Путешествие вокруг Парижа
Путешествие вокруг Парижа
Писано французом.
(Из Минервы.)
——
Путешествие вокруг Парижа, Неизвестные_французы, Год: 1805
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Прежде, кто хотел научиться, тот с удовольствием объезжал Парижские окрестности, напоминающия о многих событиях исторических, повторял, так сказать, историю Франции, и не мог довольно насытить глаз своих памятниками, которые живо представляли славнейшие эпохи прежней монархии. Шель, Сен-Дени, Шантильи, Сен-Жермен, Компьен обращали на себя все наше внимание.
Теперь места сии лишились очаровательности. В Сен-Дени громовой голос революции проник во внутренность гробниц королевских. Изверги похитили прах государей из безмолвных областей смерти, для того, чтобы — как тогда говорили — сделать их мещанами (roturiХrer). Их в самом деле перенесли на небольшое кладбище, и смешали с телами бенедиктинских монахов. В один день все династии и все столетия брошены в яму, изрытую варварством, засыпанную невежеством. Филипп Август не различен от Людовика XIV, Генрих — от Людовика XI. Французы, отягченные игом железным, не могли смотреть равнодушно, когда наилучших государей извлекали из подземных сводов, и драгоценные остатки их бросали в общую могилу. Ни гении, ни религия, ни рыдающее отечество, не могли спасти государей от ярости революционной. Многие статуи изуродованы или сокрушены беснующимися. Опровергнуты пышные памятники, и не осталось ниже надписи: Hic jacet, здесь лежит. Но статуи и надписи не дают бессмертия. ‘Написанное на меди и мраморе — взывает Цицерон французский — скоро изглаживается, написанное на сердце остается вовеки.’ Людовик XIII и Генрих IV умерли в объятиях бессмертия, их тленные остатки могут быть разрушены, но память их переживет все величие человеческое. Я видел, как злодеи оскверняли последние убежища мертвых, слышал, как они, по невежеству и по варварской жестокости, остовы датских и испанских принцесс называли австрийскими, и ругались над ними, их нечестивые руки не пощадили самого Дюгескленя, по непонятному ожесточению они поносили героя, бывшего ужасом для наших неприятелей, мечом и щитом отечества против вероломных островитян. Тюреннь чудесным образом спасся от неистовства. Такую неслыханную ярость показали одни только карфагенцы, когда под стенами Сиракуз вырывали из гробов трупы! В то время мертвые отомстили живым: злодейство сие наказано ужасным мором, который пожрал более трех частей карфагенского войска.
Впрочем, революция ускорила только действие времени, которое конечно истребило бы остатки королей, как развеяло оно прах Цезаря. Чтобы защититься от сего злого неприятеля, чтобы скрыться от ярости будущих поколений, цари приказывали отводить реки и заставлять оные течь над их могилами. Так сделал Аттилла. Татарские ханы перед кончиною своею приказывали насыпать горы над гробами, чтобы защитить себя от насильства людей и времени.
Шантильи, сию чудо искусства во Франции, ныне есть нечто иное, как тень того, чем оно было прежде. На счастливых берегах Нонеты происходили такие же явления, какие были над Сеною. Однако ж натура, которая переживает людей, не лишилась здесь прежней красоты своей.
В Фонтенбло памятники не потерпели большого ущерба. Такое уважение к мастерским произведениям искусств служит похвалою для жителей города. Галерея Франциска I осталась неповрежденной, статуи и картины и теперь еще удивляют своей свежестью. Здесь есть училище для Марсовых питомцев. Лес, растущий вокруг замка, достоин особенного внимания. Кто любит мысленно жить в прошедшем, тот найдет для себя приятнейшее наслаждение в обширной пустыне, которую некогда посещали короли наши с блестящею свитою. Величие монархов наполняет сей лес пространный. Могу сказать с древним философом: ‘Я никогда не был менее уединен, как в то время, когда один в нем находился.’ Все вокруг меня одушевлено было, самая тишина усиливала очарование. Сколько столетий обнимал я умом своим! Сколь часто воображал государей и придворных, гоняющихся за ланью! Какое множество лиц являлось мысленным взорам моим! Казалось, что вижу монархов, которые выходили из длинных аллей, пересекавших рощу. Здесь появлялся Филипп Август, окруженный храбрыми своими рыцарями, оттуда выступал Филипп Прекрасный: первый славен военными подвигами, второй спорами с папой. Там ходил я по следам мудрого Карла V, который выдумывал средства выгнать англичан из королевства, и загладить пятно Поатьерское. Мрачный Людовик XI поселял трепет в душе моей, когда он вместе с другом своим Тристаном гонялся за жителями леса. Карл VIII, Людовик XII, великодушный Франциск I ободряли меня, но Карл IX, обагренный кровью своих подданных, снова заставлял меня трепетать от ужаса, заставлял воздыхать из глубины сердца об участи государей, которые слепо отдают себя в волю женщин вероломных. Увидев Генриха IV, я побежал к нему навстречу: он любил красавиц и звериную охоту, но любил и французов, как детей своих.
Наконец явился Людовик XIV во всем блеске своего величия, окруженный толпою придворных {Все упоминаемые здесь государи живали в Фонтенбло.}… Сей лес был некогда театром шумных забав, теперь оставлен в запустении. Он оставлен — но существует, между тем как сильные монархи лежат в могилах.
Один из интереснейших памятников в сем городе, есть дерево, известное под названием Королевского букета. Оно совсем не имеет ветвей, в сороку футах от земли разделяется на два ствола, и оканчивается прекрасными пучками. Сие дерево, самое лучшее в Европе, возносится выше всех своих соседов и образует великолепный столп коринфского ордена. Впрочем окрестности Фонтенбло более странны, нежели милы, более живописны, нежели приятны. Множество разбросанных утесов представляет вид романтический. Натура некоторым образом играет препятствами, из расселин утесов вырастают кусты, и, кажется, хотят украсить обнаженную натуру. Сухие пески напоминают нам пустыню Фиваиды, Людовик XI не без причины подписывал на письмах: из пустыни Фонтенбло. Еловый, всегда зеленеющийся лес среди самого лета изображает нам холодные страны Севера, нет ни лугов, ни ручьев, ни кустарников. Фонтенбло может нравиться охотникам до звериной ловли, осиротевшим любовникам, или тем людям, которые, оставив свет, хотят наслаждаться утехами жизни уединенной — но такое наслаждение для человека общественного скоро делается до крайности тягостным….
Путешествие вокруг Парижа: [Очерк]: (Из Минервы) / Писано французом // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.23, N 20. — С.283-289.