ПУТЕШЕСТВЕ ГАБЕ и ГЮКА ВЪ ТИБЕТЪ.
ПУТЕШЕСТВЕ ГАБЕ и ГЮКА ВЪ ТИБЕТЪ.
Статья шестая (*).
‘Современникъ’, т. 77, 1851
Путешествие Габе и Гюка в Тибет, Гюк Эварист Регис, Год: 1851
Время на прочтение: 23 минут(ы)
(*) Первыя пять статей напечатаны въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ 1850 года (томы LXVIII, LXX, LXXI и LXXIII).
Солнце еще не запало, когда мы дохали до воротъ Вангъ-Таа, отстоящей отъ Багунга ли на пятьдесятъ. Это небольшая деревня, расположенная у подножія горы, покрытой кустами терновника и кипариса. Домы, построенные изъ темной глины, придаютъ деревн видъ чрезвычайно-мрачный и печальный. Здсь ужь замтны были слды гражданской войны, опустошавшей эти области. Китайская караульня, построенная изъ толстаго сосноваго лсу, была сожжена до основанія. Множество развалинъ, до половины обугленныхъ, служили намъ впродолженіе всего вечера прекраснымъ матеріаломъ для костровъ.
На другой день, собравшись въ путь, мы замтили странную перемну въ нашемъ караван. Лошади и быки были т же самые, которыхъ мы взяли въ Багумг, но вс тибетскіе провожатые исчезли, не осталось ни одного, ихъ замнили женщины изъ Вангъ-Тза. Мы спросили о причин такого страннаго распоряженія. ‘Сегодня’, отвтилъ намъ лама Джіамъ-Джангъ: мы придемъ въ непріятельскую деревню Гая, еслибъ пошли мужчины, то дло не обошлось бы безъ драки и жители Гая завладли бы животными каравана, но когда вьючный скотъ поведутъ женщины, намъ нечего бояться, люди, которые будутъ такъ низки, что вступятъ въ бой съ женщинами и отнимутъ порученныхъ имъ животныхъ, подвергнутся всеобщему презрнію. Таковы обычаи этихъ странъ, и мы не мало удивились, встртивъ въ горахъ Тибета мннія и чувства, столь сходныя съ европейскими. Мы горли нетерпніемъ видть, съ какою учтивостью и любезностью дамы изъ Вангъ-Тза будутъ приняты гайскими кавалерами.
Перешелъ черезъ большую гору, утесы которой на половину покрыты старыми слоями снга, мы спустились въ долину, обработанную и довольно-теплую. Вдали, въ одномъ углубленіи, виднлись домы Гая: они были значительной высоты, съ башнями по сторонамъ для наблюденіи, и нсколько походили на укрпленные замки. Когда мы подошли на нсколько сотъ шаговъ къ этой большой деревн, изъ нея выхалъ многочисленный отрядъ кавалеріи, которая быстро понеслась на встрчу нашему каравану. Вс эти всадники, съ ружьями на перевязяхъ и длинными копьями, казалось, готовы были произвесть нападеніе, впрочемъ, весь ихъ воинственный духъ тотчасъ же исчезъ, какъ только они замтили, что караванъ быль веденъ женщинами. Они удовольствовались неистовымъ смхомъ и насмшками насчетъ малодушія ихъ непріятелей.
Когда мы вошли въ Гая, мужчины, женщины, дти, все населеніе было въ движеніи, со всхъ сторонъ слышались вопли, которые казались намъ совсмъ несимпатичными. Впрочемъ, не случилось никакого происшествія, мы сошли съ лошадей на двор большаго трехэтажнаго дома, и едва разсдлали ихъ и развьючили длинношерстныхъ быковъ, какъ ванг-тзаскія дамы выпили наскоро по чашк чаю съ масломъ и удалились съ своими животными.
Въ Гая мы нашли для себя довольно-удобную квартиру, но не знали, подъ какимъ условіемъ выйдемъ изъ этой деревни. Самый важный вопросъ о вьючномъ скот занималъ всхъ. Однакожь никто не ршался предложить его откровенно, и вс пошли спать, отложивъ серьзныя дла на утро.
Едва разсвло, какъ весь дворъ дома, въ которомъ мы остановились, наполнился Тибетцами, собравшимися разсуждать объ оцнк нашего каравана. Съ балкона во второмъ этаж мы могли вдоволь наслаждаться страннымъ зрлищемъ, которое представляло это разсуждающее собраніе. Изъ всей многочисленной толпы не было ни одного спокойнаго зрителя. Вс говорили вдругъ и, судя по громогласію и восторженнымъ жестамъ, надо полагать, что рчи ихъ были великолпны. Иногда ораторы взлзали на лежавшіе во дпор тюки и оттуда обращались къ собранію.
Иногда казалось, что словеснаго краснорчія было недостаточно для убжденія умовъ, потому-что повременамъ они теребили другъ друга за волосы, дрались съ ожесточеніемъ, пока какой-нибудь человкъ, внушавшій къ себ уваженіе, не призывалъ къ порядку своихъ почтенныхъ собратовъ. Но тишина недолго продолжается, раздоръ и безпорядокъ снова овладваютъ толпою, и всякій разъ съ возрастающей силой. Ссора сдлалась до того ожесточенною, что мы пришли къ убжденію, что эти люди никогда не сойдутся въ мнніяхъ и окончатъ тмъ, что, обнаживъ сабли, перержутъ другъ друга. Но мы очень ошиблись. Посл шума, крика, и кулачнаго боя, продолжавшихся боле часа, раздался ужасный смхъ: засданіе кончилось, и вс удалились въ величайшей тишин. Двое изъ нихъ поднялись во второй этажъ, гд жилъ начальникъ штаба нашего каравана. Они объявили Ли-Куо-Нгану, что старйшины Гая, разсудивъ объ вьючномъ скот на собраніи, опредлили дать даромъ животныхъ двумъ ламамъ Западнаго Неба и Тибетцамъ изъ Лассы, но что Китайцы обязаны заплатить по полуунцій серебра за каждую лошадь и по четверти за длинношерстнаго быка. При этой новости, Ли-Куо-Нганъ собралъ вс свои силы и съ чрезвычайною энергіей принялся возставать противъ того, что онъ называлъ тираніею, несправедливостью. Китайцы, принадлежавшіе къ каравану и бывшіе свидтелями, начали кричать и длать угрозы съ намреніемъ застращать Тибетцовъ. Но Тибетцы сохранили свою гордую и величественную осанку. Одинъ изъ нихъ, выступивъ немного впередъ, положилъ съ нкоторымъ достоинствомъ правую руку на плечо Ли-Куо-Нгану и, съ минуту пристально посмотрвъ на него большими черными глазами, осненными густыми рсницами, сказалъ: ‘Господинъ Китаецъ, послушай меня. Не-ужь-то ты думаешь, что жителю долины Гая не все равно, снять ли голову Китайцу или барану?.. Скажи твоимъ Китайцамъ, чтобъ унялись и не бранились… Видано ли было, чтобъ когда-нибудь лисица могла устрашить тангутскаго быка, живущаго въ горахъ? Вьючный скотъ сейчасъ будетъ. Если вы его не возьмете, если вы не удете сегодня, завтра цна увеличится вдвое.’ Китайцы, убдившись, что насиліе можетъ довести только до непріятной развязки, прибгли къ хитрости и лести. Но все было безполезно. Ли-Куо-Нгану осталось только одно средство окончить это дло — открыть свой крпкій сундучокъ и отвсить требуемую сумму. Вьючный скотъ былъ приведенъ, и вс дятельно принялись за устройство каравана, чтобъ оставить какъ можно скоре эту, по словамъ Китайцевъ, варварскую и необщежительную деревню, которую мы нашли чрезвычайно-живописною.
Отъ Гая до Ангти, гд слдовало перемнить лошадей и быковъ, было небольшое разстояніе, въ тридцать ли. Китайцы были въ отчаяніи, что издержали такъ много денегъ на такую незначительную дорогу. Но они были только еще при начал своего горя, потому-что намъ приходилось встртить тибетскія пошлины, которыя еще мене снисходительны чмъ пошлины Гая.
Снгъ, оставившій насъ на нсколько дней въ поко, посл нашего отправленія изъ Ціамдо, снова сталъ осаждать насъ въ тотъ вечеръ, когда мы пріхали въ Ангти. Въ ночь и на слдующій день его выпало такъ много, что, при выход изъ жилищъ, мы вязли въ немъ по колно. Къ довершенію несчастья, оставивъ Ангти, намъ приходилось перебираться черезъ одну изъ самыхъ крутыхъ и опасныхъ горъ, находящихся на этомъ пути. Китайскій ‘путеводитель’ выражается такъ: ‘Въ Ангти перезжаютъ черезъ одну большую снжную гору. Дорога очень-крута, накопившіеся снга походятъ на серебряные пары. Туманъ, который выходитъ изъ горы, проникаетъ въ тло и длаетъ Китайцевъ больными.’
Въ одномъ народномъ преданіи говорится, что въ древнія времена, одинъ изъ домоначальниковъ Ангти, знаменитый воинъ, уважаемый всми сосдями, однажды, когда перезжалъ черезъ эту гору, былъ заваленъ глыбой снга. Вс усилія, предпринятыя къ отъисканію его, остались безполезными. Одинъ знаменитый лама того времени объявилъ, что онъ сдлался горнымъ духомъ, вслдствіе чего ему воздвигли храмъ, который существуетъ до-сихъ-поръ, и каждый путешественникъ, проходящій мимо, считаетъ долгомъ, прежде чмъ пустится въ дальнйшій путь, сжечь здсь нсколько курительныхъ палочекъ. Во время бурь, духъ горы Ангти постоянно является. Нтъ ни одного человка въ этой стран, который не видлъ бы его нсколько разъ. Обыкновенно его видятъ верхомъ на красной лошади, одтаго въ длинное голубое платье, и тихо прогуливающагося по хребту горы. Если онъ встртитъ путешественника, то сажаетъ его позади себя на лошадь и быстро удаляется. Красная лошадь такъ легка, что не оставляетъ ни малйшаго слда на снгу и никто до-сихъ поръ не могъ открыть убжища этого такъ-называемаго благо всадника.
Съ нашей стороны, мы мало заботились о встрч съ красною лошадью и блымъ всадникомъ, но боялись перехода черезъ гору. Мы не могли не дрожать при вид страшнаго количества выпавшаго снгу, сдлавшаго дорогу чрезвычайно-опасною. Мы должны были ожидать хорошей погоды, и потомъ послать, какъ обыкновенно поступали въ подобныхъ случаяхъ, стадо длинношерстныхъ быковъ, чтобъ они примяли снгъ и утоптали тропинку на гору.
Въ Ангти оставались мы пять дней. Ли-Куо-Нганъ употребилъ въ пользу эту долгую стоянку и занялся леченіемъ своихъ ногъ, потому-что болзнь его съ каждымъ днемъ становилась серьзне. Вопросъ о вьючномъ скот подверженъ былъ длинному пренію во многихъ собраніяхъ, и разршился наконецъ подобнымъ же образомъ, какъ и въ Гая, чмъ причинилъ Китайцамъ много горя и воплей.
Самое замчательное, что мы встртили въ Ангти, былъ, безспорно, Дгеба, или начальникъ племени. Это лицо, называемое Бомба, былъ ростомъ не выше трехъ футовъ. Сабля, когорую онъ носилъ у пояса, была по-крайней-мр въ два раза больше его роста. Несмотря на то, этотъ человкъ быль прекрасно сложенъ, и въ особенности его широкое энергическое лицо отличалось чрезвычайною правильностью. Развитіе его бюста произошло насчетъ развитія ногъ, которыя, впрочемъ, не представляютъ никакого безобразія. Этотъ недостатокъ въ ногахъ не мшаетъ начальнику племени Ангти быть удивительно дятельнымъ. Онъ безпрестанно приходилъ и уходилъ съ такимъ проворствомъ, какъ ходятъ самые длинноногіе. Онъ не могъ длать большихъ шаговъ, но замнялъ этотъ недостатокъ быстротою движеній. Покачиваясь съ боку на бокъ, то подпрыгивая, то подскакивая, онъ никогда не отставалъ отъ другихъ. Говорятъ, чти онъ самый ловкій здокъ и самый безстрашный воинъ изъ всего племени. Въ собраніяхъ, которыя горцы этой страны имютъ обыкновеніе часто созывать, и всегда на открытомъ воздух, для разсужденія о длахъ своихъ, начальникъ Бомба всегда отличался превосходствомъ своего краснорчія и твердостью характера. Когда въ Ангти пренія шли о цн на вьючный скотъ, виднъ и слышенъ былъ одинъ только удивительный Бомба. Сидя на плечахъ одного большаго толстаго горца, онъ, подобно гиганту, обгалъ многочисленное собраніе и управлялъ имъ своею рчью и жестами, еще боле чмъ осанкою, сдлавшеюся гигантскою.
Начальникъ Ангти не пропускалъ ни одного случая, чтобъ показать въ-особенности намъ, благорасположеніе и сочуствіе. Однажды онъ пригласилъ насъ къ себ на обдъ. Это приглашеніе имло двойную цль вопервыхъ, исполнить передъ нами требованіе гостепріимства, вовторыхъ, чтобъ возбудить зависть въ Китайцахъ, ненавидимыхъ имъ отъ души. Посл обда, въ которомъ замчательно было только огромное количество сырой и вареной говядины и чай, щедро приправленный масломъ, онъ повелъ насъ посмотрть залъ, наполненный картинами и оружіемъ всякаго рода. Картины, украшавшія стны, были портреты знаменитыхъ предковъ фамиліи Бомба. Въ числ ихъ видно было множество ламъ всхъ возрастовъ и достоинствъ, и нсколько воиновъ въ походныхъ одеждахъ. Оружіе было чрезвычайно разнообразно и многочисленно. Тутъ были копья, стрлы, сабли, заостренныя съ обихъ сторонъ, трезубцы, длинныя палки съ большими желзными шарами, и ружья, ложи которыхъ, представляли самыя разнообразныя формы, круглые щиты изъ ко изъ дикихъ тангутскихъ быковъ, окованные гвоздями, изъ красной мди, нарамники, набедренники и кольчуги изъ стальной проволоки, толстой, но не мене того чрезвычайно-эластичной. Начальникъ Бомба говорилъ намъ, что кольчуги эти употреблялись въ древнія времена, и оставлены съ тхъ-поръ, какъ введено повсюду въ ихъ странахъ огнестрльное оружіе. Тибетцы слишкомъ равнодушны къ хронологіи и не могутъ опредлить эпоху, съ которой стали употреблять ружья, однако полагаютъ, что они узнали порохъ около тринадцатаго вка, во время войны съ Чингис-Ханомъ, у котораго въ войск, какъ извстно, была артиллерія. Довольно-странно, что въ Тибетскихъ Горахъ, равно какъ и въ Китайской Имперіи и степяхъ Монголіи, каждый уметъ приготовлять порохъ, каждое семейство длаетъ его для собственнаго употребленія. Перезжая черезъ область Намъ, мы замтили, что женщины и дти дятельно занимаются треніемъ угля, сры и селитры. Конечно, порохъ этихъ народовъ уступаетъ европейскому, однако если имъ зарядить ружье, то пуля легко убьетъ на охот оленя, а на войн человка.
Посл пяти дней отдыха, мы снова пустились въ путь и караванъ началъ подниматься на огромную гору Ангти. Мы не встртили ли красной лошади, ни благо всадника, никакой духъ не посадилъ насъ на лошадь и не увлекъ въ свою пустыню. Везд вокругъ видли мы только снгъ, но снгъ такой изобильный, что нигд, даже на самыхъ знаменитыхъ горахъ, мы не встрчали его въ такомъ страшномъ количеств. Часто вожатые, сидя на длинношерстныхъ быкахъ, совершенно исчезали въ бездн, изъ которой выбраться можно было только съ большимъ трудомъ. Нсколько разъ мы были готовы возвратиться назадъ и теряли всякую надежду достигнуть вершины.
Гора Ангти такъ высока и крута, что мы должны были употребить цлый день, поднимаясь на все и спускаясь съ противоположной стороны. Солнце ужь сло, когда мы спустились совершенно внизъ. Мы остановились на нсколько минутъ въ черныхъ палаткахъ кочевыхъ пастуховъ, проглотили нсколько пригоршней цамбы, распущенной въ соленомъ чаю, и снова пустились въ путь по каменистой долин, гд снгъ уже совершенно растаялъ. Въ теченіе двухъ часовъ хали мы въ самой глубокой темнот, по обрывистому берегу рки, прислушиваясь къ шуму ея невидимыхъ водъ и каждую минуту страшились полетть внизъ. Но животныя, знающія дорогу и предоставленныя ихъ инстинкту, довезли насъ безъ малйшаго несчастія въ Джайю.
Наше ночное прибытіе привело весь городъ въ движеніе. Собаки своимъ лаемъ встревожили всхъ. Вскор вс двери домовъ отворились, и жители города толпою выбжали на улицу съ фонарями, факелами и оружіемъ всякаго рода. Вс думали, что на городъ напалъ непріятель, но по-мр-того, какъ замчали миролюбивый и нсколько-трусливый видъ каравана, умы успокоились и каждый возвратился домой. Было далеко за полночь, когда мы раскинули шатры и легли спать съ намреніемъ остановиться въ Джайю на цлый день. Суточный отдыхъ былъ не сдишкомъ-великъ посл перехода черезъ гору Ангти.
Джана — резиденція молодаго ламы Хутухту, который тогда быль въ войн съ ламой Ціамдо. Городъ, построенный въ превосходной долин, довольно-обширенъ, но въ то время, когда мы его прозжали, онъ былъ на-половину разоренъ. Не больше какъ за двадцать дней до нашего прізда, городъ быль осажденъ соучастниками великаго Хутухту. Об стороны дрались съ ожесточеніемъ, и число жертвъ съ той и съ другой стороны было многочисленно. Осматривая городъ, мы встрчали цлые кварталы, совершенно-опустошенные пламенемъ. Оставались только огромныя кучи раскаленныхъ камней и объугленныхъ бревенъ. Вс деревья въ долин были срублены, а обработанныя поля совершенно-потравлены лошадьми. Знаменитый ламскій монастырь Джана былъ опустошенъ, кельи ламъ и стна, ихъ окружавшая на сто тоазовъ длины, были также разрушены. Непріятель пощадилъ только главнйшіе храмы Будды.
Немного недозжая станціи Адзу-Тангь, мы догнали войско, сопровождавшее гробъ Леонг-Тая, умершаго въ Багунг. Сынъ его тоже умеръ въ черной палатк, посл нсколькихъ часовъ ужасной агоніи. Караванъ, оставшійся такимъ-образомъ безъ начальниковъ, былъ въ совершенномъ разстройств, большая часть солдатъ, составлявшихъ конвой, разбрелась, разграбивъ пожитки своихъ мандариновъ, трое только изъ нихъ остались на своихъ мстахъ и употребляли вс средства, чтобъ довезти эти два трупа до Китая. Они отчаявались въ возможности продолжать путь въ такомъ маломъ числ, и прибытіе нашего каравана вывело ихъ изъ большаго затрудненія. Похоронный поздъ отца былъ довольно-хорошо организованъ въ Багунг, оставалось только снарядить принадлежавшій сыну. Носильщики его паланкина отказывались нести его, потому-что не надялись получить платы. Поставить гробъ на вьючнаго быка была мра неудобоисполнимая: одного тибетскаго вожатаго нельзя убдить везти трупъ на его животномъ, а въ-особенности трупъ Китайца, и потому надо было прибгнуть къ хитрости. Трупъ новаго покойника былъ тайно разрзанъ на четыре части, потомъ уложенъ въ ящикъ и оставленъ безъ различія съ прочею поклажею. Тибетцевъ же уврили, что, въ уваженіе сыновней любви, трупъ сына положенъ въ одинъ гробъ съ трупомъ отца.
Эти два покойника, къ которымъ мы присоединились какъ товарищи путешествія, придали каравану печальный и похоронный видъ, особенно сильно дйствовавшій на воображеніе Китайцевъ. Ли, государственный примиритель, силы котораго съ каждымъ днемъ ослабвали, былъ особенно этимъ пораженъ, онъ очень хотлъ удалить отъ себя такое печальное зрлище, но этимъ онъ подвергъ бы себя страшному обвиненію, какъ положившій препятствіе къ погребенію двухъ мандариновъ, умершихъ въ иностранномъ государств.
Изъ Адзу-Тангъ мы отправилась, на ночлегъ и для перемны вьючнаго скота, въ небольшую деревню въ долин Хе-Пан-Кеу (долина плитъ). Судя по свидтельству китайскаго ‘дорожника’, жители этой долины народъ очень-грубый, злой и непокорный, что другими словами значитъ, что они не боятся Китайцевъ и что имютъ дурную привычку дорого брать съ нихъ за быковъ и лошадей
Долина Хе-Пан-Кеу, какъ выражаетъ и самое ея названіе, изобилуетъ ломками глинистаго сланца. Тибетцы добываютъ изъ этихъ ломокъ красивыя тонкія плиты, которыми покрываютъ платформы своихъ домовъ, также они выламываютъ изъ нихъ толстые бруски, изъ которыхъ выскаютъ изображенія Будды, съ надписью: ‘Омъ, Мани, Радме, Хумъ’. Эти плиты чрезвычайно мелкозернисты, и находящіяся въ нихъ маленькія частицы слюды или шпата придаютъ онъ тонкій и блестящій лоскъ.
Ручей, текущій посреди равнины, содержитъ въ себ огромное количество золотаго песку. Туземцы занимаются добываніемъ его и разработкой. Гуляя вдоль этого ручейка, мы нашли нсколько выкопанныхъ ямъ, гд оставалось еще множество золотыхъ песчинокъ, мы показали ихъ старику Ли, у котораго, при взгляд на золото, казалось, возстановились силы и подкрпились узы, привязывавшіе его къ жизни. Лицо его вдругъ покраснло, почти-потухшіе глаза загорлись необыкновеннымъ огнемъ, можно было сказать, что, при взгляд на нсколько зеренъ золота, онъ совершенію позабылъ и свою болзнь и двухъ покойниковъ, его сопровождавшихъ.
Мускусовые олени водятся въ большомъ количеств въ сланцоватой долин. Хотя это животное, другъ холоднаго климата, встрчается почти на всхъ тибетскихъ горахъ, однако его не видно нигд въ такомъ множеств, какъ въ окрестностяхъ Хе-Пан-Кеу. Сосны, кедры, падубы и кипарисы, покрывающіе страну, вроятно, много способствуютъ къ привлеченію оленей, которые особенно любятъ корни этихъ деревъ, имющіе сильный ароматическій лапахъ.
Мускусовый олень вышиною съ козла, голова у него маленькая, мордочка остренькая и украшенная длинными, бловатыми усами, ноги тонкія, а спина широкая и толстая, два длинные и кривые зуба, выходящіе изъ его верхней челюсти, служатъ ему для отрыванія отъ земли душистыхъ корней, составляющихъ его пищу, шерсть его, обыкновенно длиною отъ двухъ до трехъ дюймовъ, волниста, какъ почти у всхъ животныхъ, живущихъ на свер Гиммалайскихъ Горъ, чрезвычайно жестка и щетиниста, цвтъ ея черный въ нижнихъ частяхъ и блый посредин переходитъ въ срый въ верхней части. Пузырь, висящій подъ желудкомъ, заключаетъ въ себ драгоцнное вещество — мускусъ.
Жители сланцеватой долины на охот ловятъ такое значительное число мускуссныхъ оленей, что въ жилищахъ ихъ видны повсюду кожи этихъ животныхъ, развшенныя на вбитые въ стну деревянные гвозди. Они употребляютъ ихъ шерсть для набивки толстыхъ и огромныхъ полушекъ, на которыхъ сидятъ днемъ, и туфяковъ, служащихъ имъ постелью. Въ мускус они находятъ весьма-выгодный источникъ торговли съ Китаемъ.
На другой день нашего прибытія въ Хе-Пан-Ксу, мы простились съ жителями долины и продолжали путь. Въ три слдующія станціи возобновлялись прежнія исторіи относительно вьючнаго скота. Китайцы каравана были раздражены поведеніемъ этихъ дикихъ горцевъ, которые, говорили они, не имютъ понятія о законахъ и не умютъ отличать правды отъ неправды. Съ нашей стороны, напротивъ, мы чувствовали расположеніе къ этимъ людямъ твердаго и открытаго характера.
Наконецъ мы пріхали въ Кіанг-Тза, и Китайцы начали оживать, потому-что мы входили въ страну мене-враждебную. Кіанг-Тза, долина очень-плодородная, жители которой, повидимому, наслаждались довольствомъ. Между ними встрчается, кром солдатъ, находящихся на посто, значительное число Китайцевъ изъ провинцій Се-Тіиманъ и Юи Нанъ, содержащихъ лавки и занимающихся торговлею, искусствами и ремеслами первой необходимости. Говорятъ, имъ достаточно пробыть въ этой стран нсколько лтъ, чтобъ составить порядочное состояніе. Два военные мандарина Кіанг-Тза, бывшіе товарищи по служб съ Ли-Куо-Нганомъ, ужаснулись, видя его въ столь жалкомъ положеніи, и настоятельно требовали, чтобъ онъ продолжалъ свое путешествіе въ паланкин. Мы присоединили наши просьбы и, наконецъ, восторжествовали надъ его скупостью. Казалось, онъ понялъ, что мертвому не нужны деньги и что прежде всего надо позаботиться о сохраненіи жизни. Сынъ мандарина Пей умеръ очень-кстати, потому-что этимъ оставилъ въ пользованіе Ли-Куо-Нгану свой паланкинъ и восемь человкъ китайскихъ носильщиковъ. Все это случилось въ Кіанг-Тза. Тутъ остановились мы на одинъ день сдлать надлежащее исправленіе въ паланкин и дать время носильщикамъ приготовить ихъ путевыя сандаліи.
Страны, которыя мы встрчали на югъ отъ Кіанг-Тза, показались намъ не такъ холодными и мене безплодными, чмъ т, черезъ которыя мы проходили прежде. Поверхность земли иметъ замтный склонъ. Мы были еще постоянно окружены горами, но он теряли уже мало по-малу свой дикій и печальный видъ, боле не видно было этихъ угрожающихъ формъ, этихъ гигантскихъ массъ гранита съ обрывистыми и перпендикулярными утесами. Большія травы и лса являлись со всхъ сторонъ, животныя становились многочисленне, все говорило, что мы быстро подвигаемся къ климату, боле-умренному. Одн только вершины горъ сохраняли свои снжные и ледяные внцы
Спустя четыре дня посл нашего отъзда изъ Кіанг-Tзa, мы прибыли на берега Кин-Ша-Кіангъ, рки съ золотымъ пескомъ {Эта рка около своего источника носитъ монгольское названіе Муруи уссу, извилистая рка. Въ теченіи своемъ черезъ Китай и при усть она называется Янг-тше-Кіангъ, рка — дочь моря. Европейцы называютъ ее Синею Ркою.}, которую мы перезжали уже по льду съ тибетскимъ посольствомъ, за два мсяца до прибытія въ Лассу. Посреди живописныхъ равнинъ Китая, эта великолпная рка съ особенною торжественностью катитъ свои синія воды, но между горами Тибета она безпрерывно стремится, падая внизъ широкими потоками на дно пропастей и долинъ, съ чрезвычайной силою и шумомъ. Мсто, гд мы встртили эту рку, было сжато двумя горами, обрывистые бока которыхъ перпендикулярно упирались въ ея берега и тмъ длали ложе ея узкимъ, но чрезвычайно-глубокимъ. Воды стремились съ быстротой, производя глухой, заунывный шумъ.
Время-отъ-времени видны были плывущіе огромныя льдины, которыя, увлеченныя тысячами водоворотовъ, съ трескомъ разбивались объ острые утесы.
Часовъ шесть хали мы по правому берегу Кин-Ха-Кіанга. Около полудни прибыли въ небольшую деревню, въ которой нашли все необходимое для переправы. Караванъ помстился на четырехъ большихъ плоскихъ лодкахъ, и мы вскор очутились на противоположномъ берегу. Неподалеку отъ рки, при вход въ узкую долину, находилась станція Тшу-Па-Лунгъ. Мстный дгеба представилъ вамъ на ужинъ прекрасную свжую рыбу, а дли ночлега отвелъ комнату, закрытую отъ всякаго втра, и толстые тюфяки, набитые волосомъ мускусныхъ оленей.
На другой день мы хали по берегу небольшой рчки, которая соединяется съ золотоносною ркою. На сердц у насъ было веселй обыкновеннаго, потому — что намъ объявили, что въ тотъ же день мы достигнемъ восхитительной страны. Дорогою мы смотрли но сторонамъ, съ безпокойнымъ любопытствомъ, время-отъ-времени подымались на стременахъ, чтобъ посмотрть съ высоты, но картина не спшила принять поэтическій видъ. По лвую сторону у насъ постоянно была та же рка, а по правую — высокая гора, мрачная и прорытая во всхъ направленіяхъ глубокими разслинами, группы блыхъ тучь, гонимыя рзкимъ втромъ, скользили по ея скатамъ и образовывали передъ нами темный туманный горизонтъ.
Около полудня караванъ остановился на развалинахъ, чтобъ выпить чашку чаю и състь пригоршню цамбы, потомъ мы влзли на вершину горы, и съ высоты этой огромной обсерваторіи любовались направо великолпною равниной Патхамъ {Батхангъ по-тибетски — Долина Коровъ.}. Мы были перенесены вдругъ и какъ бы волшебствомъ въ страну, представлявшую нашимъ глазамъ вс прелести растительности самой богатой и самой разнообразной. Въ-особенности поразительна была противоположность: съ одной стороны страна безплодная, мрачная, гористая и почти постоянно пустынная, съ другой же, напротивъ, свжая, цвтущая равнина, гд многочисленные сельскіе жители на плодородныхъ поляхъ занимались обработкою земли и другими хозяйственными работами. Китайскій ‘дорожникъ’ говорилъ: ‘Кантонъ Батхангь прекрасная равнинна въ тысячу ли длиною, достаточно орошаемая ручейками и источниками, небо тамъ ясное, климатъ пріятный и все тамъ веселитъ сердце и взоры человка’. Мы наскоро спустились съ покатости горы и продолжали путь въ настоящемъ саду, посреди цвтущихъ деровь и зеленыхъ, засянныхъ сарачипскимъ пшеномъ, полой. Пріятная теплота мало-по-малу стала проникать въ наши жилы и вскор мы почувствовали всю тяжесть нашихъ мховыхъ одеждъ. Боле двухъ лтъ мы не имли испарины, и намъ казалось страннымъ чувствовать теплоту, не сидя передъ огнемъ.
Въ окрестностяхъ города Батхангь гарнизонные солдаты были выстроены въ шеренгу, чтобъ отдать военную почесть примирителю государствъ, котораго, закутаннаго въ глубин паланкина, пронесли по рядамъ, далеко невоинственнымъ образомъ. Тибетское населеніе, находившееся все на ногахъ, сопровождало караванъ до хорошенькой китайской пагоды, назначенной намъ для жилища. Въ тотъ же вечеръ мандарины китайскаго гарнизона и великіе ламы города пришли къ намъ съ почтеніемъ и поднесли мясо быковъ и барановъ, масло, муку, свчи, рисъ, орхи, виноградъ, абрикосы и многія другія произведенія страны.
Городъ Батхангъ великъ и очень-многолюденъ. Жители его, кажется, живутъ въ довольств. Ламы въ немъ чрезвычайно-многочисленны какъ и въ другихъ тибетскихъ городахъ. Главнйшее жилище ламъ, которое называется великимъ монастыремъ Ба, иметъ настоятелемъ одного Кхампо, который получилъ свою духовную власть отъ ласскаго Далай-ламы.
Временная власть Далай-ламы кончается въ Батханг. Границы Тибета, въ собственномъ смысл, были опредлены въ 1726 году вслдствіе войны, бывшей между Тибетцами и Китайцами. За два дня до прибытія въ Батхангь встрчалъ васъ на вершин горы Манг-Лингъ, каменный памятникъ, объяснявшій, что было опредлено въ ту эпоху между ласскимъ правительствомъ и пекинскимъ, насчетъ границъ. Теперь же страны, лежащія отъ Батханга на востокъ независимы отъ Лассы. Он управляются Ту-ссеемъ (въ род феодальнаго владтеля, вначал утвержденнаго китайскимъ императоромъ и признающимъ еще понын и его власть). Эти мелкіе владльцы обязаны являться въ Пекинъ каждые три года и приносить дань императору.
Мы оставались въ Батханг три дни. Болзнь нашего вожатаго, Ли-Куо-Нгана была причиной этой остановки. Усталость отъ долгаго путешествія такъ разстроила бднаго мандарина, что онъ былъ почти въ отчаянномъ положеніи. Лучше всего было бы для него воспользоваться прекраснымъ климатомъ Батханга, а караванъ отпустить продолжать свой путь. Друзья его совтовали ему сдлать это, но онъ не согласился и хотлъ продолжать путешествіе, стараясь убдить себя въ неважности своего недуга. Что касается до насъ, то мы находили положеніе его такимъ опаснымъ, что почитали нашею обязанностью воспользоваться отдыхомъ и спокойствіемъ, которымъ наслаждались въ Батханг, чтобъ серьзно поговорить съ нимъ о его душ и о вчности. Разговоры, которые мы вели съ нимъ дорогою, достаточно уже просвтили его въ главныхъ истинахъ христіанства. Оставалось только привести его въ ясное сознаніе своего положенія и убдить въ необходимости открыто и опредлительно вступить на путь спасенія. Ли-Куо-Нганъ былъ совершенно съ нами согласенъ. Онъ находилъ, что наши доводы были какъ нельзя справедливе. Говорилъ самъ съ большимъ краснорчіемъ о непрочности и краткости человческой жизни, о суетности свта, о неисповдимости судебъ Божіихъ, необходимости спасенія, о истин христіанской религіи и объ обязанности каждаго человка принять ес. Онъ говорилъ намъ обо всемъ этомъ чрезвычайно-умно и трогательно. Но когда дошло дло до заключенія, до дйствія, словомъ, когда нужно было объявить себя христіаниномъ, все разстроилось. Онъ непремнно хотлъ возвратиться въ свое семейство, и сперва отказаться отъ мандаринства. Вс представленія наши объ опасности, которой онъ себя подвергалъ, откладывая это великое дло, были безполезны.— ‘Пока я маргаринъ императора’, говорилъ онъ:— ‘я не могу быть слугою Царя небеснаго.’ Мысль эта такъ глубоко вкоренилась въ его ум, что не было средствъ разуврить его.
Оставивъ Батхангъ для того, чтобъ продолжать путь на востокъ, мы должны были нсколько времени идти прямо на сверъ, потому-что изъ Ціандо ровно двадцать дней шли мы постоянно по направленію на югъ. Чтобъ найдти нсколько безопасную переправу черезъ большую рку Кин-Ха-Кіангъ, караваны принуждены бываютъ длать довольно-значительный обходъ.
Первый день нашего путешествія изъ Батханга былъ рядомъ самыхъ пріятныхъ ощущеній, потому-что, при умренной температур, мы шли черезъ мста самыя разнообразныя, самыя живописныя. Узкая тропинка, по которой мы пробирались, постоянно была окаймлена ивнякомъ и цвтущими гранатовыми и абрикосовыми деревьями. Зато на слдующій день опасности и непріятности прежняго пути возобновились. Намъ предстояло перебраться черезъ гору, чрезвычайно-высокую, на вершин которой снгъ и сверный втеръ сильно насъ безпокоили. Это было настоящее противодйствіе сибаритству, которымъ мы наслаждались въ умренной и цвтущей долин Батханга. У подошвы горы снгъ замнился проливнымъ, холоднымъ дождемъ, промочившимъ насъ до костей. Къ довершенію несчастія, мы должны были провести ночь въ жилищ, крыша котораго во многихъ мстахъ была пробита и тмъ давала свободный доступъ дождю и втру, но мы такъ ослабли отъ усталости, что это обстоятельство нисколько не помшало намъ крпко заснуть. На другой день мы проснулись въ грязи, одяла наши совершенно промокли, а тло такъ окостенло отъ холода, что мы принуждены были сильно тереть себя льдомъ, чтобъ привести кровь въ движеніе. Грязная деревушка, въ которой находилось это отвратительное жилище, называется Та-Со.
Выходя изъ долины Ta-Со, по узкому ущелью, мы поднялись на равнину, заваленную снгомъ, оттуда вошли въ великолпный лсъ, самый красивый, какой только встрчался намъ въ тибетскихъ горахъ. Сосны, кедры и терновникъ, переплетаясь въ немъ своими могучими втвями, образовали зеленый сводъ, непроницаемый для солнца, и который лучше спасаетъ отъ дождя и снга, чмъ домы въ Та -Со. Втви и стволы этихъ огромныхъ деревъ покрыты толстымъ слоемъ мха, оканчивающимся чрезвычайно-тонкими волокнами. Когда этотъ волокнистый мохъ молодъ, тогда онъ красиваго зеленаго цвта, но когда состарется, то чернетъ и очень-похожъ на длинныя пряди грязныхъ и нерасчесанныхъ волосъ. Ничего нтъ оригинальне и фантастичне подобныхъ старыхъ сосенъ, покрытыхъ множествомъ волосъ, висящихъ съ ихъ втвей. Колючій терновникъ, встрчаемый въ тибетскихъ горахъ, замчателенъ своимъ удивительнымъ развитіемъ. Въ Европ онъ никогда не превышаетъ роста кустарника, а тамъ доходитъ до размровъ огромнаго дерева. Если въ вышину не достигаетъ роста сосны, то оспариваетъ у нея толщину ствола и превосходитъ богатствомъ и обиліемъ листьевъ.
Путь въ этотъ день быль дологъ и утомителенъ. Когда мы пришли на станцію Самба перемнить свои вьючный скотъ, уже царствовала глубокая ночь. Ложась спать, мы вдругъ замтили, что изъ конвоя недоставало у насъ одного Тибетца, того самаго, который исправлялъ должность нашего слуги. Тотчасъ принялись искать его по всей деревн, но тщетно, и ршили, что онъ заблудился въ лсу. Первою мыслью было послать его отъискивать: но въ темную ночь, какъ можно найдти человка въ такомъ огромномъ и густомъ лсу? Удовольствовавшись тмъ, что вс собрались на вершин сосдней горы, начали мы кричать и развели большой огонь. Около полуночи, отставшій путешественникъ, почти умирающій отъ усталости, показался изъ лсу. Онъ несъ на спин сдло своей лошади, которая, найдя, вроятно, путь слишкомъ-долгимъ, признала за лучшее лечь посреди лса, не желая боле вставать. Возвращеніе этого молодаго человка обрадовало всхъ и каждый отправился отдыхать.
На другой день поднялись поздно. Пока жители Самба приводили лошадей и вьючный скотъ для каравана, мы отправились немного погулять и взглянуть на страну, въ которую пріхали ночью. Деревня Самба состоитъ изъ трехъ десятковъ домиковъ, построенныхъ изъ грубыхъ камней и худо оштукатуренныхъ, по-большой-части, грязью. Видъ деревни печаленъ, но окрестности довольно-веселы. Два ручейка, одинъ съ запада, другой съ юга, текутъ подл самой деревни и служатъ началомъ рки, катящей свои прозрачныя воды черезъ огромный лугъ. Маленькій деревянный мостикъ, окрашенный въ красную краску, стада козъ и длинношерстныхъ быковъ, рзвящіяся на пастбищахъ, лебеди и дикія утки, удящіе свой завтракъ у берега подъ, нсколько гигантскихъ кипарисовъ, разбросанныхъ тамъ и сямъ, даже самый дымъ, подымавшійся изъ тибетскихъ хижинъ и тихо относимый втромъ вдоль сосднихъ холмовъ — все придавало жизнь и прелесть этой картин. При этомъ небо было совершенно-чисто и ясно, солнце, поднявшееся ужь немного надъ горизонтомъ, общало намъ прекрасный день и пріятную теплоту.
Мы возвратились домой, продолжая тихимъ шагомъ свою прогулку. Караванъ былъ устроенъ и готовъ пуститься въ дорогу. Скотъ быль уже навьюченъ, люди, подобравъ платья и, съ бичами въ рукахъ, собирались садиться на лошадей, мы прибавляемъ шагу… и тотчасъ же пришли на мсто.
— Зачмъ вы торопитесь? сказалъ намъ одинъ китайскій солдатъ — Ли-Куо-Нганъ, еще не готовъ, онъ не отворялъ еще своей комнаты.
— Сегодня, отвчали мы — не будетъ большихъ горъ, погода прекрасная, ничто не помшаетъ отправиться намъ немного попозже… Впрочемъ, поди доложи мандарину, что караванъ готовъ…
Солдатъ отворилъ дверь и вошелъ въ комнату Ли-Куо-Нгана. Но въ ту жь минуту возвратился, блдный съ вытаращенными глазами. Ли-Куо-Нганъ умеръ! сказалъ онъ тихимъ голосомъ. Мы тотчасъ отправились въ его комнату и увидли несчастнаго мандарина, лежащаго на постели, съ полуоткрытымъ ртомъ, стиснутыми зубами и глазами сомкнутыми смертью. Мы положили руку ему на сердце — грудь его тихо подымалась. Въ немъ былъ еще слабый остатокъ жизни, но не было никакой надежды спасти его. Умирающій лишился всхъ чувствъ, онъ издалъ еще нсколько стоновъ и испустилъ послднее дыханіе. Вода изъ больныхъ его ногъ прилила къ груди и задушила его.
Въ этотъ день караванъ не выступалъ въ путь, скотъ былъ разсдланъ и выпущенъ на пастбище, потомъ солдаты, составлявшіе конвой, устроили все необходимое, по законамъ китайскимъ, чтобъ донести тло своего мандарина до его семейства. Мы не будемъ входить въ подробности касательно этихъ приготовленій, потому-что все, относящееся до нравовъ, обычаевъ и китайскихъ церемоній, будетъ помщено въ своемъ мст. Упомянемъ только, что покойный быль завернутъ въ огромную простыню, подаренную ему живымъ буддою Джаши-Лумбо: эта блая пелена была вся покрыта тибетскими изрченіями, изображеніями будды, напечатанными черной краской. Тибетцы и другіе поклонники Будды имютъ неограниченную вру въ эти печатныя пелены, раздаваемыя Далай-Ламою и Будшу-Рембучи, они убждены, что т, которые будутъ въ нихъ завернуты посл смерти, непремнно получатъ счастливое переселеніе.
Со смертью Ли-Куо-Нгана караванъ остался безъ начальника и вожатаго. Правда, былъ въ немъ лама Ціам-Дшангъ, которому власть должна была перейдти по праву и по законному наслдству, но китайскіе солдаты не хотли признавать его власти. Такой порядокъ вещей продолжался съ полдня. Убдившись, что изъ людей, составлявшихъ караванъ, какъ Тибетцевъ, такъ и Китайцевъ, не было ни одного способнаго занять это мсто, и видя, что безначаліе выступало со всхъ сторонъ, мы ршились, въ видахъ общей пользы, для сохраненія цлости каравановъ, принять на себя диктаторство. Тотчасъ приказали сдлать надлежащія приготовленія, чтобъ на другой день, съ разсвтомъ, пуститься въ путь. Необходимость имть начальника была такъ ощутительна, что никто намъ не противился и вс повиновались безпрекословно.
Въ назначенный часъ мы выступили изъ Самба. Караванъ имлъ грустный и траурный видъ. Имя три мертвыя тла съ собою, онъ походилъ на погребальный поздъ. Посл трехдневнаго путешествія черезъ горы, гд постоянно встрчали втеръ, снгъ и холодъ, мы прибыли въ Литангъ {Литангъ, значитъ мдная долина.}. Китайское правительство содержитъ тамъ магазинъ съ жизненными припасами и гарнизонъ изъ сотни человкъ. Мандарины Литанга были: одинъ Леанг-Тай, одинъ Шеу-Пей и два Па-Цунга. Спустя нсколько минутъ посл нашего прибытія, эти господа пожаловали къ намъ съ визитомъ, долго говорили о болзни и смерти вашего вожатаго, потомъ надо было имъ объяснить, кто мы и въ какомъ званіи находились при караван. Вмсто всхъ объясненій, мы показали имъ огромный листъ съ печатью и подписью посла Ки-Хана, и содержащій инструкціи Ли-Куо-Нгану на нашъ счетъ. ‘Это хорошо, хорошо’, отвчали они намъ:— ‘смерть Ли-Куо-Нгана не должна ни въ чемъ измнить ваше положеніе, везд, гд вы будете проходить, съ вами будутъ хорошо обращаться. До-сихъ-поръ вы жили въ мир съ людьми, находящимися въ караван, вроятно, это согласіе продолжится и до конца путешествія.’ Мы и сами на это надялись, но такъ-какъ, по слабости человческой, легко могутъ возникнуть какія-нибудь недоразумнія, особенно между китайскими солдатами, то намъ очень хотлось имть при себ отвтственнаго мандарина. На эту просьбу, однакожь, отвчали намъ, что изъ четырехъ мандариновъ, находившихся въ Литанг, ни одинъ не можетъ отлучиться насъ сопровождать, что мы можемъ продолжать потихоньку путь до границы, какъ и прежде, въ сопровожденіи тибетскаго и китайскаго конвоевъ, и что тамъ легко найдемъ мандарина, который проводить насъ до столицы Ссе-Тмуанъ. ‘— Хорошо, сказали мы,— если вы не можете дать намъ мандарина, въ такомъ случа мы будемъ путешествовать, какъ намъ заблагоразсудится, и идти, куда захотимъ. Мы не отвчаемъ даже, что выйдя изъ этой деревни не отправимся обратно въ Лассу. Вы видите, что мы дйствуемъ откровенно, итакъ подумайте…’ Наши четыре чиновника встали и сказавъ, что идутъ обсуживать это важное дло, общались вечеромъ прислать отвтъ.
Во время ужина На-Цунгъ, одинъ изъ четырехъ мандариновъ, явился въ торжественномъ наряд. Посл обычныхъ учтивостей, онъ объявилъ, что назначенъ командовать до границы нашимъ конвоемъ, что никогда и въ честолюбивыхъ мечтахъ своихъ не воображалъ имть чести провожать подобныхъ намъ людей: что ему совстно съ самаго перваго дня просить насъ сдлать ему одолженіе остаться дня на два отдохнуть въ Литанг, чтобъ поправить наши силы, ослабвшія отъ такого долгаго и труднаго путешествія… Мы поняли, что человку этому нужны были два дня, чтобы окончить нкоторыя дла и приготовиться къ путешествію, котораго онъ не предвидлъ. ‘Видишь ли, сказали мы ему: — какъ уже твое сердце полно заботы о насъ! Мы останемся здсь отдыхать два дни, потому-что ты находишь это полезнымъ…’ Съ учрежденіемъ властителя наше диктаторство прекратилось. Но мы замтили, что это не слишкомъ нравилось нашимъ людямъ: имъ лучше хотлось имть дло съ нами, чмъ съ мандариномъ.
Городъ Литангъ построенъ по скату возвышенности, находящейся посреди довольно-обширной, но почти безплодной долины. Изъ растительности тамъ встрчается только небольшое количество сраго ячменю и тощей травы, служащей кормомъ щедушнымъ стадамъ козъ. Издали городъ иметъ порядочный видъ. Два большіе монастыря ламъ, богато раскрашенные и позолоченные, построенные на самой вышин холма, даютъ ему какой-то важный видъ, но внутри улицы безобразны, грязны, узки и до такой степени наклонны, что надо имть ноги, привычныя къ ходьб но горамъ, чтобъ не потерять на каждомъ шагу равновсія.
По ту сторону золотоносной рки замтна у встрчающихся населеній значительная перемна въ нравахъ, одежд и даже язык. По всему видно, что уже не находишься въ собственно-называемомъ Тибет, и, по мр приближенія къ китайскимъ границамъ, туземцы имютъ мене гордости и грубости въ характер, боле корыстолюбивы, льстивы и хитры, ихъ религіозное врованіе не иметъ уже той живости и откровенности. Что касается до языка, это уже не чистый тибетскій языкъ, на которомъ говорятъ въ Ласс и провинціи Камъ, это діалектъ, приближающійся къ нарчію Си-Фанъ, и въ которомъ попадаются китайскія выраженія. Тибетцы изъ Лассы, провожавшіе насъ, очень затруднялись понимать другихъ и заставлять понимать себя. Одежда отличается только въ головномъ убор, мужчины носятъ шляпы изъ сраго или коричневаго войлока, весьма-похожія на приготовляемыя у насъ пуховыя шляпы, когда он выходятъ изъ валяльнаго котла и не округлены еще на форм, женщины заплетаютъ свои волосы въ безчисленное множество маленькихъ косичекъ, болтающихся по плечамъ, потомъ прикрпляютъ на голов большую серебряную дощечку, довольно-похожую на тарелку. Щеголихи носятъ дв такія дощечки, по одной съ каждой стороны, такъ-что края ихъ сходятся надъ головою. Правило пачкать лицо черной краской не существуетъ для литангскихъ женщинъ, этотъ обычай остается въ своей сил только въ странахъ, подчиненныхъ теперь Далай-Лам.
Главнйшій изъ ламскихъ монастырей Линтанга иметъ большую типографію для печатанія буддійскихъ книгъ, туда-то въ праздничные дни ламы изъ сосднихъ мстъ приходятъ запасаться книгами. Литангъ ведетъ еще большую торговлю золотымъ пескомъ, четками изъ черныхъ бусъ и чашами, точеными изъ виноградныхъ и самшитовыхъ корней.
При вызд патомъ изъ Линтанга, китайскій гарнизонъ стоялъ подъ ружьемъ, отдавая военныя почести Ли-Куо-Нгану: он были совершенію т же, какія отдавались ему при жизни. Когда гробъ пронесли мимо, вс солдаты преклонили колна и вскричали: ‘Ту-Ссе Ли-Куо-Нгану, отъ ничтожнаго линтангскаго гарнизона здравіе и благоденствіе!..’ Маленькій мандаринъ съ блымъ шарикомъ, сдлавшійся нашимъ вожатымъ, отдалъ честь гарнизону отъ имени покойнаго. Этотъ новый начальникъ каравана былъ Китаецъ мусульманскаго происхожденія, но во всей его фигур не осталось ни малйшаго сходства съ красивымъ типомъ его предковъ: онъ былъ худъ и не взраченъ, съ угловатыми чертами лица и плутовскимъ выраженіемъ, пискливый голосъ, вертлявость — все это длало его боле похожимъ на сидльца въ лавк, а ужь совсмъ не на военнаго мандарина, въ болтовн онъ быль изумителенъ. Первый день онъ довольно насъ забавлялъ, но вскор сдлался намъ въ тягость. Будучи мусульманиномъ, онъ считалъ обязанностью разсказывать нась поминутно объ Аравіи и ея лошадяхъ, продающихся на всъ золота, о Мухаммед и его знаменитой сабл, перерубающей металлы, о Мекк и ея бронзовыхъ укрпленіяхъ.
Отъ Линтанга до Та-Ціен-Лу, пограничнаго китайскаго города, считаютъ не боле шести-сотъ ли, раздляющихся на восемь станцій. Мы нашли, что конецъ этой ужасной тибетской дороги по всемъ похожъ на ея средину и начало. Сколько мы ни переходили горъ, все новыя представлялись передъ нами, съ тмъ же грознымъ видомъ, всегда покрытыя снгомъ и прорзанныя пропастями. Климатъ тоже не представлялъ значительнаго измненія, намъ казалось, что, со времени нашего отъзда изъ Лассы, мы постоянно обращались въ томъ же кругу. Однако, по мр нашего движенія впередъ, деревни встрчались чаще и чаще, не теряя, впрочемъ, нисколько своего тибетскаго характера. Самая значительная изъ этихъ деревень — Макіан-Цунгъ, въ которой нсколько китайскихъ купцовъ содержатъ лавки для снабженія каравановъ необходимыми предметами. Въ разстояніи отъ Макіан-Цунга на день ходьбы, перезжаютъ въ лодк черезъ Я-Лунг-Кіангъ, широкую и быструю рку, источникъ ея находится у подошвы горъ Баен-Аратскихъ, въ весьма близкомъ разстояніи отъ Желтой Рки. Она соединяется съ Ни и Ша-Кіангомъ, въ провинціи Се-Шуанъ. По туземнымъ преданіямъ, берега Я-Лунг-Кіанга были колыбелью тибетскаго населенія.
Пока мы перезжали въ лодк черезъ Я-Лунг-Кіангъ, одинъ пастухъ переправлялся черезъ ту же рку по особаго рода мосту, сдланному изъ толстаго каната, свитаго изъ шкуры длинношерстныхъ быковъ и крпко натянутаго съ одного берега на другой. Нчто въ род деревяннаго стремени на прочномъ ремн, посредствомъ блока было повшено на канат. Пастухъ, повисъ подъ этимъ мостомъ, уперевъ ноги на стремя и зацпясь за канатъ обими руками, потомъ онъ потихоньку потянулъ канатъ, и тяжесть тла заставила двигаться блокъ такъ, что онъ въ короткое время перехалъ съ одного берега рки на другой. Подобные мосты встрчаются очень-часто въ Тибет, они очень-удобны для переправы черезъ потоки и пропасти, но надо привыкнуть къ ихъ употребленію, мы ни разу не отважились на такое путешествіе. Мосты на желзныхъ цпяхъ тоже въ большомъ употребленіи, особенно въ провинціяхъ У и Цангъ. Чтобъ ихъ строить, вдлываютъ на обоихъ берегахъ рки столько желзныхъ крюковъ, сколько хотятъ протянуть цпей, потомъ на цпи кладутъ доски, которыя иногда покрываютъ слоемъ земли. Такъ-какъ эти мосты очень эластичны, то на нихъ обыкновенно ставятъ перила.
Наконецъ мы достигли здравы и невредимы до границъ Китая, гд климатъ тибетскій весьма-холодно съ нами простился. Переходя гору, предшествующую городу Та-Ціен-Лу, мы почти были зарыты снгомъ: въ такомъ количеств и изобиліи онъ падалъ и провожалъ насъ до самой долины, гд построенъ китайскій городъ, встртившій насъ проливнымъ дождемъ это было въ первые дни іюня мсяца. Около трехъ мсяцевъ прошло съ того времени, какъ мы отправились изъ Лассы, и по китайскому дорожнику прохали до 5,050 ли.
Та-Ціен-Лу означаетъ кузницу для дланія стрлъ. Это имя было дано городу потому, что въ 234 году, но нашему лтосчисленію, полководецъ Ну-Хеу, командуя войскомъ противъ полуденныхъ государствъ, послалъ одного изъ своихъ адъютантовъ на это мсто для устройства кузницы для стрлъ. Эта страна поочереди принадлежала то Тибетцамъ, то Китайцамъ, лтъ около ста тому назадъ, она признана нераздльною частью имперіи.
Мы три дня отдыхали въ Та-Ціен-Лу. Въ-теченіе этого времени, по нскольку разъ въ день приходилось намъ ссориться съ главнымъ мандариномъ города, который не хотлъ согласиться, чтобъ мы продолжали наше путешествіе въ паланкинахъ. Но наконецъ долженъ былъ это позволить, потому-что мы не могли даже подумать о продолженіи поздки верхомъ, наши ноги обнимали столько лошадей всякихъ возрастовъ, всякихъ величинъ, всякихъ цвтовъ и всякихъ достоинствъ, что не хотли боле никакихъ лошадей и мы настоятельно просили покоя въ паланкин. Это было намъ доставлено, благодаря настойчивости и энергіи нашихъ убжденій.
Тибетскій конвой, такъ усердно сопровождавшій насъ впродолженіе этого долгаго и труднаго пути, возвратился посл двухдневнаго отдыха, а на слдующее утро мы, въ паланкинахъ, отправились въ главный городъ провинціи Ше-Чуанъ, гд, по повеленію императора, должны были предстать на судъ мандариновъ Небесной Имперіи.