ПЕТРАШЕВЦЫ
СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ
РЕДАКЦИЯ П. Е. ЩЕГОЛЕВА
ТОМ ВТОРОЙ
СТАТЬИ, ДОКЛАДЫ, ПОКАЗАНИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МОСКВА * 1927 * ЛЕНИНГРАД
П. Щеголев.
Предисловие к сборнику ‘Петрашевцы’, Щеголев Павел Елисеевич, Год: 1927
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Настоящий сборник материалов о петрашевцах задуман и выполнен еще в 1922 году. Мысль об издании этого сборника принадлежит Н. Л. Мещерякову. Задача сборника — приблизить читателя к источникам истории петрашевцев и их движения. Нельзя не признать, что в истории русского революционного движения период мощного влияния идей утопического социализма представляется наименее исследованным, а между тем французская социалистическая мысль первой половины XIX века, в особенности учение Фурье и его последователей дали мощный толчок русской общественной мысли и вызвали необычайное возбуждение, еще не оцененное — вернее не дооцененное — прежде всего в русской литературе и затем в верхах нарождавшейся русской интеллигенции. Ни один из крупных писателей, выступивших на литературное поприще в 30-х — 40-х годах, не избег влияния сен-симонистских и фурьеристских идей. Миросозерцание Федора Достоевского уходит с корнями в почву, поднятую утопическими социалистами.
Работ, посвященных изучению фурьеристского движения в России, возглавленного М. В. Петрашевским, немного, научное значение можно признать, пожалуй, только за работами В. И. Семевского. К сожалению, он не довел до конца своих исследований о петрашевцах и, подавленный грудами сырого архивного материала, он поневоле должен был отвести много места частичной публикации и изложению материалов и в связи с этим ограничить исследовательские функции. В то же время вкрапленные в работах Семевского отдельные цитаты и отрывки не могут, конечно, дать представление об источниках. А вне работ Семевского с источниками официального происхождения можно было ознакомиться только по немногочисленным, не всегда правильным и точным извлечениям, напечатанным в свое время Герценом.
Эти соображения вызвали мысль о подборе материалов и источников, который дал бы интересующемуся читателю, слушателю вуза, начинающему исследователю возможность непосредственного ознакомления с источниками, самостоятельного их вчувствования. Составитель сборника, полагал, что подбор материала должно было вести по трем направлениям. Предстояло собрать рассеянные в отдельных изданиях, а главным образом в книжках журналов воспоминания, рассказы как самих участников движения, так и близко осведомленных современников, друзей и врагов. Это собрание вошло в первый том сборника, вышедший под заглавием ‘Петрашевцы в воспоминаниях современников. Сборник материалов. Госиздат 1926 г.’ {По недосмотру этот том вышел без редакторского предисловия, излагающего план издания, и поэтому тов. рецензенты оказались в несколько затруднительном положении. Один из них (в журнале ‘Историк-Марксист’) дописался до упреков по адресу редактора сборника, что книга составлена в обычном для этого историка (т.-е. редактора издания) стиле и не содержит статей, иллюстрирующих экономическое положение России в период фурьеристского движения. Автор этой рецензии вряд ли отдает сам себе отчет в написанном им. Что такое стиль собрания материалов? Ведь не редактор же писал эти статьи. Редактор был бы благодарен тов. рецензенту за указание хоть одного отрывка из высказываний петрашевцев и их современников, который заключал бы соображения экономического характера о причинах, вызвавших фурьеристское движение в России, и который не был бы включен в сборник. Тот же тов. рецензент осуждает книгу за тяжелый стиль 40-х годов, которым написаны статьи петрашевцев! Ну, что же поделать с таким рецензентом?}. Одновременно с работой по выборке материалов шло составление библиографии по петрашевцам. Думается, все существенное из современных петрашевцам свидетельств использовано в извлечениях и отрывках, составивших названный том сборника.
Иначе дело стояло с подбором источников по материалам архивным. Архивный материал сосредоточен в двух огромных сводах дел о петрашевцах: один из них — производство III Отделения собств. е. и. в., второй свод — военно-судный процесс или так наз. аудиториатское дело. Ни тот ни. другой свод не изданы, и из исследователей с ними знаком был только Семевский. В настоящее время нечего и думать об издании этих сводов, даже не целиком, а хотя бы в значительных извлечениях: на это понадобились бы десятки и сотни печатных листов. Нам представлялось правильным, с одной стороны, подобрать такие архивные материалы, которые рисовали бы фактическую историю дела, т.-е. движение петрашевцев, как оно освещено было следственными комиссиями, с другой стороны, собрать то, что нам нужнее всего сейчас — идеологические высказывания петрашевцев, как сделанные ими во время следствия, так и обнаруженные в бумагах, взятых по обыску. Военно-судный процесс старого времени, дореформенный, заканчивался в генерал-аудиториатском управлении. Генерал-аудиториат рассматривал все производство как с фактической, так и с процессуальной стороны, делал свое заключение и представлял всеподданнейший доклад. Аудиторы, низшие чиновники и. канцелярские крючки, бесстрастно — вне прикосновения, с обвиняемыми — творили свое дело и давали обстоятельную выжимку из [материала, подчас огромного, они набили руку в сводке содержания бесчисленных документов и делали это так искусно, что при изучении военно-судных процессов в большинстве случаев можно ограничиться чтением только доклада и не обращаться к остальным частям аудиториатского производства. Такими же достоинствами обладает и доклад, составленный генерал-аудиториатом по делу петрашевцев. Так как он известен лишь в неполных и неподлинных извлечениях, то нам представлялось полезным напечатать этот доклад полностью и не давать никаких других архивных документов, касающихся фактически истории дела. Аудиториатский доклад составил третий том сборника.
Конечно, говорить о движении петрашевцев можно лишь условно: в сущности никакого движения не было, петрашевцы от слов не успели перейти к делу, к активным выступлениям. У страха глаза велики, и нужно удивляться колоссальному — даже для николаевского времени — несоответствию между словами-‘делами’ петрашевцев и тем наказанием, которое они понесли. Изучение движения петрашевцев сводится в конце концов к изучению их мировоззрения, их идеологии. А источником для изучения идеологической стороны движения петрашевцев служат, во-первых, немногочисленные произведения, написанные до ареста, или напечатанные, или оказавшиеся в бумагах при обыске, и, во-вторых, сделанные ими в следственной комиссии признания, в которых они излагали свою веру, свои убеждения. Собранию идеологических высказываний посвящен настоящий, второй, том сборника.
Первым идеологом движения был М. В. Петрашевский, и его произведениям отведено первое место. Прежде всею пришлось сделать подбор статей из второго выпуска ‘Словаря иностранных слов’, изданного Кирилловым и проредактированного Петрашевским. Статьи Словаря не подписаны, и устанавливать их принадлежность Петрашевскому нетрудно по некоторым особенностям стиля и содержания. В. И. Семевский занимался вопросом об авторстве Петрашевского в Словаре, и все отмеченные Семевским статьи, как статьи Петрашевского, нами воспроизведены. Только Петрашевскому могли принадлежать словарные статьи, пропагандирующие новый тип общественного деятеля (новатор, оратор, ораторская речь), излагающие подробности социалистического строя по Фурье (нормальное состояние, организация производства), вносящие понятие о диалектике общественного развития (мода, неология, новаторство). Только Петрашевский мог дать такую критику современному ему строю (негры, облигация, опиум) и рассыпать иронию в прославлении русских порядков (оппозиция, нация, ораторство). К его словарным статьям мы присоединили литографированную статью о способах увеличения ценности дворянских или населенных имений. Находясь в заключении, Петрашевский много писал, он подавал (сидя в крепости и потом в Сибири) многочисленные заявления и ходатайства, которые дышали горячей силой убеждения, но не могли не представляться крайне парадоксальными русским властям. Мы оставляем без воспроизведения эти юридические измышления Петрашевского, чрезвычайно утомительные для нашего времени, и ограничиваемся опубликованием трех признаний Петрашевского, содержащих страстную и вдохновенную защиту идеи фурьеризма и изложение основных начал системы Фурье. Можно почувствовать особую остроту тюремной пропаганды фурьеризма, если вспомнить, к кому обращался и кого думал Петрашёвский совратить в фурьеризм: ни много ни мало — ближайших сановников Николая и самого Николая! ‘Если мне удалось,— писал своим следователям Петрашевский,— разъяснить (идею социализма), то льщу себя надеждою, что скажете тем, кто будет впредь нападать на социализм, что /поступать так значит нападать на все то, что есть живого и живучего в обществе, разрывать связи общественные, лишать всякого права на доброе дело, вводить мертвящий эгоизм в общество и водворять в нем тишину могилок и безмолвие кладбищ’.
Следственная комиссия предложила сделать изложение системы Фурье прославленному среди петрашевцев знатоку Фурье Н. Я. Данилевскому. Мы воспроизводим этот очерк Н. Я. Данилевского полностью, так же как и сделанной И. Л. Ястржембским по вызову комиссии ‘Изложение социально-экономических систем’. Рассуждения Ф. Г. Толля о происхождении религии и Н. С. Кашкина об идеалистическом и позитивном методе в социологии, дополняют и заключают памятники идеологической истории петрашевцев. Маленькие образцы применения идеологии к обиходу представляют речи А. В. Ханыкова и Д. Д. Ахшарумова на обеде в память Фурье.
Особую группу составляют включенные нами в сборник автобиографические признания, настоящие исповеди сердца, сделанные перед следственной комиссией Петрашевским, Ахшарумовым и Баласогло. Исповедь последнего прекрасно рисует тот быт, среди которого петрашевцы развивали свой фурьеристские идеи.
За исключением словарных статей, Петрашевского и его литографированной записки, остальные материалы, воспроизведенные полностью с подлинников, появляются в печати впервые. Ближайшее участие в составлении настоящего сборника принимала В. Р. Лейкина, научная сотрудница Музея революции в Ленинграде. Ей принадлежит и напечатанная в третьем томе библиография.