И. ДЕМИДОВ
И. ДЕМИДОВ
Путь ученичества
Путь ученичества
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Путь ученичества, Демидов Игорь Платонович, Год: 1925
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Серия ‘РУССКИЙ ПУТЬ’
И. А. ИЛЬИН: PRO ET CONTRA
Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 2004
Причисляю себя к православным душам, ищущим, но не ‘покоя’, а ответа — пусть он будет полон тревоги и страдания. Знаю, что на этом пути ‘скрыты большие идейные трудности и огромные опасности как церковные, так и политические’. Рад, что П. Б. Струве обещал ‘не раз возвращаться’ к ним, и с полной готовностью принимаю указанное мне место ученика, не могущего ‘ни в точной форме поставить, ни до конца продумать вопрос… без решения которого не могут найти себе покоя многие православные души’. Думаю, что для дела будет хорошо, если я продолжу свою ученическую попытку и буду стучаться в двери ‘объективного’, т.е. общеобязательного, ‘домыслил ‘.
У меня есть только одна просьба к тем, кто уже ‘додумал’ и ‘дочувствовал’: необходимо понять, что не надо сбивать учеников пристрастным (а следовательно, и неверным) толкованием их мысли. В своей статье ‘Творимая легенда’ я осмелился сказать про И. А. Ильина буквально так: ‘Оно так и подобает новоявленному тактическому последователю большевиков, тоже открыто признающему, что организованное классовое меньшинство должно и имеет право диктаторствовать над пошло-кощунственной толпой’.
П. Б. Струве привел первую половину фразы и отбросил все, напечатанное курсивом здесь, а затем пишет, как бы возражая мне: ‘Большевики тем сильны и ужасны, что у них не только одна тактика, как часто бывает у П. Н. Милюкова и его последователей, а целое мировоззрение’. Но ведь я говорил только о тактике, и даже точно определил, в каком смысле. Пусть П. Б. Струве докажет, что упомянутое тактическое основание не провозглашено большевиками в качестве общественного ‘ultima ratio’1 или что И. А. Ильин не принимает к руководству этой тактики, и тогда я должен буду признать, что мое сравнение ‘было бы смешно, если бы не было грустно’.
Теперь о ‘вещах, известных из Иловайского’.
‘Вместо того чтобы рассказать о грехах крестоносцев, — пишет П. Б. Струве, — …пусть И. П. Демидов объяснит себе и нам, какой — с его точки зрения — меч благословлял Преподобный Сергий Радонежский и каким мечом сражались иноки Пересвет и Ослябя?’
Надо и здесь условиться: или и крестоносцы и Преподобный Сергий — только лишь ‘вещи, известные из Иловайского’, или же и первые и второй говорят нам о мече, который был благословлен Церковью. Нельзя одно отбросить, а другое принять. Нельзя нелогично требовать — ‘вместо того, чтобы рассказывать об одном, ответьте на другое’, потому что здесь не одно и другое, а одно и то же. Если Сергий Радонежский — нужный для доказательства пример, то должны быть допущены и крестоносцы. Если крестоносцев упоминать не стоит, то пусть в стороне останется и Преподобный Сергий.
Я Преподобного Сергия принимаю всей душой и в своих дальнейших ученических работах постараюсь дать посильный ответ. Но не сейчас, ибо в данное время я принужден вернуться к И. А. Ильину, и не только к статье ‘Идея Корнилова’, но и к докладу ‘О сопротивлении злу’, т<ак> к<ак> статья есть лишь часть ‘из речи, произнесенной в Праге, Берлине и Париже’.
Дело в том, что в своей речи-докладе И. А. Ильин говорил не только о мече воина, но и о мече палача. По крайней мере, я так понял его слова: ‘Духовная любовь, оставаясь благожелательной к просветлению всякого человека, меняет свое отношение к человеку по мере зла, в нем содержащегося. На этом пути духовная любовь проходит ряд логических состояний от неодобрения до тюрьмы и казни’. И вот, прежде чем ‘додумывать’ о мече воина, мне хочется ‘додумать’ о мече палача.
‘Есть люди, которым лучше умереть’, — говорит оратор — здесь мысль о евангельском жернове. Лучше для кого? Для них самих, чтобы меньше грехов легло на их душу. Одно — сказать ‘есть люди, которым лучше умереть’, другое — оправдать с христианской точки зрения казнь, т. е. признать с точки зрения Христа, что есть люди, которых надо умертвить, а право на их умерщвление присвоить себе. Здесь непереходимая пропасть между ‘двумя логическими состояниями духовной любви’. Скачок через эту пропасть приводит И. А. Ильина, по-моему, не к христианскому, а к антихристианскому выводу. Смертная казнь существует — это факт, но И. А. Ильину этого мало: ее, как и войну, надо освятить и благословить. Чтобы достигнуть этого, И. А. Ильин говорит страшные для Церкви слова и, собственно, отказывается от Нового Завета — ‘любовь кончается там, где начинается зло’, т.е., стало быть, он утверждает, что зло побеждает любовь, ибо стоит злу только начаться, чтобы любовь пришла к своему концу.
Что же встает на место ‘кончившейся любви’? Святая ненависть, неумолимая справедливость, а за ней костры ‘святой инквизиции’, гильотина — или просто палач, усердно затягивающий петлю?
Все это есть ‘ряд логических состояний’, которые должны быть освящены и благословлены церковно?
Ответ на этот вопрос должен быть дан до крестоносцев и до Сергия Радонежского, ибо если здесь будет сказано: ‘освящаем и благословляем’, то этим будет сказано все — дальше учиться нечему, ибо протянуть нить от креста к мечу палача я не могу, признать, что христианская Церковь имеет право благословить смертную казнь, отказываюсь, ‘додумывать’ и ‘дочувствовать’ в этом направлении я не в состоянии.
Быть может, П. Б. Струве и здесь найдет, что ‘тут обнаруживается — во второй раз! — что у церковно-религиозного аполитизма есть какое-то странное и роковое касание к определенным политическим настроениям и построениям’ и что все-таки никто, как И. А. Ильин, ставит и в определенном христианском смысле разрешает проблему ‘сопротивления злу силою’.
Смею и здесь ‘недомысленно’ спросить, что такое казнь — сила или насилие? Этот небольшой вопрос важен на случай дальнейших уроков.
Статья опубликована в газете ‘Последние новости’, No 1591 от 2 июля 1925 г. Повторно: Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1995. Т. 5. С. 307—310. Печатается по последнему изданию.
1 Последний, решительный довод (лат.).