Психология, Гербарт Иоганн-Фридрих, Год: 1825 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 234 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

I. Ф. ГЕРБАРТЪ

ПСИХОЛОГІЯ.

ПЕРЕВОДЪ СЪ ПРМЧАНІЯМИ И АЛФАВИТНЫМЪ УКАЗАТЕЛЕМЪ

АЛЕКСАНДРА НЕЧАЕВА.

СЪ ПРЕДИСЛОВІЕМЪ
профессора С.-Петербургскаго университета

А. И. Введенскаго.

ИЗДАНІЕ РЕДАКЦІИ ЖУРНАЛА ‘ПАНТЕОНЪ ЛИТЕРАТУРЫ’

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія желзнодорожныхъ изданій А. Ф. Штольценбурга, Моховая, 37.
1895.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Предисловіе къ русскому переводу Проф. А. И. Введенскаго.

О возможности и необходимости примнять въ психологіи математику

Психологія какъ наука, вновь обоснованная на опыт, метафизик и математик

Введеніе

I. О различныхъ способахъ, какими пріобртается общее знаніе о фактахъ сознанія ( 1—8)

II. Объ общемъ свойств всего того, что внутренно воспринимается ( 7—9)

III. Почему мы бываемъ склонны прибгать въ психологіи къ помощи абстракцій? ( 10)

IV. Общее указаніе метода, чтобы пользоваться фактами сознанія, какъ принципами ( 11—13)

V. Объ отношеніи психологіи къ общей метафизик ( 15—16)

VII. Планъ и раздленіе предстоящихъ изслдованій ( 23)

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.
Изслдованіе ‘Я’ въ его ближайшихъ отношеніяхъ

ПЕРВАЯ ГЛАВА. О философскомъ опредленіи понятія Я ( 24—26).

ВТОРАЯ ГЛАВА. Изложеніе заключающейся въ понятіи Я проблемы, вмст съ первыми шагами въ ея разршенію ( 27—29)

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА. Подготовка математико-психологическихъ изслдованій ( 36—40)

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.
Основныя черты статики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА. Сумма и пропорція задержки при полной противоположности ( 41—43)

ВТОРАЯ ГЛАВА. Вычисленіе задержки при полной противоположности и первое указаніе пороговъ сознаніи ( 44—48)

ТРЕТЬЯ ГЛАВА. Измненіе предшествующаго при меньшей противоположности ( 54)

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА. О полныхъ соединеніяхъ представленій ( 57)

ПЯТАЯ ГЛАВА. О неполныхъ соединеніяхъ ( 63)

ШЕСТАЯ ГЛАВА. О сліяніяхъ ( 67)

ТРЕТІЙ ОТДЛЪ.
Основныя черты механики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА. О погруженіи представленій ( 74)

ВТОРАЯ ГЛАВА. О механическихъ порогахъ ( 77)

ТРЕТЬЯ ГЛАВА. О воспроизводимыхъ представленіяхъ, съ простй шей точки зрнія ( 81)

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА. Объ опосредствовавшемъ воспроизведеніи ( 86)

ПЯТАЯ ГЛАВА. О временномъ возникновеніи представленій ( 94)

ШЕСТАЯ ГЛАВА. Объ уменьшеніи и возобновленіи воспріимчивости ( 98—99)

СЕДЬМАЯ ГЛАВА. Сведеніе и заостреніе воспроизводимыхъ представленій ( 100)

Что такое пространство и время?

Учебникъ психологіи.

Изъ предисловія Гартенштейна къ пятому тому его изданія сочиненіи Гербарта

Предисловіе Гербарта къ первому изданію

Введеніе ( 1—9)

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.
Основанія психологіи.

ПЕРВАЯ ГЛАВА. О состояніяхъ представленій, когда они дйствуютъ какъ силы ( 10—12)

ВТОРАЯ ГЛАВА. О равновсіи и движеніи представленій ( 13—21)

ТРЕТЬЯ ГЛАВА. О соединеніяхъ и сліяніяхъ ( 22—32)

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА. О представленіяхъ, какъ мстопребываніи душевныхъ состояній ( 33—38)

ПЯТАЯ ГЛАВА. О взаимодйствіи нсколькихъ, неодинаково напряженныхъ, массъ представленій ( 89—43)

ШЕСТАЯ ГЛАВА. Взглядъ на связь души съ тломъ ( 44—52)

ВТОРАЯ ЧАСТЬ.
Эмпирическая психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.
О душевныхъ способностяхъ, намъ о томъ, что иметъ видъ первоначально и существенно разнообразнаго въ человческомъ дух,

ПЕРВАЯ ГЛАВА. Обзоръ принятыхъ душевныхъ способностей ( 58—59)

ВТОРАЯ ГЛАВА. О пограничной линіи между низшими и высшими способностями ( 60—66)

ТРЕТЬЯ ГЛАВА. Способность представленія ( 67)

А. Вншнія чувства ( 68—73)

B. Внутреннее чувство ( 74)

C. Формы ряда ( 75—77)

D. Логическія формы ( 78—85)

E. Транцендентныя понятія ( 86—88)

F. Воспроизведеніе ( 89—94)

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА. Способность чувствованія ( 96—98)

А. О чувствахъ, обусловливаемыхъ качествомъ чувствуемаго ( 99—100)

B. и такихъ чувствахъ, которыя зависятъ отъ расположенія духа ( 100)

C. О среднихъ и смшанныхъ чувствахъ ( 102—108)

D. Объ аффектахъ ( 104—106)

ПЯТАЯ ГЛАВА. Способность желанія ( 107—109)

А. О низшихъ способностяхъ желанія ( 110—118)

B. О высшихъ способностяхъ желанія ( 114—117)

C. О свобод воли ( 118—119)

ШЕСТАЯ ГЛАВА. О совмстномъ дйствіи и развитіи душевныхъ способностей ( 120—125)

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.
О душевныхъ состояніяхъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА. О всеобщей измняемости состояній ( 126—180)

ВТОРАЯ ГЛАВА. О природныхъ задаткахъ ( 181—185)

ТРЕТЬЯ ГЛАВА. О вншнихъ вліяніяхъ ( 186—141)

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА. Объ аномальныхъ состояніяхъ ( 142—149)

Заключительное замчаніе

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ.
Раціональная психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.
Метафизическія и натурфилософскія основанія.

ПЕРВАЯ ГЛАВА. О душ и матеріи ( 160—166)

ВТОРАЯ ГЛАВА. О жизненныхъ силахъ ( 157—101)

ТРЕТЬЯ ГЛАВА. О связи души съ тломъ ( 162—166)

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.
Объясненія феноменовъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА. О представленіяхъ пространственнаго временнаго ( 167—178)

Прибавленіе: О различіи рядовъ

ВТОРАЯ ГЛАВА. Образованіе понятій ( 179—193)

ТРЕТЬЯ ГЛАВА. о нашемъ пониманіи вещи и самихъ себя ( 194—204)

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА. О необузданной игр психическаго механизма 205—227)

ПЯТАЯ ГЛАВА. О самообузданіи, въ особенности о. долг, какъ психическомъ феномен ( 228—239)

ШЕСТАЯ ГЛАВА. Психологическія разсужденія о назначеніи человка ( 240—252)

Алфавитный указатель понятій.

Алфавитный указатель собственныхъ именъ.

О возможности и необходимости примнять въ психологіи математику.

Читано въ Королевскомъ Нмецкомъ Обществ 18 Апрля 1822 года.

Милостивые Государи!

Такъ какъ Королевское Нмецкое Общество представляетъ удобный и приличный пунктъ объединенія для того, чтобы намъ взаимно знакомиться съ направленіемъ нашихъ научныхъ изслдованій,— то въ сегодняшнемъ засданіи, въ которомъ вы доставляете мн честь своимъ благосклоннымъ вниманіемъ, я хотлъ бы, воспользовавшись удобнымъ случаемъ, осмлиться изложить передъ вами предметъ, который, конечно, можетъ показаться отвлеченнымъ, по тмъ не мене безспорно иметъ общій интересъ. Сократъ восхваляется всми вками за то, что призвалъ философію съ неба на землю и къ людямъ Но, если бы онъ, возставъ изъ мертвыхъ и узнавъ состояніе нашихъ наукъ, опять взглянулъ на небо, чтобы взять оттуда людямъ что нибудь цлебное, то тамъ, вверху, онъ гораздо меньше занялся бы ныншней философіей, чмъ математикой,— и его усилія увнчались бы самымъ счастливымъ и блестящимъ успхомъ. Тогда ему могло бы придти на умъ спросить: ‘Скажите мн, превосходные, что лучше — душа или тлесное? Что для васъ важне — нутація земной оси или колебаніе вашихъ мнній и наклонностей. Что для васъ нужне — устойчивость солнечной системы или укрпленіе вашихъ основныхъ законовъ и нравовъ? Отъ чего вы больше страдаете — отъ пертурбацій ли планетъ или отъ возмущеній въ вашихъ государствахъ?— И если математика является столь превосходнымъ орудіемъ вашихъ изслдованій, то почему же вы не попытаетесь примнить ее къ тому, что является для васъ самымъ важнымъ и самымъ нужнымъ? Или, если математика находится у васъ въ такомъ уваженіи, что вы склонны предпочитать ее всмъ остальнымъ наукамъ,— то почему же вы осудили ее на обработку предметовъ, которые или такъ далеко отстоятъ отъ васъ, что едва возбуждаютъ любопытство немногихъ ученыхъ, или же настолько близко касаются вашихъ чувственныхъ потребностей и желаній, что занятіе ими чуть ли не сводится на степень ремесла?’ Если бы Сократъ задалъ такой вопросъ, то захотлось ли бы намъ ему отвтить, что вдь математика работаетъ даже въ нашихъ арсеналахъ и передъ насыпями осажденныхъ городовъ, что она научаетъ насъ не только оживлять промышленность, но и разрушать ее? Однако мы не могли бы ршиться отдать себя въ жертву насмшкамъ человка, столь извстнаго своею ироніей. А какою стью вопросовъ запуталъ бы онъ насъ, и какъ искусно сталъ бы онъ выводить насъ изъ нашего обычнаго способа представленія,— кто, милостивые государи, могъ бы ршиться изобразить это? По крайней мр, я не ршаюсь, тмъ боле, что меня ближе интересуетъ нчто другое, чмъ то, какъ Сократъ сталъ бы удивляться нашему ограниченному примненію математики. Именно, мн не безъизвстно, что моя попытка примнить математику въ психологіи вызвала удивленіе, и что это удивленіе недавно снова было возбуждено изданнымъ мною сочиненіемъ De attentionis mensura catisisque primariis. Чмъ меньше число читателей произведенія, занимающагося запутаннымъ дифференціальнымъ уравненіемъ, тмъ боле долженъ я быть готовымъ къ тому, что при этомъ будутъ удивляться, не заботясь ближе о дл. Поэтому я ршился хоть разъ представить на другомъ язык, чмъ алгебраическіе знаки, краткій докладъ о своемъ предпріятіи, начало котораго относится еще къ послднимъ мсяцамъ восемнадцатаго столтія, а зародышъ котораго, я, собственно говоря, нашелъ еще раньше въ фихтевской школ {Эти слова не должны быть понимаемы въ томъ смысл, будто у самого Фихте была мысль разсматривать психологію какъ часть прикладной математики. Конечно, онъ, какъ столь ршительный защитникъ трансцендентальной свободы, былъ очень далекъ отъ этого. Но Фихте научилъ меня главнымъ образомъ своими заблужденіями, и онъ былъ способенъ къ этому потому, что въ особенной степени обладалъ стремленіемъ къ точности изслдованія. Обладая этимъ стремленіемъ, и благодаря ему, каждый учитель философія становится полезнымъ для своихъ учениковъ, преподаваніе же, лишенное точности, порождаетъ въ философіи только фантазеровъ и дураковъ.

Извстно, что Фихте основой своего изслдованія сдлалъ я, или, говоря другими словами, онъ отыскивалъ условія самосознанія. Вслдствіе этого, онъ обогатилъ философію одною, до тхъ поръ неизвстною, проблемой, потому что на это раньше очень мало обращали вниманія, и Кангъ, который считалъ представленіе я совсмъ бднымъ и пустымъ по содержанію, вслдствіе этого ложнаго утвержденія, совсмъ не обращалъ на него вниманія. Отъ Фихте, который постоянно возвращался къ занятіямъ этимъ предметомъ и все-таки никогда не кончалъ ихъ, я научился видть, что здсь долженъ быть скрыть богатый и глубокій источникъ, открыть который, однако, можно только съ помощью величайшихъ усилій.

Первымъ, что мн открылось, было то, что я (Ichheit), должно быть не чмъ нибудь первичнымъ и самостоятельнымъ, но самымъ зависимымъ и обусловленнымъ изъ всего того, что только можно себ представить. А, вмст съ этимъ, стало ясно, что мннія Фихте являются полнйшимъ извращеніемъ истины и поучительнымъ примромъ для тхъ, которые думаютъ имъ воспользоваться. Вторымъ, что я нашелъ, было то, что первоначальныя представленія интеллигентной сущности, если только они должны образоваться до самосознаніи (которому что они, какъ только что сказано, могутъ заключать въ себ я не какъ нчто чуждое), должны быть или вс, или частью другъ другу противоположны) и, вслдствіе этой противоположности, они должны взаимно задерживаться, однако такъ, что задержанныя представленія не пропадаютъ, но продолжаются какъ стремленія, которыя сами собой возвращаются въ состояніе дйствительнаго представливанія, коль скоро по какимъ нибудь основаніямъ, или цликомъ, или отчасти, исчезаетъ задержка. Эта задержка могла и должна была стать предметомъ вычисленія и вмст съ этимъ стали ясно, что психологія на столькоже нуждается въ математическомъ фундамент, насколько и въ метафизическомъ. Примч. Герберта.}. Съ тхъ поръ я занимался имъ, хотя съ частыми и длинными перерывами, однако не теряя нити, теперь же я снова занялся имъ съ твердымъ намреніемъ не оставлять дла до тхъ поръ, пока я смогу предоставить продолженіе своей предварительной работы опытнымъ математикамъ. Въ доклад объ этомъ моемъ предпріятіи я представлю т мнимыя основанія, на которыхъ опирается вышеупомянутое удивленіе. Отвтивъ же на запросы этого удивленія, я надюсь, воспользовавшись вашимъ благосклоннымъ вниманіемъ, показать, что примненіе математики къ психологіи возможно и необходимо. Въ заключеніе же я сдлаю краткое замчаніе о томъ, что настоящее мое изслдованіе не ограничивается на дл одною только психологіей, но иметъ отдаленныя отношенія къ физіологіи и всему естествознанію.

Первое изъ выставляемыхъ противъ меня мнимыхъ основаній, по своей истинной природ, есть ничто иное, какъ старая привычка, а по своимъ словамъ — оно примыкаетъ къ совершенно неврному утвержденію. Неслыханное дло, чтобы математика примнялась иначе, чмъ къ предметамъ, которые или сами пространственны, или хотя бы могли быть пространственно представляемы, какъ напр. силы, которыя возростаютъ и уменьшаются вмст съ извстнымъ разстояніемъ и дйствія которыхъ можно измрять или точно наблюдать. Но не видно, какою мркой могъ бы всякій воспользоваться для того, чтобы сравнить и опредлить величину происходящаго въ нашемъ дух, смняющагося въ нашихъ представленіяхъ, чувствахъ и желаніяхъ. Наши мысли быстре молніи: какимъ образомъ должны мы наблюдать и описывать ихъ путь? Человческія причуды летучи, какъ втеръ, расположеніе духа непостоянно, какъ погода. Кто можетъ найдти данныя здсь величины, которыя допускаютъ подведеніе подъ законъ математической правильности? А гд нельзя измрятъ, тамъ нельзя и вычислять, слдовательно, невозможно въ психологическихъ изслдованіяхъ пользоваться математикой.

Такъ гласитъ силлогизмъ, составленный изъ привязанности къ привычному и очевидной неистины. Именно (начнемъ съ послдняго), совершенно ложно, будто мы можемъ вычислятъ только тамъ, гд напередъ измрили. Какъ разъ наоборотъ Каждый гипотетически принимаемый, даже признанный неправильнымъ законъ связи величинъ можетъ бытъ вычисляемъ, и при глубоко скрытыхъ, но важныхъ предметахъ должно до тхъ поръ испытывать гипотезы и со всею точностью изслдовать, при помощи вычисленія, вытекающія изъ нихъ слдствія, пока не будетъ найдено, какая изъ различныхъ гипотезъ сходится съ опытомъ. Такъ древніе астрономы испытывали эксцентричные круги, и Кеплеръ испытывалъ эллипсисъ, чтобы свести къ этому движенія планетъ, именно послдній сравнивалъ квадратъ времени обращенія съ кубами среднихъ разстояній, прежде чмъ найдти соотвтствіе. Равнымъ образомъ, Ньютонъ испытывалъ обратно пропорціональна ли тяжесть квадрату разстояній, чтобы получить движеніе луны кругомъ земли. Если же это предположеніе оказалось бы недостаточнымъ, то онъ положилъ бы въ основаніе другую степень разстоянія — или третью, или четвертую, или пятую, и вывелъ бы отсюда слдствія, чтобы сравнить ихъ съ опытомъ. Въ этомъ то именно и заключается величайшее благодяніе математики, что гораздо прежде, чмъ мы овладемъ достаточно опредленнымъ опытомъ, можно обозрть возможности, въ области которыхъ гд нибудь должна лежать дйствительность. Поэтому то можно пользоваться даже весьма неполными указаніями опыта, чтобы освободиться, по крайней мр, отъ грубйшихъ ошибокъ. Гораздо прежде, чмъ прохожденіе Венеры передъ солнцемъ послужило основаніемъ для опредленія солнечныхъ параллаксовъ, пытались уловить мигъ, когда луна наполовину освщена солнцемъ, чтобы, исходя изъ измреннаго разстоянія обоихъ небесныхъ тлъ, найдти отдаленность солнца. Это было невозможно, потому что вс наши измренія времени, по психологическимъ основаніямъ, слишкомъ грубы для того, чтобы съ достаточной точностью опредлить требуемое мгновеніе. Однако, вслдствіе этого, выяснился взглядъ, что солнце должно быть удалено, покрайней мр, на дв тысячи разъ дальше луны. Вотъ ясный примръ того, что даже въ высшей степени неполная оцнка величинъ (тамъ, гд невозможно никакое строгое наблюденіе) можетъ стать весьма поучительною, если только умютъ ею воспользоваться. И было ли необходимымъ обладать мркою для нашей солнечной системы, чтобы въ общихъ чертахъ узнать ея порядокъ? Разв невозможно было (возьму примръ изъ другой области) изслдовать законы движенія, прежде чмъ въ точности узнали высоту паденія въ секунду на опредленномъ мст земли? Ничуть. Такія изысканія основныхъ мръ сами по себ очень затруднительны, но, къ счастью, они образуютъ особаго рода изслдованія,— и познаніе важнйшихъ основныхъ законовъ совсмъ не иметъ нужды дожидаться ихъ.— Конечно, измреніе завлекаетъ въ вычисленіе, и всякая легко подмчаемая правильность извстныхъ величинъ побуждаетъ къ математическому изслдованію. Обратно: чмъ меньше въ явленіяхъ симметріи, тмъ больше запаздываетъ научное теченіе. Если бы небесныя тла двигались въ замтно сопротивляющейся сред, или если бы ихъ массы не были такъ малы сравнительно съ разстояніями, то, быть можетъ, астрономія ушла бы не дальше современной психологіи, и тогда, подобно ей, она не могла бы даже надяться, взамнъ недостающей тонкости наблюденій, удовлетвориться множествомъ ихъ.

Второе возраженіе должно основываться на томъ, что математика обрабатываетъ только количества, а психологія иметъ своимъ предметомъ состоянія и дятельности весьма различныхъ качествъ. Если бы я захотлъ вполн серьезно опровергнуть это мнимое основаніе, то я сталъ бы исходить изъ того метафизическаго положенія, что истинныя, собственныя, первоначальныя качества вещей отъ насъ совершенно скрыты и совсмъ не являются никакимъ предметомъ какого бы то ни было изслдованія, что, напротивъ, тамъ, гд въ общемъ опыт мы думаемъ воспринимать качества, основаніе часто бываетъ только количественнымъ, такъ напр., мы слышимъ совершенно различные тоны, изъ которыхъ могутъ составляться еще гораздо боле различные консонансы и диссонансы, въ то время какъ только быстре или медленне колеблются боле или мене длинныя струны. Но теперь я не хочу пускаться въ такую глубину, потому что здсь мн не мсто доказывать то доложеніе, что въ человческой душ совсмъ не существуетъ никакого многообразія первоначальныхъ способностей. Предразсудокъ внутренней качественной множественности въ единой сущности можетъ оставаться здсь совершенно нетронутымъ, хотя освобожденіе отъ него и относится къ первымъ условіямъ истиннаго познанія.

Теперь достаточно сказать, что, сколько бы воображаемыхъ качественностей ни различалъ каждый въ душ, все-таки онъ не могъ бы отрицать, что, кром этого, существуетъ еще безконечное множество количественныхъ опредленій духовнаго. Наши представленія бываютъ напряженне, слабе, ясне, темне, ихъ приливъ и отливъ бываетъ быстре или медленне, ихъ количество въ каждое мгновеніе — больше или меньше, наша воспріимчивость ощущеній, наша способность къ чувствамъ и аффектамъ безпрестанно колеблется между ‘больше’ и ‘меньше.’ Эти и бесчисленныя другія опредленія величинъ, которыя, очевидно, имютъ мсто при духовныхъ состояніяхъ, несправедливо считали косвенными опредленіями существеннаго, и вотъ истинное основаніе, почему не могли вскрыть строгой закономрности того, что происходитъ въ насъ. Что мнимыя косвенныя опредленія прямо являются главною вещью, то это я могу коротко выяснить здсь на одномъ поразительномъ примр. Всякій знаетъ сонъ, всякій знаетъ, что онъ состоитъ въ придавленности нашихъ представленій, которая въ глубокомъ сн бываетъ полной, а въ сновидніи — неполной. Но весьма немногіе помнятъ о томъ, что даже во время самаго яснаго бодрствованія, въ каждое единичное мгновеніе у насъ бываютъ на лицо лишь крайне немногія изъ нашихъ представленій, напротивъ, вс остальныя занимаютъ насъ также мало, какъ во сн, или, выражаясь опредленне, большая часть нашихъ представленій бываетъ скрыта, к всякій разъ только немногія изъ нихъ свободны. Здсь я прошу бросить взглядъ на физику, чтобы вспомнить о скрытой и свободной теплот. Чмъ была физика до тхъ поръ, пока надлежащимъ образомъ не различили и не приняли во вниманіе этого? Тмъ же самымъ, чмъ и до сихъ поръ еще остается психологія. Вс душевныя состоянія и продукты всегда зависятъ отъ того основнаго условія, что въ насъ бодрствуютъ т или другія представленія, потому что сонъ, будетъ ли онъ полнымъ или неполнымъ, задерживаетъ все, на что онъ простирается: или, другими словами, т представленія, которыя, по законамъ своего равновсія, существуютъ въ насъ какъ скрытыя, совсмъ не дйствуютъ въ сознаніи. Иначе обстоитъ дло съ тми скрытыми представленіями, которыя только, по законамъ своего движенія, находятся въ этомъ придавленномъ состояніи, они очень напряженно дйствуютъ на состояніе духа, аффекты и чувства. Впрочемъ, здсь нельзя подробно объяснить различія между статикой и механикой духа.

Еще другія возраженія основываются на ходячихъ мнніяхъ о такъ называемыхъ высшихъ способностяхъ духа, и я по опыту знаю, что здсь я сталкиваюсь съ самыми силъными предразсудками, которые непреодолимы потому, что не хотятъ ихъ бросить, и усиленно сопротивляются даже простому обсужденію того, что имъ противорчитъ. Здсь главными пунктами служатъ геній и свобода. Что такое геній? Позвольте для краткости отвтить сравненіемъ: геній — это планета. Онъ не идетъ прямой дорогой, его путь — кривая линія, иногда онъ останавливается на ней, чтобы путешествовать назадъ,— сначала медленно, потомъ скоро, потомъ опять медленно, затмъ онъ идетъ впередъ, погружается въ лучахъ солнца и вмст съ нимъ проходитъ небо, хотя только короткое время, вслдъ за этимъ онъ снова предпочитаетъ свтить среди темной ночи, и тмъ больше обнаруживается, чмъ полне та оппозиція, въ которую онъ попадаетъ по отношенію къ дневнымъ свтиламъ. Признаюсь, эти слова лучше подходятъ къ планетамъ, чмъ къ генію, однако сходство все-таки довольно ясно. Слово ‘планета’ обозначаетъ странствующаго, а если угодно припомнить бредни астрологіи, то — странствующаго рыцаря, который чисто по романтически выходитъ на страшныя и пріятныя приключенія и, какъ это всегда случается, то угрожаетъ истребленіемъ и смертью, то приноситъ счастье и благодать. Кто смогъ бы установить прочныя правила для его безпорядочныхъ приключеній? И однако что же произошло? Странствующіе рыцари исчезли, какъ привиднія, посл того, какъ невжество было вытснено наукой. Теперь планеты сообразуются съ календаремъ, и это совершенно естественно, потому что календари научились соображаться съ планетами. Точно также и въ томъ же самомъ смысл геній сообразовался бы съ психологіей, еслибы только теперь въ основ нашей психологіи лежала столь же истинная наука, что и въ основ календаря. Правда, геній не знаетъ того правила, по которому онъ поступаетъ, но тмъ не мене онъ не можетъ отрицать, что оно у него есть, потому что незнаніе не служитъ доказательствомъ небытія. А что же я долженъ сказать о свобод? Прежде всего то, что я усталъ говорить объ этомъ, потому что я давно и во всевозможныхъ формахъ изложенія указалъ основанія смшеній и ошибокъ въ этомъ пункт. Я обособилъ и въ отдльности опредлилъ т первоначальныя сужденія, изъ которыхъ возникаетъ нравственная заповдь, дале я показалъ, что эти сужденія, устанавливая различіе между похвальнымъ и постыднымъ, добромъ и зломъ, по необходимости должны быть свободными отъ воли и даже совершенной противоположностью всякаго хотнія, потому что при всякомъ смшиваніи съ нимъ они сейчасъ же теряютъ свою правдивость и порождаютъ нечистое нравственное расположеніе. Съ той минуты, какъ мн выяснилось это основоположеніе, мнимая непонятность свободы воли для меня разсялась, какъ облако, потому что то цнное и высокое, котораго ищутъ въ свобод воли, иметъ совсмъ другое мсто, а то низкое и дурное, что еще остается отъ свободы, какъ источника возможности зла, всего врне можетъ быть дисциплинировано лишь посл того, какъ съ него сорвутъ ослпляющую маску свободы и познаютъ его какъ дурную организацію, которая, по законамъ психологической необходимости, могла бы не только увеличиваться, но и уменьшаться, а, при данныхъ обстоятельствахъ, задерживаться или предупреждаться. То, что я говорю здсь, въ извстныхъ пунктахъ соотвтствуетъ благочестивымъ чувствамъ, которыя побуждаютъ людей искать источника, или даже законовъ, добра и зла въ самихъ себ (т. е. въ своей вол),— и это совершается вмст съ вмненіемъ, которое сначала сводитъ дйствіе къ вол, затмъ волю — къ постоянному характеру лица, совсмъ не разршая при этомъ вопроса о боле глубокихъ основахъ какого бы то ни было характера и даже не принимая его во вниманіе.

Однако вс трудности ученія о свобод скоро исчезли бы, если бы не образовалось весьма странныхъ представленій о вол, которая остается, если откинуть извстное ученіе о свобод. Вдь, кто говоритъ: я не могу себ&#1123, представитъ никакой воли, которая, какъ таковая, не была бы уже свободной,— тому должно отвтить, удержи свободу, потому что въ томъ смысл, въ какомъ ты принимаешь это слово, она дйствительно существуетъ.

Человческая душа — не кукольный театръ, наши желанія и ршенія — не маріонетки, за ними не стоитъ никакого фигляра, но наша истинная собственная жизнь заключается въ нашемъ хотніи, и эта жизнь иметъ свои правила не вн себя, а въ себ, она иметъ свои собственныя, чистодуховныя, ничуть не заимствованныя изъ міра тлъ, правила, но эти правила въ ней извстны и прочны и, въ силу этой прочной ихъ опредленности, она всегда иметъ гораздо больше сходства съ совершенно, впрочемъ, разнородными законами толчка и давленія, чмъ съ чудесами мнимо непонятной свободы.

Чтобы показать возможность примненія въ психологіи математики, я прежде всего долженъ различить матеріальную возможность отъ формальной. Первая основывается на самихъ величинахъ, представляющихся психологамъ, вторая — на метод изслдованій. Мн кажется цлесообразнымъ, оставивъ на время самыя величины, прежде всего ближе обозначить форму метода. Именно, я боюсь, чтобы или, по старому, не сдлали промаха или, по новому, не задумали совсмъ легкомысленной попытки то подражать въ философіи математик, то пускаться въ безполезную и глупую игру математическими знаками и выраженіями. И то, и другое совершенно отличается отъ того употребленія математики, которое предпринимаю я. Говоря коротко, виною указанной путаницы является незнакомство съ истинной природой метафизическихъ проблемъ, разршать которыя математика настолько неспособна, что она всегда скоре ловко избгала ихъ. чтобы только не быть поставленной ими въ затрудненіе. Кто чувствуетъ себя сильнымъ въ метафизическихъ изслдованіяхъ, тотъ во многихъ пунктахъ съуметъ отыскать то, что математика намренно пропускаетъ или никогда не доводитъ до конца (какъ напр. при параллеляхъ, при безконечныхъ величинахъ, при ирраціоналахъ и при всемъ томъ, что связано съ понятіемъ протяженности). Будучи далекимъ отъ того, чтобы подражать математик въ собственно метафизическихъ изслдованіяхъ, должно здсь съ другими вспомогательными средствами и силами связать также другія усилія, и для новыхъ способовъ изслдованія доставить себ другія упражненія. Дйствительно, математика ни на что ни способна вн области величинъ, но замчательно то искусство, съ которымъ она овладваетъ ими, гд бы она ни встрчала ихъ. Представимъ только себ ту сть, которою она опутала небо и землю,— ту систему линій, которая относится къ азимуту и высот, склоненію и подъему, длин и ширин, т кривыя и прямыя, касательныя и нормальныя, эллипсисы и эволюты, т тригонометрическія и логоримическія функціи, которыя вс уже напередъ лежатъ готовыми и только ожидаютъ того, чтобы ими воспользовались. Если мы разсмотримъ этотъ аппаратъ, то, конечно, увидимъ, что математики — совсмъ не волшебники, но что у нихъ все происходитъ естественно. Лучше сказать, мы получимъ впечатлніе множества искусно сдланныхъ машинъ, безчисленныхъ свидтелей разнообразной и въ высшей степени живой дятельности, всецло направленной на пріобртеніе истиннаго и прочнаго богатства. Но что же такое этотъ аппаратъ? Состоитъ ли онъ изъ дйствительныхъ вещей? Возьмемъ отдльные примры. Что такое небесный сводъ? Дйствительный ли это сводъ, пустой шаръ, на которомъ можно было бы отмтить сферическіе треугольники? Нтъ! Это полезная фикція, вспомогательное средство мышленія, удобная форма совмстнаго схватыванія всхъ видимыхъ линій, которыя достигаютъ звздъ и при которыхъ принимается во вниманіе только ихъ положеніе, а не длина. Что такое центръ тяжести? Дйствительная ли это точка въ какомъ нибудь тл? Что такое центръ вибраціи, вмст съ моментами косности для произвольно принимаемыхъ осей вращенія. Зачмъ статика говоритъ о математическомъ рычаг, котораго никогда не бываетъ въ природ? Зачмъ механика говоритъ о движеніяхъ точки, о простомъ маятник, о паденіи брошеннаго тла въ безвоздушномъ пространств? Зачмъ же не о тлесномъ рычаг, движимой матеріи, линіяхъ паденія въ атмосфер? Однимъ словомъ, зачмъ она пользуется столь многими вымышленными вспомогательными величинами? почему она не производитъ вычисленія непосредственно надъ тмъ, что находится и происходитъ въ дйствительномъ мір?— Отвтъ заключается уже въ самомъ вопрос: вышеупомянутыя фикціи въ дйствительности являются именно пособіями. Только что указанныя предполагаемыя величины суть такія, на которыя должны быть сведены, или между которыми должны заключаться величины дйствительныя, если только хотятъ сдлать эти послднія точно или приблизительно доступными. Правда, здсь нтъ ничего, въ чемъ психологія могла бы подражать математик, но тмъ врне математика вноситъ свойственный ей методъ всюду, куда приходитъ сама. Поэтому, поскольку душевныя состоянія и дятельности дйствительно зависятъ отъ количествъ, постольку же можно наврное предвидть, что вычисленіе этихъ дйствительныхъ количествъ будетъ происходить также только при помощи сведенія ихъ къ боле простымъ и боле удобнымъ вспомогательнымъ величинамъ, между которыми они, такъ сказать, заключаются, или отъ которыхъ они зависятъ. Поэтому надо стараться научнымъ образомъ указать только общій и весьма упрощенный типъ желанія, и столь же общіе типы извстныхъ главныхъ классовъ чувствъ, воображенія и т. п., тогда какъ индивидуальная дйствительность навсегда обезпечена отъ математическаго опредленія и ограниченія. Не было бы ничего смшне, какъ если бы кто нибудь сталъ бояться, что мантика чиселъ и буквъ похититъ его тайны или вывдаетъ и подслушаетъ скрытыя движенія его сердца. Въ этомъ отношеніи обыденная мірская мудрость всегда будетъ гораздо хитре и страшне, чмъ вся математика и психологія вмст.

Теперь слдуетъ точне указать самыя величины, которыя представляются вычисленію. Должно исходить изъ простйшаго, и въ самомъ начал оставить въ сторон всякую связь представленій другъ съ другомъ. Тогда остаются только дв величины: напряженность каждаго единичнаго представленія и степень задержки между какими нибудь двумя. Здсь уже достаточно матеріала для вычисленія, чтобы вскрыть первое главное основаніе двухъ самыхъ общихъ психологическихъ феноменовъ, а именно, во первыхъ — только что упомянутаго обстоятельства, что самая большая часть нашихъ представленій въ каждый опредленный моментъ бываетъ скрыта, и, во вторыхъ, настолько же замчательнаго факта, что, пока физіологическія причины не порождаютъ состоянія сна, вс представленія никогда не становятся заразъ скрытыми, и никогда не становятся скрытыми вс они до одного, но постоянно (во время тлеснаго бодрствованія) что нибудь да представляется, и при томъ не что нибудь совершенно простое, а всегда нчто въ извстной степени сложное. Этому давнымъ давно стали бы удивляться и спрашивать объ его причин, еслибы только обычное и повседневное въ глазахъ людей постоянно не казалось само собою попятнымъ.

Вычисленія, которыя могутъ быть вызваны напряженностью каждаго единичнаго представленія и степенью задержки между какими нибудь двумя, еще очень просты. Но они станутъ уже гораздо запутанне, если принять во вниманіе еще третью величину — степень связи между представленіями. Тогда измняются ране полученные результаты и являются новые. Кром того, теперь представляется еще четвертая величина, которая также можетъ войдти въ вычисленіе. Это — количество связанныхъ представленій. Но особенно замчательны боле или мене длинные ряды представленій, которые при полной связи возникаютъ въ томъ случа, когда одно представленіе соединено въ извстной степени съ другимъ, другое — съ третьимъ, третье — съ четвертымъ и т. д., при чемъ первое съ третьимъ, второе — съ четвертымъ и т. д. или совсмъ не слиты, или же слиты гораздо слабе. Такіе ряды представленій являются какъ бы волокнами или фибрами, изъ которыхъ составляются большіе духовные органы, и при этомъ они заключаютъ въ себ совершенно опредленные законы своей раздражаемости, къ точному познанію которыхъ сводится въ психологіи, собственно говоря, все. Отдаленныя, но въ высшей степени недостаточныя указанія на это заключаются въ томъ, что давно извстно подъ именемъ ассоціаціи идей. Однако всякое боле опредленное знаніе должно исходить изъ вычисленія. И оно даетъ въ высшей степени важные результаты не только для теоріи памяти, фантазіи, разсудка, но и для ученія о чувствахъ, желаніяхъ и аффектахъ. Ничто не препятствуетъ мн открыто сказать, что здсь математика обнаруживаетъ безграничное незнаніе, въ которомъ до сихъ поръ находилась психологія. Даже пространственное и временное представливаніе иметъ свое мстопребываніе и начало здсь, а не въ мнимыхъ основныхъ формахъ чувственности.

Дале, относительно уже образованныхъ рядовъ представленій возникаютъ новыя количественныя опредленія, смотря по тому, раздражаются ли они въ какомъ нибудь одномъ пункт или въ нсколькихъ заразъ, а также — находятся ли они въ состояніи большей или меньшей эволюціи или инволюціи, дале — большія или меньшія сплетенія образуются изъ тхъ рядовъ, которые выше я назвалъ волокнами и фибрами, и какимъ образомъ эти сплетеніи построены. Хотя, въ силу общаго чувственнаго міра, въ которомъ мы живемъ и подъ вліяніемъ котораго наши представленія связываются точно также, какъ и порождаются, это большею частью у разныхъ людей должно быть однороднымъ, однако здсь замчаются значительныя видоизмненія, которыя зависятъ отъ духовнаго ритма каждаго индивидуума, происходящаго вслдствіе строенія его нервной системы и всей его тлесной конституціи, и другія видоизмненія, которыя опредляются кругомъ опыта и привычками индивидуума и которыя можно попытаться цлесообразно направить съ помощью воспитанія и обученія. Этотъ послдній пунктъ надо особенно замтить. Извстно, что гуманность, въ собственномъ смысл этого слова, не бываетъ прирождена человку, но образовывается въ немъ. Совершенно дикій человкъ — ничто иное, какъ животное, хотя и такое животное, въ которомъ, съ помощью общежитія, могла бы быть развита человчность. Поэтому часто принимали гипотезу, что Высшее Существо должно было дать воспринять Себя первымъ людямъ и духовно облагородить ихъ. Это мнніе, по крайней мр не такъ сильно погршаетъ противъ опыта, какъ мнніе о постепенномъ опусканіи человчества изъ высшаго первоначальнаго состоянія въ состояніе боле и боле низкое, между тмъ какъ все землевденіе и народовденіе показываютъ намъ, что необщежительный человкъ грубъ и похожъ на животнаго, и что, слдовательно, человчность, въ собственномъ смысл этого слова, зависитъ отъ общежитія. На это очень мало обращали вниманія т психологи, которые считали разумъ и внутреннее чувство, обдумываніе и самосозерцаніе за первоначальныя способности человческой души. Но они могутъ быть оправданы тмъ, что, не зная математики и зависящей отъ нея механики духа, они не могли обнаружить путей, по которымъ идетъ постепенное облагораживаніе человческаго духа. Однако очень легко можно замтить, что не вс представленія въ дух равномрно связаны и что они обладаютъ весьма различною степенью подвижности, что они, подобно высшимъ и низшимъ слоямъ облаковъ въ атмосфер, проносятся то медленно, то быстре и порывистй, что именно вслдствіе этого между различными массами представленій, при ихъ многообразныхъ встрчахъ, должны повторяться большею частью т же самыя отношенія, которыя порождаются между новыми интуиціями и прежними, воспроизводимыми ими, представленіями, что, слдовательно, должны существовать не только вншняя апперцепція, но и внутреннее воспріятіе, или разумъ, у котораго то, что обыкновенно называютъ обдумываніемъ и умозаключеніемъ, только въ увеличенной мр повторяетъ тотъ же самый процессъ, который выполнятся уже при усвоеніи чувственнаго ощущенія при помощи интуиціи и сужденія. Каковъ же этотъ процессъ? Я врю, что знаю его, но здсь я не могу его раскрыть. Я могу сказать только слдующее. Нельзя изслдовать истинныхъ основаній и законовъ высшихъ дятельностей духа, пока еще неизвстны т низшія, которымъ он подобны и отъ которыхъ он зависятъ.

Хотя математическое исчисленіе съ трудомъ примняется къ высшимъ областямъ разумнаго мышленія и хотнія, однако оно неизбжно должно являться основаніемъ для познанія и этихъ высочайшихъ предметовъ, чтобы мы (если, быть можетъ, истина въ своихъ ближайшихъ опредленіяхъ и остается для насъ сокрытой), по крайней мр, не заполняли (какъ это до сихъ поръ бываетъ) пробловъ своего знанія грубыми заблужденіями, и чтобы безполезнымъ споромъ партій, которыя вс одинаково неправы, подъ конецъ не отбивался интересъ къ самой философіи.

Перейду теперь къ послдней части своего разсужденія. Примненіе математики къ психологіи не только возможно, но необходимо. Основаніе этой необходимости заключается, однимъ словомъ, въ томъ, что иначе попросту нельзя достичь того, чего въ конц концовъ доискивается всякое умозрніе, т. е. убжденія. Необходимость же найдти наконецъ путь къ прочному убжденію является тмъ настойчиве, чмъ боле съ каждымъ днемъ возрастаетъ опасность, что философія скоро придетъ въ Германіи въ то состояніе, въ которомъ она давно находится во Франціи и Англіи.

Надо считать страшнымъ ослпленіемъ большей части современныхъ нмецкихъ психологовъ то, что они не видятъ этой опасности. Еслибы они понимали математику (подъ которой здсь разумется нчто большее, чмъ знаніе геометрическихъ элементовъ и квадратныхъ уравненій или даже умніе играть знаками дифференціаловъ и интеграловъ), если бы они, говорю я, понимали математику, то они бы знали, что неопредленная рчь, при которой каждый мыслитъ свое, и которая порождаетъ ежедневно возрастающее несогласіе мнній, не смотря на вс прекрасныя слова и даже не смотря на величіе предметовъ, все-таки, попросту говоря, далеко не можетъ помриться съ наукой, которая каждымъ высказаннымъ ею словомъ дйствительно научаетъ и возвышаетъ, пріобртая себ, вмст съ тмъ, никогда не ослабвающее удивленіе,— и не вслдствіе громадности измряемыхъ ею пространствъ, но вслдствіе превосходящаго всякое описаніе зрлища громаднаго человческаго остроумія. Математика — господствующая наука нашего времени. Ея завоеванія возрастаютъ ежедневно, хотя и безъ шума. Кто не иметъ ее за себя, тотъ нкогда будетъ имть ее противъ себя.

Теперь я долженъ опредленне указать, въ чемъ заключается основаніе того, что математика не только въ себ самой носитъ убжденіе, но даже переноситъ его на предметы, къ которымъ примняется. Говоря вообще, это основаніе заключается въ совершенной точности, съ которою опредляются элементарныя математическія понятія, — я въ этомъ отношеніи каждая наука должна запастись своимъ собственнымъ добромъ, ни одна не можетъ позаимствовать его или получить въ подарокъ отъ другой, психологія настолько же мало можетъ взять его отъ математики, какъ и та — отъ психологіи. Но это — не все. Коль скоро человческому мышленію приходится имть дло съ длиннымъ слдованіемъ умозаключеній или вообще съ трудными предметами, внутреннее многообразіе которыхъ взаимно затемняется, то наступаетъ не только опасность, но и подозрніе ошибки, потому что нельзя обозрть всего единичнаго съ одновременной ясностью, и поэтому, въ конц концовъ, приходится довольствоваться только врою въ то, что съ самаго начала не было промаха. Всякій знаетъ, какъ часто это случается при счет, т. е. при самомъ элементарномъ примненіи математики. Никто не воображаетъ, чтобы это было лучше въ высшихъ частяхъ математики. Напротивъ, чмъ запутанне вычисленіе, тмъ выше поднимается (въ очень быстрой прогрессіи) сомнительность и подозрніе скрытой ошибки. Что же длаетъ математика для устраненія этого, въ высшей степени свойственнаго ей самой, неудобства? Изощряетъ ли она свои доказательства? Или она даетъ совершенно новыя правила, какимъ образомъ слдуетъ примнять правила предшествующія? Ничуть! Каждое единичное вычисленіе, разсматриваемое само по себ, остается въ состояніи очень большой сомнительности. Но, вдь, есть проврки вычисленія! На почв математики есть тысяча разныхъ путей къ каждому пункту, и если на всхъ путяхъ мы находимъ какъ разъ тоже самое, то у васъ получается убжденіе, что мы нашли врный пунктъ. Вычисленіе безъ контроля — все равно что ничто. Точно также обстоитъ дло со всякимъ одиноко стоящимъ доказательствомъ въ любой умозрительной наук: оно можетъ быть очень остроумнымъ, даже — совершенно врнымъ и истиннымъ, и все-таки оно не служитъ порукой никакого прочнаго убжденія. Поэтому, кто въ метафизик или въ зависящей отъ нея психологіи, захотлъ бы надяться, что его величайшая забота о самомъ тонкомъ опредленіи понятій и послдовательномъ мышленіи будетъ вознаграждена убжденіемъ, и даже такимъ убжденіемъ, которое можетъ быть сообщено всмъ, то онъ былъ бы сильно обманутъ. Не только умозаключенія должны взаимно подтверждаться (и при томъ свободно, безъ малйшаго подозрнія въ натяжк), но при всемъ, что исходитъ изъ опыта или судитъ объ опыт, долженъ (хотя бы и въ безчисленныхъ частныхъ случаяхъ) подтвердить результатъ умозрнія самъ опытъ, и при томъ подтвердитъ его точно, а не кое-какъ. И теперь я близокъ къ цли, потому что мн нужно еще только обратить вниманіе на одно условіе, безъ выполненія котораго совсмъ нельзя на сколько нибудь прочно согласить опытъ съ теоріей. Всякій опытъ количественно опредлененъ, и онъ подвергается величайшимъ измненіямъ, если измняются т величины, отъ которыхъ онъ зависитъ. Долженъ ли я еще приводитъ для этого примры? Долженъ ли я еще вспоминать о знаменитомъ вопрос врача: что такое ядъ?— понятіе, которое, очевидно, потому вызываетъ трудность, что цлебное въ излишк становится вреднымъ для нашего здоровья, а самое вредное, взятое въ должномъ количеств, приноситъ исцленіе. Однако, зачмъ останавливаться на такихъ легкихъ предметахъ? То, что я хотлъ указать, и безъ того ясно, а именно, что всякая теорія, которая желаетъ быть согласованной съ опытомъ, прежде всего должна быть продолжена до тхъ поръ, пока не приметъ количественныхъ опредленій, которыя являются въ опыт или лежатъ въ ею основаніи. Не достигнувъ этого пункта, она виситъ въ воздух, подвергаясь всякому втру сомннія и будучи неспособной вступить въ связь съ другими, уже окрпшими, убжденіями. Вс же количественныя опредленія находятся въ рукахъ математики, и изъ этого сейчасъ же можно видть, что всякое умозрніе, которое не оказываетъ уваженія математик, не вступаетъ съ нею въ общеніе и не различаетъ съ ея помощью многообразныхъ модификацій, могущихъ возникнуть вслдствіе измненія опредленій величинъ, есть или пустая игра мыслей, или въ лучшемъ случа-усиліе, не могущее достичь своей цли. На почв умозрнія много выростаетъ такого, что исходитъ не изъ математики и не заботится о ней. Я очень далекъ отъ того, чтобы считать все, возросшее такимъ образомъ, за сорную траву: можетъ выростать много и благородныхъ растеній, но ни одно изъ нихъ не можетъ достичь полной зрлости безъ математики. Однако даже для этого пункта существуетъ эмпирическій видъ убжденія, который можно пріобрсти не иначе, какъ при помощи собственнаго упражненія въ примненіи математики. Надо, такъ сказать, глазами посмотрть, какимъ образомъ вычисленіе выводитъ изъ данныхъ посылокъ неожиданныя слдствія, выдвигаетъ обстоятельства, о важности которыхъ никто и не думалъ, и задерживаетъ неправильные взгляды, отъ которыхъ, однако, не могли уберечься при всей осторожности.

Вы, милостивые государи, конечно, обратите вниманіе на то, что мое послднее утвержденіе совсмъ не ограничивается психологіей, но касается всякаго умозрнія вообще, потому что везд нуженъ разнообразный контроль и везд необходимо точное согласованіе съ опытомъ. Однако, меня, пожалуй, можно было бы упрекнуть за это нарушеніе моего предмета, какъ за нчто, не относящееся къ длу, еслибы только самый предметъ не заключалъ въ себ стремленія къ распространенію на естествознаніе. Чтобы сдлать это яснымъ, я прошу вспомнить о тхъ величинахъ, которыя психологія предлагаетъ вычисленію. Этими величинами были, напряженность представленій, степень задержки, тснота связи, количество связей, длина рядовъ представленій, ихъ раздражаемость въ различныхъ пунктахъ, степень инволюціи, или эволюціи, сплетенія или изолированія, и (что само собою понятно при всякомъ душевномъ движеніи) скорость или медленность въ измненіи слдующихъ одно за другимъ состояній. При всхъ этихъ величинахъ (которыя здсь перечисляются не сполна), то, что собственно представляется, принимается во вниманіе не боле, какъ лишь настолько, насколько отъ него зависитъ задержка и связь между представленіями. Поэтому мы совсмъ не можемъ сказать, что этого рода вычисленія относятся прямо къ представленіямъ, какъ таковымъ. Напротивъ, если есть другія внутреннія состоянія какой нибудь сущности {По ученію Гербарта, истинная дйствительность есть ничто иное, какъ множество сверхчувственныхъ, внпространственныхъ и внвременныхъ (хотя и мыслимыхъ въ ‘умопостигаемомъ пространств’) реальностей, представляющихъ изъ себя качественно различныя монады, или сущности. Эти реальныя сущности, вступая между собою въ сочетаніе, неизбжно стали бы, вслдствіе своей качественной противоположности, нарушать (stren) другъ друга, если бы только каждая изъ нихъ не охраняла отъ нарушенія другими сущностями того простаго качества, изъ котораго она состоитъ. Въ этомъ ‘самосохраненіи’ и заключается вся дятельность простыхъ реальностей, или внутреннее состояніе сущностей. Примч. переводчика.}), которыя отчасти взаимно противоположны, отчасти же способны къ связи (а послднее непосредственно слдуетъ изъ предположенія, что они находятся въ единой сущности), то къ инымъ подойдутъ вс указанныя вычисленія, и все дло зависитъ лишь отъ вопроса, имемъ ли мы причины допускать внутреннія состоянія описаннаго рода не только въ насъ самихъ, но и въ другихъ сущностяхъ. Здсь я долженъ былъ бы опредленне указать не высказанныя мною метафизическія предположенія своего реферата, но, не смя злоупотреблять вашимъ, милостивые государи, вниманіемъ, я скажу только слдующее: всякая органическая раздражаемость, далеко не позволяя объяснять себя изъ однихъ только пространственныхъ отношеній, указываетъ на внутреннія состоянія, даже на степень внутренняго образованія, и если не второе, то, по крайней мр, первое (т. е. внутреннее состояніе), должно быть предполагаемо при всхъ химическихъ, электрическихъ и магнетическихъ отношеніяхъ, т. е. при всякой конструкціи и конституціи матеріи, такимъ образомъ, психологія всюду должна предшествовать естественнымъ наукамъ, поскольку нашъ вкъ серьезно желаетъ дать послднимъ философскую постановку и форму.

ПСИХОЛОГІЯ, КАКЪ НАУКА,
вновь обоснованная на опыт, метафизик и математик.

ЧАСТЪ ПЕРВАЯ, синтетическая.

1824 г.

ВВЕДЕНІЕ.

Цль этого сочиненія заключается въ томъ, чтобы представить изслдованіе о душ, которое равнялось бы изслдованію о природ, поскольку это послднее повсюду предполагаетъ вполн закономрную связь явленій и отыскиваетъ ее при помощи разбора фактовъ, осторожныхъ заключеній, смлыхъ, испытанныхъ и исправленныхъ гипотезъ, наконецъ, гд это возможно, при помощи разсмотрнія величинъ и вычисленія.

Конечно, я долженъ буду далеко уклониться отъ мнній тхъ, которые основываютъ ученіе о природ на внутреннихъ, интеллектуальныхъ интуиціяхъ. Ихъ ученіе о природ — не подходящее сравненіе для психологіи, ихъ интуиціи — самообманъ, боле чмъ подозрительный, потому что они, очевидно, являются неправильными понятіями, возникшими изъ спекулятивныхъ затрудненій.

Не боле соглашусь я и съ тми, которые, принимая догматъ такъ называемой трансцендентальной свободы воли, или прямо исключаютъ большую часть психологическихъ фактовъ изъ общей закономрности, или же объясняютъ эту закономрность какъ простое явленіе. Они умножаютъ неправильные взгляды практической философіи на психологическіе предразсудки, смшивая самостоятельность нравственнаго сужденія съ самостоятельностью воли, и проч.

Наконецъ, я долженъ уклониться отъ всхъ тхъ, которые думаютъ объяснить внутренніе факты, классифицируя ихъ и принимая для каждаго класса особую, соотвтственную ему возможность, а затмъ перенося эти возможности на равное имъ число способностей, при чемъ логическія подраздленія, употребляемыя для предварительнаго обзора феноменовъ, вопреки всякому праву, выдаются за познанія реальной множественности и реальнаго же различія.

Посл представленныхъ объясненій, многіе навсегда отложатъ эту книгу въ сторону, О еслибы хотя немногіе, которые все-таки не испугались, могли прежде всего припомнить давно признанную величайшую важность точной науки о насъ самихъ, о нашемъ дух и настроеніи,— той науки, которую мы всегда молчаливо предполагаемъ (какъ будто бы мы уже владемъ ею) въ основаніи везд, гд чего нибудь отъ себя требуемъ, или для себя желаемъ, гд мы что нибудь предпринимаемъ съ помощью своихъ силъ, или, сомнваясь въ нихъ, отъ чего нибудь отказываемся, гд мы, познавая, дйствуя или наслаждаясь, стремимся впередъ или отступаемъ назадъ.

Принципомъ познанія называется начальный пунктъ знанія.

Реальнымъ принципомъ называется начальный пунктъ бытія и быванія.

Я прямо отрицаю все мнимое тожество идеальныхъ и реальныхъ принциповъ, и всякое утвержденіе подобнаго рода считаю шлагбаумомъ, съ самаго начала загораживающимъ дорогу къ истин. Все непосредственно данное есть явленіе, все познаніе реальнаго основывается на взгляд, что данное не могло бы являться, если бы не было реальнаго, А эти заключенія отъ явленія къ реальному основываются не на воображаемыхъ формахъ интуиціи и мышленія.

Принципы и методы взаимно другъ друга опредляютъ. Именно, принципъ долженъ обладать двоякимъ свойствомъ: во первыхъ, съ самаго начала имть собственную достоврностъ и во вторыхъ, производить другую достоврность. Тотъ видъ и способъ, по которымъ происходитъ послднее, есть методъ. Мыслитель, который, занимаясь какимъ нибудь (не произвольнымъ, но даннымъ) понятіемъ, замчаетъ, что это понятіе вынуждаетъ его связать съ нимъ новыя, существенно принадлежащія ему, понятія,— такой мыслитель находитъ, и находитъ именно при помощи этого, тотъ методъ, который приличествуетъ данному понятію, какъ принципу.

Кто желаетъ длать въ философіи хорошіе успхи, тотъ прежде всего долженъ остерегаться, чтобы не быть одностороннимъ въ форм своего мышленія и не отдавать себя въ руки какого бы то ни было ограниченнаго обыкновенія. Почти каждый классъ проблемъ иметъ свою особенность и требуетъ новыхъ упражненій и усилій.

Принципы психологіи суть такіе факты сознанія, изъ которыхъ могутъ быть познаны законы того, что въ насъ происходитъ. Факты сознанія, безъ сомннія, служатъ начальными пунктами всякаго психологическаго размышленія, помимо ихъ, что моглибы мы сказать или спросить о душ?

Вс факты суть нчто индивидуальное, это — не роды и не виды.

I. О различныхъ способахъ, какими пріобртается общее знаніе о фактахъ сознанія.

Факты сознанія (между которыми должны находиться психологическіе принципы) или невольно подмчаются, или намренно выискиваются. Можно было бы прибавить: при помощи наблюденія или насъ самихъ или другихъ, но извстно, что обнаруженія другихъ могутъ объясняться только съ помощью самонаблюденія, поэтому будетъ полезнымъ прежде всего остановиться на самонаблюденіи.

Въ любой моментъ можно попытаться заглянуть въ свою внутреннюю жизнь. (Всегда мы о чемъ нибудь думаемъ, и всегда бываетъ на лицо какое нибудь тлесное чувство, хотя бы связанное съ сидніемъ, лежаніемъ, стояніемъ, вообще — съ необходимымъ поддерживаніемъ тла).

Каждый бываетъ непроизвольнымъ наблюдателемъ надъ самимъ собой въ теченіи всей своей жизни, и благодаря именно этому онъ получаетъ исторію своей собственной жизни.

Нить жизненной исторіи очень часто есть нить вншнихъ событій, которыя разсматриваются въ ихъ связи съ интересомъ, и къ которымъ только сзади присоединяется мысль, что все это пережито. Хотя вншнія событія и должны внутренно подмчаться, и хотя вс внутреннія подмниванія должно относить къ фактамъ сознанія: однако нельзя утверждать, что это подмниваніе само опять внутренно воспринимается,— точно также, какъ нельзя утверждать и того, будто это воспріятіе подмниванія, въ свою очередь, становится предметомъ какого то высшаго воспріятія,— что повело бы насъ въ безконечность. Поэтому предметомъ внутренняго воспріятія совсмъ не всегда бываемъ мы сами, лучше сказать, внутреннее воспріятіе часто прерывается вншнимъ или даже другими движеніями духа.

Что происходитъ въ насъ въ то время, когда мы ни произвольно, ни непроизвольно не обращаемъ на себя вниманія,-объ этомъ мы очень часто узнаемъ изъ устъ другихъ, или заключаемъ изъ продуктовъ нашей собственной дятельности, и это является третьимъ способомъ, по которому мы получаемъ знаніе о фактахъ своего сознанія Напр., мы прошли какое нибудь пространство, всецло погрузившись въ свои думы, но мсто, гд мы теперь находимся, показываетъ намъ, какъ далеко умчали насъ наши шаги. Или мы читали кому нибудь, безъ всякаго интереса и вниманія, газету, такимъ образомъ, мы, быть можетъ, не знаемъ ничего изъ многихъ строкъ, которыя, однако, отлично восприняты слушателемъ. Или въ то время, когда мы фантазируемъ на какомъ нибудь инструмент, наши мысли удаляются отъ музыки, и, такъ какъ насъ живо занимаютъ совсмъ другіе предметы, то присутствующій затрудняетъ насъ замчаніями о томъ, что мы сейчасъ играли. Такимъ образомъ, мы уже посл узнаемъ о томъ, что прошло черезъ нашу голову. Здсь умстно вспомнить о той двусмысленности, на которую уже могъ натолкнуться читатель.

Фактами сознанія въ строгомъ смысл должны были бы быть только внутренно наблюдаемые. Этимъ опредленіемъ понятія исключались бы не только т представленія, которыя, вслдствіе своей темноты, остаются незамченными, но и активное наблюденіе, поскольку оно, въ свою очередь, не становится предметомъ наблюденія въ высшей рефлексіи. Но активное познаваніе, конечно, относится къ сознанію, хотя само и не познается. И темныя представленія постепенно такъ затемняются, что внутренно наблюдаемое не можетъ быть строго отдлено отъ того, что не относится къ наблюденію. Кром того, никто не будетъ сомнваться въ томъ, что наблюдаемое стоитъ съ ненаблюдаемымъ въ неразрывной связи продолжающейся душевной дятельности. Поэтому мы причисляемъ къ фактамъ сознанія все дйствительное представливаніе, и, слдовательно, къ видамъ изслдованія ихъ мы причисляемъ наблюденіе продуктовъ нашей внутренней дятельности, хотя бы внутреннее воспріятіе нашего дйствованія и должно было отсутствовать.

Т факты, которые не воспринимаются непосредственно, но о которыхъ только заключаютъ изъ продуктовъ нашей дятельности, именно вслдствіе этого удаляются отъ принциповъ, они скоре проблемы, которыя должны разршаться наукою при помощи теоремъ.

Желая понять другихъ, мы призываемъ на помощь свои внутреннія воспріятія. Поэтому каждый судитъ о другихъ по себ, и рдкія состоянія страсти или вдохновенія, нжныя движенія чувствительныхъ душъ, для громаднаго большинства остаются совершенно непонятными.

Положимъ себ, что запасъ психологическихъ фактовъ собранъ. Какой видъ правильности можно въ общемъ признать или предположить въ нихъ? Вотъ первый вопросъ умозрительной психологіи.

II. Объ общемъ свойств всего того, что внутренно воспринимается.

Обращаясь къ своей внутренней жизни, мы видимъ, что тамъ все оказывается приходящимъ и уходящимъ, шатающимся и колеблющимся, словомъ — чмъ то такимъ, что становится то напряженне, то слабе.

Въ употребленныхъ сейчасъ выраженіяхъ заключается понятіе величины. Слдовательно, въ фактахъ сознанія или совсмъ нтъ никакой строгой правильности, или же она сплошь математическаго вида, и можно попытаться математически ее расчленить.

Почему же этого такъ долго не предпринимали? На это древніе вка могли бы, въ свое оправданіе, отвтить: до открытія вычисленія безконечнаго, математика была еще слишкомъ несовершенна.

Противъ математической психологіи выставляется два главныхъ возраженія:

1) Психологическія величины даны не такимъ образомъ, чтобы ихъ можно было измрятъ, он допускаютъ только несовершенную оцнку.— Но можно вычислять измняемость извстныхъ величинъ, и ихъ самихъ, поскольку он измняемы, не опредляя ихъ вполн, на этомъ основывается весь анализъ безконечнаго. Дале, можно гипотетически принять законы измненія величинъ и, вычисливъ слдствія, вытекающія изъ этихъ гипотезъ, сравнить ихъ съ опытомъ.

2) Именно та шаткость и текучесть психологическихъ фактовъ, которая въ общемъ позволяетъ догадываться объ ихъ математической правильности, весьма затрудняетъ начало изслдованія, потому-что въ этомъ случа первымъ условіемъ являются прочные, строго опредленные и ограниченные принципы.

Это мы должны разсмотрть прежде, чмъ говорить о принципахъ психологіи и ихъ научной обработк.

III. Почему мы бываемъ склонны прибгать въ психологіи къ абстракціи?

10.

Въ другихъ наукахъ абстракція есть намренный методъ. Въ психологіи, напротивъ, наши показанія о внутренно воспринимаемомъ пскольно являются уже абстракціями прежде, нежели мы узнаемъ это, и они становятся ими все боле, чмъ опредленне желаемъ мы выяснить ихъ.

Они являются абстракціями прежде, нежели мы узнаемъ это. Потому что точнаго опредленія текучаго содержанія нашихъ состояній не хватаетъ уже въ то время, когда мы длаемъ ихъ объектомъ своего представливанія. Это точное опредленіе теряется все боле, чмъ доле желаемъ мы сохранить воспоминаніе о внутренно воспринятомъ. Оно извращается все больше, чмъ больше стараемся мы удержать его во всей его прочности: именно вслдствіе этого то оно и смшивается съ остальнымъ запасомъ нашихъ сродныхъ представленій.

Они становятся ими все боле, чмъ опредленне желаемъ мы выяснить ихъ. Это происходитъ по двумъ основаніямъ.

Во первыхъ, чмъ боле мы стараемся вполн врно передать только то, что мы испытали, тмъ охотне мы откидываемъ все то, что нами подмчено не точно, за что мы не могли бы вполн поручиться, поэтому мы беремъ отсюда только самое извстное. Оттого, припоминая внутреннее воспріятіе, мы намренно упускаемъ то, что нами чувствуется какъ шаткое и на что мы не надемся опредленно указать. То, что удерживается нами, есть абстрактъ. (Примры изъ психологіи: опредленность ученія о памяти вообще и недостатокъ въ частныхъ опредленіяхъ).

Во вторыхъ — если существуютъ душевныя способности, то он должны примняться и къ объясненію того, что въ насъ происходитъ. Но чмъ мене въ понятіяхъ этихъ способностей содержится ближайшихъ опредленій фактовъ, тмъ неудачне объясненіе. Для связи не хватаетъ среднихъ членовъ. Возникаютъ остающіеся безъ отвта вопросы о причинномъ отношеніи душевныхъ способностей другъ къ другу, вслдствіе котораго он задваютъ другъ друга при совмстномъ дйствованіи и взаимно вызываются, побуждаются или вынуждается къ дйствованію. Каждый такой вопросъ, оканчиваясь признаніемъ незнанія, вызываетъ видимость, будто лежитъ темная, непроходимая пропасть между душевными способностями, которыя, подобно островамъ, выдаются изъ бездоннаго, непроходимаго моря. Что же удивительнаго, если подъ конецъ устаютъ заботиться о совмстномъ дйствованіи душевныхъ способностей, и если больше находятъ удовольствія въ томъ, чтобы отчетливо описывать далекое раздленіе ихъ при помощи величайшаго различія одной способности отъ другой? Душевныя способности, повидимому, находятся въ настоящемъ bellum omnium contra onines.

Однако наши философы почитаютъ неизв&#1123,стное единство этихъ способностей.

Уже даны признаки, что старые боги не долго будутъ существовать, и что ихъ оракулы скоро замолкнутъ. Вдь, дйствительно, если посмотрть хорошенько, то мы увидимъ, что на пути лучшей психологіи стоить не столько дурная воля и непреклонные предразсудки, сколько неловкость и недостатокъ въ знаніи возможности лучшаго пониманія фактовъ. Наши философы не математики. Поэтому они не знаютъ той гибкости, съ которою математическія понятія приспособляются къ текучему.

IV. Общее указаніе метода, чтобы пользоваться фактами сознанія, какъ принципами.

11.

Та операція мышленія, которою улучшается недостаточность, называется дополненіемъ И гд недостаточность эмпирическаго наблюденія неизбжна, тамъ должно быть предпринято дополненіе умозрительнымъ путемъ. А это возможно только при помощи указанія отношеній, т. е. такихъ реляцій, въ силу которыхъ одно необходимо предполагаетъ другое, и, что является признакомъ этого, одно безъ другаго немыслимо. Отысканіе этихъ отношеній производится по тому методу, который въ ‘Главныхъ положеніяхъ метафизики’ я назвалъ методомъ отношеній {Въ ‘Главныхъ положеніяхъ метафизики’ мы читаемъ слдующее: Методъ отношеній употребляется для отысканія необходимыхъ дополнительныхъ понятій, если они скрыты. Этого метода нельзя приравнивать къ математической формул, которой можно безпечно ввряться при вычисленіи. Онъ только описываетъ въ общемъ (до извстнаго пункта), какое направленіе неизбжно приметъ мыслитель, занявшись даннымъ противорчіемъ. Но безъ ближайшаго знакомства съ проблемой его совсмъ нельзя примнять.— Прежде всего, при помощи аналитическаго разсмотрнія, проблема должна быть доведена до такой совершенной отчетливости, чтобы можно было ясно мыслить какъ противорчіе то, что только чувствовалось какъ трудность. Если пунктъ противорчія въ точности найденъ, то является необходимымъ его противорчивое отрицаніе. Обозначавъ главное понятіе черезъ А, различимъ въ немъ два члена — М и N, которые оно допускаетъ какъ тожественные и которые все-таки (по какому нибудь признаку, хотя бы одному) относятся другъ къ другу, какъ да и нтъ. Противорчіе не заключается ни въ одномъ изъ членовъ, взятомъ самимъ по себ: оно заключается въ ихъ воображаемомъ тожеств. Это тожество и должно быть отрицаемо. Поэтому каждый изъ членовъ допускаютъ отдльно. Но каждый членъ данъ только съ другимъ. Если мыслить М отдльно, то оно — пустое понятіе, снова требующее соединенія съ N. Мысля его вмст съ N въ A, мы вынуждаемся опять его отдлить. Отдленное иметъ значеніе только для соединенія, соединенное мыслимо только въ отдленіи. Такимъ образомъ, противорчіе изъ главнаго понятія перешло въ единичный членъ, который долженъ мыслиться тожественнымъ и въ то же время нетожественнымъ съ другимъ членомъ. Это вторичное противорчіе опять требуетъ противорчиваго отрицанія, т. е. отдленія члена, являющагося въ немъ какъ нчто съ нимъ связанное. Это, само съ собой несогласное, М не можетъ быть однимъ и тмъ же. Оно должно распасться на одно и другое: одно М, тожественное съ N, и другое М, нетожественное съ N. Но здсь возобновляются предшествующія разсужденія. тожественное съ противорчащимъ ему N, немыслимо. Если, однако при этомъ должно мыслить нчто, то оно прежде всего мыслится какъ М, т. е. какъ нетожественное съ N. М, нетожественное съ N, есть пустое понятіе, не имющее значенія. Значеніе можно приписать только такому M, какъ оно выходитъ изъ главнаго понятія A. Слдовательно, въ каждомъ изъ нсколькихъ М, коль скоро его слдуетъ мыслить въ должной полнот, очевидно оказывается вторичное противорчіе,— и, если захотятъ все-таки и здсь избгнуть его раздленіемъ членовъ, то оно снова окажется въ каждомъ изъ отдльныхъ членовъ. Итакъ, оно не можетъ быть уничтожено ни въ одномъ единичномъ член, какъ единичномъ. Слдовательно, остается только принять, что разршеніе этого противорчія заключается въ множественности М, какъ множественности. Многое, взятое вмст, должно быть тожественно съ N. Слдовательно, его сочетаніе должно равняться N, между тмъ какъ, мн сочетанія, каждое М, взятое въ отдльности, не равняется N. Вотъ въ чемъ состоитъ методъ. Онъ не можетъ опредлить соединенія М, потому что не знаетъ самого М. Слдовательно, въ каждомъ отдльномъ случа придется доискиваться изъ свойствъ М, какое значеніе можетъ имть для него сочетаніе? Какъ мыслить для этого каждое изъ М? Какія ври этомъ требованія предлагаются самимъ А?— Предположенія соединеній, въ каждомъ изъ М, отдльно взятомъ, даютъ потомъ дополнительныя понятія, которыя соединяются съ А посредствомъ синтеза а priori, или, иначе говоря,— къ которымъ оно относится. Легкимъ примромъ является логическій силлогизмъ. Чтобы посылки (двойное М, которое должно быть тожественнымъ съ N, слдствіемъ, потому что слдствіе заключается въ основаніи), какъ мысли, могли вступить въ сочетаніе,— что тамъ, гд идетъ рчь о выведеніи слдствія, должно обозначать нчто большее, чмъ простую ассоціацію,— предполагается, что въ каждой изъ нихъ есть нчто такое, что само собою совпадаетъ въ мышленіи (будетъ ли это тожественное понятіе, или понятія, которыя уже связаны при помощи промежуточнаго ряда заключеній или при помощи необходимаго отношенія). Это нчто не принадлежитъ сочетанію, потому что предшествуетъ ему, какъ его условіе, Но только одно лишь сочетаніе есть заключеніе. Это послднее тожественно со своимъ основаніемъ, т. е. съ каждою изъ посылокъ, поскольку она соединена съ другой. (Hauptpunkte der Metaphysik, I. B.). Примч. переводчика.}.

Вся психологія не можетъ быть ничмъ инымъ, кром дополненія внутренно воспринимаемыхъ фактовъ.

Данное въ опыт не можетъ бытъ мыслимо безъ предположенія скрытаго. А такъ какъ наук не дано ничего другаго, кром опыта, то въ немъ она должна встртить и познать слды всего того, что движется и дйствуетъ за занавсью.

Слдовательно, въ этомъ смысл она должна переступитъ опытъ.

Принциповъ психологіи столько и находятся они тамъ, гд и въ сколькихъ пунктахъ всей массы внутреннихъ воспріятій можно вскрыть отношенія, указывающія на предположенія, дополненія, необходимую связь съ тмъ, что должно происходить или въ сознаніи, или позади его.

13.

Если существуютъ методы, при помощи которыхъ можно обнаружить скрытыя отношенія, то именно то обстоятельство, которое прежде, повидимому, было истиннымъ источникомъ психологическихъ затрудненій, и которое дйствительно длаетъ невозможной эмпирическую естественную исторію духа, является для умозрительной психологіи скоре выгоднымъ, чмъ невыгоднымъ. Именно, здсь иметъ свою выгоду то обстоятельство, что всякое психологическое воспріятіе, чтобы стать закрпленнымъ, невольно должно потеряться въ абстракціи, оставляя отъ дйствительныхъ фактовъ только обломки.

Выгодная сторона этого обстоятельства заключается въ томъ, что абстрактное понятіе снова можетъ быть дополнено при помощи своихъ отношеній, и чмъ оно обще, тмъ скоре оно, въ связи съ дополненіемъ, дастъ именно то, что прежде всего отыскивается во всхъ наукахъ, т. е. общую теорію, съ помощью которой съ самаго начала можно обозрть громадное разнообразіе фактовъ. Кром того, для умозрительнаго изслдованія понятіе всегда бываетъ тмъ удобне, чмъ оно обще, т. е. бдне по содержанію, пока только абстракція не уничтожаетъ заключающагося въ немъ зерна отношеній. Въ послднемъ случа оно, конечно, не годится къ употребленію.

Такъ какъ понятіе Я есть общій спутникъ всхъ душевныхъ состояній, — то оно какъ нельзя лучше соединяетъ въ себ свойства удобнаго принципа, т. е. общность и краткость.

V. Объ отношеніи психологіи къ общей метафизик**. *)**

*) ‘Вс наши мысли,— говоритъ Гербартъ,— могутъ быть разсматриваемы съ двухъ сторонъ: отчасти какъ дятельности нашего духа, отчасти со стороны того, что съ помощью ихъ мыслится. Въ послднемъ отношеніи он называются понятіями’ (Lehrb. z. Einl. in die Philosophie, 34). Первоначальныя понятія слагаются подъ вліяніемъ окружающей обстановки и, поэтому, носятъ довольно случайный характеръ. Когда жизнь наталкиваетъ человка на размышленіе, побуждая его отдавать себ отчетъ въ собственныхъ мысляхъ, онъ впервые начинаетъ замчать всю неточность, безсвязность, неполноту и неправильность своихъ понятій. И вотъ, отчасти вслдствіе практической необходимости устранить споръ или выяснить дло, отчасти же вслдствіе чисто-теоретическаго интереса, у него возникаетъ стремленіе исправить, дополнить, связать — вообще упорядочить сани понятія. Говоря иначе, въ немъ возникаетъ стремленіе къ философствованію. Такимъ образомъ, философія есть обработка понятій (Lehrb. z. Einl. in die Philos., 4). Приступая къ этой обработк, мыслитель прежде всего долженъ, такъ сказать, разобраться въ своихъ понятіяхъ, привести въ извстность данный ему матеріалъ. Для этого онъ прежде всего долженъ сдлать свои понятія ясными и отчетливыми. Та часть философіи, которая совершаетъ надъ понятіями эту предварительную операцію, называется логикой. Въ результат логической обработки понятій получается раздленіе понятій на дна обширныхъ класса, которые отличаются другъ отъ друга тмъ, что понятія одного изъ нихъ ‘вносятъ въ наше представливаніе нкоторую прибавку, состоящую въ одобрительномъ или неодобрительномъ сужденіи’ (Ibidem, 8). Такія понятія называются эстетическими, и составляютъ предметъ эстетики. Вс же остальныя становятся достояніемъ метафизики, въ широкомъ смысл этого слова. Подъ метафизикой же въ тсномъ смысл, или общей метафизикой, надо разумть ту часть философіи, которая занимается самыми общими понятіями бытія и быванія, безъ которыхъ мы не можемъ себ представить ни вншняго, ни внутренняго опыта. Когда же метафизика переходитъ къ разсмотрнію боле частныхъ понятій, то получаетъ названіе прикладной метафизики и образуетъ философію природы, психологію и философію религіи. Примч. Переводчика.

15.

Самыя общія формы явленій, въ томъ вид, какъ ихъ находятъ до начала всякаго философствованія, суть принципы метафизики.

Между только что названными формами есть одна, именно Я, которое настолько же можетъ быть отнесена къ психологіи, насколько и.къ общей метафизик. Повидимому, Я даже не форма, а прямо собственный предметъ психологіи. Однако то, что изслдованіе этого понятія должно вестись въ общей метафизик,— вытекаетъ изъ нераздльной связи его съ первыми метафизическими изслдованіями.

Психологія въ разнообразныхъ фактахъ сознанія иметъ неизмримое собственное богатство, которое оставляется нетронутымъ общею метафизикой, такъ что т изъ этихъ фактовъ, которые заключаютъ въ себ свойства принципа, принадлежатъ одной только психологіи.

Но научная обработка этихъ чисто психологическихъ принциповъ, разршеніе заключающихся въ нихъ проблемъ,— это всегда должно производиться съ привлеченіемъ общеметафизическихъ теоремъ.

Вс психологическіе принципы, такъ какъ они черпаются изъ внутренняго воспріятія, заключаютъ въ себ два обстоятельства (единому Я принадлежатъ многія качества, въ душевной жизни замчается постоянная смна состояній), вслдствіе которыхъ они незамтно переходятъ въ главныя общеметафизическія проблемы (какъ вообще единому можетъ подходить многое? какъ вообще смотрть на измненіе?)

16.

Кром правильнаго отношенія психологіи къ общей метафизик, должно быть принято во вниманіе и мнимое,— именно то, которое послужило поводомъ къ попытк дать метафизик психологическое основаніе.

Чтобы легче оріентироваться въ этомъ, замтимъ, что метафизика искони начинается разсмотрніемъ природы, что при этомъ она сейчасъ же должна натолкнуться на ненадежность и немыслимость чувственнаго опыта, но что ей будетъ не такъ легко установить лучшее. Посл того, какъ древнйшіе философы полагали въ основаніе то абсолютное бываніе, вмст съ Гераклитомъ, то полное и пустое и маленькія тльца, вмст съ Левкиппомъ, то числа, вмст съ пиагорейцами, или идеи, вмст съ Платономъ: все боле и боле возбуждалось то подозрніе, которое высказали софисты, поддержалъ Сократъ и, продолживъ дале, вскормили академики и скептики, — именно, что вышеупомянутые древніе философы хотли заглянуть въ такую глубину, куда не достигаетъ человческій глазъ, и что настоящая мудрость состоитъ въ томъ, чтобы хорошо понимать границы нашего познанія. Въ этомъ, очевидно, уже заключается наставленіе прежде всего соображать, quid valeant humeri, quid ferre recusent, т. e. прежде, чмъ пускаться въ изслдованіе природы вещей, точно оцнить способность своего познанія. И что же можетъ быть естественне того, что думаютъ поймать себя въ скачк и въ нерадніи къ близь лежащему, когда замчаютъ, что изслдуютъ звзды, не зная своего собственнаго сердца?

Тмъ не мене наше знаніе небесной механики теперь несравненно совершенне знанія закономрности нашей внутренней жизни. И если Сократъ дйствительно думалъ, что скоре окажется плодотворнымъ, чмъ т изысканія, которыя казались ему дерзкими, то онъ попался въ величайшій обманъ.

Онъ забывалъ, что это зависитъ не только отъ удаленности предмета отъ насъ, но и отъ зрнія, которое мы для него имемъ. Чувственный глазъ видитъ съ точностью, приближающейся къ математической опредленности, и онъ обыкновенно самъ не искажаетъ своего предмета, а внутреннее воспріятіе подвержено этому упреку и лишено того преимущества. Правда, чувственные предметы смняются, возникая и исчезая, но мы сами со своими душевными состояніями еще гораздо непостоянне любой вншней смны. Надо признаться, что чувственные признаки вещи ни въ какомъ случа не могутъ имть значенія реальныхъ качествъ, но если вещи облекаются въ признаки лишь поскольку он являются намъ, то настолько же врно, что и мы сами познаемъ, хотимъ и чувствуемъ лишь поскольку намъ встрчаются объекты, какъ цли нашей интуиціи и желанія,— объекты, о каждомъ изъ которыхъ, въ отдльности взятомъ, мы уже въ обыденной жизни признаемъ, что онъ попался намъ только случайно, потому что мы совсмъ не позволяемъ считать условіями нашего существованія т предметы, о которыхъ все-таки нельзя отрицать, что они обусловливаютъ все наше знаніе о самихъ себ. И между тмъ какъ это знаніе о насъ самихъ точно также производится при помощи отношеній къ вншнему, какъ и познаніе вншнихъ вещей — при помощи отношеній къ намъ,— первое знаніе очень легко смшивается со всякаго рода воображеніями, отъ которыхъ гораздо свободне второе. Измышленіе о самомъ себ порой, даетъ мечтателя, занятіе тмъ, что происходитъ вн, можетъ исцлить мечтателя.

VII. Планъ и раздленіе предстоящихъ изслдованій.

23.

Синтетическими обыкновенно называютъ такія изслдованія, которыя движутся вмст съ ходомъ событій, т. е. отъ реальныхъ принциповъ къ реальнымъ слдствіямъ. Напротивъ, другія изслдованія, благодаря которымъ еще необъясненные феномены сводятся къ вышеупомянутымъ принципамъ, обыкновенно называются аналитическими.

Строго говоря, всякое безъ исключенія изслдованіе, конечно, начинается съ анализа, потому что оно прежде всего длаетъ логически яснымъ и отчетливымъ основаніе познанія: и затмъ оно переходитъ къ синтезу, указывая принципу его отношенія, феномену — его условіи или необходимыя предположенія. Это послднее всецло составляетъ свойство синтеза а priori, потому что въ самомъ основаніи познанія еще не содержалось указанія необходимыхъ предположеній.

Слдуетъ начать изслдованіемъ Я какъ такого основанія познанія, которое ближе и опредленне всего приводитъ къ психологическимъ реальнымъ принципамъ. Отсюда тотчасъ вытекутъ математически опредлимые законы со знанія, которые будутъ настолько развиты, что въ общемъ выяснится возможность пробить здсь новую дорогу, а именно — пуститься въ психологію безъ принятыхъ душевныхъ способностей. Эти изслдованія, вмст взятыя, мы желаемъ (a potiori) назвать синтетической частью нашего сочиненія. За нею будетъ слдовать аналитическая часть, которая сводитъ важнйшіе изъ остальныхъ феноменовъ сознанія къ полученному раньше знанію законовъ духа.

Очевидно, что синтетическая часть не иметъ никакихъ опредленныхъ границъ, до которыхъ она простиралась бы въ наук, а тмъ боле — здсь, въ основной части нашего труда. Аналитическая же часть должна сообразоваться съ синтетической.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ
Изсл**дованіе ‘Я’ въ его ближайшихъ отношеніяхъ *).**

*) Въ виду особенной важности и сложности этого отдла, небезполезно будетъ напередъ указать главный ходъ заключающихся въ немъ мыслей.— Наше Я обыкновенно считается чмъ то такимъ, что не только само себя познаетъ, но и возвышается надъ всми временными представленіями. Различныя частныя представленія, дающія нашему Я индивидуальную окраску, обыкновенно разсматриваются какъ нчто для него совершенно случайное. Но еслибы мы захотли выкинуть изъ понятія Я вс индивидуальныя опредленія, то у насъ получилось бы представленіе чистаго Я, которое мы могли бы опредлить какъ тожество субъекта и объекта. Такое опредленіе заключало бы въ себ много противорчій и, поэтому, являлось бы немыслимымъ. Съ другой стороны, немыслимо считать Я и аггрегатомъ тхъ представленій, которыми опредляется моя индивидуальность. Такимъ образомъ, для правильнаго опредленія общаго понятія Я, надо вскрыть его отношенія къ частнымъ представленіямъ, дающимъ ему индивидуальную окраску. А эти отношенія сводятся къ тому, что хотя въ каждый отдльный моментъ времени мое Я характеризуется извстными индивидуальными признаками, однако ни одинъ изъ этихъ признаковъ, взятый самъ по себ, не можетъ считаться чмъ нибудь неотъемлемымъ отъ этого Я, такъ какъ въ послдующіе моменты онъ можетъ быть замненъ какимъ нибудь другимъ, настолько же случайнымъ, признакомъ. Словомъ, понятіе нашего Я, хотя и не стоитъ въ необходимой связи съ тмъ или другимъ отдльнымъ представленіемъ, однако оно необходимо связано съ отдльными представленіями вообще. Но, такъ какъ ни одно изъ отдльныхъ представленій, взятое само въ себ, не даетъ представленія Я, то, по мннію Гербарта, ‘само представляемое. въ своемъ многообразіи, должно обладать свойствомъ сбрасывать оковы, въ которыя былъ бы заключенъ субъектъ, могущій познавать одни только предметы и никогда — себя’. Иначе говоря: для произведенія понятія Я, находящіяся въ нашемъ сознаніи представленія должны иступить между собою въ такія отношенія, чтобы мы были ‘перенесены изъ представливанія’ того, что дано въ каждомъ представленіи, отдльно взятомъ. А для этого отдльныя представленія, изъ которыхъ возникаетъ Я, должны потерпть какое то измненіе. Но еслибы это измненіе сводилось къ замн одного объективнаго представленія другимъ, то въ результат мы все-таки не перешли бы отъ не Я къ Я. Съ другой стороны, этого измненія нельзя понимать и какъ всецлаго перехода того, что представляется нами какъ не Я, въ представленіе Л, потому что, даже независимо отъ вопроса о возможности такого перехода, понятіе чистаго Я полно противорчій. Такимъ образомъ, въ данномъ случа измненіе представленій не можетъ касаться ихъ качества, и, слдовательно, оно мажетъ относиться только къ количественной сторон представленій. ‘Однако и здсь,— говоритъ Гербиртъ,— надо остерегаться недоразумнія, будто можетъ быть излишекъ въ числ или степени представливаніл, вдь, не можетъ быть никакого излишка въ томъ, что мы приняли какъ прямое условіе Я. Слдовательно, и количество представливанія въ извстномъ смысл должно оставаться тмъ же самымъ. Но, въ другомъ смысл, оно все-таки должно уменьшаться.’ Эти соображенія принуждаютъ Гербарта разсматривать количественную сторону представленій съ двоякой точки зрнія: во первыхъ, съ точки зрнія представляемагго и, во вторыхъ, съ точки зрнія представливанія. Благодаря такому разграниченію, Гербартъ находитъ возможнымъ утверждать, что, для порожденія Я, должно измняться количество представляемаго, но не представливанія. Говоря словами Гербарта, ‘дятельность субъекта въ представливанік должна пребывать неуменьшаемой, но его эффектъ, представляемый образъ, долженъ ослабвать, или совсмъ уничтожаться, — и въ этомъ должно проявлять свое бытіе то, что является результатомъ дйствія нсколькихъ взаимно противоположныхъ представленій.’ Это представленіе безъ представляемаго, или эта дятельномъ безъ дйствія, называется у Гербарта стремленіемъ къ представливанію, отчего, въ конц концовъ, получается, что ‘если противоположныя представленія объединены въ одномъ и томъ же субъект, который долженъ достичь самосознанія, то представленія превращаются въ стремленіе къ представливанію’. Примч. Переводчика.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О философскомъ опредленіи понятія ‘Я’.

24.

Кто такой Я?— Этотъ вопросъ не приходитъ въ голову обыкновенному человку, такъ какъ онъ увренъ въ томъ, что очень хорошо знаетъ самого себя. Кто задаетъ себ этотъ вопросъ, тотъ ищетъ въ себ чего то неизвстнаго. Положимъ себ, что онъ нашелъ это неизвстное. Кому бы онъ приписалъ его? Безъ сомннія, самому себ. Итакъ, повидимому, онъ уже знаетъ себя, поскольку вообще онъ есть Я. Но что же, въ такомъ случа, это Я? Можно ли его отдлить отъ индивидуальной личности? Или для того, чтобы вообще говорить о себ, представлять себя,— я по необходимости долженъ быть опредленнымъ индивидуумомъ?

Фихте объясняетъ Я какъ тожество объекта и субъекта: и съ этимъ онъ согласуетъ грамматическое понятіе Я, въ противоположность ты и онъ, потому что первое лицо есть то, которое говоритъ о самомъ себ.

Находимъ ли мы въ самосознаніи хоть когда нибудь самихъ себя просто и только какъ таковое знаніе о себ? Никогда. Всегда вмшивается какое нибудь индивидуальное опредленіе, мы находимъ себя мыслящими, хотящими, чувствующими, страдающими, дйствующими, въ опредленномъ отношеніи къ тому, что въ данный моментъ служитъ предметомъ мышленія, хотнія, чувствованія и т. д. Не является ли это индивидуальное опредленіе чмъ то постороннимъ для Я, чмъ то портящимъ и оскверняющимъ его?

Можно найдти основанія для того, чтобы отвтить на этотъ вопросъ утвердительно. Прежде всего: въ вышеприведенномъ объясненіи Я, какъ тожества объекта и субъекта, нтъ совсмъ никакого индивидуальнаго опредленія. Дале: даже въ обыденной жизни мы разсматриваемъ совершаемое или испытываемое нами въ данный моментъ, какъ нчто для насъ случайное… Значитъ: во временномъ воспріятіи я вообще не могу найдти себя, какъ того, кто я собственно есмь. Это воспріятіе, хотя бы и внутреннее, все-таки очевидно связано съ вншностью, и оттого то оно не можетъ проникнуть до истиннаго зерна нашей собственной самости.

Однако на это могли бы возразить, что вопросъ касается только того Я, которое находится какъ нчто данное. Нельзя отрицать, что всегда мы смотримъ на себя, какъ на такихъ, которые являются созданіемъ если не момента, то всей прежней жизни, и такимъ способомъ образуется самосознаніе какъ тхъ, которые живутъ въ Пекин и у Ориноко, такъ и тхъ, которые живутъ съ нами. Если бы захотли спросить, бы я былъ, родившись тамъ или здсь,— то это было бы безсмысленнымъ, потому что при этомъ предполагалось бы, что то же самое Я, которое стало у насъ этимъ опредленнымъ человкомъ, могло бы стать совершенно другимъ, и что этотъ другой и я были бы равны. Иначе говоря: если бы условія опредленной личности мыслились замненными другими, то тожество личности можно было бы считать за ничто. Даже допустивъ мнніе, что одна и таже душа при различныхъ обстоятельствахъ достигаетъ различныхъ круговъ мыслей и желаній, мы все-таки не должны будемъ приписать самосознанія одного круга мыслей и самосознанія другаго — одному и тому же субъекту, потому что душа, совсмъ не являясь фактомъ сознанія, не служитъ ни субъектомъ, ни объектомъ самосознанія. Итакъ, о душ можно сказать, что приписываемое ей Я (Ichheit) — случайно, и что почти также случайна для этого Я (Ichheit) — душа, несознаваемый субстратъ самосознанія. Поэтому не надо оставлять внутренняго воспріятія, которое одно только можетъ научить каждаго тому, кто онъ такой, и которое, съ помощью воспоминанія изъ прежней жизни, научаетъ его этому даже довольно опредленно.

26.

Если въ обыденной жизни кого нибудь спрашиваютъ, кто онъ такой, то онъ называетъ свое положеніе, имя, мсто жительства и мсто рожденія. Т или другія вншнія опредленія его Я управляютъ и его поступками. Онъ исполняетъ свою индивидуальную должность, свои семейныя обязанности, и проч.

Имемъ ли мы, кром этого индивидуальнаго Я, еще какое нибудь другое? Не допускаемъ ли мы въ обыденной жизни ошибки, разсматривая какъ нчто случайное для нашей личности т обстоятельства жизни, которыя, конечно, могли быть другими? Вдь, мы все-таки познаемъ свою собственную личность только при этихъ обстоятельствахъ и въ отношеніи къ нимъ.

Конечно, этотъ способъ представленія одержалъ бы побду, если бы только самъ по себ онъ былъ выполнимымъ. Но, во первыхъ: ни въ одномъ мгновенномъ воспріятіи я не нахожу себя только какъ индивидуума, лучше сказать, здсь должно приходить на помощь воспоминаніе. Въ каждомъ новомъ момент я предполагаю себя какъ нчто извстное изъ предшествующаго времени. А это предполагаемое извстнымъ всегда можетъ быть лишь настолько же неопредленнымъ, какъ сумма на половину потухшихъ воспоминаній изъ различныхъ, и отчасти далекихъ временъ. Изъ этого слдовало бы, что я не зналъ бы въ точности, кою я собственно разумлъ, говоря о себ, какъ индивидуум.

Во вторыхъ: индивидуальныя опредленія меня самого являются аггрегатомъ. который постепенно выросъ и теперь еще понимается въ возрастаній. Если бы Я равнялось этому аггрегату, то оно безпрерывно измнялось бы и никогда не выполнялось. Но въ самосознаніи мы усматриваемъ себя какъ нчто извстное, существующее и уже данное на лицо.

Въ третьихъ: аггрегатъ не обладаетъ никакимъ реальнымъ единствомъ, онъ есть многое, о себ же я говорю, какъ объ единомъ и реальномъ.

Въ четвертыхъ: вся сумма моихъ представленій, желаній и индивидуальныхъ состояній не образовала бы никакой личности, если бы не было субъекта, для котораго т индивидуальныя опредленія служили бы внутреннимъ зрлищемъ.

Въ пятыхъ: для этого субъекта, для знанія о себ самомъ, является случайнымъ то, что могло бы представляться познаваемымъ. Поэтому отвлекаются отъ частныхъ опредленій познаваемаго и характеризуютъ Я какъ одно лишь отношеніе внутренняго знанія къ любому внутреннему теченію объективныхъ явленій.

Въ шестыхъ: только что упомянутое отвлеченіе еще недостаточно. Иначе Я находило бы себя рядомъ непостоянныхъ явленій, хотя и безъ ближайшаго опредленія этого ряда, Но субъектъ не можетъ считать равнымъ самому себ ничего, что не было бы столь же простымъ, какъ и онъ.

Слдовательно, изъ Я должно выдлить не только многообразіе индивидуальныхъ опредленій, но и общее понятіе этого многообразія. И вотъ тогда для чистаго Я не остается ничего, кром одного лишь тожества объекта и субъекта.

Здсь мы снова приходимъ къ вышеупомянутому грамматическому понятію перваго лица, только еще съ тмъ отрицательнымъ опредленіемъ, что это первое лицо не можетъ мыслить какъ самое себя ничего изъ всего того, что кажется связаннымъ съ нимъ индивидуальнымъ образомъ.

Легко замтить, что мы исходили изъ единства субъекта, внутренняго знанія, для того, чтобы исключить многообразіе объективнаго. При этомъ мы приняли, что въ активномъ знаніи о самомъ себ никто не находитъ множества, что, лучше сказать, всякій разсматриваетъ себя какъ единаго, если ему уже предносится многообразіе того, что онъ о себ знаетъМы присвоиваемъ себ даже паши грезы, мы такъ смемся надъ тмъ объектомъ, который бы мы изъ себя представили, если бы въ бодрствующемъ состояніи мы были тми же самыми, какими являемся во сн. Подобно тому, какъ мы отвлекаемся отъ пригрезившейся индивидуальности, для того чтобы въ бодрствующемъ состояніи образовать понятіе о самихъ себ, — точно также и въ умозрніи мы должны отвлечься отъ всякой индивидуальности, потому что съ послднимъ., внутреннимъ зерномъ самихъ себя, съ самосозерцаніемъ, мы не можемъ отожествлять ничего пестраго и всячески измняемаго, и потому что многообразное объективное въ Я, вслдствіе равенства съ самого себя наблюдающимъ объектомъ, и этого послдняго растепило бы въ аггрегатъ многихъ актовъ знанія, при этомъ совершенно пропало бы единство Я, за которое все-таки ручается собственное самосознаніе каждаго.

26.

Подведя итогъ всмъ предшествующимъ разсужденіямъ, мы получаемъ слдующее.

Философское опредленіе Я, какъ тожества субъекта и объекта, потому кажется удаленнымъ отъ даннаго, что оставляетъ въ сторон, временное воспріятіе. Но этимъ оно только доводитъ до конца и прямо высказываетъ то, что мы неопредленно начинаемъ въ обычной жизни. Именно, въ каждое мгновеніе мы предполагаемъ себя какъ нчто извстное, и новыя опредленія, приносимыя мгновеніемъ, разсматриваемъ какъ нчто случайное, такъ что мы остались бы совершенно тми же самыми, если бы съ нами произошли совсмъ другія событія. Отсюда возникаетъ понятіе насъ самихъ, которое не мирится ни съ какими случайностями — ни съ прошедшими, ни съ будущими.

А такъ какъ временное воспріятіе, или внутреннее чувство. надо отдлять отъ самопознанія (Selbstauffasung) въ собственномъ смысл, то, конечно, кажется, будто мы имемъ совершенно особую основную способность къ этому самопознанію. И такъ какъ все-таки довольно трудно сказать, что собственно служитъ предметомъ чистаго самосозерцанія (именно, здсь чувствуется затрудненіе, возникающее изъ тхъ противорчій въ понятіи Я. которыя подробно развиваются въ слдующей глав): то возникаетъ склонность надлять чистое Я всякими предикатами, что становится источникомъ многихъ ложныхъ заключеній (между прочимъ у Фихте).

Здсь умстно вспомнить утвержденіе Канта, что Я есть чисто интеллектуальное представленіе, но вмст съ тмъ — самое бдное изъ всхъ. Первая половина этого утвержденія допускаетъ, что понятіе Я нельзя опредлить внутреннимъ воспріятіемъ. Вторая половина можетъ служить предупрежденіемъ для тхъ, которые думаютъ, что можно безъ труда указать содержаніе представленія чистаго Я. Впрочемъ, здсь встрчается двойная ошибка: съ одной стороны, въ поспшномъ признаніи чисто интеллектуальной способности (Krit. d. ч. V. S. 423, въ конц), а, съ другой, въ забвеніи грамматическаго понятія Я, которое, противополагая и отожествляя субъектъ и объектъ, даетъ умозрнію гораздо больше дла, чмъ другія безчисленныя понятія, боле богатыя по своему содержанію.

Кто же иметъ въ виду отмченныя выше трудности отдлить себя отъ индивидуальныхъ опредленій ‘Я, и сверхъ того старается въ умозрительныхъ понятіяхъ Я провести только что указанное отвлеченіе отъ индивидуальнаго еще дальше, чмъ это происходитъ въ обыкновенномъ сознаніи,— тотъ уже можетъ догадываться, что отношенія Я къ индивидуальности хотя и скрыты, но тмъ не мене даны, и что успхъ умозрнія долженъ сводиться именно къ вскрытію этихъ отношеній въ ихъ необходимости, вмст съ чмъ исчезаетъ основная способность чистаго самопознанія и внутреннее чувство получаетъ свое надлежащее объясненіе. Такъ бываетъ и на самомъ дл. Философское опредленіе только доводитъ до крайности общее представленіе Я, для того, чтобы натолкнуть его на очевидныя невозможности. Отсюда ясно, что понятіе Я, которое было обманчивымъ порожденіемъ нашего мышленія, нуждается въ нкоторомъ улучшеніи, и что здсь, какъ и въ другихъ случаяхъ, философія должна прояснить ту темноту обычнаго сознанія, которая вводитъ въ заблужденіе.

Итакъ, пока мы остаемся при слдующемъ объясненіи: Я есть тожество объекта и субъекта. Посл мы увидимъ, что это объясненіе годится только для начала изсл&#1123,дованія. Мы разовьемъ заключающіяся здсь противорчія. Изъ этихъ противорчій мы узнаемъ, что въ понятіи Я слдуетъ измнить и что должно примыслить.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
Изложеніе заключающейся въ понятіи ‘Я’ проблемы, вм&#1123,ст съ первыми шагами къ ея разршенію.

27.

1) Я является какъ нчто данное въ сознаніи, и понятіе этого даннаго считается его полнымъ выраженіемъ. Но ему недостаетъ ни объекта, ни субъекта, слдовательно всей его матеріи.

2) Предполагаемое тожество субъекта и объекта противорчитъ неизбжной противоположности между ними, слдовательно, понятіе нелпо и по форм.

Объясненіе перваго пункта опять таки распадется на двое. Должно показать, что недостаетъ и объекта, и субъекта.

Прежде всего: кто или что служитъ объектомъ самосознанія? Отвтъ долженъ заключаться въ положеніи: Я представляетъ себя. Это ‘себя’ есть само ‘Я’. Если подставить понятіе Я, то первое положеніе превращается въ слдующее: Я представляетъ представляющаго себя… Вмсто отвта, возникаетъ безконечный рядъ, который никогда не приближается къ требуемому значенію, но всегда только удаляется отъ него. Этотъ рядъ ошибоченъ уже потому, что самосознаніе ничего не знаетъ объ этомъ развитіи на многіе члены или о такой многократной вставк въ самого себя.

Не лучше обстоитъ дло и со стороны субъекта. По своему понятію, Я должно знать о самомъ себ, то, что мыслится въ немъ субъективнымъ, снова должно стать объективнымъ, представляемымъ для новаго знанія (Wissen)… Слдовательно, если принять, что Я дано объективно, то оно дано для самого себя и ни для кого другаго, оно представляется самимъ собою. Но актъ этого представливанія также не можетъ медлить, то, что есть Я, то, по своему понятію, должно и знать его, что его не знаетъ, то и не бываетъ имъ. Оно, дйствительно, есть представляющее себя, какъ такое представляющее, оно опять должно быть представленнымъ. Но и это новое представленіе, которое здсь требовалось, должно снова сдлаться объектомъ для еще боле высшаго знанія… Этотъ рядъ также, очевидно, тянется до безконечности.

Объектъ ни въ какомъ случа не долженъ быть вещью самой по себ, онъ долженъ быть самимъ истиннымъ субъектомъ. А такъ какъ субъектъ самъ по себ — ничто, и такъ какъ онъ есть только представливаніе самого себя, то именно это представливаніе, какъ порожденіе образа, должно быть и представляемымъ образомъ. Дйствіе само должно быть дйствуемымъ, условіе — обусловливаемымъ, дйствительный актъ представливанія — образомъ самого себя, образомъ, который, какъ образъ, ничтоженъ…

28.

Совершенно безпредметное представливаніе не можетъ служить выраженіемъ Я. Слдовательно, прежде всего мы должны отнести къ понятію Я неизвстный и еще только подлежащій опредленію объектъ, и посмотрть, что изъ этого выйдетъ дальше.

А сейчасъ необходимо признаться, что мы уклонились отъ собственнаго значенія понятія, потому что мы должны были не признавать неизвстный объектъ, но удовольствоваться тмъ, что субъектъ вмст съ тмъ заступаетъ мсто объекта, что Я полагаетъ не что нибудь другое, но себя.

Однако это признаніе ничуть не должно удивлять. Вдь, само собою ясно, что противорчивое понятіе, коль скоро его нельзя цликомъ отбросить, должно потерпть измненіе. И сдланное измненіе было необходимо, потому что, какъ мы видли выше, въ данномъ понятіи не хватаетъ объекта.

Тмъ не мене уклоненіе отъ даннаго приводитъ насъ въ затрудненіе. О представливаніи неизвстнаго объекта можно было бы сказать очень много безъ того, что бы это стояло хотя бы въ самой незначительной связи съ предложенной проблемой. Мы находимся въ опасности очутиться въ произвольномъ мышленіи, коль скоро не установимъ понятія Я во всей его строгости.

Итакъ, не надо упускать этого изъ виду. И поэтому мы можемъ приписать Я объектъ лишь при томъ предположеніи, Что онъ опять исчезаетъ изъ самопознанія.

Если же онъ исчезаетъ, то снова возникаетъ потребность въ объект, хотя и не прямо въ томъ же самомъ, который мы вставили сначала.

Итакъ, вполн возможно допустить въ основаніи ‘Я’ многіе и различные объекты. И это оказывается не только вполн возможнымъ, но, при ближайшемъ обсужденіи, и совершенно необходимымъ.

Именно, мы совсмъ не двинулись бы въ своемъ мышленіи съ мста, и, по крайней мр, не ускорили бы ршенія проблемы, если бы захотли все время вертться около тхъ двухъ соображеній, что, во первыхъ, ‘Я’ нуждается въ отличномъ отъ него объект, и что, во вторыхъ, ‘Я’ ни на одинъ изъ отличающихся отъ него объектовъ не можетъ смотрть, какъ на самое себя. Эти разсужденія привели бы насъ къ тому, чтобы снова отдлить принятый объектъ, и затмъ опять привлечь его, для того чтобы еще разъ откинуть: колебаніе безъ конца и безъ пользы. Если бы при этомъ мы захотли нарушить послдовательность нашего размышленія и спросить о результат, то онъ оказался бы противорчіемъ: ‘Я’ обладаетъ отличнымъ отъ себя объектомъ, не обладая имъ. Этого противорчія нельзя разршить никакимъ раздленіемъ, потому что, пока мы говоримъ только объ единичномъ, чуждомъ для Я объект, совсмъ не надо обращать вниманія на то, откуда должна явиться модификація, въ силу которой одно и тоже въ одномъ отношеніи могло бы принадлежать//, а въ другомъ — исключаться изъ него. Напротивъ, коль скоро мы вспомнимъ, что, снова исключая принятый объектъ, можно вставлять другой и опять другой, дло освщается. Именно, сейчасъ же оказывается, что Я (Ichheit) опирается на многообразное объективное основаніе, каждая часть котораго для него случайна, поскольку остальныя части всегда могутъ служить опорою для Я, въ томъ случа, если бы была откинута та. Я полагаю себя то тмъ, то другимъ, но не связанъ ни съ чмъ, пока могу перемняться. Такъ столъ, имющій четыре ножки, хотя собственно опирается на вс заразъ, однако могъ бы по очереди обойтись безъ каждой изъ нихъ въ отдльности, потому что его все-таки поддерживали бы остальныя. Если представляется нсколько объектовъ, то нчто въ нихъ относится къ представляющему, именно — ихъ соединеніе въ единомъ представливаніи и то, что изъ этого дале слдуетъ.

Намъ бы хотлось это первое начало умозрнія сейчасъ же сравнить съ опытомъ. Я нахожу себя мыслящимъ, хотящимъ, чувствующимъ. Но мышленіе есть переходъ отъ мыслей къ мыслямъ, хотніе — продолжающееся стремленіе изъ одного положенія представленій въ другое. Здсь переходъ и стремленіе относятся къ многообразію въ объективномъ: мы приписываемъ себ не само объективное, а обращеніе (Umherwandeln) подъ его многообразіемъ. Что значитъ ‘ находить себя чувствующимъ’,— это довольно трудно объяснить. Однако и здсь можно видть, что чувствуемое (объективное въ собственномъ качеств),— это удовольствіе или та скорбь,— ничуть не передаетъ того, на что мы смотримъ какъ на свое собственное Я.

29.

Нсколько объектовъ (само собою понятно, не реальныхъ предметовъ, но лишь представляемыхъ, какъ таковыхъ), которые, вмст взятые, должны произвести то, на что они не были бы способны въ одиночку (именно — подготовить почву для безпочвеннаго Я), взятые какъ простая сумма или аггрегатъ, очевидно, не боле будутъ пригодны къ этому, чмъ и взятые въ одиночку, сами по себ. Они должны другъ друга видоизмнить. но какъ должны они измниться,— этого нельзя еще опредленне указать, исходя изъ тхъ же самыхъ основаній.

Такъ какъ мы, представляя самихъ себя, конечно, понимаемся не въ представливаніи посторонняго для насъ объективнаго, и такъ какъ мы все-таки должны придти къ самимъ себ, исходя изъ этого же самаго представливанія посторонняго для васъ объективнаго, и при помощи его самого: то только въ этомъ объективномъ можетъ лежать основаніе, почему мы удаляемся изъ его представливанія. Само представляемое въ своемъ многообразіи должно обладать свойствомъ сбрасывать оковы, въ которыя былъ бы заключенъ субъектъ, могущій познавать одни только предметы и никогда — себя.

Требованіе, что наше представляемое должно удалить насъ изъ самого себя, для того чтобы мы пришли къ себ, есть частное требованіе, содержащееся въ боле общемъ, которое гласитъ: наше представляемое должно извстнымъ образомъ перемстить насъ изъ представливанія самого себя.

Такъ какъ никакое представливаніе, взятое въ отдльности, какъ представливаніе какого нибудь опредленнаго A или B или C и т. д., не можетъ перенести насъ изъ самого себя,— то остается только, чтобы различное представливаніе, поскольку оно опредляется различнымъ представляемымъ какъ такое или другое, взаимно ослаблялось, чтобы одно перемщало насъ изъ другаго.

Слдовательно, многообразныя представленія должны другъ подъ другомъ уничтожаться, если должно быть возможнымъ ‘Я’.

Внутреннее воспріятіе учитъ, что наши простйшія чувственныя ощущенія образуютъ различные ряды, изъ которыхъ каждый заключаетъ въ себ безчисленное множество представленій, стоящихъ другъ къ другу во всевозможныхъ степеняхъ противоположностей. Различныя краски вытсняютъ другъ друга изъ сознанія, фигуры — также, не мене подлежатъ этому звуки, запахи, вкусовыя и осязательныя ощущенія. Мы не можемъ вполн установить представленія голубаго, если сюда является представленіе краснаго.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Подготовка математико-психологическихъ изслдованій.

36.

Въ 29 находилось положеніе, что многообразныя представленія субъекта, которому надо достичь до Я, должны быть противоположны другъ другу, въ томъ смысл, что одно представливаніе уменьшаетъ или совсмъ уничтожитъ другое. Сейчасъ паю ближе обсудить, что это значитъ.

Прежде всего представимъ себ представляющее, однако еще безъ самосознанія, и (чтобы ничего не принимать произвольно и не длать поспшныхъ предположеній) еще безъ всякихъ формальныхъ опредленій понятіями, или пространствомъ и временемъ: просто преданнаго матеріи ощущенія, какъ напр. звукамъ, или ощущеніямъ вкуса, обонянія, осязанія (чувство зрнія было бы здсь совсмъ неподходящимъ примромъ, или, по крайней мр, оно вызвало бы недоразумніе, потому что при цвтахъ всегда сейчасъ же примышляется какая нибудь фигура и величина). Теперь требуется, чтобы это наше представляющее перешло къ представливанію самого себя, но не при помощи абсолютнаго акта, а единственно опредляясь лишь качествомъ тхъ представленій, которыя мы уже предположили у него.

Слдовательно, такъ какъ представленіе Я должно не придти со стороны, а стать изъ того, что тутъ уже есть, то это данное не можетъ оставаться такимъ, какимъ оно есть теперь, но во всякомъ случа должно стать другимъ.

Однако здсь намъ ничуть бы не помогло, если бы одно объективное опредленіе переходило въ другое. Если допустить, что представленіе краснаго переходитъ въ представленіе голубаго, или высокій звукъ — въ низкій, то это голубое и этотъ низкій звукъ настолько же чужды представленію Я (которое должно возникнуть), какъ представленія краснаго и высокаго звука. Слдовательно, такимъ измненіемъ ничего бы не достигалось.

Или если бы мы захотли сказать, что объективныя представленія должны совершенно оставить свой видъ, чтобы, вмсто не Я представить скоре Я,— то это, даже независимо отъ вопроса о возможности, было бы совсмъ несообразнымъ съ проблемою. Вдь, мы видли, что чистое Я есть противорчіе, и поэтому упомянутое требованіе означаетъ ничто другое, какъ то, что представленія изъ вида представимаго (Vorstellbaren) должны перейдти въ видъ непредставимаго и нелпаго.

Такъ какъ Я необходимо относится къ многообразію такихъ объектовъ, которые суть не Я, то эти объективныя представленія должны оставаться въ своемъ собственномъ вид, потому что иначе для Я снова пропалъ бы пунктъ отношенія.

Если же мы оставимъ имъ ихъ качество, то ихъ измненіе можетъ относиться только къ количеству представливанія.

Однако и здсь надо остерегаться недоразумнія: именно,— будто можетъ быть излишекъ въ числ или степени представливанія, вдь, не можетъ быть никакого излишка въ томъ, что мы приняли какъ прямое условіе Я, Слдовательно, и количество представливанія въ извстномъ смысл должно оставаться тмъ же самымъ.

Но въ другомъ смысл оно все-таки должно уменьшаться, потому что если субъектъ долженъ придти къ самому себ, то онъ, очевидно, не можетъ оставаться такимъ образомъ заключеннымъ въ объективномъ, какъ мы это представляли себ до сихъ поръ.

Здсь мы приходимъ къ тому, чтобы породитъ новое понятіе, которое было бы удовлетворительно во всхъ отношеніяхъ.

Если мы говоримъ, что объективное, какъ оно есть, негодно для того, чтобы входить въ самосознаніе, потому что иначе мы представляли бы самихъ себя чмъ то чуждымъ и другимъ: то здсь мы направляемъ свое вниманіе на то объективное, на т образы, которые предносятся представляющему, а не на то представливаніе, которое мы приписываемъ самому субъекту, какъ дятельность. Слдовательно, съ первымъ пунктомъ совпадаетъ наше требованіе, что измненіе должно происходить въ количеств представляемаго, и если при этомъ мы можемъ установить неизмняемость предста вливанія, субъективно взятаго, то объясняются различныя отношенія, при чемъ мы не наталкиваемся ни на какое истинное противорчіе.

Слдовательно, дятельность субъекта въ представливаніи должна пребывать неуменьшаемой, но его эффектъ, представляемый образъ, долженъ ослабвать или совсмъ уничтожаться, и въ этомъ должно проявлять свое бытіе (bestehen) то, что является результатомъ дйствія нсколькихъ взаимно противоположныхъ представленій.

Но дятельность, продолжающаяся въ то время, какъ ея эффектъ, который она приносила бы въ силу своихъ свойствъ (Eigenthmlichkeit), удерживается чмъ нибудь чуждымъ, можетъ быть названа только именемъ стремленія.

Поэтому, если противоположныя представленія объединены въ одномъ и томъ же субъект, который долженъ достичь самосознанія, то представленія превращаются (aus Vorstellungen wird) въ стремленіе къ представленію.

37.

Только что полученныя мысли мы можемъ сейчасъ сравнить съ опытомъ. Опытъ учитъ, что ваши представленія затемняются, исчезаютъ, возвращаются снова. О томъ состояніи, въ которомъ они могли бы находиться, исчезая изъ сознанія, не можетъ ничего сказать никакой опытъ, потому что мы имемъ опытъ лишь постольку, поскольку дйствительно представляемъ, и желаніе наблюдать исчезаніе собственныхъ представленій было бы равносильнымъ желанію воспринимать свое собственное засыпаніе. Однако, куда не достигаетъ опытъ, очень часто можно проникнуть путемъ умозрнія: и мы сейчасъ только что видли, что наши представленія, исчезнувъ изъ сознанія, превращаются въ стремленіе къ представливанію и что, какъ такое стремленіе, они продолжаются не уменьшаясь, отчего ихъ представляемое должно снова возвратиться, коль скоро будутъ побждены препятствія, которыми они стснялись.

Насколько мало это заключеніе могло быть дано непосредственнымъ опытомъ, настолько же плодотворнымъ является оно для объясненія феноменовъ. И здсь оно проливаетъ неожиданный свтъ на два въ высшей степени важныхъ психологическихъ предмета — память и волю.

38.

Что длаетъ для ‘Я’ стремленіе къ представливанію? Пока еще только въ самомъ общемъ вид надо признать, что постороннія для Я представленія должны оставаться, а ихъ объекты исчезать, если должно выступить Я, которое относится къ нимъ и все-таки имъ противоположно. Однако для того, чтобы понять, что мы ближе подвигаемся къ ршенію, заглянемъ въ 28. Тамъ было выставлено положеніе: ‘если представляется нсколько объектовъ, то нчто въ нихъ относится къ представляющему, именно — ихъ соединеніе въ единомъ предствливаніи, и то, что изъ этого дале слдуетъ’. Теперь можно ближе указать на то. что слдуетъ изъ соединенія въ единомъ представливаніи, именно — поскольку оно образуетъ основоположеніе Я. Не объекты представленій, но живость (Regsamkeit) самого представливанія въ его задержк является тмъ, на что можно смотрть какъ на образующее то, въ чемъ мы познаемъ самихъ себя.

39.

Что между многими, другъ другу противоположными представленіями задержка должна быть взаимной, что, слдовательно, вс объекты должны въ извстной степени затемняться, и что, въ такой же точно степени, дятельности представливанія должны превращаться въ стремленія,— все это на столько непосредственно ясно, что не нуждается въ доказательств. Къ тому же внутреннее воспріятіе ничего не знаетъ о такихъ представленіяхъ, которыя совсмъ не были бы подвержены затемненію, лучше сказать, нельзя отрицать того, что вс извстныя намъ ощущенія, мысли, настроенія, мотивы, однимъ словомъ — все, выступающее въ сознаніи, точно также вытсняется другимъ, какъ и само способно вытснять другое Каждый предметъ, занимающій духъ, не стоитъ, по колеблется въ сознаніи, колеблется въ постоянной опасности быть забытымъ (хотя бы на мгновеніе) подъ вліяніемъ чего нибудь новаго

Однако понятіе взаимной задержки нуждается въ нкоторыхъ поясненіяхъ.— Здсь мы смотримъ на представленія какъ на силы, дйствующія другъ противъ друга. Но подобно тому, какъ въ общей метафизик утверждается, что признакъ силы не можетъ быть никакимъ реальнымъ предикатомъ какой бы то ни было сущности, но что сущности лишь случайно становятся силами, и что он могутъ стать ими безконечно многообразными способами, помимо всякаго реальнаго многообразія въ нихъ самихъ (ср. ‘Hauptp. d. Metaph.’, 5): точно также и настоящее разсмотрніе представленій показываетъ, что всякое обнаруженіе силы для нихъ случайно и возник етъ въ масс, когда они задерживаются. Каждое отдльное представленіе прежде всего и само по себ существуетъ только благодаря своему объекту, благодаря тому, что представляется, но — исключительно благодаря этому и опредляясь какъ такое и никакое другое. Такимъ образомъ, дйствительно представляя этотъ предметъ, онъ, конечно, совсмъ не является стремленіемъ къ представливанію, потому что свойство стремленія впервые выступаетъ въ задержк привходящимъ противоположнымъ. И въ немъ совсмъ нтъ никакой дятельности, которая была бы направлена на что нибудь постороннее и, такъ сказать, вншнее, потому что, сообразно своему понятію, представленіе состоитъ только въ порожденіи и удерживаніи представляемаго имъ образа, этимъ оно исчерпывается и, кром того, въ немъ ничего нельзя найдти. Встрчаясь въ одномъ и томъ же субъект съ другимъ, противоположнымъ себ, представленіемъ, оно ‘первые приходитъ въ дятельность, чрезъ которую выступаетъ изъ самого себя. Оно стсняетъ другое, потому что стсняется другимъ, а оба они стсняютъ другъ друга въ силу возникшей между ними противоположности. Эта противоположность опять таки не есть какой нибудь предикатъ того или другаго изъ нихъ, отдльно взятаго, но формальное опредленіе, которое иметъ смыслъ и значеніе только въ отношеніи къ обоимъ, вмст взятымъ. Кто слышитъ тонъ е, тотъ слышитъ его по себ и чрезъ себя, а не какъ нчто противоположное тону d. Равнымъ образомъ, кто слышитъ тонъ d, тотъ слышитъ простой звукъ d, безъ противоположности его тону с. Но кто слышитъ оба тона с и d. или заразъ иметъ въ сознаніи оба представленія, тотъ воспринимаетъ не только сумму с и d, но, сверхъ того, и контрастъ между ними, и его представливаніе подвержено дйствію противоположности обоихъ.

Противоположность двухъ представленій можетъ быть различной степени… Задержки, какъ непосредственныя слдствія противоположностей, подобно имъ, также должны различаться по степенямъ. Слдовательно, то, что представленія становятся силами, иметъ свою мру, хотя и измняемую мру, потому что величины противоположности допускаютъ измненіе.

На ряду съ этимъ отдленіемъ величины мы сейчасъ узнаемъ еще другое, какъ возможное.— Слдствіемъ задержки является затемненіе объекта и превращеніе представливанія въ стремленіе къ представливанію. Если извстная степень противоположности можетъ произвести полное затемненіе объекта, то меньшая противоположность будетъ имть своимъ слдствіемъ только частное затемненіе. Слдовательно, это частное затемненіе допускаетъ еще нкоторую степень представливанія. Значитъ, представливаніе объекта также иметъ степень., что подтверждается и опытомъ.

Но очевидно, что нтъ нужды принимать, будто извстное представливаніе, для того, чтобы быть боле слабымъ сравнительно съ другимъ, сначала должно потерпть частное затемненіе: и безъ всякой задержки, съ самаго начала, оно можетъ быть слабе или напряженне (strkeres) {Однако здсь указывается только логическая возможность различныхъ степеней напряженности и противоположности. Реальная возможность вытекаетъ изъ общихъ метафизическихъ разсужденій о случайныхъ воззрніяхъ на сущности и о сочетаніи ихъ, какъ условіяхъ нарушенія и самосохраненія. Примч. Гербарта.}. Это опять таки вполн извстно въ опыт, мы всмъ нашимъ ощущеніямъ (Auffassungen) съ самаго начала приписываемъ какую нибудь степень.

Если теперь это опредленіе величины мы свяжемъ съ вышеприведеннымъ, т е. различіе представленій по ихъ напряженности — съ величиною ихъ противоположности другъ другу, то изъ этого должно явствовать, какъ будутъ велики въ каждомъ случа затемненіе, задержка, стремленіе и еще оставшееся дйствительное представливаніе. Здсь вычисленіе находитъ пригодную для себя матерію.

40.

Затемненіе представленій, въ особенности если оно послдовательно проходитъ чрезъ различныя степени, иметъ такъ много сходнаго съ движеніемъ, что совсмъ нечего удивляться, если теорія законовъ затемненія и противоположнаго ему освщенія, или обратнаго выступанія представленій въ сознаніе, въ общемъ построяется подобно теоріи законовъ движенія тлъ. По крайней мр, языкъ долженъ отсюда заимствовать свои выраженія, если только понапрасну не долженъ быть придуманъ новый и, поэтому, непонятный языкъ.

Прежде всего и здсь мы найдемъ то различіе между статикой и механикой, которое господствуетъ въ ученіи о пространственныхъ силахъ: потому что равновсіе, въ противоположность еще продолжающемуся движенію вслдствіе перевса однихъ силъ ладъ другими, есть то, что прежде всего излагается и легче всего опредляется и въ дйствующихъ другъ противъ друга представленіяхъ. Вышеупомянутый вопросъ о томъ, на сколько будетъ велико, при данной напряженности и данной противоположности нсколькихъ представленій, затемненіе каждаго изъ нихъ,— очевидно, вопросъ статическій, потому что здсь отыскивается такая задержка каждаго представленія, при которой происходило бы удовлетвореніе противоположности, и при которой силы не могли бы боле направляться другъ противъ друга. Однако, если такое задержанное состояніе каждаго представленія наступаетъ не сразу, но постепенно, то возникаетъ еще совершенно другое изслдованіе, именно — съ какою скоростью (будетъ ли она равномрной или нтъ) происходитъ затемненіе, и въ какое время оно заканчивается. Этотъ послдній вопросъ, безъ сомннія, сейчасъ же признается за вопросъ механическій.

Приведенные примры могли бы въ общемъ уяснить сходство механики духа съ механикой тлъ. Однако ради сходства нельзя упускать изъ вниманія и различія. Здсь мы не имемъ никакого пространственнаго сложенія и разложенія силъ, мы не имемъ никакого угла, слдовательно, никакого синуса и косинуса, и никакого круговаго движенія, мы не имемъ никакого безконечнаго пространства, но все движеніе представленій заключается между двумя устойчивыми пунктами-своимъ вполн задержаннымъ и вполн незадержаннымъ состояніемъ, наконецъ, мы не имемъ никакого постояннаго поступанія движимаго, а, слдовательно, и никакого ускоренія, подобнаго тому, которое встрчается въ механик тлъ, потому что каждое мгновенное движеніе представленія является непосредственнымъ результатомъ влекущихъ силъ. Напротивъ, мы имемъ здсь множество совсмъ другихъ основныхъ понятій, которыхъ не знаетъ механика тлъ, и которыхъ она не знала бы даже тогда, если бы, стремясь къ аналогіи механики духа, захотли изслдовать взаимныя стсненія множества эластичныхъ тлъ (потому что ихъ еще скоре всего можно было бы сравнить съ представленіями). Вмсто тяжести, которая давитъ тла книзу, здсь мы имемъ естественное и постоянное стремленіе всхъ представленій вверхъ, для того, чтобы возвратиться къ своему незадержанному состоянію, однако, это — скоре сходство, чмъ различіе, потому что оно указываетъ на то обычное влеченіе по опредленному направленію, которое въ каждое мгновеніе дйствуетъ настолько, насколько позволяютъ обстоятельства.

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.
Основныя черты статики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
Сумма и пропорція задержки при полной противоположности.

41.

Противоположность двухъ представленій бываетъ полной, или возможно большей, если одно изъ нихъ должно быть задержано цликомъ, для того чтобы другое оставалось незадержаннымъ. Правда, этотъ случай никогда не наступаетъ, потому что представленіе задерживается только сопротивляясь, и его сопротивленіе всегда должно вносить извстную задержку въ противоположное представленіе. Но можно принять фикцію, что вся сила противоположности, т. е. все принужденіе къ погруженію, падаетъ только на одно изъ двухъ: тогда самое большее, что можетъ произойдти,— это полное погруженіе послдняго, или полное затемненіе представляемаго имъ, при превращеніи всей его дятельности въ простое стремленіе противъ противоположнаго. Боле, чмъ погружаться, оно не можетъ, и было бы безсмысленнымъ стараться представить себ количество дйствительнаго представливанія опустившимся ниже нуля, т. е. отрицательнымъ.

Но противоположность можно мыслить меньшей. Вслдствіе этого, одно представленіе могло бы оставаться совершенно незадержаннымъ, если бы отъ другаго задерживалась только опредленная дробь, т. е., собственно говоря, если бы другое задерживалось только въ опредленной степени.

Различіе между потной и меньшей протипоположнотью не зависитъ отъ напряженности представленій. Пусть одно = a, другое = b, гд а и b обозначаютъ числа, съ помощью которыхъ сравниваются напряженности обоихъ. Противоположность же = m, гд m обозначаетъ дробь, или самое большее, единицу. Тогда, при полной противоположности, (для которой m = 1) какъ а должно совсмъ погружаться, если b должно оставаться незадержаннымъ, точно также и b должно совсмъ погружаться, чтобы оставалось незадержаннымъ потому что задерживающее должно совершенію удалиться, если для противоположнаго должна исчезнуть всякая задержка и возвратиться полная свобода… При меньшей противоположности должно погружаться mb, если должно оставаться незадержаннымъ а, или должно погружаться ma, если должно оставаться незадержаннымъ b, потому что чмъ боле дано задерживающаго, тмъ боле должно его исчезать. если противоположное должно оставаться нетронутымъ. Если бы b состояло изъ безконечно многихъ малыхъ частей, то каждой изъ нихъ надо было бы приписать свойство образовывать противоположность относительно a, хотя и въ степени т, но, вмст съ числомъ частей, въ b умножилось бы и это противоположеніе, находя, поэтому, свое выраженіе въ произведеніи mb.

Предположеніе полной противоположности облегчитъ послдующія изслдованія. Поэтому мы и начинаемъ съ него.

42.

Очевидно, что, при полной противоположности и при двухъ представленіяхъ а и b, суммой задержки должно быть или а или b… Сумму задержки должно мыслить возможно меньшей, потому что естественнымъ состояніемъ представленій является незадержанное, и вс они, конечно, насколько можно, приближаются къ этому состоянію. Слдовательно, если a — боле напряженное, а b — боле слабое представленіе, то сумма задержки по величин равняется не а, по b.

Если же бросить взглядъ на раздленіе суммы задержки, то сейчасъ же выяснится, что хотя боле напряженное представленіе должно имть перевсь, однако невозможно, чтобы оно задерживало большую величину, чмъ та, которой равно представленіе слабйшее, и что это послднее остается совершенно тмъ же самымъ, хотя бы боле напряженное постоянно возрастало. Если, напр., a = 10, b = 1, то хотя, конечно, b будетъ задержано почти цликомъ, однако боле цлаго b не могло бы быть погружено даже и въ томъ случа, если бы а было равно не 10, но 100, Вдь, того, что противоположно a, дано не боле, какъ только b. Слдовательно, при увеличиваніи самаго напряженнаго изъ представленіи сумма задержки не возрастаетъ. Напротивъ, если a = 10, b = 2, то, конечно, противоположнаго станетъ боле, потому что, между тмъ какъ b отъ 1 возрастаетъ до 2, а должно сопротивляться боле напряженной сил, чмъ прежде, и поэтому то оно боле превращается въ стремленіе, что же касается b, то, сравнительно, теперь оно не такъ уже сильно страдаетъ, какъ прежде.

Такъ какъ сумма задержки не можетъ быть больше b, равно какъ не можетъ быть и меньше b (потому что при полной противоположности b совершенно сопротивляется а): то она, конечно, = b.

Подобнаго рода опредленіе, при предположеніи полной противоположности, очень легко распространяется съ двухъ представленій на любое количество ихъ. Если, кром а, самаго напряженнаго, даны еще b, c, d … п.— то сумма задержки = b + c + d + … + n, потому что b и остальныя вполн противоположны слдовательно, сумма задержки не можетъ быть мене ихъ суммы, но она не можетъ быть и больше, потому что если бы вс они были стснены, то самое напряженное оставалось бы совершенно незадержаннымъ. Если бы, напротивъ, мы попытались представить себ незадержаннымъ b, то сумма задержаннаго = а + c + d + … + n.

Извстно, что каждое представленіе тмъ лучше сопротивляется возникающей между нсколькими представленіями противоположности, чмъ оно напряженне. Слдовательно, оно страдаетъ обратно пропорціонально своей напряженности.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
Вычисленіе задержки при полной противоположности и первое указаніе пороговъ сознанія.

44.

Пусть даны два представленія а и b, какъ дйствующія въ сознаніи другъ противъ друга и находящіяся въ полной противоположности. Тогда, какъ указано выше, сумма задержки равняется слабйшему, или = b, отношеніе задержки = b: а. Слдовательно, можно заключить: какъ сумма чиселъ отношенія относится къ каждому отдльному числу отношенія, точно также и длимое (сумма задержки) относится къ каждой части, или

0x01 graphic

B обратно пропорціонально а, слдовательно

0x01 graphic

Эти остатки, конечно,— не отдльные куски представленій а въ, но степени еще оставшейся живости представленій, посл того какъ вычисленная выше часть дйствительнаго представливанія была уничтожена задержкой и превратилась въ одно лишь стремленіе къ представливанію.

Пусть теперь будутъ даны три представленія, именно a, b, c, изъ которыхъ а самое напряженное, а c — самое слабое. Тогда сумма задержки = b + c, отношеніе задержки = 1/a, 1/b, 1/c или bc, ac, ab, и пропорціи:

0x01 graphic

Откуда остатки

0x01 graphic

Легко видть, что это можетъ быть продолжено для четырехъ представленій и боле.

Теперь нсколько вычисленій на числахъ. Прежде всего для двухъ представленій.

0x01 graphic

Очевидно, что остатки различаются гораздо больше, чмъ сами представленія. Однако остатокъ отъ b никогда не можетъ стать = 0, потому что даже если а = , то количество, выражаемое формулою b²/(a + b), будетъ безконечно малымъ.

Теперь для трехъ представленій.

0x01 graphic

Если бы здсь, вмсто b и е, было бы дано одно представленіе, равное по своей напряженности b и с, то отъ него получился бы тотъ же остатокъ, что и отъ а, т. е. остатокъ каждаго былъ бы = 1.

И при трехъ представленіяхъ остатокъ отъ b не можетъ стать = 0, иначе bbc + abb — acc должно было бы = 0, чего не можетъ быть, такъ какъ b не должно быть меньше c, т. е. или abb + acc или abb = acc, такъ что положительное всегда иметъ перевсъ.

Напротивъ, остатокъ отъ е, конечно, можетъ стать = 0.

45.

При настоящихъ изслдованіяхъ, общія формулы могутъ имть своею цлью ничто иное, какъ обозрніе всего поля возможности, или, точне, слдствій возможныхъ предположеній.

47.

Такъ какъ принято говорить о вступленіи представленій въ сознаніе, то порогомъ сознанія (Schwelle des Bewusstseins) я называю ту границу, которую, довидимому, переступаетъ представленіе, переходя изъ состоянія полной задержки къ нкоторой степени представливанія. Вычисленіе порога есть сокращенное выраженіе вычисленія тхъ условій, при которыхъ представленіе способно произвести еще только безконечно малую степень дйствительнаго представливанія, и при которыхъ, слдовательно, оно стоитъ прямо на этой границ. Такъ какъ мы говоримъ о восхожденіи и погруженіи представленій, то я называю представленіе находящимся ниже порога, если у него не хватаетъ силы выполнить вышеупомянутыя условія. Хотя состояніе, въ которомъ оно тогда находится, всегда равняется полной задержк, однако оно можетъ быть боле или мене ниже порога, смотря ію тому, боле или мене не хватаетъ ему напряженности и боле или мене надо къ нему прибавить, чтобы оно достигло порога. Точно также представленіе бываетъ надъ порогомъ, поскольку оно достигаетъ извстной степени дйствительнаго представливанія.

Если рчь идетъ о тхъ условіяхъ, при которыхъ представленіе стоитъ прямо на порог въ состояніи равновсія, то этотъ порогъ мы называемъ статическимъ. Ниже будутъ указаны и механическіе пороги, которые стоятъ въ зависимости отъ законовъ движенія представленій. Подъ статическими порогами находятся нкоторые, которые зависятъ отъ соединеній и сліяній нсколькихъ представленій: въ отличіе отъ нихъ, т, которые опредляются только напряженностью и противоположностью простыхъ представленій, называются общими порогами. Первый видъ общихъ пороговъ является при полной противоположности.

48.

Уже въ 4 было указано, что надо понимать подъ выраженіемъ: ‘Факты сознанія’. Въ 18 была рчь о различіи между тмъ, что происходитъ въ сознаніи, и тмъ, что сознается. Къ этому различенію вынуждаетъ недостатокъ языка, въ основ котораго лежитъ недостатокъ психологическихъ воззрній. Именно, многіе представливаніе и самонаблюденіе этого представливанія считаютъ нераздльными, или даже совершенно смшиваютъ одно съ другимъ. Поэтому выраженіе ‘сознаніе’ иметъ два смысла, смотря по тому, обозначаетъ ли ояо все дйствительное представливаніе (т. е. восхожденіе нкоторыхъ представленій за порогъ, поднятіе ихъ надъ совершенно задержаннымъ состояніемъ), или же наблюденіе этого представливанія какъ нашего, связь его съ Я, мы везд употребляемъ слово ‘сознаніе ‘ въ его первомъ смысл, для втораго же мы воспользуемся выраженіемъ: ‘сознавать вещь’.

Правда, этимъ еще не ршается вопросъ о такъ называемыхъ безсознательныхъ представленіяхъ, или, какъ мы выразились бы, о тхъ представленіяхъ, которыя находятся въ сознаніи, хотя и не сознаются. Но, во первыхъ, если принять во вниманіе все предшествующее, то ясно, что мы гораздо ране откроемъ т законы, по которымъ представленія выступаютъ въ сознаніи, чмъ т, по которымъ и? можетъ быть понято какъ представляющее. Самонаблюденіе, безъ сомннія, есть нчто несравненно боле запутанное, чмъ простое восхожденіе за порогъ, и поэтому, въ изслдованіи, первое совсмъ должно быть отдлено отъ втораго. Во вторыхъ, мы нуждаемся въ какомъ нибудь имени для совокупности одновременно происходящаго представливанія, и для этого едва ли можно найдти боле подходящее слово, чмъ ‘сознаніе’. Оно такъ важно потому, что для каждаго представленія, содержащагося въ немъ въ опредленный моментъ времени, оно образуетъ сферу дйствія, между тмъ какъ вс одновременно дйствующія представленія тмъ или другимъ способомъ взаимно аффинируются, и, вмст взятыя, порождаютъ только что данное состояніе духа. Впрочемъ, если бы показалось, что, говоря о несознаваемыхъ нами представленіяхъ въ сознаніи, мы искажаемъ словоупотребленіе,— то надо вспомнить, что даже въ самой обычной рчи выраженіемъ ‘онъ — безъ сознанія’ обозначается состояніе, весьма отличающееся отъ того, къ которому въ большинств случаевъ приближается поэтъ или мыслитель, когда, забывшись, онъ углубляется въ свой художественный или научный предметъ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
Измненіе предшествующаго при меньшей противоположности.

54.

Если даны два представленія а и b, и степень задержки = т (ср. 41), то

0x01 graphic

Оба остатка вмст = а + (1 — m) b, откуда, если одинъ уже вычисленъ въ десятичныхъ дробяхъ, надо только отнять его, чтобы найдти другой.

0x01 graphic

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
О полныхъ соединеніяхъ представленій.

57.

Великимъ принципомъ, который, хотя и не такъ очевидно, руководилъ предшествующими изслдованіями, и который долженъ ясне опредлять слдующія, является единство души. Такъ какъ вс представленія существуютъ вмст въ одномъ представляющемъ, какъ его дятельности (самосохраненія {Ср. примч. на стр. 23. Перев.}), то они должны образовать одно интенсивное дйствіе, поскольку они не противоположны и не задержаны. Поэтому же они должны и задерживаться, поскольку съ ними приноситъ это ихъ противоположность.

Цлыми классами представленій образуются различныя непрерывности (continua). Вс цвта даютъ одну непрерывность, фигуры — другую, тоны — третью, гласные — четвертую, даже согласные могутъ быть, по крайней мр, сопоставлены, объ ощущеніяхъ обонятельныхъ, вкусовыхъ и осязательныхъ едва ли нужно вспоминать. И опытъ показываетъ, что хотя различныя представленія, взятыя изъ одной непрерывности, другъ другу противоположны, однако представленія, взятыя изъ разныхъ непрерывностей, не противоположны. Представленіе слышимаго не задерживаетъ цвта, скоре — слышимое слово, видимый шрифтъ и совершенно отличная отъ того и другаго мысль, составляющаяся изъ многихъ, воспринимаемыхъ различными чувствами, свойствъ какой нибудь вещи,— все это вступаетъ въ связь, которая была бы необъяснимой, если бы громадная различаемость столь разнородныхъ представленій считалась задерживающей противоположностью.

Представленія изъ разныхъ непрерывностей могутъ связываться цликомъ, такъ что они образуютъ только одну силу, и какъ таковая, являются въ вычисленіи. Подобную связь я называю полнымъ соединеніемъ (Complication). Представленія изъ одной непрерывности, вслдствіе существующей между ними противоположности, могутъ связываться не вполн (если они не вполн однородны, какъ напр. повторенія одного и того же воспріятіи). Тогда изъ ихъ напряженности и противоположности получается законъ, опредляющій, насколько тснымъ можетъ быть ихъ объединеніе. Подобныя объединенія я называю сліяніями (Verschmelzungen). Наконецъ, вслдствіе случайнаго препятствія, могутъ быть какъ неполныя соединенія, такъ и неполныя сліянія.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О неполныхъ соединеніяхъ.

63.

Пусть представленіе = a какою нибудь силой задержано до остатка = r, равнымъ образомъ, представленіе = , изъ другой непрерывности, задержано до остатка = {Буквы, взятыя изъ разныхъ алфавитовъ, обозначаютъ представленія, взятыя изъ разныхъ непрерывностей. Прим. перев.}. Слдовательно, если они сходятся въ сознаніи, то остатки r и связываются въ одну цлостную силу, которая, однако, неотдлима отъ цлыхъ, хотя и не цликомъ связанныхъ, представленій а и . Если одно изъ нихъ задерживается еще больше, то не только оно само сопротивляется всею своей нераздльною силой, во вмст съ нимъ и для него дйствуетъ еще извстная помощь (Hlfe), которую оказываетъ ему другое представленіе. Опредленіе этой помощи является нашею первой задачей. Ясно, что помощь была бы полной, если бы r было = a и = . Насколько же r не хватаетъ до а и до , настолько же должна уменьшиться долженствующая быть оказанной помощь. Отсюда вытекаетъ слдующее.

Во первыхъ: если a получаетъ помощь, то помогающее количество = .

0x01 graphic

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
О сліяніяхъ.

67.

Въ сліяніяхъ степень связи зависитъ не только отъ случайныхъ обстоятельствъ (какъ при соединеніяхъ неоднородныхъ представленій, каковы, напр., звукъ и цвтъ), но ограничивается степенью задержки самихъ слитыхъ представленій.

Однако нужно различать двоякаго рода сліяніе: до и посл задержки.

Именно, прежде всего ясно, что, вслдствіе единства души, все, что взаимно не сопротивляется, должно стать одною интенсивной единицей Отсюда — сліяніе посл задержки. Т противоположныя представленія, задержка которыхъ произошла, сливаются именно такъ, какъ будто бы теперь они уже боле не задерживаются. Остатки образуютъ цлостную силу, подобную той, которая получается при неполныхъ соединеніяхъ,— однако съ тмъ различіемъ, что соединеніе становится полне, если соединяемыя представленія восходятъ заразъ, напротивъ, если слитыя восходятъ выше своего пункта сліянія, то задержка начинается снова.

Отъ этого отличается сліяніе до задержки. Оно зависитъ отъ извстной степени однородности представленій. Оно не можетъ имть мста при вполн противоположныхъ представленіяхъ, которыя, однако, подвержены другому сліянію, происходящему посл задержки.— Преждевсего, возьмемъ два вполн однородныхъ представленія, какъ, напр., представленія, возникающія при вид двухъ одинаково окрашенныхъ пунктовъ, или при слушаніи двухъ одинаково настроенныхъ струнъ. Само собою понятно, что эти однородныя представленія вполн (и мгновенно) сливаются въ одну интенсивность представливанія. Но что произойдетъ изъ того, если одновременно находится незадержанною пара безконечно близкихъ, т. е. почти однородныхъ, представленій, и если ихъ противоположность безконечно мала? Конечно, слдствіе можетъ только безконечно мало отличаться отъ того, что замчено выше. Однако, противоположность задерживаетъ полное объединеніе. И, что самое главное,— ее нельзя отдлить отъ однороднаго. Только въ мысляхъ, сравнивая одно представленіе съ другимъ, можно разложить его на равное и противоположное, въ дйствительности же это — не истинныя составныя части простыхъ и равныхъ себ представленій. Такъ воспріятіе фіолетоваго или зеленаго цвта, равно какъ и любаго музыкальнаго тона, конечно, есть простое воспріятіе, хотя бы и было допущено, какъ случайное воззрніе {‘Случайнымъ воззрніемъ’ у Гербарта называется взглядъ, имющій одно лишь методологическое значеніе. Прим. первв}, разложеніе перваго на красный и голубой и т. д.— А такъ какъ однородное сейчасъ же и непремнно должно слиться, и такъ какъ оно не можетъ, отдлившись отъ противоположнаго, слиться само по себ, но, скоре, и это противоположное должно, вмст съ нимъ, принять участіе въ сліяніи,— то прежде дйствительнаго объединенія происходитъ битва, исходъ которой опредляетъ, на сколько тсно будетъ дйствительное объединеніе. Слдовательно, однородное представленіе (никогда не надо забывать, что мы говоримъ о простыхъ представленіяхъ, а не о соединеніяхъ) прежде всего обнаруживается какъ стремленіе къ сліянію. А это стремленіе, при безконечно близкихъ представленіяхъ, встртитъ только безконечно малое сопротивленіе.

Теперь, наоборотъ, допустимъ представленія, противоположность которыхъ иметъ конечную величину. Тогда, во первыхъ, сліяніе можетъ совершиться лишь постепенно, именно по мр того, какъ постепенно исчезаютъ противоположности стремленію объединенія, во вторыхъ, изъ степени противоположности и однородности должна быть вычислена напряженность стремленія къ объединенію, а, затмъ, и то, насколько будетъ сильнымъ это стремленіе въ отношеніи къ противоположностямъ, какъ будетъ велико дйствительное объединеніе, и какая, слдовательно, получится подъ конецъ цлостная сила.

ТРЕТІЙ ОТДЛЪ.
Основныя черты механики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О погруженіи представленій.

74.

Если равновсіе уже дано, то оно можетъ быть нарушено только новою, привходящею силой. Однако, говоря о представленіяхъ, прежде всего надо замтить, что не слдуетъ предполагать равновсія, какъ ихъ начальнаго состоянія. Скоре, изначала вс они совершенно незадержаны и въ этомъ то своемъ естественномъ состояніи они образуютъ (если только дано вмст нсколько противоположныхъ представленій) сумму задержки, а эта послдняя должна погружаться, вмст съ чмъ сейчасъ же получается движеніе представленій. Въ порядк изслдованій, мы прежде всего должны были опредлить равновсіе представленій, въ дйствительности, движеніе предшествуетъ равновсію.

Сумма задержки, погружаясь, въ каждое мгновеніе иметъ опредленную скорость, и въ теченіи времени, протекшаго до извстнаго момента, погружается опредленное количество. И то, и другое слдуетъ вычислить.

Или, быть можетъ, на погруженіе совсмъ не тратится времени? Быть можетъ, незадержанное представливаніе переходитъ къ надлежащему задержанному съ безконечною скоростью, внезапно? Внутренній опытъ, поскольку здсь позволительно къ нему обратиться, отвчаетъ, что, конечно, для каждой смны нашихъ душевныхъ состояній требуется время. Но это можно узнать съ большого опредленностью и а priori. Между незадержаннымъ и надлежащимъ образомъ задержаннымъ состояніемъ заключается непрерывный рядъ посредствующихъ состояній, чрезъ каждое илъ нихъ нужно было бы послдовательно пройдти даже при безконечно быстромъ переход, если бы таковой имлъ мсто. Но при каждомъ изъ этихъ посредствующихъ состояній необходимость дальнйшаго погруженія бываетъ меньшей, чмъ при предшествующей задержк, еще дале отстоящей отъ цли. Слдовательно, представленія, исчезая изъ сознанія, стсняются меньше. Поэтому, погруженіе суммы задержки должно происходить съ уменьшающеюся скоростью, а для того, чтобы скорость могла уменьшаться, требуется время. Это же каждый можетъ любымъ образомъ перевести на свой метафизическій языкъ. Идеалистъ, и даже кантіанецъ, всегда можетъ предварительно замтить, что здсь рчь идетъ только о феноменахъ, и что погруженію представленій время принадлежитъ въ томъ же самомъ смысл, въ какомъ и движеніе тлъ требуетъ пространства и времени. Здсь не мсто различать ложное и истинное въ ученіи о пространств и времени, или ближе выяснять въ высшей степени бдную противоположность между феноменами и ноуменами.

Въ каждое любое мгновеніе необходимость погруженія суммы зедержки настолько велика, насколько велико еще незадержанное количество послдней. То, что дйствительно погружается въ это мгновеніе, пропорціонально и этому мгновенію и этой необходимости. Если S есть сумма задержки, а — задержанное въ теченіи времени t, то

Едва ли нужно напоминать, что не слдуетъ соблазняться аналогіей съ механикой тлъ и представлять себ здсь движеніе (Fortgehen) съ однажды пріобртенною скоростью. Представленія, по своей природ, въ сознаніи всегда стремятся вверхъ, и ихъ погруженіе — совсмъ не пространственное движеніе, но вынужденное затемненіе представливанія. Погруженіе, взятое въ каждый моментъ, всегда есть непосредственное выраженіе нужды къ погруженію. Слдовательно, между тмъ какъ въ механик тлъ сила опредляетъ только дифференціалъ скорости, здсь прямо является сама скорость. Напротивъ, здсь мы не имемъ совсмъ никакой равномрно дйствующей силы, но всегда только измняемую.

0x01 graphic

Вслдствіе большой важности этихъ формулъ, я подставлю подъ нихъ слдующія числа, для тхъ, кому показались бы трудными величины врод е^—^t и 1 — е^—^t:

0x01 graphic

Прибавимъ къ этому (что очевидно на первый взглядъ), что когда t = 0, или въ начал протеканія времени, е^—^t = 1, или сумма задержки еще совсмъ незадержана, когда t = , или посл безконечно долгаго протеканія времени (что, само собою понятно, можетъ быть только фикціей, которую допускаютъ вмсто самой крайней границы),

или сумма задержки задерживается до безконечно малаго остатка, т. е. задержка, попросту говоря, цликомъ не выполняется совсмъ ни въ какое время. Такимъ образомъ, теперь выяснилось поступаніе задержки. Сначала она почти удвояется, если удвояется время, но если время — ¹/₄ увосьмерилось, или если t = 2, то задержанное въ то первое время даже и не учетверяется, потому что 0,86… еще не вполн выражаетъ собою произведеніе 4×0,22… Дале, даже при самомъ длинномъ продолженіи времени, задержка подвигается крайне мало, даже совсмъ незамтно, хотя и безпрестанно, такъ что настроеніе духа очень скоро почти успокаивается, но никогда не успокаивается совершенно.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О механическихъ порогахъ.

77.

Только вновь пришедшія представленія могутъ взбаломутить настроеніе, находящееся въ состояніи почти полнаго покоя.

Привходящее образуетъ сумму задержки, которая должна погружаться. Въ этомъ погруженіи принимаютъ участіе и прежде данныя представленія, и хотя при этомъ они падаютъ ниже своего статическаго пункта, однако скоро они опять поднимаются до него. При этомъ на время они могутъ попадать на тотъ порогъ сознанія, который для этого случая мы выше (въ 47) уже назвали механическимъ порогомъ.

Чтобы легче объяснить это, прежде всего допустимъ, что къ находящимся уже въ равновсіи и слившимся посл задержки представленіямъ а въ привходитъ настолько слабое b, что, на ряду съ ними, оно должно погрузиться на давно уже извстный статическій порогъ. Тогда въ статическомъ отношеніи оно не можетъ имть никакого вліянія на а и b. Но прежде, чмъ перейдти изъ незадержаннаго состоянія въ задержанное, оно должно быть вынуждено къ погруженію представленіями а и b, при этомъ оно, въ свою очередь, дйствуетъ на нихъ, принуждая, слдовательно, и ихъ погрузиться ниже своего статическаго пункта, на которомъ они уже были. Это будетъ продолжаться до тхъ поръ, пока не будетъ совершенно стснена сумма задержки, возникшая благодаря с. Но для этого не нужно никакого безконечнаго времени, потому что стремленіе тхъ представленій возвратиться на свой статическій пунктъ содйствуетъ этому и ускоряетъ вс движенія. Между тмъ какъ a и b снова восходятъ, c приводится къ порогу. Но замтимъ, что здсь движеніе, продолжаясь, можетъ происходить не по одному закону. Одинъ законъ движенія будетъ имть мсто, пока а и b погружаются, и выступитъ другой законъ, когда они снова начнутъ подниматься. Между нами можетъ быть еще и третій, именно — если b стсняется къ порогу, то это должно замедлить количество времени, т. е. можетъ произвести только однообразное давленіе на остальныя, дале погружающіяся представленія.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О воспроизводимыхъ представленіяхъ, съ простйшей точки зрнія.

81.

Три представленія могутъ находиться въ равновсіи другъ съ другомъ. Если два изъ нихъ погружаются ниже своего пункта равновсія, то третье снова можетъ подняться настолько же, насколько теряютъ т, вмст взятыя. Сумма задержки при этомъ только иначе раздляется. Что представленіе, которое можетъ восходить, и будетъ восходить, — это не подлежитъ никакому сомннію. Однако существуетъ законъ, по которому оно восходитъ постепенно, съ уменьшающеюся скоростью, потому что, чмъ выше оно уже поднялось, тмъ меньшей становится необходимость въ измненіи его состоянія для того, чтобы оно вполн ясно выступило въ сознаніи. Нужные для этого внезапные переходы изъ одного состоянія въ другое настолько же мало имютъ мсто, какъ и внезапное погруженіе суммы задержки, т. е. какъ и полное наступленіе надлежащаго затемненія представливанія сейчасъ же посл того, какъ дано для этого основаніе.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Объ опосредствованномъ воспроизведеніи.

86.

Намъ предстоитъ весьма важное изслдованіе, которое не только обнимаетъ собою то, что обыкновенно обозначается именемъ ассоціаціи, но своими слдствіями глубоко проникаетъ въ затемненный ложною метафизикой вопросъ о формахъ опыта.

Если мы допустимъ, что представленіе само собою поднимается отъ механическаго порога, или что ему позволено подняться отъ статическаго порога, вслдствіе того, что привходящее представленіе даетъ ему свободу,— то оно всегда будетъ стараться тащить вмст съ собою то, что связано съ нимъ при помощи какихъ нибудь сліяній и соединеній. Слдовательно, это слитое или соединенное воспроизводится опосредствованнымъ способомъ, и здсь мсто изслдовать и этотъ феноменъ, потому что онъ обыкновенно сопровождаетъ разсмотрнные выше.

Подготовкой должна послужить совсмъ простая проблема, которая хотя и никогда не можетъ встртиться въ дйствительности свободною отъ побочныхъ опредленій, однако сейчасъ же освтитъ главныя положенія.

Отъ двухъ представленій р и слиты или соединены остатки r и предположимъ, что оба представленія какимъ бы то ни было образомъ погрузились до порога. Если бы вдругъ для р изчезла всякая задержка, то р направилось бы въ сознаніе по закону, указанному въ 81. Но получаетъ отъ р происходящую отъ сліянія или соединенія помощь = r/ ( 63, 69). Эта помощь, собственно, есть стремленіе представленія р (или души, поскольку она представляетъ р), направленное на то, чтобы слова поднять на пунктъ сліянія или соединенія, т. е. снова внести въ сознаніе отъ количество . Это стремленіе продолжается до тхъ поръ, пока не будетъ достигнута цль. Собственная напряженность этого стремленія = r, но оно можетъ дйствовать на только въ степени /, потому что только въ этой степени оно усвояется этимъ представленіемъ. Сверхъ того, стремленіе уменьшается по мр своего удовлетворенія, при чемъ слдуетъ повторить разсужденія 74 и 81.

Если бы теперь было возможнымъ, чтобы представленіе р дйствовало только само по себ, не задерживаясь другими силами и не получая отъ нихъ помощи, то что произошло бы изъ этой дятельности?

Во первыхъ, какъ уже упомянуто, р само собою поднялось бы въ сознаніи, по тому закону, который, если q обозначаетъ снова выступившее отъ р въ конц времени t, выражается въ слдующемъ уравненіи:

А во вторыхъ: вмст съ этимъ помощь r/ такимъ образомъ воздйствовала бы на (которое здсь мы разсматриваемъ какъ совершенно инертное и пассивное), что если выступившее отъ = , т. е. если количество того, что еще должно вступить до пункта сліянія, = — , то это уравненіе должно было бы значить:

0x01 graphic

Этотъ результатъ ясно показываетъ намъ, какъ зависитъ отъ , r, t и .

Изъ всего этого вытекаетъ слдующее.

Во первыхъ: выступившее отъ въ конц времени t, именно , прямо пропорціонально тому количеству отъ , которое было слито съ р.

Во вторыхъ: чмъ большая часть отъ р слита съ , тмъ скоре выступающее приближается къ своей границ = .

Въ третьихъ: чмъ больше само , тмъ медленне поднимается оно вслдствіе помощи.

Въ четвертыхъ: дйствіе помощи никогда не оканчивается, хотя оно скоро можетъ очень близко подойдти къ своей цли.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О временномъ возникновеніи представленій.

94.

Предметъ, который мы теперь разсматриваемъ, ближе всего относится къ общей метафизик.

Въ конц третьей главы перваго отдла было выставлено положеніе, что представленія суть ничто иное, какъ самосохраненія души въ ея собственной сущности, потому что при этомъ разнообразіе представленій происходитъ отъ разнообразія нарушеній, которымъ душа сопротивляется въ каждомъ самосохраненіи {Ср. примчаніе переводчика къ стать ‘О возмож. и необход. прим. въ псих. матем.’ (стр. 28). Прим. перев.}.

Въ общей метафизик съ понятіемъ нарушенія связывается понятіе сочетанія. Сочетаніе можетъ быть неполнымъ, и тогда оно иметъ степень, которая относится къ полному сочетанію, какъ дробь къ единиц.

Полному сочетанію соотвтствуетъ полное нарушеніе и полное самосохраненіе, — при чемъ послднее было бы здсь представленіемъ въ самой высшей степени своей напряженности (in Maximum der Strke), чего нельзя указать въ опыт. Однако, такъ какъ степень сочетанія указываетъ на степень нарушенія и на степень самосохраненія, то maximim напряженности, которую могло бы имть представленіе, можно разсматривать какъ идеальную единицу, дробью которой является дйствительное представливаніе.

Какъ душа нарушается, вынуждаясь этимъ къ представленіямъ,— это является не только сложнымъ метафизическимъ, но и въ высшей степени запутаннымъ физіологическимъ вопросомъ, о которомъ я долженъ совершенно умолчать въ этомъ мст.

Здсь же замтимъ предварительно, что разъ образованныя представленія остаются въ душ (иначе, въ силу предшествующихъ изслдованій, никогда не могло бы выполниться самосознаніе), что, елдовательно, если извстное нарушеніе продолжается въ теченіи какого нибудь времени, то тогда накопляется вновь возникающее въ каждый моментъ представливаніе, откуда явствуетъ интегралъ, дифференціаломъ котораго является представливаніе, порождаемое въ данный моментъ.

Этотъ дифференціалъ былъ бы постоянною величиной (Constant), и его интегралъ былъ бы прямо пропорціоналенъ времени, если бы оставалось всегда равнымъ увеличеніе представливанія въ моментъ. Но тогда все количество увеличивающагося представливанія, подобно времени, шло бы въ безконечность.

Напротивъ, если для каждаго представливанія существуетъ maximum возможной напряженности, то съ перваго взгляда видно, что увеличеніе въ данный моментъ (или вышеупомянутый дифференціалъ) должно быть пропорціональнымъ удаленію отъ maximum’а. Именно, тогда возможность порожденія, такого представленія съ самаго начала является конечной величиной, и эта возможность уменьшается какъ разъ настолько, насколько увеличивается количество уже порожденнаго представливанія того же самаго вида. Мы обозначимъ ее, (возможность) именемъ воспріимчивости (Empfnglichkeit). Пусть она первоначально = , и, слдовательно, постоянная величина, въ теченіи времени і порождается количество представливанія = z. Тогда, подъ конецъ t, воспріимчивость увеличивается еще на — z. Пусть, дале, напряженность нарушенія = (при этомъ будемъ представлять себ такую напряженность, съ которою дается чувственное впечатлніе, т. е. яркость цвта, интенсивность запаха, вкуса, тона), и для краткости пусть остается неизмненной. Тогда мы имемъ уравненіе:

Въ безконечное время становится z = , или прогрессивно возрастающее представливаніе достигаетъ своего maximum‘а

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
Объ уменьшеніи и возобновленіи воспріимчивости.

98.

Всякая непрерывность (Continuum) возможныхъ представленій въ тоже время есть и непрерывность возможныхъ самосохраненій души. И такимъ представленіямъ, которыя безконечно близки, принадлежатъ самосохраненія почти равнаго вида, т. е. такія самосохраненія, одно изъ которыхъ является только самымъ незначительнымъ видоизмненіемъ другаго. Немного отдаленнымъ представленіямъ соотвтствуютъ мене однородныя самосохраненія. Совершенно различныя самосохраненія могутъ имть мсто только при полной противоположности представленій.

Чтобы хорошенько понять это, припомнимъ, что самосохраненія души и представленія — совершенно одно и тоже, только въ различныхъ отношеніяхъ, подобно логаримамъ и показателямъ степеней.

Словомъ ‘представленія’ мы ближе всего обозначаемъ феномены, поскольку можно ихъ встртить въ сознаніи. Напротивъ, выраженіе ‘самосохраненіе души’ обозначаетъ реальный актъ, который непосредственно производитъ феноменъ. Этотъ реальный актъ не является предметомъ сознанія, потому что онъ есть та самая дятельность, которая длаетъ возможнымъ сознаніе. Такимъ образомъ, самосохраненіе души и представленіе относятся другъ къ другу какъ дйствіе (Thun) и бываніе (Geschehen).

Если это предположить, то очевидно, что уменьшеніе воспріимчивости, законъ котораго указанъ въ предшествующей глав, должно распространяться не только на совершенно однородныя, но отчасти и на неоднородныя представленія. Самосохраненіе, поскольку оно уже выполнено и прогрессивно происходитъ, не можетъ происходить еще разъ: на этомъ основывается уменьшеніе воспріимчивости. Слдовательно, если одно представленіе или самосохраненіе отчасти однородно другому, то первымъ отчасти исчерпывается и воспріимчивость другаго. Теперь мы выведемъ изъ этого ближайшія слдствія.

Два воспріятія той же самой непрерывности могутъ быть или одновременными или послдовательными.

Если одновременныя воспріятія однородны отчасти (какъ, напр., красный и фіолетовый или два тона одной и той же октавы), то исчерпываемая ими воспріимчивость отчасти та же самая. Здсь должно снова примнить то же самое разложеніе представленій на равное и противоположное (не въ дйствительности, но въ мышленіи), которое имло уже мсто выше въ 67, 71, 72. Поскольку воспріятія однородны, постольку же въ обоихъ происходитъ только одно (einerlei) самосохраненіе, въ начал съ удвоенной интенсивностью, которая уменьшается тмъ быстре, чмъ напряженне была она въ самомъ начал. Напротивъ, насколько представленія взаимно противоположны, настолько же въ самосохраненіяхъ заключается нчто разнородное, въ начал оно обладаетъ боле незначительной интенсивностью и уменьшеніе воспріимчивости въ отношеніи ея не можетъ двигаться такъ быстро. Изъ этого слдуетъ, во первыхъ, что количество представливанія,— такъ сказать, его масса, — бываетъ меньше, чмъ если бы каждое изъ двухъ представленій могло быть образовано особо и съ неповрежденной воспріимчивостью, во вторыхъ,— что у двухъ вмст взятыхъ представленій однороднаго, сравнительно съ противоположнымъ, бываетъ меньше, чмъ его должно было бы быть въ сумм обоихъ, если бы они возникали особо. Въ третьихъ: тмъ не мене оба представленія суть точь въ точь тже самыя, какими они были бы и въ отдльности.

99.

Что воспріимчивость возобновляется, — это должно считать въ высшей степени вроятнымъ уже въ силу опыта. Немногіе часы, не говоря уже о дн, должны были бы, согласно предшествующимъ разсужденіямъ, если не въ строгомъ смысл совершенно исчерпать первоначальную воспріимчивость, то все-таки свести ее на крайне малую, едва допускающую сравненіе съ первоначальной напряженностью, дробь, которая сама все еще уменьшается и скоро, въ свою очередь, сдлается почти несравнимой со своей прежней величиной. Если это примнить къ теченію человческой жизни, то воспріимчивость зрлаго возраста должна была бы обладать немыслимой малостью.

Но можно понять и ближе опредлить и то, какъ возобновляется воспріимчивость… Каждое самосохраненіе души, слдовательно каждое представленіе, иметъ крайній предлъ, достигая котораго оно выполнялось бы. Еще не достигши этого крайняго предла, оно можетъ только возрастать. Воспріимчивость уменьшается, поскольку уже произошло то, что должно было произойдти въ душ, вслдствіе воспріятія. Слдовательно, обратно: воспріимчивость не уменьшается, поскольку теперь еще не происходитъ того, что должно произойдти.

Отсюда можно было бы заключить, что воспріимчивость возобновляется уже вслдствіе того, что задерживаются представленія, образованныя въ боле раннемъ воспріятіи. Однако, безъ ближайшихъ опредленій, это было бы слишкомъ смлымъ заключеніемъ, потому что, пока вышеупомянутыя представленія задержаны только отчасти, пока они понимаются еще въ прогрессирующей задержк, до тхъ поръ они еще дйствуютъ въ сознаніи, направляясь сообразно состоянію остальныхъ представленій. Однако, если представленіе находится на статическомъ порог, то оно, какъ мы давно уже знаемъ, не оказываетъ никакого вліянія на все то, что происходитъ въ сознаніи. Даже въ тотъ моментъ, когда оно достигаетъ порога, выступаетъ новый законъ движенія для представленій, еще находящихся въ сознаніи,— законъ являющійся выраженіемъ и слдствіемъ этой независимости ( 75). Правда, теперь душа продолжаетъ испытывать стремленіе къ возстановленію этого вида самосохраненія, или этого представленія, но она совершенно связана въ этомъ стремленіи: вдь, это стремленіе есть изолированная модификація души, такъ какъ само по себ оно совсмъ не способно измнить и образовать дйствительнаго представливанія, состоянія сознанія. Слдовательно, здсь дйствительно является тотъ случай, когда воспріимчивость не можетъ уменьшаться. Боле раннее представленіе не подчинено дйствительнымъ дятельностямъ души ни непосредственно — какъ представленіе, ни посредственно — при помощи воздйствія на состоянія сознанія.

Итакъ, мы можемъ выставить положеніе: воспріимчивость для извстнаго воспріятія возобновляется, по мр того, какъ раннее однородное представленіе приводится на статическій порогъ.

СЕДЬМАЯ ГЛАВА.

100.

Сведеніе и заостреніе воспроизводимыхъ представленій. То, что я обозначаю этими фигуральными выраженіями, иметъ еще большій объемъ, чмъ предшествующее, и не можетъ быть такъ легко указано въ опыт. Однако припомнимъ столь важную разницу острыхъ или тупыхъ впечатлній (Auffassungen), отъ которой зависитъ степень опредленности въ воспріятіи и мышленіи. Для того, чтобы сдлать предметъ совершенно отчетливымъ съ синтетической стороны, обратимся сначала къ самымъ простымъ представленіямъ. хотя бы, напр., къ слышанію одного тона или созерцанію одного цвта, тогда будетъ легкимъ примненіе нашихъ взглядовъ къ рядамъ представленій.

Если представленіе только что порождено или, какъ обыкновено говорятъ, если оно дано посредствомъ чувствъ какъ ощущеніе, то оно воспроизводитъ не только вполн однородныя представленія, но его можно сравнить со свтомъ, распространяющимъ вокругъ себя сіяніе. Потому что, въ то время какъ новое представленіе оттсняетъ все противоположное себ, что въ данный моментъ находится въ сознаніи,— становится боле или мене свободнымъ и все то, на что это противоположное дйствовало задерживающимъ образомъ. Слдовательно, если, напр., мы слышимъ тонъ, то поднимается не только вполн однородное прежнее представленіе того же самаго тона, но почти въ равномъ положеніи съ нимъ находятся близь лежащіе высшій и низшій тоны, поэтому они равнымъ образомъ стремятся въ сознаніе, и это продолжается, въ уменьшающейся степени, и по отношенію къ боле отдаленнымъ тонамъ. Такимъ образомъ приходитъ въ движеніе цля я масса тоновъ, или, въ другихъ примрахъ, цлая масса цвтовъ, не такъ только замтно, дйствительно ли воспринимались вс эти тоны и цвта.— Теперь же все сводится къ тому, продолжается ли дальше ощущеніе дйствительно слышимаго звука. Если это происходитъ, то это ощущеніе все боле и боле оттсняетъ назадъ не вполн однородныя представленія, и при этомъ внутреннее напряженіе бываетъ тмъ интенсивне, чмъ боле прежнія представленія слиты между собою и чмъ боле, поэтому, они бываютъ склонны вмст являться въ сознаніи. Если сравнить всю массу возбужденныхъ представленій со сводомъ, то, продолжая сравненіе, можно сказать, что, начиная съ вншней окружности, сводъ все боле и боле сдавливается къ середин, и наконецъ онъ долженъ такъ заостриться, что будетъ выдаваться только прежнее представленіе, какъ разъ однородное новому воспріятію. Такъ часто мы опредленно понимаемъ предметъ какъ этотъ и никакой другой. Въ этомъ, очевидно, заключается актъ исключенія того, что выступаетъ въ сознаніи ради большаго или меньшаго сходства.

——

‘Что такое пространство и время?’ Такъ ставитъ вопросъ Кантъ въ своей трансцендентальной эстетик. Слдовательно, онъ длаетъ объектами своего мышленія самое пространство и самое время (den Raum und die Zeit). Нтъ ничего удивительнаго, что его отвты относятся къ тому міровому пространству, которое остается, если мы отмыслимъ тла, и къ тому времени, въ которомъ происходятъ міровыя событія, такъ что это пространство и время, повидимому, сами образуютъ необходимыя предпосылки чувственнаго міра. Такимъ образомъ, пустое предпосылается наполненному, ничто становится условіемъ чего-то. Конечно, это — самое странное и нелпое изъ всхъ заблужденій.

Въ дйствительности же пространство есть только возможность того, что существуютъ тла, а время — только возможность того, что происходятъ событія. Этихъ возможностей уже нельзя отрицать посл того, какъ дйстаителнои тло однажды дйствительно понято какъ нчто пространственное, протяженное и ограниченое, и посл того какъ дйствительныя событія однажды представлены продолжающимися опредленное время и, поэтому, не выступающими раньше и не оканчивающимися позже, чмъ они дйствительно выступаютъ и оканчиваются. Какъ разъ то же самое слдуетъ сказать о всемъ, что мы когда либо находимъ въ дйствительности. Попробуемъ отмыслить вс дйствительные тоны и звуки. Это возможно. Однако нельзя отрицать возможности, что тоны могутъ быть услышаны. Слдовательно, и вс правила музыки остаются на столько же неизмнными, какъ и геометрія безъ міра тлъ… Точно также выше мы отдляли Я отъ всхъ индивидуальныхъ опредленій. Но тмъ не мене Я относится къ индивидуальности, пространство-къ пространственному, время — къ временному, и кантовское изслдованіе, которое о пространств говоритъ прежде, тмъ о пространственномъ, разсматриваетъ пустую форму какъ вещь, разрываетъ пунктъ отношенія и то, что ставится въ отношеніе, переворачиваетъ дло задомъ напередъ и провозглашаетъ ничтожный вздоръ.

На столько же было некритическимъ, вслдствіе того, что пространство и время суть формы нашей интуиціи (Anschauens), торопливо утверждать, будто они не служатъ формами пониманія (Auffassung) нечувственныхъ предметовъ, или, другими словами, что они не подходятъ вещамъ въ себ. Какъ разъ наоборотъ! Тже самыя основанія, ради которыхъ пространственно упорядочивается цвтное и осязаемое, съ небольшимъ измненіемъ, снова встрчаются и тамъ, гд въ сопоставляющемъ мышленіи долженъ быть сдланъ обзоръ разнообразія нечувственнаго реальнаго. Конечно, мы получаемъ интуицію (Schauen) только при помощи чувствъ, если интуиція должна быть формальнымъ видоизмненіемъ ощущенія. Но форма интуиціи иметъ гораздо боле широкія сферы, она есть форма упорядоченнаго сопоставленія вообще, каковъ бы ни былъ его предметъ. Только тамъ, гд нтъ никакого сопоставленія, гд желаютъ разсматривать первичное реальное въ отдльности, не иметъ значенія и никакая форма сопоставленія: здсь пространство и время должны отрицаться. Пространственное и временное, по своему понятію,— нчто относительное, всякое реальное, разсматриваемое само по себ, есть нчто абсолютное, поэтому то, и не по чему другому, реальное само по себ повременно и непространственно.

УЧЕБНИКЪ ПСИХОЛОГІИ.

1834 г.

Изъ предисловія Гартенштейна

къ пятому тому его изданія сочиненій Гербарта.

‘Учебникъ психологіи’ иметъ не только историческое значеніе, какъ первое сочиненіе, въ которомъ Гербартъ связно изложилъ результаты своихъ размышленій надъ психологическими проблемами, но онъ является весьма пригоднымъ руководствомъ для тхъ, кто хочетъ оріентироваться въ области психологіи.

Къ потребности обученія эта книга въ высшей степени подходитъ тмъ, что даетъ понятное и краткое изложеніе, врно выдвигаетъ важное и существенное, равномрно обращаетъ вниманіе на главные классы явленій душевной жизни, скромно разсматриваетъ главную объясняющую мысль не боле какъ умозрительное положеніе и не боле какъ въ форм гипотезы, оправдываемой своей плодотворностью, и длаетъ, если и не систематически полныя, однако всегда поучительныя и побуждающія къ дальнйшему размышленію указанія на примнимость этой гипотезы. И для тхъ, кто хочетъ изучать большое сочиненіе Гербарта по психологіи (Psychologie als Wissenschaft), особенно полезно знакомство съ очерками, содержащимися въ этомъ ‘Учебник’, тмъ боле, что онъ во многомъ, что заключается въ немъ, не смотря на свой незначительный объемъ, дополняетъ большое сочиненіе Гербарта.

Учебникъ психологіи.

Сочиненіе Іоганна Фридриха Гербарта.

Ce n’est pas sur P’s ides d’autrui que j’crit, c’est sur les miennes — Que ai je prends quelquefois le ton affirmatif, ce n’est point pour en imposer au lecteur, c’est pour lui parler comme je pense. Pourquoi proposerais-je par forme de doute ce dont, quant moi, je ne doute point? Je dis exactement ce qui se passe dans mon esprit.

Rousseaw.

ПРЕДИСЛОВІЕ КЪ ПЕРВОМУ ИЗДАНІЮ.

Хотя во всей философіи психологія не является ни самой глубокой, ни самой высшей частью, однако она — первая между тремя частями прикладной метафизики {Срав. примч. къ стр. 37. Переводчикъ.}. Она все-таки представляется особенно важною для цлаго содержанія науки — отчасти уже потому, что нельзя удержаться отъ психологическаго вопроса о возможности познанія тамъ, гд что нибудь съ ршительностію должно быть признано и установлено какъ истина и какъ нчто свободное отъ подозрнія въ скрытомъ заблужденій, отчасти же потому, что въ теченіи цлыхъ столтій именно психологія была пріютомъ тхъ предразсудковъ, оспаривать которые рдко и мало когда кому приходитъ въ голову, и, напротивъ, предполагать которые и при этомъ пользоваться ими, какъ оружіемъ противъ другихъ ученій,— было (да является и теперь) почти общимъ обычаемъ философовъ. Поэтому улучшеніе психологическихъ способовъ представленія есть главное условіе исправленія ошибки во всхъ частяхъ философіи, и, посредствомъ этого,— во всхъ наукахъ, поскольку на нихъ вліяетъ философія.

Но подобно тому, какъ извстно, что хорошо еще, если опытная психологія (о раціональной психологіи, врод Вольфовской, отвыкли говорить), оставаясь только на обманчивой поверхности явленій, не извращаетъ самыхъ фактовъ всегда неизбжными для нея натяжками,— точно также извстно, однако, что, прежде нежели можно будетъ попытаться изслдовать истинную природу того, что лежитъ въ основаніи явленій, необходимо внимательно разсмотрть и разобрать эти явленія.— Въ старину, при академическихъ чтеніяхъ, можно было съ нкоторою увренностію предполагать, что слушатели предварительно познакомились въ школахъ съ эмпирической психологіей и логикой, и такъ какъ, при успхахъ философскаго мышленія въ новое время, устное изложеніе должно сдлаться не легче, но трудне, то и университетъ долженъ получать отъ гимназій не худшую, но лучшую помощь. Математика и языки могутъ сдлать многое, но не все,— особенно теперь, когда различныя важныя улучшенія въ ход преподаванія тормозятся колебаніемъ школьныхъ людей. Всякому учебному занятію, лишенному необходимой своевременной подготовки, грозитъ опасность придти въ упадокъ. Въ наши времена философія должна бороться со многими внутренними замшательствами. Разв помогутъ ей, отнимая у нея то, что она иметъ? Не думаютъ ли, что упадокъ философіи послужитъ на пользу наукамъ?

Т же. которые убиваютъ свободное время (что, къ сожалнію, становится теперь обыкновеннымъ), могутъ только наверстать дло. Для этого самой лучшей порой являются первые университетскіе годы. Поэтому надо совтовать, чтобы каждый, еще во время своего знакомства съ изложеніями логики и введенія въ философію, вступалъ, при помощи своихъ частныхъ занятій, въ преддверіе психологіи. Антропологію Канта слдуетъ удержать не ради одного только благоговнія передъ великимъ именемъ автора: она допускаетъ легкое и ясное чтеніе. Основанія опытной психологіи Гофбауера даютъ краткій обзоръ цлаго содержанія науки. Сочиненія Мааса о страстяхъ и о чувств написаны въ дух доныншней психологіи, вмст съ тмъ, они могутъ подать поводъ къ превосходному логическому упражненію и, сверхъ того, научить разсматривать съ психологической стороны поэтическія произведенія.

Изложеніе, предлагаемое въ настоящемъ Учебник, назначается для того, чтобы въ сжатой форм сообщить такъ много знанія фактовъ, какъ этого, при краткости времени, требуетъ вообще поставленная цль, т. е. учебное знакомство съ философіей.

Пріемъ, который ожидаетъ эту книгу въ большей части общества, можно нкоторымъ образомъ предвидть изъ психологическихъ основаній. Хотя душевныя способности изгоняются изъ научной психологіи точно также, какъ изъ химіи долженъ былъ исчезнуть флогистонъ, потому что природа вещей ясно выставляетъ на видъ негодность обихъ гипотезъ, однако новый способъ представленія, какъ бы сильно ни приближался онъ къ истин, получаетъ согласіе и благодарность не прежде, чмъ ученые поупражняются въ его примненіи и достаточно сильно почувствуютъ безполезность стараго мннія.

ВВЕДЕНІЕ.

1. Внутреннее воспріятіе, знакомство съ людьми, стоящими на различныхъ ступеняхъ образованія, наблюденія воспитателей и государственныхъ людей, сочиненія путешественниковъ, историковъ, поэтовъ и моралистовъ, наконецъ наблюденія надъ сумасшедшими, больными и животными — все это доставляетъ матеріалъ психологіи. Она должна не только собрать этотъ матеріалъ, но и сдлать понятнымъ все содержаніе (das Ganze) внутренняго опыта, въ то время какъ сдлать тоже самое по отношенію къ вншнему опыту, подведя его подъ пространственныя опредленія, составляетъ задачу философіи природы. Насколько являются различными и все-таки связанными между собою оба круга опыта, на столько же различны и связаны между собою об науки. Он вмст зависятъ отъ основныхъ понятій общей метафизики, однако, собственное отношеніе психологіи къ этимъ понятіямъ состоитъ въ томъ, что она отвчаетъ на нкоторые вопросы, которые, возбуждаясь по поводу метафизики, должны оставаться тамъ въ сторон. Уже ради этого вполн позволительно излагать психологію прежде метафизики, при чемъ ладо стараться избгать метафизическаго понятія души (духовной субстанціи). Это будетъ большимъ облегченіемъ для ученика, потому что, во первыхъ, онъ можетъ дольше оставаться въ круг опыта, а, во вторыхъ, разнообразныя отношенія психологіи къ морали, педагогик, политик, философіи, исторіи и техник поднимаютъ интересъ къ занятіямъ.

2. Что представленія получаются при помощи чувственности, сохраняются въ памяти, вызываются и образуютъ новыя связи при помощи воображенія’, что разсудокъ обнаруживается въ пониманіи языка или искусства, а разумъ — въ подмниваніи основаній и противныхъ доводовъ: это общераспространенное мнніе получило свою дальнйшую обработку у психологовъ, которые различеніе прекраснаго и дурнаго приписали эстетической сил сужденія, страсти — способности желанія, аффекты — способности чувствованія и т. д. Существуетъ мнніе, что вс эти спобности постоянно находится вмст въ каждомъ человк. Однако, что касается объясненія и дленія способностей, то объ этомъ возникали большіе споры, которые давнымъ давно должны были указать на то, что психологія нуждается въ другихъ основаніяхъ, гд съ самаго начала обращалось бы вниманіе на измняющіяся состоянія. Мы наблюдаемъ въ себ непосредственно ихъ (а не способности),

3. Полезно будетъ предварительно сравнить психологію съ тремя главными отраслями естествознанія. Естественная исторія прежде всего можетъ указать на единичные экземпляры предметовъ, которые она выставляетъ въ извстномъ порядк, она можетъ опредленно пересчитать воспринимаемые признаки. Тутъ становится возможнымъ правильное обобщеніе, которое, исходя изъ познаванія индивидуумовъ, твердымъ шагомъ доходитъ до вида и рода, такъ что становится несомннно очевиднымъ, какіе признаки, оставляемые въ сторон при обобщеніи, прибавляются при ограниченіи. Выполняя надлежащимъ образомъ эти логическія операціи отъ низшихъ понятій до высшихъ, и обратно, никто не склоняется къ тому, чтобы считать высшія понятія реальными, лучше сказать, всякій знаетъ, что они суть только вспомогательныя средства мышленія, производимыя имъ самимъ для того, чтобы съ удобствомъ обозрвать весьма разнородныя тла природы.

Напротивъ, въ основаніи психологіи не лежитъ никакого матеріала, который можно было бы ясно видть, опредленно указать, подчинить правильному и постепенно восходящему вверхъ обобщенію. Самонаблюденіе, уже при самомъ схватываніи фактовъ сознанія, уродуетъ ихъ, оно вырываетъ эти факты изъ ихъ необходимой связи и предаетъ ихъ безпорядочному обобщенію, которое не останавливается до тхъ поръ, пока не дойдетъ до высшихъ родовыхъ понятій — представливанія, чувствованія и желанія, тутъ, при помощи ограниченія (т. е. путемъ обратнымъ тому, который замчается въ эмпирической наук), этимъ понятіямъ, насколько оно подходитъ, подчиняется наблюдаемое разнородное. Если теперь къ ненаучно образованнымъ понятіямъ mow, что въ насъ происходитъ, прибавляется предположеніе способностей, которыми мы владемъ, то психологія превращается въ миологію. Правда, никто не желаетъ признаться въ томъ, что серьезно вритъ въ это, однако все-таки длаютъ очень важныя изслдованія, стоящія отъ него въ такой зависимости. что въ нихъ не останется ничего яснаго, если отбросить упомянутое основоположеніе.

Примчаніе. Нельзя не замтить того, что въ психологіи самыя высшія понятія еще весьма ясны, а низшія длаются все боле шаткими. Такимъ образомъ, (правда, съ недавняго времени) довольно (хотя и не совсмъ) согласно разсматриваютъ три понятія — представливанія, чувствованія и желанія, какъ высшіе роды, отдленіе же аффектовъ отъ страстей — боле поздняго происхожденія, и еще теперь не совсмъ вошло въ обычную рчь, если и поставленъ вопросъ о видахъ памяти, какъ памяти мстъ, именъ, вещей и т. д., то никто не берется въ совершенств выполнить это дленіе, и еще мене отдляются надлежащимъ образомъ другъ отъ друга поэтическое, математическое и милитарное воображеніе, хотя и въ этомъ отношеніи очевидна разница между людьми. Но этой неопредленности низшихъ понятій, сейчасъ же видно, что воспріятіе психологическихъ фактовъ, неопредленное съ самаго начала, не допускаетъ никакой чисто естественной исторіи духа. Однако, ради введеннаго уже словоупотребленія, мы будемъ иногда, въ своемъ логическомъ обзор эмпирической психологіи, пользоваться обычными именами.

4. Эмпирическая физика, не знающая собственныхъ силъ природы, приходитъ къ извстнымъ правиламъ, съ которыми сообразуются явленія. При помощи приведенія (Zurckfhrung) къ этимъ правиламъ, она вноситъ связь въ многообразное содержаніе явленій. Великими вспомогательными средствами при ея открытіяхъ являются эксперименты съ искусственными приборами и вычисленіе.

Психологія не сметъ экспериментировать надъ людьми, и не иметъ для этого никакихъ искусственныхъ приборовъ. Тмъ старательне нужно ей воспользоваться помощью вычисленія. Черезъ него прежде всего достигается научная опредленность основныхъ понятій, затмъ начинается дло приведенія. Допустимъ, напр., понятіе напряженія противоположныхъ представленій, тогда къ различію возможныхъ при этомъ обстоятельствъ мы приведемъ различіе душевныхъ состояній. Точно также, если извстны правила воспроизведенія, по которымъ, въ ряду представленій, каждое представленіе выступаетъ между другими, то къ нимъ приводятся пространственный и временной образъ (Gestaltung) чувственной вещи и логическое положеніе (Stellung) понятій.

5. Физіологія, разсматривая животную жизнь, употребляетъ три главныхъ понятія, именно: живости (Vegetation), раздражительности (Irritabilitt) и чувствительности (Sensibilitt). Если попытаться сравнить способность чувствованія съ чувствительностью, способность желанія — съ раздражительностью и способность представленія — съ живостью, то окажется, что (насколько, по крайней мр, проливаетъ свтъ эта аналогія), въ то время когда во сн бываетъ незамтной чувствительность, продолжается живость, и что раздражительность мускуловъ получаетъ въ поко новыя силы. Продолженіе точно также свойственно и представленіямъ. Однажды достигнувъ степени опредленнаго знанія, они также остаются до глубокой старости, между тмъ какъ чувства и желанія измняются и слабютъ. Дале, живость есть основаніе тлесной жизни, тоже значатъ и представленія въ жизни душевной. Однако эту аналогію нельзя проводить слишкомъ далеко. Въ растеніяхъ есть только живость, и нтъ никакой замтной чувствительности и раздражительности, за весьма рдкими и неполными исключеніями. Напротивъ, представливаніе и хотніе находятся въ постоянной связи. Сверхъ того, вся душевная жизнь человка несравненно боле перемнчива, чмъ какой бы то ни было предметъ физіологіи.

6. Если бросить на человка спекулятивный взглядъ, изощренный элементарными понятіями метафизики, то онъ представится намъ собраніемъ (ein Aggregat) противорчій. Внутренній опытъ не иметъ ни малйшаго преимущества, по которому онъ могъ бы имть больше значенія, чмъ вншній, съ другой стороны, въ тхъ, кто разъ пожелалъ поврить въ это, нельзя искоренить того, что придумываютъ, и могутъ придумать, мечтатели объ особенной истинности и важности внутреннихъ интуицій. Но противъ этого выступаютъ на видъ изслдованія, при помощи которыхъ эмпирическій матеріалъ можетъ выработаться въ истинное знаніе, конечно, при неопредленности и шаткости психологической эмпиріи, это является боле труднымъ, чмъ въ другихъ частяхъ человческаго опыта.

Именно, душевная жизнь, какъ мьт наблюдаемъ ее въ себ и другихъ, оказывается временнымъ бываніемъ, постояннымъ измненіемъ, различнымъ содержаніемъ многообразныхъ опредленій въ единомъ (Mannigfaltiges ungleichartiger Bestimmungen in Einem), наконецъ — сознаніемъ Я и не-Я, все это относится къ немыслимымъ формамъ опыта. Отсюда не удалены даже и трудности матеріальнаго существованія, потому что человческій духъ мы познаемъ только въ связи съ тломъ, а иметъ ли реальное значеніе различіе ихъ между собою,— этого чистый опытъ ршить не можетъ.

7Хотя эта проблема ближайшимъ образомъ развивается въ общей метафизик, однако дальнйшая разработка ея въ психологическомъ отношеніи требуетъ, сверхъ того, высшей математики, потому что представленія должны быть разсматриваемы какъ силы, дйствіе которыхъ зависитъ отъ ихъ напряженности (Strke), противоположностей и связей, а все это различается по степенямъ.

8. Однако, при такомъ легкомъ, почти популярномъ, способ изложенія, какой предполагается здсь {Въ случа представившихся трудностей, ближе всего будетъ обратиться къ сочиненію автора, Lehrbuch zur Einleitung in die Philosophie. Боле опытному читателю предлагается сочиненіе подъ заглавіемъ: Psychologie als Wissenschaft, neu gegrndet auf Erfahrung, Metaphysik und Mathematik. Прим. Гербарта.}, все-таки нельзя совершенно избгнуть старой гипотезы о душевныхъ способностяхъ, потому что она есть дло долгаго времени, и, какъ таковая, обозначаетъ неизбжное ближайшее слдствіе естественнаго стремленія схватить въ одномъ образ душевную жизнь человка. Она есть традиція, передающая общее впечатлніе всхъ психологическихъ наблюденій. Отправляясь отъ нея, мы представимъ очеркъ эмпирической психологіи и отмтимъ ея наиболе выдающіяся ошибки, чтобы сдлать чувствительной потребность въ объясненіи фактовъ.

Все сочиненіе будетъ раздлено на слдующія главныя части:

Первая частъ: Основанія психологіи,

Вторая частъ: Эмпирическая психологія,

Третья частъ: Раціональная психологія.

9. По исторіи психологіи существуетъ обстоятельный трудъ Паруса (Carns), образующій третій томъ оставшихся посл него сочиненій.

Примчаніе. Здсь можно только замтить, что нами не разъ будетъ показано, что въ новое время психологія идетъ скоре назадъ, чмъ впередъ. Локкъ и Лейбницъ, въ отношеніи къ этой наук, оба находились на лучшемъ пути, чмъ тотъ, по которому повели насъ дале Вольфъ и Кантъ. Именно, послдніе являются настоящими обособителями (Absonderer) душевныхъ способностей и, какъ таковые, должны быть сопоставлены, насколько бы далеко не отстояли они другъ отъ друга въ остальномъ. Произвести логическую классификацію душевныхъ явленій, не особенно заботясь объ ея внутренней возможности, было дломъ, совершенно въ дух Вольфа, при этомъ онъ въ высшей степени неостороженъ, закрывая громадныя трудности объясненіемъ названій. Кантъ пользуется душевными способностями для того, чтобы придать своимъ изслдованіямъ отчетливую форму, сопровождая, такъ сказать, человческое познаніе въ его движеніи отъ чувствъ къ разсудочному и разумному образованію.

Мы не будемъ говорить здсь о позднйшихъ смшеніяхъ, когда или въ эмпирической психологіи желаютъ еще разъ пересказать то, что безъ того извстно каждому, или думаютъ, при помощи предполагаемаго дара наблюденія, открыть внутри себя что то такое, чего другіе въ себ не находятъ, или же окрашиваютъ психологію то въ метафизическую, то въ этическую, то въ религіозную, то въ физіологическую краску, (причемъ не обращаютъ вниманія ни на взаимныя границы, ни на связи наукъ), но оставляютъ совершенно скрытой сущность психическаго механизма. Скажемъ только, что психологія не должна превращаться въ художественное описаніе. Она должна не удивлять, но объяснять, не показывать рдкости, но сдлать для всхъ понятнымъ человка, каковъ онъ есть, не вознося его на небеса и не приковывая совершенно къ персти, и не заметать пути своего изслдованія, но открывать его.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.
Основанія психологіи.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О состояніяхъ представленій, когда они дйствуютъ какъ силы.

10. Представленія становятся силами, сопротивляясь другъ другу. Это происходитъ тогда, когда сходится вмст нсколько противоположныхъ представленій.

Поймемъ сначала это положеніе въ возможно простой форм, А потому будемъ при этомъ имть въ виду не сложныя представленія какого бы то ни было рода и не вещь съ нсколькими признаками, а также не что нибудь временное и пространственное, но нчто совершенно простое, въ род краснаго, синяго, горькаго, сладкаго,— и не общія понятія этого, а такія представленія, которыя могутъ возникнуть при мгновенномъ чувственномъ воспріятіи.

Но сюда опять таки совсмъ не относится вопросъ о происхожденіи названныхъ представленій и тмъ боле здсь не должно быть разсужденій о чемъ пвбудь другомъ, что можетъ существовать и происходить въ душ еще прежде этого. Въ положеніи говорится, что противоположныя представленія другъ другу сопротивляются. Они могутъ быть и не противоположными, какъ, напр., цвтъ и звукъ. Предполагается, что тогда они не оказываютъ сопротивленія другъ другу.

Сопротивленіе есть обнаруженіе силы, но для сопротивляющагося его дйствіе является совершенно случайнымъ, оно направляется на то нарушеніе, которое у представленій бываетъ взаимнымъ и опредляется степенью ихъ противоположности. Слдовательно, на эту противоположность можно смотрть какъ на то, отъ чего ас они страдаютъ. Сами же по себ, представленія не силы.

11. Что же происходитъ отъ даннаго сопротивленія? Совсмъ ли уничтожаются представленія, или отчасти? Или, не смотря на сопротивленіе, они остаются неизмнными?

Уничто,енныя представленія все равно что совсмъ не существуютъ. Но еслибы, не смотря на взаимное нарушеніе, представленія оставались совершенно неизмняемыми, то ни одно изъ нихъ не могло бы вытсняться другимъ, что мы замчаемъ въ себ каждую минуту.— Наконецъ, еслибы представляемое въ каждомъ представленіи измнялось благодаря своему сопротивленію, то изъ этого вышло бы не боле того, что измненное представляемое существовало какъ бы съ начала.

Слдовательно, представливаніе должно понижаться, не уничтожаясь. Это значитъ, что дйствительное представливаніе превращается въ стремленіе къ представливанію (Streben vorzustellen). Уже самое выраженіе показываетъ, что, какъ только исчезаетъ препятствіе, представленіе снова поднимается, въ силу своего собственнаго стремленія.— Въ этомъ заключается возможность (хотя и не единственное основаніе для всхъ случаевъ) воспроизведенія.

12. Если представленіе превращается въ стремленіе не совсмъ, а только частью, то надо остерегаться считать эту часть отдльнымъ кускомъ (Stck) цлаго представленія. Хотя она всегда иметъ опредленную величину (знаніе которой очень много значитъ), однако величина эта показываетъ только степень затемненія цлаго представленія. (Если въ послдовательномъ порядк идетъ рчь о нсколькихъ таковыхъ частяхъ того же самаго представленія, то этихъ частей не считаютъ различными отдльными кусками, но меньшія изъ нихъ разсматриваютъ какъ содержащіяся въ большихъ). Тоже самое надо сказать и объ остатк посл задержки, т. е. о тхъ частяхъ представленія, которыя остаются незатемненными, потому что эти части также суть степени, именно — степени дйствительнаго представливанія.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О равновсіи и движеніи представленій.

13. Представленія находятся въ равновсіи, когда между ними происходитъ прямое удовлетвореніе необходимыхъ задержекъ. Къ этому они приходятъ только постепенно, продолжающееся измненіе степени ихъ затемненія называютъ движеніемъ ихъ.

Вычисленіемъ равновсія и движенія представленій занимаются статика и механика духа.

14. Вс изслдованія статики духа начинаются двумя различными опредленіями величинъ, именно, при этомъ имютъ значеніе сумма задержки и отношеніе задержки, Сумма задержки — это, такъ сказать, распредляемая тяжесть, возникающая изъ противоположностей представленій. Умя показать ее и зная то отношеніе, въ которомъ понижаются подъ нею различныя представленія, находятъ, при помощи легкаго пропорціональнаго вычисленія, статическій пунктъ каждаго представленія, т. е. степень его затемненія въ равновсіи.

15. Сумма, равно какъ и отношеніе, задержки зависитъ отъ напряженности каждаго единичнаго представленія. которое подвергается задержк обратно пропорціонально своей напряженности, и отъ степени противоположности между двумя данными представленіями, которой прямо пропорціонально ихъ дйствіе другъ на друга.

Главнымъ правиломъ для опредленія суммы задержки будетъ слдующее: ее должно разсматривать какъ возможно меньшую, потому что вс представленія сопротивляются задержк, и, наврное, поддаются ей не больше, чмъ это необходимо.

16. Посредствомъ дйствительнаго вычисленія, получаютъ замчательный результатъ: хотя при двухъ представленіяхъ, одно никогда не затемняетъ совершенно другаго, но при трехъ или нсколькихъ представленіяхъ одно изъ нихъ очень легко вытсняется совсмъ, и, не смотря на свое продолжающееся стремленіе, можетъ сдлаться настолько бездятельнымъ (unwirksam), что какъ будто бы его совсмъ не бывало. Это можетъ произойдти съ большимъ числомъ представленій, хотя и посредствомъ двухъ, или вообще небольшаго числа, боле напряженныхъ.

Мы нердко будемъ употреблять выраженіе ‘порогъ сознанія’, и потому здсь нужно объяснить его. Представленіе находится въ сознаніи, поскольку оно не задержано, а существуетъ какъ дйствительное представливаніе. Только что выходя изъ состоянія полной задержки, оно вступаетъ въ сознаніе. Слдовательно, въ это время оно находится на порог сознанія. Очень важно опредлить при помощи вычисленія, насколько сильнымъ должно быть представленіе, чтобы, при двухъ или нсколькихъ еще боле сильныхъ представленіяхъ, стоять прямо на порог сознанія, такъ чтобы, при малйшемъ ослабленіи препятствія, сейчасъ же начать переходить въ дйствительное представливаніе.

Примчаніе. Выраженіе ‘представленіе находится въ сознаніи’ слдуетъ отличать отъ выраженія: ‘я сознаю свое представленіе’. Къ послднему относится внутреннее воспріятіе, а къ первому — нтъ. Въ психологіи непремнно требуется слово, которымъ обозначалась бы совокупность всего одновременно дйствующаго представливанія. Для этого не находится другаго слова, кром ‘сознаніе’. Здсь надо будетъ принять распространенное словоупотребленіе, тмъ боле, что внутреннее воспріятіе, котораго въ иномъ случа требуютъ для сознанія, не иметъ никакихъ прочныхъ границъ, гд бы оно начиналось и оканчивалось, да, сверхъ того, и самый актъ воспріятія не можетъ быть воспринимаемъ, такъ что, не сознавая ого, къ нему должны заключать отъ сознанія, хотя онъ и есть активное знаніе, а ничуть не задержанное представленіе.

17. Между весьма разнообразными и большею частью очень запутанными законами движенія представленій самымъ простымъ является слдующій.

Между тмъ какъ сумма задержки погружается за порогъ сознанія, погружающееся всегда пропорціонально еще незадержанному количеству представленій.

Отсюда узнаютъ весь ходъ погруженія до статическаго пункта.

Примчаніе. Изъ этого получается математически выраженный законъ: = S (1 — e^—^t), гд S обозначаетъ сумму задержки, t — прошедшее время, — то, что задерживается въ это время отъ всхъ представленій. Распредляя послднее по единичнымъ представленіямъ, находятъ, что т, которыя опускаются ниже статическаго порога (16), очень скоро поднимаются до него, между тмъ какъ остальныя не достигаютъ съ полной точностью своего статическаго пункта ни въ какое ограниченное время.

Въ силу послдняго обстоятельства, у бодрствующаго человка, даже при самомъ спокойномъ состояніи духа, представленія всегда находятся все-таки въ небольшомъ колебаніи. Это является и первымъ основаніемъ, почему внутреннее воспріятіе никогда не встрчаетъ предмета, который былъ бы совершенно спокойнымъ.

18. Если къ нсколькимъ представленіямъ, уже приближающимся къ своему равновсію, приходитъ новое, то возникаетъ движеніе, при которомъ т представленія въ короткое время погружаются ниже своего статическаго пункта, посл чего они быстро и совершенно сами собою снова поднимаются. (Приблизительно въ род того, какъ сначала опускается, а затмъ поднимается жидкость, если въ нее что нибудь бросить). Этому предшествуютъ нкоторыя замчательныя обстоятельства.

19. Во первыхъ: въ этомъ случа, одно изъ старыхъ представленій можетъ быть на время совершенно вытснено изъ сознанія новымъ представленіемъ, гораздо боле слабымъ. Но тогда его стремленіе нельзя разсматривать (подобно случаю, приведенному въ 16) какъ бездятельное: оно со всею силою дйствуетъ прочивъ находящихся въ сознаніи представленій. Слдовательно, оно порождаетъ какое то состояніе сознанія, между тмъ какъ объектъ его, дйствительно, совсмъ не представляется. Тотъ видъ и способъ, какимъ эти представленія вытсняются изъ сознанія и все-таки дйствуютъ въ немъ, обозначаютъ выраженіемъ: они находятся на механическомъ порог&#1123,, въ отличіе отъ этого, порогъ, указанный выше (16), называется статическимъ порогомъ.

Примчаніе. Если бы представленія дйствовали на статическомъ порог точно также, какъ и на механическомъ, то мы безпрерывно находились бы въ состояніи невыносимой тоски, или, лучше сказать, человческое тло очутилось бы въ такомъ напряженіи, которое въ одно мгновеніе должно было бы причинить смерть, подобно тому какъ и теперь бываетъ иногда смертельнымъ страхъ. Потому что вс представленія, которыя, какъ мы обыкновенно говоримъ, сохраняются въ памяти, и которыя могутъ, какъ мы знаемъ, вызываться при малйшемъ повод,— находятся въ безпрерывномъ стремленіи вверхъ (Aufstreben), однако отъ нихъ совершенно не страдаетъ состояніе сознанія.

20. Во вторыхъ: время, въ теченіи котораго одно или нсколько представленій остаются на механическомъ порог, можетъ быть продолжено, если послдовательно приходитъ рядъ новыхъ, но боле слабыхъ, представленій.— Это случается съ нами при каждомъ продолжительномъ и не совсмъ обычномъ занятіи. Оно оттсняетъ боле раннія представленія, а эти, будучи боле напряженными, пребываютъ въ напряженіи, все больше и больше утомляютъ организмъ и, наконецъ, длаютъ необходимымъ перерывъ занятія: тогда они быстро поднимаются, сопровождаясь чувствомъ облегченія, которое называютъ отдыхомъ, и которое зависитъ отчасти отъ организма, хотя первой причиной является чисто психологическая.

21. Въ третьихъ: если нсколько представленій другъ за другомъ попадаютъ на механическій порогъ, то быстро возникаетъ, одно за другимъ, нсколько внезапныхъ измненій въ законахъ душевныхъ движеній.— Этимъ способомъ объясняется то, что ходъ нашихъ мыслей такъ часто является порывистымъ, скачкообразнымъ, даже, повидимому, совсмъ неправильнымъ. Эта видимость вводитъ въ заблужденіе точно также, какъ и круговое движеніе планетъ. Закономрность человческаго духа совершенно равняется закономрности звзднаго неба.

Примчаніе. Подъ пару представленіямъ, вмст погружающимся за порогъ сознанія, надо разсматривать представленія, вмст восходящія за этотъ порогъ, особенно если они восходятъ свободно, т. е. если разомъ исчезаетъ стсняющее обстоятельство, или общее давленіе. Тогда, съ ихъ восхожденіемъ (Steigen), возрастаетъ ихъ сумма задержки, поэтому одно изъ трехъ, такъ сказать, возвращается и, подъ вліяніемъ обстоятельствъ, снова совершенно погружается за порогъ. Пунктъ, до котораго они восходятъ, стоитъ значительно выше, чмъ тотъ, вмст погружаясь до котораго они бы взаимно стснялись, потому что при погруженіи сумма задержки не зависитъ отъ всей ихъ напряженности (Stаrke), чего не случается при постепенномъ восхожденіи {Psychologie 1, 93. Представленное тамъ изслдованіе все-таки весьма неполно, и можетъ быть проведено гораздо дальше. Примчаніе Гербарта.}.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О соединеніяхъ и сліяніяхъ.

22. Очень легко понимаемымъ метафизическимъ основаніемъ, по которому противоположныя представленія сопротивляются другъ другу, служитъ единство души, самосохраненіями которой они являются {Metaphysik 11, 284, и Psyliologie 1, 57. Подъ словомъ Psychologie здсь, равно какъ и въ слдующихъ цитатахъ, надо понимать боле подробное сочиненіе автора (‘Психологія, какъ наука’). Примчаніе Гербарта.}. Вс представленія образовали бы только одинъ актъ единой души, еслибы не задерживались до причин своей противоположности, и они дйствительно образуютъ только одинъ актъ, поскольку не раздробляются на многое какими нибудь задержками. Представленія, стоящія на порог сознанія, не могутъ вступать въ связь съ другими, потому что они совершенно превращаются въ стремленіе противъ опредленныхъ другихъ, и, такъ сказать, изолируются этимъ. Но въ сознаніи представленія связываются двоякимъ способомъ: во первыхъ, соединяются (complisiren sich) представленія не Противоположныя (какъ звукъ и цвтъ), поскольку они сходятся, не задерживаясь, во вторыхъ, сливаются (Verschmelzen) представленія противоположныя, поскольку они, сходясь, не испытываютъ задержки — ни чужой, случайной, ни взаимной, неизбжной. Соединеній могутъ бытъ полными, сліянія, по своей природ, всегда неполны.

Примчаніе. Замчательными примрами такихъ соединеній, которыя, по крайней мр отчасти и приблизительно, являются полными, служатъ представленія вещи съ нсколькими признаками и словъ, какъ знаковъ мыслей.

Послднія, мысли и слова, такъ тсно связаны въ родномъ язык, что кажется, будто мыслятъ посредствомъ Словъ. Оба эти примра подробне будутъ разобраны ниже. Между сліяніями особенно замчательны, съ одной стороны, т, которыя заключаютъ въ себ эстетическое отношеніе (которое, психологически понимаемое, порождается вмст съ сліяніемъ), а, съ другой, т, которыя образуютъ рядовыя слдованія, откуда берутъ свое начало рядовыя формы.

23. То, что соединяется или сливается отъ нсколькихъ представленій, даетъ цлостную силу (Totalkraft), и дйствуетъ совершенно по другимъ статическимъ и механическимъ законамъ, чмъ т, которыми управляются представленія, взятыя въ одиночку. Поэтому измняются и пороги сознанія, такъ что, ради связи, и чрезвычайно слабое представленіе можетъ оставаться въ сознаніи и дйствовать тамъ.

Примчаніе 1. Хотя вычисленіе, употребляемое для соединеній и сліяній, основывается на тхъ же самыхъ основаніяхъ, что и вычисленіе, употребляемое для простыхъ представленій, однако оно гораздо запутанне, особенно потому, что при неполныхъ связяхъ какъ соединенныя силы (Gesammtkrfte), такъ и задержки ихъ, только частью скрещены другъ съ другомъ.

Примчаніе Связи представленій бываютъ нетолько двух- или трехчленными, но часто содержатъ въ себ очень много членовъ весьма неравной степени соединенія или сліянія, и это разнообразіе не поддается никакому вычисленію. Тмъ не мене возможно подобрать, для потребностей послдняго, простйшіе случаи, и по нимъ оцнить боле запутанные, а въ каждой паук простйшіе законы — самые главные.

24. Задача. Отъ двухъ представленій р и , посл задержки, слиты (или неполно соединены) остатки r и : должно показать, какую помощь получило одно изъ этихъ двухъ представленій отъ другаго, если оно стало еще боле задержаннымъ.

Ршеніе. Если р оказываетъ помощь, то оно оказываетъ съ силой = r, хотя эта сила можетъ быть присвоена только въ отношеніи : . Отсюда получаетъ отъ р помощь r/ и точно также р отъ получаетъ помощь r/.

Доказательство заключается непосредственно въ анализ понятій. Ясно, что оба остатка r и , вмст взятые, опредляютъ степень связи между обоими представленіями. Одинъ изъ нихъ есть помогающая сила (die helfende Kraft) а другой, сравнительно съ представленіемъ, къ которому онъ относится, разсматривается какъ дробь цлаго, и въ цлой помощи, могущей быть произведенной тмъ первымъ остаткомъ, даетъ такую дробь, которая достигаетъ здсь дйствія.

25. Отмтимъ еще слдующія главныя положенія:

а) на пункт связи не дйствуетъ никакая помощь. Если представленіе является въ сознаніи боле яснымъ, чмъ остатокъ , то стремленіе представленія р, которое могло придти къ тому на помощь, уже боле, чмъ удовлетворяется, отчего оно теперь и не обнаруживаетъ больше никакого дйствія:

в) Чмъ ниже пункта связи находится одно представленіе, тмъ дятельне помогаетъ другое.

Примчаніе. Это даетъ слдующее дифференціальное уравненіе:

откуда черезъ интеграцію:

Это уравненіе содержитъ въ себ зародышъ весьма разнообразныхъ и глубоко проникающихъ во всю психологію изслдованій. Конечно, оно такъ просто, какъ въ дйствительности ничто въ человческой душ никогда не можетъ быть, но вс изслдованія прикладной математики начинаются такими простыми предположеніями, которыя существуютъ лишь въ абстракціи. (Вспомнимъ о математическомъ рычаг, о законахъ паденія тлъ въ пустомъ пространств и т. д.). Здсь разсматривается только дйствіе помощи, которую въ теченіи времени t вносило бы въ сознаніе количество отъ , если только все отъ него откинуть. Если при этомъ захотятъ обратить вниманіе еще только на одно то обстоятельство, что сопротивляется неизбжной задержк другими представленіями, то вычисленіе настолько запутывается, что еще только приблизительно разршается при помощи интеграціи уравненія слдующей формы:

Само собою понятно, что оно съ такой же близостью выражаетъ и факты, наблюдаемые въ опыт.

26. Предшествующее содержитъ въ себ основаніе ученія объ опосредствованныхъ воспроизведеніяхъ, которыя, по обычному взгляду, производятся ассоціаціей представленій. Прежде чмъ прослживать ихъ дальше, мы должны припомнить непосредственныя воспроизведенія, т. е. такія, которыя происходятъ при помощи собственной силы представленій, коль скоро устраняются препятствія. Обычнымъ случаемъ является тотъ, что новое воспріятіе дозволяетъ снова выступать прежнему представленію того же самаго или совершенно сходнаго предмета. Это происходитъ въ то время, какъ новое воспріятіе оттсняетъ все, что только ни дано въ сознаніи противостоящаго прежнему однородному представленію. Тогда прежнее представленіе само собою восходитъ. При этомъ надо замтить слдующія обстоятельства, которыя отыскиваются при помощи вычисленія (о которомъ, однако, здсь нельзя дать никакого понятія):

а) Выступаніе представленій, въ своемъ первомъ начал, направляется по квадрату времени, если новое воспріятіе приходитъ внезапно, и по кубу времени, если послднее (какъ обыкновенно) образуется при постепенномъ и медленномъ воспріятіи.

b) Продолженіе выступанія направляется преимущественно сообразно напряженности новаго воспріятія, сравнительно съ тмъ противоположнымъ, которое вытсняется имъ, но только при особенныхъ обстоятельствахъ иметъ на это вліяніе собственная напряженность выступающаго представленія. Оно можетъ, такъ сказать, пользоваться этою напряженностью только въ томъ свободномъ пространств, которое дается ему.

c) Выступающее сливается, какъ таковое, съ однороднымъ ему новымъ воспріятіемъ. Когда же оно выступаетъ не совсмъ, тогда и сліяніе становится неполнымъ.

d) Особенно важно то обстоятельство, что опосредствованное воспроизведеніе не ограничивается только прежнимъ совершенно однороднымъ представленіемъ, но распространяется на боле или мене однородныя, поскольку и на ихъ долю выпадаетъ освобожденіе при помощи новаго воспріятія. Если теперь полное воспроизведеніе обозначить именемъ сведенія (Wlbung), то, въ случа дальнйшаго продолженія, или частаго повторенія воспріятія, происходитъ еще другой важный процессъ, который назовемъ заостреніемъ (Zuspitzung). Онъ состоитъ именно въ томъ, что мене однородныя представленія, внося съ собою въ сознаніе то, что въ нихъ есть противоположнаго, опять задерживаются новымъ воспріятіемъ, такъ что подъ конецъ въ благопріятныхъ условіяхъ оказывается только совершенно однородное представленіе, и оно, такъ сказать, образуетъ остріе (Spitze) тамъ, гд прежде была самая высшая точка свода (Gewlbe).

27. Съ этимъ непосредственнымъ воспроизведеніемъ тамъ, гд допускаютъ это обстоятельство, связывается то опосредствованное (25). Если вышеупомянутое р воспроизводится непосредственно, то данное ему свободное пространство можно разматривать какъ то r, или какъ силу, которая стремится теперь, вмст съ слившимся , и поднять до его пункта сліянія.

Примчаніе. Такъ какъ свободное пространство дано постепенно возрастающимъ (и снова уменьшающимся), то, при настоящемъ разсмотрніи, въ формул

должно мыслить г какъ измняемую величину, хотя и какъ функцію такихъ величинъ, отъ которыхъ зависятъ опредленія, данныя въ 26.

28. Самыя важныя примненія изложеннаго до сихъ поръ ученія имютъ мсто въ томъ случа, когда съ различными остатками r, r’, r»и т. д. одного и того же представленія р связываются нсколько к, , ‘, » и т. д., при этомъ остатки послдняго, именно , ‘, », и т. д., для краткости, можно признать равными, также могутъ быть равными , ‘ и т. д.

Представленіе дйствуетъ на нсколько, связанныхъ съ нимъ, въ томъ же самомъ очередномъ порядк по времени, въ какомъ стоятъ по величин ихъ остатки, при помощи которыхъ оно связано съ другими представленіями.

Примчаніе. Этотъ въ высшей степени важный законъ очень только несовершенно выраженъ здсь словами, но избжаніе большихъ подробностей. Въ данной уже формул

его узнаютъ лучше и ясне, если, вмсто г. подставятъ туда различныя, большія или меньшія, r, r’, r» и т. д. Но боле точное вычисленіе, о которомъ упоминается въ 25, показываетъ, что, вмст со слитыми , ‘, » и т, д., они не только восходятъ, но и погружаются, давая, такъ сказать, другъ другу мсто, хотя и въ порядк r, r’, r» и т. д.

29. Въ этомъ заключается основаніе врнаго воспроизведенія, или памяти, поскольку она снова воспроизводитъ передъ нами ряды представленій въ томъ-же самомъ порядк, въ какомъ они воспринимались. Для того, чтобы понять это, прежде всего надо поразсудить, какая существуетъ связь между нсколькими представленіями, которыя даются въ послдовательномъ порядк.

Если въ воспріятіи дается рядъ a, b, c, d, то a, уже съ перваго момента воспріятіи и въ продолженіи его, подвергается задержк другими находящимся въ сознаніи представленіями. Между тмъ какъ а, погрузившись отчасти уже въ сознаніи, все боле и боле задерживается, приходитъ b. Это, будучи въ начал незадержаннымъ, сливается съ погружающимся а. Слдуетъ c, и, будучи само незадержаннымъ, связывается съ затемняющимся b и съ еще боле затемняющимся a. Подобно этому, слдуетъ b, связываясь въ различной степени съ а, b, с. Отсюда для каждаго изъ этихъ представленій получаетъ свое начало законъ, опредляющій, какимъ образомъ это представленіе, посл того какъ весь рядъ нсколько времени былъ вытсненъ изъ сознанія, старается вызвать, при своемъ возобновленномъ выступаніи, всякое другое представленіе того-же самаго ряда. Если мы примемъ, что прежде всего поднимается а, то оно боле связано съ b, мене съ c, еще мене съ d и т. д., съ другой же стороны, b, с, d, вмст взятыя, въ незадержанномъ состояніи слиты съ остатками а, слдовательно, а старается снова вызвать всхъ ихъ полностью къ незадержанному представливанію, но оно быстре всего и напряженне всего дйствуетъ на b, медленне — на c, еще медленне — на d, и т. д. (причемъ дальнйшее изслдованіе показываетъ, что b снова погружается, въ то время какъ c восходитъ, точно также е погружается, въ то время какъ d восходитъ, и т. д.), короче, рядъ протекаетъ такъ, какъ былъ данъ.— Напротивъ, если мы примемъ что первоначально воспроизводится е, то оно, правда, дйствуетъ на d и на слдующія прямо точно такъ же, какъ было замчено относительно й, т. е. рядъ с, d… протекаетъ постепенно въ своемъ порядк. Напротивъ, b и а испытываютъ совсмъ другое вліяніе, съ ихъ различными остатками было слито незадержанное b, слдовательно, оно дйствуетъ и на нихъ всей своей напряженностью и немедленно, но только для того, чтобы, вызвать связанный съ нимъ остатокъ отъ а и b, т. е. чтобы внести въ сознаніе часть отъ b и меньшую часть отъ а. Это происходитъ, если мы вспоминаемъ о чемъ нибудь, взятомъ изъ середины извстнаго ряда, предшествующее представляется разомъ, въ нераздльной ясности (in abgestufter Klarheit), напротивъ того, послдующее въ нашихъ мысляхъ, соблюдая извстную очередь. Но рядъ никогда не протекаетъ въ обратномъ порядк, никогда не возникаетъ, безъ умышленнаго старанія, анаграммы изъ хорошо схваченнаго слова {Psychologie 88—91. Предлагаемое тамъ изслдованіе еще недостаточно въ отношеніи обратнаго погруженія боле раннихъ членовъ. Но здсь нельзя еще показать новыхъ улучшеній. Примчаніе Гербарта.}.

30. Нсколько рядовъ могутъ скрещиваться, напримръ a, b, c, d, e и , , c, , , гд c встрчается въ обоихъ рядахъ. Если теперь воспроизводится c, то оно стремится вызвать какъ d и е, такъ и и . Но если сюда является b, то ршительно выступаетъ первый рядъ въ силу того, что d и е вмст оказываютъ помощь. При этомъ еще иметъ вліяніе противоположность между членами обоихъ рядовъ.

Замтимъ, что къ данному здсь простому образцу могутъ примняться очень запутанные и разнообразные психологическіе факты. Тоже самое е можетъ заключаться въ многихъ сотняхъ рядовъ, какъ точка пересченія, по причин разнообразныхъ противоположностей этихъ рядовъ, ни одинъ изъ нихъ не можетъ замтно подняться, но лишь только привходятъ b и a, какъ ближайшія опредленія c,— сейчасъ же исчезаетъ нершительность и дйствительно протекаетъ первый изъ вышеупомянутыхъ рядовъ.

31. Изложенное до сихъ поръ основывается на предполагаемомъ различіи остатковъ r, r’, r» и т. д. (28). Но для того, чтобы оно могло сдлать нчто, представленіе, которому принадлежатъ эти остатки, должно выступать въ сознаніи довольно сильно (weit). Если допустить, что оно еще на столько задержано, что его активное представливаніе составляетъ не больше самаго малаго изъ остатковъ r, r’, r» и т. д., то оно равномрно дйствуетъ на цлый рядъ слитыхъ съ нимъ представленій, такъ что отъ всхъ въ сознаніи получается темное общее впечатлніе. Основаніе для этого заключается въ 27, взятомъ въ связи съ 12. Остатки — это не разные отдльные куски (Stcke) одного и того же представленія, слдовательно, если въ сознаніи находится немного послдняго, то прежде всего нельзя спрашивать, можетъ ли это немногое быть однимъ, и, пожалуй, прямо меньшимъ изъ тхъ остатковъ, но слдуетъ предположить, что оно существуетъ дйствительно, а, вмст съ этимъ, является и частью каждаго другаго большаго остатка. Если же теперь дйствующее представленіе все выше поднимается въ сознаніи, то остатки, отъ меньшихъ до большихъ, одинъ за другимъ, достигаютъ собственнаго закона дйствія. Черезъ это становится раздльнымъ вышеупомянутое темное общее впечатлніе, въ которомъ заключается (eingewickelt lag) цлый рядъ представленій.

Примчаніе. Съ этимъ, между прочимъ, должны быть сравнены явленія, которыя происходятъ при упражненіи и навык. Впрочемъ, основаніе того, что не каждый ходъ мыслей точно повторяетъ разъ образованные ряды, отчасти лежитъ въ величин-и р (25), въ возможномъ различеніи которыхъ мы не можемъ здсь идти дале. О другихъ привходящихъ обстоятельствахъ можно узнать изъ слдующаго.

32. Если свободно восходящія представленія (о которыхъ было упомянуто въ заключительномъ примчаніи предшествующей главы) слиты нераздльно (abgestuft), то для нихъ существуютъ другіе законы воспроизведенія, которые выводятся и опредляются изъ сліянія и разныхъ въ немъ различій. Отсюда при извстныхъ обстоятельствахъ происходитъ также образованіе и оформливаніе рядовъ (Reihenbildung und Gestaltung). Оно отличается отъ образованія аналогичныхъ представленій, если они даются и потомъ погружаются. Изъ этого выясняется конфликтъ между вещами, какъ он воспринимаются нами и какъ мыслятся, и, вмст съ этимъ, выясняется также наклонность оформливать или, по крайней мр, разсматривать ихъ иначе, чмъ какъ он представляются сначала,— слдовательно, внесеніе самодятельности въ то, что предлагаетъ воспріятіе, какъ это особенно, и безъ дальнйшей цли, замчается въ дтяхъ.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
О представленіяхъ, какъ мстопребываніи душевныхъ состояній.

33. Одно изъ возраженій противъ математической психологіи гласитъ: математика опредляетъ только количества, а психологій преимущественно обращаетъ вниманіе на качества.

Теперь какъ разъ время встртиться съ этимъ возраженіемъ и собрать тотъ запасъ основаній для объясненія душевныхъ состояній, который предлагаетъ намъ предшествующее.

При этомъ прежде всего мы должны замтить, что собственныя стремленія къ представлнеанію (11) никогда не являются въ сознаніи непосредственно, потому что, превращаясь въ стремленіе, представленія тотчасъ же вытсняются изъ сознанія. Постепеннаго погруженія ихъ также нельзя воспринять. Отдльнымъ случаемъ этого является то, что никто не можетъ наблюдать своего собственнаго засыпанія.

Душа (Seele) называется умомъ (Geist), поскольку она представляетъ, и духомъ (Gemth), поскольку она чувствуетъ и желаетъ. Но духъ (Gemtith) обитаетъ въ ум, или чувствованія и желанія ближе всего суть состоянія представленій, хотя, большею частью, и непостоянныя состоянія послднихъ. На это указываютъ уже аффекты. Но это въ значительной степени подтверждаетъ и опытъ. Человкъ ощущаетъ мало радостей и страданій своей юности, напротивъ, то, что онъ правильно заучилъ ребенкомъ, онъ знаетъ еще въ старости. На сколько же можетъ существовать неизмнный видъ духа (Gemthsart) и прежде всего — характеръ,— это мало по-малу выясняется вмст съ объясненіемъ выставленнаго положенія.

34. Во первыхъ: бываетъ не только сліяніе представленій посл задержки, но и, совсмъ отличающееся отъ него, сліяніе представленій передъ задержкой, если степени задержки (15) достаточно малы для этого. Въ этомъ заключается принципъ эстетическихъ сужденій. То, что обыкновенно называется чувствованіями въ тсномъ смысл этого слова, должно быть разсматриваемо по аналогіи со своими противоположностями (именно какъ нчто, возникающее изъ отношеній весьма многихъ представленій, но такихъ, которыя не могутъ быть показаны въ одиночку, и даже, можетъ бытъ, по физіологическимъ основаніямъ, совсмъ не могутъ быть отдльно восприняты).

Примчаніе. При выполненіи этого изслдованія, предметомъ опыта является рядъ звуковыхъ отношеній, на которыхъ основана музыка. При простыхъ тонахъ, эстетическій характеръ ихъ отношенія ршается непосредственно и одною только степенью задержки (звуковой интервалъ). Слдовательно, врно, что психологическое объясненіе (весьма отличающееся отъ акустическаго) всей гармоніи думаютъ найдти просто въ различеніи степеней задержки, и что должны найдти его тамъ. Необходимыя для этого вычисленія, въ большей части, предлагаются во второмъ выпуск Knigsherger Archiv fr Philosophie и т. д. Изъ немного подробнаго изслдованія здсь можно привести только главное положеніе, которое ршительно подтверждается опытомъ:

Если силы, на которыя разлагаются представленія, благодаря своему взаимному равенству или противоположности, одинаково напряжены, то возникаетъ дисгармонія. Но если одна изъ этихъ силъ стоитъ къ остальнымъ въ такомъ отношеніи, что приводится ими прямо на статическій порогъ (16), то получается гармоническое отношеніе.

35. Во вторыхъ: принципъ контраста находится въ соединеніяхъ (22), которыя мы здсь разсматриваемъ какъ полныя.

Соединенія а + и b + сходны, если а : = b : , если же этого нтъ, то они несходны. Пусть степень задержки между а и b = р, а между и = . Если теперь, при сходныхъ соединеніяхъ, p = , то тогда, и только тогда, единичныя представленія задерживаются точно такъ же, какъ еслибъ они не стояли ни въ какой связи, и тогда не возникаетъ никакого чувства контраста, между тмъ какъ задержка успваетъ настолько, насколько ее приносятъ съ собою противоположности. Однако, при каждомъ уклоненіи отъ только что выставленнаго случая, страдаютъ мене противоположныя представленія, благодаря своей связи съ другой парой, но этимъ у послдней сберегается часть задержки, поэтому, несмотря на противоположность, въ сознаніи остается нчто такое, что противостоитъ себя (sich widerstrebt), и въ этомъ именно заключается чувство контраста. Если < р, то контрастъ чувствуется между a и b, а не между и . Если > р, то наоборотъ. Когда = p, то контрастъ между а и b бываетъ наибольшимъ.

36. Въ третьихъ: одно соединеніе а + воспроизводится посредствомъ новаго воспріятія, однороднаго съ а (по 26). Между тмъ какъ, вслдствіе своей связи съ а, выступаетъ и , — въ сознаніи является противоположное ему представленіе . Такимъ образомъ, въ одно и тоже время (zugleich) и стремится вверхъ и задерживается, въ этомъ стсненіи заключается мстопребываніе непріятнаго чувства, которое можетъ перейдти въ желаніе (именно — объекта, представляемаго черезъ ), если задержка, производимая , слабе той силы, съ которой выступаетъ .

Обыкновенно случается, что желанія возбуждаются воспоминаніемъ ихъ предмета. Приступы желанія возобновляются, если воспоминаніе усиливается нсколькими побочными представленіями, они смняются тоскливымъ чувствомъ лишенія, коль скоро задерживающія представленія (препятствій, стоящихъ на пути къ желаемому) получаютъ перевсъ.

37. Въ четвертыхъ: представленіе, выступая при помощи собственной силы (въ случа воспроизведенія по 26), вмст съ этимъ, вызывается нсколькими помощами (24). Такъ какъ каждая изъ помощей иметъ собственную мру времени, въ которомъ дйствуетъ (по формул въ 25), то помощи могутъ другъ друга усиливатъ (противъ возможнаго препятстія), но не ускорять. Слдовательно, восходящее движеніе происходитъ только со скоростью, наибольшею между нсколькими, вмст выступающими, но ему, вмст съ тмъ, благопріятствуютъ вс остальныя. Это благопріятствованіе есть опредленіе того, что происходитъ въ сознаніи, но ни въ какомъ случа не опредленіе чего нибудь представляемаго: слдовательно, его можно назвать только чувствомъ, безъ сомннія, это — чувство удовольствія.

Здсь находится мстопребываніе яснаго душевнаго на строенія, особенно — удовольствія успшной дятельности. Сюда же относятся многочисленныя, извн возбужденныя, движенія, которыя не ускоряютъ другъ друга, но являются взаимно благопріятными, какъ напр. танцы и музыка. Этому подобно дйствованіе по нсколькимъ сходящимся мотивамъ, а также и проникновеніе нсколькими, другъ друга подтверждающими, основаніями.

38. Въ общемъ надо замтить, что чувства и желанія обитаютъ не въ представливаніи вообще, но всегда въ извстныхъ опредленныхъ представленіяхъ. Поэтому, заразъ можетъ быть нсколько совершенно разныхъ чувствъ и желаній, которыя смшиваются, или сильно другъ съ другомъ спорятъ.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О взаимодйствіи нсколькихъ, неодинаково напряженныхъ массъ представленій.

39. Уже изъ предшествующаго можно отчасти узнать, что, посл того какъ замтное множество представленій дано уже въ разныхъ связяхъ, каждое новое воспріятіе должно дйствовать какъ раздраженіе, которымъ одно задерживается, другое вызывается и усиливается, продолжающіеся ряды нарушаются или приходятъ въ движеніе, и возбуждаются т или другія душевныя состоянія. Эти явленія становятся боле сложными, если (какъ обыкновенно) новое воспріятіе само заключаетъ въ себ нчто разнообразное, которое одновременно содержится въ нсколькихъ связяхъ и рядахъ и даетъ толчекъ, побуждающій ихъ къ новымъ задержкамъ или сліяніямъ. При этомъ новое воспріятіе усвояется прежнимъ представленіямъ, хотя и такимъ способомъ, при которомъ оно (посл того, какъ первое раздраженіе сдлало, что могло) должно оказаться порядочно страдающимъ, потому что прежнія представленія, уже вслдствіе взаимныхъ связей, являются въ дальнйшемъ боле напряженными, чмъ только что пришедшія единичныя.

40. Но если уже образованы очень напряженныя, очень многочисленныя соединенія и сліянія, то внутри (im Innern) можетъ повториться тоже самое отношеніе, которое только что было признано между прежними представленіями и новыми воспріятіями. Боле слабыя представленія, выступая въ сознаніи по какому бы то ни было закону, дйствуютъ какъ раздраженія на указанныя массы представленій и точно такъ же принимаются и усвояются (апперципируются) ими, какъ это происходитъ при новыхъ чувственныхъ впечатлніяхъ. Поэтому, внутреннее воспріятіе аналогично вншнему. Здсь еще нтъ рчи о самосознаніи, хотя оно весьма часто связывается съ этимъ.

41. Въ сказанномъ уже заключается то, что подтверждается опытомъ, именно, что внутреннее воспріятіе никогда не бываетъ пассивнымъ схватываніемъ, но всегда (хотя бы и противъ воли) — активнымъ пониманіемъ. Вмсто того, чтобы быть готовыми восходить и погружаться по собственнымъ законамъ, апперципированныя представленія прерываются въ своихъ движеніяхъ боле сильными массами, которыя отгоняютъ противоположное имъ, хотя оно могло восходить, и останавливаютъ, сливая съ собою, однородное имъ, хотя оно должно было погружаться.

42. Стоитъ труда показать, какъ далеко можетъ простираться это различіе между представленіями, которыя, пожалуй, можно было бы раздлить на живыя и мертвыя. Припомнимъ представленія на статическомъ порог (16). Хотя они и не совсмъ похожи на мертвое, но въ отношеніи суммы задержки, въ которой они находятся, они какъ бы то ни было не могутъ путемъ собственнаго стремленія достигнуть восхожденія. Однако, они могутъ быть приведены въ это состояніе при помощи тхъ связей, въ которыхъ стоятъ, и только что указанными сильнйшими массами они часто вызываются и оттсняются въ цлыя кучи и ряды, подобно тому, какъ перелистываются листы книги.

43. Но если апперципирующія представленія не находятся (по крайней мр, не находятся вс) на статическомъ порог, то апперципирующія массы терпятъ отъ нихъ одно насиліе, съ другой стороны, и послднія могутъ подвергнуться здсь задержк. Тогда нарушается внутреннее воспріятіе, и уже отсюда становится яснымъ то, что было въ немъ сомнительнымъ и неопредленнымъ. Апперципирующая масса снова можетъ апперципироваться другою. Однако, если это должно продолжаться такимъ образомъ, то должно быть дано нсколько массъ представленій замтно раздльной (abgestufter) напряженности. Поэтому, бываетъ довольно рдко, что внутреннее воспріятіе возвышается во вторую степень, и только при помощи философскихъ понятій этотъ рядъ мыслится такимъ, который могъ бы продолжаться до безконечности.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
Взглядъ на связь души съ тломъ.

44. До сихъ поръ представленія разсматривались какъ наличныя, причемъ не ставилось вопроса объ ихъ происхожденіи и разнородныхъ вліяніяхъ. Это служило облегченіемъ. Теперь слдуетъ еще поговорить отчасти о чувственномъ воспріятіи, отчасти о физіологическихъ воздйствіяхъ на т представленія, которыя даны уже на лицо.

45. Уже по опыту можно принять, что каждое воспріятіе (perceptif)) сколько нибудь замтной напряженности требуетъ для своего порожденія нкотораго промежутка времени, но и опытъ и метафизика учатъ, что, при боле долгомъ продолженіи воспріятія, его напряженность совсмъ не возрастаетъ пропорціонально времени, но чмъ сильне уже воспріятіе, тмъ меньше оно увеличивается и отсюда, съ помощью легкаго вычисленія, слдуетъ, что для его напряженности существуетъ конечная граница, къ которой очень скоро приближается пріобртенное представленіе, и которой нельзя было бы переступить даже при безконечно длинномъ продолженіи того же самаго воспріятія. Это — законъ слабющей воспріимчивости, и при этомъ напряженность чувственнаго впечатлнія по отношенію къ указанной границ является совершенно безразличной. Самое слабое чувственное ощущеніе можетъ дать представленію столько же напряженности, сколько и самое бурное: только для этого оно требуетъ немного больше времени.

46. Собственно говоря, каждое человческое представленіе состоитъ изъ безконечно многихъ, безконечно малыхъ, и при этомъ неравныхъ между собою, элементарныхъ впечатлній (Auffassungen), которыя мало-по-малу порождаются въ различныхъ частяхъ времени, пока продолжается воспріятіе. Однако, вс они должны слиться въ единую и совершенно недлимую цлостную силу (Totalkraft), если только въ продолженіи воспріятія не происходитъ задержки, причиняемой прежними противоположными представленіями. А по этой причин, цлостная сила становится замтно меньше суммы всхъ элементарныхъ впечатлній (Auffassungen) {Psychologie I, 95, и de attentionis mensura. Прим. Герб.}.

47. Въ первомъ дтств порождается несравненно большій запасъ простыхъ чувственныхъ представленій, чмъ во всей послдующей жизни, дло которой, напротивъ, состоитъ въ разнообразныхъ соединеніяхъ этого запаса. Однако и въ позднйшемъ возраст воспріимчивость никогда не погасаетъ совершенно: чувственныя впечатлнія стали бы для старика еще гораздо боле безразличными и безплодными, еслибы не имлъ мста нкоторый видъ возобновленія воспріимчивости.

Такъ какъ представленія на статическомъ порог совершенно бездятельны для того, что происходитъ въ сознаніи (16), то они могутъ не ослаблять и воспріимчивости для однородныхъ съ ними новыхъ воспріятій. Этимъ совершенно возстановлялась бы воспріимчивость, еслибы новыми воспріятіями прямо не измнялось существовавшее раньше отношеніе задержки, и еслибы прежнимъ представленіямъ не было дано извстной свободы непосредственно воспроизводиться (26). А такъ какъ это бываетъ, то воспріимчивость уменьшается. Чмъ боле находится на лицо однородныхъ прежнихъ представленій, или, какъ говорятъ обыкновенно, — чмъ дольше живетъ человкъ, тмъ боле выступаетъ ихъ заразъ по данному поводу. И такимъ образомъ съ годами уменьшается и это возобновленіе воспріимчивости.

48. Сказанное до сихъ поръ относится не только къ совершенно однороднымъ представленіямъ, но ко всмъ, степень задержки которыхъ есть дробь. Это здсь нельзя развить, потому что въ предшествующемъ не могло быть сказано ничего боле точнаго о различеніи.степеней задержки.

49. Надо особенно замтить троякаго рода вмшательство въ психическіе факты со стороны тла: его давленіе (Druck), его отзвукъ (Resonanz) и его содйствіе при поступкахъ (Mitwirkung im Handeln). Объ этомъ предварительно скажемъ слдующее:

50. Физіологическое давленіе возникаетъ, если сопровождающія состоянія, которыя въ тл должны соотвтствовать измненіямъ въ душ, не могутъ слдовать свободно, оттого тогда и въ душ чувствуется препятствіе, какъ таковое, именно вслдствіе того, что измненія души и тла другъ другу сооотвтствуютъ. Это давленіе часто бываетъ извстнымъ только какъ замедляющая сила, въ угоду которой должны замедляться душевныя движенія. Но давленіе часто также равняется прямо задерживающей сил, и можетъ употребляться въ вычисленіи такъ, какъ еслибы оно нсколько умножало число противоположныхъ представленій. Черезъ это вс дйствительныя представленія могутъ быть сведены на статическій порогъ, и въ этомъ будетъ заключаться объясненіе сна. Въ этомъ случа получится глубокій, полный сонъ.

51. Физіологическій отзвукъ возникаетъ въ то время, когда сопровождающія тлесныя состоянія пробгаютъ скоре, или образуются напряженне, чмъ это было бы необходимо для того, чтобы только не причинять никакихъ препятствій душевнымъ движеніямъ. Тогда душа, опять таки сопровождая тло, будетъ дйствовать быстре и напряженне. Но она будетъ участвовать также и въ слдующемъ затмъ разслабленіи тла, какъ бываетъ, напр., посл хмля и аффектовъ.

52. Взаимодйствіе души и тла во вншнихъ дйствіяхъ не можетъ первоначально происходить изъ души, потому что воля ничего не знаетъ о томъ, что собственно вносится ею въ нервы и мускулы. Однако въ ребенк существуетъ органическая потребность къ движенію. Эту потребность и возникающія благодаря ей дйствительныя движенія души сначала сопровождаетъ своими чувствами, чувства же соединяются съ воспріятіями движимыхъ членовъ. Если же представленіе, возникшее изъ такого воспріятія, въ слдованіи стремится вверхъ, какъ желаніе (16), то движется и соединенное съ нимъ чувствованіе, а къ этому принадлежатъ, въ качеств сопровождающихъ тлесныхъ состояній, вс т измненія (Ereignisse) въ нервахъ и мускулахъ, при помощи которыхъ дйствительно опредляется органическое движеніе. Такимъ образомъ бываетъ, что представленія являются даже источникомъ механическихъ силъ во вншнемъ мір.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ.
Эмпирическая психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.
О душевныхъ способностяхъ, какъ о томъ, что иметъ видъ первоначально и существенно разнообразнаго въ человческомъ дух.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
Обзоръ принятыхъ душевныхъ способностей.

53. Имъ вышеизложенныхъ основаній психологіи сами собою объясняются нкоторые извстные факты, много другихъ остается еще безъ освщенія. Нтъ необходимости теперь же точне опредлять это различіе. Вопросъ о томъ, какъ далеко простираются найденныя объясненія, можетъ при послдующемъ изложеніи оставаться безъ разршенія до тхъ поръ, пока будутъ разобраны факты, потому что тогда можно будетъ удобне уловить нить изслдованія.

Однако обыкновенно принимаемыя душевныя способности нуждаются теперь въ критическомъ освщеніи, которое само должно, мало по малу, подвигаться впередъ вмст съ разборомъ фактовъ.

Съ стремленіемъ объединить разнообразное естественно связывается выдленіе того, чего явно нельзя объединить, такъ какъ оно или исключается, или выступаетъ только въ рдкихъ случаяхъ. Слдовательно, желая изобразить человческій духъ, психологи на первый разъ должны оставить безъ вниманія такія направленія, которыя отвергаютъ отличительные признаки какъ въ индивидуумахъ, такъ и въ смняющихъ другъ друга душевныхъ состояніяхъ. Это мы откладываемъ до втораго отдла, а въ первомъ разсмотримъ только то, что считается въ человческомъ дух первоначально и существенно разнообразнымъ.

54. Однако, вслдствіе особенной неопредленности психологическихъ фактовъ, становится невозможнымъ точное разграниченіе. Человкъ, разсматриваемый психологомъ, это — человкъ общежительный, образованный, выработанный цлой, прошедшей до сихъ поръ, исторіей своего рода. Въ этомъ человк, очевидно, находится вмст то разнообразное, которое, подъ именемъ душевныхъ способностей, считается общимъ достояніемъ человчества. Дйствительно ли первоначально оно вмст, и дйствительно ли разнообразно оно изначала,— объ этомъ факты умалчиваютъ. Дикарь и новорожденное дитя, равно какъ и благороднйшія изъ животныхъ, даютъ намъ слишкомъ мало поводовъ удивляться обширности ихъ духа. Здсь психологи допускаютъ натяжки, будто высшая дятельность духа (не у животныхъ, но у дтей и дикарей) дана въ возможности, какъ неразвившійся задатокъ, или душевная способность. То, что въ поведеніи дикаря и ребенка въ самой слабой степени напоминаетъ поведеніе человка образованнаго, иметъ теперь для нихъ значеніе замтныхъ слдовъ пробуждающагося разсудка, пробуждающагося разума, пробуждающагося нравственнаго чувства. Но мы не можемъ не замтить, что въ послдующемъ изображается собственно только особенное, и не боле какъ точно ограниченное, состояніе человка, по тому общему впечатлнію, которое оно производитъ на людей, очень неопредленно называемыхъ нами ‘образованными’. Нельзя избгнуть большой шаткости этого общаго впечатлнія. Нтъ никакихъ общихъ фактовъ, чисто психологическіе факты заключаются въ мгновенныхъ состояніяхъ индивидуумовъ, они неизмримо далеко отстоятъ отъ высоты общаго понятія человка вообще.

55. Только что приведенное сравненіе человка съ животнымъ подаетъ теперь поводъ къ первому раздленію въ разнообразномъ, принимаемомъ за первоначальное. Поскольку человкъ замтно возвышается надъ животнымъ, ему приписываютъ высшія способности, поскольку онъ равняется съ животными, ему приписываютъ способности низшія.

Это раздленіе перескаетъ уже упомянутое выше раздленіе (по представливанію, чувствованію и желанію) въ столькихъ же способностяхъ.

Въ качеств вспомогательнаго средства при обзор эмпирической психологіи, равно употребительны оба раздленія, и мы воспользуемся ими обоими.

56, Такъ какъ въ психологіи все находится во взаимной связи, то, для того, чтобы провести дальнйшее раздленіе высшихъ и низшихъ способностей, мы желаемъ начать дло не съ проведенія весьма сомнительной пограничной линіи между ними, но (для перваго раза) съ противопоставленія ихъ взаимныхъ крайностей. Именно, самымъ низшимъ въ человческомъ дух считается чувственность, а самымъ высшимъ — разумъ. Оба они похожи другъ на друга тмъ, что выступаютъ въ нсколькихъ членахъ втораго дленія. Говорятъ о чувственномъ представливаніе, чувственномъ ощущеніи (Fhlen), чувственномъ желаніи, говорятъ также о теоретическомъ (представляющемъ) ь практическомъ (желающемъ, требующемъ) разум: не говорятъ ничего только о чувствующемъ разум, такъ какъ разумъ, долженствуя быть самымъ высочайшимъ въ человк, всегда мыслится дйствующимъ, и никогда — страдательнымъ.

Смыслъ примняемыхъ здсь выраженій мало мальски понятенъ каждому изъ обычнаго словоупотребленія, здсь еще не мсто боле топкимъ опредленіямъ, потому что они то и являются спорнымъ дломъ.

57. Если теперь отъ обихъ, самыхъ крайнихъ границъ мы будемъ приближаться къ середин, то прежде всего, въ способностяхъ представленія, рядомъ съ чувственностью найдемъ воображеніе и память, а рядомъ съ разумомъ — умъ и разсудокъ. Дотомъ, въ способностяхъ чувствованія, рядомъ съ чувственнымъ ощущеніемъ удовольствія и неудовольствія — эстетическія и нравственныя чувствованія и аффекты. Наконецъ, въ способностяхъ желанія, рядомъ съ чувственными пожеланіями и влеченіями, съ одной стороны — разсудочныя и разумныя хотлнія, а съ другой — страсти.

58. Прежде, чмъ точне уяснять этотъ грубый очеркъ психологическаго поля, мы должны замтить слдующее:

а) Раздленія суть только эмпирическія сопоставленія, безъ ручательства за полноту, безъ достаточно опредленнаго и оправданнаго основанія дленія. Поэтому нтъ ничего удивительнаго, если, при боле тщательномъ разсмотрніи фактовъ, найдутся предметы, которые или подойдутъ подъ многіе изъ намченныхъ классовъ, или же ни подъ одинъ изъ нихъ.— Приведемъ два примра:

По представленію Вольфа, способность чувствованія не отдляется отъ страстей. Всматриваясь въ Дло глубже, мы покажемъ дале, что аффекты не принадлежатъ ни къ одному изъ классовъ чувствованій (и тмъ боле — ни къ одному изъ другихъ, слдовательно — совершенно ни къ одному изъ намченныхъ классовъ), хотя чувствованія предшествуютъ аффектамъ, также какъ аффекты страстямъ.— Какъ видно изъ опыта, то, что нравственно и эстетично, чувствуется, познается и желается. Не смотря на это, не ршаются допустить, чтобы оно, подобно чувственности, распространялось на вс главныя способности, такъ чтобы нравственныя чувствованія, познанія и намренія существовали съ равною самостоятельностію на ряду другъ съ другомъ, но спорятъ о томъ, въ чемъ заключается начало нравственности, въ требованіи ли (Gebote), въ познаніи, или въ чувств. Если обратиться къ опыту, онъ дастъ неоспоримый отвтъ, что нравственное чаще всего чувствуется, рже — правильно познается, и еще рже — служитъ предметомъ желаній. Но этимъ не опредляется ничего, кром шаткости и непрочности эмпирической психологіи и всякаго изслдованія, не имющаго лучшаго основанія.

b) Хотя намченныя дленія могутъ быть употребляемы для перваго обзора, однако он совсмъ не годятся для точнаго изображенія того, что происходитъ въ человк, потому что ими разрывается постоянно связанное въ дйствительности. Изъ опыта не видно, бываетъ ли представливаніе безъ чувствованій и желаній, лучше сказать, эти движенія духа безпрерывно происходятъ одно въ другомъ. Ясно, что ко всякому чувствованію относится чувствуемое, и ко всякому желанію — желаемое, но должно ли и то и другое во всхъ случаяхъ быть представляемымъ,— этого, на основаніи опыта, нельзя ни утверждать, ни отрицать, потому что представляемое можетъ быть неяснымъ до непознаваемости, между тмъ предубжденіе стоитъ на сторон утвердительнаго отвта, потому что въ большинств случаевъ онъ оказывается правильнымъ.— Аффекты принадлежатъ не къ одному классу со страстями, однако положительно немыслимы страсти, совершенно свободныя отъ аффектовъ. И кто хочетъ Описывать исторію одного только страстнаго волненія, тотъ долженъ разсматривать его со всми возбуждаемыми при этомъ аффектами, какъ единый фактъ..Непрерывнаго теченія этого факта совсмъ нельзя представлять себ въ вид какой нибудь мозаичной картины, отдльныя части которой можно было бы понабрать изъ эмпирической психологіи.

с) Что отдльныя душевныя способности даны не просто, но во взаимномъ отношеніи между собою, это эмпирическая психологія признаетъ, приписывая имъ переработку одной и той же матеріи. Эту матерію чувственность должна воспринять,— прачекъ поднимается вопросъ о причинномъ отношеніи между вншнимъ міромъ и человкомъ. Если оно отрицается, то должно будетъ признать чувственность скоре способностью порождающей. Ту же самую матерію память должна сохранить, а фантазія, не трогая этого сохраненія, представить въ новыхъ образахъ, и разсудокъ, опять таки не трогая этихъ новыхъ образовъ, долженъ образовать изъ нея понятія, а способность желанія — измнить ее въ желаемое и ненавистное, — и опять продукты фантазіи, понятія, заданія и т. д., сохраненныя памятью и смшанныя, при случа, съ новой матеріей, должны подвергнуться дйствію новой перерабатывающей способности. Или, если это кажется непонятнымъ, то, можетъ быть, память прячетъ въ свой чуланчикъ только одну часть матеріи, а другая часть отдается фантазіи, третья — разсудку, четвертая — способности желанія, и т. д.? Опытъ ничего не свидтельствуетъ объ этомъ. Тмъ боле необходимымъ представляется то, что при этомъ считаютъ неизбжнымъ метафизическое предположеніе какого то многообразнаго и сложнаго причиннаго отношенія какъ различныхъ способностей — одной къ другой, такъ и всхъ ихъ къ предполагаемой матеріи, которую он сообща должны переработать.

59. Признавая только что упомянутыя причинныя отношенія, психологія позволяетъ намъ и дальше опредлять порядокъ ея ученія. Согласно положенію ‘nihil est in intellecfu, quod non jfuerit in sensu’, прежде всего разсматриваются чувственныя представленія, а объ остальномъ рчь идетъ въ такомъ порядк, какъ будто бы оно всегда оказывается происходящимъ изъ этого. Здсь путеводною нитью служитъ постепенное развитіе отдльнаго человка и народа, равно какъ и различіе между человкомъ и животнымъ.

Хотя, обращаясь къ опыту, мы гораздо чаще встрчаемъ низкую чувственность, чмъ всякую другую душевную жизнь, — однако мы никогда не видимъ этой послдней безъ первой, такъ что намъ стоитъ большого труда связать сколько нибудь опредленный смыслъ съ выраженіемъ ‘чистый разумъ’. Тмъ не мене существуютъ два очень важныхъ психологическихъ факта, которыхъ мы не можемъ понять иначе, какъ только помимо причиннаго отношенія между чувственностію и разумомъ или оспаривая это отношеніе. Эти факты — чистое самосознаніе и нравственное намреніе. То, что мы постоянно наблюдаемъ въ себ въ теченіи времени, должно быть, какъ случайно измняемое, отличено отъ нашего истиннаго Я, слдовательно, это послднее мы познаемъ, повидимому, само по себ, независимо отъ внутренняго чувства, при помощи такъ называемой чистой апперцепціи, (Въ общемъ, апперцепція обозначаетъ знаніе того, что въ насъ происходитъ).— И намреніе ясне всего оказывается чисто нравственнымъ тогда, когда пренебрегаютъ соображеніями выгоды и невыгоды, какъ он являются намъ въ опыт, когда духъ возвышается надъ чувственными ощущеніями и опредляетъ себя прямо вопреки имъ. Какъ возможно это возвышеніе? Отвтъ ‘при помогай свободной воли’ совершенно соотвтствуетъ внутреннему воспріятію, имющему мсто въ подобныхъ случаяхъ. Поэтому, подъ пару чистой апперцепціи, принимается независимая отъ всякаго причиннаго отношенія, такъ называемая трансцендентальная свобода.— Если же то и другое приписывается разуму, какъ тому, что въ человк дальше всего отстоитъ отъ чувственности, то разумъ понимается здсь не какъ нчто высшее, но скоре какъ нчто совсмъ другое, чмъ чувственность, и на эту послднюю нельзя уже больше смотрть ни какъ на основаніе, ни даже — какъ на условіе всего остальнаго.

Дри такомъ предположеніи, психологія, въ распорядк своего ученія, должна не переходить отъ чувственности къ разуму, но представлять два параллельныхъ съ самаго начала ряда наблюденій, причемъ разумъ и чувственность образовали бы начальные пункты, а соединеніе ихъ обоихъ въ различныхъ видоизмненіяхъ было бы высшимъ положеніемъ (Gegend) и, такъ сказать, цлью. Эмпирическая психологія не можетъ ничего противопоставить этому требованію. Но въ ‘Введеніи въ философію’ (Einleitung in die Philosophie, 103 и 107) было уже показано, что понятія ‘Я’ и трансцендентальной свободы заключаютъ въ себ противорчіе {По ученію Гербарта, понятіе трансцендентальной свободы заключаетъ въ себ то противорчіе, что раздвояетъ, въ акт самоопредленія, единое существо, противополагая активность пассивности. О противорчіяхъ въ понятіи Я см. выше (‘Психологія, какъ наука,’ 27). Прим. перев.}. Поэтому несообразно съ истиной и только что выставленное понятіе разума. Ничуть не лучше и ходячее понятіе о чувственности, особенно если она считается источникомъ зла. Самое большее зло настолько же мало является чувственнымъ, насколько мало и чувственность является проникнутой зломъ.

Примчаніе. Когда въ обыденной жизни говорятъ, что въ одномъ человк преобладаетъ разсудокъ, въ другомъ — память, въ третьемъ — фантазія, въ четвертомъ — здравый смыслъ, и когда при этомъ тому или другому человку, взятому въ цломъ, все-таки нельзя приписать никакой опредленной степени большаго или меньшаго душевнаго здравія,— то должна возникнуть догадка, что, различая такъ называемыя душевныя способности, мы имемъ дло скоре съ продуктами духовной дятельности, чмъ съ ея внутреннею, здоровой или больной, природой. Хотя ниже будетъ дано боле глубокое и боле точное опредленіе понятій четырехъ главныхъ душевныхъ болзней — тупоумія, придурковатости, бшенства и безумія,— однако и здсь будетъ полезно составить понятіе душевнаго здравія, при помощи того, что противополагается этимъ болзнямъ, т. е. при помощи понятій воспріимчивости, сосредоточенности, спокойствія и взаимноопредляемости всхъ представленій другъ другомъ, потому что недостатокъ какого нибудь изъ этихъ четырехъ необходимыхъ качествъ дйствительно гораздо непосредственне доказываетъ склонность къ душевной болзни, чмъ недостатокъ фантазіи, памяти, разсудка и проч. Но довольно ясно, что названныя необходимыя качества относятся къ изложенному выше основному ученію о представленіяхъ, какъ силахъ, подвижность которыхъ, при малйшемъ измненіи въ ихъ напряженности и связи, такъ же замтна, какъ и стремленіе ихъ къ покойному состоянію равновсія, и у которыхъ, при помощи законовъ воспроизведенія, совершенно сохраняется собраніе однороднаго и уже вступившаго въ связь, равно какъ и всякій способъ возможнаго взаимоопредленія, — до тхъ поръ, пока со стороны тла не послдуетъ насильственнаго вмшательства, чуждаго духу. Однако нельзя подробне разсматривать отношенія между тломъ и духомъ, не упоминая о нкоторыхъ натурофилософскихъ положеніяхъ, приводить которыя здсь было бы еще слишкомъ рано. Теперь прежде всего должно, если не освободить отъ неопредленности, то, по крайней мр, познакомиться со многими значеніями самаго перваго изъ приведенныхъ выше дленій (55).

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О пограничной линіи между низшими и высшими способностями.

60. Пограничная линія между низшими и высшими способностями, въ способностяхъ представленія, проходить между воображеніемъ и разсудкомъ, въ способностяхъ чувствованія — между чувственнымъ удовольствіемъ и эстетическимъ чувствомъ, въ способностяхъ желанія — между страстью и обдуманнымъ выборомъ. Вмст съ тмъ, при шаткости всхъ этихъ понятій, она еще совсмъ не проводится точно, и психологи (по крайней мр, Вольфъ въ эмпирической психологіи, 233) готовы признаться, что ее нельзя строго опредлить. Это тмъ боле ясно, что даже животнымъ приписывается analoffon rationis, между тмъ какъ никто, вдь, не припишетъ имъ фантазіи, подобной человческой. Такимъ образомъ выходитъ, что животныя причастны высшей способности представленія, и, напротивъ, лишены кое-чего такого, что слдуетъ считать способностью низшей. Хотя указанное опредленіе по отношенію въ способности чувствованія кажется довольно подходящимъ, такъ какъ, никто, вдь, не ожидаетъ отъ животныхъ эстетическаго сужденія, однако это сужденіе обыкновенно отсутствуетъ и у боле грубыхъ людей, являясь скоре принадлежностію высшей ступени образованія, чмъ человческой природы. Наконецъ, что касается страстей, то среди нихъ мы находимъ и такія, которыя, хотя и очень дурны, однако берутъ свое начало въ самой благородной и самой высшей области человческой мысли, такъ что невозможно относить ихъ къ низшимъ способностямъ, приписываемымъ и животному. Слдовательно, должно понимать предметъ иначе.

61. Сравнительно съ человкомъ, животному приписываютъ вообще низшія способности, потому что его душевныя силы (Knnen) считаютъ или недостаточными, или уменьшенными, или же подчиненными.

Если мы допустимъ, что, сравнительно съ боле полными, дальше простирающимися способностями человка, душевныя силы животнаго недостаточны, то весьма яснымъ основаніемъ для этого будетъ отсутствіе у него рукъ и рчи, вслдствіе чего оно далеко не съ тмъ удобствомъ можетъ получать представленія о вещахъ, и между тмъ какъ пониманіе, умъ человка ближе всего относится къ рчи, животныя могутъ доходить разв только до пониманія нсколькихъ знаковъ. Но въ такомъ же точно положеніи находится и человкъ, будучи ребенкомъ на самой низкой степени своего развитія, потому что въ начал онъ также мало уметъ владть руками, какъ и пользоваться рчью.

Если, дале, мы допустимъ, что душевныя силы животнаго должны быть признаны уменьшенными, такъ какъ первоначально он, вдь, могли быть большими,— то это также подойдетъ къ животнымъ, хотя и двоякимъ образомъ. Потому что, во первыхъ, въ кругъ ихъ представленій входитъ нчто нарушающее (Strendes), что не дйствуетъ такъ стснительно на человка. Вполн ясно, что этимъ нарушающимъ, у животныхъ съ художественными стремленіями, служатъ органическія раздраженія, которымъ они повинуются, у другихъ обращаетъ на себя вниманіе преждевременная зрлость. А, во вторыхъ, при относительно малой величин мозга животныхъ, ихъ организмъ, вроятно, не можетъ быть столь же доступнымъ для душевныхъ раздраженій, какъ организмъ человческій.

Если, наконецъ, мы станемъ смотрть на душевныя силы животныхъ какъ на подчиненныя (въ силу чего он должны быть служебными или побжденными), то, вдь, это понятіе подойдетъ не только къ животнымъ, но и къ низшимъ способностямъ человка, поскольку онъ владетъ самимъ собою. Только это обладаніе, въ свою очередь, такъ сильно зави’ ситъ отъ достигнутой уже ступени образованія, такъ сильно колеблется, по своему виду, между ловкостью и нравственностью, а, если принять во вниманіе его степень, то къ нему такъ мало способны грубые и больные люди, наконецъ (если могутъ что нибудь значить исключенія) у дрессированныхъ животныхъ находится такъ много слдовъ пріобртеннаго выучкой воздержанія, что нельзя доказать, будто въ душевныхъ способностяхъ лежитъ какое нибудь существенное и всеобщее различіе,— скоре, все можно свести на различіе благопріятныхъ или неблагопріятныхъ условій, или же достигнутаго образованія. Поэтому мы не можемъ и не им&#1123,емъ права разсматривать человческій духъ какъ сумму двухъ способностей, специфически различныхъ и, вмст съ тмъ, принаровленныхъ одна къ другой. Выходитъ только, что душевная жизнь (Regsamkeit), по различію представленій, ихъ связей и задержекъ, выражается въ безконечно-разнообразныхъ формахъ и границахъ. Вс эти разсужденія не зависятъ отъ метафизики, а будетъ ли метафизика, разъ она призвана, противорчить даннымъ разсужденіямъ, или же она подтвердитъ ихъ,— ршать этотъ вопросъ мы здсь не должны.

Напротивъ, человку, достигшему высшей ступени образованія, мы должны, сообразно съ опытомъ, приписать не только простую, но и многообразную способность, такъ сказать, распадаться въ самообладаніи на нсколько частей, и то направлять произвольнымъ образомъ свои мысли, то настраивать свои чувствованія, то предписывать себ послабленіе или правильное усиліе. Извстно, что у животныхъ мало или даже совсмъ не замчается какихъ бы то ни было слдовъ всего этого, что же касается человческой способности, то объ этомъ уже было разсужденіе въ основаніяхъ психологіи (46—43), Слдовательно, въ этомъ смысл мы и будемъ признавать высшія и низшія способности.

62. Вольфъ между высшими и низшими способностями представленія помщаетъ вниманіе (однако только произвольное. между тмъ какъ непроизвольное является чуть ли еще не боле важнымъ). Высшія способности начинаются у него вмст съ отчетливостью понятій, признаки которыхъ разлагаетъ вниманіе. Хотя это опредленіе захватываетъ сферу, гораздо боле узкую, чмъ та, которую обычное словоупотребленіе указываетъ словамъ ‘разсудокъ’ и ‘разсудочный’, тмъ не мене она замчательно совпадаетъ съ частью этой послдней. Именно, длая понятіе боле отчетливымъ, вниманіе равномрно вызываетъ, одно за другимъ, заключающіяся въ немъ частныя представленія, вмст съ тмъ, оно, такъ сказать, выравниваетъ понятіе, признаки котораго до сихъ поръ какъ то случайно торчали другъ передъ другомъ. Такимъ образомъ, оно соотвтствуетъ качеству мыслимаго, которому вс его опредленія принадлежатъ независимо отъ различія, вносимаго индивидуальнымъ мышленіемъ, направляющимся боле на одинъ признакъ, чмъ на другой. Слдовательно, оно соотвтствуетъ также и другому данному объясненію разсудка, которое заключаетъ въ себ тотъ же смыслъ, что связывается съ этимъ словомъ обыкновенно, именно, — что разсудокъ есть способность связывать наши мысли по качеству мыслимаго. Въ обыденной жизни находится довольно много примровъ неравномрнаго, индивидуальнаго мышленія, таковы отрывочныя свднія рутинера, сравнительно съ равномрно выработаннымъ знаніемъ истиннаго ученаго. Послднее, безъ сомннія, является дломъ прогрессирующаго вниманія.

63. Кантъ, проводя границу между высшими и низшими способностями, руководствуется слдующей основной мыслію: вообще связь многообразнаго никогда не можетъ привходить къ намъ черезъ чувства, всякая связь есть спонтанеическій актъ силы представленія, которую въ отличіе отъ чувственности, надо назвать разсудкомъ’ {Kritik der reinen Vernunft, 15.}. Это, весьма призрачное, положеніе, по своей природ, является спекулятивнымъ (оно вызываетъ высшій скепсисъ, выставленный въ Lehrb. zur Einleitung in die Philosophie, см. также 22—29 и 98—103 {Въ ‘Lehrb. z. Einl. in die Philos.’ Гербартъ различаетъ двоякаго рода скепсисъ — низшій и высшій. Низшій скепсисъ касается субъективнаго характера нашихъ знаній. Это — сомнніе въ возможности получить посредствомъ своихъ чувствъ врный образъ того, что такое вещи. Высшій скепсисъ идетъ дальше. Онъ возбуждаетъ мысль, что мы на сакомъ дл вовсе не воспринимаемъ всего того, что нами, повидимому, воспринимается, и что къ данному содержанію воспріятія мы сами непроизвольно примышляемъ т формы (пространство, время, причинность), которыя приписываемъ объектамъ природы. Поводомъ къ высшему скепсису обыкновенно служатъ извстныя умозрительныя, или спекулятивныя, положенія. Прим. переводчика.}. Сильно выдвинувъ эту мысль, Кантъ оказалъ великую услугу спекуляціи, но, положивъ только начало, онъ совсмъ не выполнилъ тхъ въ высшей степени важныхъ изслдованій, которыя вытекали отсюда, и насколько эти изслдованія должны всегда необходимо содержаться въ основоположеніи къ общей метафизик, настолько же, въ свою очередь, необходимо должно быть совершенно исключено изъ ученія психологіи все то, что приближается къ кантовскому положенію, потому что въ конц изслдованія получается прямо противоположное тому, къ чему, повидимому, склонялось начало. Многообразное совсмъ не связывается чмъ нибудь такимъ, что можно было бы назвать актомъ, а тмъ боле — актомъ спонтанеическимъ. Связь многообразнаго является непосредственнымъ слдствіемъ единства души. Эта связь всегда примняется, дале, къ тому способу и образу, въ какихъ соединяются чувственныя впечатлній: какъ было уже доказано въ Einleitiung in die Philosophie она есть нчто данное {Здсь мы встрчаемся съ вопросомъ о форм и матеріи данного, т. е. того, что мы находимъ въ опыт и воспріятіи чего мы чувствуемъ себя несвободными (Hauptp. d. Metapli., (I).— Если мы возьмемъ дв какія нибудь вещи (напр., дна металла), то сумма всхъ признаковъ этихъ пещей будетъ составлять матерію даннаго, а раздленіе ихъ на дв группы — его (Lehrb. z. Einl. in. d. Ph, 25). Но признаки вещей мы знаемъ только по своимъ ощущеніямъ (Ibid., 19). Слдовательно, матерія даннаго есть ощущеніе (Allgem. Metaph., 169). По чмъ же, при ближайшемъ опредленіи, оказывается форма даннаго? Мы на можемъ отрицать того, что форма опыта дана, что ее уже находятъ въ опыт: круглое сопротивляется тому, чтобы казаться четыреугольнымъ, комплексъ свойствъ, который мы называемъ золотомъ, сопротивляется тому, чтобы, вмсто своей твердости, обнаруживать текучесть ртути, или, вмсто желтаго цвта,— блый (Hauptp. d. Metaph., II). Но уже изъ самаго опредленія формы видно, что она немыслима безъ матеріи. Съ другой стороны, очевидно, что, одна матерія безъ формы, т. е. одни признаки, взятые сами по себ, еще не составляютъ вещи. ‘Мы не имли бы познанія ни о золот, ни о серебр, если бы опытъ оставлялъ не опредленнымъ, съ какимъ признакомъ должны мы связывать въ одну вещь спеціальную тяжесть золота — съ блымъ или желтымъ цвтомъ, и съ какимъ опять таки цвтовъ,— блымъ или желтымъ,— должны мы связывать звонъ серебра’ (Lehrb. z. Einl. in die Philos. 25). Мы, конечно, утверждаемъ, что все это познается изъ наблюденія. Однако все, что нами наблюдается, — ничто иное, какъ отдльные признаки. ‘Слдовательно, эти признаки должны содержать въ себ указаніе на группированіе, т. е. на форму. Но никто не можетъ утверждать, будто, вмст съ тяжестью и благодаря ей, онъ ощущаетъ необходимость считать эту тяжесть данною вмст съ желтизною, или будто, вмст съ желтымъ цвтомъ и благодаря ему, онъ видитъ необходимость признать желтое настолько то тяжелымъ… То, что разъясняется на этомъ примр, можетъ быть отнесено и ко всмъ вещамъ со многими признаками’ (Ibid.).— Итакъ, непосредственно мы знаемъ только ощущенія. Поэтому, на дл только они и составляютъ данное въ собственномъ смысл (Allgem Metaph., 169). Что же касается формъ опыта, то он, хотя и даны, однако только лишь какъ ‘опредленія того способа, какимъ снизываются ощущенія’ (Ibid., 171). Эти опредленіи, какъ мы видла, не содержатся непосредственно въ ощущеніяхъ, а только пдолышляюшея къ нимъ (Lehrb. z. Einl. in. d. Ph., 25). Какъ происходитъ примышленіе формы къ матеріи опыта и отчего мы непремнно понимаемъ ощущенія въ извстнаго рода связи,— все это, по мннію Гербарта, составляетъ вопросъ психологіи (Allgem. Metaph., 170, Lehrb. z. Einl, 117). Примеч. переводчика.}. Наконецъ,— что собственно только сюда и относится,— эмпирическимъ путемъ никогда нельзя доказать даже видимости кантовскаго положенія. Хотя въ напряженномъ мышленіи мы чувствуемъ себя дятельными, и въ это время сознаемъ иногда, что умышленно составляемъ понятія изъ ихъ признаковъ, — однако, объединяя въ понятіи объекта многообразіе данной Интуиціи (Krit. d. r. V., 17), мы бываемъ вынуждены принять объектъ такимъ, какъ онъ представляется, здсь мы только связаны и ничего не знаемъ о спонтанеическомъ акт.

Между тмъ какъ дятельность не является ни свойствомъ разсудка, ни источникомъ связи,— разсудокъ, безъ сомннія, выражается въ извстнаго рода cwww, потому что вся высшая способность дйствуетъ въ чувственности, памяти и воображеніи (которыя обыкновенно прямо причисляются къ способностямъ низшимъ) именно такимъ образомъ, что обнаруживается у образованныхъ людей въ шмроказъ связяхъ, совсмъ не встрчающихся у дикарей и животныхъ. Сюда прежде всего относится распространеніе представленій пространства и времени гораздо дале сферы чувственнаго ощущенія, даже до безконечности. Въ дикаряхъ же и животныхъ особенно обращаетъ на себя вниманіе то, что ихъ грубый взглядъ ошибается и въ прошедшемъ и въ предвидніи самаго близкаго будущаго.

Дале, существуетъ громадная разница между собраніемъ признаковъ вещи и различеніемъ этихъ признаковъ отъ субстанціи, которой они приписываются, такая же разница существуетъ между простымъ схватываніемъ короткаго ряда событій и выведеніемъ этихъ событій изъ причинъ и силъ. Высшимъ способностямъ принадлежитъ не первое, но второе.

Хотя это замчаніе и вызвано ученіемъ Канта, однако оно собственно относится къ слдующему.

64. Насколько мало логическая отдлка понятій можетъ служить мриломъ разсудка (вспомнимъ только о разсудк женщинъ, художниковъ, чиновниковъ, купцовъ), настолько же она обнаруживаетъ все-таки часть того различія, котораго мы доискиваемся. И дикарь, и животное, безъ сомннія, имютъ общія впечатлнія, получаемыя отъ сходныхъ предметовъ, слившіяся представленія деревьевъ, домовъ, людей и т. п., но у нихъ нтъ противоположенія абстрактнаго конкретному.’Общія понятія не отдляются у нихъ отъ своихъ примровъ. Это отдленіе принадлежитъ высшимъ способностямъ. Таково противоположеніе пространственнаго — пространству и временного — времени, равно какъ и противоположеніе нашего Я нашимъ измняющимся состояніямъ, въ то время какъ и животное, по всей вроятности уже отличаетъ себя отъ другаго, съ которымъ оно борется изъ за пищи.

65. Эстетическое и нравственное пониманіе у дикарей является рдкимъ и ограниченнымъ, а у животныхъ чуть ли совсмъ не отсутствуетъ. Выборъ у нихъ гораздо мене обдуманъ и въ цломъ, повидимому, не такъ ршителенъ, какъ у людей образованныхъ. Кром недостатка въ высшемъ, животное иметъ еще одно положительное свойство,— именно оно очевидно находится въ большей зависимости отъ инстинкта, который отчасти является періодическимъ и стоитъ въ самой тсной связи съ организмомъ.

66. Если подвести итогъ всему сказанному, то не получится никакого законченнаго ряда строгихъ различій ни между человкомъ и животнымъ, ни между высшими и низшими способностями. Слдовательно, мы не имемъ и причинъ требовать строго установленнаго различія тамъ, гд встрчаемъ довольно много шаткаго, которое достаточно объясняетъ, какъ можно находить себя вынужденнымъ спрашивать о различіи, которое считаютъ единымъ и повсюду равнымъ.— Но если кто нибудь подумаетъ, что животное слишкомъ близко приближается здсь къ человку, то противъ этого имютъ силу слдующія замчанія.

Мы знаемъ животныхъ очень мало. Мы различаемъ слишкомъ мало животныхъ классовъ. Въ основаніи дрессировки животныхъ, изъ которой мы узнаемъ замчательную гибкость ихъ дарованій, большею частію лежитъ столь же ложное понятіе, что и въ основаніи дурнаго воспитанія человческаго дитяти. Животное не поддается никакой дрессировк, кром какъ по внутреннимъ законамъ своего существа, и большая часть употребляемыхъ при этомъ принужденіи, есть, безъ сомннія, грубое мученіе, даже если оно должно быть нужнымъ для достиженія цли, когда желаютъ воспользоваться животнымъ только какъ животнымъ. Кто наблюдалъ молодыхъ животныхъ, тотъ не могъ не замтить, какъ часто пытаются они пользоваться своими передними лапами точно руками: напрасное стремленіе перешагнуть границы своей организаціи. Но человку лучше иногда посовтовать, вмсто того, чтобы кичиться, вспомнить, съ благодарностію о тхъ вспомогательныхъ средствахъ образованія, которыми онъ преимущественно пользуется. Впрочемъ, въ то время какъ для насъ остается тайной многообразное различіе въ душевной жизни разныхъ животныхъ, различіе людей является передъ нами все-таки немного отчетливе. На вопросъ, могутъ ли представленія, какъ силы, обнаруживаться въ людяхъ вполн, или, можетъ быть, здсь еще остается все-таки нсколько той ограниченности, которая замчается у животныхъ,— можно отвдать въ общемъ слдующее: руда человка должны вооружаться безчисленными инструментами, рчь нуждается еще въ типографскомъ станк, геніальные люди показываютъ, какъ много недостаетъ обыкновенному человку до свободной душевной жизни и съ какою также легкостью могутъ слабоумные люди крпко затягивать тотъ узелъ въ человческомъ образ, которымъ органическая жизнь спутываетъ душевную, наконецъ, самообладаніе, это дло высшаго образованія, страдаетъ еще отъ всхъ недостатковъ образованія и воспитанія. Слдовательно, достаточно ясно, что извстная до сихъ поръ человческая дятельность не считается вполн законченнымъ выраженіемъ того, что могутъ сдлать представленія, какъ силы, и близка догадка, что на другихъ небесныхъ тлахъ, при другомъ давленіи, атмосфер, освщеніи и пр., могутъ существовать организаціи, гораздо боле способныя къ развитію.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
Способности представленія.

67. То, что относится къ способностямъ представленія, можетъ быть сведено къ слдующему обзору:

а) Произведеніе (продукція)

) опыта:

aa) по матеріи,

bb) по форм,

) понятій, переступающихъ опытъ.

b) Воспроизведете (репродукція).

По этому плану мы и будемъ разсматривать способности представленія, причемъ обратимъ вниманіе и на обычное раздленіе душевныхъ способностей.

А. Вншнія чувства.

68. Произведеніе матеріи опыта является преимущественно дломъ вншнихъ чувствъ: осязанія, вкуса, обонянія, слуха, зрнія. (Что называется матеріей и формой опыта,— это извстно изъ Введенія въ философіи, ср. Einleitung in die Philosophie, 25, 29 {См. выше, примчаніе переводчика въ 63 (стр. 139).}).

Пять указанныхъ чувствъ принимаются соотвтственно числу чувствующихъ органовъ, различныхъ классовъ чувственныхъ ощущеній гораздо больше. Сверхъ того, сами органы обладаютъ ощущающими поверхностями, слдовательно безконечнымъ множествомъ ощущающихъ мстъ, съ тмъ замчательнымъ различіемъ, что въ однихъ чувствахъ возникаетъ общее ощущеніе, а въ другихъ каждое отдльное мсто ощущающей поверхности даетъ особое представленіе.

69. Ощущеніе давленія, а также тепла и холода, иметъ своимъ органомъ поверхность всего тла. Давленіе ощущается весьма различно, смотря по тому, насколько оно бываетъ одинаковымъ въ разныхъ частяхъ ощущающей поверхности и въ слдующихъ другъ за другомъ, въ продолженіи ощущенія, моментахъ времени. Такъ различаютъ острое, гладкое, мохнатое, упругое и т. д. (Можетъ быть, теплое и холодное ощущается боле внутренними, а давленіе боле вншними частями нервовъ).

Особымъ видомъ осязанія (Gefhl) является то чувство (Tastsinn), которое помогаетъ намъ опредлять форму опыта. Замтимъ, что при этомъ вид осязанія (Tasten) дйствуетъ нсколько пальцевъ, нсколько частей языка, вообще нсколько мстъ ощущающей поверхности.

70. Вкусъ даетъ очень много различныхъ ощущеній, а эти ощущенія, будучи одновременными, смшиваются другъ съ другомъ. Вмст съ тмъ, языкъ есть преимущественное мстонахожденіе осязанія всякаго рода. (Онъ обладаетъ и разными видами нервовъ).

71. Запахи, подобно звукамъ, навязываются намъ съ силою, но они не позволяютъ, подобно имъ, различать въ себ многообразное. Надъ органомъ обонянія мы имемъ меньше власти, чмъ надъ остальными органами чувствъ, онъ самъ очень страдаетъ при своихъ отправленіяхъ. Запахи могутъ убивать и распространять заразныя болзни, большею частію они пріятны или непріятны и рдко — безразличны, но, скоро притупляя органъ обонянія, ни одинъ изъ нихъ не ощущается долго.

Сравнительно съ дикаремъ и многими животными, у цивилизованнаго человка это чувство кажется совсмъ притупленнымъ.

72. По многообразію ощущеній, слухъ является самымъ богатымъ изъ всхъ чувствъ. Музыкальные тоны, позволяютъ различать себя, будучи даже одновременными, независимо отъ нихъ, схватываютъ гласныя и, на ряду съ тмъ и другимъ, воспринимаютъ согласныя, которыя, повидимому, относятся къ классамъ разнообразнаго шума. Замчательна лишенная тона, и тмъ не мене вразумительная рчь человка. Быть можетъ, сюда близко подходитъ пониманіе тхъ, которые отъ рожденія лишены музыкальности, хотя очень хорошо слышатъ. (Вроятно, каждый музыкальный тонъ иметъ въ орган свою собственную часть. Безъ этого, мало понятно, какимъ образомъ одновременные тоны остаются отдленными, и почему они не даютъ какого нибудь третьяго смшаннаго тона, что уничтожило бы эстетическое пониманіе интервалла).

73. Зрніе различаетъ цвта и, независимо отъ нихъ, степени освщенія. Каждое мсто глазной стчатки видитъ порознь и даетъ особое ощущеніе. Нкоторые глаза не различаютъ части цвтовъ, а нкоторые не различаютъ ихъ и вовсе (при остромъ, впрочемъ, зрніи). Величайшая подвижность, способность приближаться къ предметамъ и удаляться отъ нихъ, приспособляясь къ сильному и слабому свту, наконецъ способность произвольно закрываться вками — все это является преимуществомъ органа зрнія, (Ниже будетъ показано, что подвижность особенно способствуетъ пониманію пространственной формы, которая совсмъ не такъ первоначальна, какъ это кажется: ее изучаютъ, и она проходитъ черезъ весьма различныя ступени развитія).

Примчаніе. Каждое чувство иметъ свою степень остроты и топкости, свою долготу и краткость.

Все до сихъ поръ сказанное относится только о ощущеніямъ, а не къ интуиціямъ. Послднія предполагаютъ представленіе объекта въ противоположность другимъ объектамъ и субъекту, и поэтому даютъ работу чуть ли не всмъ такъ называемымъ душевнымъ способностямъ вмст (никакъ не просто чувственности). Кто, какъ говорятъ, погружается въ созерцаніе и забывается въ немъ, тотъ близокъ къ тому, чтобы только ощущать.

В. Внутреннее чувство.

74. Въ тл нтъ никакого замтнаго органа внутренняго чувства, тмъ не мене, по аналогій съ вншними чувствами, таковой органъ признаютъ, приписывая ему воспріятіе нашихъ собственныхъ состояній, какъ они измняются во времени. Поэтому, внутреннее чувство, поскольку его считаютъ чмъ то особо существующимъ {Впрочемъ, его объясненіе заключается въ основаніяхъ психологіи. 40—48. Прим. Гербарта.} въ нашихъ способностяхъ, является чистйшей выдумкой психологовъ, да и довольно несостоятельной выдумкой, потому что они не могутъ ни опредленно пересчитать т классы представленій, которые даются этимъ чувствомъ, ни указать на какое бы то ни было подобіе закона, которымъ возможно было бы объяснить крайнюю неправильность его дйствія. Вншнія чувства, если могутъ, то длаютъ свое дло, и если отказываются отъ этого, то извстно, почему, а внутреннее чувство, зорко подмчая по временемъ все, что происходитъ въ самыхъ сокровенныхъ изгибахъ сердца, иногда бываетъ настолько вялымъ и тупымъ, что, хотя и сознаетъ мельканіе какой то мысли, однако чувствуетъ себя неспособнымъ поймать ее. Внутреннее чувство не выдерживаетъ долго умышленнаго напряженія, что мы желаемъ разсмотрть въ себ особенно точно, затемняется во время наблюденія. Впрочемъ, насколько является ненадежной та матерія опыта, которую даетъ намъ внутреннее чувство, настолько же иногда оказывается удивительной приписываемая ему душевная дятельность. Нердко самонаблюденіе (Selbstauffassung) дйствуетъ при очень бурныхъ аффектахъ и смиряетъ ихъ. Иногда, при самой напряженной работ во вншнемъ мір, человкъ въ тснот управляетъ самимъ собою, чтобы правильно выполнить дло. Актеръ, представляющій хитраго обманщика, сознаетъ, во первыхъ, свою собственную личность, во вторыхъ — характеръ, лежащій въ роли, въ третьихъ — искусство представлять и принятый видъ, принадлежащій данному характеру, какъ средство обмана. Внутреннее чувство неопредленно возвышается въ высшую степень, свое самонаблюденіе мы можемъ опять наблюдать, и такъ дале

Примчаніе. Уже въ спорахъ между картезіанцами, Локкомъ и Лейбницемъ выступаетъ вопросъ о томъ, существуютъ ли безсознательныя представленія?

Самый легкій и краткій отвтъ есть тотъ, что, коль скоро всякое представливаніе, въ свою очередь, также служитъ предметомъ представленія, то внутреннее чувство должно постоянно находиться на безконечно высокой степени дятельности. Въ ученіи же Лейбница признаніе безсознательныхъ представленій стоить въ связи съ его метафизическимъ понятіемъ субстанціи. Самое нужное объ этомъ находится на стр. 89 полеевскаго (Poley) перевода сочиненія Локка о человческомъ ум.

С. Формы ряда.

75. Пространство и время становятся предметами весьма ложнаго ученія, если принимать ихъ за собственныя, единственныя, независимо другъ отъ друга данныя, формы чувственности. Пространство есть единственная вполн выработанная форма ряда, она продуцируется преимущественно по поводу зрительныхъ и осязательныхъ ощущеній, впрочемъ, этимъ дло не ограничивается, и по нкоторымъ другимъ поводамъ является совершенно подобный видъ продукціи, или полной, или до извстной степени ограниченной, или отчетливо мыслимой, или неотчетливо, иногда съ характерными побочными опредленіями, которыя бываютъ причиной того, что содержащуюся здсь форму ряда отличаютъ отъ пространства. Таковымъ является, во первыхъ, время, во вторыхъ, число, и, въ третьихъ, степень, или интенсивная величина.

Форма ряда продуцируется мене отчетливо, хотя и неизбжно, при сопоставленіи однородныхъ ощущеній по возможности ихъ перехода изъ одного въ другое. Отсюда — звуковая линія. (Эту линію нужно отличать отъ гаммы, опирающейся на эстетическія опредленія). На нее походила бы цвтная поверхность между тремя главными цвтами — желтымъ, краснымъ и голубымъ, если бы наврное было извстно, можно ли вс цвта свести на эти три, различающіеся между собою только по степени приближенія ихъ къ свтлому и темному (быть можетъ, блому и черному), и не нуждается ли скоре область цвта еще въ какомъ нибудь третьемъ измреніи.

Примчаніе. Въ различіи свтлаго и темнаго, равно какъ и въ противоположности высокаго и низкаго тона у звуковой линіи, сказывается представленіе о слдованіи вверхъ, которое обнаруживаетъ, что процессъ ‘сведенія’ (Wlbung) и ‘заостренія’ (Zuspitzung) {См. 26.} совершается медленне при боле низкомъ и темномъ и, напротивъ, быстре — при боле высокомъ и свтломъ. Поэтому то въ музык басъ большею частью движется медленне дисканта.

Еще мене отчетливой, но точно также необходимой, является форма ряда въ каждомъ логическомъ построеніи, гд видовыя понятія, противополагаясь другъ другу, въ тоже время объемлются вмст понятіемъ рода. Пространственные символы являются здсь не одними только выраженіями. Въ самой сущности дла есть что то такое, что вызываетъ названія врод объема или сферы понятія. Однако, поскольку эти слова заимствованы отъ пространства, этой выработанной формы ряда, они содержатъ въ себ только сравненіе.

Точно также необходимо въ метафизик ученіе объ умопостигаемомъ пространств, которое вполн отчетливо построяется по всмъ тремъ измреніямъ — просто для потребности метафизическаго мышленія, безъ всякой примси чего либо чувственнаго {Срав. примчаніе переводчика къ стать ‘О возм. и необх. прим. въ псих. мат.’ (стр. 23).}.

76. Представленіе ряда ясне всего оказывается въ понятіяхъ цлыхъ положительныхъ чиселъ. Однако они, постепенно порридаясь и развиваясь (дикарямъ и дтямъ бываетъ съ ними не мало труда), еще недостаточны для того, чтобы заключать въ себ вс пониманія перехода (Fortschritts) къ большему или меньшему, лучите сказать, продукція формы ряда уже въ числахъ постоянно длается все боле искусственной и развитой. Прежде всего, между цлыми числами повсюду вставляются непрерывные переходы въ вид дробей, и вмст съ тмъ, черезъ обратное продолженіе ряда, являются отрицательныя числа. Потомъ развиваются понятія ирраціональныхъ корней, логаримовъ и экспонентныхъ величинъ, наконецъ, понятіе безчисленнаго — при помощи интеграціи полученныхъ функцій, въ основ которыхъ лежитъ дифференціалъ, т. е. понятіе извстнаго правила увеличенія или уменьшенія.

Короче, ариметика представляютъ для психолога замчательное зрлище постоянно улучшающагося способа представленія ряда, который можно пробгать и взадъ и впередъ.

77. Уже но аналогіи съ этимъ безспорнымъ фактомъ, мы должны считать по меньшей мр вроятнымъ, что и геометрическое представленіе пространства, съ его безконечной величиной и длимостью, есть только постоянно совершающаяся продукція, а не что либо изначала лежащее въ человк, тмъ боле, что безконечная образуемость пространственныхъ понятій, прогрессивно обнаруживается въ томъ, что создаетъ изъ лихъ постоянно выше восходящую геометрію. Принципы, объясняющіе продукцію пространства, находятся въ третьей части.

Здсь мы обратимъ особенное вниманіе на понятіе ‘между’ съ двумя противоположными сторонами. Это понятіе является характернымъ для всхъ формъ ряда. Число находится между числами, мсто въ пространств-между другими мстами, моментъ времени — между двумя моментами, степень — между высшей и низшей степенью, топъ — между тонами, и т. д.

Дале, отмтимъ тотъ психологическій фактъ, что мы, какъ это особенно бросается въ глаза при глазомр и такт, беремъ опредленное разстояніе (будетъ ли оно пустымъ или наполненнымъ) въ пространств, во времени, на звуковой линіи, иногда и въ интенсивныхъ величинахъ, и пользуется имъ дале какъ мриломъ (Maasstab).

D. Логическія формы.

73. Философы имютъ дурное обыкновеніе опираться въ трудныхъ случаяхъ на логику, и не для того, чтобы особенно тщательно выслдить ея предписанія (что было бы весьма похвальнымъ), но для того, чтобы позаимствовать нчто изъ того метода, котораго она сама придерживается въ своемъ научномъ ход. (Предостерегающими примрами являются кантовскія категоріи, составленныя по весьма недостаточной таблиц логическихъ формъ сужденія, и кантовскій же категорическій посгулятъ, который содержитъ въ себ ничто иное, какъ напоминаніе о логическомъ отношеніи общаго къ частному). Такимъ образомъ, теперь и въ психологіи считаютъ нужнымъ говорить о понятіяхъ, сужденіяхъ и умозаключеніяхъ немного больше, чмъ то, что въ душ, безъ сомннія, существуютъ способности ко всмъ логическимъ операціямъ, и такъ какъ логика, переходя отъ боле простаго къ боле сложному, говоритъ сначала о понятіяхъ, затмъ — о сужденіяхъ, и наконецъ-объ умозаключеніяхъ, то и въ психологіи, ничтоже сумняся, разсматриваютъ въ томъ же самомъ порядк такъ называемыя способности къ этимъ вещамъ, т. е. умъ, разсудокъ и разумъ.

Но нкоторые изъ фактическихъ обстоятельствъ позволяютъ уже намъ сомнваться въ томъ, дйствительно ли встрчаются въ человческомъ мышленіи понятія въ строго логическомъ смысл этого слова? Спрашивается, не являются ли они скоре логическими идеалами, къ которымъ должно все боле и боле приближаться наше дйствительное мышленіе? Въ третьей части этотъ вопросъ будетъ ршенъ утвердительно, тамъ будетъ показано, что сужденія суть то, при помощи чего понятія все больше и больше приближаются къ идеалу, отчего они въ извстномъ смысл предшествуютъ послднему, наконецъ, тамъ будетъ выяснено, что изъ этой дятельности сужденія вытекаютъ очень важныя слдствія, особенно для метафизическихъ понятій.

79. Какъ образуются у человка т представленія, которыя называютъ понятіями? За ршеніемъ этого вопроса обратимся къ словарямъ и грамматикамъ. Они для каждаго слова указываютъ намъ какую нибудь мысль, которая колеблется между множествомъ различныхъ и подъ часъ едва соединимыхъ признаковъ. Эти признаки обнаруживаютъ, что вмсто общихъ понятій (какъ напр. человкъ, дерево. Mensch, Baum), употребляются представленія одного изъ тхъ многихъ, которые обозначаются неопредленнымъ членомъ (ет Mensch, ein Baum, какой-то человкъ, какое-то дерево), причемъ, очевидно, логическія требованія не имютъ значенія. Отсюда нтъ ничего удивительнаго, что большинство людей даже не иметъ наготов хорошихъ словесныхъ опредленій, если спросить ихъ, что они представляютъ себ при томъ или другомъ слов. Слдовательно, вмсто того, чтобы (сообразно съ логикой) ближе всего представлять каждое общее понятіе просто но его содержанію, а примненіе его по объему разсматривать какъ нчто случайное для самого понятія, — люди обозначаютъ общее впечатлніе отъ многихъ сходныхъ предметовъ словомъ, и при употребленіи этого, совсмъ не строго опредленнаго, слова, его смыслу каждый разъ до того должна помогать связь рчи, что будутъ приходить на память преимущественно только извстные признаки мысли, неопредленной въ остальномъ.

Отсюда видно, какою превратной проблемой обременяютъ психологію, когда желаютъ заставитъ ее объяснятъ происхожденіе въ человческой душ чисто общихъ понятій.

Подобныхъ понятій совсмъ нельзя указать фактически, а если и можно, то разв только въ наукахъ, гд бываетъ яснымъ, какъ они образуются. Образуются же они при помощи положительныхъ и отрицательныхъ сужденій, которыя приписываютъ опредляемому слову различные признаки, или отрицаютъ у него ихъ.

80. Напротивъ, является несомнннымъ фактомъ, что человческія мысли обыкновенно (хотя и не всегда) примняются въ форм сужденій. Въ основ чуть ли не всхъ формъ рчи мало мальски только образованнаго языка лежитъ связь подлежащаго со сказуемымъ. Однако при этомъ не надо забывать, что въ дйствительности оказывается неудовлетворительнымъ логическое требованіе того, чтобы подлежащее и сказуемое были строго опредленными понятіями.

81. Только что упомянутый фактъ долженъ броситься въ глаза какъ психологическая достопримчательность, потому что, хотя изъ того предположенія, что представляющее существо должно познавать или даже мыслить только возможнымъ дйствительный или только кажущійся міръ, вовсе не слдуетъ, что это мышленіе или познаніе должно принимать именно формы сужденія, можно все таки поддаться искушенію считать столь особое обстоятельство свойствомъ человческой природы.

Если мыслить представливаніе отраженіемъ представляемыхъ предметовъ то оно само должно равняться этимъ предметамъ и самымъ точнымъ образомъ заключать ихъ въ себ. Но связи подлежащаго съ (большею частію отрицательнымъ) сказуемымъ никто не принимаетъ за связь въ предметахъ. И живописецъ, рисующій намъ лицо, о которомъ идетъ рчь, дастъ гораздо боле точное знаніе, чмъ тотъ, кто захотлъ бы на словахъ пересчитать вс предикаты, схватываемые однимъ взглядомъ на рисунокъ. Также и нея постройка видовъ и родовъ, которую мы можемъ, подъ руководствомъ логики, воздвигнуть изъ понятія, чужда дйствительности и употребляется только въ нашемъ познаніи, связанномъ съ формами сужденія.

Примчаніе. Уже нкоторымъ философамъ (напр., Спиноз) предносился идеалъ интуитивнаго (воззрительнаго) познанія, для котораго, если оно должно было давать истину, требовалось, конечно, такъ называемое интеллектуальное воззрніе, свободное отъ чувственности и направленное непосредственно на истину. Что произойдетъ изъ того, если противорчивыя понятія примутъ за предметы интуиціи и, какъ таковыя, будутъ восхвалять,— это отчасти испытало старое время, по и психологія можетъ обогатиться насколько замчательными, настолько же и печальными фактами, если не перестанутъ искусственно стараться cum ratione insanire. Напротивъ, если бы догадались отойдти отъ ложныхъ системъ и посмотрть на нихъ съ правильной точки зрнія, то это было бы поучительнымъ.

82. Главный вопросъ, который мы думаемъ предложить умозрительной психологіи относительно сужденій, таковъ: откуда происходитъ страдательное положеніе подлежащаго, какъ такой мысли, которой еще только должно быть дано опредленіе при помощи сказуемаго? Почему, сходясь въ мышленіи, подлежащее и сказуемое не вступаютъ тотчасъ же въ отношеніе существительнаго и прилагательнаго? Почему кажется, будто дйствительно ихъ должна связать только душевная способность, называемая разсудкомъ?

При этомъ, въ фактическомъ отношеніи, предварительно нужно сдлать слдующія замчанія:

а) Если утверждаютъ, что все человческое мышленіе есть скрытое сужденіе, то это — натяжка. Какъ врный фактъ, сужденіе обнаруживается только въ’ рчи, но человкъ мыслитъ многое, чего не высказываетъ.

b) На развитіе человческаго мышленія въ высказываемыхъ сужденіяхъ иметъ большое вліяніе его наклонность сообщаться съ другими. Пожалуй, это иметъ и обратное значеніе: скрытнымъ человкомъ можетъ быть такой, представленія котораго не легко складываются въ форму сужденій. Уже у дтей замчается поразительное различіе въ словоохотливости и скрытности, даже если послдняя происходитъ не отъ лности или страха.

с) Высказываніе часто бываетъ потребностью и доставляетъ облегченіе. Сужденіе связывается здсь съ влеченіями и чувствами.

d) Главнымъ видомъ сужденій, въ которыхъ подлежащее и сказуемое оказываются: особенно строго раздленными, являются приговоры, выражающія предпочтеніе и отверженіе. Наклонность къ нимъ такъ велика, что человкъ совершенно вритъ въ предзнаменованія, т. е. бываетъ склоненъ разсматривать каждый случай какъ возвщающій какое нибудь счастье или несчастье. И, при вид повторяющихся попытокъ философовъ свести добро и зло на утвержденіе и отрицаніе, можно догадываться, что хотя между сужденіями, съ одной стороны, и желаемымъ и нежелаемымъ, съ другой стороны, нтъ никакой связи, находящейся вн насъ въ природ, однако здсь все-таки должна имть мсто связь психологическая.

e) Другимъ главнымъ видомъ сужденій, въ которомъ точно также замтны различіе и соединеніе обихъ составныхъ частей, представляется связываніе новаго съ извстнымъ. Здсь или извстное является подлежащимъ, а новое — сказуемымъ (при измненіяхъ, которыя замчаются въ вещахъ), напр. ‘дерево цвтетъ’, или новое становится подлежащимъ и субсумируется подъ извстнымъ сказуемымъ, какъ напр. при всхъ отвтахъ на вопросъ: что это такое?.

Послднія замчанія носятъ, конечно, только частный характеръ, однако въ психологіи принято часто объяснять общее изъ частнаго, потому что очень часто отдльные виды представленій расширяются при помощи перенесенія. Подобно тому, какъ возникаютъ понятія ирраціональныхъ величинъ въ то время, какъ представленіе разложенія на равные факторы переносится и на такія числа, которыя происходятъ не изъ нсколькихъ равныхъ факторовъ: точно также и общее обыкновеніе выражать всякую рчь въ форм сужденія можетъ имть очень спеціальное начало, и никакимъ образомъ нельзя предполагать, что вс мысли, которыя теперь являются въ форм связи подлежащаго со сказуемымъ, содержать для этого основаніе въ самыхъ себ.

Примчаніе. Сужденій врод ‘А = А’ или ‘камень не сладокъ’ суть школьныя формулы и школьные примры. Если составляютъ сужденія изначала, то при этомъ обнаруживается точка зрнія того, кто судитъ. Дти судятъ и ставятъ вопросы тамъ, гд взрослый человкъ уже не раздляетъ боле своихъ вмст связанныхъ существительныхъ и прилагательныхъ, и гд онъ отчасти стсненъ обычаемъ, отчасти знаетъ границы человческаго знанія, отчасти желаетъ смотрть на вещи только съ дловой стороны.

Тамъ, гд дается отвтъ на вопросъ ‘что это такое?’ — легко узнать процессъ сведенія и заостренія (26). ‘Es ist nichts als Schnee’, ‘это ничто иное, какъ снгъ’ — говоритъ ребенокъ, которому подарили снговое пирожное (Schneekuchen). Здсь пирожное было подлежащимъ, пониманіе котораго подало поводъ къ сведенію: ‘что такое пирожное?’ — пока заостреніе не оставило только снга. Заключеніе, что это пирожное несъдобно и что оно растаетъ, подобнаго же рода, здсь сказуемыя также приходятъ изнутри. Обратное происходитъ, если тотъ, кто до сихъ поръ привыкъ видть собакъ свободно бгающими, въ первый разъ видитъ, какъ собака везетъ на рынокъ товаръ, и составляетъ себ объ этомъ сужденіе. Мимо же лошади, везущей вагонъ, онъ прошелъ бы, не длая сужденій.

Сведеніе напрягаетъ, заостреніе удовлетворяетъ. Отсюда — удовольствіе при постановленіи приговора (Beurtheilen) и отсюда же — поспшныя сужденія и болтовня. Это мшаетъ наблюденію, точно также какъ и мышленію. Наблюдатель замчалъ бы больше, онъ не удовлетворялся бы одинаковымъ заостреніемъ. У мыслителя сведеніе было бы полне и глубже. Удовольствію строить сужденія мшаетъ и образованіе. Критическія головы рдко продуцируютъ.

Наблюдатель послдовательно переходитъ отъ одного сведенія къ другому, онъ образуетъ рядъ сужденій. Простое взираніе (Anschauen) не раздляетъ сказуемыхъ, оно мене остро, такъ какъ сведеніе было недостаточнымъ, то такимъ же является и заостреніе. Отсюда часто происходятъ неврные пересказы. Этому содйствуетъ рчь со своими словами, имющими много значеній, если только этому не противодйствуетъ постоянная поправка.

83. Умозаключенія разсматриваются въ логик какъ прогрессивное движеніе мышленія. Однако при этомъ сейчасъ же навязываются два замчанія:

а) Въ обычной рчи выводъ рдко представляется въ форм полнаго силлогизма, лучше сказать, послдній почти всегда заключаетъ въ себ что то скучное, если не является сокращеннымъ въ вид энтимемы. Это совсмъ не упрекъ силлогизму (какъ это часто понимаютъ), но лишь напоминаніе о томъ, что логика и психологія суть различныя вещи. Ряды представленій большею частью протекаютъ при помощи вторыхъ посылокъ, между тмъ какъ первыя посылки упоминаются только мелькомъ.

b) Произведенія мышленія очень рдко съ самаго начала (при нахожденіи) имютъ прочность силлогизма. Большею частью являются попытки связать другъ съ другомъ два представленія, вертящіяся около одинаковаго средняго понятія, еще прежде, чмъ испытано необходимое качество посылокъ и строгое тожество средняго понятія. Правильное умозаключеніе и правильное измреніе находятся въ близкомъ родств. Мы желаемъ строго придерживаться средняго понятія, какъ мрила.

84. Поэтому, если разуму приписывается способность умозаключенія, то здсь опять таки становится очевиднымъ неумстное разграниченіе душевныхъ способностей. Длитъ умозаключенія и подтверждать и испытывать ихъ — дв вещи, совершенно разныя и большею частью рзко отдляемыя въ дйствительности. Первое можетъ быть приписано воображенію, а второе — разуму,

85. Наконецъ, здсь нужно упомянуть еще о логическомъ одобреніи, которое сильно отличается отъ эстетическаго. Сравнительно Съ этимъ, оно состоитъ не въ предпочтеніи, противоположностью котораго является отверженіе, но въ признаніи, при чемъ предметъ принимается, впрочемъ, такъ, какъ онъ есть. Однако съ признаніемъ связывается особаго рода чувство, въ которомъ смшиваются принужденіе очевидности и удовлетвореніе требованія, и которое только смотря по обстоятельствамъ опредляется какъ боле пріятное или непріятное. Здсь главнымъ дломъ будетъ отмтить, какъ мнимыя способности познаванія и чувствованія совпадаютъ другъ съ другомъ, или. какъ охотне выражаются психологи, вліяютъ другъ на друга, при чемъ они обыкновенно дале не заботятся о причинномъ отношеніи этого вліянія.

Е. Трансцендентныя понятія.

86. Совсмъ не легко установить разницу между тмъ, что относится къ опыту, и тмъ, что переступаетъ его. Кантъ еще причисляетъ понятія субстанціи и силы къ тому, что входитъ въ опытъ, какъ его опредленіе,-и это даетъ у него substantia phaenomenon. Въ этомъ мы должны уклониться отъ него, исходя изъ тхъ основаній, которыя отчасти уже выставляются на видъ ‘Введеніемъ въ философію’ и развиваются дале въ ‘Общей метафизик’.

(Именно, понятіе субстанціи не равняется понятію вещи, но возникаетъ изъ него. Вещь есть соединеніе признаковъ, еще до поднятія вопроса объ ихъ реальномъ единств, которое при этомъ слпо предполагается. Субстанція есть отличный отъ всхъ признаковъ носитель послднихъ, это понятіе впервые возникаетъ, лишь только становится яснымъ, что признаки должно отличать отъ ихъ единства. Это понятіе противорчиво, оно должно быть преобразовано въ понятіе сущности, которая, посредствомъ нарушеній и самосохраненій, даетъ намъ явленіе соединенія признаковъ, по истин ей не принадлежащихъ. Понятіе силы примыкаетъ къ субстанціи и развивается едва ли не равнымъ съ нею образомъ, исходя изъ понятія измняемой вещи, оно подвергается подобному же метафизическому исправленію. Слдовательно, оба понятія возникаютъ на крайнихъ границахъ опыта, какъ противорчія, завлекающія въ метафизику, т. е. необходимыя намъ для того, чтобы переступить опытъ и установить наши убжденія, предметы которыхъ не могутъ быть даны ни въ какомъ опыт).

87. Вооружась понятіями субстанціи и силы (какъ бы, впрочемъ, темно и неправильно они еще не мыслились), человческій духъ то стремится во всю ширину пространства и времени, то сосредоточивается на неизмримо-маломъ тхъ же самыхъ рядовыхъ формъ, то совершенно минуетъ ихъ,— для того, чтобы найдти высочайшее и величайшее. Такъ возникаютъ вопросы о безконечности міра, о составныхъ частяхъ матеріи (или кусочкахъ, или атомахъ), о духовномъ мір и Божеств.

Примчаніе. Было бы въ высшей степени несвоевременнымъ желать уже теперь поднять психологическіе вопросы о предметахъ подобнаго рода, какъ это недавно длали съ извстнымъ пристрастіемъ и воображая, что этимъ путемъ возможно оказать услуги наук. Согласно мнніямъ о самыхъ предметахъ, непремнно образуются понятіи о душевныхъ способностяхъ, при помощи которыхъ должны быть познаны эти предметы, и, прежде, чмъ осмливаться спрашивать о томъ, какая можетъ принадлежать человку способность для сверхчувственнаго познанія, должно имть такую метафизику, которая могла бы исправить указанныя мннія.

88. Сюда относятся еще очищенныя геометрическія понятія тлъ, какъ однообразныхъ протяженій, понятія совершенныхъ плоскостей, линій, точекъ. Они также переступаютъ опытъ, или, лучше сказать, опытъ переступаетъ ихъ, потому что каждый чувственный предметъ, примшивая нчто къ этимъ понятіямъ, обезображиваетъ ихъ.

Вопросъ о душевныхъ способностяхъ, производящихъ основныя понятія геометріи, ненуженъ потому, что съ перваго взгляда можно видть, что, при предполагаемомъ произведеніи (Production) рядовыхъ формъ, они (понятія) могутъ получаться изъ опыта, поскольку возможно раздлить то, что чувства представляютъ смшаннымъ (операція, подобная произведенію научныхъ общихъ понятій).

F. Воспроизведеніе.

89. Что касается воспроизведенія, которое цликомъ относится къ временной жизни человка, именно — къ продолженію однажды явившагося представленія, то здсь мы опять таки наталкиваемся на безпечность психологовъ въ отношеніи того, о чемъ поставленъ вопросъ. Именно, наши представленія исчезаютъ изъ сознанія и возвращаются снова. Для чего же сначала слдуетъ подыскать основаніе — для исчезновенія или возвращенія? Прежде вопросъ долженъ быть направленъ на первое, между тмъ какъ обыкновенно говорятъ о послднемъ.

90. Воспроизведеніе преимущественно можетъ быть разсматриваемо съ двухъ сторонъ: со стороны своей живости и со стороны своей врности. Первое приписываютъ воображенію а второе — памяти. Такимъ образомъ, придумываютъ дв душевныхъ способности для одной вещи, разсматриваемой съ двухъ разныхъ сторонъ. Однако для этого есть оправданіе, которое легко увидть въ нижеслдующемъ,

91. Врность и живость воспроизведенія очень рдко бываютъ соединены равномрно. Именно, врность основывается на томъ, что одно представленіе возобновляется въ такой же самой связи съ другимъ, въ какой оно выступало прежде (съ тми же самыми признаками единой вещи, тми же самыми обстоятельствами единаго событія, тмъ же самымъ временнымъ опредленіемъ и тою же самою связью съ мстомъ и т. д.). Это требованіе рдко выполняется въ совершенств тамъ, гд живость воспроизведенія допускаетъ чуть ли не разомъ возвращаться въ сознаніе многимъ, несвязаннымъ между собою, представленіямъ, которыя разнообразнымъ способомъ перекрещиваются въ своихъ побочныхъ опредленіяхъ. Такимъ образомъ и выходитъ, что у человка съ большой фантазіей память оказывается не слишкомъ врной, хотя въ этомъ отношеніи бываютъ исключенія.

Примчаніе. Нкоторые психологи требуютъ отъ памяти воспроизведенія съ припоминаніемъ. Послднее должно быть сужденіемъ, что прежде уже имлось то же самое представленіе. (Отсюда иногда придумываютъ еще особую, и совсмъ лишнюю, способность припоминанія). Однако только въ рдкихъ случаяхъ упомянутое сужденіе можетъ быть отмчено какъ такое, въ которомъ дйствительно различаются подлежащее и сказуемое, и все опредленіе ничуть не соотвтствуетъ словоупотребленію. Говорятъ, что онъ иметъ хорошую память, про того, кто легко заучиваетъ рчь и можетъ, не разрывая связи, врно произнести ее наизусть, хотя во время произношенія онъ и не вспоминаетъ, что это — таже самая рчь, которая была написана или напечатана на той или другой бумаг и которую онъ заучивалъ въ тотъ или другой часъ.

92. Психологическія сочиненія полны замчаній объ ассоціаціи представленій, или о вид и способ, какъ они вызываютъ другъ друга не только по разъ воспринятой связи въ пространств и времени, но и по сходству, или даже по контрасту. Здсь нтъ необходимости приводить эти замчанія. Скоре здсь можно припомнить о томъ запутанномъ ход, который довольно часто принимаетъ воспроизведеніе. Напр., нашедшій въ лсу уголья и пепелъ ближе всего непосредственно вспоминаетъ о сожженомъ дерев, которое (дале назадъ) могло сухимъ валяться въ лсу, а потомъ (впередъ) было взято расположившимися тамъ людьми и (дале впередъ) зажжено. но какъ пришли сюда люди? (Этотъ вопросъ идетъ назадъ). Гд они остались? (впередъ). Какой бы могъ подняться пожаръ, если бы начался втеръ? (въ сторону, въ область возможности, и, вмст съ тмъ, обращаясь назадъ на втеръ и впередъ на убытки). Или находятъ, напр., въ земл старыя монеты. Какъ он попали сюда? Какого он времени? Зачмъ он зарыты? Кому принадлежитъ это сокровище?— Каждое зернышко смени напоминаетъ (назадъ) о растеніи, отъ котораго оно происходитъ, и (впередъ) о томъ, что можетъ изъ него выйдти, а, вмст съ тмъ, и о томъ употребленіи, которое, можетъ быть, изъ него сдлаютъ, не сажая его въ землю. Было бы полезнымъ упражненіемъ — наблюдать на многихъ подобныхъ примрахъ измняющіяся направленіе и развтвленія въ ход мыслей. Впрочемъ, довольно извстно, что, при связи по сходству, часто одно ставится на мсто другаго, отчего возникаетъ новая комбинація, вымыселъ, для котораго придумываютъ вымышляющую способность.

Примчаніе. Вымышленное, въ самомъ широкомъ смысл слова, является существеннымъ при всхъ изобртеніяхъ. Фантазія настолько же составляетъ принадлежность научнаго размышленія, какъ и поэтическаго творчества, и еще является вопросомъ, кто обладалъ большею фантазіей — Ньютонъ или Шекспиръ,

93. Память и воображеніе сходятся въ томъ, что у каждаго человка ихъ сила ограничивается преимущественно извстными классами предметовъ. Кто обладаетъ геометрической фантазіей, тотъ совершенно напрасно сталъ бы упражняться въ такъ называемой поэзіи, и тотъ, кто безъ всякаго труда запоминаетъ техническія слова, относящіяся къ интересующей его паук, часто иметъ плохую память на городскія новости. Въ этомъ обнаруживается, чти воспроизведеніе, какъ въ отношеніи своей живости, такъ и въ отношеніи врности, стоитъ въ самой тсной связи съ остальными душевными дятельностями, и что принятіе особой душевной способности, порождающей воспроизведеніе, въ высшей степени неудобно для того, чтобы хотя сколько нибудь удовлетворительно сгруппировать явленія.

94. Память и воображеніе отличаются другъ отъ друга тмъ, что первая, повидимому, вызываетъ только представляемые и, такъ сказать, мертвые образы, а вторая дйствуетъ въ активномъ Переходъ представленій изъ одного состоянія въ другое весьма замтенъ при перечитываніи того, что самъ написалъ, и при поврк того, что самъ думалъ.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Способность чувствованія.

95. Если разъ приняты душевныя способности, то сейчасъ же является необходимость принять, кром способности представленія, еще одну или нсколько другихъ, потому что, указывая на то, что мы представляемъ, или какъ возникаетъ въ насъ это представленіе, мы можемъ отмтить далеко не все происходящее въ насъ. Особенно бросается въ глаза то, что въ насъ происходитъ разнообразна предпочтеніе и отверженіе. Поэтому уже давно, на ряду съ способностью представленія, выставляется еще способность желанія и отвращенія.

96. Въ далекихъ и темныхъ пространствахъ рядомъ съ представливаніемъ недавно провели границу между чувствованіемъ и желаніемъ. Хотя, при вопрос о происхожденіи этой границы, психологи объявляютъ, что желаніе относится къ предметамъ, а чувство — къ состояніямъ, однако ихъ объясненіе попадаетъ въ кругъ, или, по крайней мр, оставляетъ въ сторон вопросъ, не являются ли, можетъ быть, чувствованіе и желаніе однимъ фактомъ, который только мы въ своемъ представленіи разсматриваемъ съ различныхъ сторонъ и называемъ поэтому двоякимъ именемъ?

Примчаніе. Маасъ въ своемъ сочиненіи о чувствахъ (8. 39 des I. Th.) объясняетъ чувствованіе при помощи желанія (‘чувство пріятно, поскольку его желаютъ ради него самого’), но тотъ же самый авторъ въ сочиненіи о страстяхъ (8. 2, ср. 8. 7) говоритъ: ‘это извстный законъ природы — желать того, что представляется добрымъ, и отвращаться отъ того, что представляется злымъ’. При этомъ возникаетъ вопросъ, что же будетъ добрымъ и что злымъ? На это мы получаемъ отвтъ: чувства представляютъ добрымъ то, чмъ они пріятно аффинируются, и т. д. И, вмст съ этимъ, мы попадаемъ въ кругъ. Гофбауеръ, въ своихъ ‘Основаніяхъ опытной психологіи’, слдующимъ образомъ начинаетъ главу о способностяхъ чувствованія и желанія: ‘мы сознаемъ нкоторыя состоянія, которыя мы стремимся вызывать, — эти состоянія мы называемъ пріятными, извстныя представленія порождаютъ въ насъ стремленія сдлать ихъ предметъ дйствительнымъ,— это мы называемъ желаніемъ’ и т. д. Здсь для чувствъ и желаній полагается одно и тоже основаніе, — стремленіе, и если различіе должно лежать въ предметахъ и состояніяхъ, то спрашивается, не можетъ ли въ собственномъ смысл желаемое быть чувствомъ, т. е. состояніемъ, котораго мы ожидаемъ отъ предмета?— У другихъ авторовъ, въ этомъ важномъ пункт дло обстоитъ не лучше. Слдовало бы воспользоваться превосходнымъ замчаніемъ Локка въ его труд о человческомъ ум (II, 21, 35). Хотя оно и не исчерпываетъ предмета, однако ведетъ на правильный путь и показываетъ, что многія желанія (если только не вс) существуютъ независимо отъ чувствъ, хотя и могутъ сопровождаться ими. То, что Локкъ называетъ недовольствомъ,— совсмъ не чувство, но первое движеніе самого желанія.

97. Подобно тому, какъ въ высшей степени трудно отдлить факты, называемые чувствами, отъ тхъ, которые извстны подъ именемъ желаній и отвращеній, точно также и перечисленіе видовъ чувствъ является сомнительнымъ предпріятіемъ. Различаютъ троякаго рода вещи: чувственное удовольствіе и боль, чувство прекраснаго и гадкаго (при чемъ примышляется высокое и низкое) и аффекты, которые (по крайней мр, теперь) обыкновенно разсматриваютъ вмст съ чувствованіями. Но этимъ предметъ не исчерпывается. Прежде всего, надо замтить, что чувства раздвояются въ участіи къ тому, что чувствуютъ другіе. Затмъ,— каждый видъ вншней и внутренней дятельности, посл того какъ онъ удался или не удался (т. е. посл того, какъ было или не было удовлетворено лежащее въ дятельности желаніе), влечетъ за собою удовольствіе или неудовольствіе. Дале, чувства различнымъ образомъ смшиваются (спорный пунктъ, также какъ и слдующій). Наконецъ, существуютъ состоянія чувства, которыя, если и не безразличны, то все-таки таковы, что пріятное и непріятное не является для нихъ характернымъ и этимъ не можетъ быть измряема ихъ напряженность.

98. Чтобы имть хоть одинъ прочный пунктъ различія, мы прежде всего раздлимъ чувства на такія, которыя обусловливаются качествомъ чувствуемаго, и на такія, которыя зависятъ отъ случайныхъ расположеній духа. При этомъ можно указать еще на третій, средній случай, когда качествомъ чувствуемаго дйствительно порождается сообразное съ нимъ чувство. Потомъ мы будемъ говорить о среднихъ состояніяхъ между пріятнымъ и непріятнымъ чувствомъ, и, наконецъ, дойдетъ очередь до аффектовъ.

А. О чувствахъ, обусловливаемыхъ качествомъ чувствуемаго.

99. Ясное дло, что такія чувства есть. Всякая тлесная боль, какъ таковая, непріятна, безъ отношенія къ вопросу, насколько терпливо ее переносить. И непріятныя чувства этого рода различаются по видамъ: обжогъ, порзъ, электрическій ударъ, зубная боль — все это возбуждаетъ особое страданіе, которое можно Отличить отъ другаго. Однако здсь нельзя выдлить одного только представляемаго, которое не было бы ни пріятнымъ, ни непріятнымъ, лучше сказать, представленіе и то, что противоположно ему — одно. Сладкое кушанье, нжные звуки, умренная теплота являются примрами пріятныхъ ощущеній этого рода, пріятность которыхъ устанавливается безъ всякаго отношенія къ вопросу, насколько все это цнится и склоняются ли къ тому, чтобы помедлить при этомъ и предаться даннымъ ощущеніямъ.

100. Эти чувства аналогичны со всми эстетическими, отъ которыхъ он отличаются только тмъ, что при послднихъ представляемое можно отдлитъ отъ сказуемаго, выражающаго одобреніе или порицаніе, поэтому эстетическое чувство заключается въ форму сужденія и допускаетъ научную обработку, что служитъ безконечнымъ преимуществомъ въ практическомъ отношеніи.

Примчаніе. Если въ прекрасномъ поражаетъ величина, то возникаетъ возвышенное. Это, по истин,— видъ прекраснаго, потому что само отношеніе величинъ принадлежитъ къ элементамъ прекраснаго. Но напрасно ищутъ опредленій для смшнаго. Оно иметъ свое начало въ возможности смха, которую нельзя мыслить безъ человческаго тла и его органическаго, тлеснаго чувства. Чистйшее комическое для чистаго духа разршалось бы въ одномъ только контраст. Смхъ относится къ аффектамъ, подобно имъ, онъ потрясаетъ тло, и, чрезъ это. обратно — духъ, подобно имъ, онъ является непродолжительнымъ настроеніемъ, къ которому бываютъ готовы или нтъ, смотря по расположенію духа. Кром этого, смшное служитъ примромъ того, что сильно чувствуется, безъ того, чтобы пріятность или непріятность являлась для него характерною чертой. Всякій знаетъ, что есть веселый и горькій смхъ и, между тмъ и другимъ,— извстное равнодушіе къ смху, какъ напр. у комика, которому важно возбуждать смхъ у другихъ.

В. О такихъ чувствахъ, которыя зависятъ отъ расположенія духа.

101. Разсматривая предыдущій первый классъ, по справедливости, можно было сказать: чувство есть источникъ и (по крайней мр, отчасти) основаніе для объясненія соотвтствующаго желанія и отвращенія. Напротивъ, что касается слдующаго сейчасъ втораго класса, то здсь должно разсматривать желаніе какъ нчто первоначальное, а чувство — если и не какъ его дйствіе, то все-таки какъ нчто, его сопровождающее и слдующее за нимъ.

Прежде всего, припомнимъ здсь о весьма многочисленныхъ желаніяхъ, которыя или не зависятъ отъ пріятности или непріятности своихъ предметовъ, или же не имютъ къ нимъ отношенія. Поразительные примры это то представляютъ намъ вс вещи, которыхъ сегодня желаютъ, а завтра не будутъ и знать,-все то, достоинство чего увеличивается и уменьшается смотря по индивидуальному нраву и вкусу. Извстно, что желаніе такой вещи сопровождается большимъ неудовольствіемъ и, въ случа удовлетворенія, непродолжительнымъ удовольствіемъ. Это удовольствіе и неудовольствіе не могутъ быть названы ни чувственными, ни разумными, они связаны съ возбужденіемъ нашей дятельности. Возьмемъ ли ребенка, желающаго распутать узелъ, или математика, старающагося разршить задачу, — чувство напряженія и напраснаго труда всегда остается однороднымъ.

Безпокойная дятельность человка (въ противоположность сообразнымъ съ природой стремленіямъ животныхъ) — сплошь подобнаго рода.

Сюда же относятся чувства, у которыхъ, повидимому, совсмъ нтъ предмета (Gefhltes), какъ, напр., боязливость и пріятный покой.

С. О среднихъ и смшанныхъ чувствахъ.

102. Вс чувства контраста и въ извстной степени сродное съ нимъ изумленіе должны быть разсматриваемы какъ чувства среднія, т. е. какъ такія, которыхъ нельзя ни описать, ни измрить при помощи того пріятнаго или непріятнаго, которое они иногда за собою приводятъ. Изумленіе точно также можетъ быть пріятнымъ, какъ и непріятнымъ. Контрасты необходимы во всхъ изящныхъ искусствахъ, и все-таки только въ рдкихъ случаяхъ они совпадаютъ съ собственно эстетическими отношеніями, лучше сказать, они ближе всего служатъ для того, чтобы раздльно представить многообразіе, и чрезъ это сдлать понятнымъ его отношенія.

103. Что смшанныя чувства могутъ существовать,— это слдуетъ уже изъ разнородности обоихъ вышеупомянутыхъ классовъ. Примромъ этого служитъ любопытство, которое желаетъ увидать (или, вообще, воспринять) что нибудь новенькое и которое удовлетворяется ощущеніемъ, отчасти ставшимъ для него въ дйствительности непріятнымъ. Кром того, эмпирическимъ путемъ никто не можетъ придти къ мысли отрицать смшанныя чувства, потому что ежедневно происходятъ случаи, что одно и то же событіе возбуждаетъ ваши чувства въ различномъ отношеніи и очень часто — различнымъ образомъ.

Примчаніе 1. Однако ложныя умозрнія ухитрились затемнить и этотъ простой фактъ. При этомъ, для обнаруженія двойнаго обмана, надо обратить вниманіе, во первыхъ, на смшеніе самаго чувства съ его разными причинами, а, во вторыхъ, на знаніе перехода одного чувства въ другое. Эти замчанія могутъ сдлать несомнннымъ фактъ, но они мене всего могутъ прочно установить противоположное утвержденіе. Уже было указано (34—38), что чувствованіе и хотніе имютъ свое основаніе въ своихъ массахъ представленій, и никакъ не непосредственно въ душ, отчего многократность (Vielfachheit) и оспориваніе (Widerstreit) чувствованія и хотнія даны въ опыт настолько же понятными, насколько и извстными.

Примчаніе 2, Только слишкомъ часто поэты пускаются на фокусы, смшивая чувства. Этимъ они могутъ доставить пикантное, но не прекрасное. Великіе идеалы нердко могутъ стать непонятными, Шекспиръ примшиваетъ къ трагедіи комическое, но если онъ на мгновеніе и ослабляетъ этимъ напряженіе, для того, чтобы тмъ врне снова поднять его, то онъ все-таки остерегается связывать смшное со своими главными лицами. Уже Гомеръ является роматичнымъ въ разсказ о странствованіи Одиссея, но это — разсказъ о перенесенныхъ страданіяхъ, и онъ характеризуетъ Одиссея, отъ котораго никто не долженъ ожидать вполн строгаго и врнаго доклада.

D. Объ аффектахъ.

104. Посл того, какъ аффекты (мимолетныя уклоненія отъ состоянія равнодушія) были отличены отъ страстей (закоренлыхъ желаній), сдлалось господствующимъ мнніе, что аффекты суть боле напряженныя чувства. Но существуютъ очень напряженныя продолжительныя чувства, коренящіяся въ глубин человческаго характера (напр., привязанность къ роднымъ и отечеству), съ которыми соединяется полнйшее спокойствіе духа до тхъ поръ, пока не явится что нибудь противоположное, приводящее съ собою возбужденіе. Точно также человка, можетъ обладать напряженнымъ и продолжительнымъ чувствомъ чести, не находясь однако постоянно въ состояніи аффекта. Слишкомъ далеко до того, чтобы аффектами были сами чувства, скоре, аффекты опошливаетъ чувства. Учитель нравственности и художникъ имютъ очень много причинъ остерегаться пошлости, которая происходитъ, когда человкъ, при бурномъ аффект, подъ конецъ самъ уже не знаетъ, надо чмъ собственно онъ смется или плачетъ.

105. Кантовское подраздленіе аффектовъ на тихіе и бурные проливаетъ свтъ на предметъ. Именно, уклоненіе отъ состоянія равнодушія можетъ идти въ дв стороны: или въ сторону меньшаго, или же въ сторону большаго, сравнительно съ тмъ, что находится въ сознаніи. Къ первому классу относятся испугъ, печаль и страхъ, а ко второму — радость и гнвъ.

106. Аффекты являются предметомъ не только психологіи, но и физіологіи, потому что они дйствуютъ на тло съ замтной, часто опасною, силой, и длаютъ этимъ, въ свою очередь, духъ зависимымъ отъ тла, отчасти вслдствіе продолженія тлеснаго состоянія (которое исчезаетъ не тотчасъ же, какъ только духъ приходитъ въ покой), отчасти же вслдствіе расположенія тла къ уступчивости аффектамъ. Такъ, напр., храбрость и трусость, очевидно, находятся въ сильной зависимости отъ здоровья и болзненности.

Замчательно еще то обстоятельство, что различнымъ аффектамъ соотвтствуютъ различныя тлесныя состоянія. Такъ, напр., стыдъ вызываетъ краску на щекахъ, страхъ производитъ блдность, гнвъ и отчаяніе усиливаютъ мускульную силу, и т. д.

Изъ этого видно, что было бы неумстнымъ пересчитывать и различать вс возможные аффекты, руководствуясь однимъ только психологическимъ принципомъ.

Примчаніе. Не излагая еще здсь натурфилософскаго ученія о связи души съ тломъ, мы можемъ, однако, воспользоваться дале двумя предварительными замчаніями:

1) Каждое постепенное возбужденіе одной системы другою дйствуетъ обратно такимъ образомъ, что со стороны возбужденной волненіе удлиняется въ возбуждающей. Не только тло вообще, посл того, какъ оно было возбуждено аффектомъ, приводитъ духъ въ боле продолжительное волненіе, но это должно точно также происходить и въ различныхъ системахъ организма. Если возбужденіе идетъ отъ души къ головному мозгу, отъ головнаго мозга — къ спинному, отъ спиннаго мозга — къ нервамъ, отъ нихъ — къ систем сосудовъ, отсюда — къ отдльнымъ органамъ, пока не достигнетъ живости: то обратное дйствіе совершается обратнымъ путемъ, и при этомъ не вдругъ, но постепенно, какъ возбужденіе, здсь его надо разсматривать какъ ускоренную силу (но употребительному въ механик выраженію).

2) Частное дйствіе аффектовъ на опредленные органы должно происходить и тамъ, гд мы его не замчаемъ. (При воспроизведеніи зрительныхъ представленій начинается раздраженіе зрительныхъ нервовъ, при слуховыхъ представленіяхъ раздраженіе слуховыхъ нервовъ и т. д., а при представленіи движенія раздражаются двигательныя нервы, такъ что является необходимость въ особомъ акт сдерживанія, если не должно послдовать движенія).

Если связать первое со вторымъ, То сдлаются объяснимыми самыя разнообразныя расположенія, и при этомъ не будетъ подано повода къ обычному смшенію жизни и души, а, вмст съ тмъ, и къ заблужденію такъ называемаго который, впрочемъ, по отношенію къ матеріи является еще боле ложнымъ, чмъ по отношенію къ душ.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
Способность желанія.

107. Что касается желанія (Begehren), то мы прежде всего должны исправить то ложное словоупотребленіе, которое сплошь проходитъ въ психологіяхъ. Способность желанія, вмст съ способностями представливанія и чувствованія, должны заключать въ себ полное подраздленіе, слдовательно, она должна обнимать собою и пожеланія (Wnsche), и влеченія (Triebe), и неясныя стремленія (Sehnsucht), потому что всего этого нельзя причислять ни къ чувствамъ. ни къ представленіямъ. Но въ психологіяхъ находится утвержденіе: то, чего желаютъ, представляется достижимымъ, мысль о невозможности что бы то ни было сдлать убиваетъ желаніе. Это положеніе справедливо относительно хотнія (Wollen), которое, дйствительно, есть желаніе, связанное съ предположеніемъ исполнимости. Поэтому существуетъ большая разница между сильнымъ хотніемъ и сильнымъ желаніемъ. Будучи императоромъ, Наполеонъ хотлъ, а на остров св. Елены онъ желалъ. Слово ‘желаніе’ неумышленно ограничивается, если исключаютъ такія пожеланія, которыя остаются, не смотри на то, что они могутъ быть пустыми или такъ называемыми благочестивыми пожеланіями (ріа desideria), и которыя (именно потому, что они остаются) постоянно снова побуждаютъ человка къ попыткамъ, при помощи которыхъ всегда снова порождается мысль о возможности, не смотря на вс основанія, которыя, повидимому, доказываютъ невозможность. Для того, чтобы на мсто страстнаго желанія явился спокойный отказъ, требуется, чтобы представленіе недостижимости желаемаго обладало достаточной напряженностью. Человкъ, зная уже, что желанное будущее никогда не наступитъ, все еще грезитъ о немъ.

108. Соотвтственно сдланному выше подраздленію чувствъ, мы должны теперь и въ желаніяхъ (въ обширномъ смысл слова) отличать т, которыя имютъ своимъ предметомъ пріятное, какъ таковое (отвращеніе отъ непріятнаго, какъ таковаго), отъ тхъ, направленіе которыхъ опредляется не какимъ бы то нл было чувствомъ, но просто лишь наличнымъ расположеніемъ духа.

Примчаніе. Обыкновенно не знаютъ послдняго рода желаній. Думаютъ, что желаемое необходимо должно представляться хорошимъ. Это — или тавтологія (именно, если хорошее должно называться и желаемымъ), или же ошибка, которая въ эмпирическомъ отношеніи принадлежитъ къ безчисленнымъ натяжкамъ психологовъ. Въ ‘Метафизик’ Алеке Баумгартена въ 665 находится положеніе: Quae plucentia praevidens exstitura nisu тео praesagto, nitor produire. Quae displicentia praevidens impednda nisu meo praesagio, eorum. opposite appeto. Это выдается за lex facultatis appetilwae. Но, разсматриваемое какъ общій законъ, это положеніе когда то цпнаго сочиненія погршаетъ во всхъ пунктахъ. Нтъ нужды placerе, поскольку оно должно обозначать предчувствіе пріятнаго или прекраснаго. Praemdere — также натяжка. Правда, тотъ, кто представлетъ себ желаніе, развиваетъ въ себ это свое представленіе временнымъ способомъ, Но, вдь, и самыя низшія животныя желаютъ, и однако нельзя допустить, чтобы они раздльно представляли себ настоящее и будущее. Exstitura nisu meo предполагаетъ представленіе Я, или, по крайней мр, самочувствіе, которое иметъ гораздо боле позднее происхожденіе, чмъ простыя желанія животнаго и новорожденнаго ребенка.

109. Однако самимъ важнымъ различіемъ является различіе между низшими и высшими способностями желанія, потому что ихъ споръ между собою доходитъ до борьбы, между тмъ какъ чувства существуютъ на ряду другъ съ другомъ или смшиваются, а что касается представленій, то большая часть людей, даже образованныхъ и ученыхъ, остается на чувственной точк зрнія, причемъ не слишкомъ то заботится о метафизической борьб съ чувственностью.

А. О низшихъ способностяхъ желанія.

110, Здсь мы прежде всего встрчаемъ влеченія и инстинкты. У человка остались отъ нихъ только обломки. Боле полными и различными наблюдаемъ мы ихъ у животныхъ, гд ясно обнаруживается, что при этомъ существеннымъ и опредляющимъ является органическое строеніе. Припомнимъ особенно о художественныхъ стремленіяхъ животныхъ.

Самымъ важнымъ и самымъ общимъ влеченіемъ является влеченіе къ движенію и перемн, — та безконечная живость (Lebendigkeit), которая замчается у дтей и молодыхъ животныхъ. Здсь много жизни и мало духа, на этомъ можно поупражняться, для того, чтобы различитъ жизнь и душу. Такъ какъ живость соотвтствуетъ возрасту, и, кром того, у отдльныхъ личностей бываетъ различна отъ рожденія, то можно думать, что она есть слдствіе организма, слдовательно — скоре физіологическій, чмъ психологическій предметъ.

111. Придумавъ, по аналогіи съ вншнимъ чувствомъ, и внутреннее, психологи выставляютъ точно также, наряду съ органическими влеченіями, еще нсколько другихъ, какъ напр. самолюбіе, стремленіе къ подражанію и распространенію, общественныя влеченія и т. д., наконецъ — даже всеобщее стремленіе къ счастью, хотя никто не можетъ опредленно указать предмета этого послдняго стремленія, или, лучше сказать, этотъ предметъ у различныхъ индивидуумовъ является различнымъ.

Теперь ясно, что совсмъ неопредленному понятію счастья дало подкладку, подъ именемъ стремленія, ничто иное, какъ психологическая абстракція. Ничуть не лучше обстоитъ дло и съ самолюбіемъ, и съ общественными влеченіями. Здсь желаніе предшествуетъ всякому представленію о Я, Ты и Онъ. Опытъ довольно отчетливо обнаруживаетъ, что какъ эгоистическое благоразуміе, такъ и ршеніе принести что нибудь въ жертву другому, образуются только постепенно, по мр того, какъ все боле выясняется, какія могутъ происходить столкновенія между собственными и чужими интересами.

Въ ученіи о способностяхъ желанія особенно часто встрчаются натяжки относительно реальныхъ силъ, или, по крайней мр, особыхъ дарованій и естественныхъ задатковъ, потому что человкъ оказывается дятельнымъ въ своемъ желаніи, — и вотъ повсюду склоняются къ принятію столькихъ же силъ, сколько классовъ дйствительныхъ или видимыхъ дятельностей.

112. Наклонности, или такія продолжительныя расположенія духа, которыя благопріятствуютъ возникновенію извстнаго рода желаній, оказываются у отдльныхъ личностей боле различными, чмъ такъ называемыя влеченія. Большею частью они являются слдствіями привычки, которая, повидимому, изъ способностей представленія переносится сюда, въ способность желанія, потому что это — прежде всего мысли, слдующія по обычному направленію и сейчасъ же, если только не наступаетъ никакого препятствія, переходящія въ поступокъ, прежде чмъ явится какое бы то ни было замтное чувство или желаніе, но если что нибудь станетъ на пути, то возгарается желаніе, сопровождаемое чувствомъ усилія и напряженной дятельности.

113. Самымъ поразительнымъ и самымъ печальнымъ (близкимъ къ сумасшествію) зрлищемъ являются въ психологіи страсти. (Кантъ превосходно очертилъ ихъ въ ‘Антропологіи’). Он — не наклонности (расположеніе духа), но сами желанія, и вс желанія безъ исключенія, начиная съ благороднйшихъ и кончая самыми низкими, могутъ стать страстями. Достигая господства, он становятся тмъ, благодаря чему практическое обдумываніе (berlegung) сбивается со своего направленія. Свойствомъ страстей является умничанье.

Поэтому, собственно говоря, ихъ можно опредлять и описывать только противополагая практическому разуму. Полное подраздленіе страстей совершенно невозможно, — именно потому, что каждое желаніе, усиленное обстоятельствами и привычкой, способно дать обдумыванію превратный ходъ. Всякое подраздленіе страстей является, вмст съ тмъ, и подраздленіемъ желаній вообще. Въ исторіи страсти играютъ великую роль. Надо остерегаться передавать эту роль міровому духу: этимъ онъ приближался бы къ Мефистофелю и, наконецъ, подобно ему, вышелъ бы изъ роли.

В. О высшихъ способностяхъ желанія.

114. Сужденію и поступку предшествуетъ обдумываніе, если человкъ, прежде чмъ придать подлежащему сказуемое, и прежде чмъ измнить настоящее положеніе вещей, сравниваетъ еще другіе возможные способы мышленія и дйствія. Въ обдумываніи заключается медлительность и отсрочка, а затмъ — сосредоточенность и размышленіе. Оно должно предотвращать отмну и раскаяніе. Оно производитъ это, позволяя каждому изъ возможныхъ видовъ представленій, каждому желанію, которое могло бы придти въ столкновеніе съ другимъ, — цликомъ выступать въ сознаніи и, насколько можно, сильно сопротивляться остальнымъ, или дйствовать вмст съ ними. Если при этомъ что нибудь забывается, если, во время обдумыванія, что нибудь лишается возможности во всей широт проявить свое значеніе,— то остается опасность, что наступитъ другое расположеніе духа, которое найдетъ негоднымъ ршеніе перваго. Поэтому обдумываніе есть внутренній экспериментъ, его результатъ долженъ быть принятъ (vernommen) съ полною преданностью, отсюда разумъ (Vernunft) въ мысляхъ и поступкахъ получаетъ свое имя.

115. Поэтому разумъ первоначально не является ни требующимъ, ни законополагающимъ, онъ нигд не служитъ источникомъ хотнія. (Настолько же мало онъ есть и источникъ познанія). Тмъ не мене, онъ разсматривается какъ таковой, и даже считается высшимъ судьей и законодателемъ. Это должно явиться вполн естественнымъ слдствіемъ, потому что (съ обычной натяжкой) на опасность раскаянія, если бы поступили несообразно съ результатомъ обдумыванія, смотрятъ какъ на угрозу, и къ этой угроз примышляютъ заповдь, а къ заповди — законодателя.

116. Практическое обдумываніе запутывается связью между средствами и цлями. Именно, оно должно не только сравнить между собою разнообразныя непосредственныя желанія (сдлать выборъ изъ нсколькихъ цлей), но и пробжать ряды тхъ возможныхъ слдствій, которыя связаны съ цлями и длаютъ вроятною ихъ достижимость. Въ этомъ отношеніи, обдумываніе приписываютъ практическому разсудку, который есть способность направляться по качеству мыслимаго, независимо отъ воображенія и страсти. Если этотъ родъ обдумыванія развивается вполн, то онъ порождаетъ планы. Выборъ же между цлями представляется вполн принадлежащимъ практическому разуму.

117. Осторожность (Besonnenheit) есть душевное расположеніе человка при обдумываніи. Если она обращается въ привычку, то обдумываніе, продолжаясь, расширяется, наконецъ, оно стремится схватить въ единомъ размышленіи вс возможныя желанія, если нсколько желаній постоянно ограничиваются и упорядочиваются, то спрашиваютъ о послдней цли всхъ человческихъ дйствій и влеченій, о высшемъ благ. Если, при этомъ, обдумываніе пользуется общими понятіями, то возникаютъ лшксшгы (сильно отличающіяся отъ плановъ) и основоположенія, а изъ сопоставленія ихъ — ученіе о нравственности.

Въ практической философіи указывается на то, что, по устраненіи всего, зависящаго отъ расположенія духа (т. е. измнчивыхъ желаній), можетъ утвердить высшее достоинство только то непроизвольное предпочтеніе и отверженіе, которое содержится въ эстетическихъ сужденіяхъ о нол.

Слдовательно, дло обдумыванія (или, если угодно, практическаго разума) заключается въ томъ, чтобы освободить эти сужденія и происходящія изъ нихъ идеи внутренней свободы, совершенства, благорасположенія, права и справедливости отъ смшенія ихъ со всми другими мыслями и хотніями, въ которыхъ он сначала скрываются, и поставить ихъ въ остріи (an die Spitze) всей мудрости, подчинивъ имъ вс желанія.

С. О свобод воли.

118. Часто бываетъ, что въ то время какъ, посл обдумыванія, ршеніе начинаетъ складываться въ понятіе, поднимается желаніе, сопротивляющееся этому ршенію. Тогда человкъ не знаетъ, чего онъ хочетъ, онъ разсматриваетъ себя какъ стоящаго между двумя силами, которыя тянутъ его въ противоположныя стороны. Въ этомъ саморазсмотрніи онъ противопоставляетъ разумъ и желаніе такъ, какъ если бы они были посторонними совтниками, а она саи нмъ то третьимъ, который прислушивался бы къ нимъ обоимъ и затмъ ршалъ. Онъ считаетъ себя свободнымъ ршать, какъ хочетъ.

Онъ считаетъ себя и достаточно разумнымъ для того, чтобы понять, что говоритъ ему разумъ, и достаточно воспріимчивымъ для того, чтобы допустить воздйствіе на себя обольщеній желанія. Если бы этого не было, то его свобода не имла бы никакой цнности. Тогда онъ могъ бы только слпо склоняться въ ту или другую сторону, не длая выбора.

Но разумъ, которому онъ повинуется, и желаніе, которое раздражаетъ и обольщаетъ его, въ дйствительности находятся не вн его, но 6-й мой, и самъ онъ ничуть не третій наряду съ тми двумя, но въ этихъ двухъ заключается и дйствуетъ его собственная душевная жизнь. Если же, наконецъ, онъ длаетъ выборъ, то этотъ выборъ — ничто иное, какъ совмстное дйствіе вышеупомянутыхъ разума и желанія, свободно стоящимъ между которыми онъ себя воображалъ.

Но когда человкъ находитъ, что разумъ и желаніе въ ихъ совмстномъ дйствіи произносятъ надъ нимъ ршеніе, онъ является себ несвободнымъ и подчиненнымъ чужимъ силамъ.

Очевидно, что здсь опять таки обманъ, и обманъ, вытекающій прямо изъ того же самаго источника, какъ и первый. По тому же самому, что разумъ и желаніе находятся совсмъ не вн его, а онъ не вн ихъ, — и происходящее изъ нихъ ршеніе есть совсмъ не чужое ршеніе, но его собственное. Онъ сдлалъ выборъ только при помощи своей самодятельности, хотя и не при помощи какой нибудь силы, которая отличалась бы отъ его разума и его желанія, и которая могла бы дать другой результатъ, чмъ эти два.

Примчаніе 1, Этимъ указывается главное основаніе тхъ психологическихъ фактовъ, которые имютъ мсто при вопрос о свобод. Здсь мы не можемъ длать обзора глубоко вкоренившихся метафизическихъ и моральныхъ недоразумній, которыя сюда примшиваются. Напомнимъ только въ самыхъ краткихъ словахъ, что легче всего возбуждается вопросъ о тхъ трудностяхъ, которыя находятъ во вмненіи. Поступокъ вмняется, поскольку его можно разсматривать какъ обозначеніе хотнія, онъ является тмъ боле или тмъ мене вмняемымъ, чмъ боле или мене, слабе или сильне, обнаруживается въ немъ воля, Все это ясно и общеизвстно. Но все дло портятъ, желая, въ свою очередь, вмнять и самую волю. Это не лучше того, какъ если бы захотли подвергнуть измренію ту мру, которая сама должна измрять все другое. Такимъ образомъ бываетъ, что боятся того, что, если бы воля имла боле раннія причины, которыми бы она неизбжно направлялась, то эти причины влекли бы за собою и грхъ, потому что тогда на ихъ счетъ ставилась бы какъ воля, такъ и происходящіе изъ нея поступки. Поэтому охотне желаютъ ставить волю въ зачетъ самоопредленія, изъ чего возникаетъ безконечный рядъ (срав. Einleitung in die Philosophie 107 [ 128 d. 4 Ausg].). Однако эта боязнь совсмъ неосновательна. Вмненіе останавливается, коль скоро оно свело поступокъ на волю, потому что она сейчасъ подчиняется этимъ практическому сужденію, которое остается совершенно равнымъ, что можно было бы показать также для причинъ и поводовъ воли. Но бываетъ, что вмненіе опять начинается снова, если находятъ, что та воля имла причиною боле раннюю волю. Обольщенному, посл того какъ онъ уже сдлался вполн злонравнымъ, его проступки вмняются цликомъ, но эти проступки падаютъ еще и на обольстителя, и такъ дале обратно до тхъ поръ., пока можно еще указать на какую нибудь волю, какъ на виновника тхъ проступковъ.

Примчаніе 2. Трансцендентальная свобода, которую Кантъ, ради категорическаго императива (такъ какъ онъ не попалъ на правильное обоснованіе практической философіи), пожелалъ признать необходимымъ членомъ символа вры, является въ психологіи совершеннйшимъ пришлецомъ. Кто этого не видитъ, тотъ пусть проштудируетъ об кантовскихъ критики чистаго и практическаго разума, и научится оттуда осторожно говорить объ этомъ предмет. Кантъ потратилъ очень много труда для того, чтобы дойдти до яснаго убжденія въ этомъ пункт, однако онъ все-таки внесъ путаницу, которая у него самого была связана съ категорическимъ императивомъ, а у его послдователей перешла въ совершенно другія формы,

119. Между тмъ какъ сознаніе свободы, поскольку оно должно стоять въ середин между разумомъ и желаніемъ, не основывается ни на какихъ лучшихъ фактахъ, кром вышеупомянутыхъ, — получается другой результатъ, если разсматривать самый разумъ какъ мстопребываніе свободы. Нтъ ничего боле очевиднаго, какъ то, что страстный человкъ есть рабъ. Его неспособность обращать вниманіе на основы выгоды и долга, его гибель изъ за собственнаго грха — очевидны. Въ противоположность этому, разумный человкъ, отгоняющій свои желанія, коль скоро они противорчатъ тому, что хорошо обдумано, по справедливости называется свободнымъ, и онъ тмъ боле свободенъ, чмъ боле силенъ въ этомъ отношеніи. А можетъ ли такая сила простираться до безконечности,— этого не могутъ ршить никакіе факты, которые всегда свидтельствуютъ только объ ограниченныхъ силахъ.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
О совмстномъ дйствіи и развитіи душевныхъ способностей.

120. Уже въ сдланномъ до сихъ поръ обзор, принятіе способностей оказалось настолько несостоятельнымъ, что попытка разсмотрть взаимное вліяніе ихъ во всхъ комбинаціяхъ должна явиться безцльной. Однако нкоторыя замчанія будутъ полезны для того, чтобы сдлать боле легкимъ общее обозрніе всего предшествующаго, прежде чмъ мы станемъ ближе разсматривать человческій духъ въ его измняющихся состояніяхъ.

121. Посл вншнихъ чувствъ, необходимость которыхъ очевидна съ перваго взгляда (чмъ былъ бы человкъ, рожденный слпымъ, глухимъ и безрукимъ?), главнымъ мстопребываніемъ душевной жизни является, безъ сомннія, воспроизведеніе, въ обихъ его формахъ — памяти и воображенія. Единичное мгновеніе даетъ очень мало при помощи чувствъ, и мы были бы ограничены подобно животнымъ, если бы у насъ не оставалось прошлаго, какъ такого сокровища, изъ котораго мы безпрестанно длаемъ займы. Въ часы, когда приливъ непринужденныхъ мыслей становится слабе или совершенно прекращается,— замчается прежде всего бдность чувствъ, грубость желаній, бездятельность или тщетное усиліе разсудка и разума безъ воображенія.

Дло воображенія достигаетъ зрлыхъ плодовъ въ миахъ и сказочныхъ мірахъ, которые въ поэзіи понимаются какъ предметы врованія.

122. Здсь мсто вспомнить объ упражненіи и навык. Къ нимъ преимущественно способно воспроизведеніе, и нигд въ другомъ мст ихъ нельзя указать наврное, чтобы тамъ ни говорилось объ упражненіи разсудка, разума, нравственномъ навык и проч., потому что факты, которые можно привести для этого, прямо свидтельствуютъ, что ране образованныя понятія, сужденія, чувства, умозаключенія, точно также какъ и чувственныя представленія, воспроизводятся и, вмст съ тмъ, ставятся въ новую дятельность, они свидтельствуютъ, что это происходитъ тмъ скоре, тмъ врне и тмъ въ большемъ объем, чмъ чаще и старательне занимались передъ этимъ данными понятіями, сужденіями и проч.

Сообразно съ фактами, упражненіе гораздо мене можетъ относиться къ способностямъ памяти и воображенія, нежели къ тмъ представленіямъ, которыя воспроизводятся. Хотя для того, кто много учитъ наизусть, запоминаніе мало по малу становится боле легкимъ, однако — только въ томъ самомъ круг представленій, который былъ для него обычнымъ. Стоитъ только предложить тому, кто иметъ хорошую музыкальную память, запомнить рядъ именъ или чиселъ,— и мы увидимъ, какъ мало поможетъ здсь предшествующее упражненіе памяти.

123. Развитіе (Ausbildung) идетъ по двумъ главнымъ направленіямъ: его опредляетъ внутреннее чувство и вншнее дйствованіе. Съ тмъ и другимъ стоитъ въ связи рефлексія, о которой, поэтому, впервые надо замтить, что она (будучи склоненіемъ хода мыслей къ опредленному пункту) то умышленно вызываетъ и формируетъ представленія (въ работ), то вызывается въ апперцепціи даннаго (въ опыт), такъ что, стало быть, въ первомъ случа дятельность выходитъ изъ нея и управляется ею, а во второмъ случа, напротивъ,— возбужденіе (Reiz) лежитъ въ данномъ. Но ни въ одномъ изъ этихъ случаевъ другой не исключается совершенно. Работа въ каждое мгновеніе производитъ новое данное, потому что дло, подвигаясь впередъ, въ тоже время и наблюдается, при помощи этого, она управляетъ даже рефлексіей. И обратно: опытъ побуждаетъ насъ къ сравниванію и сужденію, а, вмст съ этимъ, и къ дальнйшему размышленію, которое, сообразно со свойствами каждаго, повинуется дале наличнымъ понятіямъ, или мнніямъ, или химерамъ, какъ опорнымъ пунктамъ (Haltungspuncten) рефлексіи. Еще иначе бываетъ направлена рефлексія, относящаяся къ предмету, который находится только въ мысляхъ. Здсь движеніе заключается въ самихъ рефлектирующихъ массахъ представленій, но не стоитъ употреблять и малйшаго напряженія на то, чтобы продолжительное время устремлять свое вниманіе на одинъ только мыслимый предметъ, разсмотрніе котораго должно оставаться неподвижнымъ.

Внутреннее чувство, которое, ради сходства, обыкновенно ставятъ на ряду съ вншнимъ, совершенно вырывается этимъ изъ своей естественной связи. Лучше сказать, оно есть великій принципъ, лежащій въ основаніи всякой закономрной дятельности, особенно же — художественной фантазіи и практическаго разума. Безъ самопознанія (Selbstauffassung), человкъ не могъ бы управлять ни самимъ собою, вообще, ни своею дятельностью, въ частности.

Вншнее дйствованіе, которое воплощаетъ человческія мысли, а, вмст съ тмъ, часто и извращаетъ ихъ, безпрестанно напрягаетъ желанія, наблюденіе и размышленіе, смотря по тому, достижимо ли оно или нтъ, оно превращаетъ желаніе (Begehren) въ ршительное хотніе (Wollen) или же въ простое нежеланіе (Wunsch), сопровождаясь удовольствіемъ или неудовольствіемъ, чмъ полагается основаніе обычному расположенію духа у человка. Если новое положеніе въ жизни приводитъ за собою новые поводы къ дйствованію, то человкъ часто является сразу преобразовавшимся. Это бываетъ особенно поразительнымъ тамъ, гд общая нужда вызываетъ новое общее дйствованіе, и изъ каждаго Я вызываетъ новое Мы. Но, быть можетъ, еще боле поразительно видть, какъ, по прошествіи нкотораго времени, т, которые казались преображенными, снова становятся прежними.

Самый опредленный отпечатокъ даетъ человку его дйствованіе тогда, когда оно становится работой, особенно — работой должностной, или повседневнымъ занятіямъ. Но здсь въ высшей степени отчетливо обнаруживается также различіе и взаимодйствіе (Zusammenwirkung) между господствующими массами представленій, которыя въ теченіи работы равномрно пребываютъ въ сознаніи, т. е. тмъ протекающимъ рядомъ, отъ котораго въ единичное мгновеніе зависитъ каждая единичная дятельность, и эмпирическимъ подмниваніемъ того, что сдлано, чмъ опредляется тотъ пунктъ, до котораго подвинулось дло.

Очень важныя ближайшія опредленія заключаются въ свойств занятія. Ряды огородника и земледльца протекаютъ медленно, стсидясь тми послдовательными измненіями въ природ, которыя часто вынуждаютъ ихъ къ ожиданію. Напротивъ, ряды музыканта, актера и т. п., имютъ свой опредленный ритмъ. Опять таки иначе протекаютъ ряды представленій у фехтовальщика, жонглера и т. п., гд, не смотря на отсутствіе опредленнаго ритма, долженъ все-таки самымъ точнымъ образомъ восприниматься подлежащій моментъ. Для практическаго воспитателя и учителя въ высшей степени важно сдлать какъ можно боле точныя наблюденія надъ тмъ, какіе ряды могутъ протекать, какіе должны. и какіе дйствительно протекаютъ у ихъ питомцевъ. Здсь встртятся громадныя различія, на которыя слдуетъ обратить вниманіе.

124. Но къ чему бы ни стремился человкъ, внутренне размышляя и во вн дйствуя,— изъ всхъ измняющихся расположеній духа у него все боле и боле выдвигаются извстныя пребывающія чувства, которыя въ его практическомъ обдумыванія, а, слдовательно, и въ его разсудк и разум, получаютъ значеніе собственно ршающаго, именно — поскольку вообще обдумываніе становится въ немъ зрлымъ и сильнымъ противъ непостоянныхъ желаній.

Этимъ въ особености является у каждаго свое эстетическое пониманіе міра (которое въ различныхъ отношеніяхъ можетъ быть одностороннимъ и, слдовательно, практически превратнымъ), по которому каждый стремится указать себ свое отношеніе къ міру. Сюда относится то впечатлніе, которое производятъ на индивидуума семья и отечество, человкъ и исторія человка, и это впечатлніе слагается изъ всего, что невольно нравится или не нравится въ этомъ данному индивидууму.

Поэтому на сокровенный зародышъ характера вредно дйствуетъ все то, что мшаетъ человку ясно видть и безпристрастно судить,

125. Самымъ разрушительнымъ образомъ дйствуютъ на все развитіе страсти. Он являются крайностью, противоположною эстетическимъ сужденіямъ, но ими убиваются и непостоянныя стремленія. Благодаря имъ, воображеніе и разсудокъ принимаютъ одностороннее направленіе. Сами он, въ случа удовлетворенія, заканчиваются скукой, духовной и сердечной пустотой, и въ случа неудовлетворенія — печалью и болзнями. Т, которые хвалятъ все, чмъ они, благодаря страстному возбужденію, хотятъ стать, сами себя обманываютъ, они должны были бы радоваться, что въ ихъ аспидной ломк не все еще потеряно ими, и нкоторыхъ надо хвалить за то, что спасеннымъ добромъ они пользуются лучше, чмъ своимъ прежнимъ богатствомъ.

ВТОРОЙ ОТДАЛЪ.
О душевныхъ состояніяхъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О всеобщей измняемости состояній.

126. Строго говоря, ни одно состояніе человческой жизни не равняется совершенно другому, все, что представляется нашему внутреннему воспріятію,— шатко и скоропреходяще. Это замчаніе, выясняющее невозможность строго опредленнаго психологическаго опыта, положило начало настоящему изложенію, теперь слдуетъ развить его дале. Съ нимъ, прежде всего, находится въ связи разсмотрніе различныхъ состояній жизни, какъ всякій обыкновенно переживаетъ ихъ, дале — изложеніе выдающихся различій въ человческихъ дарованіяхъ и человческомъ развитіи подъ вліяніемъ вншнихъ обстоятельствъ, наконецъ — краткій обзоръ аномальныхъ душевныхъ состояній.

127. Правда, воспроизведеніе при помощи памяти и воображенія (90 и т. д.) обнаруживаетъ, что ни одно разъ порожденное представленіе не пропадаетъ совершенно, и что однажды возникшее сопоставленіе представленій не легко остается безъ всякаго слдствія. Однако, если мы сравнимъ все то, что вмщаетъ въ себ духъ взрослаго человка, съ тмъ, что сознается имъ въ каждое любое единичное мгновеніе, — то мы должны будемъ изумиться несоотвтствію между тмъ богатствомъ и этою бдностью. Выражаясь образно, человческому духу можно было бы приписать глазъ, который обладаетъ крайне узкимъ зрачкомъ и величайшей подвижностью. Объясненіе этого заключается въ томъ, что выше было сказано о порогахъ сознанія (16, 19). Впрочемъ, существуетъ весьма небольшое-число представленій, которыя мы можемъ разомъ охватывать и часто понимать при самомъ быстромъ ихъ появленіи и исчезновеніи, вслдствіе чего для остроумнаго человка становится возможнымъ ставить свои представленія въ. самое разнообразное соприкосновеніе и опредлять ихъ посредствомъ другъ друга.

128. Извстныя возбужденія смны представленій вншними впечатлніями являются для человка потребностью. Одинокій ищетъ товарищеской бесды, и долго оставаться на одномъ мст бываетъ мучительно по причин однообразія окружающаго, если только не позаботятся о вспомогательныхъ средствахъ, чтобы удержать духъ въ движеніи’ Если потребность долгое время остаетсянеудовлетворенною, то, вмст съ этимъ, человческая жизнь постепенно сводится на т періодическія смны, которыя будутъ сейчасъ отмчены. И обратно: потребность увеличивается благодаря удовлетворенію. Поэтому, т, которые (подобно Наполеону) создаютъ исторію, всегда находятъ достаточно людей, готовыхъ къ ихъ услугамъ, потому что эти люди не могутъ быть спокойными.

129. Въ силу устройства человческаго тла, голодъ и насыщеніе, бодрствованіе и сонъ постоянно совершаютъ свой извстный круговой оборотъ, а къ этому прибавляются времена года съ разнообразіемъ удовлетвореній и умноженіемъ тлесныхъ потребностей. Насколько слдствіемъ этого является напряженіе и разслабленіе, и, дале, — обдумываніе, ршеніе, совершеніе поступка и успокоеніе,— здсь нтъ необходимости развивать.

Примчаніе. О замчательномъ косвенномъ опредленіи сна при помощи грезъ удобне будетъ кое что сказать ниже, когда пойдетъ рчь объ аномальныхъ состояніяхъ.

130. Земная жизнь, взятая въ цломъ, иметъ свои періоды возрастанія, полной силы и увяданія.

Ребенокъ, по психологическимъ основаніямъ, неутомимо движется, если онъ здоровъ, и вращается въ простыхъ безъискуственныхъ фантазіяхъ и играхъ, онъ нерасположенъ къ связному мышленію, но въ высшей степени воспріимчивъ ко всему новому. При этомъ онъ неспособенъ выбиться изъ области мгновенныхъ чувствъ. Отрокъ, будучи еще весьма слабымъ, можетъ, однако, при помощи воспитанія, безъ торопливости, подняться до значительной степени истинной проницательности и самообладанія. У юноши возрастаютъ силы, а также и безпокойство. Если онъ не можетъ дйствовать, то предается творчеству (dichtet). Мужчина, для котораго эти силы уже не новость, а трудности человческаго дйствованія извстны, цлесообразно пользуются тмъ, что иметъ, если только дтство и юность не развратили его. Онъ больше дйствуетъ, и, поэтому, меньше предается творчеству. Въ боле позднемъ возраст удерживается столько мужественности, сколько позволяетъ тло, съ большими индивидуальными различіями. Въ лучшихъ случаяхъ, хотя слишкомъ поздно, на мсто творчества и дйствованія здсь выступаетъ мышленіе. Каждый возрастъ расплачивается за грхи и страдаетъ отъ несчастій всхъ предшествующихъ.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О природныхъ задаткахъ.

131, Ходъ жизни прежде всего ближе опредляется различіемъ пола. Это часто можно замтить съ ранней юности. Двочки скоре умютъ и скоре обнаруживаютъ склонность держать себя въ предлахъ приличія. Напротивъ, періодъ ихъ воспитанія короче, нежели у мальчиковъ. Поэтому, он собираютъ духовнаго богатства меньше, а переработываютъ его быстре и съ меньшимъ разнообразіемъ и раздльностью. Слдствіе сказывается во всей жизни. Женскій полъ придерживается своего чувства, мужчина больше все примняется къ знаніямъ, принципамъ и отношеніямъ. Къ этому прибавляется еще разнообразіе должностныхъ занятій, по которымъ раздляются мужчины.

132. Другимъ первоначальнымъ свойствомъ каждаго человка является такъ называемый темпераментъ, т. е. физіологически объясняемое предрасположеніе относительно чувствъ и аффектовъ. Изъ четырехъ извстныхъ темпераментовъ, веселый и печальный (сангвиническій и меланхолическій) относятся къ чувствамъ, а раздражительный и мало подвижный (холерическій и флегматическій) — къ аффектаціи. Въ общемъ легко понять возможность темперамента, потому что общее чувство, приносимое организмомъ и сопровождающее человка въ теченіи всей его жизни, не можетъ стоять какъ разъ въ середин между пріятнымъ и непріятнымъ, но смотря по тому, въ какую сторону оно склоняется, человкъ бываетъ сангвиникомъ или меланхоликомъ. Онъ не можетъ быть и тмъ и другимъ заразъ, но иметъ свое мсто гд нибудь на линіи, идущей по обоимъ направленіямъ, однако неопредленный темпераментъ не только мыслимъ, но иногда встрчается и въ опыт, въ силу чего человкъ поперемнно, безъ особенныхъ причинъ, бываетъ склоненъ къ веселости и грусти. Такъ какъ, дале, аффекты втягиваютъ въ игру организмъ и, такъ сказать, находятъ въ немъ гармоническіе доски, при помощи которыхъ они сами становятся боле сильными и продолжительными, то слдуетъ показать степень уступчивости организма, въ силу которой человкъ бываетъ боле холерическимъ или боле флегматичнымъ, и опять такимъ образомъ, что онъ не можетъ быть сразу тмъ и другимъ, но можетъ колебаться между ними.

Отсюда выясняются и возможныя смшенія темпераментовъ, по комбинаціямъ вышеуказанныхъ обоихъ рядовъ. Сангвиническій темпераментъ бываетъ, вмст съ тмъ, или холерическимъ или флегматическимъ, и меланхолическій тоже можетъ быть холерическимъ или флегматическимъ. Возможно представить, что кто-нибудь — ни сангвиникъ, ни меланхоликъ, такъ какъ нулевой пунктъ находится въ середин между тмъ и другимъ. Но нельзя себ представить, чтобы кто-нибудь былъ безразличенъ въ отношеніи холерическаго и флегматическаго, потому что совершенное отсутствіе аффектаціи было бы крайней флегматичностью, здсь нулевой пунктъ лежитъ въ крайности. Серединой служитъ обычная раздражаемость — ариметическая середина, которая получается изъ опыта такъ же случайно, какъ и средній ростъ человческаго тла.

Примчаніе. Названія темпераментовъ могутъ имть и другое значеніе, и если выраженіе ‘холерическій темпераментъ’ должно обозначать постоянную склонность къ гнву, то вышесказанное сюда не подходитъ. Такъ какъ предметъ — не чисто психологическій, то здсь можетъ найдти мсто и физіологическое разсмотрніе. Вслдствіе скрытаго недостатка, на духъ можетъ дйствовать какой нибудь одинъ изъ трехъ факторовъ животной жизни. Если раздражительность (Irritabilitt) и чувствительность (Sensibilitt) неповреждены, и если живость (Vegetation) страдаетъ лишь настолько, на сколько она вноситъ постоянное нездоровье въ общее чувство, — то можетъ возникнуть холерическая злоба, въ рдкихъ печальныхъ случаяхъ, подобное, дйствительно, замчается и на дтяхъ. Если страдаетъ раздражительность,— то замчаютъ бодрость и, можетъ быть, талантъ, но безъ достаточно сильной вншней жизни. Если страдаетъ чувствительность вообще, то, повидимому, возникаетъ такъ называемый (нкоторыми) извозчичій или мужицкій темпераментъ. Если страдаетъ только чувствительность мозга, или говоря ясне, если беретъ перевсъ нервная система, то это можетъ дать сангвиника. Если живость и раздражительность, взятыя вмст, оказываются слабыми противъ чувствительности, то мы видимъ флегматика. Такимъ образомъ, хотя и недостаточно, разсмотрны вс замтно выступающіе темпераменты.

133, Усиливая отзвукомъ аффекты, или смягчая своею неподвижностью ихъ выраженіе, организмъ точно также вмшивается во вс перемны чувства и мысли, то какъ маховое колесо, которое удлинняетъ полученное движеніе, то какъ инертная тяжесть, которая замедляетъ его или длаетъ совершенно невозможнымъ. Тотъ узкій зрачекъ, который выше (127) мы вообще приписали человческому духу, у отдльныхъ людей (индивидуумовъ) бываетъ уже или шире, и подвижность представленій, которыя приходятъ въ сознаніе и уходятъ изъ него, бываетъ у нихъ большей или меньшей. Если мы прибавимъ къ этому особенную расположенность нкоторыхъ личностей къ тому или другому виду мышленія. и чувствованія, то мы получимъ различіе, крайнія границы котораго называются геніальностью и тупоуміемъ. Послднее причисляется къ аномальнымъ состояніямъ, потому что оно часто смшивается съ ними и, подобно имъ, длаетъ человка непригоднымъ къ общежитію.

Примчаніе. То, что связано съ физіогномикой и краніоскопей, слишкомъ непрочно и неопредленно, чтобы до сихъ поръ имть въ психологіи значенія больше простаго курьеза. Нкоторые рдкіе факты (все равно изъ какой области знанія) могутъ быть истинными, но для того, чтобы они имли научное значеніе, они должны быть достоврнымъ образомъ связаны съ тмъ, что уже прежде узнано и испытано, если они стоятъ одиноко, то остаются безплодными. Желать, чтобы психологія вполн подчинилась, господству физіологіи, — это значитъ прямо перевернуть отношеніе между обими науками: ошибка, часто выступающая и въ новое и въ старое время. Въ третьей части будетъ довольно ясно установлено истинное отношеніе.

134. Можетъ возникнуть вопросъ, какими задатками обладаетъ человчество вообще. Извстно, что боле долгій опытъ и старательное изученіе человческихъ расположеній обыкновенно отнимаютъ очень много добрыхъ мнній, которые иногда пробуждаются вншнею стороною образованнаго общества у юноши, еще не знающаго, сколь много дурнаго скрываютъ и тайно взращаютъ въ себ люди. Однако этотъ фактъ мене свидтельствуетъ противъ природныхъ задатковъ человчества, чмъ противъ того грубаго метода, который еще до сихъ поръ сплошь и рядомъ примняется тамъ, гд желаютъ образовать человка. Между тмъ какъ этотъ методъ (преимущественно вслдствіе несовершенствъ государства и церкви) слишкомъ скоро подйствовалъ на вншнее поведеніе людей, возникло несоотвтствіе между видимостью и бытіемъ, которое древніе и средніе вка едва ли могли знать въ такой степени, какъ наше время, потому что у нихъ было гораздо меньше заимствованной и подражательной культуры, чмъ у насъ. Впрочемъ, задатокъ человчества есть нчто другое, чмъ задатокъ отдльнаго человка. Первое относится преимущественно къ общежительному развитію въ цломъ, — слдовательно, преимущественно въ отношенію между рдкими великими умами, которые длаютъ эпохи въ исторію и толпою обыкновенныхъ людей, которые могутъ только воспринимать образованіе и передавать его дале. Чтобы, исходя изъ фактовъ, судить объ этомъ съ нкоторою достоврностью, — наша исторія человчества, обнимающая собою только немногія тысячелтія, еще слишкомъ коротка. Не смотря на древнее изрченіе, что нтъ ничего новаго подъ солнцемъ, происходитъ еще слишкомъ много новаго, чтобы можно было уже длать обзоръ земнаго пути человчества.

135. Между вопросами о задаткахъ отдльныхъ людей и человчества слдовало бы поставить разсмотрніе человческихъ расъ, если бы только послднія обладали чмъ нибудь врнымъ въ психологическомъ отношеніи. Однако, если что и можно сказать объ этомъ, то оно лучше связывается съ тми предметами, о которыхъ рчь будетъ впереди.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О вншнихъ вліяніяхъ.

136. Стоя на эмпирической точк зрнія, нельзя опредленно ршить, что въ человк является дарованіемъ и что должно быть поставлено на счетъ вншняго вліянія, — и уже ‘Введеніе въ метафизику’ предостерегаетъ насъ не слишкомъ довряться обоимъ способамъ представленія, потому Что какъ понятіе многообразія дарованій въ единомъ, такъ и понятіе причинъ и дйствій всякаго рода, относятся къ такимъ понятіямъ, которыя не могутъ быть приняты такъ, какъ представляются они намъ съ перваго раза въ опыт.

Слдовательно, здсь можно отмтить только самое выдающееся изъ того, что мы по вншнимъ обстоятельствамъ находимъ въ людяхъ разнымъ.

137. Прежде всего обращаетъ на себя вниманіе мсто, гд живетъ человкъ, со всми безчисленными и далеко простирающимися вліяніями климата, свойствомъ почвы, положеніемъ и сосдствомъ. То, что относится сюда, обыкновенно подробно и на многихъ примрахъ развивается при историческихъ изложеніяхъ.

138. Затмъ, нація, къ которой принадлежитъ индивидуумъ, иметъ не только господствующій темпераментъ, но и свою исторію, и эту исторію единичный человкъ застаетъ протекшею до извстнаго пункта. Съ этимъ бываетъ связана степень культуры, національнаго чувства и знанія, а все это сильно направляетъ, возвышаетъ и принижаетъ индивидуума во всхъ пунктахъ его жизненнаго пути.

139. У каждой націи, вышедшей изъ состоянія дикости, существуетъ различіе положеній (на женщинъ только переносится, у мужчинъ — первоначально). Это различіе отчасти является дломъ насилія и нужды, отчасти — слдствіемъ природныхъ дарованій, отчасти же происходитъ изъ потребности раздленія труда. Положеніе принадлежитъ (zukommt) отдльному человку лишь постольку, поскольку ему позволительно самому судить о цлесообразности своихъ дйствій. (Не поскольку онъ дятеленъ для собственныхъ цлей, потому что въ понятіи раздленія труда уже заключается то, что онъ дйствуетъ для всхъ или, по крайней мр, для многихъ). По мр того, какъ человкъ старается всю свою дятельность сосредоточить въ единой цлесообразности, — возникаетъ вншнее отличіе и честь для каждаго положенія, не для того, чтобы при этомъ, какъ обыкновенно бываетъ, средство заслоняло и затемняло собою цль, но для того, чтобы и мысли и расположеніе человка были направлены на его дятельность, они вмст исчезаютъ въ круг своей примняемости, и оставшіяся усилія распадаются на дв части, одна изъ которыхъ цликомъ относится къ положенію, а другая ищетъ удовлетворенія помимо него. Въ томъ случа, если эта борьба становится значительной, человкъ и его положеніе не годятся другъ для друга, и взаимно другъ другу вредятъ.

Чмъ мене кто нибудь можетъ самъ судить о цлесообразности своихъ дйствій, т. е. чмъ боле онъ подчиненъ другому, тмъ мене заботится онъ объ этомъ, и тмъ мене существуетъ для него честь, но тмъ большій всъ пріобртаетъ вторая часть стремленій, которая, не смотря на ограниченное положеніе, ищетъ удовлетворенія. Для этого пользуются всми случаями и пускаютъ въ ходъ искусство обмана, если не предупредитъ зла мягкое и, вмст съ тмъ, строгое обращеніе начальника.

Лучшую часть каждой нація находятъ обыкновенно въ тхъ, кто принимаетъ на себя часть общей работы и заботится о ней по собственному разумнію.

140. Какъ на взрослаго человка дйствуетъ его положеніе, такъ на юношу — семья, къ которой онъ принадлежитъ, и воспитаніе, которому онъ подвергается, а, на ряду съ этимъ, вліяніе примровъ и всего окружающаго. Рдко кто образовывается въ борьб со своимъ положеніемъ и никогда не образовываются независимо отъ него.

141. Главный вопросъ: сколь великая и какая свобода остается человку среди всхъ вншнихъ вліяній?

Изъ предшествующаго легко сдлать тотъ выводъ, что, по мр того, какъ поддаются впечатлнію фактовъ, возникаетъ убжденіе, что человкъ или связанъ во всхъ своихъ вншнихъ проявленіяхъ природными дарованіями, которыя предшествуютъ его хотнію, или же, по крайней мр, область его свободы настолько мала, что должна имть самое ничтожное значеніе.

Уже Кантъ позволяетъ все временное существованіе человка подводить подъ законы естественной необходимости. Чтобы спасти свободу, онъ переноситъ ее въ умопостигаемый міръ, какъ членъ символа вры для нравственныхъ людей.

Если только мы смемъ надяться понять кого бы то ни было лучше, чмъ онъ самъ понималъ самого себя, то очень легко показать, чего собственно хотлось Канту. Нужно было сохранить вмненіе. Оно существуетъ помимо всякаго ученія о свобод. См. примчаніе къ 118. Слдовательно, для того, чтобы достичь того, что въ кантовскомъ воззрніи является существеннымъ въ практическомъ отношеніи, не надо прибгать ни къ какой метафизик, ни къ какой умозрительной психологіи, и настолько же мало къ критик разума, но должно только обратиться, съ одной стороны, къ безпристрастному взгляду на факты, а, съ другой,— къ правильному способу представленія практической философіи.

Однако очень важно переступить предлы этого, для того, чтобы научиться ближе узнавать ту силу, съ которой человкъ часто, и съ большимъ успхомъ, работаетъ надъ самимъ собою и даже противъ самого себя. Это особенно важно въ томъ возраст, когда стоятъ на рубеж только что законченнаго воспитанія и предстоящаго вступленія въ будущее положеніе. Въ это время самоопредленіе можетъ быть большимъ, и, по крайней мр, съ боле богатыми слдствіями, чмъ прежде и посл. Въ третьей части на этотъ счетъ будутъ представлены нкоторыя объясненія.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Объ аномальныхъ состояніяхъ.

142. Человкъ, находящійся въ аномальномъ состояніи, большею частью кажется придавленнымъ. Изъ этихъ состояній сновидніе извстно и здоровому, а прирожденное тупоуміе теряется, безъ опредленныхъ границъ, въ глупости и посредственности дарованій. И въ другихъ видахъ душевнаго разстройства находятъ много, насколько поразительнаго, настолько же и печальнаго, сходства съ заблужденіями, аффектами и страстями, такъ что было бы труднымъ сдлать строгое противоположеніе между человкомъ здоровымъ и душевнобольнымъ.

143. Во всхъ случаяхъ, гд эмпирическое разнообразіе не легко допускаетъ строгое разграниченіе, врне всего начинать съ самыхъ очевидныхъ различій, съ крайностей, и потомъ уже сравнивать съ ними то, что лежитъ между ними. Исходя изъ этого основанія, мы начинаемъ здсь съ душевныхъ разстройствъ, въ собственномъ значеніи этого слова, и уже потомъ вспоминаемъ близкія къ нимъ болзненныя состоянія, вмст съ тми явленіями, которыя сопровождаютъ сонъ.

Душевныхъ разстройствъ, которыя обнаруживаются въ бодрствующемъ состояніи и при (по крайней мр, видимомъ) тлесномъ здровь, насчитываютъ четыре класса (согласно Съ Рейлемъ и Никелемъ, изъ которыхъ послдній, съ нкоторымъ различіемъ, принимаетъ еще пятый): безуміе, бшенство, придурковатость и тупоуміе.

144. Безуміе находится въ зависимости отъ такъ называемыхъ навязчивыхъ идей (ide fixe), отъ ложнаго представленія, которое опредляетъ собою часть круга мыслей, между тмъ какъ въ остальномъ мышленіе идетъ надлежащимъ образомъ. При этомъ само собою понятно, что ложное представленіе должно дйствительно обманывать и не считаться за пустую грезу, равнымъ образомъ, само собою понятно, что оно содержитъ въ себ лишенное всякаго основанія заблужденіе, изъ котораго безошибочно можно было бы вывести неразстроеннаго человка, обративъ его вниманіе на то знаніе, которымъ онъ владетъ.

Если при этомъ должно быть принято ученіе о душевныхъ способностяхъ, то мстопребываніемъ безумія служитъ больное воображеніе, которое въ большинств случаевъ страдаетъ отъ вреднаго вліянія способности желанія, иногда разсудка и разума, а часто исключительно вслдствіе тлесныхъ причинъ. Съ болзнью воображенія связывается потомъ еще слабость способности сужденія и способности заключенія, потому что больнымъ не понимаются самыя очевидныя опроверженія пустой грезы. Дале, болзнь дйствуетъ на аффекты, желанія, мннія и т. д.

‘Но тоже самое больное воображеніе иногда оказывается очень здоровымъ, часто обнаруживаясь даже въ геніально высокой дятельности, во всемъ, что не связывается съ навязчивой идеей. Точно также остальныя душевныя способности часто представляютъ очень ясныя доказательства того, что он не слабо, но хорошо расположены къ правильной дятельности.

Мы перестанемъ этому удивляться, если оставимъ въ сторон гипотезу о душевныхъ способностяхъ.

Впрочемъ, отмчаютъ слдующіе виды безумія: воображаемое преображеніе тла или личности, воображаемыя дйствія діавола и т. п., воображаемое вдохновеніе и вообще религіозный бредъ, стремленіе къ самопожертвованію съ цлью сдлаться извстнымъ, неотвязчивые упреки, которыми человкъ мучится, безуміе влюбленнаго, пресыщеніе жизнью, страхъ смерти, боязнь бдности и голода, глухое и, наконецъ, безпрерывное безуміе. Объясненія всхъ этихъ явленій не надо искать далеко. Прежде всего: душевное расстройство никогда не бываетъ чисто душевнымъ, потому что въ психическомъ механизм нтъ никакого основанія для коснаго (starren) сопротивленія ясному опыту. Дале: во всхъ душевныхъ разстройствахъ неоспоримо присутствіе аффекта. Онъ окаменваетъ (erstarrt) въ нервной систем. Поятому масса представленій (Vorstellungsinasse), служащая мстопребываніемъ аффекта, не можетъ подвергаться такому измненію, которое должно было бы аффектировать тло противоположнымъ образомъ. Изъ безчисленныхъ исторій, которыя передаются какъ весьма замчательныя, психологи, вынесетъ мало, или даже совсмъ ничего новаго, разъ только онъ узналъ психологическій механизмъ и его возможныя задержки.

145. Бшенство, или неистовство, или ярость, состоитъ въ неудержимомъ стремленіи къ физическимъ дйствіямъ, безъ цли и даже противъ воли. Обыкновенно оно является неудержимымъ стремленіемъ къ разрушительнымъ дйствіямъ, съ крайней и опасной стремительностью. Довольно ясно, что въ основаніи этого лежитъ тлесная болзнь, потому что въ духовномъ для этого состоянія нтъ никакого основанія (kein Princip der Einheit).

Однако совершеніе поступковъ съ волею и, вмст съ тмъ, противъ воли встрчается и какъ чисто психологическое явленіе у здоровыхъ {Срав. сочиненіе Христ. Як. Крауса: fie paradoxo, edi interdum ab nomine actiones voluntarias, ipso uon solum invito, verum adeo reluctance (въ оставшихся лосл него философскихъ сочиненіяхъ — стр. 480). Прим. Г.}. Поэтому нельзя уже дале считать поступковъ бшенаго только автоматическими, если они противорчатъ ему самому. Трудность и въ этомъ случа заключается въ ложномъ взгляд на волю, какъ на душевную способность, которая, повидимому, сама себ противорчивъ, хотя и, вмст съ тмъ, не хотя того же самаго.

Примчаніе. На странный вопросъ: ‘можетъ ли бшенство быть безъ грезъ?’ должны служить отвтомъ явленія водобоязни. Вроятно, бурное возбужденіе системы сосудовъ, выходящее изъ брюшной полости, можетъ вызывать неудержимое стремленіе къ неистовымъ поступкамъ, безъ равномрнаго поврежденія мозга, точно также какъ при холер, подъ вліяніемъ нервовъ, кровь останавливается и почти застываетъ, между тмъ какъ размышленіе умирающаго повреждается мало. Выше аффекты уже дали намъ поводъ вспомнить о частномъ дйствіи извстныхъ душевныхъ состояній на опредленные органы, это же самое иметъ и обратное значеніе, И здсь вопросъ не о возможномъ сопротивленіи воли, во о томъ нападеніи на духъ, которое исходитъ изъ тла.

146. Въ придурковатости прекращается связь представленій, и они въ совершенномъ безпорядк протекаютъ другъ за другомъ. И здсь для этого въ духовномъ нтъ никакого основанія (Princip der Einheit): основаніе смны представленій уже больше не можетъ быть психологическимъ, оно должно быть физіологическимъ.

По гипотез душевныхъ способностей, главнымъ обиталищемъ болзни здсь былъ бы разсудокъ, и дйствительно придурковатые похожи на безразсудныхъ дтей. Однако въ придурковатости насъ сильно поразила бы и незакономрность остальныхъ душевныхъ способностей, если бы только мы когда нибудь ршились представить себ строгую закономрность указанныхъ способностей. Существенное здсь заключается въ томъ, что каждый боле длинный рядъ представленій задерживается въ своемъ теченіи, такъ какъ нервная система сопротивляется тому напряженію, до котораго она вслдствіе этого доходитъ. Очевидно, что такая болзнь оказывается боле общей и боле неизлечимой, чмъ окамененіе какого нибудь единичнаго аффекта въ безуміи. Психическое леченіе безумія (Wahnsinn) въ собственномъ смысл слова заключается существеннымъ образомъ въ умреніи и предупрежденіи того, чтобы аффектъ не бушевалъ и греза (Wahn), распространяясь, не увеличивалась въ сил. Излеченіе собственно бываетъ тлеснымъ, и часто — однимъ только натуральнымъ излеченіемъ. Наказанія могутъ сдлать нчто въ педагогическомъ отношеніи, и вмненіе во многихъ случаяхъ не совсмъ устраняется, особенно при тхъ поступкахъ, которые не слдуютъ непосредственно изъ грезы (Wahn), однако вмненіе уже уменьшается при несчастныхъ разстройствахъ, которыя не носятъ въ себ еще никакой собственной опредленной грезы. Предостереженіе отъ такого бреда, который могъ бы привести къ грез, безконечно важне всхъ сумасшедшихъ домовъ и психическихъ леченій.

147. Тупоуміе, которое одно только изъ всхъ душевныхъ разстройствъ является прирожденнымъ, и которое выше мы уже противопоставили генію, какъ другую крайность, есть общая слабость духа, при чемъ нельзя опредленно указать на ту или другую душевную способность. Оно различается не столько по разновиднымъ признакамъ, сколько по степенямъ, и можетъ простираться такъ далеко, что человкъ почти превращается въ растеніе, и, подобно ему, растетъ и прозябаетъ.

148. Указанные классы душевныхъ разстройствъ служатъ не только для непосредственнаго подраздленія дйствительныхъ случаевъ (которые большею частью представляютъ изъ себя нчто среднее и сложное), сколько для опредленія простыхъ признаковъ, подъ которыми субсумируются встрчающіяся душевныя болзни. Безуміе и бшенство, придурковатость и тупоуміе являются крайностями, между которыми лежатъ среднія состоянія. Безуміе можетъ связываться съ бшенствомъ и съ незначительными степенями тупоумія, точно также и придурковатость. Поэтому, здсь существуетъ сопоставленіе понятій, нкоторымъ образомъ подобное тому, что и въ ученіи о темпераментахъ.

149. Съ душевными разстройствами аналогична большая часть другихъ аномальныхъ состояній. Сновидніе равняется безумію, особенно когда представляютъ себ удерживающую помху, при которой не сходятъ съ мста, горячечный бредъ проявляется какъ бшенство, головокруженіе, обморокъ и т. п. похожи на тупоуміе, хмль заставляетъ человка колебаться между придурковатостью и бшенствомъ. Однако очевидно, что этого сравненія нельзя продолжать черезъ чуръ далеко. Такъ, напр., грезы сновиднія гораздо разнообразне и измнчивй, чмъ при соотвтствующихъ душевныхъ разстройствахъ. Однако сновиднія обладаютъ извстнаго рода единствомъ, именно единствомъ чувства. На сонъ о ночныхъ ворахъ, при чемъ сцена вдругъ превращается въ залъ, освщенный солнцемъ и наполненный многими незнакомыми лицами, которые желаютъ достичь высшаго счастья, надо смотрть какъ на вещь, которая въ дйствительности не грезилась, но была придумана въ качеств нсихилогическаго примра (ср. Maass ber die Leidenschaften, im 1 Th., S. 171). Подобные скачки изъ мучительнаго состоянія въ весьма желательное происходятъ разв только тогда, когда тлесное расположеніе вдругъ измняется во время сновиднія.

Къ замчательнйшимъ особенностямъ сновиднія и родственныхъ ему состояній относятся раздленія самосознанія. Видящій сонъ часто приписываетъ другому свои собственныя мысли, не рдко стыдясь, что онъ самъ не узналъ или не понялъ этого. При смняющихся состояніяхъ сновиднія и бодрствованія, пароксизмахъ и интервалахъ, часто бываетъ раздвоеніе личности, при чемъ въ одномъ состояніи не вспомнаютъ чего нибудь изъ другаго, подобно тому, какъ, бодрствуя, мы обыкновенно вспоминаемъ о сновидніи. Существуютъ примры сильнаго испуга, посл котораго спрашивали себя: ‘кто я?’ — и снова должны были, по какому нибудь случаю, припоминать свое собственное имя, положеніе, должность и т. д.

Однако изъ аномальныхъ состояній сравниванію съ основными формами душевныхъ разстройствъ, повидимому, не поддаются мало еще выясненные факты такъ называемаго животнаго магнетизма. Эти факты указываютъ на извстную связь между тломъ и душею, прежнее качество которой все-таки очень скоро можетъ быть возстановлено (ср. ниже 163).

Заключительное замчаніе.

Если отъ душевныхъ разстройствъ снова обратиться къ обыкновеннымъ психическимъ явленіямъ, то безуміе напомнитъ страсти, бшенство — аффекты, придурковатость — разсянность, и тупоуміе — нерадивость и лнь (хотя послднее напоминаетъ и глупость, однако она сама является слабою степенью тупоумія). Страсти, аффекты, разсянность и нерадивость суть также болзненныя состоянія духа, только мене упорныя, чмъ душевныя разстройства.

Противоположностью всего этого будетъ душевное здравіе. Поэтому оно есть

какъ противоположность безумія и страстей,— взаимная опредляемость всхъ представленій и желаній другъ другомъ (или свобода отъ навязчивыхъ идей и желаній),

какъ противоположность бшенству и аффектамъ,— спокойствіе и равнодушіе,

какъ противоположность придурковатости и разсянности,— связность и собранность мыслей,

какъ противоположность тупоумія и нерадивости,— впечатлительность и бодрость.

Обыкновенно же душевнаго здоровья ищутъ не во всхъ душевныхъ способностяхъ равномрно, но въ обычномъ словоупотребленіи преимущественно извстны: здравый умъ, здравый разсудокъ и здравый разумъ. Что же такое собственно разумъ, умъ и разсудокъ,— это можно нсколько ближе узнать при помощи сравненія съ только что указанными признаками душевнаго здравія. Объ этомъ подробне будетъ сказано въ третьей части.

Сравнивая безуміе и страсти, можно вывести еще нчто большее. Навязчивымъ идеямъ перваго большею частью бываютъ подобны объективныя страсти, т. е. такія, которыя направляются на опредленный предметъ желанія. Какъ страсти можно (вмст съ Маасомъ) раздлить на такія, которыя направляются на собственную личность, на другихъ людей и на вещи,— точно также и безуміе различаютъ по объектамъ. Гордости соотвтствуютъ воображаемыя превращенія въ князей и королей, или даже въ личность Божества, самолюбіе примыкаетъ къ боязни смерти, враговъ и преслдованія, своеволіе напоминаетъ намъ неугомонность большинства безумныхъ и необходимость управлять ими съ насиліемъ и авторитетомъ. Любовь, ненависть, ревность часто переходятъ въ безуміе. Честолюбіе, потерявшее умъ, пытается сдлать себя извстнымъ при помощи рдкаго рода пожертвованій, властолюбіе довольно часто воздвигаетъ свои троны въ сумасшедшихъ домахъ, страсть къ наслажденіямъ иногда становится причастной религіозному помшательству (seligen Unsinn), которое вритъ въ свое сношеніе съ небомъ, напротивъ, скупость теряется въ глупой боязни бдности и голода.

Что касается субъективныхъ страстей, — стремленія къ удовольствію, боязни неудовольствія и пустоты (по Маасу),— то уже новыя имена наводятъ насъ на замчаніе, что въ обычномъ словоупотребленіи, которое не представляетъ для этого никакихъ словъ, и эти вещи обыкновенно не обозначаются выраженіемъ: страсть. Гд нтъ никакого опредленнаго объекта, тамъ нтъ и никакого опредленнаго направленія, но есть колеблющееся состояніе духа, которое не очень согласно само съ собою, и поэтому слабо, такъ что если разумъ не можетъ съ нимъ совладать, то это происходитъ не столько отъ встрчаемаго имъ сопротивленія, сколько отъ неспособности принять твердое ршеніе по его требованію. Отъ этого то, повидимому, не осмливаются считать вышепоименованныхъ состояній страстями. Однако понятія эмпирической психологіи слишкомъ шатки, чтобы можно было вполн прочно удержаться на такихъ замчаніяхъ. Ни одна страсть не есть чистая сила и напряженность, каждая приводитъ съ собою свою слабость, свое страданіе, свое жалкое, безпомощное состояніе. И, съ другой стороны, нельзя отрицать, что и стремленіе къ удовольствію, даже общее, которое часто перемняется съ предметами,— точно также какъ и боязнь неудовольствія и чувства пустоты,— нердко можетъ, благодаря своей продолжительной напряженности, вполн заступать мсто объективной страсти. Разнообразныя возбужденія желанія того или другаго удовольствія или отвращенія отъ той или другой непріятности способны къ связи и, такъ сказать, сгущенію (Verdichtung), при этомъ они превращаются въ сложную силу, которая увлекаетъ человка по среднему направленію. Если и здсь зададутъ вопросъ объ аналогичныхъ видахъ безумія, то прежде всего сейчасъ замтятъ, что вс удовольствія обыкновенно свободно и дерзко обнаруживаются посл того, какъ, вмст съ разсудкомъ, исчезнулъ и стыдъ. Кром того, замчательно глухое безуміе, которое, если только оно не тупоуміе, можно себ представлять только какъ боязнь непріятныхъ чувствъ при каждомъ движеніи, т. е. какъ въ высшей степени общую боязнь неудовольствія. Боле соотвтствуетъ боязни пустоты неутомимое безуміе, подобное пресыщенію жизнью, приводящему къ самоубійству.

Подобно тому, какъ до сихъ поръ мы подыскивали къ страстямъ сходные виды безумія (слдуя маасовскому дленію страстей), теперь слдуетъ и наоборотъ — попытаться найдти виды страстей, относящіеся къ видамъ безумія. Какіе изъ этихъ двухъ видовъ могли бы быть представлены исчерпывающимъ образомъ въ полной таблиц, т, безъ сомннія, дали бы полное дленіе другихъ. А сверхкомплектный членъ въ одномъ списк всегда будетъ указывать на недостатокъ въ другомъ.

Между видами безумія мы находимъ воображаемые упреки, которые человкъ самъ себ создаетъ, мнимыя внушенія діавола, отчаяніе въ милости Божіей и т. п. Кто соотвтствуетъ этимъ заблужденіямъ духа въ ряду страстей? Очевидно, нравственный и религіозный энтузіамъ, переходящій въ самоистязаніе. Дале, это напоминаетъ политическія и научныя страсти, и всякаго рода фанатизмъ. Истинная природа страстей должна была ускользнуть (не только отъ Мааса по и) отъ существовавшей до сихъ поръ психологіи, коль скоро хотли послдовательно проводить утвержденіе, что страсти относятся къ чувственности и поэтому вполн отдлимы отъ разума {Ср. предисловіе ко второй части сочиненія Мааса о страстяхъ, тамъ является спорный вопросъ, который обимъ сторонамъ могъ указать на превратность ученія о душевныхъ способностяхъ.}, Порожденіе нравственныхъ и религіозныхъ представленій приписываютъ разуму. Дйствительно, эти представленія и вс сродныя съ ними научныя мысли могутъ стать предметами страстнаго стремленія. Нтъ ничего настолько святаго, чтобы оно не должно было имть возможности разгорячать человческій духъ совсмъ не святымъ образомъ. Подобно тому, какъ голодъ и жажда, эти низшія потребности, превращаютъ несчастныхъ въ воровъ, разбойниковъ и убійцъ, точно также и жажда знанія, и, вообще, высшія стремленія всякаго рода, могутъ наталкивать на позорныя дла. Даже разумъ (если только таковая душевная способность дйствительно существуетъ) нердко вступаетъ въ мирное общеніе со страстной чувственностью. Это ясне всего видно на понятіи права, значеніе котораго люди очень часто допускаютъ только въ ограниченной сфер, вруя въ потустороннее удовлетвореніе своихъ желаній. Глава разбойниковъ замняетъ собою право въ своей шайк. Положеніе ‘haereticis non est servanda fides’ имло нкогда значеніе въ церкви, поступающей только по святому. Подобные примры встрчаются въ обычной жизни толпы, гд люди находятъ нужнымъ поступать справедливо только съ тми, которыхъ они считаютъ равными себ, а всхъ остальныхъ разсматриваютъ какъ чужихъ, какъ hostes. Можно ли серьезно принять, чтобы здсь разумъ, отрекаясь отъ самого себя, заключалъ позорный для себя договоръ съ чувственностью, на произволъ которой онъ отдавалъ бы цлую чуждую область?

Вс эти, равно какъ и многія другія, трудности тотчасъ же исчезаютъ, лишь только замтятъ, какъ представленія доходятъ до того, что обнаруживаются то въ вид страсти, то въ вид разума, между тмъ какъ сами по себ они ни то, ни другое, и даже въ вид зародыша не содержатъ въ себ ничего подобнаго (слдовательно и никакой идеи права, и никакой другой идеи или категоріи).

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ.
Раціональная психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.
Метафизическія и натурфилософскія основанія.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О душ и матеріи.

150. Прежде всего должно снова призвать несправедливо сдланное нкоторыми новыми системами подозрительнымъ понятіе души, однако подъ опредленіями, которыя раньше были неизвстны.

Душа есть простая сущность {Понятія бытія предполагаетъ нчто существующее. Поскольку это ‘нчто’ мыслится существующимъ, постольку оно называется сущностью. Напротивъ, оторванное отъ бытія, мыслимое просто какъ нчто, оно должно быть названо образомъ (Срав. Hauptp. d. Metaph, 1 и 2.) Прим. перев.}, и не только безъ частей, но и безъ какой бы то ни было множественности въ своемъ качеств (Qualitt).

Поэтому она не есть гд нибудь. Тмъ не мене въ мышленіи, гд она соединяется съ другими сущностями, она должна быть допускаема въ пространств, хотя и въ опредленномъ мст для каждаго пункта времени. Это мсто есть простое въ пространств, или нчто въ пространств, — математическая точка.

Примчаніе. Для извстныхъ натурфилософскихъ (слдовательно, и физіологическихъ, но не психологическихъ) ученій на пути закономрнаго мышленія стоятъ необходимыя фикціи, причемъ простое разсматривается какъ нчто позволяющее различать въ себ части. Подобныя фикціи должны прилагаться и къ душ, въ отношеніи ея связи съ тломъ, однако такъ, чтобы, вслдствіе этого, самой душ не приписывалось достоврнаго пространственнаго качества. (Въ нкоторомъ род подобнымъ являются фикціи геометра, если он разсматриваютъ кривую какъ состоящую изъ прямыхъ частицъ).

151. Дале, душа не есть когда нибудь. Тмъ не мене въ мышленіи, гд она соединяется съ другими сущностями, она должна быть допускаема во времени, хотя и въ цлой вчности, однако такъ, чтобы эта вчность и продолженіе во времени вообще не считались реальными предикатами души (Lehrbuch zur Einleit, in die Philosophie, 115, 137 der 4 Ausg.).

152. Душа не иметъ совсмъ никакихъ дарованій и способностей ни ощущенія, ни воспроизведенія.

Поэтому она совсмъ не tabula rasa въ томъ смысл, будто бы на ней могутъ отпечатываться чужія дйствія, и совсмъ не лейбницевская субстанція, взятая въ первоначальной самодятельности. Первоначально она не иметъ ни представленій ни чувствъ, ни желаній, она не знаетъ ничего ни о самой себ, ни о другихъ вещахъ, въ ней не заключается никакихъ формъ интуиціи и мышленія, никакихъ законовъ хотнія и дйствованія, и никакихъ, какъ всегда отдаленныхъ, предрасположеній ко всему.

153. Простое нчто души совершенно неизвстно, и такимъ остается навсегда. Оно на столько же мало является предметомъ умозрительной психологіи, какъ и эмпирической.

154. Между нсколькими, неоднородными между собою, простыми сущностями существуетъ отношеніе, которое, при помощи сравненія, взятаго изъ тлеснаго міра, можно обозначить какъ давленіе и отпоръ. Именно, подобно тому, какъ давленіе есть задержанное движеніе, такъ и указанное отношеніе состоитъ въ томъ, что въ простомъ качеств каждой сущности нчто измнилось бы другою сущностью еслибы каждая сущность въ своемъ качеств не охраняла себя отъ нарушенія (Strung). Подобныя самосохраненія суть единственное, что достоврно бываетъ въ природ, и это связываетъ бываніе съ бытіемъ.

155. Самосохраненія души (по крайней мр, отчасти и на сколько мы ихъ знаемъ) суть представленія, хотя и простыя представленія, потому что актъ самосохраненія такъ же простъ, какъ и сущность, которая себя охраняетъ. Но, вмст съ этимъ, существуетъ безконечное разнообразіе нсколькихъ таковыхъ актовъ, именно, они различаются по нарушеніямъ. Сообразно съ этимъ, разнообразіе представленій и ихъ безконечно сложное сочетаніе не заключаетъ въ себ совсмъ никакой трудности.

Но здсь еще совсмъ нтъ рчи о чувствахъ и желаніяхъ. Они, повидимому, составляются изъ чего нибудь объективнаго и предпочтенія и отверженія. Это будетъ объяснено дале.

На столько же мало идетъ здсь рчь о самосознаніи, или о чемъ бы то ни было, что можно было бы поставить на счетъ внутренняго чувства.

156. Противоположность между душою и матеріей не есть противоположность, лежащая въ томъ, что составляетъ нчто сущностей (Was der Wesen), но она есть противоположность, заключающаяся въ способ нашего пониманія. Матерія, представляемая (какъ мы обыкновенно ее мыслимъ) пространственною реальностью, съ пространственными силами, не относится ни къ царству бытія, ни къ царству дйствительнаго быванія, но есть одно лишь явленіе. Но та же самая матерія реальна, какъ сумма простыхъ сущностей, и въ этихъ сущностяхъ дйствительно бываетъ нчто такое, вслдствіе чего происходитъ явленіе пространственнаго существованія.

Объясненіе матеріи всецло основывается на томъ, что указываютъ, какимъ образомъ относятся ко внутреннимъ состояніямъ сущностей (самосохраненіямъ) извстныя пространственныя опредленія, какъ необходимые способы пониманія для зрителей. Не будучи ничмъ реальнымъ, они должны направляться по вышеупомянутымъ внутреннимъ состояніямъ, такъ что происходитъ видимость притяженія и отталкиванія. Равновсіе этихъ послднихъ опредляетъ степень плотности матеріи, равно какъ и ея эластичность, форму кристалла при свободномъ сжиманіи, однимъ словомъ — ея существенныя свойства, которыя такимъ образомъ имютъ свое первоначальное основаніе въ качествахъ простыхъ сущностей. Матерія никогда не наполняетъ пространства какъ нчто геометрически непрерывное (равно какъ она не можетъ быть составленной изъ простыхъ частей), но съ несовершеннымъ взаимнымъ проникновеніемъ своихъ сосднихъ простыхъ частей. (Что касается противорчія въ этомъ, то ср. примчаніе къ 150).

Всякая матерія непроницаема только для такихъ сущностей, которыя способны не измнять даннаго (vorhandene) въ нихъ равновсія притяженія и отталкиванія. Всякая матерія проницаема для своихъ растворяющихъ средствъ.

Примчаніе. Относительно предшествующихъ и послдующихъ положеній надо указать на метафизику автора, съ которой связана натурфилософія.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О жизненныхъ силахъ.

157. Жизненныя силы (лучше будетъ употреблять ихъ во множественномъ числ, потому что въ одиночку он не могутъ ни возникать, ни дйствовать) не суть что нибудь первоначальное, и въ томъ, что составляетъ нчто сущностей, нтъ ничего имъ подобнаго.

Породить ихъ можетъ только система самосохраненій въ одной и той же сущности, и на нихъ надо смотрть, какъ на внутреннее образованіе (Bildung) простой сущности. Обыкновенно он возникаютъ въ элементахъ органическихъ тлъ, строеніе которыхъ принаровлено къ вызову системы самосохраненіи въ отдльныхъ (einzelnen) элементахъ. Это обнаруживается въ ассимиляціи пищи.

158. Будучи разъ пріобртена, жизненная сила остается съ каждымъ элементомъ, даже если отдлить его отъ органическаго тла, къ которому онъ принадлежитъ. Это обнаруживается въ питаніи высшихъ организмовъ низшими и растеній — истлвшими частями другихъ органическихъ тлъ.

Примчаніе. Сюда относится всякое безъ исключенія произрожденіе и произрожденіе нкоторыхъ низшихъ организмовъ изъ видимой грубой матеріи, т. е. такой матеріи, которая не обладаетъ никакимъ органическимъ строеніемъ (пространственнымъ предикатомъ), изъ чего никакъ нельзя заключать о недостатк въ жизненной сил. Но было бы въ высшей степени необдуманной натяжкой видть въ этомъ первоначальную жизненную силу. Въ области нашего опыта не является совсмъ никакой матеріи, относительно которой мы могли бы наврное утверждать, что она грубая. Вся атмосфера полна элементовъ, которые уже достигли жизненной силы въ какомъ нибудь изъ органическихъ тлъ, и масса такихъ элементовъ безпрерывно умножается въ природ. Мы не знаемъ, не находится ли она во взаимномъ обмн съ міромъ тлъ.

159. Всякое человческое изслдованіе должно признать своимъ опорнымъ пунктомъ сведеніе жизненныхъ силъ къ Провиднію, сообразно цлямъ котораго он возникаютъ. Дале этого не простирается никакая метафизика и никакой опытъ, всякому же мннію, будто низшіе организмы, путемъ естественнаго процесса, возникаютъ изъ грубой матеріи, а высшіе — изъ низшихъ, можно противопоставить возраженіе.

160. На примр души психологія показываетъ намъ самое типичное (ganz vorzgliche) внутреннее образованіе простой сущности. По этому образцу должны мыслиться другія образованія всякой, даже не представляющей, сущности, и съ этимъ должно связывать сдланное выше замчаніе, что повсюду, гд нсколько сущностей образуютъ вмст одно матеріальное цлое, внутреннее состояніе этихъ сущностей опредляетъ себ соотвтствующее вншнее, т. е. пространственное положеніе. Поэтому жизненныя силы обыкновенно являются движущими силами, но поэтому же, въ своихъ движеніяхъ, он совсмъ не могутъ быть поняты при помощи химическихъ или механическихъ законовъ. (Именно при послднихъ не обращается вниманія ни на какое внутреннее образованіе).

Этимъ указывается и отношеніе между психологіей и физіологіей. Психологія есть первая, предшествующая, а физіологія, если она хочетъ быть не просто лишь опытной наукой, — вторая, потому что понятіе внутренняго образованія она должна впервые заимствовать изъ психологіи. Безъ помощи психологіи, нельзя дать никакого реальнаго опредленія тла.

Примчаніе, О трудностяхъ опредленія тла можно сравнить, между прочимъ, Біологію Тревирануса (1 Bd. S. 16). Самою понятной эмпирической характерною чертой, конечно, всегда является ассимиляція, отчего выше объ ней и было упомянуто прежде всего. Если бы организмъ не имлъ этого свойства, то можно было бы сомнваться, надо ли считать его живымъ, важно также, чтобы онъ былъ одушевленъ (случай, который можно хорошо мыслить въ общихъ понятіяхъ).

161. Посл вышесказаннаго, само собою понятно, что жизненныя силы могутъ быть весьма различными какъ по качествамъ, такъ и по степенямъ. Такъ какъ система самосохраненій въ различныхъ сущностяхъ различна, то въ однородныхъ она можетъ измняться по различію нарушеній, наконецъ, относящіяся сюда самосохраненія могутъ быть большими или меньшими.

Этимъ объясняется различіе того, что производится изъ однихъ питательныхъ веществъ. Т элементы, изъ которыхъ состоитъ сердце и т, изъ которыхъ состоятъ нервы, съ химической точки зрнія оказываются совсмъ не такъ различными, какъ происходящее при помощи ихъ внутреннее образованіе.

Причинное отношеніе между разнородными частями одного и того же живаго тла, равно какъ и между этимъ тломъ и вншнимъ міромъ, въ общемъ, не представляетъ совсмъ никакихъ трудностей. Всякая причинность, и въ особенности всякая матеріальная связь, основывается на разнородности элементовъ. Поэтому, напр., не можетъ возбуждать особеннаго удивленія и дйствіе нервовъ на мускулы. Тмъ мене можетъ оно подавать поводъ къ гипотез электрическихъ токовъ, полярностей и т. п. Все это является пустыми выдумками, которыя своимъ существованіемъ обязаны новйшимъ вкусамъ физиковъ. Если бы въ нихъ и было нчто истинное, то все-таки он оставили бы безъ отвта важнйшіе вопросы, и подъ конецъ на мсто одной загадки была бы поставлена другая.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О связи души съ тломъ.

162. Связь между духомъ и матеріей въ животныхъ, и особенно въ человк, иметъ много удивительнаго, что должно быть отнесено къ мудрости Провиднія. Но она не тамъ, гд ее обыкновенно ближе всего ищутъ, считая матерію реальной, поскольку она существуетъ въ пространств, а человческій духъ разсматривая какъ первоначальное мышленіе, чувствованіе и хотніе, такъ что между обоими нтъ никакого посредствующаго члена. Если позади матеріи, какъ пространственнаго явленія, мы будемъ искать простыхъ и внутренно образовываемыхъ сущностей, изъ которыхъ это явленіе происходитъ, если на духъ мы будемъ смотрть какъ на представляющую душу, если мы вспомнимъ, что самосохраненіямъ души въ другихъ сущностяхъ (ближе всего въ элементахъ нервной системы) должны соотвтствовать другія самосохраненія: то мы увидимъ, что цпь принадлежащихъ другъ къ другу самосохраненій можетъ быть продолжена еще дальше при помощи цлой системы сущностей, которыя вмст представляются единымъ тломъ, и тогда не будетъ уже боле загадочнымъ, если отъ оконечностей ногъ до мозга и души, впередъ и назадъ, идетъ слдованіе внутреннихъ состояній, безъ теченія во времени и безъ всякаго движенія въ пространств, хотя таковое и можетъ происходить, какъ сопровождающій феноменъ.

163. Но съ этимъ прежде всего снова выступаетъ несправедливо отброшенный вопросъ о мстопребываніи души. Извстно, что, исходя изъ физіологическихъ основаній, для этого можно съ вроятностью указать не мсто, но лишь мстность (въ переход между головнымъ и спиннымъ мозгомъ). Нтъ нужды ни въ какомъ постоянномъ сдалищ, но душа можетъ двигаться въ извстной мстности, безъ того, чтобы въ ея представленіяхъ являлось, хотя бы самое незначительное, предчувствіе этого, или чтобы при анатомическихъ изслдованіяхъ обнаруживался хотя бы самый незначительный слдъ, а перемну ея мстопребыванія можно разсматривать какъ весьма плодотворную гипотезу для объясненія ея аномальныхъ состояній.

Примчаніе 1. Это положеніе вызвало много удивленій. О, если бы физіологи могли вспомнить, что кругъ ихъ наблюденій лежитъ въ области пространственнаго, и если бы они могли предоставить метафизику, какъ и подобаетъ ему, позаботиться о томъ, что боле уже не относится къ пространству! Но если бы они пожелали принять участіе въ его заботахъ, то прежде всего должны были бы изучить метафизику. Тогда съ ними можно было бы разговаривать дальше.

Примчаніе 2. Допустимъ безъ всякаго основанія, что во всхъ животныхъ и въ людяхъ мстопребываніе души находится въ одномъ и томъ же мст. Вроятно, у животныхъ, въ особенности у низшихъ, оно находится въ спинномъ мозгу. Такъ что же! Нтъ нужды предполагать, что каждое животное иметъ только одну душу. У червей, отдленныя части которыхъ продолжаютъ жить, является вроятнымъ противоположное. Въ нервной систем человка могутъ находиться очень многіе элементы, внутреннее образованіе которыхъ далеко превосходитъ образованіе животной души низшаго рода. (Впрочемъ, не надо забывать, что признаки жизни не суть еще признаки души. Въ отдленныхъ органическихъ частяхъ нкоторое время содержится жизнь безъ души).

Но, желая приписывать человку нсколько душъ въ единомъ тл, прежде всего должно остерегаться мыслить духовныя дятельности раздленными между ними, скоре он должны были бы цликомъ находиться въ каждой душ. Во вторыхъ, тогда предполагалась бы тснйшая гармонія между этими душами, такъ что он могли бы имть значеніе совершенно равныхъ экземпляровъ одного рода. Но это въ высшей степени невроятно, а потому и вся мысль должна быть отброшена.

Если иногда, въ спор между разумомъ и страстями, человку и кажется, будто у него нсколько душъ, то это — психическій феноменъ, боле глубокое объясненіе котораго будетъ дано ниже, и котораго совсмъ нельзя ставить въ связь съ только что приведенной пародоксальною мыслью.

164. Слдовательно, въ человческомъ тл единой душ служитъ цлая нервная система, и съ помощью послдней она вндряется въ это тло, являясь для него скоре бременемъ, чмъ помощью, потому что само по себ оно живетъ, какъ растеніе, если ему дается пища и здоровое помщеніе, о чемъ для совершенно тупоумныхъ иногда заботятся другіе люди. (Нкоторые разсказы о совершенно тупоумныхъ отъ рожденія пробуждаютъ мысль, что, пожалуй, они дйствительно могли быть только прозябающими, бездушными тлами).

165. При тсной причинной связи всхъ частей въ той систем, которую мы называемъ человкомъ, совсмъ нечего удивляться многократной зависимости духа отъ тла. Тмъ поразительне, что въ цломъ нервная система, повидимому, играетъ почти одну только служебную роль, какъ это все боле и боле познается, когда видятъ, насколько мало нужны физіологическія предположенія для объясненія душевныхъ состояній и дятельностей. Однако нервная система отправляетъ свою службу только въ здоровыхъ людяхъ, въ больныхъ она оказывается непослушною и своевольной, и во многихъ душевныхъ разстройствахъ, особенно въ придурковатости, отношеніе между нервами и душой является прямо обратнымъ. Это-указаніе на то, чтобы мы разсматривали здоровое состояніе не просто какъ естественный феноменъ, который не могъ бы быть другимъ, но почитали бы въ немъ благодятельное учрежденіе Провиднія.

166. Что касается общенія съ вншнимъ міромъ, которое дозволено и. вмст съ тмъ, ограничено для человческой души ея тломъ, то объ немъ едва ли нужно было бы упоминать, еслибы не надо было замтить относительно весьма распространеннаго теперь мннія о всеобщей органической связи цлаго универса, что его нельзя ставить въ соприкосновеніе съ выставленными здсь положеніями, если только не хотятъ взаимно исказить другъ другомъ совершенно разнородные способы представленія.

Примчаніе. Для всеобщей причинной связи даже нтъ прочныхъ основаній а priori. И опытъ заключаетъ здсь при слабомъ мерцаніи свта, который посылаютъ другъ другу отдаленныя солнца.

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.
Объясненія феноменовъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О представленіяхъ пространственнаго и временнаго.

167. Правда, еще слишкомъ рано желать все объяснить въ психологіи. Однако въ предшествующемъ сами собою являлись многія объясненія, и сравненіе фактовъ съ выставленными основными положеніями постепенно будетъ проведено дале.

Какъ намъ является міръ и мы сами,— вотъ первое, въ психологическомъ объясненіи чего мы чувствуемъ потребность, особенно для того, чтобы научиться понимать происхожденіе метафизическихъ проблемъ. Посл этого, по важности въ практическомъ отношеніи, должна быть рчь о нашемъ положеніи въ мір, преимущественно для того, чтобы можно было сравнить то, чмъ мы можемъ быть, съ тмъ, чмъ мы должны быть.

168. Почему вещи въ мір мы понимаемъ въ отношеніяхъ пространства и времени, на это должно отвтить при помощи изслдованія о рядахъ (29), Предуготовленіемъ служитъ слдующее:

Въ 28, на мсто опредленныхъ остатковъ r, r‘, r», единичнаго представленія р, поставимъ безконечное множество всхъ возможныхъ его остатковъ, и представимъ себ ихъ слитыми съ безконечно многими представленіями , ‘, » и т. д. Такимъ образомъ, для представленія р возникаетъ непрерывное слдованіе воспроизведеній, изъ которыхъ, однако, каждое иметъ свой собственный законъ, который зависитъ отъ его r, по формул въ 25.

Дале, въ 29, на мсто ряда а, b, c, поставимъ непрерывное слдованіе, каждый членъ котораго, подобно тому, какъ сейчасъ р, всми своими возможными остатками сливается съ другими членами, но съ каждымъ — особеннымъ образомъ.

Сверхъ того, будемъ мыслить это слдованіе слитыхъ представленій неопредленно продолженнымъ въ об стороны, и, наконецъ, припомнимъ, что, пожалуй, если, при ближайшихъ опредленіяхъ, это не окажется невозможнымъ, каждый членъ слдованія можетъ быть такимъ, въ которомъ, какъ въ c (30), можетъ скрещиваться нсколько подобныхъ слдованій.

И вотъ оттуда, гд во всей этой систем представленій, хотя бы только самымъ незначительнымъ образомъ возбуждается какое нибудь представленіе, возбужденіе распространяется дале при помощи ближайшихъ представленій, подчиняясь тому ненарушимому закону, что если изъ трехъ остатковъ r, r‘, r» одного и того же представленія, r‘ лежитъ между r и r», то и ‘ слитое съ r, воспроизводится между и », слитыми съ r и r». Это ‘между’ всегда должно имть мсто, хотя бы степень воспроизведенія была еще самой незначительной. А это есть общая характерная черта всхъ рядовыхъ формъ.

169. Дальнйшее опредленіе зависитъ отъ того, ограниченъ ли видъ воспроизведенія, и какимъ образомъ.

А. Если рядъ a, b, c, d…., или, лучше сказать, мыслимое вмсто него непрерывное (Continuum), можетъ подвергаться въ чувственномъ воспріятіи всмъ возможнымъ перемщеніямъ (напримръ, a, c, b, d, a, d, b, c и т. д.), то каждый разъ изъ воспринятаго слдованія возникаетъ и новое слдованіе воспроизведенія, а вмст съ этимъ, и законы воспроизведенія преобразовываются такимъ образомъ, что не остается никакого замтнаго порядка (подобно тому, какъ если бы взять множество придвинутыхъ одна къ другой маленькихъ дугъ отъ разныхъ кривыхъ линій).

B. Если же принять, что чувственное воспріятіе хотя и обращаетъ b, c въ c, b, и a, b, c, d въ d, c, b, a и т. д., ни никогда не измняетъ того, что составляетъ (das Zwischen) какого нибудь представленія и сосдняго съ нимъ: все-таки рядъ воспріятій можетъ начинаться то здсь, то тамъ, безъ опредленнаго начальнаго пункта. Возникающій отсюда законъ воспроизведенія управляетъ пространственнымъ представленіемъ, по крайней мр съ переходомъ (Fortschritt) отъ каждаго пункта въ об противоположныя стороны.

170 Если есть какой нибудь опредленный начальный пунктъ, и если въ остальномъ все какъ прежде,— то возникаетъ самая общая форма представленія по числамъ.

171. Если нтъ начальнаго пункта, и если, поэтому, слдованіе воспріятія, не возвращаясь, постоянно идетъ по одному направленію, — то и воспроизведеніе можетъ пріобрсти только одно это направленіе. Если же въ то время, какъ воспринимается d, воспроизводится и а, то отсюда протекаетъ рядъ a, b, c, d, но тотъ же самый рядъ, по другому закону, крпко держится въ сознаніи при помощи d (какъ въ 29, c обратно дйствуетъ на b и a). Отсюда возникаетъ представленіе временнаго.

172. Для поясненія, прежде всего замтимъ, что въ душ представленіе пространственнаго само должно быть не протяженнымъ, но вполн интенсивнымъ, и что, поскольку время должно быть представляемо, постольку же оно не должно миновать представливанія временнаго. Что касается числа, то основнымъ понятіемъ для него служитъ ничто иное, какъ понятіе большаго и меньшаго, на единицу, два три и т. д., вмсто съ заключенными въ нихъ дробями, оно будетъ только переноситься. Кривыя линіи высшей геометріи являются истиннымъ и совершеннымъ символомъ числоваго понятія въ его всеобщности,

173. Первоначальное впечатлніе, получаемое глазомъ (Auffassung des Auges), можетъ быть не пространственнымъ, потому что воспріятія всхъ цвтныхъ мстъ совпадаютъ въ единств души, и при этомъ исчезаетъ всякій слдъ праваго и лваго, верха и низа и т. д., что имло мсто на стчатк глаза. То же самое иметъ значеніе и относительно осязанія языкомъ и руками.

Но при зрніи глазъ движется, онъ передвигаетъ средній пунктъ своей зрительной поверхности, съ этимъ связано безпрерывное сліяніе пріобртенныхъ представленій, возбужденіе тхъ, которыя при помощи воспріятій усиливаются боле изъ середины зрительнаго поля, и безчисленное множество перекрещивающихся другъ съ другомъ воспроизведеній, для которыхъ мы не могли бы найдти совсмъ никакихъ словъ, если бы въ образованныхъ состояніяхъ они были для насъ еще новымъ. Также слпорожденный, получившій впослдствіи зрніе, уже знаетъ пространство, потому что его осязаніе доставляетъ ему слдованія воспроизведенія, подобныя тмъ, которыя съ большимъ удобствомъ и скоростью даетъ зрніе. Изъ этого видно, какимъ образомъ два столь различныхъ чувства могутъ давать одинъ результатъ,

174. Представленіе пространственнаго, основываясь на только что происходящихъ воспроизведеніяхъ, требуетъ послдовательности въ акт представливанія. При этомъ надо сдлать два замчанія:

1) послдовательность представливанія не есть послдовательность представляемая, и

2) она не нуждается ни въ какой конечной продолжительности., но лишь въ незамтно маломъ времени, въ особенности когда, при вращеніи глаза, на его зрительномъ пол въ каждое мгновеніе вдругъ возникаютъ безчисленныя цвтовыя впечатлнія (Auffassungen), которыя, усиливаясь и возбуждаясь, сразу дйствуютъ на представленія, пріобртенныя прежде. Пространственное зрніе заключаетъ въ себ безконечное множество безконечно слабыхъ одновременныхъ воспроизведеній, соединяющихся съ мгновенными впечатлніями (Auffassungen), которыя сами по себ, однако, не пространственны. Такъ какъ для этого ни одно изъ отдльныхъ слдованій воспроизведенія не иметъ нужды протекать въ замтной продолжительности, то здсь не нужно и никакого конечнаго времени, и поэтому намъ кажется, будто пространственныя интуиціи совершенно одновременны и свободны отъ всякаго временнаго слдованія.

175. Для того, чтобы еще врне различить воспріятія пространственнаго и временнаго въ ихъ источникахъ, возьмемъ слдующій случай.

Отъ а могутъ начинаться два ряда — а, b, с, d и а, В, С, D, которые вмст даются въ воспріятіи. Здсь въ представляемомъ пока еще нтъ ни пространственнаго, ни временнаго, нтъ и тогда, когда, посл того, какъ все это слдованіе воспріятій вытснено изъ сознанія, вдругъ опять пробуждается а, воспроизводя оба ряда вмст. Лучше сказать, это воспроизведеніе такого же рода, который обыкновенно приписываютъ памяти, и хотя при этомъ и тратится время, однако никакое время и никакое пространство не представляется. Иначе обстоитъ дло, если, въ то время, какъ D и d еще воспринимаются (или мыслятся), снова поднимается а (иногда вслдствіе однороднаго съ нимъ, только что даннаго новаго воспріятія) и позволяетъ проходить своему ряду, потому что тогда это прохожденіе совершается втеченіи одновременнаго общаго представленія цлаго ряда, какъ замчено въ 171. Благодаря этому, возникаетъ схватываніе временнаго, обозрніе продолжительности времени, напротивъ, о времени никогда ничего не узналъ бы тотъ, кто не могъ бы, сопоставивъ его начало съ концемъ, замтить перехода отъ перваго ко второму.— Но опять таки получится другой результатъ, если а снова поднимается не непосредственно, но если между D и d привходитъ рядъ , , , который въ воспріятіи идетъ отъ D къ d, а также и обратно, если, сверхъ того, воспріятіе возвращается отъ В, черезъ С и В, къ а, и отъ d, черезъ с и b, къ а. Вслдствіе этого, D и d выступаютъ другъ изъ друга, и сглаживается различіе между тмъ, что было первымъ и послднимъ, слдованія воспроизведеній текутъ на встрчу другъ другу, при всякомъ новомъ возбужденіи, отъ всхъ пунктовъ, и впечатлніе (Auffassung) бываетъ пространственнымъ.

Впрочемъ, оба положенія, выставленныя въ 174, имютъ значеніе и для представливанія временнаго. Для того, чтобы представить цлый годъ или вкъ, мы тратимъ только малое время, если только въ нужномъ для этого ряд хорошо слиты между собою частичныя представленія, жого же времени, которое мы тратимъ, въ представляемомъ не содержится. Если упражняются въ томъ, чтобы пробгать временное съ одинаковою скоростью взадъ и впередъ, — то возникаетъ представленіе періода времени (Zeitraum),

176. Обнимать длинные періоды времени возможно только образованному, дитя въ самомъ раннемъ возраст можетъ схватывать только очень короткій періодъ времени. Основаніе заключается главнымъ образомъ въ нужномъ для этого обратномъ дйствіи послднихъ представленій на боле раннія въ ряду (171). У ребенка воспріимчивость еще велика (47), вслдствіе этого и вслдствіе того, что соединенія и сліянія обладаютъ еще незначительною напряженностью, мгновенное впечатлніе слишкомъ скоро погружаетъ ниже порога сознанія воспринятое раньше, и такимъ образомъ не можетъ образоваться ни одного длиннаго ряда.

177. Разсматриваемое психологически, все пространственное и временное безконечно длимо. Вдь оно основывается на такихъ остаткахъ одного и того же представленія, какъ r, r‘, r» и т. д. (28). Если бы такихъ остатковъ могло существовать только опредленное количество, то для того же самаго представленія было бы возможнымъ также только соотвтствующее число различныхъ законовъ воспроизведенія. Но цлое представленіе ничуть не сложено изъ такихъ частей, какъ вышеупомянутые остатки, лучше сказать, всякое затемненіе, благодаря которому возникаютъ остатки, является для представленія случайно и даже вопреки ему. Такъ какъ здсь цлое предшествуетъ частямъ, то дленіе не иметъ никакихъ границъ, и точно также безгранична возможность различныхъ законовъ воспроизведенія.

Такимъ образомъ бываетъ, что для чувствъ и фантазіи въ пространств и времени цлое, повидимому, предшествуетъ частямъ, и отсюда происходитъ нескладица въ понятіи матеріи (Lehrb. zur Einl. in die Philos. 98, 119 d. 4 Ausg.).

Примчаніе 1. Съ этимъ согласна и геометрія, ради своихъ несоизмримыхъ величинъ, она нуждается въ безконечной повсюду длимости. Но для метафизики, которая была довольно неосторожной, считая этотъ взглядъ на пространство примитивнымъ и, тмъ не мене, правильнымъ, отъ этого происходитъ много бды.

Примчаніе 2. Мы исходили изъ пространственнаго и временнаго, а не изъ пространства и времени. Длать одно отъ другаго независимымъ,— это ошибка, разбирать которую здсь мы не можемъ. Пустое пространство видятъ также, какъ слушаютъ пустое время (паузы), т. е. ожидая того, что будетъ. Находящіяся уже на лицо представленія мы переносимъ дале, они же прогрессивно погружаются до тхъ поръ, пока не будетъ дано что нибудь новое, что сливается съ оставшимся еще остаткомъ. Если перенесеніе продолжается дале, и если оно переступаетъ послднія, воспринятыя (aufgefasste) границы: то боле не оказывается никакихъ границъ и открывается безконечность. Весьма богатый матеріалъ для изслдованія представляютъ не только данные образы (Gestalten), если разсматривать различіе ихъ пониманія съ опредленныхъ точекъ зрнія, но также и образованія (Gestaltungen) при помощи свободно восходящихъ представленій, къ чему относится и образованіе, или построеніе, геометрическихъ фигуръ.

Примчаніе 3. Для объясненія прекраснаго въ пространств должно принять въ разсмотрніе не только содйствіе въ воспроизведеніи многократно связанныхъ рядовъ, но особенно также и стремленіе къ сліянію въ одно всего, служащаго предметомъ интуиціи (alles Angeschauten), послднее аналогично сліянію передъ задержкой (34). Этому соотвтствуютъ вс фигуры (Gestalten), приближающіяся къ круглому, напротивъ, угловатое, продолговатое, изогнутое противорчитъ ему. Пестрый завитокъ долгое время нравится, однако возвращаются къ простйшему. Произведенія искусства большею частью становятся интересными благодаря возбуждаемымъ ими разговорамъ и толкамъ, при этомъ часто забываются чисто пространственныя отношенія, со свойственною имъ красотою.

178. Въ дополненіе, еще одно слово о происхожденіи представленій интенсивныхъ величинъ. Вопросъ таковъ: откуда беремъ мы ту мрку, сравнивая съ которой мы уже непосредственно отмчаемъ свои ощущенія какъ напряженныя или слабыя. Пробуженіе однороднаго прежняго представленія, взятое только само по себ, недостаточно для объясненія, потому что, съ одной стороны, оно идетъ (richtet sich) не по напряженности пробуждаемаго, хотя и совершается при помощи его собственной силы, а, съ другой стороны, слдствіемъ этого бываетъ только сліяніе стараго съ новымъ, а не измреніе одного другимъ. Лучше сказать, мы встрчаемся здсь съ однимъ изъ безчисленныхъ примровъ тхъ психологическихъ проблемъ, которыя едва замтны по своей простот и, тмъ не мене, представляютъ большія трудности при разршеніи. Основаніе этого, повидимому, заключается въ закон помощей (25). Он имютъ свою мру — не только времени, но и напряженности, сообразно съ которой он стараются поднять прежнее однородное представленіе. Если же приходящее новое воспріятіе слишкомъ слабо для того, чтобы, при помощи задержки препятствія, образовать достаточно свободное пространство (26) вышеупомянутому прежнему, то стремленіе помощей остается неудовлетвореннымъ и возбуждаетъ непріятное чувство слабаго, въ противоположность пріятному въ 37. Если же вновь приходящее воспріятіе напряженне, чмъ это нужно, то человкъ чувствуетъ себя поднятымъ изъ своего обычнаго круга, потому что помощи не могутъ сравнять этого съ тмъ. Однако въ содйствіи послдняго заключается пріятное этого чувства. Едва ли нужно напоминать, что при этомъ предполагается, что прежнее однородное представленіе связано съ какимъ нибудь изъ помогающихъ. Чмъ больше ихъ и чмъ равномрне они дйствуютъ, тмъ тоньше бываетъ оцнка интенсивной величины.

Сюда относится также изслдованіе о мр времени.

Примчаніе. Что касается трехъ измреній пространства, равно какъ и развитія понятія числа, съ его отношеніемъ къ логически общимъ понятіямъ, то это въ общей метафизик (Vortrgen ber allgemeine Metaphysik) разсматривается съ тою подробностью, которая необходима тамъ и неумстна здсь.

ПРИБАВЛЕНІЕ.
О различіи рядовъ.

Уже изъ предшествующаго выясняется зависимость психическихъ процесовъ отъ формы рядовъ. Такъ какъ впослдствіи она выступаетъ еще боле, то будетъ цлесообразнымъ намтить здсь въ общихъ чертахъ возможныя различія рядовъ.

1) Ряды бываютъ длинне или короче. Чтобы свести это сравненіе къ опредленной точк зрнія, возьмемъ рядъ a, b, с… р, такъ чтобы остатокъ отъ а быль все-таки слитъ съ р, но уже не одинъ не былъ бы слитъ съ q. Тогда а будетъ еще дйствовать на р вызывающимъ образомъ. Напротивъ, если b или c можетъ быть еще связано съ q и r, то, хотя такимъ образомъ рядъ можетъ неопредленно удлинняться, однако тогда не существуетъ никакой непосредственной связи между его началомъ и концемъ.

2) Степень связи между членами бываетъ крпче и слабе.

3) Ряды бываютъ сплошь однородными или нтъ, то и другое можетъ быть разсматриваемо какъ въ отношеніи напряженности ихъ членовъ, такъ и въ отношеніи степени связи. Самые напряженные члены или связи находятся или впереди, или въ середин, или сзади.

4) Часто многіе ряды имютъ значеніе одного, напр., при частомъ повтореніи. При помощи этого могутъ уменьшаться неравенства, часто же становятся боле напряженными только начала. Если бы этого не должно было происходить, то ряды должны были бы получить прибавку не сзади, но спереди, напр., с d, b с d, а b с d,

5) Многіе ряды протекаютъ обратно въ себ, при чемъ повторяется или начальный членъ или одинъ изъ позднйшихъ.

6) При неоднородныхъ рядахъ самые напряженные члены часто образуютъ рядъ подъ собою. Тогда зависитъ отъ рефлексіи, воспроизводить ли ряды въ общемъ обзор (mehr bersichtlich), или вникая въ частности.

При сложныхъ рядахъ, часто члены, или нсколько членовъ, имютъ побочный рядъ, (Seitenreihe), т. е. такой, теченіе котораго не требуетъ поступательнаго движенія въ главномъ ряду. Одинъ членъ можетъ имть много побочныхъ рядовъ, такъ что отъ него протекаетъ или тотъ или Другой.

Побочные ряды могутъ протекать и вмст, но тогда они должны, если только имъ не надо совпадать, втолкнуть между собою нчто третье, подобно тому, какъ нсколько радіусовъ круга имютъ между собою плоскости сектора (который содержитъ въ себ безконечное количество возможныхъ линій).

9) При соединеніяхъ признаковъ (каковы вс понятія чувственныхъ предметовъ), каждый элементъ соединенія (каждый чувственный признакъ) можетъ быть начальнымъ пунктомъ ряда (напр. измненій).

10) Ряды, которые въ начал являются простыми, могутъ дале, такъ сказать, слиться въ комплексъ.

Этого достаточно, чтобы показать, какъ много возможностей должно постоянно держать въ ум, если угодно точне изучить психическій механизмъ.

При этомъ нельзя упускать изъ виду, что воспроизведеніе колеблется между двумя противоположными возможными вліяніями. Именно, или можетъ явиться рефлексія, которая выходитъ изъ сильнйшихъ массъ представленій, обыкновенно изъ свободно восходящихъ представленій (32), или же оказывается на лицо задержка, чмъ останавливается воспроизведеніе главнаго ряда или побочныхъ рядовъ. Въ послднемъ случа мы, грезя (или неся взоръ), связываемъ ряды, которые, при ясномъ бодрствованіи, вталкиваютъ между собою очень многое, если не совсмъ уничтожаются, какъ, напримръ, въ ‘Разговорахъ мертвыхъ’, гд Александръ, Ганнибалъ, Цезарь, Наполеонъ разговариваютъ другъ съ другомъ. Что касается свободно восходящихъ представленій, то они — не просто таковыя, но съ отношеніемъ ко всегдашнему расположенію духа и окружающему. Разсмотрнія этого вида требуютъ упражненія, которому нельзя научить.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
Образованіе понятій.

179. Вс безъ исключенія наши представленія подчинены законамъ задержки, сліянія и т. д. Он могутъ образовывать мстопребываніе чувства, стремиться кверху, какъ желанія, и т. п. Гд же остаются понятія? Или гд они являются?

Уже въ начал Логики (Lehrb. z. Einl. in d. Phil. 34) говорится, что вс наши представленія суть понятія въ отношеніи тою, что при помощи ихъ представляется. Поэтому понятія, какъ таковыя, существуютъ только въ нашемъ отвлеченіи, въ дйствительности они настолько же мало являются отдльнымъ видомъ представленій, насколько разсудокъ отдльной способностью, существующей вн и на ряду съ воображеніемъ, памятью и т. д. При этомъ надо еще замтить, что именно потому, что вс представленія безъ исключенія могутъ обнаруживаться какъ желанія и чувства, связь такъ называемаго практическаго разсудка съ теоретическимъ ничуть не загадка, но сама собою понятная вещь, потому что здсь совсмъ не двоякимъ образомъ дается (vohranden ist) то, что еще должно было связать, но, скоре, какъ практическій, такъ и теоретическій разсудокъ являются парою мысленныхъ вещей, которыя мы сперва создали при помощи своихъ отвлеченій, а потомъ считаемъ за что-то дйствительное.

180. А заблужденіе, будто понятія составляютъ особый классъ представленій, коренится главнымъ образомъ въ общихъ понятіяхъ. (Кантъ въ Логик, прямо видитъ сущность понятій въ ихъ общности). Можно было бы придти къ мысли, что, пожалуй, при извстныхъ обстоятельствахъ, законы задержки представленій могутъ произвести такое отдленіе неоднороднаго отъ общаго, какое логики, ничто же сумняся, приписываютъ способности отвлеченія. Однако изслдованіе обнаруживаетъ, что таковая способность является не только выдумкой, но и невозможностью. Изъ разъ образованныхъ соединеній и сліяній, нельзя ничего выдлитъ, частичныя представленія (Theilsvorstellungen) вносятъ въ нихъ всякую задержку сообща, поэтому остаются постоянно вмст. И изъ простыхъ представленій даже мысленно нельзя ничего выдлитъ, чтобы въ остатк получилось нчто другое. Какимъ образомъ изъ краснаго, синяго, желтаго и т. д. должно возникнуть родовое понятіе цвта? Каковы здсь видовыя различія, отъ которыхъ оно отвлекается? Никто не можетъ ихъ указать.

Общія понятія, которыя мыслятся только при помощи своего содержанія, безъ представленія объема, суть, какъ уже замчено выше (78), логическіе идеалы, потому что вся логика есть мораль для мышленія, а не естественная исторія разсудка.

Поэтому, можно только спрашивать: какимъ образомъ происходитъ, что мы представляемъ себ такіе идеалы, и все боле и боле приближаемся къ нимъ? И отвтъ: посредствомъ сужденій — уже данъ выше, теперь мы должны его развить. При этомъ предполагаются извстныя общія впечатлнія (Gesammteindrticke) сходныхъ предметовъ, какъ сырой матеріалъ, изъ котораго постепенно образуются общія понятія, а эти общія впечатлнія суть ничто иное, какъ соединенія (Complexionen), въ которыхъ то, что у частныхъ представленій является сходнымъ, беретъ перевсъ надъ разнороднымъ. Этотъ перевсъ постепенно становится боле сильнымъ и ршительнымъ. Именно, сначала повторяющіяся воспріятія (Auffassungen) сходныхъ предметовъ образуютъ временной рядъ (вспоминаютъ, когда, гд и въ какомъ порядк видли такіе предметы), а если рядъ будетъ слишкомъ длиненъ, то больше онъ не можетъ развертываться (sich evolviren), но повседневное становится постояннымъ (Beharrliches), его представленіе остается въ состояніи инволюціи (31). Тогда задержка, подъ разнородными опредленіями, переходитъ въ продолжительное затемненіе, хотя и не въ совершенное отдленіе отъ однороднаго.

181. Что происходитъ съ представленіями, когда они соединяются въ сужденія, и почему они такъ часто встрчаются въ этой форм?

Соединенія и сліянія, взятыя сами по себ, не могутъ бытъ сужденіями, при этомъ подлежащее и сказуемое не различались бы, или, лучше сказать, сливались бы такимъ образомъ., что представлялись бы какъ нераздльное одно, безъ слда связи. Подлежащее, какъ таковое, сначала должно колебаться между нсколькими опредленіями, являясь сказуемому опредляемымъ. Если это требованіе можно удовлетворить боле, чмъ однимъ способомъ, то получается многократное происхожденіе сужденій.

182. Во первыхъ: вышеупомянутыя общія впечатлнія отъ сродныхъ воспріятій колеблются между нсколькими опредленіями. Кто часто видлъ человка то стоящимъ, то сидящимъ, то работающимъ, то спокойнымъ, у того есть такое колеблющееся общее впечатлніе. Если теперь онъ снова его видитъ, то онъ, взглянувъ, ршаетъ, какъ находитъ его, и такъ образуется сужденіе.-Масса отрицаній (какъ онъ его не находитъ) при этомъ едва замтна. Но она становится замтной въ тхъ случаяхъ, когда не оправдывается ожиданіе. Кто снова видитъ сегодня дерево, у котораго въ послднюю ночь буря обломала втви, тотъ прежде всего судитъ отрицательно: у дерева, нтъ втки, оно въ томъ или другомъ мст разломано, расщеплено и проч.

183. Во вторыхъ: кто только теперь видитъ новый для себя предметъ, у того возбуждается множество представленій, которыя понемногу воспроизводятся, ради ихъ частнаго сходства съ этимъ новымъ предметомъ. Это новое, какъ опредляемое, колеблется между ними, какъ опредленіями, и отсюда возникаетъ вопросъ: что это такое?

184. Въ третьихъ: т общія впечатлнія, въ которыхъ заключены свернутыми (eingewickelt liegen) ряды, надо разсматривать какъ подлежащія, сказуемыя которыхъ выступаютъ другъ за другомъ при развертываніи (Entwickelung).

185. Въ четвертыхъ: колебаніе между различными состояніями духа даетъ представленію, съ которымъ оно связывается, положеніе подлежащаго.

186. Въ пятыхъ и главнымъ образомъ: каждое слово въ язык годится для того, чтобы быть подлежащимъ сужденія, благодаря своему колебанію между нсколькими значеніями. Знакъ, который многократно относился къ обозначаемымъ предметамъ, вмст съ ихъ непостоянными побочными опредленіями, ведетъ за собою общее впечатлніе послднихъ: если же нужно обозначить имъ опредленный предметъ, то общее впечатлніе должно быть исправлено (berichtigt werden). Это совершается при помощи сказуемыхъ, которыя, впрочемъ, въ выработанной рчи зачастую превращаются въ прилагательныхъ или облекаются въ другія сочиняющіяся формы рчи, при чемъ только самое важное изъ исправленій и въ словесномъ выраженіи выступаетъ какъ сказуемое. Напротивъ, дти говорятъ краткими предложеніями, они еще не знаютъ никакихъ періодовъ. Ихъ представленія выражаются въ форм сужденій скоро посл того, какъ они выучатся словамъ.

187. Если кто нибудь слышитъ высказанное сужденіе, то для него представляются два случая: сказуемое или находится среди тхъ многихъ опредленій, между которыми колеблется его представленіе подлежащаго, или нтъ. Въ первомъ случа, нтъ никакого сомннія, что онъ пойметъ сужденіе какъ таковое. Второй случай мы должны различить дале. Сказуемое или согласно съ вышеупомянутыми опредленіями, или нтъ. Если иметъ мсто первое, то у воспринимающаго возникаетъ такая связь представленій, которая вовсе не есть сужденіе, но просто новое соединеніе или сліяніе. Такъ бываетъ, если намъ что нибудь разсказываютъ, мы незамтно соединяемъ отдльные предлагаемые намъ ряды (Zge) въ одинъ образъ, не думая о томъ, что разсказчикъ пользуется такими формами рчи, которыя употребляются для связыванія подлежащаго со сказуемымъ. Но если сказуемое противоположно вышеупомянутымъ опредленіямъ, то нужно сдлать еще послднее различіе, именно — находится ли оно съ ними за контраст, или въ одной только противоположности. Первое требуетъ извстнаго рода соединеній, которыя выше (35) были опредленно указаны, и отсюда слдуетъ, что сужденіе принимается какъ таковое, но какъ пародоксальное или ложное. Въ случа же простой противоположности, оно является не столько ложнымъ, сколько безсмысленнымъ.

188. Напротивъ, понятная рчь прежде всего должна быть связной, она всегда должна строго придерживаться важной части только что данныхъ (eben vorhandenen) представленій. И лучше всего пойметъ тотъ, кто строго удерживаетъ связь въ цломъ, и узнаётъ вс взаимный опредленія того, что ему сообщается. Поэтому для топкаго смысла иметъ значеніе и умъ, говорятъ, что рчь осмысленна и умна, что они остроумна и т. д.

Примчаніе. Весьма важно то фактическое обстоятельство, что различіе безсмысленнаго отъ понятнаго находится и въ музык. Его касаются иногда т композиторы, которые гонятся за контрастами. Понятное же совсмъ еще не есть поэтому и прекрасное’. Сверхъ того, музыка настолько похожа на рчь (благодаря ея періодамъ, большимъ и меньшимъ посылкамъ), что невжды или мечтатели): очень легко воображаютъ, что музыка желаетъ что то сказать, для чего ей не хвастаетъ только словъ. Такимъ образомъ, она въ своемъ высшемъ краснорчіи (Считается нмою. Но то, что она хочетъ сказать, она и высказываетъ совершенно, и потому-то существуютъ только крайне плохіе переводы на другой языкъ. Музыка содержитъ свой разсудокъ въ самой себ, и вслдствіе этого то она учитъ насъ искать разсудка не въ какихъ нибудь категоріяхъ, но въ связи представленій между собою (какого бы вида они ни были).

189. Образованіе понятій есть медленное, постепенное слдованіе всего прогрессирующаго сужденія (Urtheilens).

Припомнимъ здсь, что бдные языки, повидимому, употребляютъ очень много метафоръ, а это указываетъ на то, что отдаленныя сходства бываютъ достаточны для воспроизведенія прежнихъ представленій и для сліянія ихъ (вмст съ ихъ именами) съ новыми. Изъ этого состоянія человческое мышленіе переходитъ все къ большей и тончайшей раздльности мыслей. Если соединеніе А служило подлежащимъ одинъ разъ для сказуемаго а, а другой разъ — для сказуемаго b, то въ совмстномъ схватываніи обоихъ сужденій контрастъ не только чувствуется (по 35), но и высказывается, или отчетливо мыслится, въ сужденіяхъ: это А есть а и то А есть b. Здсь происходитъ умышленное различеніе въ представляемомъ, при чемъ, однако, представливаніе совсмъ не распадается на два отдльныхъ акта, но психическій механизмъ всегда еще держитъ вмст допускаемое раздльно.

190. Множество такихъ сужденій, какъ А есть а, А есть b, А есть c, А есть d и т. д., при чемъ принимается не одно и тоже А, но нсколько съ противно-противоположными а, b, c, d…. сами собою выравниваются (ordnen sich) въ рядъ, потому что а, b, c, d… сливаются въ различнымъ степенямъ, смотря по ихъ большей или меньшей противоположности. (Напримръ, три сужденія: одинъ плодъ зеленъ, другой — желтъ, третій — желтозеленъ, — сливаются между собою такъ, какъ этого требуетъ порядокъ цвтовъ: зеленый, желтозеленый, желтый, потому что между желтымъ и зеленымъ задержка наисильнйшая, и, слдовательно, сліяніе наименьшее). Отсюда возникаетъ отношеніе между рядомъ А и его видами (A, которое есть а, А, которое есть b, и т. д.). Вмст съ тмъ, между этими видами, въ силу ихъ различій а, b, c, d, является множество законовъ воспроизведенія, и отсюда возникаютъ неясно мыслимыя формы рядовъ, какъ, напр., звуковая линія и цвтная поверхность. То, что происходитъ здсь съ а, b, c, d…. происходитъ и съ , , , …. если виды А различаются не по одному только, но по нсколькимъ рядамъ признаковъ (см. логику, особенно 48—50 Lehrb. Z. Einl. in d. Philos.).

Примчаніе. Слдовательно, разсматриваемое съ педагогической точки зрнія, образованіе рядовъ чрезвычайно важно, потому что на нихъ основывается какъ отчетливое мышленіе, такъ и всякаго рода построеніе.

191. Чмъ боле этимъ путемъ, сравненіемъ сходнаго и отчасти различнаго, образуются и обособляются (aus einander setzen) ряды признаковъ, тмъ боле становится возможнымъ опредлять посредствомъ ихъ содержаніе соединеній, или приближаться къ опредленіямъ понятій, потому что каждая составная часть соединенія (Complexion), т. е. каждый признакъ понятій, получаетъ свое мсто въ одномъ изъ рядовъ признаковъ. Стараніе найдти это мсто выражается, между прочимъ, въ такихъ вопросахъ: какъ выглядываетъ вещь? какъ она велика? зачмъ она нужна? насколько она пріятна? Однако, для того, чтобы всмъ признакамъ найдти мсто въ соотвтствующемъ ряду, требуется множество воспроизведеній различныхъ рядовъ, которое дается психическимъ механизмомъ не иначе, какъ въ силу господствующихъ массъ представленій. Какой это стоитъ работы, особенно при понятіяхъ высшаго вида, и какъ много нужно для этого отчасти положительныхъ, отчасти отрицательныхъ сужденій, это уже показываютъ даже діалоги Платона. И насколько мало обыкновенно выполняется эта работа, показываетъ незначительность развитія понятій у большинства людей.

192. Поэтому оказывается, что опредленіе и раздленіе понятій, ясное и отчетливое мышленіе, есть задача, которую психическій механизмъ ршаетъ не тмъ, что дйствительно расщепляетъ свои соединенія (Complexionen), но тмъ, что позволяетъ сопоставлять составныя части послднихъ съ образованными уже рядами признаковъ. Общія понятія также никогда въ дйствительности не мыслятся при помощи одного только своего содержанія, но вмст съ отношеніемъ къ своему объему, хотя и съ умышленнымъ различеніемъ отъ него,

193. Попытка же мыслить понятія только, или хотя бы преимущественно, при помощи ихъ содержанія, слдовательно при помощи совмстнаго схватыванія пунктовъ, выдающихся не непосредственно изъ опыта, но изъ образованныхъ уже рядовъ признаковъ, производитъ замчательное измненіе. Она порождаетъ философствованіе. Оно длаетъ понятія объектами мышленія. Первыми понятіями, съ которыми оно имло дло, были числа и геометрическія фигуры. Поздне тотъ же самый методъ распространился на вс логическія общія понятія. Если Платонъ, сдлавшій выводъ изъ того, что начали пиагорейцы и Сократъ, стоитъ во глав философовъ,— то тогда слдующимъ шагомъ является философія языка, потому что понятія обнаруживаются какъ данное, связанное съ находящимися въ язык словами. Аристотель, также идя до слдамъ пиагорейцевъ, отыскивалъ въ язык категоріи, т. е. самыя общія главныя понятія.

Дйствіе этого троякое.

а) Громадное большинство образованныхъ, до которыхъ, по крайней мр отчасти, доходитъ философія, снова относитъ отдленныя понятія обратно къ вещамъ. Опытъ становится упорядоченнымъ, научно обработаннымъ, и въ наукахъ устанавливаются спорные пункты, при чемъ спрашивается, какъ надо правильно мыслить вещи при помощи понятій и обозначать при помощи словъ.

b) философы, напрягая самихъ себя и еще боле — другихъ, доходятъ до того, что считаютъ понятія объектами мышленія, преувеличенно думая, что они пересаживаютъ понятія въ число реальныхъ предметовъ, при этомъ та особенность чувственныхъ вещей, въ силу которой он содержатъ въ себ метафизическія проблемы, служитъ имъ ту службу, что понятія считаются реальными даже въ боле высшемъ смысл, чмъ сами предметы опыта. Этимъ характеризуется еще до нын дйствующее платоновское ученіе объ идеяхъ. Отсюда — затрудненіе Аристотеля, который засталъ на ряду другъ съ другомъ чувственные предметы, математическія фигуры вмст съ числами, и идеи, и который, повидимому, никогда не бывалъ вполн согласенъ самъ съ собою касательно ихъ отношенія.

с) Другой обманъ составляетъ свойство кантовской школы и заключается въ томъ, что въ категоріяхъ видятъ родовыя понятія разсудка, какъ душевной способности, намеки на это встрчаются уже у Платона, Декарта и Лейбница.

Благодаря этому, затемняется сходство категорій съ формами рядовъ, которое, однако, можно еще познать аналитически {Psychologie II. 124.}. Категоріи внутренней апперцепціи при этомъ забываются.

Возьмемъ главныя категоріи: вещь, свойство, отношеніе, отрицаемое. Въ основаніи ихъ лежитъ форма сужденія и форма ряда. Понятіе отрицаемаго, отрицанія вообще, есть самый ясный примръ такого понятія, которое возникаетъ въ сужденіи изъ опыта, хотя я не иметъ никакого предмета, даннаго въ опыт.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О нашемъ пониманіи вещи и самихъ себя.

194. Совершенно само собою, и безъ малйшаго признака чего нибудь такого, что можно было бы назвать синтетической работой (63), наши представленія связываются, поскольку въ этомъ не встрчаютъ они препятствія со стороны задержки. Поэтому для ребенка въ его самомъ раннемъ возраст совсмъ не существуетъ единичныхъ представленій, но есть одно лишь цльное окружающее, которое, будучи пространственнымъ, распадается на отдльные предметы (sich auseinandersetzen) только въ послдовательномъ представливаніи.

Первоначальный хаосъ представленій, постоянно приходя въ новое состояніе, вмст съ тмъ, подверженъ постоянно прогрессирующему раздленію. Котя и неправда, будто когда нибудь разрываются однажды образованныя связи (180) (скоре ихъ количество и прочность всегда увеличиваются), но, съ одной стороны, вмст съ ними возрастаетъ и количество различеній (по 189), а, съ другой, умножаются и пространственныя отдленія того, что сначала видли,(или, вообще, воспринимали) вмст. Дло въ томъ, что вещи движутся и при помощи этого то главнымъ образомъ и разрывается окружающее. Этимъ способомъ впервые возникаетъ для человческаго представливанія множественность вещей. Сначала столъ кажется составляющимъ одно съ поломъ, точно также, какъ доска стола составляетъ одно съ его ножками, но столъ сдвигается съ мста, между тмъ какъ доска не отдляется отъ ножекъ. Что не удаляется другъ отъ друга, то сохраняетъ въ представливаніи первоначальное единство.

195. Подобно тому, какъ окружающее постепенно распадается на единичныя вещи, — точно также вещи распадаются, въ свою очередь, на признаки (191). Если спросятъ: къ къ кому же собственно подлежащему относятся признаки? то на это надо отвтить подлежащее всегда есть цльное соединеніе (Complexion) этихъ же самыхъ признаковъ, поскольку психическій механизмъ представляетъ ихъ въ одномъ нераздльномъ акт. При этомъ не встрчается совсмъ никакой трудности, пока не будутъ собраны вс сужденія, при помощи которыхъ одной и той же вещи приписываются вс ея признаки.

Но если однажды (чего у большинства людей никогда не случается) мышленіе достигло этой степени зрлости, то дло измняется. Сужденія совсмъ разрушаютъ соединенія, и различаютъ ихъ признаки какъ многое, при этомъ всегда все-таки предполагается единое, какъ подлежащее для многихъ сказуемыхъ. Но это понятіе утратило свое содержаніе, и здсь открывается метафизическая пропасть, вопросъ о субстанціи (ср. 86), какъ о неизвстномъ нчто, предположеніе котораго оказывается тмъ боле необходимымъ, что оно должно быть не только такимъ подлежащимъ, которое никогда не становится сказуемымъ (между тмъ какъ въ дйствительности сужденія превращаютъ свое подлежащее въ чистое сказуемое), но и тмъ пребывающимъ, которое во всхъ переманахъ остается равнымъ самому себ (между тмъ на дл соединеніе, имющее значеніе вещи (въ чувственномъ мір), обладаетъ не только одновременными, но и послдовательными признаками, и, слдовательно, ни въ какомъ случа не равняется самому себ).

196. Противорчія въ понятіи вещи съ нсколькими признаками и въ понятіи измненія — извстны {Мы обыкновенно приписываемъ отдльнымъ вещамъ различныя свойства — причемъ одна вещь, во нашему представленію, является обладательницею многихъ свойствъ. Но какимъ образомъ одна и та же вещь можетъ имть различныя свойства? Какимъ образомъ единое можетъ быть въ тоже время многимъ? Если мы говоримъ, что вещь ‘обладаетъ’ свойствами, то отъ этого дло выходитъ не лучше: вдь, обладаніе свойствами само есть нчто столь же множественное и различное, какъ и т снойстга, которыми обладаютъ. Слдовательно понятіе вещи съ ея многими свойствами (или признаками) заключаетъ въ себ противорчіе. Мы не избгнемъ этого противорчія даже въ томъ случа, если будемъ представлять единую вещь обладающею многими признаками не одновременно, а послдовательно, т, е. если будемъ допускать измненіе вещи. Это понятіе, подъ какими бы формами оно ни мыслилось (подъ формой ли механизма, самоопредленія или абсолютнаго быванія), полно противорчій. Чтобы избгнуть ихъ, необходимо призвать одно: на самомъ дл нтъ ни единыхъ вещей со многими признаками, ни какихъ бы то ни было измненій въ существующемъ, все это — одна только видимость, истинно существующее должно мыслиться какъ совокупность совершенно простыхъ и неизмняемыхъ сущностей, при чемъ каждой сущности принадлежитъ только одно простое качество. Прим. перев.} (Lehrb. zur Einleit, in d. Philos 101—113, 122—135 der 4 Ausg.). Здсь мы постараемся только выяснить, какимъ образомъ происходитъ, что обыкновенный разсудокъ не замчаетъ этихъ противорчій. Простое разршеніе этого слдующее: то единство, котораго не хватаетъ метафизику въ начал его изслдованія, и ради котораго онъ нуждается въ форм опыта, между тмъ какъ матерія того же самаго опыта (множественность одновременныхъ и противоположность послдовательныхъ признаковъ) не допускаетъ ему ее, — это единство овладваетъ психическимъ механизмомъ съ самаго начала и совершенно само собою. Для того, что бы представить чувственную вещь, мы ничуть не употребляемъ столькихъ же представленій, сколько существуетъ и чувственныхъ признаковъ, но единство акта представливанія, которое и составляетъ природу соединенія, совсмъ не допускаетъ для обыкновеннаго разсудка какого бы то ни было вопроса объ единств въ представляемомъ. Людямъ всегда было и будетъ труднымъ хотя бы только понять этотъ вопросъ, даже посл того, какъ сужденія давно уже разложили соединенія, Такимъ образомъ, психическій механизмъ приводитъ въ заблужденіе даже многихъ философовъ.

Примчаніе. Было бы совершенно напраснымъ надятся, что въ успхахъ наукъ метафизка могла бы когда нибудь найдти боле удобный выходъ, чмъ при помощи противорчій въ форм опыта. Единство самой души есть глубокое основаніе, по которому въ нашемъ представливаніи является то единство, котораго мы потомъ не находимъ въ представляемомъ. Въ этомъ и въ строгой опредляемости тхъ законовъ воспроизведенія, которые образуются по 168, заключается и отвтъ на вопросъ: какимъ образомъ могутъ бытъ даны формы опыта? {См. примч. переводчика къ 63 (въ конц).} (Lehrb. zur Einl. in d. Philos. 22 — 29 и 98—102, 119—123 d. 4 Ausg.).

197. Чтобы имть возможность приблизиться къ трудному ученію о самосознаніи, мы должны прежде всего припомнить нкоторыя изъ важнйшихъ различій въ человческомъ пониманіи вещей.

Движущіеся предметы занимаютъ зрителя несравненно больше, чмъ покоющіеся, потому что наблюденіе движущагося есть безпрерывная смна возбуждаемаго и удовлетворяемаго желанія. Если движущееся находится на какомъ нибудь мст, то его представленіе сливается съ представленіями окружающаго. Если оно покидаетъ это мсто, то вмсто него воспринимается что-нибудь изъ того задняго плана, передъ которымъ оно проходило. Это воспріятіе задерживаетъ то представленіе движущагося, но со временемъ послднее вызывается представленіями окружающаго, которое все-таки является точно такимъ же, какъ и въ начал. И это выступаніе (прежняго представленія) большею частью бываетъ гораздо сильне задержки, потому что оно происходитъ изъ гораздо большей суммы представленій, чмъ задержка, которая возникаетъ отъ взгляда на малую часть задняго плана. Слдовательно, представленіе движущагося находится въ состояніи желанія (36). Но это желаніе удовлетворяется, потому что движущееся ускользаетъ не изъ поля зрнія (или круга воспріятія), но только иногда изъ средняго пункта зрительнаго поля, и полное удовлетвореніе достигается едва замтнымъ вращеніемъ глаза, Такимъ образомъ, воспріятіе (Auffassung) движущагося всегда продолжается.

Что движущееся не только боле занимаетъ, но и глубже впечатлвается, чмъ покоящееся, — это основывается на множеств небольшихъ прмощей, остающихся отъ каждаго окружающаго, въ которомъ оно оказалось.

198. Такъ какъ живое, особенно ощущающее, наблюдается въ несравненно большихъ и разнообразнйшихъ движеніяхъ, чмъ мертвое, то уже изъ этого можно понятъ, почему даже въ самые ранніе періоды существованія не только человкъ, но и животное, гораздо мене обращаетъ вниманіе на мертвое, чмъ на живое. Однако, при этомъ надо замтить, что первоначально вещи считались не мертвыми, по ощущающими, потому что при взгляд на тло, получившее толчекъ или ударъ, припоминается собственное чувство при подобномъ страданіи собственнаго тла. Отсутствіе этого служитъ признакомъ тупоумія. Чмъ живе человкъ, тмъ боле жизни предполагаетъ онъ повсюду при ближайшемъ испытаніи.

Примчаніе. Насильно порожденнымъ и столь же насильно удержаннымъ заблужденіемъ идеализма было противоположеніе Я тому, что есть не Я,— какъ будто вещи съ самаго начала были исполнены отрицаніемъ Я. При такомъ способ, никогда бы не возникли Ты и Онъ, никогда бы не была познана никакая другая личность, кром своей собственной. Лучше сказать: то, что ощущалось внутри, будетъ, гд это возможно, переноситься во вн. Поэтому, вмст съ Я, образуется Ты, и почти одновременно съ тмъ и другимъ — Мы, что забываетъ и долженъ забывать идеализмъ, не желающій пробудиться отъ своихъ грезъ. Вдь, представленіе Мы, очевидно, зависитъ отъ обстоятельствъ, оно порождается то въ большихъ, то въ меньшихъ кругахъ, хотя и такимъ образомъ, что, вмст съ этимъ, принимаетъ въ себя Я. При аналитическомъ разсмотрніи, этотъ предметъ гораздо боле очевиденъ, чмъ таинственное Я. Подобно тому, какъ Платонъ сначала разсматривалъ государство какъ сочиненіе, написанное большими буквами и разбираемое даже плохими глазами, чтобы удобне понять мелкій шрифтъ, — точно также и для того, чтобы получить полезную подготовку для трудной проблемы, должно изслдовать раньше, чмъ Я.

199. Откуда же представленіе о представленіи и о представляющихъ вещахъ? Прежде всего, этотъ вопросъ должно понимать довольно просто. Какимъ образомъ возможно, что представливаніе соединяется съ пространственно протяженнымъ и его остальными признаками, и даже составляетъ (sei) съ нимъ одну вещь,— надъ этимъ едва задумывается даже образованный человкъ, не говоря уже о невжественныхъ людяхъ. Но что существуютъ вещи, въ которыхъ живутъ представленія,— это знаетъ даже животное. Этому оно научается, видя, что извстныя вещи примняются къ другимъ, даже нр соприкасаясь съ ними.

Обыденный разсудокъ склоненъ врить, что иголка знаетъ о магнит. Такимъ же точно способомъ каждый убждается, что А содержитъ въ себ качество отъ если первое оказывается строго опредленнымъ при помощи втораго. Качество отъ В, взятое помимо его реальности, есть образъ В, {Срав. прим. пер. къ 150.} или, другими словами, его представленіе. Если находятъ, что А опредляется качествами (движеніями и т. д.) В, C, D и такъ дале, въ цломъ окружающемъ, то ради этого А обладаетъ сказуемымъ чего-то представляющаго: и отсюда подъ ближайшими опредленіями возникаетъ (wird) сказуемое, что А видитъ, сытитъ, обоняетъ и проч.

Что же касается категорій внутренней апперцепціи,— того объекта, который, вступая въ окружающее, перерываетъ понимаемое вмст съ воспріятіемъ этого окружающаго теченіе мыслей, и обращаясь дале, при частомъ повтореніи, къ своему предшествующему, образуетъ свернутую (involvirte) временную линію чувствъ,— то разсуждать о всемъ этомъ было бы, пожалуй, слишкомъ труднымъ для цли настоящаго учебника. Достаточно будетъ замтить, что устранить путаницу идеализма должно при помощи различенія чистаго субъекта, какъ временной сущности, отъ Я, хотя послднее необходимо связано съ первымъ, потому что будучи мыслимо отдльнымъ, оно приводитъ къ нелпостямъ.

Постепенное проникновеніе ощущеній во вс нервы (напр., если ребенокъ смакуетъ ароматическій сладкій плодъ, или взрослый человкъ опорожниваетъ рюмочку), равно какъ и проникновеніе услышаннаго слова или увидннаго событія во вс массы представленій,— этотъ внутренній отзвукъ,— вызываетъ въ сознаніи не Я (Ichheit), но субъекта. И паче обстоитъ дло, если умышленію предаются ощущенію, гд удовольствіе (Genuss) наступаетъ посл того и по мр того, какъ его искали.

200. Въ большинств случаевъ указанные A и B, представляющее и представляемое, суть очевидно дв различныя вещи (zwei Verschiedene), которыя пространственно противостоятъ другъ другу. Но само собою разумется, что, если об он какимъ нибудь образомъ являются однимъ и тмъ же, то должно возникнуть представленіе знанія о себ самомъ.

При этомъ не спрашиваютъ, какъ возможно считать однимъ и тмъ же дв противоположности, — представляющее и представляемое. Эта трудная метафизическая проблема, въ психологическомъ смысл, также легка, какъ и вышеупомянутая — какимъ образомъ воспріятія нсколькихъ признаковъ вмст образуютъ представленіе единой вещи, или приведенная еще раньше,— какимъ образомъ конечныя пространственныя величины могутъ являться безконечно длимыми? Въ душ все множество представляемаго сливается въ одномъ представливаніи, если только этому не препятствуютъ задержки, но можетъ ли представляемое оставаться, когда сюда приходятъ разлагающія сужденія (191) и вызываютъ метафизическое мышленіе? какимъ образомъ должно первоначально уживаться въ душ малйшее предчувствіе этого?

Каждый осматриваетъ и осязаетъ массы своихъ собственныхъ членовъ. Посторонній наблюдатель тогда обыкновенно выражается такъ: онъ самъ себя осматриваетъ, онъ самъ себя осязаетъ. Тожество этого ‘самъ’, очевидно, совсмъ не истинно, потому что глазъ и осязающая рука отличаются отъ той руки, которую осматриваютъ и осязаютъ. Однако тожество въ первоначальномъ психологическомъ смысл является наличнымъ: потому что все тло иметъ значеніе единаго, такъ какъ вс его частныя представленія полнйшимъ образомъ (innigst) слиты. Впрочемъ, самоосматриваніе, или самоосязаніе, есть только особый случай самопознанія.

201. Однако, все это — только еще подготовка къ объясненію самосознанія. Въ только что изложенномъ заключается лишь начало представленія какого то отъ него отличается представленіе меня, т. е. моего Я. Поэтому первое все-таки служитъ основаніемъ втораго, какъ показываетъ опытъ, потому что ребенокъ сначала говоритъ о себ въ третьемъ лиц.

Напротивъ, первое лицо, какъ первое, есть начальный пунктъ ряда, и должно объясняться по виду рядовой формы (29 и 168—177).

Человкъ, коль скоро его пониманіе пространства (rumlichen Auffassungen) нкоторымъ образомъ созрло, находитъ себя подвижнымъ центромъ вещей, изъ котораго выростаютъ не только разстоянія (Entfernungen), но и трудности достичь желаемаго, и къ которому постепенно подвигается достигаемое, по мр того, какъ оно удовлетворяетъ желанія. Такимъ образомъ, эгоизмъ — не основаніе желаній, но способъ представленія, который къ нимъ примняется, Разбивается же эгоизмъ уже до нкоторой степени тмъ, если человкъ принимаетъ (fasst) другой центръ вещей. Тогда онъ чувствуетъ себя неминуемо къ нему приведеннымъ, какъ въ чувственномъ — къ главному городу страны, въ духовномъ — къ Божеству.

Примчаніе. Огромную нравственную, и вообще практическую, важность иметъ представленіе Мы, которое основывается на предположеніи общаго (gemeinschaftlicher) ощущенія и пониманія (Auffassung). Оно является естественнымъ противовсомъ эгоизму въ собственномъ смысл, и оно совершенно естественно, потому что ни одинъ человкъ собственно не знаетъ, чмъ бы онъ былъ совершенно одинъ. Въ области представленія Мы, въ то время какъ оно разршается въ многократное Я, порождается законность и стремленіе къ чести. Представленію же Мы противополагаются представленія Вы и Они, со всмъ зломъ корпораціоннаго духа. Особенно удивительно, что самое Мы является то тмъ, то другимъ обществомъ, именно, люди бываютъ въ одномъ пункт друзьями, а въ другомъ — врагами.— Здсь на начальство жалуется подчиненный, тамъ вообще жалуются на начальство.

202. Соединеніе, образующее собственную самость (Selbst) каждаго, въ теченіи жизни безпрестанно получаетъ прибавки, которыя, тотчасъ же посл своего появленія, самымъ тснымъ образомъ (aufs innigste) сливаются съ нимъ. (Если бы этого не происходило, то пропало бы единство личности, что дйствительно бываетъ во многихъ случаяхъ безумія, въ то время какъ изъ извстной, особо дйствующей массы представленій порождается новое В, отчего,— если массы выступаютъ въ сознаніи чередуясь вслдствіе смны въ организм,— возникаетъ и смна личности).

Прибавки же являются сравнительно гораздо мене новыми воспріятіями (Auffassungen) собственнаго тла,— для чего слишкомъ незначительна воспріимчивость (45),— чмъ внутренними воспріятіями (Wahrnehmungen — см. 40) представленій, желаній и чувствъ. Поэтому представленіе Я всегда боле склоняется къ понятію духа, который вполн отдляется, когда Я мыслится невредимо остающимся при поврежденіяхъ тла, во время измненія періодовъ жизни, и даже по смерти.

У каждаго человка Я порождается многократно въ различныхъ массахъ представленій, и хотя отсюда у душевноздороваго не возникаетъ никакого множественнаго Я, однако эта множественность иметъ все-таки нкоторое значеніе для образованія характера вообще и добронравія въ особенности. Тотъ мальчикъ, который бываетъ дома — однимъ, въ школ — другимъ, среди своихъ товарищей но играмъ — третьимъ, находится въ опасности. Человкъ, держащій различный тонъ съ высшими, равными и низшими, въ нравственномъ отношеніи стоитъ не такъ прочно, какъ, тотъ, кто постоянно держитъ себя равно. Впрочемъ, между разными людьми существуетъ неизбжное неравенство, такъ что одинъ чувствуетъ себя боле въ удовольствіи, другой — въ страданіи, третій — боле въ дятельности,— внутренней или вншней. Первая часто бываетъ образуема второй. Боле всего расходятся здсь между собою мистики и проповдники свободы, первые думаютъ, что слдуетъ убивать собственную волю и отказываться отъ собственнаго uff,, вторые проповдуютъ абсолютную самостоятельность Я. Но весьма страннымъ является самообольщеніе тхъ, которые въ самой мистик желаютъ все-таки утверждать свою личную свободу, чтобы соединить все, о чемъ идетъ хорошая молва. Такимъ людямъ безполезно говорить о правильной середин, они съ самаго начала потеряли дорогу, и должны вернуться назадъ, чтобы снова найдти ее.

203. Къ правильному познанію самихъ себя мы приходимъ чрезъ понятіе души, а не непосредственно чрезъ только что выясненное Я. Именно, послднее должно преобразоваться въ первое, потому что Я въ обычномъ смысл содержитъ въ себ чисто случайные признаки, что обнаруживается посредствомъ разлагающихъ сужденій (отвтовъ на вопросъ: кто я?), точно также какъ представленія чувственныхъ вещей разлагаются сужденіями (195) на чистыя сказуемыя, подлежащее которыхъ долгое время слпо предполагается, и подконецъ не находится. Отдляя отъ Я все индивидуальное, сужденія не оставляютъ отъ него ничего, кром понятія тожества объекта и субъекта,— понятія противорчиваго, преобразованіе котораго въ понятіе души является дломъ общей метафизики, которая точно также и понятія субстанцій, силъ (196), пространственныхъ и временныхъ вещей (177) переработываетъ въ ученіе о простыхъ сущностяхъ, ихъ нарушеніяхъ и самосохраненіяхъ.

204. Теперь впервые возможно объяснить, что называется интуиціей (Anschauen),— выраженіе, которымъ много разъ святотатственно злоупотребляли.

‘Имть интуицію’ значитъ: принимать данный объектъ какъ таковой и никакой другой.

Объектъ долженъ противополагаться субъекту и другимъ объектамъ. Такимъ образомъ, въ первый разъ его возможно найдти посл того, какъ Я, какъ первое лицо, пространственнымъ образомъ отмчается какъ центръ вещей. Обыкновенно объектъ становится соединеніемъ признаковъ, по виду чувственной вещи, а эта послдняя прежде всего должна быть выдлена изъ цлаго окружающаго (194), чтобы воспріятіе (Auffassung) могло ограничить объектъ какъ таковой и никакой другой. При этомъ объектъ является, такъ сказать, на заднемъ план прежнихъ представленій, которыхъ онъ заразъ воспроизводитъ и задерживаетъ. Благодаря этому, онъ самъ иметъ опредленный очеркъ какъ въ пространственномъ, такъ и во всхъ другихъ отношеніяхъ. Поэтому то каждая интуиція (далеко не равняющаяся одному только ощущенію) иметъ стремленіе (Tendenz) сейчасъ же обнаружиться во множеств сужденій (какъ въ 182), которыя, однако, въ большинств случаевъ взаимно подавляются, отчасти вслдствіе задержки подъ ихъ сказуемыми, отчасти потому, что вс они не могутъ сейчасъ же найдти словъ, часто же и потому, что воспріятіе (Auffassung) движется отъ одного предмета къ другому.

Поэтому интуиція есть очень запутанный процессъ, который долженъ быть подготовленъ множествомъ боле раннихъ продукцій (не какими нибудь данными въ дух формами) и который тогда съ психологическою необходимостью слдуетъ такъ, какъ можетъ, все равно — представляется ли имъ реальный предметъ, или же обманчивый образъ. Испытаніе этого есть дло мышленія, и его ршенія не можетъ предвосхитить никакая интуиція, какъ бы тамъ ее ни называли.

Наконецъ, пассивность интуированія (которая выражается словомъ ‘воспринимать’ (auffassen), именно — воспринимать данное) есть не непосредственно страдательное состояніе души, которою интуиція скоре продуцируется, хотя и безъ всякаго сознанія дятельности: но страдательно относятся такія представленія, на которыхъ, какъ на заднемъ план, воспріятіе намчаетъ свои очерки, или, говоря проще, которыя, въ силу того однороднаго, что является у нихъ общимъ съ воспріятіемъ, репродуцируются имъ, а, въ силу неоднороднаго, задерживаются.

Это отношеніе въ интуированіи, въ силу котораго прежнія представленія страдаютъ отъ новаго воспріятія, можетъ, однако, легко и быстро превратиться въ противоположное, если только продолжительное слдованіе интуицій не удерживаетъ духа въ его пассивномъ положеніи. Что тогда происходитъ,— это уже было указано (въ 39). Тогда интуиція оканчивается и, вмсто нея, начинается припоминаніе, фантазированіе и мышленіе.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
О необузданной игр психическаго механизма.

205. Ради краткости, которой долженъ придерживаться этотъ учебникъ, мы свяжемъ съ важною въ практическомъ отношеніи противоположностью между самообузданіемъ и недостаткомъ его многое такое, что въ подробномъ изложеніи слдовало бы разсмотрть боле раздльно.

Независимо отъ внутренняго обузданія, духовная возбуждаемость (Regsamkeit) можетъ имть свое начало или въ самихъ представленіяхъ, или въ организм, или во вншнихъ впечатлніяхъ.

206. Будучи предоставлено самому себ, небольшое число представленій очень скоро приблизилось бы къ своему статическому пункту, и эти представленія сохраняли бы только еще очень незначительное движеніе къ нему, вслдствіе чего его никогда нельзя было бы достигнуть (17).

Однако это значительно измняется при крайне большемъ числ и весьма запутанныхъ связяхъ представленій, которыя пріобртаются человкомъ съ теченіемъ времени.

207. Если рядъ представленій протекаетъ именно теперь, то въ каждое мгновеніе измняется та задержка, которую терпятъ представленія, совершенно или почти вытсняемыя изъ сознанія. Одни могутъ приводиться въ движеніе сами собою, такъ какъ они мене задержаны, другія воспроизводятся, тми членами протекающаго ряда, съ которыми они однородны..: Но воспроизводимыя сами могутъ имть свои ряды, которые также начинаютъ протекать, перепутываясь другъ съ другомъ и съ тмъ первымъ, возникаютъ то задержки, то: сліянія и соединенія.. При помощи же этихъ новыхъ связей образуются новыя цлостныя силы (Totalkrfite — 23) и, благодаря этому, передвигаются статическіе пункты, слдовательно — являются, новые законы движенія.

При этомъ можетъ. замедляться разнообразная смна душевныхъ состояній (33—38). Она постепенно втягиваетъ организмъ въ игру, и отъ этого вмшательства (котораго здсь мы не будемъ разсматривать подробне) дло становится еще боле запутаннымъ.

Съ этимъ фантазированіемъ (потому что это есть оно, боле или мене живое) очень часто связываются поступки во вншнемъ мір, и громкое высказываніе мыслей есть только видъ этого. У дтей, которыя еще не научились сдерживаться, подобныя, обнаруженія того, что происходитъ внутри, обычны. Потомъ къ этому здсь присоединяется воспріятіе продукта обнаруженія и воздйствуетъ на теченіе психологическаго явленія.

208. Будучи до извстной степени быстрымъ, теченіе человческихъ воспріятій не даетъ времени приносимымъ съ собою представленіямъ стать въ равновсіе другъ съ другомъ, предыдущія сталкиваются послдующими на механическій порогъ, не вступая въ т связи, къ которымъ они были способны, а изъ механическаго порогъ очень скоро становится статическимъ, если еще дольше продолжается приливъ новыхъ представленій. Вслдствіе этихъ поспшныхъ задержекъ, скопляется множество неперевареннаго матеріала, который впервые постепенно переработывается, когда его снова вызываютъ въ сознаніе послдующія воспроизведенія.

209. Позднйшая переработка ране собраннаго матеріала тмъ важне, что прежнія представленія обыкновенно бываютъ боле напряженными, по причин ослабвающей впечатлительности (Empfnglichkeit). Однако эта переработка, чмъ поздне, тмъ становится трудне, потому что, вслдствіе постояннаго прилива новыхъ воспріятій, прогрессивно измняется душевное расположеніе, вмст съ соотвтствующимъ тлеснымъ расположеніемъ, такъ что прежнія представленія, со своими, ране образованными, связями, всегда меньше къ нему подходятъ, и, слдовательно, ихъ воспроизведеніе встрчаетъ больше препятствій. Въ этомъ заключается основаніе, почему все больше и больше забывается то, чего долго не вспоминаютъ при помощи повторенія. Строго же говоря, душа ничего не теряетъ.

210. Цлесообразность переработки опредляется цлесообразностью воспроизведенія, потому что только т представленія, которыя воспроизводятся вмст (и никакія другія), вступаютъ, благодаря этому, въ новую и боле тсную связь.

Примчанія. Въ связи съ этимъ стоятъ нкоторыя изъ главныхъ понятій педагогики. Прежде всего — различеніе аналитическаго и синтетическаго обученія. Первое происходитъ при помощи цлесообразнаго воспроизведенія, второе заботится о томъ, чтобы съ самаго начала поставить новыя представленія въ цлесообразную связь. Дале, сюда относится общее требованіе, что углубленіе и осмысливаніе. подобно духовному дыханію, должны постоянно смняться другъ другомъ. Углубленіе происходитъ въ то время, какъ нкоторыя представленія другъ за другомъ выступаютъ въ сознаніи съ надлежащею напряженностью и ясностью (по возможности, свободныя отъ задержекъ). Осмысливаніе есть собранность и связь этихъ представленій. И то, и другое иметъ мсто какъ при аналитическомъ, такъ и при синтетическомъ обученіи. Чмъ полне и тщательне совершаются эти операціи, тмъ лучше идетъ обученіе.

(Срав. Allgemeine Pdagogik автора, въ начал и въ конц второй книги).

211. Въ то время, какъ, по указаннымъ выше причинамъ, представленія, постоянно стремясь къ равновсію, именно вслдствіе этого, переходятъ изъ одного движенія въ другое,— они все прочне и многообразне переплетаются между собою, такъ что всякое возбужденіе одного изъ нихъ распространяется и на остальныя, и этимъ даже опредляется ихъ обратное дйствіе. Другими словами: фантазированіе все боле и боле переходитъ въ мышленіе, и человкъ становится все боле разсудительнымъ, потому что разсудокъ иметъ свое мстопребываніе въ этой общей связи представленій между собою, а не въ понятіяхъ и сужденіяхъ, отдльно взятыхъ (188). Однако съ этимъ связано постепенное развитіе понятій и сужденій, коль скоро при этомъ являются вышеупомянутыя обстоятельства (179—192).

212. Такъ какъ никакой человкъ не живетъ въ одиночку, или такъ какъ, лучше сказать, человчность обнаруживается (vorhanden ist) въ обществ, то здсь прилично будетъ замтить, что разговоръ является обычнымъ побужденіемъ къ фантазированію, а нравы и общія мннія — обычными опорными пунктами, въ которыхъ представленія такъ сплетаются и перекрещиваются, что отсюда получаетъ опредленіе каждое изъ ихъ движеній: или, какъ можно еще сказать, общій разсудокъ опирается на общее мнніе, кото рое, впрочемъ, можетъ быть неосновательнымъ и неистиннымъ, слдовательно — весьма противнымъ разсудку въ высшемъ смысл этого слова.

213. Отъ фантазированія и мышленія человка зависитъ его интуиція (Anschauen) и вниманіе (Merken), вообще — его интересъ. Каждый человкъ иметъ свой собственный міръ, даже при равенств окружающаго.

Вниманіе (Aufmerksamkeit) бываетъ отчасти непроизвольнымъ и пассивнымъ, отчасти произвольнымъ и активнымъ. О послднемъ здсь еще нтъ рчи, потому что оно находится въ связи съ самообладаніемъ. Первое иметъ свое основаніе отчасти въ мимолетномъ расположеніи духа во время дятельности вниманія (whrend des Merkens), отчасти же опредляется прежними представленіями, которыя воспроизводятся тмъ, на что обращено вниманіе.

а) При состояніи духа во время дятельности вниманія имютъ значеніе четыре обстоятельства: напряженность впечатлнія, свжесть впечатлительности (Empfnglichkeit), степень противоположности къ представленіямъ, уже находящимся въ сознаніи, и степень боле или мене дятельнаго передъ этимъ настроенія (Gemths) {Psychologie I, 95.}.

b) Что касается содйствія прежде воспроизведенныхъ представленій, то они могутъ неблагопріятствовать непроизвольному вниманію, какъ вслдствіе излишка, такъ и вслдъ стіе недостатка, потому что въ обоихъ случаяхъ для вновь воспринятаго оказывается невозможнымъ опредлиться по расположенію духа. Именно, если новое совсмъ не находитъ, или находитъ слишкомъ мало стараго, съ которымъ оно могло бы вступить въ связь, то само по себ оно бываетъ большею частью слишкомъ слабымъ, чтобы не быть задавленнымъ другими представленіями, которыя боле собраны и связаны. Если же однороднаго стараго вступаетъ слишкомъ много, то ослабваетъ впечатлительность для новаго. Напротивъ, дятельности вниманія (das Merken) благопріятствуютъ главнымъ образомъ два обстоятельства: во первыхъ, если она находится въ контраст со старымъ, причемъ воспроизведеніе достаточно сильно для связыванія, хотя и не повреждаетъ впечатлительности излишкомъ, во вторыхъ, если новымъ ускоряется развитіе прежнихъ представленій, къ чему они уже и безъ того стремились. Въ этомъ случа оно устанавливаетъ новыя связи, удовлетворяя вмст съ тмъ желаніе или вызывая все-таки пріятное чувство. Это происходитъ въ особенности при заране возбужденномъ ожиданіи.

Примчаніе. Вниманіе и ожиданіе, будучи оба ступенями интереса, равнымъ образомъ относятся къ основнымъ понятіямъ общей педагогики (2 глава 2-й части вышеупомянутой книги автора объ этомъ предмет должна быть объясняема выставляемыми здсь положеніями).

214. Изъ тхъ возбужденій психическаго механизма, которыя имютъ свое начало въ организм, здсь можно оставить въ сторон такія, которыя, очевидно, представляютъ изъ себя скоре физіологическіе, чмъ психологическіе феномены, сюда относятся тлесныя потребности.

Въ общемъ же весьма ясно, что всякое тлесное чувство бываетъ въ состояніи вызвать въ сознаніе соединенные съ нимъ ряды представленій и что эти ряды развиваются тмъ врне, что со всми другими представленіями связываются другія (хотя бы и очень слабыя) тлесныя чувства, которымъ соотвтствуютъ другія тлесныя состоянія, а эти послднія именно теперь и не могутъ быть вызваны. На основаніи этого скоре должно ожидать большей, чмъ меньшей зависимости духа отъ тла, сравнительно съ той, которую обнаруживаетъ опытъ.

215. Измненіямъ расположеній духа, равно какъ протеканіямъ и скрещиваніямъ (Ineinnandergreiien), рядовъ представленій, также должны соотвтствовать измненія въ тлесныхъ состояніяхъ. При этомъ тактъ (Zeitmass) и скорость душевнаго измненія уже могутъ встрчать или благопріятное, или неблагопріятное для себя расположеніе тла, что достаточно объясняетъ смняющееся удовольствіе и наклонность къ тому или другому занятію, если, кром того, не имютъ еще вліянія чисто психологическія основанія.

Примчаніе. Необузданной или трудно обуздываемой бываетъ преимущественно та игра психическаго механизма, которая возникаетъ въ то время, когда скорость въ измненіи тлесныхъ состояній необычнымъ образомъ возрастаетъ и ускоряетъ этимъ соотвтствующее теченіе представленій. Подобное проиходитъ при выздоравливаніи, во время половой зрлости, во многихъ болзненныхъ состояніяхъ и т. д. Тогда фантазія избгаетъ разсудка,— другими словами: быстрота развивающихся представленій увеличиваетъ силу, съ которою они вытсняютъ изъ сознанія т’представленія, которыя могли бы имъ противостать.

216. Предшествующее получаетъ гораздо большую практическую важность, если за множественной и измнчивой окраской Я (о чемъ была рчь въ 202) стараются правильно разсмотрть пребывающую индивидуальность человка, которая особенно бросается въ глаза практику-воспитатателю, но которую очень трудно отличить отъ вышеупомянутой (измнчивой окраски). Сюда относится слдующее:

а) Тлесная аффектація (106), проходящая отъ одной системы къ другой, должна была бы, при совершенномъ здоровь (по крайней мр, зрлаго мужскаго тла), или совсмъ не происходить, или же быть въ высшей степени ограниченной, такъ что не было бы никакого вліянія душевной дятельности, напр., на пищевареніе и кровообращеніе, (а слдовательно и наоборотъ), тогда какъ на дл неустрашимость воина посреди опасностей не безъ основанія называется хладнокровіемъ.

b) Напротивъ, въ каждомъ человческомъ организм заключается предрасположенная система возможныхъ аффектовъ, и эта система Предрасположена такимъ образомъ, что старательное воспитаніе скоре отсрочиваетъ обнаруженіе этихъ аффектовъ, чмъ устраняетъ и обходитъ ихъ вредныя послдствія. Поэтому оно никого не можетъ совершенно уберечь отъ опытовъ (Erfahrungen), съ которыми онъ встрчается, такъ какъ онъ самъ привлекаетъ ихъ къ себ.

c) Насколько различное физіологическое давленіе (50) возникаетъ изъ органовъ и системъ тла,— предоставимъ объяснять физіологамъ, а что можетъ измнить это давленіе въ душевной дятельности,— объ этомъ должно судить при помощи познанія психическаго механизма и его разнообразныхъ возможныхъ задержекъ. Наиболе легкое изъ этого слдующее:

) Вмсто непосредственнаго воспроизведенія (26), подъ вліяніемъ вышеупомянутаго давленія, ближе всего возникаетъ затемненіе, потому что новыя воспріятія не столько образуютъ свободное пространство прежнимъ однороднымъ представленіямъ, сколько, противодйствуя, ослабляютъ уже данныя на лицо представленія, которыя были поставлены въ равновсіе давленіемъ, такъ что дйствіе давленія возрастаетъ и прежнія представленія, которыя должны были принять и усвоить себ новое, выступаютъ едва замтно. Отсюда очень часто является нмое изумленіе тамъ, гд ожидался живой интересъ.

) Это же самое давленіе еще гораздо легче вредитъ сведенію (Wlbung), а слдовательно и заостренію (Zuspitzung), отчего представленія выступаютъ не рзко, но плоско (nackt). Подобное бываетъ у людей, которые ни о чемъ не догадываются, ничего ни понимаютъ вполн и не обладаютъ никакимъ тонкимъ чувствомъ, хотя они. можетъ быть, механически и усердно учатся.

) На многихъ давленіе не дйствуетъ постоянно, оно происходитъ только какъ реакція, вслдствіе напряженія, исходящаго изъ душевной дятельности. Такія головы пылки и легкомысленны, но безъ глубины и связности, потому что ихъ мысли въ каждое мгновеніе разрознены, он могутъ образовать только короткіе ряды. Они не могутъ быть одни, такъ какъ имъ не удается прослживать мыслей.

) Если постоянное давленіе дйствуетъ на свободно восходящія представленія (32), то оно приводитъ ихъ движеніе въ безпорядокъ, вступая въ борьбу съ самыми напряженными изъ нихъ (такъ какъ они должны были восходить выше всхъ), благодаря чему слабйшія получаютъ свободу являться въ сознаніе, чередуясь съ тми. При такихъ обстоятельствахъ дятельныя и энергичныя головы обнаруживаются въ неровныхъ, отрывочныхъ дйствіяхъ, он, быть можетъ, и блещутъ, но ихъ образованіе заключаетъ въ себ проблы и скачки, если противъ этого не было продлано очень старательной работы.

б) Ритмъ душевныхъ движеній, вообще, является весьма различнымъ, отчего одни лучше успваютъ въ томъ, что нужно сдлать быстро, а другіе — въ томъ, что нужно сдлать медленно.

Этими намеками весьма сложныхъ изысканій здсь и можно ограничиться.

217. Отъ вншнихъ впечатлній окружающаго зависятъ различныя массы представленій (Vorstellungsmassen). Каждое новое окружающее, каждое новое положеніе въ жизни приноситъ свою собственную массу, отдленную отъ остальныхъ, если не совсмъ, то въ большей части. Между этими массами далеко не всегда возникаетъ правильное отношеніе, нужное для самосохраненія. Здсь преподаванію и всему умышленному образованію предстоитъ великая задача. Однако мы ближе всего будемъ обращать вниманіе не на внутреннее взаимодйствіе массъ представленій между собою, а на вншнее отношеніе человка къ окружающему.

218. Вншній міръ, поскольку онъ способствуетъ возбужденію душевной жизни, мы разсматриваемъ здсь какъ сферу дйствованія (Handelns) и какъ мстопребываніе препятствій этому, посл того какъ выше было уже разсмотрно раздраженіе, вызываемое новыми воспріятіями. Теперь прежде всего должно точне, чмъ прежде (52), развить связь между представливаніемъ, дйствованіемъ (Handeln), желаніемъ и хотніемъ (слова нарочно стоятъ въ этомъ порядк).

Движенія массы членовъ тла, и чувства этого, суть находящіяся въ связи состоянія тла и души. Если съ чувствомъ соединено еще какое нибудь представленіе,— движимаго ли члена, или же только вншняго предмета, — то, въ случа отсутствія задержки, каждое возбужденіе этого представленія непосредственно воспроизводитъ указанное чувство и относящееся къ нему движеніе. Для послдняго, слдовательно, даже не требуется, чтобы представленіе находилось въ состояніи желанія, но оно сразу же сопровождается дйствованіемъ. (Такъ бываетъ у животныхъ и дтей, только взрослый научается сдерживаться при помощи воздйствія другихъ массъ). Дальнйшее изслдованіе должно возвратиться къ ученію о рядахъ представленій.

219. Если только что упомянутое представленіе, непосредственно сопровождаемое дйствованіемъ, есть d въ ряду a, b, с, и если дйствованіе во вншнемъ мір не встрчаетъ никакого препятствія, то оно бываетъ незамченнымъ, и рядъ протекаетъ въ сознаніи дальше (e, f, и т. д.), какъ будто не произошло никакихъ дйствій (Handeln). Такъ бываетъ при движеніяхъ глазнаго яблока и большей части органовъ рчи, между тмъ какъ движеніе рукъ и ногъ, вслдствіе тяжести и инертности этихъ членовъ, нкоторымъ образомъ относятся уже къ слдующему случаю.

Если поступокъ встрчаетъ препятствіе во вншнемъ мір, то это послднее задерживаетъ относящееся къ поступку чувство, а посредствомъ этого — и представленіе d. А такъ какъ d слито съ остаткомъ отъ с, меньшимъ остаткомъ отъ b и еще меньшимъ отъ и такъ какъ, дале, по величин этихъ остатковъ различается и свойственная каждому изъ нихъ скорость его дйствія (Wirkens), то, въ то время какъ замедляется протеканіе ряда, меньшіе остатки сейчасъ же получаютъ время содйствовать въ качеств помощи для d и усиливаться съ помощью другъ друга. Если бы не было никакихъ препятствій, то е быстре всего дйствовало бы на d и меньшіе остатки не имли бы никакого вліянія, потому что то, что могутъ сдлать они, могло бы быть уже сдлано безъ нихъ. Если препятствіе поддается на содйствіе отъ b, то а не достигаетъ до оказыванія помощи, если же оно еще не поддается, то каждый членъ, сколько можетъ ихъ принадлежать къ ряду, постепенно будетъ давать свой взносъ въ общую дятельность. До тхъ поръ, пока это продолжается, вс члены ряда до d находятся въ состояніи желанія, а въ то мгновеніе, когда напряжена вся сила всхъ объединенныхъ помощей, желаніе переходитъ въ непріятное чувство, если препятствіе все-таки остается непобжденнымъ (36).

Все это очень легко познать и въ опыт. Мимолетный поступокъ обыденной жизни, какъ, напр., рыскрытіе двери, проходитъ для насъ почти незамченнымъ и не нарушая теченія вашихъ мыслей. Если же встрчается какое нибудь затрудненіе, то мы постепенно все напрягаемъ силу, все сильне желаемъ, чтобы дверь отворилась, пока этого дйствительно не произойдетъ, если же усиліе напрасно, то желаніе уступаетъ мсто непріятному чувству, которое продолжается, по крайней мр, до тхъ поръ, пока не явится новый рядъ мыслей, лежащій вн круга этой попытки.

220. Мсто препятствія часто заступаетъ простой недостатокъ въ обычномъ окружающемъ. Если ряду представленій a, b, c, d, e, соотвтствуетъ рядъ интуицій a, b, c, е, въ которомъ отсутствуетъ d, то послдняго будетъ недоставать, потому что прочія представленія не бываютъ при этомъ въ состояніи возстановить степень незадержанной ясности, въ которой было слито съ ними d. Къ этому случаю можно было бы отнести и то, что связныя состоянія дйствительной интуиціи выступаютъ не только въ душ, но и въ чувственномъ орган. Недоставаніе становится тоскою, если рядъ a, b, c…. достаточно напряженъ и духъ углубленъ въ него.

221. Если теперь на мсто одного ряда поставить сть многихъ рядовъ, которые могутъ простираться даже чрезъ весь кругъ мыслей человка, то всюду проникающая тоска по недостающемъ предмет наполнитъ все настроеніе. Это служитъ основаніемъ любви, которой необходимъ ея предметъ и которая не терпитъ никакого возможнаго предчувствія пространственнаго или духовнаго разлученія. Извстно, что она ближе опредляется своими разнообразными побужденіями, и что она принимаетъ въ себя много примсей, отчасти чувственныхъ чувствованій, наипростйшимъ образомъ она обнаруживается тамъ, гд возникаетъ изъ одной только привычки (ср. Allg. practische Philosophie автора, 2 книга, 7 глава),

222. Что и какъ человкъ любитъ,— отъ разсянной влюбленности до любви, какъ пожирающей страсти, — это зависитъ отъ того, что является существеннымъ въ его характер. При этомъ, однако, принимаются во вниманіе многія формальныя опредленія, которыя должны быть связаны съ понятіемъ воли. (Съ этимъ находятся въ связи четыре первыхъ главы третьей книги Allg. Pdagogik.).

223. Воля есть желаніе съ предположеніемъ достиженія желаемаго, Это предположеніе связывается съ желаніемъ, коль скоро въ подобныхъ случаяхъ дйствованіе (219) было успшнымъ. Потому что тогда съ началомъ однороднаго дйствованія сейчасъ же ассоціируется представленіе продолженія, которое будетъ закончено удовлетвореніемъ желанія. При этомъ возникаетъ взглядъ на будущее, который все боле расширяется по мр того, какъ человкъ научается приспособлять средство къ цли. Допустимъ, что рядъ , , , образовался въ боле раннемъ воспріятіи хода событій. Пусть теперь представленіе о находится въ состояніи желанія. Хотя оно, какъ таковое, вопреки задержк, стремится вверхъ, тмъ не мене помощи, которыя оно оказываетъ представленіямъ , , , могутъ дйствовать безъ задержки, если только эти послднія не встрчаютъ никакой задержки въ сознаній. Слдовательно, если , , , воспроизводятся въ надлежащей постепенности (какъ b и а въ конц 29), и если одно изъ этихъ представленій соединено съ дйствованіемъ (Handeln — 218), то происходитъ такое дйствіе (Handlung), при помощи котораго, при благопріятныхъ вншнихъ обстоятельствахъ, дйствительно можетъ возобновиться прежній ходъ событій, такъ что , , , относятся къ , какъ средство къ цли.

224. Воля иметъ свою фантазію и свою память, и она бываетъ тмъ ршительне, чмъ боле обладаетъ ими, потому что воспроизведеніе, какъ только что упомянутое, можетъ, съ помощью очень длинныхъ, очень запутанныхъ рядовъ, простираться во многія стороны и вызывать поступокъ въ какомъ нибудь отдаленномъ член,— и усиліе въ этомъ поступк легко объясняется, если принять, что вышеупомянутое (въ 223) есть одно и то же представленіе съ d (въ 219), такъ что въ совмстномъ дйствованіи а, b, е, d заключается напряженность хотнія, которымъ , и т. д. побуждаются къ поступку, служащему средствомъ къ достиженію цли. Ршительное же предположеніе, что цль будетъ достигнута, является тмъ надежне и прочне, чмъ боле средство отвчаетъ требованію, т. е. чмъ шире простираются кругомъ только что отмченныя воспроизведенія.

225. Воля усиливается также благодаря знакомству съ опасностями и отреченіямъ. Хотя опасность, будучи познана, сама по себ не длается мене страшной, однако ея представленіе не производитъ столь сильной задержки, если оно слито съ другими представленіями. И тогда предметомъ хотнія становится не столько цль, сколько попытка достигнуть ея. Отреченія же совершенно освобождаютъ настроеніе отъ опасеній и разсужденій, которыя могли бы поколебать волю.

226. Если въ нсколькихъ пунктахъ круга мыслей существуютъ такія положенія, въ которыхъ представленія стремятся кверху какъ желанія, то они легко могутъ встрчаться и вступать въ борьбу между собою при тхъ воспроизведеніяхъ, съ помощью которыхъ происходитъ обдумываніе средства и препятствія. Колебаніе въ этой борьб есть практическое обдумываніе, которое кончается выборомъ.

Этотъ послдній первоначально не является дломъ практическихъ правилъ, лучше сказать, онъ впервые длаетъ ихъ возможными по мр того, какъ изъ часто повторявшихся выборовъ въ подобныхъ случаяхъ постепенно возникаетъ и, подобно общимъ понятіямъ (179—192), при помощи привходящихъ сужденій, образуется общее хотніе.

А въ этомъ уже заключается переходъ къ разсужденіямъ слдующей главы.

Примчаніе. Отличаясь отъ общаго хотнія, подготовкой къ слдующей глав служитъ то обстоятельство, что чмъ боле уже образованы въ человк массы представленій, тмъ согласне он обыкновенно дйствуютъ вмст, если желаніе, какъ воля, переходитъ въ поступокъ. Часто, напротивъ, въ одной масс представленій все готово къ хотнію, но другія задерживаютъ его. Такимъ образомъ, неудовлетворенность далеко предшествуетъ возмущенію.

227. Обстоятельства вншней жизни часто мшаютъ человку цликомъ узнать свое хотніе, развить свой характеръ. Другой разъ благопріятствующія обстоятельства бываютъ слишкомъ широкими для небольшаго круга его мыслей.

Первый случай встрчается гораздо чаще.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О самообузданіи, въ особенности о долг, какъ психическомъ феномен.

228. Дйствительное самообузданіе отличаютъ отъ такого, котораго человкъ самъ отъ себя требуетъ, а это, въ свою очередь, отъ того, котораго онъ долженъ требовать отъ себя.

229. Почти не замчая и не зная еще трудностей дла, ребенокъ заключаетъ о самомъ себ, распоряжаясь и располагая на будущее время тмъ поступкомъ, который иметъ значеніе средства къ достиженію цли. Потомъ, когда будущее стало настоящимъ, оказывается, что и теперь еще существуетъ хотніе, что прежнее мгновеніе не могло ршить за настоящее, и что еще вопросъ, составляетъ ли теперешняя воля одно и тоже съ предшествующею, — о чемъ, можетъ быть, едва лишь мыслятъ. Только постепенно, путемъ опыта, человкъ узнаетъ, какъ легко можетъ онъ самъ себ измнять.

230. Опыты этого рода въ большемъ вид поразительне и вредне, чмъ въ маломъ. Гораздо прежде, нежели человкъ узнаетъ психологическую потребность полагать самому себ правило и связывать себя имъ, существуютъ законы въ гражданскомъ обществ, и они являются прообразомъ всего того, что впослдствіи мораль обыкновенно говоритъ о законахъ нравственности {Гражданскій законъ опредляетъ не только обязанности, но и права. Вслдствіе этого, придуманы также извстныя естественныя, прирожденныя права. Эти нрава, поскольку они должны быть отмчены какъ задатки человческой души, относятся въ психологическимъ натяжкамъ. Ср. Allg. prakt. Philos. 1 Buch, 6 Cap., въ конц. Прим. Гербарта.}.

Чмъ грубе человкъ, тмъ огульне (rcksichtloser) законы. Напротивъ, чмъ меньше опасности, что исключеніе сдлается правиломъ, тмъ боле само законодательство склоняется къ тому, чтобы тоньше различить случаи, и чмъ больше доврія къ честности и уму судьи, тмъ боле позволяется ему разсуждать (Ermessen). Однако признакомъ хорошаго закона остается то, что онъ устанавливается прежде того факта. къ которому примняется, потому что въ томъ, что законодатель не могъ знать единичнаго, еще не происходившаго случая, заключается все-таки ручательство невольнаго полнаго безпристрастія.

231. Изъ самосознанія слдуетъ совсть потому что, являясь зрлищемъ для самого себя, человкъ произноситъ и сужденіе о самомъ себ. Внутреннее же воспріятіе можетъ возвыситься во вторую степень, тогда человкъ обсуждаетъ свое искусство обсуждать самого себя.

Здсь возникаетъ вопросъ: пристрастенъ ли внутренній судья? И достаточно лишь короткаго ряда внутреннихъ воспріятій, чтобы научиться узнавать опасность нечистаго самосуда.

Поэтому необходимымъ предохранительнымъ средствомъ противъ такой пристрастности и для собственной внутренней жизни человка, какъ для гражданскаго общества, требуется существующій законъ, который предшествовалъ бы обсуждаемымъ случаямъ. Строгость предписанія и здсь постепенно становится мягче, и все боле прилаживается къ различнымъ видамъ случаевъ, пока преувеличенная мягкость снова не приведетъ къ обостренію правила.

232. При этомъ о содержаніи самозаконодательства еще ничего не установлено. Потребности въ этомъ идетъ на встрчу общее хотніе (226), а оно въ высшей степени различно у индивидуумовъ, отчего сначала и практическія правила индивидуальны. Установленія того, чего лучше хочется, или что мене сносно, будучи связаны съ эмпирическими правилами мудрости, даютъ большую часть цервой морали, которая пытается, при помощи понятія истиннаго и продолжительнаго блаженства, управлять прихотями и укрощать страсти.

233. Въ практической философіи показано, что долгъ основывается на практическихъ идеяхъ. Эти послднія обладаютъ вчной юностью, благодаря чему ихъ постепенно отличаютъ отъ ослабвающихъ желаній и вкусовъ какъ единственно неизмняемое, которое можетъ соотвтствовать потребности закона для внутренняго человка (231), сверхъ того, он носятъ на себ печать неизбжнаго рока, потому что человкъ просто не можетъ избжать того приговора, общую форму котораго он обозначаютъ. Поэтому въ нихъ находится необходимое содержаніе, которое должно наполнить форму общаго самозаконодательства.

Примчаніе. Этимъ объясняется, какого рода самообузданія человкъ долженъ самъ отъ себя требовать (228), хотя еще и безъ вопроса, сколь много можетъ онъ изъ этого выполнить. Это послднее въ общемъ неопредленно, и, сверхъ того, постоянно неизвстно индивидууму, потому что никто не способенъ психологически точно разсмотрть самого себя. Неудивительно, что столь простое представленіе долга кажется моралистамъ не достаточно выразительнымъ для общаго употребленія, и что они изыскиваютъ то привлекающія, то побуждающія прибавки, чтобы можно было убдительне проповдывать,— и это во многихъ случаяхъ заслуживаетъ одобренія, если только не хватаютъ черезъ край. Но должно удивляться, если нкоторые философы призываютъ на помощь свои метафизическія мннія, чтобы сдлать необходимость долга еще боле необходимой. Вдь, мнніе можетъ здсь только приниматься во вниманіе, если только не захотятъ поставить долга въ зависимость отъ метафизическаго знанія связи всхъ людей. Этимъ путемъ можно было бы наконецъ вернуть въ философскую мораль и вчность адскихъ наказаній, мнніе, наврно оказывающее дйствіе и, съ надлежащимъ объясненіемъ и ограниченіемъ, вроятное даже по психологическимъ основаніямъ, какъ будетъ видно изъ конца этой книги. Этика же (которая, конечно, не можетъ быть слабой) должна заключать свою крпость въ самой себ. И эта крпость основывается не на извстныхъ рзкихъ выраженіяхъ о безусловномъ долг и т. п., но только на ясности и отчетливости понятій отвратительнаго, въ противоположность похвальному. Нельзя возражать противъ такого порицанія, которое не допускаетъ никакихъ уловокъ, если же кто-нибудь ршается переносить такое порицаніе, то на него уже не дйствуетъ боле никакое нравоученіе, онъ больной, котораго должны привести ко спасенію, т. е. къ раскаянію, страданія. Порицаніе длаетъ свое дло, покрывая стыдомъ страсти. Отчетливое разграниченіе практическихъ идей, которыя образуютъ послднее собственное содержаніе и смыслъ всхъ моральныхъ предписаній, является лучшимъ изощреніемъ совсти.

234. Дйствительное самообузданіе и возможность, что человкъ исполнитъ то, чего онъ требуетъ и долженъ требовать отъ себя, вообще основывается на совмстномъ дйствованіи нсколькихъ массъ представленій. При этомъ особенно обнаруживается общее хотніе, если таковое уже образовано (226), и тогда оно всегда иметъ свое мстопребываніе въ какой нибудь масс представленій, — громадная сила, которую можно узнать въ каждой цлесообразной дятельности. Здсь надо припомнить понятіе работы (123). Каждый видъ работы требуетъ, чтобы твердо стояло хотніе цли, въ то время какъ т волевые акты, которые въ надлежащемъ порядк выполняютъ одну часть работы за другою, протекаютъ въ сознаніи въ ряду и вмст съ рядомъ представленій (иногда съ замедленіемъ и напряженіемъ, какъ въ 219). Планомрная же дятельность образованнаго человка слагается изъ многихъ и различныхъ работъ, которыя сами образуютъ рядъ высшаго вида. Чмъ сложне эта дятельность, тмъ очевидне выясняется сила тхъ господствующихъ массъ представленій, въ которыхъ обитаетъ хотніе главной цли, надъ всми остальными, подчиненными имъ въ различной степени. Нтъ недостатка въ фактахъ, которые гораздо сильне, чмъ нужно, доказываютъ, что одинъ предразсудокъ или одна страсть могутъ, такъ сказать, опустошить и разорить весь духъ (Gemth).

Должно остерегаться уже считать самообузданіе, взятое само по себ, чмъ нибудь нравственно-добрымъ. Если ему подходитъ эта слава, то она должна приличествовать его качеству, а не сил господствующихъ массъ представленій,

Примчаніе. Для кого важно — насколько возможно овладть самимъ собою, тотъ прежде всего пусть бережется ослпленія ложными теоріями, которыя представляютъ ему его собственную свободу большей, чмъ она есть. Эти теоріи не могутъ сдлать свободнымъ, скоре, он повергаютъ во вс опасности ложнаго спокойствія (Sicherheit). Напротивъ, пусть каждый признается въ своихъ слабыхъ сторонахъ, пусть онъ старается укрплять ихъ. Это происходитъ не только при помощи непосредственной бдительности, по при этомъ въ дйствительной жизни принимается во вниманіе взаимодйствіе человка съ его окружающимъ. Исходя первоначально изъ круга мыслей, хотніе, въ свою очередь, развиваетъ его дальше при помощи выбора занятій и вспомогательныхъ средствъ. Библія и молитвенникъ служатъ безконечно-важными опорами самообузданія. Многимъ являются также на помощь Горацій и Цицеронъ. Противъ разслабленія духа дйствуютъ діэта, движеніе, ванны и минеральныя воды. Для образованныхъ классовъ много могутъ сдлать искусства, въ особенности театръ. Хотя замчаютъ, что великіе поэты, при всей страсти къ театру, все-таки не могли вложить своихъ поэтическихъ причудъ въ условія театральнаго представленія, однако можно только пожалть о недостатк нмецкой самостоятельности, которая, будучи сбита французскою кропотливостью, предалась не только удивленію, но и подражанію Шекспиру. Но собственный недостатокъ театра заключается въ разсчетахъ на кошельки богатыхъ и на любовь толпы къ зрлищамъ. Запутаться въ стяхъ денежной аристократіи, — вотъ общая опасность, съ которою встрчается вкъ при своихъ стремленіяхъ къ свобод. Взгляните на Англію и Америку,

235. Самообузданіе всегда является строго закономрнымъ психологическимъ фактомъ, и его власть иметъ конечную величину, однако такъ, что никогда нельзя опредлить, есть ли та сила самообузданія, которою въ опредленный моментъ владетъ опредленный индивидуумъ, величайшая, до которой только можетъ достигнуть кто бы то ни было или даже самъ этотъ индивидуумъ. Поэтому этика въ общемъ правильно предполагаетъ: всякая страсть могла бы быть побждена, и если кто нибудь не можетъ господствовать надъ своими страстями, то за эту слабость, въ силу идеи совершенства (См. Allg. prakt Philos., 2 Cap, des 1 Buchs), онъ встрчаетъ справедливое порицаніе, которое не допускаетъ возраженій,

Примчаніе 1. Т, которые принимаютъ трансцендентальную свободу воли, должны, если не хотятъ грубымъ образомъ погршить противъ послдовательности, придать ей безконечную величину силы противъ страстей, потому что слово ‘трансцендентальный’, въ этой связи, обозначаетъ противоположность всей причинности природы, отсюда — противъ такой свободы совершенно ничего не могла бы сдлать естественная сила страстей. Если же ничто считаютъ за нчто, то нчто — за безконечную величину, такъ что, если силу страстей должно считать за нчто, то трансцендентальную свободу должно считать безконечно сильной. Что при этомъ она, въ силу своего собственнаго дйствія, снова оказывается въ томъ же самомъ причинномъ отношеніи, отъ котораго она должна была быть свободной,— этого здсь не нужно развивать подробне.

Примчаніе 2. Предшествующее и послдующее можно сдлать боле отчетливымъ, коснувшись немного вопроса о душевномъ состояніи преступниковъ, которые иногда отъ судей переходятъ ко врачамъ. Вопросъ не иметъ въ виду научить сущности свободнаго поступка, но судья предполагаетъ, что если преступникъ, въ зрломъ возраст, былъ здоровъ, то онъ зналъ вредныя послдствія своего поступка, что онъ не пожелалъ бы этого поступка, если бы онъ былъ направленъ противъ него самого, и что онъ зналъ, что гражданское общество не потерпитъ подобнаго. Это должно было удержать его отъ поступка, если онъ былъ честнымъ человкомъ: если же нтъ, то онъ наказывается тмъ строже (gewisser), чмъ тверже его злой характеръ, и чмъ врне (gewisser) изъ этой злостности при всякомъ повод слдовали злые поступки. Слдовательно, вопросъ только въ томъ: былъ ли человкъ боленъ? и такъ ли, что можно было поврить, что онъ поступилъ, какъ во сн? Могъ ли, напр., юный поджигатель до того увлечься болзненной страстью къ огню, что воспроизведеніе у него не доходило до представленія опасности для жителей? или что было задержано въ своемъ дйствіи общее правило (высшая масса представленій): никого не ставитъ въ опасность? и что, наконецъ, было утрачено воспоминаніе о гражданскомъ порядк, прав и закон? Въ послднемъ случа, преступникъ былъ близокъ къ несмыслящему ребенку, и наказуемость меньше.

236. Условія самообузданія, а, слдовательно, и опредленіе его конечной величины, заключаются въ отношеніяхъ господствующихъ массъ представленій къ подчиненнымъ. Хотя это въ общемъ ясно, однако все-таки можно сдлать слдующія боле спеціальныя замчаніи отчасти о господств желаній и страстей, отчасти же о нравственномъ самообузданіи.

Какъ желаніе постепенно охватываетъ,—это можно легко узнать изъ 223 и 224. Теченіе представленій останавливается и напрягается (schwillt) у того пункта, котораго желаютъ и не достигаютъ сейчасъ же. Возбужденныя имъ воспроизведенія собираются сначала въ безпорядк какъ фантазіи, но фантазированіе постепенно переходитъ въ мышленіе (211), и все боле и боле образуются понятія и сужденія относительно желанія и въ услугу ему. Это неправильно выражаютъ, говоря: страсть приводитъ въ движеніе разсудокъ. Здсь не вся душевная способность возбуждается одностороннею дятельностью, но извстное мышленіе,— которое можно назвать разсудочнымъ, поскольку разсудокъ есть только родовое понятіе извстнаго рода возбуждаемости (Regsamkeit) представленій,— порождается въ той масс мыслей, которыя скопляется вокругъ желанія. Грубые люди и совершенные дикари почти не имютъ никакого другаго разсудка, кром разсудка своихъ страстей. У образованныхъ же существуютъ другія массы представленій, развитыя до разсудочнаго мышленія, и здсь къ тому частному разсудку страстей является еще другой феноменъ, о которомъ точно также неправильно выражаются: страсть стсняетъ разсудокъ. Именно, или другія разсудочныя массы представленій выступаютъ слишкомъ поздно посл того, какъ страсть удовлетворяется и снова возстановляется задержанное ею теченіе представленій,— тогда справедливо говорятъ: человкъ торопится, и самъ онъ жалуется, что не можетъ понять своей торопливости, потому что его предшествующая дятельность носится предъ нимъ, какъ мертвый образъ (по 42), и живы только такія массы представленій, которыя съ порицаніемъ смотрятъ на т другія.— Или же, вмст съ разсудкомъ страсти, въ сознаніи пробуждается и лучшій разсудокъ, только онъ не силенъ или недостаточно возбужденъ. Тогда изъ этого вытекаетъ еще гораздо боле несчастное слдствіе,— именно, та связь представленій, въ которой онъ иметъ свое мстопребываніе, оскверняется и разстроивается понятіями страсти, которая тмъ боле достигаетъ господства и тмъ больше доказываетъ свое право называться страстью, чмъ чаще это происходитъ.

Здсь мы говорили о боле, чмъ одномъ, разсудк, и это должно происходить, если хотятъ мыслить разсудокъ какъ силу, или какъ способность, потому что дятельность (Wirksamkeit), душевная энергія заключается не въ чемъ другомъ, какъ въ извстныхъ массахъ представленій, а этихъ массъ, которыя могутъ дйствовать какъ разсудокъ, существуетъ очень много, и он въ высшей степени различны. Это можно сказать о воображенія, о памяти, о разум, однимъ словомъ,— о всхъ такъ называемыхъ душевныхъ способностяхъ. Но если бы эту новость захотли ввести въ обычное словоупотребленіе, то для обыденнаго примненія ее даже не слдуетъ рекомендовать, потому что кто сталъ бы говорить о нсколькихъ разсудкахъ, нсколькихъ воображеніяхъ и т. п., тотъ, повидимому, намекалъ бы, что этихъ нсколькихъ надо разсматривать какъ ршительно раздленныхъ. Но различныя массы представленій, на которыя все это указываетъ, раздлены совсмъ не такъ рзко,— лучше сказать, при всякомъ совмстномъ дйствіи ихъ всегда возникаютъ новыя, хотя часто и слабыя, сліянія однородныхъ представленій, изъ которыхъ он складываются, какъ изъ составныхъ частей. Слдовательно, употребленный сейчасъ способъ выраженія является только исключеніемъ, и при этомъ остается, что человкъ обладаетъ только однимъ разсудкомъ, однимъ воображеніемъ и т. д., а это — не силы, не способность, вообще — не что нибудь реальное, во просто названія логическихъ родовъ для предварительной классификаціи психическихъ феноменовъ.

237. Теперь слдуетъ разсмотрть нравственное самообузданіе. Подготовляясь къ этому, мы должны сдлать понятнымъ нравственное чувство. Въ кантовской философіи была (и справедливо) выяснена непригодность его къ обоснованію этики, потому что его никакъ нельзя смшивать съ нравственными (или, вообще съ эстетическими) сужденіями, на которыхъ, какъ показано въ практической философіи, основываются практическія идеи. Такое смшеніе было бы смшеніемъ основанія со слдствіемъ. Нравственное чувство возникаетъ изъ нравственныхъ сужденій, оно есть ихъ ближайшее дйствіе на вс представленія, находящіяся на лицо въ сознаніи. Названныя сужденія имютъ свое мстопребываніе въ немногихъ представленіяхъ, хотя и такихъ, которыя образуютъ другъ съ другомъ эстетическое отношеніе. Они всегда и непремнно возникаютъ при каждомъ совмстномъ выступаніи послднихъ, если и поскольку остальной ходъ представленій не длаетъ невозможными ихъ сліянія. Возникая, они производятъ такое дйствіе, будто въ сознаніе внезапно вступаетъ нчто пріятное или непріятное (именно смотря по тому, что они содержатъ — одобреніе или порицаніе). Этимъ он или благопріятствуютъ наличному ходу мыслей, или же задерживаютъ его, причемъ нердко наступаютъ и дйствія на организмъ (напр., стыдливая краска на лиц) и обратныя дйствія его.

Прежде, чмъ идти дальше, уже здсь можно замтить, что въ только что упомянутомъ вліяніи нравственныхъ сужденій на остальное представливаніе, т. е. въ нравственномъ чувств, видовая разница этого сужденія будетъ почти или совсмъ незамтной. Если несправедливость, или недоброжелательство, или трусость, или что нибудь другое чувствуется какъ нчто нравственно-превратное, то во всхъ этихъ случаяхъ бываетъ почти равнымъ то нарушеніе, которое вслдствіе этого можетъ потерпть только что проходящая нить мыслей. Въ этомъ отношеніи гораздо больше зависитъ отъ того, какъ относятся другъ къ другу находящіяся въ сознаніи представленія, какъ быстро протекаютъ ихъ ряды и т. д. Теперь же самой существенной задачей практической философіи является полное выясненіе видовой разницы различныхъ нравственныхъ основныхъ сужденій. Слдовательно, нравственное чувство, которое не показываетъ этой разницы, также не можетъ представить вышеупомянутой наук ея принциповъ.

Если мы допустимъ, что желаніе только что намтило свой планъ (по 236), и что, по мр того какъ придумывалось средство для его выполненія, почувствовалась нравственная превратность этого средства, то это чувство дйствуетъ какъ препятствіе, останавливая теченіе представленій прямо такъ, какъ если не удается поступокъ во вншнемъ мір (219). Во время этой остановки происходитъ двоякаго рода вещь: во первыхъ, сильне напрягаются т представленія, которыя исходятъ изъ желанія, а, во вторыхъ, и нравственное сужденіе выигрываетъ время, чтобы выступить. Теперь спрашивается, связано ли это сужденіе съ напряженною массой мыслей, которая, все боле и боле распространяясь въ сознаніи, постепенно придавливаетъ вышеупомянутое напрягающееся желаніе, не страдая въ своемъ развитіи отъ того непріятнаго чувства, въ которое превращается подавленное желаніе. Если этотъ вопросъ можетъ быть ршенъ утвердительно, то самообузданіе находится на лицо.

238. Чисто нравственное самообузданіе, ршительное, однообразное во всякомъ дйствіи и допущеніи, какъ можно боле воздерживающееся отъ низшихъ интересовъ и желаній, есть идеалъ, который можно назвать психическимъ организмомъ, потому что къ нему относится такая связь и субординація представленій, которая не только была бы непремнно цлесообразной какъ въ самыхъ малыхъ, такъ и въ самыхъ большихъ связяхъ, но и была бы способна цлесообразно усвоивать вс вновь привходящія вншнія впечатлнія. Въ этомъ заключается цль воспитанія и самообразованія. Настолько человкъ можетъ приближаться къ этой цли, — въ общемъ нельзя опредлить, и потому стремленіе къ ней безгранично.

239. Какъ сила само обузданія никогда не бываетъ дломъ момента, и, скоре, есть результатъ всей прошлой жизни, такъ и не всякое время жизни можетъ быть одинаково ршительнымъ въ этомъ отношеніи. Значительный запасъ мыслей и чувствъ, для котораго уже не ожидается никакихъ сравнительно большихъ прибавокъ (вспомнимъ объ ослабвающей впечатлительности), впервые долженъ быть данъ на лицо прежде, чмъ можетъ имть мсто такая ршительная собранность духа, что человкъ въ общемъ могъ бы съ успхомъ заключать о самомъ себ. Если же это условіе выполнено (обыкновенно въ конц учебныхъ лтъ), то наступаетъ время для глубочайшихъ размышленій, для самаго необъятнаго практическаго обдумыванія, потому что отъ тсноты связи, въ которую вступаютъ теперь представленія, отъ точнаго знанія своихъ искреннйшихъ пожеланій, до которыхъ доходитъ теперь человкъ, отъ правильнаго положенія во вншнемъ мір, которое онъ теперь самъ себ приготовляетъ, зависитъ какъ сила, такъ и правильность того поведенія, котораго онъ будетъ впередъ придерживаться, и отъ этого именно зависитъ правильное усвоеніе всего новаго, которое будетъ принесено дальнйшимъ теченіемъ жизни.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
Психологическія разсужденія о назначеніи человка.

240. Психологія всегда остается односторонней, пока она разсматриваетъ человка какъ одиноко стоящаго, потому что, съ одной стороны, онъ живетъ въ обществ и не только для этой персти, съ другой же стороны, и то и другое побуждаетъ къ различнымъ попыткамъ рисовать идеалы, прелесть которыхъ возвышаетъ ихъ до дйствительнаго духовнаго могущества.

Если взять какое нибудь общество въ цломъ, то единичныя личности относятся въ немъ почти такъ же, какъ представленія въ душ единичнаго человка, если общественныя связи достаточно тсны для того, чтобы являться посредниками взаимнаго вліянія. На мсто противоположности представленій выступаетъ борьба интересовъ, наклонности и потребности къ общенію даютъ то, что изъ предыдущаго извстно подъ именемъ соединеній и сліяній. Что многіе стсняются меньшинствомъ до утраты общественнаго значенія, что даже изъ меньшинства только немногіе принимаютъ участіе въ замтномъ разсужденіи, что всякое общество въ состояніи естественнаго равновсія принимаетъ указанную выше форму острія,— все это является непосредственнымъ слдствіемъ психическаго механизма, который иметъ здсь большое значеніе, его законы движенія здсь настолько же мало терпятъ совершенную остановку, какъ и въ индивидуумахъ, они же ведутъ за собою и воспроизведенія того, что, повидимому, уже исчезло,— воспроизведенія, которыя довольно часто дйствуютъ при помощи длинныхъ рядовъ общественныхъ связей. Примры этого рода, для людей, достигшихъ высшаго образованія, являются даже гораздо боле очевидными. чмъ внутреннее отношеніе подчиненныхъ массъ представленій къ высшимъ, именно — поскольку сами индивидуумы не достаточно осмотрительны и осторожны, чтобы уберечься отъ громкихъ и замтныхъ обнаруженій, потому что они, конечно, скрываются передъ грубою силою, если она стоитъ въ остріи, если же гд нибудь тронъ становится кушеткой, то въ обществ дло обстоитъ подобно тому, какъ въ тхъ индивидуумахъ, которые совсмъ не смотрятъ сами за собою.

241. Чтобы разсужденія этого рода были вполн обстоятельными, нужно дать въ нихъ основанія политики по образцу первой части этого сочиненія. Тогда можетъ послдовать эмпирическое сопоставленіе того, что въ исторіи государствъ позволительно различать какъ пребывающее и измняемое. Мсто душевныхъ способностей, съ равнымъ поводомъ для критики, займетъ раздленіе трехъ мнимыхъ властей — законодательной, исполнительной и судебной, если только не предпочитаютъ разсматривать, на ряду другъ съ другомъ, различныя сословія и общественныя сферы. О состояніяхъ же государствъ будетъ говорить сама исторія. Наконецъ, въ соотвтствіе раціональной психологіи, прежде всего надо, по способу статики, описать тло государства, — его основаніе и почву, вмст съ тми отношеніями, которыя имютъ здсь мсто,— и взаимодйствіе его съ духомъ, т. е. съ общественными расположеніями и взглядами, а затмъ, наконецъ, отъ философіи исторіи надо ожидать заключенія относительно истинной связи событій.

242. Предшествующее напоминаетъ о томъ, что философія исторіи зависитъ отъ психологіи, и что она не сметъ изслдовать путей Провиднія, которые, не смотря на часто повторяющіяся рчи о міровомъ дух, все-таки постоянно остаются темными. Именно, здсь имютъ мсто заблужденія, подобныя тмъ, какія бываютъ въ натурфилософіи, если въ ней такимъ образомъ смшиваются цлесообразность природы съ возможностью явленій жизни, какъ будто одно изслдованіе могло бы заразъ обнять и то, и другое, и даже, съ помощью сопоставленія того, что происходитъ передъ нами на земл, открыть образъ (типъ) всеобще-необходимаго теченія природы.

Извстно, что ни одна исторія извстныхъ государствъ и народовъ никогда не можетъ дать міровой исторіи въ собственномъ смысл, или даже хотя бы чего нибудь такого., что приближалось бы къ ней, извстно, дале, что никакая теорія не можетъ дать объ этомъ понятія, сколько нибудь похожаго на истину, лучше сказать, извстно, что каждая, даже отдаленная, попытка этого рода выставляетъ на видъ глупое забвеніе земной ограниченности: точно также извстно, что философія исторіи должна остерегаться вносить (hineinzuknsteln) систематическую цлостность (Totalitt) въ различныя формы, въ которыхъ обнаруживаются исторически извстныя событія и общества, какъ будто одно образовало необходимое дополненіе къ другимъ и вс вмст опредленно ршали общее представленіе человческаго духа. Вся протекшая до сихъ поръ исторія есть начало, продолженія котораго никто не можетъ предсказать, и положеніе вещей въ данное время на столько же мало является состояніемъ грховности, насколько и совершенства.

Подобно тому, какъ психологія иметъ въ виду погружающіяся и уже погрузившіяся представленія, вмст съ ихъ связями, чтобы не приходилось удивляться ихъ возобновленному восхожденію: точно также и философія исторіи должна доискиваться сдавленныхъ силъ и скрытыхъ въ нихъ зародышей лучшаго и худшаго, вмст съ этимъ выяснится, при какихъ условіяхъ можетъ возникать хорошее и пробуждаться дурное, потому что во вс вка совтуется знать, что длать и чего избгать. Чего воспитатель требуетъ отъ психологіи, того же приблизительно требуетъ государственный человкъ отъ философіи исторіи. Для обихъ являются одинаково вредными бреднями какъ слпая, ничего не допускающая, необходимость, такъ и абсолютная, ничего не устанавливающая, свобода. Педагогика и политика предполагаютъ подвижныя и гибкія силы, которыя, однако, подъ вліяніемъ обстоятельствъ, достигаютъ опредленной формы, а мало по малу и прочнаго характера. Такія силы были указаны выше.

243. Нужный обзоръ того, о чемъ философія исторіи должна въ каждый моментъ спрашивать у каждаго государства, и установки и обоснованія чего она должна требовать, дается уже извстными условіями душевнаго здравія, которое здсь превращается въ здравіе гражданскаго тла. Правда, если бы захотли проводить параллель между шумнымь стремленіемъ къ новшеству, бредомъ партій, который не излечивается никакимъ опытомъ, своенравнымъ отреченіемъ отдльныхъ сословій, коммунъ и провинцій отъ связи съ общимъ порядкомъ и неизбжнымъ взаимодйствіемъ, вялымъ и слпымъ перенесеніемъ такихъ разрушительныхъ превратностей и между бшенствомъ, безуміемъ, придурковатостью и тупоуміемъ: то такое сравненіе могло бы оказаться черезъ-чуръ грубымъ и мало поучительнымъ, потому что его нельзя провести со всей строгостью. Но, конечно, состояніе здороваго и хорошо устроеннаго государства можно сопоставлять со спокойствіемъ духа, впечатлительностью, собранностью и взаимною опредляемостью всхъ представленій. Въ такомъ государств всякій спокойно длаетъ свое дло и тмъ не мене бываетъ внимателенъ и чутокъ къ голосу общей потребности, вс вмст исполняютъ нужное, но и цлое получаетъ побужденія отъ всхъ частей. Послдній пунктъ можетъ явиться самымъ труднымъ, извстно же, что открытая жизнь не здорова, гд она отрывается отъ длъ меньшаго круга, вмсто того, чтобы по возможности вознаграждать его жертвы.

244: Люди, безъ сомннія, чаще образуютъ свой общественный идеалъ по этому плану, чмъ такъ, какъ это собственно должно было бы происходить по наставленію практической философіи, потому что если въ обществ недостаетъ совмстнаго дйствія силъ, если въ немъ что нибудь стсняется, тормозится или безполезно пропадаетъ, то это легко замчаютъ и порицаютъ какъ непристойное.

Подобно тому, какъ къ недостаточному можетъ примышляться лучшее, такъ и человкъ указываетъ себ мсто, которое онъ занялъ бы въ идеальномъ (wie sie sein sollte) обществ. Занятіе этого мста онъ мыслитъ какъ свое назначеніе. Приближеніемъ къ этому онъ считаетъ свою должность или такое положеніе и такую дятельность въ дйствительномъ обществ, которыя какъ можно боле походили бы на назначеніе.

Здсь, гд вс планы по возможности объединяются, находится центръ его характера, хотя съ большими различіями, потому что концентрирующіяся здсь массы представленій не всегда обладаютъ прочнымъ господствомъ. Многіе могутъ думать о своемъ назначеніи только вообще въ минуты особаго подъема душевной жизни.

Если же характеръ долженъ совершенно созрть, то въ немъ должно существовать главное направленіе хотнія, къ которому приспособляется всякое единичное хотніе. Въ этомъ случа, понятіе человка о своемъ общественномъ назначеніи становится, такъ сказать, душою вышеупомянутаго психическаго организма (238). Сколь различно уклоняется отъ этого отношеніе массъ представленій, настолько же бываютъ различны и формы характера.

Однако при этомъ еще обращаетъ на себя вниманіе большая разница между планами и правилами (максимами). Люди, разъ они нашли свою сферу, достигли, по собственному взгляду, своего назначенія, слдуютъ, ничего боле не желая, правиламъ мудрости, порядка, нравственности, права, долга, и точное, неукоснительное выполненіе этого служитъ основаніемъ ихъ внутренняго довольства.

Разсматриваемые какъ психологически, такъ и морально, эти характеры весьма отличаются отъ тхъ, которые живутъ по господствующему плану, т. е. или чего нибудь ищутъ, или, по меньшей мр, что нибудь охраняютъ такимъ образомъ, чтобы оно не могло совершенно для нихъ пропасть. Правда, въ господствующей точности далеко не всегда можно найдти совершенно чистую нравственность, лучше сказать, содержаніе принятыхъ правилъ отличается большимъ разнообразіемъ. Съ другой стороны, и понятіе назначенія и должности, изъ которой исходятъ планы, далеко не всегда бываетъ чуждо нравственности, скоре — основаніе этого понятія можетъ придать обществу самую правильную и самую чистую цнность. Но планы могутъ быть какими угодно: они могутъ содержать въ себ промахъ и придерживающійся ихъ можетъ погибнуть. Слдовательно, чтобы не погибнуть, онъ можетъ допустить при мненіе дурнаго средства. По крайней мр, онъ можетъ не избгать мыслей объ этомъ, а чрезъ это онъ станетъ наивозможно меньше безпокоиться. Слдовательно, допуская равенство всего прочаго, мы должны признать: характеры съ господствующими планами энергичне, а характеры съ господствующими правилами чище.

Тмъ не мене нельзя порицать того, что человкъ устанавливаетъ связь своихъ плановъ при помощи понятія своего назначенія, а эти планы — сообразно съ идеей общества, потому что, какъ бы ни было необходимо нравственное господство надъ своею внутреннею жизнью, оно слишкомъ мало для него, какъ главное занятіе. Единичный человкъ, зная непрочность своего земнаго существа, будучи отдленъ отъ общества, слишкомъ малъ, слишкомъ незначителенъ въ своихъ собственныхъ глазахъ. Онъ, по меньшей мр, нуждается въ семейств, но и оно не наполняетъ его поля зрнія. Напротивъ, его общественное назначеніе служитъ высшею цлью, которую онъ еще можетъ отчетливо видть, не видть ея было бы ограниченностью.

Однако, вмст съ этимъ, даже въ сильнйшіе характеры привходитъ рядъ страданій. Пускай, при помощи правилъ и основоположеній, они могутъ нравственно выдерживать вс планы,— всё же они должны страдать, коль скоро ходъ общества уклоняетъ ихъ отъ ихъ назначенія — уже потому, что они, вмсто того, чтобы приближаться къ иде, скоре удаляются отъ нея. При такихъ обстоятельствахъ, человкъ смотритъ еще выше, онъ смотритъ въ темную даль, и пытается, нельзя ли хотя тамъ, не бредя, начертать себ идеалъ.

246. Назначеніе отдльнаго человка не можетъ ограничиваться земною жизнію, потому что душа вчна. Совершенно не зная повелній Провиднія относительно отдаленнаго будущаго, мы все-таки можемъ спрашивать, что должно происходить, безъ всякаго дальнйшаго содйствія, просто по психологическимъ законамъ, когда разрывается тлесная оболочка и разсваются ея разнородные элементы.

Прежде всего, исчезаютъ т особенныя вліянія, которыя свойственно было испытывать тлу въ томъ возраст, котораго достигъ человкъ, слдовательно, исчезаетъ препятствіе, которымъ ограничивались въ живости своего дйствія самыя старыя и самыя напряженныя представленія. Поэтому смерть прежде всего есть вообще переходъ къ молодости, хотя и безъ возвращенія къ дтству, потому что ни одна изъ постепенно образованныхъ связей представленій не можетъ снова разорваться. Однако послднее время земной жизни съ ея трудами и заботами ставится въ равновсіе со всмъ прошлымъ.

247. Въ то время, какъ движенія представленій опредляются вообще стремленіемъ къ равновсію, можетъ все-таки встртиться нужда въ большихъ пертурбаціяхъ между этими представленіями, пока они не достигнутъ равновсія, потому что показано, какъ изъ движеній возникаютъ новые законы движенія (207) и какъ бурное скопленіе представленій въ теченіи жизни (208) длаетъ необходимой позднйшую переработку. Само собою ясно, что посл смерти это должно происходить совсмъ иначе, чмъ во время жизни среди чувственныхъ земныхъ вещей. Даже сновидніе совсмъ не похоже на это, потому что хотя вншнія чувства закрываются сномъ, однако онъ оказываетъ давленіе на представленія, такъ что законы ихъ связи дйствуютъ только отчасти, отчего и происходитъ каррикатурность сновидній (216). А посл смерти, освободившись отъ тла, душа должна бодрствовать совершенне, чмъ когда бы то ни было въ жизни.

248. Однако тотъ результатъ, который мало по малу даютъ стремящіяся къ равновсію представленія, въ двухъ человческихъ душахъ не можетъ происходить совершенно одинаково, лучше сказать, на него должны вліять вс различія земнаго существованія. Между тмъ какъ представленія рано умершаго дитяти очень скоро приближаются къ своему общему равновсію, и между тмъ какъ мысли человка, спокойнаго въ своей совсти и простаго въ своихъ поступкахъ и желаніяхъ, неспособны ни къ какимъ большимъ переворотамъ, — напротивъ, безпокойный, далеко хватающій, связанный міромъ, и вдругъ оторванный отъ него духъ можетъ не иначе достигнуть тишины вчности, какъ пройдя черезъ бурныя превращенія, которыя, по причин всецло измненнаго состоянія, могутъ быть еще боле шумными и мучительными, чмъ т, которыми у насъ такъ часто мучится страстный человкъ.

249. Наконецъ, по прошествіи того, что мы называемъ часами, днями, годами, для каждой души, насколько бы глубокой и спутанной ни была ея безпорядочность, должно на ступить такое движеніе представленій, которое все слабе, все тише приближается къ общему равновсію, никогда не достигая его совершенно. Тогда для умершихъ умираетъ время, однако это происходитъ все-таки временнымъ образомъ: безконечно тихое колебаніе представленій, безконечно слабый слдъ того, что мы называемъ жизнью, есть вчная жизнь.

250. Безъ возбужденія, но въ самомъ ясномъ бодрствованіи, душа теперь знаетъ и чувствуетъ все благородство и неблагородство своего прошлаго земнаго образа жизни, который она носитъ въ себ, какъ непреходящее назначеніе (Bestimmung) своего Я, а потому — какъ неотдляемое добро и горе, не будучи способной пожелать, чтобы ея состояніе могло быть другимъ.

Однако здсь нельзя проглядть, что въ неупорядоченныхъ душахъ, посл ихъ великихъ внутреннихъ переворотовъ, не можетъ уже существовать всей той бды, которую он навлекли на себя въ тлесной оболочк. Какъ разъ наоборотъ! Предметы желаній и краткое ослпленіе, которое поддерживалось ими, вмст съ разстройствомъ тлеснаго состоянія бурными аффектами,— все это теперь далеко улетло, дтское спокойствіе,— если не совсмъ, то отчасти,— возвратилось, облегчило раненныя чувства и исцлило сумасбродство страстей. Какъ только исчезаетъ обманъ, выступаетъ истина. Громче и чаще говоритъ совсть, наконецъ, говоритъ только она одна, гршникъ обращенъ и раскаяніе теряетъ свое жало.

251. Провидніе допустило, чтобы людямъ на земл былъ данъ весьма различный жребій. Это различіе кажется намъ великимъ и важнымъ: черезъ нсколько лтъ посл смерти оно можетъ быть очень уменьшено. Простыя чувственныя воспріятія, — этотъ первый матеріалъ духовнаго существованія, — для всхъ одни и т же, и уже краткая жизнь не говорящаго ребенка, при его большой впечатлительности, иметъ въ себ значительное количество ихъ. Много связей этой грубой матеріи, которыхъ не образовала своими опытами земная жизнь, принесетъ будущее, хотя и не давая новаго знанія (по крайней мр, это въ общемъ было бы трудно доказать), но все-таки порождая спокойное благоденствіе. Если же только что нибудь изъ различія земнаго жребія переносится въ вчность, всегда еще отличая хорошихъ людей отъ дурныхъ, то все-таки жизнь для всхъ можетъ быть цлесообразной, и въ каждомъ индивидуум, если онъ разсматривается одинъ, безъ всякаго сравненія съ остальными, Провидніе можетъ найдти себ оправданіе относительно того, что позволило ему вступить въ земное существованіе.

252 Такимъ является далекое будущее, съ точки зрнія науки, у которой нтъ другихъ основаній, кром нашего общаго человческаго опыта. Этимъ способомъ нельзя ничего утверждать’ Вроятно, все устроено еще иначе, уже просто потому, что вообще является вроятнымъ какое нибудь Божественное устроеніе, а въ предшествующемъ было разсмотрно только то, что могло бы слдовать само по себ, безъ всякихъ распоряженій. Если этотъ послдній вопросъ хотятъ изслдовать строже, то возможность такого изслдованія расширится вмст съ успхами статики и механики духа. Однако, подобно тому, какъ вся метафизика исходитъ изъ опыта и никакой опытъ безъ метафизики не ручается за чистое познаніе, точно также и метафизика не можетъ перешагнуть тхъ границъ, на которыхъ оканчивается необходимое развитіе понятій опыта.

Указатель понятій.

NB. Сокращенія: П — ‘Психологія, какъ наука’, У — ‘Учебникъ психологіи’, цифры обозначаютъ .

Абстракціи въ психологіи — П, 10.

Активный — П, 102.

Анализъ — П, 28.

Аномальныя состоянія — У, 142 сл.

Апперцепція — У, 89 сл.

Ассоціація представленій — П, 86 сл., У, 26, 92.

Аффекты — У, 104 сл.

Безконечность — У, 177, пр. 2.

Безсмысленное — У, 187.

Безсознательныя представленія — П, 48.

Безуміе — У, 144.

Боязливость — У, 101.

Бшенство — У, 145.

Вкусъ — У, 70.

Влеченіе — У, 110.

Вмненіе — У, 118, пр. 1.

Вниманіе — У, 62, 218.

Внутреннее воспріятіе — У, 89 сл., см. Внутр, чувство.

Внутреннее образованіе сущности — У, 167, 160.

Внутреннее чувство — У, 74, 123, П, 26.

Вншнее чувство — У, 68.

Водобоязнь — У, 145, пр.

Возвышенное — У, 100, пр.

Воззрніе — см. Интуиція.

Возникновеніе представленій — П, 94.

Возрастъ — У, 180.

Воля — У, 223.

Воображеніе — У, 60, 90.

Воспріимчивость: П, 94, 98, 99, У, 45.

Воспріятіе — У, 40.

Воспроизведеніе — П, 81 сл., У, 26, 89 сл.

Время — У, 75, 171, П, 102.

Выборъ — У, 60, 226.

Высшее благо — У, 117.

Геніальность — У, 133.

Геометрическія понятія — У, 88,

Гордость — У, 149, закл. пр.

Государство — У, 243.

Данное — У, 63, прим., перев. на стр. 139.

Движеніе представленій — П, 40, У, 18.

Долгъ — У, 233.

Должность — У, 244.

Дополнительныя понятія — П, 11.

Духъ (Gemth) — У, 83.

Душа — У, 150, 83.

Дйствованіе — У, 218 сл.

Единство души — У, 22, П, 57.

Естественная исторія — У, 3.

Естественное право — У, 230, пр.

Естественное состояніе представленій — П, 74.

Желаніе — У, 36, 107 сл., 218, 236.

Животный магнетизмъ — У, 149.

Жизненныя силы — У, 157 сл.

Загробная жизнь — У, 247 сл.

Задатки — У, 131 сл.

Задержка представленій — П, 39,

Закономрность душевной жизни — П, введ.

Законъ — У, 230.

Заостреніе (Zuspitzung) — П, 100, У, 26, d. 82, пр,

Затемненіе представленій — П, 36, 37.

Звуковая линія — У, 190.

Зрніе — У, 73.

Идеализмъ — У, 198, пр., 199.

Идеи практическія — У, 117, 233.

Изумленіе — У, 102, 216, с, а.

Инволюція — П, 100, У, 180.

Индивидуальность — У, 216.

Инстинктъ — У, 65, 110.

Интеллектуальная интуиція — У, 81, пр.

Интенсивная величина — У, 178.

Интересъ — У, 213.

Интуиція — У, 204.

Исторія — У, 241.

Категорическій постулатъ — У, 78.

Категоріи — У, 78, 193.

Контрастъ — У, 35, 102, 187.

Краніоскопія — У, 133, пр.

Личность — У, 202,

Логика — У, 180, прим. перев. на стр. 38.

Логическія формы — У, 78 сл.

Логическое одобреніе — У, 85.

Ложное — У, 187.

Любовь — У, 221.

Любопытство — У, 103.

Лнь — У. 149, закл. пр.

Максима — У, 117, см. Правило.

Матеріализмъ — У, 106.

Матеріалъ психологіи — У, 1.

Матерія — У, 156, 158, 177.

Матерія опыта — У, 63, прим. перев. на стр. 139.

Метафизика — П, 15, прим. перев.

Методъ — П, введ.

Методъ отношеній — П, 11, прим. перев.

Механика духа — П, 40, У, 13.

Механическій порогъ — У, 19, П, 77,98, въ конц.

Мистики — У, 202.

Міровой духъ — У, 242.

Музыка — У, 188, пр.

Мышленіе — У, 211.

Мстопребываніе души — У, 163,

Навыкъ — У, 31, пр., 122.

Назначеніе — У, 244.

Наклонность — У, 112.

Напряженность представленій — П, 7, 94, У, 15.

Нарушеніе (Strung) — П, 94, Нація — У, 138.

Непрерывность — П, 57.

Нравственное чувство — У, 237.

Нравственность — У, 117.

Обдумываніе — У, 114, 236.

Обоняніе — У, 71.

Общество — У, 240.

Общій порогъ сознанія — П, 47.

Общія понятія — У, 79.

Ожиданіе — У, 213, b.

Опытъ — У, 86.

Осмысливаніе — У, 210, пр.

Остатокъ (посл задержки представленій) — У, 12.

Осторожность — У, 117.

Осязаніе — У, 69.

Отвлеченіе — У, 180.

Отдыхъ — У, 20.

Ощущеніе — П, 300 (‘Сведеніе’).

Память — У, 20, 224.

Пассивный — П, 102.

Перенесеніе — У, 82, е.

Планъ — У, 244.

Погруженіе (d. Sinken) представленій — П, 74.

Политика — У, 241.

Полъ — У, 131.

Помощь (Hlfe) — П, 63, 86.

Понятіе — У, 179 сл.

Порогъ сознанія — П, 47, У, 16.

Правило — У, 244, см. Максима.

Представленіе П. 39, 94, 98, У, 155, 199.

Представленія, какъ силы — П, 39, У. 10—12.

Представливаніе, его степени — У, 11—12, 218, П, 36.

Представляющая вещь — У, 199.

Прекрасное — У, 177, пр. 3, 188, пр.

Преступникъ — У, 23, пр. 2.

Привычка — У, 112.

Придурковатость — У, 146.

Принципы: идеальные и реальные — П, введ., метафизики и психологіи — П, 15.

Припоминаніе — У, 91, пр.

Провидніе — У, 159, 162, 165, 242, 216, 251.

Продукція — см. Возниковеніе представленій.

Пропорція задержки — У, 14, П, 42 сл.

Простота представленій — У, 10.

Пространство — П, 102, У, 75, 169.

Противоположность представленій — П, 39, 57, У, 10.

Противорчіе — П, 11, прим. перев., психологич. противор.— У, 6.

Психологизмъ — П, 16.

Психическій организмъ — У, 238. Психологія — П, введ., 11, 14, У, 1.

Равновсіе представленій — У, 13.

Развитіе — У, 123, развитіе понятій — 179 сл.

Разсудокъ — У, 60, 62, 78, 236, практическій разсудокъ — У, 116, 179, теоретич. разсудокъ — У, 179.

Разсянность — У, 149, закл, пр.

Разумъ — У, 56, 78, 115, чистый разумъ — У, 59, практическій разумъ — У, 117.

Раса — У, 135.

Реальные принципы — П, введ.

Ревность — У, 149, пр.

Рефлексія — У, 123.

Рядъ — У, 29, 75 сл., 168, 178, прибав., побочный рядъ — У, 178, прибавл., 7.

Самолюбіе — У, 111, 149, прим.

Самонаблюденіе — У, 3, II. 2—3, см.

Внутр. чувство.

Самообразованіе — У, 288.

Самообузданіе — У, 228 сл.

Самосознаніе — У, 59,197 сл., П, 24 сл., раздленіе самосознанія — У, 149.

Самосохраненіе сущности — II, 94, 98, У, 164 сл.

Сведеніе (Wlbung) — П, 100, У, 26, d, 82, пр.

Слобода воли — У, 69, 118.

Свободное восхожденіе представленій — У. 17, пр.

Своеволіе — У, 149, пр. Семья — У, 140.

Сила — У, 157.

Синтезъ — П, 23.

Скорость движенія представленій — П, 40, 74.

Скрещиваніе рядовъ представленій — У, 30.

Скука — У, 125.

Сліяніе представленій — II, 57,67, У, 22.

Слухъ — У, 72.

Случайныя воззрнія — П, 67.

Смерть — У, 246.

Смшное — У, 100, пр.

Совсть — У, 231.

Соединеніе представленій — У, 22, П, 57.

СознаніеУ. 16, П, 48.

Сонъ — У, 60, 149, 247.

Сопротивленіе представленій — У, 10.

Сплетеніе рядовъ представленій — П, 100.

Способности душевныя — П, введ., 10, У. 2, 58, е, 59, пр., 61, 85, 144, 237.

Статика духа — П, 40, У, 13.

Статическій порогъ — П, 47, У, 19.

Статическій пунктъ — У., 14.

Степени представливанія, задержки, противоположности — П. 39.

Страсть — У, 60, 118, 286.

Стремленіе представленій къ сліянію — П. 67.

Стремленіе къ представливанію — П, 36 сл, У, 11.

Стсненіе представленій — П, 39.

Субстанція — У, 86, 195.

Сужденіе — У, 80₍181.

Сумма задержки — П, 41 сл., У, 14.

Сущность — У, 86, 150, пр. перев., 154, 162.

Темпераментъ — У, 132, Тоска — У, 220.

Трансцендентальная свобода — У, 118, пр. 2, 235, пр.

Трансцендентальныя понятія — У, 86 сл.

Тупоуміе — У, 147.

Углубленіе — У, 210, пр.

Умозаключеніе — У, 83.

Умодостигаемое пространство — У, 150.

Умъ (Verstand) — У, 78.

Умъ (Geist) — У33.

Упражненіе — У, 31, пр., 122.

Факты сознанія — П, 1, 4.

Фанатизмъ — У, 149, пр.

Фантазія — У, 207, 224.

Физика — У, 4.

Физіогномика — У, 188, пр.

Физіологическое давленіе — У, 50, 216,с.

Физіологическій отзвукъ — У, 51.

Физіологія — У, 5, 160.

Фикція — У, 150, пр.

Философія исторіи — У, 241 сл.

Философствованіе — У, 193.

Форма опыта — У, 63, прим. перев. въ конц, У, 196.

Характеръ — У, 244.

Хотніе — У, 107, 218.

Цвтная поверхность — У, 190.

Цль воспитанія — У, 238.

Честолюбіе — У, 149, пр.

Число — У, 170 сл.

Чувственное удовольствіе — У, 60.

Чувственность — У, 56.

Чувство — У, 37, 95.

Эгоизмъ — У, 201.

Эстетическое пониманіе — У, 124.

Эстетическія сужденія — У, 34.

Эстетическое чувство — У, 60, 100.

Указатель собственныхъ именъ.

NB. Сокращенія — т же, что и выше.

Аристотель — У, 193.

Баумгартенъ — У, 108, пр.,

Вольфъ — У, 9, пр., 58, 60, 62.

Гераклитъ — П, 16.

Гомеръ — У, 103, пр.

Горацій — У, 234, пр.

Гофбауеръ — У, предисл, 96, пр.

Декартъ — У, 74, пр., 193, с.

Кантъ — У, предисл., 9, пр., 63, 78, 86, 105, 113, 118, пр. 2, 141, 179, 193, 287, П, 26, 102.

Карусъ — У, 9.

Краусъ — У, 145.

Левкиппъ — II, 16.

Лейбницъ — У, 9, пр., 75, пр., 162, 193, с.

Локкъ — У, 9, пр., 75, пр., 96, пр.

Маасъ — У., предисл., 96, пр., 149,

Наполеонъ — У, 107, 128.

Ньютонъ — У, 92, пр.

Нинель — У, 143.

Пиагорейцы — У, 198, П, 16.

Платонъ — У, 193, 198, пр., П, 16.

Рейль — У, 143.

Сократъ — У, 198, П, 16.

Спиноза — У, 81, пр.

Тревиранусъ — У, 160, пр.

Фихте — П, 34, 26.

Шекспиръ — У, 92, пр., 103, пр. 2, 234, пр.

Цицеронъ — У, 234, пр.

ПРЕДИСЛОВІЕ КЪ РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ.

Нтъ нужды много говорить о значеніи психологическихъ сочиненій Гербарта для всхъ, кто интересуется психологіей или педагогикой. Школа Гербарта, умершаго въ 1841 г. еще не исчезла, и, по всму замтно, не скоро исчезнетъ, къ ней принадлежатъ многіе выдающіеся современные психологи, историки философіи и педагоги,— напримръ: Лацарусъ и Штейнталь (издатели ‘Zeitschrift fr Vlkerpsychologie und Sprachwissenschaft’), Фолькманъ (авторъ двухтомнаго трактата ‘Lehrbuch der Psychologie, IV. Aufl. 1894,’ развивающаго психологическіе принципы Гербарта), Штрюмпель (историкъ философіи и педагогъ, авторъ ‘Psychologische Pdagogik’, 1880 и ‘Pdagogische Pathologie, II. Auf]. 1892), Наловскій (‘Das Gefhlsleben’, II. Aufl. 1884) и друг. Поэтому сочиненія Гербарта имютъ не только историческое значеніе, но они важны и для пониманія настоящаго. Если справедливо, что каждый психологъ или педагогъ долженъ принимать во вниманіе т психологическія и педагогическія воззрнія, которыя сильно распространены въ Германіи, то каждый психологъ и каждый педагогъ долженъ быть знакомъ съ психологіей Гербарта, а наилучшимъ пособіемъ для этого служатъ его собственныя сочиненія.

Гербертомъ хотя уже и занимались въ Россіи, но еще мало: его только излагали и описывали, преимущественно какъ педагога, но еще не переводили его на русскій языкъ {Вотъ ней, что касается Гербарта въ русской литератур: Очеркъ лекцій иго педагогик Гербарта (въ сокращенномъ изложеніи Н. Г. Дебольскаго), ‘Пед. Сбор.’, 1875, NoNo 1, 2, 4, 6 и 7, И. Никольскій: I. Ф. Гербартъ, какъ педагогъ, ‘Ж. М. Н. Пр.’, 1876 г., ч. 187, С. Гогоцкій: философскій лексиконъ, II, стр. 270—318, С. Любомудровъ: Мысли Гербарта о значеніи и преподаваніи древнихъ языковъ, ‘Филолог. Обозр.’, 1891, т. I, кн. 1, Свящ. В. М. Жилинъ: Дидактическое значеніе и мсто Библейской исторіи по взглядамъ гербартіанцевъ, ‘Педагогич. Сбор.’, 1891 г., августъ — декабрь. А. Нечаевъ: Психологія Гербарта, популярный очеркъ, ‘Образованіе’, 1895 г., NoNo 1 и слд.}. А между тмъ даже для многихъ лицъ, отлично знающихъ иностранные языки, далеко не одинаково — читать ли философскія сочиненія по русски или на чужомъ язык: философскія мысли могутъ быть поняты и прочно усвоены только въ томъ случа, если он облечены (или же самъ читатель способенъ облечь ихъ) въ удачно подобранныя выраженія родного языка, а это не для всхъ доступно. Поэтому г. Нечаевъ изданіемъ своего тщательно составленнаго перевода нкоторыхъ сочиненій Гербарта оказываетъ несомннную услугу для русской философской и педагогической литературы.

Эти переводы, взятые въ ихъ цломъ, составляютъ полный курсъ психологіи Гербарта. Въ основу этого курса положенъ ‘Учебникъ психологіи’ (Lehrbuch zur Psychologie) Гербарта, второе изданіе (1834 г.) котораго, въ нкоторыхъ отношеніяхъ, является даже боле полнымъ, чмъ его большая ‘Психологія’ (1824 г.). Но ‘Учебникъ психологіи’ слишкомъ сжато говоритъ о психологическомъ метод и почти совсмъ не показываетъ того способа, при помощи котораго получаются основныя понятія гербартовской психологіи. Поэтому, въ дополненіе къ ‘Учебнику’, прибавлено подробное извлеченіе изъ нерпой части сочиненія: ‘Психологія, какъ наука, вновь обоснованная на опыт, метафизик и математик’ 1824 г. (Psychologie ah Wissenschaft, neu gegrndet auf Erfahrung, Metaphysik und Mathematik). Переводить же все это сочиненіе нтъ никакой нужды, такъ какъ оно переполнено запутанными вычисленіями хода душевной жизни, уже давно утратившими свое значеніе. Кром того, въ виду своего особеннаго историческаго интереса, переведена статья: ‘О возможности и необходимости примнить въ психологіи матеметику’ 1822 г. (Ueber Mglichkeit und Xothwendigkeit, Mathematik auf Psychologie anzuwenden), которая, вмст съ тмъ, отличаясь сравнительно очень простымъ изложеніемъ и заключая въ себ краткую характеристику психологіи Гербарта, какъ нельзя лучше можетъ служить общимъ введеніемъ ко всмъ предлагаемымъ переводамъ.— Упоминаніе Гербартомъ различныхъ метафизическихъ терминовъ и ссылки его на свои другія философскія сочиненія побудили г. Нечаева составить нсколько подстрочныхъ примчаній, которыя, впрочемъ, имютъ въ виду не критику гербартіанскаго ученія, а единственно лишь установку точнаго смысла даннаго мста.— Къ переводамъ прилагается алфавитный указатель понятій и собственныхъ именъ, отсутствіе котораго въ нмецкихъ изданіяхъ сильно даетъ себя чувствовать.

Для изученія предлагаемыхъ сочиненій Гербарта, конечно, всего лучше читать ихъ въ томъ порядк, въ какомъ они напечатаны. Впрочемъ, для читателей, мало привыкшихъ къ чтенію философскихъ книгъ, можно порекомендовать, познакомившись сначала со статьей ‘О возможности и необходимости математики’ и съ введеніемъ въ ‘Учебникъ’ ( 1—9), прямо перейти ко второй его части (‘эмпирическая психологія’, 53—141), и затмъ приступить къ чтенію ‘Психологіи, какъ науки’. Посл этого станутъ боле понятными первая и третья часть ‘Учебника’,

Александръ Введенскій.

С.-Петербургъ, Январь 1895 г.

I. Ф. ГЕРБАРТЪ

ПСИХОЛОГІЯ.

Учебникъ психологіи.

О возможности и необходимости примнять въ психологіи математику.

ПСИХОЛОГІЯ, КАКЪ НАУКА,вновь обоснованная на опыт, метафизик и математик.

ЧАСТЪ ПЕРВАЯ, синтетическая.

1824 г.

ВВЕДЕНІЕ.

I. О различныхъ способахъ, какими пріобртается общее знаніе о фактахъ сознанія.

II. Объ общемъ свойств всего того, что внутренно воспринимается.

III. Почему мы бываемъ склонны прибгать въ психологіи къ абстракціи?

IV. Общее указаніе метода, чтобы пользоваться фактами сознанія, какъ принципами.

V. Объ отношеніи психологіи къ общей метафизик. *)

VII. Планъ и раздленіе предстоящихъ изслдованій.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪИзслдованіе ‘Я’ въ его ближайшихъ отношеніяхъ *).

ПЕРВАЯ ГЛАВА.О философскомъ опредленіи понятія ‘Я’.

ВТОРАЯ ГЛАВА.Изложеніе заключающейся въ понятіи ‘Я’ проблемы, вм&#1123,ст съ первыми шагами къ ея разршенію.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.Подготовка математико-психологическихъ изслдованій.

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.Основныя черты статики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.Сумма и пропорція задержки при полной противоположности.

ВТОРАЯ ГЛАВА.Вычисленіе задержки при полной противоположности и первое указаніе пороговъ сознанія.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.Измненіе предшествующаго при меньшей противоположности.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.О полныхъ соединеніяхъ представленій.

ПЯТАЯ ГЛАВА.О неполныхъ соединеніяхъ.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.О сліяніяхъ.

ТРЕТІЙ ОТДЛЪ.Основныя черты механики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.О погруженіи представленій.

ВТОРАЯ ГЛАВА.О механическихъ порогахъ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.О воспроизводимыхъ представленіяхъ, съ простйшей точки зрнія.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.Объ опосредствованномъ воспроизведеніи.

ПЯТАЯ ГЛАВА.О временномъ возникновеніи представленій.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.Объ уменьшеніи и возобновленіи воспріимчивости.

СЕДЬМАЯ ГЛАВА.

УЧЕБНИКЪ ПСИХОЛОГІИ.

Изъ предисловія Гартенштейна

Учебникъ психологіи.

ПРЕДИСЛОВІЕ КЪ ПЕРВОМУ ИЗДАНІЮ.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.Основанія психологіи.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.О состояніяхъ представленій, когда они дйствуютъ какъ силы.

ВТОРАЯ ГЛАВА.О равновсіи и движеніи представленій.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.О соединеніяхъ и сліяніяхъ.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.О представленіяхъ, какъ мстопребываніи душевныхъ состояній.

ПЯТАЯ ГЛАВА.О взаимодйствіи нсколькихъ, неодинаково напряженныхъ массъ представленій.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.Взглядъ на связь души съ тломъ.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ.Эмпирическая психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.О душевныхъ способностяхъ, какъ о томъ, что иметъ видъ первоначально и существенно разнообразнаго въ человческомъ дух.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.Обзоръ принятыхъ душевныхъ способностей.

ВТОРАЯ ГЛАВА.О пограничной линіи между низшими и высшими способностями.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.Способности представленія.

А. Вншнія чувства.

В. Внутреннее чувство.

С. Формы ряда.

D. Логическія формы.

Е. Трансцендентныя понятія.

F. Воспроизведеніе.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.Способность чувствованія.

А. О чувствахъ, обусловливаемыхъ качествомъ чувствуемаго.

В. О такихъ чувствахъ, которыя зависятъ отъ расположенія духа.

С. О среднихъ и смшанныхъ чувствахъ.

D. Объ аффектахъ.

ПЯТАЯ ГЛАВА.Способность желанія.

А. О низшихъ способностяхъ желанія.

В. О высшихъ способностяхъ желанія.

С. О свобод воли.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.О совмстномъ дйствіи и развитіи душевныхъ способностей.

ВТОРОЙ ОТДАЛЪ.О душевныхъ состояніяхъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.О всеобщей измняемости состояній.

ВТОРАЯ ГЛАВА.О природныхъ задаткахъ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.О вншнихъ вліяніяхъ.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.Объ аномальныхъ состояніяхъ.

Заключительное замчаніе.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ.Раціональная психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.Метафизическія и натурфилософскія основанія.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.О душ и матеріи.

ВТОРАЯ ГЛАВА.О жизненныхъ силахъ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.О связи души съ тломъ.

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.Объясненія феноменовъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.О представленіяхъ пространственнаго и временнаго.

ПРИБАВЛЕНІЕ.О различіи рядовъ.

ВТОРАЯ ГЛАВА.Образованіе понятій.

ПСИХОЛОГІЯ, КАКЪ НАУКА,
вновь обоснованная на опыт, метафизик и математик.

V. Объ отношеніи психологіи къ общей метафизик**. *)**

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ
Изсл**дованіе ‘Я’ въ его ближайшихъ отношеніяхъ *).**

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О философскомъ опредленіи понятія ‘Я’.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
Изложеніе заключающейся въ понятіи ‘Я’ проблемы, вм&#1123,ст съ первыми шагами къ ея разршенію.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Подготовка математико-психологическихъ изслдованій.

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.
Основныя черты статики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
Сумма и пропорція задержки при полной противоположности.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
Вычисленіе задержки при полной противоположности и первое указаніе пороговъ сознанія.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
Измненіе предшествующаго при меньшей противоположности.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
О полныхъ соединеніяхъ представленій.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О неполныхъ соединеніяхъ.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
О сліяніяхъ.

ТРЕТІЙ ОТДЛЪ.
Основныя черты механики духа.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О погруженіи представленій.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О механическихъ порогахъ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О воспроизводимыхъ представленіяхъ, съ простйшей точки зрнія.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Объ опосредствованномъ воспроизведеніи.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О временномъ возникновеніи представленій.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
Объ уменьшеніи и возобновленіи воспріимчивости.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.
Основанія психологіи.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О состояніяхъ представленій, когда они дйствуютъ какъ силы.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О равновсіи и движеніи представленій.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О соединеніяхъ и сліяніяхъ.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
О представленіяхъ, какъ мстопребываніи душевныхъ состояній.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О взаимодйствіи нсколькихъ, неодинаково напряженныхъ массъ представленій.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
Взглядъ на связь души съ тломъ.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ.
Эмпирическая психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.
О душевныхъ способностяхъ, какъ о томъ, что иметъ видъ первоначально и существенно разнообразнаго въ человческомъ дух.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
Обзоръ принятыхъ душевныхъ способностей.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О пограничной линіи между низшими и высшими способностями.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
Способности представленія.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Способность чувствованія.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
Способность желанія.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
О совмстномъ дйствіи и развитіи душевныхъ способностей.

ВТОРОЙ ОТДАЛЪ.
О душевныхъ состояніяхъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О всеобщей измняемости состояній.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О природныхъ задаткахъ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О вншнихъ вліяніяхъ.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
Объ аномальныхъ состояніяхъ.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ.
Раціональная психологія.

ПЕРВЫЙ ОТДЛЪ.
Метафизическія и натурфилософскія основанія.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О душ и матеріи.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
О жизненныхъ силахъ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О связи души съ тломъ.

ВТОРОЙ ОТДЛЪ.
Объясненія феноменовъ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА.
О представленіяхъ пространственнаго и временнаго.

ПРИБАВЛЕНІЕ.
О различіи рядовъ.

ВТОРАЯ ГЛАВА.
Образованіе понятій.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
О нашемъ пониманіи вещи и самихъ себя.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
О необузданной игр психическаго механизма.

ПЯТАЯ ГЛАВА.
О самообузданіи, въ особенности о долг, какъ психическомъ феномен.

ШЕСТАЯ ГЛАВА.
Психологическія разсужденія о назначеніи человка.