‘Русская мысль’, кн.VI, 1890
При свете совести. H. М. Минского, Минский Николай Максимович, Год: 1890
Время на прочтение: 4 минут(ы)
При свт совсти. H. М. Минскаго. Спб., 1890 г. Ц. 1 р. 25 к. Мысли и мечты о цли жизни г. Манскаго — интересная книга. Авторъ ставить въ ней такія задачи, которыя мучительно возникаютъ у многихъ людей. На ршеніе этихъ задачъ г. Минскій положилъ не мало ума и остроумія, но найденное имъ ршеніе удовлетворитъ не многихъ, если только кого-либо удовлетворитъ. ‘Бда,— говоритъ г. Минскій,— если творецъ системы (философской) обладаетъ живою фантазіей и образнымъ слогомъ! Тогда его мысль совсмъ стала рабой своихъ рабовъ, чуть только она рождается, на нее, беззащитную, со всхъ сторонъ нападаютъ образы, сравненія, берутъ ее въ плнъ и влекутъ по прямому направленію, оглушая своимъ звономъ’. Нчто подобное случилось и съ г. Минскимъ.
‘Вра въ верховную цль жизни,— говорить онъ,— такъ же необходима для души, какъ воздухъ дли тла. Конечно, воздухомъ сытъ не будешь, но разрдите вокругъ человка атмосферу, и никакая пища, ему въ прокъ не пойдетъ’. То же самое происходитъ и въ мір нравственномъ: каждый занятъ своимъ практическимъ дломъ, но отымете у человка идеальную атмосферу — вру въ цлесообразность міра, и душа поражается неизлечимымъ недугомъ’.
Отыскиванію таинственнаго начала жизни посвященъ трудъ г. Минскаго. Авторъ проходитъ въ ней опять тотъ путь сомнній и ихъ разршеній, который онъ лично пережилъ. Послдуемъ за нимъ по этому пути.
‘Каждый любитъ только себя, потому что любить можно лишь одно г бытіе или, врне, чувство бытія, сознаніе жизни, благодатной мистически-отрадной жизни, равно какъ ненавидть можно лишь небытіе’. Любить ближняго безкорыстною любовью нельзя, потому что самолюбіе (любовь къ себ) есть верховное начало, неизмнный законъ, управляющій всми движеніями души. Это самолюбіе заставляетъ человка, стремиться къ первенствованію надъ другими. ‘Блаженство превосходства и мука униженія такъ сильны, что только ими вызванные поступки носятъ въ общежитіи названіе самолюбивыхъ’. Поэтому и равенство ‘не иллюзія лишь въ томъ отношеніи, что всякій человкъ иметъ равное право стремиться къ первенству надъ другими. Паріи, сегодня приниженные и безсильные, завтра воспрянутъ и осуществятъ свое прирожденное право, ибо и парій — такой же самолюбецъ, какъ Тамерланъ или Наполеонъ’. Человку,— остроумно замчаетъ г. Минскій,— необходимо общество, какъ путнику необходимъ верблюдъ въ пустын, чтобъ осдлать и взобраться на его хребетъ.
Остроумныя выходки и красивыя картины и сравненія нердко встрчаются въ книг г. Минскаго. Иной разъ он скрываютъ слабость дйствительныхъ доказательствъ и противорчій мысли, на которыя мы укажемъ въ конц нашего отзыва.
Естественно, что природа человка, какъ ее рисуетъ г. Минскій, обусловливаетъ мрачное изображеніе всего человчества, всей его исторіи и грядущей судьбы. Совсть,— по мннію автора,— рождаясь отъ присущаго душ ужаса небытія, находится въ непримиримомъ противорчіи съ разумомъ, который утверждаетъ, что нтъ ни вчнаго, ни полнаго бытія. Но доказательства разума неотразимы, и совсти остается одно лишь недовольство жизнью. ‘Мечта о любви къ людямъ похоронена рядомъ съ мечтою о вчной жизни’. Но совсть не примиряется съ этимъ, она ‘ищетъ въ жизни высшую правду, самоотверженную любовь, безкорыстное добро, стремится къ верховной конечной цли, жаждетъ какого-то полнаго, вчнаго бытія’. Но ‘не будь намъ врождено понятіе о вчной, цлесообразной правд, совсть не могла бы ее искать, да еще съ такою страстностью, съ такою тоской. А такъ какъ въ нашей жизни этой правды совершенно нтъ, то она должна, обртаться гд-нибудь вн нашей души, вн земной жизни’. Эту внжизненную правду г. Минскій называетъ святыней. ‘Безъ врожденной идеи,— утверждаетъ онъ дале,— о конечной цли или, что одно’ и то же, о вчномъ бытіи мы не могли бы знать, что земная жизнь, безцльна или что земныя цли призрачны’.
Но, въ конц-концовъ, г. Минскій приходитъ къ слдующему глубочайшему противорчію: ‘Міръ стремится къ единому Абсолюту,— слдовательно, вн міра существуетъ Абсолютъ, міръ, стремящійся къ единому Абсолюту, существуетъ,— слдовательно, Абсолюта единаго нтъ’.
Въ двухъ первыхъ частяхъ своего труда самъ г. Минскій видитъ ‘нчто недосказанное для ума и жестокое для сердца. Къ чему безцльно отравлять душу ближняго словами безысходной печали и неразршимыхъ сомнній?’ Г. Минскому, кажется, однако, что онъ нашелъ врный я благополучный выходъ. Выходъ этотъ — ученіе о мэонахъ ( — несуществующій). Измряя пространство и тла, мы приходимъ къ понятіямъ вселенной и атома. Безконечность первой и недлимость втораго противорчатъ всему существующему, и, однако, безъ этихъ понятій мы обойтись не можемъ. Это и суть жзоны пространственные, какъ вчность и мгновеніе — мэоны времени. Мэономъ же называетъ г. Минскій свободную первопричину и верховную цль міра: ‘свободная первопричина это такая, которая, съ одной стороны, дйствуетъ безъ предшествующаго мотива, а, съ другой, подчиняемая своему свободному желанію, т.-е. предшествующему мотиву. Точно также конечная цль предполагаетъ развитіе безконечнымъ и оконченнымъ. Тмъ не мене, только это абсолютное нчто кажется душ отраднымъ, желаннымъ и священнымъ’. Въ конц своего анализа г. Минскій признаетъ, что ‘въ центр всхъ мэоновъ таится понятіе о единомъ’, такъ что единственнымъ мэономъ это единое и является, а вс остальные мэоны оказываются лже-мэонами и разжаловываются въ аттрибуты единаго: единое въ пространств даетъ вселенную и атомъ, единое во времени — вчность и мгновеніе, и т. д.
Но какая же радость отъ этого мэона человчеству? ‘Мэоны суть понятія о чемъ-то совершенно несуществующемъ’,— говоритъ г. Минскій. ‘Какъ только возмужалый разумъ понялъ,— говоритъ авторъ дале,— что мэоны недостижимы, ужасъ всеобщей безцльности сталъ угрожать душ, какъ нравственная чума’. Для г. Минскаго, въ красивыхъ метафорахъ, въ сравненіяхъ и образахъ, которые иногда возвышаются до поэзіи,— ученіе о мэонахъ примиряетъ оптимизмъ и пессимизмъ, и это примиреніе, этотъ гимнъ смерти,— по выраженію самого автора,— кончается восклицаніями: ‘да будутъ они благословенны, страданія несовершеннаго міра! Да будетъ благословенно отсутствіе любви, истины, свободы» Если мы сочувственно соглашаемся съ первою мыслью, то съ негодованіемъ отвергаемъ вторую. Вся наша жизнь именно и красна неустанною борьбой и приближеніемъ къ истин, любви и свобод,— пусть будутъ мэонами ихъ абсолютныя воплощенія.
Г. Минскій считаетъ доказаннымъ, что намъ врождено понятіе о безсмертномъ, единомъ, праведномъ, признаки этой святыни ‘не сразу раскрываются сознанію, а медленно, постепенно, и по мр того какъ они выясняются, совершенствуется образъ святыни и содержаніе верховной цли’. Неправильно, стало быть, утверждать, что намъ врождено готовое понятіе. Съ другой стороны, г. Минскій думаетъ, что ‘при исканіи правды исторія мало чему научитъ’. Но тогда зачмъ устанавливать преемственныя ступени развитія человчества, какъ это длаетъ самъ авторъ?
На стр. 137 книги г. Минскаго сказано, что мы обладаемъ двумя истинами, убивающими другъ друга. Это противорчитъ логик. А на стр. 140 самъ авторъ признаетъ, что разумъ изъ двухъ противуположныхъ мнній о томъ же предмет можетъ признать истиннымъ только одно.
Не будемъ останавливаться на критик утилитаріанизма, представленной г. Минскимъ. Въ ней нтъ ничего новаго, кром нсколькихъ выходокъ, которымъ лучше бы не появляться въ книг. Книга эта, повторяемъ, написана талантливо, но художникъ въ ней гораздо сильне мыслителя. Лучшая глава въ сочиненіи — фантастическій сонъ — послдній судъ. Но и въ другихъ главахъ встрчаются врныя мысли, злыя и проницательныя замчанія, одтыя въ красивую форму. Даже ученіе о мэонахъ заключаетъ въ себ долю истины, потому что и въ мір нравственномъ можно допустить идеи, соотвтствующія атому, которымъ оперируютъ физико-математическія науки. Но ученіе это въ сочиненій г. Минскаго получило неправильную постановку и перемшалось съ мистическими представленіями. Изъ него отнюдь не вытекаетъ того мнимаго примиренія, на которомъ неожиданно успокоивается г. Минскій.