Путешествие по Камчатке в 1908-1909 гг., Комаров Владимир Леонтьевич, Год: 1911 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. Л. Комаров

Путешествие по Камчатке в 1908—1909 гг.

Комаров, В. Л. Путешествие по Камчатке в 1908—1909 гг.

Петропавловск-Камчатский: Холдинговая компания ‘Новая книга’, 2008.

(Б-ка ‘Новой книги’. Серия ‘Камчатка в описаниях путешественников’).

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (В. Л. Комаров)

Часть I. Путешествие 1908 г.

Глава I. Возникновение, организация и снаряжение ботанического отдела экспедиции. Путь до Камчатки

Глава II. Пребывание в Петропавловске весной 1908 г.

Глава III. Тарьинская бухта и Ближнее озеро

Глава IV. Пребывание в Паратунских ключах

Глава V. Экскурсии в Паратунском районе

Глава VI. Пребывание в Николаевской

Глава VII. Селение Завойко

Глава VIII. Стан на Поперечной

Глава IX. Пребывание в Начике и Начикинское озеро

Глава X. Путь в Большерецк

Глава XI. Из Большерецка на Охотское море и обратно

Глава XII. От Большерецка до Начики сухим путем

Глава XIII. Возвращение из Начики в Петропавловск

Часть II. Путешествие 1909 г.

Глава XIV. Сборы и путь до Петропавловска

Глава XV. От Петропавловска до Малкинских горячих ключей и далее до Камчатской вершины по тракту

Глава XVI. Верхнее течение р. Камчатки от Камчатской вершины до Верхнекамчатска

Глава XVII. Мильковский район

Глава XVIII. От Кирганика до Щапинского перевоза по левому берегу р. Камчатки

Глава XIX. Щапина и Толбачик

Глава XX. От Щапиной до Кроноцкого перевала

Глава XXI. У Кроноцкого озера

Глава XXII. Гора Крашенинникова

Глава XXIII. Узон, Кихпинич и Семячинский дол

Глава XXIV. Морское побережье от спуска к морю до устья р. Жупановой

Глава XXV. От устья р. Жупановой до Петропавловска

Часть III. Общий очерк посещенного района

Глава XXVI. Физический мир Камчатки (в пределах маршрута)

Глава XXVII. Растительный мир Камчатки

Глава XXVIII. Население Камчатки

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мое ‘Путешествие по Камчатке’ совершенно не задается целью дать сколько-нибудь исчерпывающий трактат об этой стране или каких-либо ее особенностях. Это простой, бесхитростный рассказ о виденном и слышанном — краткий, поскольку дело касается личных переживаний и мнений, возможно, детальный, поскольку можно иметь в виду интересы будущих путешественников и специалистов-географов. Моя ботаническая специальность, разумеется, наложила свою печать на выбор материала и заставляет включать в описание маршрута вещи, иногда утомительные и однообразные в глазах читателя не ботаника, тем не менее ботаники в этой книге сравнительно мало, так как мои специально ботанические исследования будут мною изложены в следующих за этим выпусках ‘Трудов’ экспедиции. Также и мои метеорологические наблюдения и вычисления высот по пройденному пути войдут в те главы выпуска ‘Растительность Камчатки’, которые будут посвящены обзору условий растительной жизни в этой стране.

Так как эта книга ограничивает свою задачу описанием собственно моего путешествия, то вводить в нее литературные данные, за исключением весьма немногих, устанавливающих тожество наименований различных местностей и некоторых исторических справок, не следовало. Тем не менее, и подготовляясь к путешествию, и после него я должен был познакомиться с довольно обширной литературой по Камчатке. Здесь я не могу пройти молчанием тех из моих предшественников по исследованию Камчатки, которые помогали мне в ней ориентироваться и позволяли придавать моим собственным работам более или менее рациональный характер, давая возможность быстрее ориентироваться в стране и понять ее особенности. Вот эти основные труды:

1. С. Крашенинников. Описание Камчатки {* Полное наименование труда С. П. Крашенинникова: ‘Описание земли Камчатки’. — Здесь и далее ‘звездочкой’ помечены примечания редактора переиздания 2008 года.}. Второе издание, без перемен (уже посмертное), в серии ‘Полное собрание ученых путешествий по России’, издаваемой Академией Наук по предложению ее президента, с примечаниями, дополнениями и изъяснениями, томы I и II. СПб., Академия Наук. 1818.

2. К. von Ditmar. Reisen und Aufenthalt in Kamtschatka in den Jahren 1851—1855, русский перевод под заглавием: ‘Поездки и пребывание в Камчатке Карла фон-Дитмара. Часть первая. Исторический отчет по путевым дневникам, 1901 г.’. Я пользовался преимущественно последним и на него-то и делаю ссылки в тексте. Вторая часть этой работы, содержащая в себе очерки по отдельным географическим вопросам (климат, орография, флора и пр.), издана только по-немецки.

3. A. Erman. Reisen um die Erde, III Band, Berlin, 1848, XVII Abschnitt, Die Tigiler Kste und die Reise ber Mittelgebirge bis Jelowka, XVIII Abschnitt, Reise zu dem Vulkan Schiwelutsch und Besteigung desselben, XIX Abschnitt, Schiffahrt bis zum Dorfe Kliutschi und Besteigung des Kliutschewsker Vulkanes, XXI Abschnitt, Reise durch die Sdspitze des Halbinsel, XXII Abschnitt, Petropaulus Hafen, стр. 156—560, и атлас с изображением Петропавловска, сопок и пр.

4. В. Н. Тюшов. По западному берегу Камчатки, 1906 г. (‘Записки Русского геогр. об-ва’, XXXVII, No 2, под редакцией и с предисловием проф. К. И. Богдановича).

5. Н. В. Слюнин. Охотско-Камчатский край. Естественно-историческое описание, 2 тома, 1900 г. Изд. Мин. финансов.

6. Karl Bogdanowitsch. Geologische Skizze von Kamtschatka in ‘A. Petermann’s Mitteilungen’, 50 Band, 1904, Hefte III-IX.

7. F. H. v. Kittlitzz. Denkwrdigkeiten einer Reise nach dem russischen America, nach Mikronesien und durch Kamtschatka, 2 Bnder, 1858, Abschnitte: IX — Peter-Paulus Hafen, XVI—XX — Поездка из Петропавловска внутрь страны на Мильково и Ключи и через Начику и Большерецк в Явину.

Его же. Vier und zwanzig Vegetations-Anschichten von Kstenlndern und Inseln des Stillen Okeans (Atlas und Text). 1844.

Литература по Камчатке обнимает не одну сотню заглавий, но только что перечисленные книги составляют, по-моему, основу для знакомства с этой страной. С. Крашенинников дает основные географические знания и вводит нас в исчезнувшую уже бытовую обстановку камчадалов, К. Дитмар рядом красочных картин природы привлекает к ее изучению и заставляет намечать маршруты, захватывающие определенные циклы явлений, В. Н. Тюшов поразительно схватил основные камчатские настроения, и вполне понимаешь его только на месте, среди людей, которым он посвятил лучшие свои страницы, К. Богданович положил основание переходу от общегеографических очерков страны к научному ее изучению. Книга Н. В. Слюнина, в противоположность остальным, производит впечатление компилятивной, хотя автор ее был на Камчатке достаточно долго, чтобы внести и собственные свои наблюдения, у него прекрасно изложена история присоединения Камчатки и управления ею, а также глава о промыслах.

Кроме моих собственных записных книжек были использованы отчасти также и материалы, собранные моими спутниками В. П. Савичем и Л. Г. Раменским.

Рисунки в тексте (фотографии) 24, 29 и 30 сделаны с негативов Л. Г. Раменского, рисунки 5, 119, 139 — с негативов Э. К. Безайса, рисунок 66 — с негатива В. Н. Тюшова, рис. 118 — 121, 128 — с негативов Б. В. Перфильева, остальные — В. П. Савича и мои.

10 мая 1911 г.

0x01 graphic

Часть I
ПУТЕШЕСТВИЕ 1908 г.

Глава I
ВОЗНИКНОВЕНИЕ, ОРГАНИЗАЦИЯ И СНАРЯЖЕНИЕ БОТАНИЧЕСКОГО ОТДЕЛА ЭКСПЕДИЦИИ. ПУТЬ ДО КАМЧАТКИ

В апреле 1906 г. ко мне обратились с предложением принять участие в организуемой экспедиции для всестороннего исследования Камчатки. Согласно плану организации этой экспедиции, намечалось шесть более или менее самостоятельных отделов: топографический, геологический, ботанический, зоологический, метеорологический и этнографический, с многочисленным научным персоналом (всего предполагалось тогда 24 представителя различных специальностей, врач и фотограф). Цель экспедиции была исключительно научная — возможно полное и всестороннее описание Камчатки, никакими другими целями экспедиция не задавалась.

Относительно порученного мне ботанического отдела было решено, что он, кроме прямой своей задачи — изучения растительности Камчатки и условий ее существования, должен заняться еще агрономическими исследованиями, но свободен от обязательства провести на Камчатке зиму и может ограничиться летними периодами 1908 и 1909 гг. Сообразно этому, я сформировал личный состав своего отдела следующим образом. На место старшего помощника я пригласил Эдуарда Карловича Безайса, который, окончив сельскохозяйственное училище в Горках Могилевской губ., был сначала учителем в Череповце, а затем в течение девяти с лишним лет агрономом тюремного ведомства на Сахалине, где заведовал устройством сельского хозяйства ссыльнопоселенцев. В 1905 г. он, при занятии Сахалина японцами, был взят в плен, по недоразумению приговорен к расстрелу за то, что местное население не давало подвод победителям, затем увезен в Японию. По возвращении в Россию Э. К. Безайс временно оставил службу и поступил в Петербургский университет по агрономической группе наук физико-математического факультета. В 1907 г. он ездил, по моему предложению, на работы по исследованию и описанию растительности побережья Онежского озера и представил подробные отчеты. Благодаря всему этому Э. К. Безайс свободно мог считаться человеком, знакомым как с агрономией, так и с ботаникой и, кроме того, особенно ценным потому, что практически он долго работал в близком по условиям к Камчатке Тымовском округе северного Сахалина.

На места младших помощников я пригласил своих слушателей по Петербургскому университету, студентов-естественников Леонтия Григорьевича Раменского и Всеволода Павловича Савича. Оба они, по моему предложению, исследовали в течение лета 1907 г. растительность озер и болот Ямбургского уезда, а также берегов Чудского озера и р. Наровы и показали себя хорошими работниками. Еще большее значение имело, однако, то обстоятельство, что оба они много работали в криптогамическом отделении гербария Петербургского ботанического сада над исследованием споровых растений.

Такой состав позволял распределить работу ботанического отдела следующим образом:

Комаров — коллектирование и изучение цветковых растений, метеорологические наблюдения.

Безайс — агрономические исследования, изучение почв, вспомогательное коллектирование цветковых.

Раменский — исследование болот и озер, коллектирование и изучение мхов и водорослей, вспомогательные метеорологические наблюдения.

Савич — коллектирование и изучение споровых, в особенности лишайников, фотография.

Сверх того, в качестве добровольца я принял в состав отдела моего двоюродного брата, также студента-естественника Петербургского университета Сергея Николаевича Поршнякова, ехавшего на свои собственные средства и предполагавшего производить вспомогательные исследования по зоологии.

Вместе мы выработали план снаряжения и в течение февраля и марта 1908 г. непрерывно хлопотали над его своевременным изготовлением. Метеорологические инструменты были заказаны мастерской Ф. О. Мюллера, планктонные сетки и аппараты для добывания проб ила и грунта — Цвиккерту в Киле, палатки, вьючные ящики и сумы, а также капковая складная лодка для перевозки на вьюке — фирме Кебке и т. д.

Мы брали с собой 4 фотографических аппарата (2 разм. 9х12, и 2 — 13х18, объективы Цейса, камеры ‘Alpine’ Фохтлендера и ‘Globus’), 6 психрометров Фуса, 6 анероидов, 1 ртутный барометр Фортена-Фуса, 1 гипсотермометр, 6 почвенных термометров в эбонитовых трубках (для глубин 0,1 ми 0,8 м), затем термометры — родниковые системы А. В. Вознесенского, пращи минимальные, 1 глубоководный Негретти и Замбра, гигрометры Лампрехта. Для сушки растений были заготовлены 30 прессов с железными рамками как занимающие меньше места, запас суконок и пр. Для агрономических опытов был взят набор семян полевых и огородных, преимущественно северных (финляндских) сортов, все необходимое для съемки пробных участков, некоторые удобрения и все необходимое для подсчета ценности леса на пробных участках.

Благодаря ходатайству Русского географического общества, министерство путей сообщения дало нам при обыкновенной плате за билеты II класса отдельный вагон от Петербурга до Владивостока, морское министерство обещало доставить экспедицию из Владивостока в Петропавловск и обратно, насколько это будет осуществимо реально, администрация Приморской области оказала содействие в форме открытых листов, наконец, военное ведомство отпустило бесплатно 80 кавалерийских берданок и соответствующее количество патронов, которые и были впоследствии поделены между пятью отделами экспедиции, частью для вооружения рабочих, частью для раздачи населению в обмен на различные услуги.

Особенно горячее участие во всех этих хлопотах и переговорах принадлежит Ю. М. Шокальскому, который все время относился к экспедиции так, как если бы она была его личным делом, и чрезвычайно много способствовал ее успеху.

За несколько дней до отъезда все наличные участники экспедиции собрались у П. П. Семенова-Тян-Шанского, который и напутствовал их речью, указав на большую важность экспедиции как в научном, так и в практическом отношении и на необходимость дружной и согласной работы.

21 апреля 1908 г. все мы со всем снаряжением тронулись из Петербурга в путь с почтовым поездом Вологодской железной дороги. Предоставленный министром путей сообщения в распоряжение экспедиции вагон вместил, кроме пяти членов ботанического отдела, еще зоологов В. Л. Бианки, П. Ю. Шмидта, А. Н. Державина, гидролога В. Н. Лебедева, препаратора Л. Бэра, геологов С. А. Конради, Е. В. Круга, В. М. Козловского и Н. Г. Келя {* Правильно: Келля. — Прим. ред., 2008 г.}, двое последних ехали с женами, так что всего составилась компания в 16 человек. Оставшиеся свободными места и часть проходов мы заняли багажом экспедиции, что значительно помогло нам, так как провоз багажа до Владивостока, благодаря высокому тарифу Китайской восточной железной дороги, очень дорог, и ботаническому отделу пришлось за ту часть своего груза, которая была сдана в багаж, уплатить 400 руб. Путь по железной дороге, разумеется, описывать нечего. Во Владивосток мы приехали 11 мая, пробыв в пути 19 суток. По дороге на ст. Тайга к нам присоединился нанятый мною, при любезном содействии проф. П. Н. Крылова в Томске, уроженец г. Сургута на Оби И. Г. Кайдалов, взятый на должность старшего рабочего, он заведовал впоследствии оба года хозяйством ботанического отдела, а первое время на Камчатке был более месяца нашим единственным рабочим на все руки.

Во Владивостоке мы пробыли всего шесть дней в непрерывных хлопотах по заготовке провианта, оружия, кухонных принадлежностей и различных мелочей, необходимых для путешествия и жизни в необитаемых или малообитаемых странах. Кроме того, заняли много времени выправка бумаг и улаживание переезда на Камчатку.

За отсутствием в данное время рейсов казенных судов (налицо был только небольшой пароход ‘Лицун’, который мог взять не более шести человек пассажиров), мы должны были ехать на зафрахтованном Добровольным флотом для почтовых рейсов на Камчатку и Анадырь норвежском пароходе ‘Эйтин’ (‘Eutin’, капитан Langschwager). В 5 час. дня 18 мая ‘Эйтин’ отошел от пристани. Пассажирами были 11 участников нашей экспедиции, Е. И. Жуковский, ехавший также в Петропавловск, где он должен был войти в состав экспедиции переселенческого управления, только что перед тем отправленной на Камчатку, и один японский деятель, основатель Общества северных рыбных промыслов, который в 1907 г. напал с 200 рыбаков на сел. Явино (юго-запад Камчатки), но был взят в плен камчатским ополчением. Морское путешествие с обычным для этого рейса заходом в Хакодате прошло совершенно гладко, без единого шторма. В Хакодате погрузили на палубу два больших японских баркаса из дерева хиноки (Cryptomeria japonica S. Z.), называемых, с японского, кунгасами или фунгасами, кунгасы эти необходимы для выгрузки в неудобных камчатских портах, так как лишь в Петропавловске пароход может подходить к берегу.

Со времени академика К. И. Максимовича, описавшего Хакодате в 1861 г., порт этот сильно разросся. Одинокая скалистая масса у входа в залив, на внутренней стороне которой, у подножия, амфитеатром раскинулся город, ощетинилась батареями и фортами. Узкая песчаная коса, соединяющая город с о-вом Иезо, бывшая в то время пустынной, теперь вся застроена и прорезана вдоль железной дорогой на г. Саппоро. Ближе к городу на ней расположены обширные лесные склады, так как Хакодате теперь является центром лесной торговли. Благоустроенные леса Иезо дают главную массу всего строительного материала, потребляемого Японией. Самый город сгорел в 1906 г. дотла, теперь еще не вполне отстроился, и унылые места пожарищ режут глаз даже на главной улице. Зеленые склоны, возвышающиеся над городом и украшенные хвойным лесом, не доступны для экскурсий, так как входят в район крепости, но в самом городе есть хороший парк и в нем интересный музей, посвященный морским промыслам. Правее города целый лес мачт рыбачьей флотилии, собирающейся теперь к выходу в море. Хакодате — центр северной рыбопромышленности, отсюда выходят почти все рыболовные суда, крейсирующие в наших водах. Здесь же закупают снасти, суда, соль и нанимают рабочих и засольщиков, и здесь же осенью продают добрую часть своего улова и наши рыбопромышленники. Кроме того, здесь же помещается крупная банкирская фирма ‘Демби и Сыновья’, специально занятая субсидированием японской рыбопромышленности. Владелец этой фирмы — натурализовавшийся, женатый на японке американец, и сыновья его, таким образом, наполовину японцы.

В течение двух дней (22—23 мая) уходили от нас туманные берега о-ва Иезо, затем остались за горизонтом южные Курильские острова, вырисовывался и исчез блестящий выше пояса облаков снеговой вершиной пик Фус на о-ве Парамушире, и снова в ожидании Камчатки все потонуло в темно-синих волнах Тихого океана, озаренных по ночам ярким блеском светящихся бактерий.

0x01 graphic

Глава II
ПРЕБЫВАНИЕ В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ ВЕСНОЙ 1908 г.

Рано утром 26 мая я впервые увидел восточный берег Камчатки из окна своей каюты на пароходе ‘Эйтин’. Длинная цепь невысоких гор уходила из глаз непрерывной, довольно однообразной полосой и в северном, и в южном направлении. К морю горы эти обрываются стенами отвесных скал или крутыми мысами, с узкими глубокими бухточками между ними и с одинокими скалами, возвышающимися из воды подобно стражам берега. Везде обильные пятна и полосы снега от самого берега и сплошная пелена его на более высоких гребнях и вершинах придают пейзажу почти полярный характер, такими я представлял себе берега фиордов Шпицбергена, здесь же, под 52 сев. шир., на параллели Варшавы и Берлина, и притом в конце мая (старого стиля), можно было надеяться скорее на зеленые, чем на белые берега.

Такое обилие снега было для меня большой неприятностью, так как указывало на то, что первые ботанические экскурсии будут малоуспешны и что вообще период вегетации здесь крайне короток. Действительно, в бинокль можно было местами разглядеть в глубине бухт более благоприятствуемые склоны с березовым лесом еще без единого листочка. Целый день тянулась перед нами панорама берега, но, кроме стройного конуса Ильинской сопки в самом ее начале, мыса Поворотного и сопки Вилючик перед вечером, все остальное сливалось в ряд безымянных вершин и гребней, так как на карте отыскать что-нибудь, благодаря ее несовершенству, было весьма трудно. Капитан ‘Эйтина’, плавая впервые в этих морях, опасался входить в Авачинскую губу ночью и растянул переход этого дня так, чтобы быть на траверсе входа в нее лишь на рассвете.

Утром 27 мая мы проснулись перед Воротами (так называется узкий проход, ведущий в Авачинскую губу). Направо на высокой скале возвышались маячные постройки, внизу под ними уходила вдаль белая пена бурунов, и среди нее чернели, как спины каких-то животных, вершины рифов, идущих вдоль подножия стены береговых скал вплоть до Калахтырки.

На волнах массами качались птицы: топорки (Lunda cirrhata), урилы (Thalassaetus pelagicus) и кайры (Uria arra). Особенно красивы первые, с пестро окрашенными перьями головы и косичкой на затылке, слегка напоминающие попугаев. Кроме того, поражает и масса чаек. Все это пернатое царство гнездится, по-видимому, на вершинах отвесных береговых скал.

Медленно вошел ‘Эйтин’ в Ворота, и перед нами раскинулась знакомая по описаниям Дитмара панорама: справа — скалы Три Брата, затем — Лагерная и Солеваренная бухты (в последней есть теперь постоянное поселение), слева — огромный утес Бабушкин камень и одноименный ему мыс, за которым уже раскинулась просторная гладь Авачинской губы, вскоре показалась вправо Сигнальная гора, а за ней — Петропавловск с его уютной небольшой бухточкой.

‘Эйтин’ бросил якорь, не входя в гавань, так как капитан не поверил в возможность пройти благополучно через узкий (около 60 саж.) ведущий в нее проход. Теперь мы стояли против створных знаков и маячного домика у устья горной речонки Поганки. Здесь мы имели достаточно времени осмотреться и вынести первое впечатление.

Справа на NO тянулся длинный и ровный с мягкими очертаниями горный кряж, с кустарниковыми зарослями и группами деревьев, с длинными полосами и пятнами снега, особенно по руслам ручьев, слева невысокий, но сильно скалистый Сигнальный мыс. Прямо впереди узкая песчаная коса (‘кошка’) с памятником Славы в память отражения в 1854 г. англо-французской эскадры и прислоненными к ней лежащими на боку двумя японскими рыболовными шхунами, конфискованными нашими крейсерами за неправильный лов. За кошкой — самый городок и деревянная пристань Камчатского торгово-промышленного общества.

У Сигнального мыса, с внутренней его стороны, — угольная площадка с сараем (‘угольная станция’ морского ведомства) и стоящим около нее почтовым пароходом ‘Тунгус’ (так же, как и наш ‘Эйтин’, норвежский пароход, зафрахтованный Добровольным флотом для почтово-пассажирских рейсов на Камчатку). ‘Тунгус’ пришел ранее нас и теперь готовится к рейсу по портам Охотского моря. На горе Сигнальной и идущей далее, как ее продолжение, Никольской горе, отделяющих Петропавловск от простора Авачинской губы, — редкий березовый лес еще без признаков зелени и у самого мыса по берегу зеленые кусты кедровника. Далеко за Авачинской губой и ближайшими к ней горами ярко блестит на солнце своими снегами стройный конус Вилючинской сопки, а впереди, из-за низкой седловины между ближайшими к Петропавловску Меженной и Петровской горами, выглядывает, довершая картину, снеговая громада Коряцкой сопки.

0x01 graphic

По волновавшему меня вопросу, не опоздал ли я к весеннему расцвету растительности, видно было, что опасение это напрасно. На зеленевших кое-где среди снега и черной земли лужайках видны были крупные кочанообразные почки чемерицы (Veratrum album L.), только что вышедшие из земли. Очевидно, налицо могли быть лишь первые весенние цветы.

Вскоре прибыла лодка с берега. Приехали начальник уезда С. М. Лех, помощник его К. Д. Логиновский и доктор В. Н. Тюшов, автор книги ‘По западному берегу Камчатки’. После обычных формальностей мы получили разрешение съехать на берег.

Первые впечатления от Петропавловска как отправного пункта для экспедиции были совершенно безотрадны. В городе не оказалось свободных помещений, которые можно было бы нанять. Маленькие домики обывателей очень тесны, те из них, которые более или менее свободны, все наперечет, и теперь они были заняты приехавшими ранее нас членами переселенческой экспедиции и другими лицами. Камчатское торгово-промышленное общество (кратко именуемое по всей Камчатке ‘Компания’) относится вообще с большой предупредительностью и гостеприимством к путешественникам, но теперь большой свободный дом его был предоставлен военному губернатору Приморской области В. Е. Флугу с его спутниками. Губернатор пожелал лично ознакомиться с Камчаткой, но так как никаких правильных сообщений в этой стране нет, то он, съездивши на ‘Тунгусе’ в Тигиль, теперь ожидал новой оказии для какого-либо нового рейса, и предполагалось, что дом останется за ним до конца июня. Оставался еще временно свободный небольшой дом у западного конца главной улицы, предназначенный для одного из семейных приказчиков ‘Компании’, которого пока не было. Его предложили зоологическому отделу экспедиции, и П. Ю. Шмидт уже от себя любезно разрешил мне занять в нем две комнатки, если я не найду ничего лучшего. В. Н. Тюшов приютил у себя Е. В. Круга и С. А. Конради. Наконец, в здании городского училища нам уступали помещение, но только с 10 июня. Я воспользовался предложением П. Ю. Шмидта для своих помощников, а для работы, при помощи К. Д. Логиновского, нанял поденно домик, назначенный для помещения упрощенного городского управления Петропавловска и еще не вполне достроенный, без печи. Это был очень небольшой и совершенно пустой внутри домик в одну комнатку, без сеней, около него было пустое место, где можно было поставить палатки. Теперь я мог вернуться на пароход и приступить к выгрузке.

По другому животрепещущему вопросу, можно ли достать лошадей и проводников, оказалось еще хуже. Общий отзыв был тот, что лошадей крайне мало и цена на них неимоверно высока (100—300 руб.). Что же касается до местных жителей, то в рабочие они совсем не идут, а в проводники, пожалуй, пойдет Петр Карякин, так как он уже хаживал, а теперь у него умерла чахоткой жена, и дома ему делать нечего, но платить ему надо по 10 руб. в день.

Ночь на 28 мая мы провели на пароходе, утром продолжали подыскивать помещение, а днем выгрузились. Груз наш был под везен на кунгасе к пристани, где нам удалось найти несколько человек, согласившихся перенести его к городскому домику. Это были рабочие, ушедшие от одного рыбопромышленника и временно бивуакировавшие прямо на берегу.

У домика мы разбили три палатки и стали разбирать наш груз. Прежде всего я поторопился выдать участникам ботанического отдела их научное снаряжение, чтобы не было остановки с началом экскурсий в окрестностях Петропавловска, затем выдал И. Кайдалову все необходимое для кухни и поручил ему купить дров и провизии и приняться за варку пищи, так как с этого дня мы должны были столоваться уже по-походному. Товарищи мои, Безайс, Савич и Раменский, поместились в доме Компании, а я и Поршняков устроились в палатках.

К вечеру были временно установлены важнейшие метеорологические инструменты, а в 9 час. записаны первые наблюдения.

К. Д. Логиновский, желая познакомить меня с условиями предстоящей работы, пригласил в управление, где мы с ним беседовали, проходившего мимо В. П. Карякина, уроженца Петропавловска, живущего теперь в Милькове в качестве приказчика торгового дома Чурин и К. Карякин сообщил, что свободные лошади есть только в самой глубине Камчатки, а именно в Толбачике и Козыревске, и нанять их можно только на месте. Мильковские лошади заняты все лето перевозкой товаров из Петропавловска в Мильково, берут за это от 5 до 8 руб. с пуда, что составляет при шести пудах груза (преимущественно муки) и двухнедельном рейсе более 200 руб. заработка в лето на каждую лошадь, причем лошади все время поездки идут на подножном корме. Во всех же остальных местах лошадей ничтожное количество, и нанимать их можно только от деревни до деревни по тракту. Мильково, по его словам, богаче и лучше обставлено, чем Петропавловск, — кругом хороший строевой лес, обширные сенокосы и выпасы, обилие рыбы, дичи и пушнины. Посевы ячменя, единственного хлебного злака, несколько привившегося на Камчатке, теперь брошены. Сохранились они только в Ключевском селении, где условия им более благоприятствуют. Вообще посевы эти явно невыгодны для населения и, отрывая его от заготовки на зиму рыбы, нередко бывали причиной голодовок. Континентальность климата в долине Камчатки сравнительно с Петропавловском, ранняя весна и более жаркое и сухое лето, а также бесснежная зима с сильными сухими морозами были хорошо подмечены Карякиным.

В ближайшие дни я окончательно выяснил наше положение, совершенно исключавшее возможность правильного караванного движения в глубь страны.

С помощью В. Н. Тюшова удалось наметить следующий план работ на первое лето, исходя прежде всего из их исполнимости. Экскурсии вокруг Петропавловска до первой возможности переехать через Авачинскую губу в Тарьинскую бухту. Затем перебраться в долину р. Паратунки, столь заманчиво описанную Дитмаром, и возможно подробнее изучить ее. Затем искать случая пробраться, насколько удастся далеко, на запад, в сторону Большерецка, и везде, где только представится малейшая возможность, делать боковые экскурсии, особенно в южном направлении.

29 мая, после утренних метеорологических наблюдений, я отправился осматривать ближайшую к нам Никольскую гору. Гора эта заповедная, на ней в память событий 1854 г. (нападение англофранцузской эскадры в Крымскую войну) запрещено рубить деревья. Она не велика, к морю обрывается почти отвесно, к городу более полога и с этой стороны сплошь поросла эрмановской березой и местами ольховником. Почва ее с поверхности (в лесу) одета глубоким слоем вулканического песка, на котором лежит слой березовых листьев от последнего осеннего листопада, слой песка легко осыпается. Травяная растительность состоит из многолетников, побеги которых пробиваются сквозь слой песка, а корневища спрятаны глубоко в коренной почве, дерна почти нет. Если разбить лесок Никольской горы на ярусы, то получится следующая картина:

1. Высокоствольный ярус, исключительно из Betula Ermani, деревья которой не достигают здесь у моря полного роста и довольно искривлены.

2. Заросли высокого и густого ольховника (Alnus Alnobetula), растущие лишь местами.

3. Также местами группы кедровника (Pinus pumila) и рябинника (Sorbus sambucifolia) и одинокие кустики шиповника (Rosa amblyotis) или, реже, волчника (Daphne kamtchatika) с белыми цветами {* Здесь и иногда далее слово ‘цветы’ употреблено в значении ‘цветки’ (части цветущих растений) — Прим. ред., 2008 г.}.

4. Высокие травы и папоротники.

5. Низкие или прижатые к почве травы. Мхов нет.

Часть склона, обращенная к внутренней гавани Петропавловска, лишена деревьев и задернована, но также пересыпана вулканическим песком, который здесь все называют ‘дресвой’. Осмотрев лесистый склон Никольской горы, я спустился на перешеек, отделяющий ее от Сигнальной горы, к пороховому погребу, мимо памятника Лаперузу, и оттуда к морскому берегу, невысокий обрыв перешейка к морю сложен толщей наноса, который внутри страны я без колебания назвал бы речным, так как он состоит из иловато-глинистых песков и гальки{В. Н. Тюшов еще ранее обратил внимание на это оригинальное явление и предлагает объяснять его, исходя из того предположения, что Авачинская губа образовалась через затопление большой кальдеры, т. е. размытого кратера опускания, и что когда-то р. Авача могла протекать здесь.}. Со стороны моря обе горы очень богаты утесами и оползнями больших размеров, причем сползание почвы уничтожает дерн нацело. Скалы эти зеленоватого цвета, образованы породой, похожей на хлоритовый сланец. К. И. Богданович относит их происхождение к контакту диабазов и глинистых сланцев (см. ‘Petermanns Mitteilungen’, 1904, 64, в статье К. Bogdanowitsch — ‘Geologische Skizze von Kamtschatka’). Они имеют местами почти вертикальную слоистость и богаты белыми кварцевыми прожилками, на скалах всюду красивые подушки дерновин густо зацветающей теперь камнеломки, морской горох, пускающий длинные подземные побеги в трещины скал и развивающий целую сеть плетей, корни которых, пользуясь спайностью породы, слагающей утес, забираются глубоко внутрь камня и способствуют его разрушению, белые подушки сухоребрицы, или крупки (Draba hirta), красивая серебристая полынь с розоватыми цветами, заросли злаков и даже обычного растения приморских песков, высокого Elymus mollis Trin.

Читайте также: