'Правительственный вестник', 'Журнал министерства юстиции' и ученый комитет, Катков Василий Данилович, Год: 1912 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

В. Д. Катков

‘Правительственный вестник’, ‘Журнал министерства юстиции’ и ученый комитет министерства народного просвещения в роли помощников по распространению догм политического кадетского катихизиса

‘Я подданный Его Императорского Величества, но не правительства’.
М.Н. Катков

Бывают странные периоды в жизни народов, когда лица и учреждения, призванные по самому своему положению блюсти порядок и законность в стране, бороться с революционными стремлениями и пробивать дорогу к свету и истине, делаются агентами противогосударственных течений без того, чтобы можно было их обвинить в намеренном нарушении долга, в сознательном желании оказать услугу своему врагу.

Конкретным примером такого образа действий может служить: 1) постановление ученого комитета министерства народного просвещения от (кажется) 26 февраля сего года, признавшее книгу профессора Грибовского ‘Государственное устройство и управление Российской Империи’ заслуживающей внимания при пополнении библиотек средних учебных заведений, 2) статьи главного редактора ‘Правительственного вестника’ А.Башмакова в NoNo 102 и 103 этого правительственного (а не кадетского) органа под заглавием ‘Опыт юридической конструкции наших Основных законов’, в которых (статьях) автор с апломбом официоза уверяет всех грамотных людей в ‘солидности (того же) сочинения профессора В.М. Грибовского’, в ‘безусловно серьезных, вполне научных качествах’ его ‘труда’ и 3) рецензия октябриста пр. Латкина той же книги на страницах ‘Журнала министерства юстиции’ (1912 г., кн. III)… Хм!! да… очень иногда бывают ученые редакторы на службе у правительств и очень мудрые официальные органы и ученые комитеты состоят помощниками министров!

Что же это за ‘идеология’, прельстившая именно не каких-нибудь ‘скворцов’, как выразился прекрасно ‘Пессимист’ ‘Русской речи’, а мужей разума, науки и власти, мужей, столь высоко поставленных в иерархии государства, со столь большой возможностью влиять, если не прямо, то косвенно, на судьбы страны и столь посему обязанных быть особенно осмотрительными и мудрыми?!

Если бы на заглавном листе книги не красовалась надпись, свидетельствующая, что составитель ее — В.М. Грибовский, профессор Императорского Новороссийского университета, доктор государственного права, можно было бы подумать, что писал ее кто-нибудь из приближенных г-на Милюкова: мнение, подтверждаемое тем красноречивым обстоятельством, что кадетское ‘Право’ в No 13 сего 1912 года (стр. 740-745) в своей рецензии работы профессора Грибовского, подыскивая пункты своего несогласия с положениями книги, молчаливо примыкает к основным ее тезисам. Небольшое разногласие по вопросу об ‘ограниченности’ или ‘неограниченности’ русского Монарха между критиками кадетского ‘Права’ и профессором Грибовским никакого существенного значения не имеет. По мнению кадетов ‘Права’, профессору Грибовскому следует поставить в вину, что он не указывает прямо на наименование нашего Государя ‘неограниченным Самодержцем’ (в ст. 222 Основных законов), как на ‘редакционный недостаток’. Но, отрицательное отношение к полноте власти русских Государей — красная нить всего труда профессора Грибовского, столь же ярко указывающая на партийную принадлежность автора, как красная полоска, вплетенная в канаты английского флага, говорит о национальной принадлежности их*. Что ограничение власти русских Самодержцев — конечный идеал профессора Грибовского и смысл всего исторического процесса русской государственной жизни, это подметил и столь благожелательный критик, как редактор ‘Правительственного вестника’. ‘Основным мотивом, — говорит он, — как исторического очерка развития у нас верховной власти, так затем и догматического ее построения, является у В.М. Грибовского разработка ‘ограничения’ государевой власти’. Это конфета, обсасываемая с удовольствием всеми представителями ка-детского миросозерцания. ‘Идя, — продолжает А.Башмаков, — тем самым навстречу излюбленным воззрениям той заграничной публики (курсив наш), для которой составлено и тюбингенское издание**, автор заслужил, вместе с тем, с точки зрения русской государственной действительности, упрек в некоторой (‘некоторой’ — это для bon ton’а) односторонности, в самом деле, ставить в центре всего вопроса элемент ‘ограничения’ — значит выдвигать отрицательное в ущерб положительному, служебное и придаточное — в перевес коренному и основному. Каковы бы ни были выгоды ‘ограничения’ (‘выгоды’: пусть так, но прежде нужно показать и доказать их по отношению к данной стране и эпохе…), читатель потребует, однако, чтобы анализ автора остановился и на исследовании тех качеств, той динамики государственных сил, той вековой потенциальности и моготы, которая заключается в самом институте ‘Государевой воли’, почему-то подвергаемом ‘ограничению’…

______________________

* Вообще следует заметить, что критика ‘Права’, не брезгающая шумно пользоваться даже очевидными опечатками (вроде неправильной цитаты 125 ст. Основного закона), придирчива и несерьезна. Отрицательное отношение журнала объясняется только тем, что профессор Грибовский частыми переходами от левых к правым и обратно вызвал общее недоверие и тех, и других. Основы же политического миросозерцания книги совершенно в духе ‘Права’, почему никаких возражений против них там мы и не находим.

** Профессор Грибовский, как известно, настолько счел ‘epoche machend’ свою работу, что одновременно выпустил ее и на немецком языке: пусть, мол, немцы знают, что по части сочинения умопомрачительных вещей есть артисты и в России…

______________________

Правильно, совершенно правильно! Только, как же связать эту основную односторонность и партийные вкусы автора с ‘солидностью’ и ‘вполне научными качествами’ труда его? И сам А.Башмаков, на протяжении всей своей довольно длинной рецензии, положительных доводов к обоснованию такого благосклонного заключения никаких не приводит. ‘Либеральная точка зрения’ и ‘конституционная идеология’ не могут считаться достаточными для официального органа страны, где первым слугой Государя состоит лицо, столь определенно заявившее в свое время, что в России, слава Богу, парламента нет. Непризнание же профессором Грибовским Финляндии особым государством едва ли может быть поставлено ему в заслугу в виду того, что практически он не мог сделать противного, при всем своем либерализме, по непризнанию за ним основными законами верховной власти, а теоретически, за малыми исключениями, отрицательный взгляд проводился на этот вопрос не только русскими государство-ведами, но и заграничными.

Совершенно правильно отмечает далее А.Башмаков, что положительная сторона полноты власти русских Государей совершенно не выяснена профессором Грибовским. Читатель вообще и слушатель автора в частности не будут знать значения, силы, достоинства и заслуг исторической власти русских Государей. А между тем ‘история’, действительно, ‘имеет на это готовые ответы’. Попытки же ‘ограничить’ эту власть, опять-таки совершенно не выясненные у автора по отношению к их источникам и неоцененные по достоинству, ни к чему, кроме смуты, не приводили, а значение новых учреждений, связанных с этими попытками, учреждений существующих без году неделю и уже достаточно подорвавших веру в возможность у нас ‘народного представительства’, хотя бы по несовершенным западным образцам, лежит в неизвестном будущем. Есть слишком много оснований опасаться, что вызванная волей великодушного Монарха к жизни Государственная Дума не оправдает стремлений Его, выраженных в Манифесте 3-го июня 1907 года: укрепить государство Российское (‘созданная для укрепления государства Российского Государственная Дума’… сказано там). Революционное скопище, известное под именем первой Думы, участие в заговоре второй Думы, революционная пропаганда с трибуны третьей Думы или превращение ее в место скандалов и болтовни — не сулят никаких творческих перспектив…

Если сильная власть русских Монархов — ‘недостаток или даже порок ее’, по мнению профессора Грибовского, если смысл русской истории сводится к ‘постепенному исключению из нее недостатка, или даже ее порока, унаследованного от московского периода, то есть ‘неограниченности’ монархической власти’, всякий согласится признать полную тожественность такого понимания с догмами политического катехизиса кадетов, но… где же здесь, в глазах человека, не примкнувшего к кадетам, ‘серьезные (да еще ‘безусловно серьезные’), вполне научные качества критикуемого труда’. Идти ‘навстречу излюбленным воззрениям заграничной публики’, подлаживаться под вкусы местной улицы или писать ‘по трафарету’ либеральной односторонности — вовсе не значит писать ‘солидные’ работы. Западная ‘публика’ не знает условий нашей жизни, как можем мы знать их, и еще более: западная публика не может питать любви к чуждому Отечеству и заботиться о его сохранении, как мы. В век рационализма, эгоизма, маммонизма и всяких других дурных ‘измов’ западная публика имеет интерес поступать так, как поступает иудейство для сохранения себя среди чужих наций: сеять политические и религиозные идеи, гибельные для нас, и исповедовать в сердце своем другие. Будучи немцем-патриотом и христианином протестантом и никогда ни ‘государственным социалистом’, ни просто социалистом и ведя жестокую борьбу с социализмом у себя дома, Бисмарк, говорят, через своих Gelehrter’oв покровительствовал распространению социалистических идей в соседней России, для ее ослабления. Если политические заблуждения, создающие в чужих странах смуты, не создаются сами собой, отчего и не посодействовать их образованию? Ведь на языке практических государственных деятелей это называется всего только ‘raison d’etat’ [государственные интересы (фр.)]. И не так это трудно!

Дело в том, что ни одна отрасль наук в данное время не находится в таком печальном, не соответствующем современному уровню знания состоянии, как науки политические (в широком смысле). Основы юридического и политического мышления, к сожалению, остались на Западе и у нас такими, какими они были еще во времена Аристотеля: более 2000 лет тому назад! Между тем, в XIX веке народилась и окрепла новая наука, которая как своего рода духовный динамит вдребезги разбила эти узкие устаревшие основы… разбила для каждого, следящего за развитием знания, а не самодовольно уснувшего с верой, что истина окончательно уловлена греками, римлянами или позднейшими их подражателями из немцев, французов и прочих народов. Эта удивительнейшая наука называется сравнительным языковедением и выросла она на почве изучения не узкой только группы индоевропейских языков, не могущей открыть нам глубочайших основ человеческого мышления, а языков всех, как культурных, ‘оранжерейных’, так и ‘диких’ народов.

В голове лица, не познакомившегося с этой наукой, встают при слове ‘языковедение’ непременно представления о склонениях и спряжениях и скучные правила фонетики: представления, являющиеся результатом ‘не научного отношения к языку, сохраняющегося в виде пережитка в средней школе и не имеющего права на имя науки’ (см. профессора Поржезинского ‘Введение в языковедение’, стр.6).

Голова же заурядного юриста и политика никогда, при настоящем положении среднего и высшего образования, не будет в состоянии найти какую-либо важную соединительную линию между политическими (и юридическими) науками и языковедением.

А между тем, языковедение — фундамент правильного мышления в этой области. Приведу конкретный пример: юрист без современной лингвистической подготовки, встречая, например, слово ‘право’, под несознаваемым им влиянием грамматических категорий нашей речи, зачисляет это слово в разряд таких субстантивов, как ‘государство’, ‘закон’ и пр., и начинает отыскивать ‘особое общественное явление’, создает целую совершенно мифическую ‘теорию права’, ‘науку о праве’ или ‘философию права’. Для лица же, знающего всю случайность наших категорий, превращаемых из грамматических в логические, и все бесконечное разнообразие выражения наших идей о ‘праве’ в других неевропейских группах языков, равно как и в истории европейских языков, становится понятно с ясностью, не оставляющей никаких сомнений (handgreifend), что вместо науки люди занимаются мифообразованиями (см. подробнее в моей работе: ‘К анализу основных понятий юриспруденции’).

Языковедение, далее, с ясностью, превзойти которую нельзя, показывает нам, что мышление человечества в высшей степени национально, даже в математике. Оно говорит нам, что ‘Dorf’, ‘village’ и ‘деревня’ не означают одного и того же на этих различных языках, как обыкновенно думает большая публика (ср. Томсон, Общее языковедение, 285). Германское Kaiser и Kaiser австрийское не одно и то же понятие. Политические понятия, которыми приходится оперировать в государствоведении, в высшей степени национальны: власть, закон, народ, государь, самодержец — все это в крайней степени национальные идеи. Искание шаблонов на Западе или в Америке для политических идей русской жизни* показывает совершенное незнакомство с основами науки, выясненными ныне языковедением. Для политического мыслителя языковедение то же, что микроскоп для физиолога при изучении тканей человеческого тела: оно дает возможность видеть вещи, которые невооруженному знанием глазу совершенно недоступны. В сравнительном языковедении — единственное средство освободить мышление от научных предрассудков и ложных влияний самого языка. Без этого человек видит явления не такими, какими их представляет нам действительность, а через очки не только с окрашенными стеклами, но и с искривленными. Конкретный пример: профессор Грибовский не видит полноту власти русских Монархов, их Самодержавие, в реальной обстановке русской исторической действительности, а смотрит на нее через очки западноевропейских понятий, созданных иными условиями, при свете языкознания ясно видно, что и западноевропейские понятия об автократии лишь местный и временный продукт, и оперировать с ними можно и должно лишь с большой осторожностью и оговорками… Языковедение — удивительнейшая вещь в истории человеческого мышления: ‘точно повязка спадает с глаз человека и он не перестает никогда удивляться нравственным чудесам, окружающим его со всех сторон и все более и более открывающимся его взору’ (Trench, The study of words, стр. 1 и след.).

______________________

* Образец искания таких шаблонов: на стр. 61 упомянутой работы профессора Грибовского читаем: ‘по общему западноевропейскому образцу монарх (маленькая, но характерная деталь: монарх в большинстве случаев с маленькой буквы, а Государственная Дума всегда с большой!) является…’, или на стр. 26 понятие ‘самодержец’ уясняется сопоставлениями и понятиями короля и великого герцога в Баварии, Бадене и Саксонии.

______________________

Люди кричат о свободе мысли, о свободе науки, свободе исследования и прочих свободах, но только языковедение способно показать им, какими холопами произвольных и нелепых шаблонов являются они, как мало какой бы то ни было мысли в их многих науках, какую противоестественную кастрацию своих умственных способностей, не ведая того, совершают они!

Политические мыслители (точнее: якобы-мыслители), современные нам, ‘ходят взад и вперед среди интеллектуальных и моральных чудес и с безжизненными взорами (with a vacant eye) и пустой головой (a careless mind), как какой-нибудь путешественник, проходящий безучастно по полям славы или улицам древнего славного города, безучастно, потому что он совершенно не знает о возвышенных делах, совершенных там, и о великих сердцах, погасших там’. Понимание этих чудес в истории и современной государственной жизни может открыть им только сравнительное языковедение, ничего не имеющее общего с тем ненаучным отношением к языку, на котором воспитаны современные юристы и публицисты.

Не то плохо, что тот или иной автор обнаруживает невежество по основным вопросам науки, а то, что люди, проживши иногда полвека, живут в мире, как новорожденные дети, совсем не подозревая, что работа при условиях и методах, какими они пользуются, так же мало в состоянии сдвинуть их с места, как и прыжки белки в колесе, вечный, безнадежный ‘шаг на месте’…

Такого трагикомического положения в политическом мышлении, которое переживает современная жизнь, нельзя более указать во всей истории науки. Работа профессора Грибовского вовсе не есть нечто исключительное: нет! Это нормальное положение современного мышления в этой области. Собственное мое внимание я должен был обратить на нее потому, что я служу науке, но одновременно служу и своему Государю, личность которого, неразумно задетая в работе профессора Грибовского, для меня, как гражданина русского государства, — священна.

Но, эта-то ‘нормальность’ отсталого мышления, обогнанного широким и глубоким научным движением, созданным сравнительным языковедением, — самое печальное место в умственной жизни не только русского, но и всего культурного, европейского и американского, общества. Средняя школа, у нас и на Западе, где большинство образованных людей только и встречается с вопросом о языке, ныне является антинаучным учреждением, укореняющим противонаучные предрассудки вместо истребления их. Контингент же образованных людей, стоящих на высоте современной науки, в каждой стране очень невелик, чтобы с его помощью реформировать школу, даже если бы во главе просвещения страны стал человек, удовлетворяющий современным научным требованиям. Самыми же отсталыми учреждениями являются именно те, для которых сравнительное языковедение является наиболее важным (если не считать богословских факультетов и духовных академий), это именно — юридические факультеты.

Эта драма в интеллектуальной сфере современного общества и бросает свет на нелепости в общественной и государственной жизни русского общества: наши профессора-юристы, которые должны бы по самому положению своему являться ‘лидерами’ нации по пути общественной эволюции, в трудную минуту жизни, в период смуты, оказываются на стороне толпы, улицы (не потому что они дурные люди, а потому что они невежды), а правительство наше, подавляя революцию одной рукой, другой воспитывает ее, рекомендуя, например, вниманию молодежи явно вредные для неустановившегося ума книги, или рекламируя ‘научные качества’ в работах, где их столько же, сколько золота в суме обыкновенного нищего.

—————————————————————————

Впервые опубликовано отдельным изданием, Одесса. 1912.

Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/katkov_v_d/katkov_v_d_pravitelstvenniy_vestnik.html

В. Д. Катков

Читайте также: