при первом случае репортовать вашему благородию. А за неприсылкою вышетребованных людей история о Камчатской землице к отосланию при репорте может не готова быть.
На сие требование и по сие время еще ответствия не получил и людей требованных от меня ко мне не прислано, и за тем историю о завоевании Камчатки, о бывших в разные времена изменах и походах и о бунтах служивых людей, которая написана только по 1724 год, окончить невозможно было.
Апреля 10 дня чрез прибывшего сюда из Нижнего острога команды господина подполковника Мерлина прапорщика господина Черепанова уведомился я, что имеющаяся верстах в 80 от Нижнего Камчатского острога огнем дышущая гора сентября 25 дня 1737 году сверху идо подножья огнем обнималась, а потом, немного спустя, поднялась из нее густая туча и пошла в море. А октября 3 дня часах в 7 пополудни началось в Нижнем остроге трясение земли, которое было волнистое и три вала прошли невдолге один после другого так сильно, что едва хоромы не попадали, а печи в избах и балаганы падали и колокола звонили. Оное трясение с перемежкою продолжалося до весны сего 1738 года, только легко. Также и на Аваче и в Курилах трясение земли, о котором в 5 моем репорте вашему благородию нижайше объявлял, до весны же сего 1738 году с перемежкою продолжалося, ибо в то время пришедшие из Курил люди хотя и сказывали, что трясение перестало, однакож то неправда явилась. А в Большерецком остроге трясения я не примечал, также и в бытность мою на Аваче его не было.
После трясения, о котором в прежнем репорте объявлено, нигде никаких болезней не было, кроме Начикина острожка, которой вверху Большой реки имеется близ озера, из которого оная река вышла, в котором прежде собаки хворали, а потом все живущие в оном острожке люди, не выключая и малых робят, а болезнь была больше головная.
Получа известие, что на Аваче ясачные иноземцы промышляют зверей и птиц, а ко мне ничего не присылали, хотя к ним против моего требования, ноября 4 дня прошедшего 1737 году в Большерецкую приказную избу посланного, в котором, между прочим, о ловле зверей, птиц и рыб и о принесении ко мне предложено, ее императорского величества указ из помянутой приказной избы о том и послан, то я апреля 15 дня послал от себя служивого к живущим на Аваче иноземцам, дав ему инструкцию, в следующем состоящую:
1. Чтоб, приехав на Авачу, понуждал тамошних тойонов, дабы они каждой из своего острожка по одному или по два человека высылали для промыслу зверей, рыб, птиц к морю, а имянно, из зверей бобра, кота, сивуча и нерпы разных родов, из рыб касатки, капхажи и махваю, а из птиц савки, игылмы, ару, урилов и стариков.
2. Какие к нему принесены будут от иноземцов звери, птицы или рыбы, то б высылать ему оные ко мне с нарочными посыльщики переменяя их от острожка до острожка, не вынимая из зверей и птиц ничего внутреннего, ежели погода студеная стоять будет, а буде тепло будет, то б дабы в превезении чрез сколько верст с зверей шерсть не опрела, а рыбы и птицы не изгнили, снимать ему с зверей и птиц и рыб кожи и набивать мятою травою, как ему здесь в остроге показывали, и стараться, чтоб в превезении не измяты и не помочены были.

[]

3. Чтоб каждого рода зверей присылал по два, дабы из одного скелет сделать, а другого бы кожу набить.
4. Буде в зверях и птицах между мужичками и жоночками есть какая разница, то б ему набивать каждого зверя и птицы по мужичку и по жоночке.
5. Чтоб заказал иноземцам о диких каменных баранах, дабы они, понеже весною их не промышляют, осенью привезли ко мне в Большерецк каменного барана, не вынимая из него внутреннего.
6. Чтоб за зверей и птиц и рыб обещал он иноземцам выдачу китайского табаку, шару, почему они иноземцы за какого зверя, рыбу и птицу похотят, которой им от меня послан или присланным от них ко мне в Большерецк поверенному иноземцу без задержания выдан будет.
7. Чтоб ему для вышеписанного дела жить на Аваче маия до 15 числа, а больше б отнюдь не медлить, а будучи там, обид и налог иноземцам никаких не чинить, под опасением, по силе ее императорского, величества указов, жестокого наказания.
Апреля 26 дня требовал я от Большерецкой приказной избы: 1. чтоб на огород, которой будет в длину 20, а в ширину 15 сажен, сколько потребно колья, также и прутья талового, изготовлено было маия к 1 числу, 2. чтоб всякого роду рыбы, когда которую промышлять будут, по две живых ко мне принесены были, 3. чтоб мореход Нагибин, которой приехал из Анадырского острога и партии служивые, которые посажены были в новопостроенном Олюторском острожке, на время ко мне присланы были.
И по силе вышеозначенного требования колья навожено и огород огорожен маия 15 дня. Из рыб три рода принесено, а имянно: вахня, рамжа, камбала, красная рыба. Также и мореход Нагибин и служивой, бывшей при строении Олюторского острога, присланы. У морехода спрашивал я о впадающих в Восточное море и в Пенжинскую губу реках и речках, но он о дороге, по которой из Анадырского сюда ехал, сказать мог, а по морю еще здесь и не хаживал. А служивой сказал, что де он в Олюторском в то время был, когда де его строить начинали и, не дождался де достройки, оттуда за голодом бежал, и так де он ничего про то не знает, какое в остроге строение было, и для чего он от русских служивых оставлен пуст, и как от олюторов сожжен.
Маия 11 прислано ко мне при репорте от посланного на Авачю служивого два молодые бобра, мужичок да жоночка, да три утки: кара, савка и урил, да рыба сука, о которых он в письме объявлял, что де бобровую жоночку взял он у тойона Островной реки Опачи, мужичка Налачевой реки у тойона Мгата, утки у живущего в Авачинской губе тойона Ауши, а рыбу де послал ко мне прикащик Шергин и просил, чтоб я за оные бобры прислал мужикам табаку.
Маия 12 дня, против вышеписанного репорта, послан ордер к служивому Евлантьеву, в котором написано, что получено от меня все сполна, что при его репорте послано, только утки измараны и измяты так, что и того рассмотреть невозможно, какого цвету были, и того ради приказывал, чтобы ему привезть тех же родов еще по одной утке, и быть бы в остроге всеконечно маия к 20 числу, при котором ордере послано к нему фунт табаку, и приказано, чтоб он сам оной табак иноземцам, у которых бобры брал, роздал без утайки, или б с кем отослал к ним.
Маия 29 дня возвратился сюда посланной на Авачю служивой Евлантьев и объявил репортом: приехал де он на Авачю апреля 20 дня и сказал де лутчим тойонам, новокрещеным Алексею Бузлакову да Петру Второму, чтоб они из своих острожков посылали для промыслу показанных в его инструкции зверей и птиц и рыб, по силе посланных к ним иноземцам из Большерецка ее императорского величества указов. А понеже де на Аваче в то время промыслу бобрового не было, а он де известился, что в Калахтырях и на Островной реках промышляют бобров байдарами, то де он для оных бобров принужден был ехать на вышеписанные реки и, приехав на Островную реку, понуждал их к промыслу бобровому, и как де в бытность его на Островной у тойона оной реки Опачи упромышляли при нем одну жоночку, то де он у него тойона ту жоночку взял, обещая ему присылку от меня табаку китайского.
Едучи же с Островной реки, взял он у калахтырского тойона Опауля мужичка, да в Авачинской де губе у тойона Ауши взял три утки, а имянно, урила, кару, ааныч, да рыбу де кошпелю послал зборщик Андрей Шерпин, и вышеписанные де кошлоки, утки и рыбу послал он с новокрещеным Иваном Вешняковым с Авачи маия в первых числах, а кота де и сивуча и нерпы не добывали, а о касатке де рыбе сказывают, что их никогда и промыслу у них не бывает, также и из моря не выкидывает, а белуги де они и не знают, а махвай и капхажи ныне в промыслу не имеется, токмо де живет, когда бывает густая рыба, а птиц савки и чигылмы, ару, урила и стариков ныне де упромыслить нельзя, а промышляют де их на гнездах, а когда де упромыслятся, то де прислать они готовы. Также по промыслу каменного барана приказал он коряцкому тойону Велле и о ловле де вышепнсаниых зверей и птиц и рыб всем тамошним тойонам лутчим Тарие с товарыщи приказывал накрепко.
Сего же де маня дня получил он от меня ордер, в котором написано, что де посланные от него ко мне кошлоки, рыбы и птицы, получены, токмо де утки подмочены и весьма измарались, и чтоб де ему таких же птиц еще доставить и в охранении привесть. И против де означенного ордера оных птиц достать не мог, и в промыслу де у иноземцов не имеется, а посланной де от меня табак за кошлоки один фунт, за печатью в целости принял и отдал де полфунта калахтырскому тойону Опаулю, а другую де половину отослал на Островную реку тойону Опаче с иноземцем Налачева острогу с Кыймой, а в проезде де он ясашным иноземцам никаких обид и раззорений не чинил.
Июня 12 дня получил я из Большерецкой приказной избы ведение, в котором написано: сего де 1738 году нюня… дня в присланном ордере в Большерецкую приказную избу с Авачи от зборщика Андрея Шергина написано: против требования де моего послано чрез посланного от него Шергина целовальника Василья Травинина одна бабья еврашечья куклянка, кубехочь, повязка да хоньбы старые женские, а взяты де от тойонов Петра, Карымчи да Алексея, Тареи, а цена де поставлена куклянке четыре рубли, а хоньбам рубль, да от них же тойонов взяты три утки, одна ипатка да две мачагатки, и требовано, чтоб я оные хоньбы, и куклинку и птиц принял и по цене плату дал.
Того же дня на вышеписанное Большерецкой приказной избе ответствовано, и во известие объявлено, что прошедшего еще 1737 году ноября 4 дня требовано от Большерецкой приказной избы, чтоб приказано было ясачным иноземцам принесть ко мне для продажи самое лутчее платье муское и женское и ребячье, ежели в нем, кроме величины, есть какая отмена, и по силе оного требования ныне ко мне прислана только одна бабья куклянка да хоньбы старые, на которое и смотреть мерзко, не токмо послать в ее императорского величества Кунсткамеру, а муское платье, также и торбасов женских и муских и штанов не прислано, и требовано, чтобы для покупки иноземческого платья послан был на Авачу, на Налачеву и в Калахтыри служивой или казачей сын, которой бы во всех иноземческих острожках выбирал самое лутчее платье, а буде готового не найдет, то б нарочно шить велел, разделя оной труд по острожкам, а имянно: инде бы приказал шить куклянку, инде хоньбы и прочая, чтоб иноземцам не тягостно было, можно оного служивого для покупки платья послать и на ближайшие реки, а имянно на Утку и Немтик, но понеже с оных рек иноземцы почти все посланы по лес на маяки, того ради посылка на оные реки вотще будет, и чтоб Большерецкая изба по вышеозначенному требованию отправление учинила, а ежели чего отправлено не будет, то за непорядочное отправление от меня, куда надлежит, протестовано будет, а кто для покупки платья послан будет, о том бы меня уведомила письменно.
И по силе вышеозначенного требования отправлен от Большерецкой приказной избы от закащика Тимофея Гусельникова служивой Федор Верещагин, которому дан ее императорского величества указ, чтоб ему ехать на Авачю, на Налачеву и в Калахтыри для покупки иноземческого платья, о чем ко мне из помянутой приказной избы июня 13 дня прислано известие.
Того ж июня 13 дня Верхнего Камчатского острога зборщик Логин Попов, которой недавно сюда приехал, прислал ко мне письменное известие, в котором написано: прошедшего 737 году ноября 10 дня требовал де я, чтоб в Верхнем Камчатском остроге по прибытии его на строение троих хором, состоящих из двух светлиц и одной черной избы, заготовлено было лесу со удовольствием, и сего де 1738 году по силе оного моего требования маия с 1 числа в Верхнем остроге партии служивым людям и жителям наряд был, но токмо де просили они поданными своими доношениями, чтоб их сей весны уволить до предбудущего 739 году маия до 1 дня затем, что де у них кормовых припасов ничего не имеется, едва де кормом при остроге пробиваются, того де ради он опасен их послать в лес за бескормицею, дабы де они не померли томною голодною смертью напрасно и на нем бы де того не спросилось, о чем де он будет репортовать и в канцелярию Охоцкого порта.
Сие ответствие еще хуже ответствия большерецкого зборщика, ибо он уже правду объявил, что он не хочет строить и будто без указу не смеет, а сие содержит в себе немалое лукавство, объявляет, что служивые упросились до предбудущего году маия до 1 числа, будто прежде того времени кормом не исправятся, а кормом обыкновенно исправляются августа к 1 числам или к половине и так будто с сентября не можно лесу выронить и сплавить, но он для того так ответствует, что в 1739 году не он уже там зборщиком будет, и что оное падет на другова шею, а служивые и у того могут на год сроку упросить, да тому и конца не будет, ежели к ним о строении хором указу прислано не будет.
Июня 14 дня требовал я от Большерецкой приказной избы плотника для делания ящиков, в которых бы зверей, птиц и рыб и прочее послать к вашему благородию, которой ко мне того же дня при ведении и прислан.
Июня 15 дня отправился я к морю, взяв с собою плотника, и поставил столб близ устья Большой реки, размеряв его на парижские футы и дюймы, при котором зделал и доску на столбах для проведения полуденной линии, и жил у моря июля до 17 дня. А живучи полуденной линеи провести не удалося, понеже погода все пасмурная да туманная была, а когда и солнце проглядывало, и то либо поутру, либо под вечер. И так я без всякого успеху назад в острог возвратиться принужден был, только то, будучи там, приметил, что вода не так, как в Охоцке прибывает. В Охоцке дважды в сутки прибывает и убывает, и во время убыли вся без остатку прибылая вода збегает, а здесь также дважды в сутки прибывает, но первая, которую большею водою) называют, вся убывает, а другая (манихою называют) только до половины, а не до суха збегает, потом прибывать начинает.
Ежели бы здесь так, как в Охоцке, вода прибывала и убывала, то бы можно и в пасмурные дни например примечать, в котором часу прибывать начинает, хотя бы и погрешность небольшая в часах была, а то бы праведно было, сколь долго прибывала и убывала, понеже уже известно, что она через 6 часов прибывает и через 6 убывает, а здесь еще надлежит знать, поскольку часов большая вода прибывает и убывает и по скольку маниха. По моему мнению или большей воде надлежит прибывать больше 6 часов, а манихе убывать больше 6 часов, или, через несколько часов прибывши и убывши, стоять в одной мере, потому что в 24 часа два раза прибыль и убыль воды оканчивается. А ежели бы и примечать, на пример, прибыль и убыль здесь, то бы оные примечания негодны будут, 1) чтобы прямого времени прибыли и убыли в них не показано было, 2) что и то неизвестно было бы, сколь долго прибывает вода и убывает. Верно без карманных часов сего зделать невозможно, а солнечные негодны. Хотя бы дней 5 сряду в месяце солнечных было, то бы можно оное по солнечным часам приметить, да сего лета у моря того при мне не случилось.
Июля 5 дня, по компасу поставя солнечные часы, приметил я, что большая вода прибывать начала в 2 часах по п[олудни], а до которого часа прибывала, того знать невозможно было, хотя солнце и видно было, но в тумане и без лучей. А мне показалося, что прибывало больше 6 часов, а прибыло ее на 7 1/4 фута.
Живучи там, только несколько рыб описал и набил, также собирал растущие там травы и те, которые, будучи при вашем благородии не видал, описывал, а июля 17 дня в острог возвратно поехал и следующего 18 дня во оной приехал.
Хотя по силе в данной мне от вашего благородия инструкции и надлежало послать к устью Большой реки служилого, которой бы примечал прилив и отлив морской воды, но понеже и мой труд там без успеху был, а ему бы то ж воспоследствовало, того ради его и не послал. Однакож по объявлению жителей годы, нынешнему ненастьем подобные, редко бывают, и то можно будущей весны отведать.
К житью для чинения сих обсерваций годны июнь и июль месяцы: 1) что самая средина лета, и в них перед другими больше ясных дней бывает, 2) что тогда у моря много жителей живет на рыбных промыслах, и того ради кормом служивому пробиваться можно, а в другие месяцы там никаких людей не бывает, и ежели оставить там на месяц или больше служивого, то надлежит при нем быть двум иноземцам с батом и с сетью, которые бы его кормили, а из острогу на столько времени запасу ему хозяин не даст, потому что берут с них в год по 29 рублев, а куда поедут, тогда свой корм едят, а купить негде, понеже здесь корму продавать обычая нет, а хотя бы и было продажное, то еще и купить нечем, понеже он жалованья с 1732 году не бирал.
Июля 19 дня получил я из Большерецкой приказной избы веление, в котором написано: сего де 1738 году июня 12 дня, по присланному от меня требованию, послан был от Большерецкой приказной избы служивой Федор Верещагин на Авачю и на Налачеву и в Калахтыри для покупки иноземческого самого лутчего платья муского и женского и робячья, и по указу де ее императорского величества оной Верещагин ездил до Авачи и до прочих острожков, и, прибыв до сего ж 1738 году июля 7 дня в Большерецкую приказную избу, объявил при доезде реэстром, что куплено в вышеписанных острогах у тойонов, а имянно де, на Налачевой у тойона Мгата малахай собачей муской, цена 10 коп., штаны котовые муские, цена 50 коп., торбасы муские, цена 10 коп., у коряки Велли тойона хоньбы бараньи, цена 1 рубль, торбасы бараньи, цена 20 коп., у Ниаки с Аушей тойонов куклянка собачья муская, цена 2 рубли, хоньбы котовые цена 60 коп., торбасы женские, цена 20 коп., пояс в том же числе с торбасами, у Тарей и у Петра тойонов штаны котовые муские, цена 50 коп., торбасы муские с поясом, цена 20 коп., малахай муской да пояс, цена 50 коп., хоиьбы котовые робячьи, цена 50 коп., волосы бабьи без цены. И требовано, чтоб я оное платье принял и по цене плату отдал.
А понеже между оным платьем было излишнее, а иное негодное, то я излишнее и негодное июля 25 дня отослал при ведении в Большерецкую приказную избу и требовал, чтоб оное иноземцам возвратно отослано было, а за, годное бы принято было от меня по здешней цене китайским табаком шаром, а что чего отослано возвратно и что оставлено и по какой цене при сем реэстр объявляется.

РЕЭСТР ОТОСЛАННОМУ ПЛАТЬЮ

хоньбы котовые
торбасы робячьи
двои торбасы большие
штаны котовые
две куклянки собачьи робячья да муская, вместо муской
ношеной требовано иной годной неношеной куклянки

РЕЭСТР ПРИНЯТОМУ ПЛАТЬЮ

хоньбы бараньи — 1 р.
хоньбы котовые — 60 коп,
штаны муские котовые — 50 коп.
два малахая — 60 коп.
двои торбасы да 3 пояса — 40 коп.
волосы бабьи накладные без цены —
Всего по цене на 3 р. 1 коп.
и за оные три рубли десять копеек отдано будет казенным табаком шаром 1 фунт.
Того ж июля требовано от Большерецкой приказной избы, чтоб определено было четыре человека плотников для делания казенного анбара, понеже лес уже вывожен, также б повелено было изготовить с 80 или больше кирпичей для делания места под некоторой инструмент.
Июля 19 дня приехал сюда посланной от меня для покупки курильского платья и прочего служивой Степан Плишкин и объявил мне репортом.
По силе де данной ему Плишкину инструкции отправился он из Большерецка марта 19 дня в Курильскую землицу и на озеро де приехал марта 23 дня и сказал де он лутчим мужикам тойону Тахпичю с товарыщи, чтоб де он из своего острожка посылал для промыслу показанных ему Плишкину в инструкции зверей, птиц и рыб, и оной де Тахпичь сказал, что де зверей и птиц и рыб промышлять еще время не пришло. И жил де он Плишкин на озере маия до 6 дня и описывал де он реки и речки, впадающие в Курильское озеро.
С озера де отправился он апреля 29 дня и того же дня приехал он на Лопатку и жил на Лопатке маия по 6 число.
Маия 6 числа около полудни погребли де они в байдарах на первой остров и за противным де ветром ввечеру уже на оной остров пригребли.
Между первым де островом и Курильскою лопаткою есть двои сулои, первые верстах в 2 от Курильской лопатки, которые залегли от большого моря почти до Алайды острова, а другие де от первого острова версте в полуторе, которые залегли от большего ж моря и кончаются, миновав первой остров. Оные де сулои подымаются, как вода прибывать или убывать станет, и так ходят как горы, а все с белью, и тогда де никоими мерами байдарами грести чрез них невозможно, а улягаются де они, когда вода в море станет, прибываючи или убываючи, и хотя де зыбь в том месте и очень велика и байдары де на вал подымаючись почти стоймя становятся, однакож де они без бели, и байдары де их под себя подбирают, и тогда де байдарной путь без опасения.
В их де перегребе такое нещастие было, что де лутчей курильской мужик Ломча прямо в сулой вшел, которые де тогда еще не все уходились, и оную де другим сулойным валом затопило, а их де байдары, понеже строй лежал в Пенжинское море, к тому ж де и ветер был противной, снесло ниже острова, и они де с нуждою до него добиться могли.
На первом де острову жил от июня до 3 дня и хотел де ехати возвратно в Большерецк, чтоб де поспеть на показанное в данной ему инструкции число, но господин де зборщик Фурман байдары ему не дал, потому де что мужики еще ясаку не промыслили, и как де оной господин зборщик того же июня 3 дня отправляться стал на другой остров:, то де и он с ним ехать намерился, хотя де ему и не велено ездить на другой остров, но понеже де прежде возвращения зборщикова со второго острова ехать на Лопатку ему невозможно было, то де он с ним на другой остров поехал.
Будучи де на другом острову, купил он у мужиков курильских морских зверей, кота да нерпу, а дал же за них по 3/4 фунта табаку и кота он при репорте объявил, а о нерпе сказал, что де с ней вся кожа слезла. Также де промыслил он две морские рыбки, а из птиц: урила, старика, а третью де которой русского названия не знает.
Из японских де вещей купил он подкос да чашу, саблю да сергу, а из платья шубу птичью, шапку, а дал де он им иноземцам за помянутые вещи табаком, а имянно де, за поднос да за сергу фунт с четвертью, за чашку да за саблю шесть фунтов, за шубу птичью полфунта, а что де у кого имянно куплено, тому де явствуют приложенные за иноземческими знаменами подписи, с которых копия посылается и к вашему благородию.
А хотя де он Плишкин за вышеписанные вещи платил и не дешевою ценою, однакож де он на сие объявляет, что де у них вышеозначенные вещи между собою еще дороже ходят, а имянно де, чашка с подносом по два бобра, серга по бобру, шуба по кошлоку и шапка, которую без платы дали, по бобру ж, а сабля де по пяти бобров, и чтоб де оным иноземцам тягости не зделать и не озлобить их, то де он инде верстал по фунту за бобра, а инде и по половине.
Он же, Плишкин, привез с собой иноземцов первого и другого острова, из которых один знал камчатской язык, а другой бывал на третьем острову.
По колчадан де послан от него Плишкина толмач Михайло Лепихин и дано де ему казенного табаку один фунт для подарков иноземцам, которые де его в то место повели.
В морском де пути примечал он сколь далеко до перва острова от Лопатки и приехавши де на первой остров описывал реки и речки и озера, мимо которых они в байдарах гребли, также де сколько ясачных иноземцов на оном острову имеется записывал он и оную записку приложил он при своем репорте, с которой до вашего благородия посылается копия.
Будучи де на оных островах, не мог купить японских денег и писем, они де сказали, что у них японских писем и денег не имеется.
По возвращении с островов, нашел де он, Плишкин, на Озерной реке, саженях в 200 от ее устья, вниз пловучи, на левом берегу серу горючую, которая де из горы осыпается, из оной серы с тем каменем, между которым она находится, малое число ко мне привез и притом объявил, что де по объявлению иноземцов иногда и большие куски из горы выкатываются, то ему де того видеть не удалось.
О болезнях де и лекарствах спрашивал он у курильских иноземцов. но они де ничего о том не знают.
Чрез привезенных им, Плишкиным, иноземцов написал я их языка слова и спрашивал о их вере и обычаях, также спрашивал об островах дальних курильских, сколь они велики, какие на них места гористые или ровные, жилые или пустые и прочая. И сочинил резстр зверям, птицам и рыбам около островов находящимся, которое при сем репорте прилагается.
Выспрося у оных иноземцов все, что надлежало, июля 31 дня отпустил оных на свое жилище.
Июля 27 дня отослал я при ведении кожу с бобровой матки, которая маия 11 дня прислана была с Авачи для делания из костей ее скелета, но понеже у обоих зверей, как у мужичка так и у матки, черепы головные проломаны были, и того ради они к деланию скелета не годились.
Июля 31 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, 1) чтоб мне полпуда смолы для деланья вару, которым заварены посланные к вашему благородию ящики, отпущено было с роспискою, также бы и человек, вар из смолы делать умеющей, прислан был, 2) чтоб на ширенье показанных ящиков, сколько потребно, нерпичьих котовых или иных каких кож из казны выдать повелено было, 3) чтоб повелено было собрать с иноземцов полпуда сладкой травы да фунтов с 5 сахару травяного, а за збором бы оной травы и сахару послать кого из служивых или казачьих детей нарочно, 4) чтоб для превезения к устью Большой реки бывших у меня курильских мужиков два бата изготовить приказано было.
И по силе вышеозначенного требования курильские мужики того же июля 31 отсюда к морю отправлены, а смола выдана августа 7 дня, о сладкой траве сказано, что она к посылке изготовлена будет, а сахару де ныне набрать невозможно, потому де что трава вновь делается и еще не осахарилась, а на ширенье ящиков прислана одна коровья кожа, а больше де в казне не нашлося.
Августа 6 дня, как весть пришла в острог о прибытии бота ‘Гавриила’ в Большерецкое устье, требовал от меня зборщик Шергин словесно, чтоб я ему сообщил известие сколько я, будучи в поездках, подвод брал и сколь далеко ездил, чтоб де по тому ему Шергину бывшим у меня в каюрах иноземцам выдать прогонные деньги и репортовать канцелярии Охоцкого порта.
И на оное требование Большерецкой приказной избы того ж августа 19 дня ответствовано письменно, а в ответствии объявлено, что прошедшего 1737 году декабря 29 дня требовано от Большерецкой приказной избы к моей поездке на Авачю и в Курилы семерых санков, а имянно под меня и под мой богаж четверых, под пищика и под инструменты двоих, да под служивых одних санков и на них прогонных денег, на которое требование от помянутой приказной избы генваря 8 дня сего 738 году ответствовано, что де к моей поездке подводы от закащика отправлены будут, а прогонные де деньги отданы будут исправно, а ныне де в Большерецкой приказной избе известия не имеется, сколько где верст, а при отправлении моем на Авачу того же генваря 17 дня отправлены от закашика Гусельникова шестеры санки, а имянно: под меня четверы, под пищика да под служивых двои санки, а под инструменты санков я не взял, потому чго большая их часть в остроге оставлена. И ездил на помянутых подводах до имеющихся по Баане речке горячих ключей и оттуда через Начикин острожек до Авачи реки до Паратуна острожка и оттуда возвратно в Большерецк. А прошедшего марта 19 сего ж 1738 году для поездки в Курилы отправлено по моему требованию от того же закащика Гусельникова под меня трои, да под служивых одни, всего четверы санки, на которых ездил я до имеющихся на Озерной реке горячих ключей и оттуда возвратно и Большерецкая б приказная изба, выдав прогонные по плакату денги за вышеписанные подводы, прислала ко мне известие, сколько числом денег дано будет.
Августа 23 дня по бесчисленном словесном требовании письменно требовал от Большерецкой приказной избы, чтоб та посланное требование генваря 3 дня сего 1738 году ответствие прислала, да казенной бы анбар построить приказала, объявляя ей при том, что так скорому отправлению Большерецкой приказной избы, ежели от меня репортовано будет, удивляться будут, что в целой почти год, понеже об нем в прошлом еше годе предложено, анбара построить не удосужились, а всей работы только бы на одну неделю было.
Августа 25 дня прислана от Большерецкой приказной избы куклянка собачья муская на перемену прежде отосланной негодной куклянки, а цена ей поставлена два рубли, за которую отдано будет по цене табаком 51 золотник, да за куклянку еврашечью, присланную от зборщика Шергина с Авачи, которой цена поставлена 4 рубли, отдано будет по цене 1 фунт 4 золотника.
Августа 26 дня прислано от Большерецкой приказной избы ответствие на требование, учиненное оной приказной избе генваря 3 дня, и табель присудным Большерецкому острогу ясачным иноземцам, с которого ответствия при сем репорте приобщается копия. А о строении анбара ответствовано, что де четыре человека плотников присланы будут, а восемьдесять кирпичей кирпишник Сава Горской подряжен делать, а как де из дела выдут, и пришлются де оные кирпичи ко мне немедленно.
А что между описаниями пути в каждом иноземческом острожке ясачных людей меньше показано, и то писано по сказыванию тойонов тех острожков, которые для того в числе погрешили, что они о наличных сказывали, а в ясачных книгах, которые в коем остроге объясачены, тут и числятся, где б они ни жили.
А что вообще до учиненных от меня дел касается, то я с ноября 15 дня прошедшего 1737 году продолжаю метеорологические обсервации. Зимою ездил в поездки, как выше объявлено, в пересматриванье старинных дел и в сочинении истории о камчатском народе и о завоевании Камчатки упражнялся, и хотя история о завоевании Камчатки и о бунтах и изменах не окончена, однакож для показания, что она не от моего нерадения, но от неотправления с Большерецкой приказной избы не окончена, вчерне посылаю до вашего благородия.
При начатии весны старался я о завождении огорода, в котором сеял репу, редьку, ячмень и садил все те тразы, которые найтить мог, и которые высушеные к вашему благородию посланы, а деревья садить не успел, потому что, как огород огорожен и земля вскопана была, оные листья роспустили, однакож осенью или весною всех родов дерев, сколько здесь есть, посадить не премину. Из трав почти все принялися, а которые засохли и те дополнены будут. Ячмень посеян маия 20 дня около четверти пуда, всходить начал он маия 29 дня, а колоситься около половины июля месяца, вышина его в аршин и меньше, а колосья вершка в три, некоторые колоски и наливаться было начали, но бывшие августа в первых числах иней побили. И хотя оной ячмень и по сие время еще зелен, однакож надежды нет, чтоб что из него было, и сие не дивно, понеже несколько раз здесь сеян был и прежде меня, но такими ж мерами пропадает. Горох садил маия 25 дня, которого из ста горошин только 10 взошло, а все горошины сажены с ростками, оной вышиною около аршина, а еще и по сие время не цветет. Редьку садил 30, а репу 31 числа маия, редька и репа взошли, и ныне редька с большую морковь величиною, а репа не больше 2 дюймов в диаметре. Земля здесь не чернозем, но глиняная, видом как ил.
Как рыба в реке появилась, то всех родов описывал рыб и набивал, кроме чавычи, которой ныне почти не было, да белой рыбы, которая у моря августа в 1 числе в реке появилась, а сюда еще не дошла, также описывал и набивал птиц, которых достать мог, которых с прочими вещами посылаю при сем до вашего благородия, а сколько чего имянно: о том явствует приложенной при сем реэстр.
Летом собирал я и описывал травы и сушил, с которых описаниев копии, также и сушеных трав каждого рода по одной до вашего благородия посылаются, да сочинил же я описание сладкой травы и описал способ сидения вина из помянутой травы с доказательством, как и от кого оной способ найден, которое описание при сем же репорте приобщается.
Хотя по силе данной от вашего благородия инструкции и велено мне репортовать четыре раза в год, однакож по нынешним здешним обстоятельствам того учинить невозможно, потому что судна транспортного не имеется, а землею, кроме крайних нужд, никто не посылается, и ежели бы господин капитан Шпанберг судна ныне не отпустил, то бы никак репорта послать невозможно было.
А что впредь учиню, о том вашему благородию при самом первом случае нижайше репортовать не премину. Студент Степан Крашенинников.
В Большерецком остроге. Августа 29 дня 1738 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 55—74 об.).

ПИСЬМО ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 29 августа 1738 г.

Благородные господа профессоры.

Милостивейшие государи мои.

Хотя о учинившемся мне нещастии вашему благородию из пятого моего репорта и известно, однакож при сем еще смелость приемлю нижайше донести вашему благородию, что я ныне в самую крайную бедность прихожу, оставшей провиант весь издержался, а вновь купить негде, а где и есть, то ниже пяти рублев пуда не продают, а у меня деньги все вышли, что осталось после помянутого нещастия, и то употребил на нужные вещи, вместо тех, которые утонули, а одною рыбою хотя здесь и в долг кормить могут, однакож к ней никак привыкнуть по сие время не мог. И о вышеописанной скудости провианта хотел я предлагать вашему благородью доношением и просить, дабы ваше благородие от Якуцкой воеводской канцелярии требовать изволили, чтоб для меня пуд с дватцать ржаного провианта на прогонных деньгах в Охоцк поставить, а из Охоцка на перевозном судне ко мне отослать, а оные бы прогонные деньги и за провиант, также и за сумы, в которых оной провиант ко мне пошлется, из жалованья моего вычесть повелено было. Но надеюся, что сие и кроме доношения ваше благородие учинить можете, ежели вышеписанное мое предложение не за излишнее принять изволите.
Я бы не трудил сим ваше благородие и как возможно б прожил, ежели бы я чаял себе будущего 1739 году весною или осенью возвращения, но ежели ваше благородие сюда на Камчатку ехать изволите, то покорно прошу о присылке ко мне провианта, и о произведении здесь жалованья милостивейшее приложить старание, чтоб мне здесь не помереть голодом.
О метеорологических инструментах объявляю вашему благородию, что термометр только один остался, а два розбиты, один в морском пути, а другой зимою, как ездил к горячим ключам, о чем я имею великую печаль и не знаю как лутче зделать, здесь ли в Большерецке его держать или в Нижней Камчатской острог с собою взять, как зимою во оной поеду, а здесь чинить только барометрические обсервации. Однакож я думаю его с собою взять и по отбытии из Нижнего возвратно в Большерецк там оставить, потому что здесь из чиненных чрез год термометрических обсерваций разность теплоты и стужи известна быть может. А из барометров, у которых трубки узкие, один налит, и ртуть в нем ходит ниже санктпетербургского термометра иногда 7, иногда 10, а иногда и 15′. У самой его головки на боку есть струйка, которую я усмотрел при налитии его ртутию, и что в нем ртуть ниже другого ходит, то от струйки или нет неизвестно, понеже оная струйка не сквозная, и кажется, что духу проходить в нее не можно, а другой барометр к налитию не годен, понеже в перевозке тряской та материя, которою трубка стеклянная в деревянном сосуде укреплена, осыпалась и набилась в самую головку трубки, которую никоими мерами вычистить не мог, а с нею отведывал наливать так духу из ртути вывесть не мог. У него ж на самой головке есть поперешная струйка, в которую духу входить, как мне кажется можно. Я было хотел оную головку оттереть и вновь заливать и так бы сор вывелся из головки, и струйки бы не было, но опасен, чтоб его не окоротить.
Ведомости о строении Олюторского острога и о походе своем господин маеор Павлуцкой не прислал ко мне, а объявить изволил, что он сам во время свидания с вашим благородием по воле вашего благородия ответствовать будет.
Во известие доношу вашему благородию, что господа подполковник Мерлин и маеор Дмитрей Иванович Павлуцкой с розыскною канцеляриею выехали из Большерецка, а господин капитан Шпанберг будет зимовать здесь в Большерецком остроге.
Желая вашему благородию вожделенного здравия и всякого благополучия остаюсь вашего благородия

покорнейший слуга Степан Крашенинников.

В Большерецком остроте. Августа 29 дня 1738 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 264—265).

СЕДЬМОЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 29 ноября 1738 г

Благородным господам профессорам.

Седьмой репорт.

Прошедшего сентября 4 дня сего 1738 году вышел из устья бот ‘Гавриил’, и пошел на Ламу для отвезения репортов от господина капитана Шпанберга, и для перевезения походной розыскной канцелярии, на котором и я послал репорт к вашему благородию и при нем три ящика с разными вещами. И того же сентября 22 дня пришла в острог ведомость, что бот ‘Гавриил’ выкинуло на берег близ устья Крутогоровой реки, которой еще и по сие время на берегу стоит, и бывшие на оном люди иные в острог приехали, а иные по иноземческим острожкам живут. Ясашиая казна, при которой от меня ящики посланы к вашему благородию, имеется на Воровской реке, и оные отошлются в Большерецк возвратно, а репорт при сем репорте к вашему благородию посылаю.
По отослании шестого к вашему благородию репорта упражнялся я в чинении метеорологических обсерваций и в собирании трав и семян.
О ячмене, которой был посеян в огороде, доношу вашему благородию, что он почти весь было налился, но токмо ранними морозами его побило, а горох начал цвести сентября 5 дня, а стрючков на нем не было, ибо он не успел оцвести, а снеги уже и пали, репа была в диаметре дюймов 3, только мало, ибо семена не очень хороши были, а у некоторых жителей дюйма в 4 и больше видел.
Как реки становиться стали, то я в Верхней острог ехать намерился, чтоб мне к весне сюда возвратиться, ибо во оном остроге надеюся пробыть немалое время, потому что там острог негромленой, и архива может быть от начала оного острога имеется.
Ноября с 1 дня метеорологические обсервации приказал я чинить определенному к тому служивому Плишкину, дав ему инструкцию, с которой копия дана мне от вашего благородия, прибавя к ней некоторые пункты, а имянно: о морских рыбах, когда которой род из моря в реку пойдет, когда до острогу дойдет, когда весною или осенью гольцы в море поплывут, когда птицы прилетят и отлетят, о трясении земли, ежели случится, то б описал он, в котором часу начнется, с которой стороны приходить, и сколь долго прдолжаться будет, один ли раз или многажды, и буде не однажды, то в сколько часов или минут одно после другого приходить станет, волнистое ли оно, или то вверх подыматься, то вниз опушаться будет, сколь жестоко, не будут ли падать от него избы или балаганы, колокола звонить и прочая, причем записывать вышину ртути в барометре, которую прежде и после трясения усмотрит, также смотреть и того, не будет ли знатной премены против прежнего в прибыли или убыли воды здешних рек, буде же случится трясение в дальном расстоянии, как например на Аваче или на Курильских островах или на Лопатке, то б и того не опускать, но с объявлением того часа, в котором оное будет, в свой журнал записывать со всеми обстоятельствы, как выше объявлено, да о горелых сопках, буде случится, что на Аваче или в Нижнем Камчатском остроге горелые сопки греметь или огонь выбрасывать будут, то б оного не опускать, но с объявлением времени, когда оные горели, в журнал записывать со всеми обстоятельствы, не было ли перед оным пожаром трясения земли или знатной прибыли морской и речной воды, не выбрасывало ли из оных пену или каменья.
Ноября 3 дня подал я в Большерецкую приказную избу требование о подводах и о выдаче прогонных денег до Верхнего Камчатского острогу.
Ноября 18 дня послал я требование в Большерецкую приказную избу о служивом Плишкине, чтоб Большерецкая приказная изба над ним смотрение имела, и дабы от него по всякой месяц копии с его журнала принимала, и до прибытия моего хранила, а ему б потребное число жиру на свет давала.
Ноября 19 дня присланы мне по силе вышеозначенного требования семеры санки с собаками, и на оные прогонных денег до Верхнего Камчатского острогу три рубли восемьдесят копеек.
Из Большерецка отправился я ноября 19 дня пополудни в 1 часу взяв с собою пищика, толмача, да двух человек служивых, а одного служивого, определенного для россылок, опустил на время в дом его, и по прибытии в Большерецк возвратно, велел быть при охранении оставшихся казенных вещей и моей квартиры.
При отъезде взял с собою потребное число бумаги, книг и прочего да один барометр и термометр, а в Большерецке оставил только один барометр, и приказал служивому барометрические обсервации чинить, а термометров, как о том в прежних моих репортах нижайше вашему благородью доношено, кроме одного не осталось, также и барометр, о котором писал, что надлежит вновь его заливать, при залитии истрескался, итак ныне в остатке инструментов два барометра да один термометр. Из оных барометр оставлен в Большерецке, а барометр да термометр с собою взял, и оные намерен оставить в Нижнем остроге для чинения там метеорологических обсерваций.
Оставленной в Большерецке барометр только 2® ходит ниже барометра, из Санктпетербурга присланного, и оное исчислял я так, по всякой день разность вышины ртути в обоих барометрах в особливой журнал записывал, и, сложа все вместе, разделил на числы месяца и так досталося на каждой день по 2®, а больше 7® малой барометр ниже большого никогда не ходил, а иногда только 1® разнствует, а иногда и равную вышину оба имеют.
Определенному для чинения метеорологических наблюдений оставлено десть пищей бумаги, понеже в Большерецкой приказной избе бумаги не имеется, часы солнечные, фонарь слюденой, компас на полуденной линее начерчемой, и флюгер, в чем от него и росписка взята.
Вышеписанного ноября 19 дня ночевал я в Уткинском острожке, расстоящем от Большерецка 23 версты.
Ноября 20 дня приехал на Кыкчик реку и, уведомясь, что в Нижнем Кыкчинском острожке, Чаапынган называемом, будет иноземчесюой праздник, во оной острожек поехал, и в нем до 23 ноября прожил, ибо праздник их окончался уже около вечера 22 дня ноября.
Что у них на празднике делалось, то все, ничего не опуская, описал, которое описание здесь прилагается.
Начальное праздничное дело было у них метение юрты, которую как вычистили, и сор в одно место сгребли, то два старика, в руках по повесьму тоншичы (мятой травы, пенке подобной) держащие, неведомо что шептали, а по шептании вон выносить велели.
С полчаса спустя старую лестницу выняли, и, место где она стояла, вычистив, один старик неведомо что наговаривал, и, положа в яму, где лестнице стоять, щепочку, тоншичем оберченую, также и над лестницею, немного пошептав, поставил на место, а старую лестницу в юрте привязать велел, ибо ее вон выносить, не окончав праздника, за грех почитается.
Между тем собачей убор: санки, узды, алаки, и прочая все вон вынесли, потому что врагам оное неприятно.
Немного помешкав, принесли травы и послали перед лестницею, потом пришел старик шептун и сел с правой стороны против лестницы, а подле него 3 бабы. У старика и у баб принесено с собою по плетеной рогожке, в которых завернуто тоншичь, юкола, сладкая трава, икра сухая, жир нерпичей в кишках, и в кусках. Из кишек и из юколы делали старик и бабы топоры и топорищи и обвивали их сладкою травою. Старик и каждая баба отпущали по одному человеку для добычи березнику, которым на поясы и на топоры железные и на головы навязывали тоншичь, и дали им на дорогу помянутые рогожки с запасом.
Как они совсем изправились, то старик и бабы встали с своих мест, а у всех понемногу тоншичю в руках, и обошли вкруг лестницы однажды, приговаривая ‘алхалалалай’, то есть пора, а за ними обшед те, которые наряжены по березник, вышли вон со всем своим запасом, а старик и бабы бывший в руках тоншичь на место, где огонь живет, положили.
От запасу, которым дорожных наделяли, оставили они несколько, и как дорожные из юрты вон вышли, то на оставленной запас малых робят пустили, которые учинили остаткам хватку, и что кому досталось, тот то и съел.
Между тем бабы делали из рыбы и из сладкой травы кита, которой хотя нимало на кита не походил, однакож имя его содержал, зделав, вынесли его вон до времени.
Потом затопили юрту, и означенной старик шептун перед лестницой выкопал ямку и принес небольшую сухую камбалу, тоншичем обверченную, над которою он наговаривал, чтоб им жить в юрте в добре, чтоб праздник окончать благополучно пособил Кутху, понеже праздновать так, он им показал образ, а наговоря загреб камбалу землею и сперва сам на том месте трижды обернулся, потом все бывшие в юрте мужики и бабы, и малые робята тому последовали.
Как все перевертелись, то один старик варил в хомягах сарану врагам на обед, а некоторые из них старых болванчиков уриладачь называемых, без которых у них никогда не водится, обвязывали сладкою травою, также делали они болванчиков, итунг называемых, которых воткнули над огнищем, оным болванчикам, как первых гольцов весною изловят, в жертву приносят.
Между тем один старик принес в юрту обрубок березы на хантая вырубленной, и стал из него хантая делать. Хантаем они одного из врагов называют, а болвана во образ его делают. Болван хантаев голову имеет да две ноги передние, а от ног зад долгой, будто хвост протянулся, прямой или кривлеватой. Как хантая отделали, то первой тойон навязал ему на шею сладкой травы, а потом и все иные тоншичь, а иные сладкую траву вязали. По принесении жертвы принесли к нему старого хантая и поставили их вместе близ огня. Хантая нового по всякой год делают.
А часто подминаемой шептун два небольшие камня, обвертевши в тоншичь и пошептав, закопал в двух углах у огнища, потом розклал он маленькой огонь и посадил около лесницы малых робят, на которых сверху юрты брошены три маленькие болванчика на хватку, и кто из них схватил, тот его около шеи сладкою травою и обвязал. Вскоре потом один парень взял за шею нового хантая, а трое за шею схваченных болванчиков и обтащили вокруг огня однажды крича ‘алхалалалай’.
Окончив помянутые действия, все старики обсели кругом огня, и шептун взял в руки лопагу, тоншичем обвязаную, говорил к огню: от Кутхи де им велено однажды в год ему огню жертвовать, и они де потому по всякой год жертвы ему приносят того б де ради он их миловал, а никакой скорби и беды и пожару не делал. Оную речь он несколько раз перерывал, а между тем все старики вставали, и топали ногами и плескали руками и кричали ‘алхалалалай’, а как он всю речь окончил, то все старики встали и, взяв друг друга за руки, заплясали и закричали они, и все бывшие в юрте тоже ‘алхалалалай’. Притом стали из углов выбегать бабы и девки, подняв руки кверху, искривя рожу и выпуча глаза, безобразно кричали и плясали около лестницы. И наплясавшися до охоты, разметав руки и протянув ноги, навзничь попадали, а их мужики по своим местам, из которых вышли, розносили. Удивлению достойно было, что оные бабы так притворяться умели, что ее члены будто деревянные были и не гнулись по тех пор, покамест один старик, пошептав нечто над оными, в прежнее состояние привел. Они, очнувшись, очень много кричали и плакали, будто им безмерно тяжело было, а все притвор.
Как бабы очнулись и здравы зделались, то шептун, поворожа над пеплом, два раз лопатою кверху его бросил, а по нем и прочие то ж делали. Потом дважды, по два человека, по ковшу пеплу из юрты вон выносили и сыпали по дороге, а нагребал им пепел лопатою означенной шептун, а выходили они с пеплом не обыкновенными дверьми, но жупаном.
Немного времени спустя обтянули вкруг юрты по стенам травяную веревку, на которой местами привязан был тоншичь. После того, часа с два пропустя, посыланные по березник мужики и робята и с ними человек до 10 бывших в юрте мужиков принесли на юрту вырубленную под корень березу, а на ней близ корня навязано в трех местах по повесму тоншичю, и стали корнем бить в окно юрты, которое вместо дверей зделано. При том топали они ногами и кричали, то ж делали и в юрте обретавшиеся от мала до велика, и как с полчаса они березою поколотили, то выскочила из угла одна девка и, взбежав по лестнице, схватила за подкорень березу и на ней повисла, а к ней в помочь иных девок и баб до 10 пришло и всякая, будто без ума, хотела взбежать по лестнице, но тойон оного острога, вшед на лестницу, не допущал их. Они за березу ухватя, к себе в юрту ее тащили, а мужики, которые на юрте были, березу держали, и так они больше получаса мучились, а между тем без утыху кричали, плясали и руками плескали, покамест, как мне кажется, утомившись, а по их врагам в них вшедшим, попадали, кроме одной, которая по тех пор держалась за березу и ревела, покамест стащила ее в юрту, а стащив и та упала, береза сажени с 3 выше юрты вершиною стояла.
Всех баб старик попрежнему отговаривал и всех вскоре здоровыми зделал, кроме одной, которую необычно долго отговаривал и насилу отговорить возмог. А как она шевелиться стала, то безмерно закричала, что ей тошно, при том и грех свой исповедывала, что она перед празником согрешила, кожу с собак снимала, а старик ее унимал и розговаривал, дабы кричать перестала, ибо де она сама виновата, что свой грех перед праздником не очистила: грех бы де ее очистился и она б де такой болезни не приняла, ежели б де рыбью шаглу в огонь в жертву принесла.
Часа с полтора спустя стали сверху в юрту бросать нерпичьи кожи и набросали их с 8, а в них навязано было рыбы, сладкой травы и пузырей с жиром немало. После того сбросили четыре рогожки, которые даваны были с кормом на дорогу посыланным по березник, о чем выше объявлено, во оных рогожах завязаны были огрубки березовые и остальной корм. Из нерпичьих кож рыбу, траву и жир по себе разобрали мужики, а кожи перед лестницею разослали, и из привезенных в рогожках березовых отрубков делали болванчиков востроголовых, камуда называемых, во образ тех врагов, которые во время плясания в баб входят.
Нерпичьи сброшенные кожи в жертву оным врагам отсулены еще с осени, когда мужики на нерпичей промысел наряжались, и их не режут, но под себя постилают.
Зделав 55 болванчиков, розсадили их рядом и сперва рожи им брусницею вымазали, потом поставили перед них толченой сараны в трех посудах и положили перед них маленькие ложки, и как думали, что они наелись, то помянутую сарану сами съели, а им положа на головы травяные колпаки, и шеи им травою сладкою и тоншичем перевязав в три пучка связали, и каждой пучек по два человека поплясав и покрича немного, в огонь бросали, а с ними и щепы, которые при отделке их родились, сожгли.
Около полуночи вошла жупаном девка, а у ней на спине привязан был кит, о котором выше помянуто, и ползла она вкруг огня, а за нею шли два мужика, в руках держали нерпичьи кишки сладкою травою обвитые, и кричали по вороньи, ибо оные кишки во образ воронов зделаны были, и кишками били по киту, будто то вороны кита клевали, а как помянутая девка огонь оползла, то малые робята бросились и кита розтеребили, а девка выскочила было вон из юрты жупаном, но мужик уже на юрте ухватил ее и окном опускал ее по лестнице вниз головою, а для приниманья ее бросились несколько девок и баб с таким же криком, как и выше писано. Спущенная в юрту девка плясала вместе с пришедшими к ней для приниманья, даже до упаду, вставанье им было, также как и прежде, с наговором стариковым, а росхватанного кита после, по частям разделя, съели.
Вскоре после того затопили юрту и поднялась у баб стряпня, всякая принесла свою хомягу и толкушку, и толкли шаламаево коренье, икру и кипрей вместе с нерпичьим жиром и как истолкли оное как тесто, то старик взяв хомягу небольшую збирал в оную толкуши со всякой бабы по ложке, а собрав отдал хомягу часто поминаемому шептуну, которой, седчи у огня, неведомо что шептал и бросал из собранной толкуши несколько раз в огонь, потом возвратно старику зборщику отдал, а он опять зачал разносить по бабам, и всякой вместо некоторого дара делил по ложке, между тем вся ночь прошла.
На другой день, то есть 22 дня, около 9 часов поутру, разослали перед лестницею две нерпичьи кожи, а в средине послали рогожи, на которых сели три старухи, а у каждой в руках по пучку ошейников ременных (иноземцы вместо крестов носят), на которых навязано местами шерсть красная и тоншичь, в прислужении при старухах был один старик. Оной, взяв у старух пучки, обжигал их на огне и отдал возвратно старухам, а они, приняв тоншичь, встали с мест своих и около огня и вкруг юрты ходили одна за другой и кадили, а в прохождении все бывшие в юрте камчадалы за пучки хватали и трясли их. Потом пришед на свое место две отдали свои пучки третьей старухе, а сами беситься начали, а она вторично по юрте ходила и кадила и ко всем юртеным подпорам прикладывала, а люди кричали, обходя юрту, и та старуха взбесилась и все три вдруг попадали, а служащей старик, взяв от старухи пучки с ошейниками, приложил их к лестнице, которым все камчадалы, вставши с мест своих, руками прикоснуться спешили, и как все переходили, то старик пучки по углам роздал, и всякая баба, окуря детей своих, себя и мужа, надевала ошейники.
Спустя с полчаса послали перед лестницею нерпу и у двух столбов привязали по маленькому парню, а два старика, прибежав в юрту, спрашивали, когда их отец приежжает, которым бывшие в юрте камчадалы отвечали, что де зимою приходит, и они, положа по кишке жиру травою сладкою обвитому, выскочили из юрты, и вскоре опять в юрту прибежали и плясали и ревели, а с ними и все бывшие в юрте закричали. Между тем одна баба вышла жупаном и несла за пазухой волка, из сладкой травы зделанного, а под травой накладено было много медвежьего жиру и нерпичьих кишек. За бабой шел мужик, тойон того острожка, с натянутым луком и стрелою, оная баба на голове тоншичевую повязку и пояс и руки им обвязаные имела, а у мужика тоншичем же голова повязана и обе руки им перевязаны, и на поясу и на луку и на стреле тоншичь же повесмами повешен был, оная баба обошла вкруг юрты, а за нею бабы и мужики шли, также безобразно крича и пляша, как и прежде, а как она до лестницы дошла, то несколько мужиков выхватили у ней волка и втащили по лестнице под самое окно юрты. А бабы учинили к лестнице приступ, и мужиков, которые стояли на лестнице и дойтить до волка им не давали, с оной насильно сбрасывали, и всеми силами волка достать и роздернуть домогались, однакож чрез долгое время мучася из сил выбились и, против прежнего, все попадали и по местам ростасканы. А тойон, которой в тот их приступ в особном месте стоял, вышел тогда и стрелил в волка, а застреленого мужики сверху стащили и испластали и очень в краткое время всего убрали, также малое число жиру и хантаем дали в жертву, а весом он был, как мне казалось, больше пуда.
Действие о волке по всякой год выдают они из самой худой и глупой и ложной басни, которая следует ниже сего.
На некоторой реке жил одинако камчадал и имел у себя двух малых робят, некогда случилось ему итти на промысел, а робят одних, в юрте привязанных к столбам, оставил, в небытность его пришли к робятам волки и принесли им гостинцы, и спрашивали скоро ли их отец будет, которым они сказали зимою. Потом робята от страха с ума сошли, а отец по возвращении своем несколько времени спустя чрез робят уже обумевшихся узнал, что они от страха волчья с ума сошли, волка промышлять пошел и убил его стрелою.
По окончании волчьего действия один старик обжигал на огне повесмы тоншнчю, которого со всякой семьи сколько есть в юрте по повесму огню на жертву дается, и махал всякое повесмо по юрте по 2 раза, а обожженные клал на огнище, только из них не обжигал одного, но повесил у окна на потолке, которое там во весь год висит и так исчезает.
Вскоре после того нанесли прутья березового по числу семей, из которых всякой главной семьи мужик взяв по пруту, и зделали их кольцами и на всякого своей семьи накладывали, с головы и до ног опущалй по два раза, а те, на которых прутья накладываны, обертясь кругом, в кольце выступали вон. Это у них грехов очищение называется. Как все очистились, то мужики с прутьями пошли вон из юрты жупаном, а за ними и родники семей их следовали, и вышед за юрты, вторично прутьями их очищали, и, очистивши, прутья в снег воткнули, вершинами приклоня на восток, на месте очищения все свои тоншичные повязки сбросали, и обресшись в юрту настоящим входом, а не жупаном, возвратились.
Одна из пришедших на очищение девок была скорбна, которую старичонка посадил на снег, а против ее и сам сел, костылем подпершись, и шаманил над нею с полчаса, потом очистя прутьем отпустил в свое место.
После очищения принесли мужики маленькую сухую птичку да гольца, нарочно для того изготовленных, и, пожаря их немного, розделили себе по куску и, пришед к огню, по три куска в огонь бросили, бывшим на празднике врагам на жертву. О врагах сказывают здесь, что живут они на облаках, видом как люди белые, только востроголовые, величиною с трилетнего робитенка. Платье носят лисье, соболье и рюссомачье, а тому и сами они дивятся, как они бабам в рот влазят, разве де они маленькие, да и ради де нас являются большими.
Все вышеписанное отправя затопили они юрту, и, нажегши каменья, юколу в хомягах варить стали, а сварив щербою обливали они обоих хантаев и обретающихся при них болванчиков, также и поставленную в юрте березу, а рыбу сами съели.
После всего березу вон из юрты вынести срядились, два человека по оной березе наверх юрты взлезли, а по лестнице всходить грех, и подали оную в юрту, и, обнесши кругом юрты, отнесли на балаган. Оной березе никакого почтения после не бывает. Сим праздник их окончался.
Ноября 23 дня поехал я с Кыкчика, а ночевал на реке Ингыде, растоящей от Кыкчика 47 верст.
Ноября 24 дня приехал ночевать на Воровскую реку, растоящую от Игдых или Кола реки 51 версты. Здесь, за худою погодою и за нескорым отправлением подвод, по 28 число ноября прожил, между тем написал я здешней язык.
Ноября 26 дня отравил я служивого на реку Оглукомину ради заготовления подвод и корму к пути через Оглукоминской хребет, ибо от помянутой реки чрез 175 верст до самого Верхнего Камчатского острога пустое место.
Ноября 28 дня отправился я из Воровского острожка и того же дня приехал на Конпакову реку, где живет господин подполковник Мерлин.
Чрез него господина подполковника уведомился, что в скорых числех пошлются от них доношения через землю, просил его благородие, чтоб при том и мой нижайшей репорт к вашему благородию отослать изволил, на что он милостивейше соизволил.
При сем репорте посылаю к вашему благородию метеорологические обсервации, чиненные августа от 1 ноября по 1 же число.
Едучи дорогою от Большерецка, описываю я путь и все реки и речки, чрез которые переежжаю, и записываю, когда в которой острожек приеду, и когда выеду, сколь долго и зачем в котором месте пробуду, и какая каждого дня погода живет замечаю. Оное описание с прочими обсервациями, которые в Верхнем и в Нижнем Камчатских острогах учиню, при первом случае пошлю к вашему благородию. Студент Степан Крашенинников.
Из Конпаковского острожка. Ноября… дня 1738 году.
(Архив АН СССР. ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 75—81).

ПИСЬМО ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 28 ноября 1738 г.

Благородные господа профессоры.

Милостивейшие государи мои.

Не без сумнения надеюся вашему благородию о мне, что чрез долгое время репортов от меня получить не изволили, а мне великая печаль, что я по отбытии своем на прежде посланные репорты никаких ордеров от вашего благородия не имею, и не знаю, дошли ли оные репорты к вашему благородию или нет. Но как от вашего благородия милостивейшим ордерам дойтить вскоре ко мне невозможно, так мне к вашему благородию нижайших репортов послать нельзя, потому что судна перевозного не стало, и перевозить не на чем, а чрез землю посылать кроме зимнего времени невозможно, а господин капитан Шпанберг хотя весною сего 1738 году сюда и прибыл, но писем никаких на его судах не привезено.
Сентября 4 дня пошло было судно за море, и я надеялся при возвращении его сюда получить от вашего благородия письма, но определенной на оное судно командиром подштюрман Верещагин вместо Ламы взбежал на берег, где оно и по сие время обретается, а ветры судну очень благополучные были, но неблагополучию подштюрман сам виновен, понеже он не прямой румб держал а имянно: вместо NWN.
Во известие объявляю вашему благородию, что господин капитан Шпанберг живет в Большерецке и строит шлюпку дватцети-четырехвесельную из березового лесу, которая вскоре готова будет, а будущего лета рано в свой путь отправится, а зимовать хочет прижжать в Большерецк, ежели положенного дела одного лета исправить не возможет.
Желаю вашему благородию многолетнего здравия и всякого вожделенного благополучия остаюсь вашего благородия покорнейший слуга Степан Крашенинников.
Из Конпаковского острожка. Ноября 28 дня 1738 году.
(ЦГАДА. ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. 8, лл. 262—263).

ВОСЬМОЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 5 августа 1739 г.

Благородным господам профессорам.

Осьмой репорт.

Как я в Конпаковском острожке, посланные к вашему благородию, мои нижайшие репорты шестой и седьмой господину подполковнику Мерлину вручил, то того же дня из оного острожка в надлежащей путь поехал.
В Верхней Камчатской острог приехал я декабря 8 дня, и пробыл во оном генваря по 2 число сего 1739 году. А живучи в означенном остроге, пересматривал я старинные дела, которых хотя и много было, однакож из них к выписанию годного мало нашлося, ибо все почти книги ясачного збору и челобитные были. Выспрашивал у старожилов Ивана Лосева с товарищи о завоевании Камчатки, о построении острогов и о бытности прикащиков, в чем великое несходство нашлося между сим описанием и описанием, сочиненным по сказыванию большерецкого жителя Михаилы Кобычева, о чем явствует в приложенном при сем описании о завоевании Камчатки. Сочинил реэстры обретающимся около Верхнего Камчатского острога зверям, птицам, рыбам, деревам и ягодам с русскими и камчатскими именами, и написал слова их языка чрез новокрещена тойона Егора Мерлина, причем служивой Андрей Дехтерев толмачем был.
Декабря 16 дня просил меня письменно определенной мне в толмачи от Большерецкой приказной избы казачей сын Михайло Лепихин, чтоб его отпустить в дом свой, понеже де он здешнего языка не знает, и, против вышеписанного его Лепихина прошения, он отпущен в дом свой в Большерецк.
Декабря 30 дня объявлял я письменно приказной избе о строении к прибытию вашего благородия хором, что приказная изба 1738 году июня 13 дня о строении хором письменно мне ответствовала, что сего 1739 году весною лес добыт и хоромы построены будут, а 1738 году служилые люди от добычи лесу за скудостию кормов уволены. И на оное объявление декабря 31 дня от приказной избы ответствовано, что де лес на хоромное строение и все прочие к строению потребности без отлагательства весною 1739 году изготовлены будут.
Того же дня Верхнего Камчатского острога от приказной избы, по требованию моему, сообщена мне табель, сколько в присудствии Верхнего Камчатского острога ясашных иноземцов имеется, и на которых реках живут, сколько в том числе собольников, лисичников и бобровщиков, и как тойоны или лутчие их мужики называются, да реэстр служивым людям жалованным и безжалованным и казачьим детям положенным в подушной оклад, с которых при сем сообщаются копии.
1739 году генваря 2 дня, приняв прогонных денег от Верхнего до Нижнего Камчатского острога на триста на девяносто на семь верст на семеры санни, которые почитаются за две подвозы без четверти, три рубли семь копеек три четверти поехал в Нижней Камчатской острог.
Едучи до Нижнего Камчатского острога, записывал реки и речки так, как и едучи от Большерецка до Верхнего Камчатского острога.
В Нижней Камчатской острог приехал я генваря 15 дня, и жил в нем марта по 18 число. А в бытность мою в означенном остроге чинил следующее.
Генваря 16 дня требовал я письменно Нижнего Камчатского острога от приказной избы, 1) чтоб от оной приказной избы определены были два человека грамотных к продолжению в Нижнем Камчатском остроге метеорологических наблюдений, ибо по здешним обстоятельствам одному при том деле быть невозможно, понеже ему из острога ни на один день отлучиться нельзя, а во время промыслу кормового имеют они необходимую нужду ездить к морю для варения жиров, соли и для промыслу рыбы, и ежели б одного к тому делу определить, то б он вошел в конечную скудость, 2) чтоб с Уки и с Тигилю рек привезть из лутчих людей человека по два, да при них по одному доброму шаману, а для толмачества б определить искусного камчатскому и коряцкому языкам, 3) чтоб из старожилов и из партовщиков человека по два для выспрашивания о раззорении Нижнего Камчатского острога и о умирении изменников присланы были, 4) чтоб сообщена была ведомость, сколько в присудствии Нижнего Камчатского острога имеется иноземческих острожков, на каких они реках поселены, сколько в каждом острожке собольников, бобровников и лисичников, и как лутчие их мужики называются, 5) чтоб присланы были знающие про впадающие в Восточное море реки от устья камчатского до Олютора реки и до Чюкоцкого носу, а в Пенжинское от Хариузовой до реки Пенжины, 6) чтоб сообщен был росписной список нынешнего году и ведомость, сколько в Нижнем Камчадальском остроге имеется служивых жалованных и безжалованных, сколько посадских и казачьих детей положенных в подушной оклад, 7) чтоб объявлено было жителям Нижнего Камчатского острога, ежели кто у себя имеет книги или иные какие японские вещи, то б приносили ко мне для продажи повольною ценою, 8) чтоб из промышленников русских и иноземцов для выспрашивания о зверях, птицах, рыбах и прочем присланы были.
Генваря 22 дня отпустил я бывшего при мне в толмачах от Верхнего до Нижнего Камчатского острога казачьего сына Григорья Дурынина, а на место его Нижнего Камчатского острога от приказной избы определен служивой Спиридон Перебякин.

[]

Февраля 10 дня требовал я от приказной избы, чтоб два человека карагинцов Халишин да Велли чрез нарочного посыльщика привезены были для написания слов их языка, о которых я известился, что не на острову, но на здешнем берегу зимуют, и чтоб посланному служивому приказано было купить у них иноземцов усовой куяк, да привезть бы с Уки иноземца, имеющего каменную жену, с женою и с малым робенком. И против означенного требования послан по них иноземцов наречной посыльщик служивой Евдоким Колегов.
Между тем зделан ящик в доме у служивого Андрея Кривошеина, где метеорологические инструменты повешены, и начаты метеорологические обсервации генваря с 2-3 дня, а к чинению их определены служивой Василей Мохнаткин, да казачей сын Егор Иконников, также присыланы старожилы, партовщики, и прочие люди, которых требовал от приказной избы, и чрез оных написаны известия о раззорении Нижнего острога, о походах и о усмирении иноземцов. Чрез знающих про реки, впадающие в Восточное море, которые не от приказной избы присыланы, но самохотно о реках сказывали, сочинено описание оным рекам от устья Камчатского до Олюторского носу, а далее никто не бывал из служивых, а в Пенжинское море от реки Хариузовой до Лесной, чрез промышленников сочинены реэстры зверям, птицам, рыбам, деревам и ягодам.
Февраля 12 дня поехал я на устье Камчатки реки и оттуда в иноземческой острожек, Табкачаулкик называемой, которой стоит над Нерпичьим озером, где смотрел я как иноземцы гостей подчивают, о чем писано в Описании камчатского народа, а едучи до оного острожка описывал дорогу, которое описание при сем репорте прилагается. В Нижней острог возвратился февраля 13 дня.
Февраля 15 дня обретающиеся при мне служивые, которые от Большерецка были со мною до Нижнего Камчатского острога, а имянно: Петр Евлантьев, Михайло Олесов просили меня об отпуске в домы свои в Большерецк, объявляя, что де они кормов не имеют, и купить де им вечем. И против означенного прошения они служивые в домы отпущены. И того же февраля 15 дня в Большерецкую приказную избу об отпуске их известие послано, а Нижнего Камчатского острога от приказной избы требовано, чтоб от оной приказной избы дан им был пашпорт, в котором бы написать, чтоб им ехать от Нижнего в Верхней Камчатской острог, а оттуда прямою дорогою в Большерецк, а на место б их определен был ко мне один служивой. И по силе означенного требования служивым пашпорт дан, а ко мне прислан казачей сын Александр Мурзинцов.
Февраля 19 дня поехал я из Нижнего Камчатского острога вверх по Камчатке реке на ключи, откуда горелая сопка от подножья до верху вся видна, и, будучи там, описал оную сопку по ее положению, а чрез живущих близ ее иноземцев написал о ней некоторые известия и их мнения, которое описание находится в описании пути от Нижнего Камчатского острога до ключей.
В Нижней Камчатской острог возвратился я февраля 22 дня. Того же дня присланы ко мне от приказной избы два тойона укинские Начика да Коричь да шаман Карымлячь, чрез которых написал я слова их языка, спрашивал о их вере и прочих поведениях и справливался, прямо ли сказывали служивые про впадающие в Восточное море реки и речки. А шамана при себе два раза заставливал шаманить, о чем о всем явствует в Описании Камчатской землицы. У помянутого шамана купил я бубен, а дал ему за оной табаку четверть фунта, также и двум тойонам, которые издалека привезены, три четверти фунта табаку. И февраля 28 дня оных отпустил на свои жилища.
Марта по первое число обучал я определенных для чинения метеорологических обсерваций служивого Мохнаткина и казачья сына Иконникова, а марта с первого числа велел им начать метеорологические обсервации, а смотрел инструменты до поезду моего сам с ними. При здаче метеорологических инструментов означенным служивому Мохнаткину с товарищем дана ртуть, проволоки толстой полтора аршина, тоненькой поларшина, двои солнечные часы, компас, на полуденной линее зделанной, флюгер и письменная инструкция, в чем от них взята квитанция.
Понеже в Нижнем Камчатском остроге удобных квартир про ваше благородие не имеется, кроме одного государева двора, которой внутрь острога зделан, того ради марта 10 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы, чтоб весною сего 1739 году, не упуская удобного времени, на двои хоромы, состоящие из двух светлиц да одной черной избы, на два анбара и на астрономическое обсерваториум изготовлено было лесу со удовольством, также кирпичю, моху и прочего к строению потребного партии служивыми, посадскими жителями, казачьими детьми и промышленными, а для вспоможения можно брать и иноземцов, сколько потребно будет по рассмотрению приказной избы, только надобно в книги записывать, сколько человек и сколько времени в работе будут, ибо им за оную работу вместо плакатных денег выдано будет казенным табаком, почему надлежит, а лес длиною в три и в четыре сажени годен будет. И чтоб ныне прислано было ко мне ответствие, с которого времени будущей весны по лес пошлются служивые, чтоб мне к тому времени самому быть в Нижней острог.
Того же дня требовал я от приказной избы двух топоров да двух заступов из казны, ибо топоров и заступов в Большерецке не имеется.
Марта 12 дня требовано от приказной избы, чтоб определенным для чинения метеорологических обсерваций служивому Мохнаткину с товарищем чинено было вспоможение, а имянно: 1) чтоб им от приказной избы давать повелено было потребное число бумаги и чернил и жиру на свет, ибо им в ночи в 10 часах надлежит смотреть метеорологические инструменты, 2) ежели для примечания прибыли и убыли воды в Камчатке реке требовать будут столба, то б оной им отправить, 3) чтоб караульным приказано было, ежели нощным временем усмотрят на небе столбы или иные какие знамения, или горелая сопка гореть или греметь, или земля трястися будет, о том бы им Мохнаткину с товарищем тотчас объявлять повелено было, а от них бы Мохнаткина с товарищем по всякой месяц с их журнала принимать по две копии и отсылать ко мне приказано было, а за ними б накрепко смотреть, дабы они приказанное им дело прилежно отправляли.
Того же дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы на семеры санки прогонных денег, и объявлял, что я поеду по берегу Восточного моря через Чажму до Авачи и оттуда в Большерецк, а чрез те места дорога не меряна, а сказывают, что будет около четырехсот верст, и чтоб приказная изба на четыреста верст прогонных денег мне выдала, а что из оных денег останется, то отдано будет в Большерецкую приказную избу.
Марта 14 дня прислано ко мне из приказной избы Нижнего Камчатского острога ведение, в котором на все вышеозначенные требования ответствовано, а имянно: 1) о определении к чинению метеорологических наблюдений служивого Василья Мохнаткина да казачья сына Егора Иконникова, 2) что де посыланы были ко мне два укинские тойона Начика да Коричь и при них шаман со всем своим нарядом, а с Тигиля де реки велено было послать лутчих же двух человек да шамана зборщику Андрею Лузину, и в том де ему Лузину от приказной избы и память дана, но и по сие де число такие лутчие люди с Тигиля не присланы, а в толмачи определен ко мне служивой Спиридон Перебякин, 3) что де посыланы были ко мне старожилы служивые Федор Панов да Алексей Колмогоров, 4) присутствия де здешнего острога иноземческих острожков, которые числятся в ясашных книгах восемнатцать, написаны были издавна по имянам прежде бывших давных тойонов, а ныне де действительно их написать невозможно, понеже де из них многие запустели, и ясашные де мужики живут многие переходя не на оных жилищах, и на которых де реках или малых речках и на озерах, того де в ответствии имянно сказать не можно, а ныне де числятся острожков тринатцать и оным острожкам сообщен реэстр, с которого к вашему благородию посылается копия, 5) в Нижнем де Камчатском остроге про впадающие в Восточное море реки от Камчатки и до Олютора реки из обывателей русских людей знающих про оные реки никого не имеется (то неправда), разве де могут знать ясашные иноземцы, посыланные ко мне Начика да Коричь, а от Олютора де реки и до Чюкоцкого носу про реки знать и сказать невозможно, понеже де в тамошних местах живут иноземцы разных родов и языков немирные, не под ее императорского величества державою, а в Пенжинское де море от Хариузовой реки и до Пенжины здесь из русских людей не обретается, а с Тигиля де лутчих иноземцов двух человек еще и поныне не прислано, 6) при здешнем де остроге партии служивых жалованных 25 человек, безжалованных 20 человек, да к ним же приверстных служивых по указу от господина подполковника Мерлина 9 человек, казачьих детей в подушном окладе 33 человека, посадских и промышленных 8 человек, 7) отдан де был приказ здешним жителям о письмах японских и о других вещах, и никто де таких японских у себя писем и других вещей у себя не имеет, 8) про зверей де, птиц, рыб и про лес посыланные ко мне иноземцы в разные числа известны, 9) что де посылан был ко мне иноземец, имеющей каменную жену, а карагинской де мужик за скорбью не привезен, 10) по моему де требованию определен ко мне вместо отпущенных служивых казачей сын Александр Мурзннцов, 11) что де отданы мне казенные два топора да два заступа, 12) против де требования моего отдан приказ служивым и жителям и казачьим детям, также посадским и промышленным, чтоб на строение светлиц лес заготовляли, и будет де лес и все к строению потребное заготовлено июля к 20 числу сего 1739 году.
Марта 15 дня в присланном ведении от приказной избы написано: что де определенным для чинения метеорологических обсерваций служивому Мохнаткину с товарищем вспоможение во всем вышетребованном учинено будет, только де бумаги ныне в казне мало, а в продаже де ни у кого не имеется, и от них де Мохнаткина с товарищем будут браться по всякой месяц по две копии и отсылаться ко мне в Большерецк. Да при оном же требовании присланы ко мне на четыреста верст прогонных денег, на семеры санки три рубли семьдесят пять копеек, а подводы де и с проводники будут присланы ко мне на показанное от меня число.
Из Нижнего Камчатского острога поехал я марта 18 дня и ехал по берегу Восточного моря, а в дороге описал я впадающие в Восточное море и имеющиеся на вершинах Шемячика реки горячие ключи, и сочинил описание пути от Нижнего до Большерецка. в котором все урочища, реки и речки записывал.
Из Кшумтана острожка апреля 1 дня отпустил я возвратно в Нижней Камчатской острог бывшего в провожатых казачья сына Александра Мурзинцова, понеже оставливанной в Большерецке служивой Семен Бочкарь ко мне приехал.
Апреля 8 дня с Авачи реки из Паратуна острожка отпустил в Нижней Камчатской острог толмача Спиридона Перебякина.
В Большерецкой острог приехал я апреля 13 дня, и понеже принятых Нижнего Камчатского острога от приказной избы прогонных денег по моему исчислению расстояния достало только до Паратуна острожка, то я вместо прогонных денег каюрам, которые везли от Паратуна острожка до Большерецка заплатил китайским табаком шаром по здешней цене, по чему из казны продается, а имянно, за сто за восемьдесят за шесть верст на две подводы без четверьти, щитая за подводу по деньге на версту, а золотник шару по четыре копейки, отдал сорок золотников с половиною, а и впредь намерен за прогонные деньги табаком давать, ибо они табак лутче денег принимают.
Того же апреля 30 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, чтоб присланы были ко мне с чиненных в Большерецку служивым Плишкиным барометрических обсерваций копии, и на его б место иной удобной к тому делу человек определен был, потому что оной Плишкин в небытность мою в Большерецку означенные обсервации с великим нерадением чинил, но все почти пил и в карты играл.
И против означенного требования от Большерецкой приказной избы маия 1 дня прислано ведение, а при оном трех месяцев одинакие копии, а имянно: ноября, декабря и генваря, и на место служивого Плишкина прислан служивой же Иван Пройдошин.
Маия 2 дня послано в Большерецкую приказную избу требование, в котором объявлено, что получил я с чиненных служивым Плишкиным трех месяцов копии, но надлежало было прислать ко мне шести месяцов копии двойные, а не одинакие, щитая ноября от 1 маия по 1 ж число, и чтоб Большерецкая приказная изба его никуда не отпускала, покамест он всех месяцов копии отправит двойные, а когда окончит, чтоб его ко мне прислала, для снесения копии с подлинниками
Маия 5 дня отдал я в Большерецкую приказную избу полпуда сладкой травы, которую посылал было прошлого 1738 году к вашему благородию.
Маия 23 дня объявлял я Большерецкой приказной избе, что по силе ее императорского величества послушного указу велено мне в ловле зверей и птиц чинить вспоможение, а здесь много имеется таких птиц, которые в Русе не знаемы, и изловить их кроме стрельбы невозможно, и чтоб от Большерецкой приказной избы человек в стрелянии птиц искусной из служивых или из казачьих детей на время ко мне прислан был, которой по прошествии времени к стрелянию удобного отошлется возвратно в Большерецкую приказную избу, также пороху фунт да свинцу два фунта.
И на оное требование маия 24 числа от Большерецкой приказной избы ответствовано, что де при Большерецку стрельцов не имеется, а имеются де у меня стрелки, а имянно, Никифор Саламатов, Семен Бочкарь, из казачьих детей Михайло Лепихин меньшей. И хотя из означенных служивых Никифор Саламатов слеп, Семен Бочкарь и сроду десяти птиц не убивывал, а Михайло Лепихин отпущен в Курилы от закащика, однакож я требовал от приказной избы, чтоб на место стрелка, которой определен будет из обретающихся при мне служивых, служивой прислан был. И на сие требование по сие число ответствия лет, да и не будет, а указывано на обретающихся при мне служивых, будто стрелять умеют, для того, чтоб только чем нибудь отговориться.
Маия 26 дня требовано от Большерецкой приказной избы, чтоб анбар построен был, и при том объявлено, что прошедшего 1738 году приплавлено было на строение анбара сто лесин в июне месяце, но за неприсылкою плотников оной лес лежал во все лето, а по прибытии господина капитана Шпанберга за недостатком лесу взят оной на строение казенное и сплавлен к морю и приказано было закащику Гусельникову, чтоб той же осени вместо означенного анбарного лесу иной приплавлен был, но за поздым временем ронить и платить лесу невозможно было. И чтоб приказная изба на анбар лесу выронить и приплавить сюда приказала, хотя июня к 15 числу, ежели ране невозможно будет, а ежели оной анбар построен не будет, то мне приказанных дел исправить невозможно будет, а в неотправлении моего дела ответствовать будет Большерецкая приказная изба.
Маия 26 дня поехал я к морю с определенным для продолжения метеорологических обсерваций служивым Иваном Пройдошиным. И того ж маия 27 дня поставил столб на устье Большей реки, и зделал доску на полуденную линею, и жил там июня по 2 число, а полуденной линеи провесть не мог, понеже дни были все пасмурные, и обсервации прилива и отлива чинил я на пример. В бытность мою там описал я чавычю и другую рыбку, которая клопами пахнет, да один род капусты морской и пузырьки из моря выбрасывающиеся.
Июня 2 дня оставя служивого для продолжения обсервации прилива и отлива, и приказав ему, чтоб в ясной день и без меня замечал тень иголки, когда она на на черченые на доске круги поутру и пополудни приходить будет, и чтоб каждого дни во время прибыли и убыли записывал озега и погоду, поехал в Большерецк, и того же дня во оной приехал.
Июня 5 дня присланы от Большерецкой приказной избы копии метеорологических наблюдений шести месяцев, а имянно от ноября по май месяц.
Того же июня 5 дня, как еще снег в огороде не весь сошел, то я талое место в огороде немедленно вскопать и нанавозить велел и ячмень посеял. Редьку посадил июня 6 дня, с июня 8 дня посеял репу, да насеял гряду незнаемых семян, которые даны были от господина порутчика Валтана служивому Черному, а от него мне и между оными были бобы, морковь, огурцы, редька, репа, росада, да на той же гряде посадил горох.
Ячмень всходить начал июня 13 дня, а редька и репа 14, росада июля в первых числах, а прочие семена не взошли, может быть лежалые были, и не я один их сеял, но и господин подполковник Мерлин, у которого также всходу не было.
Между тем сыскивал я травы и вновь садил, а всех насажено их четыре гряды, и из оных большая часть цвела, а иные еще и по сие время не росцветали. Сладкая трава и поныне стволья не выпустила, но многими только большими листами роспушилась, а в полях оная уже цветет.
Из дерев посадил я в огороде рябинник, ольховник, боярышник, кедровник, смородину, малину, пищальник, черемошник, верез, шиповник и жимолосник, каждого рода по три деревца молодых и из оных ольховник, малинник, черемошник, кедровник, боярышник, пищальник, верез и шиповник принялись, из которых пищальник цвел, а на малине и ягоды есть, токмо смородина и малина поблекли, понеже с листьями сажены, но однакож оные будущей весны примутся.
Ячмень по сие число еще не колосится, и надежды нет, чтоб оной созреть мог.
Июня 12 дня из Верхнего Камчатского острога от закащика Ефима Пермякова получил известие, в котором написано: против де ее императорского величества указу в Верхнем Камчадальском остроге на строение хором, светлиц и другого, что показано, служивыми людьми заготовлено четыреста бревен, також же и кирпичи июня с 1 числа станут делать, но токмо де в Верхнем Камчадальском остроге кузнеца не имеется, а топоры де государевы приломались, и чтоб де по прибытии моем б Верхней в работе светлиц с анбарами остановки за оными топорами не было, потребовать бы мне из Большерецка кузнеца для такой нужды хотя на время.
Июня 22 дня получил я репорт из Нижнего Камчатского острога от определенных к чинению метеорологических обсерваций служивого Василья Мохнаткина с товарищем, в котором написано: по ее де императорского величества указу велено им быть при метеорологических наблюдениях и велено де им перемену воздуха и погоды записывать в журнал, и с журнала подавать на каждой месяц по две копии в приказную избу, и ныне де у них бумаги не имеется, а в Нижнем Камчадальском остроге в приказной избе скудаются казенною пищей бумагой. Апреля де 4 дня подавали они в приказную избу требование о бумаге, и выдали де им из казны ее императорского величества полдести пищей бумаги, да серой мохнатой бумаги два листа, и чтоб о вышеписанном учинено было рассмотрение. При оном же репорте присланы двойные копии двух месяцов марта и апреля.
Июня 25 дня против вышеозначенного репорта послана к ним при письме десть пищей бумаги со служивым Емельяном Нагаевым, а в письме к ним написано, что в чиненных от них наблюдениях нашлися многие неисправности, а имянно: 1) в марте месяце 30 в числе описано северное сияние: на северной стороне видны были полосы зеленые и белые, и красные, и от оные полосы происходили лучи светлые и никуда движения не имели, а не очень высоко до горизонта не доходили, а подножие было зеленое, и это описание очень не ясно: 1) о полосах зеленых, красных и белых не можно знать, близ горизонта ли оные были, или вверху близ зенифа, 2) о зеленом подножье, под полосами ли оно было или под лучами, ежели подножье было недалеко от горизонта, а полосы вверху, а лучи между ними, то я думаю, что оные от подножья зеленого происходили, а у полос кончались, происхождение лучей можно оттого знать, где они шире, тут их происхождение, а где уже, тут конец, а буде полосы были недалеко от горизонта, а под ними подножье зеленое, то верить не можно, чтоб лучи к горизонту, а не к зенифу простирались, а они пишут, что лучи невысоко до горизонту не доходили может быть они вместо зенифа горизонт написали, а им сказывано было, что горизонт есть то, где кажется будто земля с небом сошлася, а зениф часть неба над головою, 2) в апреле месяце во многих числах написано: шел снег мелкой и частой, и ежели бы написано было снег мелкой и частой, то б и без слова шел, знать можно было, что шел, 6) в апреле ж в 16 числе в 10 часах по п[олудни] объявлено: вышеписанной снег перед сим в часах в 9 перестал по п[олудни], и это писано очень худо, ибо ежели они пишут в 10 часах по п[олудни], что снег перестал часах в 9 по п[олудни], то это слово перед сим не надобно, оно понадобилося бы, ежели б они смотря инструменты в 10 часах по п[олудни] писали, что снег перестал за час перед сим, то есть наблюдением, то б это слово перед сим значило, что в 9 часах по п[олудни], такая ж погрешность в 19 числе в 12 часах, в 23 числе в 6 часах пр. п[олуднем] и в 30 числе в 6 ж часах пр. п[олуднем], также и это худо, что пишут они в часах в 9, надлежит писать в 9 часах или часах в 9. О вышеозначенном описании северного сияния приказано им ответствовать, а от погрешностей впредь остерегаться.
Июля 1 дня, получа известие от оставленного для примечания прилива и отлива морской воды служивого Пройдошина, что на доске тень по кругам замечена, отправился к морю, и провел полуденную линею, и начертил на оной компас. Также зделал близ столба барабару, где жить служивому Пройдошину, а прежде того жил он в маяке, в котором наверх юкола складена казенная, и она вся от червей почти съедена, которые черви сквозь потолок падали в нижней анбар, где служивой жил и так много, что жить там невозможно было. У моря жил я июля по 19 число, а между тем примечал я в ясные дни, сколько часов малая вода и большая прибывает, и в ясные дни, которых мало было, усматривал, но однакож на том основаться нельзя, понеже на всякой день разность времени в прибыли и убыли воды примечается. Токмо сие верно приметил, что самые большие прибылые воды бывают в новолунии и в полнолунии, которые очень много сбегают, и воды в губе Большерецкой, кроме речных струй, а имянно Большей и Озерной рек не остается. И такая большая вода бывает дни по…. потом станет большая вода не вся сбывать, а малая вода больше прибывать, и близ полнолуния малая вода будет большею, а большая малою, и также чрез…. дней вся сбегает, и много прибывает, а потом меньше становится и не вся сбегает, а малая больше становится, а при новолунии оная пременится большою, а большая малою, о чем явствует в приложенном при сем журнале прилива и отлива морской воды. На каждой странице означенного журнала проведены четыре столба, в первых двух столбах написаны футы и дюймы прибыли и убыли, а в других двух футы и дюймы, сколько воды не сбегало против новолунных и полнолунных вод, как большой воды, так и манихи или малой. Также описал я две чайки морские большого рода да несколько трав морских, которые описания на латынском языке при сем репорте прилагаются.
В Большерецкой острог возвратился я июля 19 дня. На проезд из острога до моря и на провоз служивых посыланных за травами роздано в разные числа каюрам табаку шару 20 1/4 золотника, а всего табаку в росходе 19 фунтов 53 3/4 золотника.
Между тем приплавлено на анбар лесу сто бревен, и против требования моего прислано четыре человека плотников, но за ненастьем еще по сие число и половины анбара не срублено.
Построя анбар, намерен я иттить пешком в Верхней Камчадальской острог и оттуда в Нижней для строения светлиц к прибытию вашего благородия, и ежели никакого препятствия не будет, то я стараться буду, чтоб конечно оные нынешней осени построены были, а в путь отправлюсь я сего августа около половины, а между тем подожду не будет ли судно с Ламы.
Посыланные прошлого 1738 году до вашего благородия ящики с птицами и рыбами и прочими вещьми удержал я у себя, и вывезу оные с собою, когда будет милостивейшей ордер от вашего благородия о выезде мне с Камчатки. Студент Степан Крашенинников.
В Большерецком остроге. Августа 5 дня 1739 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 82—92).

ПИСЬМО ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 5 августа 1739 г.

Благородные господа профессоры.

Милостивейшие государи мои.

Желаю вашему благородию многолетнего здравия и всякого желаемого благополучия.
Нижайше доношу вашему благородию, что нынешней зимы приходили на коряк чюкчи, и побили из них коряк небольшое число, между которыми убит лутчей коряцкой мужик Этель, и табуну оленного много отогнали и перекололи.
Судну, строенному в Большерецке из березняку, имя дано ‘Большерецк’, спущали его марта 25 числа.
Господин капитан Шпанберг отправился в путь маия 22 дня.
Июля 23 дня прибыл сюда возвратно бот ‘Гавриил’, а на нем командиром господин лейтенант Валтан, а прежде он был на дуббельшлюпке, но на Курильских островах дуббельшлюпка отдана мичману, господину Шхельтинге, а его на ‘Гавриила’ перевели.
Чрез означенного господина лейтенанта о их походе слышал следующее. Июня де около половины отстал он от господина капитана Шпанберга, за тем, что некоторые снасти у него испортились, и как де снасти исправляли, а он де между тем с двумя судами из виду ушел, и после того де он его найтить не мог.
Июля 16 или 17 чисел увидел он, господин лейтенант, 39 японских торговых судов, и, следовав между ними полторы сутки, пришел к одному местечку, в котором жилья было около полуторы тысячи. Строение в линею каменное и деревянное низменное, камышем по шатровому крытое. Люди в нем живут японские, платье носят подобно китайскому, головы бритые, только на затылке оставлены волосы, и перевиты белым шнуром, и неведомо каким маслом мазаны. Шляпы носят камышевые, подобно китайским. Подлые люди ходят наги, только срам полотном или пестредью закрыт.
Пришед к оному местечку, стал он на якоре, и приехали к нему на лодках японцы и звали к себе. Господин лейтенант отправил на берег в елботе штурмана Казимерова с квартирмейстером, да с шестью человеками солдат для воды, которых японцы на берегу честно приняли и кланялись им. Штюрман входил в два дома, и хозяева тех домов потчевали его ренским и ставили перед него закуски, редис и сорочинское пшено вареное. Будучи там, видели они скота, коней, коров и кур.
Как штюрман к боту поехал, то его от самого берега до судна бучировали японцы, и с ним приехал на судно японской начальной человек, а при нем лодок великое множество. Господин лейтенант подчивал его водкою, а японец ренским, которое с собою привез.
Ради великого множества людей он, господин лейтенант, долго стоять поопасся, и выняв якорь, пошел далее в путь. После вышеписанного местечка видел еще в двух местах людей. Не дошед до японской столицы верст за 300, воротился он на Камчатку.
Чрез него, господина лейтенанта, получил я одну японскую рыбку, да ветку одного дерева с плодом.
Июля 26 дня прибыл сюда бот ‘Большерецк’, которой отстал от господина капитана Шпанберга, идучи из Японии. Они також де японцев видели, и многие из японцев на капитанском судне были, чрез которых достали некоторые служители японских золотых и медных денег.
Господин капитан Шпанберг и дуббельшлюпка ‘Надежда’ еще по сие число не бывали, а господин лейтенант дале шестого сего августа его ждать не хочет.
Походная розыскная канцелярия сего августа 5 дня из острога к морю поднялася.
Ведомость, сочиненную от господина маеора Павлуцкого, получил я по прибытии из Нижнего Камчатского острога в Большерецк, которая при сем до вашего благородия посылается.
Ежели случится видеть вашему благородию господ, подполковника Василья Федоровича Мерлина и маеора Дмитрия Ивановича Павлуцкого, нижайше прошу вашего благородия поблагодарить им, господам, за неоставление мое на Камчатке в нуждах моих.
Вашего благородия нижайший слуга Степан Крашенинников.
В Большерецком остроге. Августа 5 дня 1739 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 266—267).

ДЕВЯТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 18 августа 1738 г.

Благородным господам профессорам.

Девятой репорт.

В осмом моем репорте, посланном к вашему благородию сего августа дня, между прочим доносил, что сего августа с половины намерен я ехать в Верхней и в Нижней Камчатские остроги для строения к прибытию вашего благородия светлиц, но за дождями жил я сего августа по 16 число, а сего августа 16 числа хотел я ехать в намеренной путь, но, услышав прибытие господина капитана Шпанберга в устье Большой реки, поплыл к морю к нему господину капитану, чтоб при сем случае послать нижайшей репорт к вашему благородию.
В путь с собою беру я двух человек служивых, толмача да кузнеца, которой определен, по требованию моему, быть в Верхнем остроге для починки топоров, и для кованья потребных на сгроение хором припасов, а для обережи в дороге принял один фунт винтовочного пороху да свинцу два фунта.
В остроге оставляю я пищика Аргунова, служивого Бочкаря да определенных к чивению метеорологических обсерваций служивого Ивана Пройдошина да казачья сына Ивана Пашкова, которой по требованию моему, как грамоте отчасти умеющей, определен в помочь Ивану Пройдошину вместо служивого Никифора Саламатова.
Пищику Аргунову приказано сыскивать травы и собирать все семена посаженных в огороде трав и быть при смотрении оставленных здесь казенных вещей. А когда судно с Ламы прибудет, и ваше благородие на оном приедете, то велено ему явиться немедленно вашему благородию, а ежели ваше благородие не прибудете, а пришлются от вашего благородия какие письма и посылки, то б ему отправить со оными письмами из оставленных с ним служивых нарочного посыльщика в немедленном времени. Ему ж бы надсматривать над оставленными служивыми, которым метеорологические обсервации приказаны, чтоб они их верно и по силе данной им инструкции чинили. На топленье горницы, в которой оставлены казенные вещи, также и собранные здесь птицы, рыбы, травы и прочая, требовал я дров, чтоб оные оставленные вещи не погнили.
Ехать намерен я вверх по Быстрой реке батами, а на подъем принял я от приказной избы три бата, один под себя, под двоих служивых, да под толмача с кузнецом два бата. Студент Степан Крашенинников.
Из Большерецкого устья на брегантине ‘Михаиле’. Августа 18 дня 1739 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 93—94 об.).

ДОНОШЕНИЕ Л. ДЕЛИЛЬ ДЕ ЛА КРОИЕРУ И Г. В. СТЕЛЛЕРУ

от 30 января 1740 г.

Благородным господам профессору Людвигу Делиль, де ла Кроеру и адъюнкту Георгу Вильгельму Штеллеру.

Доношение.

Понеже по силе данной мне от вашего благородия инструкции, хором, к прибытию вашего благородия сюда, здешняя приказная изба строить отказалась, о чем от меня редартовано господам профессорам Гмелину и Миллеру, а построил я двор только про себя на свой кошт, который ныне за неимением удобных квартир ваше благородие под себя взять изволили и впредь оной всегда занят будет, когда либо ваше благородие здесь быть изволите.
Того ради вашего благородия прошу дабы повелено было мне за оной дом заплатить деньги, в сколько он мне стал, а что на строение издержано, тому при сем реэстр прилагается.
О сем доносит студент Степан Крашенинников, генваря 30 дня 1740 году. К сему доношению студент Степан Крашенинников руку приложил.

РЕЭСТР

ЧТО ИЗДЕРЖАНО НА СТРОЕНИЕ ДОМУ, ВЗЯТОГО ПОД ГОСПОДИНА ПРОФЕССОРА ДЕ ЛА КРОЕРА.

За добычу лесу на горницу — Рубли 6 Копейки —
За сплавку оного лесу до острога — 5 70
Плотникам четырем человекам, которые горницу рубили, по четыре рубли — 16 —
Плотнику за отделку горницы — 14 —
За добычу лесу на сени — 5 50
За рубку сеней — 9 —
За печь и связи — 10 —
За крюки и петли и гвоздье железное — 5 —
За двоих работников, которые при строении находились, ясаку платил две лисицы красных ценою 1 р. 80 к. — 3 60
На окончины издержал казенной слюды три фунта, а жести на оные купил на — — 90
За лес на потолок в сенях — 2 —
За деланье анбара в сенях — 2 —
За корье на крышу — 3 —
Итого: — 82 70
К сему реэстру студент Степан Крашенинников руку приложил.
(Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 800, лл. 426, 247).

[]

ДЕСЯТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ и МИЛЛЕРУ от 7 июня 1740 г.

Благородным господам профессорам.

Десятый репорт.

По отослании девятого репорта к вашему благородию с господином капитаном Шпангбергом, августа 19 дня возвратился я в Большерецкой острог, и за беспрестанными дождями пробыл в Большерецке августа по 23 число. Между тем объявлено было мне от плотников к строению анбара определенных, что ста дерев на оной анбар не достанет, и понадобится еще дерев с тритцать, и по оному представлению требовал от приказной избы, чтоб тритцать дерев в прибавок к прежним сту деревам приплавлено, да чтоб сто жженого кирпича пищику Аргунову отправлено было, из которого места под гиэтометр зделано будет.
Августа 23 дня поутру из Большерецкого острога отправился я в трех батах с двумя служивыми, толмачем и кузнецом, и шел батами вверх по Быстрой реке до Ганалина жилища, куда прибыл я сентября 4 числа.
От Ганалина жилища шли мы пешком до впадающей в Камчатку с левой стороны Амчи рекг, на которую пришли сентября 8 числа. От Амчи реки, взяв баты у живущих на ней камчадалов, поплыли вниз по реке Камчатке и сентября 9 дня в Верхней Камчатской острог приплыли.
От Большерецка до Верхнего Камчатского острога вышло на прогоны казенного табаку один фунт семь золотников.
Из Верхнего Камчатского острога отпустил я бывших при мне служивых двух человек и толмача, и писал к оставленному в Большерецке пищику Аргунову, чтоб их отдать в Большерецкую приказную избу, а на их место взял из Верхнего острога двух же человек служивых: Федора Соболева, Ивана Паламошнова, да толмача Андрея Чюркина.
О строении хором к прибытию вашего благородия Верхнего Камчатского острога от приказной избы определено, чтоб их построить на том месте, где стоял государев двор, в котором живали прикащики. Изба при оном дворе весьма гнила была, и к житью негодная, а анбар при оной избе двоежирой, изрядной. Сентября 14 дня оную избу сломали, и место росчистили, а сентября 15 дня на том месте две светлицы заложили пространные. Окон в одной светлице приказал я зделать четыре, а в другой три, а вместо черной избы, обретающуюся при том дворе баню очистить велел. А троих хором построить во оном остроге невозможно было, ибо и сих служивые бы строить не стали, ежели б закащик, капрал того острога, Ефим Пермяков неволею их не заставил строить, а они все просили о строении из Охоцка указ. На закладке хором по просьбе служивых выдано им табаку полфунта.
Сентября 17 дня из приказной избы Верхнего Камчатского острога объявлено мне письменно, что при Верхнем остроге ни железа, ни кузнешной снасти не имеется, и требовано от меня, чтоб прислать железа и кузнешную снасть из Нижнего, а в Нижнем де остроге казенной кузнешной снасти есть за излишеством.
Совершения светлиц я не дождался, но сентября 19 дня из Верхнего Камчатского острога поплыл в Нижней Камчатской острог, чтоб успеть там построить хоромы.
Плывучи в Нижней Камчатской острог, описал я реку Камчатку по румбам до Нижнего Камчатского острога, которое описание при сем репорте прилагается, а на прогоны от Верхнего до Нижнего Камчатского острога табаку китайского вышло один фунт шестьдесят два золотника с четвертью.
В Нижней Камчатской острог приплыл я сентября 25 дня, а сентября 26 дня требовал Нижнего Камчатского острога от приказной избы трех пуд железа да кузнешной снастн, ежели которая за лишком имеется, и чтоб оное железо и кузнешная снасть с нарочным посыльщиком в Верхней Камчатской острог посланы были.
Против означенного требования того же дня отправлено ко мне из партовской казны приему служивого Ивана Карамзина прутового железа три пуда, да кузнешной снасти клещи весом в два фунта три четверти, молот осьмифунтовой и наковальня пудовая, а для посылки с означенным железом и снастью прислан казачей сын Козма Чижевской.
Сентября 27 дня вышеобъявлшное железо и кузнешная снасть посланы в Верхней Камчатской острог при ведении, в котором написано, чтоб означенное железо употреблять на строение хором, а отдавать бы оное и из дела принимать весом, и что оного железа изойдет и что в остатках будет, о том бы мне сообщено было ведение, а в приеме б означенного железа и кузнешной снасти казачью сыну Чижевскому дана была квитанция.
Того же дня ездил я вверх по речке Ратуге до имеющегося на оной камчатского острожка для смотрения свадебного пира, о котором в Описании камчатского народа объявлено, а шли мы по Ратуге речке батами от самого ее устья и проехали следующие речки, а имянно: 1) Коаучир, которая течет в Ратугу по течению с левой стороны, а вышла она из озерка верстах в 2 от устья находящегося. От устья Ратуги до устья Коаучир речки версты, с 3. 2) Галаханак, которая вышла из озерка, верстах в 5 от устья, имеющегося, и пала в Ратугу с правой стороны. От Коаучира до сей речки версты с две. 3) Ханучю, которая пала в Ратугу с правой же стороны, а вышла из озерка верстах в 7 от устья находящегося. От устья Галаханака до устья Хануча версты с две. 4) Шинжеучь, которая пала в Ратугу с левой стороны из озерка версты с 2 от устья расстоящего. Между устьями сей речки и Хануча расстояния версты с три. На устье ее имеется камчатской острожек, в котором 2 юрты да 12 балаганов. В острожек приехали мы часах в 10 поутру и пробыв в нем часов до 3 пополудни, поехали в Нижней Камчатской острог, в которой того же дня и приехали.
Сентября 30 дня определенные к чинению метеорологических обсерваций в Нижнем Камчатском остроге служивые Василей Мохнаткин с товарищем на посланной к ним из Большерецка 1739 году июля дня ордер, по силе которого велено им было о северном сиянии примеченном от них в марте месяце того же 1739 году яснее ответствовать, объявили, что де полосы зеленые, белые и красные были стоячие, как столбы невысокие, а подножье де зеленое было под означенными полосами, из которого де они происходили, и то де подножие было недалеко от горизонта, а лучи де были зарево вкруг полос, будто лучи около солнца, местами светлое, а местами красное, и то де зарево до зенифа немного не доходило.
Октября 2 дня писал я Нижнего Камчатского острога в приказную избу, чтоб повелено было строить двои светлицы к прибытию вашего благородия, и притом объявил, что удобных вашему благородию квартер, кроме государева дому, не имеется и что Нижнего Камчатского острога от приказной избы марта 14 дня 1739 году писано ко мне, что лес изготовлен будет июля к 20 числу, и чтоб для строения хором я сам сюда приехал, а ныне приехавши живу я праздно, и об оном строении повсядневно предлагаю приказной избе, но от оной никакого ответствия не получал.
Октября 3 дня на означенное требование прислано ответствие, в котором написано: строить де светлицы опоздало время, о чем де просили здешние обыватели, что де и без оного строения ваше благородие пробыть можете, и в квартерах де нужды не возъимеется, что де после раззорения Нижнего острога служивые и прочив люди завелись домами, да и в прочетном де указе, данном мне из Охоцка, строить светлиц не показано.
На строение светлиц и лес уже в острог приплавлен был, и ныне оной напрасно лежит. Ежели бы такой же доброй закащик был, какой в Верхнем остроге, то б служивые без отговорок за дело принялись и все б построено было, ибо осень весьма продолжительна и суха была, а то закащиком был служивой Федор Панов, мужик безграмотной и смирной, которого казаки мало и слушали, и их советами принужден он ответствовать, как выше писано. А что они обещаются довольствовать ваше благородие своими квартерами, тому быть невозможно, понеже у всех у них черные избы, к которым у некоторых приделаны маленькие каморки, и в те пущается тепло окнами из черных изб. Но во оных каморках зимою как ради стужи, так и ради угару жить невозможно, и мне оное оттого известно, что случилось жить в такой каморке и ради беспрестанного от угару беспокойства вытти в черную избу.
По получении означенного ответствия уже больше о том не докучал приказной избе, но октября 6 дня поплыл я на устье Камчатки реки и описал ее от Нижнего Камчатского острога до устья по румбам.
Октября 31 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы двух человек служивых для посылки в ясашные иноземцы, одного в Коряки за покупкою коряцкого платья, а другого для привезения, ежели найдутся на здешнем берегу, островных карагинцов. И против означенного требования присланы ко мне партии служивой Иван Карташев да камчатской житель Евдоким Колегов, из которых Карташев послан для привезения карагинцов и велено ему в проезде, ежели найдутся, покупать усовые и костяные куяки, а на покупку куяков послано с ним китайского табаку один фунт, из того числа велено ему в дороге карагинцов довольствовяпъ кормом и табаком поить. А Колегов послан для покупки коряцкого платья, а на покупку гого платья дано ему табаку два фунта.
Ноября 19 дня уведав о камчатском празднике, что будет того дни в острожке Шваннолом, просто Шолоноки и Камаков называемом, поехал во оной и пробыл там ноября по 23 число, пока их праздник окончался, которого праздника все действия описал. Оное описание приобщено к Описанию камчатского народа. А будучи на оном празднике роспоил камчадалам табаку шару двенатцать золотников.
Ноября 27 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы толмача, знающего коряцкого языка, по которому требованию прислан ко мне в толмачи Спиридон Перебякин.
Декабря 5 дня бывшей при мне в толмачах Андрей Чюркин извещал мне словесно: что данные мне из Верхнего Камчатского острога служивые Иван Паламошной да Федор Соболев покрали в Нижнем Камчатском остроге питейную казну, которых я того же дня отослал к следствию в приказную избу, а на их место требовал служивых двух же человек. И хотя оные служивые явились виновны, однакож иных мне не дали, во их же прислали, понеже решение дела их отложено до ясашного зборщика.
Декабря 10 дня получил я от служивого маленькой столбчик незнаемого письма, которой при сем послан к вашему благородию.
Декабря 20 дня возвратился в Нижней Камчатской острог посланной для сыскания карагинцов служивой Иван Карташев и объявил письменно: ездил де он, Карташев, до реки Караги, и морского де Карагинского острова жителей на здешнем берегу не имеется, а которые де на здешнем берегу жили, те де прошедшей зимы, когда становилось море, все переехали на морской остров, токмо де по укинскому берегу купил он у тойона Умьеучки куяк моржовой кожи и дал де за него табаку четверть фунта, а костяных де и усовых куяков нигде не нашел, да из данного ж де ему табаку, едучи от Нижнего до Карагин роспоил по острожкам лутчим мужикам четверть же фунта.
Декабря 22 дни, приняв у означенного Карташева остальной табак и купленой куяк, отослал его при ведении Нижнего Камчатского острога в приказную избу.
Декабря 23 дня отпустил я в Верхней Камчатской острог камчатского языка толмача Андрея Чюркина, понеже определенной в коряцкие толмачи служивой Спиридон Перебякин как в коряцком, так и в камчатском языках искусен.
1740 году генваря 4 дня чрез прибывшего сюда ясашного зборщика Тимофея Брехова получил я от вашего благородия в разные годы посланные ко мне ордеры, а имянно: 1) из Киренского острога сентября от 27 дня 1737 году, при котором прислано географическое описание Камчатки, 2) из Киренского же острога того же 1737 году ноября от 2 дня, о получении посланных от меня к вашему благородию с Ярманки и с Бельской переправы репортов, 3) три ордера из Иркуцка посланные 1738, из которых первой марта от 10 дня, о посылке ко мне дватцати пяти пуд провианта, и при нем копия с указу ее императорского величества, каков послан в Якуцкую воеводскую и Охоцкую канцелярии о отправлении ко мне провианта и о даче мне ее императорского величества да служивому Аргунову денежного и хлебного жалованья, второй марта от 18 дня и при нем допросы к описанию народов надлежащие, третей июля от 18 дня о снесении обсервации (прилива и отлива в таблицы по приложенному образцу, и о посылке при репортах собранных мною трав, зверей, птиц и рыб и иноземческого платья, 4) из Енисейска 1739 году генваря от 20 дня о получении посланного от меня из Большерецка ноября 14 дня 1737 году репорта и о посылке ко мне весною того же 1737 году термометра, бумаги и семян, и чтоб мне касающиеся до натуральной истории и географии и до тамошних народов обсервации присылать при всяком случае, сколько в готовности будет, когда, либо морем, либо сухим путем, почта с Камчатки отправляется, и чтоб мне присылать копии с того, что прежде от меня послано, понеже в таком дальнем расстоянии, кроме морского розбития и сухим путем всякая утрата прилучиться может.

[]

На вышеписанное вашему благородию нижайше доношу, что в небытность мою в Большерецке отдано служивому Осипу Аргунову чрез якуцкого сына боярского Петра Борисова десять сум ржаной муки, а в каждой суме муки по полтретья пуда, и мука явилась без недовесу, токмо сумы плохие и без печати, а сказывал он, Борисов, что сумы на означенной провиант выданы из Якуцка новые и с добрыми ремнями и привезены им Борисовым в Охоцк за печатью Якуцкого города, но провиант из оных сум издержан от охоцкого коммандира господина Скорнякова-Писарева на жалованье служивым, а при походе судна на Камчатку выданы ему Борисову иные сумы с провиантом для отвозу ко мне, которые он и отдал, и в том ему дана от меня квитанция, а отправлен с ним провиант из Якуцка в 1738 году. А денежного ее императорского величества жалованья не получал, понеже в здешние остроги из канцелярии Охоцкого порта о выдаче мне жалованья ее императорского величества указу не прислано, а чего ради о том неизвестно, и я от того ныне терплю немалую нужду и палез в долги. Я хотел о том писать в канцелярию Охоцкого порта, чтоб о даче мне денежного жалованья в здешние остроги указ прислан был, но за опасением дабы оное мне в вину не причлось, что кроме коммандиров бил челом, не писал.
Против присланных допросов сочинил я Описание камчатского народа, которое при сем репорте прилагается, а что сверх того о них услышано или мною примечено будет, оное опущено не будет.
А о приливе морском, чтоб оной снести в таблицу по приложенному образцу, то писал я в Охоцк к служивому Михаилу Попову, которому поручены в Охоцке метеорологические инструменты, и послал к нему копию с образца таблицы, и велел чиненные им наблюдения прилива и отлива морской воды снести в таблицу. А обсервации прилива и отлива морской воды чиненные в 1739 году в июне и июле месяцах снес я в таблицу ж, в которой находятся девять столбов. В первом столбу писаны месяцы и числы, в другом начало прилива А, в третьем конец прилива А, в четвертом прибыль воды, в пятом убыль воды, в шестом начало прилива Б, в седьмом конец прилива Б, в осьмом прибыль воды, а в девятом убыль воды. Убыли воды столбы прибавил я ради следующей причины.
В приливе морском, которой усмотрен в Охоцком, прилив А столько же часов продолжается, сколько прилив Б, и во оном только то наблюдалось, в котором часу оной начнется и окончается, и на сколько футов и дюймов воды прибудет, а убыли ее примечать нужды не было, понеже усмотрено было, что во время отлива столько же ее убывало, сколько во время прилива прибывало. А прилив морской в Большей реке бывающей, от охочкого весьма разнствует: 1) что в отливе А, которой начинается по окончании прилива А и продолжается до начала прилива Б, приливная вода не вся вбегает, 2) что прилив А продолжается доле прилива Б, 3) что прилив Б около полнолуния бывает больше прилива А, или прилив Б пременяется в прилив А и так продолжается до новолуния, а около новолуния прилив А по прежнему становится. Я приливом А называю большую воду новолунную, а полнолунную, хотя б она и большая вода, приливом Б, 4) что приливная вода вся збегает только около новолуния и полнолуния, и около новолуния во время отлива Б, а около полнолуния во время отлива А, когда прилив А мал бывает, и то чрез трои или четверы сутки, а потом приливной воды несколько остается, 5) что прилив А и Б не всегда равное время продолжаются. Все вышеписанное в приложенной таблице явствует.
Копия с наблюдений прилива и отлива, которые чрез служивого Ивана Пройдошина чинены и в сию таблицу внесены, послана к вашему благородию при нижайшем моем репорте, писанном в Большерецке 1739 году августа 4 дня, но во оных усмотрел я неисправность уже по отослании репорта, а в то время мне усмотреть не удалося, понеже означенной служивой прибыл сюда от моря августа 3 дня, а августа 4 дня и репорт послали, и так едва успели их переписать и снести с подлинником. А неисправность в его наблюдениях: 1) что в двух месяцах явился у него лишней день оттого, что он прилив А и прилив Б щитал за одни сутки, и когда вода прибывала, например пополудни, а убывала поутру другого дни, то он убыли не переносил в другой день, но писал в том дни, в котором прибыль была: 2) что в майе в 27 и 28 числах в столбе, в котором остатки воды записаны, приливной воды, вместо 4 футов 8 дюймов, написал он 3 фута 7 дюймов, а вместо 5 фут 5 дюймов, написал 4 фута 5 дюймов.
Часы прилива и отлива записываны, от большей части, на пример, потому что солнечные часы здесь, ради беспрестанных почти туманов и дождей, мало действуют, отчего в часах не без погрешности, а ежели часов, на пример, не писать, а писать в столбах вместо часов препятствие, чего ради часы не записаны, то в два месяца едва сыщется десять дней, в которых подлинное время прибыли и убыли записано будет, и то одного прилива, ибо обоих в сутки усмотреть не можно по солнечным часам, понеже один из тех приливов в ночи или поутру рано начинается или кончается. И из того трудно усмотреть будет, сколько долго которой прилив или отлив продолжается, а ежели часы, например, записываются, то хотя в них и погрешность будет, однакож знатно будет, что один прилив или отлив доле другого прибывает и убывает.
Собранные мною на Камчатке травы, птицы и рыбы и купленное платье при сем до вашего благородия в четырех ящиках да в сыромятной суме посылаются, а что имянно в котором ящике, о том в приложенном реэстре объявлено, а других копий прежде посланных репортов и при них обсервации писать не на чем, понеже при мне ныне осталось белой бумаги только пять дестей. И ежели сей весны бумаги от вашего благородия не пришлется, то во оной немалая нужда возимеется, понеже купить ее здесь негде, а в приказные избы присылается она из Охоцка со зборщиками по малому числу, а когда у купцов в продаже бывает, то в дешевую пору по одному рублю десть покупается, а в дорогую пору по два рубли.
Чрез того ж зборщика Брехова от оставленного в Большерецку служивого Аргунова получил я репорт, в котором написано: по силе де данной ему инструкции по отбытии моем из Большерецкого острога трав на сушенье в близости сыскать не мог, а ходить де и посылать за ненастьем невозможно было, понеже де сентября по 1 число бесперемежно дожди стояли, а сентября де с 4 по 28 число, сколько мог, собрал как в огороде, так и на лугах с трав семена с стручками, и в разных де бумажках с подписью, которого числа кое взято, и оные де хранятся в сухом месте.
Да по получении де ведомости в Большерецку октября 10 дня о прибытии с Ламы бота ‘Гавриила’ в устье, того де числа плыть он не успел, понеже де бата промыслить не мог, токмо де 12 дня доплыл он в одном бату и уведомился у зборщика Андрея Шергина, что де присланы с ним из канцелярии Охоцкого порта от вашего благородия пакеты, да принял де у якуцкого сына боярского Петра Борисова десять сум с провиантом, из когорого де две сумы остались, понеже де в бат не уклались, которой де провиант послан с ним Борисовым из якуцкой канцелярии мне в жалованье.
Октября 16 дня, прибыв в Большерецк, просил де он словесно зборщика Шергина, чтоб де принять ему помянутые пакеты и послать с ними ко мне служивого Василья Шелковникова, и оной де Шергин сказал на то, что де Василья Шелковникова, по силе ее императорского величества указу, из острога никуда отпустить не велено, и велено де его посылать в Охоцк.
Октября 17 дня подал де он в Большерецкую приказную избу ведение, в котором написал, прислан де к нему, Аргунову, от меня из Верхнего Камчатского острога ордер, по силе которого де велено ему из бывших со мною в Верхнем Камчатском остроге Петра Евлантьева, Дмитрея Верхотурова, да из оставленных де в Большерецку Семена Бочкаря объявить в приказную избу, дабы де оные были до моего прибытия при Большерецкюй приказной избе, понеже на их места принял я в Верхнем остроге служивых двух человек да толмача, а по прибытии б моем в Большерецк присланы были ко мне попрежнему, а служивого б де Шелковникова выслать ко мне с письмами, которые из за моря пришлются, пешком, не дожидаяся зимнего пути. И против означенного де ведения служивые Петр Евлантьев, да Семен Бочкарь да толмач Дмитрей Верхотуров в Большерецкую приказную избу взяты, а Шелковников де для посылки с вышеписанными пакетами не отпущен, и вместо де его никто не определен, и за таким де препятствием пакетов он, Аргунов, не принял, понеже де послать ему не с кем, а ныне де с ним в Большерецку имеется служивой Иван Пройдошин, да казачей сын Иван Пашков.
Да оставленной де в Большерецке у служивого Ивана Пройдошина инструмент изломался, о котором де он октября 24 дня в Большерецкую приказюую избу подавал известие, в котором у него написано: по силе де данной ему инструкции велено чинить ему в Большерецком остроге метеорологические наблюдения, и сего де октября 4 числа в 12 часов пополудни усмотрел он, что де налитая в барометре ртуть потекла из деревянного сосудца малое число, неведомо де от какой тряски, и для того де поставлена была под оным сосудцем чашка для обережи, чтоб де ртуть из него не вышла, и сего ж де октября 20 числа п[осле] смотрения 6 часа по п[олу дни] усмотрел он, что де из оного барометра ртуть вся вытекла и вверху де трубка сломлена, которая де сперва была мало бережена, неведомо от какой тряски, токмо де разве надеяться можно, что в то число носили во оной анбар пришлые из за моря купецкие люди свой багаж, и может де быть, что не ведая такого инструмента во оном анбаре, бросая свой багаж без бережи, трясли стену и оттого де повредился. У помянутого де барометра вверху трубки откололось наискось на 3/4 вершка, а с самой де головкой на один вершок, а от сосудца де деревянного кверху аршин с четвертью и четверть вершка весь цел. И вытеклая де ртуть и инструмент хранятся, а октября де с 20 числа продолжается журнал, в котором записывается погода и воздух.
Казачей де сын Иван Пашков вычитать обучился, а ныне де обучается ветры и погоду записывать.
Анбар, которой при мне не достроен был, оной де достроен и покрыт наглухо, а дверей де за недознанием не прорублено. Да принято де им, Аргуновым, из Большерецкой приказной избы сто кирпичей нежжонных, а жжонных де не имеется, впрочем де казенные вещи, оставленные в Большерецке, имеются в целости.
Того же генваря 4 дня возвратился в Нижней Камчатской острог посыланной для покупки коряцкого платья служивой Евдоким Колегов и объявил репортом, чго де коряк в близости не имеется, а которые де и были и те де до прибытия его откочевали в олюторскую сторону, токмо де куплено из коряцкого платья два малахая, в том де числе один с красками, да хоньбы женские, а за все де дано табаку четверть фунта. Означенного служивого, приняв у него остальной табак, того же числа отослал при ведении Нижнего Камчатского острога в приказную избу.
Понеже, по силе данной от вашего благородия инструкции и присланных ордеров, велено мне всех здешних народов нравы и поведения описать, а коряк в близости около Камчатки не имеется, и чтоб оной народ без описания не остался, а притом бы и берег Восточного моря от Камчатки на север описан был, намерение воспринял я ехать из Нижнего до реки Караги, а оттуда вверх по ней до ее вершины и на Лесную реку, где сказано мне, что часто оленные коряки прикочевывают, и того ради генваря 6 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы надлежащего числа санок с собаками, а имянно под себя четверых да под служивых одних санок, а прогонных денег не требовал, а за прогонные деньги давал табак шар по здешней цене, по чему из казны продается, а имянно: по три рубли по осмидесят копеек фунт, при том же требовал, чтоб служивой Иван Паламошной, которой, как выше писано, в воровстве приличился, переменой был. По которому требованию каюры отправлены мне генваря 8 дня, и на перемену служивого Паламошнова прислан служивой Ефим Сысоев.
По получении каюр пробыл я в Нижнем за пургою генваря по 11 число, а генваря 11 числа в 1 часу пополудни поехал из Нижнего Камчатского острога с толмачем да с двемя служивыми.
Генваря 15 дня приехали на реку Какеичь, которая имеется от усть Озерной реки верегах в 5, где за пургою прожили генваря по 18 число. Здесь случай имел я видеть шаманство после нерпичьего промыслу, о котором шаманстве в Описании камчатского народа объявлено.
Генваря 19 дня приехали на реку Уку, где взял я у тойона Корича лук с четырмя стрелами, за которой дал ему табаку пятнатцать золотников.
Генваря 23 дня приехали в острожек Мекемена, и пробыли во оном генваря по 25 число. Здесь случай имел я видеть одну бабу Карагинского острова, которая вышла за сидячего коряку того острожка, через него написал я язык Карагинского острова. И понеже вокабулариум, по которому иноземческих языков слова спрашивают, я с собою не взял, то несколько слов в том языке спросить запамятовал. Притом же написал язык сидячих коряк, которой от языка оленных коряк гораздо отменен.
Генваря 25 дня приехали на реку Карагу. Генваря 26 и 27 чисел ехали вверх по реке Караге, 28 дня выехали на Лесную реку, а 29 приехали на устье Кинкили реки.
Оленных коряк никого в тех местах не имелось, а сказывают, что все ушли против чюкочь, ибо слух носился, чго чюкчей на коряк идет великое множество, и того ради выслано из Анадырска для обережи коряк служивых около ста человек да юкагирей со сто человек, а где чюкочь дожидаются, о том неизвестно.
На Лесной, Кинкиле и Паллане реках живущие коряки от прочих сидячих коряк весьма разнствуют возрастом и крепостью и смелостью. И хотя оные ясак платят, однакож повольно почти и есть много таких, которые ясаку не платят, и во время ясашного платежа скрываются. Говорят весьма громко, и буде о чем речь начнется, то все кричат, а все одно. Они часто русских убивали, да и сего 1740 году посыланных к ним за ясашним збором убить хотели следующей ради причины. Нижнего Камчатского острога казачей сын Багуев прозванием, будучи на Пенжинском море, сказал ясашным мужикам, что де будет ясак збирать Нижнего острога зборщик Тимофей Брехов, которой де на Паллане, как убили Ивана Харитонова, был ранен и будет де обиду свою отмщать. Как эти вести до Паллана и Кинкили дошли, то кинкильские коряки собрались на Паллан и дожидались зборщика, чтоб его убить со служивыми. И хотя не сам Брехов за збором поехал, то однакож они намерение исполнить хотели, и исполнили б, ежели бы не розговорил тойон Паллана реки, а служивые между тем всегда караул имели, и так едва спаслися.
Будучи на Кинкиле, известился я, что около Кинкили реки из моря янтарь выметывается, которого достал я маленькой кусок.
Февраля 3 дня приехали на реку Ваемпажу, где купил я костяной не корыстной куяк, а дал за него табаку двенатцать золотников.
Февраля 6 дня приехали на Тигил реку. Здесь купил я такой же костяной куяк почти новой, а дал за него табаку четверть фунта. Оба оные куяки при сем к вашему благородию посланы. Прежней куяк я бы не купил, ежели бы чаял, что на Тигиле достану лутче.
Февраля 9 дня едучи от Тигиля вверх по речке Эшлине, которая пала в Тигиль по течению с правой стороны, от устья ее верстах в 3 на правой стороне есть яр, Кейтель называемой, вышиною от 10 до 20 сажен. Верх того яра состоит из камени беловатого, а испод из каменного угля. В длину продолжается он на версту. Из него летом пар идет безмерно тяжелого запаху, а как мы ехали, то ни пару ни запаху приметить не могли. Сего угля, также и камня беловатого, привез я с собою несколько, которой при сем послан до вашего благородия.
В Нижней Камчатской острог приехал я февраля 14 дня. А какими местами и чрез какие урочища ехал, и где ночевал или дневал, и за чем, о том в приложенном описании пути объявлено, в котором и погода каждого дни записана.
В проезде чрез камчатские острожки спрашивал я камчадалов против присланных от вашего благородия допросов, и в чем они между собою не согласовали, о том в описании и объявлено.
В Нижнем Камчатском остроге пробыл я февраля по 24 число, а февраля 24 дня отправился чрез Верхней в Большерецк.
В Верхней острог приехал я марта 3 дня и прожил в нем марта по 8 число. Во оном остроге светлицы про ваше благородие построены. Только одна печь в обеих светлицах зделана, да и не хорошо складена, понеже пешника у них искусного не имеется.
Между тем бывшего при мне в толмачах служивого Спиридона Перебякина отправил я в коряки, о которых слух проносился, что они к Подкагирной реке прикочевали, для покупки коряцкого платья, и дал ему письменную инструкцию, в которой написал: 1) Чтоб купить ему для ее императорского величества кунсткамеры самое лучшее коряцкое платье, муское и женское и ребячье, всяких манеров парами, как они обыкновенно носят, а имянно: куклянки круглые, камлеи, куклянки с хвостами, куклянки ударные, малахаи зимние и летние, штаны камасные и чюпахи, штаны летние, торбасы муские и женские, зимние и летние, и прочее до одежды их принадлежащее, а на покупку означенного платья послано с ним табаку два фунта с четвертью. 2) А буде готового платья у них коряк не сыщется, то б покупать ему недорости и пыжики и подряжать их коряк шить платье, и стараться, чтоб оное было с добрым пухом и подзором. А ежели у оленных коряк с подзорами платья не сыщется, то купленное без подзоров платье променивать сидячим корякам на платье с подзором, хотя с прибавкою табаку. 3) Будучи ему в коряках и едучи, как вперед так и возвратно, обид и налог ясашным иноземцам отнюдь не чинить под опасением по силе ее императорского величества указов наказания. 4) А когда он прибудет с купленным платьем в Нижней острог, то б ему прислать ко мне в Большерецк обстоятельной репорт, сколько чего в покупке будет и по какой цене, и сколько табаку будет в остатке и держать ему оное платье и табак у себя до ордера.
На место означенного толмача дан мне из Верхнего острога в толмачи казачей сын Лука Дурынин.
Марта 8 числа из Верхнего острога поехал по реке Повыче и выехал по ней на реку Жупанову, и при том случае описал все впадающие речки как в Повычю, так и в Жупанову реку. От Жупановой чрез Авачю до Большерецка дорогу не описывал, понеже оная уже в 1739 году описана. В Большерецкой острог приехал я марта 21 дня. От отбытия моего из Большерецка до возвращения вышло в росход на прогоны и на покупку казенного табаку десять фунтов девяносто два золотника и пять шестнадцатин золотника, а всего в росходе дватцать девять фунтов двенатцать золотников и одна шестнатцатина.
Марта 23 дня отпустил я в домы бывших при мне Нижнего и Верхнего острога служивых двух человек да толмача Луку Дурынина.
Марта 27 дня послал я в Большерецкую приказную избу требование, в котором написал, что бывшие при мне служивые Петр Евлантьев, Семен Бочкарь и толмач по отбытии моем отсюда отданы в приказную избу, а служивого Василья Шелковникова, которой оставлен был в Большерецке для посылки ко мне с репортами, и казачья сына Ивана Пашкова, которой определен был вместо Никифора Саламатова (которой в то время ослеп, а ныне уже умер) отнял от меня зборщик Андрей Шергин без всякого виду, и по сие число об них от приказной избы ничего не объявлено, только слышно, что Шелковников отнят того ради, 1) что де его по силе ее императорского величества указов к делам определять не велено, и на оное объявил я, что то до одних только ясашных зборов касается, а не до службы, ибо ежели бы он от службы откинут был, то б жалованья ее императорского величества не получал, 2) что де его, Шелковникова, велено выслать в Охоцк. И о том, понеже он, Шелковников, прислан ко мне из Большерецкой приказной избы при ведении, надлежало было меня уведомить и требовать его в приказную избу письменно, а на его место определить иного, а не так нагло отнимать. А о Пашкове, что отнят, никакой причины нет. А ныне вместо служивых присланы ко мне двое казачьих детей, которым кажется служить не безобидно, потому что они платят подушные деньги, да еще за тех заслуживают, которые получают ее императорского величества денежное и хлебное жалованье и ездят то орде за своими нуждами. А по силе ее императорского величества указу, данного мне из канцелярии Охоцкого порта, велено быть для караулу обретающихся при мне казенных вещей и для россылок трем человекам служивым. И чтоб Большерецкая приказная изба прислала ко мне служивых трех человек да толмача искусного, а об отъеме служивого Василья Шелковникова и казачья сына Пашкова письменно ответствовать соблаговолила. Того же дня требовал я от приказной избы, чтоб на топленье моей квартеры приказано было дрова возить иноземцам, хотя за плакатные деньги, ежели Большерецкая приказная изба о даче дров указа неимением отговариваться изволит, также чтоб жиру на свет потребное число из приказной избы отпускано было.
И по силе сего требования дрова на тоиленье квартеры возить велено, а за плакатные ли деньги или безденежно, о том известия не прислано, а на первое требование апреля 22 дня ответствовано: в присланном де ее императорского величества указе из канцелярии Охоцкого порта в Большерецкую приказную избу написано: велено оного Василья Шелковникова выслать в Охоцк к отчету с книгами, а Ивана де Пашкова по прозьбе в Большерецкой приказной избе он берет с собою для приверстки в службу, а вместо де их посланы ко мне служивые Петр Матвеев да Иван Попов, Иван Черной, в толмачи казачей сын Лука Колокольников. А чего ради без меня и без линею изготовлена, токмо полуденной линеи провезть не можно было за пасмурною погодою.
Наблюдения прилива и отлива морской воды начаты июня с 1 числа, а для чинения оных оставлен служивой Иван Пройдошин. И велено ему оные записывать в таблицу, какова при сем репорте послана. Те же наблюдения, кроме того, велено записывать ему в журнал, с которого к вашему благородию в 1739 году послана копия, и во оных записывать ветр и погоду во время каждого прилива и отлива.
Уведомяся чрез господина мичмана Шхельтияга, что путь свой в Охоцк на дуббелыплюпке ‘Надежде’ намерен он восприять июня от 10 числа, поехал я в острог июня 2 дня, чтоб отправить на оном судне к вашему благородию нижайшей репорт и при нем собранные мною травы, звери, птицы, рыбы и иноземческое платье.
Июня 4 дня требовал я от Большерецкой приказной избы десяти фунтов смолы на заварку ящиков да полпуда сладкой травы для посылки к вашему благородию. И июня 6 дня смола ко мне прислана, о траве ответствовано, что ее при Большерецке не имеется.
Июня 6 дня писал я в Охоцк к оставленному для чинения метеорологических обсерваций служивому Михаилу Попову, а в письме моем написано: что получил я ордер от вашего благородия, по силе которого велено мне и прочим наблюдателям наблюдения прилива и отлива снести в таблицы. И того б ради ему Попову чиненные им наблюдения прилива и отлива от 1738 по сей 1740 год снести в таблицу и впредь бы оные наблюдения в таблицы записывать и с метеорологическими наблюдениями подавать с них копии в канцелярию Охоцкого порта для отсылки к вашему благородию. А таблицы, в какую записывать, приобщил при письме образец и при том ростолковал ему, что оная таблица разделена на 7 столбов, из которых в первом месяцы и числы, в другом начало прилива. А, то есть в котором часу большая вода прибывать станет, записывать, в третьем конец того прилива, то есть в котором часу вода в меру станет, в четвертом прибыль воды на сколько футов и дюймов ее прибудет, в пятом начало прилива Б, которой значит малую воду, в шестом конец того прилива. Как в столбе, где наверху написано начало прилива Б, так и в столбе, у которого наверху написано конец прилива Б, часы же записывать, в котором часу малая вода прибывать будет, или на меру станет. А ежели ради какова препятствия, часов усмотреть невозможно будет, в которых прилив начнется или окончается, то препятствие оное вместо часов объявлять, как о том в приложенной таблице объявлено.
Того же июня 6 дня огород вскопан и редька и репа посеяны, а посаженая редька и свекла маия 27 дня еще не всходит, понеже стоит весьма студеная погода.
Июня 7 дня написал я в канцелярию Охоцкого порта доношение, в котором объявил, что послал я к вашему благородию репорт и при нем четыре ящика да сыромятную суму с зверьми, птицами, рыбами и иноземческим платьем с отправленным в Охоцк с репортами на дуббельшлюпке ‘Надежде’ служивым Васильем Шелковниковым, и просил, чтоб оная канцелярия посланной к вашему благородию репорт и четыре ящика с сыромятною сумою принять, и с первыми попутчиками к вашему благородию в Якуцк отправить соблаговолила, чтоб за умедлением обретающиеся в них вещи не погнили, а служивому б Михаилу Попову приказать изволила чиненные им обсервации прилива и отлива морской воды снести в таблицу по присланному к нему письму.
При сем посланы до вашего благородия чиненные в Нижнем Камчатском остроге метеорологические обсервации от маия месяца прошлого 1739 году генваря по 1 число сего 1740 году, а чиненные сего году обсервации еще не присланы, понеже зборщики из Нижнего Камчатского острога не бывали, да журнал, в котором воздух и погода записаны чрез служивого Ивана Пройдошина августа от 1 числа прошлого 1739 году по 1 ж число сего 1740 году, да доношение служивого Осипа Аргунова, о котором просил он, чтоб послать к вашему благородию.
В прошлом 1739 году осенью вышли с дального острова несколько человек курилов на Паромусир остров, и того же году прислали ясак, и чтоб мне их роспросить о их житье и написать язык их, то намерен я в июле месяце, как будут со зборщиком байдары, ехать на гех байдарах до Курильской лопатки. При том случае буду искать раковин жемчюжных, о которых сказывают, что в Курильском озере находятся. А осенью, как снег падет, поеду я по Пенжинскому берегу в коряки, ежели оные близко прикочуют. Студент Степан Крашенинников.
В Большерецком остроге. Июня 7 дня, 1740 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 95—109).

ПИСЬМО МИЛЛЕРУ от 7 июня 1740 г.

Благородный господин профессор.

Милостивейший государь мой.

В рассуждение вашего благородия за потребно рассудил я предложить, не соизволите ли ваше благородие требовать от Якуцкой воеводской канцелярии, чтоб к прибытию вашего благородия на Камчатку куплено было несколько оленей и пригнато на Камчатку, как учинено по требованию господина капитана коммандора Беринга, во оных оленях казенного убытку не будет, ибо все с охотою покупать будем, почему оные до Камчатки в казну станут, и буде сколько из, тех оленей урону будет, то цена умерших на живых разложиться может, и так что на покупку тех оленей издержано, и на щет экспедиции положено будет, то все проданное ценою заплатится. Покупные сын боярским Петром Кутуковым на господина капитана коммандора Беринга олени ниже рубля в казну стали, а которые сюда из коряк пригоняются на продажу, и те по пяти, по шести, а сей земли и по семи рублев продавались. А ежели ваше благородие на купленных про господина капитана коммандора оленей надеяться изволите, то из них команде вашего благородия мало достанет, ибо их осталось уже меньше пятисот, а вышло на японскую экспедицию немного меньше ста человек.
Во известие доношу вашему благородию, что пакетботы, на которых господин капитан коммандор отправится, пристань иметь будут в Авачинской губе, чего ради там про него, господина капитана коммандора и про его команду строятся светлицы и казармы, а для строения прислан штурман Иван Елагин. О Большой реке доношу вашему благородию, что я оную хотел описать, так же как Камчатку, но не мог, понеже оная в бесчисленные острова розделилась и пловучи от Большерецка до моря в одном только месте матерой берег ея левой виден бывает, а то по обе стороны беспрерывно острова, а ширина от одного матерого берега до другого чрез острова версты на две и больше. Покорно прошу вашего благородия о провианте, чтоб оной ко мне повсягодно до прибытия вашего благородия присылан был, понеже оного здесь купить мне нечем, ради высокой цены.
Послал я до вашего благородия модель с санок, на каких здесь ездят и носка, каким зверей морских колют, да палку, какою курилы между собой бьются, понеже из неясного моего описания означенных вещей, ваше благородие усумниться об них изволите, а яснее описать возможности не имею.
Желаю вашему благородию всякого благополучия и щастливого на Камчатку прибытия, остаюсь вашего благородия

всенижайший слуга Степан Крашенинников.

В Большерецке. Июня 7 дня 1740 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 270—271 об.).

РАПОРТ Л. ДЕЛИЛЬ ДЕ ЛА КРОЙЕРУ И Г. В. СТЕЛЛЕРУ от 10 октября 1740 г.

Благородному господину профессору Людзигу Делиль де ла Кроеру и господину адъюнкту Штеллеру.

Репорт.

По силе данной мне от вашего благородия инструкции требовано мною в Нижнем Камчатском остроге двух человек грамотных для чинения метеорологических обсерваций и по силе означенных наблюдений служивой Василей Мохнатюин и казачей сын Егор Иконников, оба безжалованные, которые в помянутом остроге реченные метеорологические обсервации по сие время продолжают и за скудостию бумаги записывают обсервации в берестенные книги, а для переписки набело давана им от меня пищая бумага, и с их обсерваций копии посланы к господам профессорам Гмелину и Миллеру по начало сего 1740 году, а сего 1740 году июля 22 дня присланы ко мне от помянутого служивого с журнала метеорологических обсерваций чиненных сего 1740 году генваря от 1 маия по 1 же число копии и при том репортовано, что де у них бумаги не имеется и Нижнего де острога в приказной избе бумагою не довольно.
Августа 6 дня от них же, Мохнаткина с товарыщем, репортовано ко мне, что на них положено жиру рыбья по пуду, травы сладкой по четыре пуда по пяти фунтов, соли по полупуду, юколы по две вязки, соленой рыбы по два пуда и понеже для чинения метеорологических обсерваций обретаются они при остроге безотлучно, то просили, чтоб сей збор с них снят был и вышеписанное вашего благородия в милостивое рассмотрение предается. Студент Степан Крашенинников.
Октября 10 дня 1740 г.
(Архив АН СССР, ф. 3. оп. 1. No 800, лл. 249—249 об.).

РАПОРТ Г. В. СТЕЛЛЕРУ (от 28 октября 1740 г.)

Благородному господину адъюнкту Георгу Вильгельму Штеллеру.

Репорт.

Сего октября 27 дня 1740 году получил я ордер от вашего благородия, в котором написано: по силе де 37 пункта данной вам от господ профессоров Гмелина и Миллера велено вам по приезде вашем в Большерецкой острог принять меня в вашу комманду и пересмотреть у меня всякие мною чиненные с приезду моего на Камчатку наблюдения и исследования по данной мне от господ профессоров инструкции. Письменным наставлениям, и которые вашему благородию сомнительны покажутся, те б вам исправить, чтоб никакого сомнения не осталось и по силе вышеписанного быть бы мне в вашей комманде и объявить чиненные мною наблюдения при репорте, и при том объявить же, сколько при мне имеется казенных книг и материалов и сколько служивых людей. И по силе вышеписанного все мною чиненные наблюдения, казенные книги, материалы и служивых людей вашему благородию объявляю, а что чего имянно, тому прилагается реэстр. Октября 28 дня 1740 году.

РЕЭСТР

КНИГАМ, МАТЕРИАЛАМ И ПРОЧИМ КАЗЕННЫМ ВЕЩАМ

Три дести с половиною пищей бумаги.
Одна пара юфтяных сум.
Один ножик перочинной.
Один фунт 67 золотников чернильных орешков.
Один фунт 74 золотника купоросу.
20 кусков китайских чернил.
20 золотников красного карандашу.
16 карандашей.
Четверть фунта канфары.
Две щетки.
Одна пила.
Один ветометр с принадлежащими к нему, зделанными из зеленой меди маленьким сосудцем и маленькою линейкою.
Один эксатмоскон.
Готовальня, а в ней два циркуля, в том числе один с грифельным и карандашным пером, деревянной угольник, маленькая деревянная линейка, да грифельное перо без циркуля.
Одна медная линейка, на которой вырезаны футы французской и рейландской.
Остальная ртуть от восьми фунтов, из которых налито два барометра.
Один ватерпас, взят господином Краспильниковым.
Один с половиной фунта слюды.
Трои солнечные часы, из которых одни зделаны по охоцкому, а двои по-здешнему меридиану.
Компас.
Из книг: филозофия Буддева.
Светониус.
Курциус.
Теренцнус.
Эродотус.
Да мною принятых в Охоцке от морской команды три напарьи да одно долото.
Два заступа да два топора, принятых мною Нижнего Камчатского острога от приказной избы.
20 сум сыромятных, в том числе пять пар получил я здесь с провиантом чрез сына боярского Петра Борисова сего 1740 году.
13 золотников пороху, оставшего от фунта пороху, принятого в Большерецкой приказной избе прошлого 1739 году на стрелянье птиц.
1 фунт 15 золотников свинцу остального от 2 фунтов.
Китайского табаку 10 фунтов.
Служивых людей при мне пять человек, а имянно: Осип Аргунов, данной мне в Якуцке для письма, Иван Пройдошин, определен от здешней приказной избы для чинения метеорологических обсерваций, а для россылок Иван Попов, Иван Черной, Петр Матвеев да толмач Алексей Горлов.
(Архив АН СССР. ф. 3, оп. 1 No 800 лл. 251—252)

ОДИННАДЦАТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 9 ноября 1740 г.

Благородным господам профессорам Академии Наук

11 репорт.

Как я репорт и ящики, которые к вашему благородию в июне месяце сего 1740 году посланы, изготовил, то я с оными к морю поплыл июня 9 числа, чтоб оные на дуббельшлюпке в удобном месте поставлены были, но понеже дуббельшлюпка по 24 число означенного месяца ради разных препятствиев из устья не вышла, то я между тем все у моря жил.
Июня 20 дня объявил мне мичман господин Шхельтинга, что он вышеписанных ящиков без письменного виду на судно не примет, то я ему того же дня о приеме на судно означенных ящиков и о перевозке их через море в Охоцк и письмо просительное сообщил.
Июня 24 дня дуббельшлюпка в свой путь отправилась, а я июля 1 дня от моря в острог пошел, а июля 2 дня в острог пришел и того же дня послал пищика Аргунова вверх по Большой реке для збирания трав. Оной возвратился того ж июля 7 дня и объявил, что он был выше острога с 45 верст, а привез он с собою много трав, токмо из них годных не было, но все такие, какие я уже высушенные имел, кроме дикого перца, которой господин адъюнкт Штеллер называет Lanscola.
Как я известился, что по впадающей в Большую реку Начиловой речке находятся раковины, в которых жемчюг имеется, то я июля 8 дня послал для сыскания их служивого, которой возвратился июля 16 числа, и объявил, что оных достать не мог ради большой воды.
Июля 23 дня приехали из Курил зборщики, причем чрез курильцов с теми зборщиками пришедших известился я, что все вновь вышедшие курильцы с дальних островов ушли на прежние свои жилища. И хотя я в Курилы ехать прежде намерен был, но понеже означенные зборщики из Курил поздно вышли, к тому ж и те мужики, ради которых я ехать хотел, ушли, то я оной путь оставил, а намерение возимел ехать туда весною, чтоб осмотреть промыслы морских зверей, которые весною больше промышляются, а имянно: бобров, сивучей и котов.
Июля 30 дня, как прибыл в Большерецк зборщик Андрей Шергин, то я требовал от него толмача, ибо тот толмач, которой мне отдан был от него Шергина по возвращении моем из Нижнего острога, худо и по русски говорить умел, а прежде переменить его для того не мог, что он отдан мне от зборщика Шергина при ведении того числа, которого он за збором поехал.
Июля 31 дня требовал я от приказной избы двух батов, из которых бы один послан был для привезения от моря в острог служивого Ивана Пройдошина, оставленного для примечания прилива и отлива морской воды, а другой для моего пути вверх по речке Начиловой ради сыскания раковин.
Того же числа приехал в Большерецк якуцкой сын боярской Петр Колесов, которому по силе ее императорского величества указу велено быть над всеми камчатскими острогами коммандиром. Оной Колесов привез к мне репорт от определенных в Нижнем остроге к чинению метеорологических обсерваций служивых, а в репорте они объявляют, что де они в бумаге скудость имеют, ибо де и Нижнего острога приказная изба бумагою скудается. При означенном репорте присланы от них двойные копии с метеорологических обсерваций четырех месяцов, а имянно: генваря, февраля, марта и апреля сего 1748 году, которые при сем к вашему благородию посылаются.
Августа 2 дня поплыл я за раковинами, откуда возвратился августа 4 дня. Оные раковины находятся в речке Начиловой, от устья ее верстах в 13, в иловатом месте. Они внутри только светлы и отчасти походят на жемчюжные раковины, а снаружи илом покрытые, которой хотя и смоется, то однакож цвет их илу подобной. Жемчюг не во всякой раковине находится, а в которых есть, в тех находится по 5, по 7 и по 9 жемчюжин, из которых две бывают побольше, а прочие одна одной меньше. Такого жемчюгу, сколько собрать мог из целого мешка раковин, послал при сем к вашему благородию.
Августа 19 дня прислан ко мне в толмачи казачей сын Алексей Горлов.
Августа от 20 сентября по 9 число был я болен так что временем и сидеть не мог.
Сентября 2 дня прислан ко мне плотник для достроения казенного анбара, которого я, как от прежде бывшего зборщика Шергина, так и от Колесова, беспрестанно требовал, но отправить им за пьянством невозможно было, и они большее старание вино на кабаке, пропить имели, нежели что требуется отправить.
Сентября 20 дня прибыли в большерецкое устье на галиоте ‘Охоцке’ господин профессор де-ла-Кроер и господин адьюнкт Штеллер, а сентября 27 числа они в Большерецкой острог приехали.
Чрез господина адъюнкта Штеллера получил я от вашего благородия два ордера, писанные в Красноярске, из которых один октября от 31 дня 1739 году о получении посланных от меня из Конпаковского и Большерецкого острогов репортов, другой февраля от 27 дня сего 1740 году о получении двух репортов, посланных от меня из Большерецка августа 5 и 18 чисел, и чтоб мне впредь никакого случая не опускать, чрез которой бы я мог к вашему благородию для отсылки в Санктпетербург отправить высушенные мною травы и рыбы и набитые птицы и морские звери и что из моря иных вещей выбрасывается смотря токмо при клаже оных вещей в ящики того накрепко, чтоб от дороги повредиться не могли.
На сне вашему благородию покорнейше объявляю, что я хотя прежде собранные мною здесь вещи и послал было на боту ‘Гаврииле’ к вашему благородию, токмо по отослании оных весьма был я сумнителен и печален, будет ли оное приятно вашему благородию, понеже ваше благородие в инструкции мне данной приказать изволили, что мне все, что я здесь соберу, до выезду моего с Камчатки при себе иметь, и как бот ‘Гавриил’ выкинуло на здешний берег, то я достать те вещи, которые посланы были, весьма рад стал, и уже посылать их намерен не был, потому что ежели б оные в дороге как нибудь попортились, то б оное может быть мне в вину причлось и мне б в том оправдаться нечем, что зделал против данной мне инструкции, а как я о высылке оных получил от вашего благородия ордер, то я их при первом случае выслал.
Чрез него же господина адъюнкта получил я в коже обшитые разные семена и термометр розбитой.
Господин профессор ла Кроер по прибытии своем в Большерецкой острог стал в моей избе, которую я своим коштом строил, и за оную по его требованию выданы мне из казны деньги, во что она мне стала, причем и казенной анбар, строенной для поставления гиэтометра и эксатмоскопа, под себя занял, которой в ту пору, еще не совсем отделан был.
Октября 3 дня по требованию господина адъюнкта Штеллера получил я ее императорского величества денежного жалованья на два года, а имянно на прошлой 1739 и на сей 1740 годы.
Провианта мне ныне не привезено, потому что велено по силе ее императорского величества указу академической свите на своем коште провиант ставить в чем мне будет немалая нужда, понеже купить негде, а и покупать по здешней цене нашего жалованья на один только хлеб достанет, ибо в год понадобится одному человеку дватцать пять пуд, а пуд и в дешевую пору здесь по четыре рубли покупается, а харчю и платья и купить не на что, от чего мне с товарищем придти во всеконечную нужду, что в нашего благородия милостивейшее рассуждение представляю и прошу чтоб мы как можно от такой нужды старанием вашего благородия освобождены были. Господа морские, которые двойное жалованье получают, покупали провиант в Охоцке из казны по якуцкой цене без провозу, а и здесь по тому ж покупать будут, а мы принуждены покупать по тому, по чему он на Камчатку с провозом стал. При чем прошу вашего благородия, чтоб за отправленной со мною из Якуцка провиант прогонных денег доправлено на мне не было, также и за присланные из Якуцка дватцать пять пуд провианта цены с провозом из моего жалованья не вычтено было, но по той цене, по какой он в Якуцке куплен.
Октября 10 дня представлял я господину профессору ла Кроеру и адъюнкту господину Штеллеру о определенных в Нижнем Камчатском остроге к чинению метеорологических обсерваций служивых, что они бумаги не имеют, к тому ж что на них наложено, как о том ко мне в приватном письме писали, экспедицкого збору жиру рыбья по пуду, травы сладкой по четыре пуда по пяти фунтов, соли по полупуду, юколы по две вязки, соленой рыбы по два пуда, причем объявил, что оные ее императорского величества жалованья не получают. И против означенного моего репорта писано от них господина профессора и господина адъюнкта о снятии с них экспедицкого збору и о даче им потребного числа бумаги к коммандиру Петру Колесову.
Октября 27 дня получил я ордер от господина адъюнкта Штеллера, чтоб мне быть у него в комманде и объявить ему при репорте все чиненные мною на Камчатке обсервации и при том какие при мне имеются казенные книги, материалы и служивых сколько при мне имеется. И против означенного ордера октября 28 дня отдал я ему господину адьюнкту при репорте мои обсервации и служивых людей и пищика Аргунова и сообщил реэстр имеющимся при мне казенным вещам, с которого реэстра и ордера при сем вашему благородию посылаются копии.
Сего лета, как для собрания при море трав, описания рыб, так и для надсмотру над служивым, оставленным ради примечания прилива и отлива морской воды, часто я к морю ездил, но токмо ничего особливого найти не мог, а трав около Большерецкого острога, кроме высланных, почти никаких не сыскал, а что сего лета описать мог, то послано при сем к вашему благородию.
Репа сего лета не очень велика родилась. Самая большая вершка полтора в диаметре, а редьки, саженой на четырех грядах, только выросли четыре и те очень малы, может быть, что семена лежалые были.
Ныне я по представлению моему отправлюсь от господина адъюнкта Штеллера в коряки для описания оного народа и надеюсь сего месяца около 25 числа отсюда выехать.
Журнал воздуха, погоды и ветру продолжал я у нас ноября по 1 число, а ныне оного я не веду, потому что господин профессор ла Кроер начал барометрические обсервации, а термометра и у него не имеется. С означенного журнала, также и с примечания прилива и отлива морской воды посланы при сем к вашему благородию копии. Студент Степан Крашенинников.
В Большерецком остроге. Ноября 9 дня 1740 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 110—113 об.).

ПИСЬМО МИЛЛЕРУ от 23 ноября 1740 г.

Благородный и почтенный господин профессор.

Милостивейший государь мой.

За милостивейшее вашего благородия писание, посланное от вашего благородия из Красноярска ноября 1 дня, а мною полученное чрез господина адъюнкта Штеллера сентября 27 дня сего 1740 году, всенижайше благодарствую.
О болезни вашему благородию приключившейся сердечно соболезную, но о возвращении радуюся, тем более, что вашему благородию ради несовершенного здравия с великим трудом в здешние места прибыть можно б было.
Что ваше благородие о писании народов, морских берегов и рек приказывать изволите, то я оное, сколько возможно будет, отправить постараюся. Чего ради я господину адъюнкту Штеллеру представлял, чтоб отпустил меня до оленных коряк для описания их народа, и ежели бог даст здоровье, то какой ни приму труд, а до них доеду, и описание их против присланных от вашего благородия допросов сочиню и при первом случае пошлю к вашему благородию. И мне ныне никакой труд тяжек не будет, понеже милостивейшим вашего благородия предстательством и старанием, которое отечески о мне иметь изволите, несумненно надеюсь получить награждение, как то ваше благородие в милостивейшем ордере и письме объявить изволили.
Чрез господина Беринга получил я здесь разных вещей по приказу вашего благородия на мою потребу купленных на 22 руб., да сверх того две фанзы, три платка шелковых от вашего благородия, посланных ко мне из Енисейска, за которые вашему благородию всенижайше благодарствую, токмо ваше благородие в милостивейших письмах о деньгах, на означенные вещи издержанных, ничего упоминать не изволите и не приказываете, кому таки деньги отдать.
О прибытии господина профессора ла Кроера и прочих сюда на Камчатку донести вашему благородию за излишнее признаваю, понеже о том писано от товарища моего Алексея Петровича.
Во известие вашему благородию доношу, что курилы нововыежжие с дальних островов, о которых я в десятом моем репорте вашему благородию нижайше доносил, от непорядочных с ними поступок ясачных зборщиков, сказывают, что все, ясак заплатя, ушли на прежние жилища сего 1740 году.
Табаку казенному и вину цена здесь збавлена, а имянно: табаку фунт продается по 3 руб., а вина ведро по 16 рублев.
Иного вашему благородию донести не имею, токмо желаю вашему благородию многолетнего здравия и всякаго вожделеннаго благополучия и прося о содержании меня в прежней милости и незабвении с должнейшим моим почтением остаюсь

Вашего благородия

нижайший и покорнейший слуга

Степан Крашенинников

Из Большерецка. Ноября 23 дня 1740 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 272—273)

[]

РАПОРТ Г. В. СТЕЛЛЕРУ от 10 марта 1741 г.

Благородному господину адъюнкту Георгу Вильгельму Штеллеру.

Репорт.

По отослании моего репорта к вашему благородию из Нижнего Камчатского острога жил я в Нижнем остроге февраля по 4 число, дожидаяся служивого Михаила Лелихина, посланного от меня для проведания коряк до Караги реки. Между тем известился я, что у одного анадырского жителя имеется травою набитая диковинная птица и рыбка, то послал я в Анадырской острог требование, чтоб та птица и рыбка сюда посланы были, причем требовал, чтоб от приказной избы куплено было самое лучшее юкагирское и чюкоцкое платье, муское и женское, и выслано б было сюда же будущего 1742 году весною.
О строении хором в Нижнем Камчатском остроге ответствовано от приказной избы, что она на присланной ордер от господина профессора ла Кроера о строении хором будет ответствовать, как прибудет в Нижней Камчатской острог командир Петр Колесов.
Февраля 4 дня отправился я из Нижнего Камчатского острога сюда в Большерецк, взяв с собою толмача да одного казака в провожатые до Верхнего острога вместо вышеписанного служивого Михаила Лелихина, которого я с Караги дождаться не мог и вести о нем не слыхал, а ныне слышно, что оной господином прапорщиком Левашевым взят в поход против уколоцких изменников.
В Верхней Камчатской острог приехал я февраля 15 дня, где февраля 16 дня получил ордер от господина профессора ла Кроера о привезении в Большерецк термометра, против которого послан от меня ордер к определенному для чинения метеорологических обсерваций казачью сыну Егору Иконникову, чтоб он Иконников имеющейся у него термометр для отсылки в Большерецк отдал при доношении в приказную избу, а как оной термомегр увязать, чтоб в дороге не изломался, в том ордере пространно объявлено.
Бывшие со мною в провожатых из Нижнего Камчатского до Верхнего острога служивой и толмач отпущены возвратно в Нижней острог.
Февраля 17 дня прислано ко мне ведение от служивого Андреяна Рюмина, в котором написано: понеже де положены на него Рюмина от его благородия господина профессора ла Кроера и от вашего благородия некоторые дела, а бумаги де от вашего благородия не прислано к нему и ниоткуда требовать не показано и понеже я нахожусь в комманде вашей, то б де я о даче на те приказанные ему от вашего благородия дела одной дести пищей бумаги старание возъимел. И чтоб вышеписанному служивому от неимения бумаги помешательства в делах не учинилось и он бы в неисполнении приказанных ему дел перед вашим благородием отговориться не мог, выдал ему с распискою одну десть бывшей при мне казенной бумаги.
Февраля 18 дня писано от меня к командиру Петру Колесову, чтоб служивого Ивана Лосева, которому казенные семена для розвождения поручены, в летнее время на иную работу никуда на наряжать и чинить бы ему вспоможение в копании земли и в прочем, что к развождению означенных семян потребно будет.
Имеющегося у меня казенного табаку шару, как вперед до Нижнего острога так и возвратно до Большерецка, на пятеры санки вышло за прогоны три фунта, двенатцать и две пятины золотников.
Иного я в сем пути ничего зделать не мог, как только собрал некоторые малые известия о коряцком народе и достал камчатскую чекушу костяную, которыми они бивались между собою на войне.
Студент Степан Крашенинников.
Марта 10 дня 1741 году.
(Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 800, лл. 343—344 об.).

ДОНОШЕНИЕ Л. ДЕЛИЛЬ де ла КРОЙЕРУ и Г. В. СТЕЛЛЕРУ от 11 марта 1741 г.

Благородным господам Академии Наук

профессору Людвигу Делиль де ла Кроеру и адъюнкту

Георгу Вильгельму Штеллеру.

Доношение.

По присланным ее императорского величества из высокоправительствующего Сената в Иркуцкую провинциальную и Охоцкого порта канцелярии указам велено вашему благородию здесь на Камчатке отправлять провиант и прочее по настоящим ценам с провозом, для того что ваше благородие получаете ее императорского величества денежное жалование вдвое, а в оных присланных ее императорского величества указах, по какой цене прочим свиты вашего благородия здесь на Камчатке провиант отпускать, не объявлено. И понеже хотя вашему благородию велено из казны отпускать здесь провиант по настоящей цене, здесь брать или из Якуцка потребное число своим завезть коштом, а ежели нам брать здесь казенной провиант по той цене по чему он в казну с провозом станет, то мы от того придем во всеконечное раззорение и скудость, а иного корму и на себя платья купить будет нечем, ибо мы ее императорского величества денежного жалования получаем токмо по сту рублев на год, а здесь покупается провиант самою дешевою ценою по четыре и по пяти рублев, а иногда по шести, по семи и по осми рублев. Также мы и того никак зделать не можем, чтоб мы собственным нашим коштом из Якуцка до Охоцка и сюда на Камчатку для нас провиант ставить могли, ибо наем лошадям бывает дорогою ценою, к тому ж понадобится немало сыромятных сум. И понеже обретающиеся при Камчатской экспедиции морские обер и ундер офицеры, которые провианта сюды завесть не могли, берут из казны провиант по якуцкой цене по тритцати по две копейки пуд, того ради вашего благородия покорно просим, чтоб старанием вашего благородия писано в Иркуцкую провинциальную канцелярию и требовано было, дабы из Иркуцкой провинциальной канцелярии послан был в Якуцк ее императорского величества указ и велено б было предбудущего 742 году из Якуцка в Охоцк отправить казенными коньми провианту муки ржаной на два года, щитая по дватцати пяти пуд на год, всего сто пуд, а из Охоцка велено б было отправить сюда на Камчатку и отправлять нам по настоящей цене по тритцати по две копейки пуд без накладки провоза так, как и обретающиеся при Камчатской экспедиции морские обер и ундер офицеры, которые собою провианта сюда на Камчатку завезть не могли, берут из казны провиант по настоящей якуцкой цене по тритцати по две копейки пуд. И ежели, паче чаяния, об отпуске нам провианта здесь на Камчатке по настоящей якуцкой цене из высокоправительствующего Сената ее императорского величества указа прислано не будет, а велено будет отпущать провиант по настоящей цене с провозом, по чему оной до сего места в казну станет, то мы в казне настоящую цену, по чему он от Якуцка в Охоцк станет, заплатить готовы. К сему доношению студент Степан Крашенинников руку приложил. К сему доношению студент Алексей Горланов руку приложил.
Марта 11 дня 1741 году.
(Архив АН СССР, ф. 3, оп. I, No 800, л. 342—342 об.).

РАПОРТ Г. В. СТЕЛЛЕРУ от 26 апреля 1741 г.

Благородному господину адъюнкту Академии Наук Георгу Вильгельму Штеллеру.

Репорт.

Прошедшего марта 10 дня сего 1741 году прислан ко мне от вашего благородия ордер, в котором написано: понеже де я предбудущего лета отправлюсь отсюда в Иркуцк, а по поданному де от меня репорту имеются при мне казенные книги, инструменты и материалы, того б ради оные книги, инструменты и материалы отдать студенту господину Горланову с роспискою, а какие книги, инструменты и материалы отданы будут, о том бы репортовать вашему благородию.
И по силе вышеозначенного ордера все имевшиеся три мне казенные вещи, которым я прошлого 1740 году октября 28 дня при репорте вашему благородию сообщил реэстр, отдал студенту Горланову, кроме пищей бумаги, понеже из оной отдана одна десть служивому Андреяну Рюмину, а две дести с половиной издержаны, юфтяных переметных сум, которые я беру с собою, да одной малой напарьи, которая в перевозках с квартеры на квартеру утерялась, и оным вещам при сем точная копия с реэстра прилагается.
А сего апреля 22 дня, едучи от вашего благородия из гавани святых апостол Петра и Павла и будучи у Опачи в остроге, получил я репорт Нижнего Камчатского острога от служивого Спиридона Перебякина, которой прошлой весны отправлен был от меня в коряки для покупки коряцкого платья ради посылки в академическую Кунсткамеру, что он Перебякин приехал в Большерецк с купленым коряцким платьем и отдал оное студенту господину Горланову, а что чего имянно, тому при означенном репорте приобщил реэстр. Я, приехав в Большерецк апреля 23 дня, в начале объявил означенному студенту приказ вашего благородия, чтоб он ехал в гавань святых апостол Петра и Павла, которой тотчас в путь готовится, и отправился отсюда апреля 26 дня. А при отправлении его против присланного от него ко мне письма выдано ему из имеющегося при мне казенного табаку на прогоны шестьдесять пять золотников с распискою, а от него принял коряцкое платье против реэстра Спиридона Перебякина, и с оного реэстра и с репорта его посылается при сем к вашему благородию точная копия. А означенной служивой отпущен возвратно в Нижней Камчатской острог сего же апреля 26 дня.
Студент Степан Крашенинников.
Апреля 25 дня 1741 году.

РЕЭСТР

ОТДАННЫМ В ПРИЕМ КНИГАМ, МАТЕРИАЛАМ И ПРОЧИМ КАЗЕННЫМ ВЕЩАМ

Один ножик перочинной.
Один фунт шестьдесят семь золотников чернильных орешков
Один фунт семьдесят четыре золотника купоросу.
Дватцать кусков китайских чернил.
Дватцать золотников красного карандашу.
Шестнатцать карандашей.
Четверть фунта канфары.
Две щетки.
Одна пила.
Один ихтометр с принадлежащим к нему зделанными из зеленой меди маленьким сосудцем и маленькою линейкою.
Готовальня, а в ней два циркуля, в том числе один с грифильным и карандашным пером, деревянной угольник, маленькая деревянная линейка да грифильное перо без циркуля.
Одна медная линейка, на которой вырезаны футы французской и рейландской.
Остальная ртуть от осми фунтов, из которой налито два барометра.
Один ватерпас.
Один фунт и одна четверть слюды.
Трои солнечные часы, из которых одни зделаны по охоцкому, а двои по здешнему меридиану, токмо у одних из оных гноман изломан.

ИЗ КНИГ

Философия Буддеева.
Светониус.
Курциус.
Теренииус.
Эродотус.
Две напарьи, принятые мною от морской комманды.
Два заступа.
Два топора.
Дватцать пар сыромятных сум.
Один фунт пятнатцать золотников свинцу.
Тринатцать золотников пороху.
Один компас.
Один аршин с четвертью тонкой проволоки термометрской.
На подлинном реэстре расписано тако: По вышеписанному реэстру книги и материалы и прочие казенные вещи от господина студента Степана Крашенинникова приняты и в том ему господину Крашенинникову дана квитанция за моею рукою

Студент Алексей Горланов.

(Архив АН СССР, ф. 3, оп. I, No 800, лл. 343—348).

ПИСЬМО МИЛЛЕРУ от 27 июня 1741 г.

Благородный и почтенный господин доктор.

Милостивейший государь мой

Скорое отправление куриера Филинова, отправленного от экспедиции в кабинет ее величества, не допустило меня изготовить репорт к вашему благородию, кроме сего покорнейшего письма, но и то набело переписать времени не было, ибо мы вчерашнего дня ввечеру прибыли в Охоцк, а сего дня сгружалися на берег и не думали, что означенной Филинов сего дня из Охоцка вышлется, но против чаяния всех и самого того куриера, сего же часа он отправляется, чего ради я вашему благородию милостивейшему моему государю и отцу, кроме малых некоторых известий, объявить ничего пространно не могу.
Я по определению господ профессора ла Кроера и адъюнкта Штеллера отправлен до Иркуцка за жалованием на 1742 и 1743 годы и для покупки потребных на них господ и свиту припасов, а как мне в том пути поступать, о тем даны инструкции, о которых при нижайшем моем репорте пришлются к вашему благородию копии немедленно.
Сей зимы поехал было я в коряки, но ради учинившейся от сидячих коряк на Пенжинском море измены в двух местах ехать не смел, означенная измена зделалась почти в одно время, а именно 1740 году декабря в первых числах, на Утколоке и Подкагирной реках. Утколоцкие коряки убили посыланнаго от экспедиции за подводами матроза да служивых трех человек, да двух новокрещенных камчадалов, а подкагирные побили купецких людей, которые из Анадырска на Камчатку ехали с гарном. На утколоцких посылан от морской команды прапорщик Левашев, а на подкагириых сын боярской Петр Борисов со служивыми, и тех изменников иных побили, а иных живых привезли, которые по учиненным им допросам содержатся ныне под караулом до указу.
Господин профессор ла Кроер и господин адъюнкт Штеллер поехали в Америку с господином капитаном коммандором Берингом, а свита их вся осталась на Камчатке, из которой одному токмо студенту Горланову велено жить на Аваче, а прочим при Большерецке, а имянно: геодезисту Ушакову и живописцу Беркгану, тут же живет и геодезист Красильников, которого господин профессор хотел было с собою взять, но он объявил о себе, что болен и по многим присланным к нему ордерам к господину профессору на Авачю не поехал, напоследок велено ему описать берег от большерецкого устья до Авачинской гавани.
Из Большерецкого острога отправился я с солдатом маия 28 дня на галиот ‘Охоцк’. Из устья в море вышли июня 12 дня, а в Охоцк пришли 26 дня, и ежели здесь за лошадьми препятствия не будет, то немедленно в Якуцк отправлюся, чтоб сего лета хотя до Киренги дойти.
При нижайшем моем репорте пришлется к вашему благородию описание коряцкого народа и коряцкое платье, которое я с собою вывез, и понеже я не тишае канцелярских посыльщиков ехать надеюся, то до самого Иркуцка сам его повезу и отдам в Иркуцкой канцелярии для отсылки к вашему благородию, а ежели здесь отдать, то оно во многих местах и до Иркуцка належаться может, как то над письмами случается.
По прибытии моем в Охоцкой слушал я от господина Девиера, что незадолго до нашего прибытия посланы пакеты сухим путем на Камчатку, подписанные на имя господина профессора ла Кроера и адъюнкта господина Штеллера и весьма я сожалею, что их не застал здесь, ибо надеюся и ко мне во оных есть от вашего благородия милостивейшие ордеры.
Пакетботы в море отправились июня в первых числах. Сюда в Охоцк прибудет скоро господин Шпанберг. Николай Федорович Чемадуров пожалован в прежнее достоинство и из ссылки освобожден.
В Охоцке строются еще два судна, а именно дуббельшлюпка да шхербот.
Желая вашему благородию, милостивейшему государю моему, многолетного здравия и всякого желаемого вами благополучия и прося о содержании меня в прежней вашей отеческой милости, остаюсь с должнейшим почтением

вашего благородия

милостивейшего государя моего

покорнейший и нижайший слуга

Степан Крашенинников.

Из Охоцка 1741 году. Июня 27 дня.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 268—269 об.).

РАПОРТ Л. ДЕЛИЛЬ ДЕ ЛА КРОЙЕРУ И Г. В. СТЕЛЛЕРУ

(начало июля 1741 г.).

Репорт.

Сего 1741 году отправлен я от вашего благородия через море до Охоцка и Иркуцка за денежною жалованною казною и даны мне от вашего благородия инструкции, по силе которых отправился я из Большерецкого острога к морю для походу за море маия 28 дня. И стояли мм на устье Большой реки за противными ветрами июня по 12 число А июня 12 дня вышли мы из большерецкого устья и были в пути июня по 25 число, а 25 числа вошли в охоцкое устье. Прибыв в Охоцк, подал я в канцелярию Охоцкого порта посланные от вашего благородия промемории и служивого, бывшего в комманде господина доктора Штеллера, объявил, которого тотчас и оковали.
О денежной казне на жалованье вашему благородию никакого здесь известия не имеется.
Июля 1 дня подал я в канцелярию Охоцкого порта доношение, которым просил, чтоб оная канцелярия, метеорологические инструменты, барометр и термометр, в Большерецк отослать соблаговолила для отдачи вашему благородию, а увязать бы оные, чтоб в перевозке не разбились, мне позволила. И по силе означенного доношения инструменты увязать мне позволено, которые я и увязал, и ртуть, которою барометр наполнен был, вылив, отдал в канцелярию же Охоцкого порта для отдачи вашему благородию вместе с инструментами.
Того ж июля 1 дня отправил я солдата Зеленцова наперед до Юдомского креста для изготовления к прибытию нашему лодки и приказал ему, ежели готовой не будет, то б он с охоцкими служивыми, там обретающимися, новую построить старался, при котором бы строении и сам был.
Я отсюда отправлюсь июля 5 дня. Уже сегодня лошадей и прогонные деньги получил, а по сю пору за лошадьми мешкать принужден был..
Что впредь мною учинено будет, о том вашему благородию репортовать не премину.

Студент Степан Крашенинников.

(Архив АН СССР, ф. 3, оп. I, No 800, л. 352—352 об.).

ДВЕНАДЦАТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 13 ноября 1741 г.

Благородным господам профессорам Академии Наук.

Репорт 12.

По отослании 11 моего нижайшего репорта к вашему благородию со служивыми, которых господин капитан коммандор Беринг намерен был послать чрез Анадырской острог на почте, отправлен я от адъюнкта господина Штеллера чрез Верхней в Нижней Камчатской острог и оттуда до оленных коряк, для описания их народа, с одним толмачем, да одним служивым. А как мне во оном пути поступать и что делать надлежало, дана от него господина адъюнкта на латынском языке инструкция, с которой при сем до вашего благородия точная копия посылается.
Из Большерецкого острога поехал я ноября 24 дня часах в 3 пополудни, и понеже в дороге захватила сильная пурга, то на Утку реку следующего 25 дня поутру насилу добрался, и прожил там за означенною пургою того же ноября по 27 число, а 27 числа приехал на реку Кыкчик. В Кыкчикском остроге пробыл я декабря по 1 число за тем, что в то время продолжалось иноземческое празднество, и я смотрел, все ли действия сходны с теми, которые я будучи у них на празднике, прежде описал и тем же ли порядком ведены, а прежнее описание праздничных действ при себе имел, и в том их празднике никакой отмены усмотреть не мог, кроме того, что все не с такою ревностью и радением, как прежде отправлялось. А делалось оное для того, что большая часть того острожка перекрестились, а некрещеных осталось малое числю, да и те креститься же намерены. Я при том всех болванчиков образцы зделать приказал, на которых написал имена их, как называются, и при сем послал до вашего благородия.
В Верхней Камчатской острог приехал я декабря 10 дня. От Кыкчика до Верхнего Камчатского острога имел благополучный путь. В означенном пути ничего примечания достойного не учинилось, кроме трясения земли, которое было декабря 8 дня около полудни, а мы в то чремя стали на стан обедать, которой стан имели над рекою Оглукоминой, не доежжая верст за 30 до Оглукоминского хребта. Оное трясение было следующим образом: как мы отобедали, и всякой к своим санкам пришли, то вдруг как от сильного ветра лес зашумел, и земля так затряслась, что мы за деревья держаться принуждены были, горы заколебались, и снег со оных покатился. Означенного трясения применили два вала, из которых один около минуты продолжался, а другой, которой вскоре за первым следовал, очень скоро прошел, а больше того дня ничего не приметили, может быть, что и еще земля тряслась, но везде приметить невозможно было, токмо слышали часто гром под землею. В ноги очень часто земля тряслася, токмо легко, а перед всяким трясением гром под землею слышали. Ночевали мы близ хребта Оглукоминского.
На другой день, то есть декабря 9 дня, поутру около 8 часов, переехав Оглукоминской хребет, сильной гром под землею слышали, а трясения земли не приметили. Как мы на Оглукоминской хребет подымались, то вся та падь, которою ехали, снегом завалена была, которой с гор во время трясения осыпался, так что с трудностию проехать можно было.
Приехав в Верхней Камчатской острог, спрашивал я у жителей о вышеписанном земли трясении, было ли у них или нет, и они объявили, что в означенные числа часто у них земля тряслася и гром слышан был, токмо очень легко.
В Верхнем Камчатском остроге пробыл я декабря по 17 число, а декабря 17 дня поехал в Нижней Камчатской острог, взяв с собою оттуда в толмачи казачья сына Семена Дурынина.
Декабря 18 дня приехал в Машурин острог и следующего дня во оном дневал. Около здешнего острога видна была на снегу сажа, которую выкинуло из Толбачинской горелой сопки.
Декабря 20 дня поехал из Машурина острожка и приехал на Толбачик декабря 22 дня. Здесь о Толбачинской горелой сопке получил чрез жителей того острожка следующие известия.
Декабря 12 дня около полудни из означенной горелой сопки вышел облак густой, а за ним вскоре выкинуло каленой камень, как шар, которой сверху вниз по горе катился и остоялся повыше подножья около одного пригорка. В том месте загорелся около растущей лес и учинился сильный пожар, которой бесперемежно продолжался декабря по 21 число. А из вышеписанного облака пало на землю пеплу черного во все стороны ста на полтора верст, толщиною в сих местах около 1/4 дюйма. На другой день по учинившемся пожаре было легкое земли трясение один раз. При выхождении облака из сопки и прежде и после никакого шуму и грому слышно у них не было. Я ничего здесь усмотреть не мог, кроме густого дыму, которой сверху до подножья почти всю сопку окружил, а духу особливого не приметил. Пеплу из сопки выброшенного собрал я малое число и послал при сем до вашего благородия.
В Нижней Камчатской острог приехал я декабря 30 дня, a 31 дня послал ордер к отправленному от меня в коряки для покупки коряцкого платья толмачю Спиридону Перебякину, чтоб он ехал в Нижней Камчатской острог в немедленном времени с покупным платьем.
1741 году генваря 5 дня послал я до Караги реки служивого Михайла Лепихина и приказал ему, чтоб он проведал, есть ли около Карага, или на Пенжинском берегу около Лесной и Паллана рек оленные коряки, и буде есть, то б ему прислать ко мне в Нижней Камчатской острог известие чрез иноземцов в самой скорости, а самому б дожидаться меня на Караге или ближе, а буде нет, то б подлинно достовериться ему, в которых они местах кочюют, и о том ко мне прежде прибытия своего в Нижней острог прислать известие, ибо по рассуждению расстояния тех мест и дале вышеписанных мест хотел я ехать, ежели б оттуда не очень в дальнем расстоянии находились. Да ему ж приказано выслать толмача Перебякина, где с ним встретиться.
Того же генваря 5 дня отпущен от меня возвратно в Верхней Камчатской острог толмач Семен Дурынин.
Генваря 13 дня получено здесь известие, что изменили на Пенжинском море на Утколоке реке ясашные иноземцы и пошлинного для собрания подвод матроза да при нем служивого и толмача, новокрещенных двух человек, да служивого Анадырского острога, там случившегося, декабря около 6 дня убили и, матрозкую голову на кол взоткнув, шаманили над нею, а собранные им подводы на Тигиле, которые означенным матрозом до Утколоцкого острожка приведены были, остановили.
В то же время на Подкагирной реке подкагирнские сидячие коряки побили купецких людей Онисима Балина с товарищи, всего семь человек, которые ехали с гарном из Аиздырска в камчатские остроги и весь их товар разграбили, а остался из тех купецких людей один человек, а имянно Вагилей Балин, которой в то время был в Нижнем Камчатском оороге и про убивство то ничего не знал, а спасся нижеписанным образом.
Декабря б числа вь’шеписанные купцы поехали все вместе из Подкагирнского острога и, переночевав, означенной Балин, оставя при своем багаже брата своего Онисима, поехал наперед со служивым Афа-насьем Тарабыкиным до Тигнлю, чтоб там заблаговременно для перевезения товаров с Тигилю в Нижней острог подводы нанять, а оставите купцы на том месте дневали, где следующей ночи и побиты, да и за уехавшими наперед гналися, но настичь не могли. Их хотели убить еще, не допущая до Подкагиреой реки, и ноября 1 дня навстречу к ним выеж

[]

Декабря 6 числа вышеписанные купцы поехали все вместе из Подкагирнского острога и, переночевав, означенной Балин, оставя при своем багаже брата своего Онисима, поехал наперед со служивым Афанасьем Тарабыкиным до Тигилю, чтоб там заблаговременно для перевезения товаров с Тигилю в Нижней острог подводы нанять, а оставите купцы на том месте дневали, где следующей ночи и побиты, да и за уехавшими наперед гналися, но настичь не могли. Их хотели убить еще, не допущая до Подкагиреой реки, и ноября 1 дня навстречу к ним выежжали, а имянно: подкагирнский тойон Иняла и ясаул Тунтун-Хат с товарищи, и всякие обиды тем купцам казали, кормы их сильно поедали, а во оправдание свое им ответствовали, что им де не с голоду умереть, будто бы они к себе навстречу их звали, и кормить обязались. А по прибытии в Подкагирнской острожек ноября 19 дня встретились они со служивым Савою Корноуховым, которой ехал с одним казачьим сыном да с купецким человеком, и пробыли в означенном острожке ноября по 27 число, а между тем от голоду великую нужду претерпели, ибо коряки корму им не давали и не продавали, отчего догадываться стали они, что коряки хотят их убить, одиакож, чтоб подлинно о том уведомиться, призвали одного коряку именем Нючю, которой казался им подобросердечнее, и стали спрашивать у него, чего ради они их так морят, и он им сказал: мужики де наши худо думают.
Ноября 27 дня отправилчсь они в сбой путь, но за пургами паки возвратиться принуждены были, и жили во оном декабря по 6 число. А декабря 6 дня, как они для дня святителя Николая богу благодарственные молитвы отправляли, коряки все вон из юрты выбрались с бабами и с малыми робятами и со всем своим шкарбом. И мужики стали около окна, которым из юрты выходят, вкруг с луками и копьями, чего ради они с ружьем из юрты выходить принуждены были, а в юрте у них в жупане было накладено множество сухих дров, и можно думать, что они сжечь их хотели. А как бог пособил им выбраться из юрты, то они говорили, для чего они вооружились, разве убить их хотят, а они ответствовали, чести де ради так хотели проводить. И так оные того дни из их острожка поехали, а коряки их до стану провожали, и жили с ними и убили.
Получа вышеозначенное известие того же дня, послал я наскоре ордер служивому Михаиле Лепихину, чтоб он немедленно назад возвратился, а сам в коряки ехать для вышеозначенных причин опасен, о чем я генваря 15 дня послал репорт к господину адъюнкту Штеллеру, в котором репорте, кроме сего, объявил о пути моем до Верхнего Камчатского острога, и что, прибыв в Верхней Камчатской острог, посланной со мною ордер от господина профессора ла Кроера в приказную избу отдал и при том от себя послал требование, чтоб при новопостроенных к прибытию его благородия хоромах, все, что еще не в готовности, достроено было, о чем в том требовании объявил имянно, и что приказная изба все зделать обязалась, токмо требовала одного кирпишника, ибо в тех хоромах печь весьма худа, к тому ж одною печью обеих светлиц нагреть невозможно, чего ради во всякой горьнице по особливой пече понадобится, что Толбачинская сопка пепел из себя выбрасывала, о отправлении моем из Верхнего в Нижней острог, что в Нижнем остроге в приказной избе посланной от господина профессора ла Кроера ордер объявил, напоследок объявил, что я послал служивого для проведания коряк, и что, услышав о измене ясашных иноземцов, послал к нему ордер о возвращении, а сам я в коряки ехать опасен, но намерен возвратиться в Большерецк, токмо дожидаюсь служивого Михаила Лепихина.
Генваря 21 дня послал я с попутчиками Анадырского острога в приказную избу требование, чтоб Анадырского острога приказная изба купила на казенной табак чюкоцкое и юкагирское платье, муское и женское и робячье, самое лучшее, от торбасов и до малахая, и выслала б будущего 1742 году на Камчатку, а что издержано будет на покупку того платья, то б писано было на щет Камчатской экспедиции, а к нам бы прислано было известие, да чтоб, взяв у служивого Ивана Потонкуева морскую сушеную рыбу да птицу, при том же прислала, о которых слышал я, что они очень диковинны.
Генваря 27 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы февраля к 3 числу каюр, толмача и одного служивого в провожатые, вместо служивого Михаила Лепихина, да чтоб приказная изба выслала в Большерецк посланного за покупкою коряцкого платья толмача Спиридона Перебякина, когда оной в Нижней Камчатской острог прибудет, напоследок, чтоб на присланной ордер от господина профессора ла Кроера ответствовала.
И по силе вышеозначенного требования определен ко мне в толмачи казачей сын Александр Мурзинцов, в провожатые служивой Филипп Карпов, и при том ответствовано, что Нижнего Камчатского острога приказная изба вышлет в Большерецк без задержания толмача Перебякина, когда он в Нижней острог приедет, а на присланной ордер от господина профессора ла Кроера ответствовать без коммандира камчатских острогов Петра Колесова не смеет, а будет де ответствовать, когда означенной Колесов в Нижней Камчатской острог приедет. В бытность мою в Нижнем Камчатском остроге поручил я часть из всех семян служивому Петру Иконникову, которой и свой огород имеет.
Из Нижнего Камчатского острога поехал я февраля 4 дня через Верхней же острог, в которой приехал февраля 15 дня. Здесь получил я письмо от господина профессора ла Кроера о привезении с собою термометра из Нижнего Камчатского острога в Большерецк, по силе которого писал я в Нижней острог к оставленному для чинения метеорологических обсерваций казачью сыну Егору Иконникову, чтоб он отдал термометр при доношении в приказную избу для отсылки в Большерецк к господину профессору ла Кроеру и при том написал ему, как оной увязать надлежит.
Того же дня отпущены возвратно в Нижней Камчатской острог толмач Мурзинцов и служивой Карпов.
Февраля 17 дня Верхнего Камчатского острога служивой Андреян Рюмин, которому по силе указу присланного из канцелярии Охоцкого порта велено ехать чрез сидячих коряк и ставить станцы, просил меня письменно, а в прошении написал: понеже де положены на него Рюмина от господина профессора ла Кроера и адъюнкта господина Штеллера некоторые дела, а бумаги де от них к нему не прислана, а ниоткуда требовать не показано, а понеже де я нахожусь в их команде, то б де я о даче ему на те приказанные дела одной дести пищей бумаги постарался. И по вышеозначенному его прошению выдана ему из бывшей при мне казенной бумаги одна десть.
Февраля 18 дня писано от меня к бывшему тогда в Верхнем остроге коммандиру Петру Колесову, чтоб он служивого Ивана Лосева, которому так же, как и в Нижнем остроге, часть из всех семян дана, в летнее время на иную работу на наряжал и чинил бы ему вспоможение в копании земли и в прочем, что к развождению данных ему семян потребно будет.
Из Верхнего Камчатского острога отправился я февраля 21 дня с большерецким толмачем Горловым да Верхнего Камчатского острога с казачьим сыном Григорьем Дурыниным и того же февраля 23 дня приехал на Оглукомину реку, где встретил отправленного в поход против изменников морской комманды прапорщика Павла Левашова, с которым морских солдат до камчатских казаков было с 50 человек. У оного прапорщика слышал я, что ему велено итти только до Утколоки реки и оттуда возвратиться, а против подкагирных изменников отправить сына боярского Петра Борисова с казаками.
Отсюда отпущен возвратно в Верхней Камчатской острог бывшей при мне в провожатых казачей сын Григорей Дурынин.
От Оглукомины до Большерецка, ради великих пург, принужден я был ехать марта до 8 числа, а в 8 числа ввечеру приехал в Большерецкой острог.
Имеющегося у меня казенного табаку шару, как вперед до Нижнего Камчатского острога, так и возвратно до Большерецка. на пятеры санки за прогоны вышло три фунта двенатцать и две пятины золотника.
Я в сем пути иного ничего учинить не мог, кроме того, что собрал некоторые известия о оленных коряках чрез коряку оленного, которой уже крестился и живет около Нижнего Камчатского острога, да достал камчатскую костяную чекушу, которыми они бивались прежде сего. Оные известия при сем посылаются до вашего благородия.
Марта 10 дня подал я о всем вышеписанном репорт, господину адъюнкту Штеллеру.
Того же дня прислан ко мне от него господина адъюнкта ордер, а во оном написано: понеже де я от них предбудущего лета отправляюсь в Иркуцк, а по поданному де от меня репорту имеются при мне казенные книги, инструменты и материалы, того б де ради оные книги, инструменты и материалы, отдать мне студенту господину Горланову с роспискою, а какие книги инструменты и материалы отданы будут, о том бы репортовать.
Марта 12 дня студент Алексей Горланов и я подали господину профессору ла Кроеру и адъюнкту господину Штеллеру доношение, чтоб нам даван был провиант здесь, по якуцкой цене без провозу, и о том бы писано было в Иркуцк, а ежели об отпуске нам здесь провианта по якуцкой цене без провозу указу не пришлется, то мы повинны будем за оной провиант заплатить по чему оной в Охоцк с провозом станет. И против того нашего доношения писано от них господина профессора и адъюнкта господина Штеллера в Иркуцкую провинциальную канцелярию, а о присылке об отпуске нам провианта по якуцкой цене без провозу указу из высокоправительствующего Сената надежны мы на ваше благородие, что ваше благородие о том милостивое старание возымеете и в конец нам раззориться не допустите.
Того ж марта 12 дня уехал на Авачу адъюнкт господин Штеллер для походу в Америку вместе с господином капитаном коммандором Берингом и приказал мне быть на Авачу с господином профессором ла Кроером.
Марта 20 дня получил я денежное жалованье на сей 1741 год. Марта 26 дня приехал в Большерецк посыланной на изменников прапорщик Левашев и привез с собою изменников 22 человека. Оные по убитии матроза со служивыми ушли на отпрядыш, которой имеется около устья Утколоки реки на море, и зделали там жилье. И как означенной прапорщик прибыл под тот отпрядыш, то вызывал их ласкою, чтоб добровольно здались, по которому вызову все те, которых он с собою привез, к нему вышли, а остальные, человек до десяти здаться не захотели и стреляли из луков, отбивая их от прядыша. Тогда означенной Левашов велел к ним гранаты метать и приступом их брать. И как они увидели, что им не отсидеться, к тому ж некоторые из них уже и убиты были, отчаяв живота своего, переколовши жен и детей своих с камня в мире перебросились. На приступе ранено казаков 3 человека да 1 камчадал.
Прапорщик Левашов, побивши изменников, отправил на Подкагирную реку против тамошних изменников сына боярского Петра Борисова в 40 человеках.
Апреля 6 дня поехал на Авачу господин профессор ла Кроер и я с ним в Авачинскую губу, где ныне называется гавань святых апостола Петра и Павла. Приехали апреля 10 дня, где прожил я апреля по 20 число, упражняяся в переводах доношения адъюнкта господина Штеллера в высокоправительствующий Сенат и инструкции господина профессора ла Кроера.
При отпуске моем в Большерецк даны мне инструкции, как от господина профессора ла Кроера, так и от адъюнкта господина Штеллера, как мне поступать, едучи отсюда до Иркуцка, и что там делать, и отправлен оо мною солдат Зеленцов комманды господина профессора ла Кроера. С данных мне инструкций посылаются при сем вашему благородию копии.
Из присланных ко мне от вашего благородия семян взял от всякого по части господин адъюнкт Штеллер для саженья на Аваче, а остальные приказано мне отдать для развождения в Большерецку комманду господина профессора ла Кроера нарочно для того оставленному служивому Ивану Попову, а смотрение над огородом приказано иметь геодезисту Красильникову.
С Авачи поехал я апреля 20 дня, а 22 дня, будучи у Опачи в острожке, получил я репорт от посыланного в коряки для покупки коряцкого платья толмача Спиридона Перебякина, в котором написано: прошедшего де 1740 году марта 7 дня дана ему от меня инструкция, по которой велено было ему ехать к оленным корякам, где их сыскать будет можно, и покупать бы ему у них для Кунсткамеры самое лучшее их коряцкое платье, муское и женское и робячье, а имянно: куклянки круглые, камлеи, куклянки с хвостами и куклянки ударные парами, как они обыкновенно носят, малахаи зимние и летние, штаны камасные и чупахи, штаны летние, торбасы муские и женские, зимние и летние и прочая, что до одежды их касается. И по силе де вышеписанной инструкции ездил он прошлого году к оленным корякам, и близко их найти не мог, ибо де они перекочевали к реке Пареню, и будучи де он там покупал у них муское и робячье платье, а женского де платья у них нет, ибо де и бабы носят муское платье, кроме того носят де они токмо хоньбы, и для оной де покупки дано ему от меня мохового табаку два фунта с четвертью, а на ту де покупку издержан им один фунт с четвертью, а достальной де роздан корякам и камчадалам вместо прогонных денег, а привезенное де им сюда в Большерецк платье отдано обретающемуся здесь студенту господину Горланову при реэстре, каков де и ко мне он послан, а в реестре его Перебякина покупного платья объявлено, а имянно: куклянка пыжечья пестрая круглая, кухлянка пыжечья исподняя черная, куклянка пыжечья белая с хвостом верхняя, куклянка недоростянная с подзором исподняя, пара куклянок, верхняя пыжечья исподняя недоростинная с подзором и с красками, пара куклянок выпороточьих, круглые штаны, камасные белые с красками, штаны пыжечьи пестрые, штаны ровдужные, штаны пыжечьи робячьи штаны робячьи ж красные, малахай белой оленей, малахай летней еврашечей, двои торбасы женские, в том числе одни летние, двои же торбасы муские, одни камасные, другие ровдужные, рукавицы камасные белые. Б Большерецкой острог приехал я апреля 23 дня и принял все вышеписанное платье по реэстру, которое при сем к вашему благородию послано, да с ним одни торбасы муские, у которых подзор шелком шитой, да подзор шелком шитой, каковы пришиваются к подолу у парок. Оные торбасы и подзор купил я у казаков на свои деньги. За торбасы дал рубль, а за подзор два рубли.
Апреля 25 дня по силе присланного ко мне от адъюнкта господина Штеллера ордера марта 10 дня отдал я с роспискою студенту Горланову все данные мне от вашего благородия книги, инструменты и материалы, которые в остатках были, а имянно: один ножик перочинной, а другой изломался, один фунт шестьдесят семь золотников чернильных орешков, ибо я в бытность мою здесь довольствовался китайскими чернилами казенными и собственными, один фунт семьдесят четыре золотника купоросу, дватцать кусков китайских чернил, дватцать золотников красного карандашу, шестьнадцать карандашей, а в росходе их восемь, и хотя в приложенном при данной мне от вашего благородия инструкции реэстре объявлено двенатцать карандашей, однакож, неведомо как, явилось у меня дватцать четыре, четверть фунта канфары, две щетки, одна пила, один гиггометр с принадлежащими к нему зделаннымн из зеленой меди маленьким сосудцем и маленькою линейкою, готовальня со всеми циркулями, перьями, линейкою и треугольником, медная линейка, на которой парижской и рейландской футы вырезаны, эксатмоскоп, остальная ртуть от осми фунтов, из которой налито два барометра, ватерпас, один фунт с четвертью слюды, трои солнечные часы, из которых у одних гномон изломан, из книг философии Буддеева, Светониус, Курциус, Теренциус, Эродотус, две напарьи, принятые мною or морской комманды в Охоцке, а третья малая утратилась, одно долото, два заступа, два топора, дватцать [неразб.] сыромятных сум, в том числе десять присланных с провиантом чрез сына боярского Петра Борисова, а прочие при походе моем из Охоцка чрез море на Камчатку в море сбросаны, как о том вашему благородию прежде репортовано, один фунт пятнадцать золотников свинцу, тринадцать золотников пороху, один компас, один аршин с четвертью тоненькой проволоки, а средьей одно кольцо и состав на укрепленье стеклянных трубок в барометрах отдан господину профессору ла Кроеру. Пару юфтяных сум я взял с собою. Бумага, сургучь, воск, скипидар все издержано, деревянная большая линейка изломана, а малые негодны же учинились. Хлопчатой бумаги осталось шесть фунтов с половиною, токмо здать позабыл, однакож оную оставил в Большерецке, и писал к товарищу моему, которой уехал по приказу господина адъюнкта Штеллера на Авачю, чтоб он ее принял. Серую бумагу со мною отправленную и прошлого 1740 году с адъюнктом господином Штеллером присланную взял у меня всю он же господин адъюнкт Штеллер.
Апреля 26 дня, как студент Горланов на Авачу отправлялся, то прислал ко мне письмо, чтоб я ему дал из имеющегося при мне казенного табаку шестьдесят пять золотников на прогоны до Авачи, по которому его письму означенное число табаку ему и отдано с роспискою. Всего казенного табаку в росходе тритцать два фунта девяносто золотников с четвертью.
Того же апреля 26 дня послал я о всем вышеписанном репорт к господину адъюнкту Штеллеру.
Маия от 1 по 10 число был я болен грудью, так что и из двора никуда не выходил.
Маия 28 дня отправился я из Большерецкого острога к большерецкому устью для походу за море на галиоте ‘Охоцке’, ибо коммандиру того галиота подштурману Шаганову от господина капитана коммандора ордером приказано было идтить с 1 числа июня. Однакож мы за противным ветром июня по 12 число на усть-Большей реки прожить принуждены были.
Между тем июня 2 дня пришел из походу сын боярской Петр Борисов и привез с собою изменников четырех человек и сказывал нам, что он застал изменников на Подкагирной реке человек с 20, которые вышли к нему на бой, но никакого вреда не учинили, кроме того, что одного легко ранили, а из них убили казаки 7 человек да четырех человек живых поймали, а достальные разбежались. Означенные изменники по убиении купецких людей, опасаяся на себя высылки казаков ушли было на Пустую реку, по как весна настала, то они, отчаяв на себя походу, возвратились на свои жилища, и так без великого труда козакам достать их удалося.
Июня 12 дня в 2 часах пополуночи пошли мы из устья большерецкого в море ветром S под парусами гротселем, топселем, фоком и бизанью. И понеже воды тогда много уже убыло, а прибылые воды были малые, к тому ж в то самое время, как из устья выходили, вдруг стал быть противной ветер WSW, а и устье большерецкое лежит на WSW же, то нас прижало к меле, где с четверть часа стоять принуждены были, опустя все парусы, а снявшись с мели подняли вышеписанные же парусы и шли на WZN для того, чтоб от земли отойти. Около полудни, как от земли далеко уже отошли, то пошли на WNW, а к вечеру на NWZW.
13. Погода во весь день была пасмурная. Ветр WSW от 5 часов пополудни повеял SZW и стала быть из туману мокрота, держали все парусы верхние и нижние, шли на час по два узла.
14. Погода пасмурная, около полудни солнечное сияние с перемежкою. Ветр WZS. Шли под всеми парусами, бежали на час по два по три и по четыре узла.
15. Погода пасмурная. Ветр SZW, сильной. Шли под нижними парусами. Бежали на час по шести и по семи узлов. Означенной ветр продолжался до полуночи.
16. Погода пременная, а именно: с 1 часу пополуночи до 9 часов прежде полудни дождь шел частой и мелкой и ветр SSW средней, потом солнечное сияние, около 11 часов ветр утих, а в начале 5 часа поп[олудни] напал туман с мокротою и ветр повеял от N тихой. Шли на час по два узла до полуночи.
17. Погода пасмурная. Во весь день штиль. Видели в море птиц, глупыши называемых, довольно и двух морских свинок люриков и чаек большого рода. Глупыши подобны голубям, величиною побольше их. Перье имеют сизое, крылья того же цвету, токмо потемнее, на которых есть беленькие рябинки. Хвост короткой, нос желтоватой короткой же, а прямой или кривой, того усмотреть невозможно было. А свинок морских ни величины, ни шерсти рассмотреть невозможно было, ибо они близко судна не были, а сказывают, что оные будто медведенки шерстью черные.
18. Погода пасмурная. Ветр OSO малой. Шли под всеми парусами. Бежали на час по два и по полтретья узла, а от 6 часов по п[олудни| по три, по четыре и по полпята узла. В 8 часов по п[олудни] нанесло туман густой с мокротою.
19. Туман густой, солнечное сияние с перемежкою. Ветр по утру SW малой, от полудни до 4 часов поп[олудни] штиль. Потом повеял W тихой. Сего дня видели птиц савки называемых, а глупышей не видали.
20. Туман густой. Солнечное сияние с перемежкою. Ветр по утру W тихой. Ходили на реях, ло п[олудни] WSW средней. Как ветр переменился, то стали держать на настоящей румб NWZW. Бежали на час по 4 и по 4 1/2 узла. Во весь день никаких зверей и птиц не видали, а в вечеру увидели двух чаек большого роду да двух уток.
21. Погода пасмурная. Прежде полудни был туман густой. Ветр WZN, а пополудни SWZS. Бежали на час по 2 и по 3 узла. Видели чаек больших и малых, турпанов и ару, отчего признавать стали, что земля недалеко.
22. Погода пасмурная. Дождь частой и мелкой. Ветр О средней. В 5 часах пр[ед] п[олудни] увидели на N горы, а в 5 часах по п[олудни] низменную землю близко Охоцка. В 7 1/2 часах пробежали охоцкое устье понеже ради туману подштурман и мореход не узнали устья, и думали. что то устье Ульбеи реки. Увидев низменную землю, пошли на SW. Птиц видели ару, игылмы, чаек и савок великое множество.
23. Дождь частой и крупной с перемежкою. Ветр NO и NOZN сильной. Сего дня поутру узнали, что Охоцк пробежали, а за противным ветром вперед идти нельзя было, то мы во весь день и во всю ночь лавировали, однакож вперед ничего не подалися.
24. С утра до 10 часов дождь с перемежкою и штиль, потом солнечное сияние с перемежкою. От полудни повеял ветр SW и мы побежали близ берега к Охоцку на NO под всеми парусами, а бежали на час по 4, по 5 и по 6 узлов. В 10 часах по п[олудни] пробежали урацкое устье, а в 11 часах увидели устье Охоты реки.
25. Погода ясная. Штиль. В 2 часах по п[олудни] дошли до охоцкого устья и легли на якорь от берега вестах в 3, ожидая ветра к вхождению в устье способного. Пополудни в 5 часах вошли в охоцкое усгье под всеми парусами ветром SW.
В Охоцк прибыв, осмотрел я там метеорологические инструменты и нашел барометр в самом худом состоянии, во всей ртуте великих пузырей множество было, ибо из оного барометра еще в бытность коммандира Скорнякова Писарева ртуть на землю выпущена была одного караульного небрежением, которую собрав и к ней своей прибавя Писарев налить его приказал. Однакож они праздны стояли и наблюдения никто не чинил. Кому оные от меня поручены были, тот отставлен, а на его место иного не определили, а я о сем по выезде моем с Камчатки известен не был.
Июля 1 дня, вылив ртуть из барометра и увязав его и термометр отдал при доношении в канцелярию Охоцкого порта с бывшею в барометре ртутью для отсылки на Камчатку к господину профессору ла Кроеру.
Июля 4 дня отдал во оную же канцелярию репорт для отсылки к господину адъюнкту Штеллеру, в котором объявлено о прибытии моем до Охоцка.
Того же дня даны мне от капитана господина Шпангберга четыре лошади вместо одной тележной подводы, а прогонных денег на оную подводу до Юдомского креста от канцелярии Охоцкого порта выдано два рубли пятьдесят одна копейка, которые того же дня отданы конштапелю Бобовскому, ибо ему оные деньги приказом господина капитана Шпангберга принять велено.
Июля 5 дня около полудни отправился я из Охоцка, а к Юдомскому кресту приехал того же июля 11 дня. И здесь застали суда, которые июля 10 дня пришли с провиантом под коммандою геодезиста Скобельцына и оные еще не выгружены были.
Июля 12 дня как с судов все сгружено было, поплыли мы на оных вниз по Юдоме реке, а к устью ее приплыли июля 16 дня в 3 часах по п[олудни] и, простояв усть-юдомских зимовей с час, поплыли вниз по Мае реке. На усть-Маю приплыли июля 18 дня поутру рано и промешкали там до 7 часов поп[олудни] за лошадьми. А как лошади приведены были, то мы, сгрузясь с судна и обовьюча лошадей с усть-Маи, поехали и были в пути июля по 24 число. А июля 24 дня вечером приехали в Якуцк налегке, а вьюшные пришли июля 26 дня вечером же.
Июля 27 дня отдал в Якуцкую воеводскую канцелярию посланные со мною от господина профессора ла Кроера и адъюнкта господина Штеллера промемории, по которым промемориям августа 4 дня в Якуцкой воеводской канцелярии определено отправить меня до Иркуцка, понеже в Якуцком денежной казны не имеется, а августа 13 дня выданы мне прогонные деньги на две подводы, до Иркуцка на две тысячи на двести на шестьдесят на шесть верст сорок пять рублев тритцать две копейки. Приняв пригонные деньги, намерение восприял я из Якуцка вверх по Лене ехать водою и того ради договорился с одним купцом, которой на лодке наряжался вверх до Киренги, чтоб ему меня принять на лодку, а мне нанять работных четырех человек. И по тому договору нанял я из данных мне прогонных денег четырех человек, а дал каждому до Киренги по пяти рублев, всего дватцать рублев.
Июля 18 дня ввечеру отпустили мы лодку, а сами пробыли в Якуцке июля по 23 число.
В бытность мою в Якуцке отдал я при доношении в Якуцкую воеводскую канцелярию данную мне при отправлении на Камчатку из оной канцелярии книгу за шнуром и за печатью для записи в росход одного пуда табаку шару, а в доношении объявил в росходе табаку шару тритцать два фунта девяносто и одну четверть золотника, а в остатках два фунта, и просил Якуцкую воеводскую канцелярию, чтоб в приеме оной книги и табаку приказала дать мне квитанцию, а о табаке, которого не достало, объявил, что он в пути чрез море, в то время, как мы тонули, весь помок, и при сушенье много его усохло и утратилось, да я же его в Якуцке принимал безменом, а отдавал в вески фунтами и просил, чтоб означенного недостаточного табаку для вышеписанных причин править на мне не повелено было. И против того моего доношения в приеме шнуровой книги и двух фунтов табаку дана мне от Якуцкой канцелярии квитанция.
Августа 23 дня поехали мы из Якуцка, а 25 числа догнали свою лодку у Покровского монастыря.
Сентября 4 дня прошли Олекминской острог, 17 Витимскую слободу, а 27 числа пришли в Киренской острог, и понеже льду по реке так много несло, что едва до Киренского острогу добились, то мы зимнего пути ожидать там намерились, и следующего дня совсем с лодки сгрузились, а октября 1 дня, как погода пременилась и вместо стужи стала быть теплота, то я, купя лодку, на которой мы шли, далее идти отважился и того же дня около полудни от Киренги отъехал. Под лодку брал по две подводы.
Октября 4 дня прошли деревню Казарки, 5 Усткуцкой острог, 6 Орлинскую слободу, а 8 дошли до деревни Томшиных, которая ниже усть-Илги в 80 верстах, где осеновать принуждены, понеже ради густого льду судном дале идти невозможно было.
Октября 21 числа Лена стала около здешнего места, а мы из означенной деревни поехали саньми 24 дня. На усть-Илгу приехали 28 числа. И понеже Лена дни за два до нашего прибытия там стала, и лед еще ненадежен был, то мы на усть-Илге до 30 дня пробыли.
Октября 30 дня с усть-Илги поехали и того же дня Тутуру проехали, а ноября I дня приехали в Верхоленской острог.
Из Верхоленска поехали ноября 2 числа и были в пути до Иркуцка по 6 число, а 6 числа ввечеру приехали в город Иркуцк.
Приехав в Иркуцк, отдал я господину вице-губернатору посланные со мною от господина профессора ла Кроера и господина адъюнкта Штеллера промемории, а какое на оные будет определение, про то подлинно не известен.
Коряцкое платье в нерпичьем чемодане послано с генерал адъютантом Чемадуровым. Студент Степан Крашенинников.
В Иркуцке. Ноября 13 дня 1741 году.
(Архив АН СССР. ф. 21 оп 5. No 34, лл. 117—128)

ПИСЬМО МИЛЛЕРУ от 13 ноября 1741 г.

Благородной и почтенной господин профессор.

Милостивейший государь мой.

О пути моем и о возвращении с Камчатки в сем письме доносить вашему благородию за излишнее почитаю, ибо о том в покорнейшем моем репорте пространно донесено, а здесь объявляю вашему благородию, что я, будучи в Якуцке, женился, взяв за себя родную племянницу жены маеора и якуцкого воеводы господина Павлуцкого, а дочь тобольского дворянина Ивана Цибульского, именем Степаниду.
Послал я до вашего благородия милостивого государя моего пару соболей с генерал адъютантом Николаем Федоровичем Чемадуровым, которую прошу принять в знак моей ревности к всегдашним услугам и почтению вашего благородия.
Милостивой государь, не оставьте меня в забвении и сотворите со мною милость во всем, что в мою пользу быть за благо рассудите. Я никакими представлениями трудить ваше благородие не дерзаю, понеже ведаю, что ваше благородие известны, что надобно к моей пользе.
Во известие доношу вашему благородию, что нынешнего лета по всей Лене хлебы позябли от морозов, которые были по три дня сряду, начиная августа от 1 дня, да на Байкале розбило купецких и промышленных семь дощеников, да две лодки больших и людей утонуло семь человек.
Иркуцкой губернатор Лаврентей Лаврентьевич господин Ланг показал себя ко мне очень склонным.
Желая вашему благородию, милостивейшему государю моему, многодетного здравия и всякого благополучия и прося о содержании меня в прежней милости остаюсь и всегда буду

вашего благородия

милостивейшего государя моего

покорнейший слуга Степан Крашенинников.

В Иркуцке. Ноября 13 дня 1741 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 274—275)

РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 15 февраля 1742 г.

Благородным господам профессорам Академии Наук.

Репорт.

Прошедшего генваря 10 дня сего 1742 году получил я от вашего благородия ордер, по силе которого велено мне о всем, что от господина профессора ла Кроера и адъюнкта господина Штеллера приказано, предлагать канцелярии и требовать, чтоб конечно о удовольствовании их ее императорского величества жалованьем исполнение учинено было по прежним указам, а мне б ехать немедленно к вашему благородию со всеми при мне находящимися обсервациями и собранными натуральными и прочими вещами, и на оной бы путь требовать подводы и прогонные и поверстные деньги от канцелярий, объявя присланной от вашего благородия ордер, и поспешить бы мне в пути с крайним радением, и о том бы, что учинено будет, к вашему благородию и к господину профессору ла Кроеру и к адъюнкту Штеллеру репортовать.
И хотя я имею крайнее радение вскоре быть при вашем благородии, однакож с немалою жалостию принужден прежде съездить в Якуцк, понеже осталось там за моею печатью казенных вещей немалое число, да на разные покупки для господина профессора ла Кроера роздано посланных со мною с Камчатки собственных его денег около трех сот рублев, к тому ж и моего собственного багажу в надежде возвращения несколько оставлено. И чтоб все, что мною роздано, собрать и что за моею печатью оставлено о рук здать исправно, в Якуцке не быть опасен, дабы мне из того не воспоследовало убытку. Из Якуцка, здав все с рук, без всякого замедления на вершных лошадях в Иркуцк возвращуся, и надеюся, что едва не до Тобольска водою приплыть успею, буде никакого препятствия не будет. И того ради генваря 16 дня объявил я в Иркуцкую провинциальную канцелярию три донюшении с присланного от вашего благородия ордера точную копию и просил, чтоб повелено было к ним господам профессору ла Кроеру и адъюнкту Штеллеру отправить денежную казну с щетчиками, а из оной бы казны, что потребно будет денег на покупку здесь всяких припасов про них и свиту их, велено б было мне брать с роспискою и с теми припасы ехать до Якуцка, а из Якуцка как покупные припасы, так и оставленные в Якуцке за моею печатью казенные вещи здать надежному человеку с роспискою для отвозу к господину профессору де ла Кроеру и адъюнкту господину Штеллеру на Камчатку.
И сего февраля 4 дня получил я из Иркуцкой провинциальной канцелярии указ, в котором написано: по указу де ее императорского величества и по определению Иркуцкой провинциальной канцелярии велено по требованию господина профессора ла Кроера и адъюнкта Штеллера денежную казну в Иркуцкой провинциальной канцелярии принимать по прежнему определению мне, а по приеме с покупными и прочими припасы весть в Якуцк, а по прибытии в Якуцк тое денежную казну и прочие припасы у меня, тако ж оставленные в Якуцке за моею печатью казенные вещи, велеть принять якуцким служивым людям добрым в самой скорости, а по приеме отправить их с тою денежною казною и с припасы к господину профессору ла Кроеру и адъюнкту Штеллеру на Камчатку за канвоем. А что де принято будет денежной казны и прочих припасов и как отправлены будут и которого месяца и числа, о том в Иркуцкую канцелярию писать, а о том же де в Якуцкую воеводскую канцелярию к маеору Павлуцкому указ, а к господину профессору ла Кроеру и адъюнкту Штеллеру промемории посланы.
По получении означенного указа принял я на господина профессора ла Кроера и свиту его на 1741, 1742 и будущей 1743 годы денежного жалованья пять тысяч триста девятнатцать рублев, сорок четыре копейки, а на господина адъюнкта Штеллера за вычетом выдававших жене его денег на два, а имянно на сей текущей 1742 и будущей 1743 годы триста дватцать семь рублев четыре копейки, да на свиту его в том числе и на себя на два же года тысячу пятьсот двенатцать рублев семьдесят восемь копеек три четверти, всего семь тысяч сто пятьдесят девять рублев дватцать шесть копеек три четверти.
Из того числа употребил на покупку провианта и прочих припасов денег немалое число, и с теми припасы отправлен на двенадцати наемных подводах до усть-Илгинской пристани солдат Зеленцов, а сам надеюся отправиться на Лену марта около 19 числа.
Студент Степан Крашенинников.
В Иркуцке. Февраля 15 дня 1742 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 134 об.—135 об.).

РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 6 марта 1742 г.

Благородным господам профессорам Академии Наук.

Репорт.

Прошедшего февраля 26 дня получил я от вашего благородия ордер, посланной из Тобольска генваря 11 дня сего 1742 году, в котором написано, что по отсылке прежнего от вашего благородия ко мне ордера, которой был от 11 ноября прошлого 1741 году, получены при вашем благородии от меня два репорта, первой от 9 ноября 1740 году, другой от 13 ноября 1741 году, да при последнем репорте прислано от меня в нерпичьем чемодане разное коряцкое платье, а тому платью реэстр не приобщен, и чтоб мне оной прислать немедленно, дабы затем во отправлении оного платья в ее императорского величества Кунсткамеру больше мешкания не было. И по силе вышеозначенного ордера посланному до вашего благородия в нерпичьем чемодане коряцкому платью и прочему при сем реэстр посылается. Студент Степан Крашенинников.
В Иркуцке. Марта 6 дня 1742 году.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, л. 133).

ПИСЬМО МИЛЛЕРУ от 11 октября 1742 г.

Благородный господин профессор.

Милостивейший государь мой.

Поздравляю вашему благородию вступлением в супружество и желаю многолетного и благополучного пребывания с любезнейшею вашею супругою, а мне милостивой государыне.
Во известие доношу вашему благородию, что я вчерашнего числа приехал в Туринск вместе с господином советником Ларионовым и явился господину доктору, причем представил команды вашего благородия солдата Филатова, которого я из Тобольска по просьбе его привез с собою.
При отъезде моем из Якуцка послал со мною к вашему благородию господин адъюнкт Фишер александрийской бумаги сорок восемь дестей, якуцкое шаманское платье и бубен, тунгуских болванчиков три, да две рожи, нашитые на горностаях, топор костяной, ложку роговую да терку роговую ж и под оные вещи по требованию его господина Фишера от Якуцка до Тобольска и от Тобольска до Верхотурья дана была мне одна подвода и на оную прогонные деньги, а имянно от Якуцка до Тобольска сорок шесть рублей дватцать пять копеек, а от Тобольска до Верхотурья один рубль восемьдесят три копейки с половиною, которые вещи по прибытии моем объявил я господину доктору.
Бухаретин Алым послал со мною к вашему благородию письмо и при нем мешечек с крупою, которое письмо и крупа отданы господину же доктору. Господин генерал маеор Иван Афанасьевич Шипов приказал вашему благородию и супруге вашей, а своей куме объявить нижайшие поклоны.
Желаю ваше благородие, милостивейшего государя моего в скорости видеть и изустно благодарить за ваши ко мне отеческие благодеяния во все время моей отлучки милостиво показанные удостоиться с покорнейшим почтением остаюсь

вашего благородия, моего милостивейшаго

государя покорнейший слуга

Степан Крашенинников.

В Туринском. Октября 11 дня 1742 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 276—277).

РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ в ноябре 1742 г.

Благородным господам профессорам Академии Наук.

Репорт.

По отослании последнего моего к вашему благородию репорта марта от 10 числа того ж марта 18 дня отправился я из Иркуцка с принятою мною на обретающуюся в Камчатке академическую свиту денежною казною на Лену реку, а с покупными на оную свиту припасы наперед себя отпустил солдата Ивана Зеленцова, которому приказано весновать на усть-Илге.
Марта 26 числа приехал я в Верхоленск и дожидался там полой воды, а но вскрытии Лены апреля 29 дня из Верхоленска поплыл судном, а на усть-Илгу приплыл маия 1 числа, где за неготовностью судна того ж маия по 6 число прожить принужден был.
С усть-Илги, приняв троих работников из пашенных крестьян, поплыл я, маия 6 дня и на казенном судне с нуждою добился до деревни Томшиных, понеже оное весьма текуче, шатко и опасно было. В означенной деревне оставлена была мною прошедшего 1741 году купленная на деньги покойного господина профессора ла Кроера лодка, которую я починил и на ней до Якуцка поплыл, а казенное судно оставил в деревне Томшиных и о приеме оного обратно в казну писал к илгинскому прикащику.
В Якуцк приплыл я маия 26 дня и отдал в Якуцкую воеводскую канцелярию посланной со мною из Иркуцкой провинциальной канцелярии ее императорского величества указ, по которому велено означенной канцелярии денежную казну и покупные припасы от меня принять и отослать к господам профессорам ла Кроеру и адъюнкту Штеллеру на Камчатку за конвоем. И по силе вышеобъявленного указа Якуцкая воеводская канцелярия, вычтя из принятой мною в Иркуцке казны четыреста рублев, которые в бытность мою в Иркуцке жена господина профессора ла Кроера забрала из Якуцкой канцелярии, приказала остальную денежную казну и покупные вещи солдату Зеленцову да определенному от ней якуцкому служивому Петру Габышеву здать с роспискою, что от меня и учинено, и во всем взята с них Зеленцова и Габышева квитанция.
Между тем июня 8 дня через прибывшего в Якуцк с Камчатки комманды от флота капитана господина Чирикова солдата получено известие, что в морском вояже, между прочим и господин профессор ла Кроер преставился, то я принужден был для очистки себе объявить о том репортом Якуцкой воеводской канцелярии и требовать, чтоб она купленные на него господина профессора вещи и всю остальную денежную казну на дачю жалованья ему подлежавшую от солдата Ивана Зеленцова и долговые за профессорскою рукою письма, выкупленные мною по письменному его приказу, также и мои два письма, по которым я вычел из жалованья инструментального ученика Степана Овсянникова семнатцать рублев для отсылки к нему Овсянникову вместо денег и две квитанции для отсылки к геодезисту Ушакову, одну в приеме в Иркуцкой провинциальной канцелярии шнуровой книги, а другую в приеме денег осми рублев сорока семи копеек, да росписки в деньгах, даванных мною из жалованья господ профессора и адъюнкта их служителям на покупку потребных им вещей, принять соблаговолила и во всем мне дать квитанцию, а что сверх принятой на покойного господина профессора суммы денежной казны в остатках будет, то б приказала отослать с солдатом Зеленцовым или с кем соблаговолит к господину адъюнкту Штеллеру на дачю ему со свитою и свите покойного господина профессора ла Кроера жалованья, и о всем бы том его господина адъюнкта уведомила письменно.
И по силе означенного репорта Якуцкая воеводская канцелярия как денежную наличную казну, так и съестные и прочие припасы, купленные на покойного господина профессора из казенных и собственных его денег, вещи, вексели и росписки приняла и во всем дала мне квитанцию.
При отдаче денежной казны отпущенное на меня из Иркуцкой провинциальной канцелярии жалованье на сей 1742 и будущей 1743 годы за вычетом на медикаменты по копейке от рубля по девяносту по девяти рублев на год, всего сто девяносто восемь рублев, получил я сполна и о том как Якуцкую воеводскую канцелярию, так и господина адъюнкта Штеллера уведомил письменно.
Из Якуцка отправился я июня 12 дня и на проезд мой до Тобольска выдано из Якуцкой воеводской канцелярии прогонных денег на одну подводу сорок шесть рублев дватцать пять копеек, причем послал со мною к вашему благородию господин адъюнкт Фишер на казенной же подводе сорок восемь дестей александрийской бумаги, якуцкое шаманское платье и бубен, да ящик с тунгускими болванами и прочими мелочами, на которую выдано мне прогонных денег толикое ж число.
В Тобольск приехал я сентября 23 дня, а 27 подал в Сибирскую губернскую канцелярию доношение, которым просил, чтоб под меня и посланные к вашему благородию от адъюнкта господина Фишера казенные вещи повелено было дать до Верхотурья две подводы и на них прогонных денег. И по тому моему доношению октября 2 дня выдано мне от Тобольска до Верхотурья прогонных денег на две подводы три рубли шестьдесят семь копеек.
Из Тобольска отправился я октября 3, а сюда в Верхотурье приехал ноября … дня.
Посланные со мною от адъюнкта господина Фишера александрийскую бумагу, якуцкое платье, болваны и прочее при сем вашему благородию объявляю. Студент Степан Крашенинников.
Ноября… дня 1742 года.
(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 136—137 об.).

ПИСЬМО МИЛЛЕРУ от 9 ноября 1742 г.

Благородный и почтенный господин профессор.

Милостивейший государь мой.

Прошедшего октября 21 дня получил я от вашего благородия письмо, в котором приказывать изволите, чтоб мне донесть вашему благородию, что я по силе посланного ко мне из Тобольска в Енисейск вашего письма, едучи по Обе мимо остяков зделал. И на оное вашему благородию покорнейше доношу, что я остяцкого женского пояса достать не мог, токмо сказывали мне остяки, что делается оной пояс из бересты и из рыбьей кожи и называется их языком уроп. Подпоясываются им как женщины, так и девки во время месячины, а без того его не употребляют. Девки начинают такой пояс носить, когда месячина начнется, а старухи покидают по отшествии оной. На пояс, в том месте, где он уд закрывает, кладут мягкие стружки таловой корки, для того, чтоб им не терло и чтоб несколько течения стружки в себя убирать могли, которые стружки часто переменяют.
А что по сие время на означенное вашего благородия письмо покорнейше ответствовать умедлил, в том нижайше прошу не погневаться, ибо я последних куриеров, которые ехали с Камчатки, упросить не мог, чтоб подождали, пока я нижайшее письмо к вашему благородию изготовлю.
Желая вашему благородию многолетного здравия и всякого благополучия с глубочайшим моим почтением остаюсь вашего

благородия, милостивейшаго государя моего покорнейший

слуга Степан Крашенинников.

Туринск. Ноября 9 дня 1742 году.
(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. д. No 8, лл. 278—279).
Крашенинников Степан Петрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. О завоевании камчатской землицы, о бывших в разные времена от иноземцов изменах и о бунтах служивых людей, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  2. Описание камчатского народа о Камчатке…, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  3. О заготовлении сладкой травы и о сидении из нея вина, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  4. О касатках, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  5. Описание Курильских островов по сказыванию курильских иноземцов…, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  6. Описание пути от Верхнего до Нижнего камчатского острога, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  7. О соболином промысле, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  8. А. В. Ефимов. О картах, относящихся к великим русским географическим открытиям 17 и первой половины 18 вв, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1949
Электронная библиотека