ПАРА СЛОВЪ ВМСТО ПРЕДИСЛОВІЯ.
ПАРА СЛОВЪ ВМСТО ПРЕДИСЛОВІЯ.
В. А.
ПРИКЛЮЧЕНІЕ ВЪ ЛСУ.
ПРИКЛЮЧЕНІЕ ВЪ ЛСУ.
(Изъ Трояна)
Приключение в лесу, Авенариус Василий Петрович, Год: 1885
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Нсколько лтъ тому назадъ былъ изданъ мною, разошедшійся вслдъ за тмъ въ продаж, сборникъ: ‘Тридцать лучшихъ новыхъ сказокъ’. Въ него вошли (въ моемъ пересказ) мало или вовсе еще неизвстныя русскимъ дтямъ сказки русскаго народа и разныхъ авторовъ: русскихъ и иностранныхъ. Выбравъ теперь изъ этого сборника наиболе удачныя простонародныя и иностранныя сказки, я присоединилъ къ нимъ и лучшія изъ напечатанныхъ мною посл того въ дтскихъ журналахъ сказокъ съ заимствованнымъ содержаніемъ, а также изданныя отдльно оригинальныя мои сказки. Такъ какъ, слдовательно, вс предлагаемыя здсь сказки появляются въ печати во второй, а нкоторыя въ третій и четвертый разъ, причемъ боле половины ихъ было уже, однажды помщено въ подобномъ-же сборник, то я счелъ себя въ прав назвать настоящее изданіе новымъ.
О трехъ оригинальныхъ сказкахъ нахожу неизлишнимъ упомянуть, что дв изъ нихъ: ‘Сказка о пчел Мохнатк’ и ‘Что комната говоритъ’ были удостоены каждая первой преміи С.-Петербургскаго Фрёбелевскаго Общества, а ‘Сказка о муравь-богатыр’, посл напечатанія въ журнал ‘Родникъ’, издана редакціею этого журнала еще и въ отдльномъ вид.
Хотя нкоторыя изъ взятыхъ мною простонародныхъ сказокъ, по совершенно самостоятельной ихъ разработк, могли-бы, пожалуй, быть также отнесены къ оригинальнымъ сказкамъ, подобно народнымъ сказкамъ Пушкина, Жуковскаго, Даля и другихъ, но въ виду того, что вполн опредленную грань между такимъ самостоятельнымъ пересказомъ и боле или мене дословными передачами провести довольно трудно, — вс заимствованныя мною простонародныя тэмы отнесены къ одной общей категоріи — пересказовъ.
Точно также и пересказы иностранныхъ сказокъ, за четырьмя исключеніями (NoNo 20,21, 23 и 25), представляютъ въ большей или меньшей степени оригинальную передлку.
Въ заключеніе считаю нужнымъ указать на то, что я нарочно не коснулся уже переведенныхъ на русскій языкъ сборниковъ знаменитыхъ сказочниковъ (Андерсена, Гауффа, братьевъ Гриммовъ, Топеліуса и друг.), а выбралъ исключительно такія иностранныя сказки, которыя, при всемъ ихъ остроуміи и изяществ, до сихъ поръ почему-то не были еще пересказаны по-русски.
Дождь лилъ ливмя, какъ изъ ушата. Ели качали головами и толковали межъ собой:
— Кто бы сказалъ это поутру!
Съ деревъ капало въ кустарникъ, съ кустарника въ траву, а изъ травы, между каменьями и мхомъ, разбгались безчисленные мелкіе ручьи. Лить стало сейчасъ посл обда, а теперь уже стемнло, и зеленая лягушка, передъ сномъ взглянувъ еще на погоду, сказала сосдк:
— Помяни мое слово: до утра не перестанетъ.
Того-же мннія была и муравьиха, пробиравшаяся въ эту непогоду черезъ чащу. Она спозаранку еще собралась съ яйцами въ Ельниково на рынокъ и теперь возвращалась домой, съ выручкой въ синемъ холщевомъ мшечк. На каждомъ шагу она брюзжала и вздыхала:
— Прощай, платье, да и шляпка въ придачу! Хоть бы зонтикъ съ собой захватила, или, по крайней мр, калоши надла! А то не угодно-ли гулять въ такой ливень да еще въ прюнелевыхъ сапожкахъ.
Говоря такъ, она увидла въ потемкахъ, какъ разъ у себя передъ носомъ, большой грибъ и, обрадовавшись, укрылась подъ нимъ.
— Какъ на заказъ!— сказала она:— лучшаго навса и не найти. Тутъ и просижу, пока перестанетъ лить. Видно, здсь нтъ жильцовъ — тмъ лучше! Сейчасъ устроимся по своему.
Сказано — сдлано. Едва, однакоже, сняла она сапожки, чтобы вылить дождевую воду, какъ замтила у входа стройнаго кузнечика съ скрипичной за спиною.
— Здравствуйте, сударыня!— сказалъ кузнечикъ:— не разршите-ли взойти?
— Сдлайте одолженіе!— отвчала муравьиха:— вдвоемъ все-же будетъ веселе.
— А я,— сказалъ кузнечикъ,— заигрался ныньче въ шинк, не хотли, вишь, отпустить: ‘играй, молъ, да играй.’ Ну, и запоздалъ, благо, хоть есть гд переночевать. Погода-же страсть какая, и другаго ночлега, пожалуй и не сыскалъ бы.
Съ этими словами кузнечикъ снялъ съ плечъ скрипичку и присосдился къ муравъих. Тутъ вдали заблисталъ огонекъ. При приближеніи, онъ оказался фонарикомъ въ рук свтляка.
— Будьте добры!— сказалъ свтлякъ съ вжливымъ поклономъ, — пустите переночевать. Собрался-то я собственно въ Моховой Ключъ къ двоюродному братцу, да вотъ сбился съ пути и никакъ не выберусь изъ чащи.
— Милости просимъ!— отвчали оба.— По крайней мр, у насъ будетъ даровое освщенье.
Свтлякъ охотно послдовалъ приглашенію и поставилъ свои фонарикъ на столъ. Свтъ огонька вскор приманилъ къ нимъ новаго пшехода, довольно неуклюже переваливавшагося черезъ мохъ и травы. То былъ крупной породы жукъ. Онъ ввалился подъ навсъ, даже не поздоровавшись ни съ кмъ.
— Ага!— сказалъ онъ только,— значитъ, я все-же не ошибся, попалъ какъ разъ на постоялый дворъ.
И, широко разсвшись, онъ преспокойно досталъ свой дорожный мшокъ и принялся за ужинъ.
— Да-съ,— говорилъ онъ,— какъ день деньской-то этакъ пропилишь дрова, такъ всякій кусъ придется по вкусу.
Откушавъ, онъ набилъ себ трубку, веллъ свтляку подать огня, закурилъ и сталъ съ наслажденьемъ тянуть дымъ.
Между тмъ на двор совсмъ стемнло, и погода разъигралась пуще прежняго, тутъ, ко всеобщему удивленію, прибыла еще одна поздняя гостья. Уже долгое время доносилось издали какое-то странное пыхтнье, оно медленно приближалось, пока наконецъ подъ грибомъ не показалась совсмъ запыхавшаяся улитка.
— Вотъ что называется бгомъ бжать!— сказала она, отдуваясь:— драла, что тысячаножка, даже подъ ложечкой закололо. Дло въ томъ, что мн необходимо сдать крайне нужное письмо тутъ по сосдству. Но всему есть мра — и тлеснымъ силамъ, особливо если тащишь еще на себ домъ свой. Съ позволенья вашего, господа, я часокъ-другой здсь отдышусь, а тамъ опять поскачу во всю прыть, будто съ машиной въ перегонку.
Никто не счелъ нужнымъ возражать, и она расположилась на порог своего жилища, достала чулокъ и принялась вязать.
— Да что-жь это мы, господа?— заговорила тутъ муравьиха,— сидимъ да скучаемъ, когда могли бы пріятно убить время? Вотъ хотя бы разсказывать по очереди что-нибудь или въ фанты поиграть… А то еще лучше… Господинъ кузнечикъ! я вижу: у васъ скрипка. Если вы не очень устали, то не съиграете-ли намъ веселенькой штучки, а мы бы потанцовали?
Предложеніе муравьихи нашло всеобщее одобреніе. Кузнечикъ же не далъ долго просить себя, примостился сейчасъ съ своей скрипичной на середку и заигралъ самый веселый танецъ, какой только зналъ, а прочіе завертлись вокругъ него. Одна только улитка отказалась:
— Мн докторъ мой запретилъ танцовать, — сказала она:— сейчасъ голова закружится. Но вы, господа, пожалуйста, не стсняйтесь, танцуйте на здоровье, я охотно погляжу, да немножко покритикую.
Т и не стснялись и подняли такой гвалтъ, что за три шага было слышно. Но, увы! какимъ ужаснымъ, неожиданнымъ пассажемъ разъигрался вдругъ ихъ праздникъ! Грибъ, подъ которымъ бсновалась честная компанія, принадлежалъ, изволите видть, старой жаб. Въ ясные дни она возсдала на верху, на крыш, по обычаю жабъ, въ дурную же погоду забиралась подъ самый грибъ, и тутъ хоть лей отъ Троицы до Рождества — ей и горя мало.
Ныньче посл обда жаба эта отправилась на сосднее болото къ кум своей, лягушк, и за кофеемъ съ свжими булками до того заболталась, что не замтила, какъ и смерклось. Теперь въ темнот она тихомолкомъ приплелась домой. На лвой рук у нея вислъ ридикюль съ вязаньемъ, а въ правой она держала красный дождевой зонтикъ съ мдной ручкой. Заслышавъ суматоху въ своемъ дом, она стала подкрадываться еще осторожнй, такимъ образомъ непрошенные гости увидли ее только тогда, когда она очутилась уже посреди ихъ.
Но ужъ зато какъ они и переполошились! Жукъ съ испугу бухнулъ навзничь и барахтался минутъ пять, пока не поднялся опять на ноги. Свтлякъ такъ растерялся, что забылъ даже задуть свой фонарикъ, чтобы въ темнот улизнуть. Кузнечикъ въ половин такта уронилъ свою скрипку на земь. Муравьиха падала изъ обморока въ обморокъ, и даже у улитки, которая въ другое время не легко теряла присутствіе духа, сдлалось сердцебіенье. Но она скоро пришла въ себя, влзла въ свой домикъ, защелкнула за собою дверь и сказала:
— Будь что будетъ! Я никого не принимаю.
Но еслибъ вы слышали, какъ жаба отдлала бдняжекъ!
— Ишь, разбойники!— гнвно закричала она, замахиваясь зонтикомъ:— славные гости, нечего сказать! откуда васъ нелегкая принесла? Кабакъ у меня здсь, что-ли, для бродягъ и уличныхъ музыкантовъ? Не даромъ говорила я: только тронься изъ дому — весь домъ вверхъ дномъ! Сію минуту складывайте ваши узлы и проваливайте по добру по здорову, не то навострю я вамъ лыжи!
Что тутъ было длать? Бдняги не посмли даже пикнуть, молча сложили свои пожитки, кликнули улитк въ замочную скважину, чтобы шла тоже съ ними, и когда и та собралась, пустились вс вмст въ путь-дорогу.
То-то было жалкое шествіе! Впереди шелъ свтлякъ, чтобы свтить, за нимъ жукъ, за жукомъ муравьиха, за нею кузнечикъ, а въ хвост процессіи улитка. Жукъ, у котораго были крпкія легкія, кричалъ то и дло:
— Эй! нтъ-ли тутъ харчевни?
Но какъ ни кричалъ онъ — все напрасно. Когда они отошли немножко, то замтили, что улитки уже нтъ съ ними. Они принялись хоромъ окликать ее:
— Ау, улитка! Живе, матушка!
Но отвта не было. Улитка, видно, отстала уже на столько, что не могла ихъ слышать. Уныло поплелись они дале, пока, посл долгаго странствія, не нашли подъ корявымъ древеснымъ корнемъ сносно-сухое мстечко. Тутъ и провели они ночь въ большой тревог и почти безъ сна. Они, правда, отдлались однимъ страхомъ, но приключеніе было такъ ужасно, что никто изъ нихъ не забудетъ его во вки.