Приюты для бездомных нищих в Лондоне, Боткин Василий Петрович, Год: 1859

Время на прочтение: 22 минут(ы)

СОЧИНЕНІЯ
ВАСИЛІЯ ПЕТРОВИЧА
БОТКИНА.

Томъ I.

Путешествія.

Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Н. А. Лебедева, Невскій проеп., д. No 8.
1890.

Пріюты для бездомныхъ нищихъ въ Лондон.

1859 года.

Мы хотимъ обратить вниманіе читателей на одинъ фактъ англійской журналистики, или врне сказать, англійской общественной жизни. Фактъ самъ по себ очень простъ. Наканун прошедшаго Рождества въ ‘Times’ напечатана была статья о ‘бездомныхъ нищихъ въ Лондон’, и черезъ три недли къ издателю этой газеты прислано было отъ разныхъ лицъ боле 8000 фунт. стерлинговъ, то-есть 56,000 руб. сер., и пожертвованія до сихъ поръ продолжаются. Какъ ни простъ самъ по себ этотъ фактъ, но онъ едвали бы могъ случиться въ другой стран Европы. Французскіе журналы приписали его единственно вліянію, какое иметъ ‘Times’ въ Англіи. Но отчего такое вліяніе? Чмъ пріобртено, чмъ поддерживается оно? Прежде всего надобно сказать, что англійская жизнь и англійскіе журналы такъ между собой слиты, что раздлить ихъ нтъ никакой возможности. Во всхъ другихъ странахъ Европы журналы составляютъ боле прихоть, роскошь общественной жизни. Въ Англіи они не лакомство, а насущный хлбъ, безъ котораго не можетъ жить ни одинъ англичанинъ, какъ скоро существованіе его чуть-чуть обезпечено. Въ Германіи читаютъ газеты только ради политическихъ извстій. Чтобъ убдиться въ этомъ, стоитъ только взять въ руки любую нмецкую газету: посмотрите, охватываетъ-ли она. сколько-нибудь ежедневную, частную жизнь нмца? Напротивъ, въ печати нмецъ является какъ въ гостиную, причесаннымъ, приглаженнымъ, однимъ словомъ, является какъ въ гости, считая великимъ неприличіемъ говорить О своей домашней жизни. Тмъ боле еще во Франціи. Въ самую блестящую свою эпоху, съ 1830 до 1851 года, французскія газеты были исключительно политическими газетами. Какъ публичная, общественная жизнь во Франціи связана съ большимъ этикетомъ, съ соблюденіемъ многихъ условныхъ приличій, которымъ непремнно должна покоряться всякая личность, какъ французы суть заклятые враги всякой оригинальности и непремнно требуютъ подчиненія общему однообразному уровню, такъ и журналистика ихъ выражаетъ этотъ однообразный уровень, приличный, этикетный, боле или мене изящный или изысканный. Въ этомъ-же заключается и причина, почему такъ много бываетъ внутренней пустоты подъ этою приличною и этикетною наружностью. Боязнь прослыть смшнымъ заставляетъ всякаго тщательно скрывать отъ публики свободныя движенія своей личности, а напротивъ, показываться только своею рутинною стороной. Это распространилось даже и на самый языкъ: вс знаютъ, до какой степени связанъ онъ своими риторическими условіями, длающими его столь несвободнымъ и бднымъ для перевода съ другихъ языковъ.
Въ Англіи, напротивъ, журналистика есть прежде всего домашнее дло. Пріученные слишкомъ двумя вками къ публичной жизни, англичане, можетъ быть, даже и незамтно для самихъ себя, обратили ее въ обыденную свою жизнь. Дйствительно, для англичанъ публичная жизнь стала совершенно обыкновеннымъ, домашнимъ дломъ Вслдствіе того-же и газеты въ Англіи сдлались домашнимъ дломъ и именно средствомъ доводить до общественнаго мннія все, что только каждый сочтетъ нужнымъ довести до его свднія. Газета ‘Times’, какъ самая распространенная въ Англіи, представляетъ въ этомъ отношеніи прелюбопытный характеръ. Чего тутъ не найдется! Всякій идетъ туда, какъ въ общественное заведеніе, съ своими мнніями, жалобами, замтками, недоразумніями, сомнніями, по какому-бы то ни было предмету. Англичанинъ считаетъ неприкосновенною святынею только частную жизнь: нравы и законъ неприступно ограждаютъ ее отъ всякаго на нее посягательства. Надобно сказать, что нтъ народа, у котораго страсть къ писанію писемъ для публики была-бы такъ распространена, какъ у англичанъ. Для нихъ писать письма такая-же необходимость какъ дышать, и это во всхъ классахъ общества. Всякій, кому пришла въ голову какая-либо мысль, по какому-бы ни было предмету, немедленно считаетъ нужнымъ передать ее на обсужденіе общественнаго мннія въ вид письма къ издателю газеты. Еслибы дло касалось политическихъ или административныхъ предметовъ, то, конечно, тутъ не было-бы ничего особеннаго. Напротивъ, англичанинъ все привыкъ доводить до общественнаго мннія. Если трактирщикъ, вмсто слдуемаго ему одного рубля, взялъ два, или даже полтора, англичанинъ тотчасъ пишетъ объ этомъ письмо въ ‘Times’, прилагая счетъ трактирщика и адресъ его, и бда жадному трактирщику! Англичане въ этомъ случа соблюдаютъ удивительную круговую поруку, и всякій сочтетъ долгомъ не заглядывать въ указанное заведеніе. Забавно иногда читать оправдательныя письма хозяевъ отелей или трактировъ, обыкновенно взваливающихъ всю вину на прислугу или конторщика, и предлагающихъ возвратить потребителю излишне взятыя съ него деньги, Иногда переписка завязывается изъ ничтожнйшей суммы, изъ двухъ или трехъ шиллинговъ, но эта аристократическая, богатая нація смотритъ на эту бездлицу, весьма серьезно, ибо надобно отдать честь англичанамъ: каковабы ни была ихъ закулисная вншняя политика, но у себя дома, въ Англіи, они свято чтутъ справедливость, и ни въ какой стран не распространено такъ между всми классами чувство справедливости и законности, какъ въ Англіи. Разумется, воры, плуты и мошенники находятся везд, и въ Англіи нтъ въ нихъ недостатка, но мы говоримъ здсь объ общественной честности вообще, о чувств справедливости и законности, разлитыхъ во всхъ, массахъ Англіи. Чтобъ убдиться въ этомъ, стоитъ только подоле пожить въ любомъ изъ государствъ Европы, даже не исключая Германіи, и потомъ пріхать въ Англію… Здсь именно прежде всего поразитъ васъ честность и правдивость, выражающаяся на лицахъ этихъ островитянъ. Это можетъ показаться страннымъ для нашихъ англофобовъ, но это такъ. Разумется, тамъ, гд можно безнаказанно взять лишнее, конечно и между англичанами найдутся такіе, которые возьмутъ его не хуже италіянца или француза, но мы говоримъ здсь не о жадности къ пріобртенію, свойственной вообще человческой природ, а о большемъ или меньшемъ чувств честности, законности и справедливости, развитомъ между европейскими націями. Можно съ достоврностію полагать, что публичность, распространенная въ Англіи до такой поразительной степени, преимущественно способствовала этому. Не даромъ англичане называютъ общественное мнніе и органъ его — журналистику, верховною силою въ государств.
Такъ какъ въ Англіи смотрятъ на газеты прежде всего, какъ на средство все доводить до всеобщаго свднія, или другими словами, до общественнаго мннія, то вслдствіе этого положеніе газетъ и самый характеръ ихъ очень мало походятъ на журналистику остальной Европы. Въ продолженіе всего прошлаго мсяца, напримръ, въ ‘Times’ печатались письма къ издателю о реформ, чего-бы вы думали? англійскихъ обдовъ. Дло шло о самой неблистательной сторон англійской жизни, о кухн. Неизвстные корреспонденты подписывались цифрою своихъ годовыхъ доходовъ, доводя до свднія публики, сколько у нихъ дтей, нянекъ, служанокъ и т. п., и вс единодушно жаловались на то, что провизіи тратится много, а обдаютъ они дурно. Иные нападали на вчное однообразіе англійскихъ обдовъ, на обычай ставить на столъ вс блюда вмст, отчего они простываютъ. ‘Нтъ, возражалъ одинъ корреспондентъ, причина нашихъ дурныхъ обдовъ заключается въ томъ, что наши жены плохія хозяйки, ничего не понимаютъ въ кухонномъ дл, и, къ несчастію, эта сторона совсмъ пренебрежена въ ихъ воспитаніи’. Были корреспонденты, прилагавшіе реестры отличнымъ обдамъ, въ которыхъ они участвовали, и при этомъ наставленіе какъ давать хорошіе обды, убирать столъ и т. д. Многіе рекомендовали подавать обдъ la russe, то-есть не ставить его весь на столъ, а обносить обдающихъ каждымъ блюдомъ отдльно. Но возбужденный вопросъ, кажется, не имлъ успха, и корреспонденція прекратилась, не приведя ни къ какому результату. Все это, разумется, весьма незначительные факты, взятые нами потому, что попались намъ на глаза, но уже и эти незначительные факты показываютъ совершенно оригинальный характеръ англійской журналистики. Прежде всего газеты въ Англіи вс усилія свои употребляютъ на то, чтобъ быть точными и достоврными въ сообщаемыхъ ими извстіяхъ, и отъ корреспондентовъ своихъ требуютъ самаго основательнаго знанія дла. Вотъ почему иностранныя корреспонденціи газеты ‘Times’ такъ высоко стоятъ въ мнніи Европы. Надобно замтить также, что ни въ какой стран такъ не распространены точныя и положительныя свднія о другихъ странахъ, какъ въ Англіи, въ этомъ убдится всякій, кто сколько-нибудь поживетъ въ Лондон и поститъ его debating clubs, гд часто предметами преній служитъ то или другое государство Европы.
Эти такъ-называемые ‘клубы преній’, устроены большею частію на манеръ кофейныхъ или кабинетовъ для чтенія. Извстный такого рода клубъ Wild {Г. Вайльдъ, содержатель этого клуба,— членъ парламента.} находится на верху кабинета для чтенія, въ которомъ получаются газеты всей Европы. Это довольно большая комната, у стны стоитъ высокое кресло для предсдателя (chairman), которымъ обыкновенно бываетъ хозяинъ заведенія. Надъ кресломъ прибитъ большой листъ бумаги, гд пишется предметъ преній и непремнныя правила, состоящія въ двухъ пунктахъ: 1) всякій желающій принять участіе въ преніяхъ можетъ говорить только одинъ разъ, и не боле 15 минутъ, 2) въ преніяхъ не должно касаться религіозныхъ убжденій. Но первый пунктъ соблюдается только въ томъ случа, когда много бываетъ желающихъ говорить, или когда говорящій плохо говоритъ. Въ этомъ послднемъ случа начинающійся стукъ и шумъ слушателей скоро напомнятъ неудачному оратору, что пора кончить. Хорошо говорящаго напротивъ готовы слушать хоть цлый часъ. Вообще англичане любятъ и умютъ говорить, и рдкій не уметъ расположить свою рчь съ замчательною ясностью и послдовательностью. За входъ ничего не платятъ, и доходъ хозяина состоитъ въ потребленіи приходящими чая, грога, пива, табаку и т. п. Пренія открываются обыкновенно въ 8 часовъ вечера и продолжаются до 12. Предметы преній выставляются дня за два, написанные крупными буквами у наружной двери заведенія, и состоятъ обыкновенно изъ вопросовъ, занимающихъ въ эту минуту публику. Спокойствіе и порядокъ, съ какими ведутся эти пренія, по истин замчательны. Это совершенно т же формы, какія соблюдаются въ парламент. Пренія обыкновенно оканчиваются собираніемъ голосовъ, которые выражаются поднятіемъ рукъ. Каждый говорящій обращается къ предсдателю. Вотъ, между прочимъ, какимъ путемъ въ Англіи формируются мннія и уясняются вопросы. Большею частію приходящіе въ эти заведенія идутъ сюда вовсе не съ цлію говорить рчи, а для того, чтобы выпить чаю или грога и послушать другихъ, и часто невольно сами вовлекаются въ пренія. Вотъ отчего въ Англіи нтъ почвы ни для какихъ крайнихъ соціальныхъ мнній, созрвающихъ только въ тсныхъ, одинокихъ кружкахъ, избгающихъ противорчій и смотрящихъ на человческую природу изъ узкаго окошечка своихъ ограниченныхъ понятій. Какъ не пожалть, что подобныхъ заведеній не существуетъ нигд въ Европ! Правда, что въ Париж до февральской революціи было нчто подобное подъ названіемъ Атенея. Но о политическихъ вопросахъ тамъ говорить не дозволялось, да и кром того, само заведеніе имло видъ залы для лекцій, съ высокою каедрою посреди, на которую входили желающіе говорить, съ мста же говоритъ не дозволялось. Но за то въ Париж существовало множество тайныхъ сходокъ, укрывавшихся отъ глазъ полиціи. Гд-нибудь въ шестомъ или седьмомъ этаж, въ комнату подъ самою кровлею, по темной грязной лстниц, сходились по вечерамъ работники и разные люди, и вели свои бесды о политическихъ и соціальныхъ предметахъ. Тутъ уже не бывало да и не могло быть ни противорчій, ни преній: сюда допускались только свои и т, которыхъ приводили свои, вс говорили въ одномъ направленіи, возраженій и критики не терпли, то, что мы видли въ Париж въ февральскую революцію, вышло изъ этихъ тайныхъ собраній. Увы! для этихъ бдныхъ и темныхъ людей Франція и народъ ея состояли только изъ Парижа и парижскихъ работниковъ.
Но возвратимся къ Англіи. Всмъ извстно, что англичане раздлены на политическія партіи, и, несмотря на то, неминуемое презрніе постигло бы всякую партію, еслибъ она въ своихъ рчахъ или газетахъ вздумала достигать своихъ цлей искаженіемъ фактовъ. Въ борьб между партіями, поэтому, дло всегда идетъ только о толкованіи самихъ фактовъ, объ ихъ относительномъ значеніи. Въ Англіи всякій журналъ, всякая газета старается прежде всего быть какъ можно правдиве, сообщать самыя точныя свднія, и до того простирается въ этомъ отношеніи добросовстность напримръ газеты ‘Times’, что она не затрудняется печатать письма, обличающія ошибки, или неточность ея ‘руководящихъ’ статей, чего не длала никогда, да и не сдлаетъ ни одна французская газета изъ опасенія потерять свой авторитетъ, При этой страсти къ писанію писемъ, какая распространена въ Англіи, и при огромномъ количеств людей, изъздившихъ вс уголки міра, нтъ возможности здсь распространиться какому-либо неточному свднію о чемъ бы то ни было. Тмъ или другимъ путемъ, но врныя свднія тотчасъ возстановляются. Прошлымъ лтомъ (1858 г.) ‘Times’, озадаченная извстіемъ, которое, привезъ русскій курьеръ изъ Пекина, о заключеніи Англіею и V Франціею трактата съ Китаемъ, напечатала статью, въ которой сама сознавалась, что не понимаетъ, какимъ путемъ русскій курьеръ могъ такъ скоро привезть это извстіе, предполагала неслыханные пути сообщенія, телеграфическую линію между Кяхтой и Москвою ит. п. И черезъ день же появилось въ ‘Times’ письмо, указывающее на ошибку, и въ которомъ изложены были точныя свднія о кра и о пути, которымъ могло дойти это извстіе. Если справедливо, что цивилизація народа прежде всего условливается большимъ или меньшимъ количествомъ точныхъ и положительныхъ свдній, распространенныхъ между всми классами, то нтъ сомннія, что Англія есть самая образованная страна въ Европ, и великая популярность ‘Times’ заключается прежде всего не въ той или другой политической доктрин этой газеты, а въ постоянномъ стремленіи быть какъ можно правдиве и сообщать какъ можно боле точныхъ и положительныхъ свдній. Вотъ что пріобрло этой газет то всеобщее довріе и уваженіе, которыя ставятъ ее выше всхъ другихъ органовъ, и вотъ почему статья ея о ‘бездомныхъ бднякахъ въ Лондон’ тотчасъ обратила на себя всеобщее вниманіе. Сообщаемъ ее вполн, какъ образцовое произведеніе въ своемъ род по трогательной простот изложенія:
‘Такъ какъ, вроятно, многіе изъ нашихъ читателей проведутъ сегодняшній вечеръ (канунъ Рождества) въ гостяхъ, то конечно и безъ нашего пособія вспомнятъ они объ истощенныхъ людяхъ, спящихъ у дверей домовъ, подъ защитою навсовъ, или подъ сводами мостовъ. Поздній часъ ночи — время неудобное для обманщиковъ и притворныхъ нищихъ, и горемыки, высматривающіе гд бы пригрться, когда настаетъ глубокая осень и дуетъ холодный втеръ, принадлежатъ къ особому классу людей, который рдко проситъ милостыни и еще рже воруетъ. Многіе вроятно замтили, какъ люди эти постепенно исчезаютъ зимой, но случается однакожъ, что не вс изчезаютъ они, потому что въ самыя суровыя ночи встрчаются иногда группы по два и по три человка, которыхъ ужасная нищета трогаетъ даже полицію, и она не мшаетъ имъ дремать у дверей домовъ. Увы! Это члены: многочисленнаго класса, извстнаго подъ названіемъ бездомныхъ бдныхъ, и пусть т, которые захотятъ имть понятіе о томъ, какъ они живутъ и страдаютъ, проведутъ только одинъ часъ въ Фильдъ-Ленскомъ пріют для бдныхъ. Дорога къ этому пріюту идетъ грязными улицами, гд небольшіе, обветшалые дома набиты множествомъ семействъ, и бродятъ въ лохмотьяхъ группы дтей, которыхъ только по ихъ движеніямъ можно отличить отъ наваленныхъ кучъ, въ которыхъ они копаются, отыскивая себ или пищи, или какого-нибудь обломка, за который кто-нибудь дастъ имъ ку сокъ хлба. Въ такомъ сосдств стоитъ большое, выкрашенное блою краской зданіе, освщенное внутри, что отличаетъ его отъ окружныхъ домовъ, гд рдко и только по временамъ замтна слабое мерцаніе свчи сквозь разбитыя и бумагой заклеенныя стекла. Вамъ не нужно сказывать, что это чисто выкрашенное зданіе есть ‘пріютъ’. Задолго до сумерекъ несчастные искатели его крова начинаютъ собираться къ нему и смотрть на его дверь съ тмъ сосредоточеннымъ стремленіемъ, которое свойственно только людямъ, не имющимъ уже ни на что никакой надежды, кром милосердія. Когда начинаетъ темнть, стекаются они сюда,— старики 60 и 70 лтъ, мальчики и даже дти, но вс равно, бдственные, хилые, истомленные, насквозь промоченные дождемъ.
Они сидятъ на мокрой земл въ молчаніи, которое говоритъ сильне самыхъ громкихъ ихъ жалобъ, если же и говорятъ они, то шопотомъ, ибо нужда и страданія ослабили ихъ голосъ, и тяжело видть, съ какою униженною почтительностію сторонятся они съ дороги тхъ немногихъ прохожихъ, которымъ случается итти тутъ. Постепенно накопляются они, толпа возрастаетъ человкъ до ста, и тогда молчаніе нарушается или глухимъ кашлемъ высокихъ, исхудалыхъ привидній, очевидно находящихся на послдней степени увяданія, или почти дтскимъ хрипніемъ, обнаруживающимъ воспаленіе въ легкихъ, или мучительнымъ для слуха визгливымъ, удушливымъ кашлемъ. Это бродяги, кирпичники, земледльцы, у которыхъ не было работы съ лта: иные только-что вышли изъ больницъ и еще слишкомъ слабы для работы, тутъ старики и малые ребята, промышляющіе метеніемъ улицъ, сироты во всхъ видахъ нищеты и одиночества.
‘Это еще только одна малая часть лондонскихъ бездомныхъ бдныхъ: взрослые люди и мальчики безъ друга и мста во всей этой обширной столиц, гд бы приклонить голову, бедуины Англіи, живущіе никто не знаетъ какъ и гд, которые въ теченіе нсколькихъ лтъ горькой нужды, а можетъ быть и преступленія, борятся съ жизнію, пока доползаютъ до какой-нибудь ямы, чтобъ умереть, и полежавши дня три въ приходскомъ сара для мертвыхъ, съ трогательною надписью на груди: ‘неизвстный’, передаются медикамъ и тамъ пропадаютъ. Какъ скоро соберется нкоторое количество горемыкъ, двери пріюта отворяются и остаются открытыми, пока небольшія отдленія наполняются до полнаго числа 300, затмъ двери снова затворяются передъ остальнымъ множествомъ бездомныхъ, приходящихъ слишкомъ поздно. Нищета и лишенія взрослыхъ людей, хотя они точно также страдаютъ отъ холода и голода, кажутся мене жестокими передъ нищетою и лишеніями малыхъ дтей, которыми, увы! наполняется почти половина пріюта. Возьмите первыхъ, какіе попадутся вамъ на глаза, и заставьте ихъ разсказать о себ. Вотъ подходятъ четверо исхудалыхъ, маленькихъ мальчиковъ, сущія дти, вс моложе 14-ти лтъ, вс круглые, покинутые сироты, живущіе на улицахъ безъ пристанища и друга на всемъ пространномъ мір. На одномъ пара панталонъ изъ толстаго паруснаго полотна, въ лохмотьяхъ, и остатки насквозь проношенной куртки со взрослаго человка, висящія на его маленькомъ тл, грязь и царапины обезображиваютъ все его тло, глаза его опухли, лицо раздуто и лихорадочно, хотя онъ и считается говоруномъ своего кружка, но едва можетъ переводить духъ отъ воспаленія въ легкихъ. Они цлыхъ два дня бродили по окрестностямъ, собирая зеленый кустарникъ, чтобы продать его на Рождество. Какая-то леди дала имъ на дорог пенни, на который купили они себ немножко хлба и поровну раздлили его между собой. Кустарника набрать имъ не удалось, ночь провели они въ пол подъ дорожнымъ плетнемъ, добрели опять до Лондона и пришли къ пріюту, но онъ былъ уже полонъ и запертъ. Одинъ изъ нихъ пошелъ по улицамъ отыскивать пищи, а трое остальныхъ легли спать у дверей. Двое изъ нихъ были только недавно брошены родителями, но двое другихъ уже нсколько времени жили на улицахъ. Маленькій говорунъ, въ теченіе четырехъ лтъ, кое-какъ добывалъ себ пропитаніе, нося свертки, держа лошадей, сторожа зелень на Ковентъ-Гарденскомъ рынк, или мясо у мясниковъ, когда оно выставляется лтомъ на ночную прохладу, но онъ никогда не воровалъ. Пока этотъ ребенокъ разсказываетъ свою печальную повсть, приходитъ другой и проситъ впустить его въ пріютъ. Ему только 13 лтъ: это неуклюжій, тупой малый, нищета и лишенія, кажется, оцпенили въ немъ развитіе ума и тла. Мать его умерла, когда онъ былъ еще малымъ ребенкомъ, отецъ былъ торговцемъ и тоже умеръ, когда ему было десять лтъ, съ братомъ своимъ, который утонулъ въ мор, были они выгнаны изъ дому и жили на улицахъ Лондона. Онъ едва можетъ разсказать, какъ просуществовалъ три послдніе года. Иногда носилъ онъ свертки или мелъ улицы {Въ Лондон, въ грязную погоду, для удобства переходовъ черезъ улицы обыкновенно стоятъ бдняки или мальчики съ метлами и подметаютъ переходъ.}, добывая нсколько полу-пенни, тогда покупалъ себ хлба и платилъ одинъ пенни за ночлегъ. Иногда онъ ничего не могъ добыть себ, тогда бродилъ по улицамъ, О ночь проводилъ гд-нибудь у дверей, случалось, что какой-нибудь бднякъ, или бдная женщина, немногимъ богаче его самого, клали его съ собой на ночь или на дв, и длили съ нимъ поутру свой скудный, горемычный завтракъ. Такъ жилъ онъ, если только это можно назвать жизнію, добывая въ день по два пенни за работу въ поляхъ, лтомъ бродя съ разными бдняками, которые давали ему пристанище за смотрнье за ихъ малолтними дтьми, пока сами они таскали хмль въ поляхъ. Но въ послднее время и эти средства прекратились. Его любимымъ убжищемъ была арка позади соррейскаго театра, пока открытый и вытащенный оттуда полиціей, всегда весьма бдительной на открытія подобныхъ нарушителей порядка, онъ перешелъ къ Ковентъ-Гардену, существуя тмъ, что могъ отыскать на улиц, и проводя ночи въ пустыхъ коробахъ и телгахъ. Два дня назадъ пришелъ онъ въ пріютъ, гд одна бдная женщина дала ему чашку кофе, который онъ выпилъ съ корешкомъ петрушки, найденнымъ имъ на рынк. Истомленный голодомъ и болзнію, съ такой болью въ груди, что онъ едва можетъ, но его выраженію, ‘перетаскивать’ дыханіе, пришелъ онъ наконецъ къ Фильдъ-ленскому пріюту. Для него этотъ пріютъ имлъ весь комфортъ ‘дома’, единственнаго ‘дома’, какой онъ, зналъ въ теченіе трехъ долгихъ лтъ. Вотъ еще нсколько улич,ныхъ мальчиковъ постепенно пришли сюда, всего восьмеро, вс, дти, вс давнымъ давно брошенные сироты. Одинъ изъ нихъ до! былъ 27а пенни, купилъ себ на пенни хлба, на пенни кофе, а полпенни оставилъ себ на хлбъ для завтра. Другой, необыкновенно красивый мальчикъ, тоже уличный метельщикъ, недавно пришелъ изъ Бристоля, питаясь дорогой ягодами терновника и по временамъ добывая себ работу тасканьемъ моркови. Мать его, единственная родня, какую онъ зналъ въ жизнь свою, умерла четыре года назадъ отъ рака въ ног, у него тоже готовится подобная болзнь, и онъ сильно уже хромаетъ. Ходилъ онъ въ больницу полчить свою ногу, которая очень болитъ: ему наказали покоить ее, держать въ тепл, и прикладывать къ ней пластырь всякую ночь. Хорошій совтъ бездомнымъ, брошеннымъ дтямъ, метельщикамъ улицъ, не имющимъ пропитанія, достаточнаго для существованія. Вотъ входитъ грязный, нищенскій мальчикъ, и разказъ его такъ замчателенъ, что мы не можемъ не передать его. Отецъ и мать его живы, и семья ихъ состоитъ изъ 12 дтей. Два старшіе его брата почти постоянно въ тюрьм, потому что ‘платочники’, т.-е, воруютъ платки, за которые платятъ имъ по пенса за каждый, а за очень хорошій по 3 пенса. Старшая сестра его, ей только 15 лтъ, воровала въ дтств, а 11 лтъ была уже ‘публичною’, она тоже много сидла въ тюрьм, а теперь сидитъ въ исправительномъ заведеніи. Отецъ, мать и остальныя дти живутъ слдующимъ образомъ: вся семья встаетъ въ два часа утра, и изъ грязнаго своего подвала, въ которомъ живетъ, отправляется на улицы сдирать объявленія и афиши съ заборовъ и стнъ. Соединенныя усилія всего семейства, употребленныя такимъ образомъ, могутъ въ зимнее время набрать до разсвта около 25 фунтовъ бумаги, которую продаютъ за 7 1/2 пенни. Но и эти скудныя крохи могутъ добываться только въ долгія зимнія ночи, лтомъ отецъ достаетъ себ немного работы, и семья разсевается и бродитъ по полямъ, питаясь какъ могутъ… Но безполезно слдить за каждымъ изъ этихъ тяжелыхъ разсказовъ: у каждаго изъ дтей есть своя, сжимающая сердце, повсть — иначе они не попали бы сюда. Перейдемъ въ женскій пріютъ. Онъ составляетъ отдленіе того же благотворительнаго заведенія, хотя, по извстнымъ причинамъ, находится въ полумил отъ мужского пріюта, на другой сторон Фильдъ-Лена, гд вс италіянскіе органщики получаютъ отъ своихъ хозяевъ грязное и гадкое помщеніе, и гд слдовательно всюду тяготетъ нужда и самая грязная бдность. Здсь, возл извощичьяго двора, находится пріютъ, крутая деревянная лстница ведетъ постителя къ чисто выкрашенной и хорошо освщенной комнат, футовъ въ 40 длины и въ 20 вышины, по обимъ сторонамъ которой на полу расположены по 25 маленькихъ постели. Разница между мужскимъ и женскимъ пріютами состоитъ преимущественно въ томъ, что въ женскомъ спятъ не на голомъ полу, а на соломенныхъ матрацахъ и подъ грубыми одялами, кром того еще, по милости одной благотворительной госпожи, каждый день дается здсь по чашк кофе, а на счетъ пріюта по маленькому хлбу утромъ и вечеромъ. Пріютъ отворяется безнадежнымъ жертвамъ, какъ только настаютъ сумерки, ибо добрая администрація пріюта знаетъ, какъ опасно этимъ истощеннымъ голодомъ и всми покинутымъ двочкамъ оставаться ночью на улицахъ. Часовъ въ 7 поэтому он — исключая тхъ, которыя работаютъ въ жидовскихъ швейныхъ заведеніяхъ — почти вс уже собрались и сидятъ, взрослыя и дти, двумя длинными рядами, просушивая (печь стоитъ посреди комнаты) свои грязныя лохмотья. Видъ ихъ такой голодный и истомленный, что разрывается сердце, когда смотришь, какъ он въ нмомъ истощеніи и отчаяніи задумчиво склоняются на полъ. На первый взглядъ вс он кажутся среднихъ лтъ, но это только вслдствіе истощенія и искаженія ихъ молодыхъ тлъ, потому что большинство изъ нихъ моложе 20 лтъ, и многія почти дти. Тихо и тяжело ступая, постепенно приходятъ другія, по дв, по три, въ своихъ изношенныхъ платьяхъ, слишкомъ легкихъ и холодныхъ даже для лта, едва прикрывающихъ ихъ блдныя, тощія формы. Послднія приходящія работали въ швейныхъ заведеніяхъ, гд за непрерывную работу, отъ 8 часовъ утра до 8 часовъ вечера, он могутъ добывать себ 2 1/2 пенса въ день, съ своими нитками, иглами и снурками, и платя каждая одинъ пенсъ въ недлю за помщеніе въ комнат, гд работаютъ.
‘Въ самомъ дл почему этотъ народъ не идетъ въ рабочіе дома? Неужели бы он не захотли, еслибъ могли? Обратимся къ этой двушк, которая вошла посл всхъ. Ей 16 лтъ, хотя на видъ кажется 30. Она была служанкой въ двухъ мстахъ и отъ обоихъ получила хорошіе атестаты, по принуждена была оставить послднее мсто по причин продолжительной болзни и поступить въ больницу. По выход оттуда она не могла найти себ мста, заложила все свое платье, нсколько недль терпла вс лишенія и голодъ и, наконецъ, вынуждена была просить помощи ‘у соединенныхъ благотворительныхъ обществъ’, была въ совт правленія, гд ей сказали, что помщеніе было полно, и что для нея ничего нельзя сдлать, такимъ образомъ она принуждена была уйти и слдующіе день и ночь бродила по улицамъ, утромъ пошла къ судь, который сказалъ ей, что положеніе ея тяжело, во что онъ ничего не можетъ сдлать для нея. Еслибъ она дала грубый отвтъ какому-нибудь изъ полицейскихъ офицеровъ, такъ неправильно называемыхъ ‘помогающими’ (releving officers), то судья этотъ, каковъ бы онъ ни былъ, сдлалъ бы что нибудь для нея, и двушка нашла бы себ убжище хоть въ тюрьм. Бдное существо достало тогда себ швейную работу за упомянутую нами обильную плату, но ея тощія руки такъ потли отъ истощенія, что марали сорочки, и ей отказали, посл нсколькихъ дней и ночей голоднаго скитанія кто-то указалъ ей на пріютъ, гд она находится теперь, почти оглохшая отъ простуды, которую она получила, проводя ночи у дверей домовъ. Здсь есть еще другая двочка, моложе 13 лтъ, тоже безъ родныхъ и друзей, которая, какъ и вс прочія, прошла черезъ всю обычную рутину голода и лишеній, пока наконецъ дали ей здсь ночной пріютъ. Тутъ еще двочка 15 лтъ: она съ сестрой своей работала куклы, и об могли добывать 5 и 6 шиллинговъ въ недлю, но потомъ работы не стало, сестра ея куда-то ушла и уже не приходила, и теперь для нея единственнымъ убжищемъ служитъ пріютъ, изъ котораго она утромъ уходитъ бродить по улицамъ, пока въ сумерки снова не отворятъ ей ея жилища.
‘Есть здсь еще одна особа, порядочная женщина по манерамъ и воспитанію, дочь морского офицера, она говоритъ по-французски, понимаетъ по-нмецки, можетъ учить музык, и въ ея лиц, какъ оно ни исхудало и ни истощено, можно еще разглядть то, что нкогда было красотою. О ней очень мало извстно, потому что она молчитъ о своихъ родственникахъ и своей прежней жизни, но изъ того немногаго, что можно было узнать, видно, что какой-то джентльменъ былъ причиною ея настоящаго горькаго положенія. Она и маленькій сынъ ея находятъ здсь ночной кровъ, принимаемый тмъ съ большею признательностью, что бдная леди, если можно только ее назвать такъ, прошла почти вс степени лондонской бдности, начиная отъ грязнаго курятника, куда впускаютъ женщинъ въ Ислингтон, до сараевъ, въ которые загоняютъ ихъ въ Ламбес.
‘Но безполезно повторять здсь подобные горькіе разсказы, отъ переполненныхъ бдствій которыхъ болзненно содрогнутся наши читатели. Воротимся еще разъ въ мужской пріютъ. Теперь пробило уже 9 часовъ вечера, и вс ряды коекъ заняты пришельцами, т, которые пришли слишкомъ поздно, а такихъ всегда бываетъ отъ 40 до 50. должны спать на улицахъ, какъ сотни разъ длали т, которые попали теперь въ пріютъ. Между 300 пришельцевъ не слышно ни одного слова, каждый умылся и легъ на свою койку, каждый получилъ съ признательностію маленькій хлбъ, который съденъ прежде нежели раздавальщикъ усплъ одлить всхъ. Настаетъ чтеніе молитвъ, въ которомъ вс участвуютъ. Затмъ каждый снимаетъ свое лохмотное платье, хотя по истин не понятно, какъ они снимаютъ, и еще боле, какъ они потомъ надваютъ его, положивъ его возл себя на полъ, скорчиваются они подъ своими жесткими одялами и засыпаютъ. Сторожъ не спитъ всю ночь, но въ немъ здсь нтъ ни малйшей нужды, между этими бдными, тощими формами здсь рдко даже движеніе: истощенные голодомъ и усталостью они спятъ, словно имъ нтъ никакой надобности въ остальномъ мір, словно грядущій день освтитъ не ту же самую жизнь одиночества и нищеты.
‘Таковъ правдивый и по истин краткій отчетъ о нашихъ бездомныхъ бдныхъ и таковъ пріютъ для покинутыхъ всми. Учрежденія боле человколюбиваго нежели такіе пріюты — не существуетъ на земл. Но ни одно почтенное или духовное лицо не ршается говорить о нихъ, потому что разсказъ объ отвратительной бдности въ Лондон тяжелъ для ушей, привыкшихъ къ изящному, да и притомъ т, которые нуждаются въ такихъ пріютахъ, не негры, а такіе же блые, какъ и мы. Эти пріюты не имютъ ежегодныхъ митинговъ, въ которыхъ могутъ выставить интересныхъ ‘черныхъ’ и доказать, какъ души ихъ были спасены съ тратою почти 1000 фунтовъ за каждую. Бдность, которой помогаютъ эти пріюты, и пороки, которые предотвращаютъ они, слишкомъ не живописны и слишкомъ дйствительны. Такіе пріюты могутъ просить о вспоможеніи вслдствіе крайней нужды своей, точно также, какъ страданія бдныхъ взываютъ къ нимъ самимъ. Настаетъ Рождество со всми его благотворительными складчинами и приношеніями, въ эти дни особенно сердце должно быть открыто, и рука щедра къ тмъ, у которыхъ нтъ пристанища, и которыхъ Провидніе постило жестокими несчастіями, какія мы старались описать здсь. Въ такую пору, помня о себ, вспомнимъ и о другихъ, вспомнимъ о тхъ бдныхъ, малыхъ сиротахъ, набирающихъ зеленый кустарникъ для рождественскихъ праздниковъ, не приносящихъ имъ никакой радости, и дадимъ лепту отъ нашего изобилія на человколюбивое дло, которое, при своихъ ограниченныхъ средствахъ, все-таки исполняетъ долгъ свой, спасая несчастныхъ отъ голода и давая кровъ нашимъ бездомнымъ бднякамъ’.
Вотъ какія картины бдности представляетъ самый вліятельный органъ гласности въ Англіи. Онъ не увлекается ложнымъ патріотизмомъ или ложнымъ самодовольствіемъ или ложною боязнью вооружить бдныхъ противъ богатыхъ, и не только не старается оттнить печальную картину, но напротивъ того умышленно сгущаетъ краски, чтобы произвести боле сильное впечатлніе на читателя. И впечатлніе было произведено: несмотря на множество существовавшихъ въ Лондон пріютовъ, учреждены новые, и обильно потекли пособія въ этомъ громадномъ город, равномъ по народонаселенію Сардиніи или Бельгіи, куда сходятся люди изо всхъ странъ свта, и гд поэтому по необходимости должно скопиться много нищеты и несчастій. Стоя съ ними лицомъ къ лицу, англичане не теряютъ бодрости, не складываютъ молча рукъ своихъ и не ограничиваются одними вздохами о неосуществленныхъ идеалахъ. Увы! идеалы существуютъ только въ легковрномъ воображеніи наивныхъ мечтателей, которымъ кажется такъ возможнымъ перестроить общество по придуманной ими теоріи, а желать возможнаго, подвигаться впередъ, исправляя старое, длая сдлки съ прошедшимъ, завщаннымъ и вками, и вчными законами, и свойствами человческой природы, кажется такимъ пошлымъ, ‘отсталымъ’ путемъ. Вопросъ о бдныхъ въ Англіи постоянно подвергался и подвергается самымъ глубокимъ изысканіямъ, и, какъ всегда бываетъ въ Англіи, гд общество съ давнихъ поръ привыкло заботиться о себ, изысканія эти длаемы были не правительствомъ, а частными людьми и преимущественно газетами, которыя поручали эти изслдованія дльнымъ и свдущимъ людямъ. Много въ этомъ отношеніи сдлано было газетами ‘Times’ и ‘Morning Chronicle’. Но тмъ не мене надобно сказать, что къ числу національныхъ пороковъ англичанъ принадлежитъ одинъ, который поражаетъ иностранца, посщающаго Англію: это презрніе къ бдности. Надобно прибавить, что нигд общество не длаетъ столько для своихъ бдныхъ, какъ въ Англіи, но и нигд бдность не иметъ такого ужаснаго вида, какъ среди этого великолпнаго Лондона, среди этихъ людей, одтыхъ съ изысканною чистоплотностію, тщательно вымытыхъ и выбритыхъ, съ лицами, дышащими довольствомъ и самоуваженіемъ. Любопытно подмчать брезгливую гримасу, которая является на этихъ самодовольныхъ лицахъ при взгляд, на нищету. Надобно также сказать, что при всеобщемъ довольств и богатств страны, нищета составляетъ здсь только рдкое исключеніе, если принять въ соображеніе почти трехъмилліонное народонаселеніе Лондона (включая сюда вс его окрестности), куда естественно стекаются бдные съ самыхъ отдаленныхъ мстъ Англіи. Подавать милостыню на улицахъ вовсе не въ обыча англичанъ. Презирая праздность и лнь боле всего на свт, они особенно боятся быть обманутыми, боятся, вмсто пособія дйствительной нужд и нищет, не поощрить лни и праздности. Въ англійскомъ обществ чрезвычайно развита благотворительность, хотя взятый отдльно англичанинъ можетъ показаться грубымъ и жестокимъ въ сравненіи съ южнымъ, романскимъ человкомъ, нервы его далеко не такъ впечатлительны и деликатны: это уже обыкновенное свойство или недостатокъ энергическихъ и твердыхъ характеровъ, руководящихся преимущественно разсудкомъ, а не мгновенными движеніями сердца. Въ понятіи всякаго англичанина все это совершенно освобождаетъ его отъ подачи милостыни, кром того, по національному характеру своему, англичане вообще не любятъ давать деньги даромъ, и особенно да вать тамъ, гд можно и не дать. Кром того, они знаютъ, что въ Лондон есть промышленныя компаніи, нанимающія нищихъ и малолтнихъ дтей для возбужденія большаго состраданія, и наживающихъ тмъ деньги. И такъ много въ этомъ отношеніи бываетъ обмана и подлога, что дйствительно трудно отгадать, гд обманъ и гд настоящая нужда. Въ этихъ обстоятельствахъ преимущественно заключается причина, почему такъ трудно подвинуть англичанина на частную благотворительность. При этомъ можемъ замтить мы, что ни у какого народа, кром разв восточныхъ, частная благотворительность на улицахъ и дорогахъ не представляетъ такого всенароднаго обычая, какъ у насъ русскихъ, и преимущественно въ нашемъ низшемъ и купеческомъ сословіяхъ.
Мы сказали выше, что статья ‘Times’ о бездомныхъ бдныхъ въ Лондон произвела такое впечатлніе, что къ 25 января прислано было къ ея издателю боле 8 тыс. фунт. стерл. Объявляя объ этомъ, ‘Times’ видитъ въ этомъ фактъ, обнаруживающій значительную перемну, происшедшую въ чувствахъ и привычкахъ англійскаго общества. ‘Ничто такъ не трудно, говоритъ газета по этому случаю, какъ дйствительно-врное сравненіе одного вка съ другимъ. Насъ, людей XIX вка, особенно можно обвинить въ томъ, что мы хвалимъ самихъ себя. Но еслибы мы даже и дйствительно виноваты были въ самохвальств, неужели самый фактъ этотъ не означаетъ чего-нибудь? Неужели каждому вку такъ свойственно хвалить самого себя? Напротивъ, никогда этого не было слыхано, никогда этого не длалось до нашего вка. Вс прошлые вка обыкновенно восхваляютъ вка имъ предшествовавшіе, называя самихъ себя выродившимися и падшими: ни одинъ вкъ иначе не выражался о себ. Въ гомерическія времена, напримръ, міръ уже позорно ниспалъ съ своего прежняго величія, и люди не могли уже бросать громадныхъ скалъ, какъ прежде: это считалось геройствомъ въ т времена. Римляне постоянно восхваляли добродтели своихъ предковъ. Цинцинатъ оставлялъ свой плугъ для предводительства войскомъ: тогда-то была настоящая простота, ни пышности, ни роскоши, все было мудро и первобытно. Въ слдовавшихъ вкахъ міръ постоянно падалъ, но любопытный фактъ въ томъ, что теперь старики не восхваляютъ уже времени своей юности, нтъ, теперь говорятъ они: ‘съ тхъ поръ все улучшилось’. Такого рода критическое воззрніе есть замчательный признакъ нашего времени, и едва ли случалось нчто подобное въ прежніе вка, исключая разв начало такой эпохи, какъ реформація. Насъ поражаетъ такого рода критическое воззрніе, когда мы слышимъ его отъ скромнаго и степеннаго стараго возраста, привыкшаго обыкновенно протестовать противъ предполагаемыхъ улучшеній и тщеславія настоящаго поколнія. Если въ факт этомъ есть что-то небывалое,— то какъ мы должны понимать его? Намъ кажется, что самое естественное пониманіе его будетъ состоять въ томъ, что фактъ дйствительно таковъ, если наши ддушки и бабушки говорятъ, что они видятъ улучшеніе, такъ просто потому, что они видятъ его, если же въ прежнія времена отрицали его, такъ просто потому, что или его въ дйствительности не было, или оно было только въ незначительной степени. Струя благотворительности, которая потекла недавно по столбцамъ нашей газеты по поводу указанія самыхъ обыкновенныхъ случаевъ нищеты, безспорно доказываетъ несравненно большую впечатлительность въ общественномъ чувств, нежели какая была прежде. Она обнаруживаетъ существованіе значительной массы народа, которая уже иметъ привычку давать, которая по своему душевному состоянію подготовлена къ тому, чтобы давать, какъ скоро настоящимъ образомъ обратятся къ ней. Правда, иногда давать вовсе не условливается привычкою, а бываетъ великимъ, мгновеннымъ усиліемъ, чмъ-то врод сильнаго взрыва, или внутренняго землетрясенія: добрый духъ, такъ сказать, разрываетъ человка, выходя изъ него въ вид гинеи. Наши старомодные высшіе классы, которые представляютъ и поддерживаютъ духъ прошлаго вка, особенно склонны къ такого рода даянію. Здсь не мсто входить въ частности, но вс т, которые имли дла по благотворительности, знаютъ, въ чемъ состоитъ тутъ самый затруднительный пунктъ. Для иныхъ, которые, впрочемъ, весьма добрые люди по своему, давать деньги есть настоящій волканическій процессъ, они смотрятъ на даванье, какъ на актъ, противный конституціи и статуту. А если и ршаются давать, то какъ бы покоряясь чему-то неизбжному, чему нельзя противиться. Но благотворительность, которая съ такою готовностію отвтила на нашъ недавній призывъ, уже обнаруживаетъ естественную склонность души къ подаянію, обнаруживаетъ привычку, всегда готовую дйствовать, какъ скоро представится къ тому удобный случай. Это уже состояніе души, которая смотритъ на даяніе, не какъ на эксцентрическое исключеніе изъ естественнаго правила, но какъ на правило собственное. Теперь вс одинаково понимаютъ человческую нужду и нищету, понимаютъ ихъ какъ одинъ изъ законовъ общественной системы. Но прежде люди, и не то чтобы вовсе лишенные чувства, смотрли на эти вещи просто какъ на факты, факты необходимые, неизбжные и т. п. Попробовать же дйствительно схватиться съ ними, войти въ борьбу съ неизбжностью — этого никогда не случалось со всми этими достойными людьми, исключая разв какого-нибудь филантропа. Сложа руки, смотрли они на истребленія, производимыя болзнями и нищетою, безъ малйшей мысли о томъ, что положеніе этихъ достойныхъ людей вовсе не было положеніемъ простого зрителя одной изъ самыхъ неблагопріятныхъ сторонъ міра, въ которомъ они живутъ. Пятьдесятъ лтъ назадъ солдатъ получалъ 1000 ударовъ плетью за самую ничтожную вину, общество смотрло на это, не видя въ этомъ никакой жестокости, судьи, товарищи и зрители не чувствовали при этомъ ни малйшаго негодованія, и тмъ мене ужаса. И не то, чтобы народъ былъ въ самомъ дл жестокъ, но онъ смотрлъ на это, какъ на обыкновенное, привычное дло: оно было закономъ и обычаемъ. Ихъ идеи о справедливости были въ уровень съ ежедневными фактами. Вмсто того, чтобы поврять эти факты внутреннимъ принципомъ справедливости, они не разсуждали, а принимали свтъ такимъ, какимъ находили его. Все это измнилось теперь. Общество теперь смотритъ на зло, какъ на нчто такое, съ чмъ надо бороться и справиться, и уже не хочетъ оставаться страдательнымъ зрителемъ. Дйствующій, разыскивающій, дловой, разумный духъ благотворительности водворился въ обществ, онъ не оставляетъ людей въ поко, а подвигаетъ ихъ на дло, сначала предлагая вопросы самому себ, потомъ спрашивая другихъ людей, вывдывая подробности случаевъ, затмъ устраивая планы и способы воззванія, собирая людей, систематизируя усилія, соединяя силы. Когда устроилась наша система благотворительности, легко могло статься, что механическій духъ боле или мене пробрался въ нее. Но дло въ томъ, что люди не соглашаются теперь смотрть на человческую бдность просто какъ на неразршимую задачу, какъ на нчто такое, о чемъ было уже все передумано и высказано. Имъ нужно теперь схватиться съ этимъ фактомъ,— конечно, они не въ силахъ овладть имъ и уничтожить его,— но схватиться для того, чтобъ они много могли сдлать, развивая великую экономію пособія, корня котораго такъ глубоко вложены въ нашей нравственной и физической природ. Принимая значительныя пожертвованія, сдланныя въ такое короткое время въ пользу лондонскихъ пріютовъ, мы считаемъ ихъ признакомъ дйствительнаго общественнаго прогресса’.
И прогрессъ этотъ конечно существуетъ, если о немъ свидтельствуетъ такой суровый судья англійскаго общества какъ ‘Times’, котораго уже никакъ нельзя заподозрить въ лести своей стран. Напротивъ, никто не высказываетъ столько рзкихъ истинъ Англіи, какъ эта газета, пользующаяся именно вслдствіе этого величайшею популярностію. Да и вообще надо отдать справедливость англійской литератур: мужественность, прямота, иронія и сарказмъ, съ какими она указываетъ на темныя стороны Англіи, не иметъ примра ни въ одной европейской литератур. Если Европа знаетъ темныя стороны Англіи, то благодаря ея же собственнымъ писателямъ. Польза, какую принесло это направленіе для Англіи, неисчислима, если же оно и повредило ей въ Европ, то разв въ мнніи такихъ людей, которые знаютъ ее по книжонкамъ французскихъ соціалистовъ, то-есть по источнику самому мутному и невжественному, ибо французы вообще, съ весьма рдкими исключеніями, отдленные отъ нея своимъ одностороннимъ образованіемъ, не знаютъ и не могутъ знать ея отъ своей прирожденной ненависти къ ней. Въ ненависти своей они забываютъ даже и то, что самыя лучшія учрежденія ихъ суть не боле, какъ дурное подражаніе англійскимъ учрежденіямъ. Плохо той стран, которая не можетъ смотрть на себя критически! Да и много надо имть мужества, много любви къ правд, чтобы передъ всми обнаруживать раны и болзни свои. Въ старые годы скрывать ихъ считалось національнымъ достоинствомъ, даже доказательствомъ любви къ отечеству, какъ-будто скрывать отъ другихъ собственные пороки значитъ быть добродтельнымъ. Ни одна страна въ мір не подвергалась такому неумолимому процессу анализа и критики отъ сыновъ своихъ, какъ Англія, и дай Богъ, чтобы каждый изъ насъ любилъ Россію, какъ англичанинъ любитъ свою Англію. Но онъ не любитъ указывать на свтлыя стороны своего отечества, онъ ихъ и безъ того знаетъ,— его занимаютъ больше всего его темныя стороны, о нихъ любитъ онъ писать, говорить, кричать на весь міръ, потому что он безпокоятъ, мучатъ, заботятъ его. Сколько, напримръ, и въ парламент, и въ газетахъ наговорено было въ послднее время дурного объ англійскомъ флот! Его обвиняли не только въ недостаточности, но во всяческой негодности, а кто же не знаетъ, что англійскій флотъ все-таки первый флотъ въ мір? Дло въ томъ, что надо привыкнуть къ преувеличенности, къ какой вообще бываютъ склонны политическія партіи и возбужденное національное чувство, чтобъ умть отдлять существенное отъ несущественнаго въ ихъ рчахъ и газетахъ. А въ этомъ-то отдленіи всего легче ошибаться иностранцамъ, не привыкшимъ ни къ политическимъ нравамъ, ни къ оттнкамъ партій, ни къ учрежденіямъ Англіи. Смшно сказать, но по большей части все наше знаніе Англіи ограничивается только тмъ, что тамъ много бдныхъ. Да еслибы любая изъ странъ Европы была подвергнута такому же анатомическому процессу всяческихъ критическихъ изслдованій, какому постоянно подвергается Англія, любопытно знать, много ли бы живого и крпкаго уцлло въ стран этой? Гд т страны, которыя также мужественно борются съ обременяющимъ ихъ всяческимъ зломъ, какъ Англія борется съ бдностію, этою — увы!— неизбжною болзнію всякаго общества? Отчего, прізжая въ Англію, вооруженный всяческими предубжденіями противъ нея, путешественникъ, узнавши ее, оставляетъ ее полный удивленія и глубокаго уваженія къ ней? Вотъ этотъ бы вопросъ желали мы предложить тмъ, которые указываютъ на Англію, какъ на исключительную страну пауперизма и нищеты, какъ будто бы другія страны Европы изъяты отъ этого несчастія.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека