Я давно знаю, что безъ дла не должно посщать до полудня людей, обременнныхъ срочною работою, и развлекать ихъ пустымъ болтаньемъ. Но часто праздность Мининъ меня изъ дому, куда глаза глядятъ, самолюбіе увряетъ, что моя особа везд и всякому доставитъ удовольствіе, и я, по дороги, захожу къ знакомымъ, которые не защищены отъ нечаянныхъ нападеніи грозными Швейцарами, полудюжиною крпкихъ дверей и всегдашнимъ откликомъ: ‘нть дома!’ Хотя я часто примчаю но отрывистымъ отвтамъ хозяина, по его потупленнымъ взорамъ, поглядыванію на часы, перевертыванію бумагъ и проб пера, что я лишній въ его кабинет, но, находя удовольствіе только въ перемн мста, я въ моихъ посщеніяхъ смотрю лишь на декораціи и группы, и не забочусь о словахъ Оперы и о содержаніи Балета. Наскучивъ въ чужомъ кабинет перевертывать книги и терять изъ нихъ замтки, заглядывать въ рукописи и обновлять старыя всти, я отправляюсь обдать въ гости, и раскалываю выдуманные мною или слышанные отъ моей собратіи анекдоты, на счетъ посщенныхъ мною того утра лицъ. За все это я пользуюсь славою человка … какъ бишь это назвать!— положимъ, человка порядочнаго: подъ этимъ именемъ разумютъ въ свт людей, которые не уличены юридически ни въ какомъ проступк, и которымъ не представлялся случай обнаружишь свое невжество.
Однажды я зашелъ поутру къ журналисту, наканун выхода въ свтъ его листка. Но его пасмурному взгляду и привтствію, процженному сквозь зубы, я догадался, что мое посщеніе столь же пріятно ему, какъ визитъ заимодавца. Напрасно онъ вертлся въ своихъ большихъ креслахъ, потиралъ лобъ, перевертывалъ исписанный имъ листъ бумаги, и отстрливался отъ моихъ вопросовъ словами: да и нть. Я такъ хорошо услся на соф, что ршился непремнно отдохнуть здсь съ полчаса, и нагрузишься новостями къ званому обду. Вдругъ вбгаетъ служитель и докладываетъ, что пріхала незнакомая дама.— Едва журналистъ усплъ поправить галстухъ и сбросить свой колпакъ, дама вошла въ кабинетъ. Лице ея было свжее и прекрасное, станъ стройный, по странность ея одежды поразила меня. Она была въ длинномъ Нмецкомъ плать, на голов имла модный французскій чепецъ, на ногахъ Англійскіе высокіе башмаки, поверхъ платья Русскую душегрйку, подбитую Сибирскимъ мхомъ. Посмотрвъ пристально въ двойной лорнетъ на журналиста, дама поздоровалась съ нимъ на Французскомъ язык, и спросила, знаетъ ли онъ ее. Журналистъ вжливо отвчалъ, что не иметъ сей чести.— ‘Какъ!’ воскликнула дама: ‘вы не узнаете своей владычицы, которую вы безпрестанно величаете почтеннйшею, просвщенною, благосклонною, которую вы утомляете нжными своими объясненіями въ объявленіяхъ, и на которую взводите небылицы, взявшись быть истолкователемъ ея мннія?
Журналистъ (съ низкимъ поклономъ). Какъ!. Неужели вы… Смю ли думать!— Неужели вы Публика?
Публика. Точно такъ, я Публика.
При сихъ словахъ, журналистъ отступилъ два шага назадъ, кашлянулъ три раза, утеръ лобъ платкомъ, и началъ говорить похвальную рчь, которая все сбивалась на объявленіе. Публика прервала его.
Публика. Это все старое: замолчите! Нын Издатели и Сочинители начинаютъ свое поприще похвалою самимъ себ, а не лестью мн, какъ прежде бывало. Элю средство удается теперь, какъ всякая новость. Конечно мн смшно, когда неучи берутся учить меня, и говорятъ со мною школярнымъ, рзкимъ тономъ, какъ съ ребенкомъ. Но какъ я бросаю охотно деньги за не, что меня смшитъ, или что поражаетъ новостью, то ловкіе грамати воспользовались этимъ — и очень хорошо сдлали!
Журналистъ. Я Словесникъ стараго покрою, почтеннйшая Публика, и всегда съ уваженіемъ обращаюсь съ вами, предлагаю мои мннія, открываю мой образъ мыслей, но не смю по-учительски относиться къ вамъ. Теперь я не знаю, какъ изъявить вамъ мою благодарность за оказанное вами ко мн вниманіе, за посщеніе, которымъ я горжусь….
Публика. Не гордитесь и не благодарите: я только теперь возвращаюсь изъ кукольной комедіи, и ду отъ васъ прямо къ восковымъ фигурамъ.
Журналистъ. Но могу ли надяться, что вы окажете мн благодяніе, благосклонная Публика, и научите, чмъ я могу вамъ нравиться?
Публика. Новостью.
Журналистъ. Но если нтъ ничего новаго, достойнаго вашего вниманія?…
Публика (прерываетъ его). Сочиняйте !—Что вамъ стоитъ, однимъ махомъ пера убить на повалъ нсколько десятковъ тысячъ Турокъ или Американскихъ инсургентовъ? Чего ихъ жалть! Наводняйте города чернилами, разрушайте крпости фразами. Вдь вамъ не жить въ нихъ, и не управлять ими. Выдумывайте имена и происшествія, соображая успхъ всякаго дла съ моимъ вкусомъ и образомъ мыслей. Я буду читать ваши листки.
Журналистъ. Однако жъ, мн было бы пріятно сохранишь ваше уваженіе и довренность.
Публика. Эти вещи совсмъ постороннія. Посмотрите, какъ нкоторые Французскіе и Англійскіе Журналы коверкаютъ вс происшествія, какъ они двигаютъ несуществующія арміи, покоряютъ и раздаютъ воображаемыя царства, составляютъ законы для необитаемыхъ острововъ, и представляютъ блистательныя описанія небывалыхъ подвиговъ! Я не врю имъ, смюсь надъ ихъ глупостью, но охотно читаю, потому, что они льстятъ моему самолюбію, заманиваютъ новостью, и привлекаютъ вниманіе даже самою нелпостью.
Журналистъ. У насъ это невозможно и некстати.
Публика. У насъ есть другія средства. Представляйте мн какъ можно боле необыкновеннаго, удивительнаго, рдкаго, страннаго, сверхъестественнаго, страшнаго, смшнаго и вздорнаго. Журналъ вашъ долженъ быть родъ косморамы, гд предметы представляются въ искуственномъ свт, и въ увеличительное стекло. Кушайте, если угодно, ананасы, но хвалите кислую капусту и соленые огурцы, покупайте вещи въ три-дорога въ Англійскомъ магазин, а восхищайтесь національными произведеніями, давайте какъ можно боле анекдотовъ….
Журналистъ. Я не вспомню всего: позвольте записать.
Публика. Это лишнее: можетъ быть, я завтра перемню свое мнніе. А propos des bottes: старайтесь, чтобъ ваши книжки были какъ можно толще, а оглавленія ихъ пестре. Нтъ нужды, хотя бы ваши новости были давно уже объявлены въ другихъ Журналахъ Я не читаю толстыхъ книжекъ, но сужу о ихъ достоинств по пестрот обертки.
Журналистъ. Это что-то походитъ на шарлатанство, и я въ этомъ дл, право, не мастеръ.
Публика. Этого нтъ ничего легче. Я васъ научу. Вотъ, напримръ, обыкновенная газетная фраза: ‘Турецкій Султанъ пожаловалъ почетную шубу Дамасскому Паш, за соблюдаемое имъ правосудіе.’ — Изъ этого вы можете составить на обертк нсколько статей. Напримръ:
1. О Турецкомъ Султан — См. стр. NN
3. О почетныхъ шубахъ въ Турціи — См. стр. NN
3. О мховой торговл на Восток — См. стр. NN
4. О ловл соболей въ Сибири — См. стр. NN.
5. О Дамасскомъ Паш — См. стр. NN
6. О правосудіи въ Турціи — См. стр. NN.
7. О правосудіи вообще — См. стр. NN.
8. О великодушіи Турецкаго Султана — См. стр. NN.
9. О неправильномъ наименованіи Падишаха Султаномъ — См. стр. NN.
10. О правосудіи Дамасскаго Паши — См. стр. NN.
11. О не правосудіи другихъ Пашей — См. стр. NN.
12. О награжденіи, полученномъ Дамасскимъ Пашею — См. стр. NN.
13. О награжденіяхъ и наказаніяхъ, по правиламъ Бентама, Филанджери, Беккаріи и пр. — См. стр. NN.
Теперь понимаете ли? —
Журналистъ. Это сущее шарлатанство!
Публика. Нтъ, сударь, это называется Физіологія, или наука, необходимая Журналисту и всякому Артисту, имющему со мною дло. Названіе сіе происходитъ отъ слова pfiffig (хитро), и, какъ вс новыя имена для старыхъ вещей, изобртено въ Германіи.
Журналистъ. По неужели нельзя заслужить вашего вниманія и благоволенія, сообщая статьи оригинальныя историческія, статистическія, философическія , литературныя?
Публика. Полно-те, полно-те! — Вы на меня наводите сонъ. Скажите мн ршительно: чего вы отъ меня хотите, уваженія или благосклонности?
Журналистъ. Мн кажется, что одно не бываетъ безъ другаго.
Публика. Извините: видно, вы не знаете прекраснаго пола. Камоэнсъ, творецъ Лузіады, умеръ въ госпитал, а Бомарше нажилъ домъ и корабли. Перваго я уважала, а ко второму была благосклонною. Я могла бы вамъ указать множество примровъ и у насъ, но я не люблю личностей, а къ тому жъ мн нкогда. Изъ кабинета восковыхъ фигуръ, я должна поспшишь на аукціонъ, гд продаютъ каррикатуры, оттуда заду въ книжную лавку заглянуть въ Журналъ съ картинками, и прочесть статью, которая надлала много шуму въ свт необыкновенною своею глупостью: j’aime par fois la btise! Прощайте , до свиданья!’
Дама вышла, а Журналистъ стоялъ на мст, какъ громомъ пораженный. Я побжалъ домой, написалъ все, что слышалъ, и любопытенъ знать, что скажетъ объ этомъ почтенная дама, которая подала случаи къ сей стать. . Б.