Тюремному ведомству предложено озаботиться заменою Сахалинской каторги чем-нибудь другим. Будут искать и, вероятно, найдут. Но эти далекие и так или иначе все-таки лютые пансионы для уголовных и гражданских преступников пробуждают две мысли: 1) о том, что все же они содержатся на пенсии у народа, который сам живет впроголодь, 2) и о неиспользованности огромной физической силы, которая пропадает для народного труда и народной экономики.
Преступление зарождается и созревает в душе. При чем тут тело? Только машина, исполнившая то, что ей заказали. Между тем с ‘преступною душой’, которая нуждается в изоляции от здорового общества, да и наказуется по черным замыслам ее, уходили на Сахалин и будут теперь уходить куда-нибудь эти дюжие спины, широкие плечи, мускулистые руки, которые никаких ‘черных замыслов’ не питали и сами по себе были бы полезны народу. Мы хотим сказать, что наказание должно заключаться в отнятии свободы, которою не умел пользоваться преступник, но это лишение свободы не должно сопровождаться совершенным устранением целого преступника, души и тела его, из кругооборота экономической народной жизни. Преступник должен сам окупать себя, и тюремное ведомство не должно стоить государству дороже, чем почта, т.е. ничего. За что, за какие добродетели и по принципу какой справедливости крестьянин, сам еле-еле существующий, не знающий отдыха ни летом, ни зимою, должен развязывать котомку и вынимать из нее периодически несколько рублей на постройку гигантских кирпичных тюрем, которые фундаментальнее и долговечнее и барских домов, не говоря уже о его собственных мужицких избах?! Непреступники трудятся для преступников, ни в чем не повинные содержат на свой счет виновных и опасных: достаточно дать формулу этому положению, чтобы понять, что здесь содержится социальный абсурд.
Россия так мало культурна, до того вся необработана и запущена, что в ней найдется необозримое количество работы самой элементарной, не требующей никакого подготовления или выучки и вместе очень нужной, очень полезной. Египет строил пирамиды, Голландия проводила каналы, а мы не имеем дорог. Земство бедно, государственная казна истощена, медицина и учение так слабы в уезде, что нет надежды ‘в ближайшем будущем’ надеяться на проведение новых нужных или исправление старых и негодных дорог: и вот здесь арестантский труд, как самый дешевый и даже — временно и возможно — дорогой или в кредит сделанный, мог бы прийти на помощь. Людей морят одиночкой в гигиенических камерах: принцип мести едва ли достоин государства, да и преступления, текущие из ‘преступной души’, в огромном проценте есть продукт психической патологии. Одиночное заключение, стоя очень дорого государству (сколько места! какой строительный труд! какие ассигнования на постройку и ремонт!), доводит этих патологических субъектов до сумасшествия, до чахотки, цинги, и нужно же государству, т.е. в первой инстанции народу, кормить, поить и согревать десятки тысяч этих и подобных людей по 10, 15, 20 лет каждого, без всякого возврата, без отдачи за расход!
Мы назвали дороги, а есть еще оросительные каналы, как и лесонасаждение с целью задержать движение песков или удержать влагу в нужных местах, напр. в верховьях речек, ручьев, рек. В голодные годы государство организовало же народные работы, чтобы дать заработок населению. Итак, к этой организации оно способно. Все работы арестантов до настоящего времени сводились к какой-то забаве, к шуточкам, почти пансионным играм: не пора ли взглянуть на них серьезным государственным оком и потребовать от арестантов и вообще ‘отбывающих по суду наказание’ не этих пустяков, народу и государству не нужных, а ответственной тяжелой службы под присмотром, службы не на свободе. Часть платы, небольшая, могла бы идти лично арестантам, чтобы возбудить в них могучую и занимательную сторону труда, возбудить добродетель и добросовестность труда, о какой здесь может идти речь. Остальное должно идти на содержание тюремного ведомства, как марки — на содержание почты. Дотоле это дело не подвинется вперед, пока тюремное ведомство будет пассивно и лениво ожидать ассигнований на себя из государственного казначейства, конечно, с вечной присказкою: ‘чем больше, тем лучше’. Но едва было бы проведено правило, по которому от казны это ведомство получает только пособие к основному фонду своих средств, ‘специальных средств’, говоря языком канцелярий, — как моментально оно найдется и организует работы арестантов в серьезных государственных размерах. Законы рынка, увы, приложимы и к казенным ведомствам, и здесь кто обеспечен — не трудится, а кто в обеспечении зависит от труда своего — живо побежит к работе, найдет ее на дне морском. Так нужно поступить государству, посуровее, и с обширным тюремным ведомством, отучив его от мысли смотреть на себя как на ‘департамент в государственном строе’ и приучив к той более здоровой и правильной мысли, что это есть организация подневольного труда, или труда полуневольного, под наблюдением, без свободы. И только никаких пансионов, развращающего ничегонеделания и убийственной праздности в одиночных или общих тюрьмах.
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1906. 20 апр. No 10811.