Из знаменитой поговорки: ‘Кто сеет ветер, пожнет бурю’ — вытекает рекомендация того, что можно было бы назвать политическою гигиеною. Гигиена предупреждает заболевания, медицина лечит болезни. Века существовала одна медицина, изнемогавшая в борьбе с бесчисленными и часто нелепыми, от нелепых причин происходящими болезнями, пока в XIX веке люди догадались, что гораздо рассудительнее не вести себя нелепым образом, не становиться в нелепое положение и нелепые условия и не хворать вовсе, кроме некоторых роковых и неизбежных случаев и моментов, вытекающих из существа нашего организма. Простая эта мысль развилась в систему, т.е. в науку, захватила не только единоличное, но и общественное внимание, оздоровила города, жилища, питье, пищу, одежду, труд, число болезней сократилось вдвое, если не втрое, и здоровье человечества возросло на большой процент без рецептов и до рецептов. Все это очень похоже на то, что могло бы быть в политике. ‘Кто посеет ветер, пожнет бурю’, — показывает отсутствие в политике вот этой здравой гигиенической предусмотрительности, которая в тысяче случаев помогла бы нам избежать положения мельника, бегающего около прорванной плотины и утекшей воды. Сколько работы, чтобы починить мельницу! А между тем достаточно было в свое время там подсыпать земли, в другом месте подложить хворосту и щебня и всегда за всем внимательно смотреть.
Революции всегда суть прорывы плотины, наказующие небрежение мельника. Всегда это ‘ветер, посеянный политиками’ прежних лет и десятилетий. Только надо помнить, что соответственно активному характеру политики и вообще человеческой жизни, соответственно вечному прогрессу, в каком находится, так сказать, человеческая машина, здесь сеянье ветра происходит чаще всего не через излишние дела, а через недостаток дел, не через суетливость, торопливость и даже поверхностность, а скорее и чаще через дремоту, сон, лежанье, непотизм и тому подобные скверные привычки политиков и худые болезни политики. Электричество медленно накопляется в слоях социальной атмосферы, и накопляется оно за время тишины, полного штиля и знойного удушья.
В этом заключается самая опасная сторона политики, и часто в этом единственно лежит причина падения наций, крушения эпох и политических систем. Людовики XIV и XV блаженствовали, а Людовик XVI пошел на эшафот. Это самая бросающаяся в глаза иллюстрация, а подобных и меньших миниатюр в истории, все на ту же тему, не оберешься. Уроки, которые не должны бы пройти даром, увы, всегда проходили даром.
Конечно, в нашей русской истории явления происходят не иначе, чем во всем мире, и буря двух последних лет сеялась блаженным сном среди русских администраторов, от министра до столоначальника, в течение века. Все это предчувствовал, но почему-то не предупреждал уже император Николай I. Все вопросы были задержаны, и ‘сдерживание’ и было сутью русской политики, пока все не ‘прорвалось’. Благородные славянофилы твердили о недостатке общественной свободы: их высылали из Москвы, запрещали им печататься, пока не очутились лицом к лицу с ‘захватным правом’ и вместо благообразной фигуры Константина Аксакова в знаменитой ‘мурмолке’ получили перед собою патологическую фигуру ‘товарища’ Алексинского. Не хотели ‘иметь дела’ с барами, получили ‘историю’ с прислугою. Вот история нашей полупугачевщины, полуреволюции, среди которой и, к счастью, кажется, в конце которой мы живем.
Может быть, следует видеть особое благословение судьбы над Россиею в том, что Дума государственного строительства, какую хотелось бы увидеть и есть надежда увидеть в третьей Думе, собралась после речей и отчасти после деяний двух Дум, в которых погуляла буря. Корабль наш, очевидно, вышел из нее, испытав неприятности, но не дойдя до опасности. Она вовремя была прервана, но никому не следует забывать тех определенных толчков, тех определенных и точных угроз, какие были произнесены и отчасти начинали приводиться в действие в двух первых Думах. Программу и кадетов, и более левых партий следует твердо держать в уме, чтобы знать те подводные камни, каких следует избежать в нашем будущем плавании. Вся деятельность третьей Думы должна быть предупредительною: именно она должна разрешить те же вопросы, которые были поставлены этими партиями, но поставлены в качестве революционной борьбы, революционного возбуждения, но разрешить их в умиротворяющем, в успокаивающем направлении. Вопрос земельный — это прежде всего. Положение крестьянства, конечно, должно быть улучшено, — и прямым образом через увеличение площади крестьянской земельной собственности, и косвенным путем через улучшение юридического строя в деревне и селе, через уничтожение нелепой чересполосицы в землепользовании, а более всего через просвещение крестьянской массы и разлитие в ней более культурных отношений к земле и культурной работы на ней. Культура должна расти ввысь, а не вширь. Крестьянин, да, пожалуй, и всякий русский трудящийся человек, должен полагать впредь свое обогащение или улучшение своего положения не в том, чтобы теснить соседа и гнать его, как доселе, а в том, чтобы самому работать лучше, интенсивнее, упорнее и несколько научнее. Печальнейшая наша история развила отвратительнейшую привычку строить свое богатство на обнищании другого и других, ширить себе простор на счет стеснения других, что в общем немало послужило причиною всеобщего, всех против всех, ожесточения и жажды кровавой расправы, во что и перешла наша ‘революция’ с ее ‘иллюминациями’ и разгромом культурных хозяйств. Вся эта экономическая и моральная мерзость, или скорее необразованная дикость, должна исчезнуть бесследно, т.е. нужно ее вымести дочиста. Но вымести отнюдь или не только мерами полиции, взыскания, суда и казни, а мерами совершенно нового в самой администрации метода деликатного отношения ко всякой чужой личности, чужой собственности, чужой свободе. Величайшая есть жажда увидеть наше правительство во главе всего культурного движения: самым культурным хозяином в своем хозяйстве и самым просвещенным деятелем в своей деятельности. Личное возвеличение правительства есть одна из величайших теперь задач. Когда лица правительства станут не только первою властью в государстве, но и первым умом в государстве, тогда дело сделано или наполовину сделано.
Землевладение и земельная культура у крестьян — это одно, и серии других сторон в городской и губернской жизни, в сфере самоуправления и суда, особенно сельского, в сфере чиновной службы, в сфере ограждения частной личности и жизни от административного вмешательства и произвола, — всеми этими темами или, лучше сказать, ‘выкриками’ двух первых Дум должна заняться и третья, но разрешить их в государственном смысле, в интересе общенациональной гармонии. Нужно, чтобы удовлетворительное решение всех этих трудностей положительною властью однажды и навсегда предупредило возможность сделать из них орудие борьбы для претендентов отрицательной власти. В этом и будет заключаться настоящая, не эффектная, победа над революциею. Кто хочет, чтобы она не встала, должен встать сам: встать в силе к разуме, в бодрствовании и неусыпных делах, наконец, — в доблести, в настоящей национальной доблести. Трудности, вкратце названные выше, должны быть не только разрешены ‘удовлетворительно’ во внешнем формальном смысле, чтобы ‘заморить червячка’: они должны быть разрешены охотно и любовно, чтобы население своим подозрительным глазом увидело и убедилось, что благосостояние народное понятно и дорого не одним ‘товарищам’, но и людям мундира и шпаги, людям достатка и благосостояния, что к независимости стремятся не одни зависимые, но что ее хотят независимые. Только тогда они поймут, что в нации нет врагов, что низшие и высшие слои в ней питают одно и то же дерево, корни которого одни лежат выше, а другие лежат ниже, оставаясь везде родными и слитыми в одну систему.
Вот великая утвердительная задача, стоящая перед третьей Думой. От нее зависит понять эту задачу и повести Россию к лучшим дням.
Впервые опубликовано: ‘Новое время’. 1907. 2 нояб. No 11366.