З. H. Гиппиус
Предостережение
КОММЕНТАРИИ
Предостережение, Гиппиус Зинаида Николаевна, Год: 1926
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Гиппиус З. H. Чего не было и что было. Неизвестная проза (1926—1930 гг.)
СПб.: ООО ‘Издательство ‘Росток’, 2002.
Говорят, одержимость — болезнь древности. Я думаю — она вечная, и лишь в иные времена усиливается и распространяется.
Наше время для нее благоприятно. Участились случаи, тяжелые и легкие, и всегда разнообразные, всегда в зависимости от индивидуальности.
Одержимость не нападает сразу, она развивается постепенно, и в течение некоторого периода можно еще слушать человека и принимать его за прежнего, не догадываясь о том, что с ним случилось.
Это период — опасный для недогадливых. Нужно стараться помочь им поскорее раскрыть глаза. И я обращаюсь к тем из слушателей и читателей проф. И. А. Ильина, которые не потеряли способность рассуждать: попробуйте отнестись внимательнее к последним его книгам и к фельетонам на страницах ‘Возрождения’. Вы увидите, может быть, нечто новое.
Вот, хотя бы, недавняя статья ‘Дух преступления’. Относительно содержания ее спорить не будем, — не спорят с авторами таких статей, — мы только со спокойствием рассмотрим, что она из себя представляет.
Вглядитесь: разве ее написал философ Ильин? Разве какой-нибудь философ — да что философ! просто человек с размышлением, — позволил бы себе так обращаться со словами и понятиями?
У Ильина нет определений, он действует странным и упрощенным способом — посредством знаков равенства. Берет одно слово, берет другое, какое ему соизволится, ставит между ними знак равенства, и конец: считайте, что это синонимы. Отсюда уж идут выводы, — настолько же лишенные смысла, насколько не осмыслено и произвольно было наложение одного слова на другое.
Чтобы пояснить этот способ — вот примерное упражнение со словом ‘война’:
Война = Крестовые походы. Крестовые походы = подвиг. Таким образом: война = подвиг, это синонимы. Каждый раз, когда произносится слово: ‘война’, понимайте: ‘подвиг’.
Или так (с равным правом): война = германская война. Германская война = коварство. Значит: война = коварство, это синонимы. Каждый раз, когда произносится слово: ‘война’, понимайте: ‘коварство’.
Одинаковый произвол — и одинаковое бессмыслие.
Именно этим способом, конечно невозможным для человека, считающегося с условиями разумного мышления, оперирует Ильин: революция = большевизм, большевики = преступники. Таким образом: революция = преступление, это синонимы. Каждый раз, когда пишется: ‘революция’, читайте: ‘преступление’.
Начертав свой первый знак равенства (революция = большевизм), — Ильин делает, ради второго (большевики = преступники), что-то вроде диверсии в сторону большевиков, крайне торопливо и ненужно, ибо новых доказательств их преступности не приводит, да и никаких, пожалуй, не приводит, ограничиваясь, главным образом, бранью, — ‘обзываньем’ их каторжниками, уголовщиной и т. д., что также новости для нас не имеет. Но это понятно. Ильин очень спешит и подчеркивает: ‘Революция в том, что революционеры всех ограбили’. Через несколько строк, опять курсивом: ‘И все это есть революция’ (читай: преступленье).
Все ясно, дальше оставалось бы доказывать, разве, что преступленье — преступно, а это доказательств не требует. К тому же Ильин опять торопится. Преступленье установлено, надо, значит, найти всех преступников, всех прикосновенных к преступленью, посадить их на скамью подсудимых и озаботиться о достойном наказаньи. Впрочем, что касается наказанья, то оно известно: Ильин уже объявлял о нем. Это — ‘в строгой последовательности — пресечение, безжалостность, казнь’. Для раскаявшихся и малосознательных сообщников — будет допущено, вероятно, снисхожденье: эти ‘рабы биты будут меньше’.
Розыск злодеев и преступников не долог, не труден: уголовной бандой грабителей и убийц с их сообщниками оказывается — вся русская интеллигенция. Да и действительно: ведь ‘революция — большевизм — преступленье’ не три слова, а одно, значит, бывшие, настоящие и будущие, активные и не активные, революционеры — большевики, они же — преступники, или, в крайнем случае, сообщники. А так как я не знаю, найдется ли хоть один русский интеллигент, который мог бы представить достаточные для Ильина доказательства, что он и помышлением никогда революции (преступленья) не касался, — то ясно: на скамье подсудимых вся русская интеллигенция. Так есть, так и быть должно, и бывший философ Ильин так это и объявляет.
Судебный процесс он ведет стремительно, впрочем находит время для попутного глумленья над обвиняемыми. Это вообще характерная черта для теперешнего состояния философа, — осыпать бранью, попросту обозвать своих ‘преступников’ всяческими словами: ах вы такие-сякие, уголовщина, каторжники, воры злодейские! Что, молчите, небось! Страшно?
И едва лишь почудится ему, что кто-то собрался открыть рот, — последний окрик:
— Довольно! Я — знаю, что говорю! А вы — слушать и молчать!
Конечно, молчать, не спорить же с человеком в пене? Говорить надо не с ним, но о нем, о его состоянии, о его писаниях.
Да какие уж это писания? Это буйство, а не писания. Одержимому свойственно буйствовать (даже тихий, и тот без своего, — тихого, — буянства не обходится). Однако буйствовать на улице, или хотя бы в переулке ‘Возрождения’, до сих пор не позволялось. Как раз Струве, — если память мне не изменяет, — всегда, во всех своих положениях, был против буйства. И то, что уличное буйство Ильина им ныне поощряется, — будит во мне горестное подозрение: да уж не коснулась ли и его та же зараза? Сам-то Струве — уж вполне ли Струве?..
Люди, имеющие отношение к религии, должны скорее других догадываться о несчастии, постигшем Ильина. Ведь он, изрыгая свои беспорядочные проклятия и угрозы, еще претендует и на ‘христианство’, еще пытается и на него опереться, мешает с бранными какие-то ‘христианские’ слова. Для человека мало-мальски религиозного это уж совсем должно быть нестерпимо, и должно сразу открыть ему глаза. От лиц, высокоавторитетных в этой области, мне пришлось слышать два кратких определения последней ‘деятельности’ Ильина: ‘военно-полевое богословие’ и, — еще выразительнее и прямее, — ‘палачество’.
Да, всем, имеющим и не имеющим отношение к религии, революционерам и антиреволюционерам, левым и правым, — всем, сохранившим человеческое соображение и человеческие чувства, — должны мы неустанно твердить: будьте внимательны — это в ваших же собственных интересах. Попробуйте следить не за тем, что говорит Ильин, а как он говорит: и вы тотчас увидите, что это не философ пишет книги, не публицист — фельетоны: это буйствует одержимый.
Впервые: Последние Новости. Париж, 1926. 25 февраля. No 1800. С. 2.
‘Дух преступления’ — статья И. А. Ильина, напечатанная в газете ‘Возрождение’ 5 февраля 1926 г.