Л. И. Пушкарев.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 5. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 2007
Прыжов И. Г.: биографическая справка, Прыжов Иван Гаврилович, Год: 2007
Время на прочтение: 11 минут(ы)
ПРЫЖОВ Иван Гаврилович [22.9(4.10).1827, Москва — 27.7(8.8).1885, Петровский Завод Забайкал. обл., похоронен там же], публицист, историк, этнограф, фольклорист. Отец, Гавриил Зах. (1793-1858), — крепостной крестьянин подмоск. с. Середниково, за участие в нар. ополчении во время Отеч. войны 1812 получил вольную, служил швейцаром, потом писарем в моск. Мариинской больнице для бедных, приятельствовал с М.А. Достоевским, отцом писателя, в 1856 за многолетнюю беспорочную службу удостоен дворянства. Дом’ воспитание было у П. ‘хуже сына последнего дворника’, он рос ‘забитый, загнанный, чуждый малейшего развития’, болезненный, близорукий, страдал сильным заиканием (‘Исповедь’ — цит. по его кн.: Очерки, статьи, письма, с. II). В 1848 окончил 1-ю моск. г-зию с правом поступления в ун-т без экзаменов. Намеревался пойти на словесное отд. Моск. ун-та, однако в связи с высочайшим повелением о сокращении числа студентов стал вольнослушателем мед. ф-та — единственного, к-рого ограничения не коснулись. Даже не сделав попытки заняться медициной, с первых дней в ун-те стал посещать лекции Т. Н. Грановского, О. M. Бодянского, Ф. И. Буслаева и др. историков, славистов, правоведов. В 1850 отчислен за неуспеваемость. С 1852 служил экзекутором и регистратором в Моск. палате гражд. суда. Все свободное время отдавал самообразованию, освоил ряд европейских языков, несмотря на очень скромное жалованье, собрал довольно богатую б-ку, в которой значительное место занимали произв. устного нар. творчества, книги о быте славянских народов (позднее помогал Л. Каравелову в редактировании ‘Памятников нар. быта болгар’, кн. 1, М., 1861).
Усвоив из статей В. Г. Белинского, Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского, поэзии Н. А. Некрасова демокр. идеи, П. решил посвятить себя изучению ‘страдальческой участи народа’, своей целью видел ‘собрать в одно целое не только археологические факты, но и все слезы, всю кровь, весь пот, пролитые когда-либо народом, — собрать и высчитать, насколько вынесет это наука счисления’ (‘Исповедь’, с. 18). С 1860 он активно публикуется в периодич. печати, его работы, многие из к-рых представляют собой эскизы к будущим книгам, появляются в газ. ‘Наше время’ [в т.ч. ‘Иван Яковлич, лжепророк’ (1860, No 34) — первая изв. публ. П.], ‘Голос’, ‘Моск. вед.’, ‘Сев. пчела’, ‘С.-Петерб. вед.’, ж. ‘Развлечение’, ‘Вест. Европы’ и др. Всего за 10 лет поместил в разл. изд. ок. 50 статей, заметок, рецензий, нек-рые из них вышли тогда же отд. огг.: ‘Очерки древнерус. быта. Нищие’ (СПб., 1860, первонач. — ‘Наше время’, 1860, No 44-45), ‘Петербург и Москва’ (СПб., 1861, первонач. — СП, 1861, 16 марта), ‘Из деревни (Отрывки из письма)’ (СПб., 1861, первонач. — СПбВед, 1861, 1 нояб.) и др.
В это время П. задумал ‘на основании законов исторического движения … проследить все главные явления народной жизни, и каждое из них с первых следов их существования и вплоть до нынешнего дня’ (‘Исповедь’, с. 14). Он собирался написать обширный труд под условным назв. ‘Исследование о русской (славянской) культуре, сравнительно с культурой греко-римлян, кельтов и германцев’, к-рый бы состоял из шести больших томов (от 40 до 50 листов каждый): нар. верования (в первые дни культуры, в ср. веках, теперь), социальный быт (хлеб и вино, община и братство, поэзия, музыка, драма), история рус. женщины, история нищенства в России, секты, ереси, расколы, Малороссия. Имевшуюся в его распоряжении лит-ру Л. дополнял самостоятельно собранным фольк. и этногр. материалом — еще в нач. 1850-х гг. он совершил путешествие по деревням и уездным городам Моск., Твер. и Владимир. губ., позднее, работая над книгой о юродивых, прошел с толпой паломников от Москвы до Киева. По утверждению П., он собрал тысячи сказок и преданий, среди к-рых осн. место занимали ‘похабные сказки’ о представителях духовенства (см.: ‘Исповедь’, с. 12—13). Последам своего путешествия замыслил кн. ‘Поп и монах как первые враги культуры человека’ (под назв. ‘Алеша Попович’ представлялась в 1862 в цензуру, но была запрещена), а также ‘История крепостного права’ и ‘История свободы в России’. Большинство записей этого периода не сохр.: часть из них в 1862 была сожжена самим П., ожидавшим обыска в связи с арестом друзей (А. А. Козлова, М. А. Челишевой и др.) по ‘делу о сношениях с Лондон. пропагандистами’.
В 1860 вышла кн. П. о юродивом И. Я. Корейше ‘Житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве’ [СПб., в кн. также помещен отрицат. отзыв о ст. П. ‘Иван Яковлич, лжепророк’ ар-хим. Феодора (Бухарева), к-рый выступил в защиту юродивых и юродства]. Разоблачение суеверий и предрассудков, критика социальной среды, порождающей такие явления, как нищенство и юродство, продолжились и в след. кн. П.: ‘Нищие на святой Руси. Мат-лы для истории обществ. и нар. быта в России’ (М., 1862) и ‘Двадцать шесть московских лже-пророков, лже-юродивых, дур и дураков’ (M., 1864, без указания автора, вставка в название и в текст слова ‘лже’, по-видимому, была данью автоцензуре — едва ли атеист П. признавал существование к.-л. других, ‘истинных’ пророков и юродивых, в журн. первопубликациях, в письмах, и ‘Исповеди’ и в др. авт. текстах этой прибавки нет).
Предложенная П. интерпретация нищенства вызвала разноречивую реакцию. Рецензент газ. ‘Совр. слово’ признал кн. ‘Нищие на святой Руси’ ‘интересным лит. явлением’ и ‘добрым гражд. делом’ (1862. 30 авт.), с ним солидаризовался критик ж. ‘Отеч. зап.’ (1862, No 11). Даже обозреватели официозных изданий заключили, что ‘автор сильно и ловко ратует против тех псевдознатоков народного быта, которые осмеливаются утверждать, что нищенство прикосновенно к вере христианской’ (‘Сев. почта’, 1862. 16 июня, см. также отклик С. Яковлева — МВед, 1862, 25 июля), поддержав таким образом П. в его критике И. С. Аксакова и И. М. Снегирева. В то же время М. Р. д. ч. в ж. ‘Время’ оспорил справедливость ист. экскурсов П. и его анализ причин, порождающих нищенство (1862, No 12), а рецензент ж. ‘Иллюстрация’ (поступил в защиту осмеянного П. ‘древнерус. благочестия’ (1862, No 239, с. 219).
Еще более острую дискуссию породили работы П. о юродивых и отклик на них архим. Феодора. Критикам последнего (см.: ‘Светоч’, 1861, No 3, 49, А. Пальховский — ‘Моск. курьер’, 1861, 12 янв.) ответил Ап. А. Григорьев (‘Плачевные размышления о деспотизме и вольном рабстве мысли’ — ‘Якорь’. 1863, No 3, с. 42, подпись Ненужный человек). В защиту Корейши неоднократно выступал ж. ‘Дом. беседа’ (см., напр.: Аскоченский В. И., Блестки и изгарь. — 1861, No 15, По поводу погребения Ивана Яковлевича Корейши — там же, No 46, б. п.). Отд. брошюрой вышло соч. Я. Горицкого ‘Протест Ивана Яковлевича на господина Прыжова за название его лже-пророком’ (М., 1861), написанное от лица Корейши. Даже солидаризовавшийся с П. по сути M. A. Антонович отказывал его предмету в значительности и высмеивал авторский пафос (‘Совр.’, 1861. No 2). Напротив, безусловную поддержку позиции П. высказал П. Рудный (PO, 1861, No 2).
Книги П. имели ‘весьма большой успех’ (Очерки, статьи, письма, с. 415). Слово ‘юродивый’, как писал П. в авторецензии (‘Развлечение’, 1865, No 12, подпись Преображенский), сделалось ‘самою модною бранью’ (цит. по: Очерки, статьи, письма, с. 86), имя Корейши стало нарицательным, а его ‘заумные’ выражения, в первую очередь ‘кололацы’, широко использовались в полемич. целях публицистами, в т.ч. M. H. Катковым (‘Старые боги и новые боги’ — PB. 1861, No 2, с. 893, б. п., см. также ст. А. Л. Волынского ‘Кололацы. Забытое слово’ — СВ. 1894, No 12).
Достоевский использовал многие детали работ П. о Корейше при создании образа Семена Яковлевича в ром. ‘Бесы’ (см. об этом, в частности: Альтман М.С., П. и Достоевский. — КиС. 1931. No 8/9). Сам П. выведен в ‘Бесах’ как Толкаченко — ‘странная личность, человек уже лет сорока и славившийся огромным изучением народа, преимущественно мошенников и разбойников, ходивший нарочно по кабакам (впрочем не для одного изучения народного) и щеголявший … дурным платьем, смазными сапогами, прищуренно-хитрым видом и народными фразами с завитком’ (Достоевский, X, 302).
Следующим пунктом намеченного П. плана стала кн. ‘История кабаков в России в связи с историей русского народа’ (СПб.-М., 1868), мат-лы к ней П. собирал, помимо прочего, беседуя с завсегдатаями кабаков. ‘Первый посильный труд изучения питейного дела на Руси’ был окончен в 1863 и затем в течение неск. лет ‘более и более сокращался в объеме’ (авт. предисл., без паг.). ‘Толстую, исписанную крупным почерком рукопись’ автор — ‘невзрачной наружности человек … одетый в рубище’ — сам принес книгоиздателю М. О. Вольфу (Либрович, с. 47). Книга увидела свет в сильно цензуров. виде, однако, несмотря на это, имела ‘довольно значительный успех’ (там же, с. 49) и вызвала определенный обществ. резонанс.
Рецензенты, признавая за ‘Историей кабаков…’ достоинства ‘сборника любопытных фактов’, вместе с тем констатировали, что она ‘в очень слабой степени’ удовлетворяет ‘литературным и научным требованиям’ (ОЗ, 1868, No 10, с. 204), отмечали недостаток ‘творческой работы автора над сырым материалом’ (П. Т<качев> — ‘Дело’, 1868, No 9, с. 29) ‘некоторую небрежность’ изложения (А. И-н (А. С. Суворин) — РИ, 1868. 21 сент.). После суда над нечастыми ‘История кабаков…’ была запрещена к продаже и изъята из публичных библиотек.
Всего предполагались три тома, в двух последующих автор намеревался дать ‘исторический обзор кабацкого быта, происхождения и быта целовальников, городских пьяниц (кабацких ярыг) и неисчислимой голи кабацкой, то есть нищих, беглых поров (бунтовщиков) и разбойников’, если в 1-м т. была показана ‘официальная история кабаков’, то во 2-м и 3-м тт. П. хотел взглянуть на кабак ‘глазами миллионов людей, которые, не умудрившись в политической экономии, видели в пьянстве божье наказание, и в то же время, испивая смертную чашу, протестовали этим против различных общественных благ, иначе пили с горя’. Однако он счел, что печатать книгу, в к-рой кабак описан как место, где ‘начинались всевозможные бунты и волнения’. — ‘значит донести на народ … отнять у него последний приют’, и сжег оба тома (‘Исповедь’, с. 19). Сохранились лишь 125 двухсторонних листов (РГАЛИ).
Прослеживая историю пьянства в России и пытаясь выявить его социально-ист. причины, П. приходил к выводу, что в домоск. Руси не существовало пьянства как ‘порока, разъедающего народный организм’ (‘История кабаков…’, с. 7). крепкие напитки не были распространены, а ‘для веселия’ использовались лишь легкие квасы и браги, ‘Испивая чашу честную во славу Божию и на счастье всего мира крещеного, Русь совсем не знала, что такое пьянство и пьяницу, она знала одного лишь бражника, любезника питий, и, руководствуясь добрым народным чувством, брала его под свою защиту от фарисейства, запрещавшего питие и веселие’ (РГАЛИ. ф. 1227, No 13, л. 110 об.). Идеализируя Киевскую Русь как эпоху, ‘когда русский народ жил по обычаям своим и по закону отцов своих’, когда ‘весь народ, с князем и епископом, составлял одно целое, жил одной обшей мирской жизнью, представлял один русский мир’ (‘Наша общественная жизнь’ — ‘Развлечение’, 1864, No 6, пит. по: Очерки, статьи, письма, с. 196, ср. замечание рецензента ‘Рус. инвалида’ о ‘приторно-пресном взгляде автора на древнюю Русь’), П. утверждал, что история пьянства на Руси — это ‘история ополячения, онемечения, отатарения, словом, всего, чего хотите, только не развития славянской жизни из славянских начал’ (‘Корчма. Ист. очерк’ — РА, 1866. No 7, цит. по, Очерки, статьи, письма, с. 215). По мнению автора, употребление крепких спиртных напитков начиная с сер. 16 в. насаждалось гос-вом, получавшим прибыль от их продажи. В результате ‘по всей Российской империи раскинуты неисчислимые села и деревни с их худыми избами, по краям сел и деревень и посредине на торговой площади высятся каменные хоромы. Смета да Удача построили их, заарендовав господские имения, срезав господские леса, заведя в своих хоромах трактиры и питейные, отбиравшие у народа последнее’ (РГАЛИ, ф. 1227, No 6. л. 120 об.).
Последней прижизн. кн. П. стало иссл. ‘Малороссия (Южная Русь) в истории ее литературы с XI по XVIII век’ (В., 1869, первонач. — ФЗ, 1869, No 1-3, peu,.: П. Т-ев <М. П. Драгоманов>, Малороссия в ее словесности. — ВЕ, 1870, No 6), отражавшее украинофил. симпатии автора. Он использовал значит. число источников, с к-рыми обращался, впрочем, весьма вольно, нередко цитируя по памяти и с ошибками. Тем не менее ‘Малороссия…’ стала первым опытом сжатой характеристики разл. эпох и памятников лит. истории Юж. Руси.
В 1867 в связи с закрытием Палаты гражд. суда П., дослужившийся к тому времени до коллеж. секр., лишился пост. работы. В конце того же года поступил на службу в частные ж.-д. конторы, а в 1868 был смотрителем работ на ж. д. Витебск — Киев, однако вскоре был вынужден уйти и оттуда, попытки жить на лит. заработки также оказались не слишком успешными. Познакомившись в сент. 1869 с С. Г. Нечаевым, увлекся идеями рев. просвещения масс и стал чл. подпольной орг-ции ‘Нар. расправа’, где отвечал за агитацию ‘среди подонков об-ва’ [Гранат, т. 40, с. 225 (автобиогр. А. К. Кузнецова)]. Принял участие в убийстве 21 нояб. 1869 студента И. И. Иванова и 3 дек. вместе с др. участниками преступления был арестован и заключен (март 1870) в Петропавлов. крепость (во время пребывания там написал не сохранившееся письмо об И.С. Тургеневе и, в качестве материала для своего защитника К. К. Арсеньева, автобиогр. ‘Исповедь’ — МГ, 1908, No 2, предисл. P. M. Хин, отклик А. С. Изгоева <Ланде>, увидевшего в ‘Исповеди’ ‘любопытный человеческий документ’, ‘смесь бреда алкоголика с криком отчаяния погибающего человека’, — ‘Речь’, 1908, 24 февр.). На суде заявлял, что ‘против убийства … громко протестовал, но не мог ничего сделать’ (‘Очерки, статьи, письма’, с. 394), один из адвокатов в защитит. речи называл П. ‘добряком, простым как дитя’, ‘фантазером, любящим толкаться между народом без всякой определенной задачи’ (Спасович В. Д., Соч., т. 5, СПб., 1893, с. 150), Арсеньев, объясняя мотивы действий П., указывал на его ‘болезненную раздражительность, чувствительность и крайнюю впечатлительность’ (‘Очерки, статьи, письма’, с. 417). Суд 15 июля 1871 приговорил П. к лишении всех прав состояния и к 12 годам каторги с последующим вечным поселением в Сибири. В дек. 1871 над ним и еще двумя осужденными был совершен ритуал гражд. казни, в ходе к-рого П. демонстративно отверг причастие. В янв. 1872 отправлен в пересыльную Вилен. тюрьму и оттуда в Петровский Завод, где работал на добыче железной руды.
В 1881 получил разрешение жить на поселении. Приехавшая к нему жена Ольга Григ. Мартос привезла книги и нек-рые черновики начатых трудов (‘Быт рус. народа’, ‘Собака в истории верований человечества’ и др.). П. вновь стал писать и публиковал (под псевд. Благовещенский) статьи, одновременно работая над задуманным еще до ареста иссл. ‘Граждане на Руси’ (РГАЛИ) — итогом всей его публиц. деятельности, развернутым изложением историко-филос. и социально-полит, взглядов автора. Долгое время эта работа считалась утраченной, однако в 1950 она вместе с другими произв. П. сиб. периода была обнаружена в составе фонда П. в ЦГАЛИ (см.: Пушкарев Л.Н., Рукоп. фонд П., считавшийся утерянным. — ‘Сов. этнография’, 1950, No 1).
Название труда и сам замысел, возможно, связаны со стих. К. Ф. Рылеева ‘Гражданин’ (П. неоднократно цитировал его в ‘Исповеди’) и ‘Поэт и гражданин’ H. А. Некрасова. В центре книги — размышления о долге просвещенных людей в России. Понятие ‘граждане’ П. трактовал неск. шире, нежели то было принято в радикальной публицистике: ‘граждане’, по его формулировке. — это все ‘лучшие люди Отечества’, на протяжении веков выступавшие ‘против застоя’ в рус. жизни и боровшиеся за процветание России. Поэтому в число ‘граждан’ включались самые разные фигуры: А. Л. Ордин-Нащокин, Пётр I, А. Д. Кантемир, Н. С. Мордвинов, А. С. Грибоедов, А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Белинский, M. E. Салтыков-Щедрин и др.
Критикуя чиновников (истоки всевластия к-рых П. связывал с ‘иноземным влиянием’ — византийским, татаро-монгольским, польским, немецким), духовенство, славянофилов с их ‘кощунственной троицей — православие, самодержавие, народность’, реформы 1861, лишь усилившие ‘деспотическую власть’. П. практически не выдвигал положит. программы, за исключением децентрализации и развития федерализма. В поисках идеала он обращался к первобытной истории, считая, что только тогда существовала ‘полная социальная гармония’.
Другой важнейший труд П. последних лет, ‘Записки о Сибири’, должен был, согласно авт. замыслу, состоять из ряда дополняющих друг друга очерков: ‘Прошедшее и настоящее Сибири’, ‘Тюрьмы Сибири’, ‘Вырождение, язык, инородцы’ и др. Сохранившиеся черновики включают этногр. и бытовые зарисовки (часто весьма пристрастные — П. с крайним предубеждением относился к сибирякам) из жизни бурятов, тунгусов, старообрядцев, каторжан. Нек-рые фрагменты задуманной книги были опубл., в т.ч. очерк ‘Записки о Сибири. 1. Охота на бродяг, 2. Староверы’ (ВЕ, 1882, No 9), вызвавший полемич. отклик в газ. ‘Вост. обозр.’ (1882, No 26-27), где критиковались ‘заблуждения’ и субъективизм автора, заметившего лишь отрицат. стороны сиб. жизни и заострившего внимание на вырождении местных народов наливающихся с ними русских. Из сиб. населения П. выделял только полит. ссыльных. Сразу по прибытии на каторгу он задумал работу ‘Декабристы в Сибири на Петровском Заводе’ (1882, опубл. — М., 1985, подг. текста, вводная ст. и прим. Л. Н. Пушкарёва) — отчасти как ответ на кн. С. В. Максимова ‘Сибирь и каторга’, автор к-рой, по мнению П., исказил и принизил роль декабристов в развитии края, а также нарисовал неверную картину их взаимоотношений с местным населением. Сохранившиеся мат-лы позволяют предполагать, что П. собирался также написать отдельную работу о просветит. деятельности женщин-декабристок, разделивших судьбу сосланных в Сибирь мужей.
После смерти жены (1883 или 1884) душевное и физич. состояние П. ухудшилось, вновь дало о себе знать пристрастие к крепким напиткам, зародившееся еще во время сбора материала о питейных заведениях.
После смерти П. груды его на нек-рое время оказались забыты. Новая волна интереса к ним поднялась после того, как в Казани в 1913 вышло 2-е изд. ‘Нищих на святой Руси’, а в след. году там же была переиздана ‘История кабаков…’. Однако, признавая бесспорные заслуги П. как собирателя ‘бытового материала’, представители нового поколения историков видели в его методологии лишь ‘отражение взглядов, промелькнувших в нашей историографии в определенный момент жизни нашего общества’ (Ю. В. Готье — ГМ, 1915, No I, с. 314).
Изд.: Очерки, статьи, письма. М.-Л., 1934 (ред., вводные ст. и прим. М.С. Альтмана, библ.), История кабаков в России в связи с историей рус. народа. M., I99I (репринт), М.. 1992 (вступ. ст. М. С. Альтмана), 26 московских пророков, юродивых, дур и дураков, и др. труды по рус. истории и этнографии, СПб.-М., 1996 (вступ. ст. Л. Я. Лурье, комм. М. С. Альтмана под ред. Лурье), История нищенства, кабачества и кликушества на Руси, М., 1997 (вступ. ст. М.С. Альтмана).
Лит.: Достоевский (ук.): Веселовский А. Н., Из ранних лет. — В сб.: Памяти Н. И. Стороженка. М., 1909. с. 57-58, Линниченко И. А., Восп. старого друга. — Там же, с. 156-57, Деникер И. Е., Восп.— КиС, 1924, No 4, Козьмин П., Нечаевец П. в его письмах. (Из архива Р. М. Хин). — КиС, 1927, No 4, Нечаев и нечаевцы. Сб-к мат-лов, М.—Л., 1931 (ук.), Альтман М. С, И. Г. Прыжов, М., 1932, Пушкарев Л. Н., Критика церкви и духовенства в трудах П. — В сб.: Вопросы истории религии и атеизма, в. 2, М., 1954, его же. Неизд. работа П. о декабристах в Сибири. — ЛН. т. 60, кн. 1, ч. 2, его же. П. о декабристах в Сибири. — В сб.: Ссылка и каторга в Сибири (XVIII — нач. XX в.), Новосиб., 1976, его же. Подвиг декабристок в освещении поэта и историка. (Н. А. Некрасов и П.). — В сб.: Декабристы и Сибирь, Новосиб., 1977, Письма Н.А. Добролюбову П. — ЛА, т. 3: Мазуркевнч А. Р., И. Г. Прыжов: Из истории рус— укр. лит. связей. К., 1958, Трофимов И., Неизв. рукописи ученого-революционера. — РЛ, 1966, No 3, с го же. Поиски и находки в моск. архивах. 2-е изд., М., 19X2. с. 188-93, Цамутали А. Н., И. Г. Прыжов — историк-революционер. — ‘Вест. ЛГУ, Серия истории, языка и лит-ры’. 1964. No 2. в. I, е го же. Неизданная кн. П. ‘Граждане на Руси’. — В сб.: Исследования по отеч. источниковедению. Сб-к ст., поев. 75-лстию проф. С. Н. Валка, М.—Л., 1964, его же. Очерки демокр. направления в рус. историографии 60-70-х гг. XIX в., Л., 1971 (ук.), История ист. науки в СССР. Доокт. период, М., 1965, с. 361-62: Базанов В. Г., Рус. рев. демократы и народознание, Л., 1974. с. 386-419, Иванов Ю. А., Народ и ‘царев кабак’ (К истории изучения вопроса). — В сб.: Нар. борьба за трезвость и России, СПб., 1989, Осоргин М. А., Заметки старого книгоеда, М., 1989, с. 240—48, Афанасьев А. Л., П. и история пьянства и трезвости в России, Каз., 1997, Есипов В. В., Житие великого грешника. — В его кн.: Провинц. споры в конце XX века. Вологда, 1999, Либрович С. Ф., На книжном посту, М., 2005. с. 47-50. (Гранат, ДРДР, СИЭ, ИДРДВ, Боград. ‘Совр.’, Боград. ОЗ (2), Муратова (1), Масанов, Архивы: РГАЛИ, ф. 1227.