Продавщица газетъ.
Продавщица газетъ.
(Изъ Коппе).
I.
II.
III.
Продавщица газет, Коппе Франсуа, Год: 1887
Время на прочтение: 6 минут(ы)
‘La France! La Libert!— Газеты, господа,
Извольте покупать!’
На крики продавщицы
Я каждый разъ, какъ мн въ томъ уголк столицы
Случалось проходить, сворачивалъ всегда
Въ убогой лавочк и покупалъ газету,
Чтобъ на ходу прочестъ… не потому, что я —
Политикъ пламенный,— и къ этому предмету
Скептично отношусь,— а просто тутъ моя
Привычка старая: берешь по машинальной
Потребности листокъ, чтобъ справиться — дадутъ
Министровъ новыхъ намъ чрезъ нсколько ^минутъ,
Или у прежнихъ мы въ опек подначальной
Останемся пока…
‘Газеты, господа!
La France! Le Moniteur!’
И юркая старуха
Кричитъ и мечется, сутъ туда, сюда —
Все въ одинаковомъ расположеньи духа —
Листы и листики всхъ партій и цвтовъ…
Когда я подходилъ, она меня частенько
Встрчала весело:— ‘А, вотъ и вы! Поздненько:
Ужъ все распродано… Осталось нумеровъ
Пять-шесть Pays и Temps… Что-жь! Сами виноваты:
У насъ, вдь, шибкій сбытъ, вы знаете, всегда,
Чуть только межъ собой повздорятъ депутаты,
Вотъ какъ вчерашній день… Или пойдетъ когда
Молва, что новые готовятся министры…’
Порою я вступалъ еще въ бесду съ ней,—
Мн нравились и взглядъ ея прямой и быстрый,
И рчь разумная:
— ‘Ахъ, ныньче бойкихъ дней
Немного у меня: пора глухая — лтомъ,
Палаты заперты, Парижъ какъ вымеръ весь —
Л, значитъ, не о чемъ писать большимъ газетамъ,
А въ маленькихъ — ‘суды’, да кой-какая ‘смсь’.
У васъ, господъ, у всхъ купанья, да охоты,
Да воды всякія… Не будь гризетки (ей
Безъ фельетончика газеточки своей
И день прожить нельзя), совсмъ бы безъ работы
Сидлъ нашъ братъ… Ахъ, да, хоть это грустно… но…
Коль преступленья нтъ особенно большого,
Бумагу эту всю сбыть, право, мудрено…
Храни меня Господь — желать грха такого,
Да только… Помните, процессъ былъ Биллоаръ?
Вотъ то-то, Боже мой, шелъ ходко нашъ товаръ!
Въ ту пору, какъ пошли всю эту грязь печатать,
Мн было плохо: все, что удалось припрятать
За время прежнее — истратилось, и вотъ,
Недли въ три всего я столько, сударь, сбыла
Однихъ ‘съ картинками‘, что сразу заплатила
Большой квартирный долгъ. Да здсь еще разсчетъ
Случайный: эдакихъ процессовъ въ годъ едва ли
Найдется парочка… А вотъ ужь что моя
Разъ двадцать врная доходная статья —
Такъ это шумъ и гвалтъ у тхъ господъ въ Версали… *)
Тутъ только поспвай!… И оттого всегда,
Какъ на зиму себ дрова я закупаю,
То сроки платежа не раньше назначаю,
Какъ къ первой сессіи,— и тутъ ужь никогда
Не лопнетъ мой разсчетъ…’
Вс эти разсужденья
Я слушалъ, думая: ‘Не странно-ль: чтобъ могла
Старуха бдная вести свои дла
Съ грошовой прибылью, должны иль преступленья
Свершаться крупныя, иль шумная возня
Въ палат длаться!…’ Курьезнымъ для меня
Казалось, что трезвонъ во всхъ углахъ печати
Убогой женщин насущный хлбъ давалъ,
И эти крики вс, и этотъ весь скандалъ
Хоть то хорошее имли въ результат,
Что въ государственномъ громадномъ корабл,
Кидаемомъ, какъ мячъ, политики волнами,
Бдняга жить могла, какъ мышь между стнами
Судна ‘Левіафанъ’ живетъ въ своемъ угл.
*) Дйствіе происходитъ посл коммуны, когда мстопребываніе французскаго правительства было въ Версали.
Однажды вечеромъ,— тогда ужь наступила
Холодная пора,— въ убогой будк я
Увидлъ мальчика, и вся душа моя
При взгляд на него болзненно заныла.
Онъ былъ лтъ девяти, худъ, блденъ, изнуренъ,
Одтъ весь въ черное, съ моей старухой рядомъ
Сидлъ онъ, съежившись на стульчик, и взглядомъ
Чахоточнымъ смотрлъ въ потертый лексиконъ.
— ‘Откуда,— я спросилъ,— ребенка вы достали?’
И гордо мн она отвтила:— ‘Мой внукъ!
Онъ въ школ учится… охотникъ до наукъ
И первый ученикъ!’ — ‘Чудесно! И прислали
Его родители къ вамъ погостить?’ — ‘Ахъ, нтъ!
Онъ въ черномъ, видите… сиротка съ первыхъ лтъ…
Бдняжка дочь моя въ родахъ скончалась… Вскор
За ней и мужъ ея (вдь, ужь всегда, гд горе,
Тамъ и другое вслдъ…). Лудилъ онъ зеркала,—
А отъ проклятаго такого ремесла
Недолго проживешь, коли ты не желзный:
Ртуть — штука скверная!…’
‘— Не хочешь ли, любезный,
Лошадку?’ — я спросилъ у мальчика, и онъ
Съ моей монетою помчался за игрушкой,
А я возобновилъ бесду со старушкой:
— ‘Здоровъ ребенокъ вашъ?’
Болзненный, какъ стонъ,
Вздохъ вырвался у ней:— ‘Вотъ въ этомъ-то и мужа
Великая моя!… Ахъ, не проходитъ дня,
Поврьте, безъ того, чтобъ, глядючи на внука,
Не надрывалося все сердце у меня…
Нтъ, очень хворый онъ!… Да вы взгляните сами:
И щеки впалыя, и сине подъ глазами…
Точь-въ-точь его отецъ… Онъ кашляетъ, не спитъ,
Почти совсмъ не стъ… Мн докторъ говоритъ,
Что это въ росту все… Дай Господи!… Ребенокъ
Такой, вдь, миленькій… послушенъ, какъ ягненокъ…
А учится-то какъ: всегда въ отмткахъ плюсъ!…
И еслибъ не болзнь… Охъ, до смерти боюсь,
Что скверно кончится!’ — ‘Не унывайте, дло,
Дастъ Богъ, поправится!’ — я утшалъ несмло
Старуху бдную.— ‘Хоть тмъ довольна я,—
Она отвтила,— что хорошо моя
Торговлишка идетъ, и мой Жозефъ не знаетъ
Ни въ чемъ себ нужды… Когда-жь по временамъ
Придется тяжело, Господь поможетъ намъ…
Вотъ года три назадъ — совсмъ ужь умираетъ,
Я думала, дитя, а докторъ прописалъ
Все дорогихъ лкарствъ… Какъ разъ въ минуту эту
Случилось полетть Дюфура кабинету,—
И заработокъ мой такъ подыматься сталъ,
Что внучку милому все накупить могла я…
Не меньше мн дало шестнадцатое мая:
Мы сдлали тогда и обувь, и блья…
А вотъ какъ маршалу отставку дали,— я
Красавцу моему костюмчикъ новый сшила’.
Приходомъ мальчика прервался разговоръ,
И я оставилъ ихъ… Но сердце мн щемила
Глубокая тоска, и долго съ этихъ поръ
Не могъ я позабыть романъ немногосложный
Больнаго мальчика и бабушки его…
Пришлось ухать мн сейчасъ посл того
Въ провинцію — и тамъ мой интересъ ничтожный
Къ дламъ политики всегда бывалъ живй,
Когда я вспоминалъ оставленныхъ друзей,
Привыкнувъ ужь теперь согласовать сужденья
Свои въ политик лишь съ узкой точкой зрнья
Ихъ бдной лавочки — и каждый разъ, какъ мн
Газетный репортеръ описывалъ дебаты,
Въ которыхъ, рвеніемъ пылая, депутаты
Почти передрались,— я, въ сельской тишин
Читая рчи ихъ и длинныя тирады,
Гд часто синтаксисъ страдалъ еще сильнй,
Чмъ здравый смыслъ простой,— мечталъ не безъ отрады
Все это Богъ даетъ для бабушки моей!…
Вернувшись, я узналъ, что мальчикъ умеръ вскор,
Какъ мы разстались съ нимъ. Старуху злое горе
Совсмъ разрушило.
— ‘Ахъ, добрый господинъ,—
Рыдая тяжело, она мн говорила,—
Вдь, онъ на всей земл былъ у меня одинъ!…
Въ мои года терять того, кого кормила,
Ростила, холила,— охъ, страшно тяжело!…
Да слава Богу, мн ужь остается мало
На свт маяться: и память отняло,
И еле двигаюсь, и все противно стало…
Боли до этихъ поръ, какъ волъ, трудилась я,
Такъ это только, вдь, для ангельчика-внука…
Ну, а теперь зачмъ? Кому теперь моя
Работа въ прокъ пойдетъ?… Ахъ, поскорй бы мука
Окончилась!… Надняхъ мой старый покупщикъ,
Такой почтеннйшій, участливый старикъ,
Сказалъ, что помстить меня въ пріютъ онъ можетъ…
Что-жь, тамъ я и умру, коли Господь поможетъ’.
Свинцомъ на сердце мн упалъ ея разсказъ…
Чмъ могъ отвтить я на вопль многострадальный?
Чмъ могъ я облегчить удлъ ея печальный?
Ничмъ, увы, ничмъ!… И посл, каждый разъ,
Какъ мн туда зайти случалось за газетой,
Я оставался нмъ предъ страшной скорбью этой…
Въ ту пору бурный мы переживали часъ:
Металось бдное правительство у насъ
Въ полнйшемъ кризис… Вс органы печати
И вс ‘политики’ запли въ униссонъ:
‘Прекрасно! Кабинетъ низвергнутъ очень кстати!
Давно была пора,— совсмъ негоденъ онъ:
Морель былъ слишкомъ старъ, Моренъ комиченъ просто,
Для взятокъ у Моро была раскрыта дверь,
Моранъ воображалъ, что для такого поста
Его самъ Богъ избралъ… За то теперь, теперь!…
Дюпонъ краснорчивъ, Дюранъ, хотя отчасти
Безнравственный и двумъ присягамъ измнилъ,
Но умъ большой, Дюфоръ и увлеченьямъ страсти,
И всмъ порокамъ чуждъ, а Дюпюи такъ милъ,
Такъ симпатиченъ всмъ, для счастія народа
Все Дюбуа отдастъ… Порядокъ и свобода —
Вотъ въ чемъ программа ихъ… О, да, сомннья нтъ,
Безукоризнененъ нашъ новый кабинетъ!…’
И, словомъ, истиной признали вс безспорной,
Что группою Морель — Моренъ — Моранъ — Моро
Губилось все у насъ: законъ, прогрессъ, добро,
Что Францію она дорбгою позорной
Вела къ погибели… Тогда какъ съ этихъ поръ,
При комбинаціи Дюпонъ — Дюранъ — Дюфоръ,
Начнетъ преуспвать блистательно въ отчизн
Все въ государственной и въ соціальной жизни…
Дюпона я знавалъ: милйшій господинъ!…
Притомъ, себ теперь ужь длалъ я упрки,
Что столь великіе вопросы такъ далки
Мн были до сихъ поръ: какой же гражданинъ
Я посл этого?… И новымъ кабинетомъ
Занялся живо я, со всми наравн,
И также находилъ въ состав новомъ этомъ
Большія прелести… Чего еще стран,
Дйствительно, желать? Онъ либераленъ въ мру,
Консервативно-трезвъ,— ну, словомъ, идеалъ!…
И скоро съ жаромъ я въ гостиныхъ излагалъ
Во всхъ подробностяхъ систему, духъ, манеру
Моихъ правителей…
Прошло недль пять-шесть —
И кабинетъ слетлъ…
Услыша эту всть,
Я вышелъ изъ себя… Что-жь, наконецъ, такое
Творится? Ужь когда мы не могли въ поко
Сидть съ прекраснйшимъ правительствомъ такимъ,
Столь много длавшимъ въ своей и къ нашей чести,—
Мы, значитъ, никакихъ правительствъ не хотимъ…
Въ тотъ самый вечеръ я, сгорая жаждой — всти
Новйшія узнать, къ газетчиц своей
Зашелъ — и опоздалъ: все было ужь у ней
Распродано… Но какъ я сильно изумился,
Взглянувъ на старую знакомую: она
Сіяла радостью, къ ней снова возвратился
Тотъ видъ, что я встрчалъ въ былыя времена,
Когда ребенокъ жилъ… ‘Ты жадная старуха —
И больше ничего: изъ-за своихъ грошей
Забыла про дитя!’ — подумалъ я о ней
Въ своемъ озлобленномъ расположеньи духа…
Но взглядъ мой бабушка тотчасъ же поняла:
— ‘Вамъ странно,— говоритъ,— что такъ я весела
Отъ крупныхъ барышей? Ахъ, добрый сударь, врьте —