Прот. А. А. ВИНОГРАДОВ
Прот. А. А. ВИНОГРАДОВ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Прот. А. А. Виноградов. Воспоминания о Казанской Духовной академии, относящиеся к 1852-1856 годам, Бухарев Александр Матвеевич, Год: 1890
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Воспоминания о Казанской Духовной академии, относящиеся к 1852—1856 годам
Серия ‘Русский путь’
Архимандрит Феодор (А. М. Бухарев): Pro et contra
Личность и творчество архимандрита Феодора (Бухарева) в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1997
О<,тцу>, С<,ерафиму>, по инспекторству преемствовал о. архимандрит Феодор Бухарев, переведенный в Казань из Москвы.
Личность его, конечно, известна многим или по его литературным богословским произведениям, или, по крайней мере, по тому шуму и гаму, который поднял Аскоченский в своей газете относительно его богословских воззрений, — или, наконец, по тому печальному исходу, которым он закончил свою жизнь.
Он был маленького роста, с несоразмерно большой головой, наклоненной всегда набок, худой, болезненный, с хриплым, шипящим голосом, свидетельствовавшим о печальном состоянии его грудных органов, голос его был ласковый и тихий, говорил он вне аудитории почти шепотом. Отношения его к студентам были чисто отеческие, снисходительные иногда до слабости. Если студент сделает какой-либо проступок, он ограничивал наказание, по большей части, одним выговором. Да и что это был за выговор? Это был любящий голос отца, сколько огорченного, столько же болезнующего о проступке сына. ‘Батенька! — говорил он провинившемуся студенту. — Что это такое вы наделали? Прилично ли это духовному воспитаннику? Узнает о. ректор, худо вам будет’. Или, развертывая Библию, указывал на известное место, подходящее к проступку студента, преимущественно из Апокалипсиса: это, батенька, о вас здесь говорится, о вас, прочитайте-ка внимательнее. При нем прежняя строгая дисциплина в Академии начала падать. Студенты в праздничные дни стали уходить из Академии без увольнительных билетов, чаще и чаще манкировать лекциями и т. п. Жизнь его была чисто аскетическая, кабинетная.
Увлечения его мистическими воззрениями доходили до крайности. Вместо обычных лекций по догматическому богословию он нам целый год читал объяснение первых двух глав Книги Бытия как пророчество и параллельно с этим объяснение Апокалипсиса как исполнения пророчества. Длинные периоды со многими вводными предложениями, темный мистический язык его лекций делали их крайне трудными для понимания. Едва ли десятая часть студентов понимали его лекции в достаточной степени, большинство же выносило из них очень мало. О себе лично могу сказать откровенно, что я из его лекций едва ли понимал и десятую часть того, что он читал. Но горячее убеждение лектора в своих идеях, его воодушевление при чтении своих лекций, его голос — то прорывавшийся громким хрипом, то переходивший чуть не в шепот, — невольно приковывали внимание студентов к профессору. Видно было, что прочитать свою лекцию громко было ему нелегко, часто продолжительный, чахоточный кашель прерывал его речь, но он не жалел своей больной груди, желая сообщить студентам то горячее убеждение в своих идеях, которое его воодушевляло.
Еще темнее и еще непонятнее становилась для нас его речь, когда он, сойдя с кафедры, начинал делать устные объяснения своих лекций. Речь его была медленная, с большими паузами. Взор устремлен куда-то вдаль. Он говорил как бы для себя, а не для студентов. Понять смысл его своеобразных выражений было трудно, а еще труднее — уловить логический ход его мыслей. Чтобы показать, до какой степени темна была его устная речь, я расскажу следующий случай, бывший со мной уже в то время, когда я состоял преподавателем Казанской Духовной семинарии. На 18 января 1857 года, день своего Ангела, я пригласил о. Феодора к себе в гости, он извинился, что быть у меня в этот день не может, но обещался посетить меня в ближайший воскресный день вечерком. Я жил на квартире вдвоем с товарищем по Академии — В. А. Александровским, занимавшим временно, впредь до открытия учительской вакансии, должность помощника инспектора Семинарии, — человеком умным, магистром. Чем занять о. Феодора, спросили мы себя? О пустяках говорить он не любит. Решились предложить ему вопрос о новом догмате Католической церкви, о непорочном зачатии Богоматери1. Так и сделали. О<,тец>, Феодор с радостию ухватился за разъяснение этого вопроса и говорил более часу. Мы слушали его внимательно и безмолвно. Проводивши о. Феодора, я обратился к В. А. Александровскому с вопросом: ‘Ну, повтори коротенько, что говорил о. Феодор? Я ничего не понял’. — ‘А я, брат, — отвечал Александровский, — хотел только спросить тебя, понял ли ты что-нибудь из его речи? Я решительно ничего не понял’. И оба мы весело засмеялись. Его мистические воззрения причинили ему множество неприятностей. Не один Аскоченский подозревал его в неправославии, подозревали его в этом и другие. ‘Ну, батенька, — говорил он мне при прощании, когда я отправлялся в Ситху2 на должность инспектора Семинарии, — ну, батенька! Вот вы едете на родину, в Сибирь. Боюсь, как бы и меня за вами не сослали туда же. Ведь ректор считает меня еретиком, да, еретиком, и послал на меня в Синод донос {Был ли это действительный факт или следствие излишней подозрительности о. Феодора — не знаю. Говорят, ректор Агафангел всячески старался щадить болезненное самочувствие о. Феодора.}. Но, — прибавил он с энергией, — пускай делают со мной, что хотят, пусть ссылают в Сибирь, но я не могу отказаться от своих воззрений, нет, не могу… Отказаться от них — для меня значит умереть’.
Я с искренним сожалением расстался с о. Феодором, уважая в нем как профессоре — глубокое знание Св. Писания {Знанием Священного Писания о. Феодор удивлял студентов. Он знал не только книгу или главу, в которой находился требуемый текст Священного Писания, но и страницу Библии, на которой его можно найти. Он приходил в класс с своей Библией, и где бы ни находился данный текст, в начале, середине или конце Библии, он раскрывал свою Библию и сейчас находил его почти безошибочно на той странице, на которой развертывал Библию, редко случалось, чтобы он после этого перевернул для отыскания текста страницу или две.}, как в человеке — доброту души, строгую аскетическую жизнь и непоколебимую твердость его убеждений, хотя, может быть, и ошибочных.
Впервые: Иркутские епархиальные ведомости. Прибавления. 1890. 24 февраля. No 8. С. 1-5. Публикуется лишь раздел, относящийся к о. Ф. Полный текст ‘Воспоминаний…’: No 1-13.
Афанасий Александрович Виноградов (род. 1832) — выпускник Иркутской сем. и (кандидат) КДА (1856), преподавал в Казанской сем. и одновременно исполнял обязанности бакалавра КДА (преподавал монгольский язык, хорошо зная его с детства), с 1857 — инспектор Новоархангельской сем. на о. Ситха у Аляски (в 1858 сем. переведена в Якутск), принял сан священника (1859), с 1870 — преподаватель Иркутской сем., с 1888 — редактор ‘Иркутских епархиальных ведомостей’.
1 Догмат о непорочном зачатии Пресвятой Девы ее матерью Анной провозглашен папой Пием IX 8 декабря 1854.
2 Ситха (Ситка) — остров у Аляски, где русскими был основан г. Новоархангельск, переименованный после продажи Аляски в г. Ситка. До начала XX в. город был административным центром Аляски.