Р. Авенариус. Критика чистого опыта в популярном изложении. А. Луначарского. Новая теория позитивного идеализма (Holzapfel u. Panideal), Бердяев Николай Александрович, Год: 1905 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Николай Александрович БЕРДЯЕВ

Р. АВЕНАРИУС. КРИТИКА ЧИСТОГО ОПЫТА В ПОПУЛЯРНОМ ИЗЛОЖЕНИИ
А. ЛУНАЧАРСКОГО. НОВАЯ ТЕОРИЯ ПОЗИТИВНОГО ИДЕАЛИЗМА (HOLZAPFEL U. PANIDEAL).
Критическое изложение А. Луначарского. Издание С. Дороватовского и А. Чарушникова.
Москва. 1905. Цена 80 коп.

‘Критика чистого опыта’ Р. Авенариуса принадлежит к числу наиболее недоступных для понимания философских произведений. Как совершенно правильно замечает Луначарский, автор помещенной в заглавие книжки, Авенариус предъявляет к своему читателю требования, едва ли не большие, чем Гегель в ‘Логике’. Поэтому вполне понятно, что вслед за появлением ‘Критики чистого опыта’ возникли и попытки более доступного и общественного изложения её. Однако, имея форму рефератов и конспектов, они били как раз мимо поставленной ими цели. Для достижения последней требовалась не конспектировка, а полная переработка учения Авенариуса по новому плану, при котором ясно выступали бы на вид моменты, лежащие на деле в основе его учения, но затемненные в изложении самого Авенариуса внешней, слишком узкой схемой. Такую переработку и предпринял И. Петцольд в первом томе своего сочинения ‘Введение в философию чистого опыта’, появившемся в свет в 1900 году. Так как Луначарский в своем изложении ‘Критики чистого опыта’ следует всецело Петцольду, то мы в своей рецензии, прежде всего, и постараемся выдвинуть на вид основные моменты учения Авенариуса в том основании, какое придал ему Петцольд.

‘Авенариус, — говорит Петцольд, — очень рано составил себе убеждение, что мы можем достигнуть правильных взглядов на мир при условии, если будем рассматривать вещи и процессы по возможности беспредрассудочно, т. е. в чистом виде, ничего к ним не примысливая, ничего от них не отбрасывая, если мы насколько возможно полно приспособим наше мышление к окружающему, наши мысли — к фактам, если мы откажемся от всякой метафизики, имеющей в лучшем случае значение поэтического вымысла, или лишим её совершенно влияния на исследование, если мы, следовательно, только опыт заставим говорить, опыт без всяких неопытных добавлений — чистый опыт’. Так как такой чистый опыт, продолжает дальше Петцольд, является лишь простым требованием, далеко не выполненным даже в таких точных науках, как естественные, то перед Авенариусом и выросла задача очищения опыта, т. е. выяснение понятия чистого опыта и оправдания стремления к такой системе всех научных познаний, которые вполне и исключительно покоились бы на чистом опыте в тесном смысле слова. Разрешение этой задачи и легло в основу плана ‘Критики чистого опыта’: в первой части своего труда Авенариус устанавливает точное понятие чистого опыта в тесном смысле слова — синтетическое понятие чистого опыта, которое не есть данное, естественное, а искусственное, через рефлексию вызванное, во второй — он путем анализа того, что обычно называется опытом, вскрывает аналитическое понятие чистого опыта, наконец, в третьей части — он пытается показать, что психобиологическое развитие человечества ведет к постепенному сужению объема аналитического понятия опыта до синтетического понятия, словом, здесь он показывает, что чистый опыт в тесном смысле есть достижимый идеал и неизбежная цель человеческого познания. Однако, по мнению Петцольда, такой план недостаточен уже не только потому, что в состав ‘Критики чистого опыта’ входят многие исследования, стоящие вне связи с первоначальной задачей, но и по другому более глубокому основанию. Разрешение поставленных в ‘Критике чистого опыта’ вопросов Авенариус дает на психобиологической почве, исследуя течение наших переживаний и соответствующих им физиологических процессов, в ходе развития которых обнаруживается биологически обусловленная тенденция к ограничению познания на опыте в тесном смысле слова. Следовательно, хотя исторически и психологически для Авенариуса первым вопросом был теоретико-познавательный вопрос об основании чистого эмпиризма, и он именно и вызвал попытку биологического понимания душевной жизни, однако, логически биологическая психология служит у Авенариуса, по глубокому убеждению Петцольда, основою для оправдания чистого эмпиризма, или для теории познания вообще, — его теория познания — биологическая. Ввиду этого Петцольд стремится понять ‘Критику чистого опыта’ как попытку биологического понимания душевной жизни, которую, по его мнению, Авенариусу удалось провести благодаря двум его замечательным психологическим открытиям: во-первых, его допущение, что психические явления укладываются в ряд, и во-вторых, его новая классификация психических переживаний на элементы и характеры. Мы не будем здесь входить в дальнейшее изложение работы Петцольда, мы укажем лишь её основной недостаток, который до известной степени умалил значение его в общем оригинальной переработки учения Авенариуса, и который вошел и в изложение Луначарского.

Как мы видели, по Петцольду теория познания должна покоиться на биологической психологии. С другой стороны, однако, ему приходится допустить, что сама точка зрения биологической психологии требует обоснования, каковое он и пытается дать в первом отделе I тома своей книги, т. е. она предполагает теорию познания. Хотя Петцольд и надеется избегнуть этого противоречия указанием на то, что такое предварительное признание некоторых теоретико-познавательных взглядов лишь методологическое, и что они в своем месте будут оправданы в биологической психологии, однако нетрудно видеть, что предлагаемый им выход из противоречия покоится на софизме. Поэтому, если бы Петцольд был более последователен, он должен был бы признать теорию познания, точнее философию, независимой от биологической психологии и вместе с тем и в учении Авенариуса вскрыть философское зерно. Не выполнив этого, по крайней мере, вполне, он с самого начала вступил на шаткую почву и принужден был отказаться от точного установления понятия психического, которое является основным в его исследовании. Первоначально, при обосновании психофизиологического параллелизма, Петцольд рассматривает психические переживания как самостоятельные явления наряду с физическими: только при таком понимании и возможен психофизиологический параллелизм. Но в дальнейшем различие между физическим и психическим у него уже сводится не к различию между ними как самостоятельными явлениями, а к различию точек зрения, под которыми рассматривается содержание опыта: психическое — это есть содержание в субъективных связях, физическое — в объективных. При таком же понимании, вместо психофизиологического параллелизма выступает психофизический параллелизм. Остается при этом неясным, как возможно совмещение того и другого параллелизма, покоящихся, кстати, на совершенно различных философских основаниях. Если психическое или часть его параллельно физическому представляет это последнее в субъективных связях, то как возможно объективное для психического искать в физиологических процессах, представляющих только часть физического? И наоборот.

Мы уже упомянули, что указанным нами основным недостатком и, следовательно, всеми другими из него вытекающими страдает и изложение Луначарского. Правда, в то время как Петцольд вместе с Авенариусом ставит теорию познания в зависимость от биологической психологии, Луначарский провозглашает её независимость, утверждая наоборот, что ‘биопсихические теории Авенариус выработал, основываясь на правильной теории познания’ (с. 10). Однако, такой, как мы уже указали, по существу правильный взгляд является непоследовательностью для мыслителя, стоящего в области теории познания на биологической точке зрения, и именно поэтому-то он не привел Луначарского к плодотворным результатам. Даже более того, он явился источником новых неясностей и туманностей в изложении учения Авенариуса, благодаря ему в это изложение нет-нет да и ворвется чуждая ей струя. В то время как биологическая психология только описывает факты сознания и вскрывает условия, которые способствуют или препятствуют дальнейшему сохранению или изменению физиологических процессов и их зависимых — психических переживаний, Луначарский проповедует изгнание из познания напр[имер] экзистенциала, — даже не пытаясь установить, обнаруживают ли лежащие в его основе физиологические процессы тенденцию к вымиранию. Равным образом, биологическая психология не может и не будет говорить о коллективном опыте, который, как Deus ex machina {См. прим. 5* на с. 919.}, является у Луначарского в трудные минуты и благополучно переводит его через им же самим созданные пропасти в изложении (ср., напр[имер] с. 99, 102 и т. д.).

Нельзя не отметить еще здесь наряду со сказанным в изложении Луначарского некоторых неточных определений, порою граничащих с искажением смысла. Так, в главе 8, озаглавленной ‘Позиционал. Чистый опыт’, Луначарский устанавливает, что Авенариусу ‘как комплексы элементов, так и характеры могут являться в сознании в двух совершенно различных формах, в форме вещи и в форме мысли’ (с. 97). Несколько строк ниже он утверждает, что ‘вещь характеризуется тем, что она воспринимается через посредство внешних органов…’ (Там же). Таким образом, здесь он в противоположность своему первому утверждению, признает, что характеры не могут быть даны в форме вещи. Но если эта указанная непоследовательность отчасти вызвана словами самого Авенариуса, то нижеприводимый промах уже всецело должно отнести наличный счет Луначарского. Говоря о широком понятии опыта, он пишет, что ‘оно включает в свой состав не только вещи, но и мысли, поскольку они воспринимаются с характером данности или вещности’ (с. 90, см. также с. 129). Справедливо спросить, как может мысль — форма явления в сознании наряду с такою же формой вещности восприниматься под формою вещности? Но тождественно ли это утверждение с утверждением, что представление может быть дано в форме восприятия?

Все указанные недочеты в работе г. Луначарского по сравнению с трудом Петцольда и заставляют нас высказать сожаление относительно того, что г. Луначарский в погоне за популярностью изложения предпочел предложить русскому читателю, вместо перевода I тома книги Петцольда, свою переработку.

Что же касается второй статьи, вошедшей в его книгу и представляющей собою критическое изложение труда Гольцапфеля ‘Panideal’, то мы её касаться здесь не будем, так как она ничего не дает для понимания или дополнения учения Авенариуса, будучи посвящена простому психологическому анализу этического и эстетического и установлению этических и эстетических норм на этом пути: простой психологический анализ не имеет ничего общего с методом биологической психологии.

(‘Мир Божий’, 1905, No 10, октябрь, с. 110-112, подпись: N. N.)

Николай Александрович БЕРДЯЕВ

Читайте также: