Путешествия г-ж Мэккензи и Ирби в славянских землях Турции, Пыпин Александр Николаевич, Год: 1877 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 39 минут(ы)

ПУТЕШЕСТВЯ Г-жъ МЭККЕНЗИ и ИРБИ ВЪ СЛАВЯНСКИХЪ ЗЕМЛЯХЪ ТУРЦИ.

II.
Замокъ Марка-Крайвича.— Прилипъ.— ‘Задруга’.— Велеса.— Рыльскй монастырь въ 1862.

Путешественницамъ прятно было оставить турецкй городъ, чтобы перейти въ ‘ту атмосферу поэзи и романа, которая окружаетъ средневковыя мста сербскаго могущества’. Однимъ изъ такихъ мстъ былъ замокъ (‘градъ’) Марка-Кралевича, знаменитаго героя и сербской, и болгарской народной поэзи, надъ городомъ Прилипомъ, этотъ замокъ есть одинъ изъ немногихъ значительныхъ феодальныхъ остатковъ въ этомъ краю Турци.

Городъ Прилипъ (Прилепъ, тур. Перлепе) есть общая почва для болгаръ и сербовъ, какъ Скадаръ (Скутари) — общая почва для сербовъ и албанцевъ. Населене города и округа прилипскаго — болгарское, но присутстве замка Марка-Кралевича связываетъ эту мстность съ старо-сербскими воспоминанями и миами. 3амокь стоитъ на скал, у подножя которой находится небольшой монастырь, въ нсколькихъ стахъ ярдовъ отъ Прилипа.

‘Быть можетъ, монахи съ удовольствемъ показали бы намъ развалины и разсказали бы всякя легенды, по крайней мр, такъ длали они обыкновенно въ другихъ мстахъ, когда мы обращались къ нимъ черезъ славянское посредство, но мы оставили переводчика дома, и одна изъ насъ самымъ любезнымъ образомъ обратилась въ монахамъ по-турецки. Тогда все пропало, болгары приняли тупой, деревянный видъ, и предоставили намъ отправиться на развалины съ однимъ чичероне — нашимъ провожатымъ. Мы сдлали-было попытку смягчить ихъ, но безуспшно, такъ-какъ были не сильны въ болгарскомъ язык: ‘мы хотли бы видть Марко…’, сказали мы и остановились, припоминая слдующее слово. Монахъ съ улыбкой пожалъ плечами, какъ-будто хотлъ сказать: ‘все ваше желане не можетъ сдлать этого‘, и отвчалъ: ‘Богъ забылъ насъ! Марко умеръ 400 лтъ тому назадъ’. И однако-жъ, если вс разсказы справедливы, то это вовсе не былъ резонъ, чтобы мы не могли видть Марко: надо было бы только дождаться его годового праздника или ‘славы’ и спрятаться въ одной небольшой часовн {Или церковномъ придл (chapel)?}, гд погребены нкоторыя лица изъ его рода. Въ полночь двери растворяются и възжаетъ Марко, во всемъ вооружени, и на своемъ любимомъ кон — Шарц’.

Надобно замтить, что многя мстности балканскаго края связываются съ преданями о Марк-Кралевич — большей частью, вроятно, безъ всякаго историческаго основаня, а только вслдстве обширной популярности героя. Замокъ близъ Прилипа, напротивъ, находится именно въ мстности, которая исторически соединяется съ его именемъ. Замoвъ Марка стоитъ на крутой гор подл монастыря: это развалины, гд сохранились стны, но ни одной комнаты съ уцлвшей крышей. На самой вершин горы остатки небольшой постройки, которую мстные жители называютъ ‘Марковъ коскъ’, гд, по болгарской легенд, онъ сидлъ и могъ видть издали всхъ, приближавшихся къ его замку, друзей или враговъ. На стнахъ коска еще видны слды грубыхъ фресковъ, изображающимъ лошадей и собакъ (быть можетъ, сцены охоты): сами путешественницы не въ силахъ были подняться на крутизну вершины, но о фрескахъ они слышали ране, и провожавшй ихъ заптй, который вдвъ наверхъ, восклицалъ, что нашелъ тамъ удивительныя картины. Тотчасъ ниже коска находятся стны другой комнаты, ходъ къ которой идетъ по краю крутой и гладкой скалы, такъ что очевидна была необходимость вырубить въ скал ступеньки, нкоторыя изъ нихъ похожи видомъ на лошадиную подкову, и, конечно,— замчаетъ г-жа Меккензи,— было бы гипер-критически сомнваться въ томъ, что эти слды оставилъ конь Марка, Шарацъ.— Какъ ни pasрушенъ ‘градъ’ Марка-Кралевича, онъ, очевидно, былъ боле обширнымъ сооруженемъ, чмъ простая сторожевая башня или албанская кула. Онъ напоминаетъ не гнздо разбойничьяго атамана, а резиденцю феодальнаго властителя — и, въ такомъ случа, относится въ эпох, когда въ Турци возможны еще были полу-независимые славянске владльцы, какимъ былъ и Марко-Кралевичъ.

Г-жа Мэккензи посвящаетъ цлую главу характеристик этого героя, въ личности котораго народная поэзя сербовъ и болгаръ олицетворила постепенный упадокъ нацональной свободы. Пропускаемъ этотъ историко-литературный эпизодъ, который отвлекъ бы насъ отъ разсказовъ о настоящемъ, скажемъ только, что англйская писательница показала въ этомъ очерк много историческаго пониманя и поэтическаго чутья.

Упомянемъ здсь кстати, что одна изъ мстностей съ именемъ Марка-Кралевича лежитъ въ знаменитомъ отнын Шипкинскомъ перевал. Именно, немного сверне самаго перевала, по спуску габровской дороги, стоитъ, еще съ уцлвшими развалинами, ‘Марко-кральски градъ’: по болгарскому преданю, Марко-Кралевичъ стерегъ здсь балканскй проходъ! {Kanitz, Donau-Bulgarien, II, стр. 102—103.}.

Отъ Монастира до Прилипа считается шесть часовъ пути,— по дикой и пыльной равнин, на половин дороги надо пересчь Черную рку, за которой греко-цинцарскй элементъ становится все слабе, а болгарскй беретъ верхъ и въ церкви, и въ школ. На нкоторомъ разстояни отъ Прилипа становятся видны отроги Бабунскаго хребта съ развалинами упомянутаго замка на вершин. Въ Прилип считается около 6,000—7,000 жителей, разъ въ году бываетъ здсь большая ярмарка, и потому Прилипъ — одинъ изъ самыхъ богатыхъ городовъ южной Болгаря. На ярмарку стекается большая масса окрестнаго населеня, которую, говорятъ, очень любопытно видть. Въ одномъ округ женщины замчательно рослы, сильны, бережливы и трудолюбивы. Имъ, кажется, не позволяютъ выходить замужъ раньше тридцати лтъ, по слдующимъ причинамъ: во-первыхъ, чтобы родители, вскормивше ихъ, могли быть за это вознаграждены ихъ трудомъ, во-вторыхъ, чтобы сами он не были рано отягощены большой семьей. Подобный этому обычай господствуетъ и въ нкоторыхъ округахъ Серби: молодые мужчины женятся на женщинахъ во всей force de l’ge. Этотъ обычай казался страннымъ англйской путешественниц и, вроятно, не совсмъ прятнымъ для женщины, такъ какъ основанъ былъ на желани получить съ нея сколько можно больше работы, но мужчины оправдывали обычай его результатами и говорили, что домашнй комфортъ, общественная нравственность и прекрасное физическое развите преобладаютъ въ тхъ округахъ, гд держатся этого обычая. Въ городахъ, у сербовъ и болгаръ, женщины слдуютъ восточному обычаю — рано выходить замужъ и рано увядать.

По рекомендаци монастирскаго консула, путешественницы помстились въ Прилип очень удобно въ дом богатаго болгарскаго купца, имъ дали дв комнаты, хорошо убранныя коврами, диванами и подушками, опрятность была такова, что г-жа Мэккензи сочла нужнымъ упомянуть, что он могли расположиться спать на диванахъ, не прибгая къ своей складной желзной кровати. Купецъ велъ торговлю табакомъ, который въ изобили растетъ на прилипской равнин, и одинъ изъ братьевъ иметъ дла съ Вной. Къ сожалню, его не было тогда дома, его внскя наклонности обнаруживались часами съ музыкой, которые били каждую четверть часа, этотъ артикль находился какъ разъ въ спальн путешественницъ и хозяева, замтивши вроятно, что это произведене внскаго искусства не давало спать прзжимъ ихъ постителямъ, къ ночи остановили ихъ.

Семья состояла изъ пяти братьевъ, которые жили вмст съ женами и дтьми и ли за однимъ столомъ, двери дома открывались во дворъ, окруженный высокой стной. ‘Эти семейныя общины или ‘задруги’,— замчаетъ г-жа Мэккензи,— распространены во всей Болгари, и безъ сомння служили къ тому, чтобы защищать христанъ отъ беззаконнаго правленя турокъ. Кром того, что задруга обезпечивала каждому хозяйству присутстве большого числа мужчинъ, для защиты женщинъ, она обезпечиваетъ также вдовамъ и сиротамъ содержане среди ихъ собственныхъ родныхъ. Гд обработывается земля, тамъ семья, живущая въ задруг, можетъ обойтись безъ найма чужихъ работниковъ, а молодые люди получаютъ возможность обучиться работамъ, не уходя на заработки въ чужимъ людямъ. Кром того, семья избавляется отъ всякихъ шпоновъ, старыя сваей, воспоминаня и обычаи могутъ держаться крпко, и чужя нововведеня не находятъ почвы. А главное, естественныя привязанности находятъ свое должное удовлетворене, молодыя женщины предохраняются отъ соблазна, и молодые люди имютъ удобный и порядочный домашнй прютъ. Если болгары сохранили вмст и свою нацональность и чистоту нравовъ, живя подъ игомъ иноземцевъ и часто рядомъ съ людьми самыми испорченными, то этимъ они обязаны своей общинно-семейной жизни’.

Но г-жа Мэккензи ясно видитъ, что если эти семейныя общины должны были главнымъ образомъ защищать и сохранять, он становятся не нужны, когда опасность прошла, он не могутъ сохраниться при боле подвижныхъ отношеняхъ и личной предпримчивости новйшаго общества.

Въ Прилип есть христанскя школы, одна — цинцарскихъ купцовъ, которые предпочитаютъ учить своихъ дтей по-гречески, дв — болгарскя, считающя вмст до 400 учениковъ и управляемыя самими болгарами. Болгарскя книги приходятъ изъ разныхъ мстъ — изъ Филиппополя, Пепла, Вны, Блграда, нкоторыя переведены съ сербскихъ учебниковъ, другя съ американскихъ. Главный учитель былъ сербъ, ученики прекрасно писали, умли, кажется, пользоваться картой, учитель говорилъ нашимъ путешественницамъ, что ученики читаютъ по-сербски такъ же хорошо, какъ по-болгарски. (Это послднее замчане могло имть ту подкладку, что у сербовъ есть желане уврить болгаръ, что имъ легко и слдуетъ принять сербскй языкъ какъ литературный). Путешественницы не увидли въ школ обычной картины (или иконы?) съ изображенемъ Кирилла и Мееодя, но оказалось, что ученики хорошо знали исторю нацональныхъ апостоловъ, и хорошо понимали ея смыслъ, потому что съ памятью переводчиковъ славянской библи соединяли имя прилипскаго патрота, которому всего больше ихъ школа обязана своимъ существованемъ.

‘Прилипъ былъ однимъ изъ тхъ мстъ, гд за нсколько лтъ передъ тмъ греческое духовенство производило сожигане славянскихъ книгъ, мы думали поэтому, что подарокъ книгами можетъ быть принятъ, и дали нсколько книгъ нашимъ хозяевамъ, школьному учителю и лучшимъ ученикамъ. Очень желали имть исторю Серби, и едва мы вернулись домой, какъ пришелъ къ намъ болгарскй священникъ и попросилъ насъ дать и ему книгу. Мы просили его принять Новый Завтъ, и онъ, увидвъ, что книга была на обыкновенномъ народномъ язык, тотчасъ принялся его громко читать. Другой любитель мене возвышеннаго рода литературы нашелся въ маленькомъ племянник нашего хозяина, который открылъ одну изъ нашихъ азбукъ и началъ читать въ ней назидательное описане ‘Домашней Кошки’. Маленькя двочки собрались и усердно его слушали, тогда мы взяли книгу и дали одной изъ нихъ, сказавши мальчику, что онъ будетъ получать книгу, когда предложитъ сестрамъ читать имъ изъ нея. Мать, услышавъ это, позвала другихъ женщинъ, и вс он сердечно благодарили насъ за то, что мы говорили мужчинамъ, что и женщины должны учиться изъ книгъ. Хозяева дома, получивши этотъ вызовъ, объявили, что они желали устроить женскую школу, что у нихъ есть для нея мсто и деньги, но что они не знаютъ, какъ добыть учительницу’.

Разговоръ о книгахъ повелъ въ нкоторому сближеню, но хозяева все-таки оставались нсколько сдержанны, что г-жа Мэккензи объясняла тмъ, что рекомендаця въ этотъ домъ шла не отъ кого-нибудь изъ болгарскихъ соотечественниковъ. Путешественницы особенно жалли, что и здсь он не услышали легендъ о Марк-Кралевич, которыхъ такъ доискивались.

Отъ Прилипа до слдующаго болгарскаго города, Велесы, считается отъ одиннадцати до двнадцати часовъ пути, этого нельзя было сдлать въ одинъ день, и путницы ршили, выхавъ посл обда, переночевать въ Визиръ-хан, у подножя Бабунскаго прохода. Этотъ проходъ начинается часахъ въ двухъ отъ Прилила, и ихъ предупреждали, что, вступивъ въ горы, нельзя будетъ хать въ экипаж: поэтому он уже изъ города отправились верхомъ. Но на равнин жаръ былъ невыносимъ, а въ овраг, куда он должны были спуститься, началась такая свжесть, что он стали бояться, какъ бы не возвратилась лихорадка. ‘Право не знаешь, въ какое время года путешествовать по Болгари (въ этой ея части). Зимой, на равнинахъ страшный холодъ, лтомъ — страшный жаръ, весной,— дороги непроходимы, а въ горныхъ странахъ разливаются потоки, наконецъ, осень — нездоровое время года, когда множество мстъ длается почти необитаемымъ отъ лихорадокъ’.

Въ Бабунскихъ горахъ, мимо которыхъ идетъ въ начал дорога отъ Прилипа, путешественницы видли небольшя развалины: имъ сказали, что это остатки ‘кулъ’, въ которыхъ еще недавно держались гайдуки, теперь он разрушены. ‘Вмсто гайдуковъ, ихъ ближайше родственники, запти, держатъ кулу на высшемъ пункт Бабунскаго прохода, здсь останавливаются отдохнуть, взобравшись по скверной турецкой дорог съ одной стороны ущелья, чтобы спуститься по скверной турецкой дорог съ другой стороны’. Дорога была очень опасная, но мстность очень живописна. На другой день путешественницы оказались ‘жертвой болгарскихъ понятй о гостепримств’. Оказалось, что болгаринъ, къ которому он были рекомендованы въ Велес, выхалъ къ нимъ на встрчу за нсколько часовъ впередъ, хать въ экипаж было почти невозможно, и хотя он бросили ввести ихъ въ домъ съ той стороны, гд къ нему удобно было подъхать, хозяинъ безъ милосердя подвезъ ихъ по крутой улиц въ парадному фасаду своего доха.

Bелeca стоитъ на высокихъ и крутыхъ берегахъ Вардара, который здсь представляетъ уже значительную рку, и торговцы деревомъ спускаютъ отсюда плоты къ Эгейскому морю. Городъ, довольно богатый, населенъ главнымъ образомъ болгарами, изъ 4000 домовъ только одна тысяча длится между турками и цинцарами. При этомъ положени, болгары Велесы долго посл турецкаго завоеваня въ состояни были сберечь извстную долю нацональной образованности. Въ одномъ изъ здшнихъ монастырей, какъ говорятъ, былъ сбереженъ запасъ цнныхъ рукописей, нсколько времени здсь, кажется, существовала болгарская типографя. ‘Все это,— замчаетъ г-жа Меккензи,— даетъ новыя доказательства факта, который постоянно открывается путешественнику при ближайшемъ знакомств съ христанами европейской Турци, именно, что боле старыя времена турецкаго угнетеня не были во всхъ отношеняхъ худшя, и что для болгаръ самыя жестокя испытаня происходили въ послдня девяносто лтъ. До конца прошлаго столтя славянске патрархата (болгарскй и сербскй) еще не были уничтожены, и пока они сохранялись, условя, на которыхъ славянске христане разстались съ своей нацональной свободой, кажется, не были совсмъ пренебрежены’.

‘Книги, сохраненныя въ Велес,— продолжаетъ г-жа Мэккензи,— избжали истребленя въ течени боле 400 лтъ оттоманскаго господства, но именно христанскй посредникъ турокъ, греческй епископъ, веллъ устроить тотъ потшный огонь, который истребилъ эти книги на торговой площади, и говорятъ, это было только тридцать лтъ тому назадъ. Поэтому, до тхъ поръ, пока Порта будетъ продолжать отказывать болгарскимъ общинамъ въ народномъ духовенств и навязывать имъ чужое, ея славянске подданные не могутъ не думать, что она намрена еще больше попрать ихъ права, чмъ было въ первую эпоху турецкаго правленя’.

Это сказано было десять лтъ тому назадъ, въ англйской книг. Странно сказать, что въ русской литератур находились союзники грековъ во взгляд на вопросъ нацональной болгарской церкви.

Городъ Велеса — одинъ изъ тхъ пунктовъ, гд было въ особенности сильно болгарское церковное движене. Въ конц пятидесятыхъ годовъ оно дошло до такой степени, что могло грозить серьзными волненями: по разсказу жителей, ‘власти видли’ что болгаръ никогда нельзя передлать въ грековъ и что они никогда не сойдутся съ греками, поэтому мы просили нкоторыхъ изъ консуловъ вступиться за наше дло, чтобы сохранить спокойстве въ стран. Съ тхъ поръ намъ предоставили совершать церковную службу на нашемъ язык и устроитъ свои собственныя школы’. Велесске болгары были упорны и смлы, когда довренный греческаго епископа (depaty, викарй?), здившй собирать доходы, прибылъ въ Велесу, онъ началъ въ церкви службу и сталъ читать по-гречески. Народъ тотчасъ остановилъ его и веллъ ему читать по-славянски. Тотъ возразилъ, что не знаетъ этого языка. ‘Такъ у насъ есть, кто знаетъ’, и затмъ служба была совершена по-славянски. Притомъ жители Велесы очень заботятся объ образовани, и изъ ихъ среды вышелъ Хаджи Трайко, составившй себ почетную извстность своими трудами въ этомъ дл.

Жители Велесы, ведуще торговлю на юг, знаютъ по-гречески, также какъ на Дуна болгары выучиваются по-нмецки, тотъ болгаринъ, у котораго остановились наши путешественницы, бгло говорилъ по-гречески, но въ его семейств не понимали по-гречески ни слова. ‘Европейске путешественники, не знающе по-славянски или даже знающе отчасти,— замчаетъ г-жа Мэккензи,— часто обманываются относительно распространеня турецкаго или греческаго языка внутри европейской Турци,— такъ какъ въ славянскихъ городахъ они часто останавливаются именно у тхъ немногихъ горожанъ, которые знакомы съ однимъ изъ этихъ языковъ’.

‘Домъ, въ которомъ мы жили въ Велес,— разсказываетъ дальше г-жа Мэккензи,— былъ домъ богатаго купца. Онъ былъ меблировавъ въ европейскомъ стил, и хозяинъ носилъ родъ франкскаго платья, очень обыкновеннаго въ турецкихъ городахъ, т.-е. широке блые штаны, черный сюртукъ и небольшую красную феску. Онъ довольно обращался въ свт и усплъ святъ кору съ того основательнаго и тонкаго ума, который отличаетъ болгарскй характеръ и который ждетъ только осуществленя честныхъ стремленй, чтобы развиться въ такой же крпкй и практическй народный характеръ, какой только есть на югъ отъ скалъ Дувра. Но до тхъ поръ, пока болгары живутъ подъ восточнымъ деспотизмомъ, они едва ли освободятся отъ своихъ ныншнихъ недостатковъ — недружелюбной робости и недостатка открытости’.

Наши путешественницы имли письма къ мстнымъ выдающимся лицамъ Велесы, и въ разговорахъ съ ниже нашли подтверждене своимъ прежнимъ свднямъ о положени края. Магометане и здсь часто убиваютъ христанъ, чтобы избавиться отъ уплаты долговъ или устранить мшающихъ югъ людей, pasбой за дорогахъ — обыкновенное дло. Угнетене христанъ не можетъ кончиться, пока турецке губернаторы не будутъ строго наказывать мусульманъ, но этого не можетъ быть, такъ какъ самый интересъ турецкаго правленя требуетъ поддержаня этого безправя. И здсь слышались т же жалобы на собиране податей: оно было крайне тяжело, когда поселяне платили натурой, но стало еще невыносиме, когда налогъ собираютъ деньгами, а поселянинъ не иметъ возможности вывезти свои произведеня за рынокъ. Правительству нужны деньги, и подать, хотя въ меньшемъ размр, собирается и съ мусульманъ, и такъ какъ послдне лнивы, то многе изъ нихъ совсмъ разорены и землевладльцы стараются продать свои ‘чифлики’ (помстья),— но стараются напрасно, отчасти потому, что богатыхъ людей мало, отчасти потому, что христане, купивши и улучшивъ имнья, рискуютъ, что имнья будутъ опять у нихъ отобраны. Это — то же положене вещей, какое путешественницы видли въ Босни.

Путешественницы не могли постить болгарскихъ школъ въ Велес: середи дня стояли страшные жары, отъ котораго он ‘таяли’, вечеромъ классовъ не было. Но о состояни умственныхъ интересовъ он могли судить по другому обстоятельству. Ихъ переводчикъ получилъ отъ салоникскаго миссонера запасъ болгарскихъ книгъ и объявилъ, что открываетъ ихъ продажу. Тотчасъ къ нему явились толпами покупщики, и въ особенности бросились на Ветхй Завтъ — нсколько книгъ его, уже переведенныхъ на новый болгарскй языкъ, были сплетены вмст въ томы, стоивше полъ-крону (2 ¹/₂ шиллинга). Весь запасъ (взятый вроятно на всю дорогу по Болгари) былъ проданъ въ Велес, и священникъ просто разсердился на путешественницъ, что он не привезли больше. Нкоторые изъ стариковъ медленно пересчитывали число пророческихъ книгъ и нсколько подозрительно спрашивали, почему здсь нтъ полнаго Ветхаго Завта. Нужно было объяснять имъ, въ чемъ дло, и что здсь вовсе не было намреня пропустить которыя-нибудь книги.

Въ Прилип, гд преданя о Марк-Кралевич связываютъ городъ съ исторей Серби, школьный учитель былъ изъ Сербя ‘большой интересъ возбуждали сербскя истори. Въ Велес историческая почва чисто болгарская, и здсь не спрашивали сербскихъ исторй и народныхъ псенъ, а только религозныхъ книгъ. По этому поводу г-жа Мэккензи длаетъ слдующее saг мчане о болгарскомъ литературномъ язык. ‘Болгарскй способъ обработки своего языка необходимо (?) отличается отъ сербскаго. Книжный языкъ, употребительный теперь въ Серби, взятъ изъ устъ горцевъ и пастуховъ, основной его словарь есть словарь народныхъ псенъ, и его произношене взято у воинственныхъ пвцовъ Герцеговины и Черногори. У болгаръ, напротивъ, языкъ простого народа выродился въ испорченное, ужасное нарче (а corrupt and frightful patois), полное иностранныхъ словъ, греческихъ, турецкихъ и смшанныхъ съ ними, съ торопливымъ произношенемъ и особеннымъ акцентомъ. Словомъ, если что можетъ извинить грековъ, что они не могутъ понять нежеланя болгаръ разстаться съ своимъ роднымъ языкомъ, это извинене доставляется ухомъ, когда слышишь болгарскй языкъ посл греческаго. Съ другой стороны, болгары считаютъ славянскй языкъ Кирилла и Мееодя за свой собственный древнй языкъ, и наклонны воспользоваться имъ (какъ аинске греки пользуются древнимъ греческимъ), какъ образцомъ, по которому могли бы сформировать свой новый языкъ. Еслибы они когда-нибудь успли воскресить этотъ знаменитый древнй языкъ, съ его могущественными звуками и богатой глубиной выраженя, они оказали бы чрезвычайную услугу всему славянскому мру, и ихъ нацональна! жизнь нашла бы свое выражене въ одномъ изъ благороднйшихъ Органовъ человческой рчи’.

Отзывъ очень любопытенъ въ устахъ европейской писательницы. Издатель одного болгарскаго журнала старался сдлать его равно возможнымъ для чтеня сербамъ, хорватамъ и болгарамъ, практически онъ усплъ въ этомъ и говорилъ нашимъ путешественницамъ, что старо-славянскй языкъ доставилъ ему слова и формы, понятныя всмъ южнымъ славянамъ. По мнню г-жи Мэккензи, посл болгарскаго нарчя, сербскй языкъ, какимъ говоритъ смшанное населене Блграда, можетъ считаться наимене музыкальнымъ и облагороженнымъ изъ всхъ южно-славянскихъ далектовъ, но чистый сербскй, какимъ говорятъ въ Черногори, есть самый прятный для уха по своей ясности и гармони.

Въ числ книгъ, проданныхъ въ Велес, ново-болгарскй переводъ Ветхаго Завта сдланъ былъ трудами американца, д-ра Риггса (Riggs), переводъ Новаго Завта предпринятъ былъ для протестантскаго общества оанномъ Неофитомъ, настоятелемъ Бильскаго монастыря, находящагося въ четырехъ дняхъ пути отъ Велесы на сверо-востокъ, въ Родопскихь горахъ.

Путешественницы не осмотрли въ Влее и небольшого болгарскаго монастыря, взамнъ этого, он разсказываютъ о посщени ими знаменитаго Рильскаго монастыря, самаго большого и замчательнаго изъ всхъ болгарскихъ монастырей и гд нацональный элементъ всего успшне удержалъ свою почву. Он. постили монастырь во время своего перваго путешествя, за годъ передъ тмъ (въ август 1852) и съ другой стороны — по пути изъ Константинополя въ Блградъ.

До открытя желзной дороги изъ Константинополя въ Филиппополю и Софи, путешественникъ долженъ былъ много скучныхъ дней хать по знойной и заражающей лихорадкою ракйской долин, и, только приближаясь къ Филиппополю, онъ могъ замтить на запад границу Родопа, а на свер — далекй хребетъ Балканъ. День спустя онъ достигалъ холмовъ, и если держался почтовой дороги, то перезжалъ Балканы самымъ западнымъ и самымъ знаменитымъ проходомъ, Капу-Дербенть, или Воротами Траяна. Г-жи Мэккензи и Ирби, хавшя этой дорогой изъ Константинополя, не хотли пропустить Рыльскй монастырь, лежащй въ ущель, при подножи Рыльской горы, высшаго пункта Родопскихъ горъ,— поэтому он направились влво, въ холмы, прошли черезъ проходъ Кисъ-Дербентъ, между Родопамъ и Балканами, и сдлали первую станцю на минеральныхъ водахъ Баньи, вторую въ небольшомъ город Самаков. Это былъ первый городъ на западъ отъ Константинополя, гд путешественницы увидли, что греческаго языка даже не понимаютъ, не только не говорятъ на немъ, ‘и однако это не длало жителей варварами’, замчаетъ г-жа Мэккензи, имя въ виду претензю турецкихъ трековъ, что только съ принятя ихъ языка (и нравовъ?) болгарами начинается для послднихъ цивилизаця. Напротивъ, здсь, были дв хорошенькихъ школы — для мальчиковъ и двочекъ. Надпись надъ дверьми гласила, что школы были построены старшинами общины безъ малйшаго пособя отъ кого бы то ни было — разумлось: безъ пособя бывшаго греческаго епископа и турецкаго правительства. Другимъ интереснымъ предметомъ въ Самаков былъ женскй монастырь. Едва путешественницы расположились въ своей квартир у одного изъ богатыхъ болгаръ, какъ вошла въ комнату молодая миловидная женщина, одтая въ черное. Къ удивленю ихъ, она заговорила по-нмецки и объяснила, что она — австрйская славянка, и прхала сюда изъ Вны съ матерью, которая служила у нмца-доктора, по смерти матери, старикъ докторъ посовтовалъ ей искать себ прюта, поступивши въ монахини. Самаковскы община признавала своей духовной властью игумена (или архимандрита? abbot) Рильскаго монастыря. Женскй монастырь въ Самаков состоялъ изъ нкотораго числа пожилыхъ женщинъ, он живутъ тмъ, что прядутъ и ткутъ, изъ своихъ заработковъ он построили себ маленькую церковь, он не ищутъ посторонней помощи и гордятся тмъ, что мы отъ кого ея не получаютъ. Святость жизни получается, по ихъ мнню, пятью длами: трудолюбемъ, послушанемъ, воздержанемъ отъ мясной пищи, ношенемъ черной одежды и странствемъ въ ерусалимъ. Это странстве въ ерусалимъ есть событе въ каждой тихой жизни и доставляетъ ей искупающую приправу ожиданя, воспоминанй, приключенй, поэзи. У нихъ нтъ общаго имущества, одн богаче, другя бдне, нкоторымъ помогаютъ родные въ средствахъ на путешестве, другя длаютъ его на свои сбереженя. Когда средства соберутся, дв пускаются въ путь, и примыкаютъ гд-нибудь въ парти паломниковъ, какя постоянно идутъ изъ Болгари въ ерусалимъ. Он переплываютъ моремъ въ Яффу, идутъ потомъ въ святой городъ и получаютъ мсто въ монастыр, гд могутъ оставаться цлый годъ, чтобы видть вс церковные праздники. Возвращаясь домой, он приносятъ съ собой священную картину, ‘удивительное соединене краснаго съ золотомъ’, гд изображены вс святыя мста, вс святыя лица,— ‘и чортъ, съ рогами и хвостомъ — что не лишнее, чтобъ его можно было угнать между такимъ количествомъ ужасныхъ фигуръ’.

‘…Мы вошли въ ворота монастыря,— разсказываетъ г-жа Мэккензи,— и очутились на чистомъ и сухомъ двор передъ красивой маленькой церковью. За ней находятся садики монахинь съ. ихъ небольшими жилищами, состоящими изъ двухъ комнатъ, крошечной кухни и премной съ диванами по стнамъ. Здсь мы сдлали рядъ вопросовъ, сначала къ игумень общины, затмъ къ очень старой и святой матери, владющей великолпною картиной ерусалима и любимой молодыми монахинями за безконечныя истори объ ея приключеняхъ на пути, наконецъ, въ спецальной матери нашей руководительницы, которая велла своей дорогой дочери показать намъ равныя маленькя сокровища и вынести свою лучшую воскресную мантю. Затмъ пришла вечерня, на которой мы присутствовали, и въ полу-мрак церкви молодая монахиня шептала намъ, съ сверкающими глазами, что сестры молились за успхъ храбрыхъ черногорцевъ и чтобъ Богъ далъ всмъ христанамъ мужество и единодуше. ‘Правда ли,— спрашивала она,— что великя христанскя государства оставили эту небольшую толпу сражаться одну? О здшнемъ народ я ничего не говорю, они заслуживаютъ того, что выноситъ, потому что у нихъ нтъ мужского сердца. Но черногорцы воины креста. Ни одинъ народъ въ христанств не бился съ неврными, какъ они’.

Изъ Санакова путешественницы двинулись въ путь съ цлымъ вооруженнымъ конвоемъ — ихъ провожало восемь могамеданскихъ заптевъ, драгоманъ и одинъ онецъ, данный имъ англйскимъ консуломъ, чтобы на крайнй случай онъ могъ доставить имъ защиту христанскаго оружя, если бы въ горахъ напали на нихъ братцы ихъ мусульманскихъ стражей. Дамы добыли себ прекрасныхъ турецкихъ лошадей и не могутъ нахвалиться ихъ достоинствами. Время стояло прекрасное, и пока путь лежалъ по равнин, это была прятная прогулка, но прятности кончились, какъ скоро он вступили въ ущелье, гд надо было хать по краю горнаго потока безъ всякой дорога. На вершин ущелья былъ сдланъ отдыхъ, провожатые показали имъ могилы убитыхъ здсь разбойниковъ: до недавняго времени это было самое опасное мсто, но теперь, увряли ихъ, когда разбойники истреблены, лто пройдетъ спокойне. Спускъ на другую сторону ущелья былъ еще непроходиме, но камни рзали ноги, и дамы остались на лошадяхъ ‘гораздо доле, чмъ было безопасно’. Дикая мстность съ срыми камнями и величественными елями была такъ красива, что, по словамъ г-жи Мэккензи, художнику стоило бы нарочно прхать сюда изъ Англи, лишь бы увезти въ своемъ портфел этотъ горный пейзажъ. При новомъ подъем прежде всего открылся видъ на буковые лса, выходивше на зеленую долину, въ конц которой шла черта срой стны. ‘Здсь,— сказали провожатые,— граница земли, уступленной старыми султанами великому Рыльскому монастырю’. Едва поздъ переступилъ границу, путешественниковъ встртила монастырская стража, одтая въ блыя полотняныя туники съ краснымъ кушакомъ, подъ начальствомъ человка въ албанскомъ костюм, который, впрочемъ, назвалъ себя сербомъ, разумя вроятно, что онъ православный. Эта группа вооруженныхъ людей, конныхъ и пшихъ, въ яркихъ костюмахъ и съ блестящимъ оружемъ, придала колоритъ темному долгому лсу. Ниже, проходъ черезъ узкую долину съ каждымъ шагомъ длался прекрасне, и тмъ замчательне, что обыкновенно, между сверомъ Албани и Дунаемъ, горный ландшафтъ бываетъ скоре дивъ, нежели живописенъ. Амфитеатры холмовъ, покрытыхъ лсомъ, зелень котораго отъ смшеня бука и дуба съ елью подучаетъ синеватый оттнокъ, нсколько рзкихъ возвышенй, нсколько скалистыхъ пропастей — таковъ характеръ этой ‘планины’, какъ называютъ сербы и болгары лсистый горы. Отдльные пейзажи чрезвычайно милы, и въ числ ихъ — Рыльское ущелье. Обрывы холмовъ имютъ самыя фантастическй формы, лсная масса разбивается на группы и кусты, съ лужайками, окаймляя потокъ, пробгающй по долин. Съ одной стороны его, направо, находится обширное здане, которое путешественницы приняли-было за самый монастырь, но это оказался домъ для богомольцевъ, которые въ извстные дни собираются здсь въ большомъ числ. До монастыря нужно прохать всю длину долины. Горы сходятся все ближе и ближе, и наконецъ въ углу между ними поднимаются суровыя башни и купоны. За воротами, величественнымъ рядомъ стоятъ монахи въ длинныхъ мантяхъ, съ длинными покрывалами, съ длинными бородами, и важно привтствуютъ и приглашаютъ войти. Когда путешественницы вошли подъ ворота, зазвонили колокола — христанске колокола, запрещенные везд въ другихъ мстахъ Турци.

‘Мы были до того утомлены нашимъ карабканьемъ по горамъ въ течени цлаго долгаго дня,— разсказываетъ г-жа Мэккензи,— что, проходя черезъ дворъ и по галлереямъ монастыря, получили только общее впечатлне мира и красоты. Насъ привели въ комнату, выкрашенную въ ярке цвта и снабженную хорошими низкими диванами и коврами. Здсь мы остались и получили свой ужинъ — столько цыплятъ, плодовъ и сластей, сколько могъ бы пожелать самый голодный человкъ, кром рису, сливокъ и огромнаго стекляннаго кувшина превосходнаго вина. Мы нашли также небольшой шкапчикъ въ стн, гд поставлена была бутылка вина и сласти въ запасъ, кром того. Но эту ночь мы хотли только спать.

‘На слдующее утро мы были приглашены на свидане съ игуменомъ въ его премной вал, и нашли его съ двумя или тремя почтенными монахами, одного изъ которыхъ, съ длинной блой бородой, мы наканун приняли-было за игумена. Настоящй игуменъ былъ немного старе среднихъ лтъ, небольшого роста, худощавый, съ тонкимъ, умнымъ выраженемъ лица, необычнымъ между болгарами, которые вообще — рослые и тяжеловсные люди, съ выраженемъ скоре благоразумя, нежели тонкаго ума. Но оаннъ Неофитъ человкъ не обыкновенный. Имя его стоитъ на заглавномъ мст ново-болгарскаго Новаго Завта, и его знане своего языка, древняго и ныншняго, вмст съ ревностью обрадовать свой народъ и приметъ ему пользу, побудили его согласиться на предложене одного протестантскаго общества взять на себя этотъ переводъ. Въ монастыр у него есть запасъ священныхъ книгъ, и увидвъ, что мы имли съ собой нсколько книгъ, онъ убждалъ насъ употребить свое путешестве для распространеня ихъ въ народ. Онъ говорилъ намъ, что американске миссонеры въ Константинопол, которые переводятъ священное писане, ведутъ съ нимъ переписку и что двое изъ нихъ въ ныншнемъ году постили его. Затмъ намъ показали любопытные древне документы, относящеся въ старой истори монастыря. Надпись на башн во двор указываетъ, что онъ существовалъ при могущественномъ цар Стефан Душан, который соединилъ Сербю и Болгарю въ одно царство. Но древнйшй хрисовулъ (грамота) относится въ концу четырнадцатаго столтя, и данъ лицомъ, которое называетъ себя ‘оаннъ Шишманчъ, благочестивый царь и самодержецъ всхъ болгаръ и грековъ’, т.-е. грековъ въ Болгари.

‘Слдующе документы — турецке фирманы, каке могли купить у первыхъ султановъ боле богатые монастыри. Рыльскй монастырь, въ силу своихъ привилегй, не подчиненъ никакому епископу (какъ наше Вестминстерское аббатство), и могъ поэтому удержать свой исключительно болгарскй характеръ. Въ немъ считается 150 монаховъ, и каждый иметъ своего послушника, который длается его наслдникомъ. Всего монастырскй персоналъ заключаетъ до 400 человкъ, Женщины не принимаются въ монастыр, и говорятъ даже, что ни одна женщина не можетъ жигъ на монастырской земл. Это, впрочемъ, не простирается на постительницъ и на родственницъ богомольцевъ. Доходы монастыря основаны отчасти на горныхъ пастбищахъ, отчасти на приношеняхъ богомольцевъ. Съ прошлаго столтя онъ пользовался щедростью сверныхъ единоврцевъ, и монахамъ разршено было собирать деньги на свою новую церковь, странствуя до пособями по Росси, Серби, Австри и пр.

‘Знакомство игумена съ исторей своего отечества и настоящими нуждами своихъ земляковъ, его заслуги въ дл перевода св. писаня — все это поразило насъ какъ странное противорче тому, что мы слышали въ Константинопол: что греческй патрархъ не назначаетъ туземныхъ епископовъ въ болгарскя епархи будто бы потому, что между ними нтъ достаточно обученныхъ людей. Мы слышали потомъ, что игуменъ Неофитъ былъ указанъ своими соотечественниками, требовавшими его назначеня въ епископы, но что со стороны ревнивыхъ, фанаротовъ единственнымъ результатомъ этого признаня его талантовъ было — удалить его въ эту уединенную обитель Балканъ {Имя Балканъ въ Турци употребляется не только для означеня собственныхъ Балканъ, но и вообще — горныхъ мстностей, какъ въ настоящемъ случа.}. Теперь въ монастыр у него есть литографическй аппаратъ, и онъ говоритъ объ устройств типографи. Хотя, на глазахъ у недоврчивыхъ духовныхъ властей, свтъ должно старательно скрывать, но не можетъ бытъ сомння, что подъ влянемъ такого игумена молодые воспитанники Рыльскаго монастыря выйдутъ на свои странствя для собираня пособй способными и сять и пожинать.

‘Одно замчане игумена въ особенности поразило насъ. Мы сказали ему, что первый славянскй монастырь, виднный нами, былъ монастырь въ Цетинь, въ Черногори. Его лицо нахмурилось, и черезъ минуту колебаня онъ сказалъ: ‘Говорятъ, что теперь этотъ монастырь сданъ мусульманамъ и сожженъ’ {Рчь идетъ въ 1863 году. }. Мы спросили его, гд онъ читалъ объ этомъ? ‘Въ одной выписк изъ ‘Journal de Constantinople’. Только-то? воскликнули мы: — тогда не печальтесь, этотъ журналъ уже два или три раза сжегъ Цетинье и истребилъ все населене Черногори’.

‘Но,— спросилъ игуменъ,— думаете ли вы, что великя европейскя державы будутъ сидть спокойно и позволятъ сжечь этотъ монастырь?’ — ‘Мы не думаемъ этого. Франця сдлаетъ все, что можетъ, чтобъ спасти его’.— ‘Франця, можетъ быть,— отвчалъ онъ:— но Англя?’ Чувствуя себя истинно пристыженными, мы отвчали, что недостатокъ интереса, какой обнаруживаетъ Англя къ славянскимъ христанамъ, происходилъ въ значительной мр отъ ея незнаня относительно ихъ — что тамъ дйствительно никогда не слыхали объ ихъ имени.

‘Я такъ и понималъ это’, отвчалъ игуменъ. ‘Такъ говорили мн американцы. Жалко, однако, что такая великая страна, дти которой такъ спокойно путешествуютъ куда угодно, и издаютъ что угодно, остаются въ такомъ глубокомъ невжеств относительно христанъ въ земл, гд она находится въ такой тсной дружб съ турками. Впрочемъ’, прибавилъ онъ, перемняя тонъ, ‘что мн за дло до этихъ вещей? Я живу здсь какъ мышь въ нор, и нашъ болгарскй народъ спокоенъ. Не хотите ли вы пройти по монастырю?’

По монастырю пройти стоитъ, но остановимся на минуту въ его открытой галлере и полюбуемся на богатую массу лса, который поднимается тотчасъ за башнями во двор. Гора служитъ монастырю и стной, и защитой отъ втра.

‘Церковь во двор — новая, а прежняя сгорла до основаня. Она была возстановлена въ 1839 на средства, большая доля которыхъ была доставлена приношенями. Здане иметъ форму греческаго ареста, съ куполами, и переходы его расписаны внутри и снаружи. Внутренность поддерживается колоннами и иметъ прекрасный иконостасъ изъ поволоченнаго дерева, сдланный цинцарскими рзчиками, которые исполняютъ вс такя работы въ Турци. Намъ показали голову Христа, написанную уроженцемъ Санакова, который учился въ Москв. Живопись показывала смягченный византйскй тонъ новйшей русской (иконописной) школы.

‘Странные поклонники были въ храм — пастухи съ Балканъ, говоряще варварскимъ далектомъ латинскаго языка и называюще себя ‘римлянами’ (румунами), тогда какъ живутъ дикарями. Эти люди пасутъ стада, и когда мужчины находятся въ отсутстви, женщины защищаютъ хижины и подобно албанкамъ извстны своей мткой стрльбой. Ихъ дикй образъ жизни характеризовался ихъ замчанями о насъ самихъ, потому что, увидвъ, что мы иностранки и насъ сопровождаетъ турецкая стража, они ршили, что мы пришли сюда не но своей доброй вол и, указывая на насъ, спрашивали: ‘изъ какой страны ихъ украли?’

‘Не будь такихъ монастырей, какъ Рыльскй, эти пастухи были бы лишены всякой религозной помощи, но здсь они собираются въ извстное время для исповди и совершеня таинствъ. Насколько эти люди получаютъ назиданя отъ службы на непонятномъ имъ язык, быть можетъ, остается открытымъ вопросомъ, по мы были свидтелями того, какое поучене могутъ въ подобныхъ случаяхъ доставлять священныя изображеня. На стн церкви находится фреска, гд изображается Рождество Спасителя. Старйшя изъ такихъ изображенй столь ужасны, что можно сказать по крайней мр, что люди, поклоняющеся имъ, не поклоняются ‘подобю чего бы то ни было на небесахъ или на земл’, но новйшя иконы боле похожи на жизнь, и упомянутая икона была настоящей восточной сценой. Одинъ изъ этихъ пастуховъ-богомольцевъ увидлъ ее и въ восторг воскликнулъ: ‘смотри, вотъ Рождество Христа’. Женщины окружили его, и онъ увивалъ имъ Младенца, мать, звзду, пастуховъ, быка, осла, объясняя все это.

‘Мы были потомъ на вечернемъ служени, въ одномъ мст котораго монахи сняли свои клобуки и оставались нсколько времени съ непокрытой головой, и ихъ длинные волосы падали по плечамъ. Пне было хорошо по голосамъ, но монотонно и въ носъ. Намъ казалось, что оно нсколько отливается отъ того, какое мы слышали въ греческихъ церквахъ, но оно не улучшилось настолько какъ сербское, гд западное вляне противодйствовало иде, повидимому господствующей на Восток, какъ въ Шотланди, что пне въ носъ нужно для священности музыки.

‘Любопытнйшая часть Рыльскаго монастыря есть старая башня, заключающая въ себ первоначальную церковь. Времена, въ которыя била построена церковь, указываются ея положенемъ — высоко въ стн, безъ оконъ и другихъ отверстй, кром окна надъ входной дверью, черезъ которое можно было бросать камни и лить кипящее масло на нападающихъ. Это не есть церковь св. оанна Рыльскаго, который жилъ и умеръ пустынникомъ, молясь въ пещерахъ и дуплахъ деревьевъ, это даже не мсто его погребеня, которое находится въ нкоторомъ разстояни на гор. Какъ говорятъ, церковь была выстроена въ очень древня времена для защиты монастыря отъ разбойниковъ, и впослдстви была безъ сомння полезна въ худше дни мусульманскаго фанатизма, когда для монашеской жизни требовалось быть храбрымъ человкомъ. Внизу башни есть келья, въ которую сажаютъ сумасшедшихъ, и отсюда ихъ приводятъ въ церковь во время службы для изгнаня бсовъ. Монахъ спросилъ насъ, есть ли таке люди въ нашей стран? Мы отвчали:— ‘да, но вмсто келй у насъ помщаютъ ихъ въ просторныхъ жилищахъ съ свжимъ воздухомъ, и вмсто священника ихъ возятъ въ доктору’. ‘Что же, они выздоравливаютъ?’ — ‘Иногда, но, къ сожалню, не всегда’.— ‘Странно’, отвчалъ онъ: ‘у насъ совершенно также’.

‘Послднее мсто, которое надо было постить въ монастыр, есть погребальная часовня, гд мы увидли на алтар множество череповъ. Намъ сказали, что положить здсь черепъ есть комплиментъ покойнику, за что его родственники охотно платятъ. Такимъ образомъ, здсь, какъ въ греческихъ областяхъ Турця, мертвыхъ (обыкновенно черезъ годъ) вырываютъ изъ могилъ, чтобы по состояню ихъ тлъ судить, находятся ли ихъ души на неб или въ аду {Первое въ томъ случа, если тло разложилось и истлло, противное есть дурной признакъ.}

‘Въ вознаграждене за наше щедрое содержане въ монастыр намъ, на другой день, не было позволено оставить ничего, кром пожертвованя, какъ говорилось, на церковь. Съ другой стороны, мы увозили съ собой нсколько оригинально вырзанныхъ деревянныхъ ложекъ, портретъ стараго царя Шипмана, взятый изъ современнаго документа, и самое новое жизнеописане св. оанна Рыльскаго, разсказывающее объ его странностяхъ, чудесахъ и погребени’.

Читатель обратилъ конечно внимане на сходство болгарскаго монастыря съ нашими относительно према богомольцевъ постителей.

III.
Скопя.— Качаникскй проходъ.— Албанскй городъ Качаникъ.— Косово Поле.— Грачаницкй монастырь — Приштина.— Старая Сербя.

Дорога въ Скопю или Скопле (Ускюбъ, по-турецки) шла по палящей равнин, и путешественницы сочли нужнымъ взять экипажъ,— но хать въ телг на буйволахъ, по мстному обычаю, было слишкомъ медленно, и он ршили взять предложенный имъ экипажъ, служившй для перездовъ гарема: это была деревянная коробка на жердяхъ, которая прилаживалась къ лошадямъ какъ носилки. Это называлось ‘тактараванъ’, или въ такомъ род. Путешестве было крайне неудобно еще потому, что носилки были очень тсны.

Изъ окна своей клтки он увидли мелькомъ деревню Таоръ, которая, по мнню извстнаго путешественника Гана, есть давнй Таурезумъ, родина императора Юстинана, затмъ он прибыли въ Сколю, гд комфортабельно помстились въ дом цинцарсхаго купца. Устроившись на мст, путешественницы достали свои книги, чтобы вычитать историческя воспоминаня объ Юстинан. Знаменитый императоръ, который, какъ теперь извстно, былъ родомъ славянинъ, помнилъ свою родину и построилъ вокругъ деревни четырехъ-угольную стну съ башнями, такъ называемый тетрапиргонъ, построилъ или возобновилъ города этого округа и въ особенности Скопю, которая подъ именемъ ‘первой Юстинаны’ сдлалась столицей архепископа иллирйскаго. Впослдстви, царь болгарскй Самуилъ, основавши свою резиденцю въ Охрид, перенесъ туда и архепископскй престолъ. Византйскй писатель Прокопй, видвшй первыя времена Сколи, говоритъ, что трудно было бы описать церкви, великолпные дома, колоннады, площади и фонтаны этого города, онъ имлъ свой водопроводъ, благосостояне города было такъ упрочено, что онъ долго былъ однимъ изъ красивйшихъ и богатйшихъ городовъ въ этой части импери. Отъ болгарскаго владычества онъ перешелъ потомъ подъ власть сербовъ,— здсь вообще встрчались дв эти народности, какъ тогда, такъ и до сихъ поръ, и болагарскя историческя воспоминаня чередуются съ сербскими. Въ 1347, въ Скопи собрался ‘соборъ’, на которомъ знаменитый Стефанъ Душанъ получилъ царскй титулъ и обнародовалъ свой ‘Законникъ’, замчательнйшй памятникъ древняго сербскаго законодательства. Здсь же сербскй митрополитъ получилъ санъ независимаго сербскаго патрарха.

Когда сербское царство пало посл Косовскаго боя, Скопя была однимъ изъ первыхъ трофеевъ завоевателя, нкоторыя преданя говорятъ, что она мирнымъ образомъ подчинилась туркамъ, какъ часть наслдя Марка- Кралевича. Извстно, что въ самый годъ Косовской битвы султанъ Баязетъ послалъ въ Скопю первыхъ турецкихъ колонистовъ, такъ что фактически она раньше всхъ другихъ частей сербскаго царства подпала прямому турецкому господству. Подавляющее вляне послдняго должно было сказаться, но сказалось не вдругъ, путешественникъ 1686 года еще описываетъ Скопю, какъ цвтущй городъ, и еще въ прошломъ столти посщали ее купцы изъ Рагуэы и Венеци. Теперь Скопя — бдный, плохой городъ, съ жителями, страдающими отъ вредныхъ испаренй окружающихъ его, неосушенныхъ болотъ. Въ такомъ же упадк находится городъ Ново-Бердо, въ двухъ дняхъ пути къ сверу отъ Скопи, въ сербскя времена онъ славился своими серебряными рудниками и назывался ‘матерью городовъ’, въ 1858 г. въ немъ было только шестнадцать домовъ, изъ которыхъ одинъ — христанскй, мусульмане говорятъ, что нкогда было въ немъ 6,000 домовъ, а христане утверждаютъ, что ихъ было вдвое больше. Гд же причина этого упадка? Одну такую причину г-жа Мэккензи указываетъ: въ сосдств города лежатъ развалины замка, составлявшаго еще не такъ давно жилище наслдственнаго правителя этого края, эти правители были дике албанске вожди, которые во время безпорядковъ турецкаго правленя оставляли свои горы для грабежа цвтущихъ сербскихъ городовъ и наконецъ сами погибли въ возстаняхъ противъ турецкаго правительства.

Равнина Скопи на сверо-восток ограничивается низкой цпью горъ, которыя турки зовутъ Бара-дагъ, а славяне болгарской Черной-Горой. Эти горы заселены отчасти албанцами, отчасти болгарами. Къ сверу лежитъ хребетъ Шаръ-планина, древнй Скардусъ: здсь находятся источники рки Вардара, протекающей по равнин Скопи. Часть равнины занята рисовыми полями, другая покрыта болотнымъ озеромъ, которое могло бы быть осушено, но въ своемъ настоящемъ вид заражаетъ лихорадками Скопю.

Единственное нсколько красивое здане, которое путешественницы замтили въ Скопи, была мечеть и ея минаретъ. Имъ сказали, что этой мечети ‘четыреста лтъ’,— разумя, что она такъ стара, какъ вообще можетъ быть мечеть въ этой стран. ‘Четыреста лтъ’ считаются круглымъ числомъ какъ время занятя славянскихъ земель турками. Сказать, что какому-нибудь зданю ‘четыреста лтъ’, значитъ, что оно было выстроено первыми завоевателями, сказать, что ему ‘больше четырехъ-сотъ лтъ’ значитъ отнести его въ христанскимъ временамъ. ‘Теперь, по словамъ заптя, не строятъ больше хорошихъ мечетей, а строятъ только плохя’.

Г-жа Мэккензи отмчаетъ здсь послднй пунктъ греко-цинцарскаго вляня. Въ Скопи совсмъ нтъ цинцарской школы, есть только славянская. Вмст съ тмъ, этотъ городъ есть пунктъ встрчи болгарскаго элемента съ сербскимъ, а въ сербскихъ округахъ ни греки, ни румыны не подучаютъ преобладаня надъ славянами. ‘Невидимому, историческая гордость и ожидане будущаго господства, которыя даютъ греку такую положительную самоувренность относительно болгарина, сламываются объ историческую гордость и опредленное честолюбе серба. Цинцарске купцы — самые богатые граждане Скопи, но христанскй школьный учитель — сербъ, и у него дома мы нашли изображеня старыхъ сербскихъ царей и героевъ, процвтавшихъ въ т времена, когда Скопя была мстопребыванемъ сербскаго собора’.

Христане построили въ Скопи большую церковь, которая повидимому была въ неповрежденномъ состояни, и г-жа Мэккензи объясняетъ ея сохранность тмъ, что Скопя одно время была консульскимъ пунктомъ. Между Скопей и Нишемъ есть мста, гд христане, получивъ султанскй разршительный фирманъ, строили церкви, но он уже два раза были разрушаемы мстными мусульманами, и существовали лишь потому, что жители успли собрать денегъ, чтобы выстроить ихъ въ третй разъ.

Въ Скопи путешественницы встртили одного христанскаго купца, который слышалъ о нихъ съ годъ передъ тмъ въ Босни, откуда онъ былъ родомъ, и очень желалъ ихъ видть. Он разспрашивали его о положени здшнихъ христанъ и по словамъ купца, хорошо гнавшаго эти мста, самые свирпые, хищные и дике мусульмане въ Турци — это сосдне албанцы въ Ипек (Печи), Дьяков, Призрен, Приштин, и мусульмане близъ Прилила, боснйске мусульмане очень угнетаютъ христанъ, но они длаютъ это ‘только потому, что мусульмане, они говоритъ тмъ же языкомъ, какъ мы’! между тмъ какъ албанцы и османлисы, ‘не говоряще тмъ же языкомъ’, будутъ все равно врагами, мусульмане они или нтъ. На вопросъ, держатъ ли албанцы данное общане, боснякъ отвчалъ утвердительно: самый свирпый албанецъ держитъ слово, когда далъ его бднйшему рай, у боснйскихъ мусульманъ нтъ этого качества’

Въ Скопи турецкя власти добыли путешественницамъ рдкость — экипажъ, родъ телги, съ верхомъ, на четырехъ подпоркахъ и съ занавсками по бокамъ: онъ такъ страшно скриплъ и вообще былъ такъ мало заманчивъ, что путешественницы отправились верхомъ далеко впередъ,— предполагая воспользоваться ‘экипажемъ’ только въ случа дождя. Невдалек отъ города цлы еще развалины водопровода Юстинана, доставлявшаго воду въ Скопю изъ Карадага, на два или два съ половиной часа разстояня, около города почва понижается и водопроводъ идетъ на двойномъ ряд аровъ, которыхъ г-жа Мэккензи насчитала 120. Съ одной арки падалъ потокъ воды, въ тни другого путешественницы увидли маленькй огородъ съ дынями и тыквами, а въ немъ сидлъ и курилъ турокъ въ блой чалм. ‘Странно было,— замчаетъ г-жа Мэккензи,— найти здсь рядомъ свидтельства двухъ завоевательныхъ племенъ: римскаго, которое строило, и оттоманскаго, которое разрушало’.

Путешественницы достигли холмовъ, ограничивающихъ заражающую лихорадками равнину Скбпи, направляясь отсюда въ зеленой плоской возвышенности Босоватоля, надо пройти Качаникскй проходъ, длинное узкое ущелье, которымъ протекаетъ рка Лепевацъ. Въ ущель устроена дорога, нужная для провоза пушекъ, но недобросовстность инженерныхъ чиновниковъ длала то, что черезъ пять-шесть лтъ посл постройки, когда прозжали здсь наши путешественницы, мосты были уже не безопасны. Г-жа Мэккензи длаетъ слдующя замчаня по тому поводу, что австрйске путешественники Цахъ и Ганъ очень восхваляли эту дорогу:

‘Качаникскй проходъ населенъ албанцами. А албанцы — больше любимцы Австри, потому что въ томъ случа, если она когда-нибудь овладетъ этими краями, ей надо будетъ, подобно Турци, воспользоваться этими головорзами для подавленя сербовъ и болгаръ. Вслдстве этого, наблюдательный и дальновидный австрйскй консулъ Ганъ {Этотъ Ганъ иметъ большое имя въ ученомъ наслдованя Албани. Ему при надлежить нсколько капитальныхъ сочиненй о топографи, истори, этнографи и народной поэзи албанскаго племени. По этимъ предметамъ, Ганъ — самый крупныя авторитетъ.}, повидимому, съ удовольствемъ приходилъ къ заключеню (если только ему не говорили этого дйствительно), что если качаникская дорога построена жителями сосднихъ деревень,— то, значитъ, она была построена арнаутами. Если такъ, это былъ бы замчательный фактъ. Называйте албанцевъ чмъ хотите: разбойниками, грабителями,— но вотъ, дескать, какъ они могутъ быть полезны, при небольшой дисциплин. Но товарищъ консула по путешествю былъ того мння, что дло можетъ быть объясняемо иначе.

‘— Хотя арнауты и занимаютъ Качаникъ,— говорилъ онъ намъ,— невроятно, чтобъ турецкй губернаторъ, имя надобность строить дорогу, сталъ искать работниковъ въ ихъ племенахъ, сосдняя равнина Скопи и друге ближне округа населены трудолюбивыми христанскими болгарами, и потому, самое вроятное и согласное со всми прецедентами, что рабочихъ искали и нашли именно здсь’.— ‘Конечно,— прибавляетъ г-жа Мэккензи,— мы не беремъ на себя ршать, которое изъ двухъ мннй справедливо, можетъ быть, что правда находится между ними, но, въ поддержку послдняго, мы можемъ сослаться на свидтельство самихъ албанцевъ, изъ которыхъ двое, въ качеств заптевъ, сопровождали насъ черезъ Качаникъ. Ихъ, кажется, очень позабавила идея, будто султанъ заставлялъ работать мусульманъ, когда тутъ же подъ бокомъ была райя’.

Достопримчательности Качаника были разбойничьи. Одно мсто памятно настоящимъ сраженемъ, которое не такъ давно каймакамъ Скопи далъ шайк въ сорокъ человкъ разбойниковъ. На другомъ мст, только за два дня передъ тмъ, поймано было шесть разбойниковъ. На вершин одного мстнаго холма стоялъ уединенный домикъ, передъ которымъ расчищено было поле для маиса и лугъ для сна, домикъ стоялъ такъ, что жители могли во вс стороны видть приближене чужого человка. Здсь нтъ деревень, и рдко больше трехъ албанскихъ домовъ стоятъ вмст. Албанскя ‘кули’, виднныя путешественницами впослдстви, служили обыкновенно для нсколькихъ братьевъ съ ихъ семействами, и могли быть защищаемы выстрлами черезъ отверстя въ стнахъ. Запти указали путешественницамъ проходившихъ двухъ женщинъ, и замтили, что он очень умютъ обращаться съ ружьемъ. ‘Он магометанки?’ — ‘Конечно’.— ‘Отчего же они не носятъ яшмакъ?’ — ‘Правда, они его не носятъ, и никогда не носили, да и зачмъ онъ имъ? Он храбре самихъ мужчинъ и къ нимъ еще трудне подступиться’.— ‘Посл этихъ разсказовъ о жителяхъ Качаникскаго прохода,— замчаетъ г-жа Мэккензи,— мы уже не удивлялись, что онъ указывается въ сербскихъ псняхъ, какъ сцена знаменитой встрчи Марка-Кралевича съ Мусой, арнаутскимъ бандитомъ’.

У сербовъ есть мнне, что султанъ Амуратъ пришелъ ни Косово-поле съ юга, изъ Скопи, черезъ Качанивскй проходъ, такъ что будто бы сербы сдлали величайшую ошибку, не напавши на него здсь, иные говорили даже, что Марко-Кралевичъ предательски пропустилъ Амурата по этой дорог. Г-жа Мэккензи считаетъ боле вроятнымъ показане турецкихъ источниковъ, что Амуратъ шелъ восточне, изъ Бюстендила,— такъ что этой ошибки сербовъ и измны Марка-Кралевича вовсе не было. Но въ Качаник была другая военная встрча, поздне, триста лтъ спустя посл Косовской битвы. Здсь турки разбили австрйскй авангардъ: это было началомъ отступленя имперской арми, оставившей на жертву турецкому мщеню жителей, которыхъ австрйскя общаня завлекли присоединиться къ австрйцамъ.

Видъ Качаникскаго ущелья — есть видъ рчного дефиле, покрытаго лсомъ, не представляя ничего особеннаго, онъ дивъ и живописенъ, въ особенности его конецъ, гд, при впадени рки Нередимки въ Лепенацъ, стоитъ городъ Качаникъ.

Но, при живописной обстановк, ‘городъ’ Качаникъ поразилъ путешественницъ ужаснымъ видомъ упадка и разрушеня, дома смотрли такъ, какъ-будто они не могутъ выстоять дольше одного дня, улицы были пустынны, городъ былъ не только въ дурномъ состояни, но въ такомъ, которое должно было съ каждымъ днемъ еще ухудшаться. Нужно было какое-нибудь объяснене, и оно скоро явилось. На первый вопросъ путешественницъ о населени города, имъ отвтили, что въ Качаник семьдесятъ магометанскихъ домовъ, и ‘между ними одною райи’. Этимъ все было объяснено.

Хозяинъ дома, гд он остановились, принялъ ихъ со всмъ вниманемъ, и просилъ переводчика сказать имъ, что у него всегда останавливаются вс паши, беги и консулы, что самъ онъ также бегъ, и что подъ его кровомъ имъ ‘нечего бояться’. Въ Скопи говорили о томъ, приметъ ли ихъ кто-нибудь въ домъ въ Качаник, и потому путешественницы оцнили гостепримство албанца и поблагодарили его утонченной вжливой фразой, которой онъ остался, повидимому, доволенъ, и продолжалъ повторятъ: ‘не бойтесь’,— такъ что путешественницы, наконецъ, спросили его, почему онъ думаетъ, что он ‘боятся’?— ‘Дальнйшее знакомство съ Арнаутлукомъ (арнаутской землей),— замчаетъ г-жа Мэккензи,— пручило насъ слышать фразу: ‘не бойтесь’, и, кром того, научило насъ не считать врнымъ, чтобы мы въ самомъ дл были въ безопасности’.

Комната, предназначенная для нихъ, была лучше, чмъ можно было бы ждать по наружности дома,— съ диванами, окнами, которыя были отчасти со стеклами, отчасти заклеенныя бумагой, съ рзнымъ потолкомъ, печью, шкапами для посуды и т. д., но юна была крайне грязна и, кром того, рзьба, диваны, шкапы заключали множество неназываемыхъ наскомыхъ. Г-жа Мэккензи оставляетъ открытымъ вопросъ, насколько вообще турки опрятны, но, по собственному наблюденю, замчаетъ, что оттоманске офицеры и солдаты, греки, мужчины, женщины и дти, и албанцы всхъ племенъ и връ — до отвращеня грязны.

О разной степени опрятности у балканскихъ народовъ, г-жа Мэккензи говоритъ:

‘Изъ своего славянскаго сосдства наимене опрятны черногорцы, которые, впрочемъ, стыдятся этого, извиняя себя тмъ фактомъ, что большую часть года ихъ села имютъ мало воды. Съ другой стороны, болгары опрятне, чмъ какой-нибудь народъ между ними и голландцами, и притомъ трудолюбивы и любятъ порядокъ. Дунайске сербы мене грязны, чмъ нмцы, они любятъ свжй воздухъ, и обильно допускаютъ его въ свои дом, хотя они еще несовсмъ опрятны, но очень стараются сдлаться такими, такъ какъ ‘отсутстве рубашки’ считаютъ однимъ изъ атрибутовъ турка. Ихъ братья по-племени, мусульманске джентльмены Босни имютъ блоснжное блье и прекрасную чистоту въ домахъ,— также и боснйске христане, насколько имъ позволяетъ ихъ бдность. Дйствительно, оцнка опрятности есть одинъ изъ тхъ пунктовъ, гд славянске христане отличаются характеромъ отъ своихъ южныхъ единоврцевъ грековъ, съ которыми ихъ такъ часто смшиваютъ’ {Это смшене грековъ съ южными славянами принадлежитъ, конечно, иностранной литератур, писатели которой въ прежнее время, и еще недавно, мало зная славянъ, смшивали ихъ съ греками,— по тождеству религи.}.

Прибывшя иностранки — великая рдкость въ этомъ глухомъ и дикомъ кра — заинтересовали женское населене дома, послднее пожелало сдлать имъ визитъ. Путешественницы, конечно, согласились, сами любопытствуя видть албанскихъ женщинъ, которыя, вроятно, покажутся въ своихъ извстныхъ живописныхъ костюмахъ. Но они были крайне и непрятно изумлена, когда албанки явились къ нимъ въ самомъ незатйливомъ и грязномъ дезабилье. Разспросивъ одну служанку, умвшую немного говорить по-славянски, путешественницы узнали, что албанскя женщины боялись показать имъ свои платья, чтобъ не возбудить ихъ ‘жадности’!— При отъзд оказалось, что арнаутъ-хозяинъ былъ просто содержатель ‘хана’, почему онъ и принялъ ихъ въ свой домъ.

Холмы, составляюще западную стну Качаникскаго прохода, встрчаются дальше съ восточной отраслью Шаръ-планины, и пунктъ ихъ соединеня — есть пирамидальная гора Любатернъ, достигающая 6,400 футовъ высоты. По словамъ провожатыхъ, не далеко отъ вершины горы лежитъ озеро, съ снжными берегами, которое и даетъ начало рк. Путешественницамъ не удалось проврить этого свдня боле компетентными показанями.

Когда раздвинулись горныя цпи, путешественницамъ открылась обширная возвышенная равнина Косова-поля, простирающаяся до Митровицы на свер, на разстояни четырнадцати часовъ верховой зды. Она лежитъ среднимъ числомъ на 1,700 футовъ надъ уровнемъ моря и составляетъ водораздлъ Эгейскаго моря и Дуная. Полагаютъ, что вся ея площадь была нкогда, озеромъ, и часть ея досел остается болотомъ, текущя съ нея рки идутъ одн въ Вардаръ и Эгейское море (Лепенацъ и Нередимка), другя — Лабъ и Ситница — черезъ Ибаръ и Мораву въ Дунай.

——

Вступивъ на Косово-поле, путешественницы вступили на. иную почву: желтыя равнины Востока смнились зелеными горами и орошенными водой долинами Европы.

‘Къ несчастю,— продолжаетъ г-жа Мэккензи,— зеленъ и прохлада и составляютъ все, что свидтельствуетъ на Косовомъ-пол объ Европ. Старыя хроники разсказываютъ, что въ т времена, когда здсь впервые появилось турецкое войско, страна была, хорошо обработана и покрыта селенями, дороги и мосты была особенной заботой правителя, сербскй парламентъ имлъ обыкновенно свои собраня въ здшнемъ сосдств, и прилежаще города — Скопя, Ново-Бердо и Призренъ — имли ежегодныя ярмарки, на которыя собирались иноземные купцы. Да, въ т времена Косово принадлежало Европ,— принадлежало, хотя и грубому, обществу груда и прогресса, но оно было завоевано, чтобы стать пастбищемъ для турецкихъ лошадей, лтъ пятьсотъ тому назадъ’…

Косово-поле, расположенное въ гористой стран, лежитъ какъ-бы у дверей дунайской Серби, Босни и Албани, издавна отмчено было какъ мсто великихъ битвъ, и еще указывается тетерь какъ, мсто, гд битва должна нкогда ршить судьбу окрестныхъ земель. Г-жа Мэккензи припоминаетъ происходившя здсь столкновеня сербскаго царя съ византйцами, венгерскаго полководца Гуньяда съ турками — но знаменитйшей и несчастнйшей была та битва 1389 года, которой кончилась сербская свобода. ‘Память ея до настоящаго дня остается такъ свжа, что путешественнику едва ли возможно поговорить съ настоящимъ сербомъ больше пяти минутъ, чтобы не услышать имени Косова-поля. Посл пяти вковъ, все еще примняются уроки, данные пораженемъ, потеря страны остается болющей раной. Мы сами были свидтелями, какъ ссорившеся сербы успокоились отъ замчаня: ‘неужели вы будете спорить, какъ ваши отцы передъ косовской битвой’… Всякй, кто живалъ въ Серби и изучалъ нацональныя преданя и псни, будетъ, наконецъ, почти чувствовать, какъ будто онъ самъ былъ на Косовомъ-пол,— съ такой точностью перечисляются вс факты, такъ живо изображаются побужденя и дйствя, такъ глубоки лини, такъ ярки цвта, которыми рисуются главные характеры’.

Г-жа Мэккензи передаетъ извстный поэтическй разсказъ о Косовской битв, наполняющй въ сербскихъ народныхъ псняхъ цлый и знаменитйшй циклъ…

Ближайшей цлью путешественницъ на Косовомъ-пол былъ городъ Приштина и историческй монастырь Грачаница. До сихъ поръ он хали верхомъ, на Косовской равнин можно было, наконецъ, воспользоваться экипажемъ, и даже хать рысью,— хотя и не потому, чтобъ дорога была хороша: мосты были въ такомъ положени, что ихъ надо было переходить пшкомъ. Мстность не представляла никакого особеннаго интереса. Лсъ съ каждымъ шагомъ становится рже, луга перемежаются съ песками, дорога не оживляется и человческими жилищами. Рдкя албанскя жилища бдны и жалки, ‘ханъ’, т.-е. постоялый дворъ, называвшйся ‘Новымъ ханомъ’ (ениханъ), оказался полу-разрушеннымъ, какъ самый старый, и, вроятно, удерживалъ потому свое назване, что не было ничего нове.

Дале, влво отъ дороги лежитъ деревня, домовъ въ тридцать, съ христанскимъ населенемъ и съ церковью. Гильфердингъ (сочиненя котораго извстны были англйскимъ путешественницамъ) замчаетъ, что имя этой деревни, Липлянъ, упоминается: у византйскихъ писателей еще въ Х-мъ столти, а въ старая времена она била столъ важномъ мстомъ, что имла митрополичью каедру. Направо отъ дороги лежитъ болгарская деревня Бабушъ: до недавняго времени она бала замчательна тмъ, что вся принадлежала одному роду, члена котораго были освобождены отъ платежа податей, такъ какъ предки его оказали услугу султану Амурату въ качеств лазутчиковъ. Привилегя эта, какъ говорятъ, прекратилась съ изданемъ танзимата.

Вступивъ утромъ на Косовскую равнину, путешественница въ вечеру приблизились въ послднимъ слдамъ холмовъ, ограничивающихъ равнину съ востока и въ низкомъ, прикрытомъ мст увидли деревню и монастырь Грачаницу.

——

Съ южнаго края Косова-поля начинается Старая-Сербя, сверный предлъ которой есть граница княжества и Босни. На русскомъ язык читатель можетъ найти описане Старой-Серби въ извстной книг Гильфердинга {‘Босня, Герцеговина и Старая-Сербя’, Спб. 1869′ — начиная съ Х-й главы.}, его разсказъ обильне географическими и особенно археологическими данными,— англйскя путешественницы, конечно, не были для послдняго достаточно вооружены, но разсказъ ихъ очень любопытенъ бытовыми чертами, и во многихъ случаяхъ он едва ли не рельефне русскаго путешественника рисуютъ междуплеменныя отношеня и положене славянской райи. Оба разсказа, впрочемъ, хорошо дополняютъ другъ друга.

Приближаясь въ Грачаниц съ юга, путешественницы встртили сначала выстроенную недавно часовню: она очень мала и совершенно лишена всякихъ украшенй,— потому, конечно, что христане боялись ими раздразнить могамеданъ какъ роскошью. Въ противоположность скромной новйшей часовн возвышается старая церковь монастыря, величественная ‘задушбина’ одного изъ сербскихъ царей {‘Задушбиной’ навивается постройка храма или другого религознаго и человколюбиваго учрежденя — ‘за душу’, или для спасеня души.}. Издали церковь кажется цлой группой куполовъ, надъ которыми высится одинъ большой: приближаясь въ церкви, различаешь четыре меньшихъ купола съ оригинально переплетенными арками, изъ которыхъ верхня остроконечны, а нижня круглы. Главное достоинство постройки — ея общй эффектъ, она необычно грацозна для византйской архитектуры и напоминаетъ нкоторые изъ старыхъ храмовъ сверной Итали. Г-жа Мэккензи предполагала, что объ итальянскомъ вляни могли свидтельствовать и фрески во внутренности церкви, но имъ очень повредили многочисленныя дленя церкви, необходимыя для того, чтобы приладить внутреннюю форму въ вншней. И алтарь, и средина храма и паперть темны и по высот узки. Этотъ недостатокъ Грачаницы какъ будто послужилъ предостереженемъ для строителя патраршей церкви въ Ипек, гд вншняя красота, очевидно, пожертвована желаню дать общин обширный, хорошо освщенный храмъ.

Въ числ фресокъ Грачаницы есть изображеня основателя церкви враля Милутина и его жены, дочери византйскаго императора, Андроника II. Сынъ Милутина былъ строителемъ другого, еще боле знаменитаго, Дечанскаго храма, внукомъ Милутина былъ славнйшй и самый могущественный изъ сербскихъ царей, Стефанъ Душанъ. Изображеня святыхъ на фрескахъ потерпли отъ турокъ, которые стрляли въ нихъ изъ пистолетовъ и позаботились выковырять имъ глаза. Эта злостная и намренная обида больше оскорбляетъ сербовъ, чмъ полное разрушене, которое можно приписать азарту и суматох нападеня. Изображеня остаются на стнахъ, и оскорблене не можетъ быть забыто, изуродованныя лица святыхъ, встрчаясь съ глазами богомольцевъ, какъ будто вопютъ о мщени. Въ княжеств Серби, когда перестроивались нкоторыя разрушенныя церкви, эти ослпленныя изображеня остались невозстановленными. Одинъ старый епископъ говорилъ путешественницамъ: ‘намъ еще нужно ихъ — это архивы вковъ угнетеня, и нашъ народъ долженъ ихъ видть, пока угнетатель еще стоитъ на сербской земл!’ Г-жа Мэккензи замчаетъ, что эта порча была, съ другой стороны, выгодна для самыхъ фресокъ, потому что спасла ихъ отъ вавраски. Г-жа Мэккензи выражаетъ желане, чтобы сохраняема была и вншность древнихъ памятниковъ,— которымъ вообще новые реставраторы могутъ грозить еще большимъ истребленемъ, нежели опустошене враговъ.

Только одна изъ фресокъ Грачаницы осталась нетронутою, сохраненная высотою купола, или, какъ говорятъ монахи, таинственнымъ ужасомъ, который объялъ разрушителей и тмъ спасъ самую церковь. Это изображене есть голова Христа, которая въ восточныхъ церквахъ длается обыкновенно колоссальной величины и смотрящей внизъ въ акт благословеня. ‘Концепця лица, здсь нарисованнаго, столько же выше жесткости византйской школы, сколько выше вялости новйшихъ школъ,— замчаетъ г-жа Мэккензи. Художникъ, изобразившй его лицо, могъ бить современникомъ Чимабуэ и Лучо Сенскаго, и какъ у нихъ, его генй былъ довольно силенъ для того, чтобы влить силу и величе даже въ принятыя тогда условныя формы. Въ самомъ дл, Христосъ Грачаницы — такого суроваго типа, что можно почта подумать, что художникъ имлъ предсказане о мрачныхъ временахъ, предстоявшихъ церкви въ будущемъ. Эти строге глаза смотрятъ изъ-подъ бровей, нахмуренность которыхъ могла поразить ужасомъ осквернителей, совершавшихъ поругане святыни’.

Путешественницы ожидали найти въ монастыр удобства а отдыхъ, но нельзя было встртить боле сильнаго контраста между Грачаницей и монастырями, каке были ими видны въ Серби. Грачаница произвела на нихъ самое безотрадное впечатлне. Игуменъ — молодой человкъ, получившй свое мсто куплей — въ то время замшанъ былъ въ одну темную исторю и сидлъ въ турецкой тюрьм, оставшеся монахи были перепуганы появленемъ наглыхъ заптевъ, монастырская школа была въ нищенскомъ и жалкомъ состояни. Путешественницъ тяжело поразилъ еще способъ привтствя, сдланнаго имъ учениками при вход въ школу. Ученики буквально упали имъ въ ноги…

‘Мы спросили,— почему они могли предположить, чтобы мы могли желать подобнаго према? Учитель отвчалъ: — такъ научили насъ турки: ихъ важные чиновники требуютъ, чтобы мы, христане, кланялись имъ въ ноги.— Но вдь мы не турки, а для христанъ требовать или даже допускать такое самоунижене не только стыдно, но и грхъ. Разв кто-нибудь изъ васъ не былъ въ свободной Серби и не видлъ, какъ тамъ держатъ себя ученики?— Нтъ, никто не былъ.

‘Но при этихъ словахъ они переглянулись и стали улыбаться. Насъ пригласили войти въ церковь, и затмъ привели туда человка изъ деревни, который былъ въ свободной Серби… Этотъ человкъ былъ откровенне монаховъ. Мы просили его сказать, кланяются ли въ ноги ученики въ сербскихъ школахъ, какъ здсь?— Конечно, нтъ, отвчалъ онъ, да вдь въ Серби все иначе. У нихъ хорошя дороги, хороше судьи, миръ и благоденстве, а здсь нтъ ничего, только безпорядокъ и зулумъ’.

Турецкое слово ‘зулумъ’ вошло въ сербскй языкъ, оно значитъ насиле, притснене, ‘зулумджя’ — обыкновенное слово (между прочимъ въ псняхъ) для обозначеня злого турка, притснителя и обидчика.

‘Эти земные поклоны какъ въ Грачаниц,— продолжаетъ г-жа Мэккензи,— нердко встрчали мы во время путешествя. Мы не думаемъ, чтобъ и друге путешественники видли ихъ съ меньшимъ прискорбемъ, чмъ видли мы. Но то чувство, съ какимъ мы смотримъ на это унижене намъ подобныхъ людей и христанъ, даетъ только слабое поняте о томъ, что чувствуютъ сербы княжества, къ которымъ эта райя стоитъ въ отношени братьевъ по племени, а часто и братьевъ по родству. Монахи, торговцы и эмигранты всякаго рода постоянно переходятъ изъ турецкихъ округовъ въ свободную Сербю, и не нужно даже ихъ разсказовъ о своемъ положени, чтобы пробудить такое негодоване,— довольно того невольнаго свидтельства, какое дается ихъ униженной манерой держать себя, пока они не усвоятъ обычаевъ новой страны’.

Изъ Грачаницы путешественницы должны были отправиться въ Приштину. Турецкя власти этого города были уже извщены объ ихъ прзд, и заптй, присланный на встрчу имъ изъ Приштины, предлагалъ, что если он желаютъ хать дальше въ томъ же экипаж (нанятомъ въ Скопи), то онъ можетъ заставить возчиковъ хать безъ всякой прибавочной платы: путешественницы, конечно, отказались отъ турецкой любезности — длавшейся на счетъ возчика.

Приштина лежитъ въ полутора часахъ зды отъ Грачаницы, въ волнистой мстности, городъ не великъ, и по турецкому обыкновеню грязенъ, но издали красивъ, благодаря минаретамъ одиннадцати мечетей, построенныхъ, какъ говорятъ, турецкими женщинами, мужья которыхъ были убиты при Косов. Турецкй начальникъ города, старый албанецъ изъ хорошаго рода, въ крымскую войну служившй подъ англйскимъ начальствомъ, выбралъ квартирой для путешественницъ домъ епископа. Самъ епископъ былъ по обыкновеню въ Константинопол, и община,— говорить г-жа Мэккензи,— не жалла объ его отсутстви, вмсто него управлялъ ‘ходжа-баши’ изъ мстныхъ христанъ. Ходжабаши пригласилъ путешественницъ осмотрть школу,— которая посл Грачаницы прятно поразила ихъ и своимъ наружнымъ порядкомъ, и бойкостью учениковъ, учителемъ былъ сербъ изъ Митровицы, на австрйской границ, по Сав. Книги были изъ Блграда, по разспросамъ оказалось, что у учителя есть и сербская исторя, но онъ боится учить по ней открыто,— потому что въ школу заходятъ иногда турецке офицеры, и одинъ, увидвъ такую книгу, грозилъ учителю, что донесетъ на него начальству. Этотъ офицеръ былъ — полякъ. ‘Я затрепеталъ съ ногъ до головы,— разсказывалъ учитель,— и не зналъ что сказать или что сдлать, во, къ счастью, при этомъ былъ еще казакъ, бжавшй изъ русской службы, который всегда относился къ намъ дружески, онъ вывелъ поляка изъ комнаты и сказалъ ему съ неудовольствемъ, что они посланы въ Приштину не затмъ, чтобы мшаться въ сербскя школы. Съ тхъ поръ чтене истори нашего отечества длается частнымъ образомъ’.

‘Нтъ надобности объяснять,— говоритъ г-жа Мэккензи,— что польскй офицеръ оказывалъ плохую услугу султану, раздражая христанъ запрещенемъ открытаго школьнаго чтеня ‘сербской истори въ томъ мст, гд самыя возбуждающя подробности этой истори извстны всякому мужчин, женщин и ребенку черезъ народныя псни. Къ сожалню, этотъ примръ не единственный, и мы слышали потомъ, какъ въ одномъ изъ наибольшихъ славянскихъ городовъ Турци школьныя истори Серби были отобраны. Само собою разумется, что самъ паша ихъ не читалъ, но кто-то сказалъ ему объ ихъ существовани, и что въ нихъ были мста, стремящяся возбуждать презрне въ турецкому правительству, фанатическе мусульмане подняли кривъ, и греческй епископъ оказался усерднымъ агентомъ при арестаци книгъ. Достойно замчаня, что одинъ изъ боле разсудительныхъ мстныхъ мусульманъ, самъ славянинъ и имвшй у себя заподозрнныя истори, возражалъ противъ этой мры на томъ основани, что этимъ дйствемъ гораздо скоре можно возбудить презрне въ турецкому правительству, нежели чмъ-нибудь, заключающимся въ сербскихъ школьныхъ книгахъ. Прочитавши, какъ этотъ мусульманинъ, книгу, о которой идетъ рчь, мы можемъ, не колеблясь, присоединиться въ его мнню’.

Школьный учитель говорилъ, что поляки въ оттоманской арми больше чужды своимъ угнетеннымъ братьямъ по христанству, чмъ сами магометане. Г-жа Мэккензи признаетъ, что он слышали очень часто объ этомъ, и притомъ съ самыми горькими жалобами, и думаетъ, что богъ сомння поляки были очень способны ненавидть христанскихъ подданныхъ Турци, считая ихъ клентами Росси. Но потомъ, говоритъ она, поляки показали больше пониманя, и при бомбардировк Блграда поляки и венгерцы предложили свои услуги сербскому правительству.

——

Приштина лежитъ въ-самомъ сердц ‘Старой-Серби’. Еще во времена древняго царства, собственная Сербя отличаема была отъ другихъ сербскихъ земель, какъ Босня, Зета и др., и заключала въ себ ныншнее княжество съ тмъ краемъ, который лежитъ на югъ отъ него до Македони. На старыхъ картахъ Европейской Турци, рисованныхъ въ то время, когда вся Сербя была подъ турецкимъ владычествомъ, вся эта страна является подъ ея собственнымъ именемъ, но теперь, когда сербскй земли на Дуна ‘освободились, а остальныя все еще принадлежатъ Турци, составители каргъ ограничили имя Серби свободнымъ княжествомъ. Другя области, оставшяся подъ властью турокъ, называются у ихъ христанскаго населеня Старой-Сербей,— имя извстное и вообще въ славянскомъ мр, но неизвстное турецкимъ властямъ и европейскимъ консуламъ въ Турци. Послдне, за исключенемъ австрйскаго консула въ Призрен, находятся слишкомъ далеко отъ этихъ мстъ, и знаютъ только, что турки называютъ этотъ край Арнаутдукомъ, и что онъ отчасти населенъ албанцами-могамеданами. Въ самомъ кра можно слышать оба имени. Если вы замчаете какой-нибудь фактъ разореня или беззаконя, турки и сербы одинаково отвчаютъ: ‘чего же вы хотите въ Арнаутлук?’ Если вы выражаете удивлене при вид какой-нибудь древней церкви и замтите: ‘кто бы ожидалъ встртить здсь такое здане!’ то священникъ, который служитъ вашимъ чичероне, пододвигается и шепчетъ: ‘мы зовемъ’ этотъ край Старой-Сербей’.

Такимъ образомъ, границы Старой-Серби не имютъ никакого политическаго опредленя, и вообще никакого, кром того, какое даютъ ей христанске жители ея: это послднее опять зависитъ отъ соображенй историческихъ. Г-жа Мэккензи очерчиваетъ эти границы Старой-Серби, какъ он опредляютсямстнымъ преданемъ. На свер, гд Старая-Сербя прилегаетъ’ къ южнымъ предламъ княжества, находится городъ Новый-Базаръ (въ древности Раса, старое гнздо Серби), откуда къ западу идетъ цпь холмовъ, кончающаяся тмъ горнымъ узломъ, верхъ котораго составляютъ черногорскя Берды (въ этомъ пункт лежатъ самыя высокя горы европейской Турци, и главныя вершины, Комъ и Дормиторъ, достигаютъ 8000—9000 футовъ). Въ юго-восточной оконечности Старой-Серби лежитъ Призренъ, старый сербскй ‘Царьградъ’, и затмъ горы Скарда, или Шаръ-планины. Какъ на запад линя съ свера къ югу означается горами Герцеговины, сверной Албани и Черногори, такъ ни восток, линю съ юга къ сверу можно провести отъ ‘града’ Марка-Кралевича въ Прилип къ Скопи, и отсюда, по хребту болгарской Черной-Горы, къ Нишу. Нишъ стоитъ нсколько въ сторону отъ границы свободныхъ округовъ, но въ немъ есть памятникъ, построенный турками изъ череповъ сербовъ, павшихъ за защит свободы,— и этотъ памятникъ, по замчаню, сдланному Ламартиномъ, обозначаетъ настоящую границу Серби.

Въ Старой-Серби сосредоточены главные города древняго царства и славнйшя воспоминаня сербской старины. На Косов или близъ него лежатъ города Приштина, Ново-Бердо, Вучи-Тернъ, монастырь Грачаница, знаменитая старая церковь въ Самодреж, замокъ Звечанъ, нкогда резиденця сербскихъ кралей, занимаетъ возвышенность у свернаго входа въ равнину. На равнин ‘Метохя’, которая лежитъ рядомъ съ Косовомъ, отдленная отъ него невысокой цпью холмовъ, цари изъ рода Неманичей основали свою столицу, ‘сербскй Царьградъ’, Призренъ, лежитъ въ нсколькихъ часахъ отъ Ипека, или Печи, столицы сербской патрархи, и между ними стоялъ знаменитый храмъ въ Дечанахъ, которымъ строитель его такъ гордился, что перешелъ въ потомству съ именемъ Стефана Дечанскаго. Въ народной поэзи сербовъ Косово знаменито какъ боевое поле, Метохя какъ садъ Серби. Повидимому, здсь, въ этихъ краяхъ древней Серби, собралось тогда не только политическое могущество страны, ея церковное представительство, но и богатство и образованность. Старые памятники, въ вид развалинъ или боле или мене сохранившихся храмовъ, свидтельствуютъ, что цивилизаця и искусства давно проникли въ эти страны, которыя теперь представляютъ только пустыню.

Поворотнымъ пунктомъ сербской истори была косовская битва, но превращене плодоносной страны въ пустыню, и извстной цивилизаци въ одичане было медленнымъ процессомъ, который состоялъ въ слдующемъ. По первымъ условямъ между султаномъ и покорившимися ему сербами, христанская церковь и мечеть могли стоять рядомъ, и жители могли молиться въ той или другой, какъ кто хотлъ. Но эти условя соблюдались и въ Серби такъ же мало, какъ въ Болгари. Умренность и терпимость держались у турокъ лишь до тхъ поръ, пока они не захватили страну крпко въ руки, а потомъ они присвоили себ все, чего не разрушили. Изъ дтей, которые не были убиты, мальчиковъ они брали и готовили въ янычары, двушекъ въ гаремы, а отцы спасались, только ‘выкупая свои головы’ — харачемъ. Церкви или были разрушены, или обращены въ мечети, остальныя уцлли или потому, что были малы, или потому, что ихъ положене не было удобно для могамеданскаго поклоненя, или, наконецъ, потому, что за сохранене ихъ христане готовы были платить большя суммы денегъ. Такимъ образомъ Грачаница и Дечаны продолжаютъ быть источникомъ дохода для мусульманъ.

Посл косовской битвы, турки выслали сюда свои колони, но могамеданство не имло большого успха, пока оставалось здсь сербское населене. Дло пошло иначе съ конца XVII-го столтя. Завоевавъ Балканскй полуостровъ, Турця вела все дальше свои захваты, и наконецъ, грозила нмецкой импери, турки овладли Венгрей и осаждали Вну. Австря увидла, что дло серьзно, она начала войну съ Турцей, и для большаго успха искала союзниковъ въ сербскомъ населени, но австрйске генералы дйствовали плохо, и должны были отступить. Покинутые сербы увидли, что борьба безнадежна, предпочли покинуть свою родину, чмъ покориться, и приняли предложене императора выселиться въ предлы Австри. Тогда, въ 1690, произошло извстное переселене 37,000 семействъ изъ центральной Серби въ австрйскя владня, гд они должны былисохранить свое внутреннее управлене, нравы и церковь. Императоръ требовалъ лишь — на время,— чтобы они защищали предлы импери отъ турокъ, и общалъ, что онъ завоюетъ для нихъ впослдстви ихъ старую родину.

Старая родина, какъ извстно, не была завоевана, и въ ней стали хозяйничалъ албанцы-мусульмане. Нкогда многолюдная, обработанная страна запустла, съ мусульманами, какъ и въ другихъ славянскихъ краяхъ, шло разрушене и упадокъ. Сербское населене, пришедшее въ Австрю и составившее значительную долю Военной Границы, должно было увидть, что австрйское правительство не думало исполнять общанй, какя давало относительно ихъ внутренней автономи… Не мудрено, что эти австрйске сербы не забываютъ и теперь, почти черезъ двсти лтъ, стараго отечества и стремятся къ нему, какъ и ихъ единоплеменники за Дунаемъ. По замчаню г-жи Мэккензи, австрйске сербы — не мене витузастическе сербске патроты, чмъ сербы княжества: ихъ молодые люди охотне ищутъ службы въ княжеств, чмъ въ импери. Со времени войны за освобождене сотни семействъ переселились въ свободную Сербю, и если турки очистятъ когда-нибудь боле южные округи, то масса сверныхъ дунайскихъ колонистовъ объявляетъ, что они возвратятся туда, откуда пришли.

Эта неизмнная привязанность въ старой земл очень знаменательно выразилась тмъ, что австрйске сербы отдлили часть своей территори и посвятили ее воспоминанямъ. Выбранная для этого мстность есть Фрушка-Гора, холмистый полуостровъ между Дунаемъ и Савой: здсь новоприбывше эмигранты построили церкви и назвали ихъ по именамъ оставленныхъ на родин, сюда они перенесли свои немногя сокровища и останки своего послдняго царя.

‘Мы постили монастырь, гд лежитъ Лазарь,— разсказываетъ г-жа Мэккензи.— Тло его съ Босова-поля было перенесено сначала въ Грачаницу, потомъ въ Раваницу — церковь, находящуюся теперь въ предлахъ княжества, наконецъ, въ Новую-Раваницу, построенную на Фрушкой-Гор. День Косовской битвы (‘Видов дан’, т.-е. день св. Вита, 15 юня) празднуется какъ годовщина царя, въ этотъ день тысячи народа приходятъ на богомолье въ его рак, толпясь около открытаго гроба, въ которомъ онъ лежитъ, облеченный въ одежды, въ которыхъ сражался и палъ на Косов. Въ томъ же монастыр хранится большая картина битвы: она служитъ текстомъ для поэмъ о турецкомъ завоевани’…

Таково было историческое прошедшее Старой-Серби. Г-жа Мэккензи вполн врно указываетъ нацональное значене этой страны для сербскаго народа: со Старой-Сербей соединены ли него вс главнйшя историческя воспоминаня,— а съ этими воспоминанями неразрывно связано нацональное сознане и чувство народнаго достоинства. Такимъ образомъ стремлене княжества присоединить Старую-Сербю получаетъ смыслъ не только матеральнаго пробртеня, но и глубокаго нравственнаго требованя. Право свободной Серби на Старую-Сербю еще усиливается современнымъ положенемъ послдней: возвращене ея сербскому народу есть единственное средство возвратить эту страну цивилизаци. Турецкое и албанское господство отозвались здсь только грабежомъ и разоренемъ: это фактъ, продолжающйся нсколько вковъ, и, слдовательно, съ излишкомъ доказанный.

Мы обратимся дальше къ разсказу г-жи Мэккензи о современномъ положени Старой-Серби, когда въ ней господствуютъ турки и албанцы.

А. Пыпинъ.

‘Встникъ Европы’, No 10, 1877

ПУТЕШЕСТВЯ Г-жъ МЭККЕНЗИ и ИРБИ ВЪ СЛАВЯНСКИХЪ ЗЕМЛЯХЪ ТУРЦИ.

Читайте также: