Психическая болезненность молодого поколения образованных классов
Будущий историк нашего времени с изумлением остановится на странном явлении, печально отметившем годы мирного и могучего роста русского народа, — на психической болезненности молодого поколения образованных классов. Болезненность эта обозначилась рядом таких поступков и таким складом мыслей, какие возможны лишь при глубоком душевном расстройстве. С конца 50-х годов странная тревога овладела нашим юношеством и вызвала среди него выходки, поражающие своей эксцентричностью и беспричинностью. В университетах и других высших учебных заведениях началось брожение. Молодежь, наполнявшая университеты, хваталась за первый, часто пустой предлог, чтобы произвести волнения, которые, как эпидемия, переходили из одного округа в другой, точно переносимые заразой, пока не истощались сами собой. Иные бросали отечество, звавшее их на полезную деятельность, и за границей ни с того ни с сего появлялись вдруг эмигрантами, некоторые из них после бесплодных скитаний и изнурительной растраты сил возвращались на родину разочарованные, разбитые, остальные пропадали без вести. Иным казалась постыдной всякая обыкновенная деятельность, и они, костюмируясь мужиками, совершали в своем лице ‘слияние высших классов с народом’, чаще всего за прилавком кабаков. Молодые девушки шли на призыв первого негодяя и пустомели. Совершались дела, последствием которых были остроги, каторги, смертная казнь. Прокламации, тайные общества, заговоры, измена следовали друг за другом, одно другого нелепее, пока наконец не дошли до заговора, устроенного пошлым пройдохой с неизвестной самим заговорщикам целью, но с кровавым эпизодом в перипетиях трагикомедии.
Все эти факты, свидетельствующие о хроническом умственном расстройстве незрелой части нашего общества, могли быть объяснены несколько лет назад тем резким переломом, который совершился в нашей гражданской жизни. Государственная Россия перерождалась, меняла свои устои. Общество, привыкшее ко мраку и духоте, было сразу охвачено свежим воздухом свободы. Вчерашние сны сегодня переходили в явь и гнали старый порядок. В эпохи исторических переломов, в моменты страстных и напряженных ожиданий чего-то громадного, в кануны великих событий людьми овладевает состояние крайнего возбуждения, голова идет кругом, под ногами исчезает земля. Поступки и идеи, немыслимые при нормальном положении, тут кажутся естественными, никого не удивляют.
Однако отчего же все это было так возмутительно глупо? Отчего во всем этом не было ни предмета, ни силы, ни духа, ничего свежего, призванного к жизни? В самых эксцентрических увлечениях возможен проблеск идеи, и в сумасбродствах бывает величие. Отчего же брожение, которое охватило нашу интеллигенцию, смердит тлением? Оттого, что оно и есть тление. Это не игра возникающей жизни, это разложение трупа. Мы двинулись вдруг в широкую жизнь, но без запаса сил, чтобы принять и выдержать ее возбуждение. В нашем прошедшем мы пренебрегли великим делом, самым главным в современной жизни народов. Мы пренебрегли делом воспитания, и, убоявшись науки, мы делали все, чтобы унизить и ослабить ее, и она страшно отомстила нам. Пока все было сковано, мы кое-как пробавлялись, но лишь только пахнул на нас воздух, наше мнимое образование быстро предалось гниению, распространяя вокруг заразу смерти.
Время очистило атмосферу от раздражающего электричества. Взбаламученное море улеглось, возбужденные страсти успокоились, жизнь вошла в обычную колею, потекла мирно по вновь пробитым руслам, опасения, коих предметом был весь русский народ, весь строй русской народной жизни, оказались лишенными основания. За Sturm- und Drang-периодом, казалось бы, должно настать время трезвого, спокойного труда. А между тем в среде нашей интеллигенции явления, свойственные периоду возбуждения, не прекратились, нездоровое, ненормальное состояние нашей учащейся молодежи не проходит. Как же избавиться от него? Все наши усилия должны мы направить на то, чтобы вознаградить упущенное, озаботиться правильным, не наружным, а действительным воспитанием нашего юношества, возвысить дело ума и науки в нашей среде. Действительное, в духе серьезной науки даваемое образование внесет нравственное здоровье в наши высшие классы и собьет с верхушек нашего девственного народа эту пену, в которой поднялось столько накопившейся фальши, но которая, как пена, есть явление внешнее, нисколько не касающееся чистых и крепких основ народной жизни.
Нам известны из верных источников очень печальные факты. В одной Москве менее нежели в год было шесть случаев побега мальчиков из родительского дома. Во всех шести случаях юные беглецы считали долгом захватить с собой деньги своих родителей. Лица, знающие подробности этих побегов, передавали нам, что в умственном складе этих мальчиков было нечто общее. Они говорили почти одно и то же. ‘Все эти мальчики стремились прежде всего эмансипироваться от власти родителей, затем бежать за границу, чтобы жить там своим трудом. По их словам, труд за границей оплачивается не в пример дороже, нежели в России. На замечание же, как можно с этими понятиями согласить кражу денег у родителей, несчастные мальчики начинали нести ахинею про общность имущества и говорили, что кражи не существует, так как сама собственность есть кража, другие говорили, что у родителей нельзя украсть, а можно только взять, хотя бы и без их ведома, что они возвратили бы взятые ими тайно у родителей деньги, заработав их собственным трудом. Некоторые из юных беглецов стремились в Англию, другие в Бельгию. На вопросы, что они там стали бы делать, мальчики отвечали, что будут в Бельгии резать бумагу для конвертов или переплетать книги. На вопрос, откуда они набрались таких вздорных идей, почти все отвечали, что вычитали все это в книгах, другие же отвечали, что об этом у них идут теперь постоянно толки. В одном случае удалось подметить влияние домашнего учителя, который проповедовал мальчику о том, как хорошо молодому человеку жить своим трудом и вообще не зависеть от родителей’.
Не так давно воспитанник одного из казенных закрытых заведений в Москве, тринадцатилетний мальчик, сошел с ума, помешавшись на политических и социальных теориях! А сколько самоубийств между юношами, даже мальчиками!
Не безобразное ли дело эти явления? Можно ли замечать их без душевной боли и страха? Мальчик лет двенадцати перестает верить в Бога, затем в семью, в государство, четырнадцати — пробует себя на деле практического протеста, пятнадцати — идет в заговорщики, шестнадцати — быть может, он уже преступник или ходит близко к преступлению, семнадцати — кончает все счеты пулей в лоб. Такая детская повесть в настоящее время не будет выдумкой.
Растление этих человеческих душ начинается чуть не с первого лепета. На смену безбородым социалистам идут двенадцатилетние коммунисты. Это нравственная проказа во втором поколении, растущем на смену первому поколению прокаженных. Передается она, как и физическая, прикосновением — прикосновением духовным. В сообщенных выше фактах упоминается о наставнике, поучавшем своего питомца независимости, о каких-то книгах, читаемых детьми. Такое зло должно вызвать неустанное и энергическое противодействие в здоровой части общества. Все, на ком прямо или косвенно лежит ответственность за наше молодое поколение (а на ком не лежит она?), должны по мере сил блюсти его от растлевающих влияний, должны сами помнить завет Евангелия, поучающий, что лучше человеку погибнуть в пучине морской, чем внести соблазн в мир, погубить ‘единого от малых сих’. Кто не противодействует соблазну, тот участвует в нем. Кто не ограждает от соблазна, тот потворствует ему…
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1871. No 260, 26 ноября.