Дж. Г. Байронъ
Дж. Г. Байронъ
Проклятіе Минервы.
(The Curse of Minerva).
Проклятіе Минервы.
(The Curse of Minerva).
Pallas te hoc vulnere Pallas
Jramolat et pocnam scelerato ex sanguine sumit,
Aenid., lib. XII, 947, 948.
Проклятие Минервы, Байрон Джордж Гордон, Год: 1811
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Переводъ A. Соколовскаго
Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. III, 1905.
Милй и ярче въ свой прощальный часъ
Въ горахъ Мореи лучъ послдній гасъ.
То не былъ лучъ странъ сверныхъ, унылый,
Но яркій лучъ, согртый жизни силой.
Янтарнымъ блескомъ въ мор онъ сквозилъ
И гребни волнъ зеленыхъ золотилъ.
Въ немъ счастья богъ привтъ дарилъ прощальный
Эгинскихъ горъ скаламъ и Гидр дальней,
Той сторон, гд, подъ защитой скалъ,
Его алтарь поруганный стоялъ…
Но тни горъ коснулись торопливо
Ужъ, Саламинъ, до твоего залива.
Ихъ синій цвтъ подъ взоромъ огневымъ
Вдали зардлся пурпуромъ живымъ.
На высяхъ горъ онъ яркими лучами
Еще горлъ и вспыхивалъ мстами,
Но, наконецъ, померкнулъ небосклонъ.
И за скалой Дельфійской скрылся онъ.
Въ такой же часъ лучъ солнца блдноликій
Сверкнулъ теб, Аинъ мудрецъ великій!
Ученики съ тоской встрчали часъ,
Когда Сократъ отравленный угасъ…
Свтила дня послднее сіянье
Какъ бы щадило грустный мигъ прощанья,
Его лучей не видлъ мутный взоръ,
Незримъ ему былъ отблескъ милыхъ горъ.
Съ небесъ спускалось грусти покрывало
На край родной, гд прежде все сіяло.
И чуть усплъ померкнуть Киеронъ,
Былъ смертоносный кубокъ осушенъ!
Высокій духъ, не вдавшій сомннья,
Вознесся въ высь, въ небесныя селенья!
Онъ страха въ жизни низкаго не зналъ
И жизнью всей примръ намъ дивный далъ.
Но вотъ съ Гимета царственной вершины
Пролился свтъ на мирныя долины.
Пронзивъ гряду густыхъ и мрачныхъ тучъ,
Сверкнулъ вдали царицы ночи лучъ.
Не страшенъ былъ серебряной лазури
Ея туманъ — предвстникъ близкой бури,
Въ лучахъ ея ласкающихъ повисъ
Колонны блой мраморный карнизъ,
Двурогій серпъ съ вершины минарета
Горлъ огнемъ полунощнаго свта,
Виднлась группа царственныхъ оливъ
Тамъ, гд блестлъ Кефиса волнъ приливъ:
У вратъ мечети кипарисъ печальный
Стоялъ, кіоскъ закрывъ пирамидальный.
Тезея храмъ печально осня,
Дремала пальма, голову склоня.
Плняло взоръ здсь все! Одинъ бездушный
На этотъ видъ взглянулъ бы равнодушно.
Не слышенъ былъ прибой Эгейскихъ водъ,
Ихъ дикій плескъ смирилъ луны восходъ,
Лишь море, волны тихо колыхая,
Лежало, гладью золотой сверкая,
И темный профиль дальнихъ острововъ
Мрачилъ одинъ лазурь его валовъ.
На этотъ видъ, исполненный отрады,
Взиралъ я въ храм царственной Паллады
Одинъ стоялъ на мст я пустомъ,
Гд прежде славы раздавался громъ,
Гд въ дни былые подвиги свершались,
A нын псни лишь о нихъ остались!
Мой взоръ искалъ священный этотъ храмъ.
Людьми поруганный, родной богамъ!
Передо мной былое воскресало
И въ прежней слав Греція вставала!
Часы летли, и ужъ полпути
Діаны дискъ давно усплъ пройти,
A я все мрилъ бодрыми шагами
Пустынный храмъ, покинутый богами,
Паллады храмъ! Гекаты блдный свтъ
Бросалъ на мраморъ блый грустный слдъ,
И звукъ шаговъ носился, замирая,
Какъ эхо смерти душу надрывая-…
Возстановить старался я въ мечтахъ
Народъ тотъ славный, доблестный въ бояхъ!
Возстановить старался по обломкамъ,
Оставшимся въ наслдіе потомкамъ,
Какъ вдругъ гигантскій призракъ мн предсталъ!
Я предъ собой Палладу увидалъ!
Минерва то была, но не такая,
Какой она, оружіемъ сверкая,
Явилась въ слав воинской своей
Среди Дарданскихъ доблестныхъ полей.
И славный Фидій мощною рукою
Ее когда то создалъ не такою!
Отважный взоръ врагамъ не угрожалъ,
Горгоны ликъ щита не украшалъ.
Не страшенъ былъ для смертныхъ шлемъ косматый,
Былъ сломанъ мечъ, въ разгром битвъ измятый.
Печально вяла въ царственной рук
Оливы втвь въ безпомощной тоск.
Лазурь очей — Олимпа честь и слава —
Покрылась слезъ смертельною отравой!
Сова, надъ шлемомъ медленно кружась,
Ночной порой для жизни пробудясь,
Богини, мнилось, понимала горе,
Ему своимъ зловщимъ крикомъ вторя.
‘O смертный,— молвила она,— черты
Твои не лгутъ мн, что британецъ ты.
Да, славное когда-то было племя!
Разбито имъ впервые рабства бремя.
Но стало, павъ теперь въ глазахъ людей,
Оно презрнно и душ моей.
Коль скоро ты причинъ не понимаешь
Моей вражды и ихъ узнать желаешь,
То оглянись: въ пожарахъ и войн
Тирановъ смерть случалось видть мн,
Успли готовъ свергнуть мы оковы,
Избгли турокъ власти мы суровой.
И чтожъ теперь?— изъ стороны твоей
Пришелъ грабитель хуже ихъ и злй!
Взгляни на храмъ, поруганный, забытый!
Сочти обломки славы пережитой!
Все, что Кекропсъ когда то созидалъ,
Все, что Периклъ съ любовью украшалъ
Иль что возникло Адріана волей
Въ упадка дни,— гд это все? Нтъ бол
Ужъ ничего! Аларихъ могъ одинъ
Гордиться-бъ тмъ — его затмилъ Эльджинъ!
Здсь на стн, вкамъ на поруганье,
Описано презрнное дянье,
Его виновника Паллада чтитъ:
Эльджина память вчно сохранитъ
Съ его поступкомъ доблестнымъ и славнымъ
Она затмъ, чтобы почетомъ равнымъ
Могли прославиться, вкамъ въ примръ,
Владыка готовъ и шотландскій пэръ!
Побды правомъ первый заручился
И грабежемъ второй обогатился,
Похитивъ низко то, что до него
Завоевалъ другой, смлй его!
Такъ, если левъ добычу покидаетъ —
Ее шакалъ голодный подбираетъ,
И если первый кровь живую пьетъ,
Послдній — кости смрадныя грызетъ.
Но получилъ Эльджинъ вознагражденье!
Его позорное постигло мщенье:
У всхъ въ виду, на Фриз, рядомъ съ нимъ,
Храмъ оскверненъ здсь именемъ другимъ.
Его Діана чистая стыдится
И посмотрть на имя то боится.
Чмъ не могла Паллада отплатить,
Взялась Венера за нее отмстить’.
Она замолкла, бровь нахмуря снова.
Ршился я тогда промолвить слово:
‘Дозволь, дочь Зевса, какъ британцу, мн
Защитникомъ родной быть сторон.
Не обвиняй Британіи напрасно:
Не въ ней увидлъ свтъ твой врагъ злосчастный,
Врь, это такъ! разсказъ не ложенъ мой,
Шотландецъ былъ грабитель низкій твой!
Съ Филейскихъ стнъ окинь державнымъ взоромъ
Беотію. Чувствительнымъ укоромъ
Была она съ древнйшихъ поръ для васъ.
Укоръ такой Шотландія для насъ.
Богиня мудрости разсудка силой
Страны отверженной не надлила.
Изъ почвы скудной не даетъ плодовъ
Земля тупыхъ, подавленныхъ умовъ.
Репейникъ чахлый, плодъ скупой природы,
Эмблемой служитъ этого народа,
То міръ софизма, низости и смутъ!
Великихъ чувствъ тамъ люди не поймутъ,
Съ ихъ мрачныхъ горъ, съ болотистой равнины
Дыханьемъ смраднымъ ветъ на долины,
Пропитанъ имъ порочный мозгъ людей!
Своихъ снговъ родныхъ онъ холоднй!
Тьма плановъ гордыхъ, злыхъ и неразумныхъ
Влекутъ ихъ всюду, выходцевъ безумныхъ,
Изъзженъ ими западъ и востокъ,
Наживы страсть — вотъ низкій ихъ порокъ.
Такъ будь-же проклятъ этотъ день презрнный,
Когда къ теб, какъ воръ, шелъ Пиктъ надменный!—
Но и въ Шотландіи есть имена,
Какія вправ превознесть она.
Вдь и своей Беотіи бездарной
Вы за Пиндара вчно благодарны!..
Пускай же горсть великихъ тхъ людей,
Поэтовъ, гражданъ, доблестныхъ мужей,
Отрясши прахъ отъ родины постылой,
Въ иныхъ странахъ своею блещутъ силой.
Довольно честныхъ было десяти
Чтобъ городъ злой отъ гибели спасти’.
Тутъ снова голосъ двы синеокой
Прервалъ меня: ‘Своей стран далекой
Снеси, о смертный, мой ты приговоръ
Хоть пала я, хоть мой великъ позоръ,—
Но все-жъ могу лишить я вдохновенья
Страну твою!.. Мое въ томъ будетъ мщенье!
Внемли жъ теперь тому, что я скажу,
Внемли и врь — обты я держу!
Пусть поразитъ жестокое проклятье
Виновника дурного предпріятья.
Пускай потомки глупые его
Бездарнй предка будутъ своего,
И даже, если какъ нибудь родится
Средь нихъ одинъ, которому случится
Краснть заставить предковъ со стыда
Тмъ, что умнй онъ, чмъ они,— тогда
Въ томъ будетъ знакъ, что кровь его славне,
Что онъ не отпрыскъ гнуснаго злодя!
Пускай художниковъ наемныхъ рядъ
Съ нимъ объ искусств праздно говорятъ,
Пусть лесть глупцовъ его вознаграждаетъ
За то, что Мудрость грозно порицаетъ,
Къ нажив жъ страсть презрнную его
Пускай возносятъ боле всего.
Изъ почвы родины своей безплодной
Всосалъ ядъ страсти онъ неблагородный
И къ торгу вкусъ. Пускай забвенья тнь
На долгій срокъ щадитъ тотъ подлый день,
Когда купить правительство заставилъ,
Какъ истый воръ, не зная чести правилъ,—
Онъ то, что подло обобралъ y насъ
И чмъ теперь обогащаетъ васъ.
Сдой вашъ Вестъ, Европы шутъ, чтобъ гору
Сокровищъ этихъ изучить, разбору
Ихъ посвятитъ, по крайней мр, годъ
И все же ихъ значенья не пойметъ,
Когда жъ сравнить искусство будетъ надо
Съ природою — борцовъ Сентъ Жильскихъ стадо
Пусть созовется въ ‘лавочку камней’
На радость свтлыхъ лордовыхъ очей.
За ними вслдъ притащится, звая,
Болтая вздоръ, столичныхъ фатовъ стая,
И томныхъ барышенъ пытливый взоръ
При вид ихъ изобразитъ укоръ,—
Взглянувши вскользь на статуи той эры,
Он поймутъ ихъ дивные размры
И, настоящее съ былымъ сравнивъ,
Шепнутъ невольно: ‘какъ былъ грекъ красивъ!’
Какъ не сравнить намъ, бросивъ компромиссы,
Своихъ друзей съ любовникомъ Лаисы?