Прокопович, Николай Яковлевич, даровитый писатель и талантливый преподаватель, родился в Оренбурге 27-го ноября 1810 года. Отец его, Яков Семенович, служил управляющим местной пограничной таможней, но вскоре вышел в отставку и переехал с семьей в Нежин, где был избран поветовым маршалом (предводителем) дворянства. До десятилетнего возраста П. воспитывался дома, а затем поступил в Гимназию высших наук в Нежине, в которой шел курсом ниже Гоголя, но держал приемные экзамены вместе с ним, в 1821 году. Гоголь и многие другие были приняты во второе (старшее) отделение, П. же поступил в первое (младшее) вместе с своим братом Василием.
В школе П. сделался общим любимцем товарищей, которые, с легкой руки Гоголя, дали ему ласковое прозвище ‘Красненького’ за его румяный цвет лица. Недурной собой, приветливый, живой и веселый мальчик отличался общительностью и готовностью на все дружеские услуги и одолжения. Жил он во втором музее (так назывались отделения, по которым распределялись пансионеры) вместе с Гоголем, Данилевским и другими. Постоянные встречи и близкие общие интересы связали их прочной и глубокой симпатией, все отрочество их проходило на глазах друг у друга.
Но не одна симпатия сверстников послужила основой дружбы П. с Гоголем, Данилевским и некоторыми другими товарищами: вскоре обозначилось сходство их вкусов и увлечений. Так, Гоголь, Базили и П. стали выписывать в складчину журналы и альманахи. Потом начались увлечения театром, горячо и сильно захватывавшие весь школьный улей: тогда всех волновали общие заботы и везде слышались толки о спектакле и о приготовлениях к нему, изучались роли, сильно было затронуто личное и корпоративное самолюбие. П. не был из числа самых выдающихся школьных артистов, уступая в этом отношении Кукольнику и Гоголю, но и он немало преуспевал в трагических ролях, в противоположность Гоголю, который превосходно исполнял роли комические.
По окончании курса в Нежине, Гоголь и Данилевский поехали в Петербург искать счастья. Через несколько месяцев прибыл к ним и Прокопович. В Петербурге он поселился на одной квартире с Гоголем, которому только что пришлось расстаться с своим прежним сожителем Данилевским, поступившим в Школу гвардейских подпрапорщиков. В это время Гоголя теснили постоянные неудачи, о которых ближе всех знал, как непосредственный свидетель, Прокопович. Но и Прокоповичу было не легче пробивать себе дорогу, и он также, и уже с первых шагов, не был баловнем обстоятельств. Не будучи практиком, он мало думал о будущем и безрасчетно предавался хотя и благородным, но не всегда полезным в деловом смысле увлечениям: он с упоением посещал театр, как будто главной целью его в Петербурге были удовольствия. В наслаждениях искусством он забывал о мелких невзгодах и уже на первых порах не чувствовал себя неприютно в новой обстановке, благодаря сердечному общению всех нежинцев, устраивавших товарищеские вечера, на которых царили братство и непринужденность. Наконец, он так поддался обаянию театра, что захотел поступить на сцену, но, вместо того, встретив какие-то препятствия, поступил в Театральную школу. ‘Это всех нас сильно поразило’, рассказывал А. С. Данилевский: ‘человек с большим развитием и знаниями садится на скамью театрального училища!’ Потом Прокопович стал выступать и на сцене, но лишь в скромных ролях вестников, что было, вероятно, причиной скорого охлаждения его пыла и даже внезапного исчезновения из Петербурга. Таким образом первый пробный шар вышел неудачным, и протерянное время осталось ничем не вознагражденным. В 1832 г. Гоголь писал Данилевскому о Прокоповиче: ‘он еще не актер, но скоро будет им, может быть, тотчас после Святой’, а летом, окончательно порвав с театром, Прокопович уже наслаждался отдыхом на родине. Все заставляет нас предполагать, что Прокопович или потерпел, подобно Гоголю, неудачу на испытании в театре, или, что еще вероятнее, просто не решился на него. В конце 1832 г. он снова вернулся в Петербург, 10-го июля 1836 г. П. занял должность преподавателя русской словесности в Первом кадетском корпусе. С этих пор для Прокоповича начался неумолимый и постоянно возрастающий гнет семейных забот, необеспеченного состояния и совершенного неимения досугов. Трудно, тяжело было Прокоповичу среди выпавших на его долю тяжелых жизненных условий. Ему приходилось ходить по частным урокам из одного конца города в другой, и в этих мытарствах скоро надломилось его здоровье, прежде всего исчез с лица тот яркий румянец, который когда-то доставил ему прозвище ‘Красненького’. Жизнь Прокоповича вошла в строго определенную колею, из которой он уже никогда не мог выбиться. У друзей все сильнее крепло убеждение, что его совсем засосала проза жизни. Гоголь всячески старался пробудить в своем друге энергию, пытался действовать на него уговорами и увещаниями. ‘Ты должен узнать современную славу, — писал он, — должен начать с нее непременно, вкусить и горькие, и сладкие плоды. Не принимайся за большое дело, примись сначала за малое, пиши повести, все что угодно, но только пиши непременно’ и т. д. Прокопович и раньше помещал в журналах свои стихотворения, и появление в печати каждого из них радовало Гоголя, пробуждая в нем надежды за своего друга, но редко появлявшиеся стихотворения терялись на страницах журналов и проходили незамеченными, а это вредно отзывалось на Прокоповиче и усиливало в нем неуверенность в себе. Из-под его пера выходили такие чудные стихотворения, как ‘Город’, остроумные баллады и сказки, но все это были мелочи, все они более или менее свидетельствовали о таланте автора, но были хороши лишь как начало, как надежды на будущее… Прокопович постоянно был поглощен заботами минуты и выбиться из тесной колеи ему не представлялось ни малейшей возможности и приходилось поневоле мириться с тяжелым положением. Между тем, любовь к избранному им педагогическому труду и замечательная способность к нему (Гребенка говорит, что он не знал лучшего преподавателя грамматики, нежели Прокопович), тихая и счастливая семейная жизнь и дружеское общение с такими людьми, как Белинский, Плетнев и другие, многое скрашивали в существовании Прокоповича и незаметно помогали ему мириться с своей долей. На понукания Гоголя Прокопович наконец отвечает, что он ‘совершенно сжился со своею незаметною и скромною жизнью, что педагогические холодные заботы ему даже как-то нравятся, что даже ему скучно, когда придут праздники’…
Некоторое время Гоголь все еще не оставлял своих надежд на П., он писал ему в ответ на приведенные строки: ‘Нет, из жалости не бросай так равнодушно этих лет. Они не возвратятся и никогда не возвратится вместе с ними та деятельность воображения, которую подымают свежие силы молодости’, спустя десять лет, уже незадолго до своей смерти (в 1845 г.), он писал Плетневу о П., убеждая его воспользоваться для ‘Современника’ дарованиями последнего, причем, вспоминая прошлое, говорил: ‘Про всех тех, которые воспитывались со мною, у него раньше, чем у всех других, показалась наглядность, наблюдательность и живопись жизни. Его проза была свободна, говорлива, все изливалось у него непринужденно-обильно, все доставалось ему легко и пророчило в нем даровитейшего романиста’ и т. д. Впрочем, в Гоголе развилось в отношении к П. несколько покровительственное и высокомерное чувство, неприятно поражавшее посторонних людей, как, напр., Панаева, видевшего их, когда Гоголь проездом через Петербург остановился у П. Но тот же Панаев вынес о П. впечатление, как о чудаке, но добрейшем человеке. Эта черта сердечной доброты не раз сказалась и в отношениях П. к Гоголю, который нередко давал П. сложные и трудные поручения.
Борьба с житейскими невзгодами имела для П. самый неутешительный и прозаический исход. Сначала, как мы сказали, пропала его веселая беззаботность и исчез его румянец, а со временем у него развилась злая чахотка, от которой он и сошел в могилу 1-го июня 1857 года, погребен он в Петербурге, на Смоленском кладбище.
Первое стихотворение П. — ‘Мои мечты’ — было напечатано в ‘Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду’ за 1831 г. (где в 1832 г. он поместил стихи ‘К портрету В. Скотта’), а в 1832 г. он поместил в альманахе ‘Сев. Цветы’ стихотворение ‘Полночь’, затем произведения его напечатаны: баллада ‘Полнолуние’ — в ‘Библиотеке для чтения’, 1835, ч. VIII, ‘Своя семья’, повесть в стихах — в ‘Московском Наблюдателе’, 1835, ч. 2, ‘Повесть о том, как Садко богатый был в гостях у царя Морского’ — в ‘Сыне Отечества’, 1836, ‘Сестра и братья’, сербская баллада — в ‘Современнике’, 1838 г., ‘Город’ и ‘Сторож’, стихотворения — там же, ‘Граф Конрад и его жена’, стихотворение — в ‘Современнике’, 1840 г., ‘Федина елка’, стихотворение — в ‘Звездочке’, ‘Тени Пушкина’ — в ‘Журнале для чтения воспитанникам Военно-учебных заведений’.
В 1858 г. вышел сборник ‘Стихотворения Н. Я. Прокоповича’ (С.-Пб.) с биографией умершего писателя, написанной Н. В. Гербелем.
Природная застенчивость и тяжелые материальные условия помешали полному развитию и надлежащему применению далеко не дюжинных способностей П., судьба его также не представляла ничего особенно выдающегося, но, при всем том, эта благородная и симпатичная личность достойна внимания, как по собственным небольшим заслугам, так и по близким отношениям, которые соединяли П. с такими крупными величинами нашей литературы, как Белинский, Плетнев и особенно Гоголь.
‘С.-Петербургские Ведомости’ 1857 г., No 130 (некролог), ‘Николай Яковлевич Прокопович и отношения его к Гоголю’ (‘Современник’ 1858, II), Письма Прокоповича к Гоголю см. в ‘Русской Старине’ (1889, I, 14—15) и в брошюре Е. В. Петухова: ‘Письма Гоголя к Прокоповичу’. — Письма Гоголя к Прокоповичу были напечатаны в отрывках в ‘Библиотеке для чтения’ 1857 г., No II и XI, в статье И. В. Анненкова: ‘Воспоминания о Гоголе’ и в названных выше статьях, в полном виде — в ‘Русском Слове’ (1889, І) и в брошюре Е. В. Петухова ‘Письма Н. В. Гоголя к Прокоповичу’, Киев. 1895, о Прокоповиче и некоторые его письма к Гоголю см. в ‘Материалах для биографии Гоголя’ Шенрока, ‘Замета о письмах Н. В. Гоголя к Прокоповичу’ Е. В. Петухова (в ‘Русской Старине’, 1892, XI), Н. В. Гербель, ‘Русские поэты в биографиях и образцах. Хрестоматия для всех’, С.-Пб., 1873.
В. И. Шенрок.
Русский биографический словарь А. А. Половцова, Источник: т. 15: Притвиц — Рейс, с. 32—35