Происшествие в ‘Звезде’
Происшествие в ‘Звезде’
Комментарии
Комментарии
Происшествие в ‘Звезде’, Макаренко Антон Семёнович, Год: 1936
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Макаренко А. С. Педагогические сочинения: В 8-ми т. Т. 7
М., ‘Педагогика’, 1986.
Известно, что критики нередко грешат невоздержанностью в похвалах: едва допишет писатель первую свою вещь, вокруг нее уже клубятся туманные облака критического ладана. Только через год обнаруживается истина: вещь чрезвычайно слабая! Книга стоит на полках всеми своими переизданиями.
Нечто подобное происходит с романом Ф. Олесова ‘Возвращение’, напечатанным в журнале, ‘Звезда’ в невиданном еще парадном антураже. Роман появился в сопровождении двух статей его ‘покровителей’ — Б. Лавренева и А. Амстердама — случай, заслуживающий особого внимания.
Из статей А. Амстердама и Б. Лавренева видно, о чем мечтали критики, что хотели они найти в романе: правдивость, типический образ человека, отражение силы советского строя. Видно, куда критики ехали. А теперь посмотрим, куда приехали.
И с автором романа и с его редакторами-покровителями, к сожалению, произошло то же, что произошло с беспризорником Валеткой из романа ‘Возвращение’.
Валетка выезжает из Ленинграда севастопольским поездом, забравшись ‘в ящик под вагоном прямого сообщения’. Однако читатель скоро начинает недоумевать: в каком же направлении поехал Валетка?
‘За Ростовом-на-Дону, в канавах… переливалась вода’. Ясно, Валетка едет на Кавказ. Поезд едет дальше.
‘…Суровая русская речь смешалась с гортанными выкриками грузин, здесь можно было услышать напевные голоса казачек и однотонную песню армянина’.
И вдруг…
‘На утро четвертого дня Валетка приехал к веселому морю, в теплый солнечный Севастополь’.
Ехали на Кавказ, а приехали в Крым. Может быть, Крым и не хуже Кавказа, но все же приключение это — необычное.
А при дальнейшем чтении обнаруживается, что вообще вся ‘поездка’ задумана не туда, куда хотелось бы отправиться редакторам романа. Читатели жаждут ‘возвращения’, но и на него в романе нет надежды. А. Амстердам в своей хвалебной статье заверяет, что роман ‘отражает силу советского строя’. Это прекрасная цель путешествия, но в романе, в сущности, нет советского строя. Если говорить обыкновенной прозой, то необходимо признать ‘Возвращение’ вещью совершенно аполитичной. Приключения Балетки проходят в стороне от советской действительности. Валетка живет в блатном мире, решительно обособленном от советского строя. Представители последнего, если верить Олесову, встречают Валетку довольно бестактно. На просьбу Валетки сделать из него моряка ему отвечают:
‘Мы тебя заставим пока картошку на кухне чистить…’
Как раз эта угроза и побуждает Валетку отказаться от помощи!
Среди немногих советских людей, выведенных в романе, есть некий корабельный доктор. Автор рассказывает, будто бы этот добрый доктор ни с того ни с сего, решительно без всякой цели пригласил двенадцатилетнего Валетку к себе в каюту и оказал ему такую ‘помощь’:
‘— Вот тебе сигара! Гаванна. В Алжире покупал…
Валетка сел в кресло и закурил.
Доктор угостил его каким-то необыкновенным заграничным вином…’
И все. Больше доктор в романе не встречается. Не правда ли, странный советский доктор?
Мальчика встречают и другие ‘советские люди’:
‘Валетка протянул руку.
Вахтенный прижег ему ладонь папиросой…’
‘Они долго издевались над Валеткой. Они посылали его на берег в ларек. Они просили его купить полбутылки гальюна, да покрепче, и килограмм свежего камбуза. Они задавали ему всякие каверзные вопросы, а Валетка стоял перед ними серьезный, бледный и смотрел им в глаза доверчиво и печально’.
Неужели это советская картина? Советские люди издеваются над голодным мальчиком, а голодный мальчик смотрит им в глаза доверчиво и печально?
Нет, с ‘советским строем’ в романе неблагополучно. Эта цель ‘путешествия’ явно не достигнута. Мы приехали вместе с Валеткой не в наш Севастополь, а в Севастополь времен Александра III.
Но, может быть, правильны другие наблюдения редакторов? Может быть, в романе действительно показаны ‘человек и его судьба’?
Пожалуй, в советской литературе нет другой вещи с таким сильным привкусом блатной экзотики. На нескольких страницах описывается встреча Валетки с ‘теткой Музой’. Муза, оказавшаяся садисткой, заинтересовалась одиннадцатилетним мужчиной и привела его к себе в комнату. Автор со вкусом приготовляет читателя к исключительным событиям и задергивает занавес только после таких слов:
‘Женщина с какой-то особой медлительностью подошла к зеркалу и начала раздеваться’.
Центральный эпизод романа — воровская ‘хаза’ Арефия и Калистры — изображен в исключительно экзотических красках. Это целая организация, обладающая традициями, прекрасным оборудованием, военной муштровкой и дисциплиной, даже своей философией. От этой ‘хазы’ несет пинкертоновщиной и беспросветной выдумкой.
Характеров в романе нет. Сам Валетка представляет собой набор трудно объяснимых противоречий. Даже возраст Балетки уловить невозможно. Судя по развитию событий, в конце романа ему не должно быть больше двенадцати лет. Но на 120-й странице Валетку любит женщина, у которой он проводит пять суток. Автор вдобавок сообщает, что Валетка, возвращаясь домой, ‘шагал спокойно, ощущая в себе незнакомую раньше силу’. А в финале Валетка поступает как ребенок: идет наниматься штурманом на пароход, хотя не имеет никакого понятия о том, что такое штурман. В этой детской неопытности и заключаются все мотивы ‘возвращения’.
Литературная слабость и недоработанность романа бросаются в глаза. Роман переполнен немотивированными положениями. Почти на каждой странице у читателя возникают вопросы: почему для Балетки слово ‘мама’ непривычно? Для чего изображается костер на улице? Почему на трех страницах подробно описан пьяный грузчик? Зачем вспоминается Христос, ходящий по водам? Откуда у Балетки кулацкие мечты о прелестях деревенской жизни, если он никогда не был в деревне?
Автор ‘Возвращения’ Ф. Олесов — начинающий писатель, сам когда-то бывший беспризорный. Он заслуживает помощи и внимания, он несомненно литературно способный человек. Но в редакции ‘Звезды’ не сумели помочь начинающему писателю.
Критические статьи Б. Лавренева и А. Амстердама показывают, что над романом слишком много ‘поработали’. Б. Лавренев рассказывает о своем разговоре с автором, когда тот принес ему рукопись:
‘Два года тому назад, когда Олесов впервые принес мне рукопись своего романа, это был пухлый том, в котором наряду с хорошими кусками была масса воды, ненужных повторений, растянутости, зоологического натурализма в изображении ‘ужасов’ беспризорничества и прочих дефектов, свойственных неопытной писательской руке.
Получив крепкий ледяной душ, Олесов не растерялся, не обиделся’…
Хорошо, что Олесов не растерялся, но… он, несомненно, простудился от ‘ледяного душа’: в романе на каждом шагу слышен нехороший литературный кашель. Редакционные доктора выпустили на сцену простуженного, хрипящего, кашляющего автора и радуются на весь мир:
— Смотрите, какой у него замечательный голос!
ЦГАЛИ СССР, ф. 332, оп. 4, ед. хр. 113, фотокопия статьи в ‘Правде’, 1937, 1 июля. Это рецензия на роман Ф. Олесова ‘Возвращение’, напечатанный в журнале ‘Звезда’, 1937, No 2. А. С. Макаренко подходил к воспитанию беспризорных детей с позиции ‘нормального детства’. Это одна из главных особенностей его педагогического творчества (см. т. 2 настоящего издания, с. 37—38, 40—44 и др.).