Прогулка В. И. Ленина по Кремлю в 1918 году после ранения, Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич, Год: 1955

Время на прочтение: 8 минут(ы)

В. Д. БОНЧ-БРУЕВИЧ

Воспоминания о ЛЕНИНЕ

ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘НАУКА’
Москва
1969

ПРОГУЛКА В. И. ЛЕНИНА ПО КРЕМЛЮ В 1918 ГОДУ ПОСЛЕ РАНЕНИЯ

Когда Владимир Ильич начал поправляться после ранения и стал уже выходить и свой кабинет и Совнаркоме, какие-то враждебные силы стали распространять ложные слухи по Москве о том, что Владимир Ильич умер. В Управление делами Совета Народных Комиссаров, можно сказать, беспрерывно звонили с разных сторон с одним и тем же вопросом: как здоровье Владимира Ильича? Не ухудшилось ли его состояние? А некоторые прямо спрашивали: да жив ли он? И я, и мои сослуживцы терпеливо и достаточно подробно сообщали всем ту правду, которая была на самом деле.
Стали приходить с теми же вопросами депутации оп рабочих союзов, от фабрик и заводов, которых я всех принимал сам и подробно беседовал с ними. Но это не помогало: запросы все увеличивались.
Наконец, однажды, идя по Кремлю из Управления к себе домой, я встретил на площади возле здания арсенала заведующего Грановитой палатой, с которым Владимир Ильич был знаком и к которому относился очень хорошо, как к человеку, хорошо знающему и любящему свое дело, подробно и хорошо объяснявшему все посетителям этого древнерусского музея. Здесь не однажды бывал Владимир Ильич и всегда беседовал с ним о тех драгоценных и редкостных предметах старимы, которые хранились в этом музее.
Встретив меня, он остановился и, волнуясь, спросил:
— Скажите мне откровенно, когда умер Владимир Ильич? Мне нужно это знать. Я очень уважаю его… Я верующий и буду молиться богу за его бессмертную душу.
Я невольно улыбнулся и сказал ему:
— Если вы хотите молиться за Владимира Ильича, это ваше дело, но тогда молитесь за его здравие, а не за упокой, так как Владимир Ильич здравствует, и с каждым днем силы его укрепляются…
— Так говорит вся Москва, — ответил он мне.— Уверяют, что уже его нет в живых, что его ночью вывезли из Кремля, тайно похоронили, а там, в Кремле, правит всем кучка людей, захватившая власть…
— Это неправда, все это — преднамеренная злостная ложь, распускаемая врагами Советской России. Прошу вас не верить этому и опровергать все это…— ответил я ему.
— Хорошо, хорошо, — ответил он мне.— Грех вам будет, если вы не сказали мне всю истину.
И мы расстались.
Я знал этого глубокого старика и знал, что он в своем вопросе передал мне то, о чем толкуют.
Я решил обдумать, как сделать, чтобы народ мог увидеть Владимира Ильича. Спросив у врачей, когда можно будет Владимиру Ильичу выступить на каком-либо митинге, я получил строгий ответ, что не раньше как через три месяца. Следовательно, надо было снять Владимира Ильича в кино. На совещание по этому поводу я вызвал к себе кинооператора Г. М. Болтянского и сказал ему, что необходимо заснять Владимира Ильича, но так, чтобы он не заметил, иначе он не пойдет сниматься. Обсудив все, мы решили, что в хороший солнечный день Г. М. Болтянский приедет в Кремль со своими кинооператорами и расставит их за углами, в складках стен строений, около ‘Царь-пушки’ и в других местах вдоль асфальтовой дорожки, которая проходила около здания арсенала и тянулась по Кремлю до ‘Царь-пушки’. Именно по этой дорожке я должен увлечь Владимира Ильича пройтись, причем я постараюсь отойти от него в сторону, чтобы кинооператоры могли заснять его одного.
Условились сделать это очень важное дело поскорей, чтобы потом составить и размножить ленту для кино во многих экземплярах и таким образом показать повсюду рабочим Владимира Ильича на прогулке в Кремле.
Через несколько дней как раз выдался замечательный осенний день, весь облитый солнцем, теплый по-летнему. Это была середина сентября. По телефону дал знать Г. М. Болтянскому, что надо готовиться. Я напомнил Владимиру Ильичу, что около часа дня ему обязательно нужно пойти на прогулку, как этого решительно требуют врачи.
Владимир Ильич сказал, что мне необходимо съездить сегодня же к комиссару иностранных дел Г. В. Чичерину и получить от него письменный ответ на поставленные ему вопросы.
— Вот и прекрасно, — ответил я.— Вы пойдете гулять, я побуду это время с вами, провожу вас домой и сейчас же к Чичерину.
Владимир Ильич согласился на это.
В назначенное время я вновь напомнил Владимиру Ильичу, что надо идти гулять. Он быстро встал, взял свою кепку и сказал:
— Пойду без пальто — нынче прекрасный день!
Я оделся, взял портфель и вместе с Владимиром Ильичем стал спускаться по лестнице вниз. Г. М. Болтянский был предупрежден товарищами из Управления делами, что Владимир Ильич выходит. Выйдя из нашего подъезда, мы, разговаривая о текущих делах, направились к асфальтовой дорожке. В это время нам как раз попался шедший на обеденный перерыв домой заведующий Грановитой палатой, о котором я упоминал выше. Он в изумлении посмотрел на нас и несколько раз оборачивался, смотря полными страха и волнения глазами на Владимира Ильича, о котором он так недавно хотел молиться богу за упокой его бессмертной души. И именно этот старик запечатлен на ленте кино, когда ее показывают всю целиком. Зрители всегда спрашивают: кто это? К сожалению, показывающие всегда молчат, очевидно, не зная, как объяснить этот персонаж, впрочем, они всегда также молчали, набрав в рот воды, когда у них спрашивали обо мне, гуляющем с Владимиром Ильичем, отделываясь от настойчивых вопросов: ‘Это один из товарищей’, не произнося мою фамилию, ибо, как известно, у нас не любили сообщать имена тех, кто работал долгие годы с Владимиром Ильичем, кроме двух-трех фамилий, безмерно прославляя лишь одного, который должен был присутствовать даже там, где никогда не был. Я думаю, что тяжелые времена эти возвеличения одной личности раз и навсегда прошли. История наша заговорит теперь полным голосом о деятелях революции, расставит всех по местам, где они на самом деле были, и расскажет грядущим поколениям всю правду-истину.
В полной кинопленке заснято все с момента выхода Владимира Ильича из подъезда до ухода его домой, но всю ленту не показывали, ограничиваясь только теми кадрами, которые относятся к центральной части этой прогулки Владимира Ильича по Кремлю, по асфальтовой дорожке до ‘Царь-пушки’.
Мы бодро шли, и я старался занять Владимира Ильича разговорами, чтобы отвлечь его внимание от окружающей обстановки, так как я знал, что в это время со всех сторон из-за углов кинооператоры стараются уловить каждый шаг, каждое движение Владимира Ильича. Я рассказывал ему самые интересные сведения, только что полученные из последней почты, о транспорте, о передвижении хлеба и иных продуктов, о приспособлении больших хороших дач в Сокольниках, где устраивались различные диспансеры для больных детей и лесные школы для детей, предрасположенных к туберкулезу. Я знал, что забота о детях была одной из самых постоянных забот Владимира Ильича. Ом всегда с большим интересом выслушивал эти мои доклады и немедленно помогал, если это требовалось.
Владимир Ильич с удовольствием гулял, все время стараясь упражнять раненую левую руку, закидывая ее за спину и стараясь по методу хирурга В. М. Розанова левой рукой достать правую лопатку, что ему еще не удавалось, так как мускул руки недостаточно еще окреп и был не совсем эластичен.
Желая, чтобы Владимира Ильича сняли одного, я в удобный момент стал понемножку отходить от него в правую сторону. От его зоркого взгляда не ускользнуло это мое движение, и он вдруг, перебивая себя, сказал:
— Что это вы, батенька, отходите?.. Гулять — так вместе!
Я сейчас же приблизился к нему, и мы продолжали разговор, который перешел на мою предстоящую беседу с народным комиссаром иностранных дел Г. В. Чичериным.
Владимир Ильич как бы подтверждал те вопросы, на которые я должен был получить ответы, так мы приблизились к ‘Царь-пушке’. Я предполагал пойти дальше, о чем сказал Владимиру Ильичу.
— Соблазнительно, а нельзя: надо успеть до четырех еще кое-что написать и принять двух товарищей, которые должны приехать.
И оп вдруг круто повернул.
Я знал, что кинооператоры должны были как раз в это время перегруппироваться, чтобы следовать за нами дальше. Я был полон опасения, что Владимир Ильич увидит их, и тогда съемка прекратится: он уйдет с прогулки. Владимир Ильич нередко протестовал, когда его снимали при выступлениях на открытых митингах и говорил, что надо запечатлевать народ, массы, а не его.
Я сейчас же стал перед ним, надеясь заслонить от взора Владимира Ильича тех кинооператоров, которые совершали по выработанному заранее плану перебежку.
Что-то говоря, мы благополучно двинулись в обратный путь. Пройдя несколько десятков шагов, Владимир Ильич вдруг сказал:
— Смотрите, там кто-то бежит, и у него что-то за плечами… Да это киношник…
Я понял, что далее скрывать правду от Владимира Ильича нельзя.
— Совершенно верно, — ответил я ему, — это кинооператор, и их здесь много. Вас снимали…
— А кто же это вам разрешил? — спросил он у меня.— И почему вы меня не предупредили?
— Потому что вы не пошли бы сниматься, а это совершенно необходимо…
— Это верно, я бы не пошел… Так значит вы меня на дули… Как же это так, Владимир Дмитриевич? — сказал он мне укоризненно.
— Первый и последний раз в жизни, Владимир Ильич, — ответил я ему.— Но вас надо было во что бы то ни стало показать рабочим. Выступать вам нельзя еще не менее трех месяцев…
— Ну, это положим…— подал он реплику.
— Так сказал последний консилиум врачей, а рабочие повсюду волнуются. Мы решили показать вас на экране, и прежде всего по всем рабочим клубам, спокойно прогуливающимся. Этот показ крайне нужен и важен для рабочего класса.
— Ну, если это полезно для рабочего класса, тогда так и нужно и грех вами искуплен…— И мы, посмеявшись и пошутив над тем, как все это устроили, пошли дальше, весело, оживленно разговаривая.
— Да это у вас целый киношный заговор… Ловко, ловко вы меня провели, — говорил добродушно Владимир Ильич.
Кинооператоры, видя, что ‘заговор’ раскрыт, как и полагается им, выскочили со всех сторон и засняли всю сцену этого разговора.
Помню, эти кадры были особенно удачны, там был заснят Владимир Ильич весело смеющимся и другие моменты, которые были очень жизненны и интересны.
Когда Владимиру Ильичу заведовавший этой съемкой Г. М. Болтянский показал всю эту ленту в зале заседаний бывших судебных установлений, в так называемом Митрофаньевском зале, то именно эти кадры у ‘Царь-пушки’ ему особенно понравились. Владимир Ильич сказал, обращаясь к окружавшим его товарищам:
— Вот здесь был раскрыт заговор киношников, который ловко устроил Владимир Дмитриевич.
Когда мы шли назад, Владимир Ильич шел довольно скоро. Я попросил замедлить шаг и приостановиться, а сам отошел и сторону. Кинооператоры, действовавшие уже свободно, навеки запечатлели образ Владимира Ильича, стоящего в Кремле на асфальтовой дорожке, в кепке, опустив правую руку в карман, что он нередко делал… Когда прошел этот очень важный момент съемки, мы двинулись к подъезду. Я пошел с Владимиром Ильичем, чтобы проводить его до кабинета. Он зашагал по лестнице через ступеньку. Я осторожно сказал ему, что он очень спешит, и как бы не устало сердце.
— Нет, я привык так подниматься по лестнице. Ни разу после болезни сердце от этого у меня не билось усиленно: я обращал на это внимание.
И он бодрый, довольный, освеженный вошел в кабинет и углубился в чтение писем и бумаг.
Через некоторое время после просмотра ленты в Кремле и одобрения ее Владимиром Ильичем была составлена изрядно сокращенная окончательная картина, которая под названием ‘Прогулка Владимира Ильича в Кремле’ была выпущена в свет. Она появилась прежде всего как ‘журнал’ на экранах кино в рабочих кварталах Москвы, а потом постепенно ее показывали всюду, перевозя из кино в кино. Восторг среди зрителей был неописуемый. Все вставали и при появлении Владимира Ильича долго рукоплескали, оглашая залы криками: ‘Да здравствует Владимир Ильич!’. Многие плакали от радости, видя живым и бодрым своего истинного любимца, действительно признанного всеми вождя трудящихся народов СССР и всего мира.
Черносотенная агитация сразу была уничтожена и совершенно погашена.
Рабочие, молодежь, студенчество, партийцы заканчивали просмотр этой волнующей картины пением ‘Интернационала’ и кликами восторга в честь Владимира Ильича.

——

В Управлении делами мне сказали, что меня ждет какая-то полувоенная депутация из пяти человек. Я тотчас же пошел в приемную. Это оказалась депутация от ‘Союза инвалидов войны’. Это они стояли группой внизу в подъезде, записываясь на прием у дежурного секретаря Управления делами, когда возвращался Владимир Ильич. Я спросил их, зачем именно они пришли. Один из них, без руки и, видимо, тяжелораненый, сказал:
— Так как Владимир Ильич был ранен, то правление нашего Союза решило просить Владимира Ильича записаться к нам на правах почетного члена.
Я сказал им, что они, вероятно, видели, как через ступеньку шагал Владимир Ильич, быстро поднимаясь на третий этаж, что за ним трудно было угнаться вполне здоровому человеку. И что к инвалидам Владимира Ильича никак причислить нельзя, несмотря на то, что он был ранен двумя пулями.
По установленному самим Владимиром Ильичем порядку о всякой делегации того или иного союза необходимо было сейчас же сообщать Владимиру Ильичу, и особенно о каждой военной делегации. Я, чтобы не обидеть этих людей, жертв первой империалистической войны, сказал им, что тотчас же сообщу об их приходе Владимиру Ильичу, и пошел к нему в кабинет. В нескольких полушутливых словах рассказал я о только что прибывшей делегации.
— Вот тебе и на! — воскликнул Владимир Ильич.— Не успел еще окончательно выздороветь, как меня уже в инвалиды хотят записать! Благодарю покорно… Это сюжет для Демьяна Бедного! А им передайте, что я очень благодарю их за память и заботу обо мне, но я уже совершенно здоров и в их весьма полезный союз поэтому не подхожу…
Я слово в слово передал этой депутации инвалидов благодарность Владимира Ильича.
— Конечно, если Владимир Ильич совсем оправился, ему к нам неподходяще, — смущенно подтвердил один, видимо старший из инвалидов. И они, пожелав Владимиру Ильичу всяких благ, тихонько, а некоторые с трудом, пошли вниз по лестнице, придерживаясь за ее перила, в сопровождении двух работников Управления, помогавших им шаг за шагом спускаться по лестнице.
Через несколько минут, обогнав делегацию, я уехал в Комиссариат иностранных дел на беседу с комиссаром Г. В. Чичериным.
Вернувшись с докладом к Владимиру Ильичу, я прежде всего должен был рассказать ему об уходе депутации инвалидов. Я сообщил ему, как им трудно было спускаться по лестнице и как жаль на них, явно страдающих, было смотреть.
— Пожалуйста, наведите сейчас же справки о положении этого Союза. Мы всячески должны заботиться о них. Вот вам результаты этого клича — ‘война до победного конца’. Нам нужен мир, а не война!..

ПРИМЕЧАНИЯ

В первой редакции опубликовано в журнале ‘Огонек’ (No 16. М., 1955) под названием ‘Памятная прогулка’. Печатается по III г. Избр. соч.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека