Путешествие в Александрийский монастырь, называемый ныне новым Иерусалимом
Путешествие в Александрийский монастырь, называемый ныне новым Иерусалимом
К.
——
Путешествие в Александрийский монастырь, называемый ныне новым Иерусалимом, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1804
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Оставляю вас, мрачные стены города! Оставляю — и с радостным сердцем, с мирной душой повергаюсь в объятия нежной природы. — Но, увы! Ненадолго продлится разлука моя с вами, — ненадолго дышать буду чистым, свежим воздухом и наслаждаться мирным, спокойным жилищем, отдаленным от всякого шума и сует мирских — ненадолго, потому, что я не могу, подобно резвой птичке, свободно перелетать с места на место: но, будучи подвластен, должен тихим полетом своим следовать за теми, которые меня опытнее.
Ах! Когда придет то время, когда, достигнув совершенного возраста, в состоянии буду располагать самим собой, своим временем, и делить оное в беседовании с добрыми гениями мирного уединения, с гениями сельской природы! — Тогда буду совершенно счастлив, доволен собой, тогда предамся стремлению своего духа и неразлучно буду жить с тобой, милая природа!
Три дня пройдут скоро! Думал я, садясь с моими товарищами в коляску, которая должна была везти в Воскресенский монастырь: — три дня пройдут скоро, в минуту пролетит это время, Но как быть? Наилучший способ успокоить себя есть довольствоваться и малым, должно покориться судьбе своей!
Воскресенская дорога очень приятна. Беспрестанно занимался я рассматриванием тех предметов, которые встречались моему взору. Какие прекрасные виды! С одной стороны огромный Петровский дворец, с другой — лагерь, в котором стояли три полка, там плодоносные поля, здесь зеленые, цветущие луга, на коих паслось многочисленное стадо. Подалее частая рожь, обещающая обильную жатву, за ней мирные хижины спокойных земледельцев, а вдали тенистая дубовая роща.
В нескольких верстах от Петровского дворца остановились мы среди обширной долины и расположились ужинать на одном возвышенном месте. Тут протекала Москва река в длинных излучинах своих. Бледный свет луны, изображающейся в воде наподобие огненного столба, томное журчание ручейка, упадающего в реку, безмолвная тишина долины, нарушаемая одним только шумом колеблемых зефиром листьев, словом, все сие представляло для глаз великолепнейшую картину и придавало ужину нашему более приятности, более вкусу. — Рассматривая таким образом природу, и не могши налюбоваться прелестными ее видами, вспомнил я одного из моих знакомых, г. Бр.***, холодного, нечувствительного человека, страстного обожателя Радклиф, который дыша, так сказать, одной ею несколько раз спорил со мной, что описанные в творениях ее картины гораздо превосходнее картины самой природы. — Жаль, очень жаль, что романическое перо ее сильно подействовало на его сердце и, слишком очаровав его воображение, испортило вместе и вкус!
После легкого, но приятного ужина, отправились мы опять в дорогу и, немного проехав, остановились ночевать в Аннинском селе графини А* Р* Ч*. Мягкая мурава составляла постель нашу и пространное небо было нашим кровом. — Тихий вечер, безмолвная ночь! Вы останетесь незабвенными в моей жизни! — Сон наш недолго продолжался. Лишь только утренняя заря, предвестница лучезарного солнца, начала румянить край восточного неба, как уже говорят нам: ‘коляска готова!’ — Эта минута хотя несколько была и неприятна для путешественника, привыкшего в городе просыпать целое утро, но мысль, что еду в Новый Иерусалим, буду видеть все тамошние редкости, пробудила в душе моей новую искру живости. Немедленно садимся в коляску. Сладостная дремота смыкает еще мои веки. — Но вдруг восходит светозарное солнце. Устремляем взоры на величественную картину природы и, теряясь мысленно в красоте сего зрелища, нечувствительно приезжаем в Воскресенский монастырь.
Первым предметом моего любопытства была огромная Соборная церковь Воскресения Христова, в которой в то время отправляли ранную обедню. Величественное здание! Прекрасная архитектура! — Вошед в оную, был я вне себя от удивления, и не знал, куда обратить свои взоры. Везде вкус! Везде приятность! Везде великолепие! — на каждом шагу представляются для глаз новые картины! — Согласное пение монахов, святость сего места, благоговение, живо изображающееся на лицах всех молящихся, великолепие храма: все это сделало такое впечатление в моем сердце, что я в ту же минуту пал пред престолом Всевышнего и принес ему усердные мои молитвы.
Потом начал я осматривать церковь {Она сделана по модели, привезенной из Иерусалима келарем, Арсением Сухановым, которая и доселе еще хранится в ризнице.}. Внутренность ее хорошей архитектуры и отменные во всех частях соразмерности. Огромный иконостас простирается почти до самого свода. Насупротив оного возвышается высочайший шатер конической фигуры, которой верх был прежде каменный, но как по чрезмерной тяжести своей в 1725 году обрушился, то теперь вместо его приделан деревянный. Внутренность сего шатра, освещена будучи 75ю окнами, с тремя резными позолоченными хорами, и украшена так же живописными картинами, по огромности и великолепному виду своему, представляет прекрасное и вместе удивительное зрелище. Любопытство побудило меня, презрев всякую опасность, влезть на самую вершину оного. Пробираться по узким и почти непроходимым лестницам стоило мне немалого труда, страшная усталость, чувствуемая во всех членах, была последствием сего отважного моего предприятия. — Внизу под этим шатром видишь палатку, покрывающую гроб Господень, и снаружи украшенную отличною работою, резьбой, позолотою и живописью.
На левой стороне, саженях в десяти от гроба Господня, находится церковь, сооруженная старанием и иждивением усердной ревнительницы веры, благодетельной вдовствующей государыни императрицы, Марии Федоровны. — Серебро, мрамор и превосходная живопись ослепляют глаза каждого, кто ни войдет в храм Св. Магдалины, в храм, воздвигнутый рукою нежной матери отечества.
Из алтаря сего прошел я в темницу Христову, в которой представлен спаситель во весь рост сидящим на пьедестале о трех ступеньках. — Смотря на страдальца за род человеческий, ручьями потекли слезы из глаз моих, и я, став пред ним на колени, с чувством сердечного умиления поцеловал у него ногу, и скорыми шагами удалился от сего трогательного изображения.
После темницы Христовой достойна примечания Голгофская церковь, представляющая лобное распятие Христова место, в которую сходу вниз 33 ступени. Прекрасный иконостас оной и богатая ризница устроены комнатной суммой блаженной памяти императрицы Екатерины II.
Оттуда пошел я поклониться священному патриарху Никону, которого тело находится в оном монастыре с правой стороны Соборной церкви. Большие, тяжелые вериги, висящие над гробом сего святителя, родили в душе моей еще больше почтения к сему великому основателю Воскресенского монастыря, к истинному гению человечества, к живому образу бессмертных!
Наконец, обозрев все церкви и приделы, находившиеся в сем монастыре, число которых простирается до тридцати пяти, пошел я в ризницу.
Воскресенская ризница довольно богата. Кроме драгоценных риз и одежд патриарших, достойны примечания в оной: 1. Мощи Св. Мученицы Татьяны, с правой руки ладонь с четырьмя перстами без указательного, подаренные царевной Татьяной Михайловной в 1691 году, в серебреном позолоченном ковчеге, который государыня императрица, Екатерина Великая, по усердию своему к св. мученице, повелела возобновить и украсить, отпустив на то довольную сумму. 2. Богатый, отменный живописи образ Св. Магдалины, присланный вдовствующей государыней императрицей, Марией Федоровной, с рескриптом о построении алтаря на имя сей святой равноапостольной девы. Исполнилось благонамеренное желание благодетельной, кроткой души ее! — Образ сей, обложенный разными драгоценными каменьями, оценен в двенадцать тысяч руб. 3. Две шапки патриарха Никона, из которых первая, осыпанная жемчугом и бриллиантами, ценой в двадцать семь тысяч руб., а вторая в восемь тысяч руб. Но более всего понравилась мне старая, оборванная большая шляпа Никона, в которой он при строении монастыря ходил на работу и сам собой подавал каменщикам пример деятельности и трудолюбия. Она столько мне понравилась, что я, в сильном жару поцеловав ее несколько раз, воскликнул к удивлению всех окружающих меня: Не променял бы я этой оборванной шляпы на все сокровища ризницы! — Почтены остатки древности! Почтенна память великого мужа.
Из ризницы прошел я в библиотеку, в которой видел довольное число славянских, латинских, немецких, французских и других иностранных книг. Между прочим рукописями находятся тут древние Евангелия на славянском языке, писанные самым старинным почерком на пергаменте в то время, когда еще не знали употребления печати в отечестве нашем. Редкие драгоценности, тем еще более, что они, как и многие другие, находящиеся в сей библиотеке книги, подписаны собственной рукой патриарха Никона!
Осмотря библиотеку, пошел немедленно в Вифлеем, находящийся в нескольких шагах от Соборной церкви, где, по причине великого числа комнат и переходов, имел я нужду в Ариадниной нитке. Тут представляются взору вашему четыре церкви, сооруженные в 1775 году старанием императрицы Екатерины Алексеевны II. Примерная архитектура! Редкая живопись! — название сих Вифлеемских храмов есть следующее: 1. Поклонение волхвов, 2. Избиение от Ирода младенцев, 3. Бежание в Египет, 4. Обрезание Господне.
На другой день, поутру, встав в четвертом часу, пошел я с почтенным З* осматривать окрестности монастырские. Какая картина! Какой воздух! — С одной стороны представляются взору цветущие поля, за коими видны обширные луга, с другой кудрявая, березовая роща. Там вдали простирается посад Воскресенский, хотя не столько красивый зданием, но приятный своим местоположением. Тут река Истра, называемая Иорданом, обтекая излучиной монастырь, представляет оный в виде гористого полуострова. — Долго смотрели мы на сии прекрасные виды, и не могли налюбоваться ими. — Одна мысль, что скоро принуждены будем расстаться с сим прекрасным, романическим место, была тягостна для сердца! — Наслаждаясь сей картиной природы, вдыхая в себя ароматический воздух, стоял я неподвижно на одном месте и, может быть, простоял бы целый день в этом положении, если бы З* не вывел меня из заблуждения, напомнив мне, что время уже возвратиться домой и успокоить тех, которым долговременное отсутствие наше легко может причинить скуку. — Тогда простился я с тенистой рощей, с зеленым лугом — и невольный вздох вырвался из груди моей!
Возвратясь домой, немного отдохнули и пошли в Никонову пустыню, приосеняемую высокими берзами. Она вся каменная о четырех этажами, окружность ее состоит из 17 сажен, а вышина по конец креста в 7 саж. с половиной. Две церкви, две трапезы и десять маленьких келий с тремя сеньми заключают оную. — В сей-то пустыне, патриарх Никон наслаждался безмятежными минутами своей жизни, в мирном уединении воскрылял духом к вечности. Тяжелые вериги составляли весь его убор, и голый камень (который и теперь находится в пустыне) служил ему вместо постели. — Таков был образ жизни сего великого пастыря!
Из пустыни пошли мы вдоль по дороге и через несколько минут очутились на том возвышенном месте, которое называется теперь Елеонской горой, и находится расстоянием от монастыря на полверсты. На сей-то горе царь Алексей Михайлович беседовал с патриархом Никоном, и назначили место для постройки монастыря, по чему, вместо памятника, сооружен на ней каменный крест с приличной тому надписью. — Тут сели мы в коляску и, кинув последний взор на монастырь и на приятные его окрестности, поскакали в столицу.
Мысль о патриархе Никоне, как о первом основателе монастыря сего, равно и об архиепископе Амвросие, (бывшем тамошним архимандритом), как о ревностном обновителе оного, чрез всю дорогу занимала мою душу. Им-то обоим обязан я тем удовольствием, которое чувствовал, смотря на их редкие произведения. — Память их пребудет незабвенной в летописях мира и никогда не изгладится из благодарного моего сердца.
[Каченовский М.Т.] Путешествие в Воскресенский монастырь, называемый ныне Новым Иерусалимом / К. // Вестн. Европы. — 1804. — Ч.16, N 14. — С.97-108.