ПРАВДА И ЛОЖЬ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
ПРАВДА И ЛОЖЬ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
I
II
III
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Правда и ложь в общественной жизни, Бердяев Николай Александрович, Год: 1917
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Бердяев, Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914—1922
М., ‘Астрель’, 2007.
Последние годы перед революцией мы задыхались во лжи. Провокация сделалась устоем русской государственности старого режима. Атмосфера была насыщена предательством. Азефовщина, распутинщина, сухомлиновщина1 — все это отравляло жизнь народа и разлагало русское государство. В последние месяцы перед переворотом муть сделалась нестерпимой, нельзя было дышать, все стало двусмысленным. Образ старой власти двоился. Старый режим уже долгое время жил ложью. Он продолжал существовать по инерции, его поддерживала народная пассивность. Нравственное разложение достигло небывалых размеров. Среди деятелей старой власти последнего периода ее существования трудно было встретить людей с ясным человеческим образом, такие люди составляли исключение, и они недолго держались. В час кончины русского царизма его окружали Григорий Распутин, Сухомлиновы, Штюрмеры, Протопоповы, Воейковы, Манусевичи-Мануйловы и т. п. двоящиеся и двусмысленные образы. Старая русская монархия утонула в мути, во лжи, в предательстве и в провокации. Она не столько была свергнута, сколько сама разложилась и пала. Русская революция не столько была результатом накопления творческих сил, творческих порывов к новой жизни, сколько результатом накопления отрицательных состояний, процессов гниения старой жизни. Это облегчило торжество революции в первые дни и очень отягчило ее в дальнейшем развитии. Силы разрушительные взяли верх над силами творческими. Болезнь оказалась слишком застарелой, последствия ее перешли в новую Россию и действуют, как внутренний яд. Революция в достижениях элементарной политической свободы слишком запоздала, и именно потому в ней господствует социальный максимализм, который всегда есть результат неподготовленности масс, содержавшихся во тьме. Гроза разразилась, она была неотвратима и ниспослана Провидением. Но атмосфера не очистилась. Нам не дышится легче после революционной грозы, воздух не стал чистым и прозрачным, осталась муть, по-прежнему господствуют двусмысленные и двоящиеся образы, хотя и в новых облачениях, ложь по-прежнему царит в нашей общественной жизни, предательства и провокация не перевелись, хотя Сухомлинов и Штюрмер сидят в тюрьме2. Старые люди, изолгавшиеся и потерявшие нравственный центр, являются в новых одеяниях и прикрываются новыми словами. По-прежнему нет любви к правде, нет признания самодовлеющей и абсолютной ценности правды, которой нельзя жертвовать ни для каких утилитарных и корыстных целей, партийных, классовых и личных.
Прежде уста, ненавидевшие и презиравшие Николая II, говорили об ‘обожаемом монархе’, о верности и службе царю. Многое из того, что некогда было священным, превратилось в условную ложь, слова потеряли свое реальное содержание. Весь ужас в том, что давно уже ‘божье’ было воздаваемо не Богу, а ‘кесарю’, и это нарушение основной заповеди, это сотворение себе кумира и всякого подобия на земле3, это идолопоклонство нравственно отравило жизнь русского народа. Но вот старый идол самодержавия был низвергнут и втоптан в грязь. Как и всегда бывает, толпа, недавно ему поклонявшаяся, теперь топчет его ногами. Но после низвержения старых кумиров освободились ли мы от всякого идолопоклонства, от всякого воздаяния божьего царству кесаря? Нет, не освободились. Возникли новые кумиры, которые поставлены выше правды Божьей. Идолопоклонство, которое всегда есть измена живому Богу, осталось, оно приняло лишь новые формы. Началось идолотворение, появилось много новых идолов и земных божков — ‘революция’, ‘социализм’, ‘демократия’, ‘интернационализм’, ‘пролетариат’ и т. п. Все эти идолы и божки так же принадлежат к царству ‘кесаря’, как и старый идол царского самодержавия, и им воздаются божеские почести. Царство кесаря в христианском, евангельском смысле этого слова не есть непременно самодержавие, монархия, не связано непременно с царем или императором, оно обширнее и многообразнее, к нему может принадлежать и демократическое царство. Вокруг поклонения новым идолам кесарева царства уже успело накопиться много лжи и мути. Новое идолопоклонство, как и старое, заслоняет собой солнце правды. Никогда идолопоклонство не проходит даром для нравственной природы человека и народа, оно нравственно калечит и толкает на путь лжи. Человек, поклонившийся чему-либо на земле, как Богу, уже перестает отличать правду от лжи, он делается одержимым, он — раб временных, относительных вещей, во имя которых все считается дозволенным.
Революция есть лишь момент в жизни народа, временная функция, преходящее состояние, через которое он может перейти к высшей, свободной жизни, но всегда болезненное и тяжелое, вызванное накоплением старого зла. Когда у какого-нибудь человека лопается гнойный нарыв, то странно было бы признать это явление самым светлым и божественным в человеке, подменить самого человека этим моментом развития болезненного в нем процесса. Но у нас именно это и происходит в отношении к революции, которая есть лишь вскрытие гнойного нарыва на теле России. Превращение самой революции в божество и воздаяние божеских почестей есть отвратительное идолопоклонство, забвение истинного Бога. Это ничем не лучше, чем идоло- поклонствовать перед кесарем, это — одной природы. Прежде Россия подменялась династией, которой она приносилась в жертву, теперь Россия подменяется революцией, которой она также приносится в жертву. Если ‘обожаемый монарх’ превратился в отвратительную и безобразную ложь, то в такую же ложь может превратиться и ‘обожаемая революция’, если ее не подчинить высшей правде. Правда же стоит выше всех изменений в царстве кесаря, в ней нет ничего двоящегося, колеблющегося и изменчивого, она самим Богом заложена в человеческом сердце и раскрытие ее есть самая первая задача и самый верный путь к новой, свободной жизни. Идолопоклонство всегда повергает в царство лжи и порабощает ему. И мы уже находимся в самом страшном рабстве у лжи. Неисчислимым количеством лжи отравлено сердце народа, сердце простых, темных людей, малых сих, и затуманен ум их. Прежде, до революции отравляли народ одной ложью, теперь отравляют его другой ложью. Демагогия есть ложь, возведенная в принцип, в руководящее начало жизни. Демагогия считает дозволенной всякую ложь для достижения своих целей, для соблазнения масс. Вся революционно-социалистическая фразеология в наши дни все более и более превращается в условную ложь, подобную лжи той фразеологии, на которой покоился старый режим. Те, которые прикрывались высокими словами о святости отечества, государства и церкви, на деле слишком часто предавали отечество, разлагали государство и отдавали церковь во власть темных сил. Так поступают с божественной ценностью свободы многие из тех, которые прикрываются новой революционной фразеологией. Реальное значение и реальный вес слов теряется, ибо за этими словами стоят негодные человеческие души. ‘Темные, безответственные влияния’ так же начинают господствовать над революцией, как они господствовали над старой властью. Предательства, провокация и грубая корысть так же прикрываются громкими лозунгами ‘интернационализма’, ‘революционного социализма’ и т. п., как раньше они прикрывались громкими лозунгами ‘монархизма’, ‘истинно русского патриотизма’ и т. п. Большевизм имеет слишком много общего с распутинством и черносотенством. Красные и черные цвета в массе окончательно перемешались. Еще до революции приходилось слышать от честных социал-демократов, что в среде большевизма трудно отличить революционеров от провокаторов и предателей. Самый нравственный принцип революционного максимализма таков, что он делает затруднительным различение, ибо все объявляет дозволенным для революционных целей и правду не считает существенной. Образуется подпольная атмосфера, страдающая светобоязнью. В этой атмосфере расцвел Азеф. Эта атмосфера всегда соприкасалась с охранными отделениями, с департаментом полиции, с темными, подпольными придворными влияниями. Эта подпольная, двусмысленная атмосфера не исчезла и после переворота, она перешла и в новую, свободную Россию, где не должно было бы быть места для подполья. Носителями этой атмосферы сделались по преимуществу большевики. Разоблачения, которые сделаны после 4 июля о германском шпионаже, об измене и предательстве среди тех, которые называли себя интернационалистами и единственными истинными социалистами-большевиками4, имеют слишком много общего с тем, что было раскрыто о Мясоедове и Сухомлинове, что сгустилось вокруг имени Штюрмера и придворной немецкой партии5. Пахнуло тем же духом. Мы не освободились и не очистились, мы все еще в рабстве у темных сил, все еще томимся в подполье. Революция подверглась нравственному растлению, ее идеалистические элементы оттеснены и попали в рабство к элементам темным и двусмысленным. Нигилизм справа и нигилизм слева — одной природы.
Во имя ‘революции’ теперь допускается такая же ложь, какая раньше допускалась во имя ‘монархии’. Престиж идола ставится выше правды, простой и в своей простоте божественной правды. Революция не освободила нас от ложного охранения престижа господствующей силы, она требует охранения своего собственного престижа прежде всего. И это толкает на путь лжи. Новая, свободная жизнь настанет в России лишь тогда, когда во имя правды, поставленной выше всего, согласятся пожертвовать всяким престижем, всякой условной ложью революционной, как и монархической. Да воцарится престиж самой правды, которая всеми силами должна быть раскрываема в сердце народа, и да сгинет всякая лживая, условная фразеология! Пора уже громко заявить, что ложь с самого начала отравила русскую свободу и повергла нас в рабство. Социалистические партии с максималистскими настроениями с самого начала допустили ложь для охранения своего престижа, престижа революции, ибо поклонялись не Богу, а идолу. Много лжи и неправды начало господствовать в русской жизни. Все эти демагогические выкрики о ‘буржуазии’, ‘буржуазности’ и ‘буржуях’, к которым была причислена и вся мыслящая и образованная Россия, все эти розыски ‘буржуазной контрреволюции’ с самого начала были безобразной ложью. В вышедшем из берегов и разлившемся море русского мужицкого царства буржуазия в настоящем, точном смысле слова, большой роли у нас не играет. Ей предстоит еще прогрессивное развитие. Реальная опасность, контрреволюция, грозит исключительно со стороны большевиков и анархистов. Это начинают, наконец, сознавать разумные и честные социалисты, но не хотят громко заявить об этом из боязни нанести урон престижу революционного социализма. Безобразной ложью было утверждение, что война ведется исключительно во имя захватных интересов империалистической буржуазии, руководимой П.Н. Милюковым. И это тогда, когда дело шло об элементарной защите отечества и его чести. Безобразной ложью было прикрытие дезертирства и самого корыстного эгоизма громкими словами об интернационализме и братстве народов. Вся эта ложь разложила армию и уготовила нам неслыханный позор измены и бегства с полей сражений. Безобразная ложь—утверждение, что будто бы человеческая масса может существовать и исполнять свой долг без государственной, церковной и культурной дисциплины. Массы, вернувшиеся в естественное состояние, превращаются в беспорядочные толпы и в конце концов в звериные орды. Безобразная ложь называть социализмом корыстные и захватные интересы стихийных масс, не подчиняющихся никакой общей и высшей правде. Безобразная ложь делать вид, что петроградские события 4 июля не имеют прямой связи с большевиками, и ответственность за них возлагать на выступление каких-то контрреволюционных элементов и даже на уход министров-кадетов. Безобразная ложь выкрикивать, что партия ‘народной свободы’6 — буржуазная, что она защищает интересы капиталистов, что в ней заложено семя контрреволюции. Правдиво и в соответствии с реальной действительностью эту партию можно было бы обвинять в некотором академизме, в переоценке внешних конституционных форм, в неумении привлечь к себе более широкие массы, затронув в них страстные струны, в недостатке силы и воли. Это — партия правого идеализма, самая бескорыстная из наших партий, чистая от всякой демагогии, но страдающая партийным бюрократизмом. По своему составу кадетская партия есть партия высшей интеллигенции страны, профессоров и земцев, элементы же ‘буржуазные’ в точном смысле слова в ней играют незначительную роль. Безобразная ложь исповедовать принципы демократии, требовать Учредительного собрания и все решать до Учредительного собрания и без него. Революционная социалистическая Демократия до Учредительного собрания, т. е. без воли суверенного народа, решает форму правления, аграрный вопрос, областные автономии и т. п. основные вопросы. И правда заключается в том, что революционному социализму совсем не нужны принципы демократии и не нужно Учредительное собрание, оно опасно для всякой чисто классовой партии, ибо подчиняет всякий класс воле нации. Именно кадеты и являются сейчас более последовательными демократами. Ложь провозглашать максимальные социальные лозунги, в реальную и действительную осуществимость которых не верят и которые провозглашают лишь для привлечения масс. Безобразная ложь преклоняться перед массовой стихией революции, в ней самой искать критериев истины и правды и называть контрреволюцией всякую попытку подчинить эту стихию критериям истины и правды, добытым не из произвола человеческой массы. Ложь — провозглашать свободу и на каждом шагу попирать ее. Скопление лжи образует в революционной атмосфере муть. Только правда, не зависящая от быстрой смены дней и часов, от изменчивых инстинктов масс, может освободить нас. Политика отравлена ложью у одних для целей низких, у других — для более высоких, она лишена нравственных основ. Все это ведет к сознанию той вечной истины, что возрождение народа не может быть внешним, исключительно материально-социальным, что оно должно быть прежде всего внутренним, изменением души народа, победой в ней правды над ложью, Бога над идолами, духовным оздоровлением человеческой личности. Голос правды и элементарного нравственного инстинкта заставляет признать, что в нынешний грозный час дело идет о спасении родины, спасении России, а не революции и что правительством национального спасения может быть лишь такое правительство, в которое войдут представители всех групп и всех партий, а не одной классовой партии, которая не может быть облечена доверием нации. Политика правительства национального спасения может быть лишь общенациональной политикой.
Народоправство. 1917, No 4, 24 июля, с. 7-9.
Духовные основы русской революции. Опыты 1917-1918 гг. СПб., 1999, с. 128-138.
1 См. прим. 1 на с. 1102-1103.
2 Слова ‘хотя Сухомлинов и Штюрмер сидят в тюрьме’ — вычеркнуты.
3 Вторая заповедь гласит: ‘Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и чтб на земле внизу, и чтб в воде ниже земли (Исх. 20, 4).
4 3-4 июля 1917 г. в Петрограде происходили массовые политические демонстрации против Временного правительства, организованные большевиками. На следующий день в газете ‘Живое слово’ были опубликованы документы, из которых следовало, что Ленин — агент немецкой разведки, которому поручено всеми силами стремиться ‘подорвать доверие русского народа к Временному правительству’. В то же день Ленин ушел в подполье, в котором находился до 24 октября. Подробнее см.: Суханов Н.Н. Записки о революции. М., 1991, т. 2, с. 342-343, Пейн Р. Ленин: Жизнь и смерть. М., 2002, с. 341-342.
5 Вместо ‘и Сухомлинове, что сгустилось вокруг имени Штюрмера и придворной немецкой партии’ — и т. п.
6 Партия народной свободы — официальное название кадетской партии после Февральской революции.