Б. Л. Модзалевский
Пушкин и В. Д. Карнильев.
Пушкин и В. Д. Карнильев, Модзалевский Борис Львович, Год: 1929
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Б. Л. Модзалевский. Пушкин
Труды пушкинского дома Академии Наук СССР
Прибой, 1929
‘Карнильевъ прізжалъ разделить горесть о потере лучшаго изъ людей.’
Эта записка, писанная в 3-м лице крупным почерком, находится с краю той четвертки грубой Гончаровской писчей бумаги (с водяным знаком на другой, оторванной от первой, четвертке — А. Г. и с жандармскою цифрою 22), на которой набросан черновик 8—12 строф стихотворения ‘В начале жизни школу помню я’, датируемого обыкновенно 1830 годом, {В ‘Майковском собрании’ автографов Пушкина (в Библиотеке: Академии Наук). Ред.} эта датировка подтверждается и уточняется, если правильно высказанное нам Б. В. Томашевским предположение (представляющееся, как видим, несомненным), что соболезновательная записка Карнильева вызвана смертию дяди поэта, Василия Львовича Пушкина, скончавшегося, как известно, 20-го августа 1830 г., в Москве, где поэт провел время как рае с 14 по 31-е августа и не только присутствовал на погребении своего дяди в Донском Монастыре, но и распоряжался церемонией, {Л. Майков, Пушкин, стр. 30—31.} относясь к дяде с незлобивой иронией поэт-племянник не мог не ценить его исключительного добродушия и был искренно огорчен смертью старика, к которому определение ‘лучший из людей’, легко может быть применено, особенно если принять во внимание обычное со стороны знакомых преувеличение положительных качеств только что умершего близкого нам человека… Как бы то ни было, однострочная записка эта вводит в широкий круг знакомых Пушкина еще одно лицо, до настоящего времени в этот круг не вводившееся, — что побуждает нас несколько распространиться об авторе записки.
Василий Дмитриевич Карнильев {Обыкновенно его фамилию пишут Корнильев, но сам он писал себя Карнильев, с таким же написанием род его внесен и в Родословную книгу Тульского дворянства (см. ниже).} (род 23-го октября 1793, ум. 17-го февраля 1851 г. в Москве) {Московский Некрополь, т. II, стр. 85.} был личность незаурядная и пользовался в Москве, которой принадлежал по преимуществу, большою популярностью. Хорошо и издавна с ним знакомый Погодин в своем некрологе Карнильева писал: ‘Конечно, многие не только в Москве, но и в разных концах России помнят истинно-русское хлебосольство В. Д. Корнильева. Он не был литератором, но был другом и приятелем многих литераторов и ученых. Наука и Словесность возбуждали в нем искреннее к себе уважение. Во всяком общественном деле, которое касалось пользы Искусства, Науки, Литературы, он был всегда верным, всегда готовым участником, на которого заранее можно было положиться. Всякий деятельный журнал, всякая замечательная современная Русская книга имели в нем усердного чтеца и покупателя. Хлебосольство был’ для него радостию жизни, гости за столом — весельем, украшавшим его семейное счастие. Если же в числе их хозяин угощал у себя профессора, писателя, художника, то казался еще счастливее. Сам всегда скромный и умеренный в суждениях, он оживлялся их беседою и вкушал ее, как умственную пищу. Семейные его качества ценит его семья, которая осталась после него безотрадною …’ ‘Прощай же добрый человек’, — писал Погодин в заключение своего некролога: ‘Мир праху твоему! Благодарим тебя за твою Русскую хлеб-соль, за твой всегда радушный привет гостям, за твою готовность к участию во всяком общественном деле и за твое доброе сердце…’ {‘Москвитянин’ 1851 г., ч. II, No 5, март, кн. I, стр. 11.} В другом коротеньком некрологе, помещенном в ‘Московских Ведомостях’, автор его, знакомый Карнильева, писал про него: ‘С сердцем чувствительным соединял он редкое добродушие, снисходительность, примерную кротость и радушное гостеприимство. Ближнему и дальнему в нужде был он всегда готов служить деятельною помощию и усердным советом…,— человек добрый, друг человечества, верный своему призванию’. {1851 г., No 24, стр. 190—191.}
По словам барона М. А. Корфа, Карнильев был родом Сибиряк, {‘Русск. Стар.’ 1902 г., No 10, стр. 38, о Тобольских фабрикантах Корнильевых были статьи С. Мамеева в ‘Тобольских Губ. Вед.’ 1889 г., No 48, 49 и 50 и 1890 г. No 12, 13, 21 и 26, нам их видеть не удалось.} он был родным внуком известного Тобольского 1-й гильдии купца Василия Карнильева, который в марте-апреле 1789 г. завел Типографию в Тобольске, где у него была и бумажная фабрика, изделия которой покупались всеми присутственными местами Тобольского наместничества и на изделиях которой печатались все изданные в свет, в конце XVIII столетия, в Тобольске книги и журналы, {А. А. Дмитриев-Мамонов. Начало печати в Сибири, 3-е изд., С.-Пб. 1900, стр. 3 и след.} так, из первой в Сибири типографии Карнильева вышло первое Сибирское издание — переведенная сосланным в Тобольск П. П. Сумароковым ‘английская повесть ‘Училище любви’ (1791 г., два издания), в ней же печатается первый Сибирский журнал — ‘Иртышь, превращающийся в Ипокрену’ 1789 г., была отпечатана 12-титомная ‘Библиотека ученая и экономическая’ (1793—4 г.), ‘Юридический Словарь’ М. Чулкова (1791 г.) и другие книги научно-практического значения, {Типография закрылась в 1796 г. и открылась вновь в 1804 г., но в 1807 г. закрылась совсем.} в 1787 г. Василий Карнильев вместе с другим купцом, Федором Кремлевым, пожертвовал 5 000 рублей на заведение Училищного дома в Тобольске, о чем сохранилось известие в журнале ‘Зеркало Света’ (1787 г., ч. VI, стр. 639), в том же 1789 году, когда В. Карнильев завел в Тобольске типографию, он выступил и как автор, напечатав на своем станке отдельными листами два стихотворения, из которых одно посвятил Епископу Тобольскому Варлааму, а другое — архимандриту Соликамскому Иакинфу, {О типографско-издательской деятельности Василия Карнильева см.: А. А. Дмитриев-Мамонов, Начало печати в Сибири, 3-е изд. СПб. 1900, ‘Тобольские Губернские Ведомости’ 1871 г., No 10 (ср. В. Межов, Сибирская библиография, т. III, No 17407), Н. В. Губерти, Материалы для русской библиографии, вып. II, М. 1881, стр. 331—334, А. Е. Бурцев, Описание редких российских книг, ч. II, СПб. 1897, стр. 109—110 и В. П. Семенников, Библиографич. список книг, напечатанных в провинции — ‘Русск. Библиоф.’ 1912, кн. II, стр. 66, 67—70, библиотека его и его брата принадлежала впоследствии И. П. и М. Д. Менделеевым — родителям знаменитого химика, но впоследствии была распродана (‘Тобольск. Губ. Вед.’ 1858 г., No 28, стр. 488, и ‘Русск. Библиоф.’ 1912 г., кн. VI, стр. 33).} стихи написаны были в духе обычных од того времени и не блистали красотами слога, но для автора их (а может быть только издателя) очень характерны, подчеркивая ту любовь к литературе и просвещению, которая, судя по свидетельству Погодина, была отличительною чертою и В. Д. Карнильева (воспитанника Тобольской гимназии), приведшею его в соприкосновение и с Пушкиным. С последним В. Д. Карнильев был знаком, повидимому, еще в после-лицейский период жизни поэта, по крайней мере в 1820 г. он передавал Погодину о том, как однажды ‘Н. И. Тургенев, быв у H. M. Карамзина и говоря о свободе, сказал: ‘Мы на первой станции к ней’ и как ‘молодой’ Пушкин подхватил: ‘Да, в Черной Грязи’, в свою очередь Погодин, еще не знакомый лично с поэтом, в августе 1821 г. сообщал В. Д. Карнильеву про Пушкина: ‘Говорят, что Кишеневец печатает новую поэму Пленник. Кстати я слышал от верных людей, что он ускользнул к Грекам’, {Н. Барсуков, Жизнь и труды Погодина, кн. I, стр. 68 и 100.} последний слух был неверен, но любопытно то, что Погодин делился им именно с Карнильевым, дружеское расположение к которому сохранял в течение по крайней мере тридцати лет. {Там же, стр. 77, 81 и кн. X, стр. 113.} В 1869 г. Погодин в письме к князю П. А. Вяземскому вспоминал, как в 1826 г. Карнильев рассказывал ему о чтении Пушкиным ‘Бориса Годунова’ у Вяземских в Москве. {‘Старина и Новизна’, кн. IV, стр. 97.}
В ‘журнале’ племянницы Карнильева Е. И. Капустиной читаем следующий любопытный рассказ, свидетельствующий о хорошем знакомстве Карнильева с Сергеем Львовичем Пушкиным и дающий право предполагать о знакомстве его и с Василием Львовичем, смерть которого послужила поводом для приведенной выше записки Карнильева к поэту: ‘В самый год смерти поэта Пушкина в 1837 году я была с отцом [И. П. Менделеевым] в Москве, где отцу делали глазную операцию. Мы жили у дяди Дмитрия Васильевича Корнильева, брата моей матери. Он жил на Покровке, в доме князя Трубецкого. Дядя жил хорошо, в прекрасной обстановке, у него было большое знакомство, и я встречала там некоторых литераторов, начиная с старца Дмитриева, — Погодина, Фед. Ник. Глинку, Боратынского, Бороздну. У дяди были назначены по вторникам обеды, довольно парадные, и иногда собиралось довольно много в эти дни. Тут я увидела отца Пушкина, как часто видела и брата поэта Козлова. Первое время, когда Пушкин был еще жив и когда меня познакомили с Сергеем Львовичем, я его спросила, не ждет ли он к себе сына из Петербурга. — ‘Не думаю, чтоб он скоро приехал’, — было ответом. А вскоре получилась и ужасная весть о его кончине. Понятно, что тогда, вероятно, всякий был занят этой грустной историей, у нас же в доме [т. е. у В. Д. Карнильева] она отразилась на всем, — кажется ни о чем более не говорилось, как об этом. Дядя, понятно, навещал старика и привозил от него подлинные письма к нему Жуковского, Вяземского, — и всё это читалось у нас вслух. В один из вторников Ф. Н. Глинка привез свои стихи на смерть поэта, где часто упоминалось: ‘А рок его подстерегал’. После обеда жена Федора Николаевича, Авдотья Павловна читала их вслух… Читал у дяди стихи и Бороздна. Я живо помню высокую, видную фигуру Бороздны. Он был малоросс, богатый помещик, добрый и внимательный. Он был часто мой кавалер, — когда шли к обеду, он почти всегда подавал мне свою руку. Летом (1837 г.) мы жили в Сокольниках, и опять по вторникам старик Сергей Львович ездил к нам, и иногда на мою долю приходилось занимать его. Раз он приехал, когда тетка была еще не одета к обеду, а дядя не приехал из конторы, {Имений князей Трубецких, которыми управлял.} я просила его погулять в сад и должна была разговаривать с ним, но как он был глух, то и надо было говорить громко, что было утомительно. Потом к осени уже он приехал проститься, отправляясь в деревню, чтобы повидать жену и детей Александра Сергеевича. В этот раз я помню грустный случай. За день или за два дядя привез из Москвы большой бюст А. С. Пушкина и поставил его в гостиной на тумбочку. Сергей Львович не обратил на него внимания и сел, но вдруг увидел бюст, встал, подошел к нему, обнял и зарыдал. Мы все прослезились. Это не была аффектация, это было искреннее чувство его, и потому в памяти моей сохранилось о старике только сожаление из-за его потери такого сына…’ {Памяти Д. И. Менделеева. Семейная хроника в письмах…, СПб. 1908, стр. 155—157, здесь же, стр. 157—160, рассказы об отце В. Д. Карнильева — Дмитрии Васильевиче — и его портрет, а также некоторые упоминания о В. Д. Карнильеве. Ср. ‘Пушк. и его соврем.’ вып. VIII, стр. 87—88.}
Е. И. Капустина передает еще, что, кроме названных писателей, у В. Д. Карнильева бывали еще супруги Н. Ф. и К. К. Павловы. {Памяти Д. И. Менделеева, стр. 150.} Из других лиц литературного мира известно о знакомстве В. Д. Карнильева с И. Е. Бецким — издателем альманах ‘Молодик’ (1843 г.), {Н. Барсуков, жизнь и труды Погодина, VII, стр. 136—7.} с князем П. А. Вяземским, которого он, в числе других, чествовал обедом в октябре 1850 г., {Там-же, кн. XI, стр. 166.} с профессором-археологом И. М. Снегиревым, который очень часто упоминает Карнильева на страницах своего Дневника 1840-х гг., с профессором С. П. Шевыревым, с художником-скульптором Н. А. Рамазановым, А. И. Кошелевым, художником П. А. Федотовым, {Дневник И. М. Снегирева, М. 1904, pass.} с близкой к семье Аксаковых Е. И. Поповой, которая в своем Дневнике несколько раз упоминает о ‘добродушном’ Карнильеве, рассказывая об участии его в ее личных делах, о его болезни и смерти от ‘водяной в груди’, {Дневник Е. И. Поповой, под ред. П. Е. Щеголева и кн. Н. В. Голицына, СПб. 1911, стр. 220, 227, ‘Русск. Арх.’ 1903 г., кн. III, стр. 523.} наконец, следует отметить еще Лицейского товарища Пушкина — статс-секретаря барона М. А. Корфа, он называет Карнильева своим ‘испытанным, тридцатилетним другом’, человеком ‘честным, добросовестным, правдивым’, {‘Русск. Стар.’ 1902 г., No 2, стр. 505, в статье: ‘Деятели и участники в падении Сперанского’ и No 10, стр. 38 в статье И. А. Бычкова: ‘М. М. Сперанский, генерал-губернатор в Сибири’.} по просьбе Корфа, Карнильев, для выяснения некоторых вопросов, связанных с ссылкой Сперанского в 1812 году, сносился с известным автором Записок Я. И. де-Сангленом, с которым состоял в ‘близкой приязни’. {Там-же, стр. 503, 505, 507.} Со Сперанским Карнильев был знаком, несомненно, и лично, так как 7-го июля 1812 г. начал службу в Департаменте Министерства Юстиции, а с 15-го декабря 1817 г. до 28-го февраля 1819 г. состоял регистратором в Общей Канцелярии Министерства. {Формулярный список в Архиве б. Департамента Герольдии.} Есть указание, что он ‘прокатился в Сибирь при Сперанском за чином’, {Н. Барсуков, Жизнь и труды Погодина, кн. X, стр. 118, служащие в Сибири могли получать штаб-офицерский чин коллежского ассессора и не имея Университетского диплома, и потому многие стремились туда на службу только за этим, см. Барон М. А. Корф, Жизнь графа Сперанского, т. II, СПб. 1861, стр. 209 и примеч., действительно, на надписи надгробного памятника значится, что В. Д. Карнильев был коллежским ассессором, на памятнике его изображен и герб (Московский Некрополь, т. II, стр. 85), чин этот дал ему права дворянства, и он записался в III часть Родословной книги Тульской губернии вместе с женой и 5 дочерьми (В. И. Чернопятов, Тульский родословец, ч. III, стр. 67).} действительно с 3-го марта 1822 года он служил в родном Тобольске — советником в Уголовной Палате, уже в чине коллежского ассессора, но уже после отъезда Сперанского из Сибири, при генерал-губернаторе П. М. Капцевиче, {Формулярный список и Месяцеслов на 1823 г., ч. II, стр. 282, до того, с 7-го мая 1819 по 1-е мая 1820 г. Карнильев служил секретарем при Астраханском Гражданском Губернаторе И. Я. Бухарине, а с 1-го сентября числился в Департаменте Министерства Юстиции (Формулярный список).} а с 2-го января 1823 г. до 29-го августа 1825 г. — младшим советником в Тобольском же Губернском Суде, {Месяцеслов на 1825 г., ч. II, стр. 293 и формулярный список.} выйдя в отставку, еще холостым, он осенью 1826 г., как мы видели из письма Погодина к Вяземскому, жил уже в Москве, здесь он и женился (на Надежде Осиповне N) и прожил в течение четверти века, состоя главным управляющим дел и имений друзей своих князя И. H. и княгини Е. А. Трубецких (к которым так близок был Погодин), а потом занимаясь откупами, и передав управление своим Тобольским стеклянным заводом своей сестре М. Д. Менделеевой, {Памяти Д. И. Менделеева. Семейная хроника в письмах…, СПб. 1908, стр. 4—5.} был он, повидимому, не честолюбив: по крайней мере мы не нашли его в списках членов тогдашних ученых обществ Москвы, в которые так охотно шел тогда всякий, кто был хоть немного прикосновен к научным кругам, — а мы видели, что по связям своим Карнильеву было легче, чем кому-либо другому, украситься почетными званиями члена разных ученых объединений, начиная с Московского Общества Истории и Древностей Российских …
В заключение приведенных нами сведений о В. Д. Карнильеве следует еще сказать, что сестра его — Мария Дмитриевна, — бывшая замужем за учителем Тобольской Гимназии И. П. Менделеевым, — была матерью знаменитого впоследствии профессора-химика Д. И. Менделеева. В письмах своих к родным, напечатанных в цитированной уже книге ‘Памяти Д. И. Менделеева. Семейная хроника в письмах…’ (С.-Пб. 1908), М. Д. Менделеева много раз упоминает о своем брате, с которым была очень близка, {Памяти Д. И. Менделеева. Семейная хроника в письмах, Спб. 1908, стр. 10, 11, 12, 15, 21, 22, 24, 26, 28, 29, 30, 31, 35, 36, 37 и сл., 94.} в той же книге опубликовано и 5 писем самого В. Д. Карнильева к племяннице Е. И. Капустиной, рожд. Менделеевой, из Москвы за 1838—1844 гг., {Стр. 134—139.} в одном из них он с гордостью упоминает, по поводу прочитанной им книги своего земляка и знакомца, известного П. А. Словцова ‘Историческое обозрение Сибири’ (кн. I, М. 1838), что его предки ‘первые начали возводить фабрики в Тобольске — бумажную и хрустальную’, и что ‘Типография заведена в 1787 году {Чит. 1789. О стеклянной фабрике Карнильева см. во 2-ой книге сочинения Словцова, С.-Пб. 1844, стр. 353.} в одно время с Франклином в Америке’. {Заметка эта была написана еще в 1922 г., когда автору небыли известны напечатанные выше материалы архива С. М. Дельвиг-Боратынской, — в том числе и помещенное на стр. 228 письма А. А. Дельвига к В. Д. Карнильеву. Последнее обстоятельство, увеличивая круг литературных знакомых Карнильева именем Дельвига, позволяет думать, что и записка Карнильева к Пушкину написана по поводу смерти не В. Л. Пушкина, но именно А. А. Дельвига (14 января 1831 г.)? Ред.}