Психиатры, судьи и ‘судебные фавориты’
Психиатры, судьи и ‘судебные фавориты’
(К ‘психиатрическому исследованию’ убийц г-жи Тиме*)
(К ‘психиатрическому исследованию’ убийц г-жи Тиме*)
* * *
* * *
* * *
* * *
Психиатры, судьи и ‘судебные фавориты’, Розанов Василий Васильевич, Год: 1913
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. В. Розанов
Когда человек, не имеющий ничего научного в голове своей, пытается представиться ученым, то получается… русский судья. Это ‘влеченье, род недуга’ к ‘науке’ наших председателей окружных судов и судебных палат, наших ‘членов’ сих же судебных инстанций, выражается в удивительной и постоянной страсти призывать перед лицо свое ученых психиатров, отнимать у них нужное для действительных больных время и занимать их совершенно глупыми вопросами, каких не может выслушать без смеха ни один смертный:
______________________
* Летом 1912 года в Петербурге Долматовым и бароном Гейсмаром была убита с целью ограбления г-жа Тиме. Убийцами были молодые люди из известных и состоятельных семей (прим. А.М. Возлядовской).
1) Дед подсудимого был алкоголик: что из сего следует?
2) Тетка его умерла от прогрессивного паралича: что из сего следует?
3) Мать была ‘в нервах’, а отец иногда колотил ее: что из сего следует? И не являются ли побои, а также и ‘нервы’ признаком какой-нибудь тяжелой мозговой болезни?
Все эти вопросы совершенно дики потому, что под ними подразумевается лежащим факт, который вовсе под ними не лежит:
1) Если отец был алкоголик, то сын не может не убить…
2) Если мать была в прогрессивном параличе, то сын должен был непременно зарезать и ограбить.
‘Вопросы’ и даже ‘подозрение’ судей совершенно идиотичны, потому что ведь:
1) Только один сын убил и ограбил, а вовсе не все пять сынов и три дочери убивали, резали и грабили.
2) Следовательно, этот ‘один’ и есть ‘один’, который именуется ‘преступником’, с личною своею ответственностью за совершенное злодеяние.
Потому что от тех же родителей рожденные и имевшие тех же теток и бабушек — преступлений отнюдь не совершали, а были обыкновенными людьми, обыкновенными обывателями.
Полная неспособность наших судей к какой бы то ни было науке свидетельствуется их неспособностью построить этот простой, краткий силлогизм, который предупредил бы вызовы всяких экспертов.
1) Или — все потомство преступно,
2) или — этот преступник один из ‘потомства’ совершил злодеяние, и тогда он есть личный преступник, один, solo, с полной ответственностью за злодеяние и, конечно, вменяемостью за него, что единственно суду нужно знать по своим обязанностям, а не по интересу поговорить с учеными психиатрами.
Один из виднейших психиатров Петербурга, особенно тревожимый судом, говорил мне год назад:
— Хоть бы кто-нибудь обратил внимание в печати на то, до чего суд злоупотребляет нашими силами и временем. Вызывают в суд ‘в качестве эксперта’ к такому-то часу, и чувствуешь, конечно, обязанным себя явиться ‘к такому часу’. Но тут какое-то неглижерство к нам или халатность в распорядке своего времени у судей: ‘к такому часу’ никогда не начинается заседание, на которое специально ты вызван, и приходится дежурить в суде часа четыре, часов пять, пока начнется рассмотрением ‘то самое дело, к которому ты позван’. Четыре часа пустого хождения из угла в угол. Это я успел бы осмотреть восемь пациентов, действительно нуждающихся в твоей помощи… Наконец начинается ‘твое дело’, со всею его церемонностью и торжественностью. И опять ждешь, ждешь… когда наступят те 20 минут, когда ты говоришь, и говорить приходится по отвратительно глупому делу о глупом мерзавце, пырнувшем ножом свою сожительницу, не был ли он ‘в нервах’ и не имеет ли какого-нибудь ученого названия это его ‘в нервах’? Если ученое название есть, судьи расцветают удовольствием и выносят мерзавцу оправдательный приговор. Весь день убит… с разговорами на суде, с судоговорением — целый день: приходишь домой усталый и измочаленный главным образом тем, что день выкинут из твоей жизни и пошел на какую-то ерунду.
Это почти буквальные слова психиатра, которого знает весь Петербург, полчаса диагноза которого могут спасти больного и притом драгоценного члена общества.
Да. Но зато судьи поговорили ‘с интересным человеком’ и в некоторой степени ‘приобщились к науке’.
…После того, как в университете они почти не занимались наукой. Студенты всех трех факультетов — историко-филологического, физико-математического и медицинского знают хорошо тип розового и цветущего ‘студента-юриста’, с беззаботным и симпатичным лицом, курящего дорогие папиросы, который вообще ‘науками себя не обременяет’. Это всегда было, и это навсегда осталось. Юридический факультет — самый беззаботный факультет. И вдруг этим господам — служба, цепь на шею, и ‘государство чего-то от них ожидает’. Растерявшись и изумленные, естественно, они зовут ‘психиатров’, из разговора с которыми публика должна уразуметь, что они, судьи, — тоже наука, ‘как и прочие три факультета’. И только тут немножко надо разобраться, что судьи хватаются за психиатров, как утопающий ‘за соломинку’, ибо без ‘психиатров’ и не умея сложить простого силлогизма в голове, чем же показались бы наши судьи.
1) У него тетка пила.
2) А следовательно, он должен был зарезать.
Это комическое рассуждение, на которое капля в каплю похожи все судебные рассуждения, конечно, привело бы в смех всю Россию, если бы не ‘психиатр’. ‘Психиатр’ все затушевывает. ‘Психиатр’ — наука, все умолкают и с видом серьезности слушают ‘прения сторон’ и ‘судоговорение’ и ждут чиновников с цепями, не подозревая нисколько, что перед ним совершается комическая пантомима в великолепной обстановке.
Поистине мы переживаем времена старческого младенчества. Не младенчество ли это или не старость ли, с другой стороны, выжившая из ума, что:
1) Судья, судящий, страж закона…
— ну, решительно не подозревает, не верит, чтобы на свете водился такой mauvais sujet (шалопай, негодяй (фр.)), как
2) преступник, злодей.
‘Нет преступников’ — это аксиома русского суда. Ничего не поделаешь — ‘нет’. И если кто-нибудь зарезал, то
3) должно быть, оттого, что пила тетушка. И тогда:
4) позвать психиатра. Фазисы русского суда.
Глубокий комизм русского суда как-то неожиданно стал совершенно въяве после того, как этот суд ‘отличился’ несколько раз подряд такими решениями, что только ‘шапку снять — и перекреститься’. ‘С нами крестная сила’…
В особенности ‘фаворитами суда’ можно назвать, как называют на бегах: 1) плещущих кислотой в лицо, 2) отцеубийц, 3) женоубийц и мужеубийц. У нас есть прозвище — ‘уголовные дамы’. Не очень симпатичные существа. ‘Но, рыба ищет, где глубже’: ‘уголовные дамы’ оттого и сбегаются в суд, что знают, что тут-то им и ‘болотце’. ‘Рыбак рыбака видит издалека’, и если ‘уголовная дама’ издалека видит ‘симпатичного судью’, то это оттого, что судья в свою очередь есть немножко ‘дама’.
Но в самом деле, без шуток: есть что-то преувеличенно женственное в нашем суде: и это отсутствие логики или ‘женская логика’, и это — ‘похожее бы на науку’, и ‘поговорить с интересным психиатром’, и особенно склонность и сантиментальный интерес к роману, к ‘романтичным подкладкам’, к ‘любви с кровью’ этих ‘ужасных мужчин’, которые, конечно, ‘невинны’ и ‘не могут же быть злодеями’. Все наши судьи немножечко романтически влюблены ‘в злодеев’, и если стариков-убийц они закатывают в каторгу ‘без психиатра’, то при виде юношей-злодеев, будь он отцеубийцей или женоубийцей, у наших судей колена подгибаются, в сердце — сладкая истома, и они никак не могут выговорить ‘злодей’, а колеблются, не могут и наконец говорят изнеможенно: ‘Позвать психиатра’. ‘Не можем поверить, чтобы такой красивый шатен был злодей’. Это — дама. Это — судит дама, это — кричит дама.
Да.
Нет настоящего, сурового, мужского суда. Посмотрите на некоторых ‘судебных знаменитостей’, до чего в них выражена эта женственная природа. Кони… да он прямо просится под кринолин. ‘Не судья, а одно удовольствие’.
Но скучно все это… Флирт, даже очень приятный, в конце концов надоедает. И решительно надоел этот ‘судебный флирт’ чиновников с ‘интересными злодеями’…
Все это я пишу, прочтя изумленно, как, конечно, прочла с изумлением и вся Россия, — что дело об убийстве г-жи Тиме ‘направлено в VIII отделение окружного суда для нового освидетельствования умственных способностей обвиняемых Долматова и барона Гейсмара’.
Гуляли. Кутили. Убили. ‘Обыкновенная история’?.. Ах, для кого ‘обыкновенная’… Но не таков ‘женский глазок’…
Говорят, судьи будут ‘интересничать’ с убийцами в конце мая и не позже начала июня. Бедные психиатры: приготовляйтесь к мучениям. И ты, убитая, трепещи своего ‘раздеванья догола’. Можно представить, что чувствует ее муж.
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1913. 27 марта. N 13305.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_psihiatry.html.