При дворе Медичи, Берков Карл, Год: 1891 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 252 минут(ы)

ПРИ ДВОР МЕДИЧИ.

Историческій романъ Карла Беркова.

I.

— И такъ, для бднаго Федериго нтъ никакой надежды, моя милая? Какъ ты разочаровываешь меня! Черезъ нсколько дней онъ возвратится изъ своего долгаго путешествія по Франціи и Испаніи. Какъ хотлось мн встртить его извстіемъ, что здсь, въ его родномъ город, черненькіе глазки радуются его возвращенію!

— И если бы все шло такъ, какъ желаетъ его заботливая невстка, эти глазки были бы готовы видть въ немъ будущаго жениха!— со смхомъ заговорила молодая двушка, къ которой относились предъидущія слова.— Нтъ, избавь, Джіанина! Ты знаешь, какъ я тебя люблю, врю теб и желала бы быть обязанной теб счастіемъ всей моей жизни, но подумать сейчасъ о замужств, связать себя навсегда неразрывными узами,— нтъ, дорогая, этого я не могу.

Он сидли обнявшись на балкон, вдали синла цпь Аппенинъ, у ногъ ихъ струились серебристыя волны Арно. Джіанина гладила рукой темные волосы подруги.

— Отчего мысль о замужств такъ ненавистна теб, Валерія?— спросила она.— Судьба женщины — связать себя, подчиниться тому, кого она выберетъ въ мужья. Твой отецъ едва ли захочетъ, чтобы ты осталась старою двой, а богатство твое скоро привлечетъ множество поклонниковъ.

— Отецъ не станетъ торопить меня,— возразила молодая двушка,— онъ не захочетъ скоро разстаться со мной, его единственною дочерью. И если бы я могла сама ршать, то я, Джіанина, выбрала бы человка, котораго любила бы, любила бы такъ, чтобы, кром него, никого другого для меня не существовало на свт, и тогда я тоже подчинилась бы и охотно пожертвовала бы своею свободой.

— А разв ты не думаешь, что можешь такъ полюбить Федериго? Онъ товарищъ твоихъ дтскихъ игръ, изъ извстной вамъ семьи, и твой отецъ, вроятно, охотно назоветъ его сыномъ.

Валерія покачала хорошенькою головкой.

— Когда я видла его въ послдній разъ, я была ребенкомъ лтъ одиннадцати, а ему еще не было восемнадцати, за истекшіе годы онъ могъ сдлаться другимъ, также какъ и я измнилась.

Джіанина нжно поцловала ее въ лобъ.

— Ты стала прелестною двушкой, Валерія. И Федериго за шесть лтъ, которыя я не видала его, сдлался, вроятно, не мене достоинъ того расположенія, которымъ еще тогда осыпали его со всхъ сторонъ. Судя по письмамъ, онъ при всей своей молодости, обладаетъ зрлымъ умомъ и серьезнымъ желаніемъ найти въ посщаемыхъ имъ странахъ и при дворахъ не только наслажденія и развлеченія, но и солидныя знанія.

— Онъ ухалъ изъ Флоренціи вскор посл твоего замужства?

— Нтъ, посл него онъ прожилъ еще три года въ нашемъ дом. Не забывай, что я уже девять лтъ замужемъ за маркизомъ Миполито и уже старуха, которая должна матерински заботиться о такой молоденькой двочк, какъ ты.

Веселый смхъ Валеріи и потокъ бурныхъ нжностей были отвтомъ на ея слова. Сидвшая напротивъ величественная красавица съ роскошными золотистыми волосами, глубокими, какъ море, глазами, роскошною фигурой казалась двушк мало похожей на мать.

— Жалко, Джіанина, что у тебя нтъ дтей,— вдругъ произнесла она.

Облако скользнуло но лицу маркизы.

— Господь не захотлъ наградить меня такимъ счастіемъ,— печально возразила она,— поэтому я длю мою любовь между тми, кого судьба поставила на моей дорог, и они мн такъ же дороги, какъ собственныя дти.

— И къ нимъ принадлежимъ мы съ Федериго?

— Да, Валерія. И потому-то, что я васъ обоихъ такъ люблю, я бы хотла, чтобы вы понравились другъ другу, такъ какъ я уврена, что вы будете счастливы.

— Какъ ты добра! Но знаешь, Джіанина, я бы хотла, чтобы мужъ мой не былъ такъ богатъ, какъ братъ твоего мужа. Я была бы счастлива, если бы могла осыпать своимъ богатствомъ любимаго человка, положить къ его ногамъ то, что имю, и сказать: ничтожно то, что я даю теб, если ты… если ты любишь меня.

Щеки ея горли, глаза устремились вдаль, какъ будто она обращалась не къ фантастическому образу, а къ извстному ей лицу. Джіанина посмотрла на нее съ изумленіемъ.

— Глупенькая! Въ такомъ случа, Федериго никогда не будетъ твоимъ избранникомъ, такъ какъ онъ современемъ будетъ и нашимъ наслдникомъ.

Валерія поспшила перемнить разговоръ, испытующій взглядъ подруги не ускользнулъ отъ нея.

— Отчего такая большая разница въ годахъ между твоимъ мужемъ и его братомъ? Твоему мужу сорокъ лтъ.

— Федериго послдній въ семь, поздно родившійся ребенокъ и стоившій жизни матери. Нсколько человкъ дтей между обоими братьями рано умерли и здоровье Федериго внушало опасенія моему мужу. Онъ взялъ его поэтому на свое попеченіе, когда женился на мн, и мы привыкли смотрть на него, какъ на сына.

— Я помню, что иногда при торжествахъ онъ бывалъ твоимъ пажомъ,— замтила Валерія.— Какъ хороши вы были оба! Я смотрла разъ изъ окна, когда на дворцовой площади происходилъ турниръ. На теб было синее бархатное платье, вышитое жемчугомъ, онъ несъ твой шлейфъ, а потомъ стоялъ за твоимъ кресломъ. О, тогда еще я начала боготворить тебя!

— Милое дитя! перенеси же часть твоей любви и на моего юнаго пажа тхъ дней, который за истекшія шесть лтъ сталъ, можетъ быть, еще лучше, чмъ прежде.

Валерія вскочила съ свойственною ей живостью и откинула назадъ роскошные локоны.

— Я должна собственными глазами убдиться, не хуже ли онъ сталъ, чмъ ты думаешь,— шутя отвтила она,— а до тхъ поръ оставь мн мою свободу, которую посл отца и тебя я люблю больше всего на свт.

— Только свободу? Кром нея, никто, никто не опередилъ Федериго?

— О, какъ можешь ты думать это!— энергично возразила Валерія.— Но смотри, уже темнетъ, мои носилки, наврное, ждутъ меня.

Она замтно торопилась кончить разговоръ, взоръ Джіанины опять испытующе остановился на ней. Нтъ, нтъ, подруга не должна еще узнать того, что съ нкоторыхъ поръ наполняетъ блаженствомъ и страхомъ ея юное сердце.

— А твоя воспитательница, синьора Лоренца, не пришла сегодня?— спросила Джіанина, закутывая вуалемъ молодую двушку.

— Бдная Лоренца больна, — отвтила Валерія.— Я подъ охраной слугъ, да и что можетъ случиться на такомъ короткомъ разстояніи?

Маркиза проводила гостью до прихожей и тамъ еще разъ нжно поцловала ее, затмъ носильщики тронулись въ путь.

Улицы Флоренціи не были освщены, факелы впереди идущихъ людей указывали дорогу слугамъ Джакопо Пацци, только у дворцовъ важныхъ господъ висячія лампы или смоленые факелы бросали кругомъ мерцающій красноватый свтъ. Валерія сидла неподвижно, прислонившись къ подушк, и, только приблизившись къ отцовскому дому, быстро выпрямилась и, отдернувъ шелковую занавску окна, начала вглядываться въ ночную темноту, точно ища чего-то опредленнаго, ожидаемаго.

Она достигла дома, двери котораго еще не были заперты. Слуги опустили носилки на землю и лакей поспшно направился отпирать дверцу, но, прежде чмъ онъ усплъ исполнить свое намреніе, его опередила другая рука, глаза Валеріи встртились съ горящимъ, страстнымъ взоромъ юноши, ожидавшаго ея прибытія за одной изъ колоннъ подъзда и помогавшаго ей теперь выйти изъ носилокъ.

Двушка почувствовала дрожь тонкой и нервной руки, взявшей на секунду ея маленькую ручку, она медленно освободила ее.

— Благодарю васъ, синьоръ,— чуть слышно прошептала она, отвернувъ вспыхнувшее лицо, она не могла доле выносить его страстнаго и, въ то же время, безконечно грустнаго взора.

Юноша молча отступилъ назадъ,— онъ зналъ, что не сметъ говорить съ ней, не сметъ слдовать за ней, такъ какъ не имлъ еще права называться другомъ знатной семьи, изъ которой она происходила. Онъ былъ чужой въ этомъ мір блеска, отличавшемъ дворъ Медичи, и хотлъ остаться имъ навсегда, пока въ лиц прелестной двушки не явилось искушеніе войти въ тотъ кругъ, гд сна вращалась.

Теперь онъ ходилъ взадъ и впередъ по темной улиц, смотря на освщенныя наверху окна, пока взглядъ его не остановился на одномъ, въ которомъ показалась высокая стройная фигура.

Нетерпливая рука приподняла раму, что-то маленькое, круглое вылетло изъ окна и упало на освщенную факеломъ улицу. Прогуливавшійся внизу человкъ поспшно поднялъ полураспустившуюся розу, только что украшавшую волосы молодой двушки, онъ горячо прижалъ ее къ губамъ, бросилъ послдній взглядъ на домъ и быстрыми шагами удалился по узкому переулку.

Въ комнату молодой двушки вошла, между тмъ, ея воспитательница.

— Зачмъ ты, дитя мое, стоишь у открытаго окна при сыромъ вечернемъ воздух?— замтила она.— Сейчасъ же отойди, теб, должно быть, хочется получить лихорадку?

Валерія послушно закрыла окно.

— Не бойся, Лоренца,— сказала она, улыбаясь,— я здорова и не боюсь ночной росы. Мн надола роза въ волосахъ и я выбросила ее въ окно.

— Я бы могла взять ее у тебя, — отвтила синьора Лоренци съ озабоченнымъ видомъ.— Хорошо, что теперь темно: нсколько дней тому назадъ, когда ты бросила померанцовые цвты, мн показалось, что ихъ сейчасъ же кто-то поднялъ. Молодая двушка должна быть осторожна въ этихъ случаяхъ, какой-нибудь прохожій можетъ подумать, что ты ему бросила цвты.

Смхъ Валеріи звучалъ несовсмъ естественно, когда она отвтила:

— Лоренца, кто можетъ подумать это о дочери Джакопо Пацци? Иди, зубная боль длаетъ тебя подозрительной, завтра теб будетъ лучше и ты будешь въ мене мрачномъ настроеніи.

Она, ласкаясь, обняла за плечи синьору Лоренцу и шутя вытолкала ее изъ комнаты. О, если бы добрая старушка знала, что эти цвты никогда не падали случайно, а бросались нарочно, чтобы ихъ поднялъ и положилъ на грудь юноша, и этотъ юноша не зналъ даже, достоинъ ли онъ тхъ знаковъ вниманія, которые привели бы въ восторгъ любого изъ дворянъ и рыцарей при двор Пьетро Медичи!

Разъ въ церкви Santa Croce, поднявъ глаза отъ молитвенника, Валерія увидла его недалеко отъ своего мста, онъ не молился, она ясно видла это, а точно очарованный не сводилъ съ нея восторженнаго взгляда, испугавшись, она склонилась надъ молитвенникомъ. Но молитва замерла на устахъ, когда черезъ нсколько минутъ, осторожно поднявъ голову, она встртила его горящій взоръ, напрасно старалась она собрать мысли для молитвы и даже почувствовала облегченіе, когда синьора Лоренца прикоснулась къ ея рук, напоминая, что пора домой. Валерія, не оглядываясь, направилась къ выходу, но вся кровь прилила къ ея лицу, когда и тамъ она увидла незнакомца, ожидавшаго, очевидно, ихъ, чтобы предложить святую воду. Лоренца не обратила на него вниманія и спокойно приняла его услугу, Валерія хотла послдовать ея примру, но дрожащая рука ея не ршилась прикоснуться къ его рук и, испуганно схвативъ руку своей спутницы, она ускорила шаги, не въ силахъ будучи выдержать доле выраженія грустнаго изумленія, изобразившагося на его лиц.

На слдующій день онъ опять былъ въ церкви на томъ же мст и не сводилъ съ нея глазъ, она ршила не встрчаться съ его взоромъ, который такъ пугалъ и смущалъ ее, но глаза ихъ встрчались опять и опять, и нмой, но краснорчивый языкъ его взоровъ нашелъ отголосокъ въ ея душ.

Кто былъ этотъ загадочный незнакомецъ, обладавшій такими страшными чарами? Она видала его иногда на улиц или около своего дворца, но всегда одного, въ простой и темной сравнительно съ другими молодыми людьми одежд. Неужели онъ низшаго происхожденія и не можетъ попасть въ кругъ равныхъ ей по рожденію? Нтъ, этого не могло быть. Какъ горда его осанка, какъ повелительны иногда жесты, какъ благородны черты лица!

Валерію забавляло, какъ ловко умлъ онъ устроить каждую встрчу, такъ что синьора Лоренца ничего не замчала. При одной изъ такихъ встрчъ она уронила какъ-то цвтокъ, приколотый къ лифу. Какъ быстро онъ схватилъ его, какъ просіялъ его взоръ, когда онъ украдкой поднесъ его къ губамъ, и на минуту исчезла грусть съ его лица! Эти случайныя потери цвтовъ повторялись при встрчахъ съ незнакомцемъ, нмая, горячая мольба во взор котораго заставляла ее дарить цвты, доставлявшіе ему столько счастья.

Сегодня вечеромъ онъ въ первый разъ осмлился приблизиться къ ней съ поклономъ, слуги отца, остановленные его повелительнымъ жестомъ, не помшали ему, а она… сердце ея забилось сильне при воспоминаніи… она съ восторгомъ положила свою руку въ его, опять давая ему доказательство, что принимаетъ его ухаживанье.

На слдующее утро Валерія, по обыкновенію, отправилась въ церковь Santa Croce, но не съ Лоренцой, все еще страдавшей зубною болью, а съ молодою служанкой. Дойдя до паперти, она обратилась къ своей спутниц:

— Ты, кажется, говорила, Магдалина, что твои родные живутъ недалеко отсюда?

— Да, синьора, вонъ тамъ, въ маленькомъ домик,— почтительно отвтила служанка.

— Такъ ты можешь пойти повидаться съ ними, пока я буду слушать обдню,— продолжала Валерія.— Я знаю, что Лоренца тебя рдко пускаетъ. Дома не говори ничего о томъ, что я такъ самовольно распорядилась.

Она быстро отвернулась, сознавая со стыдомъ, что не заслуживаетъ благодарности обрадованной Магдалины, и вошла въ церковь, наполненную таинственнымъ полумракомъ.

Мало народу было въ церкви, Валерія плотне закуталась въ вуаль, когда, не поднимая глазъ, проходила по рядамъ молящихся, ей казалось, что каждый видитъ, что не молитва привела ее сюда. Что, если бы отецъ, гувернантка знали?… О, ей не слдовало отсылать Магдалины, ей слдовало самой вернуться. Но было поздно, тотъ, о которомъ она думала все время, стоялъ передъ ней, дрожащей всмъ тломъ и старавшейся спрятаться за одной изъ коллонъ. Онъ имлъ даже дерзость прикоснуться губами къ краю ея мантильи.

— Вы одна здсь?— прошепталъ онъ.— Какое счастье, что я могу, наконецъ, говорить съ вами!!

— Моя воспитательница больна,— смущенно произнесла двушка,— но служанка дожидается меня на улиц.

— О, это жестоко съ вашей стороны, такъ какъ это мшаетъ мн проводить васъ домой!

— Я не могу позволять этого незнакомому человку, это противно обычаямъ нашей страны.

— Неужели я всегда буду для васъ незнакомымъ?— грустно спросилъ онъ.

— Постарайтесь познакомиться и пріобрсти расположеніе моего отца…

— У меня здсь нтъ никого, кто бы могъ ввести меня въ вашъ домъ, я бы приложилъ вс старанія, если бы зналъ, что мой приходъ доставитъ вамъ удовольствіе.

— О, большое удовольствіе!— невольно вырвалось у Валеріи.— Отчего у васъ нтъ здсь друзей? Почему вы всегда одинъ?— продолжала она въ то время, какъ онъ въ безмолвномъ восторг смотрлъ на нее.

— Я въ разлад съ міромъ, съ самимъ собою,— отвтилъ онъ.— У несчастныхъ не бываетъ друзей.

Ей хотлось спросить, отчего онъ несчастенъ, но голосъ священника у алтаря напомнилъ имъ, гд они находились.

Незнакомецъ съ почтительнымъ поклономъ отступилъ назадъ, давая ей дорогу пройти къ налою, гд Валерія опустилась на колни и склонила горящее лицо надъ книгой, не понимая смысла машинально произносимыхъ словъ. Она вздрогнула, когда кто-то тихо назвалъ ее по имени, увидвъ свою подругу, маркизу Джіанину, также пришедшую къ обдн, она въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ он знакомы, не обрадовалась ей,— она понимала, что должна скрыть свое смущеніе и недовольство. Къ счастью Валеріи, маркиза ничего не подозрвала и на улиц весело болтала съ двушкой, не обращая вниманія на ея короткіе отвты не впопадъ. Недалеко отъ церкви стоялъ незнакомецъ, ожидая ихъ приближенія, и молодая двушка не смла поднять глазъ, боясь выдать себя. Она попробовала незамтно взглянуть на него изъ-подъ опущенныхъ вкъ, и, къ величайшему изумленію ея, онъ вдругъ глубоко и почтительно поклонился маркиз и Джіанина любезно отвтила на его точно ожидаемый поклонъ.

Валерія не могла доле выдержать.

— Кому ты кланяешься, Джіанина?— спросила она, съ трудомъ пересиливая дрожаніе голоса.

— Неаполитанскому дворянину, недавно появившемуся во Флоренціи, графу Саграмора,— равнодушно отвтила маркиза.

— Ты никогда не говорила о немъ, почему ты его знаешь?

— Любопытное дитя! Его прислалъ съ рекомендательнымъ письмомъ кардиналъ Рувелли къ моему мужу, и тотъ принималъ его въ саду, гд случайно находилась и я.

— Я нсколько разъ встрчала его на улиц,— продолжала Валерія, подстрекаемая желаніемъ побольше узнать о незнакомц.— Повидимому, онъ незнакомъ ни съ кмъ здсь, такъ какъ всегда одинъ, и какой грустный у него видъ!

— Какъ ты интересуешься незнакомцемъ, что даже это замтила!— смясь, сказала Джіанина.— Онъ иметъ основанія быть задумчивымъ. Мой мужъ не хотлъ мн ничего говорить о немъ, но я поняла, что его семья обдняла или задолжала, и это, можетъ быть, причина его грусти. Маркизъ хочетъ ввести его въ нкоторыя почтенныя семьи и дать ему возможность участвовать въ турнир, который Лоренцо Медичи намревается устроить по случаю своей помолвки. Но отчего ты такъ радостно просіяла? Я начинаю бояться, не затронулъ ли неаполитанецъ твоего сердечка?

— О, нтъ!— воскликнула Валерія, стараясь сохранить равнодушный видъ.— Но подумай только, на этомъ праздник я въ первый разъ появляюсь въ числ приглашенныхъ! Не понимаешь ты разв, какъ я счастлива этимъ? А ты еще недавно общала отцу, что выберешь мн платье и возьмешь меня съ собой на турниръ.

— Конечно, я съ радостью исполню это. Но вотъ мы и у вашего дома, я войду съ тобой поговорить съ донной Лоренцой относительно платья для турнира.

II.

Домъ Медичи, исторія которыхъ такъ неразрывно связана съ исторіей Флоренціи, въ середин пятнадцато вка не имлъ еща блестящаго прошлаго. Представители его не принадлежали къ стариннымъ родамъ Флоренціи, какъ, напримръ, въ Милан Висконти, въ Феррар Эсте, въ Римини Малатеста, въ Фаэнц Манфреды и т. д. Медичи въ конц двнадцатаго вка переселились изъ холмистой страны, лежащей на сверъ отъ Флоренціи, и занимались тканьемъ шерстяныхъ матерій, принесшимъ имъ большой доходъ. Удачные денежные обороты увеличили богатство дома, глава котораго ловко воспользовался имъ, чтобы пріобрсти народное расположеніе.

Первый Медичи, имвшій вліяніе на государственныя дла, былъ Джіованни Аверардо, названный ди-Биччи, избранный въ 1421 году въ должность гонфалоньера, которую онъ умно и добросовстно исполнялъ. Черезъ годъ онъ былъ возведенъ папой Мартиномъ V въ графы Монтеверде. Это была первая ступень, которую перешагнули Медичи къ высот, утвердившей за ними одно изъ наиболе блестящихъ мстъ въ отечественной исторіи.

Быстрое возвышеніе Флоренціи не мало способствовало этому. Столицу Тосканы въ то время справедливо можно было назвать главнйшимъ городомъ Италіи. Сколько бурь, сколько войнъ выдержалъ этотъ живописно расположенный въ долин Арно городъ, сколько выстрадалъ онъ отъ нашествія войскъ Радагаиса, отъ готовъ и лонгобардовъ, но сила и духъ его гражданъ были настолько крпки, что посл каждаго пораженія они вновь оправлялись и неустанно трудились надъ дломъ, которое только въ пятнадцатомъ и шестнадцатомъ вкахъ достигло конца, безсмертной славы, еще и теперь окружающей блестящимъ ореоломъ царицу городовъ. Пьетро Медичи, сынъ Козьмы I, засталъ разцвтъ искусствъ, науки, торговли, ремеслъ, когда въ 1464 году сталъ во главъ республики.

Изъ двухъ сыновей Пьетро, рожденныхъ отъ брака съ Лукреціей Торнабуони, Джуліано отличался вншними качествами, тогда какъ умъ и проницательность достались на долю Лоренцо. Еще въ ранней молодости онъ проявлялъ желзное упорство въ достиженіи извстныхъ цлей, замчательную осторожность, съ которой избгалъ случайныхъ преградъ, и несвойственную его лтамъ способность подчинять благоразумію собственныя желанія.

Была весна 1468 года. Защищенный шелковыми одялами отъ сыраго вечерняго воздуха, больной ревматизмомъ Пьетро Медичи сидлъ въ покойномъ кресл съ письмомъ въ рукахъ, которое онъ внимательно читалъ, когда вошелъ въ комнату его сынъ Лоренцо. Юноша съ почтительнымъ поклономъ приблизился къ отцу и остановился недалеко отъ его кресла, ожидая, чтобы тотъ обратился къ нему.

— Я позвалъ тебя, Лоренцо,— началъ Пьетро посл нкотораго колебанія, — чтобы передать теб содержаніе письма, которое привезъ мн сегодня посолъ отъ твоей матери изъ Рима. Ты помнишь, конечно, что заставило донну Лукрецію хать въ домъ твоего дяди.

Серьезное лицо девятнадцатилтняго юноши покрылось легкимъ румянцемъ.

— Помню,— тихо произнесъ онъ.

Отцу, повидимому, не понравился его сдержанный отвтъ.

— Твоя мать и я,— продолжалъ онъ, возвысивъ голосъ,— находимъ, что теб пора вступить въ достойный и выгодный для тебя и всего нашего дома бракъ. Донна Лукреція предприняла это тяжелое и опасное путешествіе, чтобы сдлать предложеніе невст, которая, по мннію дяди, самая подходящая изъ всхъ римскихъ двицъ. Это Клариса Орсини, дочь Джакопо Монтеротондо, замчательно красивая и обладающая всми достоинствами двушка. Согласенъ ли ты на бракъ съ избранною твоими родителями невстой?

— Вы приказали, отецъ, и я повинуюсь вамъ и матери, какъ повелваетъ мой сыновній долгъ,— попрежнему, невозмутимо отвтилъ Лоренцо.

— Ты уже видлъ, правда, мелькомъ, эту двушку, когда въ прошломъ году я посылалъ тебя въ Неаполь привтствовать отъ моего имени короля. Недавно еще ты говорилъ, что она теб понравилась.

— Я не отрицаю, Клариса Орсини показалась мн красивою, хорошо воспитанною двушкой, способною осчастливить того, чьею женой она будетъ.

Пьетро недовольно покачалъ головой.

— Тмъ не мене, извстіе, что наше предложеніе принято ея родителями, тебя не обрадовало?— замтилъ онъ.

— Простите, отецъ,— заговорилъ немного живе Лоренцо,— я проникнутъ благодарностью къ вамъ и донн Лукреціи за ваши заботы о моемъ счастіи, но меня смущаетъ мысль, не можетъ ли родство нашего дома съ иноземнымъ родомъ вызвать недовольство въ нашихъ согражданахъ, не могутъ ли насъ упрекнуть въ томъ, что мы слишкомъ высоко стремимся, желая породниться съ одною изъ первыхъ римскихъ фамилій?

— Предоставь это мн. Мы достаточно прочно стоимъ, чтобы не бояться въ подобныхъ длахъ сужденій нашихъ гражданъ. Родство съ домомъ Орсини доставитъ намъ выгоды, которыя перевшиваютъ завистливое раздраженіе нкоторыхъ недовольныхъ. Члены этого семейства пользуются расположеніемъ святйшаго отца, теб извстно, что два дяди Кларисы возведены въ кардинальское достоинство. Богатство Орсини велико и, безъ сомннія, еще увеличится. Родные невсты польщены твоимъ предложеніемъ. Ты имешь полное основаніе радоваться выбору твоихъ родителей.

Лоренцо молчалъ, отецъ не обращалъ на него вниманія, онъ еще разъ пробжалъ письмо жены.

— Мать, какъ мн кажется, очарована твоею невстой,— прибавилъ онъ_э улыбаясь,— но, при всемъ своемъ расположеніи, она не забываетъ своихъ дочерей. Она съ материнскою гордостью пишетъ, что Кларису, при всей ея привлекательности, нельзя сравнивать съ твоими сестрами и даже Лукреція Донати, ваша подруга дтства, красиве ея.

Въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ Лоренцо вошелъ въ комнату, лицо его оживилось.

— Это врно,— сорвалось съ его языка.

Отецъ бросилъ на него пронизывающій взглядъ.

— Я завтра буду отвчать твоей матери,— произнесъ онъ съ удареніемъ, — я напишу ей, что ты благодаришь ее за заботы и попеченія о теб, и поручу ей покончить дло съ синьоромъ Джакопо Орсини и его братьями. Я сообщу также родителямъ твоей невсты, что ты прідешь въ Римъ, если они пожелаютъ познакомиться съ будущимъ зятемъ.

Лоренцо поцловалъ руку отца.

— Пишите, что вамъ угодно, — сказалъ онъ, — и передайте донн Лукреціи мою благодарность и привтствія.

Разговоръ кончился. Молодой человкъ вышелъ изъ комнаты отца, медленно спустился съ лстницы въ залу и оттуда направился въ садъ. Выраженіе лица его было еще мрачне и губы ежились точно отъ внутренней боли, когда онъ задумчиво шелъ подъ тнистыми деревьями, тянувшимися аллеями до конца сада.

Высокій заборъ отдлялъ владнія Медичи отъ сосднихъ, но эта преграда никогда не мшала дтямъ Пьетро видться съ товарищами игръ, дочерьми Донати. Въ одномъ мст заборъ немного сломался и тамъ дти часто перелзали другъ къ другу, пока не миновало время игръ и пока Лукреція и Лоренцо не поняли, что изъ счастливыхъ прошлыхъ дней возникло новое чувство, первая чистая любовь, упоительная и, вмст съ тмъ, безнадежная.

Въ планы Пьетро Медичи не входило, чтобы его сынъ и наслдникъ роднился съ древнимъ, знаменитымъ, но обднвшимъ родомъ Донати. Давно, во времена борьбы гвельфовъ и гиббелиновъ, блескъ этого дома затмвалъ всхъ современниковъ, но практичный умъ Пьетро искалъ для дтей боле могущественныхъ связей, чмъ они могли найти въ Донати, а къ сердечнымъ склонностямъ Лоренцо относился весьма недоброжелательно. И вотъ чудный сонъ, въ которомъ они жили, кончился! Онъ женихъ другой, которую едва зналъ и къ которой чувствовалъ лишь враждебность, такъ какъ она разлучала его съ любимою двушкой.

Быстрые легкіе шаги раздались по ту сторону забора, юноша вздрогнулъ, въ этотъ часъ она общала придти въ садъ, гд они привыкли ежедневно видться.

— Лоренцо!

— Лукреція!

Руки ихъ встртились, и, весело улыбаясь, безъ всякаго сопротивленія, двушка позволила перенести себя черезъ сломанный заборъ.

— Я давно жду тебя,— сказала Лукреція, заглядывая въ лицо Лоренцо.

Онъ опустилъ глаза.

— Отецъ потребовалъ меня къ себ, — отвтилъ онъ, — для важнаго сообщенія.

— Какого сообщенія?— спросила она, такъ какъ Лоренцо замолчалъ.— Оно огорчило тебя, повидимому, я еще никогда не видала тебя такимъ, какъ сегодня.

Онъ теперь только ршился взглянуть въ ея ясные голубые глаза, молящій взглядъ которыхъ, онъ зналъ, поколеблетъ его твердость, и произнесъ, наконецъ, глухимъ голосомъ:

— Да, я огорченъ, Лукреція, о, если бы я могъ сказать теб, почему!

— Неужели ты не можешь довриться мн, милый? Разв я не длила съ тобой радость и горе, не сочувствовала теб съ тхъ поръ, какъ мы дтьми играли на этомъ самомъ мст, и неужели ты не скажешь мн, что волнуетъ тебя теперь, когда я знаю, что ты любишь меня,— теперь, когда я призналась, что ни о чемъ больше не могу думать, какъ о теб?

Грудь Лоренцо высоко поднималась, руки его невольно протянулись къ возлюбленной, но онъ опустилъ ихъ и отвернулся.

— Потому то, что я люблю тебя больше жизни, Лукреція, и не могу сказать теб, чмъ грозилъ мн сегодня отецъ.

Лукреція простояла нсколько минутъ, внимательно смотря на него, потомъ вдругъ по лицу ея какъ бы скользнула мучительная догадка.

— Лоренцо, правда ли, что мн сказала Валерія Пацци? Твои родители хотятъ женить тебя на римлянк и для этого твоя мать похала къ дяд?

— Правда, Лукреція, представь себ мое отчаяніе, мои страданія!

Долго молчали они, руки ихъ разъединились, какъ сами они ршили навсегда разстаться съ сегодняшнаго дня. Лукреція знала, что она не можетъ потребовать отъ Лоренцо, чтобы онъ ради ней воспротивился вол родителей, обычаи страны, также какъ и времени, предписывали, чтобы родители выбирали для дтей то, что имъ хорошо и подходяще, и рдко сынъ или дочь противились ихъ приказаніямъ.

— На комъ долженъ ты жениться?— глухимъ голосомъ спросила, наконецъ, Лукреція.

— Невста, которую мн выбрали родители, происходитъ изъ рода Орсини.

Молодая двушка приблизилась къ нему и робко положила голову на его плечо.

— Я знала, Лоренцо, что не могу надяться занять когда-нибудь то мсто, которое твои родители отдаютъ боле достойной, чмъ я, такъ какъ ни выгоды, ни блеска, ни славы не получить твой домъ отъ родства съ моимъ. Но больне этого подтвержденія для меня то, что твое сердце отвернется отъ меня, будетъ принадлежать другой.

— Я никогда не полюблю ее,— съ жаромъ воскликнулъ юноша,— нтъ, мн кажется, я ненавижу ее уже.

— Ты видлъ ее, знаешь?

— Я видлъ ее разъ, когда она возвращалась съ родными изъ церкви. Даже моя мать должна была сознаться, что она не можетъ сравниться съ тобой.

— Ты, значитъ, подешь теперь въ Римъ представляться ей и новымъ родственникамъ?

— Никогда! Они могутъ привезти сюда Кларису, если ей угодно меня видть, я же не имю никакого желанія хать къ ней. И свадьбу я съумю отсрочить, насколько возможно… хотя бы молнія поразила меня прежде, чмъ я женюсь на ней.

— Лоренцо!

Милое, хорошенькое личико Лукреціи поблднло при его рзкихъ словахъ.

— Разв не гршно желать этого? Хотя мн суждено на вки потерять тебя, хотя мысль о теб будетъ съ этого часа грхомъ, я не перестану молить Бога, чтобы Онъ сохранилъ и защитилъ твою дорогую жизнь, сдлалъ ее славною и счастливою на благо теб и тхъ, кмъ ты призванъ управлять.

Въ глазахъ Лоренцо выступили слезы, когда онъ наклонился къ Лукреціи.

— Я не такъ добръ, какъ ты,— прошепталъ онъ,— ты ангелъ, святая. Скажи мн, что ты ршаешься стойко выдержать борьбу, которую мн придется начатъ съ родными, и я пойду противъ нихъ, объявлю, что не разстанусь съ тобой.

Лоренцо обнялъ двушку, цлуя ея блокурые волосы, она медленно освободилась изъ его объятій.

— Нтъ, Лоренцо,— ласково, но, въ то же время, твердо сказала она,— ты не можешь принести эту жертву бдной Лукреціи. Съ меня достаточно сознанія, что короткое блаженное время я владла твоимъ сердцемъ, что мн принадлежала твоя первая любовь. Я никогда этого не забуду. Но возстановлять тебя противъ родителей, которыхъ я ради тебя люблю и уважаю, — неужели ты думаешь, что я способна на это, что я не отступлю передъ неправымъ дломъ изъ боязни, какъ бы кара за него не пала на твою голову, самую дорогую для меня на земл?

— Неужели въ теб такъ мало мужества, что ты не ршаешься бороться за наше счастье? Неужели ты такъ легко готова уступить меня?

Лукреція закрыла лицо руками.

— У меня хватитъ мужества умереть за тебя, — отвтила сна,— но я не могу подбивать тебя на преступленіе. У меня хватитъ мужества влачить жизнь безъ тебя, но не связывать ее съ твоей на горе и несчастіе теб.

Лоренцо страстно прижалъ ее къ себ.

— Лукреція, разставаясь съ тобой, я жертвую лучшею частью самого себя, теряю надежду на счастье!— прошепталъ онъ.

Грустно смотря на Лоренцо, Лукреція спросила:

— Ты не забудешь меня? Ты всегда будешь помнить, что я любила тебя больше жизни и собственнаго счастья?

— Забыть тебя? Никогда, пока я живъ!

— И будешь добръ къ той, которую даютъ теб въ жены?— продолжала она.— Ты не дашь ей почувствовать, что не любишь ея, не заставишь горько тосковать по родин, когда она прідетъ въ чужой край?

— Я исполню свой долгъ,— холодно произнесъ онъ,— большаго я не могу общать ни ей, ни теб.

Лукреціи удалось, наконецъ, освободиться изъ его объятій.

— Мы не должны такъ часто видться, какъ прежде,— проговорила она черезъ силу.— Ты не принадлежишь больше себ.

— Нтъ, нтъ, не прибавляй еще этого горя!— воскликнулъ Лоренцо.— Помолвки моей съ Кларисой Орсини еще не было, какая-нибудь случайность можетъ прекратить переговоры, которые еще долго будутъ тянуться, а пока они не кончатся, я не хочу думать о томъ, что воля родителей разлучаетъ меня съ тобой.

— И мои родные не разршатъ мн видться съ тобой, такъ какъ твои родители отнеслись съ презрніемъ ко мн. Мой отецъ такъ же гордится своимъ происхожденіемъ, какъ и твой.

— И вполн основательно. Родъ Донати былъ знаменитъ и уважаемъ еще когда про нашъ ничего не слыхали.

— Но счастье отвернулось отъ насъ, дорогой, вамъ же оно неизмнно врно, поэтому лучше порвать твою судьбу съ моей.

— Ты достойна престола, Лукреція,— воскликнулъ онъ, потрясенный ея смиреніемъ и кротостью,— и хоть разъ, по крайней мр, я хочу видть тебя королевой! Хоть разъ хочу я показать міру, кому принадлежитъ и всегда будетъ принадлежать мое сердце! Можетъ быть, сердце родителей тронется и они разршать мн то, въ чемъ до сихъ поръ упорно отказываютъ.

— Меня королевой? О, Лоренцо, какъ можетъ это случиться?

— Королевой праздника, который я думаю дать гражданамъ. Ни изъ чьей другой руки, кром твоей, я не хочу получить награду на турнир.

Лучъ радости освтилъ ея лицо, какъ заманчива была мысль украсить внкомъ чело возлюбленнаго, вкусить послднюю минуту счастія передъ тмъ, какъ разстаться навсегда!

По длинной алле, ведущей къ дворцу, бгомъ приближался красивый семнадцатилтній мальчикъ, Джуліано, младшій сынъ Пьетро, разыскивавшій въ саду брата.

— Гд ты пропалъ, Лоренцо?— крикнулъ онъ издали.— Сестры ждутъ тебя, а также Гюлельмо Пацци. Мы хотимъ кататься въ гондол по Арно. Лукреція, пойдемъ съ нами, я самъ повезу тебя.

При приближеніи юноши влюбленные разошлись въ разныя стороны. Джуліано торопливо поцловалъ руку Лукреціи.

— Отчего вы такъ грустны оба?— прибавилъ онъ съ любопытствомъ.— Идемте скоре къ берегу, а то Гюльельмо опять возьметъ лучшую гондолу.

Лукреція колебалась.

— Доставь сестрамъ и мн удовольствіе видть тебя еще иногда среди насъ,— тихо проговорилъ Лоренцо, между тмъ какъ Джуліано побжалъ догонять ушедшихъ впередъ.

Въ тон Лоренцо было нчто такое, что побдило ея ршимость, и она невольно послдовала за нимъ. Веселое общество, которому Джуліано сообщилъ о приход брата и Лукреціи, дожидалось ихъ на берегу Арно. Об дочери Пьетро были уже нсколько лтъ замужемъ, старшая — за Гюлельмо Пацци, вторая, Паннина,— за Бернардо Руцелаи. Къ нимъ присоединилась Джіанина Скандіано съ Валеріей, которой маркиза старалась доставить возможность участвовать въ развлеченіяхъ молодежи.

Желаніе Джуліано быть кавалеромъ молодой сосдки, въ которую онъ тоже былъ полу-дтски влюбленъ, не исполнилось, такъ какъ, вмсто маленькихъ гондолъ, на подобіе венеціанскихъ, его зять приготовилъ большую лодку, вмстившую всхъ катающихся. Шутя и смясь, веселое общество размстилось подъ красныхъ балдахиномъ, защищавшимъ отъ лучей заходящаго солнца. Лоренцо съумлъ устроить такъ, что остался около Лукреціи, и она, пересиливъ свое горе, приняла участіе въ оживленной болтовн.

— Лоренцо!— воскликнула вдругъ Валерія Пацци,— мой двоюродный братъ Гюльельмо утверждаетъ, что васъ можно поздравить, вы, говорятъ, помолвлены, и мн интересно знать, кто ваша невста!

Лоренцо вздрогнулъ при этихъ необдуманныхъ словахъ, онъ понималъ, какъ должна была опять страдать любящая его двушка.

— Совтую вамъ не торопиться съ поздравленіями, Валерія,— холодно возразилъ онъ,— можетъ быть, Гюльельмо боле извстно объ этомъ дл, чмъ мн самому.

Джіанина замтила, что лицо юноши приняло недовольное выраженіе, и съ свтскимъ навыкомъ дала разговору другое направленіе.

— Въ этомъ, синьоръ Лоренцо, виноватъ турниръ, который вы на свадьб Браччіо Мартелли общали дать намъ. Наши молодые рыцари и дамы не говорятъ ни о чемъ другомъ и, вполн естественно, ставятъ его въ связь съ подобнымъ торжествомъ. Назначьте, наконецъ, день, конечно, если вашъ свтлйшій отецъ далъ свое согласіе.

Лоренцо старался овладть собой.

— Я, донна Джіанина, надюсь устроить турниръ сейчасъ же по возвращеніи изъ Рима моей матери, желающей присутствовать на немъ. Я думаю, что будетъ еще больше гостей, чмъ на свадьб Браччіо Мартелли.

— Я очень рада, что братъ моего мужа можетъ быть въ числ вашихъ гостей,— продолжала Джіанина.— При испанскомъ и французскомъ дворахъ онъ, вроятно, не забылъ владть оружіемъ, какъ тому научился на родин.

— Вы разв такъ скоро ожидаете Федериго, благородная синьора?— спросилъ Лоренцо боле для того, чтобы сказать что-нибудь, чмъ изъ интереса къ молодому человку.

— Синьоръ Ипполито желаетъ его возвращенія,— отвтили маркиза,— и мы хотимъ женить его на одной изъ флорентинскихъ двицъ, чтобы крпче привязать къ родин.

— Мн кажется, вашъ выборъ ужь сдланъ, — пошутилъ Гюлельмо Пацци.— Какъ хорошо, что Руцеллаи и я раньше Федериго посватались за дочерей Пьетро!

— Конечно, синьоръ Гюльельмо, выборъ давно сдланъ, — со смхомъ проговорила маркиза.— Я надюсь, что вкусъ Федериго будетъ одинаковъ съ нашимъ.

Взглядъ, брошенный на Валерію Пацци, былъ слишкомъ понятенъ, вс разсмялись.

— Берегись, кузина!— воскликнулъ Франческо, младшій Пацци.— Планъ донны Джіанины касается тебя. Заставь же Федериго подольше ухаживать за собой!

Валерія гордо откинула хорошенькую головку.

— Я совершенно не знаю синьора Федериго,— проговорили она.— Вольно же ему было такъ долго жить вдали отъ Флоренціи и теперь, не успвъ пріхать, быть увреннымъ въ побд. Въ истекшіе годы онъ, вдь, не думалъ обо мн, а ухаживалъ за чужеземными дамами и двицами.

Джіанина шутя бросила ей на колни нсколько цвтковъ.

— Ты будешь моею невсткой, упрямица, будь уврена въ этомъ,— сказала она.— Я не узнаю себя, если мн не удастся соединить самыхъ дорогихъ мн людей.

— Слышите, Валерія?— воскликнулъ Лоренцо.— Если донна Джіанина задумаетъ что-нибудь, то непремнно исполнитъ. Я даже сомнваюсь въ томъ, что передъ вашею взаимною дружбой и передъ рыцарскими достоинствами Федериго не поколеблется ваша ршимость.

Валерія хотла что то отвтить. Крикъ гондольера заставилъ ее обернуться, маленькой гондол, управляемой однимъ человкомъ, грозила опасность столкнуться съ большою лодкой. Гребецъ, повидимому, мало обращалъ вниманія на ходъ своей лодки.

Отвтъ на губахъ Валеріи замеръ, когда она увидла своего отважнаго незнакомца, всегда умвшаго встртиться съ ней, гд бы она ни была.

— Что съ тобой, трусиха?— спросила Біанка Пацци, замтивъ ея блдность.— Неужели ты испугалась, что мы можемъ потонуть на этой тихой рк?

— Я думала… Я не знаю, чего я испугалась,— смущенно отвтила Валерія,— я боялась, что та лодка потонетъ.

— Гребецъ, кажется, не знаетъ своего дла,— насмшливо произнесъ Франческо Пацци.— Я бы не доврилъ ему везти себя.

— Онъ иностранецъ, не умющій управлять нашими лодками,— замтилъ Лоренцо.— Я знаю его, онъ былъ у синьора Пьетро съ рекомендательными письмами.

— Въ такомъ случа, вы можете пригласить его на турниръ,— поспшно сказала Валерія, оправившаяся отъ испуга.

Джіанина изумленно взглянула на нее, Лоренцо спокойно отвтилъ:

— Такъ оно и будетъ, Валерія, потому что я ршилъ пригласить всхъ находящихся здсь рыцарей. Не знаю только, приметъ ли онъ предложеніе, онъ, кажется, бденъ и не иметъ необходимаго вооруженія.

Валерія обиженно надулась, ее возмутило, что такъ открыто говорятъ о бдности того, кто занималъ все большее мсто въ ея мысляхъ. Она готова была сорвать свою злобу на Лоренцо, когда Лукреція обратилась къ нему.

— Можно устранить препятствіе, мшающее чужому рыцарю принять твое приглашеніе,— сказала она своимъ звучнымъ, нжнымъ голосомъ.— Пригласи его, если онъ теб нравится, въ число двнадцати рыцарей, которые составятъ твою свиту и обязаны надть твои цвта. Такимъ образомъ, гордость иностраннаго гостя не будетъ оскорблена, если ты дашь ему, подобно другимъ, вооруженіе для этого празднества.

Невозможно было бы устоять передъ ея нжнымъ голосомъ и молящимъ взглядомъ добрыхъ глазъ, если бы Лоренцо и безъ того не былъ счастливъ, что можетъ исполнить желаніе возлюбленной.

Валерія готова была броситься на шею Лукреціи Донати, но страхъ, который она такъ плохо съумла скрыть, научилъ ее, что, по крайней мр, теперь она должна владть собой. Она начала шутить съ Джуліано и Франческо, окунала цвты въ воду и брызгала ими въ лицо юношей, пока, наконецъ, Джіанина, какъ старшая, не остановила ее. Валерія, видимо, сконфуженная, уронила букетъ въ воду — онъ понесся внизъ по теченію, куда поплылъ и челнокъ иноземца. Найдетъ ли онъ его, какъ умлъ всегда находить ту, которая посылала ему этотъ сердечный привтъ?

III.

Во Флоренціи богатыя фамиліи любили обычай развлекать юношей и увеселять народъ большими турнирами. Медичи, не пропускавшіе никогда случая утвердить за собой еще боле расположеніе народа, часто жертвовали большія суммы для развлеченія своихъ согражданъ, и теперь, когда они ршили устроить зрлище, превосходящее по блеску предъидущія, то ими руководило, прежде всего, желаніе снова обратить взоры народа на себя и свою щедрость и заставить флорентійцевъ забыть бдствія послдней войны и несчастія только что кончившейся чумы.

Народъ, эта многоголовая, легкомысленная толпа, слишкомъ легко склоненъ за нсколько часовъ забавы забыть собственныя невзгоды и возростающее недовольство. Флорентинскій народъ по живости характера боле другихъ способенъ при вид великолпныхъ зрлищъ забыть все, что еще такъ недавно огорчало его.

Утро назначеннаго для празднества дня освтило тысячи радостныхъ лицъ, собиравшихся чуть свтъ на площадь Santa Croce. Площадь была роскошно украшена, на балконахъ домовъ, среди зелени, висли пестрые ковры, по сторонамъ возвышались трибуны съ мстами для зрителей. Въ окнахъ, на балконахъ давно уже собралось множество народу, теперь начали наполняться и трибуны, явились члены Синьоріи въ своихъ длинныхъ красныхъ мантіяхъ, затмъ знатнйшіе дворяне и граждане, для которыхъ были отведены почетныя мста, и, наконецъ, толпа красивйшихъ женщинъ и двушекъ города, которымъ поручалась обязанность длить награды между побдителями.

Лукреція Донати сидла рядомъ съ дочерьми Пьетро Медичи. Ея прекрасное, въ послднее время всегда грустное лицо свтилось радостью, на колняхъ ея лежалъ внокъ изъ фіалокъ, любимыхъ цвтовъ ея и Лоренцо. Побдитель турнира могъ просить у своей дамы знака милости, цвтокъ, ленту. Ея тонкія, блыя руки нервно сжимались,— не слишкомъ ли большое счастье, что она можетъ украсить его сегодня своимъ подаркомъ, еще разъ прочесть въ его глазахъ, что она для него гораздо больше той чужой двушки, которую родители даютъ ему въ жены и къ которой ея великодушное сердце не можетъ даже чувствовать ненависти?

— Посмотри, какъ хороша сегодня Лукреція!— шепнула Джіанина Скандіано подруг.— Такою, какъ она, мн кажется, явилась Фра Анжедико его мадонна.

— Да, она похожа на ангела съ своими блокурыми волосами и милыми добрыми глазами,— отвтила Валерія въ восхищеніи.— О, Джіанина, какъ это грустно!

— Что, дорогая доя?

— Что Лоренцо долженъ жениться на другой, а не на ней…. И какъ она это спокойно и покорно переноситъ!

— Она знаетъ, что не должна ссорить его съ родителями, если не хочетъ навлечь на себя страшной отвтственности. Обычай нашей страны таковъ, что родители выбираютъ за насъ. Можетъ быть, если бы меня не заставилъ отецъ, и я бы не вышла за маркиза Ипполито.

— Но, вдь, ты довольна и счастлива, Джіанина?— спросила Валерія.— Ты никогда не говорила противнаго.

— У меня все есть для счастья, дитя! Чего мн желать? Я имю богатство, блескъ, завидное положеніе. Маркизъ Ипполито всегда добръ и внимателенъ ко мн, онъ позволилъ мн устроить свою жизнь по своему желанію, также какъ я онъ самъ это длаетъ.

Валерія задумчиво смотрла на прекрасную маркизу.

— Я представляла себ совсмъ иначе замужество,— проговорила она, наконецъ.

Джіанина невольно разсмялась.

— Какъ же ты представляла его себ, дитя, еще въ прошломъ году игравшее въ куклы?

— Я думала,— отвтила Валерія, понизивъ голосъ, чтобы не слыхали сосдки,— что мужа надо любить горячо, безпредльно, ставить ни во что блескъ и богатство въ сравненіи съ его любовью, съ радостью приносить для него всякія жертвы, не желать другаго общества, кром его.

Веселое лицо Джіанины сдлалось серьезнымъ.

— Ахъ, ты, мечтательница!— шутя сказала она.— Нарисованная тобою картина хороша, но рдко или никогда не осуществила. Надо научиться довольствоваться меньшимъ, чмъ то, о чемъ мы мечтаемъ въ ранней молодости,— въ этомъ заключается тайна истиннаго счастья.

Валерія покачала слегка головой. Взгляды Джіанины такъ не соотвтствовали ея собственнымъ чувствамъ, но, правда, подруга была на много лтъ старше ея. Ипполито Скандіано, даже если бы былъ на десять, двадцать лтъ моложе, не подходилъ подъ ея идеалъ. Онъ былъ серьезный, молчаливый человкъ, увлеченный наукой и въ ней находящій удовлетвореніе. Неразрывная дружба связывала его съ переводчикомъ Платона, Марсиліо Фичино, съ которымъ онъ часто и охотно уносился въ міръ классической мудрости. Валерія уважала его какъ друга отца и мужа обожаемой подруги и никогда прежде ей не приходило въ голову, что жен его можетъ чего-нибудь недоставать. Маркиза съумла устроить жизнь свою очень пріятно, она смялась много и часто, вращалась всегда въ кругу веселой молодежи, гд часто бывала самою оживленной, была всеобщею любимицей и предметомъ восторга всхъ, кто ее зналъ, какъ же случилось, что въ сердц молодой двушки шевельнулся вопросъ, дйствительно ли счастлива ея всегда веселая подруга?

Барабанные звуки, возвщавшіе о приближеніи рыцарей, дали другое направленіе ея мыслямъ. Блестящее шествіе, состоявшее изъ девяти трубачей, пажей, герольдовъ и множества молодыхъ людей подъ предводительствомъ Джуліано Медичи, въхало на арену, за нимъ слдовалъ второй отрядъ съ Лоренцо во глав и двойной рядъ всадниковъ замыкалъ шествіе. Оба брата, какъ устроители турнира, были въ особенно роскошныхъ костюмахъ, до сихъ поръ еще не видано было столько золота, жемчуга, драгоцнныхъ камней, сколько красовалось на одеждахъ обоихъ юношей. Громкіе крики раздались при появленіи шествія, дамы, находившіяся на трибунахъ, балконахъ и въ окнахъ, бросали цвты прозжающимъ, среди которыхъ многіе узнавали братьевъ, жениховъ или друзей. Никто не обратилъ вниманія на густой румянецъ Лукреціи, когда Лоренцо пріостановилъ коня передъ ея мстомъ и склонилъ передъ ней конецъ своего копья, никто не замтилъ, какимъ блестящимъ взоромъ смотрла Валерія на одного изъ рыцарей въ свит Лоренцо, который, находясь рядомъ съ Федериго Скандіано, смуглымъ цвтомъ лица и черными волосами представлялъ рзкій контрастъ съ блокурымъ братомъ Ипполито.

Даже Джіанина, только что внимательно слдившая за подругой, такъ увлеклась зрлищемъ, что ничего другого не видла и не слышала. Она также бросала цвты, которые принесла съ собой въ корзинк. Темно-красный цвтокъ гранатнаго дерева попалъ въ самую грудь Федериго, тотъ ловко поймалъ его и съ благодарностью поклонился Джіанин.

— Разв не похорошлъ онъ еще?— обратилась маркиза къ Валеріи.

— Кто?— спросила двушка, точно просыпаясь отъ сна.— Ты разв знала его прежде?

— Федериго?… Нашего пріемнаго сына и наслдника?— удивленно отвтила Джіанина.— О комъ же ты говоришь?

— Я… ни о комъ… но я думала не о Федериго.

— Можетъ быть, сегодня онъ дастъ теб случай не много боле подумать о немъ, — замтила Джіанина.— Я уврена, что онъ останется побдителемъ.

— Изъ чего ты это заключаешь?— отвтила Валерія, которую начинало раздражать постоянное восхваленіе достоинствъ Федериго.— Мн говорилъ двоюродный братъ Гюльельмо, что единогласно ршено уступить первый призъ Лоренцо, даже если онъ окажется и не самымъ искуснымъ.

— Это будетъ не совсмъ вжливо относительно тхъ, кого онъ пригласилъ и которые могутъ претендовать на безпристрастную оцнку своей ловкости.

— Я того же мннія,— задумчиво произнесла Валерія.— Но я радуюсь за Лукрецію, которой, благодаря Лоренцо, достанутся сегодня почесть и радость.

— Ты милое, доброе дитя,— сказала Джіанина.— Утшимся же другимъ турниромъ, въ которомъ достанется ему желанная побда.

Въ эту минуту взоры ихъ привлекли красивыя движенія состязавшихся юношей, старавшихся превзойти другъ друга въ ловкости, сил и искусств. Итальянскіе турниры пятнадцатаго вка не представляли опасности для участвующихъ, въ то время еще не вошло въ употребленіе острое оружіе,— сражались тупыми копьями безъ панцыря и забрала, въ бархатныхъ и штофныхъ одеждахъ, и бойцы старались превзойти другъ друга ловкимъ сидніемъ на богато украшенныхъ коняхъ и граціей движеній.

Изъ Испаши была занесена во Флоренцію излюбленная маврами игра въ кольца, заключавшаяся въ томъ, чтобы всадники на всемъ скаку снимали остріемъ копья кольца, навшеннныя на стоящее среди арены дерево, эта игра была гораздо интересне боеваго состязанія.

Здсь, несмотря на все желаніе друзей, Медичи уступали въ ловкости и умньи другимъ юношамъ и вмст съ остальными съ живйшимъ участіемъ слдили за завязавшимся соперничествомъ между неаполитанскимъ графомъ Ферранте Саграмора и Федериго Скандіано, выказывавшими замчательное искусство въ этой игр.

Федериго въ Испаніи, Ферранте на родин достигли въ ней большаго совершенства, ничего нельзя было представить себ привлекательне этихъ двухъ юношей, равныхъ по красот, но несходныхъ по вншности, носящихся вокругъ арены, преслдующихъ другъ друга, преграждающихъ другъ другу дорогу, затмъ ловко вывертывавшихся и подскакивавшихъ къ дереву, почти каждый разъ при одобрительныхъ возгласахъ напряженно слдящей толпы, и нацпляющихъ на остріе копья металлическое кольцо.

Остальные всадники уже отказались отъ состязанія, вс взоры съ возростающимъ интересомъ слдили за юными соперниками. Кто останется побдителемъ, у кого будетъ на копь большее число колецъ? Теперь осталось только одно наверху дерева,— конскія копыта едва касаются земли, два, три раза противники прогнали другъ друга отъ дерева, теперь они вмст подскакали къ нему, копье Ферранте уже попало въ кольцо, но Федериго, стремясь впередъ, нечаянно выбилъ его своимъ копьемъ,— кольцо покатилось, прежде чмъ кто-нибудь усплъ его подхватить. Федериго поднялъ его остріемъ копья и съ легкимъ поклономъ передалъ графу.

— Вы первый сняли его и вамъ принадлежитъ оно, синьоръ Саграмора,— сказалъ онъ, отступая назадъ въ то время, какъ Ферранте присоединялъ кольцо къ остальнымъ.

Зрители не пропустили этой сцены, оглушительными возгласами привтствовали они побду неаполитанца и рыцарскій поступокъ Федериго. Судьи начали считать кольца.

— Только однимъ у меня больше, чмъ у васъ, непобдимый противникъ,— сказалъ Ферранте,— и этимъ однимъ я обязанъ вашему великодушію. Но того, что я сдлалъ бы въ другое время,— уступить его вамъ — я не могу сегодня, такъ какъ оно обезпечиваетъ мн награду, отъ которой я не откажусь ни за какія блага міра.

Онъ поскакалъ по направленію, гд сидла Валерія съ родными и друзьями. При игр въ кольца существовалъ обычай, чтобы побдитель приносилъ свои трофеи къ ногамъ одной изъ присутствующихъ дамъ, у которой могъ просить въ награду подарокъ. Ферранте окинулъ восторженнымъ взглядомъ фигуру любимой двушки, когда остановился передъ ней. Какъ прекрасна она была въ своемъ смущеніи!

— Позвольте мн, благороднйшая и прекраснйшая синьора, поднести вамъ трофеи сегодняшняго дня,— громко произнесъ онъ,— и вознаградите меня ничтожнымъ знакомъ вашей милости.

Онъ положилъ кольца, числомъ двадцать два, на подушку у ногъ двушки. Валерія поднялась, дрожа всмъ тломъ, руки ея съ лихорадочною торопливостью разстегивали золотой обручъ, поддерживавшій ея роскошныя кудри.

— Къ вниманію, которымъ вы удостоиваете меня, я не приготовлена, благородный рыцарь,— отвтила она съ радостно вспыхнувшимъ лицомъ.— Возьмите же ничтожную вещь, которую я могу дать и которую я скоро постараюсь перемнить на нчто боле достойное.

Ей удалось, наконецъ, разстегнуть крючокъ, густые черные волосы разсыпались по плечамъ, Ферранте наклонился, чтобы принять подарокъ, который почтительно поднесъ къ губамъ. Но герольды дали знакъ продолжать состязаніе. Ферранте возвратился къ рыцарямъ, а Валерія, задыхаясь, опустилась на мсто. Прохладный весенній воздухъ казался ей душенъ, солнечный свтъ ослпителенъ, а окружающая толпа точно заволакивалась туманомъ.

Джіанина нжно обняла ее за талію.

— Что съ тобой, дорогая?.. Ты такъ поблднла.

Валерія закрыла глаза, наполнившіеся слезами счастья.

— Со мной ничего, Джіанина, не безпокойся, я невыразима счастлива.

— Неужели тебя такъ взволновало вниманіе незнакомаго рыцыря, тщеславное дитя? Оно будетъ, конечно, не единственнымъ, поэтому не придавай ему большаго значенія. Посмотри, вонъ Лоренцо вызжаетъ въ ряды. Какъ онъ величественъ и веселъ!

Валерія послдовала указанію подруги, стараясь остановить вниманіе на продолженіи турнира, но напрасно. Глаза ея постоянно устремлялись на ряды рыцарей, гд рядомъ съ Федериго Скандіано стоялъ неаполитанецъ, также какъ и тотъ, не принимая участія въ дальнйшемъ состязаніи, которое, какъ имъ обоимъ было извстно, должно было окончиться тріумфомъ Лоренцо.

Любовь къ Медичи была такъ сильна, что ему безспорно отдавали пальму первенства, если бы даже судьи склонны были восторгаться другими рыцарями, то они знали, что толпа чувствовала себя удовлетворенной празднествомъ только тогда, когда могла проводить до дворца своего любимца, украшеннаго лаврами побдителя.

Лоренцо, вообще не любившій самопрославленія и всегда готовый цнить достоинства другихъ, на этотъ разъ не отказывался принять единодушно присужденный ему призъ. Онъ хотлъ, чтобы этотъ день былъ послднимъ торжествомъ для Лукреціи, чтобы она вполн раздлила съ нимъ почести, которыя достанутся ему, какъ побдителю. Такимъ образомъ, приготовленный ею фіалковый внокъ могъ украсить серебряный шлемъ, составлявшій первый призъ, и Лукреція Донати сдлалась, какъ онъ предсказывалъ, королевой праздника.

Веселый день долженъ былъ закончиться танцами во дворц подесты, куда посл нсколькихъ часовъ отдыха собрались вс гости. Самъ Пьетро Медичи появился на бал и занялъ почетное мсто на эстрад рядомъ съ супругой Лукреціей Торнабуони. Мать Лоренцо только за нсколько дней передъ тмъ вернулась изъ путешествія въ Римъ, ея срые умные глаза не разъ останавливались на юномъ жених, почти не отходившемъ отъ прекрасной дочери Донати, ея крестницы, и сіявшемъ такимъ счастьемъ, точно онъ забылъ, что черезъ нсколько недль должна праздноваться въ Рим его свадьба съ другой. Лукреція тихонько дотронулась до руки мужа.

— Вы не писали мн, супругъ мой,— сказала она,— какъ принялъ Лоренцо извстіе, что Джакопо Орсини отдаетъ за него дочь. Онъ уклонился отъ отвта, когда я спросила его объ этомъ.

Пьетро Медичи пожалъ плечами.

— Онъ принялъ его, какъ послушный сынъ обязанъ принять. Большаго и я не могу вамъ сказать.

Лукреція показала на стоявшую невдалек юную пару, равнодушную къ тому, что безчисленные взоры устремились на нихъ и что въ этотъ вечеръ ни для кого не осталась тайной ихъ сердечная привязанность.

— Посмотрите туда, Пьетро,— сказала она.— Глядя на нихъ обоихъ, мн кажется, что мы слишкомъ поторопились. Лоренцо не полюбитъ Кларисы Орсини, онъ возненавидитъ ее, такъ какъ любитъ подругу дтства.

— Привыкнетъ, какъ многіе до него привыкали,— спокойно отвтилъ отецъ.— Дочь Донати — не партія для Медичи.

— Она хороша и мила,— замтила Лукреція съ почти материнскою гордостью.— Клариса не можетъ съ ней сравниться. Дай Богъ, чтобъ она не уступала ей въ добродтеляхъ, украшающихъ мою крестницу! Поврьте, супругъ мой, я съ радостью увидла бы ее на мст, которое вы предназначаете дочери боле могущественнаго рода.

— Вы и вашъ брать первые обратили мое вниманіе на Кларису Орсини.

— Да, Пьетро, вы правы,— чистосердечно призналась она.— Но я не могу подавить въ себ приступовъ раскаянія, видя страданія дтей, которыхъ мы жестоко разлучаемъ.

— Но, вдь, вамъ нравится ваша будущая невстка, хотя вначал вы холодно отзывались о ней.

— Я мало знаю ее, чтобы любить такъ, какъ я люблю Лукрецію и собственныхъ дочерей. Клариса мн нравится, хотя онавстртила меня холодно и сдержанно, но я приписываю это застнчивости.

— Не огорчайтесь случившимся,— возразилъ Пьетро.— Лоренцо еще такъ молодъ, что поддастся новымъ впечатлніямъ, Лукреція найдетъ другаго жениха и утшится. Намъ же и всему нашему дому важно породниться съ однимъ изъ древнйшихъ и знатнйшихъ римскихъ родовъ. Зависть нашихъ согражданъ настолько велика, что при удобныхъ для нихъ обстоятельствахъ они не прочь подстроить намъ опасность и гибель. Діотисальви Нерони и Лука Питти изгнаны, но кто знаетъ, не найдутся ли подражатели среди тхъ, кто сейчасъ превозноситъ насъ? Когда же мы поднимемся настолько, что сможемъ разсчитывать на помощь извн, тогда намъ легче будетъ справляться съ преступниками, чмъ это случилось въ прошлый разъ.

Лукреція молчала, она понимала желаніе мужа усилить, по возможности, свою партію вн государства, несмотря на всю популярность, владычество Медичи было, какъ это покажетъ будущее, не настолько прочно, чтобы не бояться соперничества. Тмъ не мене, материнское сердце Лукреціи съ грустью сознавало, что она безжалостною рукой разбивала первую любовь сына.

——

Никто боле Валеріи Пацци не радовался всеобщему вниманію, оказываемому присутствующими Лоренцо и Лукреціи. Она не могла отказать Джуліано въ первомъ танц, теперь же она стояла съ сіяющимъ взоромъ около Ферранте Саграмора и слушала, что онъ говорилъ, ловя только звукъ его голоса и не понимая смысла, такъ какъ глаза его говорили больше, гораздо больше, чмъ безразличныя часто слова, которыя онъ обращалъ къ ней.

— Я знаю васъ такъ давно,— говорилъ неаполитанецъ, когда по окончаніи фигуры Валерія вернулась на мсто,— и только сегодня въ первый разъ мн выпало счастіе открыто говорить съ вами при всхъ. Если бы вы знали, какъ мн тяжело было держаться такъ далеко отъ васъ!

— Зачмъ вы это длали?— тихо спросила Валерія.— Я часто задавала себ вопросъ, почему вы не хотите посщать дома флорентійскихъ дворянъ, и не находила отвта съ тхъ поръ, какъ узнала, что вы равны намъ по происхожденію.

— А вы думали, что я низкаго происхожденія, что я не имю права занять мсто въ кругу вашихъ друзей?

Валерія лукаво взглянула на него.

— Я боялась этого,— наивно отвтила она,— но никогда не думала, когда видла васъ.

Онъ готовъ былъ заключить въ объятія милую двушку, во, подавивъ это чувство, отвтилъ:

— Не бойтесь, синьора, единственное, что я имю, это происхожденіе отъ длиннаго ряда предковъ, дающее мн возможность приближаться къ вамъ, прелестнйшей и благороднйшей изъ женщинъ. Если я до сихъ поръ медлилъ, то виноваты другія причины, а не та, которую вы предположили.

— Какія же, благородный рыцарь?— спросила Валерія.— Не подумайте, что я спрашиваю изъ любопытства.

Выраженіе глубокой скорби, почти исчезнувшее во время разговора съ двушкой, вернулось опять, и Валерія испугалась своего неделикатнаго вопроса.

— Простите,— прошептала она,— я не хотла огорчать васъ Вы имли уважительныя причины такъ поступать.

— О, прекрасная синьора,— грустно произнесъ онъ,— если бы я могъ сказать вамъ, что побуждало меня къ уединенію… но тогда… тогда вы, можетъ быть, лишите меня милости, которую дарите и которая длаетъ меня безконечно-счастливымъ.

Слдовательно, ея двоюродные братья и Лоренцо правы, утверждая, что онъ слишкомъ бденъ, чтобы участвовать въ развлеченіяхъ сверстниковъ,— думала Валерія, и она, всею душой желавшая избавить его отъ всякаго непріятнаго впечатлнія, безжалостно напомнила ему объ этомъ.

О, никогда въ жизни не казались ему такими ненавистными оковы, налагаемыя этими невыносимыми людьми! Но, пожалуй, лучше, что онъ не можетъ повиноваться своему пылкому сердцу, не можетъ сдлать признанія, которое вертится на язык и которое,— онъ зналъ это,— должно остаться навсегда невысказаннымъ.

— Вы не будете теперь уединяться, какъ прежде?— прибавила она, такъ какъ Ферранте молчалъ.

— Я готовъ исполнить все, что вы прикажете, прекрасная синьора,— отвтилъ онъ.— Скажите, съ чего мн начать?

— Постарайтесь пріобрсти дружбу Лоренцо,— сказала она, длаясь немного смле,— и тогда вамъ откроются двери всхъ остальныхъ домовъ. Отъ Джіанины Скандіано я слышала, что вы представлялись маркизу Ипполито.

Она не ршилась прибавить, какъ горячо желала бы, чтобы онъ посщалъ домъ ея отца. Ферранте угадалъ это.

— Гюлельмо Пацци общалъ ввести меня въ домъ своего дяди, вашаго отца,— замтилъ онъ.— Вы не можете себ вообразить, съ какою радостью я принялъ его предложеніе, хотя я долженъ былъ бы выдержать характеръ и не поддаваться соблазну.

— Почему?— спросила она съ упрекомъ.— Мой отецъ такъ гостепріименъ, такъ добръ, двоюродные братья и родственники полюбятъ васъ, а я….— и она остановилась, испугавшись, что слишкомъ многое хотла высказать.

— А вы?— повторилъ онъ, въ то время, какъ легкій румянецъ разлился по его смуглому лицу.

— Я тоже буду рада видть васъ у насъ въ дом, какъ я уже говорила вамъ,— отвтила она, съ трудомъ заставивъ себя произнести общепринятую фразу.

Какъ хорошо Ферранте понялъ ее, онъ грустно и нжно улыбнулся. Восклицаніе Джуліано прервало ихъ бесду.

— Что же вы не танцуете, Валерія? Смотрите, фигура уже кончается.

Неаполитанецъ съ смущеніемъ замтилъ свою разсянность.

— Простите, синьоръ Джуліано,— сказалъ онъ, быстро оправившись,— на моей родин иначе танцуютъ, чмъ здсь, во Флоренціи, невжливо было съ моей стороны забыть объ этомъ.

Онъ повелъ свою даму въ ряды, руки ихъ крпко сжимались и неохотно выпускали одна другую, когда того требовало исполненіе фигуры, но они не разговаривали больше, боясь привлечь на себя вниманіе остальныхъ. Валерія находила, что это и не нужно больше. Онъ любитъ ее, это говоритъ каждый взглядъ его, каждый звукъ его голоса.

Визави съ ними танцовали Джіанина Скандіано и братъ ея мужа, Федериго. Маркизъ Ипполито не сопровождалъ жены на балъ, какъ не присутствовалъ и на турнир, и маркиза согласилась на просьбы молодаго родственника подарить ему одинъ танецъ.

— Вамъ не идетъ, Федериго, — говорила Джіанина, — танцевать съ такою старухой, какъ я. Посмотрите, чего вы лишаетесь изъ-за меня! Какой букетъ красивыхъ двушекъ! И вс он съ съ восторгомъ примутъ ваше приглашеніе!

— Он успютъ это посл того, какъ я исполню свой долгъ,— весело отвтилъ молодой человкъ,— а онъ повелваетъ мн танцовать первый танецъ на родной земл съ вами.

— А, я понимаю, только долгъ заставилъ когда-то милаго пажа вспомнить о своей бывшей повелительниц, которую онъ переросъ на цлую голову. Какъ хорошо, что я узнала причину, вернувшую васъ къ моимъ услугамъ!

Большіе свтлые глаза Федериго съ упрекомъ взглянули на нее.

— Вы жестоки, Джіанина. Кому изъ всхъ женщинъ, какъ не вамъ, я обязанъ глубочайшимъ уваженіемъ, искреннйшею благодарностью? О васъ я думалъ чаще всего, вспоминая родину, и о вашей доброт, которой вы осыпали меня.

— Я старалась, Федериго, замнить вамъ мать, которую вы рано потеряли, вы называли меня иногда этимъ дорогимъ именемъ, когда я ухаживала за вами во время вашей болзни. Я никогда этого не забуду. Съ тхъ поръ я перестала жалть, что Господь не далъ мн собственнаго сына.

Онъ задумчиво смотрлъ на ея сіявшее красотой лицо.

— Я былъ еще легкомысленнымъ и неопытнымъ мальчикомъ, Джіанина, когда это случилось,— отвтилъ онъ,— но и я хорошо помню это. Вдь, я не зналъ своей матери, и думалъ, что нжныя заботы, ласковыя утшенія въ моихъ дтскихъ страданіяхъ могутъ быть вознаграждены только тою преданностью, которую я чувствовалъ бы къ родной матери. Но я скоро пересталъ васъ называть этимъ именемъ,— оно показалось мн неподходящимъ для молодой красавицы, сидвшей у моей постели. Теперь я удивляюсь, откуда у меня явилась смлость васъ такъ называть.

— Мн нравилось, когда вы меня называли такъ,— задумчиво сказала маркиза.— Я бы желала вернуть то время.

— Зачмъ, Джіанина? Неужели вы думаете, что я мене искренно и глубоко преданъ вамъ съ тхъ поръ, какъ люблю васъ не какъ мать, а какъ друга, сестру? Сегодня, какъ и прежде, я готовъ повиноваться вамъ во всемъ, что вы найдете для меня лучшимъ.

— Во всемъ, Федериго?— шутя спросила Джіанина.— Если бы вы знали, какіе обширные планы мы съ мужемъ составили относительно вашего будущаго!

— Какіе же, повелительница? Я покорюсь вашей вол, если она заключается не въ томъ, чтобы я сейчасъ опять отправился въ чужіе края.

— Нтъ, Федериго, мы, напротивъ, хотимъ васъ крпче привязать къ родин.

— То-есть вы хотите меня женить на незнакомой, какъ женятъ родители Лоренцо.

— Нтъ, вы можете сами выбирать и не обязаны жениться на той, кого бы мы для васъ выбрали.

— Очень милостиво и для полнаго ознакомленія съ положеніемъ дла мн недостаетъ только имени моей будущей супруги.

— Смотрите, вонъ она стоить у колонны, и посудите, хорошъ ли нашъ выборъ?

Федериго взглянулъ по указанному направленію.

— Валерія Пацци,— спокойно произнесъ онъ.— Дйствительно, она стала очаровательною двушкой, но, вдь, у меня еще есть время обдумать ваше предложеніе, не правда ли? А пока я буду ршать, можетъ быть, кто-нибудь другой похититъ ее у меня, мой сегодняшній соперникъ, напримръ, съ которымъ она такъ оживленно болтаетъ, что, вроятно, и здсь, какъ и тамъ, ему суждено остаться побдителемъ.

— Ваша вина, Федериго, — вы имли такое же право принести кольца къ ногамъ Валеріи.

— Но едва ли бы я принесъ ихъ къ ея ногамъ, Джіанина,— отвтилъ юноша.— Я никому не отдалъ бы ихъ, кром васъ.

— Вы остались такимъ же рыцаремъ, какимъ были, но не забывайте въ благодарности, которую вы мн оказываете, что за счастье вашей жизни вамъ придется вступить въ бой съ тмъ, кто сегодня одержалъ надъ вами побду или, врне, кому вы великодушно уступили. Мн не нравится, что этотъ чужеземецъ такъ настойчиво ухаживаетъ за Валеріей Пацци. Его никто не знаетъ здсь и вашъ братъ, повидимому, не очень обрадовался его знакомству.

— Такъ онъ знаетъ что-нибудь дурное о немъ?— спросилъ Федериго.— Это жаль, онъ произвелъ на меня очень хорошее впечатлніе.

— Ипполито не хотлъ высказаться, а вы знаете, какъ я не люблю выпытывать чужія тайны. Но, повидимому, въ жизни этого человка есть нчто темное и поэтому мн не нравится, когда Валерія съ нимъ, какъ сейчасъ вотъ.

— Не омрачайте вашей головки подобными опасеніями, Джіанина. Весьма возможно, что онъ совершилъ какой-нибудь проступокъ, заставившій его на время покинуть родину, но не можетъ его разв оправдать увлеченіе молодости, котораго нельзя судить слишкомъ строго? Дайте мн лучше вашу ручку, танецъ конченъ и мн пора отвести васъ на мсто.

IV.

Было еще рано, когда на слдующее утро Джіанина вошла въ кабинетъ мужа поздороваться. Ипполито уже нсколько часовъ сидлъ за письменнымъ столомъ, окруженный грудой толстыхъ книгъ, изъ которыхъ онъ длалъ выписки и замтки на ихъ поляхъ. Онъ былъ такъ углубленъ въ свое занятіе, что замтилъ жену когда она уже стояла передъ нимъ, улыбка скользнула по его серьезному лицу, онъ поднесъ ея руку къ губамъ.

— Это вы, Джіанина, — радостно сказалъ онъ,— и цвтуща какъ роза посл шумнаго вчерашняго дня.

Джіанина придвинула скамейку къ его креслу и сла.

— Посл такого веселаго, оживленнаго праздника разв можно проснуться иначе, какъ въ хорошемъ настроеніи!— весело отвтила она.— Единственно, о чемъ я жалю, это то, что вы, мой супругъ, не присутствовали на немъ.

— Я не люблю такихъ шумныхъ празднествъ,— замтилъ онъ, — и неохотно жертвую нсколькоми часами пустымъ удовольствіямъ. Но я радъ, если это доставляетъ вамъ удовольствіе,— никакое серьезное дло не препятствуетъ вамъ освжать душу въ обществ молодежи.

Джіанина положила щеку на его руку.

— А почему вы, супругъ мой, пренебрегаете тмъ, что для другихъ называете освженіемъ?— спросила она съ ласковымъ упрекомъ.— И насколько мн было бы веселе, если бы я знала, что ваши добрые глаза слдятъ за мной, когда я веселюсь среди другихъ, и ваша охрана была бы защитой, чтобы я не очень закружилась.

— Разв теб нужна она, моя хорошая, разумная жена?— возразилъ онъ.— Я бы не хотлъ, чтобы ты была иной, чмъ ты есть и была въ теченіе девяти лтъ нашего счастливаго брака. Я сегодня благословляю день, когда ты въ первый разъ переступила порогъ моего дома.

— Да, мы были счастливы, Ипполито,— сказала Джіанина точно самой себ.

— А разв теперь мы не счастливы?— съ улыбкой спросилъ маркизъ.— Въ дни бурной молодости мы мечтаемъ, можетъ быть, о другомъ счастіи, чмъ то, которое жизнь даетъ большинству изъ насъ. Къ намъ, дорогая моя, судьба была милостива. Если она и отказала намъ въ одномъ, о чемъ я жалю больше ради тебя, чмъ самого себя, то она избавила насъ отъ горькихъ разочарованій, лишившихъ многихъ счастья. Мы любимъ другъ друга теперь иною любовью, чмъ когда я сватался за тебя, по лучшею любовью, чмъ въ то безпокойное, полное страсти время, любовью, проникнутой сознаніемъ, что мы останемся самыми врными друзьями, пока смерть не разлучитъ насъ.

Маркиза утвердительно наклонила голову.

— Если бы я была уврена, что я дйствительно стала теб такъ дорога!— сказала она съ грустью.— Великіе мыслители и ученые, которыми ты окружаешь себя, всегда были для тебя боле достойными друзьями, чмъ твоя незнающая жена. Они отняли тебя у меня и часто я, какъ дитя, просящее награды, вымаливаю у тебя полчаса времени, которое ты такъ неохотно отнимаешь у нихъ.

Маркизъ почти съ отеческою нжностью погладилъ ея волосы.

— Не сердись на нихъ, милая жена: они даютъ нашей душ больше, чмъ большинство тхъ, кого судьба ставитъ на нашей дорог, и они остаются намъ врны, когда т заставляютъ насъ горько испытать свою негодность, они не могутъ измняться, какъ людской умъ и людская честность.

— Я не сержусь на нихъ, Ипполито, они внушили твоему благородному уму чистыя, возвышенныя мысли, ставящія тебя такъ высоко надъ другими людьми, что кажется иногда, будто ты одинъ стоишь на этой умственной высот. Я чувствовала всегда, какъ будто предо мной открывался внезапный свтъ, когда ты своими словами объяснялъ мн частицу того высокаго ученія, которое они старались дать человчеству. Только теперь…

Она остановилась и взглянула на него, точно прося извиненія.

— Только теперь ты негодуешь на нихъ,— докончилъ онъ,— потому что они лишаютъ тебя моего общества боле, чмъ ты желала бы?

— Да, Ипполито,— созналась она.— Назови это, если хочешь, ревностью къ твоимъ собесдникамъ въ часы занятій, но я желала бы быть больше съ тобой вмст, чмъ въ послдніе мсяцы.

Ея прелестная головка склонилась на его плечо, рука ея протянулась къ его рук, маркизъ Ипполито немного смущенно взглянулъ на жену.

— Дорогая жена, я сознаю свою вину,— послднее время я слишкомъ много оставлялъ тебя одну. Но теб придется потерпть еще немного, пока я не освобожусь отъ занятій. Марсиліо Фичино нужна моя помощь для его новаго труда объ ученіи Платона о безсмертіи, я не могу обмануть его, такъ какъ общалъ ему быть врнымъ помощникомъ въ его работ. Поэтому я особенно радуюсь возвращенію Федериго и надюсь, что онъ, такой умный и всегда оживленный, будетъ развлекать тебя въ часы одиночества.

— Ты, значитъ, ршилъ надолго оставить его здсь?— спросила маркиза слегка дрогнувшимъ голосомъ.

— Да, милая, онъ останется при двор Лоренцо, который посл женитьбы освободитъ болзненнаго Пьетро отъ трудной обязанности представителя дома, поэтому онъ желаетъ увеличить свою свиту. И мн братъ будетъ помощникомъ, такъ какъ я думаю передать ему управленіе нашими имніями, владльцемъ которыхъ онъ по вол Божіей современемъ будетъ… Но вотъ и онъ… Точно солнечный лучъ въ нашемъ часто мрачномъ дом.

Джіанина встала, красня, она не знала, почему ей сдлалось непріятно, что молодой родственникъ будетъ свидтелемъ ея нжныхъ отношеній къ мужу, но въ открытую дверь Федериго уже замтилъ ее, спокойно, съ улыбающимся, по обыкновенію, лицомъ, онъ приблизился къ нимъ.

— Я врываюсь непрошеннымъ гостемъ въ святилище Ипполито,— началъ онъ шутя.— Чего вы испугались, прекрасная невстка? Я пришелъ только спросить, не дадите ли вы или братъ мн приказаній передъ отъздомъ въ городъ, гд меня ждутъ Джуліано Медичи и Франческо Пацци?

— Твои старые товарищи, Федериго, завладли тобой и ты, вполн естественно, охотно слдуешь ихъ приглашеніемъ,— сказалъ ученый мягкимъ тономъ.— Но подумай и о томъ, чтобы у тебя оставалось время для твоей сестры, когда ты будешь нуженъ ей, а мн некогда будетъ сопровождать ее.

— Какъ можете вы сомнваться въ этомъ, Ипполито?— съ жаромъ возразилъ юноша.— Я весь къ услугамъ донны Джіанины, и она знаетъ, съ какою радостью я это длаю.

— Нтъ, нтъ,— горячо отвергла Джіанина.— Вы не должны ради меня жертвовать удовольствіями, которыя вамъ хотятъ доставить ваши друзья. Я, если захочу общества, могу видть Валерію Пацци и дочерей Пьетро.

— Нтъ, Джіанина,— замтилъ Ипполито,— молодые друзья Федериго могутъ скоре подождать, чмъ мои старые, противъ которыхъ вы сегодня въ первый разъ выразили ваше недовольство. Мой братъ, конечно, всегда предпочтетъ ваше общество товарищамъ.

— Въ такомъ случа, если вы, Ипполито, одобрите, сегодня посл обда я поду съ донной Джіаниной кататься верхомъ,— сказалъ Федериго.— Часъ назначьте сами.

— Я жду Валерію,— отвтила Джіанина.— Вамъ будетъ непріятно, если она подетъ съ нами?

— Нисколько,— со смхомъ возразилъ юноша, — если только вы не будете настаивать, чтобы я сейчасъ же попался въ ея сти.

— Джіанина выболтала-таки, что мы надумали для твоего счастья!— замтилъ Ипполито.— Мы надемся, что двушка понравится теб.

— И уже нравится, конечно,— подтвердилъ Федериго.— Но оставьте мн еще немного насладиться золотою свободой!

— О томъ же проситъ всегда и Валерія, когда я заговариваю съ ней объ этомъ,— сказала Джіанина.— Смотрите, какъ бы это странное совпаденіе не было роковымъ для васъ.

— Валерія вдвое достойне поклоненія, если она того же мннія,— воскликнулъ Федериго,— и съ сегодняшняго дня я не буду бояться встрчъ съ ней.

— Такъ силенъ въ теб страхъ, что тебя преждевременно запрягутъ въ супружеское ярмо?— пошутилъ маркизъ.— Посмотри на насъ, какъ оно легко и пріятно!

— За то вашу жену и зовутъ Джіаниной Салутати,— возразилъ Федериго,— и если я ршусь избрать Валерію Пацци, то только потому, что ее воспитала моя пріемная мать.

Онъ почтительно поцловалъ руку маркизы, поклонился Ипполито и исчезъ такъ же быстро, какъ и вошелъ.

Джіанина тоже удалилась, такъ какъ знала, что мужу нужно продолжать прерванную работу.

Маркизъ услышалъ издали веселый смхъ брата, который, прозжая мимо окна Джіанины, что-то крикнулъ ей, и на серьезномъ лиц Ипполито появилась улыбка. Какъ счастливъ онъ тмъ, что иметъ вблизи себя эти два любимыя существа! Ему казалось, что отнын каждое движеніе его души будетъ обращаться въ нмую благодарственную молитву къ Тому, Кто далъ ему такое мирное блаженство.

——

Посл обда въ назначенный часъ Федериго явился, чтобы сопровождать верхомъ Джіанину съ Валеріей.

— Вы пригласили кататься вашу прелестную подругу,— сказалъ онъ маркиз, когда Валерія сла на лошадь,— надюсь, вы не разсердитесь, если Франческо Пацци и Ферранте Саграмора встртятъ насъ за городомъ? Я не могъ отказать имъ, когда мы видлись сегодня.

Джіанина была непріятно поражена.

— О, Федериго, къ чему вводить неаполитанца въ наше общество?— сказала она.— Вы знаете, что мн не нравится, когда онъ приближается къ Валеріи.

— Но помшать этому вы не можете, если онъ иметъ серьезное желаніе,— беззаботно отвтилъ Федериго.— Кром того, я не могу ничего сказать противъ него. Несмотря на свою сдержанность, онъ пріятный товарищъ и въ фехтованіи превзойдетъ насъ всхъ.

— Но эти достоинства не имютъ никакого значенія, если онъ намревается сдлать предложеніе Валеріи. Говорятъ, онъ очень бденъ.

— За то она богата,— весело отвтилъ Федериго.— А теперь позвольте васъ посадить на сдло, иначе Валерія заинтересуется, о чемъ мы такъ долго бесдуемъ.

Джіанина хотла сердито отвернуться отъ него, но это не удалось ей. Легко, какъ ребенка, Федериго поднялъ ее на съао и взглянулъ на нее умоляющими глазами.

— Не сердитесь, Джіанина,— просилъ онъ, вставляя ея маленькую ножку въ стремя.— Ипполито огорчится, если мы не будемъ друзьями.

— Идите, дерзкій, но въ другой разъ не разсчитывайте на мою снисходительность. Я приложу сегодня вс старанія, чтобы добросовстно исполнить обязанность гувернантки Валеріи.

Федериго поспшилъ къ своей лошади, радуясь, что удалось отдлаться отъ необходимости быть все время съ Валеріей. Къ чему сейчасъ же надвать оковы Гименея, сейчасъ, когда жизнь такъ улыбается ему? Пускай Ферранте Саграмора, такъ скоро превратившійся изъ врага въ друга, ухаживаетъ за дочерью Джакопо Пацци, онъ всегда успетъ сдлать предложеніе, если замтитъ, что она отдаетъ ему предпочтеніе.

— Валерія,— говорила, между тмъ, маркиза Скандіано подрут,— Федериго поразилъ меня сейчасъ извстіемъ, что онъ пригласилъ кататься съ нами твоего вчерашняго рыцаря въ турнир, который такъ замтно ухаживалъ за тобой. Я надюсь, что ты не будешь поощрять его къ дальнйшему знакомству и съумешь указать ему его мсто, если онъ слишкомъ много позволить себ.

Федериго догналъ дамъ прежде, чмъ Валерія успла дать затруднившій ее немного отвть.

— Джіанина жалуется на меня, это подсказываетъ мн нечистая совсть!— воскликнулъ онъ.— Заступитесь за меня, Валерія, и согласитесь, что я не могъ отказать въ просьб синьору Ферранте, желавшему сопровождать насъ. Когда же флорентійскій рыцарь не оказывалъ гостепріимства зазжему рыцарю?

Валерія, между тмъ, овладла собой.

— Вы хорошо поступили, Федериго, еще разъ поражая великодушіемъ вашего вчерашняго противника,— отвтила она.— Джіамина, наврное, того же мннія, но боится своею похвалой вызвать въ васъ тщеславіе.

— Моя невстка, къ сожалнію, слишкомъ хорошо знаетъ меня и мои недостатки,— со смхомъ замтилъ юноша.— Съ ея стороны весьма благоразумно не развивать новыхъ или не усиливать тхъ, которые есть. Съ сегодняшняго дня я уже надюсь найти въ васъ защитницу, если надлаю глупостей и мн будетъ угрожать гнвъ Джіанины.

— Кажется, вы не очень боитесь ея гнва,— сказала Валерія,— да и ея доброе сердце не способно на него. Она всегда васъ баловала… Не думайте, что я не помню этого.

— Вроятно, потому, что она заступалась за меня, когда вы нападали? Помните, какъ вы разъ облпили мои длинные локоны репейниками за то, что я не хотлъ больше играть съ вами?

— Нтъ, — отвтила она, смясь, — я такъ часто мучила васъ…

— Сначала вы вылили стаканъ воды на рисунокъ, который и приготовлялъ Джіанин для вышиванья покрова въ церковь.

— Ахъ, да, теперь я вспоминаю.

— А посл, когда я въ отчаяніи готовъ былъ заплакать, вы начали насмхаться, что я обожаю братнину жену и всю жизнь буду пришитъ къ шлейфу Джіанины.

— Какая я была гадкая и дерзкая!— созналась Валерія.— Понятно, что вы не захотли больше играть съ капризною двчонкой!

— Тогда это не казалось вамъ понятнымъ. Въ то время, какъ я старался спасти работу отъ окончательной гибели, вы подкрались къ моему креслу и разукрасили мою голову репейниками.

— Я думаю, вы не скоро замтили бы, если бы не вступилась Джіанина. Тогда, въ первый и единственный разъ въ жизни, она бранила меня. Посл этого я сердито стояла въ сторон и смотрла, какъ Джіанина осторожно освобождала вашу голову отъ репейниковъ и расчесывала ваши кудри. Ни къ кому, кажется, я не чувствовала такой ревности, какъ къ вамъ, такъ какъ тогда, уже Джіанина была посл отца самымъ дорогимъ для меня существомъ.

Лукавое выраженіе скользнуло по его лицу.

— И она останется имъ? Никто другой не можетъ вытснить ее изъ вашего сердца?

Валерія пришпорила коня, такъ что онъ сдлалъ скачокъ въ сторону.

— Кто можетъ вытснить ее, милую, дорогую?— спросила она.

— О, у молодой двушки этого никогда не придугадаешь,— замтилъ онъ, поддразнивая Валерію,— красивый, черноокій рыцарь, напримръ, который получаетъ обручъ съ ея волосъ, танцуетъ только съ нею одной и употребляетъ вс силы увидть еесегодня.

Джіанина, бывшая безмолвною свидтельницей ихъ разговора, обратилась къ нему:

— Какъ нехорошо, Федериго, дразнить двушку этимъ глупымъ ухаживаньемъ!— ласково замтила она.

— Валерія знаетъ, что я говорю безъ злаго умысла,— возразилъ юноша.— Мн просто пришло въ голову кое-что изъ вчерашняго праздника, когда я увидлъ вдали вашего двоюроднаго брата Франческо съ синьоромъ Ферранте. Джуліано тоже съ ними. Какъ это хорошо!

На поворот улицы названные молодые люди встртились съ Федериго и его спутницами.

Подъ внимательнымъ взглядомъ Джіанины Валерія чувствовала, что должна повиноваться только что сдланному замчанію и сдержанно поклониться Ферранте Саграмора, что было ей совсмъ не по сердцу. А Федериго улыбался ей такъ плутовски. Какъ скучно, что друзья только портятъ жизнь! Волей-неволей двушка должна была ршиться занять мсто между Джуліано и Франческо, тогда какъ Ферранте приблизился къ маркиз.

Джуліано Медичи былъ съ дтства друженъ съ двоюроднымъ братомъ Валеріи, и какъ прежде они длили игры и ученье, тоже было и теперь со всми занятіями и рыцарскими упражненіями, наполнявшими дни благородныхъ юношей.

Друзья оживленно поговорили нкоторое время съ Валеріей, но она ли разсянно отвчала имъ, они ли предпочли собственныя забавы, только, выхавъ въ поле, юноши начали перегоняться, сначала къ нимъ присоединились Федериго и Ферранте, пока послдній не нашелъ возможности приблизиться къ Валеріи, воспользовавшись тмъ, что общее вниманіе отвлеклось отъ него. Они могли говорить только о самыхъ безразличныхъ предметахъ, но они были счастливы, находясь вблизи, и благодарили судьбу, доставившую имъ возможность посл мимолетной встрчи въ церкви вторично видться въ тотъ же день. Федериго также отсталъ отъ юныхъ товарищей и похалъ рядомъ съ маркизой.

— Какъ хорошо было бы, если бы Ипполито сопровождалъ насъ иногда!— сказалъ онъ, окидывая взглядомъ веселый пейзажъ.— Запертый въ четырехъ стнахъ среди своихъ пыльныхъ книгъ, онъ и не подозрваетъ, какъ прекрасенъ Божій міръ.

Джіанина вздохнула.

— Въ прежніе годы я часто пробовала отвлекать его отъ занятій на чистый воздухъ, но всегда напрасно. Онъ съ такою неохотой разстается съ своими работами, да и не любитъ здить верхомъ съ тхъ поръ, какъ упалъ разъ вмст съ лошадью.

— Мн очень досадно, что братъ произвелъ на меня не такое благопріятное впечатлніе, какого я ожидалъ. Онъ представлялся мн все такимъ же сильнымъ, цвтущимъ мужчиной, какимъ я оставилъ его шесть лтъ назадъ. Онъ постарлъ, сильно постарлъ, и иметъ утомленный видъ, чего прежде не было.

— Я тоже нахожу, что онъ измнился, но, живя вмст, трудне замтить рзкость перемны, чмъ вамъ, давно не видавшему его. Это — послдствія его усиленныхъ занятій, а я безсильна противодйствовать этому.

— А васъ не тревожитъ это, Джіанина? Я сознаюсь, что если состояніе брата ухудшится, оно внушитъ мн серьезное опасеніе.

— Можетъ быть, вамъ лучше моего удастся убдить его опять пользоваться жизнью,— отвтила она,— онъ никого такъ не любитъ, какъ васъ.

— Меня, больше своей обожаемой красавицы-жены?— спросилъ Федериго.— Нтъ, Джіанина, не отдавайте мн первенства ни въ чьей любви, а тмъ мене вашего мужа.

Она не понимала, почему ее, привыкшую къ поклоненію, смутило его открыто высказанное восхищеніе, однако, она отвтила спокойнымъ тономъ:

— Я убждена, что Ипполито любитъ и уважаетъ меня, какъ подобаетъ мужу, довольному своею женой, но даже самое глубокое чувство можетъ измниться въ муж. Привычкой становится то, что мы называли когда-то счастіемъ. А посл нсколькихъ лтъ такого счастья въ душ мужа просыпается желаніе посвятить лучшія силы жизни боле высокой и достойной цли, обезпечивающей ему вчный памятникъ въ сердцахъ будущихъ поколній.

— Разв истинная любовь можетъ измниться, Джіанина? Счастье долгаго супружества можетъ дать сердцу внутреннее спокойствіе, заставляющее насъ забывать страстныя волненія, съ которыми мы ждемъ исполненія нашихъ желаній, но привычкой не можетъ сдлаться то, что краситъ и возвышаетъ наше существованіе. Не надодаютъ же нашимъ взорамъ красоты природы, сколько бы мы ими ни любовались. Неужели же къ высшему земному счастью наше сердце можетъ привыкнуть и отупть къ тому, что ежедневно, ежечасно иметъ новую прелесть?

Лицо маркизы сдлалось грустно.

— Какъ много думали вы объ этихъ чувствахъ,— сказала она,— но съ годами вы пріобртете опытность. Теперь вы черпаете изъ чистаго источника первой молодости, готовой весь міръ воплотить въ одно существо. Счастливы вы, что можете еще поддаваться такимъ пріятнымъ очарованіямъ!

— А вы, Джіанина, не удаляющаяся отъ жизни подобно брату, вы не раздляете моего мннія?

— Я на семь лтъ старше васъ, Федериго, и не могу смотрть на жизнь, какъ вы, такъ мало знающій ее.

— О, не думайте, что я тотъ же неопытный мальчикъ, котораго вы когда-то отослали отъ себя! Многія безумныя мечты разбились, пока я жилъ въ далекихъ краяхъ, при чужихъ дворахъ.

— И, все-таки, вы сохранили вру въ свтлое и вчное счастіе, вру въ людскую добродтель и ея высшее значеніе?… Среди соблазновъ, въ которыхъ для васъ, какъ и всякаго другаго, не было недостатка, вы сохранили дтскую невинность, такъ идущую къ вамъ, несмотря на то, что нравственно и физически вы возмужали.

— Я изъ родины унесъ въ сердц талисманъ, который оберегалъ меня отъ соблазновъ,— сказалъ онъ серьезне, чмъ прежде,— это было воспоминаніе о вашемъ дом, въ которомъ я провелъ счастливые дни дтства, воспоминаніе о любви Ипполито, на котораго я смотрю съ уваженіемъ и восторгомъ, и вашъ образъ, Джіанина. Вы навсегда останетесь для меня лучшею женщиной изъ всхъ, которыхъ я зналъ. Среди окружавшихъ меня соблазновъ и вспоминалъ о васъ обоихъ и о дорогой родин, и чувствовалъ, что я тогда только смогу вступить на родную почву, не омрачивъ счастія, когда буду въ состояніи открыто смотрть вамъ въ глаза, выдержать вашъ допросъ.

Онъ халъ рядомъ съ Джіаниной, рука его протянулась къ ней и она подала ему свою, которую онъ крпко, долго сжималъ въ своей рук.

— Разв нельзя позавидовать мн и Ипполито, что у насъ такой сынъ?— спросила она, смясь.

Федериго наклонился къ рук, которую все еще держалъ въ своей.

— Позвольте отнын мн быть вашимъ братомъ, какъ я просилъ уже вчера,— съ чувствомъ произнелъ онъ, — и врьте, что уваженіе мое не уменьшится, если вы дадите мн это мсто. Не требуйте, чтобы я смотрлъ на васъ, какъ на мать, и разршите мн быть посл Ипполито вашимъ лучшимъ другомъ.

——

Въ нкоторомъ разстояніи сзади слдовали за ними Ферранте Саграмора и дочь Джакопо Пацци.

— Отвтите ли вы мн на одинъ вопросъ, прекрасная синьора?— спросилъ графъ, убдившись, что дущая впереди пара не обращаетъ на нихъ вниманія, и Джуліано съ Франческо тоже не могутъ слышать. Валерія вопросительно взглянула на него.

— Встртивъ сегодня товарищей по турниру, — продолжалъ Ферранте,— я подумалъ о васъ и юнош, рыцарски уступившемъ мн вчера призъ. Правда ли, что его и ваши родственники предназначили васъ другъ другу, и извстно ли вамъ это намреніе?

— Это желаніе Джіанины Скандіано, придумавшей весь планъ, — отвтила Валерія, — мой отецъ тоже ничего не иметъ противъ этого.

— Вашъ отецъ и маркиза! Вы не догориваете того, что сами думаете объ этомъ. Дали вы согласіе на этотъ бракъ? Удастся Федериго Скандіано побдить васъ?

— Я давно дружна съ нимъ и люблю его, какъ брата, не больше,— тихо отвтила Валерія съ замираніемъ сердца, что сейчасъ послдуетъ объясненіе.— Отецъ не станетъ принуждать меня, если и не полюблю его.

— Синьоръ Федериго красивъ, уменъ, образованъ,— замтилъ Ферранте,— и не замедлить испробовать, устоитъ ли ваше сердце передъ его достоинствами. Кром того, онъ наслдникъ громаднаго состоянія, какъ мн говорили его друзья.

— Неужели вы думаете, что послднее иметъ для меня какое-либо значеніе?— спросила Валерія съ упрекомъ.— Еслибъ я любила его, мн было бы все равно, богатъ онъ или бденъ, я боле благодарила бы судьбу, если бы могла украсить его жизнь средствами, которыхъ у меня больше, чмъ у многихъ другихъ. Пусть онъ не думаетъ, что онъ для нея мене достойный женихъ потому, что бденъ,— мелькнуло въ ея голов,— и боязнь признаться въ этомъ не должна смыкать ему уста. Онъ же ничего на отвтилъ, она слышала только, какъ порывисто и тяжело онъ дышалъ. Джуліано и Франческо съ шумомъ и смхомъ подскакали къ нимъ и похали рядомъ. Ферранте съ обычнымъ спокойствіемъ и сдержанностью отвчалъ на ихъ шутки. Валерія тоже хотла вмшаться въ разговоръ, но мысли ея были далеко. Часто глаза ея украдкой поднимались на серьезное лицо неаполитанца: неужели онъ все еще сомнвается, что она любитъ его, когда она,— со стыдомъ она признавалась въ этомъ, — дала ему столько доказательствъ? Если же онъ чувствуетъ, что любитъ ее взаимно, то отчего избгаетъ онъ сказать ршительное слово, которое уничтожить между ними всякія преграды, соединитъ ихъ навки?

V.

Черезъ нсколько мсяцевъ посл помолвки, въ теченіе которыхъ женихъ не видалъ своей будущей супруги, въ Рим послдовала свадьба Лоренцо Медичи съ Кларисой Орсини. На свадьбу женихъ также не явился, его дядя Филинпо замнилъ его при внчаніи и Лоренцо не потрудился даже придумать уважительное основаніе для объясненія отсутствія своего и брата Джуліано.

Его равнодушіе къ будущей супруг было настолько велико, что онъ даже не похалъ за ней въ родительскій домъ, такимъ образомъ, Клариса довольно долго оставалась у своихъ, подобно большинству невстъ пятнадцатаго вка, выжидавшихъ удобнаго случая для путешествія на новую родину. Лоренцо изрдка посылалъ жен холодно-вжливыя письма, на которыя она отвчала въ томъ же тон, его повиновеніе родителямъ не шло дале этой уступки. Въ середин лта, когда жары грозили сдлать путешествіе невозможнымъ, родители Кларисы ршились отправить дочь съ нсколькими родственниками и слугами во Флоренцію, добраться до которой при благопріятныхъ дорогахъ и погод можно было въ недлю.

Второе торжество свадьбы естественно должно было отпраздноваться блестяще перваго, при которомъ женихъ отсутствовалъ, и поэтому за нсколько недль до прізда во дворц Медичи начались приготовленія для торжественнаго пріема невсты. Въ дальнихъ окрестностяхъ Флоренціи, какъ и въ самомъ город, вс отъ мала до велика хотли принять участіе въ этомъ событіи. На Медичи издавна привыкли смотрть какъ на первую фамилію въ республик, большинство ихъ приверженцевъ ршило раздлять съ ни удачи и несчастія, а тайные и явные враги не смли дйствовать въ то время, когда популярность ихъ достигла высшаго лредла.

За нсколько дней до прибытія невсты отовсюду начали явиться подарки Пьетро и его семейству — родъ подати, которую при подобныхъ случаяхъ населеніе платило обыкновенно глав республики и которая состояла отчасти изъ произведеній государства: винъ, плодовъ, овощей, воска, отчасти изъ куръ, телятъ, барашковъ и дичи. Эти дары, впрочемъ, не употреблялись въ дом родителей жениха, они длились между почетными гражданами, а во время свадьбы Лоренцо — между тысячью преданныхъ и распоюкенныхъ къ Медичи семействъ.

Лица, получавшія эти подарки, отдаривали молодыхъ кольцами или иыми цнными вещами. Колецъ, считавшихся символомъ счастья, новобрачные получали не мене пятидесяти.

Свадьбы знатныхъ тосканцевъ, вслдствіе широкаго гостепріимства, стоили всегда большихъ денегъ, кто боялся расходовъ, тотъ могъ быть увренъ, что теряетъ не малую долю уваженія своихъ согражданъ. Медичи никогда не допускали подобной ошибки, неумстная разсчетливость была не въ ихъ характер и ихъ праздникъ являлся великолпнымъ доказательствомъ ихъ благосклоннаго расположенія къ подданнымъ. Не только во дворц Пьетро, но и въ домахъ его братьевъ, Карла и Томассо, были устроены открытые столы, гд угощали всякаго, кто приходилъ съ поздравленіемъ. Тысячи пудовъ конфектъ предполагалось раздать при этомъ торжеств, а современные историки передаютъ, но въ дом каждаго Медичи было выпито боле тысячи бочекъ вина.

——

Передъ дворцомъ Пьетро была выстроена большая эстрада, покрытая цвтнымъ сукномъ и предназначавшаяся поздне для танцевъ. Утромъ же въ день свадьбы здсь собралось множество роскошно одтыхъ двушекъ, которыя должны были сопровождать въ домъ невсту и ея свиту.

Клариса Орсини посл прибытія во Флоренцію провела первую ночь въ хорошо знакомомъ ей семейств Алессандри. Дяди жениха прізжали за ней туда, при звукахъ барабановъ и флейтъ шествіе невсты двинулось по улицамъ, сзади великолпно одтой дочери Орсини хали оба Медичи и свита изъ молодыхъ людей и двушекъ, за которыми слдовали слуги обоихъ домовъ.

У лстницы дома стоялъ со всми дтьми Пьетро Медичи, окруженный знатнйшими гражданами и сановниками. По правую его руку находился Лоренцо въ богатой одежд, какъ и вс члены фамиліи, но полуравнодушное, полунедовольное лицо юнаго жениха плохо соотвтствовало праздничной обстановк. Лицо его не просвтлло и тогда, когда звуки музыки и клики народа возвстили приближеніе невсты, которая ловко соскочила съ сдла съ помощью Карла Медичи и вошла въ разукрашенныя ворота дворца.

‘Она не такъ хороша, какъ Лукреція’,— была единственная мысль, скользнувшая въ голов Лоренцо, когда отецъ направился на встрчу Кларис и, протянувъ ей руку, поцловалъ ее въ лобъ.

— Господне благословеніе на васъ, любезная дочь моя,— говорилъ отецъ.— Да сотворитъ Мадонна, хранившая васъ въ дорог, этотъ день началомъ длиннаго ряда счастливыхъ лтъ!

Пьетро положилъ руку Кларисы въ руку неподвижно стоявшаго сына.

— Возьми ее, Лоренцо, и да будетъ она теб милостью небесной, какъ мн была твоя мать.

Руки новобрачныхъ безжизненно лежали нсколько секундъ одна въ другой, затмъ слегка дрожащая ручка молодой женщины выскользнула изъ холодной руки мужа. Лоренцо, не произнеся ни слова, отступилъ, давая мсто матери, съ сердечнымъ привтствіемъ заключившей Кларису въ объятія.

Лоренцо только теперь внимательно взглянулъ на предназначенную ему супругу, онъ справедливо могъ бы назвать ее прелестнымъ созданіемъ, если бы сердце его не было переполнено однимъ образомъ, которому страданіе и самопожертвованіе придало боле трогательную красоту, чмъ можетъ дать одна природа.

Лукреціи Донати не было среди двушекъ, встрчавшихъ Кларису, Лоренцо закусилъ губу,— можетъ быть, такъ лучше, онъ зналъ, что для него было бы невыносимымъ мученіемъ видть любимую двушку около навязанной ему жены. Голосъ матери вывелъ его изъ забытья.

— Что же ты не ведешь Кларису въ залъ?— напомнила Лукреція Торнабуони.— Ты видишь, гости ждутъ.

Лоренцо приблизился къ жен, чтобы исполнить приказаніе. Черезъ рядъ роскошно убранныхъ комнатъ онъ повелъ ее въ залъ, гд предполагался торжественный обдъ. Клариса, смущенная его холоднымъ пріемомъ, шла съ опущенною головой. Чувство, похожее на упрекъ совсти, шевельнулось въ его душ, онъ понималъ, что долженъ сказать что-нибудь, а, между тмъ, ему казалось, что у него недостаетъ словъ для подобной рчи.

— Я желалъ бы, Клариса, чтобы вамъ понравилось въ дом, гд отнын вы будете госпожей,— произнесъ онъ, наконецъ, и самъ спутался, какъ натянуто прозвучала его фраза.

Рука Кларисы дрогнула.

— Будьте уврены, свтлйшій супругъ, — смущенно отвтила она,— что я постараюсь добросовстно исполнить свой долгъ, уважать васъ, угождать вамъ…— любить васъ, думала она сказать ему при первомъ свиданіи, но теперь не ршилась произнести послдняго общанія. Вдь, онъ въ письмахъ не говорилъ, что будетъ любить и считать ее самымъ дорогимъ существомъ, зачмъ же она первая дастъ ему общаніе, котораго, повидимому, и не требуетъ его холодная рчь?

Лоренцо не обратилъ вниманія на то, что она не договорила, онъ направился съ ней къ почетному мсту, приготовленному подъ балдахиномъ, на которомъ красовались соединенные гербы Орсини и Медичи, и во время обда съ рыцарскою вжливостью услуживалъ ей.

Клариса принимала его услуги съ робкою благодарностью, видя, сколько взоровъ устремлено на нее, она старалась побороть въ себ чувство мучительной робости, овладвшее ею съ минуты вступленія въ новый домъ. Къ Лоренцо же возвратилось, повидимому, его хорошее расположеніе духа, онъ шутилъ съ сидвшими вблизи родственниками и друзьями, и Клариса прислушивалась къ его словамъ и къ звуку его голоса, который уже нравился ей, каждый разъ красня отъ радости, когда онъ обращался къ ней съ какимъ-нибудь замчаніемъ.

Когда обдъ кончился, молодежь поспшила къ воротамъ дворца, чтобы танцовать на эстрад. Лоренцо протанцовалъ съ молодою женой въ первой пар, затмъ передалъ Кларису одному изъ родственниковъ, когда нсколько минутъ спустя Клариса стала искать глазами Лоренцо, онъ уже исчезъ изъ толпы приглашенныхъ.

——

Въ дом Донати Лукреція проводила въ одиночеств день свадьбы своего возлюбленнаго. Родители ея отправились на торжество, прислуга разбжалась смотрть на веселье господъ. Никто не мшалъ ея мыслямъ, обращеннымъ къ прошлому, которое никогда не вернется, какъ не загорится вновь скатившаяся со свода небеснаго блестящая звзда.

Иногда до нея долетали громкіе звуки музыки и несчастная двушка вздрагивала каждый разъ, когда слышала ихъ. Думаетъ ли о ней Лоренцо, танцуя съ молодою женой? Она говорила себ, что грхъ желать этого, но, въ то же время, чувствовала, какъ мучительно предположеніе, что она уже забыта.

Чу!… что это за шаги раздались въ прихожей?… Не съ ума ли она сходитъ?… Неужели это знакомые шаги, приближенія которыхъ она всегда съ восторгомъ ожидала? Она поднялась съ кресла, чтобы направиться къ двери, но дверь уже распахнулась… и на порог показался онъ, Лоренцо Медичи, потихоньку убжавшій со свадебнаго пира, чтобы видть ее.

Лоренцо не далъ времени высказать ей удивленіе, упреки, которые прочелъ на ея лиц, упавъ на колни, онъ покрылъ безумными поцлуями ея руки.

— Прости, Лукреція,— шепталъ онъ,— я знаю, что ты хочешь мн сказать, знаю, что заслуживаю суроваго порицанія отъ тебя, чистаго ангела, покой котораго я еще разъ нарушаю,— я не могъ иначе, я долженъ былъ видть тебя еще разъ.

Лукреція положила руку на его горячій лобъ.

— Сегодня день твоей свадьбы, Лоренцо, — тихо напомнила она,— и въ такой день ты не можешь настолько владть собой, чтобы не оскорбить жены, оставляя ее одну?

— Она танцуетъ съ Гюльельмо, Франческо и другими,— отвтилъ онъ,— и не замтитъ моего отсутствія. Я слышалъ, что ты больна, и тебя не было среди остальныхъ двушекъ, безпокойство о теб мучило меня, поэтому я и пришелъ.

— Я не больна, — сказала она дрогнувшимъ голосомъ, — по крайней мр, въ томъ смысл, въ какомъ ты понимаешь. Легкое нездоровье было счастливымъ предлогомъ не присутствовать на твоей свадьб. Я искренно желаю теб счастья, но не достаточно сильна, чтобы быть его свидтельницей.

— Счастья, Лукреція!— повторилъ онъ съ горечью.— Ты употребляешь слово, въ которое сама не вришь. Мн кажется, я никогда не былъ такъ несчастливъ, какъ сегодня.

— А, между тмъ, говорятъ, что твоя жена прелестная и богато одаренная нравственными качествами женщина, — замтила Лукреція.

— Весьма возможно, что она нравится другимъ и превосходитъ меня въ добродтеляхъ,— отвтилъ онъ,— но я избралъ ее не добровольно, меня принудили, я не могу цнить ее, какъ она того, можетъ быть, заслуживаетъ.

— Ты научишься, мой Лоренцо,— еще разъ я могу тебя такъ назвать,— нжно сказала она.— Твое сердце слишкомъ прекрасно и благородно, чтобы ты могъ дать ей почувствовать то, въ чемъ она не виновата, повинуясь, подобно теб, вол родителей. И если мы должны покориться неизбжной судьб, разлучающей насъ, то нашъ долгъ смиренно преклониться передъ волею Божіей и не обращать нашего несчастья во зло другимъ. Мы не будемъ больше видться, дорогой мой, еще разъ прошу тебя отъ этомъ… ради меня и ради тебя самого. Ты не заронишь въ душу молодой жены смени недоврія, которое неизбжно зародится въ ней, если она услышитъ, что мы любили другъ друга и не имли силъ разстаться. Подумай о томъ, что она иметъ теперь право требовать то, что ты такъ неохотно намренъ дать ей, и подумай также, что мы можемъ найти еще счастіе въ исполненіи долга.

— Ты можешь это, Лукреція, ты, святая, я же не въ силахъ!

— И ты сможешь, Лоренцо, не сомнвайся въ этомъ, такъ какъ, кром этого одного, тебя ожидаетъ высокій и прекрасный долгъ. Тебя поставилъ Господь на мсто, гд на тебя устремлены тысячи глазъ, ожидая, что ты не съ меньшею честью будешь занимать его, чмъ твои предшественники. Ты имешь передъ ними то преимущество, что теб безъ труда и борьбы досталось блестящее наслдство. Неужели ты будешь изнывать отъ собственнаго ничтожнаго горя, когда въ твоихъ рукахъ находится судьба столькихъ другихъ, будешь негодовать на Провидніе, отказавшее теб въ одномъ горячемъ желаніи, можетъ быть, чтобы испытать тебя въ гор?

Лоренцо молчалъ нсколько секундъ, спрятавъ лицо въ складкахъ ея платья.

— Ты говоришь обо мн, Лукреція, только обо мн, — сказалъ онъ, наконецъ.— Неужели ты полагаешь, что среди своихъ страданій я не думаю о теб, не помню, что мое послушаніе родительской вол лишило тебя счастья? И неужели ты такъ мало любишь меня, что равнодушно уступаешь? Неужели нтъ въ теб ничего, кром строгаго долга, около котораго нтъ мста сожалнію о томъ, что ты теряешь меня?

Необыкновеннымъ, почти неземнымъ блескомъ свтились глаза Лукреціи, когда она наклонилась къ Лоренцо.

— Нтъ, мой Лоренцо, не сомнвайся въ моей любви. Но дороже собственнаго спокойствія для меня твое, на которомъ основывается счастье твоей будущности, поэтому съ тхъ поръ, какъ я узнала о твоей помолвк, я старалась безпокойствомъ о моей судьб не длать твою жертву еще тяжеле. Можетъ быть, Господь сжалится, и я проживу не долго, но я бы не хотла умереть, не убдившись, что я имла право гордиться тобой такъ, какъ я горжусь съ первой минуты нашей несчастной любви.

Лоренцо взглянулъ на нее съ благоговніемъ, какъ смотрятъ на ликъ святой, говорить онъ не могъ.

— Ты не доставишь мн еще большаго горя, не заставишь разочароваться въ теб?— спросила она, улыбаясь сквозь слезы.— Ты будешь, какъ давно предчувствуетъ мое сердце, лучшимъ изъ всхъ, кто жилъ когда-либо для твоего народа.

Лоренцо прошепталъ чуть слышно:

— Я постараюсь… ради тебя.

Лукреція осторожно отняла у него свои руки.

— Такъ иди къ ней, Лоренцо, чтобы ни одна тнь не омрачила ей этого радостнаго дня.

Лоренцо отступилъ назадъ, не въ силахъ будучи тотчасъ не повиноваться ея приказанію, его охватило страстное желаніе въ послдній разъ прикоснуться къ ея чистымъ устамъ, но онъ не ршался ни попросить ее объ этомъ, ни доставить себ это удовольствіе безъ ея разршенія.

Двушка замтила его душевную борьбу, но она знала, что ея власть надъ нимъ сильне искушенія, которому онъ готовъ былъ поддаться.

— Иди, дорогой мой,— ласково повторила она еще разъ,— не заставляй насъ съ угрызеніями совсти вспоминать объ этомъ час.

Онъ удалился, не повернувъ головы назадъ. Среди веселья и пира не проникло извстія о томъ, что одна изъ вернувшихся служанокъ Донати нашла свою молодую госпожу на полу безъ чувствъ, съ каплями крови у рта, съ кровавыми пятнами на бломъ покрывал, окутывавшемъ ея шею и грудь.

——

Между тмъ, Клариса Орсини танцовала среди приглашенныхъ на свадьбу гостей съ мужемъ Біанки Медичи, Гюльельно Пацци, но въ то время, какъ она слушала комплименты новаго родственника, не перестававшаго восхищаться ея красотой и привлекательностью, глаза ея блуждали въ толп. Неужели не подойдетъ къ ней Лоренцо, котораго она нигд не видла среди гостей?

— Вы ищете вашего супруга, прекрасная невстка, — сказалъ, наконецъ, Гюльельмо, замтивъ ея разсянность.— Я тоже давно не вижу его. Лоренцо невнимательный влюбленный, не умющій цнить то, что ему досталось въ васъ.

— Мы съ Лоренцо только нсколько часовъ тому назадъ увидались въ первый разъ, такъ какъ прошлогодней встрчи, о которой мн говорятъ, я не помню, — отвтила Клариса оправдывающимъ тонокъ.— Вы называете его влюбленнымъ, онъ не можетъ быть имъ, такъ какъ онъ не знаетъ еще меня.

— Возможно ли, чтобы онъ не полюбилъ васъ съ первой минуты, какъ увидлъ?— возразилъ Гюлельмо съ недоумніемъ, — я самъ былъ пораженъ, когда имлъ счастье быть вамъ представленнымъ.

— Вы думаете, что я понравилась Лоренцо?— наивно спросила Клариса.— Я бы такъ хотла, потому что мой долгъ — любить и уважать того, чьею женой я стала, и я была бы рада, еслибъ онъ отвчалъ мн тмъ же.

— Вы высокаго мннія о долг, возложенномъ на васъ, но я не знаю, какъ смотритъ на него Лоренцо. Впрочемъ, въ нашей стран таковъ обычай и мы должны подчиняться тому, что отъ насъ требуютъ.

— Мн говорили, что родители, устраивающіе нашу судьбу, могутъ выбрать только лучшее для насъ,— задумчиво произнесла Кларкса.— Я съ этимъ убжденіемъ пріхала сюда и радовалась, когда мать объявила, что я невста Лоренцо Медичи.

— А съ тхъ поръ, какъ вы пріхали сюда, ваше настроеніе измнялось?— спросилъ Гюлельмо.— Васъ приняли не такъ, какъ вы надялись и вправ были ожидать?

— Вы видли сегодня утромъ, что вншней роскоши не помалли, чтобы принять меня достойно положенію моихъ родителей,— отвтила Клариса,— мой отецъ Пьетро и мать Лукреція были милостивы и добры ко мн, такъ же какъ и сестры, и юный Джуліано, только Лоренцо…

— Только онъ?— спросилъ Гюлельмо, когда она остановилась.— Неужели онъ былъ недостаточно внимателенъ или добръ?

— Нтъ, не то,— нершительно отвтила она,— я думала только, что онъ не меньше моего будетъ радоваться, что мы, наконецъ, вмст.

Гюлельмо почувствовалъ жалость въ молодой женщин, такъ плохо умвшей скрыть разочарованіе, причиненное ей холоднымъ обращеніемъ мужа.

— Надо потерпть, донна Клариса,— спокойно сказалъ онъ,— и дать Лоренцо время освоиться съ своимъ новымъ положеніемъ. Онъ цнитъ и уважаетъ васъ, знаетъ также, чмъ обязанъ вашему высокому роду, и никогда не позволитъ себ невниманія относительно васъ. Но, какъ вы сами сказали, вы были и еще и теперь совсмъ чужая для него, скоро вы сдлаетесь его любимою подругой и потому не сердитесь, если онъ встртилъ васъ не такъ, какъ вы ожидали. Смотрите, вонъ онъ идетъ, чтобы прогнать меня съ моего мста, гд я охотно еще долго, долго просидлъ бы.

Лоренцо, дйствительно, направлялся къ жен. Клариса замтила, что лобъ его былъ пасмуренъ, лицо раздражено, мучительная тоска начала овладвать ею. Что огорчало его въ такой день, когда онъ долженъ былъ бы радоваться?

— Наконецъ-то, Лоренцо,— крикнулъ Гюльельмо подходившему родственнику,— возвращаешься ты туда, гд долженъ былъ бы безотлучно находиться! Твоя прелестная супруга безпокоилась о твоемъ долгомъ отсутствіи.

Молодой супругъ поцловалъ руку Кларисы, не обращая вниманія на слова Гюлельмо, онъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы оправдывать свое отсутствіе, но понималъ, что долженъ чмъ-нибудь объяснить его.

— У меня былъ разговоръ, котораго я не могъ отложить,— холодно отвтилъ онъ,— и надюсь, Клариса, что вашъ новый родственникъ съумлъ сократить вамъ время моего отсутствія.

— Мн, все-таки, недоставало васъ,— робко замтила она.

— За то я не отойду отъ васъ во весь остальной вечеръ, сказалъ Лоренцо немного сердечне, чмъ прежде.

Его слова вызвали опять радостный румянецъ на лиц Кларисы, если бы Лоренцо взглянулъ въ эту минуту на нее, онъ долженъ былъ бы сознаться, что она необыкновенно мила. Но онъ не замчалъ ея, его глаза разсянно блуждали по разряженной толп, тогда какъ въ мысляхъ вставалъ единственный образъ, съ блднымъ ангельскимъ личикомъ, обрамленнымъ золотистыми волосами, не имвшій ничего общаго съ цвтущею женщиной, съ которой отнын связывалъ его долгъ. Но въ этотъ день не одинъ Лоренцо предавался грустнымъ думамъ среди всеобщаго веселья. Въ ниш, увшанной цвтными коврами, немного въ сторон отъ другихъ, стояли Валерія Пацци и Ферранте Саграмора. Неаполитанскій дворянинъ давно уже сдлался, какъ желала Валерія, своимъ человкомъ въ окружавшемъ его обществ. Несмотря на его задумчивость и серьезность, молодежь находила его пріятнымъ товарищемъ, а самъ онъ старался быть мене сдержаннымъ, чтобы чаще получать приглашенія въ дома, гд могъ встрчать Валерію.

Мало-по-малу въ обществ привыкли видть его безотлучнымъ кавалеромъ молодой двушки, за которой, вс знали, онъ ухаживаетъ. Даже отъ отца не укрылось, что сердце дочери тронулось поклоненіемъ, которое почти открыто выказывалъ ей Ферранте, и странно: молчаливый неаполитанецъ внушилъ, повидимому, Джакопо Пацци больше расположенія, чмъ вс остальные рыцари, добивавшіеся милости Валеріи.

Сама Валерія, посл всхъ волненій и сомнній, ощущала въ сердц спокойствіе, увренность. Она знала, что любить его, какъ никогда не любила, и что единственная мечта ея — когда-нибудь принадлежать ему. Въ послдніе мсяцы они часто видлись, но, несмотря на то, что Ферранте ежеминутно выдавалъ свою возростающую страсть, онъ ни разу не высказалъ ей о своей любви прямо.

‘Отчего онъ не говоритъ?— спрашивала себя двушка.— Зачмъ онъ умолкаетъ каждый разъ, когда, увлекшись, произноситъ слово, выдающее его чувства, и затмъ переводитъ рчь на другой предметъ? Думаетъ ли онъ, что ей не достаточно того, что онъ можетъ предложить ей, боится ли признаться въ недостатк матеріальныхъ средствъ?’

Доброта отца, дружба родственниковъ должны были бы доказать ему, что его боязнь неосновательна, что никто не упрекнетъ его этимъ обстоятельствомъ,— что же связываетъ ему уста? Даже маркиза Джіанина перестала возмущаться, повидимому, возможностью брака подруги съ иностранцемъ, она отказалась отъ мечты соединить Валерію съ Федериго, который бывалъ съ двушкой не чаще, чмъ это позволяло ему право товарища дтства.

Ферранте только что кончилъ танцовать съ Валеріей.

— Вы устали, я вижу,— сказалъ онъ посл того, какъ они молча простояли нсколько минутъ рядомъ.— Не хотите ли пойти во дворецъ или въ садъ отдохнуть?

— Здсь такъ жарко, такъ душно,— отвтила она,— да, я хотла бы уйти отсюда.

— Позвольте мн проводить васъ,— продолжалъ онъ,— исказите, когда вамъ надостъ мое присутствіе.

Ферранте провелъ двушку черезъ боковую дверь во дворецъ, гд часть гостей уже скрылась отъ жары. Нсколько паръ удалились въ садъ, гд медленно прогуливались подъ тнистыми деревьями.

— Вы не такъ веселы сегодня, какъ обыкновенно,— прервалъ Ферранте молчаніе.— Что безпокоитъ или огорчаетъ васъ? Подлитесь со мной вашимъ горемъ!

— У меня нтъ горя, не бойтесь,— отвтила она.— Я сама не знаю, отчего я не весела, можетъ быть, это отраженіе вашего настроенія, такъ какъ и вы не такой, какъ всегда.

Во время этого разговора они достигли послдней комнаты длинной анфилады, Ферранте быстро оглянулся, чтобы удостовриться, не слдуетъ ли за ними кто-нибудь, но и сосдняя зала была пуста, сюда не доходилъ шумъ празднества.

— У меня есть причина горевать боле серьезная, чмъ вы думаете,— сказалъ онъ, взявъ ея руку.— Черезъ нсколько дней я, вроятно, вынужденъ буду покинуть Флоренцію… васъ и возвратиться на родину.

Валерія, блдная, какъ полотно, остановилась передъ нимъ.

— Вы узжаете… и такъ скоро?— прошептала она и схватилась за кресло, какъ бы ища опоры.

— Валерія!

Молодая двушка не сопротивлялась, когда рука его обвила ея талію, она отвернула только лицо, чтобы онъ не видлъ, какъ подйствовало на нее его извстіе.

— Валерія,— повторилъ онъ,— неужели васъ такъ огорчить мой отъздъ?

Двушка подняла опущенные глаза, въ которыхъ блеснули дв крупныя слезы.

— Вы знаете, зачмъ же вы спрашиваете?

Цлый міръ безсознательнаго обожанія, страстной нжности заключался въ этихъ немногихъ словахъ, и самообладаніе, которое Ферранте сохранялъ до сихъ поръ съ такимъ трудомъ и мученіями, покинуло его.

Какъ это случилось, Валерія никогда посл не могла вспомнить, но она очнулась въ его объятіяхъ, подъ его поцлуями, слезы печали обратились въ слезы радости.

— О, Ферранте, я давно знала, что вы любите меня.

Эти произнесенныя шепотомъ слова привели его въ себя, Ферранте вздрогнулъ и медленно опустилъ двушку на ближайшее кресло.

— Простите, Валерія, что я такъ забылся!— растерянно прошепталъ онъ.

Валерія изумленно взглянула на него.

— Простить васъ?… Какія мысли приходятъ вамъ въ голову?… Значитъ, вы не любите меня такъ, какъ показывали мн?

— Я люблю васъ больше, чмъ когда-либо выражалъ вамъ,— страстно отвтилъ онъ.— Съ моей стороны было дерзко, преступно приближаться къ вамъ, позволить вамъ угадать то, что я чувствовалъ къ вамъ съ первой встрчи въ церкви Santa Croce, и никогда я не могу надяться, чтобы вы простили мою вину.

— Ферранте, я не понимаю, что значатъ ваши слова? Какое преступленіе въ томъ, что вы меня любите, когда я… когда я раздляю ваши чувства?— чуть слышно выговорила она.

Отчаяніе выразилось на его смугломъ лиц, онъ почти рзко схватилъ Валерію за руку.

— Идемте отсюда, Валерія,— отрывисто произнесъ онъ.— Я не могу дать здсь вамъ объясненіе, которое вы имете право требовать и на которое я до сихъ поръ не могъ ршиться. Идемте, насъ не должны видть здсь, въ этой отдаленной комнат, ваша честь для меня дороже собственной.

Опять встала между ними темная загадка, не покидавшая ихъ съ тхъ поръ, какъ Валерія точно волшебствомъ покорилась чарующей власти незнакомаго мужчины. Сердце ея сжалось отъ предчувствія страшнаго несчастія.

— Отведите меня, пожалуйста, къ маркиз Скандіано,— прошептала она, почти безсознательно слдуя за Ферранте въ залу.

Онъ молча утвердительно кивнулъ головой, доведя ее до маркизы, онъ поклонился Валеріи и сейчасъ же покинулъ балъ. Джіанина посадила подругу около себя.

— Ты блдна и печальна, милая,— озабоченно сказала она,— что огорчило тебя?

Валерія покачала головой, ни за что на свт не повритъ она маркиз своего горя, не дастъ новой пищи предубжденію, которое Джіанина съ самаго начала чувствовала къ любимому ею человку.

— Со мной ничего,— сказала она,— здсь жарко, а я танцовала такъ быстро…

— Ты не обманешь меня, дитя,— отвтила маркиза.— На тебя подйствовала такъ не жара и не утомленіе… Онъ оскорбилъ тебя, тотъ, къ кому ты чувствуешь непонятную симпатію, которой я никогда не могла раздлить.

— О, не говори обо мн, Джіанина,— попросила Валерія, съ трудомъ, удерживая слезы,— въ другой разъ, только не теперь, не сегодня!

— Успокойся, милая,— я не хочу мучить тебя,мн жаль только, что ты не такъ счастлива, какъ слдовало бы. Даже меня заразило веселье другихъ, мн какъ будто только восемнадцать лтъ.

Молодая женщина вспыхнула и начала обмахиваться веромъ изъ дорогихъ перьевъ, Валерія съ восхищеніемъ смотрла на нее.

— Какъ ты хороша!— невольно вырвалось у нея.— Тебя нельзя сравнить ни съ одной изъ тхъ, которыя моложе тебя!

— Правда?… Знаешь, меня радуетъ, когда ты находишь это. Но ты не должна возбуждать во мн, старух, тщеславія.

— Я спрошу Федериго, который идетъ сюда, согласенъ и онъ съ моимъ мнніемъ, — сказала Валерія, принуждая себя въ шутк.

— Нтъ, не его, не его!— съ жаромъ воскликнула Джіанина, съ притворнымъ вниманіемъ слдя за танцующими парами.

Братъ мужа подошелъ въ ней.

— Я хотлъ спросить васъ, не дадите ли вы мн этотъ танецъ? Онъ будетъ послдній, какъ мн сказалъ Джуліано.

— Въ такомъ случа, я отказываю вамъ. Послдній танецъ принадлежитъ двицамъ, а вы были сегодня очень невжливы, я еще ни разу не видала съ вами Валерію.

— Потому что Саграмора похищалъ ее всегда, коіда я хотлъ пригласить ее,— со смхомъ отвтилъ Федериго.— Валерія, разв я виноватъ?

— Нтъ, Федериго,— отвтила молодая двушка,— и если бы вы сейчасъ, слдуя приказанію Джіанины, пригласили меня, я не согласилась бы на вашу просьбу.

— Вы слышите, донна Джіанина?— обратился онъ опять въ невстк.— Будьте же вы милостиве. Я знаю, вы любите танцовать!

Маркиза встала, чтобы присоединиться съ нимъ къ проходившимъ мимо парамъ, недовольная въ душ, что, какъ всегда, слишкомъ скоро поддалась его просьбамъ.

Ея мужъ сравнивалъ Федериго съ солнечнымъ лучомъ, разрывающимъ ледяную кору и производящимъ на зимнихъ могилахъ новую цвтущую жизнь. И дйствительно, веселый голосъ Федериго раздавался по всему дому, его радостное лицо озаряло всякую комнату, куда онъ входилъ, онъ умлъ даже иногда отвлекать ученаго отъ занятій. Согласно желанію брата, онъ съ радостью сдлался кавалеромъ Джіанины, онъ сопровождалъ ее во время прогулокъ верхомъ и на празднества, которыя устраивались у знакомыхъ, помогалъ ей ухаживать за цвтами въ саду и училъ ее иностраннымъ языкамъ, въ которыхъ напрактиковался за границей.

— Вы терпливый учитель!— сказала она однажды.— Если бы Ипполито такъ занялся мной, я, можетъ быть, была бы ближе къ нему и сдлалась бы тмъ, чмъ мечтала: его помощницей въ трудахъ.

— Путь, которымъ идетъ мой братъ,— отвтилъ Федериго,— недоступенъ женщин, также какъ и нкоторой части мужчинъ. Будьте довольны, Джіанина, хотя вы и не всего достигли, чего желали бы отъ вашего положенія супруги ученаго мужа. Вы необходимы ему, какая вы есть, съ вашею блестящею красотой, вашею привлекательностью, вашею добротой, вы для него другой міръ, когда онъ приходитъ къ вамъ изъ того, который онъ создалъ себ.

Другой міръ! Онъ воздвигъ этими словами стну, раздлявшую мысли и чувства Ипполито отъ ея собственныхъ, онъ указалъ, какъ далеко другъ отъ друга стоятъ духовно супруги, соединенные только привычкой и уваженіемъ. Сколько разъ Джіанина задавала себ вопросъ, будетъ ли недоставать она Ипполито, если преждевременная смерть похититъ ее? Онъ столько разъ забывалъ о ней, объ ея желаніяхъ, ея требованіяхъ, даже объ ея присутствіи, когда она сидла съ работой у окна не далеко отъ него.

Она ничего не могла требовать,— она знала это. Въ т времена, боле, чмъ когда-либо, потворствовавшія легкимъ нравамъ мужчинъ, и когда на бракъ не всегда смотрли какъ на священное таинство, на ея долю выпала лучшая сравнительно съ другими женщинами судьба. Ея мужъ женился на ней по собственному выбору, онъ гордился своею красивою женой, цнилъ высокія качества ея души и ни на секунду не былъ способенъ измнить ей. Ея собственная вина, если она слишкомъ многаго ожидала отъ того, кмъ имла право гордиться, потому что каждый, даже противники, произносилъ его имя не иначе, какъ съ уваженіемъ.

Но теперь… теперь она ничего не желала, кром того, что давала судьба, теперь не бывало одинокихъ и скучныхъ дней, дни летли съ поразительною быстротой, лто смнило весну, но земля была еще усяна цвтами, точно благоухала еще весна.

Въ окнахъ кабинета блестлъ слабый огонекъ, когда Федериго привезъ жену брата домой. Ипполито еще не спалъ. Джіанина вошла въ прихожую, слабо освщенную лампой.

— Я не ршаюсь зайти такъ поздно къ вашему брату,— обратилась она къ родственнику.— Мн кажется, я цлую вчность не видала его, но онъ не любить, чтобы ему мшали въ это время, потому что теперь, по его словамъ, у него лучше всего идетъ работа.

— Лучше, Джіанина, если вы не зайдете къ нему,— отвтилъ Федериго.— Вамъ такъ же хорошо, какъ и мн, извстны его странности, мы завтра разскажемъ ему, какъ блестяще отпраздновали свадьбу Лоренцо.

Джіанина повернулась, чтобы идти.

— Покойной ночи, Федериго, и благодарю васъ за ваши услуги.

Джіанина не протянула ему, какъ всегда, руки, Федериго схватилъ ея лвую руку и поцловалъ.

— Благодарю за то, что вы разршили мн оказать вамъ ихъ,— сказалъ онъ.— Позвольте надяться, что удостоите той же милости, когда мы подемъ на виллу Кареджи, куда Пьетро приглашаетъ избранный кругъ друзей.

Маркиза отрицательно покачала головой.

— Я слышала объ этомъ отъ донны Лукреціи, но не собираюсь.

Федериго изумленно взглянулъ на нее.

— Почему, Джіанина? Есть у васъ основаніе не хать?

— Никакого другого, кром того, что я уврена, что Ипполито не подетъ со мной туда.

— Я тоже боюсь, что онъ не подетъ, но я буду тамъ, какъ всегда, въ вашимъ услугамъ.

Ея губы сжались.

— Да, я знаю это,— чуть слышно произнесла она.

Федериго приблизился къ ней на одинъ шагъ.

— И этого вамъ мало,— съ укоризной произнесъ онъ,— тогда какъ мн кажется, что нтъ солнца тамъ, гд васъ нтъ.

Онъ испугался, когда у него вырвались эти слова, Джіанина ничего не отвтила. Сердце ея сильно билось и она боялась, что голосъ ея будетъ дрожать, если она заговорить. Испуганный и вопросительный взглядъ ея встртился съ глазами Федериго, который, почти не сознавая, что длаетъ, еще разъ схватилъ ея руку.

— Подемте со мной въ Кареджи, я умоляю васъ,— тихо и нжно произнесъ онъ.

Она понимала, что должна отказать ему, и не могла, сознавала, что дастъ ему надъ собою власть, которая поведетъ его и ее къ гибели, но, въ то же время, чувствовала, что не можетъ огорчить его.

— Вы подете, я вижу это по вашему лицу,— сказалъ онъ.

— Поду…— нершительно прошептала она, точно боясь общать ему, и, рзкимъ движеніемъ вырвавъ руку, убжала въ свою комнату, гд, задыхаясь, почти безъ чувствъ, упала на колни около постели.

VI.

Вилла Кареджи, бывшая любимою резиденціей Козьмы Медичи, находилась въ нсколькихъ миляхъ отъ Флоренціи, въ живописной мстности по склону Учелатойо, откуда открывался чудный видъ на долину Арно и городъ. Одаренные художественнымъ вкусомъ, владльцы неустанно украшали ее и расширяли окружавшіе ее сады, эта вилла была избрана мстомъ послдняго празднества, которымъ заканчивались свадебныя торжества.

Число гостей на этотъ разъ ограничивалось только семьями и друзьями, стоявшими въ близкихъ отношеніяхъ съ Медичи. Пьетро, часто вынужденный ревматизмомъ не покидать своей комнаты, утомился шумною жизнью и мечталъ о поко, онъ предполагалъ остаться на нкоторое время въ деревн, тогда какъ Лоренцо, уполномоченный заступить его мсто, долженъ былъ вернуться во Флоренцію.

По дорог, ведущей мимо бывшей Porta Faenza въ вилл, утромъ назначеннаго дня замтно было большое оживленіе. Многіе изъ приглашенныхъ отправлялись верхами, только самыя привередливыя дамы сидли въ носилкахъ, окруженныхъ кавалерами. Валерія хала рядомъ съ отцомъ, который, какъ и все семейство Пацци, не могъ отсутствовать въ этотъ день, остальные родственники хали въ нкоторомъ отдаленіи и Валерія старалась увеличить разстояніе между собой и ими, пока отецъ не замтилъ ея стараній.

— Ты хочешь ухать впередъ отъ дяди Пьетро, Гюльельмо и остальныхъ, Валерія,— сказалъ онъ, улыбаясь.— Что у тебя на сердц, что ты, повидимому, хочешь скрыть отъ нихъ? Скажи, дитя кое, прежде чмъ насъ догонятъ т, кому не слдуетъ слышать.

Валерія покраснла подъ проницательнымъ взглядомъ отца. О, если бы она могла найти подходящія слова, чтобы склонить его на свою сторону! Она ближе подъхала къ отцу.

— Вы знаете, отецъ, какъ я люблю и уважаю васъ,— нершительно и смущенно начала она.

— Конечно, знаю, глупенькая,— весело отвтилъ онъ.— Это все, что ты съ такою торжественностью приготовлялась сказать мн?

— Нтъ, милый отецъ, не все,— продолжала она, собираясь съ духомъ,— я хотла… я думала…

— Да что же, наконецъ, Валерія? Должно быть, ты что-нибудь очень страшное хочешь сообщить или просить, а судя по твоимъ пылающимъ щекамъ, опущеннымъ глазамъ, я заключаю, что ты кончишь признаніемъ, что любишь кого-то еще больше, чмъ меня.

Валерія взяла руку отца и поцловала ее.

— Не сердитесь, милый и дорогой отецъ,— съ чувствомъ произнесла она.— Я думаю, что это можетъ быть, если вы скажете, что онъ вамъ нравится, и позволите мн любить его, какъ, мн кажется, онъ любитъ меня.

Джакопо Пацци невольно сдлался серьезне.

— О комъ же ты говоришь, Валерія? Въ послдніе мсяцы многіе молодые рыцари и дворяне добивались твоего расположенія и мн уже длали нсколько предложеній. Но я не спшу отдать тебя, мою единственную дочь, если ты сама не имешь желанія покинуть меня. Разв Федериго Скандіано удалось-таки покорить твое сердце? Маркиза говорила мн какъ-то, что ты не сочувствовала ея плану, теперь же я давно не спрашивалъ ее.

— Нтъ, не Федериго,— отвтила Валерія,— другой, котораго вы часто отличали вашимъ расположеніемъ и который…

Валерія опять замолчала. Ничего нтъ трудне для влюбленной двушки, какъ въ ршительный моментъ произнести имя любимаго человка.

— Надо помочь теб, глупенькой двочк,— сказалъ отецъ, напрасно прождавъ продолженія рчи.— Если я не ошибаюсь и правильно понялъ намекъ, сдланный мн Гюльельмо относительно поведенія синьора Ферранте, то этотъ неаполитанскій рыцарь нравится теб больше всхъ. Отвчай правду, дитя мое, онъ ли?

— Да, онъ,— сказала Валерія.— Я люблю его, горячо люблю, даже если вызову этимъ вашъ гнвъ.

— О чемъ же плакать тутъ, дитя мое?— ласково возразилъ Джакопо.— Неужели ты думаешь, я буду бранить тебя за то, что ты потеряла твое глупое сердечко? То же, что съ тобой, случается со всми, когда мы молоды и беззаботны…

— Такъ вы не будете сердиться, не оскорбите его отказомъ, если онъ придетъ къ вамъ просить моей руки?— спросила Велерія съ просвтлвшимъ лицомъ.

Джакопо задумчиво покачалъ головою.

— Я предпочелъ бы теб въ мужья соотечественника. Но объ этомъ иностранц я не знаю ничего дурнаго, онъ человкъ образованный и съ большими знаніями. Когда Гюльельмо сказалъ мн, что онъ заглядывается на тебя, я осторожно собралъ кое-какія свднія и мн разсказали о немъ много хорошаго.

— Но онъ, говорятъ, бденъ, отецъ, — тихо замтила Валерія,— и, я боюсь, это смущаетъ его просить у васъ моей руки.

— Ты такъ уврена, что онъ любитъ тебя?— шутя спросилъ отецъ.— Не фантазія ли это моей самоувренной двочки?

— Нтъ, о нтъ, третьяго дня на праздник онъ признался мн въ этомъ, также какъ и въ томъ, что не сметъ просить моей руки. Что другое, какъ не бдность, можетъ останавливать его? Ему стыдно будетъ признаться вамъ,— онъ, вдь, не знаетъ, какъ вы отнесетесь къ бдному жениху.

— Если его не останавливаетъ ничто другое, Валерія, то онъ никогда не услышитъ упрека, котораго боится,— отвтилъ старикъ.— Милость Господня дала мн, кром унаслдованнаго состоянія, новыя владнія и этого хватитъ на двоихъ. Если теб суждено быть женой иностранца и онъ достоинъ владть тобой, то пусть онъ приходить и мы обстоятельно поговоримъ о томъ, что мн такъ сбивчиво и смутно разсказала моя сумасшедшая двочка.

Валерія громко вскрикнула отъ радости и готова была, сидя на лошади, обнять добраго отца, такъ скоро давшаго свое согласіе. Но въ это время ихъ догнали родственники и Валерія вынуждена была отвчать на вопросы, съ замираніемъ сердца ожидая минуты, когда явится возможность передать Ферранте свое объясненіе съ отцомъ.

——

Остававшееся небольшое разстояніе до виллы Джакопо Пацци прохалъ рядомъ съ своимъ племянникомъ Джіованни. Гирлянды изъ цвтовъ и разноцвтные флаги придавали вилл праздничный видъ, внутри дома было разложено множество драгоцнностей, произведеній искусства и серебряныхъ сосудовъ. Во время свадебнаго торжества во Флоренціи Медичи поостереглись выставлять на-показъ чрезмрную роскошь, чтобы не возбуждать недовольства или зависти народа и гражданъ, въ тсномъ кругу друзей эта предосторожность была излишня и любовь представителей республики къ великолпію могла выказаться безпрепятственно.

— Можно подумать, что находишься въ ризниц святйшаго папы,— обратился Джакопо къ Джіованни, проходя съ нимъ по комнатамъ.— Взгляни на эти сокровища, сколько золота и драгоцнныхъ камней! Право, съ нашими друзьями Медичи никто изъ насъ на можетъ соперничать.

Джіованни взглянулъ вскользь на указанные предметы, но не высказалъ, подобно дяд, ни одного слова удивленія.

— Повидимому, роду Медичи суждено доставаться все, что можетъ возвысить ихъ силу и власть, — сухо произнесъ онъ.— Поэтому имъ безразлично, когда другіе теряютъ свое состояніе.

— Что хочешь ты этимъ сказать, Джіованни? Я помню, что ты ведешь процессъ изъ-за наслдства, которое должно достаться твоей жен отъ ея покойныхъ родителей, но ты мн говорилъ недавно, что дло еще не ршено.

— Теперь оно ршено, дядя,— отвтилъ молодой человкъ.— Приговоръ судей отдалъ наслдство жены въ боковую линію.

— Я пораженъ, Джіованни,— воскликнулъ Джакопо,— неужели ты не обратился къ Пьетро Медичи для достиженія твоего права?

— Я обращался къ Лоренцо, такъ какъ Пьетро отклонилъ отъ себя это дло, но и онъ отвтилъ мн, что безсиленъ измнить приговоръ, и, такимъ образомъ, я вынужденъ отказаться отъ справедливаго иска.

— Я не могу понять, какъ Пьетро и его сынъ, который состоитъ, къ тому же, въ свойств съ тобой черезъ твоего брата, не защитили тебя. Я тоже думаю въ скоромъ времени прибгнуть къ ихъ помощи, чтобы добиться уменьшенія податей, которыя съ нкоторыхъ поръ возвысились и давятъ меня. У меня дочь невста, я каждый день могу ожидать, что придется дать ей приданое, соотвтствующее нашему роду, нашему состоянію. Мн будетъ это тяжело, если мы вынуждены будемъ постоянно приносить новыя жертвы.

— Не разсчитывайте на помощь Медичи,— съ горечью замтилъ Джіованни.— Какое имъ дло до затрудненій въ другихъ семьяхъ, когда сами они достигли того, къ чему въ душ такъ давно стремились?

— Власть ихъ велика сравнительно съ нами всми,— задумчиво сказалъ Джакопо, — но до настоящаго дня я никогда не думалъ объ этомъ съ раздраженіемъ. Если бы нашему роду свтила такая звзда, какъ имъ, то, можетъ быть, мой отецъ Андреа умеръ бы на томъ мст, которое у него перебилъ Козьма.

— Медичи слишкомъ высоко вознеслись, и имъ трудно будетъ удержаться на этой высот, — замтилъ Джіованни.— Противъ нихъ, какъ и противъ другихъ, поднимется рука, которая свергнетъ ихъ оттуда.

Дядя покачалъ головою.

— Ты далеко заходишь въ своемъ раздраженіи,— сказалъ онъ.— Ты достаточно богатъ, чтобы перенести эту потерю, также какъ и я. Питать ненависть и злобу изъ-за матеріальныхъ средствъ и почестей способны только низкія сердца. Мы тоже имемъ право гордиться своимъ именемъ, которое произносится не иначе, какъ съ уваженіемъ, и которое въ далекомъ будущемъ,— если будетъ милость Господня,— будетъ вызывать славныя воспоминанія.

Спокойныя слова дяди произвели должное впечатлніе. Джіованни пересилилъ злобу, закипвшую въ его душ отъ несправедливости, и началъ весело болтать съ друзьями и родными. Но въ сердц его осталась желчь и смя глубокой ненависти, которое должно было вырости въ свое время и дать смертельные плоды для него и всего его рода.

Но въ тотъ день между членами обоихъ родовъ еще царило, повидимому, полное согласіе. Обнявшись стояли неразлучные Джуліано и Франческо, горячо обсуждая, какими развлеченіями занять гостей, Лоренцо, съ немного боле веселымъ лицомъ, чмъ въ прежніе дни, велъ молодую жену навстрчу маркиз Скандіано, запоздавшей немного, Лукреція Медичи весело шутила съ дочерьми и ихъ мужьями,— картина полнаго семейнаго счастія представлялась глазамъ зрителя.

— Мы уже отчаивались васъ видть, донна Джіанина,— обратился Лоренцо къ маркиз, любезно здоровавшейся съ Кларисой.— Я не хочу думать, что вы были нездоровы, хотя сегодня вы блдне обыкновеннаго.

— Несмотря на все мое желаніе постить вашу супругу, я едва не лишила себя этого удовольствія. Я нахожу, что не должна такъ часто покидать мужа изъ-за шумныхъ удовольствій, и хотла провести цлый день съ Ипполито.

— Но онъ не допуститъ этого, надюсь,— съ улыбкой произнесъ Лоренцо.— Хорошо, что онъ такъ поступилъ, иначе онъ навлекъ бы на себя всеобщій гнвъ.

— Нтъ, онъ настоялъ, чтобы я приняла ваше приглашеніе и сказалъ даже, что день полнаго одиночества очень полезенъ для его занятій.

— Онъ поступилъ такъ ради васъ,— замтила Елариса.— Какъ это мило и любезно съ его стороны! Какъ онъ васъ любитъ!

Джіанина немилосердно щипала букетъ чудныхъ цвтовъ, который поднесъ ей Лоренцо при вход, дйствительно ли изъ любви настаивалъ ея мужъ, чтобы она хала съ его братомъ? Онъ не подозрвалъ, какъ страдала она отъ его доврія, наполнявшаго ее временами благоговніемъ къ тому, кто такъ высоко поставилъ ее, что ему и въ голову не приходила возможность соблазна для нея, а вслдъ за тмъ въ ней вспыхивала злоба, потому что это безграничное довріе похоже было на равнодушіе.

Живя въ царств безстрастной науки, Ипполито забылъ, что сердце его красивой жены еще тревожно бьется и жаждетъ жизни. Уваженіе къ мужу, которое Джіанина принимала за глубокую любовь, защищало ее отъ увлеченія горячими поклонниками ея красоты. Пока не возвратился Федериго изъ-за границы, молодая женщина не ощущала всей пустоты своей жизни, увидвъ только яркій свтъ, мы можемъ понять мракъ, въ которомъ проходятъ наши дни и тогда мы испуганно спрашиваемъ себя, какъ могли мы это выносить?

О, любить что-нибудь такъ, чтобы оно принадлежало ей, ей одной,— мечтала часто Джіанина,— и чувствовать, что она занимаетъ въ мір мсто, которое не можетъ замнить никто другой! Но мсто, занимаемое ею въ жизни мужа, было такъ мало, такъ ничтожно, все уже и уже сходился вокругъ него кругъ, въ которомъ она не находила себ мста. Часто она старалась убдить себя, что его любовь не измнилась къ ней, но она была только любимымъ украшеніемъ его дома, а не необходимостью для его существованія, не условіемъ его счастья. И Господь не далъ ей ребенка, невинный взглядъ котораго указалъ бы ей выходъ изъ бездны, гд она внезапно очутилась, куда она ни взглянетъ, ей свтятъ другіе глаза съ благоговйно-страстнымъ выраженіемъ, говорящимъ ей о томъ, чего она никогда не знала, о безумномъ, невыразимомъ счасть!

——

Джуліано Медичи и Франческо Пацци, по обыкновенію, съ шумомъ приблизились къ маркиз.

— Гд Федериго, донна Джіанина?— воскликнули они.— Отчего онъ не идетъ, какъ общалъ намъ? Мы хотли играть съ нимъ въ мячъ на лугу, онъ мастеръ въ этомъ дл.

Джіанина посмотрла по сторонамъ, Федериго, поздоровавшись съ хозяевами, исчезъ изъ залы, дорогой онъ тоже казался серьезне и тише обыкновеннаго.

— Федериго сейчасъ былъ здсь, — отвтила она, — можетъ быть, онъ отправился къ синьору Джакопо Пацци, которому не свидтельствовалъ еще своего почтенія.

— Мы разыщемъ его,— объявили друзья въ одинъ голосъ и бросились бгомъ искать молодаго Скандіано. Съ торжествомъ привели они съ собой найденнаго Федериго, удалившагося въ домъ къ пожилымъ мужчинамъ.

— Ты не уйдешь отъ насъ,— воскликнулъ Джуліано, схвативъ подъ руку Федериго.— Ты думаешь, будто потому, что ты на нсколько лтъ старше, теб нтъ дла до насъ, а, между тмъ, ты общалъ научить насъ новой игр, которая въ мод при Ст.-Жерменскомъ двор. Какъ только мы научимся, мы позовемъ смотрть Кларису, Валерію и остальныхъ, но сначала ты долженъ показать намъ.

Федериго улыбнулся.

— Успокойся, милый Джуліано,— пошутилъ онъ,— я еще не такъ старъ и не такъ гордъ, чтобы забывать товарищей дтства, которые могутъ помриться со мной въ фехтованіи,— такъ они выросли и сдлались искусны за это время. Теперь слушай: я бросаю мячъ вверхъ, ты долженъ вернуть его мн лаптой, и чмъ выше ты его бросишь, тмъ больше у тебя ловкости.

Лапту изображалъ деревянный молотокъ, при употребленіи котораго необходимъ былъ не только врный глазъ для удара летящаго мяча, но и большая сила, эта игра была любимою забавой молодыхъ флорентинцевъ и, завезенная изъ Франціи, скоро укоренилась тамъ, такъ какъ она давала юношамъ возможность выказывать гибкость и ловкость.

Джуліано и Франческо оказались очень способными учениками, хотя мячъ нердко ускользалъ еще у нихъ. Стараясь во-время подхватить его, Джуліано нагнулся разъ такъ быстро, что съ руки его соскользнулъ золотой браслетъ.

— Ты разв уже женихъ, что носишь браслеты?— поддразнилъ недалеко стоявшій отъ него Федериго.— Откуда получилъ ты такое украшеніе?

Джуліано надлъ опять браслетъ и съ гордостью взглянулъ на Франческо Пацци.

— Браслетъ у меня не отъ невсты,— сказалъ онъ.— Я помнялся имъ съ Франческо, который носитъ такой же, въ знакъ того, что мы останемся врны другъ другу, пока смерть не разлучитъ насъ. Не такъ ли, другъ мой?

Франческо пожалъ поданную ему руку.

— Да, Федериго, Джуліано и я поклялись сохранить дружбу, что бы съ нами ни случилось, въ нужд и опасности, въ гор и искушеніи не покидать другъ друга, жертвовать тмъ, что дорого и мило, для счастья другого.

— Вы слишкомъ много общали, мои пылкіе мальчики,— замтилъ Федериго,— вамъ, вроятно, еще не представлялось возможности испытать, насколько серьезны ваши общанія.

— О, я желалъ бы, чтобы она явилась, и чмъ скоре, тмъ лучше,— воскликнулъ Франческо съ сверкающими глазами.— Я хотлъ бы, чтобы ему грозила смерть, и я могъ бы спасти его, чтобы онъ впалъ въ бдность, и я бы избавилъ его… я хотлъ бы какою-нибудь большою жертвой доказать Джуліано, какъ горячо я люблю его.

— Въ такомъ случа, я желаю, чтобы теб представилась эта возможность,— сказалъ Федериго.— Пріятно сознаніе, что можно врить въ истинную дружбу. Держите ее крпче, мои юные товарищи, тотъ никогда не бываетъ одинокъ, кому Богъ послалъ въ жизни врнаго друга.

Юноши все еще стояли рука въ руку, они чувствовали справедливость его словъ и одобреніе ихъ дружбы какъ будто возвысило ее. Но беззаботное веселье молодости вновь закипло въ нихъ и они поспшили на мсто продолжать игру.

Если бы кто-нибудь осмлился сказать имъ въ эту минуту, что черезъ немного лтъ та самая рука, которая клялась въ врности, поднимется съ оружіемъ противъ друга, они осмяли бы его и назвали бы безумцемъ.

——

Въ зал нижняго этажа, двери которой были открыты въ пестрющій цвтами садъ, собралось множество гостей вокругъ Пьетро и Лоренцо, любившаго, несмотря на свою молодость, общество зрлыхъ мужчинъ, въ разговоръ которыхъ онъ часто вставлялъ мткое слово. Въ числ почетныхъ гостей выдлялось красивое, выразитезьное лицо Марсиліо Фичино, пользовавшагося когда-то покровительствомъ Козьмы Медичи, теперь онъ уже давно читалъ лекціи риторики и политики въ высшей школ. Лоренцо былъ долгое время его ученикомъ, также какъ теперь имъ состоялъ еще молодой поэтъ Анжело Пелиціано, прославившійся впослдствіи продолженіемъ начатаго Карло Марсупини перевода Иліады. Противъ него, рядомъ съ Джакопо Пацци, сидлъ Луиджи Пульчи, сдлавшійся сразу знаменитостью посл изданія первыхъ псней своего лучшаго произведенія Morgante Maggiore. Монахъ Джуліано Лавачини, родомъ изъ Сіены, съ большимъ пониманіемъ и неутомимымъ прилежаніемъ занимавшійся пополненіемъ знаменитой библіотеки Медичи, находился тутъ же, Къ нему подошелъ въ эту минуту Лоренцо поговорить о новыхъ пріобртеніяхъ для библіотеки, въ чемъ ему помогалъ самый крупный изъ флорентійскихъ книгопродавцевъ, Веспасіано Бистиччи.

— Вы должны помочь мн, синьоръ Веспасіано,— обратился Лоренцо къ послднему.— Мой ревностный библіографъ, Христофоро Ландино, много лтъ трудящійся для нашей библіотеки, не соглашается со мной, когда я говорю, что надо дать въ ней мсто и тмъ стихотвореніямъ, которыя написаны простымъ народнымъ языкомъ. А отецъ Джуліано расходится со мной въ мнніи, — онъ цнитъ только то, что понятно небольшому кругу высоко-образованныхъ людей, и презираетъ все, что, возникнувъ въ народ, можетъ быть доступно ему.

— Не понимайте меня ложно, мой свтлйшій другъ,— поспшно отвтилъ отецъ Джуліано,— было бы глупо презирать языкъ, который ежедневно употребляешь, хвалить только то, что большинству людей непонятно. Но я нахожу, что не стоитъ тратить столько труда и средствъ на воспроизведеніе книгъ, которыя такъ же скоро забудутся, какъ быстро он возникли, и которыя, не имя достоинствъ, не могутъ содйствовать образованію или возвышенію нашихъ согражданъ.

— Не имютъ достоинствъ, высокочтимый отецъ?— съ укоризной повторилъ Лоренцо.— Убждены ли вы въ томъ, что говорите? Неужели не иметъ достоинствъ то, что составляетъ достояніе цлаго народа и къ чему прибгаемъ мы, когда истинное чувство одушевляетъ насъ? То, что мы въ младенчеств лепечемъ матери и въ священную минуту шепчемъ возлюбленной, не иметъ иной формы, кром той, которую употребляетъ простолюдинъ, и этотъ-то языкъ вы считаете недостойнымъ занять мсто въ собраніи, которое перейдетъ къ слдующимъ поколніямъ, какъ свидтельство того, какъ говорили, думали въ наши дни. Что же называете вы достоинствомъ въ этомъ смысл, отецъ Джуліано? Если мы хотимъ доказать достоинство нашего языка, то, прежде всего, надо проврять, можетъ ли онъ легко выразить каждую нашу мысль, каждое чувство.

— Я могу, синьоръ Лоренцо, только подтвердить,— замтилъ Веспасіано Бистиччи,— что языкъ нашего народа находится въ младенческомъ состояніи, въ первой стадіи своего развитія. Но и онъ достигнетъ современемъ разцвта и несомннно явится множество прекрасныхъ сочиненій въ этой области, которая послужитъ къ украшенію нашей литературы. Дай Богъ, чтобы Флорентинское государство подъ управленіемъ славнаго рода, которому мы вс столькимъ обязаны, все больше и больше служило достойнымъ подражанія образцомъ для всхъ образованныхъ странъ міра.

Умное лицо юнаго Медичи просіяло при этихъ словахъ.

— Пошли, Господи, чтобы осуществились ваши слова, достойный другъ,— серьезно произнесъ онъ.— Я надюсь достигнуть этой высокой цли, если въ моихъ будущихъ длахъ мн не откажутъ въ помощи честные и способные на жертвы граждане, сочувствующіе величію и слав нашего государства. А пока, отецъ Джудіано, не откладывая, передайте вашимъ писцамъ, чтобы они не пренебрегали нашимъ языкомъ и включили бы нсколько произведеній въ составъ нашей библіотеки.

Ученый монахъ улыбнулся.

— Ваше приказаніе будетъ исполнено,— отвтилъ онъ.— Боле десяти лтъ сорокъ пять писцовъ трудятся надъ умноженіемъ произведеній, хранящихся въ Лауренціан {Библіотека, основанная Козьмою I.}. Я распоряжусь, чтобы одинъ или два изъ нихъ занялись перепиской нкоторыхъ сочиненій, написанныхъ народнымъ языкомъ, укажите только, какія вы предпочитаете.

— Я выберу,— отвтилъ Лоренцо.— А если вы все еще сомнваетесь и скупитесь на писцовъ, то опытъ докажетъ вамъ. Вспомните, какимъ языкомъ говорили наши великіе поэты, Дантъ и Петрарка.

Лаваччини одобрительно кивнулъ головою.

— Дантъ былъ геній, совершенство, тогда какъ вс остальные только посредственности,— сказалъ онъ.

— Поставьте наравн съ нимъ Петрарку,— съ жаромъ продолжалъ Лоренцо.— Его поэзія полна прелести, глубины, нжности и живости, и съ нимъ не могутъ сравниться ни Овидій, ни Тибуллъ, ни Катуллъ, ни Проперцій. И не забудьте третьяго въ этомъ созвздіи, показавшаго намъ въ проз непризнаваемыя вами достоинства народнаго языка.

— Вы подразумваете Боккачіо,— замтилъ Веспасіано,— въ немъ изобртательность соперничаетъ съ краснорчіемъ и многосторонностью.

— Да, его,— отвтилъ Лоренцо.— Читая Декамеронъ съ его разнообразнымъ содержаніемъ, съ описаніемъ всевозможныхъ положеній, проистекающихъ отъ любви, ненависти, страха и надежды, съ характеристикой самыхъ противуположныхъ типовъ, выраженіемъ всхъ страстей, приходишь въ заключенію, что никакой другой языкъ не выразитъ всего такъ, какъ этотъ. Можетъ быть, до сихъ поръ не было поэтовъ, которые умли бы легко владть имъ.

— Что такіе поэты были, доказываетъ вамъ примръ,— сказалъ Веспасіано.— Ваши прелестные сонеты написаны ршительно тмъ же языкомъ.

Лоренцо слегка покраснлъ.

— О моихъ жалкихъ стихотвореніяхъ не стоитъ и поминать тамъ, гд идетъ рчь о звздахъ нашей страны. Они произведенія досуга и едва ли переживутъ автора. Но теперь довольно, мой отецъ длаетъ знакъ идти къ столу. Мы можемъ тамъ продолжать нашу бесду.

VII.

Солнце ярко свтило надъ паркомъ виллы Кареджи, когда кончился обдъ. Во время празднествъ, продолжавшихся цлый день, гости имли обыкновеніе отдыхать нсколько часовъ посл обда, они расходились по разнымъ комнатамъ, спасаясь въ ихъ прохлад отъ удушливаго зноя, только неутомимая молодежь находила еще удовольствіе быть на воздух, гд затвались веселыя игры.

Валерія Пацци съ трудомъ отдлалась отъ общества подругъ, она одна не ощущала въ этотъ день усталости, каждое біеніе сердца, каждый вздохъ груди былъ полонъ радостнаго возбужденія и предчувствія близкаго счастья. Отецъ согласился на ея бракъ съ любимымъ человкомъ,— о, какъ бьется сердце отъ радости, что она будетъ первою встницей его счастья! Во время обда Валерія шепнула Ферранте, чтобы онъ пришелъ къ источнику Діаны въ конц сада, и онъ, хотя и нершительно, какъ ей показалось, общался исполнить ея желаніе. Она не знала, что для него обратилось въ мученіе то, о чемъ нсколько мсяцевъ назадъ онъ мечталъ какъ о высшемъ блаженств: взаимная любовь прелестной двушки, явившейся солнечнымъ лучомъ въ его мрачной жизни. Онъ колебался, исполнить ли ея приказаніе, но она огорчится, если онъ не придетъ, разсердится, можетъ быть, а онъ чувствовалъ, какъ тяжело ему будетъ это. Рано или поздно должны же они объясниться.

Медленно шелъ онъ къ назначенному мсту, полдневный зной палилъ его голову, Ферранте ничего не замчалъ,— сильне жегъ его душу упрекъ въ томъ, что онъ обманулъ обожаемую двушку и вызвалъ въ ней чувство, которое должно кончиться жгучею болью.

Валерія была уже на мст, она сдлала нсколько шаговъ къ нему на встрчу.

— Какъ вы медленно и лниво идете!— воскликнула она съ прелестною гримасой.— Неужели вы не спшите пробыть четверть часа со мной наедин, не интересуетесь услышать то, что я хочу вамъ сказать?

Увренность, что она скоро будетъ принадлежать ему, придавала Валеріи смлость, которой у нея не было прежде въ обращеніи съ нимъ. Ферранте, не видавшій двушки со свадьбы Лоренцо, съ безпокойствомъ взглянулъ на ея сіяющее лицо.

— Можете ли вы сомнваться, какое счастье для меня быть съ вами?— отвтилъ онъ.— Тмъ не мене, я знаю, что мн не слдовало исполнять вашего приказанія!

— О, Ферранте, какъ вы стали разсудительны! Вы забыли то время, когда въ день по нскольку разъ искали встрчи со мной и постоянно заставляли думать о себ? А теперь, когда вы признались, что я дорога вамъ, вы хотите принудить себя къ разсудительности, противной вашему сердцу и глубоко огорчающей меня.

Ферранте прижалъ ея руку къ своей тяжело дышащей груди.

— Валерія, ангелъ мой, сжальтесь,— прошепталъ онъ,— не заставляйте меня признаваться, что я люблю васъ каждымъ помысломъ сердца, что въ васъ одной я вижу счастье и покой, что я испытываю адскія муки, находясь вдали отъ васъ! Но, какъ я уже говорилъ вамъ, съ моей стороны безуміе, преступленіе принимать вашу чистую любовь… я недостоинъ васъ, Валерія, и не смю поднять на васъ глазъ, потому что считаю грхомъ думать о васъ.

Молодая двушка недоврчиво покачала головою.

— Нтъ, нтъ, вы ошибаетесь, Ферранте,— ласково сказала она.— Вы все думаете о необходимости разстаться со мной,— она ничтожна передъ силой любви, которая покоритъ все, что можетъ стать между нами. Неужели вы не поможете мн? Неужели я съ такимъ трудомъ должна вырвать у васъ признаніе, что вы считаете себя недостаточно богатымъ, чтобы просить руки дочери Пацци, родственники которой могутъ оскорбить насмшками бднаго жениха? Слушайте, сегодня я призналась отцу,— вы знаете въ чемъ,— и онъ сказалъ, что ничего не иметъ противъ васъ, что онъ васъ любитъ, готовъ назвать сыномъ… о, Ферранте! я не могу больше… неужели вы ничего, ничего не имете мн сказать?

Валерія, рыдая, опустилась на мраморную скамейку, пріютившуюся подъ втвистымъ миртомъ, Ферранте упалъ передъ ней на колни, закрывъ лицо руками. О, умереть, сейчасъ умереть, пока не произнесено страшное признаніе…

Валерія овладла собой.

— Взгляните на меня, Ферранте,— сказала она,— прочтите въ моихъ глазахъ, если не врите словамъ, какъ я горжусь вами и полна надеждъ. Неужели деньги такъ много значатъ, что вы могли подумать, будто он могутъ увеличить мою любовь къ вамъ? Я часто желала, чтобы вы были богаты, а я была бы бдною двушкой, и не сомнвалась ни разу, что вы и тогда избрали бы меня. Я съ радостью приняла бы изъ вашихъ рукъ то, что краситъ жизнь, а вамъ такъ тяжело раздлить со мной то, чмъ по доброт отца я буду владть, и что я научилась цнить только тогда, когда мн сказали, что вы бдны?

Ферранте медленно поднялъ голову, вмсто счастья, которое она надялась прочесть въ его лиц, на немъ выразилось безумное отчаяніе.

— Валерія, дорогая, твои слова разрываютъ мн сердце,— воскликнулъ онъ,— не говори, о, не говори дальше… не давай мн понять, какого рая я лишаюсь по своей вин. Не заставляй меня видть небо, изъ котораго я изгнанъ и къ вратамъ котораго меня привлекло преступное желаніе. Можешь ли ты мн простить, если я признаюсь, какъ я обманулъ тебя? Ахъ, даже моя любовь къ теб, чистой, прекрасной, не можетъ оправдать меня… Когда я убжалъ отъ недостойныхъ узъ, привязывавшихъ меня къ Неаполю, и увидалъ тебя въ первый разъ въ церкви Santa Croce, меня вдругъ точно оснило, что ты… ты одна можешь дать то счастье, за которымъ я безъ устали скитался съ мста на мсто, пока не настигъ меня злой рокъ. О, если бы я никогда не видлъ тебя… Можешь ли ты простить, что я вынужденъ безпощадно разбить твои надежды, признаваясь, что эта рука, которая хотла бы никогда не выпускать твоей, принадлежитъ другой… что я мужъ презираемой мною женщины?

Крикъ, готовый вырваться у Валеріи, замеръ на ея устахъ, она схватилась руками за сердце, переставшее биться, съ трудомъ переводя дыханіе, она произнесла съ отчаяніемъ:

— Вы женаты… такъ вотъ причина вашей сдержанности?

— Да, я женатъ,— отвтилъ Ферранте, все еще оставаясь у ея ногъ.— Это заставило меня бжать изъ родины, привело меня сюда, къ теб, которую я увлекъ въ свое несчастіе. Я долженъ былъ бы имть силу отказаться и бжать отсюда… я не могъ этого… О, не отворачивайся, Валерія, нтъ большаго несчастія, чмъ мое, если ты не простишь меня!

Но оскорбленная женская гордость была въ эту минуту сильне любви и жалости къ его мукамъ, вн себя отъ гнва и стыда Валерія оттолкнула его.

— И вы смли преслдовать меня вашимъ ухаживаньемъ?— воскликнула она.— Смли завести комедію вашей любви такъ далеко, что заставили меня забыть, чмъ я обязана себ и роду, изъ котораго происхожу?

Ферранте напрасно старался овладть ея рукой.

— Я любилъ васъ… въ этомъ оправданіе моего преступленія. Валеріи удалось, наконецъ, оттолкнуть его, она поднялась.

— Вы низко воспользовались моею неопытностью,— презрительно воскликнула она.— Просите прощенія тамъ, гд вы тоже согршили, у той, кто иметъ больше правъ на васъ и которой вы, можетъ быть, надоли,— намъ не о чемъ больше говорить!

— Умоляю васъ, Валерія, не отталкивайте меня такъ!— просилъ несчастный, но она уже не слышала его, поспшно удаляясь къ дому, куда онъ не посмлъ слдовать за ней. Между кустовъ блеснуло еще разъ ея свтлое платье, затмъ оно исчезло, Ферранте показалось, будто солнечный свтъ внезапно смнился тьмой, въ которой онъ осужденъ остаться, попрежнему, одинъ съ своимъ раскаяніемъ, тоской и стыдомъ.

——

Валерія продолжала, между тмъ, бжать къ дому, ей казалось, что солнце причиняетъ ей страшную боль, въ глазахъ рябило, въ голов шумло. Дальше, дальше бжала она, чтобы не слыхать голоса, часто очаровывавшаго ее и сообщившаго ей это ужасное извстіе. Она достигла виллы. Федериго Скандіано первый встртилъ ее въ дверяхъ.

— Святая Два!— воскликнулъ онъ, испугавшись при вид двушки.— Что съ вами, Валерія? Вы привидніе видли?

— Гд отецъ? Позовите его,— отвтила она, не обращая вниманія на вопросы,— я больна и хочу домой… о, домой…— Она пошатнулась, теряя сознаніе, и упала бы, еслибъ Федериго во-время не поддержалъ ее.

— Вы дйствительно нездоровы,— съ участіемъ сказалъ онъ.— Пойдемте со мной, бдная двочка, я отведу васъ въ покойную комнату наверху и пришлю сейчасъ Джіанину.

— Нтъ, нтъ, не ее,— прошептала она, опуская голову на его плечо,— я никого не хочу видть, кром отца.

Федериго чувствовалъ, что она вся дрожитъ, онъ ршительно поднялъ двушку на руки и отнесъ въ сосднюю комнату, гд положилъ на диванъ.

— Вамъ не слдовало ходить въ такую жару въ садъ,— сказалъ онъ съ сожалніемъ.— А если вы ужь были такъ неосторожны, что пошли, то Саграмора, который, я видлъ, послдовалъ за вами, долженъ былъ бы быть благоразумне.

Валерія закрыла лицо руками.

— Не называйте его, я не хочу его знать!— рзко крикнула она.— Ради Бога, оставьте меня одну!

Федериго повиновался, Валерія опустила руки только когда дверь затворилась за нимъ. О, если бы она могла скрыться отъ него, отъ всхъ людей! Стыдъ и позоръ, когда вс, частью изъ любопытства, частью изъ участія слдившіе за ея судьбой, узнахоть, что тотъ, кому она отдала свою любовь, мужъ другой, обманщикъ, знавшій, что онъ не можетъ жениться на ней и намревавшійся, можетъ быть, низко поиграть неопытною двушкой! А она, въ ложномъ заблужденіи объясняя его сдержанность благородною гордостью, она почти навязала ему себя, убдила его исполнимости того, чего онъ никогда и не желалъ. О, хоть бы земля разверзлась, чтобы поглотить ее, хоть бы смерть стерла позоръ, которымъ она покрыла себя! Молящія прощенія слова его еще раздавались въ ея ушахъ… нтъ, нтъ, сердце ея не находитъ состраданія къ тому, кто такъ глубоко оскорбилъ ее.

Дверь съ силой распахнулась, Джакопо Пацци подошелъ къ дочери.

— Федериго сказалъ мн, что ты нездорова, — взволнованно произнесъ онъ.— Что случилось, дитя мое? Что съ тобою?

Валерія старалась придать голосу боле спокойное выраженіе, чтобы не выдать отцу своего страстнаго возбужденія.

— Я слишкомъ быстро шла по саду,— отвтила она,— сегодня такъ жарко, мн казалось, что я лишаюсь чувствъ.

Отецъ положилъ руку на ея лобъ.

— Голова горитъ, глаза красны,— говорилъ онъ, — но это происходитъ не отъ одного солнца. Съ тобой случилось что-нибудь, что ты хочешь скрыть отъ меня. Что это, дитя мое? Сегодняшній день долженъ бы быть днемъ радости для тебя, какъ мы оба надялись. Говорила ты съ графомъ Саграмора? Можетъ быть, какъ это ни странно, ты поссорилась съ нимъ?

Валерія покачала головою.

— Я не ссорилась съ нимъ и никогда не поссорюсь.

— Ну, такъ ты сообщила ему, что его желаніе будетъ исполнено и онъ принялъ это извстіе не такъ, какъ ты ожидала?

Валерія, рыдая, бросилась на грудь отца.

— Я обманула тебя и себя, ничто не можетъ связывать меня съ этимъ человкомъ, онъ для меня чужой, какимъ былъ полгода назадъ.

На лбу Джакопо проступили глубокія складки.

— Какъ? что я слышу? онъ не хочетъ быть твоимъ мужемъ?— гнвно воскликнулъ онъ.— И онъ осмливался открыто ухаживать за тобой, обратить вниманіе всей Флоренціи на васъ обоихъ, чтобы, въ конц-концовъ, пренебречь тобой? Негодный, онъ отвтить мн, эта рука еще достаточно сильна, чтобы мечомъ защитить честь Дочери!

Валерій обвила его шею руками.

— Нтъ, нтъ, отецъ, не сердись на него,— проста она,— я одна во всемъ виновата, а не онъ…

Въ страх что оскорбленный отецъ отомститъ Ферранте за нанесенную ей обиду, она забыла, что старалась защитить того, кого не могла заставить себя простить. Джакопо осторожно отстранилъ ее.

— Разрши загадку, заключающуюся въ твоихъ словахъ,— мрачно произнесъ онъ.— Еще сегодня утромъ ты надялась сдлаться его невстой, если я соглашусь. Я сдлалъ это изъ любви къ теб, моей единственной дочери, хотя любой гражданинъ нашего города былъ бы мн желательне этого чужеземца. Теперь я застаю тебя въ гор и слезахъ, и тотъ, кого ты любишь, по твоимъ словамъ, потерянъ для тебя. Онъ долженъ былъ глубоко оскорбить тебя, чтобы ты пришла къ такому ршенію. Забылъ онъ уваженіе, какимъ обязанъ моей дочери?

Валерія, вспыхнувъ, отступила назадъ.

— Нтъ, съ моей стороны было бы несправедливо, если бы я взвела на него подобное обвиненіе,— отвтила она немного спокойне.— Позвольте мн, я умоляю васъ, не говорить сегодня, что произошло между мной и имъ, и увезите меня домой, чтобы я могла успокоиться, зная, что я далеко отъ него.

Джакопо Пацци нехотя согласился.

— Жара спадетъ черезъ часъ или два,— сказалъ онъ,— до тхъ поръ мы должны еще воспользоваться гостепріимствомъ Пьетро. Я безпокоюсь, какъ бы дорога не повредила теб, и предпочелъ бы, чтобы ты осталась до утра у донны Лукреціи.

— О, нтъ, ни одной ночи не хочу я оставаться въ одномъ дом съ нимъ!— воскликнула двушка въ волненіи.— Убейте меня, отецъ, только не принуждайте къ этому!

Старикъ опять изумленно и испуганно взглянулъ на дочь.

— Долженъ я говорить съ Саграмора?— коротко спросилъ онъ.

— Нтъ, о, нтъ!— вырвался крикъ изъ груди Валеріи.

Отецъ видлъ, что долженъ пощадить дочь, и ршилъ другимъ путемъ добиться объясненія того, что причинило такое сильное горе Валеріи. Когда передъ закатомъ солнца у подъзда появились носилки, предложенныя Лукреціей больной двушк, Джакопо Пацци вышелъ изъ комнаты Лоренцо. Юный Медичи крпко пожималъ руку стараго друга.

— Положитесь на меня и не безпокойтесь,— сердечно говорилъ онъ.— Если вы ради дочери и изъ боязни, что гнвъ далеко завлечетъ васъ, не хотите потребовать объясненія у Саграмора, то я беру на себя ваше дло и мн, ручаюсь вамъ честнымъ словомъ, онъ отвтитъ. Вы дороги намъ, какъ другъ, совтникъ и какъ родственникъ, и ваша прелестная дочь не мене дорога намъ.

— Благодарю васъ.

Мужчины разстались, нсколько минуть спустя носильщики тронулись впередъ, унося Валерію изъ дома, въ который она вступила утромъ, увренная въ безпредльномъ счасть.

——

Было уже за полночь, когда въ комнату Ферранте Саграмора, гд онъ взволнованно ходилъ взадъ и впередъ, вошелъ слуга Лоренцо, немедленно требуя его къ своему господину.

Большинство гостей покинуло виллу и возвратилось во Флоренцію, остались немногіе, которыхъ семья Медичи особенно настойчиво уговаривала, и рыцари, принадлежащіе къ свит правителя. Лоренцо принялъ появившагося Ферранте холодне и сдержанне обыкновеннаго, взглядъ его пронизывалъ неаполитанскаго дворянина.

— Я позвалъ васъ, графъ Саграмора,— началъ онъ посл нкотораго колебанія,— хотя долженъ былъ бы предполагать, что вы желали бы отдохнуть посл цлаго дня веселья. Васъ не удивляетъ, не интересуетъ то, что я хочу вамъ сказать?

Ферранте гордо выдержалъ испытующій взглядъ юнаго повелителя.

— Я предполагаю, государь, что вы хотите удостоить меня порученіемъ, не терпящимъ отлагательства,— спокойно отвтилъ онъ.

— Нтъ, другое обстоятельство вынуждаетъ меня говорить съ вами въ такой поздній часъ,— желаніе получить объясненіе, которое вы одинъ можете мн дать.

Взглядъ Лоренцо опять задумчиво остановился на граф.

— Когда нсколько мсяцевъ назадъ я принялъ васъ къ своему двору,— продолжалъ онъ,— это случилось по ходатайству синьора Скандіано, сообщившаго мн, что вы присланы къ нему съ рекомендаціей отъ его родственника изъ вашей родины. Я слышалъ дале, что вы не имете средствъ жить во Флоренціи соотвтственно съ вашимъ положеніемъ, и, давая вамъ это мсто, думалъ доставить вамъ ихъ, также какъ и доступъ въ первые дома нашего города. Скажите, обязаны ли вы мн благодарностью за это, или нтъ?

— Да, государь, я обязанъ вашему высочеству боле, чмъ кому-либо на свт.

— Если вы признаете это, то меня поражаетъ, какъ могли вы злоупотребить довріемъ, которое питалъ къ вамъ я и со мной многіе другіе. Какъ пришло въ голову вамъ, рыцарю, нанести оскорбленіе уважаемому дому, гд васъ гостепріимно принимали?

Графъ Саграмора опустилъ голову.

— Будьте добры назвать домъ, передъ которымъ я такъ тяжело провинился,— глухо произнесъ онъ.

— Я говорю о дом Джакопо Пацци,— возразилъ Лоренцо съ удареніемъ.— Отецъ двушки, за которой вы открыто ухаживали и о взаимной любви которой толкуетъ вся Флоренція, приходилъ ко мн жаловаться, что вы оскорбили его дочь, а такъ какъ она отказывается дать объясненіе относительно случившагося, то я требую его отъ васъ, какъ вашъ государь и повелитель, какъ мужчина отъ мужчины. Если вы не трусъ и не измнникъ, недостойный нашей милости, то вы сейчасъ же скажете, что произошло между вами и Валеріей Пацци.

Смуглое лицо рыцаря вспыхнуло. Молодому человку, видимо, тяжело было исполнить приказаніе.

— Ваша высочество, съ недавнихъ поръ вы мой повелитель,— отвтилъ, наконецъ, Ферранте,— и вправ приказывать мн тамъ, гд другой не посмлъ бы задать вопроса, тмъ не мене, мн тяжело сообщить вамъ то, что вы требуете.

— Вамъ тяжело, я не сомнваюсь, можетъ быть, признаваться, что вы поступили не какъ честный человкъ, — сказалъ Лоренцо.— Но вспомните, что не вы одинъ страдаете въ этомъ случа. Двушка, которую вы заставляли думать, что любите ее, покинула этотъ домъ съ разбитымъ сердцемъ.

Ферранте закрылъ глаза рукой.

— Валерія!— произнесъ онъ въ полголоса.— Если бы я могъ цной жизни вернуть ей покой, съ какою радостью я пожертвовалъ бы жизнью!

— Значить, не пренебреженіе съ вашей стороны такъ оскорбило ее? Вы любите ее, я вижу это въ каждой черт вашего лица, что же мшаетъ вамъ исполнить ея и ваши собственныя желанія, сдлать ее вашею женой? Разв вы,— я не ршаюсь произнести этого, — разв вы не свободны, связаны словомъ, долгомъ съ другой?

Ферранте утвердительно наклонилъ голову.

— Да, государь.

— Возможно ли?— воскликнулъ Лоренцо.— И въ то время, какъ васъ, можетъ быть, страстно ждетъ жена или невста, вы соблазняете знатную двушку, чтобъ и здсь, какъ и тамъ, быть измнникомъ?

— Выслушайте меня прежде, чмъ судить,— ршительно произнесъ Ферранте.— Дломъ злаго рока можетъ быть иногда то, что мы склонны назвать виной, и если судьба, противъ нашей воли, опутаетъ насъ крпко оковами, у кого изъ насъ хватитъ силы устоять передъ искушеніемъ сбросить ихъ или забыть на мигъ ихъ мучительную тяжесть?… Кто не попробуетъ личными силами взять свое счастье, по собственному выбору отдать сердце той, въ комъ воплотились нашъ идеалъ и наши мечты?… Можетъ быть, ваше высочество, вамъ непонятны мои чувства, можетъ быть, вашъ выборъ сошелся съ тайнымъ желаніемъ вашего сердца, счастливый въ рдкихъ случаяхъ можетъ представить себ, сколько таится горечи, злобы, неосуществимыхъ желаній въ душ мене счастливаго, какъ богатый не въ состояніи понять несчастія встртившагося на его дорог нищаго, но мы должны быть благодарны и за то, если насъ не осуждаютъ за наше прегршеніе, если такой зрлый, несмотря на юность, умъ, какъ вашъ, даритъ намъ частицу сожалнія, отданнаго уже другимъ, боле достойнымъ.

Лицо Медичи омрачилось, онъ отвернулся. Подозрваетъ ли Ферранте, что его собственная судьба иметъ нкоторое сходство съ судьбой его рыцаря, что рядомъ съ образомъ жены встаетъ постоянно другой, боле дорогой, бывшій его счастьемъ, грозящій сдлаться его мученіемъ, и что онъ день и ночь борется, призывая въ защиту свою гордость, чтобы остаться достойнымъ имени Медичи, не измнить данному слову? Лоренцо прошелся взадъ и впередъ по комнат. Вернувшись на свое мсто, онъ быстро отодвинулъ свчи,— онъ точно боялся показать неаполитанцу выраженіе своего лица.

— Вы ошибаетесь, Саграмора, — произнесъ онъ съ усиліемъ,— думая, что я васъ не понимаю, но если мы, наперекоръ навязанному намъ судьбою, будемъ стремиться къ тому, что намъ кажется лучше, что даетъ намъ больше счастья, то мы поступимъ не только вроломно относительно своего долга,— нтъ, больше — недостойно самихъ себя, того, что должно быть поддержкой и утшеніемъ въ суровыхъ испытаніяхъ нашей жизни.

— Утшеніемъ, государь, я согласенъ, можетъ быть сознаніе исполненія своего долга, но долгъ, принятый нами, долженъ бить дйствительный, а не навязанный подлымъ обманомъ, даже больше, должно быть взаимное исполненіе итого долга.

— Вы правы, мы дальше стоимъ отъ нарушенія его, если вынуждены уважать тамъ, гд не можемъ любить и гд мы видимъ врность, самопожертвованіе и искреннюю любовь. Если я врно понялъ васъ, то вашъ выборъ былъ самый несчастный, и не одно нерасположеніе отдалило васъ отъ жены. Теперь, видя, какъ я умю цнить ваше довріе, не сообщите ли вы мн подробне?

— Охотно, государь, такъ какъ моя исторія коротка и проста. Лоренцо рукой сдлалъ ему знакъ занять кресло противъ него.— Вашему высочеству, можетъ быть, извстно, что моя фамилія древне-неаполитанскаго происхожденія,— началъ графъ,— испытана въ военной служб, на которой мои предки состояли у правительствующихъ родовъ и до недавнихъ поръ находились въ большомъ почет у короля и его сына, герцога Калабрскаго. Давнишняя дружба связывала нашъ домъ съ близкими ко двору Цинелли, на единственной дочери которыхъ я три года какъ женатъ. Мы были съ дтства предназначены другъ другу, и хотя воспитывавшаяся въ монастыр Біанка рдко видалась со мной, я безъ сопротивленія подчинялся вол родителей. Ничто не измнилось въ нашихъ отношеніяхъ, оставшихся самыми холодными, когда моя невста возвратилась изъ монастыря домой и была представлена ко двору, гд, благодаря поразительной красот, сразу заняла выдающееся мсто среди самыхъ прославленныхъ красавицъ. Я началъ гордиться своею невстой, и это, естественно, подогрло мое чувство къ ней. Меня поражало, съ какою холодностью принимала Біанка мои попытки къ сближенію, но я не придавалъ этому значенія, предполагая, что, можетъ быть, это въ ея характер и исчезнетъ, когда мы женимся. Время нашей свадьбы приближалось, мы холодно, точно чужіе, относились другъ къ другу и я не понималъ даже, люблю я невсту или нтъ. Нетерпливый и страстно возбужденный, когда ея не было, я чувствовалъ въ ея присутствіи, что меня отталкиваетъ ея странное поведеніе. За два дня до свадьбы въ дом родителей Біанки начались приготовленія, а она попросила меня отложить мои посщенія до дня свадьбы. Я общалъ, хотя обидлся тмъ, что она никогда не иметъ желанія меня видть. Между тмъ, прибылъ мой свадебный подарокъ, и, въ нетерпніи увидть радость Біанки, я ршилъ нарушить слово и вечеромъ обрадовать ее подаркомъ. Чтобы врне достигнуть цли, я выбралъ дорогу черезъ садъ, куда выходила комната Біанки, сумерки благопріятствовали исполненію моего плана. Никто изъ прислуги не встртился мн и, незамченный никмъ, я дошелъ до двери, ведущей въ комнаты моей невсты. Здсь меня увидла служанка, сидвшая въ прихожей. Ея испугъ, ея невольное движеніе заградить мн дорогу должны были бы исполнить меня негодованія, если бы таковому было мсто въ моей душ. Я въ короткихъ словахъ объяснилъ ей цль своего прихода, но она не отступала отъ двери, передъ которой стояла.

— Вы не можете видть донну Біанку,— увряла она,— госпожа нездорова.

Замшательство служанки выдало мн, что она лгала, я оттолкнулъ ее отъ двери и, миновавъ первую комнату, очутился въ сосдней. Умренный свтъ лампы, спускавшійся съ потолка, освтилъ мн двушку, которая скоро должна была стать моею женой, въ объятіяхъ другого. Я не знаю, что произошло затмъ, что я длалъ, говорилъ, помню только, какъ Біанка бросилась, чтобы защитить человка, котораго я готовъ былъ пронзить кинжаломъ,, и какъ меня привелъ въ себя ея голосъ со словами: ‘Назадъ, Ферранте! Тотъ, кого ты хочешь убитъ, твой будущій король и повелитель’.

Это была правда: возлюбленный моей невсты былъ Альфонсъ, герцогъ Калабрскій.

Графъ замолчалъ при воспоминаніи о пережитомъ позор, руки его сжались въ кулакъ. Лоренцо съ недоумніемъ посмотрлъ на него.

— Какъ же возможно, что посл такого открытія вы женились на этой двушк?— спросилъ онъ,

— Я не хотлъ этого длать,— съ горечью отвтилъ Сагранора,— но обстоятельства были сильне меня. Сына короля не могла достичь моя месть, даже если бы въ ту минуту мн было безразлично, что будетъ со мной дальше. Я бросилъ къ ногамъ Біанки полученное отъ нея кольцо и пошелъ къ ея родителямъ требовать удовлетворенія за обманъ. Знали ли они, нтъ ли, но они умоляли меня не разоблачать позора дочери и не разстроивать свадьбы. Мой ршительный отказъ вызвалъ со стороны Біанки поступокъ, котораго я никакъ не ожидалъ. Мн было неизвстно, что наши имнія заложены отцомъ у друга его дтства и что приданое Біанки должно быть выкупомъ за нихъ, поэтому, несмотря на видимое нерасположеніе ко мн Біанки, наши родители ршили соединить насъ. Угрозы испуганнаго за свою честь отца заставили меня задуматься и вынудили общаніе подумать до слдующаго дня. Но въ то время, какъ я боролся и размышлялъ, нельзя ли безъ этой страшной жертвы спасти родителей, братьевъ и сестеръ отъ нищеты и горя, мой соперникъ, принцъ Альфонсъ, не бездйствовалъ. Въ тотъ же день я получилъ приказъ отъ короля жениться на Біанк Цинелли или со всею своею семьей удалиться въ изгнаніе.

Двадцать четыре часа спустя я былъ мужемъ безчестной женщины, и имніе моихъ родителей, судьба моихъ братьевъ были обезпечены.

Опять замолчалъ Ферранте. Лоренцо Медичи пожалъ его руку.

— Жертва, принесенная вами сыновней любви, тяжело гнететъ васъ,— серьезно сказалъ онъ,— слишкомъ тяжело, чтобы Господь захотлъ лишить васъ навсегда земнаго счастья. И чтобы избавиться отъ этихъ злосчастныхъ узъ, вы покинули родину и поступили ко мн на службу?

— Да, государь. Я не въ силахъ былъ выносить дольше пытку, заключавшуюся для меня въ этомъ брак. Я покинулъ Неаполь и ухалъ въ чужіе края, гд меня никто не зналъ. Изъ своего состоянія, или, врне, богатства Біанки, я не могъ ршиться ничего взять, деньги, доставшіяся на мою долю, жгли мн руки, такъ какъ были цною, за которую я продалъ себя. Я попросилъ у отца нсколько драгоцнностей, принадлежавшихъ нашему роду, и на вырученныя за нихъ деньги существовалъ, пока у васъ не нашлось для меня службы. Сюда, во Флоренцію, я попалъ проздомъ, такъ какъ намревался поступить въ войска Галеацо Сфорцы. Вы знаете, государь, что задержало меня здсь — глаза той прелестной двушки, чьи дорогія мечты я разрушилъ сегодня. Продолжаете вы осуждать меня за то, что я во-время не бжалъ, прежде чмъ причинилъ столько горя дорогому существу?

— Я долженъ былъ бы, Саграмора, но не могу, такъ какъ я понимаю ваши чувства лучше, чмъ вы предполагаете. Но если я и снимаю съ васъ вину, которая только отчасти ваша, то я долженъ спросить васъ: что думаете вы длать относительно Валеріи Пацци? Между вами, очевидно, произошло объясненіе?

— Я признался ей, что женатъ, не имя возможности разоблачить передъ ея чистою душой подробностей. Съ первой минуты, какъ я увидлъ ее около себя молящеюся на колняхъ, я почувствовалъ, что она моя, мн казалось, будто на какой-нибудь далекой планет мы знали, любили другъ друга, будто судьба дала намъ земную оболочку, чтобы мы нашли другъ друга среди тысячъ созданій. И если мн никакой надежды не останется, если она отвернется отъ меня, я не перестану врить, что Господь не откажетъ намъ въ союз, котораго мы оба ожидаемъ какъ высшаго блаженства.

— А вы думаете, что Джакопо Пацци, если узнаетъ то, что я услышалъ сегодня, проститъ васъ и сохранитъ для васъ дочь, пока счастливыя обстоятельства не избавятъ васъ отъ этихъ узъ? Да и вообще, желаете ли вы, чтобы отецъ Валеріи узналъ исторію вашей женитьбы?

— Я предоставляю это, государь, на ваше усмотрніе. Я знаю, что въ глазахъ синьора Пацци сказанное вамъ не оправдаетъ меня, даже скоре навлечетъ суровый упрекъ, зачмъ я такъ долго скрывалъ это.

Лоренцо подумалъ нсколько минутъ.

— Если Валерія не высказываетъ желанія, чтобы ея отецъ узналъ о случившемся, то, я думаю, благоразумне умолчать о немъ пока,— сказалъ онъ, наконецъ.— Будьте уврены въ моемъ расположеніи, въ моей защит, даже если Джакопо ршительне выскажетъ свое недовольство. Можетъ быть, намъ удастся найти средство освободить васъ отъ несчастія, въ которое вовлекло васъ роковое стеченіе обстоятельствъ.

Ферранте поцловалъ руку государя.

— Вы хотите оставить меня, мой дорогой, юный повелитель, не гоните отъ своего лица, отъ вашего двора?

— Нтъ, Саграмора, пока нтъ,— съ улыбкой отвтилъ Лоренцо,— такъ какъ я полюбилъ и оцнилъ васъ за то короткое время, которое вы служите у меня. Но, чтобы избавить васъ отъ гнва Пацци, я пошлю васъ по порученію отца съ посольствомъ гь графу Монтефельтро, гд вы нкоторое время можете завдывать нашими длами. И для Валеріи лучше, если вы на нсколько мсяцевъ покинете Флоренцію, чтобы она могла успокоиться и ваше присутствіе не причиняло ей боли и стыда.

VIII.

На слдующій день кончились торжества, сопровождавшія свадьбу Лоренцо. Джіанина съ братомъ мужа тоже возвращалась во Флоренцію, донна Лукреція задержала маркизу доле, чмъ та желала. Нетерпливо уклонившись отъ помощи Федериго, она вскочила на сдло и быстро похала по дорог къ городу.

— Томассо Содерини и Біанка Ручелаи немного впереди насъ, если мы поторопимся, то догонимъ еще ихъ,— сказала Джіанина.

— Зачмъ вы хотите непремнно догнать ихъ?— весело спросилъ Федериго.— Неужели въ два дня вы не наговорились съ шли? Къ тому же, жена Содерини не изъ числа вашихъ подругъ, вы никогда не любили ея.

Джіанина опять пришпорила коня.

— Уже поздно,— отвтила она,— ночью безопасне хать въ большомъ обществ.

— Значитъ, вы недостаточно полагаетесь на мою защиту,— замтилъ Федериго.— Знаете, Джіанина, въ вашихъ словахъ заключается тяжелое оскорбленіе, недовріе къ моей храбрости.

— Я нисколько не сомнваюсь въ вашей храбрости, но и вы можете испугаться, если случится такое несчастіе, что на насъ нападутъ разбойники.

— Дорога не такъ опасна, чтобы между виноградниками могли укрыться шайки разбойниковъ,— пошутилъ онъ.— Джіанина, моя храбрая невстка, отчего вы сдлались вдругъ такою трусихой?

Джіанина взглянула мимо него на нжныя очертанія горъ, начавшихъ заволакиваться синеватою дымкой.

— Я не знаю, отчего нсколько дней мн страшно и тяжело на душ,— уклончиво отвтила она.— Но не будемъ говорить обо мн,— прибавила она, переходя въ веселый тонъ.— Разскажите лучше, о чемъ вы бесдовали съ Ипполито наканун нашего отъзда? Я еще въ Кареджи хотла васъ спросить, но мн постоянно мшали.

— Ни о чемъ особенномъ, Джіанина. Ипполито спрашивалъ меня, не хочу ли я хать ко двору графовъ Эсте въ Феррару. Эрколе Эсте, удостоивающій меня своего особеннаго благоволенія, предлагаетъ мн блестящее положеніе.

— И вы… вы отвтили…

— Я отвтилъ, что слишкомъ счастливъ на родин, которой такъ давно не видалъ, чтобы сейчасъ же покидать ее, и потому предпочитаю остаться здсь, при двор Медичи, тоже милостиво расположенныхъ ко мн.

— Вамъ слдовало принять предложеніе Ипполито!— коротко замтила маркиза.

— Почему, Джіанина? Неужели вамъ такъ хочется избавиться отъ меня, и разв вы имете поводъ быть недовольной мною?— съ упрекомъ спросилъ онъ.

Джіанина заставила лошадь перепрыгнуть черезъ канаву, отдлявшую дорогу отъ луга, и сказала:

— Юноша вашихъ лтъ долженъ всюду пробовать свои силы. Не хорошо сидть постоянно дома, проводить время въ забавахъ и совершенно упускать изъ вида высшія цли жизни. Посмотрите на вашего брата: онъ и день, и ночь посвящаетъ своимъ серьезнымъ занятіямъ, а что отвтите вы, если васъ спросятъ, чмъ занимаетесь вы цлый день?

Федериго послдовалъ за ней на лугъ, гд, клубящійся легкими облаками, туманъ поднимался, принимая вдали причудливыя очертанія.

— Я не знаю, что съ вами сегодня, Джіанина,— сказалъ онъ съ изумленіемъ.— Вы, всегда такая добрая и деликатная, говорите рзкости, которыми, я не понимаю, хотите ли вы оскорбить меня, или происходятъ он отъ мимолетнаго каприза. Я предпочитаю послднее, хотя мн не хотлось бы видть и этой маленькой тни, омрачающей ясность вашего лица.

— Я слишкомъ избаловала васъ, Федериго,— отвтила она,— вы убждены, что я не могу быть недовольна вами. Я часто недовольна вами, узнайте это, наконецъ… да, я ревную къ вамъ мужа, такъ какъ вы отнимаете у меня то немногое, что мн оставалось отъ его любви.

— Джіанина!

— О, не оправдывайтесь!— воскликнула маркиза, истерзанному упреками сердцу которой доставляло удовольствіе мучить его.— Вы думаете, я не замчаю, что Ипполито еще рже удляетъ мн короткіе часы, которые посвящалъ прежде, проводя ихъ въ вашемъ обществ? Вы — его гордость, его надежда, его счастье, а не я, его жена, которая могла бы истомиться въ одиночеств, если бы чужіе не помнили о ней. Я ему не жена и не подруга, я только хозяйка дома, о которой онъ вспоминаетъ только появляясь къ обду.

Сумерки уже сгустились, такъ что Федериго не могъ различить лица невстки,— онъ слышалъ по ея голосу, что она борется со слезами.

— Я сожалю,— серьезно произнесъ онъ,— что я, какъ вы думаете, причина небрежности, оказываемой вамъ вашимъ супругомъ, моимъ братомъ. Но вы, все-таки, несправедливо упрекаете меня, и это огорчаетъ меня тмъ боле, что я съ радостью все бы сдлалъ и всмъ пожертвовалъ, чтобы сдлать васъ довольне, счастливе, чмъ, по вашимъ словамъ, вы сейчасъ себя чувствуете! Вы заблуждаетесь, Джіанина. И мн посвящаетъ Ипполито не боле времени, чмъ вамъ, можетъ быть, даже мене, такъ какъ моя служба при двор Медичи не позволяетъ мн проводить много времени въ его дом. Ипполито иметъ странную привычку удаляться отъ близкихъ ему людей, и если въ послднія недли я иногда подолгу разговаривалъ съ нимъ, то рчь шла объ устройств моей будущності, въ чемъ я долженъ былъ спросить его совта, приказаній. Простите, Джіанина, если я невольно оскорбилъ васъ.

Федериго говорилъ мягко и покойно, точно несправедливыя слова, въ первый разъ услышанныя отъ невстки, не возмутили его. Джіанина нервно сжала поводья, какъ ни ненавидла она себя въ эту минуту за свою рзкость, жестокость, но вмст съ тмъ, сознавала, что они ея единственная защита противъ чувства, грозившаго овладть ею.

— Вы серьезно сердитесь на меня?— взволнованно спросилъ Федериго.

— Нтъ,— коротко отвтила она.

— Такъ докажите это, обративъ немного боле вниманія на дорогу, ваша лошадь два раза споткнулась.

— Вы хотите учить меня, а, между тмъ, знаете, что я зжу лучше большинства знакомыхъ мн женщинъ.

Ударивъ хлыстомъ коня, Джіанина хотла ускакать отъ Федериго, но тотъ не допустилъ этого. На лугу начали попадаться кочки и болота, одинъ неврный шагъ лошади могъ причинить паденіе амазонки. Федериго крпко схватилъ поводья и, несмотря на сопротивленіе коня, принудилъ его стоять.

— Ни шагу дальше!— воскликнулъ онъ.— Что бы вы ни имли противъ меня, вы поручены мн вашимъ мужемъ и я отвчаю за васъ.

Федериго представилось, несмотря на темноту, что молодая женщина покачнулась на сдл, его рука обвила ея станъ, затрепетавшій при его прикосновеніи. Юнош казалось, что онъ слышитъ сквозь бархатъ платья біеніе ея сердца, и, въ то же время, чувствовалъ, что и его сердце такъ громко, такъ безумно стучитъ, что лишаетъ его дыханія я разсудка.

— Джіанина,— произнесъ онъ глухимъ голосомъ,— что сдлалъ я, что до такой степени возмутилъ васъ противъ себя,— васъ, которую я боготворю, уважаю больше всхъ женщинъ на свт?

Онъ не получилъ отвта, Джіанина безсильно опустила руки, хотвшія прижать къ себ того, кто произнесъ эти слова, она сжала губы, готовыя выдать безумную страсть, просить прощенія за страданія, которыя она заставляла себя причинять ему.

— Понимаете ли вы, какъ жестоко вы поступаете со мной?— прошепталъ дорогой голосъ надъ ея ухомъ нжне прежняго.

Но гордость, сознаніе долга и женскаго достоинства взяли верхъ надъ искушеніемъ, представившимся Джіанин въ лиц этого человка, она сильнымъ движеніемъ освободилась.

— Вы съ ума сошли?— воскликнула она.— Какъ смете вы прикасаться ко мн? Сейчасъ же выпустите меня!

— Не прежде, чмъ вы скажете, за что вы сердитесь.

— Дерзкій, вы пользуетесь моею беззащитностью! Прочь отъ меня, если не хотите получить наказанія!

Джіанина подняла хлыстъ, чтобы ударить руку, все еще дерзавшую ее, лвая рука предупредила ее и точно желзными клещаки охватила ея маленькій кулакъ.

— Блыя ручки не оскорбляютъ,— сказалъ онъ,— ваша же, сдлавшая мн столько добра, никогда не должна имть поводъ подняться на меня. Еще разъ простите мн все, все, въ чемъ я виноватъ передъ вами, но ради самой себя будьте теперь благоразумны и вернитесь на дорогу. Я буду слдовать за вами въ отдаленіи, если я такъ ненавистенъ вамъ, что вы не можете выносить моего присутствія.

Джіанина молча повернула лошадь на дорогу. Федериго похалъ въ нсколькихъ шагахъ сзади. Ни слова не было больше произнесено между ними, но когда Федериго случайно приближался къ молодой женщин, ему показалось, что онъ слышитъ ея подавленное рыданіе.

IX.

Ипполито Скандіано немного удивился, увидвъ на слдующее утро, когда онъ особенно былъ занятъ разршеніемъ трудной задачи, входящую въ кабинетъ маркизу. Послдніе мсяцы онъ усиленно работалъ надъ своими учеными трудами и Джіанина рдко посщала его, онъ не подозрвалъ, что оскорблялъ ее, прося сокращать свои посщенія, и теперь привыкъ не видть ее.

И въ этотъ разъ Джіанина замтила, что она пришла не кстати, но ршила не обращать на это вниманія.

— Я боюсь, что помшала твоимъ занятіямъ, Ипполито,— сказала она.— Но я хотла узнать, какъ ты себя чувствуешь. Мы два дня не видались, не желаешь ты разв знать, какъ я ихъ провела?

Маркизъ разсянно перелистывалъ сочиненіе, недавно полученное для просмотра отъ Христофоро Ландино.

— Я заране знаю, что въ гостепріимномъ дом нашихъ друзей ты пріятно провела время, — отвтилъ онъ.— Разв можетъ быть иначе? Медичи прилагаютъ всегда вс старанія, чтобы развлечь и доставить веселье своимъ гостямъ.

Опять тотъ же равнодушный, безучастный тонъ, придающій словамъ значеніе пустыхъ звуковъ, смыслъ которыхъ непонятенъ даже говорящему. Джіанина нетерпливо оборвала складку на плать.

— Тамъ было весело и оживленно, да, ты правъ,— возразила она,— но не объ этомъ я пришла говорить съ тобой.

— О чемъ же, Джіанина, чего нельзя было бы отложить до обда? Къ сожалнію, я долженъ теб замтить, что время мое занято и для пустыхъ разговоровъ у меня нтъ липшей минуты.

Губы Джіанины дрогнули.

— Я знаю, что у тебя нтъ времени для меня и поэтому избавлю тебя отъ пустыхъ разговоровъ, какъ ты говоришь. Вопросъ, который я хотла задать теб, касается твоего брата, сообщившаго мн, что онъ недавно получилъ приглашеніе въ Феррару. Зачмъ ему отказываться, когда тамъ ему представится, можетъ быть, больше выгодъ, чмъ здсь, во Флоренціи, и отчего ты не употребишь своего вліянія, чтобы убдить его принять это предложеніе?

— Вліяніе, которое я обязанъ былъ оказывать на младшаго брата, кончилось съ тхъ поръ, какъ Федериго сдлался мужчиной. Я никогда не откажу ему въ совт, если онъ спроситъ его, но не буду стараться вліять на ршенія, которыя онъ долженъ принимать по собственному усмотрнію. Молодой человкъ, врод Федериго, найдетъ дорогу на родин такъ же хорошо, какъ и за границей, и Медичи расположены къ нему не мене Эсте. Я не вижу повода отсылать его, если онъ доволенъ занятымъ имъ здсь положеніемъ.

— Но онъ изнжится въ роскоши, отличающей нашъ дворъ,— замтила Джіанина.— Безпредльное богатство Медичи, Пацци и другихъ знатныхъ фамилій придаетъ жизни характеръ пышности, расточительности, вредно вліяющій на здшнюю молодежь.

— Твои основанія недостаточно вски, чтобы изъ-за нихъ удалить Федериго,— сказалъ Ипполито, невольно улыбнувшись.— Придворная жизнь въ Феррар скоро не будетъ отличаться отъ нашей, а богатство нашего брата и наслдника даетъ ему возможность и тамъ, и здсь доставлять себ, что ему вздумается. Онъ храбръ, великодушенъ и легко поддается всему хорошему,— я не боюсь за его будущность.

Джіанина крпко сжала руки. Да, ея мужъ правъ,— нтъ ни одного серьезнаго основанія принудить Федериго удалиться, если онъ самъ не захочетъ, а, между тмъ, она должна придумать такое основаніе, чтобы спасти себя и его.

— Теб будетъ тяжело его отсутствіе?— спросила она посл паузы.

— Конечно,— спокойно отвтилъ Ипполито.— Ты знаешь, какое удовольствіе и радость доставляетъ мн его присутствіе.

— Поэтому-то именно я и желала бы, чтобы онъ опять покинулъ насъ,— ласково сказала Джіанина,— мн кажется, ты любишь его больше, чмъ меня, и это огорчаетъ меня.

— Глупости, Джіанина, какія ребяческія мысли! Если я не посвящаю теб все свое время, какъ въ первые годы нашего брака, то вспомни, что мы уже старые супруги. Нтъ, нтъ, не по годамъ, какъ говоритъ мн твой укоризненный взоръ,— ты, по крайней мр, стоишь какъ сіяющее лтнее утро около меня, уже приближающагося къ закату жизни.

— О, не прикрывай твоего охлажденія ко мн свтскими любезностями!— съ горечью возразила Джіанина.— Исполни лучше мое желаніе, пошли Федериго въ Феррару къ герцогу, и тогда я покорюсь, чтобы твои осеннія чувства вяли на меня ледянымъ дыханіемъ.

— Я не понимаю… Значитъ, это не безпокойство о его судьб, а твое желаніе, чтобы братъ покинулъ насъ?

— Да.

— Объясни мн это странное желаніе.

— Ты не спросилъ бы объясненія, если бы, попрежнему, доврялъ твоей жен. Ты былъ бы убжденъ, что она не можетъ требовать неразумнаго.

— Это капризъ съ твоей стороны. Я думалъ, что ты настолько расположена къ нашему пріемному сыну, что теб не можетъ придти въ голову мысль выгонять его изъ дома, въ которомъ онъ будетъ современемъ господиномъ. Совершилъ онъ относительно тебя проступокъ, требующій подобнаго наказанія?

— Нтъ.

— Недостаточно почтителенъ онъ къ теб, жен брата, которой обязанъ благодарностью за любовь и заботы прежнихъ лтъ?

— И этого нтъ.

— Въ такомъ случа къ другимъ недостаткамъ молодости ты должна относиться снисходительне. Многое, что намъ не нравится, проходитъ съ годами и надо остерегаться осуждать слишкомъ поспшно.

Джіанина молчала, не ршаясь сказать мужу, что длаетъ необходимымъ отъздъ Федериго, — боясь признаться, что онъ можетъ потерять жену, если не исполнитъ ея просьбы, что честь его дома, покой его и ея сердца зависятъ отъ ршенія, къ которому она стремится принудить его.

— Ты ни въ какомъ случа не ршишься отпустить брата въ Феррару?— спросила она глухимъ тономъ.

Ипполито не замтилъ устремленнаго на него взгляда, полнаго страха. Онъ уже нагнулся надъ работой, сожаля въ душ, что потратилъ полчаса на такія пустяшныя, какъ ему казалось, объясненія.

— Я уже сказалъ теб, дорогая моя, что не вижу для этого основаній,— отвтилъ онъ и нетерпніе прозвучало въ его голос.— Если ты настаиваешь, я поговорю объ этомъ съ Федериго, нопринуждать его не стану.

Джіанина поняла, что мужъ хочетъ кончить разговоръ. Она медленно поднялась.

— Ты раскаешься,— прошептала она, уходя.

Ипполито не слушалъ уже. Дверь съ шумомъ затворилась за ней. Маркизъ не подозрвалъ, что въ эту минуту ршилъ судьбу свою и дорогихъ ему людей. Между тмъ, Ипполито на имлъ желанія оскорблять Джіанину, отказать ей въ исполненіи ея желанія. Когда посл обда домашніе разошлись отдыхать, онъ вспомнилъ о странномъ требованіи жены и ршилъ поговорить съ братомъ. Съ своею покойно-мягкою манерой онъ передалъ Федериго свой разговоръ съ женой, задавъ и ему вопросъ, не оскорбилъ ли онъ чмъ Джіанину?

Этотъ вопросъ причинилъ Федериго почти такое же мучительное чувство, какое онъ испыталъ наканун отъ рзкаго обращенія Джіанины.

— Я не могу припомнить, чтобы я сдлалъ хотя что-нибудь могущее оскорбить маркизу,— возразилъ онъ.— Но и я съ изумленіемъ и огорченіемъ замчаю, что ея расположеніе ко мн обратилось во враждебность.

— И эту враждебность, которой я также не могу объяснить, считаешь ты достаточнымъ основаніемъ, чтобы опять покинуть насъ?— спросилъ Ипполито.— Джіанина, видимо, желаетъ этого, несмотря на мои тщетныя старанія образумить ее.

— Покинуть васъ?

Тнь пробжала по красивому лицу юноши.

— Теб тяжело освоиться съ этою мыслью,— съ участіемъ продолжалъ ученый,— и я съ грустью думаю о томъ, что тебя опять не будетъ со мной. Я самъ не знаю, что побуждаетъ Джіанину предъявлять мн подобное требованіе. Вы были добрыми друзьями и я радовался этому. Если ты не можешь припомнить никакого проступка, можетъ быть, ея раздраженіе пройдетъ и черезъ нсколько дней она будетъ смяться надъ тмъ, на что сердится теперь.

— Ипполито, я даю вамъ честное слово, что я не знаю за собой никакой вины,— отвтилъ Федериго,— но если она непремнно желаетъ, чтобы я ухалъ, то я… я повинуюсь…

Федериго не зналъ, отчего такъ тяжело и нершительно сходили слова съ его языка, маркизъ взялъ его руку.

— Я думаю отложить ршеніе на нсколько дней, — успокоительно произнесъ онъ.— Апрльская погода и женскія причуды измнчивы. Можетъ быть, еще все уладится и ты останешься у насъ, какъ хотлось бы этого мн.

Маркизъ удалился въ кабинетъ, Федериго остался въ саду, гд происходилъ разговоръ съ братомъ, и началъ медленно ходить по алле.

И такъ, непонятное, ужасное, наполнявшее его со вчерашняго дня тяжелымъ горемъ, сдлалось дйствительностью: расположеніе Джіанины, бывшее его самымъ дорогимъ и святымъ воспоминаніемъ, превратилось въ ненависть. Она требуетъ, чтобы онъ покинулъ ея домъ, онъ привыкъ повиноваться ей съ того далекаго времени, когда называлъ ее матерью, онъ не могъ себ представить, чтобы онъ чего-нибудь не исполнилъ, чего желала бы она. И на этотъ разъ онъ покорится ея приказанію и удетъ… Удетъ!… какъ странно, какъ сурово звучитъ этотъ приговоръ! Опять пройдутъ года, въ теченіе которыхъ онъ не увидитъ ея прекраснаго лица, не услышитъ ея серебристаго смха и ласковыхъ словъ, съ которыми она всегда обращаясь къ нему. И неужели онъ разстанется съ ней, не помирившись, не уничтоживъ ставшей между ними тни?

Федериго чувствовалъ, что не въ силахъ сдлать этого,— его влекло къ ней… къ ея ногамъ, хотлось обнять ея колни и воскликнуть: ‘Возьми отъ меня солнце, возьми свтъ, только тебя — тебя одну не бери, потому что ты для меня солнце!’

Федериго вздрогнулъ, самъ онъ произнесъ эти безумныя слова или шепнулъ ихъ ему чужой голосъ? Праведный Боже, до чего онъ дошелъ!

X.

Въ слдующіе дни тяжелый гнетъ лежалъ надъ домомъ Скандіано. Джіанина чувствовала свою неправоту передъ Федериго, сознавала свою вину въ томъ, что, желая выйти изъ душевнаго разлада, принуждала себя къ холодности, глубоко огорчающей его.

Федериго же объяснялъ ея ненависть гордостью оскорбленнаго достоинства и не смлъ приближаться къ Джіанин. Одинъ маркизъ не утратилъ своего обычнаго спокойствія. Онъ считалъ ссору жены съ братомъ капризомъ съ ея стороны и не придавалъ атому значенія. Если вслдствіе ея раздраженія Федериго хочетъ похать на время въ Феррару, пускай детъ, если же останется, то доброе сердце Джіанины скоро смягчится. Онъ не желалъ утруждать свою голову подобными размышленіями, такъ какъ боле чмъ когда-либо былъ занятъ своими учеными трудами. Онъ не замчалъ и того, что розовыя щеки его жены поблднли въ послдніе дни, глаза сдлались тусклы, движенія медленны. Взгляды Федериго за то часто останавливались на ней, быстро отворачиваясь всякій разъ, когда Джіанина замчала это. Чего онъ ожидалъ отъ нея? Она не желала его общества, не позволяла сопровождать себя во время прогулокъ верхомъ, не училась иностраннымъ языкамъ, пропасть, образовавшаяся между ними, грозила съ каждымъ днемъ расшириться.

Но почему сама она такъ страдаетъ?— задавалъ себ вопросъ Федериго.— Если она считаетъ себя правой, наказывая его за чувства, невольное выраженіе которыхъ вызвало ея негодованіе,— отчего эта тихая грусть, проникшая все ея существо, вмсто прежней веселости? Онъ боялся найти отвтъ, а, между тмъ, эта неотвязная мысль преслдовала его.

Посл долгаго колебанія Федериго ршился принять предложеніе герцога Эрколе д’Эсте и лниво началъ свои приготовленія къ отъзду. Еще немного дней, скоро нсколько часовъ остается ему провести подъ одною кровлей съ Джіаниной… Можетъ быть, такъ лучше… Къ чему бы это привело?

Насталъ канунъ отъзда, на слдующій день Федериго рано утромъ долженъ былъ покинуть городъ. Ипполито при этомъ извстіи глубоко огорчился, Джіанина не вышла въ обду, она сказалась нездоровой, что не помшало ей приказать осдлать лошадь и ухать за городъ. Федериго зналъ ея любимую дорогу вдоль Арно, ведущую въ горамъ, онъ былъ увренъ, что Джіанина изберетъ ее. Предчувствіе не обмануло его. Когда черезъ полчаса онъ выхалъ на дорогу, слдующую причудливымъ изгибамъ рки, то увидлъ вдали медленно хавшую съ опущенною головой амазонку и черезъ нсколько минутъ былъ рядомъ съ ней.

Джіанина отвтила на его почтительный поклонъ едва замтнымъ наклоненіемъ головы, и ея холодный видъ ясно говорилъ, что она не желаетъ говорить съ нимъ.

— Простите, донна Джіанина,— тихо заговорилъ Федериго,— что я нечаянно попался на вашей дорог, и скажите, очень вамъ непріятно, если я продусь немного съ вами?

— Дорога, гд мы встртились, открыта всякому,— отвтила Джіанина.— Я не могу вамъ запретить, если вы выбрали ее для катанья.

Легкая краска бросилась ему въ лицо, нтъ, нтъ, какъ сурово ни обращается она съ нимъ, онъ долженъ говорить съ ней въ послдній разъ!

— Вы стараетесь сказать мн какую-нибудь непріятность, къ которымъ привыкли въ послднее время,— сказалъ онъ, — если это дйствительное настроеніе вашего сердца, то и я вынужденъ сказать вамъ правду. Не случай привелъ меня къ вамъ на встрчу, а желаніе, чтобы вы выслушали меня.

Джіанина избгала взглянуть на него.

— Разв не было у васъ для этого времени дома?— холодно спросила она.

— Нтъ, Джіанина, потому что ваше обращеніе со мною отнимало у меня мужество приблизиться къ вамъ.

— Здсь, значитъ, гд насъ не видитъ ни одна человческая душа, вы находите мужество, котораго вамъ недоставало до сихъ поръ?— насмшливо произнесла она.

— Пожалуй. Но, прежде чмъ и перейду къ длу, позвольте мн напомнить вамъ, что завтра рано утромъ я покину васъ на неопредленный срокъ.

Джіанина отвернула голову.

— Я знаю,— прошептала она.

— Вы желали этого и хотя вы ни мн, ни моему брату не открыли настоящей причины, мы оба отнеслись съ уваженіемъ къ вашей вол и я узжаю, чтобы мое присутствіе въ вашемъ дом не оскорбляло васъ больше. Я не имю даже права требовать, 4тобы вы сказали мн, за что вы гоните меня, я какъ милости прошу, скажите, чмъ я такъ тяжело провинился передъ вами, и не отсылайте меня безъ вашего прощенія.

Онъ замолчалъ, ожидая отвта, Джіанина нсколько секундъ находилась въ нершительности, что отвтить ему.

— Съ вашей стороны дерзко такъ приставать ко мн,— сказала она, наконецъ.— А что, если я и теперь откажусь объяснить вамъ то, что вы просите?

— Тогда я не перестану просить васъ объяснить мн, наконецъ,— нжно и, вмст съ тмъ, твердо проговорилъ онъ,— какое можете вы имть основаніе скрывать это отъ меня, вы, бывшая всегда ангеломъ доброты? Какъ бы далекъ я ни былъ для васъ теперь, неужели вы забыли то время, когда я называлъ васъ матерью и въ дтскомъ увлеченіи боготворилъ васъ? Мн тогда казалось, что я забылъ въ чужихъ краяхъ, какъ прекрасны вы были, вдь, я былъ почти мальчикомъ, когда ухалъ отъ васъ, теперь же, когда я вновь увидлъ васъ, я каждый день узнавалъ вашу красоту, Джіанина, возвышенную и одухотворенную благородствомъ вашей души.

— Молчите, Федериго, молчите, — рзко перебила его маркиза,— неужели вы думаете, что мн пріятно слушать подобныя признанія, и если вы это хотли сообщить мн, то я должна сказать вамъ, чтобы вы оставили ихъ при себ.

— Вы никогда бы не узнали, какъ чарующе дйствовало на меня ваше присутствіе,— съ горечью отвтилъ Федериго.— Я не хотлъ оскорбить вашей женской гордости, но боюсь, что плохо умлъ владть собой, за что бы иначе стали вы вдругъ ненавидть меня, готоваго умереть за васъ, если бы вы потребовали?— чуть слышно договорилъ онъ.

Федериго халъ рядомъ съ молодою женщиной, его молящіе глаза искали ея взгляда.

— Я любила васъ, когда вы жили у насъ мальчикомъ,— произнесла она холоднымъ тономъ,— но никакая любовь не можетъ продолжаться до конца жизни. Такъ и моя охладла къ вамъ и вы правы, утверждая, что я ненавижу васъ.

— Джіанина, возможно ли это?— воскликнулъ онъ, пораженный.— Вы ненавидите меня за то, что я выдалъ вамъ, какъ… какъ я люблю васъ?

О, мучительное и осчастливливающее признаніе! Въ голов молодой женщины все спуталось, передъ глазами встали красные круги.

— Да, я ненавижу васъ,— рзво крикнула она,— я ненавижу васъ, какъ заключенный ненавидитъ золотистый лучъ солнца, напоминающій о свобод, которой лишили его, я ненавижу васъ потому, что вы точно весна ворвались въ мое зимнее одиночество, я ненавижу васъ, какъ счастливый ненавидитъ счастье, достающееся другому, я ненавижу ваше радостное лицо, смющіяся губы, не знающія страданій и неосуществившихся желаній, и я хочу быть покойной и довольной, когда не буду больше видть васъ!

При ея странныхъ словахъ, Федериго отступилъ немного назадъ, отъ внезапно оснившей его догадки лицо его поблднло.

— Джіанина, дорогая, милая, вы больны и говорите безразсудныя рчи,— сказалъ онъ.— То, что въ васъ говоритъ, не ненависть, а другое, въ чемъ вы не ршаетесь признаться себ.

— Вы насмхаетесь надо мной, дерзкій? Слишкомъ долго слушала я васъ. Немедленно оставьте меня, я хочу одна вернуться домой.

— Я ни на шагъ не отступлю отъ васъ.

— Такъ есть другое средство избавиться отъ васъ,— воскликнула она вн себя,— чтобы вы не смли хвастаться вашею побдой!

Въ эту минуту они подъхали къ самому берегу Арно, круто спускавшемуся внизъ. Прежде чмъ Федериго угадалъ ея намреніе, Джіанина быстрымъ движеніемъ повернула коня и бросилась къ рк. Послдовалъ прыжокъ, тяжелое паденіе, всплескъ воды, ‘прощай!’ — донеслось изъ волнъ, покрывшихъ коня и всадницу.

Федериго отчаянно вскрикнулъ, но сейчасъ же овладлъ собой, юнъ быстро соскочилъ съ лошади и, не разсуждая, бросился слдомъ Джіаниной, прежде чмъ бездна поглотила ее.

Джіанина при паденіи выскользнула изъ сдла, надъ водой показалось ея малиновое бархатное платье. Федериго удалось схватить его, и онъ поплылъ, держа лишившуюся чувствъ женщину надъ водой. Проходившій мимо сторожъ виноградниковъ помогъ ему вытащить ее и нсколько минутъ спустя Федериго стоялъ на колняхъ передъ спасенною Джіаниной, съ безконечною благодарностью смотря на нее. Сторожъ тронулъ его, наконецъ, за руку.

— Не оставляйте ее такъ долго въ мокрой одежд,— сказалъ онъ.— Здсь свирпствуютъ жестокія лихорадки. Пойдемте въ мой домъ, жена лучше нашего позаботится о вашей дам.

Съ дорогою ношей на рукахъ Федериго слдовалъ за проводникомъ къ недалеко стоявшему чистенькому домику, гд привтливая молодая женщина встртила ихъ съ изумленіемъ и соболзнованіемъ. Съ ея помощью Джіанину положили на постель.

— Хорошо бы переодться вамъ въ сухое платье,— говорила она при этомъ,— Доменико дастъ вамъ свою праздничную одежду, я, между тмъ, раздну вашу жену, чтобы она не простудилась ютъ холода.

Вашу жену! Федериго быстро отвернулся, чтобы скрыть краску на лиц.

— Позовите меня, какъ только она спроситъ, — приказалъ онъ, уходя въ сосднюю каморку переодваться.

Джіанина скоро пришла въ себя, солнце свтило сквозь переплеты дикаго винограда, разросшагося за окномъ, около ея постели стояли чужая женщина и юноша въ крестьянскомъ плать, въ которомъ она съ изумленіемъ узнала Федериго… Какъ попала она ююда?

Джіанина произнесла въ полголоса его имя и увидла, что онъ сдлалъ знакъ крестьянк выйти изъ комнаты. Онъ упалъ на колни у ея постели, и она не оттолкнула его, когда онъ заключалъ ее въ объятія и, рыдая отъ волненія, прижалъ голову къ ея груди. Что случилось съ ними?… Несмотря на слабость, она старалась поднять къ себ его лицо.

— Умерли мы, Федериго?— чуть слышно прошептала она.— Значитъ, теперь не грхъ, если я скажу, какъ я люблю тебя?

Она не слыхала, отвтилъ ли онъ ей, она вдругъ почувствовала, что его губы горятъ на ея устахъ, и между поцлуями услышала слова безумной страсти.

— Какъ попали мы сюда, Федериго?

Федериго съ любовью смотрлъ на нее.

— Ты хотла спастись смертью отъ самой себя, отъ нашей любви,— отвтилъ онъ,— я спасъ тебя,— ты моя.

Память возвратилась къ Джіаиин. Она въ ужас вскрикнула и сдлала попытку освободиться изъ его объятій.

— Боже… что со мной?— воскликнула она.

Федериго не выпускалъ ее.

— Джіанина, будь милосерда, — просилъ онъ, — забудь, о, хоть на короткій мигъ забудь, что раздляетъ насъ, дай мн посл столькихъ мученій услышать, что ты любишь меня.

Джіанин казалось, что страшная усталость лишила ее силъ, ея блуждающій взглядъ остановился на его лиц.

— Я люблю тебя, Федериго,— шептала она.— Да проститъ мн Господь… Что была моя ненависть, какъ не слабая попытка защититься отъ тебя?

Лучи заходящаго солнца еще разъ заглянули въ обвитое виноградомъ окно и озарили красноватымъ свтомъ мрачную комнату, букетъ цвтовъ въ углу передъ образомъ Святой Маріи распространялъ почти одуряющій ароматъ… Джіанина опустила отяжелвшія вки… Вдь, все то, что она переживаетъ, только сонъ?… Розы въ углу какъ будто ростутъ… вотъ простираютъ он втви къ ея постели… благоухающіе цвты склоняются къ ней… капли росы падаютъ на ея лицо, но не ея ли это слезы… слезы блаженства и стыда орошаютъ ея щеки, — ихъ не могутъ осушить даже его поцлуи?…

Голосъ крестьянки раздался снаружи, Федериго отворилъ дверь,— жена сторожа вошла съ стаканомъ горячаго вина.

— Я принесла это подкрпиться вамъ и вашей жен, — сказала она,— испугъ можетъ повредить ей еще больше, чмъ паденіе. Какъ же это произошло? Мой мужъ сказалъ, что вы оба хали верхами.

Федериго взялъ стаканъ изъ ея рукъ и, поднявъ голову Джіанины, поднесъ его къ ея губамъ, стараясь, между тмъ, дать хозяйк возможно боле правдоподобное объясненіе.

Крестьянка нсколько разъ покачала головой, она, очевидно, не сомнвалась въ истин его словъ.

— Вашу лошадь мой мужъ поймалъ и поставилъ въ конюшню,— сказала она,— другой же нигд не видно, можетъ быть, она утонула, можетъ быть, выплыла на другомъ берегу.

— Она и не нужна намъ сейчасъ,— возразилъ Федериго.— Донна Джіанина не въ состояніи хать верхомъ. Если мы не найдемъ здсь носилокъ, мн придется взять ее на свою лошадь.

— Доменико сходитъ къ кому-нибудь изъ сосдей или, можетъ быть, вы сами желаете?

— Нтъ, нтъ, я боюсь хотя на минуту оставить мою жену одну.

Крестьянка нашла это естественнымъ, ей нравилось, что красивый, знатный господинъ, только что подарившій ея мужу полный кошелекъ, такъ заботится о жен.

Сторожъ показался у двери и Федериго вышелъ потолковать съ нимъ о томъ, какъ доставить больную въ городъ. Его жена осталась съ Джіаниной, чтобы помочь ей переодться.

— Ваше чудесное платье, благородная госпожа, едва ли просохнетъ сегодня,— говорила она при этомъ,— прикажите мн, куда принести, и вы получите все въ цлости.

— Это не нужно,— отвтила Джіанина.— Вы можете взять все это себ и продать, если хотите.

Крестьянка всплеснула руками.

— Это прекрасное, шитое серебромъ, платье я могу взять себ и это тонкое блье?… Не можетъ этого быть, и вашъ супругъ, наврное, не согласится.

— Онъ самъ вамъ подтвердитъ это, у меня много такихъ платьевъ.

— У васъ, должно быть, богатый и добрый мужъ,— замтила жена сторожа,— и какъ онъ любить васъ! Если бы вы видли, какъ онъ безпокоился, когда несъ васъ сюда безъ чувствъ, и какъ благодарилъ Бога, что вы еще живы! Да, да, ангелы на небесахъ должны радоваться, когда такіе хорошіе люди сходятся вмст и такъ любятъ другъ друга.

Простосердечныя слова довольной женщины болзненно сжали сердце Джіанины, она поняла, что Федериго назвалъ ее женой, чтобы не вызывать никакихъ подозрній у хозяевъ, теперь же ее огорчало, зачмъ она обманула этихъ простыхъ людей.

Съ помощью хозяйки она переодлась въ сельское платье и безсильно опустилась на стоявшее въ комнат деревянное кресло, въ голов ея стучало и ноги подкашивались.

Федериго вернулся и улыбнулся, увидвъ ея превращеніе.

— Ты была бы прелестною пастушкой,— сказалъ онъ, наклонившись къ ней.— О, если бы мы оба были бдны и жили въ такой хижин, имя, вмсто богатства, только право принадлежать другъ другу!

Джіанина склонила голову на его плечо.

— Если бы мы умерли вмст, это была бы прекрасная смерть,— тихо прошептала она.

Юноша ничего не отвтилъ, она была спасена и онъ могъ держать ее въ объятіяхъ, смерть еще не имла права на эту дорогую жизнь, и онъ былъ счастливъ.

Жена сторожа приблизилась къ нимъ.

— Носилки готовы, господинъ. Вамъ надо поторопиться домой, ваша жена, кажется, больна.

— Джіанина, дорогая, милая, ты очень страдаешь?— съ испугомъ спросилъ Федериго.

Она покачала головой.

— Нтъ, нтъ, не бойся,— успокоивала она его,— я только устала, страшно устала.

Отказавшись отъ помощи хозяйки, Федериго взялъ на руки Джіанину. ‘Онъ, вроятно, недавно женился на этой прелестной дам,— думала крестьянка,— какъ влюбленъ онъ въ нее!’ Она замтила, какъ во время короткаго пути онъ нсколько разъ украдкой цловалъ ее и сколько времени онъ употребилъ, чтобы уложить ее въ носилки. Молодая женщина со вздохомъ подумала о своей тяжелой, трудовой, однообразно текущей жизни. Какъ счастливы богатые, которымъ ничего не надо длать, а только жить для удовольствій и любви!

——

Маркизъ съ сожалніемъ выслушалъ разсказъ о случившемся съ его женой несчастіи и, вроятно, происшествіе не имло бы для него такого значенія, если бы ночью его не разбудила служанка Джіанины извстіемъ, что ея госпожа серьезно заболла.

Ипполито отправился въ комнату жены. Съ горящимъ лицомъ и безсвязною рчью Джіанина металась на постели. Тотчасъ позванный врачъ сказалъ, что у маркизы лихорадка, оставался при больной нсколько часовъ, прописалъ различныя средства, которыя должны были дать облегченіе, но безполезно.

Маркизъ рано утромъ направился въ комнату брата, который въ волненіи нсколько разъ приходилъ освдомиться о здоровья Джіанины.

— Ты хотлъ сегодня хать въ Феррару, — сказалъ онъ.— Остаешься ты при твоемъ намреніи, несмотря на то, что моя жена тяжело заболла?

Федериго измнился въ лиц, онъ не смлъ взглянуть брату въ глаза.

— Я считаю своимъ долгомъ не оставлять тебя одного,— тихо проговорилъ онъ, и ему казалось, что по дрожанію его голоса Ипполито угадаетъ, какая причина заставляетъ его оставаться.

Маркизъ, въ безпокойств о жен, не замтилъ его волненія, а, можетъ быть, приписалъ его естественному сочувствію.

— Благодарю тебя,— просто отвтилъ онъ,— я знаю, что съ твоею поддержкой я легче перенесу испытаніе, посылаемое мн Богомъ.

XI.

Дворъ новобрачныхъ Лоренцо и Кларисы Медичи возвратился во Флоренцію. Юный Лоренцо управлялъ длами республики вмсто отца, велъ совщанія съ синьоріей, принималъ иностранныхъ государей, часто удостоивавшихъ городъ своимъ посщеніемъ, и, старательно поддерживая старыя отношенія, постоянно завязывалъ новыя, которыя могли служить къ выгод государства или его рода.

Несмотря на молодость, Лоренцо Медичи обладалъ врнымъ политическимъ взглядомъ, рано созрвшимъ умомъ и хладнокровіемъ, почти обезпечивавшимъ успхъ дла. Кром этихъ достоинствъ, судьба щедро наградила его иными дарованіями, благодаря которымъ юному правителю суждено было утвердить славу своего города и сдлать его первенствующимъ въ области науки и искусствъ, такъ что онъ затмилъ величіемъ даже вчный Римъ.

Лоренцо Медичи пріобрлъ бы извстность, если бы не стоялъ на такой высот, его поэтическія дарованія, обширныя знанія, постоянно развиваемыя въ обществ умнйшихъ людей, глубокохудожественное пониманіе и неутомимое прилежаніе сдлали бы его и безъ вншнихъ преимуществъ выдающимся человкомъ, славой своего народа. Теперь они служили только лишнимъ украшеніемъ богато одаренной жизни Лоренцо.

Дворъ Медичи не похожъ былъ на дворъ царствующаго правителя. Какъ во всхъ знатныхъ домахъ, такъ и у Лоренцо ежедневно собирались ученые, художники, поэты, пользовавшіеся его расположеніемъ. Въ послдующія десятилтія не было почти ни одного сколько-нибудь извстнаго человка, который въ ранней молодости не пользовался бы покровительствомъ семейства Медичи, и къ похвальному честолюбію Лоренцо слдуетъ отнести, что онъ не пренебрегалъ ни одною отраслью науки и искусствъ, что во время его правленія представители каждой могли быть уврены въ милостивомъ поощреніи и щедрой поддержк. Немногіе часы, посвящаемые друзьямъ, Лоренцо не всегда проводилъ въ пріятныхъ бесдахъ, часто во время или посл обда къ нему являлись постители съ просьбами, не терпящими отлагательствъ, и Лоренцо находилъ время удовлетворять всхъ. Тмъ боле поражался Джакопо Пацци, что съ нкоторыхъ поръ Лоренцо избгаетъ вступать съ нимъ въ долгія бесды, и даже нсколько разъ уклонился отъ отвта на его вопросъ относительно результатовъ объясненія съ Ферранте Саграмора.

— Я сообщу вамъ нчто сегодня же, если вы желаете,— нетерпливо отвтилъ Лоренцо, когда Джакопо Пацци опять напомнилъ ему объ общаніи наказать неаполитанца.— Но сейчасъ, не могу. Зачмъ вы выбрали такое время, когда я окруженъ гостями, при которыхъ вы едва ли желаете говорить о вашихъ семейныхъ длахъ.

— Я очень сожалю, государь,— обиженно отвтилъ Пацци,— что выбралъ такой неудобный часъ. Но когда я спрашивалъ васъ на прошлой недл, вы или находились въ совт синьоріи, или мн говорили, что вы принимаете иностранныхъ пословъ.

— Такъ и было въ дйствительности,— замтилъ Лоренцо.— Не сердитесь, что у меня такъ мало времени для друзей. Вы знаете, какую тяжесть положилъ отецъ на мои юныя плечи, долгъ и послушаніе повелваютъ безропотно нести ее. Но успокойтесь, я поговорю съ вами, какъ только уйдутъ гости. Давайте слушать теперь, о чемъ спорятъ Фичино и Полиціано такъ горячо, точно обсуждаютъ новое ученіе вры. Марсиліо, разскажите намъ, о чемъ вы такъ оживленно бесдуете?

— Мы обсуждаемъ вопросъ, который въ вашемъ юномъ счастіи не можетъ вамъ быть далекъ,— отвтилъ ученый.— Синьоръ Луиджи Пульчи и Ландино рисовали намъ картину истинной любви, а синьоръ Анжело и я находимъ ихъ взгляды неврными.

— Неужели, Луиджи Пульчи?— воскликнулъ Лоренцо.— Отъ васъ, такого великаго поэта, я могъ ожидать, что вы имете врное представленіе о любви. Что вы сказали такое, чмъ прогнвили моего уважаемаго учителя и друга?

— Я говорю, свтлйшій государь,— отвтилъ Луиджи Пульчи,— что вншняя красота не нужна, чтобы пробудить истинную любовь, что гармонія, связывающая сердца, основывается боле на согласіи душъ, дополняющихъ одна другую.

— А я,— воскликнулъ Анджело Полиціано,— утверждаю, что какая-нибудь красота, душевная или тлесная, необходима, чтобы вызвать боле горячее чувство, и что любовь возникаетъ прежде, чмъ станетъ понятно взаимное согласіе душъ.

— Того же мннія и я,— замтилъ Марсиліо Фичино.— Самая сильная любовь часто возникаетъ между самыми противуположными душами и страсть ихъ даже слпе той, которая знаетъ причины своего происхожденія.

— Я, все-таки, остаюсь при томъ мнніи, что съ понятіемъ а любви нераздльно понятіе о красот любимаго существа,— горяча вступился Анджело Полиціано.

— Понятіе только, мой милый другъ,— въ этомъ вы совершенна правы,— замтилъ Луиджи Пульчи,— и уже на шагъ приближаетесь къ моему мннію, такъ какъ вашему ослпленному взгляду часто можетъ казаться прекраснымъ то, что другіе находятъ отвратительнымъ и некрасивымъ. Единственно истинная красота, это та, которая навки привязываетъ насъ, не мняется съ вншнею привлекательностью,— она сіяетъ изнутри, освщая лицо вчною красотой, можетъ быть, для одного только, для любимаго человка, и эта красота души есть врный залогъ высшаго счастья въ союз любящихъ сердецъ.

— Позвольте мн, господа, хотя и младшему за столомъ, высказать свое мнніе,— сказалъ Лоренцо, черты котораго одушевились, какъ всегда, когда затронутый предметъ интересовалъ его.— Какъ вся наша жизнь есть вчное исканіе и недостиженіе, неусыпное стремленіе и разочарованіе, такъ и тотъ, кто ищетъ настоящее толкованіе любви, вынужденъ сознаться, что она состоитъ изъ неудовлетвореннаго стремленія къ красот, съ дтскихъ лтъ вложеннаго въ наше сердце. И если мы находимъ соединеніе этой нрасоты въ лиц и душ любимой женщины, то это побуждаетъ насъ искать ее въ другихъ предметахъ, возвышаться до добродтели, которая основывается на достиженіи высшей красоты, именна божества, нашей конечной цли.

Луиджи Пульчи и Христофоро Ландино молчали, невольно задумавшись надъ возвышеннымъ объясненіемъ Лоренцо. Марсиліо Фичино съ сверкающимъ взоромъ обратился къ любимому ученику:

— Врно и умно,— сказалъ философъ.— Тотъ можетъ бытъ увренъ въ высшей наград жизни, кому достается такая любовь, но только избраннымъ дается она въ такомъ совершенств.

— Необходимое условіе такой любви двояко: во-первыхъ, предметъ любви долженъ быть одинъ, во-вторыхъ, любовь должна быть постоянна. Некрасивое и порочное отталкиваетъ того, кто искренно и благородно любитъ, и потому онъ можетъ платить взаимностью только такому существу, которое кажется ему воплощеніемъ благородства.

— И вы думаете, государь, — замтилъ Ландино, — что изображенная вами женщина можетъ встртиться многимъ изъ насъ, что мы не бываемъ вынуждены довольствоваться меньшимъ, чмъ то, о чемъ мечтали въ юности?

Улыбка, скрасившая серьезныя черты Лоренцо, скользнула по его лицу, взглядъ его, точно не замчая присутствовавшихъ, устремился куда-то въ пространство.

— Немногимъ изъ насъ, я согласенъ, — возразилъ онъ, — дается счастье найти существо, которому святыя чувства сердца принадлежали бы всегда въ земной жизни и въ вчной. И немногимъ женщинамъ выпадаетъ на долю способность и сила привязать къ себ мысли, чувства, желанія мужчины. Если кому изъ смертныхъ досталось это, то онъ покорно долженъ склонить голову подъ другими ударами судьбы, ему было дано то, чмъ боги одляли только своихъ любимцевъ, и лучъ солнца вдвойн освщалъ его путь.

Еще при начал разговора вс поднялись съ своихъ мстъ, Лоренцо стоялъ окруженный гостями, восторженно слушавшими того, когда почувствовалъ легкое прикосновеніе къ своей рук. Около него стояла Клариса съ серебряною вазой въ рукахъ.

— Вы забыли дессертъ, супругъ мой,— робко произнесла она.— Позвольте мн напомнить вамъ, я сама приготовила для васъ фрукты.

— Благодарю васъ, Клариса, за ваше вниманіе къ моимъ привычкамъ,— отвтилъ Лоренцо.— Простите, что въ спор съ нашими учеными и поэтами я не замтилъ васъ.

Лоренцо не могъ бы нарочно придумать ничего, что въ эту минуту сильне огорчило и оскорбило бы Кларису.

Она стояла недалеко отъ мужа, когда онъ излагалъ гостямъ свой возвышенный взглядъ на любовь, а онъ открыто признался, что даже не замтилъ ея.

Значитъ, не къ ней относились его слова, не о ней онъ думалъ, говоря ихъ. Ваза въ ея рукахъ задрожала, глаза наполнились слезами, но изъ гордости она поборола волненіе, только горечь осталась на сердц и ей представилось, будто рана, которую она почувствовала при вступленіи въ свой новый, блестящій, но холодный домъ, незамтно расширилась.

Когда черезъ нсколько минутъ Лоренцо хотлъ опять обратиться къ жен, Клариса уже исчезла, это не удивило его. Она, обыкновенно, удалялась посл обда, такъ какъ знала, что ея мужъ велъ дловыя бесды съ кмъ-либо изъ присутствовавшихъ. Лоренцо тоже покинулъ образовавшуюся вокругъ него группу поэтовъ и художниковъ. Джакопо Пацци обидлся бы, если бы онъ еще разъ отложилъ разговоръ съ нимъ, Лоренцо сдлалъ ему знакъ слдовать за нимъ въ сосднюю комнату.

— Я къ вашимъ услугамъ теперь, благородный другъ,— обратился Лоренцо съ обычною ласковою снисходительностью.— Не потрудитесь ли вы изложить мн, чего вы желаете?

— Меня поражаетъ, государь, вашъ вопросъ, — возразилъ Джакопо.— Не вы ли сами общали мн потребовать отвта у вроломнаго иностранца, обманувшаго мою дочь, не вы ли общали наказать его за оскорбленіе, а, между тмъ, я видлъ его нсколько дней тому назадъ въ вашей свит, и не намреваетесь вы разв послать его съ почетнымъ порученіемъ въ Урбино?

— Это можетъ казаться вамъ несправедливымъ,— спокойно отвтилъ Лоренцо.— Я, дйствительно, намревался наказать его, если бы нашелъ его виновнымъ. Но я не нашелъ этого, по крайней мр, не въ той степени, какъ вы предполагаете, и не вижу основанія лишать его своей милости и расположенія, которыя онъ заслужилъ своимъ рыцарскимъ духомъ и благородствомъ.

Джакопо сдвинулъ брови.

— Вы, кажется, склонны и его поступокъ съ моею дочерью объяснять благородствомъ?— рзко спросилъ онъ.— Или, можетъ быть, онъ сказалъ вамъ что-нибудь въ свое оправданіе?

— Сообщила вамъ Валерія, что препятствуетъ ему исполнить свое страстное желаніе жениться на ней?

— Нтъ, она упорно отказывается, а я не хочу принуждать ее.

— А вамъ самому не приходило въ голову, какая можетъ быть неустранимая причина поведенія графа Саграмора?

— Я слишкомъ мало знаю его жизнь и характеръ,— съ досадою произнесъ Джакопо,— чтобы длать какія-либо предположенія.

— Ну, такъ, можетъ быть, лучше, чтобы вы узнали,— ршительно перебилъ его Лоренцо.— Онъ женатъ и потому не можетъ располагать своею рукой.

Джакопо Пацци въ оцпенніи смотрлъ на Лоренцо.

— Онъ женатъ? Негодяй!…— воскликнулъ онъ, наконецъ.— И онъ смлъ приблизиться къ моей дочери, смлъ обманомъ добиться ея любви и тогда только, когда невозможно было дольше скрывать, открылъ истину? Будь онъ здсь, и мечомъ пронзилъ бы его грудь за злодйство!

— Успокойтесь, синьоръ Джакопо,— съ достоинствомъ произнесъ Лоренцо.— Я не вполн оправдываю поведеніе Ферранте относительно вашей дочери, но примите во вниманіе его годы, отъ которыхъ нельзя ожидать того благоразумія, разсудительности и силы роли, какія пріобртаются въ такомъ зрломъ возраст, какъ вашъ.

— Во всякомъ возраст, и даже въ самомъ юномъ,— съ раздраженіемъ сказалъ Джакопо,— я требую отъ человка, чтобы онъ оставался вренъ своей чести и долгу относительно другихъ. Если бы я укралъ имущество у кого-нибудь изъ гражданъ, меня назвали бы преступникомъ,— какъ назовете вы того, кто крадетъ у неопытной двушки счастье ей жизни, ея честное имя? Весь городъ зналъ, что онъ добивался взаимности Валеріи и что я изъ любви къ дочери скоре поощрялъ, чмъ отвергалъ, его ухаживанія.

— Поврьте мн, что я всмъ сердцемъ жалю васъ и Валерію, но не все еще потеряно и желаніи вашей дочери, также какъ и Ферранте, могутъ черезъ нкоторое время осуществиться.

— Можетъ быть, графъ намренъ отравить жену, чтобы избавиться отъ нея и оказать честь моей дочери, прося ея руки?

— Нтъ,— спокойно произнесъ Лоренцо, не обращая вниманія на его насмшливый тонъ.— Я предложилъ ему ходатайствовать у святйшаго папы, чтобы онъ объявилъ недйствительнымъ его бракъ, къ которому его принудили низкимъ обманомъ.

— Избавьте себя отъ труда, государь,— холодно отвтилъ Джакопо.— Я и тогда не отдамъ за него Валеріи.

— Вы сейчасъ говорили, что ради дочери готовы принести жертву, а когда я указываю вамъ возможность устроить дло желаннымъ образомъ, вы противитесь этому.

Глаза старика засверкали.

— Я просилъ васъ, государь, вступиться за поруганіе моей чести не для того, чтобы вымаливать у этого лицемра милости — свадьбой возстановить запятнанную репутацію моей дочери. Я надялся, что вы накажете его за нечестный поступокъ, такъ какъ мольбы Валеріи связали мн руки самому отомстить. Но ваше отношеніе къ длу, извстіе, что этотъ человкъ женатъ, заставляютъ меня отказаться и отъ того, и отъ другаго. Моимъ зятемъ не можетъ быть человкъ, обманомъ завладвшій сердцемъ невинной двушки.

— Я не хочу придавать значенія вашимъ рзкимъ словамъ,— строго произнесъ Лоренцо, — и только ради Валеріи напоминаю вамъ, что ваше упрямство грозитъ зайти слишкомъ далеко. Никто не можетъ чувствовать себя несчастне графа Саграмора, оттого, что онъ не можетъ исполнить своего долга относительно любимой двушки. Съ нимъ тоже поступили несправедливо, и если онъ найдетъ хорошаго заступника, святйшій папа, имющій право соединять и разлучать, безъ сомннія, возвратитъ ему свободу.

— Онъ можетъ воспользоваться ею, какъ ему угодно,— ядовито произнесъ Пацци.— Мой домъ и мое сердце никогда не откроются для него.

— Боже мой!— нетерпливо воскликнулъ Лоренцо,— неужели счастье вашей дочери иметъ для васъ такъ мало значенія?

— Я сомнваюсь, чтобы порядочная женщина могла быть счастлива, будучи женой человка, скрывшаго отъ нея истину въ самомъ серьезномъ вопрос жизни,— замтилъ Джакопо.— Онъ долженъ былъ сообщить ей и мн обстоятельства своей жизни прежде, чмъ добился ея взаимности. Тогда онъ, наврное, не завладлъ бы сердцемъ Валеріи. Для моей дочери найдется другой, лучшій женихъ, и я постараюсь излечить ее отъ перваго тяжелаго горя.

Лоренцо пожалъ плечами.

— Вы господинъ въ вашемъ дом и надъ вашею дочерью,— холодно произнесъ Лоренцо.— Я жалю, что не могъ удовлетворить васъ.

Когда Джакопо Пацци немного спустя вышелъ изъ дворца, онъ встртилъ на улиц своего племянника Джіованни.

— Я несправедливъ былъ къ теб, когда ты разъ высказалъ мн свое мнніе о Медичи,— съ горечью произнесъ онъ.— Я беру свои слова обратно. Ихъ не связываетъ съ нами теплое участіе къ тому, что мы переживаемъ,— они думаютъ только о собственной карьер и длаютъ только то, что имъ выгодно. Я думалъ до сихъ поръ, что наши враги должны быть врагами тхъ, кто называется нашими друзьями, даже родственниками. Лоренцо научилъ меня обратному.

— Онъ отказался, вроятно, наказать своего новаго любимца, неаполитанца, оскорбившаго вашъ домъ?— спросилъ Джіованни.— Я предполагалъ это. Съ нкоторыхъ поръ Лоренцо осыпаетъ его щедротами и отличіями, и его банкъ получилъ приказаніе выдавать графу сколько бы тотъ ни потребовалъ, чтобы онъ могъ жить соотвтственно своему положенію.

— Вначал онъ притворился передо мною возмущеннымъ поведеніемъ иностранца, вкравшагося въ нашъ домъ, а потомъ позорно отступилъ,— мрачно проговорилъ Джакопо.— Если бы я самъ, взялся наказать обманщика, я быль бы теперь покойне.

— Поручите это мн, дядя. Я буду драться за васъ, такъ какъ Саграмора едва ли выступитъ противъ старика.

Джакопо пожалъ протянутую ему руку.

— Да будетъ такъ, какъ ты предлагаешь,— сказалъ онъ.— Теб я поручаю наказать этого злодя, а ты можешь разсчитывать на мою помощь и услуги, когда бы они ни понадобились теб.

——

Валерія Пацци сидла у окна своей комнаты, наклонившись надъ изящнымъ вышиваніемъ, когда отецъ вошелъ къ ней. Онъ нсколько минуть молча смотрлъ на дочь, огорченный происшедшею въ ней перемной, щеки ея поблднли, лицо приняло грустное, выраженіе.

— Валерія,— нжно позвалъ отецъ.

Двушка подняла глаза и почтительно встала на встрчу отцу, поцловавшему ее въ лобъ.

— Ты такъ углубилась въ работу, дитя мое, что не видала и не слыхала, какъ я вошелъ,— продолжалъ онъ,— Покажи, на много ли подвинулся покровъ, предназначенный въ алтарь благочестивыхъ сестеръ въ Монтичелли.

Джакопо подошелъ къ окну, гд стояли пяльцы Валеріи съ начатою работой, изображавшею на шелковомъ фон аллегорическіе фигуры, взятыя изъ священнаго писанія, — любимая работа знатныхъ женщинъ пятнадцатаго столтія.

— Ангелъ съ лиліей въ рукахъ и вчера, кажется, былъ настолько же вышитъ,— замтилъ старикъ посл паузы.— Моя дочка работала сегодня не очень прилежно.

— Да, отецъ, вы имете право бранить меня,— смущенно отвтила Валерія.— Работа не идетъ сегодня, я два раза уже распарывала лилію.

Джакопо Пацци нжно положилъ руку на голову дочери.

— Твои мысли были, значитъ, не у работы,— серьезно проговорилъ онъ.— Он уносятся отъ того, что должно было занимать тебя, и останавливаются тамъ, гд ты видишь одно горе. Сознайся, дитя мое, мн кажется, я читаю это по твоему лицу.

— Да, я сознаю свою вину, дорогой отецъ, а вы будьте во мн снисходительны, какъ всегда были,— тихо возразила двушка.

— Я не могу ни упрекать тебя, ни требовать, чтобы ты такъ скоро забыла ударъ, нанесенный твоей едва разцвтшей жизни. Только одно я могу спросить у тебя посл того, какъ узналъ то, что онъ открылъ теб уже слишкомъ поздно: любишь ли ты еще недостойнаго обманщика, такъ низко поступившаго съ тобой, и тоска ли по немъ такъ убиваетъ тебя?

Валерія подняла опущенные до сихъ поръ глаза.

— Люблю ли я его, отецъ?— задумчиво произнесла она.— Я сама не знаю, любовь ли, ненависть ли то, что я чувствую къ нему. Но я не была бы вашею дочерью, если бы не помнила ученія, которое получила отъ васъ и которое поддерживаетъ меня въ тяжелыя минуты, посланныя мн Богомъ. Оно помогаетъ мн бороться противъ чувства, говорящаго часто въ пользу его. Святая Мадонна услышитъ мои мольбы и поможетъ очиститься отъ грха, который я невольно совершила, желая завладть чужимъ мужемъ.

— Не ты виновата, мое бдное дитя, а, между тмъ, ты уже наказана за этотъ грхъ. Будь же мужественна, дочь моя, не поддавайся горю, стань выше его, исполняя долгъ и заботясь о тхъ, кто бдне и несчастне тебя.

Валерія бросилась въ объятія отца.

— Я готова всю жизнь свою посвятить этому, — сказала она,— я хочу поступить въ монастырь Монтичелли, какъ сдлала ваша племянница Марія.

Джакопо погладилъ ея локоны.

— Въ твои годы рано приходить къ такому ршенію,— отвтилъ онъ.— Время излечиваетъ боле тяжелыя раны, чмъ твои, а для скорйшаго излеченія я хочу увезти тебя на нкоторое время, чтобы ты забыла преслдующія тебя здсь воспоминанія и впечатлнія, которыя будутъ причинять теб страданіе даже если онъ, неаполитанецъ, удалится отсюда, какъ приказалъ ему его государь. А чтобы ты убдилась, что никто не расположенъ къ теб боле отца, ты подешь не одна. Давно уже я собирался еще разъ взглянуть на чужіе края, мы подемъ во Францію, а если скитальческая жизнь надостъ намъ, мы въ Авиньон найдемъ вторую родину. Это прелестное мсто и тамъ живутъ мои друзья, которые рады будутъ насъ видть.

— Вы ради меня хотите покинуть Флоренцію, отецъ?— воскликнула Валерія.— Я едва врю этому. Вы всегда говорили, что для васъ нтъ мста дороже родного города.

— Бываютъ случаи, когда самыя любимыя мста становятся ненавистными,— отвтилъ Джакопо.— Не ты одна побуждаешь меня ухать отсюда, хотя нтъ жертвы, которой я не принесъ бы, чтобы видть тебя опять веселой и беззаботной. И такъ, приготовляйся скоре къ отъзду, я сейчасъ же отдамъ необходимыя приказанія.

Джакопо прижалъ на нсколько секундъ голову дочери къ груди и спросилъ, наконецъ, тихимъ голосомъ:

— А что, если тотъ, чье имя я никогда больше не желалъ бы произносить при теб, осмлится еще разъ приблизиться къ теб съ увреніями въ своей любви, какъ поступишь ты тогда?

— Я постараюсь помнить, что происхожу изъ благороднаго рода, на имени котораго никогда не было ни одного пятна, и что я ваша дочь,— твердо отвтила Валерія.— Это можетъ вамъ быть ручательствомъ, что я не затопчу въ грязь своей гордости и чести.

Глаза старика затуманились слезами.

— Да благословитъ тебя Господь, мое дорогое дитя,— сказалъ онъ,— и да пошлетъ миръ душ твоей.

XII.

Въ первый разъ за много лтъ маркизъ Ипполито потерялъ способность работать, другое, давно забытое имъ чувство взяло верхъ: безпокойство о жен, жизнь которой доктора объявили въ опасности. Маркизъ никогда не думалъ о томъ, что можетъ потерять Джіанину, теперь въ немъ внезапно проснулись воспоминанія о томъ времени, когда онъ сватался къ этой прелестной двушк, о первыхъ счастливыхъ годахъ супружества, и онъ почувствовалъ, какъ всегда дорога была ему его веселая, умная, прелестная жена, какъ страшно ему при мысли, что смерть можетъ похитить ее.

Маркиза находилась почти все время безъ памяти и въ бреду. Въ минуту просвтленія еще въ начал болзни она выразила желаніе, чтобы за ней ухаживала ея бывшая нянька вмст съ взятыми монахинями, и попросила врную служанку не пускать мужа къ ея постели.

— Я бы не хотла, чтобы онъ видлъ мои страданія, Марчелла,— прибавила она,— и въ бреду я могу говорить вещи, которыя огорчатъ его.

Марчелла утвердительно кивнула головой, она обожала госпожу, которую выняньчила на своихъ рукахъ, и ршила добросовстно исполнить обязанности сидлки. Она пускала маркиза къ кровати Джіанины только тогда, когда больная находилась въ покойномъ состояніи, и напоминала ему не волновать ее слишкомъ долгимъ пребываніемъ. Но Джіанина не узнавала мужа въ бреду, она испуганно отвертывалась отъ него, и когда онъ выходилъ изъ комнаты, спрашивала шепотомъ, кто этотъ чужой мужчина?

И наоборотъ, при приближеніи брата мужа, она издалека различала его шаги, когда сидлка еще не слыхала ихъ. Федериго присвоилъ себ право входить къ ней нсколько разъ въ день, и Марчелла не смла противиться его повелительному взгляду, приказывавшему ей удалиться въ отдаленный уголъ, когда онъ подходилъ къ кровати невстки.

Старая служанка часто покачивала сдою головой, уваженіе къ маркиз не позволяло ей врить тому, что разыгрывалось передъ ея глазами. Пресвятая Два, неужели это правда, что молодой маркизъ любитъ ея госпожу и что она, какъ выдаютъ ея безсвязныя рчи, не только знаетъ о его любви, но и отвчаетъ на нее?

Какъ она замтно успокоивалась при прикосновеніи его руки! Его одного узнавала она изъ всхъ окружающихъ и имя его произносила необыкновенно нжнымъ голосомъ. Онъ же прижималъ, ея горячія руки къ губамъ и тихо говорилъ ласковыя слова, которыхъ Марчелла не понимала, но которыя ясно доказывали его безпокойство о больной.

Марчелла находила естественнымъ, что они, оба молодые, красивые, какъ бы созданные одинъ для другаго, полюбили другъ друга, она удивлялась своей слпот, что раньше не замтила? этого, и ршила охранять печальную тайну, ни днемъ, ни ночью она не отходила отъ постели больной, прося Всевышняго скрыть истину отъ маркиза.

Насталъ день кризиса, Ипполито Скандіано находилъ естественнымъ, что братъ раздляетъ его мучительное безпокойство о Джіанин, что онъ въ волненіи сидитъ въ сосдней комнат, чтобы скоре узнать о перемн въ ея состояніи. Наконецъ, когда Ипполито посл недолгаго отдыха опять отправился къ жен, Федериго, не будучи въ силахъ доле выносить ожиданія, быстро выбжалъ изъ комнаты и направился въ садъ.

Маркизъ вошелъ въ комнату больной, сторы были спущены, и маленькая лампочка стояла на стол у кровати. Ипполито наклонился къ Джіанин и внимательно смотрлъ на ея блдное лицо, казавшееся безжизненнымъ, точно смерть уже коснулась его. Неужели онъ потеряетъ ее? О, не можетъ этого быть!

Ипполито горько упрекалъ себя за то, что не исполнилъ ея просьбы — посвящать ей больше времени, чмъ онъ длалъ. Ему казалось, будто ея давно недостаетъ ему, — какъ хотлось ему высказать ей это и въ ея просіявшемъ взор найти награду!

Больная начала задыхаться и метаться по сторонамъ, изъ устъ ея вылетали отрывочныя слова, сначала непонятныя маркизу, пока онъ не уловилъ въ нихъ послдовательной мысли.

— Зачмъ ты удаляешься, дорогой мой?— шептала Джіанина.— Сейчасъ я чувствовала твою близость… теперь ты исчезъ и тнь, пугающая меня, стала между мною и тобою.

Ипполито, желая успокоить жену, дотронулся до ея руки, Джіанина испуганно вздрогнула.

— Кто это, чужой стоитъ около меня?— спросила она, открывъ глаза и устремивъ ихъ въ пространство.— Рука его холодна… взоръ его грозитъ намъ погибель!

Маркизъ прикоснулся къ ея лбу.

— Джіанина, милая, не бойся,— нжно говорилъ онъ.— Около тебя я, твой мужъ!

Больная опять отвернулась.

— Прочь, прочь!— закричала она, махая руками.— Ты не мой мужъ. Его я нашла, когда волны поглотили насъ… смерть внчала насъ… на груди его я проснулась… все то, что было до этого, тяжелый, страшный кошмаръ.

Маркизъ покачалъ головой, какія странныя фантазіи преслдуютъ ее и что значатъ эти слова въ устахъ такой женщины, какъ Джіанина?

Марчелла поднялась съ своего мста.

— Не лучше ли вамъ уйти на время, маркизъ?— спросила она.— Я боюсь, что ваше присутствіе безпокоитъ донну Джіанину.

Ипполито сдлалъ нетерпливое движеніе, все его вниманіе было обращено на жену, черты которой вдругъ преобразились.

— Наконецъ-то…— прошептала она съ улыбкой,— наконецъ-то я слышу твои шаги… какъ ты колеблешься, какъ ты борешься, переступать ли теб порогъ! Не медли, дорогой…мы, вдь, умерли… мертвые не знаютъ грха… Гд ты, тамъ солнце… вотъ оно сіяетъ… наконецъ-то ты здсь!

Послднія слова вырвались у нея радостнымъ восклицаніемъ, руки ея протянулись къ двери. Маркизъ тоже невольно обернулся. Между раздвинутыми портьерами стоялъ его братъ, возвратившійся изъ сада узнать о состояніи Джіанины. Онъ быстро, неслышными шагами приблизился къ Ипполито. Царившій въ комнат полумракъ не позволилъ ему замтить, какъ поблднло при его вход лицо брата.

— Что съ ней?— взволнованно прошепталъ Федериго.

Маркизъ пожалъ плечами, напрасно старался онъ овладть собой и принудить себя отвтить, горло его судорожно сжалось. Онъ видлъ, какъ поблднлъ и Федериго, объяснившій молчаніе брата безнадежнымъ положеніемъ Джіанины. Самообладаніе покинуло Федериго, забывая о присутствіи маркиза, онъ въ страх и отчаяніи бросился къ кровати и, упавъ на колни, прижалъ голову въ лицу Джіанины, громко произнося то, что ему подсказывало его истерзанное сердце. Перепуганная Марчелла старалась образумить его.

— Уходите отсюда, синьоръ Федериго,— шепотомъ уговаривала она.— Вы забываете, что не одинъ здсь!

Но руки больной уже обвились вокругъ его головы.

— Федериго,— громко прозвучалъ ея голосъ,— дорогой мой… Ты мое солнце…

Другая рука опустилась на его плечо. Поднявъ голову, онъ увидлъ искаженное лицо брата.

— Прочь, Федериго!— крикнулъ маркизъ.— Здсь не твое мсто!

Юноша молча хотлъ повиноваться. Джіанина громко вскрикнула.

— Останься, Федериго,— просила она.— Вотъ онъ, чужой, опять здсь, взглядъ его убиваетъ… рука, холодная рука прикасается ко мн… это смерть… умремъ вмст!

Она въ страшныхъ конвульсіяхъ упала навзничь, Марчелла почти силою оттолкнула мужчинъ отъ кровати.

— Пошлите за докторомъ!— воскликнула она.— Вы убить ее хотите! Она бредитъ въ жару, какъ можете вы придавать значеніе ея бреду?

Не время было объясняться. Страхъ и злоба, поднявшіеся въ душ Ипполито, отступили назадъ передъ опасностью, въ которой находилась Джіанина.

Явился докторъ и не скрылъ своего безпокойства. ‘Неожиданное волненіе,— объявилъ онъ,— затруднило кризисъ’.

Вмст съ докторомъ и сидлками Ипполито провелъ ночь у кровати больной.

Федериго тоже остался,— маркизъ не ршился настаивать на его удаленіи. Джіаниной овладвалъ страхъ каждый разъ, когда Федериго намревался покинуть комнату. Къ лихорадочному ожиданію, съ какимъ Ипполито слдилъ за лицомъ жены, прибавилось мучительное сознаніе, что его присутствіе тревожить больную и что душа ея стремится къ тому, кого до этого дня онъ любилъ какъ брата и какъ сына.

Около полуночи Джіанина сдлалась покойне, когда настало утро, она заснула крпкимъ сномъ. Съ безжизненнымъ, неподвижнымъ лицомъ выслушалъ Ипполито сообщеніе доктора, что Джіанина спасена, онъ не взглянулъ даже на жену, онъ видлъ только брата, опять упавшаго на колни и спрятавшаго лицо въ ея одяло, чтобы скрыть отъ присутствующихъ слезы, въ порыв благодарности катившіяся изъ его глазъ.

——

Нсколько часовъ спустя въ кабинет маркиза братья стояли другъ противъ друга.

— Прости меня, прости…— горячо просилъ Федериго.

Ипполито мрачно покачалъ головой.

— Я доврялъ теб, твоей рыцарской чести, мое высшее благо, мою жену. Ты злоупотребилъ моимъ простодушіемъ. Какого приговора ждешь ты отъ меня за то, что обманулъ меня, обезчестилъ и себя, и меня и погубилъ несчастную женщину?

— Я не оправдываю себя, братъ,— отвтилъ Федериго.— Красота моей невстки очаровала меня. Я любилъ ее давно, не сознавая этого, пока не понялъ, что обожаніе, поклоненіе прежнихъ лтъ приняло другую форму.

— И у тебя не хватило силы, сознанія долга бжать отъ искушенія?— съ горечью произнесъ Ипполито.— Ты дошелъ до объясненія съ ней, иначе не могло бы произойти то, чему я былъ свидтелемъ сегодня ночью!

Федериго опустилъ голову.

— Сжалься! Въ тотъ день, какъ заболла Джіанина, я спасъ ее отъ смерти, въ минуту волненія у меня вырвалось признаніе въ любви.

— Которая взаимна… что же ты не договариваешь?… Скажи, пожалуйста, какъ намрены вы были поступить, если бы я не узналъ ваши отношенія… что думалъ ты длать посл сегодняшней ночи?— съ презрительною улыбкой спросилъ Ипполито.

— Въ мучительномъ страх послднихъ дней я забылъ и думать объ этомъ, но я исполню то, что ты прикажешь. Я уду отсюда, какъ намревался раньше, я покончу съ жизнью, если ты потребуешь этого, въ искупленіе своего грха.

— Не пріятне ли вамъ будетъ, если я умру?— рзко перебилъ маркизъ.— Она называла меня чужимъ, тебя мужемъ,— значитъ, притворствомъ было то, что она называла любовью ко мн, и тебя она любитъ, а не меня.

— Ипполито, дорогой братъ, второй отецъ мой, не допускай этой мысли, не увеличивай моихъ мученій. Дай мн, мн одному, искупить мою вину, будь милостивъ къ той, кого ты самъ отдалилъ, если не можешь простить ее.

— Простить ту, которая должна ненавидть меня, потому что я… я помха исполненію ея желаній? Простить ей измну, оскорбленіе мужа, который никогда, даже въ мысляхъ, не измнялъ ей?

— Не о недостатк любви,— о другомъ, въ чемъ ты виноватъ противъ жены,— позволь напомнить теб, Ипполито. Вспомни, какъ въ твоей замкнутой жизни ты часто, слишкомъ часто забывалъ о жен, какъ ты много лтъ шелъ своею дорогой, оставлялъ ее одну, съ ея горячимъ, любящимъ сердцемъ. Не лежитъ разв и на теб вина? Нельзя разв упрекнуть тебя за то, что ты, оставивъ ее безъ руководства, самъ толкнулъ ее на погибель?

Лицо маркиза дрогнуло, онъ почувствовалъ, что Федериго правъ, въ голов его мелькнуло воспоминаніе о томъ, какъ недавно еще Джіанина просила его удалить брата изъ Флоренціи.

— Я врилъ въ честь и врность избранной мною жены,— мрачно отвтилъ онъ,— и если бы она довряла мн и откровенно созналась, что побуждало ее желать твоего отъзда, я могъ бы простить ее. Она не сдлала этого, она оставила меня при убжденіи, что это капризъ, тогда какъ это была слабость, и эта слабость была такъ дорога ей, что она не пожертвовала ею, не призналась мн.

— Неужели ты не понимаешь силы страсти? Неужели въ твоей холодной душ умерло все, что можетъ волновать человческое сердце? Убей меня, если жизнь моя причиняетъ теб страданіе и страхъ, но суди мягче Джіанину, не забывай того, что твоя рука толкнула ее въ пропасть!

Маркизъ отвернулся.

— Вы были для меня самыми дорогими существами и вы причинили мн самыя жестокія страданія. Разв оправданіе то, что вы не имли желанія и силы отказаться другъ отъ друга, когда чувства ваши достигли преступныхъ размровъ? И если я прощу вамъ позорный обманъ, разв ваша преступная любовь не останется той же, ежедневно напоминая мн, что никогда не можетъ быть моимъ-то, что я потерялъ? Она была моею гордостью, также какъ ты — моею надеждой, и Господь наказалъ меня за высокомріе,— я отдалъ лучшія чувства сердца недостойнымъ людямъ. Если въ теб осталась хоть капля рыцарской чести, которую я старался вселить въ твою душу, она укажетъ теперь единственный для тебя путь. Если ты не найдешь его, я постараюсь забыть, что у меня былъ братъ, и вырву изъ груди образъ оказавшагося недостойнымъ моей любви.

Маркизъ сдлалъ знакъ рукой оставить его одного. Федериго колебался.

— Прощай, Ипполито,— грустно произнесъ онъ, наконецъ. Маркизъ не замтилъ протянутой руки брата, Федериго медленно опустилъ ее, онъ зналъ, что обычная доброта Ипполито можетъ превратиться въ неумолимую строгость, если оскорбятъ его честь.

Когда Федериго выходилъ изъ дому, его встртила сидлка Джіанины, очевидно, искавшая его.

— Госпожа проснулась и спрашиваетъ васъ,— быстро прошептала она.

Федериго хотлъ пройти мимо.

— Я не могу, не смю говорить съ ней,— растерянно сказалъ онъ.

Марчелла загородила ему дорогу.

— Вы должны пойти къ ней, синьоръ Федериго: госпожа безпокоится о васъ. Я вынуждена была сказать ей, что маркизъ все знаетъ, вы можете себ представить, какъ она страдаетъ.

Молча дошелъ Федериго до комнаты больной, у дверей которой Марчелла покинула его.

— Скажите ей что-нибудь, что можетъ успокоить ее,— попросила она, задвигая за нимъ портьеры.

При вход Федериго слабый румянецъ появился на исхудаломъ лиц Джіанины, она протянула къ нему руки.

— Я должна была видть тебя еще разъ, Федериго,— слабымъ голосомъ произнесла она.— Не обманывай меня… Ты покидаешь меня и никогда не вернешься?

— Ипполито вправ требовать этого отъ меня,— онъ наказываетъ меня по размру моего грха.

Джіанина спрятала лицо въ подушку.

— Я раздляю твою вину, отчего же не наказаніе?

— Нтъ, нтъ, дай мн одному искупить нашъ грхъ!— съ жаромъ воскликнулъ онъ.— Ты мене виновата, мы, можетъ быть, никогда не признались бы въ нашей любви, если бы я исполнилъ твое желаніе — немедленно покинулъ Флоренцію.

— А было ли бы это лучше?— спросила Джіанина, смотря на него задумчивымъ взглядомъ.

Федериго молча боролся съ собой, но вдругъ руки его обвились вокругъ шеи Джіанины и губы прошептали у ея уха:

— Нтъ, Джіанина, нтъ!

Настала пауза, руки маркизы гладили блокурые волосы стоящаго на колняхъ Федериго.

— Возьми меня съ собой,— прошептала она.

— Милая, путь, которымъ я пойду, теменъ и у тебя не хватитъ силъ.

— Хватитъ. Зачмъ проснулась я сегодня ночью? И, все-таки, я благодарна за это, такъ какъ теперь ты знаешь, что будешь не одинъ.

Федериго крпче прижалъ ее къ себ.

— Я не могу принять твоей жертвы, Джіанина. Тебя Ипполито проститъ современемъ, меня никогда. Его великая и благородная душа признаетъ, наконецъ, что и онъ виновенъ передъ тобой въ томъ, что удалялся отъ тебя и лишалъ тебя того, къ чему стремилось твое любвеобильное сердце. Меня же это не можетъ оправдать, отъ меня онъ могъ ожидать, что я буду охранять его честь. Неужели ты думаешь, что я могу жить съ сознаніемъ, что онъ презираетъ меня и что онъ иметъ на это право?

Несмотря на слабость, больная поднялась на постели.

— Если ты хочешь умереть, дорогой мой, то не говори о разлук. На что мн жизнь, которую спасли мн, если я потеряю тебя? Могу ли я надяться на прощеніе твоего брата, когда я даже не чувствую раскаянія? Могу ли я прикоснуться къ его рук, которая сейчасъ внушаетъ мн отвращеніе, потому что готова толкнуть тебя на смерть?… И даже, если онъ подаритъ теб жизнь, его милость будетъ для меня еще ужасне, такъ какъ и она нераздльна съ мыслью потерять тебя…

Слова замерли подъ поцлуями, покрывшими ея уста.

— Ты въ жизни найдешь еще утшеніе,— нжно произнесъ онъ.— Я не могу увлечь тебя въ свою судьбу. Ты опять привыкнешь жить безъ меня, какъ жила много лтъ до сихъ поръ.

— Да, я жила безъ тебя и не знала, чего мн недостаетъ, только полюбивъ тебя, я знаю, что дале не могу выносить такой жизни. Какова бы ни была моя дальнйшая жизнь, она будетъ казаться мн срой и безсмысленной. Возьми меня съ собой, я ничего не требую, кром этого, и я буду благословлять часъ, когда мы вмст разстанемся съ жизнью.

— Ты не можешь идти со мной, дорогая моя. Не чувствуешь ты разв своей слабости?

— Твои руки достаточно сильны, чтобы донести меня до смерти, какъ однажды вырвали у нея, а у меня достанетъ силы держаться за тебя. Хватитъ ли у тебя духу покинуть меня, не давши слова, что ты исполнишь мою просьбу?

Джіанина опять притянула въ себ Федериго.

— Въ нсколькихъ шагахъ отъ нашего сада спускается терраса къ рк, гд стоитъ гондола, на которой ты часто каталъ меня по вечерамъ. Ты все еще колеблешься, милый мой? Смотри, я не боюсь. Наше горе слишкомъ велико, чтобы ему нашлось мсто на земл, и намъ остается только перенести его въ безпредльную вчность.

Лицо Федериго приняло ршительное выраженіе.

— Ипполито назоветъ меня трусомъ, если я буду медлить. Сегодня же ночью, Джіанина, должно это совершиться.

— Хоть сейчасъ, если ты хочешь.

Портьеры зашевелились. Марчелла осторожно вошла въ комнату.

— Простите, что я мшаю, госпожа,— почтительно сказала она,— но я боюсь, что синьоръ Федериго остается слишкомъ долго,— это вредно для васъ и маркизъ можетъ узнать объ этомъ.

Федериго медленно поднялся съ своего мста.

— Я вернусь сегодня вечеромъ,— обратился онъ къ старух,— а до тхъ поръ я буду находиться въ монастыр св. Франциска. Донна Джіанина прикажетъ теб то, что желаетъ, и ты должна безпрекословно повиноваться ей.

Марчелла удивилась приказанію, она всегда повиновалась своей госпож, готова была ради нея принести величайшую жертву. Преданность къ выняньченной ею Джіанин была настолько велика, что она не порицала теперь ея, внушавшей ей вначал такой ужасъ, преступной любви къ брату мужа.

Она чувствовала только сожалніе, глядя на несчастныхъ, которые обнимались, не обращая вниманія на ея присутствіе, и не могла преодолть невольной дрожи, охватывавшей ее при мысли о маркиз. Съ сегодняшней ночи онъ зналъ ихъ отношенія, и она до сихъ поръ еще видла предъ собою грозное, дикое выраженіе лица, съ какимъ маркизъ сидлъ у кровати жены. Скажетъ ли онъ ей что-нибудь, станетъ ли упрекать ее? Во весь этотъ день маркизъ ни разу не вошелъ въ комнату Джіанины и даже не прислалъ узнать о здоровьи жены. Онъ заперся въ кабинет, куда потребовалъ и обдъ. Прислуга неслышно сновала по устланнымъ толстыми коврами корридорамъ. Казалось, что въ дом лежитъ покойница, а не выздоравливающая, какъ констатировали доктора.

Настала ночь, Марчелла сидла на своемъ мст около госпожи, когда Джіанина, проснувшись отъ легкой дремоты, выразила желаніе немедленно одться. Старуха испуганно взглянула на нее, ей представилось, что съ больной опять начался бредъ.

— Открой окно,— приказала маркиза.— Воздухъ свжъ и чистъ и мн кажется, будто я никогда не видала звздъ въ такой крас.

— Куда вы, синьора?— съ безпокойствомъ спросила Марчелла.— Еще не скоро вы будете настолько крпки, чтобы могли выходить въ садъ, подумайте, вчера только у васъ была лихорадка.

— Забыла ты разв, что сейчасъ придетъ синьоръ Федериго? Я общала ему, что онъ понесетъ меня въ садъ, я хочу быть готова къ его приходу.

— Но теперь въ саду сыро…

— Повинуйся, пожалуйста, Марчелла. Мн душно въ комнат, я должна выйти на свжій воздухъ, а подъ его охраной я въ безопасности.

Марчелла неохотно исполнила приказаніе, она причесала роскошные волосы Джіанины, одла ее въ свободное платье, а сверхъ накинула еще плащъ. Опираясь на руку врной служанки, маркиза дошла до кресла и въ изнеможеніи опустилась на него.

— Оставь насъ однихъ, когда онъ придетъ.

Старуха не успла отвтить, какъ услышала въ саду шаги, Федериго, и удалилась въ ту минуту, когда онъ входилъ въ комнату. Федериго былъ очень блденъ, но совершенно спокоенъ, когда приближался къ Джіанин.

— Я сдержалъ слово,— сказалъ онъ.— Пришелъ за тобой, если ты не измнила своего ршенія.

— Можешь ли ты сомнваться! Если бы ты былъ въ состояніи уйти безъ меня, ты бы не любилъ меня.

Ни слова больше не было произнесено между ними, Федериго поднялъ на руки Джіанину и покинулъ съ ней домъ, направляясь черезъ садъ къ выходу.

— Ты разъ уже несъ меня такъ, когда вырвалъ изъ бездны, куда я бросилась, спасаясь отъ тебя,— сказала она.

Онъ страстно поцловалъ обращенное къ нему лицо молодой женщины

— Мы должны были разстаться тогда,— отвтилъ онъ,— теперь же мы идемъ на встрчу вчному соединенію.

Они достигли террасы, у подножія которой стояла гондола. Федериго съ Джіаниной вошли въ нее, рука его, попрежнему, крпко обвивала ея станъ, когда онъ отстегивалъ цпь и, взявъ одно весло, оттолкнулъ лодку.

— Спокойна ли ты, милая?— спросилъ онъ.

— Да… даже больше… я счастлива,— прошептала она.

— Жена моя!

Легкій челнъ достигъ середины рки и медленно поплылъ по теченію. Весло въ рук Федериго едва касалось поверхности и отражавшіеся лучи мсяца серебристою бороздой бжали за лодкой.

На берегу рисовались очертанія домовъ и дворцовъ, и изъ садовъ неслись отдаленные звуки псенъ и музыки… потомъ и они умолкли, во мрак исчезъ городъ, рка катила волны между полей и луговъ, унося легкій челнъ, которому не суждено было возвратиться.

XIII.

Джіованни Пацци сдержалъ свое слово: онъ отъ имени дяди вызвалъ Ферранте Саграмора на дуэль и нанесъ графу тяжелую рану, продержавшую его нсколько недль въ постели. Джакопо остался доволенъ такимъ результатомъ, за то Лоренцо Медичи сдлалъ Джіованни строгій выговоръ и подвергъ его продолжительному аресту.

Отношенія обоихъ родственныхъ и дружественныхъ домовъ не улучшились отъ этого. Будущій юный властитель республики считалъ дерзостью со стороны Пацци, что они, несмотря на его милостивое вмшательство, сами нашли удовлетвореніе, Пацци же находили, что имъ предпочли иностранца, сторону котораго Лоренцо открыто принялъ и къ преступленію котораго отнесся слишкомъ снисходительно. Дружба и расположеніе смнились холодностью и враждебностью, сохранивъ, впрочемъ, вслдствіе близкаго родства, прежнія вншнія формы. Только младшихъ членовъ, обоихъ домовъ, Джуліано Медичи и Франческо Пацци, не коснулся разладъ, образовавшійся между ихъ родственниками, они были дружне, чмъ когда-либо.

Лоренцо отправилъ съ посольствомъ въ Урбино, вмсто заболвшаго Саграмора, другаго рыцаря. Съ отъздомъ Джакопо и его дочери не было необходимости удалять отъ двора новаго друга и приверженца, неутомимыя услуги котораго имли важное значеніе для длъ Лоренцо.

Дни Пьетро Медичи были сочтены, по мннію докторовъ, и Лоренцо вынужденъ былъ съ удвоенною энергіей заниматься длами, чтобы и посл смерти отца сохранить мсто, которое доставило ему довріе согражданъ и котораго, могли лишить его въ виду слишкомъ юныхъ лтъ для такого отвтственнаго поста.

Лоренцо ясно понималъ, какое важное значеніе будетъ имть для будущаго ршенія оцнка его жизни, и всми силами старался, чтобы она оказалась благопріятна. Онъ всегда находился въ обществ пожилыхъ людей, всегда былъ занятъ длами, которыя имли цлью выгоды республики или могли прославить его въ глазахъ другихъ. Поэтому у него оставалось мало времени для семейной жизни, или, можетъ быть, онъ нарочно заваливалъ себя работой, чтобы скрыть отъ жены равнодушіе и скуку, испытываемую въ ея обществ.

Клариса Орсини совершенно иначе представляла себ жизнь съ Лоренцо, она надялась, что ей удастся пріобрсти его любовь и въ этой любви заглушить тоску по родин, по отцовскому дому и родной семь. Мать мужа и его сестры были добры къ ней, но он считали своею обязанностью постоянно учить юную римлянку обычаямъ своей страны, обращать ея вниманіе на то, что казалось имъ необходимымъ для жены Лоренцо Медичи, но какъ ни была Клариса любознательна и покорна изъ желанія заслужить одобреніе Лоренцо, ей надодали вчныя наставленія новыхъ родственницъ.

Молодая женщина чувствовала, наконецъ, расположеніе только къ одному человку — къ умирающей Лукреціи Донати. Золовки пригласили ее какъ-то съ собой къ сосдямъ и Лоренцо ничего не возразилъ противъ ея намренія. Самъ онъ никогда не переступалъ порога Донати. Клариса находила это нелюбезнымъ, сестры разсказывали, вдь, что Лукреція Донати была ихъ любимою подругой и до болзни почти ежедневно бывала въ дом Медичи.

Лоренцо отказывался всегда, когда Клариса просила его сопровождать ее въ больной.

— Мн некогда, Клариса,— отвчалъ онъ.— Но вы не стсняйтесь, если это доставляетъ вамъ удовольствіе.

И Клариса привыкла часто пользоваться его разршеніемъ, не замчая, съ какимъ нетерпніемъ устремлялись на нее взгляды мужа, когда, возвратившись отъ подруги, она разсказывала о состояніи ея здоровья.

Лоренцо не видалъ любимой двушки со дня своей свадьбы, она запретила ему приближаться къ ней, и онъ уважалъ ея желаніе. Но она не могла запретить мыслямъ его уноситься къ ложу той, чью нжную жизнь разбила тоска по немъ, не могла запретить ему обращаться къ ней въ псняхъ, выражавшихъ его святыя чувства, но никогда не доходившихъ до нея. Свиданія Кларисы съ Лукреціей разжигали только его чувства, онъ слушалъ, какъ жена его восторгалась чистотой, добротой и ангельскимъ терпніемъ той, кто была ея опаснйшею соперницей. Лоренцо не разъ намревался запретить жен посщать дочь сосда, но у него не хватало духу.

Молодой женщин казалось, наконецъ, что день потерянъ, если она хоть на нсколько минутъ не видла больной подруги. Какъ хорошо, какъ уютно было въ ея полутемной комнат, наполненной ароматомъ цвтовъ! Ей могла она доврить все, чего не могла сказать новымъ родственницамъ изъ боязни, что он не поймутъ ея.

— Ты на нсколько лтъ только старше меня, — говорила какъ-то Клариса, сидя у кровати, съ которой Лукреція не вставала уже много мсяцевъ.— Отчего же ты настолько благоразумне и зрле всхъ, кого я здсь знаю, что никогда не понимаешь меня ложно и не ищешь во мн, какъ сестры и мать, только недостатковъ?

Ясные глаза Лукреціи, получившіе тотъ необычайный блескъ, какой даетъ ангелъ смерти тмъ, кого уже коснулся рукой, устремились на жену Лоренцо.

— Можетъ быть, я лучше понимаю тебя потому, что больше люблю, чмъ сестры твоего мужа,— ласково отвтила она.

— А, между тмъ, я должна быть больше съ ними, чмъ съ тобой,— задумчиво произнесла Клариса.— Отчего у нихъ нтъ твоего терпнія, твоей снисходительности, твоихъ милыхъ, успокоительныхъ словъ?

— Сестры твоего мужа, дорогая Клариса, стоятъ въ водоворот жизни и стараются устроить ее для себя и для другихъ такъ, какъ это имъ кажется удобне. Я же не надолго принадлежу этому міру и въ долгіе часы одиночества научилась читать въ сердцахъ другихъ и относиться снисходительно къ каждому побужденію, такъ какъ сознаю, какъ нужна мн милость Того, предъ лицомъ котораго я, можетъ быть, очень скоро предстану.

Клариса обняла Лукрецію.

— Не говори мн о смерти,— попросила она съ дтскою сердечностью.— Я не могу слышать о томъ, что должна потерять тебя, такую красивую, молодую, достойную величайшаго счастья на земл. Неужели теб не грустно, что ты такъ рано можешь разстаться съ жизнью?

Лукреція задумчиво улыбнулась.

— Нтъ, дорогая Клариса. Съ тхъ поръ, какъ я заболла, я узнала, какъ хороша, богата и безоблачна была моя жизнь. Могу ли я желать большаго отъ милости Господней, чмъ то, что получила? Богъ далъ мн родителей, которыхъ я люблю и уважаю, хорошихъ братьевъ и сестеръ, врныхъ друзей… и прекрасный, чудный сонъ, блескъ котораго освтитъ даже мой смертный часъ.

Клариса молчала,— послдняя фраза Лукреціи привлекла ея особенное вниманіе.

— Я никогда не спрашивала тебя,— сказала она, наконецъ,— но ты сама сознаешься теперь, что любовь не чужда теб. Какъ возможно, чтобы твои желанія не осуществились, и знаешь ли, я не согласна съ твоимъ мнніемъ, что небо дало теб большое счастье, такъ какъ оно лишило тебя лучшаго въ жизни женщины — соединенія съ любимымъ человкомъ.

Лукреція почти ожидала этого вопроса.

— Человкъ, котораго я любила съ дтскихъ лтъ,— спокойно отвтила она,— повиновался родителямъ, разставаясь со мной, и ихъ желанія руководили его выборомъ. Вскор посл того, какъ мы признались въ любви, я узнала, что мы не можемъ никогда принадлежать другъ другу.

— И онъ могъ отказаться отъ тебя, милая, хорошая? Онъ не употребилъ всхъ стараній, чтобы отстоять тебя? Какъ недостоинъ онъ былъ тебя!

— Нтъ, Клариса, онъ не заслуживаетъ твоего строгаго упрека, и мое сердце никогда не произносило его. Онъ повиновался родителямъ, какъ велитъ намъ, дтямъ, заповдь Господня, и я никогда не допустила бы, чтобы онъ возставалъ противъ родителей, хотя самъ онъ ршался на сопротивленіе. Онъ женился недавно на прекрасной, достойной любви женщин и я каждый день молю Бога, чтобы Онъ наградилъ его счастьемъ за сыновнюю жертву.

— И ты не чувствуешь ревности, когда думаешь о женщин, занявшей твое мсто?— спросила Клариса.— Мн кажется, будь я на твоемъ мст, я не вынесла бы мученій.

Въ прекрасномъ, спокойномъ лиц больной не дрогнула ни одна черта.

— Дорогая моя,— нжно сказала она,— Господь хорошо сдлалъ, успокоивъ во мн земныя желанія и указавъ единственный путь, остающійся мн, путь къ вчному успокоенію, которое прекрасне краткаго земнаго счастья. Поэтому я думаю о любимомъ когда-то человк какъ о свтломъ видніи, исчезнувшемъ вмст съ пробужденіемъ отъ сна… И если въ вчности я встрчу избранную имъ женщину, я смло скажу ей, что сознательно не отнимала у нея ничего изъ того, что принадлежитъ ей по вол Господней и человческому закону, что я честно сдержала свое слово избгать его съ тхъ поръ, какъ она вступила въ свои права, и что я охотно разстаюсь съ жизнью, чтобы ни одна тнь недовольства не нарушила ея спокойствія, если до нея дойдетъ то, что я сообщила теб.

Лукреція молчала, охваченная волненіемъ, Клариса тоже не находила словъ,— она порывисто прижала подругу къ груди и осыпала поцлуями ея лицо. Лукреція нжно оттолкнула ее.

— Забыла ты разв, что сестры запретили теб цловать меня?— полушутя напомнила она.— Ты можешь заразиться отъ меня.

— Нтъ, нтъ, я не боюсь. Мн некого цловать, кром тебя.

— Святая Мадонна пошлетъ теб прелестныхъ дтокъ и на нихъ ты можешь излить всю нжность твоего сердца.

Клариса слегка покраснла.

— Мать Лоренцо говоритъ, что она и вся семья ихъ будутъ больше рады сыну, чмъ дочери. А я хотла бы имть двочку, похожую на тебя, и дала бы ей твое имя.

Лукреція сложила блдныя руки.

— О, неужели я еще дождусь счастья видть это?— прошептала она, какъ бы про себя.

— Какъ ты думаешь, Лоренцо будетъ больше любить меня тогда, чмъ теперь?— серьезно продолжала Клариса.

— Неужели ты все еще сомнваешься въ его любви?— возразила Лукреція.— Онъ, наврное, любитъ тебя больше, чмъ ты думаешь, но тяжелыя заботы о государств всецло поглощаютъ его, если бы не дла, онъ, наврное, посвящалъ бы теб больше времени. Какъ рано пришлось ему отказаться отъ юношескихъ радостей! Такое высокое призваніе, какъ его, налагаетъ высокія обязанности отреченія. Онъ, наврное, не ищетъ общества другихъ женщинъ, онъ никогда не любилъ его.

— Нтъ, онъ окружаетъ себя только учеными мужами, общества которыхъ я бгу, потому что не могу слдить за ихъ разговорами. Я понимаю только, когда говоритъ Лоренцо, и посл обдумываю каждое его слово. Если бы ты слышала, какъ онъ разсуждалъ недавно о любви и какъ онъ заставилъ умолкнуть даже Марсиліо Фичино и гордаго Полиціано! Мн кажется, я никогда не забуду этого, а, между тмъ…

— Что, дорогая Клариса?— спросила Лукреція замолчавшую подругу.

— Мн пришла въ голову мысль,— отвтила молодая женщина,— что мн никогда не удастся завоевать сердце Лоренцо, такъ какъ онъ иметъ такое высокое понятіе о любви, какого ни одна смертная женщина не можетъ осуществить. Въ ту минуту онъ показался мн такъ недосягаемо-далекъ, а я сама такою жалкою, ничего не знающею женщиной, которая должна быть благодарна, если ей достаются крохи изъ сокровищницы его великаго ума!

Клариса вынула изъ вышитой золотомъ сумочки сложенный листокъ.

— Ты будешь бранить или насмхаться надо мной, если я сознаюсь, что взяла этотъ листокъ на стол моего мужа,— продолжала она.

Лукреція улыбнулась.

— Конечно, тебя слдуетъ бранить за то, что ты это сдлала. Твой мужъ, вдь, разсердится, если не найдетъ его.

— Я положу его на мсто, прежде чмъ Лоренцо возвратится домой,— сказала Клариса.— Смотри, это одинъ изъ тхъ листковъ, которые я часто приносила теб, одинъ изъ его сонетовъ, которые я такъ люблю и которые онъ самъ никогда не показываетъ никому. Клариса развернула листокъ и прочла стихотвореніе мужа, не подозрвая, что такимъ образомъ оно, какъ и вс предыдущія, доходило до той, къ кому было обращено.

Мадонну видлъ я средь зелени душистой,

Въ толп прекрасныхъ женъ, у свтлаго ручья,

И красоты такой, возвышенной и чистой,

Пока я не узрлъ, не зналъ въ мечтаньяхъ я.

Мой взоръ былъ восхищенъ, въ душ росло волненье…

Казалось, въ ней нашелъ я то, о чемъ мечталъ.

Она исчезла вдругъ и сердцемъ въ то мгновенье

Я страсть забытую и муки познавалъ.

День тихо угасалъ, горя и пламеня,

И хладный мракъ ночной на землю упадалъ,

Я тщетно блескъ звзды моей во тьм искалъ.

За краткой радостью страданія сильне,

Надежда, вра, жизнь,— все стало мн тщетой…

Лишь память прошлаго не отнята судьбой *).

*) Стихотвореніе Лоренцо Медичи.

Лукреція откинула голову и закрыла глаза: передъ ней вставала картины прошлаго, она живо представила себ тотъ вечеръ, къ которому относилось стихотвореніе, весенній вечеръ прошлаго года, одинъ изъ послднихъ передъ разлукой. Неужели и онъ не забылъ такъ скоро пролетвшихъ часовъ ихъ краткаго счастья? Голосъ подруги привелъ ее въ себя.

— Ты всегда старалась разсять мысль, которую я иногда высказывала теб и въ которой возвращаюсь опять. Когда я читаю эти строки, относящіяся, увы! не ко мн, въ душ моей невольно поднимается вопросъ: кто та женщина, о которой говоритъ Лоренцо съ такимъ благоговніемъ? Я не могу найти ее въ кругу знакомыхъ, слдовательно, онъ зналъ ее прежде и ея образъ стоитъ между мною и имъ, мшая ему полюбить меня.

Лукреція вздрогнула,— она чувствовала, что должна подавить въ душ подруги первый проблескъ сомннія, что она должна сдлать это не ради нея, но ради Лоренцо, семейное счастье котораго основано на довріи и уваженіи жены.

— Милая Клариса,— начала она серьезнымъ тономъ,— недостойно тебя допускать въ душ мысль, заключающую въ себ сомнніе въ врности твоего мужа. Лоренцо поэтъ, фантазіи его переступаютъ границы, недоступныя большинству остальныхъ людей, мысли которыхъ слишкомъ низки и тяжелы, чтобы стать выше обыденнаго. Поэтому міръ и жизнь представляются ему въ иной форм, чмъ намъ, ему является отъ Бога существо, которому вдохновеніе придаетъ идеальный и прекрасный образъ, чтобы при воспоминаніи о немъ онъ стремился впередъ въ высокой цли. И вотъ Лоренцо въ юныхъ годахъ явился такой образъ, принявшій опредленныя черты, прежде чмъ онъ увидлъ земное существо, похожее на этотъ образъ. Такимъ образомъ, ты длишь его любовь не съ смертною женщиной. Не Беатриче разв сопровождала Данте въ раю, не благородная разв красота Лауры внушала нашему второму великому поэту т псни, которыми мы наслаждаемся? Муза Лоренцо не блестящее солнце, какимъ были т,— она скромная звзда, льющая слабый свтъ, но достаточный, чтобы онъ съумлъ выразить въ прекрасной форм волнующія его чувства.

Лицо Кларисы невольно просвтлло.

— Ты всегда, дорогая, умешь отогнать дурныя мысли, иногда осаждающія меня. О, если бы я могла выразить словами, какъ необходима ты мн!

— Ты сама найдешь путь, когда откроются теб дтскія глазки,— отвтила Лукреція.— Тогда исчезнутъ сомннія, мучающія тебя безъ всякаго основанія, и ты будешь спокойна и благоразумна.

— Я постараюсь,— прошептала Клариса.

— И не будешь больше рыться на стол Лоренцо?— пошутила Лукреція.

— Нтъ, нтъ!

Молодая женщина опять беззаботно смялась, обнимая подругу. Больная безсильно упала на подушки, когда удалилась Клариса, губы ея шевелились и руки сжимали крестъ на груди. Она молилась за счастье той, которая вритъ ей, и просила у Бога силы всегда остаться достойной ея доврія.

XIV.

Клариса Медичи, по возвращеніи домой, прошла прямо въ комнату мужа, чтобы положить на мсто похищенное стихотвореніе. Лоренцо не было дома,— въ это время онъ присутствовалъ на совт синьоріи.

Быстрыми шагами прошла Клариса анфиладу комнатъ до кабинета Лоренцо. Ее удивило, что дверь въ сосднюю комнату, гд Пьетро хранилъ важные документы, открыта. Неужели Лоренцо вернулся? Клариса въ легкомъ смущеніи приблизилась къ письменному столу и положила листокъ на мсто, торопясь скоре уйти, но было уже поздно. Лоренцо, дйствительно занимавшійся въ сосдней комнат, намтилъ жену въ висящее напротивъ зеркало. Онъ съ изумленіемъ подошелъ къ двери.

— Зачмъ вы здсь, Клариса?— спросилъ онъ смущенную жену.— Что вы ищете на моемъ письменномъ стол?

Клариса пришла въ сильное замшательство.

— Простите, супругъ мой, я заслужила ваше недовольство, если не большее. Я взяла со стола безъ вашего разршенія этотъ листокъ, и положила его на мсто, когда вы испугали меня.

Лоренцо мелькомъ взглянулъ на бумажку, на серьезномъ лиц его скользнула улыбка.

— Ахъ, одно изъ моихъ никуда негодныхъ стихотвореній!— небрежно произнесъ онъ.— Я помню, что оставилъ его здсь… А почему оно такъ заинтересовало васъ?

— Хотя вы сами низкаго мннія о вашихъ стихотвореніяхъ,— немного смле отвтила Клариса,— мн они кажутся прелестными и я хотла прочесть это стихотвореніе Лукреціи, которой оно тоже очень нравится.

Густой румянецъ, залившій лицо Лоренцо при послднихъ словахъ Кларисы, не могъ остаться незамченнымъ ею. Но Лоренцо, не терявшій никогда присутствія духа, быстро оправился.

— Мн непріятно, когда такія плохія стихотворенія, какъ это, попадаютъ въ чужія руки,— сказалъ онъ,— его просто наде уничтожить, также какъ и вс остальныя.

Лоренцо хотлъ разорвать отданный Кларисой листокъ, но она удержала его руку.

— Подарите ихъ мн, Лоренцо, вмсто того, чмъ рвать,— попросила она.— Мн дороги ваши стихотворенія и я буду бережно хранить ихъ, хотя вы ни одного не написали для меня.

Въ просьб молодой женщины было что-то тронувшее Лоренцо, она хотла сохранить стихотворенія, такъ очевидно относившіяся не къ ней, потому что они были написаны имъ, они нравились ей, не пробуждая злобной зависти, потому что въ нихъ выражались его мысли и чувства.

Лоренцо пристально взглянулъ на жену: искренняя преданность, выражавшаяся на ея лиц, во всей ея фигур, придавала ей прелесть, которой онъ еще не замчалъ въ ней. Подавленный вздохъ вырвался изъ его груди. Отчего не можетъ онъ любить ее, одаренную всми достоинствами, дающими женщин право на глубокую привязанность того, кто избралъ ее? Холодное уваженіе, которое онъ чувствовалъ къ ней, что значитъ оно въ сравненіи съ страстною тоской, разрывавшею его сердце при мысли о Лукреціи? Лоренцо понялъ, насколько онъ долженъ мягче относиться къ Кларис за то, что такъ мало даетъ ей, и съ этимъ чувствомъ протянулъ ей просимый листовъ.

— Возьмите его, Клариса,— сказалъ онъ немного мягче обыкновеннаго.— Оно надолго будетъ послднимъ, написаннымъ мною. Государственныя дла не оставляютъ мн времени для занятій любимыми мною искусствами. Если же въ свободную минуту мн вздумается написать, стихотвореніе, вы получите его. А теперь, любопытное дитя, уходите пока васъ не напугалъ приходъ серьезныхъ мужчинъ, которыхъ вы всегда такъ боязливо избгаете, ко мн явятся сейчасъ Томасо Содерини и другіе.

Лоренцо поцловалъ въ лобъ радостно покраснвшую Кларису и проводилъ ее до двери. Клариса не ршилась отвтить на его ласку,— Лоренцо не любилъ нжностей и часто выражалъ это словами и дломъ. Она знала, что должна довольствоваться немногимъ, знала, что не покорила еще сердца мужа, и была довольна, когда онъ давалъ ей хотя ничтожное доказательство своего расположенія.

——

Наконецъ, прошло время, отдлявшее Кларису Медичи отъ исполненія ея завтнаго желанія. Весна разсыпала свои первые цвты по садамъ и полямъ, когда въ дом Медичи увидло дневной свтъ новое живое существо, первая дочь Лоренцо. Появленіе двочки вызвало не во всхъ членахъ семьи одинаковую радость. Ддушка съ бабушкой желали внука, да и самъ Лоренцо не могъ подавить въ себ легкаго разочарованія. Пьетро съ нкоторыхъ поръ обдумывалъ планъ сдлать втораго сына, Джуліано, кардиналомъ, и Лоренцо одобрялъ эту мысль.

Блескъ честолюбиваго рода только увеличится оттого, что одинъ изъ его членовъ займетъ положеніе князя церкви, а при расположеніи папы Павла II къ Медичи нельзя было сомнваться въ благосклонномъ исполненіи просьбы. Тогда у Пьетро оставался только одинъ наслдникъ, вслдствіе чего приходилось отложить на время планъ посвятить Джуліано духовному званію.

Одна молодая мать испытывала искренній восторгъ при вид дочери. Ея просьба назвать ребенка Лукреціей была исполнена и Клариса не могла дождаться дня, когда ей позволятъ показать двочку подруг. Но бабушка, завдывавшая воспитаніемъ ребенка, не хотла и слышать о подобномъ желаніи. ‘Здоровье Лукреціи ухудшилось,— отвчала она всякій разъ, когда Клариса просила разршенія пойти къ сосдямъ,— и не только ребенку, но и ей самой не слдуетъ входить въ комнату больной’.

Клариса привыкла повиноваться родителямъ мужа и не возразила ничего противъ запрещенія, но ршила обойти его. Новые родственники ея почти прекратили сношенія съ домомъ Донати, не давая молодой женщин никакихъ убдительныхъ объясненій. Запрещеніе видть Лукрецію Клариса объясняла себ холодными отношеніями, замнившими прежнія дружественныя, и не хотла участвовать въ томъ, что могло оскорбить любимую подругу.

Извстіе о безнадежномъ состояніи больной было, между тмъ, справедливо, окружающіе Лукрецію знали, что дни ея сочтены, и сама она съ спокойною улыбкой ждала роковаго часа. Ей сообщили, что у Кларисы родилась дочь, и она благодарила Бога за счастье, посланное подруг. Суждено ли ей увидть ребенка… Кларисы и… Лоренцо? Какъ часто мысли ея уносились къ маленькому созданію, представляя его себ, похожъ ли онъ на того, кого она такъ давно не видла и больше не увидитъ уже въ этой жизни?

Лукреція лежала какъ-то вечеромъ занятая этими думами. Въ открытыя окна врывалось благоуханіе цвтовъ, пніе птицъ,— какъ прекрасенъ міръ, въ которомъ каждый день, разцвтающій для нея, былъ подаркомъ небесъ!

Вдругъ распахнулись портьеры, отдлявшія комнату Лукреція отъ сосдней, и вбжала задыхающаяся, раскраснвшаяся Клариса, вынимая изъ накинутаго плаща какой-то блый свертокъ, который положила на кровать Лукреціи.

— Я убжала отъ нихъ,— торопливо заговорила она.— Они не хотятъ пускать меня къ теб, я же хотла показать теб двочку, я не успокоюсь, пока ты не скажешь, что будешь ее любить, какъ любишь меня.

Клариса откинула покрывало, скрывавшее розовенькое личико, и съ сіяющими глазами протянула двочку подруг. Лукреція взяла ребенка на руки, тщетно стараясь произнести слова, которыя хотла сказать счастливой матери. Крупная слеза скатилась съ ея щеки на голову ребенка.

Клариса прижалась лицомъ къ щек больной.

— Не прелестна разв она?— съ счастливою гордостью спросила молодая женщина.— И ее зовутъ Лукреціей, какъ я хотла, въ честь матери, сказалъ Лоренцо,— въ честь тебя, возразила я, такъ какъ она должна быть похожа на тебя сердцемъ и душою. Мн кажется иногда, что она смотритъ на меня твоими глазами, вотъ какъ теперь.

По тлу Лукреціи пробжала легкая дрожь.

— Твоя любовь ко мн производитъ такое обманчивое впечатлніе, дорогая Клариса,— сказала она, овладвая собой.— Въ лиц такой крошки нельзя найти сходство.

— Я хотла, чтобы ты крестила ее,— продолжала Клариса,— но увы! ты не можешь. Поэтому я принесла ее къ теб, чтобы ты благословила ее.

Лукреція исполнила ея просьбу.

— Моя послдняя молитва будетъ о ея счастіи,— прошептала она, отдавая ребенка матери.

— Лукреція, не покидай насъ!— воскликнула Клариса, заливаясь слезами.— Только теперь, когда я такъ долго не видлась съ тобой, я поняла, какъ ты необходима мн. Я умерла бы отъ тоски по родин, если бы не встртила тебя, мою милую утшительницу. Я не могу себ представить, какъ я буду жить безъ тебя.

Блдныя руки больной нжно сжали горячую руку Кларисы.

— Не плачь, Клариса,— сказала она грустнымъ тономъ.— Не омрачай жалобами послднихъ минутъ, которыя мы, можетъ быть, проводимъ вмст. Взгляни на твое дитя, улыбка матери освщаетъ ему жизнь. И ты еще не сказала мн, радъ ли Лоренцо… я хочу сказать: твой мужъ?

Клариса вытерла слезы.

— Я думаю, что Лоренцо любитъ двочку гораздо больше, чмъ показываетъ это,— отвтила она.— Отецъ и сестры говорятъ ему, что онъ долженъ быть недоволенъ, что у него не сынъ. Я же часто наблюдаю за нимъ, когда онъ подходитъ къ колыбели нашей малютки. Если бы ты видла, съ какимъ восторгомъ онъ подолгу смотритъ на нее, и когда на прощаніе цлуетъ ее, онъ произносить ея имя такъ мягко, такъ нжно, какъ никогда не говоритъ ни съ кмъ изъ насъ. Но я забыла, что моя свекровь, вроятно, вернулась отъ Пацци. Прощай, Лукреція, я тороплюсь, чтобы она не замтила моего отсутствія. Я приду завтра, если можно будетъ.

Клариса завернула ребенка въ плащъ и посл долгаго прощанія разсталась съ подругой. Но вернувшаяся изъ гостей раньше обыкновеннаго мать Лоренцо уже была въ дтской, когда пришла Клариса. Молодая женщина испугалась немного, она даже вздохнула съ облегченіемъ, когда изъ противуположной двери показался Лоренцо, инстинктивное чувство говорило ей, что онъ защитить ее, хотя она и оказала неповиновеніе свекрови.

— Откуда ты, Клариса?— строго обратилась къ ней донна Лукреція.— Я думала найти тебя здсь, а вмсто того служанка сказала мн, что ты давно ушла. Сегодня рзкій втеръ, вредный теб и твоей дочери.

— Я была не долго на воздух,— отвтила Клариса оправдывающимся тономъ.— Я ходила къ Лукреціи Донати показать ребенка.

Мать всплеснула руками.

— Къ Лукреціи?— воскликнула она.— Какъ это неосторожно съ твоей стороны! Лукреція находится при смерти, а ты носила къ ней ребенка, несмотря на мое запрещеніе?

Слезы хлынули изъ глазъ Кларисы, она бросилась къ мужу, не замтивъ въ волненіи, какою смертельною блдностью покрылось лицо Лоренцо.

— Лоренцо,— воскликнула она,— я знаю, вы не будете сердиться за то, что я такъ поступила! И если она дйствительно при смерти, то позвольте мн, попрежнему, навщать ее, такъ какъ я люблю ее больше всхъ посл васъ и нашей дочери.

Свекровь, между тмъ, взяла двочку и положила ее въ колыбель.

— Надюсь, что ты не согласишься на подобное желаніе, сынъ мой.

— Я не вижу основаній отказать Кларис въ ея просьб,— холодно проговорилъ Лоренцо.— Она можетъ длать въ моемъ дом что ей угодно, и если она желаетъ посщать кого-нибудь изъ дамъ или двицъ, къ которымъ чувствуетъ расположеніе, я никогда не запрещу ей этого. Ни ей, ни нашему ребенку Лукреція Донати не можетъ принести вреда.

Мать не возразила ни слова, она поняла, что поступокъ жены вызвалъ въ Лоренцо скоре радость, чмъ недовольство, и предпочла не раздражать его. Клариса обвила рукой шею мужа.

— Благодарю тебя,— прошептала она.

Лоренцо поцловалъ ея руку, причемъ, наклоняясь, быстро освободился изъ объятій жены, онъ чувствовалъ, что не заслужилъ ея благодарности.

Сообщеніе матери о безнадежномъ положеніи Лукреціи произвело на Лоренцо такое же впечатлніе, какъ на его молодую жену,— въ первый разъ сердца ихъ встртились въ одномъ чувств, но это именно чувство и оттолкнуло его отъ нея и еще боле разъединило ихъ нравственно. И тоже въ первый разъ Лоренцо захотлось обнять стоявшую передъ нимъ молодую женщину, плакавшую объ утрат любимой имъ двушки, но не ршился. Онъ чувствовалъ, что не долженъ приближаться къ ней теперь, именно теперь, обманывая ее нжностью, которая наполнитъ ея сердце ложною радостью и которая происходитъ отъ страстной тоски по другой. Медленно, не говоря ни слова, направился Лоренцо въ свою комнату, гд на стол лежали кипы принесенныхъ секретаремъ бумагъ. Лоренцо прервалъ работу потому, что вдругъ почувствовалъ желаніе взглянуть на свою малютку. Онъ машинально взялъ въ руки листы, но буквы сливались передъ его глазами, работа, въ былые годы часто помогавшая ему успокоивать сердечныя бури, показалась теперь скучной и невыносимой,— онъ бросилъ перо и опустилъ голову на руки.

Отчего холодныя слова матери точно ножомъ пронзили его сердце?… Вдь, онъ давно зналъ, что она должна умереть, она, уже потерянная для него въ жизни. А, между тмъ, ему казалось, будто онъ понялъ это въ эту минуту, будто только теперь это сдлалось суровою дйствительностью.

Передъ Лоренцо начали исчезать въ туман картины будущаго величія, которыя старательно развивали въ немъ гордость родителей и собственное честолюбіе. Что въ томъ, исполнятся ли он? Счастливе тотъ, кто не вынужденъ платить за достиженіе ихъ сердечными ранами, еще счастливе тотъ, кто можетъ довольствоваться скромною долей, не жертвуя самымъ дорогимъ на свт ради величія. Лоренцо зналъ, что безъ сожалнія покинулъ бы мсто, на которое призванъ судьбой, если бы могъ купить этимъ жизнь Лукреціи, и зналъ также, что теперь предстоитъ ему выдержать самую тяжелую борьбу: устоять передъ страстнымъ желаніемъ увидть ее еще разъ, прежде чмъ закроются на вки ея глаза.

Огонь, свтившійся въ двухъ окнахъ дворца Медичи, не потухалъ въ эту ночь. Граждане, рано утромъ проходившіе мимо, озабоченно покачивали головами: разв совершается что-нибудь важное для республики, что правитель ея не знаетъ покоя даже ночью? Солнце освтило комнату, когда Лоренцо вышелъ изъ нея съ блднымъ, утомленнымъ лицомъ. Въ корридор, ведущемъ въ его спальную, онъ встртилъ мать.

— Я всю ночь слышала твои шаги надо мной,— сказала она,— и, повидимому, ты только сейчасъ отправляешься спать. Что занимало тебя ночью?

— Я получилъ доклады изъ разныхъ мстъ,— уклончиво отвтилъ молодой человкъ.— Тяжелая работа давитъ меня… я часто долженъ жертвовать ей нсколькими часами сна.

Лукреція Торнабуони устремила на него пронизывающій взглядъ своихъ умныхъ глазъ, его притворное равнодушіе не обмануло ее.

— Въ такомъ случа, мн грустно, сынъ мой, что я должна сообщить теб извстіе, которое можетъ опять лишить тебя необходимаго покоя, но я не хотла, чтобы ты узналъ его изъ другихъ устъ. Та, о которой ты, очевидно, думалъ въ эту ночь, Лукреція Донати умерла.

Лоренцо молчалъ. Что могъ онъ сказать? Онъ не имлъ права высказать горе, которое испытывалъ. Мать положила руку на его плечо.

— Не думай, Лоренцо, что я не понимаю, что совершается теперь въ твоей душ,— серьезно сказала она,— но какъ бы теб ни была тяжела смерть бывшей подруги дтства, постарайся скрыть это ради твоей жены. Не нарушай своимъ горемъ мира твоего дома, счастья твоей жены, помни, что покойница желала и требовала, чтобы отъ Кларисы скрыли исторію вашей любви, чтобы не подрывать ея доврія къ теб.

Блдное лицо Лоренцо приняло горькое выраженіе.

— Благодарю васъ, матушка, что вы напомнили мн о моемъ долг,— произнесъ онъ глухимъ голосомъ.— Я повинуюсь вамъ, какъ повиновался годъ назадъ.

Лоренцо вернулся въ кабинетъ, двери котораго заперъ за собой. Члены его семьи въ тотъ день не разъ получали отвтъ, что онъ занятъ спшными длами, секретари же удивлялись полученному приказанію вторично изготовить вчерашніе доклады, случайно испорченные имъ, бумага оказалась въ пятнахъ, буквы расплылись и стерлись.

XV.

Смерть Лукреціи Донати вызвала искреннее огорченіе въ расположенной къ ней прежде семь Медичи. Біанка и Наинина вдругъ вспомнили, какъ любили он когда-то подругу дтства.

Имъ стало жаль, что ихъ разлучили съ ней. Добрай, милая Лукреція никогда не выказывала ни злобы, ни недовольства, но ея безмолвно страдающая фигура была всегда нмымъ укоромъ для родителей и сестеръ Лоренцо. И какъ странно, что Клариса такъ горячо полюбила ее! Она была такъ безутшна, точно умерла ея родная сестра. Мать должна была приложить всю свою строгость, чтобы помшать молодой женщин проводить часы у тла покойной подруги и запретить ей ходить туда безъ себя.

Опять настала полночь, на утро слдующаго дня было назначено погребеніе Лукреціи. Клариса знала, что ей строго запретятъ еще разъ проститься съ покойною подругой, которой она днемъ вмст съ матерью и Наининой принесла цвты. Молодая женщина всмъ сердцемъ рвалась къ ней, ей хотлось безъ свидтелей проститься съ покойницей, поцловать въ послдній разъ скрещенныя руки, такъ часто ласкавшія ее.

Запрещеніе свекрови, совты золовокъ часто казались ей безсмысленными, зачмъ она должна безпрекословно подчиняться имъ? Клариса въ обычный часъ удалилась въ спальную и раздлась съ помощью служанокъ. Она въ волненіи лежала на кровати, прислушиваясь, пока все успокоится въ дом, чтобы тогда осторожно одться и черезъ темный корридоръ спутиться по лстниц, ведущей въ садъ.

Небо заволакивали дождевыя тучи, втеръ раскачивалъ верналы деревьевъ, когда Клариса быстрыми шагами направлялась въ сосдскій садъ. Подавленное рыданіе вырвалось изъ ея груди, когда впереди мелькнули горвшія вокругъ гроба свчи… вонъ уже видна открытая дверь, которая завтра закроется навсегда за подругой, Клариса, желая, какъ въ послдніе дни, скоре увидть подругу, прибавила шагу, но что это? Въ комнат покойницы послышался шорохъ,— вроятно, кто-нибудь изъ родныхъ Лукреціи находится около тла. Невольный страхъ остановилъ Кларису, она тихонько подкралась къ открытому окну, чтобы взглянуть, кто пришелъ сюда, руководимый одними побужденіями съ ней.

Апельсинныя и миртовыя деревья, наполнявшія оконныя ниши, мшали ей сразу разглядть находившіеся въ комнат предметы. По середин стоить гробъ и въ немъ подъ цвтами покоится Лукреція. Свтъ отъ свчей точно сіяніемъ окружилъ ея прекрасное лицо… какъ хорошо оно было, какъ спокойно!

У гроба стоялъ мужчина, очевидно, въ отчаяніи бросившійся на колни, онъ обнималъ покойницу одною рукой, голова его лежала на ея груди и Клариса видла, какъ все его тло вздрагивало отъ рыданій. Она не понимала, отчего при вид этой неожиданной картины ею внезапно овладлъ безотчетный страхъ, какой-то ужасъ, въ которомъ она не могла отдать себ отчета и который пронизывалъ все ея существо, точно передъ глазами ея должно было произойти нчто ужасное. Клариса широко раздвинула втви, взоры ея все пристальне впивались въ стоящаго на колняхъ мужчину.

На немъ былъ широкій плащъ, закрывавшій его до самой головы съ темными кудрявыми волосами. Онъ медленно приподнялъ залитое слезами лицо, которое Клариса хорошо знала, самое дорогое на свт лицо… лицо ея мужа, Лоренцо Медичи. Бываютъ въ жизни открытія такой подавляющей тяжести, что не оставляютъ даже мста чувству боли, въ такія минуты внутри насъ точно отрывается что-то, чего не могутъ вернуть ни утшеніе, ни надежда.

Клариса Медичи стояла точно прикованная къ мсту, устремивъ впередъ неподвижный взоръ, какъ будто то, что происходило въ комнат, вовсе не касалось ея. Она видла, какъ ея мужъ опять наклонился къ покойниц и прижалъ свои губы къ ея блднымъ, холоднымъ устамъ. Она слышала его стоны отчаянія, слышала, какъ онъ называлъ умершую такими нжными именами, какихъ она, жена его, никогда не слыхала отъ него, она видла, какъ, вынувъ изъ сложенныхъ рукъ покойницы цвты, онъ спряталъ ихъ на груди, какъ положилъ, вмсто нихъ, дв розы, которыя держалъ до сихъ поръ въ рук, и, снявъ съ своего пальца кольцо, надлъ на ея руку.

— Лукреція, ненаглядная моя,— говорилъ онъ при этомъ,— я сдержалъ свое слово. Мы ни разу не видлись съ тобой, какъ ты приказала. Позволь мн въ послдній разъ сказать теб, какъ многаго меня лишили, отнявъ тебя, и какъ я бденъ и несчастенъ среди блеска и роскоши, тоскуя по теб… теб одной.

Клариса не могла дальше слушать, она бросила послдній, почти дикій, взглядъ на мужа, на умершую подругу и, точно гонимая демонами отчаянія, бросилась бжать черезъ темный садъ къ дворцу Медичи.

——

Лукреція Торнабуони со времени рожденія внучки привыкла каждое утро заходить въ комнату невстки узнать о здоровьи молодой матери. Она удивилась, заставъ Кларису лежащею уже одтой въ кресл, и пришла въ еще большее изумленіе, когда невстка не поднялась съ мста, чтобы поздороваться съ ней. Она быстро приблизилась къ неподвижной фигур Кларисы.

— Ты больна, Клариса?— озабоченно спросила она.— Или что-нибудь испугало тебя, взволновало?

Молодая женщина повернула лицо къ свекрови, и донна Лукреція испугалась его убитаго выраженія. Она хотла съ участіемъ взять ее за руку, но Клариса быстро отдернула ее.

— Не прикасайся ко мн!— крикнула она рзкимъ голосомъ.— Вы вс это знали, вы вс помогали обманывать меня!

— Ты бредишь, дитя мое,— сказала Лукреція, покачивая головой.— Что сдлали мы, чмъ обманули или оскорбили тебя?

— Вы знали, что Лоренцо любилъ ее,— воскликнула Клариса.— Меня одну обманули, я одна ничего не знала.

Матери, Лоренцо ненужны были дальнйшія объясненія, она постаралась разумными доводами успокоить взволнованную невстку.

— Была ли бы ты счастливе, если бы мы сказали теб истину, когда ты вступила въ нашъ домъ?— спокойно спросила она.

— Счастливе!— повторила Клариса съ отчаяніемъ.— Вы обязаны были не вводить меня въ заблужденіе ложною надеждой.

— Мннія относительно нашихъ обязанностей различны,— замтила свекровь.— Я считала своею обязанностью скрыть отъ тебя то, что прошло. Мы надялись, что теб удастся покорить сердце Лоренцо и излечить его отъ несчастной любви къ подруг дтства.

— Онъ не любитъ меня… онъ никогда не полюбитъ,— съ отчаяніемъ отвтила Клариса.— Я встртила его у покойницы… о, если бы молнія поразила меня, прежде чмъ я увидла то!… А она… она смла принять мою дружбу… пользоваться моимъ довріемъ… смла признаваться, что любила человка, который не могъ быть ея мужемъ! Она тоже обманывала меня и насмхались надо мной!

— Этого упрека ты не имешь права длать и тяжело гршишь, имя его даже въ мысляхъ,— строго произнесла свекровь.— Лукреція Донати поступила такъ, какъ немногія способны были бы на ея мст, она не обманывала тебя, принимая дружбу, которую ты предлагала ей, она, насколько я могла судить ея отношенія къ теб, безъ чувства зависти, великодушно старалась упрочить твое счастье.

— Но она стояла между мною и имъ, онъ, можетъ быть, полюбилъ бы меня, если бы ея не было,— сказала Клариса, длаясь несправедливой отъ горя и ревности.— Ей принадлежало его сердце, когда онъ предлагалъ мн руку для союза.

— Теб, значитъ, досталось лучшее, такъ какъ она должна была отказаться отъ него, а ты сдлалась его женой.

Клариса сдлала жесть отвращенія.

— Я не хочу быть его женой. Я хочу возвратиться на родину, туда, гд меня дйствительно любятъ.

— Этого не позволитъ теб никто изъ нашей семьи и ты не имешь для этого достаточныхъ поводовъ,— холодно отвтила донна Лукреція.— Ревность къ мертвой не можетъ быть основаніемъ для развода съ моимъ сыномъ. Онъ ни въ чемъ не виноватъ передъ тобой, онъ не нарушилъ врности, въ которой клялся теб. Сама Лукреція подтвердила мн передъ смертью, что ни разу не видалась съ нимъ. Такимъ образомъ, ничто не освобождаетъ тебя отъ принятыхъ тобою обязанностей, которыя ты должна продолжать исполнять, какъ жена и какъ мать, если ты не хочешь навлечь на себя боле тяжелой вины, чмъ та, которую увидло твое разстроенное воображеніе въ случившемся.

Въ комнату вошла служанка съ ребенкомъ. Клариса протянула руки, чтобы взять его, но вдругъ малютка широко открыла свои большіе синіе глаза, и молодая мать съ крикомъ вскочила съ мста.

— Это глаза Лукреціи!— воскликнула она вн себя,— Онъ любитъ ребенка, потому что онъ похожъ на нее. А я, безумная… я думала, что мое горячее желаніе преувеличивало сходство, за которое я буду ненавидть ее.

Свекровь молча вышла изъ комнаты, понявши, что ей не удастся словами успокоить Кларису, и прошла прямо въ комнату сына, на лиц котораго лежалъ отпечатокъ страданій.

— Я совтую теб пойти къ жен,— обратилась она къ сыну.— Съ сегодняшней ночи, какъ мн кажется, она знаетъ о твоей любви къ Лукреціи Донати и въ отчаяніи отъ этого открытія. Отъ тебя теперь зависитъ, вернется ли къ теб ея возмущенное противъ тебя сердце, или вы разойдетесь навсегда, какъ она того желаетъ, хотя ни я, ни отецъ никогда не дадимъ согласія на формальный разводъ, который можетъ принести только срамъ нашему дому.

Лоренцо въ начал ея рчи слегка вздрогнулъ, но спокойно согласился исполнить приказаніе.

— Я не знаю, какой смыслъ говорить мн теперь съ Кларисой,— возразилъ онъ,— но если она желаетъ объясненія, я готовъ дать ей его.

Молодая женщина, попрежнему, лежала въ кресл, спрятавъ лицо въ подушки, когда вошелъ къ ней мужъ. Лоренцо молча смотрлъ нсколько мгновеній на ея убитую фигуру, но онъ самъ такъ много страдалъ въ послдніе дни, что не могъ чувствовать къ ней жалости.

— Клариса, моя мать сказала мн, что вы желаете говорить со мной, — произнесъ онъ, наконецъ, прождавъ напрасно, чтобы она замтила его.

При звук его голоса, какъ всегда, холоднаго и равнодушнаго, такъ непохожаго на тотъ, который она слышала въ послдній разъ, Клариса вскочила съ мста.

— Вы ошибаетесь,— отвтила она, принуждая себя къ такому же холодному тону,— мн не о чемъ говорить съ вами.

— Въ такомъ случа, я вынужденъ спросить васъ, отчего вы такъ раздражены противъ меня, что, какъ сообщила сейчасъ матушка, грозите расторгнуть бракъ? Имете вы противъ меня обвиненіе, оправдывающее подобный поступокъ?

Глаза Кларисы засверкали.

— И вы спрашиваете, вы смете это спрашивать? Вы цлый годъ обманывали меня, просили моей руки въ то время, когда ваше сердце принадлежало другой, вы сдлали меня женой, матерью, безъ искры чувства во мн, принимали мою любовь, какъ должную дань, за которую не стоило платить взаимностью,— вы, внчанный со мной мужъ, отдали ей, умершей, кольцо съ руки, чтобы я въ вчной жизни принадлежать ей!…

— Откуда узнали вы объ этомъ?

— Я ночью хотла проститься съ той, которую считала другомъ,— вы предупредили меня.

— И это причина вашего негодованія?

— Того, что я видла и слышала, достаточно, чтобы убдить меня въ томъ, что вы никогда не любили меня.

— Вы сказали сейчасъ, что я ‘обманулъ васъ’. Но разв я когда-нибудь показывалъ вамъ любовь, которой не чувствовалъ?

Глухой стонъ вырвался у нея въ отвтъ:

— Нтъ, о нтъ!

— Такъ возьмите назадъ ваши обвиненія. Мы не знали другъ друга, когда воля родителей соединила насъ, и я съ обливающимся кровью сердцемъ разстался съ той, которая такъ скоро съумла пріобрсти и вашу любовь. Я надялся, что похороню мой сонъ, въ тотъ день, когда вы вступите въ мой домъ, простите, Клариса, что я не могъ ране побороть свои чувства.

— Скажите лучше, что не могли полюбить меня!— съ горечью воскликнула Клариса.— Разв могли вы полюбить меня посл того, какъ любили ее? Что я въ сравненіи съ той, которая и посл смерти отнимаетъ у меня ваше сердце и мимо которой не могъ никто пройти, не испытавъ на себ ея чарующей прелести?… Я же, Лоренцо, полюбила васъ съ той минуты, когда вашъ отецъ передалъ меня вамъ… Я надялась, что врностью, преданностью удастся мн завоевать вашу любовь. Теперь я вижу ясно, что никогда не будетъ моимъ то, что я имю право требовать отъ васъ, моего супруга… Когда вы излагали гостямъ ваши воззрнія на любовь, передъ вами стоялъ ея образъ, не мой, воспоминанія о ней вдохновляли т стихотворенія, которыя вы выдавали за произведенія часовъ досуга, а она, фальшивая, увряла меня, когда я читала ихъ ей, что они относятся не къ смертной женщин, а обращены къ созданію вашей фантазіи, сдлавшейся вашею музой.

— Клариса,— съ жаромъ воскликнулъ Лоренцо,— вы можете упрекать меня, если хотите дать выходъ вашему слпому и безразсудному гнву, но я не позволю вамъ оскорблять покойницу! Я не знаю за собой другой вины, кром той, что на вашу любовь, которую я высоко цню, не могъ отвчать въ такой мр, какъ вы ожидали, что я съ грустью вспоминалъ иногда о той, которая умерла для меня съ того дня, какъ я сдлался вашимъ мужемъ, и чья преждевременная смерть глубоко потрясла меня. Если вы обвиняете Лукрецію въ томъ, зачмъ она при жизни не вложила въ ваше сердце смени недоврія, ревности, то, когда вы успокоитесь, подумайте, сдлала она вамъ этимъ добро или зло. Прошлое было кончено и похоронено въ тотъ день, когда я женился, и мы ни разу не обмнялись съ ней ни словомъ, ни письмомъ съ тхъ поръ, какъ разстались навсегда. Ваша злоба хватается за призраки, такъ какъ не находитъ пищи въ дйствительности, если вы считаете преступленіемъ воспоминаніе о разбитыхъ надеждахъ, то какое наказаніе было бы для васъ достаточно, если бы передъ вами былъ совершонъ дйствительный проступокъ?

Несмотря на гнвъ и волненіе, слова Лоренцо проникали, повидимому, въ душу Кларисы, но поразившій ее ударъ былъ слишкомъ неожиданъ, чтобы допустить мысль о прощеніи.

Лоренцо приблизился къ молодой женщин и наклонился къ ней.

— Клариса,— заговорилъ онъ ласкове прежняго,— неужели ревность въ этой святой мучениц васъ оттолкнетъ отъ меня и вмст съ любовью, вы лишите меня и доврія? Дайте мн время!… Если вы захотите быть терпливой и снисходительной, ваша рука можетъ залечить рану, которой вы не подозрвали даже, связать порванныя во мн струны такъ, чтобы он издали новый звукъ. Вы дороги мн, какъ жена, какъ мать нашего ребенка, вы достаточно благородны и великодушны, чтобы побороть въ себ чувство, длающее васъ такъ непохожей на самоё себя. Попробуйте съ прежнею любовью вспомнить о той, которую я никогда больше не назову при васъ,— не можетъ разв чувство, подобное этому, опять соединить насъ?

Клариса немного успокоилась, но послдняя просьба Лоренцо, точно острый ножъ, ударила ее въ сердце, она въ отчаяніи заломила руки.

— Вырвите изъ моей памяти лицо покойницы, которое вы цловали, какъ никогда не цловали меня,— воскликнула она,— заставьте забыть слова, которыя вы произносили, — слова, что вы несчастны со мной… и я попробую видть васъ такимъ, какимъ вы когда-то казались мн!

На лбу Лоренцо выступила глубокая складка.

— Если вы для прощенія ставите подобныя условія, вы, значитъ, не хотите мн простить моего невольнаго оскорбленія, и изъ насъ двоихъ вы виновне меня. За тотъ годъ, что мы женаты, я не пренебрегъ ни одною обязанностью относительно васъ и считаю васъ не вправ называть себя несчастною. Подите пожалуйтесь на меня Орсини, вашимъ родственникамъ, и вы увидите, найдете ли въ нихъ поддержку, не постараются ли они вернуть васъ къ долгу, которымъ вы хотите пренебречь, или, что еще хуже для васъ, не поднимутъ ли они на смхъ вашей ревности къ мертвой?

Лицо молодой женщины приняло холодное, презрительное выраженіе, какого ея мужъ еще никогда не видалъ.

— Какъ вы поступали со мной, такъ отнын буду поступать и я,— сказала она,— я буду исполнять обязанности, возложенныя на меня волею моихъ родителей, не больше… Отъ обременительной, можетъ быть, для васъ любви можете считать себя избавленнымъ, она потухла во мн навсегда.

Лоренцо ничего не возразилъ, только взглянулъ на нее долгимъ изумленнымъ взглядомъ, и Клариса отвернулась, будучи не въ силахъ выносить терзавшихъ ее мученій.

Лоренцо вышелъ изъ комнаты, не сдлавъ больше ни одной попытки къ примиренію, Клариса поднялась съ мста, какъ бы желая догнать его, но услыхала въ сосдней комнат, что онъ спросилъ о дочери. Теперь онъ подошелъ къ колыбели и поднялъ двочку, онъ произнесъ ея имя, данное имъ ради той, которую онъ такъ горячо любилъ… онъ произнесъ его съ невыразимою нжностью, разрывавшей ея сердце… онъ взглянулъ теперь въ ея ясные, синіе глаза, напоминавшіе ей глаза бывшей подруги… Клариса съ мучительнымъ стономъ упала на кресло. Образъ покойницы всталъ между нею и ребенкомъ, какъ уже стоялъ между нею и мужемъ,— ей не было мста ни около мужа, ни около ребенка.

Сердце ея болзненно сжалось, горечь одиночества налегла на нее всею своею подавляющею тяжестью. Кларисой овладло страстное желаніе побжать въ ту комнату, броситься къ мужу, умолять, чтобы онъ полюбилъ ее хотя немножко, такъ, какъ любилъ тхъ двоихъ, потому что и она тоже несчастна и одинока.

Но она чувствовала, что теперь поздно, что гордый Медичи, чью протянутую для примиренія руку она нсколько минуть тому назадъ оттолкнула, теперь неохотно протянетъ ее, она чувствовала, что потеряла его.

XVI.

Прошли годы, Пьетро Медичи давно покоился въ мраморной гробниц, воздвигнутой ему огорченными родственниками, у его открытой могилы и друзья, и враги одинаково безпристрастно признавали его справедливость, врность долгу и мягкость характера. Во время кратковременнаго правленія ему не представилось случая выказать выдающихся политическихъ способностей, тмъ боле, что личность богато одареннаго сына затмвалъ боле великій отецъ.

На слдующій день посл кончины Пьетро въ монастыр св. Антонія произошелъ, подъ предсдательствомъ Томасо Содерини, совтъ, въ которомъ шестьсотъ гражданъ единогласно ршили оставить, попрежнему, правителями республики Лоренцо и Джуліано Медичи.

Вскор посл смерти Пьетро въ Рим произошла перемна. Папа Павелъ II умеръ и ему наслдовалъ кардиналъ Франческо делла Ровере, занявшій папскій престолъ подъ именемъ Сикста IV. Во глав многочисленнаго посольства, состоявшаго изъ наиболе уважаемыхъ гражданъ республики, Лоренцо отправился въ Римъ засвидтельствовать новому первосвященнику свое уваженіе. Кром желанія поддержать хорошія отношенія, установившіяся между нимъ и Павломъ II, Лоренцо побуждали еще личные интересы. Давно задуманный планъ облечь Джуліано въ кардинальское званіе опять горячо обсуждался въ дом Медичи, Сикстъ многократно выражалъ знаки дружескаго расположенія Лоренцо и его семь, и юный правитель республики не сомнвался, что его желаніе будетъ немедленно исполнено. Пріемъ, оказанный ему въ Рим, подтвердилъ его надежды. Съ царскими почестями въхалъ Лоренцо въ столицу папы, гд во все время пребыванія его осыпали милостями и знаками вниманія.

Папа Сикстъ благосклонно выслушалъ его просьбу, общалъ при первой возможности дать Джуліано кардинальскую шляпу, но выговорилъ нкоторую отсрочку, на которую Лоренцо, обрадованный высказанною готовностью, охотно согласился.

Но раскаялся ли папа въ данномъ общаніи, взяли ли перевсъ враждебныя Медичи вліянія, только время шло, а общаніе не исполнялось. Сикстъ IV предпочелъ облечь прежде въ пурпуръ двухъ своихъ племянниковъ — Пьетро Ріаріо и Джуліано делла Ровере, затмъ послдовало еще восемь назначеній, въ числ которыхъ не было брата Лоренцо.

Медичи, сила и могущество которыхъ со смерти отца росли съ каждымъ годомъ, дружбы которыхъ добивались вс монархіи Италіи и которые сами стояли на пути къ неограниченной царской власти, тмъ сильне чувствовали причиненную имъ обиду. Въ ихъ дружественныя до тхъ поръ отношенія съ папою вкралось недовріе, котораго ни та, ни другая сторона не пытались сгладить.

Лоренцо, слишкомъ гордый, чтобы вторично повторять разъ высказанную просьбу, послалъ брата на нсколько лтъ путешествовать за границу, ршивъ посл его возвращенія употребить боле энергичныя мры. Онъ видлъ счастливую случайность въ томъ, что одновременно съ возвращеніемъ брата кардиналъ Джакопо Амма нат и, прозжавшій изъ Павіи въ Римъ, извстилъ его о своемъ посщеніи. Кардиналъ Амманати находился въ милости у папы, имлъ на него большое вліяніе,— съ нимъ удобне всего было Лоренцо переговорить о дл, такъ близко касавшемся интересовъ его дома.

По окончаніи обда, которымъ Лоренцо отпраздновалъ первый день пребыванія во Флоренціи кардинала, юный правитель удалился съ нимъ въ кабинетъ.

— Вы выразили мн готовность, ваша эминенція, передать святйшему пап выраженія моей преданности и глубочайшаго уваженія. Я очень благодаренъ вамъ за это. Но простите за мою неделикатность, если я затрудню васъ еще одною просьбой, и отнеситесь къ ней съ тою же снисходительностью, которою вы неоднократно уже доказывали мн ваше дружеское расположеніе.

Кардиналъ наклонилъ голову въ знакъ согласія, протягивая блую, выхоленную руку къ лежавшимъ противъ него на стол pi&egrave,rres graves.

— Я съ удовольствіемъ передамъ все, что угодно будетъ вашей свтлости поручить мн,— возразилъ онъ,— но, прежде чмъ выслушать васъ, позвольте мн выразить восторгъ, который вызываютъ во мн собранныя у васъ здсь сокровища. Гд вы добыли такіе чудные pi&egrave,rres graves?

— Это начало коллекціи, которую я скоро думаю начать,— отвтилъ Лоренцо.— Здсь, во Флоренціи, много художниковъ, достигшихъ въ рзьб большаго совершенства. Я уже пріобрлъ у нихъ много прекрасныхъ вещей, доставившихъ мн большое удовольствіе.

— Дйствительно, то, что я вижу здсь, можетъ доставить удовольствіе,— замтилъ кардиналъ.— Этотъ Меркурій, вырзанный на топаз, по моему мннію, верхъ совершенства, такъ же какъ и голова Александра на гіацинт.

— Я съ удовольствіемъ представлю на вашъ судъ вс мои pi&egrave,rres graves,— сказалъ Лоренцо,— но раньше попрошу васъ на нсколько минутъ отвлечь отъ нихъ ваше вниманіе. Время дорого, вамъ извстно, что до вечера я еще долженъ заняться нкоторыми длами.

Лоренцо уже говорилъ тономъ не любезнаго хозяина, а повелителя могущественнаго государства, привыкшаго, чтобы его слушали, какъ только онъ заговорить.

Джакопо Амманати замтилъ, что его увертки безполезны. Передъ нимъ былъ Медичи, не любящій терять изъ вида разъ намченной цли. Кардиналъ прислонился къ спинк кресла и принялъ непроницаемый видъ, онъ отлично зналъ, что послдуетъ, но ршилъ какъ можно дольше оставить Лореицо въ заблужденіи.

— Я слушаю, государь,— произнесъ онъ мягкимъ голосомъ.

— Васъ едва ли удивитъ то, что я сообщу вамъ,— началъ Лоренцо,— такъ какъ вы въ числ другихъ присутствовали, когда былъ въ первый разъ возбужденъ передъ святымъ отцомъ вопросъ о томъ, можетъ ли онъ пожаловать моему брату Джуліано санъ кардинала чего желалъ еще нашъ отецъ. Вы помните, вроятно, что святйшій папа согласился на мою просьбу и въ присутствіи вашемъ и многихъ другихъ кардиналовъ общалъ, что Джуліано одинъ изъ первыхъ удостоится кардинальства.

— Я отлично помню это, — отвтилъ кардиналъ тмъ же льстивымъ голосомъ, какъ и прежде.

— Если вы такъ хорошо помните это, то васъ не мене нашего должно поражать, что его святйшество такъ долго не исполняетъ своего общанія. Десять кардиналовъ назначено съ того дня, какъ я колнопреклоненно стоялъ у ступеней святаго престола,— моего брата нтъ въ числ ихъ.

— Позвольте мн, ваша свтлость, объяснить вамъ это нкоторыми соображеніями,— отвтилъ кардиналъ.— Вамъ, конечно, извстно, какъ велики расположеніе и любовь святйшаго папы къ вамъ и вашей семь. Это-то именно расположеніе и мшало ему исполнить ваше желаніе, которое можетъ имть печальныя послдствія для вашего дома. Ваша свтлость стоитъ передо мной въ полномъ разцвт силъ, но и такая жизнь, какъ ваша, можетъ по несчастной случайности преждевременно оборваться и, если вы посвятите вашего брата въ духовное званіе, ваши дти въ младенческихъ годахъ будутъ предоставлены превратностямъ судьбы и республика, мудро управляемая вашею сильною рукой, останется безъ руководителя.

— Меня самого останавливали прежде эти соображенія,— отвтилъ Лоренцо,— но какъ моя жизнь находится въ рукахъ Божіихъ, такъ отъ Его же мудрости зависитъ устройство судьбы моепх потомства. Мой брать,— да сохранитъ его Господь!— можетъ погибнуть преждевременно, оставаясь и въ міру. Пока не откроется передъ нами завса будущаго, мы обязаны поступать по собственному разумнію и предоставлять ршеніе своихъ длъ Всевышнему.

— Вы высказали мое мнніе, ваша свтлость,— сказалъ Джакопо Амманати,— и это не было единственнымъ основаніемъ. Примите во вниманіе то, что синьоръ Джуліано, какъ свтскій человкъ, не можетъ сразу получить высшій духовный санъ, что онъ долженъ сначала сдлаться протонотаріемъ и мсяцъ или два носить соотвтственную одежду, прежде чмъ облечься въ пурпуръ.

— Я не помню, чтобы подобныя соображенія являлись затрудненіемъ, когда Піетро Ріаріо и Джуліано делла Ровере получали кардинальство,— замтилъ Лоренцо не безъ ироніи,— и Рафаэлло Сансони, удостоенный кардинальскаго званія, не далъ обтовъ монашества.

— Онъ освобожденъ отъ этого, такъ какъ святой папа хочетъ облегчить ему возможность возвратиться въ міръ, если того потребуютъ обстоятельства.

— Подобное же снисхожденіе могло быть оказано и моему брату, и тогда была бы устранена ране высказанная вами опасность.

— Я не премину обратить на это вниманіе святйшаго папы,— сказалъ Джакопо Амманати, все боле убждаясь, что Лоренцо такъ же мало склоненъ въ уступк, какъ и Сикстъ IV.— Само собою разумется, что штатъ синьора Джуліано долженъ немедленно расшириться, чтобы состоять изъ двнадцати капелановъ, шестнадцати шталмейстеровъ, не говоря уже о множеств прислуги.

— Надюсь, что ваше преосвященство не сомнваетесь, что у кардинала изъ дома Медичи хватитъ на это средствъ и что подобный предлогъ также мало уважителенъ,— съ гордостью отвтилъ Лоренцо.— Скажите теперь, вс ли исчерпаны основанія, препятствующія святйшему пап или вамъ избрать моего брата кардиналомъ?

— Вс, посл того, какъ ваша свтлость такъ блестяще опровергли ихъ,— замтилъ кардиналъ, слегка наклоняясь.

— Слдовательно, если святйшій папа и теперь не исполнить нашей просьбы, я долженъ искать другихъ причинъ и выразить опасеніе, что прогнвилъ чмъ-нибудь его святйшество, хотя я не могу вспомнить, чмъ заслужилъ его гнвъ.

— Бросьте ваши опасенія,— успокоилъ его кардиналъ.— Его святйшество, какъ всегда, милостиво расположенъ къ вамъ, постороннія причины мшаютъ ему исполнить ваше желаніе. А чтобы ваша свтлость убдились, что святйшій папа охотно даетъ вамъ доказательства своей дружбы, мн поручено передать вамъ, что онъ ршился расторгнуть бракъ того рыцаря вашего двора, за котораго вы ходатайствовали, предоставивъ ему право вторично жениться.

— И эта просьба — давнишняя, ваше преосвященство,— не могъ удержаться, чтобы не замтить, Лоренцо.— Повидимому, милости Рима требуютъ много времени, чтобы дойти до меня.

— Святйшій папа медлилъ потому, что не хотлъ раздражать неаполитанскаго короля, подъ покровительствомъ котораго находилась графиня Саграмора. Святйшій папа получилъ недавно извстіе, что она по собственной вин лишилась этого покровительства.

— Я давно слышалъ, что Альфонсъ прогналъ свою бывшую фаворитку,— сухо произнесъ Лоренцо.— Но мн съ самаго начала было непонятно, почему такой человкъ, какъ Саграмора, долженъ былъ долгіе годы влачить недостойные узы фиктивнаго брака.

— Онъ расторгнутъ теперь, святйшій папа объявилъ его бракъ недйствительнымъ. Ваша свтлость можете сами передать ему желанную всть.

— Хорошо, я боюсь только, что она пришла слишкомъ поздно для его счастья.

Кардиналъ пожалъ плечами.

— Виноваты неблагопріятныя обстоятельства, въ этой жизни никогда не бываетъ поздно для того, что мы, недальновидные люди, называемъ счастьемъ.

Лоренцо поднялся съ кресла.

— Передайте святйшему пап мою благодарность за его милости,— коротко произнесъ онъ.— А теперь не угодно ли вамъ перейти въ кабинетъ, гд я храню мою коллекцію pi&egrave,rres graves, заслужившихъ ваше одобреніе. Если вы найдете нкоторыя изъ нихъ достойными пополнить ризницу святйшаго папы, то соблаговолите почтительно повергнуть ихъ отъ моего имени къ его стопамъ.

Вечеромъ того же дня Джуліано со свитой возвратился въ родительскій дворецъ, гд его ожидали вс члены семьи. Лоренцо сдлалъ нсколько шаговъ ему на встрчу, братья горячо обнялись, любовь и гордость свтились во взгляд старшаго брата, когда онъ съ радостною улыбкой велъ къ донн Лукреціи красиваго возмужалаго юношу.

Джуліано обнималъ мать и сестеръ, когда въ комнату вошла Клариса.

— Я услышала о вашемъ прізд,— оказала она звучнымъ, немного суровымъ голосомъ,— и, къ сожалнію, не могла тотчасъ же выйти поздороваться съ вами.

— Благодарю васъ, прекрасная Клариса, за вашу память,— возразилъ Джуліано, цлуя ея руку.— Подтвердите словами то, что говоритъ мн вашъ цвтущій видъ, что вы благополучно провели время посл того, какъ я покинулъ Флоренцію.

— Отлично, разв могло быть иначе въ этомъ дом?— холодно отвтила Клариса, и, видимо, желая прекратить разговоръ, отошла въ сторону.

За ужиномъ Клариса тоже не принимала участія въ разговор и никто изъ присутствовавшихъ не находилъ этого страннымъ. Клариса Медичи посл перваго потрясенія, испытаннаго ею въ супружеств, жила своею обособленною жизнью и никто не попытался помшать ей въ этомъ, тмъ боле, что между нею и Лоренцо состоялось вншнее примиреніе и, такимъ образомъ, уваженіе и честь фамиліи были удовлетворены.

Какъ предсказывали свекровь и мужъ, такъ и случилось: Медичи и Орсини отнеслись несочувственно къ жалобамъ возмущенной Кларисы. Соперница умерла,— чего же ей бояться?

Царскіе браки въ другихъ странахъ еще несчастне, чмъ ея, супруги Сфорца, Малатеста, Монтефельтро длили любовь мужей со многими живыми женщинами,— никто изъ ея родныхъ не понималъ, какъ можетъ волновать ее извстіе о прошлой юношеской любви мужа. Родители Кларисы убждали ее не портить дтскою глупостью и опрометчивостью своей блестящей доли и не совтовали разсчитывать на ихъ защиту. Посл долгой внутренней борьбы Клариса сдалась на сыпавшіяся со всхъ сторонъ увщанія, въ которыхъ не принималъ участія только одинъ ея мужъ, Лоренцо, и Медичи не могли сдлать ей ни одного упрека, ни даже самаго ничтожнаго. Клариса горько усмхалась, думая объ этомъ,— даже такъ страстно желанный наслдникъ гордаго рода явился на свтъ…

Годы безмолвнаго страданія, тайной тоски измнили Кларису и нравственно, и вншнимъ образомъ, она уже не была робкою, любящею женщиной, съ мольбой ожидавшею ласковаго слова отъ мужа. Она казалась, пожалуй, красиве прежняго, но на лиц ея лежало необыкновенно суровое, холодное выраженіе, отталкивавшее тхъ, кто доврчиво приближался къ ней, и въ голос ея рдко появлялись нжныя ноты, звучавшія прежде, когда она говорила съ тми, кого любила.

Да и любила ли она кого-нибудь изъ окружавшихъ ее? Она часто задавала себ этотъ вопросъ, обводя, какъ въ этотъ вечеръ, взглядомъ присутствовавшихъ, и затруднялась отвтить самой себ на этотъ щекотливый вопросъ.

XVII.

Въ этотъ день разошлись ране обыкновеннаго, чтобы дать отдыхъ утомленному путешествіемъ Джуліано, только на слдующее утро между братьями произошелъ разговоръ, съ нетерпніемъ ожидаемый Лоренцо.

— Джакопо Амманати ухалъ отъ меня вчера передъ самымъ твоимъ пріздомъ,— обратился онъ къ младшему брату.— Онъ подтвердилъ мн то, что я давно подозрвалъ: въ Рим насъ обманываютъ, стараются провести ласковыми словами, между тмъ какъ Сикстъ IV и не думаетъ исполнять нашихъ желаній. Я долженъ разузнать, въ чемъ тутъ суть, и увнчанный даже тіарой Ровере не посметъ хвалиться, что сыгралъ штуку съ Медичи.

— Можетъ быть, я могу разъяснить теб кое-что, сообщивъ то, что слышалъ въ Милан при двор Галеацо,— возразилъ Джуліано.— Сикстъ съ опасеніемъ смотритъ на возростающее могущество нашего дома и никогда не сдлаетъ ничего, что могло бы послужить къ его возвышенію. Ты разв не слыхалъ, что папа хочетъ пріобрсти въ Романь большія владнія, только для того, чтобы мы не могли расширить своей области новою покупкой?

— Я слышалъ, что ведутся переговоры относительно Имолы, но я самъ намренъ пріобрсти этотъ городъ со всми принадлежащими къ нему общинами.

— Такъ берегись, какъ бы папа не перебилъ его у тебя,— онъ старается помшать твоей покупк у Галеацо, какъ сообщило мн одно изъ его довренныхъ лицъ, а неаполитанскій король, котораго Сикстъ привлекъ на свою сторону, поддерживаетъ его старанія у герцога.

Лоренцо вскочилъ съ мста.

— Если съ нами фальшивятъ и насъ обманываютъ, то я заплачу имъ тою же монетой!— воскликнулъ онъ.— Имола не будетъ собственностью папы, къ счастью, у него не хватаетъ денегъ и я употреблю вс силы, чтобы помшать ему собрать здсь необходимую сумму. Тосканскіе банки ни копйки не выдадутъ ему.

— Тмъ не мене, я сомнваюсь, чтобы Галеацо уступилъ теб Имолу.

— Все равно, лишь бы Сикстъ не получилъ ея.

— Кром того, въ Милан носится слухъ, что Федериго Монтефельтро сдлался герцогомъ Урбано,— продолжалъ Джуліано.— Онъ перешелъ на сторону папы, чувствуя себя недостаточно сильнымъ, чтобы идти своею дорогой, поэтому онъ ищетъ защиты боле сильнаго.

— Онъ нашелъ бы такую же и у насъ.

— Онъ сердится на насъ съ тхъ поръ, какъ ты выразилъ ежу неодобреніе за разграбленіе Вольтеры.

Тнь омрачила лицо Лоренцо.

— Вольтера!— повторилъ онъ.— Въ недобрый часъ ршился я начать войну съ этимъ городомъ, предоставивъ вести ее Монтефельтро. Отчего не послушался я совта Томасо Содерини, возстававшаго противъ нея! Вольтера, разрушенная, уничтоженная, останется навсегда пятномъ въ моей памяти!

— Граждане ея сопротивлялись теб и оскорбили флорентійскихъ пословъ,— замтилъ Джуліано.— Тутъ не ты одинъ виноватъ. И разв не старался ты всми силами смягчить ихъ судьбу?

— Когда было уже поздно, Джуліано, и когда благосостояніе цвтущаго города было навки подорвано. Я поручилъ Монтефельтро мечомъ наказать мятежниковъ, а онъ позволилъ своимъ, буйнымъ наемникамъ безпощадно грабить жителей.

— Что было, то прошло, Лоренцо, измнить этого мы не можемъ.

Лоренцо молчалъ нсколько минутъ. Жестокости съ Вольтерой, казалось ему, лягутъ пятномъ на все его правленіе.

— И высказанные мною тогда упреки побуждаютъ теперь Урбано отдаться подъ защиту Сикста, чтобы современемъ вмст съ нимъ обратиться противъ меня?— спросилъ онъ, наконецъ.

— Повидимому, да. Меня, по крайней мр, Монтефельтро избгалъ, гд только могъ.

— Хороше же, такъ мы покажемъ его святйшеству, что и мы тоже умемъ поддерживать неудобныхъ для него людей. Никколо Вителли во вражд съ папой и недавно еще просилъ моей поддержки, онъ получитъ ее.

— Не разумне ли отказаться отъ этого, Лоренцо?— замтилъ Джуліано.— Еще немного — и мы будемъ въ открытой вражд съ папой.

Лоренцо выпрямился во весь ростъ.

— Мы достаточно твердо стоимъ, чтобы не бояться никого изъ сосдей,— возразилъ онъ.— Дружба Сикста не принесла намъ до сихъ поръ никакой пользы. Подъ разными пустыми предлогами онъ отказываетъ теб въ кардинальств, розданномъ, между тмъ, столькимъ другимъ, и точно подаяніе бросаетъ мн, наконецъ, разводъ Саграморы.

— О томъ, что онъ не сдлалъ меня кардиналомъ, я не сожалю,— сказалъ Джуліано.— Я чувствую мало склонности къ духовному званію.

— Это было желаніе отца и твое собственное,— перебилъ его Лоренцо,— и нашему дому было бы выгодно имть въ Рим заступника. Я откажусь отъ этого плана не прежде, чмъ уврюсь, что Сикстъ намренъ дйствовать наперекоръ нашимъ выгодамъ. Когда ты увидишь твоего друга Франческо Пацци?

— Я сейчасъ же отправлюсь къ нему, такъ какъ жажду поскоре увидать его и о многомъ переговорить.

— Такъ скажи ему, что я ожидаю отъ него и его родственниковъ, что они примкнутъ къ тмъ банкамъ, которые откажутъ Сиксту въ займ для покупки Имолы,— сказалъ Лоренцо.— Франческо ведетъ теперь денежныя дла своей семьи здсь и въ Рим, онъ долженъ получить увдомленіе раньше, чмъ поступить къ нему этотъ запросъ.

— Хорошо, Лоренцо. Франческо, безъ сомннія, поступитъ сообразно съ твоимъ желаніемъ.

Джуліано простился съ братомъ и направился къ другу, съ утра ожидавшему его. Товарищи встртились съ прежнею сердечностью, время не ослабило ихъ дружбы.

Посл живаго обмна вопросовъ и отвтовъ разговоръ перешелъ на важнйшія событія, интересовавшія обоихъ, на личныя приключенія и радужные планы относительно будущаго.

— Меня поражаетъ, что ты до сихъ поръ не женатъ,— шутя замтилъ, наконецъ, Джуліано.— Надъ моею головой уже нсколько лтъ витаетъ кардинальская шляпа, не желая опускаться, и потому я не могу мечтать о прекрасной подруг жизни, ты же свободенъ и въ любомъ дом Флоренціи будешь желаннымъ зятемъ.

Франческо слегка покраснлъ.

— Подожди,— сказалъ онъ, крпче сжимая руку друга,— скоро я сообщу теб нчто, что обрадуетъ тебя. Я всегда желалъ, чтобы ты первый узналъ объ этомъ, такъ какъ никто искренне тебя не порадуется моему счастью.

— Немного надо догадливости, чтобы понять, что ты или женихъ, или намреваешься имъ сдлаться.

— Ты можешь назвать меня женихомъ, такъ какъ Камилла дала мн свое согласіе, а то, чего еще остается намъ добиться, согласія моихъ родителей, не очень безпокоить насъ.

— Камилла?— повторилъ Джуліано.— Я не знаю въ знакомыхъ мн домахъ ни одной двушки, носящей это имя.

— Охотно врю, такъ какъ моя невста незнатнаго рода. Ее отецъ былъ мелкій ремесленникъ, онъ давно умеръ. Камилла Кафарелли живетъ съ матерью въ скромномъ домик въ предмсть. Туда ты отправишься со мной сегодня вечеромъ.

— Я, Франческо?… Нтъ, какъ непрошенное третье лицо, я только помшаю вашему счастью.

— Нтъ, Джуліано. Камилла знаетъ о теб, сколько разъ она сердилась, даже ревновала, когда я слишкомъ хвалилъ тебя. Вы должны познакомиться и убдиться, что я сдлалъ хорошій выборъ: нашелъ врнйшаго друга и прекраснйшую невсту.

— И ты думаешь, что легко добьешься согласія родныхъ на твой бракъ съ мщанкой?

— Думаю, тмъ боле, что моя просьба будетъ простою формальностью. Мой дядя, Джакопо, бывшій моимъ опекуномъ посл смерти отца, не можетъ отказать въ согласіи, такъ какъ я совершеннолтній, если же Гульельмо и его супруг, твоей сестр, моя меня покажется недостаточно знатной, то я равнодушенъ къ этому.

— Ахъ ты, мечтатель! Мн даже интересно взглянуть на чародйку, ради которой ты готовъ принести такія жертвы.

— И такъ, ршено: ты идешь со мной сегодня вечеромъ.

— Когда угодно. Благодарю тебя за братское довріе!

Солнце уже скрылось, когда закутанные въ плащи друзья шли по улицамъ Флоренціи къ далекому предмстью, гд жила избранница Франческо Пацци. Они достигли, окруженнаго садами, маленькаго домика, изъ котораго неслось пніе пріятнаго женскаго голоса.

Франческо сжалъ руку друга.

— Это она,— восторженно прошепталъ онъ, и быстро распахнулъ дверь.

— Камилла!— крикнулъ онъ.

Пніе смолкло, со скамейки у окна поднялась стройная женская фигура.

— Наконецъ-то!— воскликнула она съ легкимъ упрекомъ.

— Наконецъ, моя дорогая!— весело отвтилъ Франческо, ближе привлекая къ себ двушку за руки.— Въ награду за твое долгое ожиданіе я принесъ теб нчто особенно прекрасное.

Глаза двушки заблестли.

— А! то, что ты давно общалъ,— золотой обручъ, такой, какъ у твоей невстки Медичи?— съ оживленіемъ спросила она.

— Нтъ, жадная двочка, никогда не устающая любоваться золотомъ и камнями, я принесъ другое, но то же изъ дома Медичи,— вотъ мой дорогой Джуліано, о которомъ я столько разсказывалъ теб и который только вчера возвратился изъ путешествія.

Джуліано вышелъ изъ тни, бросаемой дверью, и приблизился къ невст друга, жеманно поклонившейся ему.

— Добро пожаловать, благородный синьоръ,— сказала она.— Будьте снисходительны къ скромному пріему, который можетъ быть оказанъ вамъ въ такой бдной лачуг, какъ наша.

— Домъ, гд скрыто такое сокровище, какъ вы, не можетъ быть бденъ, прелестная Камилла,— отвтилъ Джуліано.

Камилла не безъ удовольствія выслушала комплиментъ, потомъ она со смхомъ и шутками подвела Франческо къ столу, на которомъ стоялъ скромный ужинъ, и любезно придвинула кресло для неожиданнаго гостя. Подбжавъ къ противуположной двери, ведущей въ низкую закопченную кухню, она крикнула матери:

— Несите, матушка, скоре еще кубокъ, синьоръ Джуліано Медичи длаетъ намъ честь своимъ посщеніемъ.

Въ комнату вошла старуха, съ красиваго когда-то лица которой тяжелая, полная лишеній жизнь стерла слды красоты, придавъ ему льстивое, подобострастное выраженіе. Съ униженными поклонами она приблизилась къ Джуліано, чтобы поднести къ губамъ край его плаща.

— Какое счастье, какая честь для нашего скромнаго дома!— говорила она.— Добро пожаловать, ваша свтлость! Да благословить васъ за это Господь!

— Оставьте ваши придворныя рчи,— перебилъ ее Джуліано веселымъ тономъ.— Я пришелъ къ вамъ не какъ представитель моего дома, а какъ другъ вашего будущаго зятя, и хочу, чтобы и вы считали меня своимъ другомъ.

Жинерва Кафарелди хотла излить новый потокъ благодарностей, но дочь быстро остановила ее, наливъ вина въ кубокъ Джуліано изъ стоявшаго на стол кувшина.

Джуліано взялъ кубокъ въ руку.

— Я пью за ваше будущее счастье, прелестная Камилла!— съ жаромъ воскликнулъ онъ.

Франческо чокнулся съ другомъ.

— Благодарю тебя, Джуліано,— съ чувствомъ произнесъ онъ.— Дай Богъ, чтобы твое желаніе скоре исполнилось!

— Оно исполнится!— увренно отвтилъ Джуліано.— Я помогу теб уговорить твоихъ, если я буду шаферомъ на твоей свадьб.

— Согласенъ. Матушка Жинерва, вы, видвшая въ молодости такіе чудные сны, мечтали ли вы когда-нибудь о томъ, что Медичи поведетъ вашу дочь къ алтарю?

Мать Камиллы пристально взглянула на гостя, какъ жаль, что Франческо раньше посватался къ Камилл. Двушка хороша, она создана для кого-нибудь лучшаго, чмъ Пацци, будущій зять, котораго нсколько недль назадъ она со слезами радости назвала такъ, показался ей вдругъ ничтожнымъ и жалкимъ въ сравненіи съ его блестящимъ другомъ, единственнымъ братомъ правителя республики.

Камилла раздляла, повидимому, мнніе матери, скоро она шутила и болтала съ Джуліано такъ, будто они были давно знакомы, и Франческо наивно и чистосердечно радовался быстрому сближенію невсты и друга.

Около полуночи друзья отправились домой.

— Не очаровательна разв она? Не счастливйшій ли я человкъ на свт?— оживленно спрашивалъ возбужденный Франческо.

Джуліано отвтилъ не сразу.

— Да, она хороша,— задумчиво произнесъ онъ, наконецъ,— хороша, какъ сказочная фея.

Франческо остался доволенъ отзывомъ. У дверей дворца Медичи молодые люди разстались.

— Пойдешь ты со мной еще когда-нибудь вечеромъ?— спросилъ Франческо, прощаясь.

— Конечно, когда хочешь, — отвтилъ Джуліано.— Покойной ночи.

Въ дом Кафарелли, между тмъ, обитательницы его молча сидли въ той комнат, которую только что покинули молодые люди. Несмотря на поздній часъ, ни та, ни другая не думала, повидимому, о сн, мать исподлобья посматривала на дочь, щеки двушки горли и въ глазахъ ея свтился особенный блескъ, такой она еще ни разу не была посл ухода Франческо.

— О комъ ты думаешь, Камилла?— прервала, наконецъ, молчаніе Жинерва.

Камилла вздрогнула.

— О комъ же, какъ не о Франческ, моемъ жених?— отвтила она съ не совсмъ естественнымъ смхомъ. Мать ближе подвинулась къ ней.

— Глупая ты, не понимаешь, что я отлично читаю твои мысли,— въ полголоса заговорила она.— Ты думаешь не о Франческо, а о другомъ… о томъ, кого онъ привелъ сегодня.

Румянецъ залилъ лицо двушки.

— Онъ похожъ на Апполлона или на архангела Михаила,— сказала она какъ бы про себя.

— И онъ Медичи,— съ удареніемъ добавила мать.

— Медичи!— задумчиво повторила Камилла, и смутныя картины блеска и величія встали передъ ней при магическихъ звукахъ этого имени. Мать слдила за дйствіемъ своихъ словъ.

— Зачмъ теб спшить выходить за твоего Франческо?— продолжала она.— Ты могла бы подождать… онъ не уйдетъ отъ тебя, и онъ даже некрасивъ.

Камилла сдлала нетерпливое движеніе.

— Такая бдная двушка, какъ я, не можетъ долго раздумывать,— сказала она.— Вспомните, матушка, что въ нашемъ дом появились хлбъ и вино съ тхъ поръ, какъ началъ ходить сюда Франческо. Вы сами были рады, когда онъ сдлалъ мн предложеніе. Онъ любитъ меня, знатенъ и богатъ.

— Медичи богаче.

— Вы не знаете даже, нравлюсь ли я ему,— нетерпливо отвтила Камилла.

— Нравишься, я видла это по его глазамъ, но твой глупый Франческо ничего не замтилъ.

— Не оскорбляйте Франческо, я его невста.

— О, если бы ты не была ею! Кто знаетъ, какая лучшая доля готовится теб?

— Перестаньте, матушка! безполезно теперь говорить объ этомъ.

— Твои глаза опровергаютъ ложь твоего языка. Ты думаешь о немъ и будешь думать до тхъ поръ, пока твой Франческо разонравится теб.

Камилла вскочила съ мста.

— Замолчите, матушка, я устала и хочу спать!

Камилла скрылась въ сосднюю каморку, гд стояла ея простая кровать. Мать устремила пронизывающій взглядъ на дверь, за которой исчезла дочь, и въ мозгу старухи зароились мысли и планы, какимъ образомъ нарушить данное Франческо слово, чтобы очистить путь для блестящей доли, которая, по ея мннію, съ этого вечера открылась для ея дочери.

——

Почти въ одно время съ Джуліано Медичи возвратился во Флоренцію и Джакопо Пацци посл долголтняго отсутствія. Узы, привязывавшія его къ родин, оказались крпче, чмъ онъ предполагалъ при отъзд. Медленно, но постепенно имъ начала овладвать тоска по тмъ мстамъ, гд онъ провелъ лучшую пору жизни, и, наконецъ, заставила его вернуться домой. Какъ холодно привтствовали Валерію улицы и площади роднаго города, когда она посл нсколькихъ недль безостановочнаго пути възжала въ него рядомъ съ отцомъ, точно они не знали серьезной задумчивой двушки, бывшей когда-то беззаботно смющимся ребенкомъ! Передъ ней мелькнулъ дворецъ Скандіано, окна котораго, за исключеніемъ одного, были плотно завшены. Валерія обвела его грустнымъ взглядомъ, вспомнивъ судьбу обожаемой подруги и ея несчастнаго возлюбленнаго: бдная, бдная Джіанина!

Наверху, за тмъ окномъ, который пропускалъ въ комнату дневной свтъ, сидлъ, согнувшись надъ книгами, преждевременно состарившійся маркизъ, онъ, по прежнему, работалъ надъ тмъ же большимъ сочиненіемъ, но работа подвигалась впередъ медленно, юнъ много разъ перечитывалъ написанное, не понимая смысла, пока не замчалъ, что между ученыхъ цитатъ появились два совершенно неумстныя тамъ имени: Джіанина, Федериго!

Зачмъ они тутъ? Т, кто носили ихъ, давно умерли,— волны Арно выкинули на берегъ, далеко отъ Флоренціи, ихъ трупы, тсно прижавшіеся другъ въ другу. Оцпенвшія руки не разжались и посл смерти, и ихъ похоронили такъ, какъ нашли, въ одной могил.

Все это зналъ Ипполито, онъ одинъ зналъ, гд они похоронены — на перекрестк, ведущемъ къ монастырю св. Августина,— освященная земля не могла принять самоубійцъ.

Валерія отвела взоры отъ мрачнаго дома и въ это время зазвонили колокола въ церкви Santa Croce — о, этотъ благовстъ, какъ онъ знакомъ ей! Тяжелый вздохъ вырвался изъ ея груди,— прочь, прочь! Она столько разъ давала себ слово быть сильной, и не давать мста воспоминанію, отъ котораго, однако, сжалось ея сердце при вид старыхъ мстъ. Но вотъ и ихъ собственный домъ, торжественно разубранный для пріема владльцевъ. Отецъ съ почти юношескою живостью соскочилъ съ лошади, спша поздороваться съ встрчающими его друзьями и прислугой, во глав которой стоялъ дворецкій, держа въ рукахъ серебряную чашу съ виномъ и блюдо съ хлбомъ. Врный слуга поздравилъ господъ съ пріздомъ, Джакопо поблагодарилъ его нсколькими сердечными словами и взялъ кубокъ, чтобы осушить его за благо отечества, вдругъ одна изъ перекладинъ, поддерживавшихъ зеленыя гирлянды надъ подъздомъ, обрушилась и, прежде чмъ кто-либо изъ присутствовавшихъ усплъ подхватить ее, упала на руку хозяина. Кубокъ, который онъ подносилъ къ губамъ, выскользнулъ изъ рукъ и красное вино, точно струйка крови, разлилась по мраморнымъ ступенямъ дворца.

Крикъ ужаса пронесся по рядамъ собравшихся. Испуганная Валерія прижалась къ отцу,— несчастный случай казался ей дурнымъ предзнаменованіемъ при вход въ родительскій домъ. Одинъ Джакопо Пацци сохранилъ спокойствіе.

— Ты плохо прикрпилъ твои перекладины и гирлянды, мой врный Ричардо,— обратился онъ къ поблднвшему дворецкому.— Хорошо, что он не тяжелы. Теперь ужь мн придется наверху выпить твой поздравительный кубокъ.

Шутливый тонъ Джакопо успокоилъ друзей и прислугу, вс двинулись въ домъ. Злополучную перекладину опять прикрпили и черезъ четверть часа, когда щедрый хозяинъ раздавалъ привезенные изъ-за границы безчисленные подарки, вс уже забыли о маленькомъ приключеніи.

XVIII.

Однимъ изъ любимыхъ развлеченій при двор Медичи была постановка пастушескихъ драмъ, въ которыхъ нердко являлись члены правительствующаго дома. Иногда Лоренцо самъ сочинялъ пьесы, чаще же поручалъ Анжело Полиціано, отдававшему ихъ потомъ на судъ Лоренцо.

Въ неотдаленномъ будущемъ предполагалась постановка такой драмы и Лоренцо сидлъ надъ объемистою тетрадью, заключавшею въ себ пьесу Полиціано. Онъ не слыхалъ, какъ сзади него раздались шаги, и замтилъ вошедшаго лишь тогда, когда тотъ остановился недалеко отъ него.

— Ты уже вернулся, Анжело?— сказалъ онъ дружески, кивая поэту.— Ты, вроятно, пришелъ узнать, понравилась ли мн новая драма, но я не усплъ прочесть ее, а теперь приходится отложить до вечера. Джакопо Пацци съ дочерью ждутъ меня у донны Кларисы. Мн надо поговорить съ Валеріей. Пойдемъ со мной, Анжело, и займи отца, такъ какъ я не хочу, чтобы онъ слышалъ нашъ разговоръ.

Лоренцо и Полиціано направились въ садъ, гд сидла вся семья Медичи — Клариса съ дтьми, донна Лукреція и Джуліано, болтавшій съ Валеріей въ то время, какъ Джакопо Пацци занялъ мсто около жены Лоренцо. Появленіе Лоренцо, по обыкновенію, оживило общество, онъ засыпалъ Джакопо Пацци разспросами о путешествіи и пребываніи его во Франціи. Когда черезъ часъ общество поднялось, чтобы пройтись по аллеямъ, вс, не исключая Кларисы и старика Пацци, находились въ самомъ веселомъ настроеніи. Лоренцо, воспользовавшись удобнымъ моментомъ, очутился около Валеріи.

— Мн нужно немедленно поговорить съ вами, Валерія,— началъ онъ безъ обиняковъ.— Вашъ отецъ не захочетъ слушать меня, хотя дло касается васъ обоихъ. Но я общалъ другому человку, извстному вамъ, что я не оставлю его доле въ неизвстности относительно того, на что ему надяться, чего бояться.

Валерія широко открыла свои большіе глаза.

— Я не знаю, какое у васъ можетъ быть неотложное дло ко мн, свтлйшій Лоренцо, — отвтила она.— Но вы всегда были расположены ко мн и потому ничего, кром хорошаго, не можете сообщить мн.

— Можетъ быть, дорогая кузина, а теперь не смущайтесь, если я спрошу васъ, привезли ли вы изъ-за границы остатокъ того чувства, которое питали къ человку, заслужившему вашъ гнвъ, но оказавшемуся мене виноватымъ, чмъ мы вс думали?

При этомъ неожиданномъ вопрос молодая двушка покраснла.

— Лоренцо, какъ могли вы коснуться этого? Я не предполагала, что вы такъ жестоки.

— Нтъ, Валерія, не любопытство и не безсердечность руководятъ иною. Тотъ, кого вы нкогда любили, кого вы еще помните, какъ-то выдаютъ ваши пылающія щеки и сверкающія на глазахъ слезы, васъ тоже не забылъ. Онъ остался вренъ вамъ и если не ршается приблизиться къ вамъ теперь, когда онъ свободенъ, то потому только, что боится, что вы еще не простили его.

— Онъ свободенъ!— задыхаясь, воскликнула Валерія.— Его жена умерла?

— Нтъ, кузина. Святйшій папа снизошелъ, наконецъ, на мои просьбы и объявилъ его недостойный бракъ расторгнутымъ, давъ ему право вторично жениться. Я взялся передать это вамъ, прежде чмъ это станетъ извстно вашему отцу, потому что отъ васъ одной зависитъ теперь, исполнятся ли желанія Ферранте Саграмора, достаточно ли вы его любите, чтобы все простить и отдать ему свою руку.

Валерія опустила голову, лицо ея покрылось блдностью.

— Можно ли простить обманъ, Лоренцо? Можно ли врить, когда нтъ главнаго основанія, правды?

На лиц Лоренцо скользнуло облако.

— Вы задаете мн такой вопросъ, Валерія, отвтъ на который долженъ быть признаніемъ моей собственной вины,— серьезно произнесъ онъ.— По вашему мннію, истинная любовь та, которая упорно стоитъ на требованіяхъ своего права и которая не можетъ простить совершонной противъ него вилы? Если вы хотите подражать Кларис, которая не могла мн простить, что я скрылъ отъ нея мою любовь къ Лукреціи Донати, то взгляните сначала на ея холодное, мраморное лицо и спросите ее по совсти, счастливе ли она въ своемъ непроницаемомъ панцыр, въ который облеклась, чтобы отомстить мн?

— Я прочла по измнившимся чертамъ вашей супруги, несмотря на ея увренія въ противномъ, что она несчастна,— замтила Валерія.— Ваша сестра Біанка разсказала мн вчера причину вашей размолвки, которой не могутъ устранить никакія старанія вашихъ родныхъ.

— Потому что никто изъ насъ не хочетъ переступить раздляющей насъ пропасти!— воскликнулъ Лоренцо.— Неужели вы, подобно Кларис, хотите изъ-за упрямства лишиться счастья? Неужели вы не можете забыть, что любящій васъ человкъ оскорбилъ васъ, даже не обманомъ, а умолчаніемъ, потому что у него не хватило силъ отказаться отъ васъ посл того, какъ онъ созналъ свою любовь къ вамъ? Разв въ груди вашей не женское сердце, полное доброты и состраданія, и не можете вы разв стать выше тысячи подобныхъ вамъ, находящихъ удовольствіе въ отмщеніи за испытанное страданіе и съ раскаяніемъ сознающихъ, что он больше, гораздо больше повредили себ, чмъ тому, кого хотли наказать?

— Лоренцо, я сознаю истину вашихъ словъ,— смущенно отвтила Валерія.— Но если бы я сама и хотла забыть прошлое, если бы я и поборола мучительное впечатлніе, вызванное во мн тогда признаніемъ, я не могу, не имю права ршить сама, я безпрекословно подчинюсь вол отца.

— А вашъ отецъ? Онъ, попрежнему, исполненъ негодованія, несмотря на то, что прошло столько лтъ?

— Еще больше, передъ въздомъ въ ворота Флоренціи онъ взялъ съ меня слово, что я никогда не стану разговаривать съ Ферранте и буду избгать встрчи съ нимъ.

— И вы безъ борьбы могли дать требуемое слово?

— Я дала его потому, что считала Ферранте Сограмора мужемъ другой женщины, съ которымъ меня раздляла непроходимая пропасть. Но если бы этого и не было, если бы я знала, что онъ свободенъ, я не въ силахъ была бы сдлать ничего, что было бы противно желаніямъ моего отца, посл того, какъ онъ выказалъ столько терпнія, столько снисходительности ко мн во время моего тяжелаго горя. Вы, послушный и примрный сынъ, должны понять меня.

— Вы напоминаете мн о томъ, что послушаніе стоило мн счастья, — замтилъ Лоренцо.— Но, кузина, если бы я обладалъ тогда такою опытностью, какъ сейчасъ, кто знаетъ, повиновался ли бы я имъ? Мн тяжело сообщать Ферранте, что онъ долженъ вторично отказаться.

Валерія тяжело вздохнула и ничего не возразила.

— Не попробовать ли мн еще разъ поговорить съ вашимъ отцомъ?— прибавилъ Лоренцо, посл паузы.

— О нтъ, прошу васъ, я не хочу подвергать васъ рзкому отказу.

Они вдвоемъ дошли до конца сада и, повернувъ, увидали въ начал аллеи Джуліано и Франческо.

— Насъ ищутъ, Валерія,— сказалъ Лоренцо.— Надо идти къ остальнымъ. Скажите мн, по крайней мр, что передать отъ васъ Ферранте?

Зачмъ онъ такъ настойчиво требуетъ подтвержденія того, въ чемъ она давно не хочетъ сама себ признаться? Валерія умоляюще взглянула на Лоренцо, черезъ нсколько минутъ должны подойти приближающіеся молодые люди, могутъ услышать ее, запрещеніе отца, данное общаніе,— все спуталось въ ея голов и она, почти противъ воли, прошептала:

— Скажите ему, что я не переставала любить его, что я всю жизнь буду любить.

Лоренцо кивнулъ головой, друзья приближались къ нимъ.

— Франческо хочетъ проститься съ тобой, Лоренцо,— воскликнулъ Джуліано.— Святой папа желаетъ поручить ему нсколько серьезныхъ банковыхъ длъ, требующихъ его присутствія въ Рим. Онъ завтра утромъ узжаетъ.

Лоренцо пристально взглянулъ на юношу.

— Я радъ, что святой папа отличаетъ васъ такимъ довріемъ,— сдержанно отвтилъ онъ.— Дла, которыя вы должны исполнить, вроятно, очень спшныя?

— Я самъ еще не знаю, свтлйшій Лоренцо, — возразилъ Франческо.— Если я получу разршеніе, я сообщу вамъ о нихъ по возвращеніи.

— Я надюсь, что разршатъ, потому что въ противномъ случа я долженъ буду предположить, что упомянутое дло можетъ служить во вредъ республик,— внушительно произнесъ Лоренцо.— Оказывая услуги пап, вы не должны забывать, что вы флорентинецъ, гражданинъ этого государства.

— Я не забуду этого,— холодно отвтилъ Франческо.

Джуліано хотлъ шутя вставить замчаніе въ разговоръ, но серьезная сдержанность брата остановила его. Франческо тоже казался тише и замкнуте обыкновеннаго, когда выходилъ изъ дворца.

— Мн надо къ брату Джіованни,— обратился онъ къ другу,— спросить, нтъ ли у него порученій. Вечеръ я свободенъ и могу провести у Камиллы. Ты пойдешь со мной, какъ общалъ, Джуліано?

— Съ удовольствіемъ, если мое присутствіе не стснитъ васъ.

— Какъ можешь ты говорить это? Кого люблю я больше всего на свт посл невсты, какъ не тебя? И каждый веселый часъ, который ты проводишь со мной, кажется мн вдвойн подаркомъ боговъ.

Онъ пожалъ руку друга и отправился къ брату. Въ короткихъ словахъ сообщилъ онъ о приглашеніи въ Римъ, которое могло принести значительныя выгоды ему и его роднымъ.

— Ты простился уже съ Медичи?— спросилъ Джіованни, когда Франческо кончилъ свои сообщенія.

— Я сейчасъ отъ него, Джуліано я увижу еще вечеромъ.

— И онъ, хитрый Лоренцо, не требовалъ, чтобы ты сказалъ, что будешь длать въ Рим для Сикста IV?

— Повидимому, онъ подозрваетъ, такъ какъ напомнилъ мн о моихъ обязанностяхъ какъ гражданина республики.

Джіованни горько усмхнулся.

— Я убжденъ, что онъ не допуститъ этого, пока тутъ замшаны его собственныя дла и выгоды, онъ никогда не выпускаетъ ихъ изъ вида.

— Ты все еще сердишься на него за то, что онъ отдалъ наслдство твоей жены сыну ея дяди?

Джіованни Пацци сжалъ кулакъ.

— Никогда не забуду ему этого,— произнесъ онъ сумрачно.— Ты разв не знаешь, почему онъ это сдлалъ? Вовсе не боле справедливые законы стремился онъ ввести въ государств, отдавая первенство наслдникамъ мужской линіи передъ женской, онъ хотлъ, чтобы въ наши руки не попадало еще большаго богатства, чтобы наша власть не стала ему опасной и мы не сдлались бы неудобными соперниками.

Лицо Франческо омрачилось.

— Я боюсь, что ты правъ,— замтилъ онъ.

— Ты только сейчасъ это сообразилъ? Разв теб никогда не приходило въ голову, что мы одни изъ всхъ выдающихся родовъ Флоренціи отстранены отъ всхъ значительныхъ должностей, потому что еще Казимо и слабый Пьетро боялись, что мы можемъ пріобрсти больше приверженцевъ, чмъ они? О, эти Медичи! Если бы я дожилъ до того, чтобы увидть ихъ свергнутыми съ ихъ гордой высоты, бдными, несчастными, скитающимися по чужбин, какъ случилось съ Нерони, съ Лукой Пити, я ничего не желалъ бы отъ судьбы, кром этого!

Слова брата невольно настроили серьезне жизнерадостнаго Франческо.

— Значить, ты совтуешь мн исполнить порученіе папы относительно Имолы, хотя намеки, сдланные мн Джуліано отъ имени брата, почти обязываютъ меня отказаться?— спросилъ онъ.

— Ты ни въ какомъ случа не откажешься!— ршительно воскликнулъ Джіованни.— Или ты далъ уже слово?

— Нтъ, я не хотлъ ничего общать, не посовтовавшись съ тобой и не выслушавъ объ этомъ мнній въ Рим.

— Ты благоразумно поступилъ, ненасытная жажда власти побуждаетъ Лоренцо разстроить планъ папы относительно покупки Имолы. Онъ самъ хочетъ пріобрсти этотъ городъ, чтобы помшать Сиксту посадить туда одного изъ своихъ племянниковъ, могущаго оказаться ему непріятнымъ. Не слышалъ ты разв, что онъ вошелъ въ союзъ со всми значительными банкирскими домами, чтобы отказать пап въ желаемомъ имъ займ?

— Я знаю,— отвтилъ Франческо.— Мы одни были бы еще въ состояніи доставить пап деньги.

— Потому-то ты и долженъ это сдлать,— коротко и ршительно произнесъ Джіованни.

— Даже если мы навлечемъ этимъ гнвъ Медичи?

— Да. Судьба еще можетъ перемниться и мы сдлаемся ихъ повелителями, какъ теперь они повелваютъ нами. Ты думаешь, я одинъ такого мннія? Спроси въ Рим, что думаетъ самъ Сикстъ и весь его дворъ о Медичи.

— Джуліано дорогъ мн, несмотря ни на что,— замтилъ Франческо.— Онъ всегда былъ мн другомъ.

— Дай Богъ, чтобы онъ не сдлался врагомъ, что легко можетъ случиться съ Медичи, если ему это будетъ выгодно.

— Глупости, Джіованни! Ты слишкомъ мрачно смотришь. За что можетъ Джуліано лишить меня дружбы? Честолюбивыя желанія не соблазняютъ меня оспаривать у него его мсто, зависти я не чувствую, когда вижу къ нему расположеніе народа, и вра моя въ него безгранична.

Джіованни пожалъ плечами.

— Когда ты возвратишься изъ Рима?— неожиданно спросилъ онъ.

— Еще неизвстно, это зависитъ отъ окончанія нашихъ длъ и можетъ продолжиться до зимы.

— Еще разъ, Франческо, не давай твоей любви къ Медичи ослпить тебя настолько, чтобы оттолкнуть милость папы. Если Сикстъ будетъ настаивать на желаніи пріобрсти Имолу, предложи ему твою помощь. Мы сами должны пробивать себ дорогу, такъ какъ на тхъ намъ нечего разсчитывать.

— Я послдую твоему совту, Джіованни. До свиданія.

— До свиданія, Франческо, будь твердъ и непоколебимъ, если Джуліано еще разъ заговорить съ тобой о желаніяхъ Лоренцо.

Къ счастію Франческо, Джуліано забылъ и думать объ этомъ, когда они шли съ нимъ по темнымъ улицамъ къ дому Камиллы. Ему хорошо была знакома пустынная дорога черезъ поля и луга къ заросшему розами домику, куда онъ нердко сопровождалъ Франческо, радовавшагося, что Джуліано одобряетъ его выборъ. Камилла радостно встртила желаннаго гостя, зоркій взоръ матери замтилъ, что щеки ея сильне вспыхнули при пожатіи руки Джуліано, чмъ при поцлу жениха. Они услись за убогій столъ, составлявшій главную мебель бдной комнаты.

— Вина, мать Жинерва!— крикнулъ Франческо съ притворною веселостью.— Сегодня мы будемъ вдвойн веселиться и вы вс должны мн помочь прогнать тоску, овладвающую мною при мысли о близкой разлук.

— Вы узжаете?

Вопросъ вырвался одновременно у матери и дочери, но и самый внимательный слушатель не замтилъ бы въ немъ грустныхъ нотъ. Франческо взялъ Камиллу за руку.

— Я ду, чтобы собрать новыя сокровища для моей прелести,— сказалъ онъ, улыбаясь.— Черезъ нсколько мсяцевъ я возвращусь и тогда мы отпразднуемъ такую свадьбу, о которой будутъ долго говорить во Флоренціи.

Камилла чувствовала, что должна сказать что-нибудь, мать помогла ей.

— Куда же вы дете, синьоръ Франческо, если это не тайна?— спросила она.— Вы жестоки, посмотрите, какъ блдна и разстроена моя дочь.

Франческо привлекъ ближе къ себ невсту.

— Время пройдетъ скоре, чмъ ты думаешь, милое дитя,— утшалъ онъ.— Если возможно будетъ, я вернусь раньше. А пока меня не будетъ, тебя будетъ навщать Джуліано, чтобы развлекать тебя, разговаривать съ тобой обо мн.

Двушка стояла около Франческо, обнимавшаго ее одною рукой, ея жгучій, страстный взглядъ устремился на Джуліано и тотъ отвернулъ лицо, избгая встртиться съ глазами друга.

Несмотря на общія усилія казаться веселыми, вечеръ тянулся вяло и неоживленно. Франческо собрался, наконецъ, уходить: ему необходимо было еще уложиться. Неохотно выпустилъ онъ руку Камиллы, желавшей, повидимому, скоре окончить прощаніе.

— Берегите ее, мать Жинерва,— сказалъ онъ въ волненіи,— и ты тоже, Джуліано, не оставляй ее.

— Не безпокойтесь о ней, синьоръ Франческо, все будетъ такъ, какъ вы желаете,— отвтила старуха своимъ непріятнымъ, ржущимъ ухо голосомъ.

Джуліано молчалъ.

XIX.

Лукреція Торнабуони сидла въ своей комнат, рядомъ съ ней на скамеечк помстилась ея внучка Лукреція, которой она читала вслухъ. Бабушка отдавала предпочтеніе этой двочк передъ остальными дтьми, также какъ она была любимицей отца, потому, можетъ быть, что мать не любила маленькой Лукреціи и они оба чувствовали, что должны возмстить ей недостатокъ нжности Кларисы.

Чтеніе кончилось, бабушка погладила золотистую головку и собралась отослать двочку къ дтямъ, когда дверь отворилась и въ комнату вошелъ Джуліано. Донна Лукреція радостно улыбнулась.

— Я мшаю вамъ, матушка? Простите,— почтительно сказалъ Джуліано.

— Ты никогда не мшаешь мн,— отвтила она, протягивая сыну для поцлуя еще красивую руку.— Случилось что-нибудь особенное? Ты серьезне обыкновеннаго.

Джуліано придвинулъ кресло и слъ противъ матери.

— Я прямо отъ Лоренцо, съ которымъ имлъ разговоръ, еще до сихъ поръ волнующій, меня.

— Какой разговоръ?— спросила донна Лукреція.— Касался онъ длъ или, что, слава Богу, такъ рдко съ вами бываетъ, разошелся ты въ мнніи съ братомъ?

— Отчасти, матушка,— съ улыбкой отвтилъ Джуліано.— Прежде всего, мы толковали о план сдлать меня кардиналомъ.

— Этотъ планъ не существуетъ больше. Папа съ нкоторыхъ поръ не расположенъ къ намъ. Зачмъ же просить у него милости, совсмъ ненужной?

— То же говоритъ и Лоренцо, и въ этомъ мы сходимся. Но я не понимаю, зачмъ я долженъ на зло пап немедленно жениться, чтобы показать ему, что мы не разсчитываемъ больше на исполненіе нашей просьбы?

— Сказалъ теб Лоренцо, кого онъ иметъ для тебя въ виду?— спросила донна Лукреція.

— Онъ назвалъ одну изъ дочерей Піомбини.

— Вроятно, Марію, она прекрасная, добрая двушка и мн. очень нравится.

— Весьма возможно, что она обладаетъ всми достоинствами, я никогда не обращалъ на нее вниманія.

— Ты вообще не хочешь жениться?— спокойно спросила мать.— Если бы ты хотлъ, то теперь самое время.

— Я предпочелъ бы самъ выбрать себ невсту.

— У насъ изстари ведется, что родители выбираютъ для дтей, и большинство изъ насъ не жаловалось на это.

— Я не нахожу, матушка, чтобы Лоренцо былъ особенно счастливъ оттого, что вы разлучили его съ Лукреціей Донати,— немного раздраженно произнесъ Джуліано.

Вдова Пьетро бросила взглядъ на игравшую разноцвтными камнями въ углу комнаты внучку и отвтила, понизивъ голосъ:

— Супружество твоего брата было омрачено сплетеніемъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ. Этого не можетъ повториться съ тобой, если твое сердце свободно. Лоренцо и Клариса, съ Божьею помощью, еще полюбятъ другъ друга, я уврена въ этомъ. Если же Марія Піомбини не нравится теб, я похлопочу, чтобы тебя не принуждали и дали время самому выбрать невсту.

— Благодарю васъ, матушка!— воскликнулъ обрадованный Джуліано.— За это я вамъ первой объявлю, если найду ту, которую полюблю.

— Мн кажется, ты уже нашелъ ее, судя по тому, съ какимъ жаромъ ты защищаешься противъ брака по выбору родныхъ.

Джуліано покраснлъ.

— Нтъ, о, нтъ!

Донна Лукреція была слишкомъ умна, чтобы приставать къ сыну, и съ ласковыми словами отпустила его. Джуліано казался ей взволнованнымъ, точно исполненнымъ новаго чувства, въ которомъ еще самъ себ не ршался признаться. Пусть совершится то, что судилъ ему Господь. Какъ въ теченіе всей его жизни она не видла отъ этого сына ничего, кром радости, такъ и теперь она готова была съ распростертыми объятіями принять ту, которую онъ представить ей, какъ дочь.

——

Осень въ этомъ году наступила ране обыкновеннаго: пожелтлые листья осыпались съ деревьевъ, покрывая дорогу, когда Джуліано шелъ какъ-то вечеромъ къ Кафарелли. Первое время посл отъзда Франческо онъ часто навщалъ Камиллу, исполняя данное другу общаніе, отчего же теперь ему такъ трудно бываетъ ршиться переступить порогъ, отчего колеблется онъ, достигнувъ улицы, ведущей къ дому вдовы?

Камилла уже ждала его, мать ушла къ сосдк. Въ томъ состояніи, въ какомъ находился Джуліано, его не поражало, что онъ большею частью заставалъ двушку одну.

— Какъ поздно вы сегодня!— сказала Камилла, очаровательно надувъ губки.

Джуліано сбросилъ плащъ и, приблизившись къ двушк, безмолвно поцловалъ ея руку.

— Что это, вы разучились говорить съ тхъ поръ, какъ мы видлись въ послдній разъ?— продолжала она.— Правда, вы не часто удостоиваете меня своимъ посщеніемъ.

— Я былъ пять дней тому назадъ, если не ошибаюсь, прекрасная Камилла,— возразилъ онъ.— Разв время показалось вамъ такъ долго?

— Какъ можете вы спрашивать, зная, что я въ одиночеств провожу безконечно идущее время?

— Которое отъ тоски по Франческо вамъ кажется еще длинне и тоскливе…

— Франческо…— повторила Камилла точно про себя.— Да, пожалуй, было бы лучше, еслибъ онъ вернулся.

— Вы очень любите его, мн кажется?— холодно замтилъ Джуліано.

Камилла быстро обернулась.

— Зачмъ вы спрашиваете?— воскликнула она.— Я должна любить его, потому что онъ первый и, можетъ быть, единственный, желающій на мн жениться.

— Нтъ, Камилла, такой прелестной двушк, какъ вы, нечего безпокоиться о женихахъ. Нашелся бы другой, который, можетъ быть, понравился бы вамъ больше Франческо.

— Я рдко выхожу изъ дому. Какъ могла бы я познакомиться съ флорентійскими юношами?

— Случай часто длаетъ больше, чмъ наше собственное желаніе,— возразилъ Джуліано.— Случай помогъ бы вамъ найти предназначеннаго вамъ мужа.

Черные глаза Камиллы засверкали.

— Почемъ вы знаете, можетъ быть, случай уже сдлалъ это, можетъ быть, я уже встртила человка, образа котораго не могу забыть и который вытсняетъ изъ моей головы Франческо?

— И кто же онъ? Онъ не знаетъ васъ?

— Онъ явился слишкомъ поздно, когда я уже была невстой Пацци.

Оба замолчали, они чувствовали, что каждое дальнйшее слово, должно быть признаніемъ. Камилла достала кувшинъ съ виномъ и наполнила кубокъ Франческо.

— Благодарю васъ, Камилла,— произнесъ Джуліано въ волненіи.— Я не могу сегодня оставаться у васъ доле.

— Вы не хотите выпить даже, если я подамъ вамъ?— спросила она съ улыбкой, поднося кубокъ къ губамъ.

Джуліано взялъ его изъ рукъ Камиллы, быстро выпилъ и съ ршительнымъ жестомъ поставилъ на столъ.

— Камилла,— началъ онъ глухимъ голосомъ,— мы должны объясниться, хотя каждое слово, сказанное мною, будетъ измной моему самому дорогому другу. Франческо не хорошо поступилъ, приведя меня сюда, и чтобы теперь, при вид вашей красоты, но отплатить неблагодарностью за его довріе, мн остается только одно: бжать отъ васъ, чтобы никогда боле не видть васъ.

Камилла опустила глаза.

— Зачмъ бжать, Джуліано,— сказала она чуть слышно,— когда вы знаете, что я… люблю васъ?

— Камилла!

Онъ хотлъ броситься къ двушк, но вдругъ передъ нимъ предсталъ образъ Франческо, его друга съ дтскихъ лтъ, голосъ совсти и чести еще разъ поднялся противъ овладвшей имъ страсти.

— Вы невста Франческо,— воскликнулъ онъ,— вы сами сказали это сейчасъ! Мы должны разстаться немедленно и навсегда, если я хочу быть правымъ передъ нимъ и передъ вами.

Джуліано схватилъ плащъ и, не прощаясь, направился изъ комнаты. Камилла бросилась за нимъ и обняла его обими руками.

— Джуліано,— воскликнула она,— сдлай меня твоею рабой, послднею служанкой, только позволь тебя любить! Убей лучше, но не оставляй!…

Мысли Джуліано помутились, голосъ долга, чести умолкъ, молодой человкъ слышалъ только чарующіе звуки любви, и они были достаточно сильны, чтобы заглушить въ немъ вс остальныя чувства.

Когда нкоторое время спустя Джуліано покидалъ домъ Камиллы, мысль о разлук исчезла навсегда.

——

Жинерва Кафарелли съ радостью выслушала подробности объясненія, бывшаго въ ей отсутствіе, но планъ, сложившійся въ ея хитромъ мозгу еще при первомъ посщеніи Джуліано, былъ только на половину исполненъ, если ея красавица дочь не будетъ женою Пацци, то въ ея намреніе вовсе не входило сдлать ее любовницей Медичи. Джуліано возвратился на слдующій день, но, вмсто дочери, его приняла мать Камиллы. Жинерва постаралась придать лицу особенно торжественный видъ, очень не идущій въ его всегда подобострастному выраженію. Никогда прежде мать любимой двушки не казалась ему такою отвратительной.

— Вы надялись застать мою дочь, благородный синьоръ,— начала Жинерва,— къ сожалнію, я должна разочаровать васъ. Я послала Камиллу къ вечерн, вы, вроятно, понимаете, почему я удалила ее на этотъ разъ.

— Нтъ, я этого совсмъ не понимаю,— отвтилъ Джуліано, немного раздражаясь.— Прежде вы не боялись по цлымъ вечерамъ оставлять ее со мной вдвоемъ.

Старуха возвела глаза въ потолку.

— Еслибъ я предвидла то, что узнала вчера посл вашего ухода, я никогда бы не допустила этого. Я васъ считала однимъ изъ благороднйшихъ рыцарей Флоренціи, врнымъ другомъ несчастнаго Франческо, въ отсутствіи котораго вы соблазняете его невсту.

По лицу Джуліано разлился гнвный румянецъ.

— Вы плохо выбираете ваши выраженія,— раздраженно произнесъ онъ.— Я не скрываю того, что люблю вашу дочь, но мн никогда не придетъ въ голову приблизиться къ ней съ нечестными намреніями.

Жинерва пожала плечами.

— Каковы же ваши намренія, синьоръ? Вдь, вамъ извстно, что рука Камиллы отдана.

Этого вопроса еще самъ Джуліано не задавалъ себ, а потому затруднился отвтить.

— Я предполагалъ, что мое вчерашнее посщеніе будетъ послднимъ,— уклончиво отвтилъ онъ.— Камилла призналась мн во взаимной любви, я не могъ устоять передъ ея мольбами не покидать ее.

— Но поймите, синьоръ Джуліано, что такимъ образомъ вы лишаете мою дочь блестящей доли, которую доставилъ бы ей бракъ съ Пацци. Мы бдные люди, синьоръ, но честные. Я не ршусь дать въ жены синьору Франческо, котораго уважаю и люблю, какъ собственнаго сына, двушку, сердце которой принадлежитъ другому, вамъ. Вы же позабавитесь моею дочерью, какъ игрушкой, и потомъ бросите, когда надостъ. Тогда она будетъ вдвойн несчастна, потому что втораго жениха она уже не найдетъ.

— Вы слишкомъ мрачно смотрите,— возразилъ Джуліано.— Я горячо и искренно люблю Камиллу, но если бы я даже хотлъ жениться на ней, я отказался бы, боясь причинить горе Франческо.

Жянерв трудно было подавить торжествующее сіяніе лица,— наконецъ-то Джуліано сталъ на ту точку, которой она желала.

— Вы такъ любите Камиллу, что женились бы на ней, если бы не было Франческо?— спросила она.

— Даю вамъ честное слово, что мое самое горячее желаніе назвать Камиллу моею женой. Дружба съ Франческо препятствуетъ послдовать влеченію сердца.

— Мн тоже Франческо дорогъ,— сказала старуха, въ эту минуту съ удовольствіемъ подписавшая бы его смертный приговоръ, чтобы только освободиться отъ него.— Но счастье моей единственной дочери тревожитъ меня больше его судьбы. Да, она любить васъ, бдная Камилла, она со слезами призналась мн въ этомъ, она умретъ, если ей придется отказаться отъ васъ. Что же длать мн, несчастной матери, какъ не отдать ее вамъ, рискуя опасностью, что Франческо отомстить мн?

Старуха начала тереть концомъ фартука глаза, изъ которыхъ, несмотря на вс старанія, она не могла выжать ни одной слезы. Джуліано не замчалъ ея стараній, онъ задумчиво смотрлъ внизъ.

— Я долженъ признаться во всемъ Франческо и предоставить ршеніе его великодушію,— произнесъ онъ посл паузы.

Жинерва незамтно вздрогнула, это совершенно не входило въ ея планы.

— Свтлйшій князь,— заискивающе начала она,— если вы хотите послушаться совта простой женщины, желающей вамъ добра, то отложите на время объясненіе, которое можетъ принести вамъ только вредъ. Синьоръ Франческо теперь далеко, въ Рим, гд много красивыхъ двушекъ. Можетъ быть, святые помогутъ ему встртить другую двушку, ради которой онъ забудетъ мою дочь. Скажите ему лучше тогда, когда уже ничего измнить нельзя будетъ и онъ возвратится сюда. Онъ легче покорится неизбжному.

Джуліано не могъ подавить въ себ мучительнаго сознанія вины, думая объ отсутствующемъ друг, тмъ не мене, онъ признавалъ справедливость ея мннія. Вдь, ршеніе зависитъ отъ выбора двушки, предпочитающей его другу, разв Франческо будетъ настаивать на брак съ Камиллой, узнавъ, что она отдала сердце другому?

— Я почти убжденъ, что Франческо откажется,— замтилъ онъ.— Но если мы побдимъ его, мать Жинерва, то еще остается моя семья, съ которой мн придется начать трудную борьбу, такъ какъ у нея на мой счетъ совершенно другіе планы.

— Если вы имете честныя намренія относительно моей дочери, то васъ не можетъ смутить недовольство родныхъ,— спокойно отвтила Жинерва.— Я же повторяю вамъ, что не принесу въ жертву прихоти мою дочь, что скоре заставила бы ее выдти замужъ за Франческо, если бы могла предвидть, что вы хотите только лишить ее добраго имени и спокойствія.

Джуліано нетерпливо оборвалъ складку своей бархатной одежды.

— Немыслимо сейчасъ же объявить Камиллу открыто моею невстой. Мн помшаютъ на ней жениться и ей самой придется плохо, когда я не въ состояніи буду защитить ее.

— Я, также какъ и моя дочь отказываемся отъ вншняго блеска и роскоши,— не за нихъ полюбила васъ Камилла. Мы хотимъ остаться честными, а это возможно только, если вы откажетесь отъ Камиллы или если ршитесь законно жениться на ней.

Старуха не могла не замтить, что желанное согласіе на смлое требованіе было не легко ему, ясно было, что Джуліано не скрывалъ отъ себя послдствій подобнаго шага.

Какъ было условлено между ними, дочь возвратилась отъ вечерни. Жинерва торжествовала въ душ, что устранила первое препятствіе — измну другу.

Камилла была въ этотъ день красиве, чмъ когда-либо, тихая грусть, которую она напустила на себя, придавала ея цвтущему лицу особенную прелесть. Какъ задумчиво и уныло смотрли ея черные глаза, какъ томно опускались шелковистыя рсницы на розовыя щеки, даже прелестный ротъ, охотно смявшійся, чтобы показать рядъ безукоризненныхъ жемчужныхъ зубовъ, былъ крпко сжатъ.

Жинерва разочла врно.— кровь Джуліано закипла сильне, когда онъ увидлъ очаровательную двушку. Нтъ, нтъ, изъ-за нея стоитъ принести жертву, выдержать борьбу, которая разразится надъ его головой. Камилла вошла съ робкимъ поклономъ и не замтила протянутой руки Джуліано. Она была достойной ученицей своей матери.

— Гд была ты такъ долго, дитя мое?— спросила старуха.

— Я ходила въ церковь, матушка, молиться,— отвтила Камилла съ опущенными глазами.

— Ты хорошо сдлала. Что остается теб, какъ не молиться Пресвятой Дв, чтобы она помогла теб побороть глупую любовь, изъ которой не выйдетъ для тебя ничего хорошаго?

— О, матушка, не упрекайте его!— смиренно произнесла она.— Браните меня одну за то, что я не умла лучше владть собой.

— Такъ постарайся научиться теперь,— сказала мать.— Не разсчитывай на мою жалость, пойми, что намъ грозитъ позоръ.

Положеніе Джуліано между двумя столь глубоко оскорбленными, повидимому, женщинами сдлалось невыносимо.

— Оставьте меня одного съ вашею дочерью, Жинерва,— коротко приказалъ онъ.— Я съ ней скоре и лучше столкуюсь, чмъ съ вами.

Старуха колебалась. Джуліано гнвно топнулъ ногой.

— Если вы такъ мало врите моей рыцарской чести, что боитесь оставить со мной на четверть часа вашу дочь, то вы не можете желать имть зятемъ человка, о которомъ такого низкаго мннія, и нога моя не переступитъ больше вашего порога.

Жинерва поняла, что повредитъ исполненію своего страстнаго желанія, если понапрасну раздражить Джуліано. Она неслышно удалилась изъ комнаты и, остановившись за дверью, приложила ухо къ скважин, чтобы не пропустить ничего, что произойдетъ въ комнат.

Какъ только старуха скрылась, Джуліано подошелъ къ Камилл и, взявъ ее за руку, посадилъ около себя на деревянную скамейку.

— Камилла, — началъ онъ, подъ впечатлніемъ только что происшедшей сцены немного сдержанне, чмъ обыкновенно говорилъ съ ней,— твоя мать не одобряетъ, и вполн неосновательно, отношеніямъ которыя мы стали другъ къ другу, и желаетъ, чтобы я придалъ имъ форму, соотвтствующую требованію, которое честная двушка можетъ поставить человку, желающему обладать ею. Можетъ быть, ты лучше ея поймешь, какія препятствія я долженъ побороть для этого, какія жертвы принести, чтобы завоевать тебя. Мысли о Франческо, у котораго я отнимаю тебя, воспоминанія о моихъ родныхъ терзаютъ меня. Я знаю, что поступлю нечестно относительно перваго, противъ воли вторыхъ, если послушаюсь голоса сердца, и, все-таки, я чувствую, что не въ силахъ разстаться съ тобой теперь.

Камилла все еще не поднимала глазъ. Сложивъ на колняхъ руки, она представляла изъ себя картину безмолвной покорности.

— Вы не должны длать ничего, что можетъ повредить вамъ,— отвтила она.— Я отказываюсь отъ васъ навсегда, и если не могу стать женою Франческо, посл того какъ полюбила васъ, то Пресвятая Два покажетъ, можетъ быть, мн путь, который избавитъ меня отъ этого горя.

Подслушивающей у дверей старух сдлалось страшно, вдь, не серьезно же думаетъ глупая двушка то, что говоритъ? Отказаться отъ Медичи и пропустить перваго по богатству жениха? Какое безуміе! Затаивъ дыханіе, она прислушалась къ отвту Джуліано.

— Когда ты призналась мн въ любви,— говорилъ онъ,— ты просила сдлать тебя хоть рабой, только не оставлять тебя. Тогда ты была смле и готова была на жертвы, теперь же я вижу тебя въ гор и смущеніи. Если ты меня любишь, какъ я думалъ и какъ желаю, то теб должно быть достаточно, если ты будешь моей женой тайно и терпливо будешь ждать времени, когда мн возможно будетъ открыто передъ всми людьми признать тебя супругой.

Камилла съ неподражаемою граціей соскользнула со скамейки къ его нотамъ.

— Я буду терпливо ждать, какъ вы приказываете, только бы быть вашей,— отвтила она.

Глаза Джуліано загорлись, въ его голов быстро созрлъ планъ, легче всего приводящій его къ цли, не подвергая тотчасъ же всмъ непріятностямъ и затрудненіемъ, которыя возбудитъ этотъ бракъ. Онъ наклонился къ двушк и поцловалъ ее.

— Будь готова черезъ три дня, самое позднее, покинуть этотъ домъ, я найду знакомаго священника, который насъ обвнчаетъ тайно, а также убжище, гд я скрою мое дорогое сокровище.

Жинерва не могла доле выдержать у дверей. Загремвъ кухонною посудой, она отворила дверь, когда разсчитала, что они достаточно предупреждены.

— Простите, благородный синьоръ, что я являюсь безъ зова и прерываю вашу бесду съ моею несчастною дочерью. Но я думаю, что ей слишкомъ тяжела будетъ разлука съ вами, если вы будете такъ долго медлить.

Джуліано поднялся и крпко сжалъ руку Камиллы.

— Мы не разлучаемся, мать Жинерва,— весело сказалъ онъ,— по крайней мр, не надолго. Если Камилла согласна сдлаться моею женой, не нося оффиціально моего имени и не желая занять пока то мсто, которое подобаетъ ей, какъ моей супруг, то черезъ нсколько дней мы будемъ обвнчаны.

Тайный бракъ! Не этого желали алчность и тщеславіе Жинервы, но для начала довольно! Если она выскажетъ теперь недовольство, то этимъ возбудитъ гнвъ Джуліано, который не женится, пожалуй, на Камилл. Она поднесла фартукъ къ глазамъ и начала громко рыдать.

— Ахъ, какое счастье я переживаю!— говорила она, всхлипывая.— О, синьоръ Джуліано, какъ благодарить васъ за то, что вы такъ благородно, такъ великодушно поступаете съ нами, бдными людьми?

Камиллу, дйствительно счастливую въ эту минуту, близкую въ исполненію ея желаній, возмутило комедіанство матери.

— Успокойтесь, матушка, теперь не о чемъ плакать. Посовтуйте лучше мн и Джуліано, какъ удобне намъ уйти изъ дому, не привлекая вниманія сосдей.

Жинерва опустила фартукъ,— просьба Камиллы дала ея мыслямъ другое направленіе, ничего не было для нея пріятне, какъ придумывать способъ обмануть другихъ.

— Окружающіе насъ люди любопытны,— обратилась она къ Джуліано.— Отъ нихъ ничего не укроется. Поэтому лучше всего будетъ, если я разскажу сосдямъ, что мы узжаемъ къ роднымъ въ Болонью или другой городъ. Когда мы не будемъ на глазахъ, насъ скоре забудутъ, и не смогутъ ничего сообщить синьору Франческо, когда онъ будетъ спрашивать.

Франческо… Имя его прозвучало диссонансомъ среди плановъ о будущемъ. Джуліано сжалъ губы, онъ смотрлъ на невсту, ища въ ея взгляд силы исполнить то, что такъ унижало его передъ судомъ собственной совсти. Душевное спокойстіе Камиллы не смутилось, повидимому, при воспоминаніи объ обманутомъ жених.

— Я предлагаю другое!— весело воскликнула она.— Разскажите всмъ, что я умерла, и никому, даже Франческо, не придетъ въ голову искать меня.

— Камилла, дорогое дитя, какое кощунство!— замтилъ Джуліано.— Не навлекай бды на твою голову, шутя подобными вещами.

— Э, я и не думаю о смерти! Я предложила потому, что это единственный способъ избжать преслдованій.

— Синьоръ Джуліано,— замтила Жинерва,— совтъ Камиллы не такъ плохъ. Да сохранятъ ее святые, но я тоже думаю, что такимъ образомъ мы преградимъ путь любопытству и поискамъ.

Джуліано ничего не отвтилъ. Мысль выдать Камиллу за мертвую, чтобы она могла принадлежать ему, показалась ему отвратительной. Въ немъ на минуту мелькнуло сознаніе, какъ мало соотвтствуютъ его взгляды и чувства понятіямъ этихъ женщинъ, какая пропасть раздляетъ ихъ. Но онъ зашелъ слишкомъ далеко, чтобы отступать теперь. Съ тяжелымъ чувствомъ слушалъ онъ совщанія матери и дочери, не ршаясь принять въ нихъ участіе. Онъ удалитъ Камиллу отъ вліянія матери, она молода, способна, и изъ любви къ нему отвыкнетъ отъ странностей и привычекъ, составленныхъ подъ вліяніемъ окружающей ее среды.

Камилла замтила, наконецъ, его недовольство и, ласкаясь, приблизилась къ нему.

— Вы сердитесь, дорогой синьоръ? Что вызываетъ ваше недовольство?

Джуліано постарался овладть собой.

— Изъ моей головы не выходить несправедливость, которую я совершаю относительно друга,— возразилъ онъ.— Камилла, вмсто того, чтобы прибгать къ придуманной тобою комедіи, лучше во всемъ признаться Франческо.

— Никогда!— воскликнули об женщины въ одинъ голосъ.

Об испугались, что друзья станутъ великодушно уступать другъ другу, и юный Медичи можетъ ускользнуть.

Джуліано изумленно взлянулъ на Камиллу.

— Почему нтъ?— спросилъ онъ.— Долгъ чести велитъ такъ поступить.

Двушка прильнула къ нему.

— Вдь, только моя любовь къ вамъ мшаетъ мн ршиться на что-либо, грозящее мн опасностью потерять васъ,— прошептала она.— А когда я умру для всего свта, этого не случится, потому что я, жертвуя всмъ, буду жить для васъ одного. Такъ не препятствуйте тому, что вы называете комедіей. Я охотно похороню свою молодость въ четырехъ стнахъ, если ваше присутствіе будетъ хоть изрдка нарушать мое одиночество.

Джуліано тронули ея слова, доказывавшія ему глубину и искренность ея любви, онъ погладилъ ея пышные черные волосы.

— Одиночество продолжится, я надюсь, не долго, и ты не навсегда скроешь твою молодость и красоту. Я доврюсь матери, ея опытность и доброта найдутъ средство устранить затрудненія, въ которыя поставила меня наша любовь.

— Но она возстанетъ противъ вашей женитьбы?— робко замтила Камилла.

— Моя мать убдится, что я нашелъ въ теб счастье моей жизни, и полюбитъ тебя, когда узнаетъ.

Камилла опустила голову, она чувствовала, что не выдержитъ проницательнаго взгляда благородной, умной женщины. Охваченная безпокойствомъ, она обвила руками шею жениха.

— Вы сдержите слово? Правда, вы не обманете?— спрашивала она.

Джуліано опять не могъ подавить легкаго недовольства, когда отвчалъ:

— Неужели ты такъ сомнваешься въ честности того, кого, говоришь, любишь такъ, что готова пожертвовать всмъ?

— Это не сомнніе въ вашей врности, синьоръ Джуліано,— вступилась мать.— Счастье моей дочери такъ велико, что она еще не можетъ поврить, чтобы это было дйствительностью.

Камилла поняла, что сдлала новый промахъ, однако, ей скоро удалось ласками прогнать облако съ лица Джуліано.

XX.

Вншнія обстоятельства точно хотли ухудшить судьбу, предстоявшую Джуліано вслдствіе союза, подготовленнаго страстью и юношескимъ легкомысліемъ, съ одной стороны, хитростью и разсчетомъ — съ другой.

Лоренцо не имлъ времени заниматься семейными длами, мысль о кардинальств была отложена, и о женитьб Джуліано на дочери Піомбини тоже не поднималось больше рчи. Вншнія осложненія занимали правителя республики и вынуждали обращать вниманіе и силы на другіе предметы. Герцогъ Милана, Галеаццо Марія Сфорца, былъ убитъ въ церкви св. Стефана тремя дворянами въ присутствіи многочисленной толпы, и хотя большинство подданныхъ считало его смерть избавленіемъ отъ тяжелаго гнета, тмъ не мене, для его союзниковъ она была чувствительною утратой. Галеаццо былъ обязанъ Медичи за различныя оказанныя ему услуги, общіе интересы еще крпче привязывали его къ республик и ея правителямъ. Ближайшею заботой Лоренцо было возобновленіе союза съ Миланомъ въ той же мр, какъ было это при покойномъ герцог.

Въ Милан, между тмъ, дла находились въ страшномъ безпорядк. Овдоввшая герцогиня старалась всми имвшимися у нея силами ума и власти удержать правленіе за своимъ несовершеннолтнимъ сыномъ, но положеніе ея было тяжелое и опасное вслдствіе интригъ зятя Людовика, названнаго il Moro, желавшаго завладть престоломъ, что впослдствіи и удалось ему.

Тотчасъ же посл убійства герцога, Лоренцо предложилъ свою помощь вдов Сфорца и общалъ ей защиту во всхъ ея будущихъ предпріятіяхъ, хотя онъ зналъ, что. Людовикъ — энергичный и коварный противникъ и что со смертью Галеаццо онъ лишается опоры, которую имлъ въ союз съ герцогствомъ противъ собственныхъ враговъ.

Томасо Содерини, разумнымъ совтамъ котораго Лоренцо часто слдовалъ, было поручено устройство длъ въ Милан. Съ концу года онъ возвратился во Флоренцію сообщить юному повелителю о результатахъ своего посольства. Въ то же время, Лоренцо призвалъ своего римскаго посланника, Донато Ачіажуоли, чтобы узнать отъ него о положеніи тамошнихъ длъ.

— Благодарю васъ, благородные синьоры,— началъ Лоренцо, когда оба явились къ нему въ первый разъ,— за вашу врность, самоотверженность и благоразуміе, съ которыми вы соблюдали интересы нашего государства при иностранныхъ дворахъ. Заключенные нами договоры должны быть порукою, что какъ тамъ, такъ и здсь исполняется общаніе оказывать намъ помощь въ случа враждебнаго нападенія и содйствовать мирнымъ стремленіямъ, которыми мы хотимъ возвысить благосостояніе нашего народа. Но до меня дошли свднія, что, вопреки письменнымъ договорамъ, намъ измняютъ въ прежней дружб и потому мы должны быть на-сторож противъ тайныхъ и явныхъ враговъ. Благородный Донато, скажите прежде, какъ относятся къ намъ при папскомъ двор?

Посланникъ низко поклонился.

— Ваша свтлость получили шифрованныя письма, недавно посланныя мною,— возразилъ онъ.— Святой папа недоволенъ тмъ, что вы продолжаете защищать Николо Вителли, что вы не только помогаете ему, но и приняли его въ свое государство и избавили отъ преслдованія.

— Упрекъ лишенъ всякаго основанія,— отвтилъ Лоренцо.— Я не сдлалъ ничего несовмстнаго съ свободой и честью республики. Николо Вителли поселился недалеко отъ Пизы, онъ лишенъ всякихъ средствъ вернуть Чита де-Кастелло, которую вынужденъ былъ посл долгаго сопротивленія уступить папскимъ войскамъ. Вителли никогда не возсталъ бы противъ Сикста IV, если бы онъ и вс граждане не боялись, что папа назначитъ и туда намстникомъ одного изъ своихъ племянниковъ, которымъ онъ старается доставлять всевозможныя выгоды. Вы, кажется, писали мн, Томасо Содерини, что начались вновь переговоры относительно Имолы?

— Они уже кончены, ваша свтлость. Покупку скрывали, пока было возможно, но съ тхъ поръ, какъ папа пожаловалъ городъ со всми общинами своему племяннику Жироламо Ріаріо, она не могла оставаться тайной.

— Это уже слишкомъ!— воскликнулъ Лоренцо.— Какъ долго отказывали мн въ покупк и даже неаполитанскій король не желалъ расширенія нашихъ владній. Насъ, значитъ, перехитрили, несмотря на вс мры предосторожности, и съумли достать средства такъ, что мы этого не знали. Я удивляюсь, какъ могъ купить Сикстъ: касса его была пуста, о чемъ постаралась его безчисленная свита, и я приказалъ передать банкамъ, зависящимъ отъ нашихъ, чтобы они не выдавали необходимой ему суммы.

— Другой, кого вы и не подозрваете, государь, осмлился ссудить требуемую сумму,— сказалъ Донато Ачіажуоли.— Я слышалъ въ Рим, что съ помощью Франческо Пацци пап удалось внести сорокъ тысячъ дукатовъ,— цну, назначенную ему въ Милан.

— Измнникъ!— воскликнулъ Лоренцо.— Я передамъ ему черезъ Джуліано, что не желаю, чтобы онъ оказывалъ подобныя услуги въ ущербъ своему отечеству.

— Милость, въ которую онъ попалъ за это у папы, ослпила его,— замтилъ посланникъ.— Пацци давно считаютъ себя обиженными, они хотятъ этимъ путемъ возмстить то, что потеряли…

— Я помню,— сказалъ Лоренцо,— что Джіованни сердится на меня за то, что я отдалъ не ему наслдство, оставшееся посл Карло Борромео. Они и безъ того достаточно богаты и это не оправдываетъ Франческо. Я передалъ ему основанія, почему не желаю, чтобы Сикстъ пріобрталъ владнія въ Романь и сажалъ своего племянника такъ близко отъ меня. Я немедленно приглашу Франческо Пацци на совть синьоріи, чтобъ онъ оправдалъ свой поступокъ. Что слышали вы, Томасо, о Федериго Монтефельтро, новомъ герцог Урбано?

— Онъ перешелъ на службу къ пап, что и доказалъ въ борьб съ Николо Вителли. Неаполитанскій король тоже старался привлечь его на свою сторону, но Монтефельтро предпочелъ, вмсто всхъ остальныхъ союзовъ, примкнуть къ Сиксту IV. Онъ объявилъ, что обнажитъ мечъ только за своего святаго покровителя.

— Какъ ему угодно,— замтилъ Лоренцо.— Мы обойдемся и безъ его помощи, хотя мн грустно лишаться его многоиспытанной дружбы.

— Святой отецъ недоволенъ еще тмъ, что ваша свтлость три года не дозволяете назначенному имъ архіепископу, Франческо Сальвіати, вступить въ его епархію. Сальвіати тоже очень сердится.

— Онъ съ прошлаго года архіепископомъ въ Пиз. На что же онъ можетъ жаловаться? Священнослужитель, едва прошедшій низшія степени посвященія, не годится въ первые епископы Тосканы. Сколько времени заставлялъ меня папа ждать исполненія моей просьбы, пока я не отказался, наконецъ, отъ своего желанія! Если намъ нечего ждать отъ Рима, то пусть тамъ убдятся, по крайней мр, что мы идемъ своею дорогой и не боимся ихъ гнва.

Совтники юнаго правителя республики не ршились возражать, они не могли не сознаться въ душ, что Лоренцо сдлалъ многое, чмъ вполн основательно вызвалъ недовольство своего бывшаго благодтеля, Сикста IV, но они знали также, что Лоренцо слдуетъ ихъ совтамъ, ихъ отговариваніямъ только до извстной степени, что послднее ршеніе онъ оставляетъ себ и рдко или никогда не отступаетъ отъ разъ принятаго ршенія.

Счастіе до сихъ поръ неизмнно благопріятствовало Лоренцо, все удавалось ему, поэтому опытные мужи не придавали большаго значенія возроставшему разладу между Лоренцо и папой. Пока еще не было основаній безпокоиться о благ государства, а если, дйствительно произойдетъ вражда съ Римомъ, то они полагались на блестящій политическій талантъ своего повелителя, который съуметъ устранить это несогласіе, также какъ и вс предъидущія, грозившія безопасности и спокойствію республики.

——

Желанія Камиллы и ея матери исполнились: Камилла нсколько мсяцевъ уже была законною супругой Джуліано Медичи и жила въ роскошномъ дом недалеко отъ дворца. Джуліано употребилъ вс старанія, чтобы уютне обставить уединенное гнздышко для молодой жены, которой онъ отдавалъ все свободное время. Однако, молодой женщин приходилось много часовъ проводить одной въ роскошно убранныхъ комнатахъ и время начало казаться ей невыносимо долгимъ. Она не привыкла заниматься, если нужда не заставляла ее работать. Изящныя бездлушки, наполнявшія комнаты, скоро надоли ей, произведенія искусства, которыя Джуліано нердко приносилъ ей, не занимали ее, потому что она ничего не понимала въ нихъ, выходить она могла только поздно вечеромъ съ густымъ вуалемъ на лиц.

Камилл пришлось расплачиваться за легкомысленное общаніе выдать себя за умершую. Она не ожидала, что ей такъ тяжело будетъ отказаться отъ свта, и раскаивалась въ душ, зачмъ это сдлала. Прежняя бдная жизнь представилась ей вдругъ въ лучшихъ краскахъ, чмъ она видла ее прежде. Веселе было работать въ пол и саду, болтать съ сосдками у колодца или стоять по вечерамъ у дверей и вязать платки для богатыхъ мщанокъ, чмъ изо дня въ день сидть въ золоченыхъ стнахъ и слдить, какъ медленно тянется время, пока не придетъ, наконецъ, Джуліано. Вначал ей нравилось, что не надо работать, теперь же надоло бездлье, наскучило наряжаться въ богатыя одежды, на которыя некому было любоваться, кром ея юнаго супруга. Она по-своему любила Джуліано, но онъ былъ средствомъ для достиженія цли, онъ былъ надеждой жизни, полной блеска и удовлетвореннаго тщеславія.

Да, если бы онъ еще всегда былъ съ ней! Но въ его положеніи, при его обязанностяхъ, это невозможно было, и хотя онъ часто повторялъ ей, что необходимо нкоторое ограниченіе его посщеній для сохраненія тайны, она, однако, упорно настаивала, что онъ можетъ больше посвящать ей времени, если захочетъ.

Уединеніе, въ которомъ жила Камилла, длалось ей тмъ невыносиме, чмъ мене она предвидла скорый конецъ ему. Ее раздражало, что Джуліано не находитъ возможности объявить открыто ихъ бракъ, и, вопреки совтамъ матери, не могла удержаться, чтобы время отъ времени не напоминать объ этомъ мужу.

— Ты общалъ мн, что недолго придется жить въ заключеніи,— говорила она какъ-то, когда Джуліано пришелъ къ ней посл обда.— Мы три мсяца женаты, а я такая же узница, какъ въ первый день.

— Три мсяца не такой долгій срокъ, Камилла, чтобы теб могла надость жизнь, которую ты ведешь,— отвтилъ Джуліано.— Я еще не нашелъ удобнаго случая сообщить моимъ о нашемъ брак. Ты хорошо знаешь, что это вызоветъ всеобщее негодованіе, а Лоренцо такъ занятъ государственными длами, что я не могу его отвлекать.

— Какое теб дло до брата? Ты достаточно великъ, чтобы дйствовать самостоятельно, и не нуждаешься даже въ его одобреніи.

— Лоренцо — глава нашего дома, также какъ и правитель республики. Ни я и никто изъ нашей семьи не сметъ въ ршительныхъ случаяхъ дйствовать безъ его разршенія.

Камилла откинула назадъ роскошные волосы.

— А пока твоему брату не угодно будетъ придти въ милостивое настроеніе, чтобы спокойно выслушать твое признаніе, я должна сидть въ этой клтк?

— Ты сама объявила, что готова отказаться отъ всего міра, чтобы принадлежать мн.

— О, это было тогда!— воскликнула Камилла.— Я не знала, что это такъ выйдетъ.

— То-есть ты не знала, что такъ мало любишь меня,— замтилъ Джуліано съ горечью.

Камилла не нашла нужнымъ опровергнуть его слова. Она подошла къ окну, занавшенному отъ взоровъ прохожихъ прозрачною тканью.

— Вчера я видла твою и мою невстку, когда она проходила мимо съ дамами и кавалерами,— сказала она.— Они шутили между собою и были веселы. Я думала, что тоже принадлежу къ нимъ, имю право идти съ ними и позволять ихъ придворнымъ кавалерамъ восхищаться собою.

— Камилла!…— сердито воскликнулъ Джуліано.

— Что ты сердишься?— невозмутимо продолжала жена.— Зеркало каждый день говорить мн, что я красиве твоей холодной, гордой Кларисы и твоихъ сестеръ. Съ ними была двушка съ темными волосами и большими задумчивыми глазами, которая мн очень понравилась. Мать, стоявшая со мною у окна, сказала, что это Пацци, кузина Франческо. Ты, наврное, знаешь ее?

— Я знаю и глубоко уважаю ее. И если теб нравится ея вншность, то ты могла бы взять въ примръ и другія ея качества, въ особенности самоотверженность и врность, съ которою Валерія хранитъ свои чувства въ любимому человку, хотя знаетъ, что никогда не будетъ его женою.

Камилла презрительно сжала губы.

— Да, ваши знатныя дамы! Он во всхъ отношеніяхъ лучше и благородне насъ, простыхъ двушекъ.

— Я предпочелъ тебя всмъ знатнйшимъ двушкамъ и это одно должно было бы измнить твое мнніе. Моя любовь поставила тебя выше ихъ всхъ и я не спрашивалъ о твоемъ происхожденіи потому, что былъ увренъ, что достоинства твоего сердца равны имъ всмъ.

— А теперь ты начинаешь убждаться, что я хуже твоей Кларисы, твоей Валеріи, твоей Біанки и какъ ихъ всхъ тамъ зовутъ… потому что я умираю отъ тоски въ моей золотой клтк.

— Ты жаловалась на тоску, когда жила и въ предмсть,— сухо возразилъ Джуліано.

— Потому что и тамъ мн недоставало того, что надо было,— откровенно призналась она.— Для меня нтъ ничего невыносиме одиночества.

— Объ этомъ слдовало думать прежде, чмъ измнять Франческо. Онъ, безъ сомннія, далъ бы теб то, чего недостаетъ теб со мной, такъ какъ онъ меньше стсненъ своимъ положеніемъ и семьей.

Камилла, быстро обернувшись, бросилась въ объятія мужу.

— Но я влюбилась въ тебя и ты мн больше нравился!— воскликнула она, горячо цлуя его.

Джуліано терплъ ея ласки, не отвчая на нихъ, но уже не сердился на жену. Его чувство къ ней было глубже, чмъ ея, и онъ любилъ ее, несмотря на безчисленные недостатки, которые открывалъ въ ней. Онъ постоянно повторялъ себ, что долженъ относиться снисходительно къ ней и что пороки ея происходятъ отъ недостатка образованія.

Она была настоящее дитя природы,— чего же можно было требовать отъ нея?

— Когда поведешь ты меня къ своимъ?— ласково спросила она посл паузы.

Джуліано тихонько отстранилъ ее отъ себя.

— Надо еще потерпть.

— Ахъ, у меня нтъ терпнія, никогда не было!— крикнула она, топая ногой по персидскому ковру.

— Не говорила ты разв, что боишься мести Франческо, когда онъ узнаетъ о твоей измн?— замтилъ Джуліано.

— Франческо далеко, кто знаетъ, когда онъ вернется?

— Ты такъ легко, Камилла, относишься къ вещамъ, которыя часто гнетутъ меня воспоминаніемъ о моей вин.

— Значитъ, ты боишься его, а не я.

— Я не боюсь, то, что я чувствую къ Франческо, не страхъ, а нчто другое, и настолько сильно, что я со стыдомъ и раскаяніемъ думаю о немъ.

Молодая женщина напвала какую-то псенку, волненіе мужа было непонятно ей. Франческо, можетъ быть, давно уже выбралъ другую невсту, какъ она нашла другаго мужа. Джуліано не пытался объяснить ей то, что удручало его, убдившись, что невозможно передать ей свои чувства, для которыхъ у нея въ душ аедоставало чуткости и желанія.

— Чмъ займёшься ты сегодня, когда меня не будетъ?— спросилъ онъ, рзко мняя разговоръ.

— Буду смотрть въ окно на прохожихъ и разговаривать съ матерью.

Жинерва, какъ и слдовало ожидать, поселилась съ дочерью въ ея роскошномъ дом и Джуліано вынужденъ былъ покориться, хотя это было ему очень не по душ.

— Ты бы занялась чмъ-нибудь,— продолжалъ Джуліано.— Моя мать, мои сестры и Клариса не стыдятся еще и теперь учиться чему-нибудь.

— Я ничему не хочу учиться,— отвтила молодая женщина, растягиваясь на шелковыхъ подушкахъ кушетки.

— Такъ пріобрти вышиванье, врод тхъ, которыя такъ искусно длаютъ мои родственницы, он говорятъ, что это доставляетъ имъ удовольствіе.

— Не хвали мн безпрестанно прилежаніе и таланты твоихъ знатныхъ дамъ. Ну, да, я создала иначе, чмъ он, и не работаю, когда мн не надо трудиться изъ-за куска хлба. Я и раньше неохотно длала это.

— Но если ты хочешь занять мсто среди тхъ благородныхъ дамъ, которымъ завидуешь, ты должна стараться подражать имъ. Одна красота не доставитъ теб того положенія, которое должна занять супруга Медичи, служа образцомъ добродтели всмъ остальнымъ, какъ длали моя мать и донна Контессина, жена нашего дда.

Мужъ былъ правъ, Камилла сознавала это. Но, вдь, не обязанности, исполняемыя женами Медичи, возбуждали въ ней зависть къ ихъ положенію.

Молодые супруги разстались въ мрачномъ настроеніи, Камилла не сдлала попытки удержать мужа. Ему же надо было присутствовать на празднеств, даваемомъ Лоренцо иностраннымъ посламъ, и хотя до начала его оставалось еще нсколько часовъ, онъ воспользовался предлогомъ, чтобы скоре уйти отъ Камиллы. Онъ чувствовалъ потребность остаться одному, прежде чмъ явиться въ общество, стряхнуть тяжелыя впечатлнія, часто остающіяся теперь посл посщеній красавицы-жены.

XXI.

Быстро проходя залу родительскаго дворца, Джуліано встртилъ мать, возвращавшуюся съ прогулки.

— Куда ты такъ спшишь, сынъ мой?— спросила она.— Я такъ рдко вижу тебя теперь, что должна цнить счастливый случай, столкнувшій меня съ тобою. Проводи меня ко мн, если ты свободенъ.

Джуліано не радъ былъ этой встрч, но онъ поборолъ себя.

— Я къ вашимъ услугамъ, матушка,— сказалъ онъ, подавая руку, чтобы помочь матери подняться по лстниц.

Краткость отвта не ускользнула отъ донны Лукреціи, она пристально взглянула на сына.

— Если теб предстоитъ что-нибудь боле веселое или важное, то не стсняйся,— ласково сказала она.

— Нтъ, матушка, ничего боле веселаго и важнаго, какъ быть съ вами, — отвтилъ онъ, отворяя дверь въ ея аппартаменты.

Мать радостно улыбнулась.

— Я изъ эгоизма зову тебя къ себ,— весело сказала она.— Я не могла дождаться отдать приготовленный теб подарокъ и видть твою радость, какъ я надюсь. Ты недавно выразилъ желаніе имть такую шкатулку, какая у Лоренцо для важныхъ писемъ. Посмотри сюда, я заказала ее по рисунку художника Жиберти и сегодня утромъ принесли ее отъ золотыхъ длъ мастера.

Донна Лукреція показала драгоцнную шкатулку изъ слоновой кости съ артистически-исполненными аллегорическими фигурами изъ золота и серебра, на крышк которой находились портреты родителей Джуліано въ оправ изъ драгоцнныхъ камней.

— Я думала, что подарокъ будетъ дороже теб, если будетъ напоминать о тхъ, кто раньше всхъ и, можетъ быть, больше всхъ любилъ тебя,— продолжала она съ умиленіемъ.— Портреты работы Сандро Ботичелли, мн кажется, они похожи.

Джуліано, съ восхищеніемъ разсматривавшій подарокъ, наклонился къ матери и съ благодарностью поцловалъ ея руку.

— О, дорогая мама, какъ изобртательна ваша любовь на доставленіе мн удовольствій!— съ чувствомъ произнесъ онъ.

— Мы вс принимали участіе въ подарк,— продолжала донна Лукреція.— Кларис пришла въ голову счастливая мысль помстить на ней наши портреты, Лоренцо давалъ указанія Жиберти, какія миологическія фигуры выбрать символами твоей блестящей будущности. Сестры дали изъ своихъ коронъ по нскольку драгоцнныхъ камней для оправы. Ты видишь, что ты все еще балованное дитя нашего дома, которому стоитъ только выразить желаніе, чтобы оно исполнилось, можетъ быть, лучше, чмъ ты предполагалъ.

— Вы осыпаете меня милостями, а я чувствую себя такъ неспособнымъ вознаградить васъ за нихъ.

— Нтъ, дитя мое, что доставлялъ ты намъ, кром радости? И разв ты не тотъ же, что былъ? Разв не права я, когда, глядя на тебя и Лоренцо, называю себя самой счастливой изъ матерей.

Джуліано уклонился отъ взгляда матери.

— А если я, противъ ожиданія, причиню вамъ горе и разочарованіе, вмсто радости, которой вы ожидаете, будете ли вы и тогда гордиться мною?— спросилъ юноша, грустно улыбаясь.

Лукреція недоврчиво покачала головой.

— Ты причинишь горе и разочарованіе?— смущенно повторила она.— Чмъ, Джуліано? Есть ли что-нибудь на свт, чего бы я не простила теб, чего бы не поняла, если бы ты мн доврился? Если что-нибудь огорчаетъ тебя, зачмъ ты скрываешь отъ меня, когда, можетъ быть, я найду средство помочь теб?

Джуліано опустился на колни передъ матерью.

— Я хочу признаться теб, мама,— заговорилъ онъ, переходя въ волненіи отъ формальнаго обращенія въ сердечному ‘ты’,— какъ длалъ ребенкомъ, когда боязнь отцовскаго гнва заставляла меня искать защиты у тебя. Упрекай меня, какъ я того заслуживаю, брани за мой поступокъ, но будь тмъ, чмъ всегда была для меня — божествомъ, на судъ котораго я отдаю вс свои прегршенія и ошибки и которое можетъ простить меня, хотя и осуждаетъ за мою вину.

Донна Лукреція съ безпокойствомъ взглянула на сына.

— Джуліано, мой дорогой сынъ, неужели такъ серьезно то, что ты сдлалъ?

— Выслушай меня, мама,— попросилъ онъ,— потому что я не въ силахъ больше скрывать свою айну, выслушай и суди такъ, какъ велитъ твое сердце.

И, спрятавъ голову въ колни, какъ длалъ ребенкомъ, когда нашалить, Джуліано въ короткихъ словахъ взволнованно разсказалъ исторію своей любви къ невст друга, закончившуюся тайнымъ бракомъ. Донна Лукреція страшно поблднла при его признаніи, рука, которую она положила на голову сына, дрожала. Когда онъ кончилъ, водворилось долгое молчаніе, мать первая овладла собою.

— Ты ждешь отъ меня упрековъ,— начала она, наконецъ,— если бы я поддалась ужасу, который вызываетъ во мн твое признаніе, я стала бы упрекать тебя. Но не въ моихъ правилахъ длать за безповоротно случившееся выговоры, которые могутъ только ухудшить положеніе, прибавляя къ собственнымъ упрекамъ совсти еще горечь моего недовольства.

Джуліано поднялъ свое разстроенное лицо.

— Ты сердишься, мама? Я знаю, ты не можешь иначе.

— То, что меня волнуетъ, не гнвъ, Джуліано, а скоре тяжелое горе, первое, причиненное тобою. Я не говорю уже о томъ, что ты заключилъ союзъ, который разрушаетъ вс надежды на блестящую будущность, ни о томъ, что подобная женитьба унижаетъ тебя въ глазахъ твоихъ родныхъ и не приносить нашему дому ни малйшей выгоды,— все это соображенія вншнія. Но что ты забылъ честь, клятву врности, отнявъ у друга, врившаго теб, невсту, это, Джуліано, для меня гораздо большее горе, чмъ то, что твоя жена изъ простаго званія, потому что это отнимаетъ въ моей душ что-то, что принадлежало теб и что уничтожаетъ твой поступокъ.

— Мама, сжалься! Красота Камиллы ослпила меня!

— Если бы дло шло о твоемъ легкомысліи и ослпленіи, я снисходительне отнеслась бы къ теб и ласково приняла бы нежеланную дочь, которую заставила бы себя полюбить, потому что она твоя жена. Но и эта двушка нечестно, неблагодарно нарушила данное слово,— вришь ли ты въ счастье, основанное на несправедливости по отношенію къ другому? Не жди ничего, сынъ мой, отъ союза, начавшагося съ преступленія. Когда пройдетъ страсть, омрачающая теперь твой разсудокъ, посмотри, что останется отъ твоей любви къ жен? Обладаніе ею заглушитъ ли тогда въ теб голосъ совсти, замнитъ ли теб друга, которымъ ты пожертвовалъ ради нея, достаточно ли сильна ея любовь, что ты забылъ, что разъ въ жизни поступилъ такъ, какъ честный человкъ не можетъ поступить?

Джуліано глубоко вздохнулъ. Слова матери поразили его.

— Ты очень любишь ту, о которой разсказываешь?— спросила донна Лукреція.

— Люблю, мама, хотя долженъ сознаться, что она не вполн соотвтствуетъ тому идеалу, который я составилъ себ.

— Этого никогда не бываетъ при той близости, въ которой люди становятся другъ къ другу, но то, что намъ мило и дорого въ другомъ, то, что можетъ надолго удержать нашу любовь, должно быть сильне того, что мы желали бы измнить. Мы должны терпливо и снисходительно относиться къ ошибкамъ и слабостямъ другаго, но можемъ требовать, чтобы тотъ старался примняться къ нашей внутренней и вншней жизни. Если таковы намренія и старанія твоей жены, то она постепенно станетъ къ намъ ближе, чмъ стоитъ теперь, и если она вышла за тебя по чистой любви, а не изъ разсчета, то это легко удастся ей.

— Разсчетъ, матушка, какое грубое слово! А, между тмъ, во мн самомъ поднимается временами мрачное подозрніе, что она изъ-за этого предпочла меня Франческо!

— Изъ чего ты заключаешь это, дитя мое? Разв ей уже надола твоя любовь?

— Не любовь, а однообразная жизнь, которую она вынуждена вести, пока бракъ нашъ останется въ тайн. Она желала бы быть открыто признанной моею женой.

Брови донны Лукреціи сдвинулись.

— Это немыслимо пока, Джуліано. Ей еще долго придется покоряться своей судьб.

— Ты думаешь, нельзя убдить Лоренцо признать мой бракъ?

— Сомнваюсь и ни въ какомъ случа не возьму на себя убждать его. Да и къ чему, если это послужить только къ удовлетворенію честолюбія этой женщины?

— Мама, вы забываете, что она моя жена теперь.

— Я не забываю этого, сынъ мой, но если она желаетъ только пользоваться вншними почестями, которыя можетъ дать ей высокое замужство, то она не такая, какъ ты ожидалъ, и пусть время ожиданія послужитъ испытаніемъ, дйствительно ли она любить тебя. Убди ее, что пока объ этомъ и рчи не можетъ быть, и посмотри, какъ она перенесетъ такое разочарованіе. Только тогда я согласна ходатайствовать за тебя и за нее у Лоренцо, когда увижу, что она достойна положенія, которое доставила ей несчастная для тебя игра судьбы.

— А ты не ршишься посмотрть?— робко спросилъ Джуліано.— Мн кажется, на нее благодтельно подйствуетъ, если ты взглянешь на нее твоими добрыми глазами.

— Теперь нтъ, Джуліано, теперь я не могу еще! Я должна свыкнуться съ мыслью, что увижу женой сына такое существо, какъ ты описалъ. Я постараюсь, чтобы твоя тайна сохранилась, въ особенности отъ Лоренцо, но это все, что я могу сегодня общать теб. Ты не сказалъ мн еще, какъ думаешь вести себя относительно Франческо, когда тотъ возвратится.

— Не напоминайте мн о немъ!— сказалъ Джуліано, отвертываясь.— Мысль о немъ невыносима мн!

— Ты долженъ, однако, примириться съ ней, чтобы тебя не поразило непріятно появленіе твоего бывшаго друга. Франческо прідетъ черезъ нсколько дней. Я знаю изъ разговора съ Лоренцо, что ему послано приглашеніе отъ синьоріи.

— Я не могу, не хочу его видть!— коротко отвтилъ Джуліано.

——

Самъ Лоренцо ускорилъ возвращеніе Франческо Пацци во Флоренцію. По его приказанію, совтъ синьоріи вызвалъ Франческо, чтобы изслдовать, какія основанія побуждали его содйствовать почти разстроенной республикой покупк Имолы. Молодой человкъ былъ непріятно пораженъ допросомъ, но ему легко удалось доказать судьямъ, что имъ руководила только надежда на крупные барыши, въ которыхъ онъ нуждался, чтобы покрыть недавніе убытки, и что ему немыслимо было отклонить предложеніе папы, который давно уже доврилъ ему денежныя дла своего дома.

Посл нсколько-часоваго совщанія его отпустили, сдлавъ, однако, наставленіе — въ другой разъ точне исполнять приказанія, длаемыя ему во имя республики. Франческо догадывался объ участіи Лоренцо и боле самаго допроса его раздражало то, wo какой-то Медичи сметъ при каждомъ удобномъ случа давать чувствовать ему свою власть, предписывать дйствія, тогда какъ любой изъ его родныхъ съ такимъ же правомъ могъ бы занять его мсто.

Непріятность вынужденнаго путешествія могло вознаградить только одно: мысль о Каммилл и радость свиданія съ ней. Какъ только можно было, Франческо поспшилъ въ хорошо знакомый, милый домикъ.

Какъ обрадуется Камилла, о которой онъ такъ рдко и давно не имлъ извстій, когда неожиданно увидитъ его! Его удивило, что, несмотря на поздній часъ, въ окнахъ не свтилось огня, и еще боле поразило, когда домъ оказался запертымъ и никто не отперъ двери на его громкій стукъ. Внезапно охваченный безпокойствомъ, Франческо съ силою вышибъ дверь, посл долгихъ поисковъ ему удалось найти въ темной кухн щепку и зажечь ее съ помощью кремня. Онъ освтилъ кухню и комнату. Хозяекъ нигд не видно было, мебели также не стояло на прежнихъ мстахъ. Жинерва съ дочерью, очевидно, ухали изъ дому. Франческо недоумвалъ, куда, зачмъ он ухали, что случилось, отчего не дали знать ему черезъ Джуліано или бывшаго слугу его покойнаго отца, часто писавшаго ему о нихъ, такъ какъ об женщины были неграмотны.

Франческо быстро выбжалъ изъ дому, чтобы разспросить сосдей Жинервы. Онъ вошелъ въ булочную. Булочница, сидвшая съ мужемъ за обдомъ, выронила ложку, когда онъ вошелъ въ комнату.

— Извините, что мшаю,— обратился онъ къ мужу.— Я пришелъ спросить васъ и вашу жену, не знаете ли вы, что случилось у вашихъ сосдокъ, Кафарелли, случайно ли ихъ нтъ дона, или он помнялись съ кмъ-нибудь домами?

Булочникъ толкнулъ жену въ бокъ.

— Магдалина лучше разскажетъ вамъ, чмъ я, — отвтилъ онъ.— Я не обращаю вниманія на чужія дла.

Жена его оперлась обоими локтями на столъ.

— Вы спрашиваете о Жинерв или, врне, о Камилл, которая была вашею возлюбленной! Ну, такъ, мсяца три тому назадъ пришла ко мн Жинерва и разсказала, что она получила наслдство отъ дальней тетки и перезжаетъ въ городъ, чтобы жить такъ, какъ живутъ порядочные люди.

Франческо смущенно смотрлъ на незнакомую женщину.

— Дальше, дальше!— торопилъ онъ.

— Да что дальше?— возразила Магдалина.— Она ухала. Черазъ дв недли Жинерва пришла опять, плакала и стонала, разсказывала, что ея дочь вдругъ умерла отъ лихорадки и сама она узжаетъ изъ Флоренціи, еще сама не знаетъ куда.

— Вы бредите или хотите обмануть меня?— крикнулъ Франческо.— Камилла умерла? Этого не можетъ быть!.

— Успокойтесь, благородный синьоръ,— сказала Магдалина,— и не жмите такъ мбю руку, потому что я тутъ не причемъ. Я сама не поврила Жинерв, потому что она всегда была лгунья. Я ей сказала, что хочу пойти съ ней положить внокъ на могилу Камиллы, тогда она вдругъ заторопилась и ушла, не сказавъ, на какомъ кладбищ она похоронена Я подумала, какъ это Камилла, такая здоровая и не страдавшая никогда лихорадкой, такъ вдругъ умерла? И вотъ, поразспросивъ и послдивъ нсколько дней за Жинервой, я узнала нчто совсмъ другое.

Мужъ длалъ ей знаки не говорить дальше.

— Не мшайте ей говорить!— рзко приказалъ Джуліано.

— Да, отчего не говорить?— спросила жена.— Лихорадкой былъ красивый молодой синьоръ, который похитилъ Камиллу и гд-то спряталъ, чтобы вы не узнали. На душ Жинервы было не очень покойно, когда она думала о вашемъ возвращеніи, поэтому она разсказывала, что ея дочь умерла, и думала, что все очень хитро устроила.

Съ лица Франческо сбжала краска. Онъ не могъ говорить, только глаза его дико засверкали и онъ схватился за рукоятку меча.

Булочникъ, испуганный выраженіемъ его лица, прикоснулся къ его плечу.

— Не принимайте этого такъ близко къ сердцу, благородный синьоръ,— старался онъ успокоить его.— Женщины вс измнчивы. А Камилла съ матерью таковы, что ихъ всегда надо было остерегаться.

Франческо бросилъ нсколько золотыхъ монетъ на столъ и, не прощаясь, выбжалъ на улицу.

Куда идти? Холодный втеръ, дувшій ему въ лицо, не успокоилъ его разгоряченнаго мозга, въ которомъ онъ чувствовалъ страшную боль. Франческо опомнился только черезъ нсколько часовъ безостановочной ходьбы по пустыннымъ кварталамъ города.

На углу одной улицы жилъ бывшій слуга его отца, извщавшій его о здоровьи Камиллы. Около трехъ мсяцевъ извстій не было, но Франческо не безпокоился. Не всегда можно было найти удобный случай для пересылки письма за границу, и не всегда было время сходить старику Луиджи въ предмстье.

Повренный его любовныхъ длъ уже ложился спать, когда постучался Франческо. Онъ испугался, увидвъ искаженное лицо своего юнаго господина.

— Вы здсь, синьоръ Франческо?— бормоталъ онъ.— И такъ неожиданно, такъ внезапно?

— Да, да, какъ видишь,— рзко перебилъ Франческо.— Но я пришелъ не для того, чтобы слышать твои удивленные возгласы, а чтобы спросить, что скажешь ты мн о Камилл.

Старикъ пришелъ въ замшательство.

— О, благородный синьоръ, позвольте мн не говорить, что я узналъ,— пробормоталъ онъ.

Франческо выхватилъ кинжалъ изъ-за пояса.

— Говори сію минуту!— крикнулъ онъ. Луиджи упалъ на колни.

— Вы знаете уже, я читаю это по вашему лицу. Пощадите меня, я-то при чемъ?… Ваша невста исчезла, никто не знаетъ куда, люди говорятъ, что она умерла.

— Это не правда,— перебилъ его Франческо.— Она бжала съ незнакомымъ мужчиной и ты долженъ помочь мн найти ее.

— Я не видлъ ее съ тхъ поръ, какъ въ послдній разъ писалъ вамъ,— возразилъ старикъ посл паузы.— Но если врить моей племянниц, немного знавшей ее, то она живетъ недалеко отсюда, въ прекрасномъ дом, но въ большомъ уединеніи. Ея лицемрка мать часто входитъ и выходитъ оттуда, я подсмотрлъ за ней разъ, также какъ и за тмъ, кому она обязана богатствомъ.

— Кто же онъ? Ты знаешь его?— спросилъ Франческо.

Луиджи умоляюще поднялъ руки.

— О, дорогой синьоръ, имени я не могу назвать. Этого одного не требуйте отъ меня.

— Наивный глупецъ! Неужели ты думаешь, я откажусь отъ мести? Имя его? Я все равно найду средство узнать, если ты не скажешь!

Старикъ колебался.

— Вы знаете его… вы часто называли его другомъ…

— Кто же, кто?— воскликнулъ Франческо, въ душ котораго явилось мрачное подозрніе.

Луиджи жалобно взглянулъ на него.

— Синьоръ Джуліано Медичи,— тихо произнесъ онъ.

Крикъ пронесся въ комнат, похожій на вопль раненаго звря. Франческо, почти не сознавая, что длаетъ, обнялъ слуту за плечи.

— Скажи, что ты солгалъ… Этого не можетъ быть… не можетъ!

— Мой дорогой господинъ, какъ хотлъ бы я, чтобы то, что я сказалъ, было ложью!— возразилъ старикъ.— Но вы сами можете убдиться, если вечеромъ послдите за домомъ, гд живетъ Жинерва съ дочерью. Вы увидите, какъ тотъ, кого вы называете другомъ, прокрадывается туда, и долго придется вамъ сидть, чтобы дождаться его выхода.

Франческо медленно поднялся.

— Я не поврю, пока не увижу собственными глазами,— мрачно сказалъ онъ.— Помоги мн сдлать это такъ, чтобы самъ я остался незамченнымъ.

— Это не трудно, синьоръ. Противъ того дома, о которомъ я говорилъ, живетъ одинъ изъ моихъ прежнихъ товарищей по служб у вашего благороднаго отца. Онъ съ удовольствіемъ дастъ вамъ свое окно, откуда видно, кто входитъ въ домъ.

— Хорошо, проводи меня къ своему другу. Я проведу у него эту ночь и завтрашній день.

XXII.

Владльцы дома, гд поселилась жена Джуліано Медичи съ матерью, были немного изумлены, когда на слдующій день къ нимъ неожиданно явился молодой человкъ съ мрачнымъ лицомъ и повелительнымъ тономъ спросилъ о Камилл Кафарелли. Хозяева обязались скрывать отъ постороннихъ о присутствіи молодой женщины и потому отвтили отрицательно. Незнакомецъ рзко перебилъ ихъ.

— Не трудитесь понапрасну обманывать меня. Я знаю, уже три мсяца какъ у васъ живутъ дв женщины, перехавшія изъ предмстья. Он мои хорошія знакомыя и рады будутъ меня видть.

Хозяинъ не очень врилъ радости обихъ женщинъ при вид безумнаго выраженія лица, съ блуждающими глазами и крпко стиснутыми губами, но требованія незнакомца были такъ повелительны, жесты такъ грозны, что флорентинецъ не посмлъ дольше противиться его желанію.

— Я получилъ строгое приказаніе никого не пускать къ донн Камилл,— сказалъ онъ, желая сложить съ себя отвтственность.— Если вы непремнно хотите говорить съ ней, то идите по корридору до послдней двери налво и постучитесь,— вамъ отопрутъ.

— Хорошо, ужь я съумю найти дорогу,— сказалъ Франческо Пацци, слдуя по указанному направленію. Хозяинъ ушелъ и осторожно заперъ за собою дверь.

Камилла съ матерью сидли за роскошнымъ завтракомъ. Жинерва причисляла это время къ самымъ пріятнымъ часамъ дня, и вообще своею настоящею жизнью была довольне дочери, желанія которой далеко не исчерпывались матеріальнымъ удовлетвореніемъ. Мать пробовала вліять на молодую женщину, уговаривала ее быть терпливе, чтобы не разсердить Джуліано, который могъ сдлаться отъ этого скупе.

— Вамъ хорошо говорить, матушка,— перебила Камилла доводы Жинервы,— вы стары и счастливы, что можете спать до обда и имть на стол вс любимыя вами лакомства. Я же молода и хочу наслаждаться жизнью, а не умирать съ тоски въ четырехъ стнахъ.

Мать старательно отрзала себ большой кусокъ жаренаго павлина, занимавшаго середину стола.

— Чего теб недостаетъ?— возразила она.— У тебя есть все, чего теб хочется, и, къ тому же, красивый, знатный мужъ. Не многимъ удается найти такого.

— Этого мн мало. Разъ я жена Медичи, то объ этомъ долженъ знать весь свтъ и преклоняться передо мною, какъ передъ гордою дочерью Орсини. Я хочу сидть съ ней рядомъ на празднествахъ, а дамы и двушки знатнйшихъ домовъ Флоренціи должны уступать мн мсто.

— Ты — пустая, тщеславная женщина. Какъ многія были бы довольны, если бы могли въ тишин наслаждаться счастьемъ!.

— Я вышла тмъ, что вы изъ меня сдлали, потому что не вы ли постоянно твердили, что моя красота такъ велика, что я достойна только князя? А вчно любить, только любить — скучно, и все вокругъ меня мн надоло. Я хочу видть людей и хочу веселиться.

— Кто знаетъ, чмъ бы ты была недовольна, если бы сдлалась женой Франческо. Теб всегда хотлось имть больше и лучше того, чмъ то, что у тебя было.

— На этотъ разъ вы хотли лучшаго,— насмшливо замтила Камилла.— Кто давалъ мн совты, какъ очаровать Джуліано?

— Я и въ этомъ нисколько не раскаиваюсь, — хладнокровно произнесла старуха.— Джуліано добръ и щедръ, онъ гораздо щедре Франческо… Ахъ, что это?— вдругъ вскрикнула она.— Господи помилуй, вы зачмъ здсь?— Она вскочила, дрожа всмъ тломъ, и уставилась на быстро-распахнувшаго дверь мужчину. Камилла, блдная, откинулась на спинку кресла.

— Франческо!— почти безсознательно прошептали ея губы.

Ея бывшій женихъ громко расхохотался при звук своего имени.

— Я прервалъ, повидимому, веселый пиръ,— насмшливо сказалъ онъ,— пиръ, который вы, мать Жинерва, устроили въ честь умершей дочери, такъ неожиданно воскресшей?

Жинерва старалась овладть собой.

— Какъ попали вы сюда?— строго спросила она.— Кто смлъ васъ впустить и что вамъ надо?

Строгій тонъ Жинервы не произвелъ впечатлнія на Франческо.

— Я пришелъ свести счеты съ вами обими!— громко произнесъ онъ.— Съ тобой, обманщицей, выдавшей дочь за умершую, чтобы спрятаться отъ справедливаго наказанія, и съ тобой, низкой измнницей, бросившей меня ради другаго.

Камилла соображала, не изобразить ли ей обморокъ, она уже начала медленно опускаться на подушки дивана, но Франческо грубо поднялъ ее.

— Брось свои комедіи,— крикнулъ онъ, съ силою встряхивая Камиллу,— и отвчай на мои вопросы!

Камилла вскрикнула при его прикосновеніи, Жинерва бросилась защищать дочь.

— Я вамъ, порядочному человку, не стыдно обижать беззащитную женщину? Оставьте мою дочь, она отвтитъ вамъ и безъ угрозъ!

Франческо выпустилъ руку Камиллы, слова Жинервы заставили его опомниться.

— Вы правы, напоминая мн, что вы об въ моей власти,— презрительно сказалъ онъ,— что я могъ бы убить васъ, если бы хотлъ, и что это было бы справедливымъ наказаніемъ за вашъ безчестный поступокъ. Но вы слабыя, жалкія женщины, которымъ не стоитъ даже мстить, и я поберегу месть для другаго. Но теперь я хочу правды и клянусь Всемогущимъ, повелвающимъ за нанесенную обиду платить око за око, зубъ за зубъ, что добьюсь ее отъ васъ. Признавайся, Камилла, кого ты предпочла мн и чьей сдлалась возлюбленной?

— Я ничья возлюбленная,— проговорила, запинаясь, Камилла,— я жена Джуліано Медичи.

— Ты была моею невстой, что побудило тебя измнить данному мн слову?

— Вы задаете странный вопросъ, синьоръ Франческо,— сказала Жинерва, немного успокоившаяся посл того, какъ увидла, что раздраженный и оскорбленный юноша не покушается на ихъ жизнь.— Что другое могло побудить мою дочь, какъ не любовь синьора Джуліано, оказавшаяся взаимной?

— Она безчетное число разъ увряла, что любитъ меня, а онъ… онъ былъ моимъ другомъ. Я поручилъ ему ее, мое лучшее сокровище, чтобы онъ берегъ и хранилъ ее.

— Да, онъ не совсмъ честно поступилъ относительно васъ,— подтвердила хитрая старуха.— Онъ порядочно надодалъ Камилл и вынудилъ ее, наконецъ, сдаться на его просьбы.

— Такъ это было, Камилла?— обратился Франческо къ молодой женщин.

Камилла колебалась, какъ ни были низки ея собственныя побужденія, ей противно было подтвердить ложь матери, свалить вину съ себя на голову Джуліано. Жинерва длала ей внушительные жесты, рука Франческо опять схватилась за рукоятку кинжала.

— Вы лжете, негодныя, какъ лгали всегда,— воскликнулъ онъ съ ироническою улыбкой,— какъ лгали, когда ты, Камилла, увряла меня въ своей любви, когда клялась мн въ врности и радовалась моему приходу! Не лучше ли освободить отъ тебя глупца, связавшаго себя съ такою безнравственною женщиной, прежде чмъ ты причинишь ему несчастіе?

Камилла отступила назадъ.

— Вы хотите убить меня? Выслушайте мою мать, она говоритъ правду.

Франческо вложилъ кинжалъ въ ножны, страшное выраженіе, напоминающее пантеру, готовую броситься на врага, исказило его черты.

— А если она говоритъ и неправду,— отвтилъ онъ,— то я убдился теперь, кому я отдалъ свою дружбу, свою любовь. Я вижу передъ собою путь, которымъ долженъ идти.

Испуганныя женщины не ршились спросить, что означаютъ его слова, его угрозы относились, повидимому, къ Джуліано, котораго онъ вызоветъ на поединокъ. Камилла вздохнула съ облегченіемъ. Джуліано считался во Флоренціи лучшимъ фехтовальщикомъ, ему, конечно, удастся ловкимъ ударомъ шпаги навсегда избавиться отъ непріятнаго врага.

— Вы хотите вызвать на дуэль Джуліано?— спросила Камилла.

— Нтъ, прекрасная Камилла, я даже желаю, чтобы онъ не зналъ о нашей сегодняшней встрч и вы об поклянитесь мн на это распятіе, что не выдадите ему, что я былъ у васъ.

— А если мы исполнимъ ваше желаніе, вы избавите насъ отъ дальнйшихъ посщеній?— спросила она.— Вы видите, что я ошибалась въ своемъ чувств къ вамъ, успокойтесь поэтому и найдите себ другую невсту, боле достойную васъ, чмъ я.

— Вы никогда не увидите меня, если исполните то, чего я желаю,— мрачно отвтилъ Франческо.

— А если Джуліано узнаетъ о вашемъ, прізд, что будетъ тогда?

— Я не буду говорить съ нимъ, довольны вы?

Немного успокоенныя женщины дали требуемую клятву. Камилла прибавила даже нсколько словъ, похожихъ на просьбу о прощеніи.

— Постарайтесь забыть то, что произошло, Франческо,— обратилась она къ бывшему жениху.— Мн было бы непріятно знать, что вы несчастны.

— Я не несчастливъ,— холодно отвтилъ онъ,— скоро я достигну того, чего больше всего желаю въ жизни. Будьте здоровы, и дай Богъ, чтобы вамъ не пришлось раскаиваться въ томъ, что вы подло обманули меня.

Дверь съ шумомъ захлопнулась за Франческо, онъ выбжалъ изъ корридора на улицу, на углу которой жилъ его братъ. Джіованни въ волненіи ожидалъ его, онъ зналъ о вызов Франческо синьоріей и объяснилъ себ его разстроенный видъ этимъ обстоятельствомъ.

— Что съ тобой, Франческо?— съ безпокойствомъ воскликнулъ онъ.— Теб грозитъ опасность? Тебя осудятъ?

— Нтъ, Джіованни, съ этой стороны опасности нтъ, меня не могли уличить ни въ какомъ преступленіи и, слдовательно, не могли привлечь къ отвтственности. Меня привело къ теб нчто другое.

— Такъ говори, Франческо, и если я могу помочь въ твоемъ дл, я все сдлаю.

— Мое дло, вмст съ тмъ, и твое, какъ мои враги — твои враги, отмстить которымъ ты мн долженъ помочь.

— Кто они?

— Медичи.

Глаза братьевъ встртились.

— Ты убдился, наконецъ, что все зло, постигшее насъ, происходить отъ нихъ?— спросилъ Джіованни посл нкотораго молчанія.

— Да, и мое единственное желаніе стереть ихъ съ лица земли.

— Мы недостаточно сильны, для этого,— замтилъ Джіованни.

— Необходимая намъ помощь явится изъ Рима,— возразилъ Франческо.— Ты передъ отъздомъ обратилъ мое вниманіе на теченіе, дйствующее тамъ противъ нихъ. Мы найдемъ въ Рим союзниковъ, но раньше слдуетъ развдать и подготовить настроеніе здсь.

— Наши и Сальвіати присоединятся къ намъ, но, прежде всего, надо постараться склонить на нашу сторону дядю Джакопо. Съ своимъ богатствомъ, своею смлостью и опытностью, онъ будетъ одной изъ главнйшихъ нашихъ поддержекъ. Когда думаешь ты вернуться въ Римъ?

— Мои дла здсь кончены, я уду сегодня же ночью.

— Такъ идемъ сейчасъ же къ дяд, мы должны узнать его мнніе, прежде чмъ ршаться дйствовать.

Они отправились въ палаццо Джакопо Пацци, чтобы осторожно познакомить его съ своими планами и спросить, приметъ ли онъ участіе въ заговор противъ Медичи.

Джакопо спокойно выслушалъ братьевъ. Когда они кончили, онъ покачалъ головой.

— Вы говорите объ изгнаніи Медичи, которыхъ считаете своими личными врагами,— сказалъ онъ.— Я тоже не имю основаній врить въ ихъ дружбу, тмъ не мене, я нахожу задуманное вами рискованнымъ и безразсуднымъ. Подумайте только, что сверженіе Лоренцо произведетъ государственный переворотъ, послдствій котораго нельзя предвидть.

— Его-то мы и хотимъ,— оживленно заговорилъ Джіованни.— Мы хотимъ вернуть Флоренціи старыя права, дать ей свободу, отнятую тираніей Медичи, а себ почетное мсто, съ котораго прогнали насъ эти завистники.

— Вы разобьете свои головы,— возразилъ Джакопо.— Немыслимо устроить задуманное вами возстаніе въ город, гд населеніе почти все предано роду Медичи.

— Дядя, если намъ удастся привести извн войска, которыя поддержатъ насъ, то мы можемъ разсчитывать на счастливый исходъ,— замтилъ Франческо.— Предоставьте мн позаботиться объ этомъ въ Рим. Жироламо Ріаріо ждетъ только удобнаго случая показать на дл свою ненависть къ Лоренцо. Онъ сообщилъ уже мн по секрету, что святой папа сочувствуетъ этому плану.

— Святой папа?— недоврчиво переспросилъ Джакопо.— Я не могу поврить, чтобы онъ одобрялъ это. Ріаріо, наврное, обманулъ тебя.

— А если я добуду вамъ доказательства того, что папа тоже желаетъ сверженія Медичи, ршитесь вы тогда примкнуть къ нашему предпріятію?

Джакопо подумалъ нсколько минутъ.

— Добудь мн доказательства,— сказалъ онъ, наконецъ,— и возвращайся спросить меня, если теб это удастся. Разсудокъ и опытность возстаютъ протъ этого, но ршеніе мое зависитъ отъ желанія и приказанія святйшаго папы.

——

Въ Рим, какъ и докладывали посланники Лоренцо, настроеніе было не очень благопріятно для Медичи. Ненависть папы къ Лоренцо поддерживали, главнымъ образомъ, его родственники, Ріаріо, корыстныя цли которыхъ клонились къ лишенію Медичи ихъ могущественнаго и блестящаго положенія.

Владніе дарованными дядей помстьями казалось графу Жироламо непрочнымъ, пока Лоренцо стоитъ во глав республики могущественной Тосканы. Имола, также какъ и Фаэнца, принадлежали прежде Манфреди, у которыхъ Галеацо Сфорца отнялъ первый городъ. Таддео Манфреди, содержавшійся въ заключеніи въ Милан, былъ освобожденъ со смертью герцога и разсчитывалъ на помощь Лоренцо, чтобы вернуть свои владнія.

Франческо Сальвіати, признанный, наконецъ, пизанскимъ епископомъ, сочувствовалъ желаніямъ Ріаріо произвести общій переворотъ, во время котораго можно было изгнать Медичи. Единственное затрудненіе состояло въ томъ, какъ устроить подобный переворотъ, такъ какъ при любви народа къ Медичи и множеств приверженцевъ нельзя было разсчитывать на народное возстаніе.

Нсколько недль спустя посл возвращенія Франческо Пацци изъ Флоренціи въ Римъ, въ роскошномъ дворц Жироламо Ріаріо сидло нсколько мужчинъ за горячею бесдой: самъ хозяинъ, пріхавшій изъ Пизы Франческо Сальвіати и кондотьери изъ Абруцовъ, Жіанъ Батиста да-Монтесекко.

Жироламо Ріаріо только что долго и убдительно говорилъ съ послднимъ, теперь онъ вскочилъ съ мста и въ волненіи прошелся по комнат.

— И гд это Франческо Пацци?— воскликнулъ онъ.— Я говорилъ вамъ, Сальвіати, что онъ хотлъ сегодня придти во мн. Онъ, къ моему удовольствію, измнилъ свои взгляды и съуметъ убдить тебя, Жіанъ Батиста, что твои опасенія лишены всякаго основанія.

Монтесекко хотлъ отвтить что-то, появленіе Франческо помшало ему. Ріаріо быстро направился ему на встрчу.

— А, наконецъ!— воскликнулъ онъ съ торжествомъ.— Я не сомнвался въ томъ, что вы не измните своему слову, но мы съ нетерпніемъ ожидали вашего прихода, чтобы выслушать ваши совты и взгляды относительно интересующаго насъ предпріятія.

Франческо, на лиц котораго остались глубокіе слды потрясеній и борьбы послднихъ недль, поздоровался съ присутствующими и занялъ мсто между архіепископомъ и кондотьери.

— Я готовъ, графъ Ріаріо, оказать вамъ услуги въ дл, такъ близко касающемся вашихъ выгодъ, такъ же какъ и большинства нашихъ друзей. Я Вашъ теперь и навсегда. Не сомнвайтесь въ томъ, что я сдержу данное слово.

Жироламо Ріаріо одобрительно кивнулъ головой.

— Слдовательно, мы съ вами согласны, спрашивается только, какъ врне и легче привести въ исполненіе нашъ планъ?— задумчиво отвтилъ онъ.— Государственный переворотъ во Флоренція необходимъ для насъ всхъ, я убжденъ, что и между самыми гражданами найдется множество недовольныхъ правленіемъ Медичи, желающихъ изгнать Лоренцо со всмъ его родомъ.

Франческо Пацци вскочилъ съ мста.

— Что вы говорите?— воскликнулъ онъ, вспыхивая.— Вы хотите ихъ только изгнать? Нтъ, наше дло будетъ тогда на половину кончено. Они должны умереть!

Столько ненависти и жажды мести было въ словахъ Франческо, что слушатели невольно умолкли на нсколько минутъ, то, что они смутно и неясно видли впереди Франческо безстрашно выговорилъ вслухъ и собравшіеся единомышленники только теперь поняли все значеніе того, что они намревались сдлать.

На лиц Монтесекко выразилось изумленіе и несочувствіе.

— Что вы, синьоръ Пацци!— спокойно сказалъ онъ.— То, что вы ршили, уже не государственный переворотъ, необходимый для общаго блага, а убійство двухъ герцоговъ, имющихъ множество преданныхъ и врныхъ друзей, и это убійство будетъ преступленіемъ.

Ріаріо и Франческо Сальвіати уже овладли собой.

— Синьоръ Франческо правъ,— сказалъ Жироламо.— Разъ мы сознаемъ необходимость устранить Лоренцо, мы не можемъ быть разборчивыми на средства. Весьма возможно, что придется сдлать нападеніе на самую Флоренцію, для этого надо держать наготов войска около границы, чтобы сейчасъ же завладть городомъ. Во Флоренціи есть много родовъ, не уступающихъ Медичи по своему вліянію, я назову только фамиліи нашего почтеннаго архіепископа и нашего друга и союзника Франческо Пацци. Имъ подчинится населеніе, когда увидитъ, что отъ этого зависитъ его благосостояніе.

Кондотьери, повидимому, не былъ еще убжденъ.

— Флоренція — большой и могущественный городъ,— замтилъ онъ,— и сколько я ни разспрашивалъ людей, прізжавшихъ оттуда, вс хвалили прекрасную жизнь подъ управленіемъ Медичи, вс отзывались съ восторгомъ объ Лоренцо и его брат.

— Это говорили, вроятно, льстецы, пользовавшіеся въ его дом открытымъ столомъ или извлекавшіе еще какія-либо выгоды,— сказалъ архіепископъ.— Ты не можешь судить, Жіанъ Батиста, потому что никогда не былъ во Флоренціи. Позжай туда самъ и поразспроси тхъ, кто иного мннія. Ты скоро убдишься, что любовь народа къ Лоренцо не такъ велика, какъ ты воображаешь. Теперь конецъ колебаніямъ. Надо еще сговориться съ тми, кто вступитъ въ нашъ союзъ. Изъ нихъ первый — вашъ дядя, синьоръ Пацци, благородный Джакопо, который совершенно необходимъ для успха нашего предпріятія.

— Мой дядя еще недостаточно убжденъ для того, чтобы безъ размышленій примкнуть къ намъ,— возразилъ Франческо.— Онъ до сихъ поръ колеблется, и надо еще разъ отправиться во Флоренцію и все убдительно изложить ему.

— Онъ согласится,— сказалъ Ріаріо,— и ты увидишь, Жіанъ Батиста, что при союз съ Джакопо Пацци мы не можемъ сомнваться въ успх.

— Я не сталъ бы ничего возражать, если бы дло шло объ открытой битв,— отвтилъ кондотьери.— Я воинъ, привыкшій съ мечомъ въ рук встрчаться съ врагомъ на пол битвы, и не могу примириться съ мыслью, что долженъ, какъ разбойникъ, убить государя, осыпавшаго и меня своими милостями.

— Это, можетъ быть, тяжело теб,— замтилъ графъ Ріаріо,— но ты долженъ помнить, что находишься на моей служб и потому обязанъ исполнять то, что я прикажу теб, не справляясь съ собственными вкусами.

— Я готовъ на все, что можетъ служить къ вашей чести, вашей выгод, — спокойно возразилъ Монтесекко, — но въ такомъ дл, какъ это, играетъ важную роль воля другаго, безъ которой я никогда не соглашусь исполнить подобную вещь: воля святаго папы, вашего и моего повелителя:

— Не безпокойся, Жіанъ Батиста,— сказалъ Сальвіати,— святой папа самъ подтвердитъ теб, что онъ одного мннія съ нами и сочувствуетъ всмъ нашимъ планамъ. Лоренцо оскорбилъ и его, онъ желаетъ удалить Медичи съ мста, которое онъ такъ надменно занимаетъ.

Кондотьери ничего не возразилъ, онъ, какъ и вс его собратья, привыкъ исполнять приказанія тхъ, кто на извстное время нанималъ его на службу и на комъ лежала отвтственность за его поступки.

Посл этого заговорщики перешли къ боле подробному обсужденію своихъ дйствій. Ріаріо и Сальвіати распоряжались такъ самоувренно, какъ будто имъ и не надо было получать согласія высшаго повелителя, онъ такъ часто сдавался на ихъ доводы, что они не сомнвались въ томъ, что онъ и на этотъ разъ поддастся ихъ вліянію. Сикста IV совершенно несправедливо обвиняютъ въ тонъ, что онъ далъ согласіе на убійство братьевъ Медичи. Изъ мелочной злобы онъ не постыдился содйствовать низверженію Медичи, но совсть свою успокоилъ тмъ, что приказалъ во что бы то ни стало пощадить жизнь обоихъ братьевъ.

Ни архіепископъ, ни Жироламо Ріаріо и не думали принимать во вниманіе приказанія папы. Они утшали себя надеждой, что Сикстъ IV проститъ виновныхъ, когда дло будетъ кончено. Они ясно видли, что безъ насилія имъ не достигнуть своей цли.

Франческо Пацци горячо поддерживалъ ихъ. Вмст съ Сальвіати онъ дятельно завязывалъ во Флоренціи сношенія, могущія оказаться полезными для заговора. Его братъ Джіованни и нсколько двоюродныхъ братьевъ сразу примкнули къ заговорщикамъ, которые старались убдить Джакопо Пацци, не поддававшагося до сихъ поръ никакимъ доводамъ. Согласіе папы, лично переданное Франческо дяд, заставило, наконецъ, и его ршиться.

Гюльельмо, зятя Лоренцо, ршено было не посвящать въ планы, Ренато, его младшій братъ, всецло преданный наукамъ, ршительно отказался отъ всякаго участія. Посл обсужденія способа убійства оставалось только условиться относительно мста. Сначала явилось предположеніе пригласить Лоренцо въ Римъ, чтобы тамъ задержать его, но невроятно было, чтобы Джуліано сопровождалъ его, такъ какъ одинъ изъ братьевъ всегда оставался управлять длами, если другой узжалъ изъ Флоренціи. Франческо Пацци дрожалъ при мысли, что Джуліано можетъ ускользнуть отъ его мести, и по его совту принятъ былъ другой планъ, представлявшій больше выгодъ для заговорщиковъ.

Младшій внукъ папы, Рафаэло Сансони, находился въ Пиз въ академіи. Несмотря на молодость,— ему едва минуло семнадцать лтъ,— ему уже былъ пожалованъ Сикстомъ IV кардинальскій санъ и ршено было воспользоваться имъ какъ предлогомъ, чтобы заставить Медичи устроить торжественныя празднества, во время которыхъ явится возможность сразу покончить съ обоими братьями.

Жироламо Ріаріо приказалъ племяннику отправиться во Флоренцію,— представиться Лоренцо въ новомъ сан, самъ онъ остался въ Рим, тогда какъ союзники его должны были одинъ за другимъ собраться на мст исполненія заговора.

XXIII.

Клариса Медичи возобновила посл возвращенія Валеріи Пацци прерванное знакомство съ родственниками. Несмотря на то, что она боязливо избгала сходиться ближе съ сверстницами и всегда держалась очень холодно, дочь Джакопо пользовалась большимъ ея расположеніемъ, чмъ вс остальныя знатныя дамы и двицы, и она охотно проводила съ ней свободные часы. Джакопо Пацци не мшалъ дружественнымъ отношеніямъ дочери съ Медичи, самъ же съ нкоторыхъ поръ держался далеко отъ двора и отговарился спшными длами, когда получалъ приглашенія. Лоренцо догадывался, что старикъ не могъ еще встрчать безъ тайнаго раздраженія Ферранте Саграмора, пользовавшагося, попрежнему, его расположеніемъ и, посл неоднократныхъ посольствъ къ иностраннымъ дворамъ, опять находившагося въ его свит.

Клариса раздляла мнніе мужа и ради Валеріи сожалла о непримиримости Джакопо. Какъ женщина, она желала соединенія любящихъ сердецъ, оставшихся врными посл столькихъ превратностей истекшихъ лтъ.

Валерія, выходя какъ-то изъ церкви Сенъ-Кармина, вспомнила, что общалась въ этотъ день придти къ Кларис. Дорога была длинная, и ей надо было торопиться, чтобы во-время попасть во дворецъ Медичи. Но на этотъ разъ она не могла идти такъ скоро, какъ хотла. На паперти, по обыкновенію, стояла толпа нищихъ, окружившая ее съ громкими просьбами. Дочь богача Пацци славилась своею добротой и щедростью, она носила всегда при себ мшочекъ съ мелкою монетой, которую раздавала нищимъ. Въ этотъ день число просящихъ милостыню оказалось больше ея запаса и Валерія напрасно старалась выбраться изъ окружавшей ее толпы.

Она безпомощно и въ смущеніи оглядлась кругомъ, когда взглядъ ея вдругъ упалъ на высокую мужскую фигуру, переходившую черезъ площадь, это былъ Ферранте Саграмора, тоже направившійся въ церковь.

Страхъ ея вернулся, даже усилился, когда Ферранте, увидвъ затруднительное положеніе молодой двушки, поспшилъ къ ней и, оттолкнувъ ближайшихъ нищихъ, остановился около Валеріи.

— Сойдите съ паперти,— строго приказалъ онъ,— и не приставайте къ синьор, которая, какъ видите, раздала все, что имла. То, что у меня есть съ собой, вы получите, если пойдете своей дорогой.

Ферранте досталъ кошелекъ и высыпалъ въ народъ все заключавшееся въ немъ, въ то время, какъ нищіе бросились подбирать деньги, графу удалось увести Валерію.

Въ первый разъ встртились они посл долгой разлуки, и ни тотъ, ни другая не находили словъ. Ферранте украдкой заглядывалъ въ лицо двушки, сдлавшееся за истекшіе годы’еще красиве и выразительне.

— Валерія!— произнесъ онъ, наконецъ, въ полголоса и имя ея прозвучало какою-то мольбой.

Двушка чувствовала, что должна поблагодарить его за вмшательство.

— Вы шли въ церковь,— начала она, запинаясь,— я помшала вамъ и должна поблагодарить васъ за то, что вы освободили меня.

— Я видлъ, какъ эти нахалы напугали васъ, я счастливъ, что могъ оказать вамъ эту ничтожную услугу… Куда вы желаете идти?— спросилъ онъ посл паузы.

— Клариса Медичи ждетъ меня,— смущенно отвтила Валерія.

— Позвольте мн проводить васъ до дворца, если это не непріятно вамъ?

— Нтъ, я прошу васъ не длать этого.

Глаза двушки какъ бы просили у него прощенія, она понимала, какъ глубоко огорчала его отказомъ.

— Неужели я еще не прощенъ?— спросилъ онъ, грустно улыбаясь.— О, Валерія, вы не знаете сами, какъ вы жестоки!

— Простите мн, графъ Саграмора, что я должна такъ поступать,— прошептала она.

— Только до конца улицы позвольте дойти, — настойчиве просилъ Ферранте.— Я такъ давно не видлъ васъ.

Валерія почувствовала, какъ затрепетало ея сердце, прежнее очарованіе съ новою силой опутывало ее своими стями.

— Оставьте меня, Ферранте,— произнесла она глухимъ голосомъ,— зачмъ вы преслдовали меня?

— Преслдовалъ васъ?— спросилъ онъ въ волненіи.— Васъ нашелъ, хотите вы сказать, вновь нашелъ въ любви, которую когда-то пробудилъ въ вашемъ сердц и которой вы, также какъ и я, не забыли. Идите, Валерія, своею дорогой,— въ моемъ сердц никогда не погаснетъ вра въ васъ и надежда, что вы, попрежнему, любите меня.

Улица кончилась, Валерія не ршалась отвтить, не смла взглянуть на него изъ страха, что ея сіяющіе глаза подтвердятъ его слова. Ферранте тоже сознавалъ, что долженъ овладть собой, медленно идущая пара начала привлекать вниманіе прохожихъ.

— Не отвчайте мн, дорогая моя,— нжно заговорилъ Ферранте,— я не имлъ намренія возстановлять васъ противъ долга. Да и разв нужны между нами слова? Все, что я могу сказать вамъ, будетъ повтореніемъ того, что вы знаете и чего я не могъ скрыть отъ васъ. Но если вы хотите осчастливить меня, подарите мн, какъ въ былыя времена, цвты, которые на вашемъ лиф, чтобы они были мн утшеніемъ и пріятнымъ воспоминаніемъ.

Валерія отшпилила цвты отъ лифа и подала графу Саграмора.

— До свиданія, Ферранте! Да хранить васъ Господь!

— До свиданія, Валерія!

Молодая двушка была рада, что до дворца Медичи оставалось еще довольно большое разстояніе, во время котораго она успетъ побороть вызванное неожиданною встрчей волненіе. На видъ совершенно спокойная, она вошла въ комнату Кларисы, ожидавшей ее уже съ легкимъ нетерпніемъ.

— Здравствуй,— сказала Клариса съ большею сердечностью, чмъ обыкновенно.— Я уже думала, что ты забыла свое общаніе.

Валерія откинула вуаль, закрывавшій ея лицо, и положила на столъ молитвенникъ и четки.

— Я была въ церкви Санъ-Кармина, Клариса, — отвтила она.— Сегодня 18 апрля.

— День смерти Лукреціи Донати!

Клариса вздрогнула, произнося эти слова,— это имя причиняло ей страданіе, несмотря на то, что много лтъ прошло съ той весны, которая, какъ она думала, унесла въ могилу Лукреціи счастье ея жизни.

— Ты была у нея, молилась за нее?

— Я отнесла ей ея любимые цвты, — отвтила Валерія.— Какъ могу я забыть дорогую Лукрецію, бывшую для меня ангеломъ терпнія и доброты?

Въ первый разъ упоминалось между ними имя покойницы, Валерія испугалась своей смлости.

— Она всегда была терплива, добра, это правда,— тихо проговорила Кіариса, не смотря на Валерію.

— И любила тебя, Клариса,— съ жаромъ добавила Валерія,— врь тому, что она любила тебя всмъ сердцемъ.

По красивому, холодному лицу молодой женщины пробжала тнь.

— Я врила прежде, но потомъ вдругъ не могла больше врить,— произнесла она какъ бы про себя.

— Клариса!

— Она должна бы ненавидть меня, если бы не была лицемрна,— продолжала Клариса.

Валерія ласково взяла ее за руку.

— Неужели ты не можешь избавиться отъ черныхъ мыслей, такъ долго терзающихъ тебя?— нжно спросила она.— Не можешь ты разв поврить въ чистоту сердца, длающагося тмъ самоотверженне, чмъ ближе чувствуетъ приближеніе смерти? Лукреція не могла ненавидть тебя, она не знала злобы. Разв не говорили теб, что она сама убждала Лоренцо подчиниться вол родителей, что она просила его за тебя, чужую, незнакомую?

Гордая дочь Орсини отвернулась.

— А его надо было просить за меня?— прошептала она.

— О, дорогая Клариса, не увеличивай сама муки, заключающейся для тебя въ томъ, что ты узнала. Твой свтлый умъ, наврное, давно призналъ, что то, что ты считала преступленіемъ со стороны любимыхъ тобою людей, есть не боле, какъ стеченіе несчастныхъ обстоятельствъ, твое благородное сердце простило ихъ, но изъ гордости ты не хочешь сознаться въ этомъ и предпочитаешь страдать, тогда какъ ты могла бы осчастливить и быть счастливой.

— Онъ не повритъ моей любви посл того, какъ я сказала, что она погасла навсегда,— сказала Клариса, почему-то спокойне обыкновеннаго выслушавшая смлыя замчанія Валеріи.

— Онъ поврилъ бы, если бы ты ршилась сознаться, что твои слова были заблужденіемъ твоего оскорбленнаго сердца.

Клариса поднялась въ волненіи.

— Я не въ силахъ этого сдлать. Я не могу просить милостыню тамъ, гд имю право требовать.

— Разв истинная любовь разсуждаетъ такъ, Клариса? Разв не вознаграждаетъ она себя щедрыми дарами, не допуская отплаты? Я уврена, что ты любишь меня,— вотъ высшее, что мы можемъ сказать другому. Какъ можешь ты размрить, чья чаша перевшиваетъ, твоя или его, если ты вришь въ него?

Клариса остановилась передъ Валеріей и провела рукой по ея лбу.

— Ты больше моего думала обо всемъ этомъ,— сказала она, быстро мняя разговоръ,— а, между тмъ, ты также не получила награды за твою глубокую и самоотверженную любовь.

Щеки двушки покрылись легкимъ румянцемъ, когда она вспомнила о счастливой встрч.

— Я не должна роптать, Клариса, за то, что судьба не исполнила моихъ желаній, они были гршны, хотя я и не знала, и не желала этого. Теперь же меня связываетъ слово, данное отцу.

— Неужели онъ не сжалится? Какъ искренно я радовалась бы тогда за тебя и Ферранте Саграмора!

— Я не могу начать теперь объ этомъ разговоръ,— возразила Валерія.— Отецъ такъ серьезенъ, такъ молчаливъ съ нкоторыхъ поръ. Онъ приводить въ порядокъ свои денежныя дла, хотя я не вижу для этого повода, такъ какъ здоровье его, слава Богу, прекрасно.

Валерія взяла вуаль, чтобы закутаться въ него.

— Прости, что я такъ рано ухожу,— прибавила она, подавая руку жен Лоренцо.— Отецъ любить, чтобы я сама приготовляла ему вечернее питье и я всегда возвращаюсь къ этому времени домой.

Клариса не стала удерживать ее. Она посл ухода Валеріи задумчиво подошла къ окну и начала смотрть въ садъ, опять стоявшій въ полномъ цвту, какъ давно… давно.

Она видла себя молодой, только что вышедшей замужъ, тоскливо бродившей подъ этими благоухающими деревьями, пока, наконецъ, не нашла дороги къ тому мсту, гд ея наболвшее сердце услышало утшенія изъ устъ незнакомой прелестной двушки, къ которой привелъ ее случай.

И т же деревья осыпали ее цвтами, когда она возвращалась отъ нея въ послдній разъ съ гнвомъ и возмущеніемъ въ душ. Она думала тогда, что страданія ея такъ велики, что сердце уже не въ состояніи испытывать счастья, могущаго представиться въ будущемъ, теперь же въ ней поднималось упорно подавляемое чувство безпредльнаго сожалнія о прошлыхъ годахъ, о потерянномъ счасть. Валерія затронула въ ней струну, которая не хотла умолкнуть. Какъ часто разсудокъ и пріобртенный опытъ шептали ей, что она была несправедлива къ мужу и подруг, что она могла привлечь къ себ сердце Лоренцо, если бы, поборовъ чувство ревности, постаралась излечить скрываемое имъ горе, что изъ благодарности возникла бы любовь, которой она желала и которая пустила бы еще боле глубокіе корни, потому что основывалась бы на уваженіи и преклоненіи передъ великодушіемъ жены.

Но желалъ ли Лоренцо примиренія, къ которому онъ не сдлалъ больше ни одного шага? Кто могъ бы отвтить ей на это? Онъ былъ во всхъ отношеніяхъ внимательный, предупредительный мужъ, строго слдившій за тмъ, чтобы его жен воздавали вс подобающія ей почести, онъ часто уступалъ ея желаніямъ, даже если они расходились съ его желаніями, но, поглощенный неустанною дятельностью, онъ, повидимому, не ощущалъ лишенія въ томъ, чего такъ недоставало ей. Клариса вытянула руки, точно хватаясь за что-то ускользающее. Ей вдругъ представилось, будто стны надвигаются на нее, она выбжала въ сосднюю комнату и приказала служанк подать одться.

— Прикажете, синьора, сопровождать васъ?— спросила горничная, когда Клариса собралась идти.

— Нтъ, нтъ, я скоро вернусь, я иду въ церковь.

Она спустила вуаль и направилась по лстниц внизъ. Колокола благовстили къ вечерни, когда она вышла на улицу. Куда она шла? Вонъ заблестлъ передъ ней куполъ Санта-Маріи, она прошла мимо, торопясь впередъ, впередъ, пока не достигла моста, ведущаго черезъ Арно въ другую часть города.

Тамъ находилась старинная, основанная въ 1268 году церковь Санъ-Кармина, въ ней имли Донати фамильный склепъ, въ которомъ была похоронена Лукреція, и, увидвъ впереди срую каменную ограду, Клариса знала, чего хотла. Ни разу еще нога ея не переступала порога этой церкви, теперь ее влекла какая-то сила къ тому мсту, гд, говорило ей смутное предчувствіе, она получить утшеніе, такъ часто приходившее ей отъ покойницы.

Съ опущенною головой вошла Клариса въ церковь, въ правомъ придл которой должна была находиться могила. Церковь была почти пуста, въ отдаленномъ углу стояло на колняхъ нсколько старухъ, да церковный служитель вставлялъ новыя свчи на главномъ алтар. Клариса могла не спрашивать, куда ей идти,— сильный запахъ свжихъ цвтовъ указывалъ ей путь, груда цвтовъ почти закрывала блое мраморное ложе, на которомъ лежала спящая фигура молодой красивой женщины.

Клариса прижала об руки къ высоко поднимающейся груди, стараясь подавить душившее ее рыданіе.

Это была Лукреція, такая, какою она видла ее въ послдній разъ, когда она лежала засыпанная цвтами и окруженная горящими свчами, придававшими ея блдному лицу обманчивое впечатлніе жизни, точь-въ-точь, какъ падавшій въ эту минуту свтъ сквозь пестрыя стекла. Клариса не могла отвести глазъ. Первоклассный художникъ долженъ былъ создать эту фигуру, въ совершенныя формы которой онъ какъ бы вдохнулъ душу усопшей. Ей казалось, будто уснувшая Лукреція откроетъ сейчасъ свои большіе, добрые глаза, протянетъ сложенныя на груди руки, чтобы обнять съ прежнею любовью наконецъ-то возвратившуюся къ ней.

Клариса наклонилась къ ея лицу, слезы, душившія ее, потекли на холодный мраморъ, и вмст съ ними она чувствовала, какъ таяла ледяная кора на ея сердц, какъ спадала завса съ ея глазъ, упорно закрывавшая ея собственное счастье.

— Лукреція,— шептала она,— ты была лучше меня,— прости, прости мн! Ты любила его боле чистою любовью, чмъ я. Ты умла отречься безъ горечи и ненависти, ты умла благодтельствовать тхъ, кто отнялъ у тебя счастье, ты любила, наконецъ, ту, которую должна была бы ненавидть… на такое великодушіе никто не способенъ, кром тебя.

Клариса опустилась на колни передъ памятникомъ и прижала губы къ рук мраморной фигуры.

— Помоги мн, Лукреція, ангелъ хранитель мой, святая, найти путь, который я сама закрыла себ, путь къ его сердцу!

Вечерній сумракъ въ слабо освщенной церкви становился гуще. Клариса не замчала этого, она вздрогнула, услышавъ за собой тихіе шаги и голосъ обратившагося къ ней церковнаго служителя.

— Синьора, — почтительно сказалъ онъ, — я долженъ напомнить вамъ, что съ заходомъ солнца церковь запирается. Не можете ли вы окончить вашу молитву?

Клариса нершительно поднялась съ колнъ,— ей казалось немыслимымъ такъ скоро уйти отсюда.

Служитель замтилъ ея колебанія.

— Вы, вроятно, сестра прекрасной двушки, покоющейся здсь. Впрочемъ, многіе приходятъ только взглянуть на памятникъ, такъ чудесно сдланный художникомъ Донателли, что, кажется, вотъ., вотъ мраморная красавица встанетъ съ своего ложа и подойдетъ къ намъ.

Служитель проводилъ до паперти незнакомую постительницу, въ которой онъ угадывалъ знатную даму. Клариса опустила въ его руку нсколько золотыхъ.

— Я приду опять,— сказала она,— Покойница была моею любимою подругой. Видъ ея статуи взволновалъ меня, я въ первый разъ вижу памятникъ.

— А, между тмъ, онъ поставленъ черезъ годъ посл ея смерти,— отвтилъ служитель, сдлавшійся сообщительне посл щедраго подарка.— Говорили тогда, что художникъ сдлалъ его по заказу родныхъ, но всмъ извстно, что у Донати нтъ средствъ на такой памятникъ. Поэтому говорятъ, и это самое правдоподобное, нашъ свтлйшій Лоренно заказалъ его, такъ какъ онъ часто приходилъ въ то время смотрть на работу.

Клариса подозрвала это прежде, чмъ услышала подтвержденіе служителя, но это не причинило ей мучительнаго чувства, въ ея душу снизошелъ покой и злыя думы, преслдовавшія ее такъ долго, не имли больше надъ ней власти.

Клариса скорымъ шагомъ направилась домой, смющіеся голоса дтей остановили ее, когда она проходила мимо дтской, нянька укладывала ихъ спать. Клариса повернула въ дтскую, чтобы прочесть съ дтьми вечернюю молитву, она еще стояла, наклонившись надъ маленькимъ Пьетро, старшимъ сыномъ, когда въ комнату, по обыкновенію, зашелъ мужъ проститься съ дтьми.

Служанки удалились, Лоренцо подошелъ къ кроваткамъ дтей, цлуя ихъ и лаская, потомъ обратился къ жен, не измнившей своей позы.

— Вы ходили сегодня безъ провожатой въ вечерн,— сказалъ онъ.— Не длайте больше этого, Клариса. Васъ могутъ испугать дорогой или оскорбить и я буду безпокоиться, если вы часто будете повторять подобныя вечернія прогулки.

— Мн хотлось идти сегодня одной,— спокойно отвтила Блариса.— Я была въ Санъ-Кармин на могил Лукреціи.

Она удивилась, что такъ спокойно произнесла эту фразу. Лоренцо изумленно взглянулъ на жену. Но затмъ выраженіе лица его мгновенно измнилось, въ голов его мелькнула непріятно поразившая его мысль.

— Вы, вроятно, хотли видть памятникъ, поставленный Донателли на ея могил?— холодно спросилъ онъ.

— Я не знала о его существованіи, но желала бы сію минуту поблагодарить художника, сохранившаго ея образъ въ такомъ совершенств.

— Даже и въ томъ случа, если узнаете, что онъ исполнилъ его по моему заказу?— возразилъ Лоренцо.— Я не хотлъ бы, чтобы вы раскаялись въ вашей благодарности.

— Даже и въ этомъ случа, такъ какъ я понимаю васъ…

Взоръ его опять съ изумленіемъ остановился на лиц Кларисы, сдлавшемся гораздо красиве отъ рдкаго на немъ ласковаго выраженія. Что случилось съ ней, измнившее такъ ея настроеніе, что сіяетъ въ ея глазахъ, напоминая прошлые дни, когда она съ фобкою преданностью добивалась его любви?

Лоренцо взялъ руку Кларисы и поднесъ ее къ губамъ.

— Да благословитъ васъ Господь за ваши слова,— мягко произнесъ онъ.

Клариса покраснла, застнчиво отнимая у него руку, онъ ни слова не произнесъ больше, но Клариса чувствовала, что онъ понялъ ее.

За ужиномъ, соединившимъ всю семью Медичи, супруги встртились опять, Клариса, по обыкновенію, принимала мало участія въ разговор, но глаза ея часто останавливались на Лоренцо, необыкновенно оживленномъ и разговорчивомъ въ тотъ день.

— Намъ предстоитъ въ скоромъ времени пріятное развлеченіе,— обратился онъ въ конц ужина къ Кларис.— Внукъ святаго папы, младшій изъ нашихъ кардиналовъ, Рафаэло Сансони собирается постить насъ. Онъ детъ изъ Пизы и хочетъ повеселиться нсколько дней въ нашей прекрасной столиц, прежде чмъ отправиться въ Римъ. Я думаю, вы рады этому, Клариса, такъ какъ въ послднее время ведете слишкомъ однообразную жизнь. Я вмст съ Джуліано придумаю нкоторыя празднества, частью здсь, частью въ Кореджи, которыя дадутъ его преосвяществу понятіе о нашемъ гостепріимств.

— Я рада этому, какъ всему, что доставляетъ вамъ удовольствіе,— возразила Клариса.— Но если я не ошибаюсь, юный кардиналъ — племянникъ графа Ріаріо, такъ часто старавшагося повредить вамъ.

— Это ничего не значитъ,— возразилъ Лоренцо.— Я помшалъ желаніямъ Ріаріо расширить его владнія такъ близко отъ насъ и онъ мститъ мн за это. Черезъ нсколько мсяцевъ онъ самъ прідетъ сюда переговорить со мною о владніяхъ тяжело заболвшаго Карла Манфреди изъ Фаэнцы. Я думаю, что при личномъ знакомств мы сойдемся относительно всхъ бывшихъ между нами несогласій.

— Франческо Сальвіати, я слышалъ, сопровождаетъ его,— замтилъ Джуліано.

— Да, архіепископъ находитъ, повидимому, неудобнымъ давать намъ дольше чувствовать свой гнвъ,— сказалъ Лоренцо,— и здсь дло идетъ о заключеніи мира. Дай Богъ намъ такъ же легко справляться со всми противниками.

XXIV.

Участники заговора противъ Лоренцо и его брата собрались во Флоренціи. Медлить было нельзя, вс мельчайшія приготовленія были кончены и заговорщикамъ грозила опасность, какъ бы при дальнйшемъ замедленіи извстіе объ ихъ тайныхъ намреніяхъ не дошло до Медичи.

Архіепископъ Франческо Сальвіати съ самаго начала заговора привлекъ на свою сторону живущихъ во Флоренціи братьевъ и другихъ родственниковъ. Къ нимъ примкнуло, кром Пацци, множество личныхъ враговъ Медичи и различные искатели приключеній, ожидающіе выгодъ отъ перемны правленія. Къ послднимъ принадлежалъ Наполеонъ Франчези, изъ извстной семьи заговорщиковъ, Бернардо Бандини, вслдствіе разстроенныхъ обстоятельствъ, готовый съ радостью воспользоваться удобнымъ случаемъ исправить ихъ на служб боле сильнаго. Немного лучшіе мотивы побуждали священника Антоніо Маффеи изъ Вольтеры. Онъ не могъ забыть бдствія роднаго города, гибель котораго приписывалъ Лоренцо, въ Медичи онъ преслдовалъ принципъ тираніи, угнетающей слабыхъ.

Во второй половин апрля семнадцатилтній кардиналъ прибылъ во Флоренцію, гд для него была приготовлена роскошная вилла Пацци. Отъ юноши скрывали заговоръ, не довряя, вроятно, его умнью владть собою передъ братьями, гостепріимствомъ которыхъ онъ намревался воспользоваться. Блестящій пріемъ ожидалъ его у Медичи. Лоренцо, зная, какъ относятся къ нему Сикстъ и Ріаріо, не пожаллъ средствъ, чтобы почтить юнаго внука папы всевозможными знаками вниманія, ему хотлось возстановить хорошія отношенія съ папою, и Рафаэло Сансони могъ оказать ему въ этомъ помощь.

Никогда прежде сношенія съ виллой Пацци не были такъ дружественны, какъ теперь. Кардиналъ искренно восхищался благородствомъ, умомъ, широкимъ образованіемъ и привлекательностью Лоренцо, который въ свою очередь сразу почувствовалъ расположеніе къ юнош и старался доставить ему всевозможныя развлеченія. Такъ приближалось 26 апрля, назначенное заговорщиками для исполненія ихъ злаго умысла. Наканун большаго торжества, устраиваемаго братьями Медичи въ честь кардинала, Лоренцо пригласилъ большое общество въ свою загородную виллу, окруженную садами и цвтущими полями. Гостепріимство Лоренцо было такъ безгранично, что не исключало никого отъ участія въ празднеств и, слдовательно, здсь собралась часть заговорщиковъ, которымъ предательскіе замыслы не мшали пріятно проводить время. На балкон, выходившемъ въ громадный садъ, стоялъ хозяинъ съ гостемъ, любовавшимся чуднымъ видомъ. Въ кругу гостей недалеко отъ Лоренцо занялъ мсто кондотьери Монтесекко, которому предстояла на слдующій день такая роковая роль. Онъ въ тайн раздлялъ восхищеніе кардинала юнымъ правителемъ республики и старался не проронить ни одного слова.

— Какъ должны вы быть счастливы, свтлйшій Лоренцо!— съ жаромъ воскликнулъ молодой кардиналъ.

Лоренцо улыбнулся.

— Что привело ваше преосвященство къ такому неожиданному заключенію?— спросилъ онъ.— Я человкъ, которому поровну отпущено счастья и горя, какъ и всмъ смертнымъ, и не желаю никакихъ преимуществъ передъ многочисленною толпой, окружающей меня.

— Я самъ не знаю, отчего вы кажетесь мн достойнымъ зависти,— задумчиво возразилъ юноша,— можетъ быть, потому, что я чувствую себя счастливымъ около васъ, я думаю, что мн передается то, чмъ вы, хотя вы это и отрицаете, надлены выше всхъ остальныхъ. Посмотрите на эту картину, разстилающуюся передъ нашими глазами, на благословенный край, правителемъ котораго вы избраны, и на всхъ тхъ, кто обязанъ повиноваться вамъ,— они любятъ васъ, какъ я безпрестанно имю случай убдиться. Вы можете осуществлять мечты, зарождающіяся въ вашей голов, оставляя слдующимъ поколніямъ вчныя доказательства вашей творческой силы. Разв не счастье быть такимъ государемъ, какъ вы, въ сравненіи съ нами, несчастными, руки которыхъ связаны въ тсномъ круг дятельности, указанномъ намъ?

Лицо Лоренцо сдлалось серьезне прежняго.

— Вы говорите, ваше преосвященство, только о радостяхъ, доставляемыхъ мн властью, и я не отрицаю ихъ значенія. Но рука объ руку съ радостями, даже часто перевшивая ихъ, идутъ тяжелыя заботы, возложенныя судьбою на наши плечи, вмст съ бременемъ правленія. Радости мы можемъ длить съ другими и они увеличиваются оттого, что мы доставляемъ удовольствіе многимъ, заботы же остаются при насъ, также какъ и горе, которыя длятся на половину и совсмъ не понимаются нашими близкими.

Юный кардиналъ недоврчиво взглянулъ на Лоренцо.

— Не всякій правитель относится такъ строго къ своимъ заботамъ, какъ ваша свтлость,— возразилъ онъ.— Васъ окружаютъ. опытные мужи, отличные совтники, которые помогаютъ вамъ исполнять ваши обязанности.

— Если глава государства хочетъ получить безграничное уваженіе, которое одно надолго привязываетъ любовь народа къ повелителю, то онъ не долженъ предоставлять другимъ труды и заботы правленія, чтобы самому накоплять сокровища и думать объ удовольствіяхъ. Государство не принадлежитъ государю, онъ управитель довренныхъ ему владній, и высшая награда заключается для него въ томъ, что онъ можетъ осчастливливать тхъ, чья судьба вложена въ его руки. Если ему дано богатство, то онъ долженъ длить его съ народомъ, уменьшать нужду, умножать ввренный ему талантъ, чтобы отдать отчетъ Царю царей, какъ онъ поступилъ съ нимъ.

Для юнаго сановника церкви разговоръ былъ слишкомъ серьезенъ, онъ склоненъ былъ въ душ не такъ строго относиться къ обязанностямъ правителя и доказалъ своею послдующею жизнью, что подобный взглядъ на высокій санъ противорчилъ его понятіямъ.

Лоренцо замтилъ, что гость не понимаетъ его, и искусно перевелъ разговоръ на боле легкую тему, втянувъ въ него присутствующихъ художниковъ и поэтовъ, и скоро послышался веселый смхъ кардинала надъ остротами окружающихъ. Онъ самъ принялъ горячее участіе въ завязавшемся оживленномъ спор и не замчалъ, что Монтесекко не сводилъ съ него глазъ, сожаля о томъ, что оборвался предъидущій разговоръ.

Бурныя мысли проносились въ душ кондотьери. Что за государь! Что за человкъ! Онъ чувствовалъ себя какъ бы подавленнымъ могучею личностью того, на кого онъ долженъ былъ завтра поднять руку. Восторгъ и уваженіе брали въ немъ верхъ и въ душу его закрадывалось глубокое сожалніе. Въ первый разъ въ жизни раскаивался онъ во взятомъ на себя порученіи.

Какъ кондотьери на чужой служб, онъ привыкъ идти туда, куда его посылали, и не разсуждать о послдствіяхъ дяній, за которыя юнъ не былъ отвтственъ. Онъ былъ простой и необразованный человкъ, думавшій, что исполняетъ долгъ воина, длая то, что ему приказываютъ его повелители, и на слдующій день,— такъ было ршено заговорщиками,— онъ долженъ былъ убить того, за чьимъ столомъ онъ былъ это время ежедневнымъ гостемъ.

Высокая фигура Лоренцо, окруженнаго толпой придворныхъ рыцарей, стояла теперь передъ нимъ, залитая лучами заходящаго солнца. Такъ будетъ онъ стоять и завтра съ умными, полными огня и жизни глазами, съ радушнымъ выраженіемъ лица, когда ударъ убійцы прекратитъ звуки его голоса, перебьетъ блестящій потокъ рчи и біеніе сердца, увлекающагося всмъ благороднымъ и высокимъ.

Сквозь ряды гостей къ нему приблизился Франческо Пацци, скрывавшій свою ненависть подъ доброю улыбкой.

— Что вамъ угодно отъ меня, синьоръ Франческо?— спросилъ Монтесекко, недовольный его появленіемъ, напомнившимъ ему объ ужасномъ дяніи завтрашняго дня.

— Вы не видали Джуліано Медичи? Я тщетно ищу его,— прошепталъ Франческо Пацци на ухо соумышленника.

— Я слышалъ еще вчера, что онъ заболлъ,— отвтилъ кондотьери,— я тоже не видалъ его здсь.

— Надо узнать, почему его нтъ,— сказалъ Франческо, направляясь къ ближе стоявшимъ къ Лоренцо гостямъ.

Прислуживающіе пажи разносили въ серебряныхъ кувшинахъ искристое вино, поддерживавшее оживленіе общей бесды. Франческо шепнулъ епископу на ухо нсколько словъ, на которые тотъ утвердительно кивнулъ головой и обратился съ вопросомъ къ Лоренцо.

— Вы спрашиваете о брат,— сказалъ стоявшій невдалек Лоренцо.— Къ сожалнію, я долженъ сообщить вамъ, что онъ не оправился еще отъ своего нездоровья. Мн жаль, что его нтъ съ нами сегодня.

— Но завтра мы увидимъ его на вашемъ праздник,— возразилъ архіепископъ.— Жаль будетъ, если болзнь лишить насъ его и на этотъ разъ.

— Я боюсь, что онъ и завтра не будетъ. Онъ увряетъ, что не можетъ перенести неумренности роскошнаго обда, какъ онъ отзывается о моемъ скромномъ стол, а я не хочу настаивать, разъ онъ считаетъ это для себя вреднымъ. Но у обдни въ Santa Maria del Fiori, которую ваше преосвященство хотли постить, онъ будетъ.

Участники заговора не смли взглянуть другъ на друга, болзнь Джуліано была для нихъ непріятною неожиданностью. Было твердо ршено одновременно избавиться отъ обоихъ братьевъ, если же Джуліано не явится на обдъ, во время котораго предполагалось убить ихъ обоихъ, то цль будетъ достигнута только на половину: владычество Медичи могло утвердиться вновь.

Необходимо было быстрое измненіе плана, и заговорщики ршили въ ту же ночь собраться во дворц Пацци для вторичнаго совщанія, когда и гд привести въ исполненіе убійство.

XXV.

Джакопо Пацци отказался подъ предлогомъ важныхъ длъ отъ приглашенія Лоренцо какъ на этотъ, такъ и на слдующій день. Ему непріятно было пользоваться гостепріимствомъ человка, врагомъ котораго онъ скоро выступитъ. Кром того, онъ не умлъ такъ хорошо притворяться и скрывать свои чувства, какъ остальные. Онъ одинъ, пожалуй, сознавалъ затрудненія и опасности смлаго предпріятія, и, зная, какая судьба ожидала его, если покушеніе не удастся, длалъ приготовленія на всякій случай. Онъ привелъ въ порядокъ свои дла и покончилъ вс разсчеты. Мысль о дочери не давала ему покоя. Что будетъ съ Валеріей, если онъ погибнетъ, какъ спасти ее отъ страшной, ужасной судьбы, готовящейся ничего не подозрвающей двушк?

Въ комнату вошла Валерія съ кубкомъ ароматическаго вина, которое отецъ любилъ выпивать вечеромъ. Сердце Джакопо болзненно сжалось. Гибель, которая можетъ постигнуть его, повлечетъ за собою несчастіе дочери. Недостаточно было наказаніе одного виновнаго,— та же участь ожидала всю его родню. Лишенная средствъ и изгнанная двушка, которую онъ оберегалъ отъ малйшаго горя, вынуждена будетъ переселиться въ чужіе края и не найдется ни одного человка, который взялъ бы ее подъ свою защиту.

Валерія поставила кубокъ на столъ передъ отцомъ, сумрачный видъ старика не ускользнулъ отъ нея.

— Вы, по обыкновенію, завалены работой,— нжно замтила она.— Пора кончать и хоть вечеръ посвятить отдыху.

— Я кончилъ, Валерія,— отвтилъ Джакопо Пацци, собирая разложенныя передъ нимъ бумаги.— Я думаю, что привелъ въ извстность все, что имю.

Валерія остановилась около кресла отца и оперлась рукою на спинку.

— Работа, занимавшая васъ послднія недли, повидимому, разстроила васъ,— робко замтила она.— Вы говорили недавно, что длаете проврку вашему имуществу, разв вы потерпли убытки, вынудившія васъ къ этому?

— Нтъ, дитя мое, я богаче, чмъ когда-либо.

— Зачмъ же тратите вы такъ много времени на приведеніе въ порядокъ вашихъ длъ?

Старикъ посмотрлъ на дочь долгимъ, пристальнымъ взглядомъ.

— Дитя мое, въ томъ возраст, какого достигъ я, надо всегда имть дла въ порядк, такъ какъ мы не можемъ знать, когда Богу угодно будетъ призвать насъ къ себ.

— О, дорогой отецъ, вы еще сильны и бодры, какъ можете вы предаваться такимъ мрачнымъ мыслямъ?

— Смерть можетъ поразить насъ, когда мы мене всего думаемъ о ней, Валерія. Неизвстность не должна страшить насъ, мы должны заботиться только о томъ, чтобы жизнь наша кончилась жирно и честно.

Валерія прильнула головой къ плечу отца.

— Ваша жизнь полна славы и чести, какъ можете вы сомнваться, что и конецъ ея,— надолго, долго отсрочь его Господь!— будетъ мирный и вызоветъ всеобщія сожалнія?

— Я часто лежу по ночамъ безъ сна,— продолжалъ отецъ, уклоняясь отъ ея вопроса,— и мн приходятъ въ голову разныя мысли, и хорошія, и дурныя. Я спрашиваю себя, всегда ли я поступалъ такъ, какъ слдуетъ? Я думалъ и о теб, Валерія… для меня было бы утшеніемъ, если бы я зналъ, что оставлю тебя подъ защитой человка, который будетъ любить мое сокровище, какъ я его любилъ.

Валерія покраснла.

— Богу не угодно было этого, отецъ. Я осталась съ вами, чтобы жить для васъ, заботясь о вашемъ спокойствіи и счастіи.

— Мое дорогое дитя, ты научилась довольствоваться немногимъ, связавъ свою цвтущую молодость со старостью, и исполняла твой долгъ, пока это не исцлило твоего горя. Я никогда не сталъ бы принуждать тебя отдать твою руку другому, теперь же мн кажется, что теб не слдовало отвергать вс представлявшіеся теб случаи счастливо устроить свою судьбу.

— Не сокрушайтесь объ этомъ, дорогой отецъ. Вы не хотли, чтобы я была женой человка, который не былъ свободенъ, и я признаю, что вы были правы. Но разъ я отказалась отъ него, я не могу допустить возможности принадлежать другому.

— Я возставалъ тогда противъ твоего брака съ этимъ иностранцемъ, который могъ сдлаться твоимъ мужемъ только съ разршенія церкви, и отказался отъ предложенія Лоренцо ходатайствовать за него передъ святымъ папой. Теперь же я часто задаю себ вопросъ, хорошо ли я поступилъ, не виноватъ ли я передъ тобой?

Дыханіе Валеріи замерло, когда она отвтила:

— Онъ свободенъ теперь, отецъ.

— Я знаю, Валерія. Лоренцо сообщилъ мн объ этомъ.

Валерія не ршилась спросить, что отвтилъ отецъ на это извстіе, также какъ она не врила, чтобы онъ могъ измнить свой взглядъ относительно этого вопроса. Что заставило его вспомнить объ этомъ дл? Никогда еще она не видала его въ такомъ настроеніи, Валерія со страхомъ взглянула на отца.

— Ты говорила съ нимъ посл того, какъ мы вернулись?— спросилъ Джакопо Пацци.

— Я встртила его разъ, выходя изъ церкви, и сказала съ нимъ нсколько словъ.

Отецъ хотлъ что-то отвтить, но появленіе племянника Франческо, безъ доклада вбжавшаго въ комнату, помшало ему. Джакопо съ перваго взгляда понялъ, что какое-нибудь важное обстоятельство привело Франческо, онъ быстро поднялся и, поцловавъ дочь, сдлалъ ей знакъ оставить его одного съ племянникомъ.

— Ты зачмъ? Что случилось?— съ безпокойствомъ спросилъ онъ.

— Я пришелъ сообщить вамъ, дядя, что сегодня ночью будетъ важное совщаніе въ вашемъ дом. Какъ только стемнетъ, я и вс наши придемъ сюда. Я незамтно убжалъ съ праздника Лоренцо и спшу извстить еще кое-кого изъ друзей.

— Хорошо, приходите не очень рано, чтобы женщины въ дом ничего не замтили. Дверь въ садъ будетъ открыта, я жду васъ.

——

Глубокая ночь царила надъ дворцомъ, когда заговорщики собрались къ Джакопо Пацци, къ которому вернулись его обычное спокойствіе и самообладаніе, съ нимъ было то же, что съ кондотьери Монтесекко, который, вовлеченный въ заговоръ противъ своего убжденія, чувствовалъ себя связаннымъ словомъ участвовать въ возстаніи противъ Медичи.

Молча заняли гости мста вокругъ поставленнаго среди залы стола, архіепископъ Сальвіати открылъ засданіе.

— Явилась необходимость, благородные друзья, — началъ онъ,— потолковать еще разъ о томъ, какъ успшне исполнить единодушно задуманное нами дло спасенія государства. Мы ршили, что владычество Медичи должно пасть, и готовы ради этого пожертвовать жизнью. Поэтому мы не можемъ колебаться передъ ршительными мрами, единственно обезпечивающими намъ успхъ. Смерть одного человка ничего не значитъ въ сравненіи съ тмъ, чего мы надемся достигнуть, и какъ прежде, такъ и теперь, наши горячія желанія устремлены на то, чтобы эти надменные братья были принесены въ жертву благоденствію нсколькихъ тысячъ, прежде чмъ ихъ ненасытная алчность завладетъ еще большимъ могуществомъ. Святой папа, котораго Медичи неоднократна оскорбляли и чьи планы разстраивали, одобряетъ наше предпріятіе и дастъ прощеніе тому, кто, вынужденный крайностью, обагритъ руки кровью. Графъ Жироламо Ріаріо общаетъ намъ свою сильную защиту и покровительство, поддерживая наше предпріятіе оружіемъ. Еще разъ, друзья мои, спрашиваю васъ: вс ли вы ршились принять на себя дло, которое возложатъ на васъ?

Единогласное ‘да’ было отвтомъ, только Монтесекко молчалъ. Ему извстно было изъ аудіенціи у папы, что Сикстъ IV одобрилъ возстаніе, а не убійство, и онъ твердо ршилъ не брать его на себя.

— Планъ исполненія нашего предпріятія вслдствіе болзни Джуліано Медичи долженъ быть измненъ,— продолжалъ Сальвіати,— мы должны найти способъ избавиться отъ обоихъ братьевъ сразу, чтобы не дать оставшемуся въ живыхъ времени призвать на свою защиту приверженцевъ.

— Это возможно при всеобщей рзн, которая должна произойти на улицахъ, когда мы объявимъ народу свободу,— сказалъ Джакопо Пацци.— Можно окружить дворецъ Медичи преданными намъ людьми, которые по условленному знаку ворвутся въ него.

— Дядя, это рискованно,— замтилъ Франческо,— во дворц множество прислуги, которая будетъ оспаривать каждый шагъ нападающихъ и тамъ у нихъ подъ руками оружіе.

— Въ такомъ случа, надо заманить обоихъ братьевъ въ такое мсто, гд они не могутъ достать оружія,— воскликнулъ Бернардо Бандини.— Гулянье, охота, катанье на лодк могутъ представить удобный случай.

— Подобное ршеніе, Бернардо, отниметъ у насъ еще нсколько дней,— замтилъ Антоніо Маффеи.— Мы же не можемъ дольше ждать, слишкомъ многіе посвящены въ нашу тайну и нельзя надяться, чтобы она сохранилась хотя бы на короткое время. То, что мы задумали сдлать, должно совершиться завтра или никогда.

— Вы правы!— воскликнулъ Франческо съ сверкающими глазами.— Съ чему безполезно колебаться? Мы найдемъ возможность поразить и Джуліано, и я одинъ готовъ напасть на него.

— Тобою руководитъ, повидимому, еще особенная причина, кром нанесеннаго твоему роду оскорбленія,— замтилъ Джакопо Сальвіати, братъ епископа.

— У меня есть причина боле основательная, чмъ вс ваши!— воскликнулъ Франческо.— Въ свой смертный часъ онъ узнаетъ ее!

— Такъ выберите мсто, гд онъ будетъ завтра вмст съ Лоренцо, — сказалъ Наполеонъ Франчези.— Джуліано долженъ явиться къ обдни въ соборъ.

Настало тяжелое молчаніе, предложеніе показалось ужаснымъ даже тмъ, кто съ спокойнымъ сердцемъ пришелъ обсуждать убійство обоихъ братьевъ.

Первый заговорилъ архіепископъ.

— Это безспорно единственное мсто, гд, наврное, будутъ оба брата,— задумчиво произнесъ онъ.

— Такъ мы изберемъ его, и никакого другаго,— воскликнулъ Франческо.— Мсто дйствія безразлично. И тиранъ Сфорца палъ передъ алтаремъ, гд онъ возносилъ къ небесамъ свои лицемрныя молитвы.

Дядя Франческо неодобрительно покачалъ головой.

— Неужели вы хотите сдлать храмъ Божій мстомъ убійства?— спросилъ онъ.

Франческо Сальвіати ршительно взглянулъ на окружающихъ.

— Намъ не остается выбора,— произнесъ онъ твердымъ голосомъ.— Мы должны пожертвовать всмъ, если не ршимся. Если удастся спастись одному изъ Медичи, мы будемъ побжденными, и наша собственная безопасность велитъ намъ отбросить вс могущія возникнуть соображенія. Въ церкви Джуліано и Лоренцо будутъ безоружны, наши же могутъ спрятать кинжалы и мечи подъ одеждой. Вамъ, синьоръ Джакопо Пацци, до этого нтъ никакого дла, такъ какъ на вашу долю выпадетъ обязанность руководить уличнымъ боемъ въ то время, какъ я съ своими людьми нападу на дворецъ синьоріи.

— Но кто же нанесетъ ударъ Лоренцо?— спросилъ Антоніо Маффеи.— Онъ не долженъ выйти живымъ изъ храма.

Сальвіати указалъ на кондотьери Монтесекко.

— На васъ, Жіанъ Батиста, еще въ Рим возложено это порученіе.

Монтесекко поклонился.

— Простите, ваше преосвященство, если то, что я скажу сейчасъ, не понравится вамъ, — почтительно, но твердо произнесъ онъ.— Какъ измнились обстоятельства, при которыхъ должно произойти убійство, такъ и я пришелъ къ другому заключенію. Я съ болью въ сердц согласился на убійство государей, теперь же я слышу, что оно должно произойти въ храм, и потому я отказываюсь исполнить данное мн приказаніе. Я простой наемникъ, привыкшій къ самымъ отчаяннымъ дламъ, но до сегодняшняго дня я никогда не входилъ въ храмъ Господень съ обнаженнымъ мечомъ, не проливалъ крови тамъ, гд ликъ Спасителя взираетъ на меня, напоминая, чтобъ я остерегался такого преступленія, какъ это.

Архіепископъ нахмурилъ лобъ.

— Ты далъ слово, Жіанъ Батиста!— строго произнесъ онъ.— Ты хочешь сдлаться измнникомъ?

— Нтъ, ваше преосвященство, — спокойно возразилъ кондотьери.— Я не хочу запятнать руки преступленіемъ, которое кажется мн такъ велико, что я никогда не могу надяться на прощеніе.

Лицо архіепископа покрылось густою краской, однако, онъ съ напускнымъ равнодушіемъ пожалъ плечами.

— Кто хочетъ замнить Жіана Батиста?— холодно спросилъ онъ.

Антоніо Маффеи поднялся съ мста.

— Я хочу, — объявилъ онъ.— Я мщу не за себя, а за мой несчастный родной городъ, который они принесли въ жертву своfi алчности.

— А я помогу теб,— сказалъ Стефано Баньоне, бывшій писецъ Джакопо Пацци, теперь священникъ въ Монтемурло.— Лоренцо ловокъ и силенъ. Онъ можетъ оказать теб боле ршительное сопротивленіе, чмъ ты ожидаешь.

Алтарь Господень внушалъ, повидимому, меньше страха привыкшимъ совершать на немъ свою службу священникамъ, чмъ абруцскому воину.

— И вамъ, Франческо Пацци, необходимо запастись союзникомъ, чтобы вдвоемъ напасть на Джуліано.

— Онъ уже есть: мой другъ Бернардо Бандини окажетъ мн эту услугу. По условленному знаку мы сразу бросимся на Джуліано.

— Этотъ знакъ слдуетъ видть всмъ нашимъ друзьямъ, чтобы они могли оказать вамъ помощь,— замтилъ Джакопо Сальвіати,— если же его дастъ кто-нибудь изъ нашихъ, это возбудитъ подозрніе.

— Такъ назначимъ минуту, когда Леонардо Пацци, который служитъ завтра обдню, подниметъ святые дары, — ршилъ его братъ.— Этотъ знакъ не можетъ ни отъ кого ускользнуть.

Съ тмъ же холоднымъ цинизмомъ условившись относительно дальнйшихъ подробностей убійства, заговорщики разошлись съ увренностью въ побд.

XXVI.

Лоренцо рано поднялся на другой день, чтобы заняться нсколько часовъ длами до прізда кардинала, который посл обдни въ собор долженъ былъ провести большую часть дня во дворц Медичи, гд предстояло большое торжество.

Пріздъ кардинала съ виллы Пацци немного замедлился. Лоренцо, добросовстно исполнявшій вс церковные уставы, ршилъ до прізда Рафаэло Сансони отслушать раннюю обдню въ Santa Maria del Fiore. Къ его возвращенію изъ церкви высокій гость долженъ былъ прибыть изъ Мантуги. Лоренцо поспшно одлся въ приготовленный праздничный костюмъ и собрался идти черезъ рядъ великолпно убранныхъ для празднества комнатъ, когда встртилъ въ дверяхъ жену. Лоренцо еще не видлся съ ней въ это утро и подошелъ поздороваться.

— Куда вы идете такъ рано?— спросила Клариса.

— Къ обдн. Кардиналъ прідетъ поздне, чмъ я думалъ. Примите его, Клариса, и скажите, что я посл ранней обдни возвращусь сюда, чтобы сопровождать его въ храмъ. Но что съ вами? Вы такъ блдны и, повидимому, взволнованы.

Клариса нершительно взглянула на мужа.

— Будьте снисходительны, Лоренцо, и не смйтесь надо мной,— смущенно произнесла она.— Меня напугалъ сегодня дурной сонъ и вообще вс эти дни у меня тяжело на душ. Какое-то предчувствіе говоритъ мн, чтобы вы не покидали сегодня дома.

— Изъ-за сна, котораго вы даже не разсказали мн,— со смхомъ возразилъ Лоренцо.— Для меня ново, что Клариса Орсини начинаетъ придавать значеніе картинамъ, создаваемымъ во сн волнующеюся кровью и разлетающимся при первомъ появленіи солнечнаго луча.

— Я знаю, что это наивно и глупо съ моей стороны, но я не могу запретить сердцу мучительно сжиматься. Я видла во сн, что обрушился куполъ, подъ которымъ вы стояли, по собору текла широкая струя крови и на ступеняхъ алтаря лежала закутанная фигура… Лоренцо, что, если это предзнаменованіе, что вамъ грозитъ опасность?

Забывъ обо всемъ отъ страха, Клариса обвила руками шею мужа. Лоренцо наклонился къ ней, сонъ нервной женщины не могъ взволновать его, а что-то другое, странное и новое шевельнулось въ его сердц, отчего онъ, смущенный, не могъ сразу найти словъ для отвта.

— Клариса,— сказалъ онъ, наконецъ, убдительнымъ тономъ,— напугавшій васъ дурной сонъ ничего не значитъ, куполъ Брунеллески не можетъ обрушиться, онъ созданъ рукой мастера, чтобы пережить вка. Вы нездоровы и я охотно избавилъ бы васъ отъ сегодняшнихъ хлопотъ по случаю торжества, но, къ сожалнію, уже слишкомъ поздно. Будьте мужественны, моя хорошая и умная супруга, нельзя поддаваться мрачному настроенію такъ, чтобы оно затемняло страхомъ нашъ здравый разсудокъ.

Давно не говорилъ Лоренцо такъ ласково съ женой.

— Лоренцо, что, если я потеряю васъ теперь… именно теперь?— прошептала она все еще вн себя.

— Почему именно теперь, Клариса?— нжно спросилъ Лоренцо.

Клариса опустила обвивавшія его руки и въ смущеніи отступила назадъ,— только въ эту минуту она поняла, какое признаніе готово было вырваться у нея, и почувствовала глубокій стыдъ.

Лоренцо еще держалъ руку жены въ своей, глаза его сіяли.

— Сказать мн вамъ, Клариса, то, въ чемъ вы стыдитесь признаться мн?— заговорилъ онъ тихимъ голосомъ.— Вы боитесь потерять меня, потому что я дороже вамъ, чмъ вы хотите сознаться самой себ, и потому, что можете ожидать отъ меня, что я скажу вамъ, наконецъ то, что вы давно должны были бы узнать, если бы захотли, упрямое и, все-таки, дорогое дитя,— что я люблю васъ… давно люблю… гораздо дольше, чмъ предполагаете, вы, гордость и радость моей жизни!

Лоренцо поспшно удалился, точно не желая дать ей времени отвтить. Кларис казалось, что полъ подъ ней колеблется, все вокругъ нея завертлось, пока, наконецъ, счастье, наполнявшее ее, не нашло исхода въ поток горячихъ слезъ…

Кардиналъ Рафаэло Сансони прибылъ черезъ четверть часа посл ухода Лоренцо, и его приняли донна Лукреція и Клариса. Онъ совершилъ перездъ изъ виллы въ городъ верхомъ въ сопровожденіи пизанскаго архіепископа и кондотьери Монтесекко и хотлъ переодться во дворц, прежде чмъ отправляться въ соборъ. Посл краткаго пребыванія, онъ покинулъ съ своею свитой дворецъ, у подъзда котораго его встртилъ Лоренцо, отслушавшій раннюю обдню и вернувшійся за гостемъ.

Франческо Сальвіати, на обязанности котораго лежала осада синьоріи, одновременная съ нападеніемъ въ церкви, удалился подъ тмъ предлогомъ, что его вызываетъ мать для переговоровъ о семейныхъ длахъ. Лоренцо проводилъ кардинада до церкви, гд ему было приготовлено почетное мсто противъ алтаря, кругомъ размстилась его свита и дворъ Медичи. Неудивительно было, что храмъ переполнился народомъ: духовенство, свтскія лица, военные собрались, чтобы взглянуть на папскаго внука, среди нихъ разсыпались заговорщики, съ оружіемъ, спрятаннымъ подъ одеждой, они безпокойными взглядами слдили за толпой, среди которой естественно находилось множество друзей Медичи, готовыхъ защищать ихъ въ минуту опасности.

Лоренцо слушалъ обдню стоя, также какъ и вс остальные, за исключеніемъ кардинала. Но онъ покинулъ свое мсто когда увидлъ стеченіе народа и сталъ между Ферранте Саграмора и Анжело Полиціано, сзади него находились Стефано да-Баньоне и Антоніо Маффеи, оба въ духовномъ плать.

Франческо Пацци и Бернардо Бандини стояли напротивъ, пніе началось, когда Франческо, тихонько дотронулся до руки товарища.

— Джуліано опять нтъ,— прошепталъ онъ.

— Онъ еще придетъ, можетъ быть,— отвтилъ тотъ.

— Мы не можемъ, ждать его, пойдемъ за нимъ. Онъ долженъ придти сюда.

Они вышли изъ храма черезъ боковую дверь и поспшили во дворецъ Медичи. Джуліано, заболвшій нсколько дней назадъ лихорадкой, проснулся поздно, и только что одлся, когда вошли Бернардо и Франческо.

Отношенія бывшихъ друзей остались на видъ прежними, оба притворялись въ чувств, которое прежде такъ искренно питали другъ къ другу. Джуліано скрывалъ упреки совсти подъ дланною сердечностью, а Франческо превозмогалъ свою ревность и жажду мести съ силой воли, доступной только такому желзному характеру, какъ его. Онъ притворился даже передъ Джуліано, что вритъ въ смерть Камиллы, чтобы убдить его, что не скрываетъ въ душ никакого подозрнія.

— Что же ты, Джуліано?— весело воскликнулъ Франческо, врный своей роли.— Разв не знаешь ты, соня, что служба началась? Иди скоре съ нами, мы незамтно скрылись, чтобы привести тебя. Кардиналъ давно въ собор, и твой братъ, и вс остальные.

Джуліано неохотно поднялся съ кресла.

— Вы лучше сдлаете, если оставите меня дома,— улыбаясь, возразилъ онъ.— Я нездоровъ и не могу долго стоять въ церкви.

— Теб недолго придется стоять,— подумалъ Франческо и прибавилъ вслухъ:— Глупости, Джуліано, кардиналъ можетъ-обидться, если тебя не будетъ. Теб, вдь, тоже важно, чтобы онъ замолвилъ за тебя словечко святому пап. Что подумаетъ онъ о теб? Вдь, онъ сегодня твой гость столько же, сколько и Лоренцо.

Бернардо Бандини тоже полушутя поддерживалъ уговоры Франческо, и Джуліано сдался, наконецъ. Его будущіе убійцы заботливо закутали его въ лиловый плащъ, который знатные мужчины носили на улиц.

— Въ собор можетъ быть холодно,— замтилъ Бандини, застегивая плащъ на плеч Джуліано, его рука при этомъ какъ бы нечаянно скользнула по груди юноши, онъ обмнялся многозначительнымъ взглядомъ съ стоявшимъ сзади Джуліано.

— Теперь скоре впередъ, — воскликнулъ онъ, — иначе мы опоздаемъ.

Они спустились съ лстницы на улицу.

— Онъ не носитъ подъ платьемъ кольчуги,— шепнулъ Бандини товарищу, отставъ съ нимъ на нсколько шаговъ.

— Увренъ ли ты?— спросилъ Франческо и, догнавъ Джуліано, обнялъ его за плеча.— Какъ я радъ, что ты опять со мной, теперь начнется прежняя жизнь, когда мы длили вмст и радость, и горе.

Джуліано, сознавая, какъ онъ виноватъ передъ другомъ, былъ тронуть его великодушіемъ, онъ отвтилъ на объятіе Франческо, не подозрвая, что убійца хотлъ убдиться, не ошибся ли Бернардо и не защитился ли Джуліано кольчугой отъ его кинжала.

Они вошли въ соборъ, сквозь густую толпу народа спутники провели Джуліано впередъ, гд стали по бокамъ его. Голосъ священника раздался отъ алтаря:

— Jubilate Deo omnes terrae.

Хоръ отвтилъ тмъ грустнымъ напвомъ, который въ старинныхъ церковныхъ мелодіяхъ служить и для выраженія хвалы.

Минуты раздляли злой умыселъ отъ исполненія. Солнце бросало лучи на образъ Христа надъ алтаремъ, яркій свтъ игралъ на его страдальческомъ, но, все-таки, кроткомъ лик, красныя капли, вытекавшія изъ-подъ терноваго внца, какъ бы увеличивались и медленно текли по Его блдному челу.

— Atque ab aeterna damnatione nos eripi et in electorum tiiorum jubeas grege numerari.

Взгляды заговорщиковъ устремились на жертву, руки убійцъ схватились за рукоятки мечей и кинжаловъ.

— Jesus Christus pridie quam pateretur accepit panem in sanctas, ac venerabiles manus suas…

Святыя слова, затаивъ дыханіе, каждый ждетъ условнаго знака.

Священникъ обратился къ молящимся, въ рук его блеститъ украшенная драгоцнными каменьями дароносица, толпа подъ звонъ колокольчика падаетъ на колни.

— Мое est enim Corpus meum.

Громкій крикъ проносится по храму и заглушаетъ голосъ священника, часть толпы испуганно поднимается, стоящіе ближе къ Джуліано, почти оцпенвъ отъ ужаса, видятъ, какъ Бернардо Бандини вытаскиваетъ изъ раны окровавленный мечъ, которымъ онъ поразилъ его въ грудь и, размахивая имъ надъ головой, бжитъ.

Джуліано, пришедшій въ храмъ безъ оружія, бросается въ сторону, точно желая бжать — это не удалось ему, Франческо Пацци бросается на него. Смертельно раненый падаетъ Джуліано подъ его ударами, но Франческо не оставляетъ и тогда своей жертвы, ударъ за ударомъ наноситъ онъ лежащему на полу, какъ будто каждый изъ нихъ вознаграждалъ его за причиненныя имъ страданія.

— Это за Камиллу!— воскликнулъ онъ хриплымъ голосомъ, послдній взглядъ умирающаго падаетъ на его искаженное бшенствомъ лицо.

Одновременно съ Франческо и Бернардо бросились оба священника на Лоренцо, но не привыкшій владть оружіемъ Маффеи, вмсто того, чтобы пронзить шею Лоренцо, легко ранилъ его въ затылокъ. Ударомъ кулака Лоренцо оттолкнулъ Стефано да-Баньоне, быстро сбросилъ плащъ и обвернулъ его вокругъ лвой руки, Ферранте Саграмора бросился между нимъ и нападающими и вышибъ оружіе изъ неумлой руки Маффеи.

Франческо Мори, бросившійся защищать Лоренцо, палъ подъ кинжаломъ Бандини, хотвшаго еще разъ ударить Лоренцо, но напрасно, друзья и приверженцы окружили уже раненаго государя, почти силою увели его, образуя изъ себя живую стну, пока не достигли ближайшаго убжища въ ризниц храма, тяжелыя, металическія двери которой Анжело Полиціано заперъ передъ врагами.

Произошла картина неописуемаго смятенія. Храмъ наполнился дикимъ шумомъ, стоявшіе сзади узнавали только теперь, что произошло, и частью стремились впередъ, частью къ выходамъ. Заговорщики, превратившіеся вдругъ изъ преслдующихъ въ преслдуемыхъ, старались скрыться отъ толпы, оружіе, которое они держали въ рукахъ для обороны, выдавало ихъ остальнымъ, старавшимся помшать бгству.

Юный кардиналъ, оцпенвъ отъ ужаса, прижался къ алтарю, нсколько священниковъ окружили его, защищая отъ нападенія приверженцевъ Медичи, врывавшихся теперь съ улицы, куда достигла всть о случившемся. Въ соборъ уже доносился бранный кличъ Медичи: ‘Palla,Palla {Отъ изображенія въ герб золотаго шара (Palla).}!’ Со всхъ сторонъ сбгались друзья и родственники Лоренцо, чтобы убдиться, живъ ли онъ, невредимъ ли.

Съ тріумфомъ окруженный приверженцами, попрежнему, тсно сплотившимися около него, покинулъ Лоренцо ризницу, чтобы возвратиться въ свой дворецъ. Дорогой пришлось сообщить ему о смерти брата, который лежалъ въ храм пронзенный девятнадцатью ранами, но не время было предаваться печали о преждевременно погибшемъ, еще неизвстенъ былъ исходъ возстанія и надо было мужественно защищать собственную жизнь и спокойствіе государства.

Во дворецъ уже проникла глухая всть о чемъ-то ужасномъ, происшедшемъ въ собор. Клариса находилась въ рукахъ служанокъ, одвавшихъ ее для предстоящаго пира, когда въ комнату вбжала блдная свекровь съ извстіемъ, что въ собор произошло покушеніе на жизнь ея мужа и его брата. Еще неизвстно было, спасенъ ли кто-нибудь изъ нихъ.

Но вотъ гулъ безчисленныхъ голосовъ приближается, наполняетъ заду дворца… Что это? Заговорщики, возстаніе, грозящее смертью имъ всмъ?

Клариса вскочила. Къ чему ей жизнь, если онъ… если онъ убитъ? Она бросится въ толпу возставшихъ, будетъ умолять ихъ убить ее, какъ они убили ея мужа.

Накинувъ на плеча расшитое золотомъ платье, Клариса съ распущенными волосами выбжала изъ комнаты и спустилась съ лстницы въ залу. О, Боже, нтъ, это не обманъ! Среди друзей и защитниковъ она увидла Лоренцо.

Лоренцо тоже замтилъ ее и сдлалъ движеніе на встрчу жен, но она уже лежала въ его объятіяхъ, со смхомъ и рыданіемъ прижимаясь къ нему.

— Господь возвращаетъ мн тебя… мужъ мой, возлюбленный!… Ты вновь мой!…

Нсколько часовъ назадъ она не могла ршиться сказать ему то, что произошло въ ней,— теперь безчисленные взгляды сддилк за ней, безчисленныя уши слышали ея ликующіе возгласы. Она не обращала на это вниманія. Онъ былъ спасенъ, спасенъ для новой жизни, весь свтъ могъ быть свидтелемъ того, что она его любитъ… что она любила его, какъ ни обманывала она его и себя, всегда… всегда…

И Лоренцо, безмолвный отъ потрясенія, крпко обнималъ Кларису, посл столькихъ лтъ только теперь вполн отдавшуюся ему.

Его мать и сестры явились слдомъ за Кларисой.

— Лоренцо, ради Бога, скажи, гд Джуліано?— воскликнула, донна Лукреція.

Лоренцо устремилъ на нее грустный взглядъ.

— Джуліано у Бога, матушка,— серьезно произнесъ онъ.— Онъ заплатилъ своею жизнью за измну и предательство, задуманное противъ насъ обоихъ.

Сестра Біанка приблизилась къ нему съ залитымъ слезами лицомъ.

— О, братъ, скажи, что мой мужъ, что Гюльельмо невиненъ,— просила она.

Лицо Лоренцо сдлалось холодно и сурово.

— Это скоро выяснится, Біанка, — строго произнесъ онъ.— Если онъ былъ въ союз съ родственниками, онъ не избгнетъ должной кары. Теперь позаботься о матери, сына которой убили братья твоего мужа. Меня долгъ зоветъ къ друзьямъ, которые хотятъ отомстить за злодяніе.

Лоренцо покинулъ семью и удалился съ своею свитой, чтобъ обсудить, какія слдуетъ принять мры для скорйшаго подавленія возстанія. Часть присутствующихъ была сейчасъ же разослана исполнять его приказанія, другая осталась на случай, если произойдетъ нападеніе на дворецъ.

XXVII.

На улицахъ, между тмъ, началось страшное смятеніе, съ быстротой молніи распространилась по городу всть о событіи въ собор и народъ собирался толпами защищать права любимаго государя.

Какъ ни было хорошо подготовлено и обдумано покушеніе, оно разбилось о преданность гражданъ династіи Медичи.

Архіепископъ Франческо Сальвіати, такой находчивый и неустрашимый въ совщаніяхъ, оказался при исполненіи замысла не искусне своихъ единомышленниковъ. Онъ отправился съ толпой вооруженныхъ людей къ дворцу синьоріи, чтобы напасть на нее. Но, вмсто того, чтобы тотчасъ же ворваться во дворецъ, что было не трудно при его незначительномъ укрпленіи, Сальвіати приказалъ доложить о своемъ приход гонфалоньеру Цезаре Петруччи и оставилъ часть своихъ людей въ одной изъ смежныхъ комнатъ, откуда по условному знаку они должны были броситься къ нему и арестовать гонфалоньера вмст съ пріорами.

Цезаре Петруччи, узнавъ, что архіепископъ желаетъ его видть по важному длу, прервалъ обдъ, за которымъ сидлъ съ пріорами, и вышелъ въ пріемную.

— Ваше посщеніе совершенно неожиданно, ваше преосвященство,— съ улыбкой обратился онъ къ Сальвіати.— Я думалъ, что вы на празднеств во дворц Медичи. Чмъ могу я служить вамъ?

Его спокойная рчь смутила Франческо Сальвіати.

— Я пришелъ сюда, Цезаре Петруччи,— началъ онъ, запинаясь,— чтобы передать вамъ или, врне, синьоріи порученіе святйшаго папы, не терпящее отлагательствъ.

Онъ остановился и бросилъ взглядъ на дверь сосдней комнаты, за которой его люди ждали знака броситься ему на помощь.

— Такъ говорите, ваше преосвященство,— сказалъ гонфалоньеръ.— Приказаніе святаго папы будетъ всми нами благоговйно исполнено.

— Дло въ томъ…— продолжалъ Сальвіати,— я хотлъ…

Онъ замолчалъ опять. Было условлено, что изъ собора явится посолъ съ извстіемъ объ исход убійства. Что же медлитъ Джакопо Брачіалини, которому онъ поручилъ это?

— Такъ въ чемъ же дло?— спросилъ Цезаре Петруччи, въ голов котораго вдругъ шевельнулось подозрніе.— О отчего вы все смотрите по сторонамъ? Ждете вы кого-нибудь?

Онъ подбжалъ къ двери, прежде чмъ Сальвіати усплъ ему помшать. Первое лицо, которое онъ увидлъ, былъ Джакопо Брачіолини, стоявшій передъ нимъ съ растеряннымъ видомъ. Шумъ въ сосдней комнат, крики и смятеніе на улиц не оставляли времени на разсужденіе.

— Стража, сюда!— громко крикнулъ онъ.— Здсь измна! Арестуйте всхъ, кого найдете!

Сопровождавшіе архіепископа люди услыхали шумъ, произведенный вбжавшими солдатами. Нкоторые хотли поспшить на помощь своему предводителю, но они незнакомы были съ расположеніемъ дома и не знали, что разъ затворенная дверь комнаты отпирается только ключомъ, который имютъ одни служащіе.

Архіепископъ и Джакопо Брачіолини были уже арестованы, когда приступили къ открытію упомянутой двери, отчаянный бой начался между заговорщиками и людьми Цезаре Петруччи, хватавшими для укрощенія возмущенныхъ что попадалось подъ руки — кочерги, и кухонную посуду.

Пріоры, какъ были безоружными во время обда, такъ и заперлись въ высокую башню, лстницу которой защищалъ гонфалонеръ съ своими людьми, подоспвшія съ улицы толпы возставшихъ были встрчены каменнымъ градомъ. И здсь улица наполнилась народомъ, собравшимся защищать Медичи, шумъ битвы заглушали крики: ‘Palla, palla!’ — дло противниковъ было проиграно.

——

Тотчасъ же посл убійства Джуліано пришелъ въ палаццо Джакопо Пацци его племянникъ Франческо, нанесшій себ тяжелую рану въ изступленіи, съ которымъ онъ нападалъ на свою жертву. Блдный, истекая кровью и шатаясь, вошелъ онъ въ комнату дяди, ожидавшаго его въ полномъ вооруженіи, чтобы вмст съ нимъ вести отряды на предполагаемую уличную битву.

— Скоре, дядя, пробуйте достигнуть, чего можете. Я не могу держаться на лошади и боюсь, что мы проиграли наше дло.

— Промахнулись?— воскликнулъ Джакопо.— Оба спаслись?

— Одинъ только Лоренцо,— отвтилъ Франческо съ сверкающими глазами.— Джуліано не ускользнулъ отъ меня, но на улицахъ шумъ и народъ поднимается за Медичи. Можетъ быть, вамъ удастся спасти то, что намъ еще возможно спасти.

Джакопо не разспрашивалъ больше, еще недавно онъ напрасно предупреждалъ родственниковъ объ опасности и неврности исхода ихъ предпріятія,— теперь онъ былъ связанъ съ ихъ судьбой и ршилъ, по крайней мр, дорого продать свою жизнь. Съ отрядомъ вооруженныхъ людей бросился онъ къ дворцу синьоріи, гд ярость битвы возростала съ каждою минутой. Его людямъ удалось проникнуть въ зданіе, но толпа народа загородила имъ дорогу. Никто не слушалъ и не обращалъ вниманія на слова Пацци, призывавшія народъ примкнуть къ нему, чтобы возвратить оружіемъ отнятую свободу. Но флорентійскій народъ не понималъ свободы посл того, какъ десятки лтъ чувствовалъ себя счастливымъ подъ владычествомъ имъ самимъ избраннаго правителя.

— Смерть измнникамъ! Palla, palla!— былъ единственный отвтъ на его слова.

Съ схваченнымъ второпяхъ оружіемъ бросился народъ на вооруженныхъ, со всхъ сторонъ полетли камни въ бунтовщиковъ.

Джакопо Пацци повернулъ лошадь назадъ и съ отчаяніемъ въ душ помчался домой. Нельзя было терять времени, только немедленное бгство могло спасти его отъ страшной участи. Около кровати, на которой лежалъ раненый племянникъ, сидла Валерія, когда Джакопо вбжалъ въ комнату. Она вскрикнула, увидвъ его.

— Отецъ, отецъ, что съ вами?

Онъ судорожно сжалъ руку Франческо.

— Все кончено,— произнесъ онъ глухимъ голосомъ.— Мы погубили нашу жизнь и свободу. Спасайся, если можешь, а ты, Валерія, или немедленно въ монастырь Монтичелли. Я не могу взять теби съ собой, такъ какъ бгу въ Романью къ Ріаріо, куда послдуешь и ты, какъ только я найду пристанище.

Валерія бросилась къ отцу.

— Отецъ, вы говорите, что участвовали въ заговор противъ Медичи, хотли убить Лоренцо и Джуліано!— воскликнула она вн себя.— Скажите, что это неправда, что вы не хотли совершить такого ужаснаго дла.

— Не суди, дитя мое,— мрачно отвтилъ Джакопо.— Я согршилъ и тяжело искуплю вину. Прощай. Да сохранитъ Господь твою невинную голову!

Онъ въ послдній разъ горячо прижалъ дочь къ груди, потомъ быстро вырвался и черезъ нсколько минутъ покинулъ домъ съ небольшою кучкой преданныхъ людей, чтобы бжать изъ города.

На улицахъ, между тмъ, смятеніе утихало, но горячіе приверженцы Медичи не удовлетворились тмъ, что возстаніе было такъ скоро подавлено, за смерть Джужіано, пользовавшагося почти равнымъ расположеніемъ съ Лоренцо, народъ требовалъ крови тхъ, кто убилъ его. Во дворц синьоріи запертые плнники были безпощадно изрублены, духовныя лица изъ свиты архіепископа убиты на улиц и головы ихъ съ торжествующими криками надты на пики.

Народъ требовалъ немедленнаго суда надъ зачинщиками заговора и тотчасъ же оба Сальвіати и Джакопо Брачіолини были повшены на окнахъ дворца.

Оставалось еще найти самихъ убійцъ, которымъ удалось скрыться отъ ярости преслдователей.

До Лоренцо и окружающихъ его друзей дошло извстіе, что толпа окружила дома Сальвіати Пацци, ища преступниковъ. Если бы даже Лоренцо и хотлъ въ эту минуту, онъ не въ силахъ былъ бы остановить расходившія страсти, онъ слишкомъ хорошо зналъ, что народъ, считавшій себя правымъ въ преслдованіи враговъ, не потерпитъ, чтобы препятствовали его расправ.

Изъ присутствовавшихъ рыцарей и дворянъ никто не подумалъ объ опасности, грозившей семьямъ несчастныхъ заговорщиковъ, только Ферранте Саграмора, никмъ не замченный, вышелъ изъ залы.

‘Валерія! Валерія!’ — вотъ была его единственная мысль, когда онъ бжалъ въ свою квартиру, гд быстро надлъ кольчугу и затмъ такъ же поспшно направился къ палаццо Джакопо Пацци.

Шумъ и гвалтъ раздавались вокругъ него, отрубленныя головы, изуродованные члены указывали путь, куда идти. Передъ великолпнымъ домомъ Пацци собралась толпа народа, грозно потрясавшая кулаками и указывавшая на окна палаццо. Часть ея, очевидно, искала тамъ Франческо Пацци, спрятавшагося въ одной изъ большихъ комнатъ. Ферранте съ силой расталкивалъ толпу, чтобы пройти къ дому, его пропустили, многіе знали, что онъ принадлежалъ къ свит Лоренцо. Комнаты, которыя онъ быстро обжалъ, представляли картину полнаго разоренія, чернь, не находя Франческо, уничтожала все, что ей попадалось подъ руку.

Но вотъ раздались крики изъ какой-то комнаты.

— Милосердый Боже, не голосъ ли это Валеріи, оставленной одной безъ защиты въ покинутомъ мужчинами дом?

Обезумвъ отъ ужаса, Ферранте распахнулъ послднюю находящуюся передъ нимъ дверь, за которой раздавались крики: въ рукахъ двухъ мужчинъ отбивалась двушка, стащенная съ. кровати раненаго брата, котораго она хотла защитить своими слабыми силами. Въ одинъ прыжокъ Ферранте очутился около нея, ударилъ мечомъ по рук одного изъ державшихъ ее мужчинъ, и, пользуясь испугомъ другаго, тоже выпустившаго Валерію, привлекъ ее къ себ.

— Идите со мной, Валерія,— сказалъ онъ.— Я защищу васъ, не бойтесь.

Но находившіеся въ комнат люди уже оправились отъ изумленія, причиненнаго появленіемъ незнакомаго рыцаря, хотвшаго лишить ихъ одной изъ жертвъ. Въ то время, какъ одни бросились къ Франческо и, стащивъ его съ кровати, грубо поволокла изъ дома, другіе окружили Ферранте.

— Что вы хотите длать съ двушкой?— кричали ему.— Оно изъ рода измнниковъ, вы не имете права брать ее съ собой! Вы сами измнникъ!

Ферранте замахнулся мечомъ, глаза его метали молніи.

— Эта двушка моя невста,— воскликнулъ онъ звучнымъ, голосомъ.— Я положу на мст того, кто прикоснется къ ней.

Нападающіе отступили передъ страшнымъ взглядомъ рыцаря. Ферранте скоре вынесъ на рукахъ, чмъ вывелъ Валерію изъ комнаты, которую тотчасъ же покинули и враги ихъ, поспшившіе присоединиться къ шествію, волочившему Франческо въ синьорію.

— Куда вы ведете меня?— спросила оцпенвшая отъ ужаса двушка, когда Ферранте проводилъ ее черезъ заднюю дверь въ садъ.

— Къ бенедиктинцамъ,— отвтилъ онъ посл краткаго размышленія.— Чтобы спасти васъ, есть только одно средство, и вы должны согласиться на него.

Они пошли глухими переулками и пустынными улицами, Валерія ршилась еще разъ спросить, куда онъ ведетъ ее, какая-то тяжесть давила ей мозгъ и путала мысли. Изъ пережитаго ею съ утра ужаса выдлялась только одна успокоительная мысль, что она подъ его защитой.

Они достигли монастыря. Ферранте приказалъ привратнику позвать отца настоятеля.

— Отецъ,— обратился Ферранте къ пришедшему игумену, — вы давно меня знаете и всегда были мн другомъ. Дайте и сегодня мн доказательство вашего расположенія, которымъ всегда удостоивали меня, и не медля повнчайте меня съ этою двушкой.

— Пресвятая Богородица, будь милосерда къ намъ!— воскликнулъ настоятель.— Въ ум ли вы, сеньоръ Ферранте? Это дочь Джакопо Пацци, которую я хорошо знаю, и съ ней я долженъ повнчать васъ?

— Для меня нтъ другаго исхода. Я долженъ защитить ее и могу сдлать это только на правахъ мужа. Поторопитесь, отецъ мой, некогда ждать.

— Вы навлечете этимъ на себя.немилость государя.

— Его гнвъ ничего не значитъ для меня въ сравненіи съ святымъ долгомъ, который я обязанъ исполнить. Ршайтесь, отецъ, я ведите насъ въ церковь, я заставлю васъ силой, если вы не хотите добромъ.

Настоятель не сопротивлялся боле,— онъ видлъ, что не отдлается отъ графа Саграмора. Молча направился онъ къ двери, ведущей въ церковь.

— Войдите, я сейчасъ приду.

Валерія, оставшись съ Ферранте вдвоемъ, упала къ ногамъ своего спасителя.

— Ферранте, что вы хотите длать?

— То, что долженъ, чтобы спасти васъ, какъ вы слышали сейчасъ, — твердо отвтилъ Ферранте.— Вс ваши обречены на смерть и сами вы вмст съ оставшимися въ живыхъ, за которыми не найдутъ вины, будете изгнаны изъ Флоренціи. Только жену могу я защитить отъ такой участи. Если вы не достаточно любите меня, чтобы желать сдлаться моею женой, то я, по крайней мр, имю право спасти васъ.

— Потому что я люблю васъ, Ферранте, я не могу принять вашей жертвы. Разв вы не знаете, что мой приговоръ перейдетъ и на васъ, если вы женитесь на мн? Оставьте меня идти своею дорогой, меня, изгнанницу, примутъ въ какомъ-нибудь монастыр и Господь, сжалившись, сократитъ мои печальные дни.

Ферранте поднялъ ее съ пола и прижалъ къ груди.

— Когда-то я просилъ вашей любви, Валерія, и не заслуживалъ того, что вы подарили мн. Я разбилъ вашу чистую дтскую вру, не думая о томъ, какія страданія я причиню вамъ, я слдовалъ влеченію сердца, привязавшагося къ вамъ. Не говорите, что я приношу вамъ жертву, позвольте мн загладить старую вину, такъ часто мучившую меня во время нашей разлуки, и попробовать вознаградись васъ за то горе, которое причинилъ вамъ.

Валерія подняла на него свои прекрасные заплаканные глаза.

— Нечестно съ моей стороны принимать вашу руку теперь, когда у меня нтъ другаго выхода. Дочь Пацци не можетъ быть вашею женой.

— Долгіе годы моею единственною мечтой было назвать женой дочь того человка, который имлъ право отказать мн. Сегодня, какъ и прежде, мои чувства неизмнны и вы тоже можете назвать нечестнымъ, что я силою беру то, чего никогда не получилъ бы добровольно.

Настоятель вернулся въ сопровожденіи двухъ монаховъ, чтобы совершить обрядъ внчанія. Ферранте подалъ руку дрожащей двушк.

— Я молю васъ о моемъ счастіи, Валерія, о счастіи, въ которомъ мн такъ долго отказывали и котораго я такъ страстно добивался. Успокойтесь, Валерія, я ничего не боюсь въ будущемъ, кром второй разлуки съ вами.

Они подошли къ алтарю, священникъ началъ читать молитвы. Рдко обращали участвующіе въ церемоніи бракосочетанія такъ мало вниманія на обрядъ.

Настоятель часто прерывалъ службу, испуганно прислушивался къ малйшему шуму, раздававшемуся съ улицы. За полчаса до прихода Ферранте прибжали въ монастырь задыхающіеся и испуганные Антоніо Маффеи и Стефано да-Баньоне, умоляя спрятать къ. Когда явился Саграмора, настоятель испугался, что онъ присланъ Лоренцо съ требованіемъ выдать спрятанныхъ, и теперь онъ ежеминутно ожидалъ, что нападутъ на монастырь.

Ферранте тоже безпокоился, какъ бы ярость народа не обратилась сюда и не разрушила его плана.

Заключительныя слова благословенія были произнесены надъ стоящими на колняхъ. Ферранте поднялся и съ благодарностью пожалъ руку патера.

— Вы будете свидтелемъ, что съ этого часа она моя законная жена,— сказалъ онъ.— Нтъ такой силы на свт, которая отняла бы ее у меня.

Онъ обнялъ Валерію за талію и вышелъ съ ней изъ монастыря, возвращаясь тми же обходами, какъ и прежде, въ городъ, въ свой домъ, теперь единственное убжище Валеріи на всемъ земномъ шар.

——

Казнь заговорщиковъ продолжалась, между тмъ. Дотащивъ Франческо до синьоріи, его мучители повсили и его на оконной балк. Ни звука, ни слова, ни стона боли не вырвалось изъ его устъ, пока его подвергали всевозможнымъ пыткамъ во время дороги, только блдное лицо его исказилось отъ дикой страсти и это выраженіе безсильной злобы не покинуло его и тогда, когда оно застыло посл смерти.

Около Франческо вислъ трупъ архіепископа въ духовномъ облаченіи. Юнаго кардинала, увреніямъ котораго поврили, что онъ не зналъ о существованіи заговора, заключили въ крпость. Убійства участниковъ возстанія продолжались еще нсколько дней, жажды мести въ народ нельзя было укротить. Еще восемьдесятъ соучастниковъ заговора были выслжены и немедленно убиты тамъ, гд найдены.

Антоніо Маффеи и Стефано да-Баньоне могли только два дня скрываться у бенедиктинцевъ, затмъ мстители нашли ихъ и посл страшныхъ мученій и поруганій убили. Жіанъ Батиста де-Монтесекко былъ почти единственный, кого судили по закону. Бернардо Бандини удалось бжать въ Константинополь, но нсколько мсяцевъ спустя султанъ Магометъ выдалъ его и закованнаго въ цпи прислалъ во Флоренцію. Джакопо Пацци и его спутниковъ узнали крестьяне деревни Кастаньо и схватили. Напрасно онъ умалялъ ихъ лучше убить его, только не выдавать флорентинцамъ. Преданность къ Медичи и здсь была слишкомъ велика для того, чтобы они исполнили его просьбу. Подобно своимъ единомышленникамъ, онъ испустилъ духъ въ рукахъ черни. Даже надъ трупомъ его толпа надругалась: его выкопали изъ фамильнаго склепа въ Santo Croce и зарыли въ неосвященную могилу у городской стны, черезъ нсколько дней и оттуда вырыли и съ дикимъ издвательствомъ бросили въ Арно.

Печальная судьба постигла всхъ принадлежавшихъ къ этому роду. Ренато, отказавшійся отъ участія въ заговор, былъ казненъ за то, что не донесъ о немъ, дальніе члены этой фамиліи, которыхъ нельзя было уличить въ знаніи заговора, были пожизненно заключены въ темницы Вольтеры. Имнія Пацци были конфискованы, имена и гербы стерты въ тхъ церквахъ и зданіяхъ, гд они находились. Ни одинъ изъ рода Пацци не имлъ права на преимущества, которыми пользовались граждане города, тотъ, кто вступалъ съ ними въ родство, исключался съ государственной службы.

Даже Гульельмо, зять Лоренцо, не избгъ вполн наказанія, постигшаго его родню. Несмотря на просьбы жены Біанки, онъ долго жилъ въ изгнаніи, частью въ Фаэнц, частью въ своей вилл недалеко отъ Флоренціи.

Изображенія заговорщиковъ, по обычаю того времени, были повшены въ назиданіе у дворца Подесты, они были изображены повшенными головами внизъ {Приписываютъ кисти Сандро Батичелли.}.

Лоренцо, получавшій отовсюду доказательства горячаго участія и преданности, самъ положилъ конецъ произвольной мести. Онъ обратился къ народу съ прочувствованною рчью, въ которой благодарилъ его за выказанную преданность и любовь и уговаривалъ не заходить слишкомъ далеко въ наказаніи его враговъ, чтобы не дать противникамъ республики новаго основанія для возмущенія, а лучше собрать вс свои силы и энергію противъ враговъ, грозящихъ вншнимъ границамъ и противъ которыхъ надо теперь бороться {Макіавелли передаетъ эту рчь.}.

Эта рчь, верхъ совершенства умнаго политическаго разсчета, достигла своей цли: возбужденная толпа начала успокоиваться и правитель могъ принять вс необходимыя мры для защиты республики отъ вншнихъ враговъ.

Никогда Лоренцо не являлся выше, чмъ посл этого событія, задуманнаго съ цлью уничтожить его и весь его родъ. Допросъ кондотьери Монтесекко открылъ ему злые умыслы Ріаріо, зависимость папы отъ мятежниковъ, кром того, онъ получилъ извстіе, что изъ Умбріи и Имолы къ его границамъ приближаются войска. Надо было защитить Аппенинское ущелье, запасти провіантомъ Флоренцію, собрать войска и заключить союзы съ сосдними государствами. Предводителями отдльныхъ отрядовъ были назначены испытанные приверженцы дома Медичи. Съ такою всестороннею подготовкой можно было съ увренностью смотрть въ глаза приближавшемуся врагу.

XXVIII.

Черезъ пять дней посл возстанія послдовало погребеніе тла Джуліано. Его смерть вызвала всеобщее искреннее сожалніе. Сердцу флорентинцевъ онъ былъ, пожалуй, ближе старшаго брата, съ которымъ не могъ сравниться талантами, но котораго превосходилъ вншними ослпляющими качествами.

Тайная причина его преждевременной смерти осталась неизвстной народу: онъ и его убійца унесли въ могилу эту тайну.

Вечеромъ того дня, когда опустили въ могилу юношу, донна Лукреція вошла въ комнату Лоренцо, погруженнаго въ мрачныя думы.

— Вы пришли ко мн искать утшенія,— сказалъ онъ.— О, мать, тяжело утшать тому, кто раздляетъ горе утраты!

— Я знаю, Лоренцо,— съ усиліемъ отвтила донна Лукреція,— что и ты глубоко огорченъ. Ты много потерялъ со смертью брата.

— Онъ былъ вашъ любимецъ и заслуживалъ этого, потому что не было боле благороднаго человка, чмъ онъ. Ахъ, легче было бы перенести утрату, если бы онъ погибъ въ честномъ бою, а не отъ кинжала гнуснаго измнника, притворявшагося другомъ.

Лицо донны Лукреціи, казавшееся еще блдне отъ траурнаго платья, дрогнуло. Тяжелая задача предстояла ей и ея материнское сердце обливалось кровью при мысли, что она должна снять съ головы убитаго сына мученическій внецъ невинно погибшаго.

— Ты позволилъ разсвирпвшему народу убить тхъ Пацци, которыхъ они могли схватить?— спросила она дрожащимъ голосомъ.

— Я не могъ помшать этому, даже если бы хотлъ,— отвтилъ Лоренцо.— Но разв заслуживаютъ они лучшаго конца, чмъ тотъ, который они готовили намъ? Я даже не сдлалъ бы попытки спасти Франческо, если бы въ минуту возстанія народъ и послушался моего голоса.

— Сынъ мой, и я, какъ мать, не могу простить его, что должна была бы сдлать, какъ христіанка, а, между тмъ, онъ виноватъ мене всхъ.

— Какъ не виноватъ? Онъ убилъ вашего сына, онъ всми средствами разжигалъ этотъ заговоръ, тогда какъ остальные родственники слушались только его совтовъ!

— Тми руководили боле низкія побужденія, чмъ имъ, они дйствовали изъ алчности, изъ честолюбія. Франческо мстилъ за измну.

— Вы говорите загадками, матушка,— недоврчиво замтилъ Лоренцо.— Что могъ сдлать Джуліано, чтобы измнить его дружбу въ слпую ненависть?

Мать приблизилась къ сыну и положила руку на его плечо.

— Въ одномъ дом, едва ли въ тысяч шагахъ отсюда, живетъ женщина, называющаяся вдовой Джуліано, матерью его будущаго ребенка. Она была раньше невстой Франческо Пацци.

Лоренцо пораженный смотрлъ на мать.

— И у него похитилъ ее Джуліано?— все еще не вря, спросилъ Лоренцо.

— Да!— коротко и рзко отвтила донна Лукреція.

Оба долго молчали, въ тишину комнаты долетали издали шумъ повседневной жизни и крики игравшихъ въ саду дтей. Лоренцо прижалъ руку къ глазамъ.

— Ваша сильная душа не измнила вамъ и въ глубочайшемъ гор,— произнесъ онъ, наконецъ,— такъ какъ вы ршились признаться мн въ этомъ. Совершонное преступленіе влечетъ за собою наказаніе, значитъ, местью было то, что я называлъ подлымъ убійствомъ.

Крупная слеза скатилась по щек матери на сложенныя руки.

— Наказаніе за его юношеское увлеченіе было слишкомъ жестоко,— проговорила она въ полголоса.

— Дйствительно, матушка, такъ какъ оно причина совершающагося въ город ужаса и такъ какъ невинные пострадали вмст съ виновными… Знаетъ кто-нибудь, кром васъ, то, что вы сейчасъ сообщили мн?

— Нтъ, Лоренцо, и ты тоже сохранишь эту тайну.

— Хорошо, матушка,— твердо отвтилъ Лоренцо.— Но та женщина, о которой вы говорили… о ней надо позаботиться. Знаете вы ее и каково ваше мнніе о ней?

— Я была разъ у нея по просьб Джуліано. Къ сожалнію, въ ней нтъ ничего, что привлекло бы къ ней мое расположеніе. Поразительно красивая вншность, а подъ ней себялюбивое, холодное сердце, полное тщеславія и надменности.

Лоренцо сдвинулъ брови.

— Въ такомъ случа, предпочтительне, чтобы она никогда не была признана нашими.

— Но это, повидимому, ея самое горячее желаніе,— замтила донна Лукреція.

— Котораго я никогда не исполню,— ршительно объявилъ Лоренцо.— Такая женщина, какъ вы ее описали, не стоить жертвы, принесенной ей, и недостойна крови, пролитой изъ-за нея. Ей будетъ выдаваться скромная пенсія и больше ничего.

— А дитя, о которомъ я говорила?— напомнила мать.

— Ребенка Джуліано я возьму къ себ. Если родится мальчикъ, онъ будетъ воспитываться вмст съ нашими дтьми.

Донна Лукреція вздохнула съ облегченіемъ. При настоящихъ обстоятельствахъ она должна была радоваться тому, чего достигла для семьи своего любимца, заботы ея, впрочемъ, касались больше ребенка, чмъ Камиллы {Сынъ Джуліано, родившійся два мсяца спустя посл смерти отца, посвятилъ себя духовному званію и вступилъ въ 1526 г. на папскій престолъ подъ именемъ Климента VII.}.

— Еще о другомъ я должна сообщить теб, сынъ мой,— сказала мать посл паузы.— Но и это не можетъ обрадовать тебя.

— Радость бжитъ печальнаго дома. Скажите же, что еще безпокоитъ васъ?

— Это касается женъ и дтей тхъ, кто участвовалъ въ заговор, въ особенности же Пацци. Что ршилъ ты относительно ихъ?

— Вы знаете, что я не могу ршать самостоятельно въ дл, грозившемъ всему государству. Приговоръ синьоріи постановилъ, чтобы жены и дочери заговорщиковъ были изгнаны изъ Флоренціи.

— Между ними есть наши близкіе друзья, приведешь ты въ исполненіе приговоръ и относительно ихъ?

— Я долженъ это сдлать, дорогая матушка, хотя и съ тяжелымъ сердцемъ, такъ какъ не могу допустить исключеній, если не хочу навлечь недовольства тхъ, кто вмст съ дломъ республики защищаетъ и мое дло.

— Знаешь ты, что сдлалось съ Валеріей Пацци?

— Нтъ, я надюсь, что ей удалось бжать или найти убжище въ монастыр.

— Въ такомъ случа, я должна сообщить теб то, что узнала вчера. Рыцарь твоего двора, котораго ты удостоивалъ своей милости, скрываетъ ее у себя. Графъ Саграмора съ опасностью жизни спасъ ее въ день возмущенія изъ отцовскаго дома.

Лоренцо вскочилъ съ мста.

— Неужели? Ферранте съ ума сошелъ! Вдь, онъ не могъ не знать, какому тяжелому наказанію онъ подвергаетъ себя. Вы, вроятно, ошиблись.

— Я сказала теб то, что сообщилъ мн пріоръ Ринальдо Арецци, расположенный къ графу Саграмора. Онъ просилъ меня предостеречь его, прежде чмъ его потребуетъ синьорія. Меня не удивляетъ поступокъ Ферранте. Ихъ любовь, которой мы вс сочувствовали, была извстна всей Флоренціи. Онъ поступилъ такъ, какъ ему приказало сердце. Неужели ты поставишь ему это въ вину?

Лоренцо скомкалъ лежавшій передъ нимъ листъ пергамента.

— Я долженъ говорить съ нимъ,— въ волненіи воскликнулъ онъ,— объяснить ему, что онъ длаетъ, и постараться защитить его, если онъ уже возбудилъ подозрніе синьоріи!

——

Ферранте почти тотчасъ же получилъ приказаніе явиться къ государю. Онъ не удивился, такъ какъ зналъ причину вызова.

Когда пажъ Лоренцо удалился, Ферранте вышелъ въ сосднюю комнату, куда скрылась Валерія при появленіи посла. Мучительно сжалось его сердце при вид блднаго, исхудалаго лица молодой жены.

Валерія бросилась ему на встрчу и ирижалась къ его груди.

— Лоренцо требуетъ тебя, Ферранте!— воскликнула она.— О, теперь все кончено, ты никогда не возвратишься, если оставишь меня сейчасъ!

Ферранте крпко обнялъ жену и поцловалъ ея пушистые волосы.

— Я иду бороться за тебя, дорогая моя! Будь спокойна, мы въ этой жизни больше не разстанемся.

Валерія обвила руками его шею и привлекла къ себ его голову.

— Настало то, чего я боялась. Тебя накажутъ за то, что ты сдлалъ для меня, тебя отнимутъ у меня.

— Сердце Лоренцо мягко и великодушно. Оно исполнится милости ко мн и состраданія къ теб.

— А если онъ изгонитъ тебя, какъ и меня, потому что ты мой мужъ?

— Мое отечество будетъ тамъ, гд ты.

— Ферранте!

— Что, дорогая моя?

— Неужели ты такъ любишь меня, что готовъ перенести все это?

Покрывая поцлуями ея лицо, Ферранте прошепталъ:

— Я не думаю теперь ни объ опасности, ни о наказаніи. Я думаю только о томъ, что ты моя.

Молодая женщина начала успокоиваться, отъ его ласкъ на щекахъ ея появился легкій румянецъ, на губахъ заиграла даже улыбка, когда она нжно оттолкнула его отъ себя.

— Что будемъ мы длать, ферранте, когда намъ придется переселиться въ чужіе края?— спросила она.— У меня нтъ теперь ничего, кром того, что ты можешь мн дать.

— Этого достаточно, дорогая, пока я не найду службы. Благодаря щедрости моего повелителя, я могъ сдлать въ послдніе годы нкоторыя сбереженія, на эти средства мы удемъ въ какую-нибудь дальнюю страну, гд начнемъ новую жизнь.

— А я буду помогать теб добывать средства, я многому училась и люблю работать. Я буду продавать искусныя вышиванья, которыя прежде дарила.

Ферранте взялъ ея блдныя руки.

— Эти маленькія бленькія ручки не должны трудиться для меня, — нжно произнесъ онъ.— Мужъ обязанъ работать и заботиться о жен.

— Я не знаю большаго счастья, какъ сдлать то же для тебя, какъ прежде моею мечтой было отдать теб богатство, которое я должна была получить. Теперь я бдна.

— А я никогда въ жизни не чувствовалъ себя богаче, чмъ теперь,— съ улыбкой возразилъ онъ.

Валерія вздохнула.

— Благодаря жен, которая носитъ имя Пацци,— съ горечью прошептала она.

— Теперь ты не Пацци. Ты Валерія Саграмора и я горжусь своею женой такъ, какъ будто бы она доставила мн царскую корону.

Пробилъ назначенный государемъ часъ. Ферранте съ неохотой освободился изъ объятій жены.

— Я сейчасъ же вернусь къ теб, какъ только кончится аудіенція,— утшалъ онъ Валерію, увидвъ, что слезы вновь потекли но ея лицу.

Еще горячій поцлуй и они разстались.

Лицо Лоренцо было мрачно, когда къ нему явился графъ Саграмора, и взглядъ его строго смотрлъ на рыцаря, котораго онъ долгіе годы считалъ достойнымъ своей дружбы и доврія.

— Я потребовалъ васъ къ себ, Ферранте Саграмора,— обратился къ нему Лоренно,— потому, что хочу услышать отъ васъ подтвержденіе поразившаго меня сейчасъ извстія, которому я не поврилъ, помня вашу многократно испытанную врность. Вамъ не можетъ быть безъизвстно, какая судьба постигнетъ тхъ, кто покушался на мою жизнь и убилъ моего единственнаго брата. Вы знаете и то, что равному наказанію подвергаются т, кто оказываетъ помощь заговорщикамъ или ихъ родственникамъ, вы знаете, что Пьетро Веспуччи изгнанъ за то, что способствовалъ бгству Наполеона Франчеза.

— Я все это знаю, ваша свтлость,— твердо отвтилъ Ферранте.

— И, тмъ не мене, Саграмора, вы ршились защищать дочь несчастнаго человка, сдлавшагося преступникомъ, даже больше: до сихъ поръ скрываете ее у себя и навлекаете на себя месть народа, который безпощадно отплатитъ вамъ за то, что вы сдлали для этой несчастной.

— Ваша свтлость, вы милостиво упомянули о судьб, которая постигнетъ меня за преступленіе, совершонное мною въ вашихъ глазахъ и въ глазахъ всей Флоренціи, и я признаюсь, что заслуживаю вашего наказанія. Но не о своей судьб думалъ я, когда, какъ безумный, бросился изъ вашего дворца къ дому Пацци. Я думалъ объ ужасномъ положеніи двушки, брошенной тми, кто долженъ былъ ее защищать. Кто ршился бы взять подъ свою защиту дочь измнника, рискуя жизнью и вашею милостью?… Я сдлалъ даже больше для двушки, которую любилъ и которую увидлъ въ рукахъ грубыхъ варваровъ. Не сердитесь, государь, за то, что узнаете сейчасъ: Валерія Пацци сдлалась моею женой.

— Безумецъ!— воскликнулъ Лоренцо.— Вы хотите погубить себя ради нея? Понимаете ли вы, что даже я не могу защитить васъ, если это узнаетъ синьорія, что вы произнесли свой смертный приговоръ?

Въ лиц Ферранте не измнилось ни одной черты, онъ устремилъ твердый взглядъ на государя.

— Когда эта двушка, которая должна безвинно искупить грхи своихъ родныхъ, жила въ богатств и счасть, она отдала мн любовь своего чистаго сердца, мн, чужестранцу, о которомъ она ничего не знала, кром того, что онъ бденъ и несчастенъ. Она была счастлива при мысли, что можетъ осыпать своими сокровищами бднаго человка, что можетъ отдать ему все, что принадлежало ей, ничего не требуя взамнъ, кром отвта на свою любовь. Свтлйшій государь, вы знаете, какъ сурово были разбиты мечты ея неопытнаго сердца, и вы сами милостиво ходатайствовали за меня, чтобы я могъ исправить то, въ чемъ провинился.

— Я хорошо все это знаю, Ферранте,— отвтилъ взволнованный Лоренцо,— но теперь… я не могъ бы поддерживать подобнаго намренія. Я всегда желалъ вамъ добра,— въ этомъ вы давно убдились,— но и я не въ силахъ помочь вамъ.

— Государь, то, что я теряю съ вашею милостью и расположеніемъ, знаю я одинъ, и если вы теперь навсегда прогоните меня съ глазъ своихъ, я никогда не забуду горя, которое мн причинить эта разлука. Но такъ же святъ, какъ мой долгъ относительно васъ, былъ мн долгъ относительно двушки, которую я обманулъ и которая, несмотря на вс перенесенныя изъ-за меня страданія, продолжала любить меня. Что могъ я предложить за ея разрушенныя мечты, разбитыя надежды меньше того, что я далъ ей, — пристанище въ моемъ дом? Скоро нельзя будетъ скрывать ея присутствіе въ стнахъ города, какъ опальная женщина, она приговорена къ изгнанію. Мое неотъемлемое право охранять ее во время ея тяжелаго пути. Куда бы онъ ни привелъ ее, я пойду съ ней.

— Ферранте, вы оба бдны и для васъ теперь закрыты вс должности, которыя вы захотли бы занять. На что хотите вы содержать жену, себя? Подумайте о судьб Нерони, Альбици, которые, всми избгаемые и покинутые, скитались по блому свту. Вы навлекаете на свою голову подобную же участь.

— Меня больше тяготило бы всякое почетное мсто, которое я могъ бы занять, еслибъ я зналъ, что Валерія далеко отъ меня, въ томъ бдственномъ положеніи, которое вы нарисовали для меня, государь. Мы переселимся съ ней въ другую страну и я попытаюсь работой рукъ своихъ добывать необходимое для насъ обоихъ. Исполните мою единственную послднюю просьбу: не отпускайте меня отъ себя въ гнв. Вы были для меня боле чмъ повелителемъ, удостоивая меня своею дружбой.

Ферранте опустился на колно передъ государемъ и почтительно поцловалъ его руку. Лоренцо былъ глубоко взволнованъ.

— Саграмора,— отрывисто произнесъ онъ,— не такъ, не сегодня вы должны разстаться со мной. Я знаю, что немногое могу сдлать для васъ,— у меня у самого руки связаны,— потому дайте мн время обдумать, какъ могу я отвратить отъ васъ послдствія вашего безумнаго поступка.

Лоренцо сдлалъ ему головой знакъ удалиться и опустился въ кресло, стоявшее передъ письменнымъ столонъ.

Легкіе шаги раздались сзади него и дв горячія руки обвились вокругъ его шеи. Лоренцо поднялъ голову и улыбнулся.

— Это ты, моя Клариса, пришла за мной?

— Я дожидалась нкоторое время въ сосдней комнат,— созналась она.

— И, по женской привычк, слушала, что я говорилъ съ Саграмора?.

— Да, Лоренцо, — отвтила она, наклонясь къ нему.— И я рада, что сдлала это.

— Почему, Клариса? Даже твои просьбы, дорогая моя, не могутъ избавить этихъ несчастныхъ отъ изгнанія. Ты слышала, что я не могу этого сдлать.

— Лоренцо, ты называлъ Ферранте Саграмора другомъ, Валерію любишь съ дтскихъ лтъ, также какъ и я привязалась къ ней. Неужели она должна безвинно страдать за преступленія другихъ?

— Къ несчастію, да, какъ и вынуждены къ этому вс родственники остальныхъ заговорщиковъ. Я не могу произвольно измнить приговоръ синьоріи въ пользу одного.

Клариса, лаская, провела рукой по темнымъ волосамъ Лоренцо.

— Слова Валеріи заставили меня одуматься,— тихо проговорила она.— Она побудила меня пойти на могилу Лукреціи, посл чего я вернулась къ теб, мой дорогой.

Несмотря на молчаніе Лоренцо, Клариса знала, что онъ чувствуетъ то же, что она,— знала, что она не напрасно надется за друзей.

— Пусть наше наконецъ-то достигнутое счастье говоритъ за ихъ несчастье,— прошептала Клариса,— и Господь укажетъ намъ средство помочь имъ.

Лоренцо привлекъ къ себ жену и долго смотрлъ въ ея лицо, сіявшее съ нкоторыхъ поръ новою прелестью.

— Первая просьба, обращенная тобою ко мн, не можетъ остаться неисполненной, дорогая Клариса,— произнесъ онъ, наконецъ, — и если я не въ силахъ сохранить имъ отечество, я постараюсь, чтобъ они могли на чужбин безъ заботъ и опасностей найти себ новую родину. Правда, оба они заслуживаютъ лучшаго, чмъ то, что даетъ имъ воля Неисповдимаго, но и на развалинахъ ихъ судьбы, разбитой на нашихъ глазахъ, можетъ возникнуть будущность, которая богаче искреннимъ счастьемъ, чмъ мы, недальновидные, можемъ понять.

——

Нсколько дней спустя Ферранте Саграмора съ молодою женой покинулъ ночью городъ, въ который уже никогда въ жизни они не могли возвратиться.

Благодаря ходатайству Лоренцо и его супруги, они имли возможность добраться до Франціи, гд въ тихой, уединенной жизни Валерія медленно позабывала ужасныя впечатлнія, вынесенныя изъ родины. По просьб Лоренцо, Ферранте впослдствіи бытъ принятъ на службу королемъ Людовикомъ XI, синьорія отказалась отъ преслдованія его изъ уваженія къ государю, такъ любившему его. Кром того, война, начавшаяся во Флоренціи сейчасъ же посл заговора, отодвинула на задній планъ наказаніе виновныхъ.

Папа прислалъ изъ Рима проклятіе и отлученіе отъ церкви Лоренцо, Неаполь двинулъ войска противъ республики, но какъ до сихъ поръ флорентинцы были врны дому Медичи, такъ и теперь они крпко сплотились вокругъ своего государя. Судьба государства сдлалась отнын судьбой династіи, въ которой народъ видлъ залогъ своего благосостоянія и спасенія.

Счастье, сопровождавшее старшаго сына Пьетро во всхъ предпріятіяхъ, не покинуло его и теперь. Звзда Медичи поднималась все выше и выше,— звзда, сохранившая въ минуту величайшей опасности эту славную жизнь, доставившую благо столькимъ тысячамъ и неувядаемую славу городу, для котораго Лоренцо былъ тмъ, чмъ никто до него и посл него не былъ.

Въ сердцахъ благодарнаго народа сохранялась незабвенная память о Лоренцо Медичи, когда уже давно глаза его сомкнулись навки и всевозможныя бури потрясли владычество его наслдниковъ, очарованіе его могучей личности было такъ велико, что пережило перепетіи смутныхъ временъ, и даже слдующимъ поколніямъ остался дорогъ тотъ, кого народъ съ гордостью назвалъ ‘Великолпнымъ!’

В. Р.

‘Русская Мысль’, кн. IV—VIII, 1891