Александръ Амфитеатровъ
(Old Gentleman)
СВЯТОЧНАЯ КНИЖКА
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
‘Т-во Художественной Печати’. Англійскій пр., 28.
1902
Притворщикъ Матвй
(Легенда 1389 г.)1.
Притворщик Матвей, Амфитеатров Александр Валентинович, Год: 1901
Время на прочтение: 8 минут(ы)
1 Дата, вроятно, относится къ источнику, откуда Berthoud заимствовалъ легенду, такъ какъ историческія дйствующія лица ея жили и дйствовали на сто слишкомъ лтъ раньше.
Жилъ-былъ отшельникъ Матвй. Обиталъ онъ въ пещер, близъ Ипра. Денно и нощно молился, либо судилъ и рядилъ приходящихъ крестьянъ. Люди несли къ нему отовсюду дла свои, горе, заботы, споры и тяжбы. Рыцарь явился къ Матвю. Въ латахъ онъ, перья вютъ на шлем, вокругъ шлема золотая корона.
— Ну-ка, премудрый Матвй! Никогда не встрчались мы съ тобою раньше. Узнай, кто я…— и благо теб будетъ: высоко я тебя поставлю.
— Никогда не видалъ я васъ раньше, рыцарь, но знаю васъ — точно провелъ съ вами цлую жизнь. Вы государь нашъ, графъ Робертъ, счетомъ третій, прозваніемъ Робертъ изъ Бетюна. {Робертъ III, прозванный Бетюнскимъ, потому что — прежде, чмъ стать графомъ Фландрскимъ — онъ былъ владтелемъ Бетюна. Онъ быль женатъ по первому браку на Катерин Анжуйской, дочери Карла, короля Сициліи, родного брата Людовика IХ Французскаго, именуемаго Святымъ. Отъ руки Роберта погибъ въ битв при Беневент (1266) знаменитый Манфредъ Гогенштауфенъ, что и отдало королевство Сицилійское въ руки Карла Анжуйскаго.}
— Честью клянусь, ты святой человкъ. Ты видишь сквозь мдь и желзо. Иди за мною въ Ипръ, живи въ моемъ замк, будь старшимъ судьею народнымъ и совтникомъ нашимъ.
И сталъ вельможею Матвй, главою двора, верховнымъ судьею. Радъ былъ народъ и кричалъ:
— Слава во вки Роберту! Богъ, да хранитъ его, — праведный судъ онъ поставилъ надъ нами! Слава во вки Матвю! Богъ да хранитъ его: нтъ на земл мужа честне, кротче, правдивй!
Добръ и могучъ былъ Робертъ, но разума Богъ ему не далъ. Горько обидлъ его французскій король — Красавецъ Филиппъ, хитрйшій изъ хитрыхъ на свт. Въ бою при Куртрэ разбилъ его Робертъ — въ кровавомъ бою, гд, какъ зайцы, бжали французы. Но, безсильный предъ мечомъ, улестилъ Филиппъ Роберта словами — и отдалъ фламандецъ ему Лилль и Дуэ, прекрасные города, лучше которыхъ не строили дды.
— Спасибо теб, Робертъ, что ты отдалъ мн Лилль и Дуэ, прекрасные города, лучше которыхъ не строили дды! Будь я Богомъ, я далъ бы взамнъ ихъ фунтъ мозгу въ твою пустую башку, но, такъ какъ я только король, оставайся съ тмъ, что получилъ при рожденьи.
Затопалъ ногами Робертъ, и кусалъ свою бороду, и ругался такъ, что небо горло. Въ Ипръ ухалъ онъ и пилъ во дворц алое вино, но не пропилъ стыда и печали.
— Храбрые вассалы! сдлайте коней. Труба гремитъ походъ. Отнимемъ у француза Лилль и Дуэ, прекрасные города, лучше которыхъ не строили дды.
— Государь, несчетныя силы стоятъ на стнахъ, дождемъ стрлъ и камней сыплютъ бойницы Филиппа.
— Храбрые вассалы! кто же отомститъ за мой позоръ? кто возьметъ назадъ стны Лилля и Дуэ, прекрасныхъ городовъ, лучше которыхъ не строили дды?
— Сынъ есть у тебя, государь, кроткій Карлъ, что въ Бургундію усланъ, всми любимый принцъ, надежда народа.
— Сынъ мой робокъ и хилъ. Ему бы сидть за перомъ да монастырскою книгой. Французскій король ему дядя родной — меча онъ на дядю не подниметъ.
— Возьми себ вторую жену, государь, — да продлитъ она твое потомство. Долго и честно вдовлъ ты, никто не поставить во грхъ, что снимешь ты трауръ по покойной графин, прекрасной Катерин Анжуйской.
— Храбрые вассалы, хорошъ вашъ совтъ. Іоланту буду я сватать — Іоланту, Одонову дочь, отъ царственной крови Неверовъ. Пусть не два она, а вдова — королевичъ былъ мужемъ ея, сынъ святого Людовика, Жанъ, что отъ людей былъ прозванъ Тристаномъ {Умеръ въ 1270 г. въ Тунис.}. Самъ я вдовецъ, и знатной вдов прилично стать моею женою.
— Прекрасенъ выборъ твой, государь, и съ радостью встртимъ мы такую графиню. Кого же назначишь ты въ послы и сваты, кто долженъ хать за невстой?
— Праведнаго Матвя пошлю я въ сваты, праведному Матвю хать за невстой. За то, что набоженъ онъ и правдивъ, хочу я почтить его предъ всми.
Радъ былъ герцогъ Одонъ сватовству, — не споря дочь къ жениху онъ отправилъ. Въ богатой колымаг везли ее восемь коней, блыхъ, какъ снгъ по первопутк. Сто рыцарей шло впереди, сто рыцарей сзади, и не смлъ къ ней приблизиться воръ и дорожный грабитель. Отшельникъ Матвй халъ слдомъ на лошадк и читалъ ‘Отче нашъ’. И рады были вс свадьб Іоланты — одинъ лишь Карлъ Фландрскій плакалъ.
— Прощайте, дама Іоланта! Напрасно сдружился я съ вами, гостя у вашего отца. Не моей молодости достались вы, но моему доброму отцу, — Богъ да хранитъ его сдины.
— Прощайте, рыцарь Карлъ! Браки устрояетъ Богъ на небесахъ. Но, какова бы ни была моя судьба, помните, что я клялась любить васъ до гроба.
И звздочетъ халъ съ нею — великій мудрецъ Бодерикъ, старый, какъ древній лсъ. Онъ былъ родомъ изъ нмецкой земли, и не было равныхъ ему въ искусств читать звздную книгу.
— Возьми его товарищемъ, достойный Матвй, возьми товарищемъ пути, собесдникомъ и другомъ!
Такъ сказала дама Іоланта и еще прибавила она:
— Знайте, что нтъ союза прекрасне, какъ между наукою и святыней.
Не былъ радъ товарищу Матвй, завидно ему было, что предъ ученымъ ломали шляпу рыцари и принцы, тогда какъ ему удивлялся только простой народъ, благословлявшій его въ молитвахъ.
И приблизился звздочетъ и сказалъ:
— Кому изъ насъ хать впереди, кому, какъ младшему брату, сзади?
— Кто больше знаетъ, пусть детъ впереди. Кто меньше знаетъ, пусть, какъ младшій братъ, слдуетъ сзади.
— Много знаю я, отшельникъ Матвй, и не теб равняться со мною. Демоны покорствуютъ моей вол. Вс золотомъ въ мір не откупить малйшей изъ моихъ тайнъ. Силою вщаго ума, упорнымъ трудомъ добылъ я ихъ и съ тхъ поръ живу въ вчной радости. Одно лишь горе сокрушаетъ меня: скоро сойду я въ могилу, потому что я старе всхъ людей, которыхъ гретъ солнце, скоро накроетъ меня земля, и нтъ у меня преемника тайнамъ — ученика, достойнаго наслдовать мою власть и науку.
— Счастливъ былъ бы я наслдовать теб, Бодерикъ! счастливъ былъ бы принять твою власть и науку! Но цлой жизни вдь не хватитъ мн чтобы изучить твои вещія тайны.
— Въ недлю обучу я тебя, всего въ одну недлю, если ты будешь послушенъ. Обучу подчинять злыхъ духовъ сил великаго зова, заставлять ихъ являться и длать все, что прикажешь. Обучу днямъ счастливымъ, днямъ бдствій, тайн жизни и смерти, заговору оружья, вызыванью тней въ канунъ Ивана Купала, приворотамъ любовнымъ, искусству ходить невидимкою, вихремъ летать чрезъ пространства и являться въ двухъ краяхъ свта въ одно и то же время. У дьявола купилъ я вс эти знанія дорогою цной, но дешево теб уступлю ихъ.
— Охотно бы пріобрлъ я ихъ, Бодерикъ, если только они не будутъ мн стоить вчнаго спасенья.
— Сотни лтъ будешь ты жить, Матвй, — а, если не прискучитъ, то и тысячу лтъ! А всего лишь нужно мгновенье одно, чтобы загладить свой грхъ, принести покаяніе въ сердц. Или забылъ ты, что Богу не такъ пріятны семь святыхъ, какъ одинъ покаянный гршникъ?
И въ лсу близъ Ипра сошлись они вдвоемъ — въ полночный часъ, въ пору новолунья. И чернаго козленка убили они и кровью кропили воздухъ. И огненный дьяволъ къ нимъ пришелъ и страшнымъ голосомъ кричалъ онъ:
— Бодерикъ! зачмъ ты меня звалъ? чего ты просишь?
— Прошу я науки для твоего слуги, великой науки, повелвающей тобою.
— Не жаль мн науки для своего слуги, не жаль, что онъ будетъ повелвать мною. Но чмъ онъ заплатить за мой даръ? въ чемъ залогъ его союза со мною?
— Сердце свое отдаетъ онъ теб, и легкія, и печень, и жилы, и кровь въ жилахъ, и кости, и мясо, и кожу, и волосы на кож.
— Клянусь огнемъ, пожирающимъ меня! это недурная плата. Пусть отдастъ онъ мн и дыханье свое — и я принимаю его своимъ владыкой.
Чорту баранъ сталъ отшельникъ Матвй — и худо съ той ночи онъ зажилъ. По прежнему судилъ и рядилъ онъ народъ, по прежнему совтовалъ графу. Только не было правды въ его суд, горе всмъ несли его совты.
И волшебству сталъ онъ учить — проклятой наук, заключенной въ черныхъ книгахъ. Вс удивлялись, откуда узналъ онъ тайны тайнъ, а онъ говорилъ, что небо оснило его чудеснымъ всевдніемъ въ награду за его святость.
— Слушай, дьяволъ, мой повелитель и мой слуга! Великъ почетъ мн во Фландріи, мшками съ золотомъ полонъ мой домъ, я пью вино, какого не пробовалъ и римскій папа. Женской любви жажду я теперь. Отдай мн во власть молодую графиню Іоланту.
— Многаго хочешь ты, плутище Матвй. Боюсь, что даешь мн трудъ не подъ силу. Врою ограждена Іоланта, какъ щитомъ, какъ огненный поясъ, пылаютъ вокругъ нея молитвы. Нельзя мн, проклятому, приблизиться къ ней. Найди себ иную подругу. Будь она хоть женою короля, — и часа не пройдетъ, какъ я теб ее доставлю.
— Въ даму Іоланту я влюбленъ, — не надо мн иной подруги! Даму Іоланту я хочу, и должна она быть моею. И, если безсиленъ помочь мн чортъ, — на зло теб, я самъ ее добуду.
— Если ты сдлаешь это, Матвй, сдлаешь все, что общаешь, — стану я твоимъ ученикомъ, а ты будь мой наставникъ и учитель. Быстро шагаешь ты въ грх, и самому чорту за тобою не угнаться.
Къ дам Іолант приходитъ Матвй, и страсть ей свою открываетъ.
— Благодарю васъ, отецъ Матвй, благодарю за ваши гнусныя рчи! Когда бы не ваши морщины, не ваша лысая голова, — приказала бъ я бить плетьми до костей ваше старое тло.
Смялся дьяволъ въ тотъ день, до крови кусалъ Матвй себ губы.
— Когда не досталъ я любви, то мщенья достать сумю! Тайну Іоланты я знаю: пасынка любила она, прекраснаго, кроткаго принца Карла. Вотъ у меня письмо ея руки — отвтъ на любовное посланье. Хоть нтъ между ними грха, — горе имъ! отмщу за себя: письмомъ погублю ихъ обоихъ.
Къ дам Іолант онъ идетъ и униженно проситъ прощенья.
— Охотно прощаю вамъ, отецъ Матвй, потому что не своею волею впали вы въ грхъ, а соблазномъ нечистаго духа.
Блую руку она протянула ему и, цлуя блую руку, ядъ подбросилъ Іолант Матвй — смертный ядъ, разящій, какъ громомъ.
Посл онъ къ принцу пошелъ и засталъ его спящимъ:
— Взгляните, сказалъ онъ слугамъ, какъ принцъ Карлъ блденъ и страшенъ. То не естественный сонъ: то дло тайной отравы. Откровенье имлъ я сейчасъ: извели принца недруги ядомъ. Разбудите его — я дамъ ему святой воды: быть можетъ, не поздно еще, — и ядъ она обезвредить.
Сильно смущенъ былъ принцъ Карлъ, растерялись врные слуги. Покорно принялъ онъ отъ Матвя граненый бокалъ — и залпомъ его опорожнилъ. Не святая вода въ бокал была, а вода изъ садка, гд три дня жила ядовитая жаба. Выпилъ принцъ — и худо стало ему. Упалъ онъ на кровать, посинлъ, содрогнулся и умеръ.
Горько заплакалъ притворщикъ Матвй, разбилъ бокалъ о земь, истопталъ ногами стекло, а самъ причитаетъ:
— Горе мн, я пришелъ слишкомъ поздно!..
— Скажи мн, государь! Скажи, славный графъ Робертъ! что сдлаешь ты тому, кто лишилъ тебя наслдника престола?
— Богомъ всемогущимъ клянусь! Когда бы узналъ я подлеца, живымъ бы спалилъ его въ смоляной бочк.
— Знай же, Робертъ: принца сгубила жена твоя, дама Іоланта отравила наслдника трона. Нечистой любовью пылала она — и не встртила въ принц отвта. И злая ненависть смнила любовь: стало Іолант тсно съ Карломъ на свт. Мстя за обиду, она отравила его — вчера, за ужиномъ, въ похлебк съ бобами.
— Отшельникъ Матвй! страшныя вещи ты говоришь, Если ты лжешь — отъ маковки до пятъ сдерутъ съ тебя кожу.
— Не лгалъ я отродясь, графъ Робертъ, и теперь мн лгать не пристало. Вотъ письмо Іоланты, гд пишетъ она о гршной любви. Обыщи ее — ядъ ея съ нею.
Страшно разгнвался графъ. Зоветъ жену онъ къ допросу.
— Что у тебя въ мшк, что ты на пояс носишь?
Склянку нашли въ мшк, а въ склянк ядъ, разящій человка, какъ громомъ.
— Это ль отрава, змя, которою сгубила ты нашего сына?
— Если умеръ вашъ прекрасный сынъ, то и мн не жить больше на свт. Но — Богомъ клянусь! не я отравила его, и откуда въ мшк моемъ ядъ, — я не знаю… Неправо вы обвинили меня, и больше въ томъ вамъ позора, чмъ чести.
Вспыхнулъ яростью графъ Робертъ и схватилъ со стны оголовокъ коня боевого. Изъ стали оголовокъ былъ слитъ, сверкалъ золотою насчкой. Взмахнулъ оголовкомъ Робертъ и ударилъ графиню въ темя. Не пикнувъ, упала она: на четверо черепъ раскроился.
Въ этотъ день смялся Матвй, а дьяволъ отъ зависти сълъ себ губы.
— Ловкій ты малый, Матвй! такой ловкій, что и въ адъ тащить тебя страшно. Чего добраго, ты коварствомъ своимъ взбунтуешь моихъ чертей и самъ сядешь на мое мсто. Надо въ тройныя цпи тебя заковать, въ тройное посадить тебя пекло.
— Что за рчи повелъ ты, мессиръ Сатана? Я не хочу ихъ слышать: еще не близокъ срокъ договора.
— Близокъ онъ иль далекъ, а я приму свои мры.
— Какъ же ты примешь меня, Сатана, и какую назначишь мн муку?
— Есть у меня мстечко въ аду — мой любимый, почетный уголъ. Направо — Каинъ горитъ, налво — Искаріотскій Іуда. Тебя же, премудрый Матвй, помщу я — какъ разъ въ середин!..