Поята, дочь Лездейки. Часть вторая, Бернатович Феликс, Год: 1832

Историческая проза
Время на прочтение: 97 минут(ы)
Скачать в PDF

ПОЯТА,
ДОЧЬ ЛЕЗДЕЙКИ,
или
ЛИТОВЦЫ ВЪ XIV СТОЛТІИ.

Историческій романъ

Ф. Бернатовича.

Переводъ съ Польскаго.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ Типографіи Александра Смирдина.
1832.

Печатать позволяется,

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. С. Петербургъ, 23 Сентября, 1831 года.

Ценсоръ А. Крыловъ.

ГЛАВА I.
Путешественникъ.

Чрезъ нсколько дней, Тройдану и Явнушу опять пришлось быть на страж у священнаго огня, Тройданъ ночью отпустилъ Явнуша отдохнуть, а самъ слъ близъ жертвенника, и погрузился въ глубокую задумчивость. Было уже за полночь: никого не было въ храм. Наконецъ послышался шумъ, и онъ замтилъ человка, съ величайшею осторожностію приближающагося къ жертвеннику.— ‘Кто тамъ?’ спросилъ Тройданъ.— ‘Я, твой отецъ.’ — По отвту сему, онъ узналъ Вшебора, бросился ему на шею, обнялъ и спрашивалъ о новостяхъ.
— ‘Одни мы здсь?’ спросилъ старикъ, согбенный подъ тяжестію связки, которую онъ держалъ на спин подъ плащемъ.— ‘Я долженъ сообщить теб важныя извстія.’
— ‘Тамъ, въ углу’ дремлетъ мой товарищъ, но его нечего бояться, хотя бы онъ и слышалъ насъ: это пріятель. Скажи прежде всего о здоровь отца моего.’
— ‘Онъ живъ. Но выйдемъ лучше на дворъ. Я опасаюсь даже сихъ стнъ. На открытомъ воздух будемъ безопасне.’ —
Тройданъ поспшилъ за нимъ изъ храма. Явнутъ, проснувшійся при вход Втебора, тотчасъ узналъ въ немъ того старика, который незадолго предъ тмъ, подъ именемъ Тройданова отца, приводилъ его къ верховному жрецу. Любопытствуя узнать, о чемъ они будутъ разговаривать, онъ пошелъ съ осторожностію за ними, и остановившись у дверей, началъ подслушивать. Ночь была тихая, полная луна свтила такъ ясно, что далеко можно было различать предметы. Вшеборъ и Тройданъ сли на ступеняхъ Перкуна, который отъ дверей храма отстоялъ только нсколько шаговъ. Тройданъ, безпокоясь духомъ съ нетерпніемъ ожидалъ, пока старикъ начнетъ говорить, и сей послдній, поглядывая съ боязнію на колосальный истуканъ, такъ началъ:
— ‘Мн хотлось бы поговорить съ тобою въ другомъ мстъ, нежели на сихъ ступеняхъ: сей каменный свидтель съ большими глазами мн что-то не нравится. Художникъ, длавшій его, вроятно, не бывалъ въ Греціи, не смотря на то, онъ могъ оставить во внутренности истукана ловушку, изъ которой, жрецы, одаренные тонкимъ слухомъ, собираютъ матеріалы для чудесъ и устрашенія народа.’
—‘Увряю тебя,’ отвчалъ Тройданъ: ‘что богъ сей молчаливе всхъ вашихъ Пановъ. Сверхъ того я не могу отлучаться дале. Ну, говори же, съ чмъ ты пришелъ ко мн?’
— ‘Прежде всего избавь меня отъ своего сокровища, о которомъ ты столько безпокоился,’ сказалъ старикъ, снимая связку. ‘Пока оно находилось въ моемъ дом, не смотря на то, что было хорошо спрятано, я не имлъ ни одной минуты спокойной, и о томъ только и думалъ, чтобъ поскоре сбыть его съ рукъ. Сознайся, что этимъ шутишь нельзя было. Если бы отецъ твой узналъ, о немъ, то самъ знаешь, что бы изъ этого вышло. Но еслибъ я предвидлъ, сколько хлопотъ буду имть въ пути съ симъ узломъ, то хоть бы ты осыпалъ меня золотомъ, никогда бы не ршился тащить его съ собою цлую сотню миль. Подумай, безразсудный юноша, какимъ опасностямъ подвергало меня глупое твое упорство. Что было бы со мною, если бы кому нибудь вздумалось заглянуть въ сей узелъ? При ныншнемъ волненіи народа, самый подлый бродяга Врно бы повсилъ меня на первомъ дерев, и еще хвалился бы своимъ поступкомъ. Еще и теперь дрожь пронимаетъ, какъ вспомню объ окружавшихъ меня опасностяхъ.’
— ‘Тысячекратно благодарю тебя, добрый другъ! Услуга твоя никогда не выйдетъ изъ моей памяти.’
— ‘И изъ моей также,’ отвчалъ старикъ, щупая себя за плечи. ‘Ужъ не одинъ разъ приходило мн въ голову бросить твое сокровище въ воду: такъ оно надоло, мн. Но подожди, быть можетъ, ты пожалешь еще, что я на исполнилъ моего намренія.
— ‘Никогда, никогда, любезный Вшеборъ! Но къ чему же ты говорить! такъ неуважительно о вещи, которую я цню такъ дорого? Этимъ ты уменьшаешь радость, какую я чувствую отъ твоего возвращенія. Скажи мн, когда ты вышелъ изъ дому?’
—‘Уже боле мсяца. Врно удивляешься, что я такъ долго былъ въ пути. Но вдь сто проклятыхъ миль не шутка, я же долженъ былъ кружить, изъ предосторожности. Изъ Казимірова вышелъ я, къ несчастію, въ такую пору, когда вс гостинницы набиты были прозжими. Каждый съ любопытствомъ посматривалъ на мою кладь, и я дрожалъ отъ страха при жаждой встрч. И такъ, оставивъ большую дорогу,— я долженъ былъ пробираться окольными путями, и шелъ по большей части ночью. Но главное дло въ томъ, что я присланъ сюда отцемъ твоимъ.’
— ‘Можетъ ли это бытъ?’ спросилъ испугавшійся юноша. ‘Отецъ мой знаетъ о моемъ мстопребываніи? Ктожъ открылъ ему это?’
— ‘Съ самаго начала говорилъ я теб, что шила въ мшк долго не утаишь. Кто оказалъ теб сію уелугу, я не могъ узнать. Посл того, какъ ты оставилъ отцовскій домъ, полагая, что ты записался въ войско, онъ безпрестанно распрашивалъ о теб. Не получая же никакихъ извстій, несчастный старецъ считалъ уже тебя падшимъ за отечество, но однажды, возвратясь съ дороги, онъ призвалъ меня къ себ, и съ отчаяніемъ увдомивъ, что тебя видли въ Вильн между жрецами сего храма, приказалъ мн немедленно отправиться сюда, и возвратиться не иначе, какъ вмст съ тобою.’
— ‘Откуда же онъ возвратился тогда?’
— ‘Этого я не знаю.’ —
Тутъ Вшеборъ началъ такъ тихо разговаривать, что Явнутъ не могъ ничего разслышать.
— ‘Это ясно,’ сказалъ испуганный Тройданъ. ‘Тамъ онъ обо всемъ узналъ. Но что за несчастный случай! Не знаешь ли, какъ бы этотъ слухъ уничтожить?’
— ‘Не знаю. Трудно объяснить теб, какимъ сожалніемъ извстіе сіе проникло сердце отца твоего? Думаю, что смерть твоя не столько бы его огорчила. Совтую теб, воротиться теперь же домой, если не хочешь потерять и отца и имнія. Онъ веллъ сказать теб, что онъ не станетъ принуждать доле твоихъ склонностей, но если не воротишься, то онъ лишитъ тебя права наслдства. Ты знаешь, что они все готовы сдлать, только чтобы вооружить противъ тебя отца твоего, можетъ быть, и успютъ, удаливъ тебя отъ наслдованія, передать кому либо изъ враговъ твоихъ все имніе, которое теперь теб еще слдуетъ получить. Старикъ, отецъ твой, сталъ очень слабъ, смерть, ускоренная огорченіемъ, можетъ пресчь вс твои надежды. Къ чему же послужатъ теб та слава, т похвалы, которыхъ ты ждешь, если останешься безъ способовъ къ пропитанію? Молодой человкъ! пожалй самъ себя, пойдемъ, бжимъ отсюда вмст.’
— ‘Ахъ, Вшеборъ! не объ имніи дло: пусть отецъ располагаетъ имъ, какъ ему будетъ угодно, только чтобъ онъ не огорчался, только чтобъ я не былъ причиною сокращенія его жизни! Въ какомъ ужасномъ положеніи нахожусь я! Послушай, я люблю отца боле, нежели собственную жизнь, но неужели я долженъ воротиться съ половины пути?..’
— ‘А долго ли продолжится еще твое изгнаніе? Подумай только,— въ какое ужасное дло ты меня впуталъ! Я долженъ обманывать отца твоего, добраго моего господина, которому я всмъ обязанъ, и самого тебя подвергать опасной будущности.— Если не хочешь обратить вниманіе на свою участь, то хоть меня пожалй. Онъ запретилъ мн возвращаться безъ тебя: если же узнаетъ, что я самъ привелъ тебя сюда, то, конечно на меня обратится все его мщеніе.’
— ‘Не опасайся. Ему, не легко узнать о томъ, но если бы и узналъ, то онъ слишкомъ добръ, чтобъ ршился теб мстить. Слушай: ршительность и надежда! Счастіе начинаетъ благопріятствовать моимъ намреніямъ. Юноши, посвященные, служенію Знича, и готовящіеся быть Войделотами и жрецами, уже по большей части напитаны моимъ духомъ. Народъ меня чтитъ, вритъ мн…’ Дале Тройданъ говорилъ такъ тихо, что Явнутъ, при всемъ напряженіи органовъ слуха, ничего не могъ понять.
— ‘Если такъ,’ сказалъ старикъ: ‘то конечно отецъ со временемъ отдастъ теб справедливость, но какъ теперь успокоить его?’
— ‘Уврять, что слухъ обо мн оказался совершенно ложнымъ, значило бы вводить его въ подозрніе, что мы сговорились обмануть его. Сказать, что ты ничего не могъ развдать обо мн, значило бы дать ему послднюю, смертельную рану. И потому скажи, что ты былъ въ семъ храм, видлъ всхъ служителей Знича, и что между ними нашелъ одного Литовца, который съ перваго взгляда такъ похожъ на меня, что дйствительно можно обмануться. Я знаю по опыту, какъ далеко можетъ завести сходство. Впрочемъ, чтобъ поддержать его надежду, можешь сказать, что слухъ носится, будто я нахожусь въ числ военноплнныхъ, но что ты не могъ развдать, въ какомъ именно замк.’
— ‘Изрядно придумано,’ отвчалъ Вшеборъ. ‘Но почему же не сказать ему правды, когда дла твои идутъ удачно?’
— ‘Ради Бога, будь остороженъ: иначе погубишь и меня и отца моего. Имя меня одного и любя такъ нжно, онъ, узнавши, что я нахожусь здсь, но не хочу возвратиться, не замедлилъ бы снестись съ Ягеллою. Коль скоро всть сія дойдетъ до Ербута, тогда уже я не выйду боле изъ сихъ стнъ, а отецъ мой, за свою поспшность, заплатитъ жизнію.’
— ‘Справедливо. И такъ я долженъ только поддерживать въ немъ надежду. Но боюсь, чтобъ кто нибудь посторонній не испортилъ дла.’
— ‘Надежда и ршительность! любезный Вшеборъ. Теперь скажи мн о томъ, что меня наиболе и безпокоитъ и радуетъ……— Потомъ продолжался разговоръ такъ тихо и такъ скоро, что никакъ нельзя было понять онаго. Вопросы сыпались одинъ за другимъ, такъ, что старикъ едва успвалъ отвчать.— Онъ не говорилъ, а, казалось, жаловался: такъ голосъ его былъ трогателенъ. Иногда онъ увлекался восторгомъ, и проливалъ слезы, иногда, какъ-бы радуясь преодолнію величайшихъ трудностей, ему только одному извстныхъ, онъ возвышалъ голосъ. Старикъ, не спуская съ него глазъ, слушалъ его съ удивленіемъ и почтеніемъ. И Явнутъ, выглядывая изъ-за дверей, раздлялъ чувства Вшебора, хотя и не понималъ еще, въ чемъ именно состояло дло, не могши доcлышать всего разговора. — ‘Одна честь есть моя награда…. Они должны отдать мн справедливость….. Не хочу пресмыкаться подобно другимъ… Одинъ часъ можетъ стоить… цлыхъ вковъ… Разв только…. тотъ рыцарь, кто носитъ щитъ своей повелительницы!’ — Только сіи восклицанія, не имющія между собою никакой связи, усплъ подслушать нескромный жрецъ.
— ‘Успокойся, мой милый!’ отвчалъ старикъ ласково. ‘Я опять начинаю бояться, чтобы этотъ твой каменный богъ не оказался съ человческими ушами, что же касается до самихъ людей, то ихъ нечего опасаться. Теб извстно, что знаменитость ея рода поставляетеся на такой высокой степени, до которой и малйшая тнь клеветы досягнуть не можетъ. Впрочемъ, свтъ занятъ теперь длами гораздо важнйшими.— Ты находился далеко, когда Небо, полагая предлъ бдствіямъ Польши, даровало ей Гедвигу, Поляки забыли о злоупотребленіяхъ женскаго правленія, забыли о междоусобіяхъ, и, путеводимые общею радостію, бжали во сртеніе сему Ангелу мира. Оставимъ: ихъ въ семъ радостномъ упоеніи. Не повришь, до какой степени умла Королева привязать ихъ къ себ, и съ какимъ благоразуміемъ шестнадцатилтняя двица управляетъ обширнымъ, государствомъ. Ея прелести, доброта души и набожность, длаютъ вс жертвы для нея легкими. Каждый Полякъ обожаетъ ее, и каждый столько печется о выбор ей супруга, какъ будто дло, шло о собственномъ его благополучіи.’ —
Тройданъ, казалось, съ особеннымъ удовольствіемъ слушалъ похвалы сіи, и посл того опять началъ, разговаривать съ старикомъ, но такъ тихо, что до ушей Явнута ничего не доходило, кром нсколькихъ именъ, вовсе ему неизвстныхъ. Впрочемъ, онъ замтилъ, что разговоръ ихъ уже не такъ горячъ, какъ прежній, и что все вниманіе Тройдана обращено на связку, которую онъ держалъ въ рукахъ.
— ‘И такъ,’ сказалъ онъ громче: ‘надежды Герцога Вильгельма непремнно исполнятся. Онъ будетъ Королемъ и супругомъ Гедвиги?’
— ‘Такъ надобно думать,’ отвчалъ Вшеборъ. Что касается до меня, то признаюсь, что я хотлъ бы, чтобъ она принадлежала лучше Вильгельму, нежели кому другому. Теб извстно, что Король Лудовикъ помолвилъ ихъ еще въ дтств. Но Когда Гедвигу призвали на Польскій престолъ, то мать ея, Королева Елисавета, по условію съ Послами Польскими въ Кошицахъ, обязала дочь выйти за того, кого Поляки изберутъ себ Королемъ, то есть: что рука ея достанется не тому, кто ей милъ, но кто окажется способнйшимъ къ управленію Государствомъ.’
— ‘Обстоятельство сіе, конечно, должно было поубавить надежду бднаго Вильгельма. Много найдется Князей, которыхъ можно бы ему предпочесть, но если Королева сама предпочитаетъ его, то неужели народъ будетъ такъ неблагодаренъ, что воспротивится ея благополучію?
Старецъ согласился съ мнніемъ Тройдана, между тмъ мало по малу начинало свтать, и онъ объявилъ, что время уже разстаться. Тройданъ не противился сей необходимости, ибо и ему хотлось до разсвта спрятать свой узелъ въ своей комнат, и потому онъ допросилъ его только зайти въ монастырь Бернардиновъ, и оправдать его, ежели тамъ разнеслась, о немъ, дурная молва, и, что важне всего, на всякой случай оставить монахамъ лозунгъ. Старикъ смялся надъ сею предосторожностію, но какъ ему хотлось побывать въ гостепріимной обители для отдохновенія, то онъ и общалъ выполнишь его желаніе.
— ‘Богъ знаетъ, когда мы опять свидимся,’ сказалъ печальнымъ голосомъ Тройданъ: ‘но я не прощаюсь еще съ тобою, отнесу только узелъ, я тотчасъ возвращусь къ теб.’ —
Явнутъ, видя, что разговоръ, изъ котораго онъ такъ мало почерпнулъ любопытнаго, оканчивается, отошелъ отъ дверей, и приблизился къ жертвеннику для поправленія огня. Потомъ, слъ, я началъ размышлять о томъ, что видлъ и слышалъ. Изъ всего слышаннаго имъ, онъ вывелъ одно только справедливое заключеніе: что Тройданъ не былъ Литовецъ, что любовь есть причиною его страданій, что она довела его въ стны храма, и что онъ намренъ привести въ исполненіе нчто очень важное. Боле всего ему хотлось знать, что заключалось въ принесенной старикомъ связк. Посл долгаго размышленія, онъ остановился было на томъ, что это должна быть рыцарская одежда и аттрибуты, посвященные предмету его нжности, но легкость связки выводила его изъ сего мннія, и заставляла его длать новыя догадки, которыя такъ же были неосновательны, какъ и первая. Разсуждая о семъ, онъ начиналъ дремать, какъ замтилъ проходящаго Тройдана, который съ своею ношею потихоньку пробирался между колоннами, потомъ вошелъ въ корридоръ, и поспшилъ въ свою комнату, не будучи никмъ замченъ.
Отсутствіе Тройдана было весьма кратковременно. Вшеборъ скоро увидлъ его опять, и длая ему разныя наставленія, боле всего совтовалъ ему быть осторожне. Юноша съ своей стороны просилъ его пещись наипаче объ успокоеніи своего отца. Быть можетъ, они проговорили бы и до восхода солнца, если бы Тройданъ не услышалъ шума внутри храма. Вскор до слуха его дошелъ кашель Ербута. Симъ страшнымъ звукомъ пораженъ будучи какъ громомъ, онъ обнялъ Вшебора, кинулся въ двери, и, ставши въ тни, старался узнать, до какой, степени извстенъ Ербуту его проступокъ по должности. Но какое жестокое зрлище поразило его взоры! Свирпый жрецъ, въ наказаніе Явнута, котораго онъ засталъ дремлющимъ, приказывалъ ему положить руку въ огонь. Юноша со слезами просилъ прощенія, общая быть исправне, но Ербутъ: оставался неумолимъ. Тройданъ зналъ, что за удаленіе отъ жертвенника и его ждетъ такое или еще и большее наказаніе, но забывая опасность и думая только объ освобожденіи отъ оной своего пріятеля, онъ смло приступилъ къ жертвеннику, и началъ просишь помилованія Явнуту.
— ‘Почтенный отче! умоляю тебя,’ говорилъ онъ съ чувствомъ: ‘снизойди къ человческой слабости. Явнутъ не могъ преодолть утомленія, которое ввергло его въ минутный сонъ. Я боле его виновенъ, за то, что удалился отъ жертвенника.’
— ‘А! и ты тутъ, примрный Юноша!’ сказалъ Ербутъ съ адскоой улыбкой. ‘Откуда же ты пришелъ? говори.’
— ‘Нестерпимый жаръ принудилъ меня отойти на минуту отъ жертвенника. Но отъ этого никакого несчастія не случилось: Зничь горитъ яркимъ пламенемъ.’
— ‘Вотъ, твоя примрная набожность, твое неограниченное самоотверженіе, которое народъ превозноситъ до небесъ. Хотлъ бы я, чтобы Лездейко видлъ тебя въ сію минуту. Врю, негодяй, что ты ослаблъ: ибо можетъ ли быть пріятно божеству присутствіе такого лнивца? О! куда двались т времена, когда стражъ Знича не смлъ даже глазъ спустить съ жертвенника! а теперь надобно держать васъ на цпи, чтобъ заставить высидть положенное время, одинъ спитъ, другой уходитъ изъ храма!…. Безбожные! костеръ, пламенный костеръ ожидаетъ васъ!’
—‘Отче!’ сказалъ Тройданъ: ‘человкъ не то, что эти желзные щипцы, природа сотворила его слабымъ: хуже было бы, если бъ я, обезсилвъ совершенно, умеръ на сихъ ступеняхъ. Тогда, можетъ быть, Зничь горлъ бы не столь яркимъ пламенемъ.’
— ‘Молчи, негодяй! ‘ вскричалъ хриплымъ голосомъ Ербутъ. ‘На сей разъ прощаю, но если впредь замчу хотя малйшую неисправность, тогда вы расплатитесь за все вмст.— Теперь,’ прибавилъ чрезъ минуту: ‘слушай. Посл завтра будетъ бракосочетаніе сестры Княжеской: ты будешь мн прислуживать: все чтобъ было въ порядк: понимаешь?’ —
Тройданъ наклоненіемъ головы изъявилъ готовность къ повиновенію, радуясь, что начальникъ не зналъ о случившемся до его прихода.— Посл того, какъ Ербуть удалился, Явнушь подбжалъ къ Тройдану, съ изъявленіемъ живйшей благодарности за избавленіе его отъ мучительнаго наказанія. Тройданъ, воспользовавшись симъ случаемъ, объявилъ пріятелю своему настоящее свое состояніе, и тотчасъ, собравъ нсколько жрецовъ, выводимыхъ изъ терпнія жестокостію Ербута, составилъ съ ними совщаніе, и объявилъ имъ о цли прибытія своего въ храмъ сей. Какъ искра, подложенная подъ костеръ, не вдругъ зажигаетъ оный, такъ жрецы, изумленные нечаянностію, долгое время хранили молчаніе. Но пламя вспыхнуло отъ единодушнаго одобренія, а лозунгъ надежда и ршительность, укрпилъ сей союзъ, стремившійся къ одной цли.

ГЛАВА II.
Пиршество въ замк.

По приготовленіямъ, которыми заняты были люди Князя на обоихъ замкахъ, жители Вильны догадывались, что Ягелло намренъ великолпно торжествовать бракосочетаніе сестры своей. По выписаннымъ изъ Королевца заграничнымъ припасамъ и драгоцннымъ винамъ, надобно было думать, что на праздник будутъ самые знаменитые гости, но оказалось, что знатность ихъ совсмъ не соотвтствовала ожиданіямъ. Правда, что постителей было много, но между ими не находились ни двоюродные братья, ни другіе почетнйшіе родственники Ягеллы. Одна только дальняя родня, которой судьба зависла отъ милостей Ягеллы или пріязни Войдилы, собиралась въ замокъ, или останавливалась квартировать въ город. Наканун брака, вечеромъ, Княгиня, съ Прискорбіемъ видя незначительность съхавшихся гостей, съ чувствомъ прижала къ груди своей Аксену, и сказала ей: — ‘О, любимое дитя мое! не такихъ гостей надялась я угощать на твоей свадьб! Не будутъ знаменитыя Княжны расплетать косы твоей, не станутъ знатные Князья въ танцахъ добиваться рука твоей, не храбрйшій изъ рыцарей передастъ тебя въ руки супругу! Робкій Войдило, только въ теченіе одного дня, и то какъ бы въ насмшку будетъ называться Княземъ, а ты для него навсегда лишишься Княжеской шапки 1. Не видать уже мн боле тебя въ горностаевой шуб! Но что длать, моя милая, когда такъ угодно богамъ и людямъ? Если бъ ты, по крайней мр, въ супружеств семъ обрла семейственное счастіе! Но вотъ ужъ и теперь люди измняютъ теб, родные отказываются отъ тебя, пріятели оказываютъ мене внимательности: одна я не перемнюсь, и чмъ боле ты будешь имть огорченій, тмъ сильне будетъ любовь твоей матери. Теперь я уже не могу ни отговаривать тебя, ни предохранить отъ непріятностей: ступай раздлить сей послдній вечеръ съ своими пріятельницами. Сегодня ты еще имъ принадлежишь, сегодня можешь смяться и забавляться, завтра будешь сидть въ кругу замужнихъ, а посл завтра будешь уже далеко отъ меня.’ —
Аксена со слезами обняла колна матери, и, исполняя предбрачные обряды, отправилась на вечеръ въ сосдственное зданіе, гд имли право быть одн только двицы. Тамъ ожидали ее дочери знатнйшихъ сановниковъ. Остановись у дверей, Аксена просила подругъ своихъ принять ее, бдную и гонимую, въ свое общество, и защитишь ее отъ докукъ сватовъ, посланныхъ на нее Войдилою 2. Двицы бросились на ея защиту, и общали защищать ее съ опасностію собственной жизни. Вечеръ прошелъ въ танцахъ и пніи, въ полночь принесена жертва божку тайныхъ прелестей и веселому Году 3. Утромъ, едва солнце освтило башни замка, какъ предъ дверями двицъ послышались звукъ свадебной музыки и пніе сватовъ:
‘Проснись, проснись, прекрасная Княжна! оставь уединенную постель свою, и отдайся намъ! Мы препроводимъ тебя къ твоему суженому: тамъ ты лишишься своихъ локоновъ, но въ замнъ ихъ получишь пригожаго мужа, который предпочелъ тебя всмъ двицамъ въ мір. Къ намъ, къ намъ, прелестная Аксена!
‘Онъ вымолилъ тебя у боговъ, и дорого общаетъ заплатишь за тебя роднымъ твоимъ. Вотъ и Перкунатате 4, вымывши свою любезную дочь въ ночной бан, убравъ ее въ золотые лучи, ниспосылаетъ съ небеснаго двора на твою свадьбу: боги радуются, народъ веселится. Къ намъ, къ намъ, прелестная Аксена!
‘А вы, двицы, тщетно скрываете ее, хотя бы она была подъ землею, мы и тамъ найдемъ ее, лучше одньте ее въ свадебное платье, возложите на голову внокъ изъ руты, и идите веселиться вмст съ нами: ибо наступило время ея свадьбы. Къ намъ, къ намъ, прелестная Аксена!’ —
И съ крикомъ насильно отворили двери. Аксена хотя и была бы къ состояніи воспротивишься имъ, но, повинуясь своему предопредленію, не защищалась, за то подруги ея обороняли ее сколько могли, пока наконецъ принуждены были уступишь сил. Двое изъ сватовъ схватили ее, и, вздвъ подъ руки, съ пніемъ и музыкою повели къ Войдил. Двицы, въ отчаяніи, бросились за нею, и вопли стованія ихъ слились съ звуками торжественной музыки. Женихъ, въ пурпуровомъ кафтан, съ букетомъ цвтовъ на груди, сидя на лихомъ кон съ видомъ гордаго побдителя, ожидалъ на двор своего дома, будучи, окруженъ родными и друзьями. Аксена поклонилась ему низко, онъ привтствовалъ ее съ ласкою, и, поручивъ ее попеченію своихъ родныхъ, самъ съ сватами отправился къ ея матери.— ‘Свтлйшая Княгиня!’ сказалъ онъ твердымъ голосомъ, войдя въ комнату: ‘я овладлъ вашею дочерью, и намренъ вступишь съ нею въ бракъ, спрашиваю: сколько хотите, чтобъ я заплатилъ вамъ за нее?’…
Княгиня долго противилась и не соглашалась дать отвтъ, но наконецъ, смягчась предстательствомъ сватовъ, отвчала съ горестію:— ‘Сокровищъ всего свта недостаточно, чтобъ вознаградить мою потерю, но если ты уже взялъ мою дочь, то лучше всего отплатишь мн любовію и почтеніемъ къ ней?’ — Войдило, общавъ все, чего требовала Княгиня, поднесъ ей драгоцнное ожерелье, и, въ доказательство ея соизволенія, получивши отъ нея перстень, поспшилъ съ онымъ къ невст. Дочь, повинуясь вол родительницы, приняла изъ рукъ Войдилы свадебный букетъ. Тогда дружки привели ее на дворъ замка, и, посадивъ на новую квашню, обращенную дномъ вверхъ, пли’ печальныя псни. Одн расплетали ей косу, другія омывали блыя ея ноги благовонною водою, которою церемоніймейстеръ окроплялъ гостей и народъ. Потомъ надли ей золотую обувь, опустили на лице покрывало, и вмст съ женихомъ повели въ покой замка, гд уже ожидали ихъ мать и братъ. Аксена, упавъ къ ихъ ногамъ, получила благословеніе.
— ‘Я воспитывала тебя въ правилахъ добродтели и боязни боговъ,’ говорила растроганная мать: ‘о, если бъ я, за мои попеченія, видла тебя благополучною! Да находитъ тебя твой мужъ всегда такъ прекрасною, какъ сегодня! да утшатъ васъ боги милыми дтьми! да изобилуетъ домъ вашъ богатствомъ, и да процвтетъ оный миромъ и гостепріимствомъ!’ —
Посл сего повели Аксену въ кладовыя жениха, гд церемоніймейстеръ, осыпая ее зернами и крупою, объяснялъ обязанности хозяйки, и училъ искусству управлять домомъ. Въ полдень отправились въ Антокольскій храмъ. Невста, съ распущенными волосами, безъ покрывала, сидла на высокой колесниц между двумя дружками, изъ коихъ первою была Поята. Колесница запряжена была шестью богато убранными конями. Впереди халъ верхомъ церемоніальный хорунжій съ блою хоругвію. Ловчій пускалъ стрлы вверхъ, а придворный тутъ смшилъ народъ разными дурачествами. За колесницею, на кон халъ женихъ, окруженный многочисленною свитою, потомъ слдовали экипажи, наполненные гостями. Прежде нежели церемонія дошла до Антокола, она трижды объхала вс городскія улицы, сдлавшіяся тсными отъ множества любопытныхъ. Ербутъ, облачившійся въ торжественную одежду, давно уже ожидалъ прибытія молодыхъ. Войдя во храмъ, отдавъ честь богамъ, они повторяли за Ербутомъ слова супружеской клятвы, посл чего жрецъ подалъ имъ янтарный сосудъ съ пивомъ, выпивъ оное, женихъ бросилъ сосудъ за землю и растопталъ ногою, а Жрецъ воскликнулъ: ‘Да погибнутъ такимъ же образомъ недоброжелатели сего союза!’ 5 — Сваты зажгли Свчи, а хоръ жрецовъ восплъ торжественный гимнъ. Между тмъ, какъ свадебный староста, отъ имени новобрачной, раздавалъ всмъ блые утиральники 6: молодые каждому божеству приносили особенныя жертвы.
Во время сей церемоніи, Тройданъ, находясь безотлучно при Ербут, имлъ довольно времени разсмотрть хорошенько Пояту. Святость мста и торжественность, обряда, казалось, удляли ей небесной скромности. Она никогда безъ выраженія набожности не возносила очей къ небу, какова же она была въ ту минуту, когда дло шло о благополучіи ея подруги! Черты лица ея выражали нжность, одежда ея, хотя не изысканная, возвышала блескъ ея красоты. Блое скромное платье, чистое какъ душа ея, подпоясанное блдно-зеленымъ кушакомъ, темные, гладко причесанные волосы, завязанные серебрянымъ шнуркомъ, за которой воткнута была вточка мирты, любимое растніе двицъ, и нсколько цвтковъ на груди, составляли все ея украшеніе. Въ присутствіи боговъ она не смла закрывать лица, но ея ангельская скромность и невинность взора служили лучшею, защитою: прелестей, и длали ее, такъ прекрасною, что вс вообще любовались ею. И Тройданъ не могъ не удивляться ей, и разсматривалъ ее уже безъ всякаго опасенія, и хотя между Поятою и извстною ему особою находилъ различіе, но не переставалъ думать о сходств, какое он имли съ перваго взгляда.— Церемонія двинулась въ обратный путь при звук трубъ и другихъ инструментовъ, а народъ, изъ оконъ и кровель домовъ осыпая новобрачныхъ, хлбными зернами, желалъ имъ всевозможнаго благополучія. Хоря, нижній замокъ, по расположенію своему, выгодне, былъ для празднества, но Ягелло, изъ уваженія къ сестр, праздновалъ бракосочетаніе въ верхнемъ замк, и у воротъ онаго встртилъ ее съ хлбомъ и солью. Мать же, подавъ дочери въ одну руку новый горшокъ, въ другую веретено въ знакъ обязанностей новаго ея званія, ввела ее въ покои.
Тамъ, при вход, стоялъ Славенко, прибывшій изъ Трокъ отъ Князя Кйстута, съ подаркомъ для молодой. Онъ имлъ порученіе поздравишь также Ягеллу, и изъяснишь ему сожалніе его дяди, которому слабость здоровья помшала быть на праздника’. При вид приближающейся церемоніи, сердце юноши сильно забилось. Онъ зналъ, что тутъ должна быть Поята: даже замтилъ ее издалека, но, не дозволяя себ въ сію минуту никакихъ постороннихъ чувствованій, онъ думалъ только о томъ, какъ-бы ему подойти къ Князю и объяснишь причину своего посольства. При приближеніи Князя, юноша поклонился ему почтительно, изъявилъ доброжелательство Кйстута, и сожалніе его о невозможности присутствовать лично на праздник.
— ‘Все равно,’ сказалъ холодно Ягелло: ‘мы обошлись и безъ него, точно также и онъ могъ бы обойтись безъ изъявленія своего усердія, которое ни поможетъ, ни повредитъ нашимъ намреніямъ,’ — и пошелъ дале.
— ‘Къ чему эти шутки?’ прибавилъ Войдило. ‘Когда нужно хать на охоту, то Князь здоровъ, а какъ понадобилось быть на свадьб племянницы, то занемогъ, отъ того, что она выходитъ за бдняка Войдилу. Если бы на моемъ мст былъ Князь Даніилъ, то стало бы и охоты и здоровья. Что жъ длать?’ — и прошелъ дале.
— ‘Дядя издвается надъ нами,’ сказалъ мимоходомъ Скирглло: ‘но мы скоро вылечимъ его.’ — И, не удостоивъ даже взглянуть на посланнаго, пошелъ дале.
Юноша, опечаленный столь недружелюбнымъ пріемомъ, не зналъ что ему длать: войти ливъ комнаты или возвратиться въ Троки? Его боле тронуло презрніе, оказанное Кйстуту, и неблагодарное отверженіе его усердія, нежели собственная обида, и онъ врно бы отправился немедленно въ обратный путь, если бы ласковый взоръ Пояты не перемнилъ его намренія. И такъ онъ пошелъ въ слдъ за нею, думая какъ бы приблизишься къ ней. Увлеченный толпою гостей, онъ вскор очутился во внутреннихъ покояхъ. Поята живо чувствовала неприличіе обращенія съ посломъ Тройскимъ, но она знала, что скромный юноша, посл такого неласковаго пріема, не найдетъ никого, кто бы осмлился заняться имъ: и потому она ршилась длать все, что могла, чтобъ только его утшать: хвалила Княжн подарки, оправдывала Кйстута, и склонила Аксену изъявить ему живйшую благодарность за усердіе.
Такая внимательность была для огорченнаго юноши, тмъ пріятне, что оную оказывала та, для которой единственно онъ принялъ на себя порученіе побывать въ Вильн, но дружка Аксены въ тотъ день и въ такомъ многолюдномъ собраніи не могла исключительно заниматься Славенкомъ, тмъ боле, что на нее безпрестанно обращаемо было вниманіе гостей, и потому она оставила его, и присоединилась къ дамамъ. Не далеко: оттуда находился и Ербутъ съ Тройданомъ, окруженный знатнйшими вельможами, съ которыми онъ разговаривалъ. Но не столько присутствіе Начальника храма, сколько любопытство видть и познакомиться съ товарищемъ его, Тройданомъ, слава коего разнеслась повсюду, привлекали къ нему большую часть постителей. Тройданъ, скромнымъ и пріятнымъ разговоромъ, умлъ плнить своихъ слушателей. Поята издалека смотрла на него, и хотла бы вмшаться въ разговоръ, но робость заграждала ей уста. Между тмъ позвали обдать. Гости шли попарно, и по старшинству садились за столы, обремененные золотыми и серебряными сосудами, которые наполнены были роскошными яствами. Ербутъ и Тройданъ съ Княземъ Скиргллою и иными, не помстившимися за большимъ столомъ, сли особо, въ сторон. Робкій Славенко опять не зналъ, куда ему обратиться и гд ссть, но вовсе неожиданно: онъ очутился близъ покровительницы своей, Пояты, которая оставила для него приборъ, и дала ему знакъ занять оный. Обрадованный юноша не находилъ словъ изъяснишь благодарности своей за сей новый доводъ лестнаго къ себ вниманія.
— ‘Вы, сударыня, подобны божеству, которое никого не забываетъ,’ сказалъ онъ ей съ чувствомъ. ‘Почему я не въ состояніи изъяснить моей благодарности? Но что значитъ,’ сказалъ онъ чрезъ минуту, какъ бы опасаясь, не слишкомъ ли много наговорилъ: ‘что въ семъ собраніи не видно почтеннаго родителя вашего?’
— ‘Отецъ мой все еще страдаетъ глазами, ‘отвчала печально Поята. ‘Сверхъ того онъ имлъ свои особенныя причины, для коихъ не хотлъ быть на семъ праздник.’
— ‘Но откуда появился здсь этотъ молодой жрецъ, котораго разговоръ такъ пріятенъ и занимателенъ: онъ увлекаетъ голосомъ и своею наружностію.’
— ‘Онъ не такъ давно поступилъ въ число жрецовъ, не знаю’ откуда боги послали его намъ, но отецъ мой и вс очень его хвалятъ.’
— ‘Жаль, что я не обладаю его краснорчіемъ, чтобъ приличне поблагодарить васъ.’
— ‘А разв псни твои не везд извстны?’ отвчала Поята. ‘Не повришь, Славенко, какъ я тронута была дурнымъ пріемомъ, оказаннымъ теб, а наипаче высокомріемъ Войдилы, которое вс уже замчаютъ,’
— ‘Сударыня! ни мн, ни моимъ пснямъ нтъ удачи. На что мн похвала, когда не всякъ хочетъ понимать мои псни? Что касается до неблаговоленія Ягеллы и презрнія Войдилы, то Можетъ ли это огорчать меня, когда Поята беретъ мою сторону?’
— ‘Славенко, сегодня надобно веселиться. Разв я для того тебя посадила возл себя, чтобъ ты ничего не лъ? Ты сдлалъ сегодня четыре мили: помни, что обдъ скоро кончится. Смотри, вотъ уже Ягелло провозглашаетъ здоровье молодыхъ.’
— ‘За здоровье молодыхъ!’ вскричалъ Ягелло.— Слуги между тмъ начали разносить коровай, и звукъ шрубь сопровождалъ провозглашеніе Князя. Кубки переходили изъ рукъ, въ руки, каждый по своему изъявлялъ. свое усердіе, за которое староста благодарилъ отъ имени молодыхъ.
— ‘Какъ жаль, что добрый мой господинъ не могъ участвовать въ семъ веселомъ праздник! Ему очень хотлось быть на свадьб, и уже отданы были въ приказанія, относительно отъзда: ибо ему хотлось показаться въ Вильн со всею, своею пышностію, но наступившее сырое время опять открыло его раны. Два раза пытался объ ссть на копя, но боль въ ногахъ не позволяла хать верхомъ, а тряска въ экипаж для него еще трудне. Пусть бы позволилъ Ягелло изложить себ причины его отсутствія: быть можетъ, онъ не былъ бы такъ несправедливъ къ своему дяд. Къ несчастію, на ту пору не случилось въ Трокахъ ни одного изъ сыновей Князя, который бы могъ извинишь отсутствіе отца и изъявишь его усердіе къ Ягелл.’
— ‘Потерпи, Славенко,’ сказала Поята: ‘Ягелло обо всемъ узнаетъ подробно. А часто ли возобновляется болзнь Князя?’
— ‘Почти при каждой перемн въ воздух.’
— ‘Бдный старикъ! Мн очень его жаль, а особенно жаль, что онъ занемогъ въ такую пору. Но не надобно сказывать ему, какъ ты былъ здсь принятъ: это могло бы увеличить болзнь его. Я беру на себя обо всемъ переговорить съ Княжною.’ —
Славенко общалъ быть осторожнымъ, и, будучи безпрестанно занятъ одною Поятою, замчалъ, что она часто обращалась въ ту сторону, гд сидлъ Ербутъ.
— ‘Счастливое мсто,’ сказалъ онъ: ‘которое обращаетъ на себя вниманіе ваше.’.
— ‘Глаза мои такъ же точно, какъ и твои, должны же на, что нибудь смотрть,’ отвчала Пошла, съ усмшкою.
— ‘Но они всегда отвращаются отъ меня.’
— ‘Дурно судить о твоихъ пріятеляхъ, впрочемъ въ эту минуту я думала о тхъ двухъ жрецахъ, которые тамъ, по вол или по невол, должны пить наравн со всми своими собесдниками. Если бы отецъ: мой былъ здсь, то они не сидли, бы, какъ теперь, почти на послднемъ мст, и Скирглло не смлъ бы принуждать ихъ лишь такъ много.’
— ‘Правда,’ сказалъ Славенко: ‘что тамъ, гд распоряжаетъ Князь Скирглло, можно пропускать самыя лакомыя блюда, но бда подчашему, когда гости отказываются отъ вина, думаю однако, что тотъ молодой жрецъ съ честію выпутается изъ разставленныхъ стей. Если бь онъ по крайней мр зналъ, кто о немъ безпокоится!’ —
Въ самомъ дл Тройдану удалось обмануть бдительность Скиргллы, и тогда какъ другіе, преизрядно подгулявши, наполняли комнаты шумомъ и крикомъ, онъ, нимало не чувствуя дйствія вина, присматривался всмъ, и прислушивался къ сердечной откровенности, которая наилучшимъ образомъ обрисовываетъ народный характеръ и его образъ мыслей.

ГЛАВА III.
Крестоносцы.

Обдъ уже оканчивался, когда въ зал показались два Крестоносца, которые, войдя съ обыкновенною сво. ею важностію и шумомъ, спрашивали у слугъ, гд сидлъ Князь Ягелло. Смлая поступь, величавость, великолпіе одежды, показывали, что оба они занимали почетныя должности въ Орден, но одинъ изъ нихъ, шедшій нсколько впередъ, хотя былъ гораздо моложе другаго, имлъ, казалось, какое-то преимущество надъ своимъ товарищемъ. На плащ его, который былъ бле снга, съ пріятностію заброшенномъ на плечо, видна была часть креста, искусно вышитаго съ боку. Черная борода, красиво подстриженная, украшала продолговатое лице его. Изъ подъ плаща блестло оружіе, осыпанное жемчугомъ, на груди свтилась алмазная цпь съ медальономъ, голова покрыта была золотымъ шлемомъ съ тремя блыми перьями, на лвой сторон вислъ булатный мечь, украшенный рубинами. Такое убранство показывало, что рыцарь прибылъ не воевать, но пировать. Это былъ Кунторъ Зундштейнъ съ Maріенбургскимъ Пріоромъ. Юноша сеи, не сдлавшій еще послдняго обта монашества, носилъ имя брата Августина, но въ свт, по знатности своего рода, богатству и талантамъ, имлъ воинскую степень Кунтора, т. е. Великаго Командора или Военачальника. Товарищъ его, съ весьма скромною наружностію и сдыми волосами, казалось, былъ надзирателемъ молодаго монаха. Кунторъ съ товарищемъ, подошедши къ Князю, поздравилъ его, Ягелло отвчалъ ему весьма вжливо, и объявилъ, что онъ очень жалетъ, что не зная о его прибытіи, не подождалъ его къ обду.
— ‘Для насъ все равно,’ сказалъ молодой Крестоносецъ: ‘къ началу или къ концу обда поспли мы. Того, что у васъ сегодня на стол, намъ нельзя сть. Сверхъ того мы изрядно позавтракали, но не все равно, еслибъ мы опоздали съ изъявленіемъ нашего усердія, и потому, если позволите, мы готовы доказать оное кубкомъ.’ —
Ягелл полюбилась такая откровенность. Онъ приказалъ подчашему подносить гостямъ вина, и посадивъ ихъ возл себя, ими только сталъ заниматься. Скирглло занялъ его мсто въ угощеніи прочихъ собесдниковъ.
— ‘Будьте друзьями нашими,’ говорилъ Ягелло, сжимая руку Кунтора, и пейте что вамъ угодно: мы очень благодарны, что въ такую пору вспомнили о насъ. Но откуда, Кунторъ?’
— ‘Право, Князь, если бъ я сказалъ что и самъ не знаю откуда ду, то, думаю, не солгалъ бы. Перестаньте спрашивать объ этомъ, и позвольте намъ нарадоваться тому, что наконецъ мы находимся у васъ.’ — ‘Мы демъ, всемилостивйшій государь, будто бы изъ Польши,’ сказалъ съ полу-улыбкою Пріоръ: ‘мы имли порученіе именемъ Ордена поздравить Королеву со вступленіемъ ея на престолъ.’
— ‘Это хорошо, такъ должно быть,’ сказалъ Князь. ‘Такъ врно вы видли тамъ много хорошаго, Ляхи, безъ сомннія, были вамъ рады. Скажите же, пріятно ли было Гедвиг вниманіе Великаго Магистра?’
— ‘Пріятно, какъ сов день,’ отвчалъ Кунторъ. ‘Магистръ не могъ сдлать большей глупости, какъ отправивъ посольство къ этой гордой Польк: онъ причиною стыда и оскорбленія Ордена?’
— ‘Но, господинъ Кунторъ,’ отозвался Пріоръ: ‘позвольте припомнить вамъ, что вы сами домогались этаго несчастнаго посольства.’
— ‘Да! но и ваше Преподобіе не былиль того же мннія, чтобъ оказать ей сію честь? ‘отвчалъ Кунторъ. ‘Что жъ тушъ удивительнаго, что я, какъ Христіанскій рыцарь, хотлъ показаться при Польскомъ Двор? Наслышавшись о необыкновенной вжливости онаго, объ играхъ, турнирахъ, которыми Сарматы забавляютъ свою Королеву, мн захотлось видть все это, и провести нсколько минутъ въ удовольствіи. Имя много знакомыхъ между Поляками, я былъ увренъ, что принятъ буду по достоинству, тмъ боле, что я везъ драгоццные подарки. И такъ съ блистательною свитою я направилъ путь къ Кракову. Но слушайте, что за гордый народъ эти Ляхи! Въ Краковъ прибылъ я на третій день посл коронаціи. Городъ наполненъ былъ народомъ, улицы набиты воинами, экипажами, купцами. Шляхетскіе шатры, разбитые около валовъ, составляли какъ-бы другой городъ. Устроивъ свою свиту, мы пошли прямо къ замку, и, остановясь у воротъ, объявили старост, что мы прибыли изъявить наше усердіе Королев отъ имени Ордена и Великаго Магистра, и просимъ дать намъ помщеніе.’
‘И безъ сомннія,’ отозвался Войдило: ‘тотчасъ отворили ворота, и отвели вамъ самые лучшіе покои.’ — ‘Ничего не бывало. Выслушайте. Я былъ въ этомъ самомъ вооруженіи и плащ, и сидлъ на самомъ лучшемъ моемъ кон. Панъ Староста приказалъ просить меня обождать минуту, доказывая необходимость доложить прежде Королев о нашемъ прибытіи. Очень хорошо, отвчалъ я, но мн досадно стало, ждать у воротъ, какъ гонцу съ письмомъ, и потому я послалъ вторично просить объ отведеніи намъ помщенія. Вскор появился слуга Старосты, и объявивъ довольно холодно, что замокъ весь занятъ, и что Королева приказала помстить насъ въ Доминиканскомъ монастыр, прибавилъ, что мы будемъ извщены о дн, въ которой Ея Величеству угодно будетъ принять наше посольство. Я киплъ отъ досады, однако же похалъ въ монастырь, потому, что въ моемъ положеніи ничего не оставалось длать боле. Пять дней прошло, пока наконецъ вспомнили о насъ, и эти пять дней провелъ я какъ въ заключеніи, не могши нигд показаться прежде аудіенціи. Краковскій Подкоморій извстилъ насъ, что на другой день мы будемъ допущены къ Королев, но прибавилъ, что если я не скину этого богатаго убора и не надну орденской одежды, то не буду имть счастія видть Ея Величество: ибо Гедвига знаетъ правила Ордена, и потому никогда не допуститъ къ себ монаха въ свтской одежд. Клянусь богомъ, вскричалъ я, этого быть не можетъ, я поставлялъ на видъ мою степень Куннюра, оскорбленіе Магистра, и настаивалъ на томъ, чтобъ остаться въ воинскомъ наряд, но Подкоморій доказывалъ, что при Двор Королевы есть свои правила, свой церемоніялъ, которому вс безъ исключенія подчиняются, и что являться къ Ея Величеству въ неприличной одежд, значило бы неуваженіе къ ея особ.’
— ‘Вотъ хорошо!’ отозвался Ягелло. ‘Если бы какой нибудь Подкоморій вздумалъ меня учить, какъ я долженъ одваться, для того, чтобъ видть его Королеву, то я приказалъ бы отсчитать ему сто палокъ, и, не видавши Ея Величество, хотя бы она была первою красавицею въ свт, тотчасъ бы возвратился домой.’
— ‘И я также поступилъ бы,’ отвчалъ Кунторъ: ‘если бъ имлъ сто тысячъ войска, и если бъ не опасался прогнвить Магистра. И такъ, посовтовавшись съ товарищами посольства, я долженъ былъ приказать сшить орденскую одежду, которой съ нами не было. Въ день представленія нашего, я былъ въ весьма дурномъ расположеніи духа, однако жъ, войдя въ аудіенцъ-залу, я смло принесъ Королев, поздравленіе, окончаніи поздравительной рчи, я приблизился къ Гедвиг, и отъ имени Магистра поднесъ ей бриліантовый букешъ’ Но могли ль бы вы подумать, чтобы гордая Полька пренебрегла симъ драгоцннымъ подаркомъ?— ‘Мн пріятно усердіе ваше,’ сказала она изнженнымъ голоскомъ: ‘но извините, если не приму подарка: я не могу съ спокойною совстію принять такую драгоцнность отъ Магистра, который, какъ монахъ, далъ обтъ убожества, и думаю, что онъ не осудитъ меня за сіе, напротивъ того, я уврена, что онъ найдетъ отказъ мой сообразнымъ съ духомъ Христіанскаго смиренія. Если онъ желаетъ снискать дружбу нашу, то для насъ всего пріятне будетъ, когда онъ братьевъ своихъ будетъ содержать въ большей подчиненности, и, прекративъ безпорядки, которые они производятъ на границахъ государства нашего, обратитъ ихъ къ занятіямъ, боле соотвтственнымъ ихъ званію, т. е. ко введенію вры Христіанской между сосдственными народами.’ — ‘Признаюсь,’ продолжалъ Кунторъ: ‘что такая неожиданная рчь поставила меня въ тупикъ. Важный видъ Королевы, множество дамъ, рыцари, совтъ и моя орденская одежда, поставили меня въ такое положеніе, что я, боясь поднять глаза, скоре готовъ былъ слушать, нежели отвчать.’
— ‘Что касается до меня,’ сказалъ Пріоръ: ‘то я не стыдился моей одежды, и требованія Королевы находилъ отчасти справедливыми. Надобно правду сказать, братъ Кунторъ, что мы слишкомъ громко подошли къ замку. Поляки хотятъ, чтобъ къ Гедвиг ихъ подходили, какъ къ чудотворной икон, а мы на это и не обратили вниманія.’
— ‘Къ чорту съ такимъ объясненіемъ!’ вскричалъ Кунторъ. ‘Какъ! разв мы хуже ихъ? Нашъ Магистръ въ Маріенбург такъ же добръ, какъ ихъ Гедвига въ Краков, и хоть онъ не носитъ короны, но, можетъ быть, боле, нежели она, иметъ городовъ и замковъ’ Это ей не уйдетъ даромъ, клянусь мечемъ моимъ! Оскорбленіе сіе Чолнеръ приметъ поводомъ къ войн’.
— ‘Ха, ха, ха! война за монашескій капишонъ!’ сказалъ Скирглло.
— ‘Правду сказать,’ отвчалъ Пріоръ: ‘мы думали, что сдлаемъ безчестіе Ордену, если унизимся предъ женщиною. Сверхъ того мы надялись увидть на трон дитя. Но какъ же мы изумились, найдя Монархиню, которой вс важнйшія дла государства, равно какъ и сосднихъ народовъ, такъ извстны, какъ мн вс страницы моего молитвенника. Когда она начала вычислять вс выгоды, преимущества и привиллегіи, дарованныя намъ Королями Польскими съ самаго введенія Ордена нашего въ Польшу, приводить вс трактаты, договоры, союзы, доказывая, что мы Польскіе вассалы, и что соединеніе двухъ, столь противныхъ цлей, какъ монашескіе обты и воинскія обязанности, ускорятъ паденіе Ордена, если мы не обратимся къ первоначальной цли своего учрежденія,— то мы остолбенли отъ удивленія’.
— ‘И по дломъ,’ сказалъ Ягелло ‘не ходите туда, куда не просятъ. И такъ посольство ваше лопнуло, какъ мыльный пузырь?’
— ‘Что же намъ оставалось длать,’ отвчалъ Кунторъ. ‘Мы возвратились въ монашескія келліи, и чрезъ нсколько дней выхали потихоньку изъ Кракова.’
— ‘Постилъ насъ дважды Вильгельмъ, Герцогъ Рагузскій, обнадеживая въ будущемъ, ‘сказалъ Пріоръ:’ но къ чему послужитъ его расположеніе, когда и самъ онъ не знаетъ, что съ нимъ будетъ?’
— ‘Но въ самомъ ли дл Гедвига такъ хороша, какъ о ней говорятъ?’ спросилъ Ягелло.
— ‘Надобно признаться,’ сказалъ Кунторъ, ‘что прекрасне ее я не видывалъ, но важне всего то, что съ лтами она будешь еще прелестне. Старшая ея сестра, Марія, жена Маркграфа Сигизмунда, которую я знаю, хотя то же хороша, но она ничто въ сравненіи съ Гедвигою. Она знаетъ объ этомъ, но Поляки ее чрезмрно балуютъ. Какъ посмотришь на этихъ гордыхъ Сарматовъ, на сдовласыхъ Епископовъ и храбрыхъ рыцарей, которые наперерывъ стараются угождать ей, такъ право смшно. Каждый изъ нихъ глядишь ей въ глаза, какъ бы желая угадывать мысли ея, и каждый предназначаетъ ей супруга по своему понятію. Въ домахъ, церквахъ, совтничьихъ палатахъ, даже въ простыхъ мазанкахъ гремитъ имя Гедвиги, и сказать, что она не есть самая прекрасная, благоразумнйшая и совершеннйшая во всемъ свт Государыня, значитъ нажить себ тму смертельныхъ враговъ. Странный народъ! гд-то найдетъ онъ для нее достойнаго супруга? Что касается до меня, то, правду сказать, не столько я, сколько въ моемъ лиц Великій Магистръ оскорбленъ Королевою, ибо я представлялъ его особу, мн только то досадно, что во все это время я ужасно скучалъ, не бывъ на балахъ и въ собраніяхъ, которыми въ эту пору оживленъ былъ Краковъ. Но пусть только Ея Величество Королева пришлетъ къ вамъ когда нибудь посольство, и мы спросимъ оное о наряд.’
— ‘Да полно ужъ вамъ сердишься, веселитесь съ нами: мы не отправимъ васъ въ монастырь.’ —
Такъ утшалъ Скирглло Крестоносца, подливая ему въ кубокъ вина, которое Кунторъ охотно пилъ, и безпрестанно водилъ глазами по тому столу, за которымъ сидли двицы. Поята знала его давно, она часто видала его въ замк, но ни’ когда не могла безъ страха смотрть на него. Его монашескіе обты и противоположное онымъ свтское обращеніе, черный крестъ на плащ, знакъ вчной войны съ Литовцами, всякій разъ приводилъ ее въ содроганіе, когда только смотрла на него, боле всего она не постигала, какимъ образомъ такой человкъ могъ имть дерзость гостить въ Княжескомъ дом, и почему Ягелло такъ снисходителенъ къ нему.— Вскор встали изъ-за стола. Гости разошлись въ разныя стороны, а Кунторъ, сбросивъ плащъ, показался въ богатомъ своемъ наряд, который, отъ множества огней, ослплялъ зрніе. Онъ безпрестанно находился между дамами, оказывая имъ разныя учтивости, но между тмъ наблюдая за Поятою, которая коль скоро вошла въ отдльную комнату, онъ тотчасъ послдовалъ за нею, и вступилъ въ разговоръ.
— ‘Прекрасная Поята,’ сказалъ онъ съ пріятностію, ‘я видлъ ту славную Гедвигу, божество Поляковъ, но клянусь, что вы во сто разъ прекрасне. Ахъ! еслибы вы захотли поврить мн, то на цломъ свт не было бы женщины счастливе васъ. Долго ли вы будете еще скрыватъ несравненныя ваши прелести въ тни сихъ стнъ?’
— ‘Извините меня: я должна возвратиться къ Княжн,’ отвчала встревоженная Поята.
— ‘Всегда къ Княжн или къ батюшк! Какъ они счастливы! И кто бы осмлился противиться вашей вол? но обождите одну минуту. Вы сердитесь на меня? Позвольте сказать вамъ, что если до сего времени я не сдлалъ еще послдняго обта, то этому виною ваши прекрасные глаза. Такъ, Поята, вы можете сдлаться тою благословенною двицею, тмъ горнымъ Сіономъ, на которомъ созиждется новая Церковь: будьте только ршительне — и корона возсіяетъ на глав вашей, и нкогда, можетъ быть, сама Гединга будетъ вамъ покорствовать.’
— ‘Господинъ Кунторъ, я васъ со всмъ не понимаю.’
— ‘Знаю, что причиною удаленія вашего отъ меня,’ говорилъ онъ, заградивъ ей дорогу: ‘знаю, что васъ страшитъ и длаетъ меня ненавистнымъ, этотъ черный крестъ на моемъ боку. О, Поята! онъ столь же слабо держится, какъ этотъ цвтокъ, украшающій грудь вашу. Повторяю еще разъ, что я не сдлалъ еще послдняго обта. Скажите одно слово, и сей знакъ монашества замнится свадебнымъ букетомъ: ршитесь.’
— ‘Вы, сударь, забываетесь, не знаю, что могло быть поводомъ къ такому предложенію.’
— ‘Поята! вижу, что мн должно говоришь съ вами откровенно. Я хочу избавить васъ отъ бдствія, грозящаго Литв. Клянусь вашимъ и моимъ богомъ, что не пройдетъ и одного года, какъ Литовцы сокрушатъ уже свои божества,: и будутъ покланяться Кресту Отецъ вашъ старъ и почти слпъ: что онъ въ состояніи будетъ сдлать противъ соединенныхъ силъ Государя и народа? Онъ погибнетъ въ развалинахъ своего храма. Что жъ тогда будетъ съ вами? Можно ли еще мн будетъ тогда вновь предложишь вамъ блистательную участь, которою, можетъ быть, уже будетъ пользоваться другая, мене робкая? Поята! Лошади насъ ждутъ: вврьтесь поклоннику вашихъ прелестей.’
— ‘Что слышу!’ вскричала разгнванная Поята. ‘Вы, сударь, пожаловали сюда для поздравленія молодыхъ, Литовцы знаютъ правила гостепріимства, но помните, что они умютъ карать коварныхъ. Дайте мн дорогу.’…
Кунторъ, встревожась, и боясь, чтобъ Поята не позвала кого либо на помощь, отступилъ въ сторону, и давъ ей пройти, старался принять на себя немедленно прежній веселый видъ. Поята, избавившись отъ него, присоединилась къ двицамъ, и уже не отходила боле отъ нихъ. Между тмъ начали готовишься къ танцамъ. Звукъ трубъ вывелъ крестоносца изъ мечтательности. ‘Она должна быть моею! будетъ моею, хотя бы весь адъ вооружился противъ меня!’ сказалъ онъ, вскакивая со стула и ставъ въ ряды танцующихъ, не зная самъ съ кмъ.
Молодая танцовала въ первой пар съ Ягеллою, посл того каждый имлъ право танцовать съ нею. Молодые люди, зная, что скоро должны итти въ походъ, пользовалась послдними, минутами удовольствія и танцовали, такъ сказать, до изнеможенія. Аксена съ прискорбіемъ замчала, что посл того, какъ Скирглло вышелъ по данному имъ знаку, кругъ гостей примтно началъ рдть, ея пылкая душа хотла длить съ ними военные труды, и, можетъ быть, она нашла бы средство привести сіе въ исполненіе, если бы предварительно не были противъ того приняты мры. Съ первыми птухами и ея не стало: замужнія женщины немедленно увлекли ее въ приготовленную для нее комнату. Тамъ обрзали ей косу, и надли на голову чепчикъ. Старая ея няня, пожелавъ ей доброй ночи, оставила ее одну, и заперши комнату на ключъ, вышла въ сни и съ метлою въ рук сла на порог. Вскор молодой, въ сопровожденіи старосты и сватовъ, съ музыкою и всми остальными гостьми, послдовалъ за супругою и началъ стучаться въ двери, требуя, чтобъ отворили. На сей стукъ выскочила съ метлою старуха, и разгоняя гостей, бранила молодаго, что онъ такъ шумитъ и стучитъ подъ дверями Княжны, которая только что начинала засыпать, и погрозивъ ему метлою, спряталась опять за дверь. Черезъ минуту началъ стучать свадебный староста, и съ покорностію объявлялъ старух, что это пришелъ молодой, и общалъ наградить ее, ежели она впуститъ его. Старуха была сговорчива, вычисливъ вс свои заслуги, и между прочимъ упомянувъ, съ какимъ стараніемъ она удаляла отъ Княжны всхъ искателей руки ея, выхваляя ей всегда одного Войдилу, она согласилась въ цн, и отперла двери. Староста и гости щедро одарили ее.
Оставивъ тамъ молодаго, одни изъ гостей возвратились въ залу пить и веселиться, другіе, помня свою обязанность, отправились въ сборное мсто. Князь Скирглло, подавая собою примръ, уже приводилъ въ порядокъ часть войска, которое должно было, составить передовую стражу. Тройданъ, возвратившійся въ залу, видя, что ему не дождаться Ербута, который съ кубкомъ въ рук разсуждалъ съ Пріоромъ о преимуществ одной религіи надъ другою, вышелъ изъ замка и отправился домой. Зажженныя смоляныя бочки, среди которыхъ веселился народъ, бросали свтъ на крпость и окрестныя горы. Разсматривая разныя группы народу Тройданъ, погруженный въ мысли о происшествіяхъ того дня, спускался уже съ горы, какъ кто-то схватилъ его крпкою рукою за плечо: онъ оглянулся, и увидлъ Кунтора, который, разогртъ будучи виномъ, вступилъ съ нимъ въ разговоръ!’
— ‘Какъ поживаешь, любезный товарищъ? Я искалъ тебя по всему замку, но ты скрылся, какъ красная двушка. Что жъ ты такъ смотришь на меня: разв не узнаешь? Кой чортъ завелъ тебя сюда? Правда, что и ты можешь спросить, что заставило меня нарядиться въ эту рясу, но и твой священный огонь, Богъ всть, какого въ теб иметъ жреца’. Словомъ, мы оба взялись не за свое дло. Но скажи мн, гд мы познакомились и какъ тебя зовутъ? Мысль о теб не выходила изъ моей головы, дружба наша пылаетъ въ моемъ сердц: но никакъ не могъ припомнить твоего имени, скажи же мн, какъ тебя зовутъ?’
— ‘Вы, сударь, ошибаетесь,’ отвчалъ Тройданъ, оправляясь отъ замшательства. ‘Быть можетъ, что я имю сходство съ кмъ либо изъ вашихъ друзей, но не хочу присвоивать себ счастія быть съ вами знакомымъ. Сверхъ того, съ Христіанами, я не имю никакихъ сношеній: я Тройданъ, жрецъ Знича.’— И хотлъ продолжать путь свой.
— ‘Но подожди же,’ говорилъ Крестоносецъ, удерживая его. ‘Тройданъ? не съ ума ли ты сошелъ съ твоимъ Тройданомъ? что за дьявольское имя? Полно шутить: я узнаю тебя по голосу. Ты такой же жрецъ, какъ я Турецкій Муфтій. Боже мой! гд же мы видлись? въ Данциг или въ Торук, но гд бы ни было, все равно: помнишь ли, какъ мы обращали жидковъ въ Христіанскую вру, и непослушныхъ вшали за ноги? Уже и тогда виднъ быль во мн духъ усердія къ вр, который, равно какъ и нкоторыя, нсколько смлыя шалости, сдлались причиною вступленія моего въ монастырь, Перестань же отрекаться отъ меня. Я не стану распрашивать тебя о причинахъ, по коимъ сдлался ты язычникомъ. Мало ли что бываетъ въ свт, но я присягнулъ бы, что любовь, загнала тебя сюда.— Боится, что ли, меня?— полно дурачиться: я нуждаюсь въ твоей помощи. Послушай: знаешь ли ты Пояту, дочь Лездейки?’
— ‘Не знаю,’ отвчалъ Тройданъ.
— ‘Ты! Житель храма, стражъ жертвенника, чтобы ты не зналъ дочери верховнаго жреца? Это не возможно. Но все равно, знаешь или нтъ: но ты долженъ пособить мн похитить ее.’
— ‘Ее похититъ? Прошу же васъ не докучать мн боле: это не мое ремесло.’
— ‘Ахъ, мой милый! какъ же ты одичалъ! Выслушай меня: не думай, чтобы страсти владли мною, не повришь, какъ я сталъ набоженъ. Ты знаешь долгъ нашъ обращать язычниковъ къ Христіанству: мое намреніе состоитъ въ томъ, чтобъ эту бдную, двушку привести на лоно Христіанства, и обезпечиться счастіе. Живучи въ закоптлыхъ стнахъ храма, ты, я вижу, не знаешь, что длается въ свт. Во первыхъ, я долженъ тебя увдомить, что она не прочь отъ принятія крещенія: благодать Божія уже озарила ее, но она боится отца. Слушай: вся сверная Пруссія, стеная подъ игомъ Магистра Челнера, ждетъ только удобной поры, чтобъ свергнуть оное, и признать Государемъ своимъ того изъ рыцарей, кто дастъ ей лучшіе законы. Тысячи братіи нашихъ въ монастыряхъ и крпостяхъ съ нетерпніемъ ожидаютъ свободы и разршенія отъ обтовъ. Все мн благопріятствуетъ: я имю сильныхъ родственниковъ, достатокъ, довренность, и, что важне всего, друзей въ Рим. Почему жъ бы я не могъ быть тмъ счастливцемъ, который, соединивъ два народа, Пруссовъ съ Литовцами, будетъ достойно царствовать надъ оными? Вступивъ въ супружество съ дочерью Кривекривейты, я безъ труда, привлеку народъ на мою сторону, и тмъ самымъ окажу Христіанству величайшую услугу.’
— ‘Все это можетъ быть,’ отвчалъ Тройданъ: ‘но вы все таки не съ тмъ говорите, съ кмъ думаете.’
— ‘Убирайся же къ чорту! Быть можетъ, что я и ошибся,’ сказалъ Крестоносецъ, всматриваясь въ Тройдана. ‘Но клянусь, что я не прощу теб, если не захочешь помогать мн. Слушай! видишь ли эти ясные огни, скоро здсь будешь еще свтле, но совсмъ по другой причин. Понимаешь?’
— ‘Понимаю, понимаю,’ отвчалъ юноша съ нетерпніемъ.
— ‘Здсь будетъ жарко, очень жарко! Опасность поставитъ Пояту въ необходимость искать помощи. Но не бойся: храмъ уцлетъ. Надюсь, что всякая двушка бросится въ руки перваго, кто вызовется спасти ее. Я отыщу Пояту, но если случай доставитъ теб счастіе, отыскать ее прежде, понимаешь ли, предложи ей свои услуги, и приведи къ истукану Перкуна, я, или кто нибудь изъ моихъ товарищей, будемъ тамъ ждать ее. За услугу будешь щедро награжденъ. Согласенъ?’
— ‘Да! Да! къ истукану Перкуна! Но скажите мн, господинъ Кунторъ, ктоже будетъ причиною общаго бдствія?’
— ‘Много хочешь знать. Подожди: черезъ три, или четыре дня все объяснится. Теперь мн нкогда балагурить съ тобою доле. Помни же: истуканъ Перкуна. Ты знаешь мою тайну, я твою, хоть ты и отпираешься. Самъ увидишь, что надобно будетъ длать: я съ своей стороны буду знать, что длать, если ты мн измнишь.’ —
Тройданъ все общалъ, но: самъ думалъ только о томъ, какимъ бы образомъ предохранить отъ несчастій невинную двицу. Кунторъ возобновилъ общанье награды,, простился съ Тройданомъ, и, соединясь съ Пріоромъ, немедленно выхалъ изъ Вильны.
Чтобъ изъяснить поступокъ Кунтора, надобно объявить читателю, что на сей разъ Крестоносецъ: былъ правъ. Тройданъ давно узналъ его, и изъ опасенія, убгалъ его общества въ замк. Нсколько лтъ тому назадъ они были коротко знакомы, но Тройданъ не могъ постигнуть, какимъ образомъ сей свтскій и богатый юноша, могъ ршиться вступить въ монашество. Если бы не обязанность находиться при Ербут, то жрецъ нашъ немедленно бы оставилъ, замокъ.— Будучи пораженъ столь неожиданнымъ извстіемъ Зундштейна, онъ долго еще бродилъ по берегу Виліи, размышляя о словахъ дерзкаго Крестоносца. Судьба Пояты крайне безпокоила его и потому, не обращая вниманія на угрозы Кунтора, онъ поспшно пошелъ назадъ, съ намреніемъ предостеречь Ягеллу, полагая, что Поята, при первомъ извстіи объ угрожающей опасности, оставитъ Вильно и удетъ къ отцу, но надежда его не сбылась. Когда онъ пришелъ къ замку, мостъ уже былъ поднятъ, огни погашены и вс спали. Не могши видться съ Княземъ, Тройданъ съ безпокойствомъ долженъ былъ возвратиться въ стны храма, гд также вс уже спали, кром Жрецовъ, бывшихъ на страж у Знича.

ГЛАВА IV.
Взятіе Столицы.

Еще три дня въ стнахъ Виленскаго замка гремла свадебная музыка, не смотря на то, что Скирглло тотчасъ посл бракосочетанія сестры, съ отборномъ воинствомъ, отправился изъ Вильна для соединенія, по условію, съ Крестоносцами, еще три дня Славенко удержанъ былъ въ замк подъ тмъ предлогомъ, чтобъ доставить ему случай повеселиться, но въ самомъ дл изъ опасенія, чтобъ онъ не объявилъ Кйстуту о военныхъ приготовленіяхъ: и такъ онъ долженъ былъ длить общую радость, которой сердце его вовсе не чувствовало. На четвертый день, рано утромъ, выхавъ изъ Вильна, онъ отправился въ Троки: конь его, какъ бы чувствуя печаль всадника, шелъ тихимъ шагомъ. Около полудня , остановись у озера, окружающаго Тройскій замокъ, онъ къ большому удивленію увидлъ нсколько десятковъ лодокъ, разъзжавшихъ по озеру въ разныхъ направленіяхъ. Множество зеленыхъ островковъ, которые въ военное время служили вмсто шанцевъ, по большей части наполнены были вооруженными людьми. Движеніе и дятельность около замка, разставленная повсюду стража, вооруженные разъзды по берегу и крикъ народа, крайне безпокоили Славенка. Онъ боялся, не кончина ли Князя причиною тревоги сей: распрашивалъ у всхъ и каждаго, что бы это значило, но ничего не могъ узнать, кром того, что Юрга, начальникъ замка, спшитъ вооружать народъ, и что съ минуты на минуту ожидаютъ прибытія Князя Витольда. Перехавъ поспшно черезъ озеро, Славенко вошелъ въ княжескіе покои, и съ радостію увидлъ Кйстута гораздо въ лучшемъ здоровь, нежели въ какомъ оставилъ его, но онъ былъ такъ гнвенъ, какимъ никогда еще не видывалъ его. Предъ нимъ стоялъ Юрга въ полномъ вооруженіи, и докладывалъ о пришедшемъ уже, и ожидаемомъ еще войск.
— ‘А! уже ты воротился, Славенко?’ спросилъ его Князь, бросая на него огненный взоръ. ‘Долго:ты загостился: надобно думать, что теб было тамъ очень весело. Говори же, что ты видлъ, и какъ принято мое поздравленіе?’
— ‘Племянникъ вашъ,’ отвчалъ смущенный юноша: ‘удостоилъ принять меня съ обыкновенною благосклонностію, Аксена равномрно съ благодарностію приняла дары ваши. При отъзд моемъ, Князь поручилъ мн поблагодарить, васъ за память, и пожелать вамъ всхъ благъ.’
— ‘И такъ эта хитрая змя и тогда еще льститъ, когда вонзаетъ ядовитое жало? О! я знаю его. Но не видлъ ли ты какихъ военныхъ приготовленій?’
— ‘Кажется, ничего подобнаго не было замтно. Въ Вильн все дышитъ удовольствіемъ и радостію. Гости по большей части уже разъхались, и даже Скирглло, тотчасъ посл свадьбы, отправился куда-то.’
— ‘Такъ и есть,’ сказалъ Юрга. ‘Я говорилъ, что Ягелло слишкомъ остороженъ, чтобы самъ начальствовалъ надъ войскомъ, любя Войдилу, онъ не захотлъ его послать тотчасъ посл свадьбы: и потому начальство досталось Скирглл. Онъ хочетъ, чтобъ этотъ бднякъ самъ дли себя завоевалъ клочекъ земли.’
— ‘O, неблагодарный выродокъ Гедеминовой крови!’ вскричалъ, престарлый Князь. ‘Я любилъ тебя, какъ собственнаго сына, я возвелъ тебя на престолъ, и берегъ какъ юное деревцо, а ты вступаешь въ союзъ съ Крестоносцами, и посягаеть на мою собственность, на бдные Троки! Но ты, почувствуешь еще силу руки Кйстутовой. Боги даруютъ мн силы юношескія, и ты у ногъ дяди, надъ болзнію коего издвался, будешь молить о его милосердіи!…’ Юрга, взгляни на озеро: не видать ли Витольда? Если не видно, то пошли скоре другаго гонца.’ —
Юрга немедленно пошелъ исполнить приказаніе Князя. Славенко узналъ отъ него, что тотъ самый Кунторъ Зундштейнъ, съ которымъ такъ пріятельски обошелся Ягелло, предварительно увдомилъ Кйстута о общаніи Магистра помогать Ягелл противъ Самогитскаго Князя, и прислалъ ему на бумаг условные пункты союза. Славейко не могъ надивиться таковой подлости Крестоносца, и досадовалъ что не обратилъ большаго вниманія на его-поступки въ Вильн. Между тмъ со всхъ сторонъ стекались вооруженные воины, и въ Тройскомъ замк, не давно еще бывшемъ жилищ тишины, теперь безпрестанно раздавались звуки оружія. Начальники ротъ и отрядовъ то приходили къ Князю, то уходили отъ него для исполненія его приказаній. Витольдъ уже прибылъ.
— ‘Смотри, любезный сынъ,’ отдавая ему письмо Кунтора, говорилъ Кйстутъ. ‘Вотъ доказательство дружбы Ягеллы! Ты любишь и защищаешь его, а онъ возстаетъ противъ твоего отца. Что, не пора ли наказать его?’
Витольдъ прочиталъ письмо, и долго ничего не отвчалъ. Глаза его вперены были въ несчастную бумагу, но онъ не дозволялъ себ увришься въ злодйскомъ умысл любимаго имъ брата.— ‘Батюшка!’ сказалъ онъ: ‘не смотря на столь явное доказательство, трудно поврить, чтобъ Ягелло дерзнулъ поднять на васъ руки. Но ежели онъ въ самомъ дл такой, безбожникъ, то хотя бы онъ съ цлымъ свтомъ заключилъ договоръ, я накажу его, я самъ накажу его примрно, только вы, батюшка, не гнвайтесь и пощадите Свое здоровье. Можетъ быть, что донесенія Крестоносца несправедливы. Припомните, батюшка, сколько разъ коварный Орденъ разставлялъ, сти вашей легковрности, и какъ ему досадно видть любовь и согласіе между сынами Гедимина! Еще повторяю, что я накажу Ягеллу, разрушу его ковы, въ прежде хочу имть обстоятелнйшее извстіе, нежели донесеніе одного Крестоносца.
— ‘Осторожность Вашей Свтлости весьма похвальна,’ отозвался Юрга: ‘но прежде, нежели мы успемъ поврять слова Крестоносца, орденское войско будетъ уже подъ стнами Трокъ.’
— ‘Крестоносцы дале отъ насъ, нежели Вильно,’ сказалъ Витолдъ: ‘мои воины готовы, Тройское войско довольно велико: и такъ съ этой стороны намъ нечего бояться.’
— ‘Такъ чего же ты ждешь?’ спросилъ нетерпливый Кйстутъ.
— ‘Мн хотлось бы поразвдать подробне о намреніяхъ Ягеллы, чтобы по онымъ расположить наши дйствія,’ —
Кйстутъ не противился сей осторожности. Послали лазутчиковъ въ окрестности Вильна, но они ничего врнаго не узнали, а только подтвердили извстіе, что войско Ягеллы скорымъ маршемъ проходило чрезъ Вильно на сверъ, но куда оно шло и подъ чьимъ начальствомъ, того не могли допроситься. Извстіе сіе крайне удивило Кйстута. Длали разныя заключенія, Витольдъ начиналъ уже оправдывать Ягеллу, и собрался хать обратно въ Гродно, какъ вовсе неожиданно прибыло въ Троки Полоцкое Посольство съ просьбою, отъ имени Андрея Кйстутовича, о помощи противъ войскъ Ягеллы, которыя съ Крестоносцами, подъ начальствомъ Скиргллы, огнемъ пустошатъ область и осаждаютъ замокъ. Тогда только Витольдъ уврился въ непріязненныхъ лицахъ Литовскаго Князя. Онъ воскиплъ гнвомъ, схватилъ мечь, и хотлъ немедленно съ отцевскимъ войскомъ напасть на Вильно, и развалинами оной подавить неблагодарнаго брата, но Кйстутъ, думая боле объ освобожденіи отъ опасности сына, нежели о наказаніи виновныхъ, предоставилъ самому Себ мщеніе, а Витольда отправилъ на помощь Полочанамъ….
Тогда, какъ въ Трокахъ все было въ дятельности, въ Вильн между тмъ царствовала совершенная тишина. Чертоги княжескіе были уже совершенно пусты. Ягелло ежеминутно ожидалъ пріятныхъ встей изъ-подъ Полоцка, и, увренный въ постоянной болзни Кйстута, никакъ не полагалъ, чтобы съ его стороны могла возникнуть помха дйствіямъ Скиргллы. Онъ думалъ также, что и Витольдъ, не имя готоваго войска, не былъ въ состояніи дать помощи брату противъ соединенныхъ силъ Виленскаго войска съ Крестоносцами, наиболе же онъ полагался на быстроту дйствій Скиргллы и на желаніе его быть Полоцкимъ Княземъ. И такъ, не безпокоюсь ни о чемъ, онъ проводилъ время въ домашнихъ занятіяхъ и въ пріятномъ обществ счастливою сестры и милой. Пояты, которая, откладывая отъздъ свой со дня на день, все еще оставалась въ замк.’
Если бы Ягелло заблаговременно узналъ объ угрозахъ, Кунтора, то, можетъ быть, онъ не дозволилъ бы себ быть такъ безпечнымъ, но Тройданъ, безпрестанно занятый мыслію о предостереженіи Князя, не имлъ возможности исполнить сего намренія. Двери жилища жрецовъ были на замк, и ему не возможно было отлучиться безъ вдома начальника. Не видя никого, кому бы можно было сдлать такое порученіе, онъ ршился пересказать Ербуту разговоръ свой съ Кунторомъ, и просять позволенія объявить объ ономъ Ягелл. Но Ербутъ не выпустилъ его за порогъ храма, и, принявъ слова его за выдуманный предлогъ, чтобъ подышать свтскимъ воздухомъ, побранилъ его и сказалъ, что онъ самъ увдомитъ Князя обо всемъ. Но въ самомъ дл, если и справедливъ былъ разсказъ Тройдана, то Ербутъ считалъ это со стороны Крестоносца шуткою, весьма простительною въ его не совсмъ трезвомъ положеніи, и потому все это дло, какъ недостойное вниманія Кназя, предалъ забвенію.
Между тмъ, макъ въ замк царствовала глубокая тишина, въ город шумъ и дятельность не преставали. Съ наступленіемъ ясной весенней погоды возобновились разнаго рода работы. Ягелло, заботясь объ укрпленіи и украшеніи Столицы, часто оставлялъ верхній замокъ для осмотра работъ, производящихъ ея въ разныхъ концахъ города. Военноплнные тяжкими трудами должны были зарабатывать себ дневную пищу! Не одинъ изъ нихъ, привыкшій повелвать, самъ долженъ былъ повиноваться! Мастеровые изъ окрестностей толпами приходили въ Вильну, особенно каменщики, услышавъ, что Князь намренъ окружишь городъ каменною стной. И дйствительно, онъ имлъ это намреніе, ибо Гедиминовъ Остроколъ былъ уже очень ветхъ, и окружалъ только средину города. Матеріалъ былъ готовъ, и ожидалъ только искусныхъ рукъ.
Однажды, около полудня, прибыла въ Вильно толпа разнаго рода ремесленниковъ: плотники, каменщики, кузнецы и иные, умирая съ голода, и слыша, что въ Вильн есть работа, общали трудишься только изъ одного хлба. Ягелло радовался такому множеству мастеровыхъ, общалъ дашь имъ работу, а между тмъ приказалъ ихъ размстить въ разныхъ частяхъ города, и снабжать пищею на счетъ казны. Едва сіи пришлецы разошлись, какъ у Рудницкихъ воротъ показался большой караванъ, прося позволенія провести ночь въ город. Это были четыреста купцевъ съ таковымъ же числомъ возовъ, нагруженныхъ драгоцнными мхами, которые они везли изъ Великаго Новагорода къ морю. Они просили впустить ихъ въ городъ, и общали заплатить законную пошлину за товары. Такъ какъ свободный проздъ чрезъ Вильно никому не воспрещался: то и Новогородскіе купцы не встртили препятствія. Миновавъ ворота, они расположились на площади около нижняго замка, тамъ, гд обыкновенно купцы останавливались.
Ягелло хотлъ осматривать привезенные товары, какъ, спускаясь съ замковой горы, замтилъ вдалек на равнин, называемой Погулянкою, густое облако пыли, которое отъ Поварскихъ горъ приближалось къ Тройскимъ воротамъ. Князь тотчасъ догадался, что это долженъ быть непріятель, но за пылью нельзя было узнать его, а Полоцкій походъ поставилъ его въ невозможность защищаться съ успхомъ. Однакожъ близкая опасность заставила его принять вс возможныя мры. Съ городскихъ башенъ дали знакъ трубами объ опасности. Войдило съ нсколькими сотнями храбрецовъ затворился въ верхнемъ замк, общая защищать оный до послдней капли крови, Ягелло, съ войскомъ нсколько многолюднйшимъ при помощи гражданъ, взялъ на себя оборону нижняго замка, и большую чаешь воиновъ размстивъ тамъ, откуда непріятель легче могъ войти въ городъ, остальныхъ употребилъ на защиту Тройскихъ воротъ и на составленіе линіи противъ замка. Народъ, встревоженный столь близкою опасностію, разбжался въ разный стороны, ища спасенія., между тмъ непріятель, подобно вихрю, устремился къ воротамъ, и проломивъ ряды стражи, обратился прямо къ замку. Ягелло мужественно защищался, пшіе его воины оказывали чудеса храбрости, поражая мечемъ и стрлами непріятельскую конницу, но сильнымъ натискомъ они были разрзаны на дв части, которыя не могли пособлять одна другой. Ягелло поощрялъ своихъ словами и примромъ, но уже было поздно: побда клонилась на сторону противниковъ. Самогиты свирпствовали. Стенанія раненыхъ и вопли женъ и дтей заглушались кликами побдителей: ‘въ замокъ! въ замокъ! Кйстутъ съ нами!’ На звукъ побдоносныхъ трубъ выбгаютъ изъ разныхъ концевъ города мнимые ремесленники, хватаются за оружіе, сокрытое въ купеческихъ возахъ, и въ мгновеніе ока, устроясь въ ряды, идутъ къ верхнему замку.
Крпость сія, построенная Гедиминомъ Великимъ, стояла на высокой гор, и только съ одной стороны, которая называлась Кривою Долиною, имла свободный входъ, но и сіе мсто было такъ узко и круто, что весьма трудно было дойти потому до воротъ. Кйстутъ зналъ, что вниманіе гарнизона наипаче обращено было на сей проходъ, и потому, одвшись въ простой солдатскій плащъ, предпринялъ самъ съ отборною дружиной овладть онымъ. Сіе смлое предпріятіе лишило его многихъ храбрыхъ воиновъ. Чтобъ отвлечь въ иную сторону вниманіе Войдилы, онъ послалъ чаешь войска туда, гд валъ былъ слабе. План его удался: Войдило, опасаясь вторженія непріятеля на семъ слабомъ пункт, все свое вниманіе обратилъ на защищу онаго. Кйстутъ между тмъ подступалъ къ воротамъ, которыя удалось зажечь. При вид пламени немедленно послана туда помощь: Войдило самъ распоряжалъ отраженіемъ непріятелей, но, наконецъ долженъ былъ уступить сил, и думалъ уже только о томъ, чтобъ избгнуть постыднаго плна.
Не такъ легко было одолть Ягеллу. Хотя силы непріятеля, увеличенныя измнническимъ прибытіемъ купцовъ, и ремесленниковъ, повсюду брали перевсъ надъ Виленскимъ войскомъ, волновая доблесть Князя длала побду еще весьма сомнительною. Онъ разилъ кругомъ себя дерзкихъ, посягавшихъ на его жизнь, даже лишась коня, онъ все еще сялъ смерть и раны. Наконецъ, стсненный отвсюду, и онъ палъ безъ чувствъ на груду сраженныхъ имъ враговъ. Уже была ночь посла Кйстутъ сдлался обладателемъ обоихъ замковъ и города. Ягелло и Войдило находились уже въ его власти. Онъ приказалъ страж обходиться вжливо съ племянникомъ, а наипаче оказывать глубочайшее почтеніе Княгин, вдов Олгерда и дочери ея, Аксен. И такъ, довольствуясь плненіемъ особъ, бывшихъ предметомъ его мщенія, онъ веллъ войску прекратить кровопролитіе и объявить жителямъ о дружелюбномъ его расположеніи къ городу. Но трудно было унять разсвирпвшихъ солдатъ: темнота ночи благопріятствовала ихъ хищничеству. Большая часть жителей, двицы, старцы, дти, не могшіе бжать изъ города, и преслдуемые непріятелемъ, требовавшимъ золота, искали спасенія въ стнахъ храма. Тамъ же находилась уже и Поята съ несчастною супругою Войдилы. Разлучась съ нимъ въ первыя минуты опасности, она увлечена была толпою народа, съ оружіемъ въ рукахъ, и очутилась въ храм возл Пояты, которая, не отставая отъ нее, была блдна какъ полотно, и молила боговъ о ниспосланіи помощи. Аксена, предавшись судьб своей, ршилась дорого продашь жизнь свою, и хотя не знала еще объ участи мужа, но присутствіе духа не оставляло ея ни на минуту. Пылая храбростію и гнвомъ, она съ оружіемъ бгала по храму и взывала всхъ къ мужественной защит. Пока она распоряжалась такимъ образомъ, прибгалъ къ Поят какой то незнакомецъ въ военной одежд, и съ величайшею учтивостію просилъ ее ввриться его попеченію, клянясь святостію Знича, что она будетъ спасена.
— ‘Мн приказано,’ говорилъ онъ: ‘отъ высшей власти отыскать васъ, дочь Кривекривейты, и среди общаго замшательства оказать вамъ помощь. Необузданные воины тотчасъ могутъ ворваться въ храмъ. Заклинаю васъ ввриться мн! Я выпровожу васъ за городъ и доставлю куда прикажете, но здсь не совтую оставаться ни одной минуты.’
— ‘Кто же прислалъ тебя?’ спросила Поята. ‘Ты требуешь невозможнаго: одежда твоя обличаетъ въ теб чужеземнаго воина, нашего врага.’
— ‘Не судите по одежд,’ отвчалъ воинъ. ‘Кто прислалъ меня, я не могу сказать вамъ. Но заклинаю васъ: сжальтесь надъ собою, и не ждите, пока опасность увеличится. Слышите ли этотъ шумъ? Я долженъ васъ насильно избавить отъ смерти.’ —
И схвативъ Пояту за руку, хотлъ увлечь ее за собою. Испуганная такою наглостію двица, отступила назадъ и закричала, требуя помощи. Неустрашимая Аксена уже подняла мечь для наказанія дерзскаго, но тотъ, уклонясь отъ удара, скрылся въ толп народа.
Предостереженія его оказались справедливыми. Черезъ нсколько минутъ послышался громкій шумъ. Наконецъ двери храма падаютъ, и свирпые воины съ неистовствомъ бросаются на безоружныхъ старцевъ и двицъ, сдираютъ съ нихъ платья, и, приставляя мечи къ грудямъ, требуютъ золота. Одинъ изъ нихъ, увидвъ на Аксен драгоцнную цпь, хотлъ сорвать оную, но неустрашимая женщина воспротивилась оружіемъ, и долго боролась съ хищникомъ. Поята считала уже себя погибшею, и поручая себя вол боговъ, сожалла, что не приняла услугъ незнакомца. Между тмъ сопротивленіе Аксены вооружило противъ нее еще двухъ воиновъ, которые ранили уже ее въ руку, какъ вдругъ явился Тройданъ также съ оружіемъ, и заставилъ ихъ отступить. Потомъ схвативъ за руки полумертвую Пояту и раненую Аксену, и прокладывая себ дорогу мечемъ, чрезъ боковыя двери выбжалъ изъ храма. Темнота ночи, которую не везд разогнали разложенные непріятелемъ огни, дозволила имъ посовтоваться между собою о томъ, куда имъ скрыться.— Прійдя нсколько въ себя, Поята увидла, кому обязана своимъ спасеніемъ.
— ‘Куда же ты ведешь насъ, почтенный Тройданъ?’ спросила она его дрожащимъ голосомъ.
— ‘И самъ не знаю,’ отвчалъ Тройданъ. ‘Думаю, что всего лучше было бы удалиться священную рощу?’
— ‘Веди меня въ замокъ, веди меня жъ этимъ разбойникамъ, пусть умру вмст съ моимъ мужемъ,’ кричала въ отчаяніи Аксена.
— ‘Веди насъ на Вилію,’ сказала Поята: ‘можетъ быть, найдемъ тамъ какую нибудь лодку, въ которой можемъ дохать о Крнова.’
— ‘Это было бы хуже всего,’ отвчалъ Тройданъ. ‘По всему берегу стоитъ войско. Посмотрите, тамъ свтятся непріятельскіе огни.’
— ‘Я не могу итти дале,’ сказала Аксена: ‘рана приводитъ меня въ разслабленіе. Сядемъ отдохнуть подъ этою стной.’ — Они находились уже въ отдаленіи отъ центра города, гд кровопролитіе еще не переставало. Стны вновь строющагося дома служили имъ убжищемъ. Тамъ перевязали рану Аксены. Несчастная супруга Войдилы, увидвъ верхній замокъ въ огн, начала горько плакать. Тройданъ старался утшить ее, утверждая, что пламя могло быть нарочно зажжено на пагубу непріятеля, что покореніе заика очень трудно, и что во всякомъ случа не должно было опасаться жестокосердія со стороны Кйстута. Аксена съ недоврчивостію слушала сіи возраженія, и коль скоро почувствовала, что ей сдлалось нсколько легче, хотла бжать на помощь милымъ ей особамъ, но боль въ рук не дозволяла дйствовать оружіемъ, а слезы Пояты и просьбы Тройдана разоружили ея мужество. Мало по малу въ город длалось тише. Изрдка только видны были воины, бгущіе съ добычею или отыскивающіе ночлега. Аксена безпрестанно прислушивалась къ разговорамъ прохожихъ, желая узнать, что происходитъ въ замк, но ничего не узнала. Тройдану послышалось нсколько разъ имя Пояты: приведя, на память коварный умыселъ Кунтора, онъ совтовалъ продолжать путь какъ можно, скоре.
— ‘Я знаю,’ говорилъ онъ: ‘куда отвести васъ: тамъ вы спокойно проведете ночь,— и легко Можете добраться до Крнова: только пойдемте скоре, здсь не безопасно.’ — И взявъ ихъ за руки, провелъ черезъ поле къ Францисканскому монастырю, и началъ изо всей силы стучать рукоятью своего меча въ монастырскую дверь. Испуганные набгомъ на Вильно монахи, заградили входъ въ монастырь, и въ келліяхъ проводили время въ молитв, предавшись совершенно на волю Божію. Услышавъ стукъ, они были уврены, что непріятели хотятъ ворваться въ монастырь, и потому долго не смли подойти къ дверямъ, наконецъ ршились спросить, кто стучитъ и чего хочетъ отъ убогихъ монаховъ, которымъ нечмъ длиться съ хищниками.’
— ‘Мы желаемъ,’ отвчалъ Тройданъ: ‘только укрыться у васъ на нкоторое время. Мы неподозрительные люди. Отворите изъ любви къ Богу. Я веду двухъ знатныхъ, и несчастныхъ женщинъ.’
— ‘А! такъ это вы, богобоязненный рыцарь?’ отозвался монахъ. ‘Я такъ и думалъ, что это вы, но вы говорили объ одной женщин, а приводите двухъ, когда же отопру двери, то, можетъ быть, окажется ихъ и боле. Дятельный же вы Апостолъ! Но прошу васъ убираться отсюда: мы знаемъ, чего вы хотите, и какихъ женщинъ ведете. Подите, подите, и не оскверняйте нашего жилища.’
— ‘Никакой непріятности не можетъ быть для васъ,’ отвчалъ Тройданъ: ‘за то, что дадите убжище двумъ несчастнымъ, ищущимъ спасенія отъ руки хищниковъ и убійцъ. Говорю вамъ, что это знатныя женщины, за спасеніе коихъ Ягелло щедро одаритъ васъ: отоприте же.’
— ‘Какъ же не такъ’ отвчалъ монахъ. ‘Что съ нами будетъ, если Князь узнаетъ, что мы даемъ убжище Христіанамъ, которые ходятъ сюда и крестятъ Литовскихъ женщинъ. Если бы еще это въ самомъ дл было такъ: Богъ защитилъ бы насъ предъ гнвомъ людей, но я знаю уже, господинъ рыцарь, ваши намренія. Убирайтесь же съ ними куда угодно: я не отопру вамъ.’ —
Тройданъ не могъ понять, что значатъ сіи слова. Имя рыцарь и условіе о впущеніи въ монастырь какой-то женщины, показывали, что монахъ ошибается, но Тройданъ не зналъ, какъ вывесть его изъ заблужденія. Поята, по врожденной непріязни къ христіанамъ, просила оставить ихъ въ поко, и обратиться къ ближайшему строенію, въ которомъ свтился огонь. Аксена была того же мннія, какъ вдругъ Тройданъ вспомнилъ о лозунг, который онъ поручилъ Вшебору оставить въ монастыр. И такъ онъ постучалъ еще въ двери и сказалъ дважды: ‘Ршительность и надежда, надежда и ршительность!’ — Двери немедленно оговорились. Три монаха съ факелами въ рукахъ вышли на встрчу, и съ радостію ввели гостей въ свои келліи. Каждый изъ нихъ смотрлъ въ глаза Тройдану, и, казалось, хотлъ угадать его мысли. Аксена не могла надивиться чудесной сил нсколькихъ словъ, которыя имли такое вліяніе на отшельниковъ. Оставимъ здсь на время бглецовъ нашихъ, и возвратимся въ Вильно посмотрть, что тамъ длается.

ГЛАВА V.
Гордый узникъ.

Первымъ стараніемъ Кйстута было возвратить спокойствіе и безопасность покоренной столиц. Но сначала трудно было усмирить воиновъ, которые въ т времена грабежъ и хищничество считали законнымъ для себя вознагражденіемъ. По сей причин Кйстутъ нашелъ нужнымъ употребить мры строгости, объявить личную безопасность каждаго, и усилить гарнизонъ Крпости, остальное за тмъ войско послалъ къ Полоцку на помощь Витольду. Потеря въ рядахъ побдителей оказалась незначительною, гораздо боле было убитыхъ или раненыхъ со стороны побжденныхъ. Пожары и убіеніе мирныхъ гражданъ, почти не разлучные съ бдствіями междоусобія, наполнили скорбію сердце побдителя. Юрга, любимецъ Кйстута, сквозь пальцы смотрлъ на жестокіе поступки воиновъ, думая только о томъ, чтобъ получить долю изъ каждой добычи. Несчастные граждане знали, въ чьи руки переходило ихъ имущество, но, боясь слуги Кйстута боле, нежели самого его, не смли ни домогаться возвращенія своей собственности, ни жаловаться на хищничество.
Ягелло оставленъ подъ стражею въ собственномъ дворц. Правда, что онъ не имлъ ни въ чемъ недостатка, и ему оказываемы были вс почести, приличныя высокому его званію, но не мене того, онъ чувствовалъ лишеніе свободы. Злосчастный Князь имлъ довольно времени заняться размышленіемъ надъ проступками своей молодости, и съ сожалніемъ увидлъ, что главнйшею виною его бдствія была неблагоразумная, излишняя доврчивость къ своему любимцу. Не привыкши къ покорности и помня о недавнихъ тріумфахъ своихъ въ Польш, Литовскій Князь, дотол благопріятствуемый счастіемъ, чувствовалъ всю непріятность новаго положенія своего. Равно безпокоила его и неизвстность: что съ нимъ будетъ дале, и хотя, по ласковому обращенію съ нимъ, не должно быть, но опасаться ничего особенно худаго, но онъ предчувствовалъ, что Литовскимъ Княземъ не бывать уже ему, и это боле всего огорчало его. Но какъ каждый несчастливецъ въ будущемъ надется чего-то лучшаго, такъ и Ягелло думалъ, что судьба его измнится. Боле всего онъ полагался на слдствія Полоцкаго похода. Онъ думалъ, что Скирглло, побдивъ Андрея, поспшитъ избавить его отъ плна, принудитъ побдителя возвратить ему свободу, а, можетъ быть, и тронъ. Но вс сіи пріятныя мечты разрушались при воспоминаніи о Крестоносцахъ, которые обыкновенно передавались на сторону побдителей. Разсуждая такимъ образомъ о своемъ положеніи, онъ съ нетерпніемъ ожидалъ свиданія съ дядею, побдителемъ своимъ. Боле всего ввергало его въ уныніе присутствіе матери, которая, отвергнувъ милости Кйстута, ршилась раздлять плнъ сына. Ягелло зналъ, что она, находясь въ преклонныхъ лтахъ, не легко перенесетъ свое несчастіе, и укорялъ себя въ томъ, что отвергалъ ея совты и наставленія.
— ‘Если бъ я слушалъ васъ, любезнал матушка,’ говорилъ онъ, ходя по комнат, у дверей которой стояла стража: ‘то непотерялъ бы трона, и вы, на старости, не испытали бы жестокаго плна!— Если бъ я по крайней мр удержалъ здсь Довойну, который за своею Полькою потащился въ Польшу: онъ врно бы лучше умлъ защитишь ворота замка. Зачмъ на этой проклятой свадьб не обошлись ласкове съ посломъ Кйстута?— Почему не пришло ни кому въ голову, что эти купцы и ремесленники были измнники?— Не должно ли было родить подозрніе великое число ихъ?— Я окруженъ былъ предателями, вс искали моей гибели, вс измнили мн, за то они вс погибнутъ!— Но что говорю я? Гд я? О, матушка! я причиною вашего несчастія! Совты ваши были прекрасны, и Я отвергъ ихъ.— Но вы зачмъ. здсь находитесь? Вамъ не мсто быть здсь. Противъ васъ Кйстутъ ничего не иметъ: онъ хочетъ, чтобъ вы жили свободно въ замк, точно такъ, какъ въ мое княженіе.’
— ‘Не обвиняю тебя, не жалуюсь,’ говорила спокойно Княгиня: ‘предоставь же мн свободу жить тамъ, гд мн хочется. Ты несчастливъ, и несчастіе твое продолжится, можетъ быть, доле, нежели плнъ твоей престарлой матери. Я носила тебя въ моей утроб, а ты хочешь, чтобъ я оставалась въ замк, который похитилъ у тебя жестокосердый дядя твой! Но дочь моя! моя милая Аксена! не уже ли никто не увдомитъ меня, что съ нею сдлалось?’
— ‘Аксена имла довольно времени, чтобъ спастись, и врно находится гд нибудь въ надежномъ убжищ. Да и что можетъ случиться съ нею?— Но почему я самъ не пошелъ подъ Полоцкъ, или для чего не оставилъ здсь больше войска? Злые духи остили разсудокъ мой: злые духи возвратили и старику здоровье. И кто бы могъ этого ожидать?— Посмотрите, матушка, какъ ему вс кланяются! О, измнники! я прогоню чрезъ васъ мои стада, вы погибнете подъ ихъ копытами. Но какъ узналъ онъ моихъ намреніяхъ? О, если бъ мн поймать того, кто открылъ ему наши тайны!’
— ‘Уже вс возвратились по домамъ: только Аксены моей нтъ!’ говорила про себя печальная Княгиня. ‘Еслибы судьба ея была не хуже вашей, то она врно соединилась бы съ нами: вдь она внука Гедимина, дочь брата Кйстутова! Можетъ быть, онъ осудилъ уже ее на смерть! О, несчастная минута, въ которую я благословила ее на сей бракъ!’
— ‘Да успокойтесь же, матушка,’ сказалъ съ досадою Ягелло: ‘отчаяніе всего хуже въ несчастіи. Разв вы позабыли, какъ дядя любилъ ее? Еслибъ она была въ его рукахъ, то онъ врно прислалъ бы ее сюда же. Да и за что Кйстуту наказывать ее? Она не объявляла воины его сыну, не посягала на Полоцкъ, не дружилась съ Крестоносцами, а что она жена Войдилы, въ этомъ одинъ я виновенъ: слдовательно одинъ я и долженъ подвергнуться гнву Кйстута. Но я знаю Аксену, и почти готовъ удариться объ закладъ, что она отправилась въ Полоцкъ.’
— ‘Она была со мною до самой той минуты, въ которую поданъ былъ знакъ тревоги. Она увряла меня въ совершенномъ своемъ благополучіи, но звукъ трубъ вырвалъ ее изъ моихъ объятій, и я не видала ея боле. Врне всего, что она въ верхнемъ замк сражалась возл мужа, и если избжала смерти, то находится съ нимъ въ одной темниц.’
— ‘Гд ей помститься тамъ?’ отозвался часовой. ‘Войдил не такъ просторно, чтобъ онъ могъ еще кого нибудь принять къ себ. Вамъ здсь хорошо, но ему, бдному, очень плохо, и я теперь не далъ бы за него и оршьей скорлупы. На четыре сажени въ земл: это дурной знакъ. Жаль его: славно защищалъ замокъ!’
— ‘Не знаешь ли ты чего о моей дочери, жен Войдилы?’
— ‘Откуда же мн знать?’ отвчалъ сурово воинъ. ‘Я, по вашей милости, не былъ на грабеж. Съ самаго утра стою здсь какъ прикованный, и кто знаетъ, сколько времени придется еще стеречь васъ. Не умли вы жить мирно, когда вамъ и такъ было хорошо.’ —
Въ иное время, несравненно меньшую смлость Ягелло укаралъ бы смертію, но въ настоящемъ положеніи онъ долженъ былъ смолчать, и въ первый разъ въ жизни увидлъ необходимость удержаться отъ гнва. Княгиня, не получая никакого извстія о дочери, предалась жестокой печали. Ягелло совтовалъ ей, воспользовавшись вниманіемъ къ себ побдителя, возвратиться въ свое жилище, и поставлялъ ей на видъ, что тамъ она не только узнаетъ о судьб Аксены, но, видя вблизи ходъ длъ, въ состояніи будетъ доставить и ему важныя свднія, а особливо объ успх похода Скиргллы. Злополучная мать, желая быть полезною сыну, можетъ быть, и послдовала бы его совту, но силы ея такъ были истощены, что она почти не могла двинуться съ мста. Жалобы ея и упреки, по мр ослабленія силъ, длались слабе, и сонъ вскор закрылъ омоченные слезами глаза ея.
Тмъ временемъ Кйстутъ, дятельно занимаясь устройствомъ новаго правительства Литвы, не забывалъ о судьб бывшаго ея Государя. Въ сердц своемъ онъ раздлялъ непріятность его положенія, и изъ княжескихъ чертоговъ переносился мысленно въ то мсто, въ которомъ заключенъ былъ его племянникъ, недавно еще столь любимый имъ. Покоривъ его, и не зная еще о томъ, что длается подъ Полоцкомъ, онъ немедленно предался прежнимъ своимъ дружелюбнымъ чувствованіямъ, и потому какъ можно скоре хотлъ примириться съ нимъ. Но коварный Юрга, предавидвшій слабость своего Государя, зналъ, что миръ съ Ягеллою можетъ имть для самого его крайне непріятныя послдствія, и потому употреблялъ вс средства, чтобы продлить недоброжелательство Кйстута къ побжденнымъ. Уже не одинъ разъ упоминалъ Князь о намреніи своемъ постить плнника, хотя многіе совтовали приказать ему самому предстать предъ нимъ, но когда на другой день посл взятія Вильны онъ объявилъ ршительную свою волю видться съ нимъ, тогда Юрга показалъ ему найденную въ кабинет Ягеллы всю переписку съ Орденомъ, на основаніи которой предпринятъ былъ походъ къ Полоцку, и вычисленіемъ всхъ его поступковъ снова вооружилъ дядю противъ племянника. Тамъ, между прочимъ, находились собственноручныя письма Магистра, въ отвтъ на желаніе Ягеллы о заключеніи съ нимъ союза противъ Самогитскаго Князя, и самыя условія сего союза, тамъ же были доказательства и на то, что Троки, Гродно, Велюнь и другія области предполагалось отнять у сыновей Кйстута, что Полоцкъ предназначался для Скиргллы, а Новогрудскъ для Войдилы. Крестоносцы также не забыты были въ семъ договор: словомъ, вся Самогитія долженствовала быть раздленною на мелкія части. Главною пружиною всего сего плана былъ Войдило. Старикъ Кйстутъ съ болзненнымъ сердцемъ слушалъ вс сіи подробности, и, взявъ въ руки бумаги, приказалъ вести себя къ Ягелл. Впереди шли собственные его тлохранители, готовые исполнять его приказанія. Отъ нихъ-то узналъ Ягелло, что онъ вскор увидитъ дядю, своего побдителя. При семъ извстіи онъ смутился нсколько, но, устыдясь своего малодушія, ободрился и старался принять на себя обыкновенный свой дерзкій видъ. Двери растворились, и Ягелло увидлъ дядю, окруженнаго множествомъ чиновниковъ. Оставивъ всю свиту за дверями, онъ одинъ вошелъ въ комнату. Ягелло сидлъ у дверей на лавк. При вход Кйстута, онъ всталъ и поклонился, но поклонъ сей былъ скоре знакомъ принужденнаго почтенія, нежели доказательствомъ раскаянія и покорности.
— ‘Какъ поживаешь, племянникъ!’ сказалъ ему Кйстутъ, показывая свертокъ бумагъ. ‘Возьми эти несчастныя письма, которыя никогда не должны были находишься Въ нашихъ рукахъ, возьми ихъ, сожги, теперь же — и помиримся.’ —
Это была минута въ которую, если бы Ягелло оказалъ хотя малйшее раскаяніе, можно было исправить все дло: ибо сердце Кйстута расположено было къ прощенію, но упрямый плнникъ, принявъ съ равнодушіемъ бумаги, казалось, о томъ только сожаллъ, что не довольно былъ остороженъ въ своихъ козняхъ. Старецъ съ нетерпніемъ ожидалъ отвта, глаза его старались встртиться съ глазами племянника, но сей хранилъ мертвое молчаніе.
— ‘Теперь,’ сказалъ Кйстутъ болзненнымъ голосомъ: ‘я долженъ все высказать: ты хотлъ овладть Самогитіею, и сыновей моихъ, которые ни въ чемъ не провинились предъ тобою, лишить куска хлба, чтобы ихъ достояніемъ обогатишь своего брата и низкаго льстеца. О, Ягелло! могъ ли я ожидать отъ тебя такой неблагодарности! Годилось ли поступать такимъ образомъ съ дядею?’
— ‘Если вамъ годилось переряжать воиновъ купцами и ремесленниками, чтобъ лишить меня престола, то мн гораздо позволительне было послать войско въ Полоцкъ, для наказанія непокорнаго данника.’
— ‘Не такъ надобно было поступить съ сыномъ твоего дяди,’ отвчалъ старецъ. ‘Если онъ дйствительно провинился предъ тобою, то ты могъ мн пожаловаться, я разобралъ бы ваше дло. Но ты забылъ послднюю волю Олгерда, который завщалъ теб миръ и любовь къ роднымъ. Столица твоя долженствовала быть центромъ сего единодушія. Боги! намъ ли, дтямъ Гедимина, избивать себя собственнымъ оружіемъ, когда Литва окружена врагами, ищущими нашей гибели! Забывъ о приказаніи отца, ты употребилъ въ помощь противъ брата тхъ самыхъ Крестоносцевъ, которые такъ рады всмъ нашимъ бдствіямъ! На чью же главу падетъ невинно пролитая кровь нашихъ подданныхъ? Ты слпо поврилъ наушничеству одного злодя, и, не посовтовавшись съ родными и не стыдясь безславія, выдалъ за него сестру свою, думая низость его происхожденія облагородить кровію Гедимина. Могли ль боги благословить союзъ сей? Счастіе поблагопріятствовало теб въ Польш, я искренно радовался побдамъ твоимъ, но ты возмечталъ, что теб уже все позволительно. Неблагодарный! Я любилъ тебя какъ сына, уважалъ какъ главу нашего рода, а ты, презрвъ мои лта, проведенныя на служб отечеству, осмлился издваться надъ, моею старостію! Но небо возвратило мн силы, чтобъ припомнишь теб, чмъ ты обязанъ сдинамъ моимъ. Теперь скажи, не заслужилъ ли ты быть въ такомъ положеніи, въ какомъ теперь находишься? Говори что имешь въ свое оправданіе: я хочу слышать оное: дядя твой будетъ твоимъ судіею.’ —
Ягелло дико смотрлъ на почтеннаго старца. На лиц его не видно было ни одной черты раскаянія. Черезъ минуту онъ отвчалъ:
— ‘Окончите, Князь Кйстутъ, вашу проповдь. Вы сами знаете, что Самогитія всегда принадлежала Лнъ въ. Боги дали вамъ побду, а мн судили плнъ. Вы лишили меня престола, лишите и жизни, но пощадите мать мою, которая ни въ чемъ невинна предъ вами.’
— ‘Гд же Княгиня? гд подруга любимаго брата моего?’ вскричалъ Кйстутъ, и увидвъ ее въ постел, бросился къ ней и старался поднять ее. ‘Ахъ! какъ больно мн, Княгиня, видть васъ въ такомъ положеніи, васъ, дочь знаменитаго Князя Тверскаго, супругу храбраго Олгерда! Я приказалъ оказывать вамъ приличныя почести, какъ моей государын и оставался въ томъ, что и одинъ волосъ не упадетъ съ головы вашей! такъ-то исполнились мои повелнія? Гей! кто тамъ есть? и нсколько человкъ изъ свиты вдругъ явилось въ комнат. ‘Кто смлъ,’ спросилъ онъ грозно: ‘вопреки моему приказанію, выслать Княгиню изъ замка?— Негодяи! годами тюремнаго заключенія будете отвчать за каждую, минуту ея пребыванія въ семъ мст.’ —
Вс трепетали отъ страха, видя гнвъ Кйстута, даже Ягелло ороблъ, и никто не смлъ вымолвить ни слова. Но Юрга, подойдя потихоньку къ Князю, объяснилъ ему, что повелніе его въ точности было исполнено: ибо, посл покоренія замковъ, у дверей Княгини поставлена была почетная стража, какъ для исполненія ея приказаніи, такъ и для безопасности, но что нельзя было удерживать ее насильно въ покояхъ, когда она, узнавъ о плненіи сына, захотла тотчасъ отправиться къ нему.’ — Объясненіе сіе успокоило нсколько Кйстута, который, обратясь опять къ Княгин, сказалъ ей: ‘Позвольте же, любезная невстка, препроводить васъ обратно въ замокъ: вступите во владніе вашимъ домомъ, и будьте Государынею, какъ и были.’ —
Несчастная Княгиня, какъ бы пробудясь отъ сна, узнавъ Кйстута, начала съ воплемъ просить его о возвращеніи ей Аксены. Князь чрезвычайно удивился, узнавъ, что ея не было съ матерью. Безпокойство его увеличивалось по мр того, какъ Княгиня настаивала о ея возвращеніи: онъ видлъ, что она очень слаба, и боялся, чтобы печаль не убила ея совершенно.’ — ‘Пусть везд ищутъ Княжну,’ закричалъ онъ своей свит: ‘разослать нарочныхъ по всмъ дорогамъ, кто найдетъ мою племянницу, получитъ десять слитковъ серебра. А вы, любезная невстка, возвратитесь въ замокъ:. я ручаюсь вамъ за безопасность вашихъ дтей, только успокойтесь и поберегите драгоцнное здоровье ваше. Что касается до тебя, племянникъ, поелику ты надешься еще, какъ видно, на успхи войска твоего въ Полоцкомъ княжеств, то можешь остаться здсь, въ ожиданіи донесеній.’ —
Кйстутъ подалъ было Княгин руку, но она отказалась послдовать за нимъ, и объявила, что желаетъ остаться съ сыномъ, пока не найдется Аксена. Соображаясь съ ея волею, Кйстутъ долженъ былъ оставить ее съ Ягеллою, но приказалъ перенести туда вс ея мебели, и возобновилъ повелніе искать повсюду Аксену. Нсколько дней прошло въ безуспшныхъ поискахъ. Въ Вильн уже начинали изглаживаться слды опустошенія, ежедневно, множество жителей возвращалось въ домы, но объ Аксен, Поят и Тройдан не было никакого извстія. Ихъ искали по всмъ закоулкамъ столицы, по всмъ селамъ и окрестностямъ: корысть поощряла искателей, но вс ихъ старанія были тщетны. Въ первыя минуты общей тревоги многіе видли Княжну въ храм, съ оружіемъ въ рукахъ, многіе слышали, какъ какой-то воинъ предлагавшій услуги свои Поят, но никто не зналъ, кто такой былъ сей воинъ. Кйстута крайне безпокоили безуспшные поиски, тмъ боле, что отъ возвращенія дочери зависла, казалось, жизнь ея матери.
Между тмъ начальники крпостей и правители областей съзжались для принесенія поздравленія новому Государю: ибо въ т времена достаточно было покорить одну столицу, чтобы быть Государемъ всего края. Уже и Витольдъ съ побдоноснымъ войскомъ возвратился въ Вильну. Слава его имени подйствовала подъ Полоцкомъ сильне нежели оружіе. Радуясь о торжеств отца, онъ привезъ ему радостное извстіе, что сынъ его, Андрей, посл слабаго нападенія на Скиргллу, удержался на Полоцкомъ княженіи, и благодаритъ отца за поданіе ему помощи, что Крестоносцы, узнавъ о приближеніи союзниковъ Андрея, отдлясь отъ войска Ягеллы, первые скатились въ бгство, а оставленный ими Скирглло бжалъ въ Ригу. Въ эту самую пору разнеслась въ Полоцк всть, что Кйстутъ овладлъ Вильною. Обстоятельство сіе много содйствовало къ упадку духа въ войск Ягеллы, которое, лишась своего военачальника, само пристало къ Витольду.
— ‘Спасибо теб, любезный сынъ,’ говорилъ Кйстутъ: ‘за помощь, которую ты подалъ брату своему. Теперь я могу щедро наградить тебя за твои услуги. Но скажи мн: что, по твоему мннію, заслужилъ Ягелло?’
— ‘Прощеніе!’ отвчалъ Витольдъ.
— ‘Прощеніе? племянникъ мой совсмъ не то, чмъ бы долженъ быть. Если бъ ты видлъ, съ какою гордостію представлялся онъ мн: ты подумалъ бы, что за нимъ осталась еще по крайней мр половина Литвы.’
— ‘Батюшка’! конечно нельзя оставить его безъ всякаго наказанія, но окажите ему свое милосердіе, которое всего скоре разоружитъ его надменность. Вамъ легко лишить сего гордеца свободы, но вы не ршитесь на это, ограничьте его власть и вліяніе на Литовскіе народы, объявите ему, что мра сія есть только исправительная, но вмст съ тмъ возвратите ему свободу и имущество, чтобы не смли говорить, что Кйстутъ обогатился сокровищами племянника. Помните также, батюшка, что въ лиц Ягеллы вы обязаны утшить его мать. Если къ сердцу Ягеллы, какъ я надюсь, доступны еще благородныя чувства, то онъ сознается въ своей вин, будетъ стараться загладить оную, и возчувствуетъ къ вамъ живйшую благодарность. Наконецъ, не забывайте, батюшка, что не столько самъ онъ, сколько совтники виновны.’
— ‘Любезный Витольдъ,’ сказалъ съ радостію старецъ: ‘ты умно судишь. Ахъ, еслибъ этотъ вертопрахъ поскоре исправился: у него доброе сердце, но голова совсмъ пуста. Такъ, я не отниму у него свободы, и самою пріятною минутой моей жизни будетъ, когда я опять обниму его, и возвращу довренность, какою онъ пользовался прежде.’
— ‘А я думаю,’ отозвался стоявшій въ далек Юрга: ‘что этого никогда не будетъ. Ударивъ непріятеля, не надобно отдавать ему палки: онъ самъ найдетъ ее, когда захочетъ. Крестоносцы не оставятъ его въ бездйствіи, и потому, ежели позволите сказать мое мнніе, я полагалъ бы не возвращать свободы Князю Ягелл.’
— ‘Какъ ты смешь предлагать это?’ сказалъ Витольдъ, посмотрвъ на него сурово. ‘Или ты позабылъ, дерзкій, что Ягелло братъ мн?’
— ‘Свтлйшій Князь!’ отвчалъ Юрга: ‘Полоцкій походъ доказалъ вамъ, какъ онъ уважаетъ узы родства. Конечно, хотлось бы дождаться отъ него убдительнйшаго доказательства его пріязни, но я долгомъ поставляю увдомить васъ, что вся Литва желаетъ васъ, Князь, имть своимъ Государемъ.’
— ‘Полно же,’ сказалъ Кйстутъ: ашы, Юрга, слишкомъ доброжелателенъ намъ. Прежде всего надобно оптомъ постараться, чтобъ избавишь Ягеллу отъ дурныхъ совтниковъ. Это я беру на себя, а теперь, Витольдъ, пойдемъ навстить его.’ —
Ягелло, свдавъ о неудач оружія Скиргллы, поубавилъ спси, и принялъ на себя видъ, боле сообразный съ его положеніемъ. Свиданіе съ Витольдомъ, который первый привтствовалъ его съ ласкою, было для него чрезвычайно тягостно, онъ не могъ не чувствовать цны его дружбы, но въ то же время не могъ скрыть негодованія, за то, что онъ помшалъ успху Полоцкаго похода, однакожъ, вспомнивъ о своемъ положеніи, поклонился ему съ принужденною почтительностію, какъ между тмъ Витольдъ, не могши видть его униженія, бросился къ нему на шею, и обнимая его съ братскою любовію, изъявилъ искреннее сожалніе о недоумніяхъ, бывшихъ поводомъ къ нарушенію спокойствія.
— ‘Пора уже, любезный племянникъ,’ сказалъ Кйстутъ: ‘прекратить твое горе. Мы хотимъ не гибели твоей, а исправленія. Возвращаю теб свободу и имущество. Временно назначаю въ твое владніе Витебское княжество и область Кревскую, но Литву получишь опять не прежде, какъ посл моей смерти. Не долго будешь ждать ее, помни однакожъ, что отъ твоего поведенія зависть будетъ исполненіе моего ршенія, и что малйшій проступокъ съ твоей стороны перемнитъ судьбу твою, и навлечетъ теб большую непріятность. Наипаче не довряй Крестоносцамъ, разстанься съ ними навсегда, и помни, что въ Витольд имешь лучшаго друга.’ —
Ягелло уврилъ его въ искренней своей благодарности, и жизнію ручался за постоянство своихъ чувствованій. Онъ зналъ, что всмъ обязанъ былъ Витольду, и потому осыпалъ его благодареніями, но не желая видть доле своей собственности, перешедшей въ руки побдителя, онъ хотлъ какъ можно. скоре, съ малымъ числомъ врныхъ слугъ, перехать на мсто своего назначенія, однакожъ слабость матери удержала его на нсколько дней въ Вильн. Несчастная Княгиня, не получая никакого извстія о дочери, примтно слабла. Дни и ночи проводила она въ слезахъ! Утшенія сына и родныхъ были не дйствительны. Въ одинъ день поутру нашли ее въ постел мертвою. Кйстутъ жестоко пораженъ былъ потерею любимой невстки, и если бы онъ предвидлъ сіе несчастіе, то отказался бы и отъ побдъ, и отъ славы, чтобъ только сохранить жизнь ея.
Посл печальной погребальной церемоніи, Ягелло, наслдовавъ домашнее имущество матери, съ горестію удалился въ Кревъ, гд, какъ увидимъ ниже, онъ старался въ поведеніи своемъ принаровляться къ обстоятельствамъ и всячески угождать дяд, для снисканія его благоволенія. Кйстутъ, сдлавшись Не’ дикимъ Княземъ Литовскимъ, отдалъ Витольду Троки съ Самогитскимъ Княжествомъ, а самъ остался жить въ Вильн.
Теперь возвратимся въ монастырь, и посмотримъ, что случилось съ Аксеною и ея подругою.

ГЛАВА VI.
Подземный путь.

Коль скоро бглецы наши попали въ монастырь, Пріоръ онаго добрый и веселый старикъ, поздоровавшись съ ними очень ласково, проводилъ ихъ въ столовую, ободрялъ, и угощалъ чмъ могъ. Робкая Поята, увидвши себя посреди служителей Христіанской вры, не хотла принимать отъ нихъ никакихъ услугъ, и держась за своего провожатаго, съ недоврчивостію посматривала то на монаховъ, то на священные знаки ихъ вры. Безпокойный взоръ ее показывалъ, что ей хотлось какъ можно скоре избавиться отъ сего общества: при всемъ томъ она не могла понять, что значитъ радушіе, съ которымъ ихъ приняли. Предубжденная съ дтства противъ Христіанъ, она опасалась даже самаго гостепріимства ихъ, подозрвая, что въ ономъ скрывается какой либо злой умыселъ. Но Аксена, почти не обращая вниманія на происходившее вокругъ ея, думала только о своемъ муж, брат и матери.
— ‘Друзья,’ сказалъ Тройданъ монахамъ: ‘вы видите передъ собою двухъ знатныхъ, но несчастныхъ особъ, сестру Князя и дочь Кривекривейты. Надюсь, что не откажетесь дать имъ убжище въ вашемъ жилищ. ‘
—‘Мы считаемъ величайшимъ счастіемъ,’ отвчалъ Пріоръ: ‘когда можемъ услужить ближнему. Счастіе сіе рдко достается намъ, ибо кто изъ здшнихъ жителей захочетъ искать помощи у Христіанскихъ священниковъ? Посему самому судите, какъ мы вамъ рады! Жаль только, что не въ состояніи, угостить васъ прилично вашему званію.’
— ‘Ахъ, почтенный старецъ!’ сказала со вздохомъ Аксена: ‘намъ ничего не нужно. Сверхъ того мы не можемъ оставаться здсь долго, но будь увренъ, что гостепріимство твое не-будетъ забыто.’ —
— ‘Вамъ надобно,’ сказалъ Тройданъ: ‘остаться здсь, пока минуетъ всякая опасность. Думаю, что къ утру все утихнетъ. И такъ оставайтесь съ сими почтенными людьми здсь, а я возвращусь въ городъ, потому, что завтра день моей службы.’
— ‘Что говоришь, Тройданъ?’ сказала Поята, блдня: ‘ты хочешь оставить насъ между незнакомыми? Нтъ, нтъ! Въ Храм есть другіе жрецы, которые могутъ заступить твое мсто, и боги простятъ твое отсутствіе, вынужденное необходимостію спасти несчастныхъ.’
— ‘Тройданъ! я возвращусь съ тобою,’ отозвалась Аксена.
— ‘Ахъ, нтъ, удалимся лучше въ безопаснйшее мсто,’ говорила Поята.
— ‘Въ безопаснйшее мсто?’ сказалъ начальникъ монастыря. ‘Мн кажется, что во всей окрестности нтъ жилища безопасне нашею отъ хищничества. Наши сухари и вода никого не привлекутъ сюда. Впрочемъ скажу вамъ подъ секретомъ, что у насъ здсь есть такое мстечко, въ которое никакой Непріятель не проникнетъ, разв бы у него обоняніе было такъ остро, какъ у самой лучшей княжеской гончей собаки. Но такъ какъ отъ сего тайнаго хода зависитъ безопасность монастыря, то вы позволите завязать вамъ глаза прежде, нежели мы вступимъ въ оный.’ —
При семъ предложеніи, Поята затрепетала отъ ужаса.— ‘Гд мы находимся?’ сказала она въ полголоса Аксен. ‘Они убьютъ насъ, и никто не будетъ знать о томъ. Нтъ,’ оказала потомъ громко: ‘на это мы не согласимся.’
— ‘Если вы не довряете намъ,’ отозвался молодой монахъ: ‘и если не хотите остаться въ нашей столовой, то есть еще средство избавиться отъ опасности. Непріятелей еще не слышно: теперь полночь, около монастыря все тихо, я совершенно знаю вс проселки, и если отецъ Пріоръ позволитъ, то я выведу васъ на дорогу, ведущую въ Поварскія горы: тамъ вы будете вн всякой опасности?’
— ‘Что ты бредишь?’ сказалъ старикъ: ‘какъ можно дозволить монаху шататься ночью съ двумя женщинами? Вотъ еще что выдумалъ! Разв хочешь, чтобъ васъ волки съли, или разбойники ограбили? Не бывать этому!’
Однако жъ остановились нсколько надъ симъ предложеніемъ. Тройданъ присталъ къ мннію Пріора, поставляя на видъ опасность встрчи съ ночными разъздами, Аксена хотла оставить монастырь, и итти прямо въ Вильну, одна Поята не знала, на что ршиться. Наконецъ ршено возвратиться вы городъ. Нетерпливая Аксена простилась уже съ монахами, и собиралась въ обратный путь, какъ, подойдя къ двери, услышала сильный стукъ снаружи. ‘Отворите, братія! отворите поскоре!’ кричалъ кто то, стуча изо всей силы. Поята почти лишилась чувствъ отъ испуга. Тройданъ немедленно взбжалъ на колокольню, и, хотя было очень темно, но онъ различалъ блые плащи и блестящіе шишаки. Поспшивъ внизъ, онъ объявилъ, что уже выбирать нельзя, и должно принять предложенное Пріоромъ средство къ спасенію.
— ‘Спаси насъ, спаси!’ вскричала Пріору Поята, подставляя, му глаза свои, для завязанія оныхъ, между тмъ, какъ стукъ и ругательства усиливалась извн.’
— ‘Не худо бы вамъ головами, постучать такъ крпко,’ говорилъ Пріоръ, завязывая глаза своимъ гостямъ. ‘Это врно т самые Крестоносцы, которые, вчера посщали насъ, но сегодня мы примемъ ихъ иначе.’
‘Судя по голосамъ,’ сказалъ молодой монахъ: ‘сегодня ихъ больше, нежели сколько вчера было.’ —
Извстіе о Крестоносцахъ заставило Пояту содрогнуться. Пріоръ, завязавъ глаза всмъ тремъ, веллъ имъ взяться за руки: молодому монаху приказалъ идти сзади, а самъ, взявъ за руку Тройдана, повелъ всхъ на верхъ подлинной крутой лстниц. Женщины слдовали за нимъ въ молчаніи, Поята хотя не знала, куда идетъ, но успокоилась нсколько, когда стукъ у дверей не достигалъ уже боле до ея слуха. Вскор они начали спускаться по узкимъ и неровнымъ лстницамъ, при конц которыхъ Пріоръ остановился и съ товарищемъ своимъ отворилъ какую-то дверь. Дале шли они по дорог покатой и сырой, воздухъ боле и боле длался холоденъ. Голосъ совершенно измнялся что показывало, что они находится въ такомъ мст, которое не имло сообщеній съ вншнимъ воздухомъ, и было очень тсно. Пройдя нсколько тысячъ шаговъ, велно всмъ остановиться и снять повязки съ глазъ. Тогда Тройданъ и его спутницы къ крайнему своему изумленію, увидли себя, посреди большой пещеры, высланной въ земл. Пріоръ держалъ въ рук факелъ, а товарищъ его фонарь съ огнемъ и нсколько свчей, которыя онъ зажегъ и роздалъ каждому. Старикъ, посмотрвъ на лица своихъ спутниковъ, нашелъ въ нихъ большую перемну. Ужасъ, наведенный сею потаенною дорогой, боле подйствовалъ на нихъ, нежели нападеніе Самогитовъ, даже Аксена, дотол заботившаяся только о муж и о родныхъ, теперь, казалось, начала думать собственно о себ. Замтивъ боязнь, Пріоръ, для ободренія ихъ, разсказывалъ имъ множество случаевъ, которые заставляли его съ братіею укрываться въ сихъ мстахъ.
— ‘Во время набговъ Татаръ и Крестоносцевъ,’ говорилъ онъ, продолжая путь: ‘и другихъ посщеній, которыя длали намъ сосди, мы не рдко прячемся въ наше подземелье и иногда проводимъ въ ономъ по нсколько дней 9. Каждое мсто сего подземелья мн такъ извстно, что я скоре бы заблудился въ Вильн, нежели здсь. У насъ запасено здсь достаточно воды и дровъ, здсь же хранимъ мы и жизненныя потребности. Разъяренные враги, ворвавшись въ пустыя келліи, накричатъ, нашумятъ, оставятъ на дверяхъ, скамьяхъ и столахь знаки сабельныхъ ударовъ, да съ тмъ и уберутся. А мы, какъ мыши изъ норы, выходимъ отсюда, и снова живемь, какъ и до того жили.’
— ‘Но удивительно, что они въ церкви вашей ничего не портятъ,’ сказалъ Тройдань.
— ‘Что же имъ портить? Нсколько простыхъ деревянныхъ подсвчниковъ, крестъ, сдланный изъ двухъ кусковъ дерева, и алтарь, покрытый древесною корой, составляютъ вс украшенія нашей церкви. Впрочемъ, если случится что получше, то мы заблаговременно прячемъ здсь же.’
— ‘Вижу, друзья мои,’ сказалъ Тройданъ: ‘что вы здсь совершенно безопасны: я замтилъ, что вы даже не слишкомъ заботились и о томъ, что Крестоносцы ломились къ вамъ въ монастырь. Но скажите мн, за кого вы меня приняли, когда стучался?’
—‘Я полагалъ, что разговариваю именно съ тмъ самымъ Крестоносцемъ, который теперь тамъ бсится. Надобно вамъ знать, что они посщаютъ насъ иногда будто бы изъ дружбы, и думаютъ, что оказываютъ великую услугу и намъ, и Христіанству, когда приведутъ какую нибудь перепуганную и несчастную двушку для окрещенія. Но, пропади они съ своимъ мнимымъ усердіемъ къ вр!’
— ‘Такъ эти Крестоносцы уже не въ первый разъ посщаютъ васъ?’ спросила Поята.
— ‘Предъ самымъ покореніемъ Вильны былъ у меня одинъ изъ нихъ, богато одтый, съ увдомленіемъ, что онъ обратилъ одну знаменитую молодую двицу, и просилъ, чтобъ я принялъ ее въ монастырь часа на два, общая за то, щедро вознаградить меня, и сказалъ, что онъ приведетъ ее ночью. Мн очень, не понравилось это ночное посщеніе, но чтобъ избавиться отъ него, я ни общалъ, ни отказывалъ, и коль скоро онъ ушелъ, то я заперъ дверь на крпко, и ршился не мшаться въ эти крестины, которыя не разъ уже навлекали намъ много бдъ. Между тмъ Кйстутъ напалъ на Вильно. Вскор послышался у нашихъ дверей стукъ, и если бы вы не отозвались поясне, то не бывать бы вамъ здсь. Теперь т шалуны врно привели свою жертву, но долго еще стучаться имъ, пока отопрутъ.’
— ‘Куда же ты ведешь насъ, добрый старичокъ?’ спросила Поята, ‘и когда будетъ конецъ этой ужасной пещер? Теперь ужъ врно день на земл.’
— ‘Потерпите, сударыня. Въ теченіе сорока лтъ привыкши вставать ночью для церковнаго пнія, я знаю время лучше, нежели птухи. День еще далеко.’
— ‘Но ушли ль мы хотя половину дороги?’ спросила опять Поята.
— ‘Можетъ быть и больше,’ отвчалъ старикъ. ‘Свчи наши догараютъ, а он достаточны только для перехода отъ монастыря до брода, мы не жалемъ ногъ.’
— ‘До какого брода?’ спросила Поята.
— ‘До брода,’ отвчалъ старикъ: ‘черезъ, который намъ надобно перейти, чтобъ быть на берегу Виліи.’
— ‘Боги!’ вскричала Поята: ‘человкъ этотъ погубитъ насъ! Всю ночь проводилъ насъ по ямамъ, и теперь еще на вод хочетъ испытывать терпніе наше. Вдь мы хотли попасть толко на Крновскую дорогу.’
— ‘Да, на Крновскую дорогу,’ отвчалъ старикъ. ‘Но не безпокойтесь, я высажу васъ на другой берегъ такъ, что и ножекъ не замочите.’
— ‘А оттуда, по берегу Виліи, мы дойдемъ до Крнова? Не такъ ли?’ спросила Поята.
— ‘Конечно такъ, дорога наша идетъ по направленію къ Крнову,’ отвчалъ Старикъ: ‘и я постараюсь сократить вамъ ее по возможности.’
Разговаривая такимъ образомъ, путешественники наши продолжали путь при свт догорающихъ свчей, и ужасно скучали о дневномъ свт, и одинъ только Тройданъ доволенъ былъ своимъ положеніемъ: онъ велъ за руку Пояту. Но чувства Аксены были совсмъ другаго рода: безъ надежды и утшенія, она была разлучена совсмъ, что составляло ея счастіе. Чмъ дале шла она, тмъ боле сожалла, что не отправилась изъ монастыря прямо въ замокъ, и горько стовала на своихъ спутниковъ.
— ‘Но уже близокъ былъ конецъ путешествія. Песокъ, былъ очень сыръ, и Пріоръ объявилъ, что остается не боле пяти сотъ шаговъ до брода. И въ самомъ дл, они скоро пришли къ пещер, залитой водою. Обширная лодка съ нсколькими веслами стояла на вод, привязанная къ шесту, вколоченному въ землю. Это было новымъ поводомъ къ беспокойству Пояты, но примръ Аксены и наипаче желаніе быть скоре на свобод, сдлали ее посмле. Пріоръ веллъ имъ: ссть въ лодку, и завязавъ имъ глаза, отчалилъ отъ берега. Монахи работали веслами. Черезъ минуту приказано имъ наклонить пониже головы, чтобы не ушибиться о своды пещеры, и они вдругъ начали дышатъ свжимъ воздухомъ, который ихъ оживилъ, а лодка понеслась гораздо быстре. Тогда развязали имъ глаза. Какова же была радость ихъ, когда они увидли себя на середин Виліи. Утренняя заря только что загоралась. Ужасная пещера скрылась изъ вида, и, вмсто песчаныхъ стнъ, зазеленлись берега рки, покрытые лсомъ и оглашаемые, пніемъ, птичекъ, которые какъ будто привтствовали пришлецовъ съ другаго свта. Первымъ дломъ Пояты было поблагодарить своего избавителя. Благодарность ея равнялась съ радостію. Она не находила словъ для возблагодаренія старца, къ которому за нсколько часовъ предъ тмъ была такъ недоврчива.
— ‘Пристань же поскоре къ берегу, добрый христіанинъ,’ просила Поята: ‘ибо Крновъ лежитъ на этомъ берегу. Ты уже такъ много трудился для насъ, что намъ совстно пользоваться доле твоею благосклонностію.’
— ‘Напрасно совститесь,’ отвчалъ старецъ, ‘чмъ дале продемъ водою, тмъ мене останется вамъ итти сухимъ путемъ. Вы устали: отдохните еще не множко въ лодк. Здсь нельзя пристать, во-первыхъ потому, что берега очень круты и покрыты лсомъ, а во-вторыхъ для того, что и я усталъ отъ ходьбы. Я знаю, гд васъ высадить. Если бы не Крестоносцы, которыхъ мы оставили у монастырскихъ дверей, то я доставилъ бы васъ даже въ Крновъ, но посщеніе этихъ незваныхъ гостей безпокоитъ меня нсколько: и потому я долженъ поспшить возвращеніемъ. Между тмъ мы можемъ прохать еще съ полмили. Вилія теперь тиха, слдовательно бояться нчего, а мн не тяжело гресть по теченію.
— ‘Если боги позволятъ мн возвратиться въ Вильно,’ сказала Аксена: ‘я никогда не забуду твоей услуги.’
— ‘И я всегда буду помнить тебя,’ прибавила Поята.
— ‘Хорошо, хорошо,’ отвчалъ старикъ: ‘за это да не забудетъ васъ Богъ, а мн бы теперь только счастливо высадить васъ на берегъ.’
При разсвт дня, лодка, при помощи монаховъ и Тройдана, который также взялся за весла, быстро мчалась по зеркальнымъ водамъ Виліи. Словоохотный старикъ разсказывалъ своимъ спутницамъ разныя военныя событія, случившіяся при Юлгерд и его предкахъ на берегахъ сей рки, знаменитой въ лтописяхъ Литвы. Память его досягала до отдаленнйшихъ временъ и мстъ, едва Извстныхъ. При любопытномъ его разсказ, они непримтно приближались къ концу своего путешествія. Уже совсмъ разсвло, когда Пріоръ поворотилъ лодку къ берегу, и объявилъ, что это ихъ портъ.
— ‘Теперь, мои милыя, знайте,’ говоритъ онъ имъ: ‘что вы находитесь въ двухъ добрыхъ миляхъ оть Вильны, и что вамъ нчего уже опасаться ни Кйстута, ни Крестоносцевъ. Совтую вамъ однако же сегодняшній день провести здсь въ какой нибудь избушк, и отдохнуть хорошенько, а завтра съ свжими силами отправиться въ Крновъ, или куда угодно. Прощайте же, да будетъ благословеніе Божіе надъ вами!’: Потомъ сказалъ въ полгоса Тройдану: ‘Надежда и ршительность’ — и непримтнымъ образомъ пожавъ его за руку, возвратился въ лодку, и съ товарищемъ: отправился въ обратный путь.
— ‘Будь здоровъ и счастливъ,’ кричала ему вслдъ Поята. Аксена раздляла съ нею чувства благодарности, но печаль лишила ее возможности говорить. Смотря сквозь слезы на монаха, удаляющагося къ тмъ мстамъ, въ коихъ вчера еще она была такъ счастлива, и которыя теперь, можетъ быть, орошены кровію милыхъ ей особъ, она не въ силахъ была произнести ни одного слова. Старикъ, между тмъ, при поворот рки скрылся за кустарниками. Поята въ первый разъ въ жизни почувствовала привязанность къ христіанину. Ей казалось даже, что въ его отсутствіе она находится въ меньшей безопасности, и она ниспускала глазъ съ рки до того времени, пока лодка не скрылась изъ вида.
— ‘Возможно ли,’ говорила она Тройдану: ‘чтобъ этотъ неврный былъ такъ добродтеленъ? Онъ спасъ вамъ жизнь, препроводилъ въ безопасное мсто, и за все, это не потребовалъ никакой награды!’!
— ‘Ошибаетесь, Поята,’ отвчалъ Тройданъ: ‘если думаете, что вся услуга сего старика состоитъ только въ томъ, что онъ избавилъ васъ изъ рукъ Кйстута. Ахъ! если бъ вы знали, отъ какого ужаснаго несчастія избавилъ онъ насъ, то отдали бы совершенную справедливость его добродтелямъ.’
Отъ того ли, что Поята, занявшись разсматриваніемъ мстоположенія, не обратила вниманія на слова Тройдана, или потому, что ей не хотлось знать, какое новое несчастіе угрожало ей, она ничего не отвчала, и утшая безотрадную Аксену, шла рядомъ съ нею по песчаному берегу. Пройдя довольно значительное пространство, они очутились на полян, закрытой со всхъ сторонъ густыми зарослями. Поляна сія примыкала къ лсу, покрывавшему небольшой пригорокъ. Древніе, уединенные дубы, возвышавшіеся въ разныхъ мстахъ поляны, казалось, сторожили сей берегъ, а мягкая мурава манила къ себ утомленныхъ путниковъ.— ‘Здсь мы можемъ отдохнуть,’ сказала Аксена: ‘ноги мой не въ состояніи служить мн доле.’— И вмст съ Поятою, помстясь подъ снію втвистаго дуба, об заснули крпкимъ сномъ.
Тройданъ между тмъ, желая ознакомиться съ окрестностями, взялъ оружіе, съ которымъ онъ сражался въ храм, и углубился въ лсъ. Лучи восходящаго солнца, пробираясь между зеленью дубовъ, разливали пріятный свтъ по всей дубрав. Бузынь и черемка, напоенные утреннею росою, наполнили воздухъ благовоніемъ. Он удивился, видя чрезвычайную опрятность и искусственность расположенія рощи. Тамъ не было ни дорожекъ, ни аллей, но со всхъ сторонъ зеленлись небольшія лужайки, на коихъ росли кущами молодыя деревца, заслоненныя отъ бурь старыми дубами, березами и липами. Осматривая сіе прелестное мсто, онъ увидлъ на холм истуканъ Пущета, божка священныхъ рощъ, осненнаго густымъ кустомъ полныхъ розъ, и догадался, что роща сія посвящена босомъ. Онъ радовался сему открытію, надясь найти вблизи жилище смотрителя рощи, и въ самомъ дл, сдланъ еще нсколько шаговъ, онъ увидлъ надъ ручьемъ небольшой, но красивый заборъ: въ ту самую минуту молодой поселянинъ, напвая утренюю пснь, гналъ стадо на паству. Тройданъ подошелъ къ нему, привтствовалъ его, и попросилъ дозволенія зайти къ нему въ дом.’ — ‘Вы врно, богобоязненный юноша, говорилъ поселянинъ, цлуя конецъ платья Тройданова: ‘бжали изъ Вильны, чтобъ спастись отъ жестокости Трочанъ? Надобно думать, что они много надлали зла, когда и служители боговъ не могли остаться на своемъ мст. Бжавшіе изъ города разсказывали, что оба замка сожжены. Да отпустятъ имъ боги ихъ жестокосердіе! Горитъ ли по крайней мр священный огонь?’
— ‘Горитъ, по крайности я такъ надюсь, но скажи, не можешь ли чмъ нибудь подкрпить силы наши и впустить насъ къ себ на короткое время?’
— ‘Такъ вы не одни здсь? Очень хорошо: милости просимъ, пойдемте же. Правда, есть тамъ войнъ съ двумя товарищами, но они очень кротки, и врно не обидятъ васъ.’
— ‘Не Крестоносцы ли это? Надобно теб признаться, что со мною находятся дв знатныя дамы, бжавшія вмст изъ Вильна.’
— ‘Знатныя дамы?’ повторилъ удивленный поселянинъ. ‘Такъ врно тамъ было очень жарко, когда и знатныя дамы разбжались! Но гд жъ он?’
— ‘Ты скоро увидишь ихъ, но прежде хотлось бы мн развдать, что за воины находятся у тебя въ дом?’
— ‘Да положитесь же на мое слово: Крестоносцы ли они, Самогиты ли, но увряю, Что смирне ихъ трудно сыскать ихъ на свт. Одинъ изъ нихъ чрезвычайно печаленъ. Надобно думать, что у него въ Вильн осталась сестра, мать или кто нибудь другой, потому, что онъ все вздыхаетъ и часто упомниаетъ о какой-то Поят.’
— ‘О Поят, говоришь ты?’ спросилъ встревоженный Тройданъ.
— ‘Да, онъ часто говоритъ о какой-то Поят. Но что же это такъ васъ безпокоитъ? Боги съ вами! будто на свт одна только и есть Поята!’
— ‘Послушай, мой милый! Я долженъ, немедленно удалишься отсел. Воинъ сей врно Крестоносецъ, который давно умышляетъ зло противъ Пояты. Поята есть дочь Кривекривейты, и находится отсюда въ нсколькихъ шагахъ. Прощай.’
— ‘Можетъ ли это быть? Здсь дочь нашего Кривекривейты?’ повторялъ обрадованный поселянинъ. Я никогда еще не видывалъ ея: пусть же она осчастливитъ меня своимъ посщеніемъ. Пойдемъ, пойдемъ жъ ней поскоре.’
— ‘Стой! откуда ты, какъ тебя зовутъ и что длаешь здсь съ оружіемъ въ рукахъ?’ сказалъ грозно одинъ изъ двухъ воиновъ, вышедшихъ изъ лса.’Ты врно переодтый лазутчикъ. Ступай-ка за вами въ избу, тамъ мы съ тобою раздлаемся.’ И взявъ Тройдана подъ руки, отвели его въ хижину изумленнаго поceлянина.

ГЛАВА VII.
Разрушенный ковъ.

При всей нечаянности нападенія на Тройдана, онъ конечно не уступилъ бы сил, если бы не безпокоился боле о безопасности своихъ спутницъ, нежели о собственной свобод. Онъ не зналъ еще, съ кмъ будетъ имть дло, но былъ увренъ, что въ военное время сопротивленіе оружіемъ можетъ навлечь ему бду. И такъ онъ долженъ былъ покориться необходимости, утшаясь только тмъ, что одежда сопровождавшихъ его воиновъ не была одежда Крестоносцевъ. Случай сей привелъ въ величайшее замшательство поселянина, который употреблялъ вс средства къ освобожденію Тройдана, но ни увренія въ его невинности, ни угрозы и общанія не могли смягчить воиновъ. Приближаясь къ дверямъ, Тройданъ всячески старался дать понять поселянину, чтобъ онъ увдомилъ спутницъ его объ опасности, но недогадливый простакъ не понималъ его знаковъ, и былъ занятъ только средствами къ его освобожденію. И такъ Тройданъ, съ горестію въ сердц, вошелъ въ избу, но какова, была его радость, когда онъ увидлъ въ ней Славенка, того Тройскаго дворянина, который, прибывъ съ дарами Кйстута, такъ сухо принятъ былъ въ Вильн. Славенко, побранивъ своихъ солдатъ за ошибку, началъ распрашивать Тройдана о Виленскихъ новостяхъ. Тройданъ уже не считалъ нужнымъ скрывать ни своего бгства, ни именъ особъ, состоявшихъ подъ его охраненіемъ: онъ разсказалъ безъ опасенія и о бдствіяхъ Вильны и о странномъ своемъ путешествіи въ подземель. Легко вообразить, какъ обрадовался Славенко, узнавъ, что Поята, о судьб которой онъ такъ безпокоился, находится отъ него такъ близко и вн опасности. Онъ побжалъ къ ней вмст съ Тройданомъ, но боясь прервать сонъ ея, долго любовался ею издалека. Солнце было уже довольно высоко, и лучи онаго разбудили Пояту и Аксену: Славенко, приблизясь къ нимъ, почтительно увдомилъ ихъ, что онъ въ семъ мст поставленъ для стражи, и пришелъ къ нимъ для полученія ихъ приказаній, Поята радовалась сей встря, и благодарила его за вниманіе, но Аксена, въ настоящемъ своемъ положеніи, не могла видть его съ удовольствіемъ.
— ‘Могу ли я узнать отъ васъ,’ спросила она прерывающимся голосомъ: ‘что сдлалось съ моею матерью, братомъ и несчастнымъ мужемъ?’
— ‘Успокойтесь, сударыня,’ отвчалъ Славенко: ‘я знаю, что Князь приказалъ охранять ихъ жизнь и имущество, и увренъ, что повелніе его исполнено въ точности. Ахъ, если бы богъ мира скоре изгналъ изъ сердецъ Князей нашихъ духъ раздора! Къ несчастію, они не хотли слушать благоразумныхъ совтовъ. Не убоялись безславія и ужасныхъ послдствій междоусобія! Мнніе Юрга взяло верхъ надъ голосомъ природы.’
— ‘Но какимъ образомъ случилось, Славенко,’ спросила Поята: ‘что ты поставленъ здсь на страж?’
— ‘Когда уже въ Трокахъ ршена была судьба Вильны, и возы, наполненные оружіемъ, отправлены, я мучился тмъ, что не могъ хоть одною минутою предупредить въздъ оныхъ въ столицу, дабы предостеречь васъ. Боги не дозволили мн сего спасенія, между тмъ я впалъ въ подозрніе у Князя, который, подъ предлогомъ содержанія стражи, отправилъ меня сюда.’
— ‘Ахъ! если бъ ты зналъ,’ сказала Поята: ‘въ какомъ ужас была столица! Никто не помнилъ, не зналъ что длаетъ! Большая часть жителей нижняго замка и ближайшихъ домовъ, полагаясь на покровительство боговъ, искала спасенія въ храм. Но безбожные не устрашились осквернить святилище. Не помню, какимъ случаемъ я туда попала, знаю только, что я была тамъ съ Аксеною. Какое ужасное зрлище! стенанія раненыхъ, вопли двицъ, неистовые клики побдителей! Если бы не Тройданъ, насъ не было бы уже въ живыхъ. Я много перенесла, но никогда не престану благодарить боговъ за то, что на ту пору, отца моего не было въ Вильн.’
— ‘Не знаемъ еще,’ сказалъ Тройданъ: ‘не должны ли мы сожалть, что онъ въ это время не находился въ столиц: его присутствіе, вроятно, смягчило бы жестокосердіе непріятелей.’
— ‘Помню еще,’ сказала Поята: что въ храм какой-то воинъ прибжалъ къ намъ и заклиналъ насъ ввришься ему, увряя, что онъ имлъ повелніе отъ высшей власти, уведши насъ въ безопасное мсто. Одни боги знаютъ, каковы были его намренія! Онъ одтъ былъ такъ же, какъ ты, говорилъ, казалось, отъ) сердца, но мы не ршились ввриться ему, тмъ боле, что онъ не хотлъ сказывать, отъ кого былъ присланъ. Хотла бы я знать, чмъ обязана ему: благодарностію или презрніемъ?’ —
Славенко, не отвчая ничего, просилъ ихъ въ избу на сельскій завтракъ. Предложеніе сіе охотно было принято. Войдя въ опрятный домикъ, Поята крайне удивилась, увидвъ тамъ того самого воина, который предлагалъ ей услуги свои въ храм. Она тотчасъ догадалась, кому обязана была сею заботливостію, и нжнымъ взоромъ поблагодарила Славенка. Покраснвъ отъ скромности, юноша не хотлъ признаться, но воинъ, котораго Поята узнала, просилъ ее засвидтельствовать , что онъ съ своей стороны сдлалъ все, что могъ, для избавленія ея отъ опасности. Поята, отдавъ ему справедливость, изъявила громко благодарность свою Славенк.
Между тмъ хозяйка дома занялась приготовленіемъ завтрака. Липовый столъ заставленъ теплымъ молокомъ, масломъ, яицами.
— ‘Далеко ли отсюда до Крнова?’ спросила Поята.
— ‘Такъ какъ теперь день длиненъ,’ отвчалъ хозяинъ: ‘ иго выйдя отсюда въ полдень, вы поспете туда на ночь. ‘
— ‘Разв вы идете въ Крновъ?’ спросилъ Славенко.
— ‘Къ моему отцу,’ отвчала Поята. ‘Онъ врно безпокоится о насъ, да и намъ тамъ будетъ безопасне: досадно только, что дороги не знаемъ.’
— ‘Если позволите, я провожу Васъ туда,’ сказалъ Славенко.
— ‘Нтъ,’ сказала Аксена: ‘это значило бы употреблять во зло твою вжливость, довольно и того, что ты, находясь въ служб Кйстута, не задерживаешь насъ здсь.’
— ‘Я увренъ, сударыня,’ сказалъ Славенко: ‘что Князь, напротивъ того, будетъ благодаренъ мн за всякую услугу, какую позволите оказать вамъ. Въ этомъ отношеніи я совершенно знаю Кйстута. Я и лошади мои готовы къ вашимъ услугамъ.’
— ‘Припомните также,’ отозвался Тройданъ: ‘что вы сегодня прошли уже около трехъ миль, и что мы не знаемъ дороги-‘
— ‘И что еще остается добрыхъ дв мили,’ прибавилъ хозяинъ. ‘Я совтовалъ бы отправиться. верхами, потому, что не все равно: хать или пшкомъ итти. Отсюда есть дв дороги въ Крновъ одна берегомъ Виліи, другая лсомъ., Кто отправляется лсомъ, тому, ближе, но надобно хорошо знать дорогу, которая очень сбивчива, и, что еще хуже, наполнена дикими зврями, берегомъ же будетъ нсколько дале, за то не заблудитесь и нечего будетъ бояться.’
— ‘И такъ пойдемъ берегомъ,’ сказала Аксена: ‘я совсмъ не чувствую усталости. Сверхъ того сегодня не жарко.’
— ‘И я безъ труда пройду дв мили,’ прибавила Поята: ‘я люблю ходить.’
— ‘Пойдете вы, или подете, это все равно,’ сказалъ хозяинъ: ‘не то бда, что по богатому вашему наряду васъ везд узнаютъ.— Теперь везд бродятъ непріятельскіе воины, а не каждый изъ нихъ такъ добръ, какъ этотъ, котораго вы здсь застали. Потому совтую вамъ скинуть съ себя блестящія одежды, и одться гораздо попроще.’
Славенко воспользовался симъ обстоятельствомъ, чтобъ убдить Аксену взять его лошадей, предостерегалъ ее, что въ самомъ дл въ общемъ смятеніи можно встртиться съ такими людьми, съ коими и вооруженному воину не легко сладить, и потому просилъ ее не подвергаться безъ надобности новымъ опасностямъ. Но все это не перемнило ршимости Аксены, которая хотла лучше подвергнуться опасности, нежели принять услугу отъ Кйстутова воина. Славенко, видя, что вс его убжденія напрасны, просилъ, чтобы по крайней мр, слдуя совту хозяина, она переодлась, Аксена не противилась сей осторожности. Хозяйка снабдила своимъ платьемъ дамъ, а хозяинъ Трои дана. Солнце было уже на половин своего пути, когда они отправились. Славенко, не смя ихъ удерживать доле, простился съ ними, потомъ вскочилъ на коня, и съ печалію въ сердц углубился въ лсъ.
Путешественники, державъ берега рки, шли по мелкимъ камышкамъ. Дыша чистымъ воздухомъ яснаго, весенняго дня, они въ полной мр наслаждались прелестями природы. Мста между Вильною и Крновомъ чрезвычайно привлекательны, съ одной стороны густые лса, съ другой Вилія, коея прозрачныя воды оснены были деревьями, островки и на противоположномъ берегу разбросанныя деревушки, пастбища, луга и рощи, представляли самую живописную картину. Поята, часто бывавшая въ Вильн, не знала еще этой дороги: ибо отецъ ея здилъ всегда лсомъ, она ршилась не здить въ Вильно, иначе какъ берегомъ, съ тмъ, чтобъ всякой разъ зазжать къ смотрителю рощи. Она всегда предпочитала простоту селькаго жилищя, луга и поля, шуму столицы. Раздляя печаль Аксены, она утшала ее, какъ могла, но приближаясь къ Крнову, почувствовала величайшую радость при мысли, что скоро будетъ въ объятіяхъ своего отца. Все, что ее окружало, возбуждало въ ней радостныя чувства: начиная отъ страннаго ея наряда, даже до лазури неба, все длало ее счастливою. По ея поспшности, Аксена, казалось, шла слишкомъ медленно. Она наклонялась къ каждому прекрасному цвтку, гонялась за каждымъ мотылькомъ. Иногда она пряталась въ чащ лса и долго шла, не бывъ видимою: тогда Тройданъ, опасаясь, чтобъ съ нею не случилось чего нибудь, почти насильно выводилъ ее оттуда. Иногда, не слушая его просьбъ, она взбгала на крутизны, и по узкой, опасной тропинк сбгала внизъ, смясь надъ его боязнію, иногда вспоминала о первой встрч съ нимъ, и шутила надъ его замшательствомъ. Когда случалось переходишь ручей, она не искала доски, но перепрыгивала чрезъ оный по камышкамъ, и потомъ возвращалась назадъ, чтобъ еще разъ попрыгать такимъ же образомъ, словомъ, вс ея поступки показывали совершенную свободу счастливаго возраста….
Тройданъ въ настоящемъ своемъ положеніи хотя не былъ чуждъ заботы, и не забывалъ о томъ, что безпрестанно его занимало, но со вступленія своего въ храмъ, онъ никогда еще не чувствовалъ такого удовольствія. Онъ крайне безпокоился о томъ, что сокрыто было въ его келліи, но не могъ не чувствовать цны свободы и красотъ природы, которая, казалось, длала, его властелиномъ всхъ своихъ сокровищъ. Надобно быть долго въ невол, чтобъ оцнишь счастіе дышать свжимъ воздухомъ, надобна испытать много бдствій, чтобы прельщаться прелестями спокойствія натуры. Въ такомъ положеніи находился Тройданъ, и сердце его живо предавалось невиннымъ впечатлніямъ. Сверхъ того онъ съ радостію шелъ въ Крновъ, онъ зналъ, что будетъ тамъ хорошо принятъ, и ближе: познакомится съ Лездейкою, котораго вниманіемъ онъ такъ дорожилъ.
Они ушли уже около полуторы мили, когда Аксена, почувствовавъ усталость, совтовала отдохнуть, и сла на отлогомъ берегу возл лса, дикость коего составляла разительную противоположность съ обширнымъ полемъ, находившимся за ркою, Поята, не думая объ усталости, ходила по опушк лса, и прибжавъ назадъ чрезвычайно встревоженная, увдомила, что она замтила въ лсу шишакъ, который блеснулъ предъ ея глазами и скрылся въ густот. Тройданъ, желая поврить ея слова, пошелъ въ лсъ, прошелъ довольно большое пространство, но не вида никого, возвратился и уврялъ, что ей такъ показалось. Аксена, зная, что въ семъ мст должны быть Самогитскіе воины, немедленно отправилась дале, тмъ боле, что день склонялся уже къ вечеру. Чмъ дальше шли, тмъ боле уврялись въ неосновательности испуга Пояты, но пройдя еще съ четверть мили, Аксена услышала въ лощин звукъ оружія и ржаніе коня, который, проскакавши мимо ихъ во весь опоръ, скрылся въ чащ лса, Поята съ своей стороны явственно увидла перья шишака. Тогда уже не оставалось сомннія, что какой-то вооруженный воин безпрестанна наблюдаетъ за ними. Поята испугалась тмъ боле, что Аксена не умла скрыть Своего замшательства, хотя Тройданъ и не переставалъ уврять, что это вроятно былъ охотникъ, или просто прозжій, который и не думалъ о нихъ.— ‘Пойдемъ спокойно,’ говорилъ онъ: ‘какъ шли досел: одежда наша будетъ намъ лучшею защитою. Еще нсколько сотъ шаговъ и лсъ кончится: я вижу поле, чрезъ которое идетъ дорога, тамъ намъ нечего будетъ бояться.’ —
Едва онъ произнесъ сіи слова, какъ два вооруженныхъ воина, какъ будто желая пресчь имъ дорогу, пробжали черезъ поле и скрылись въ кустахъ, чрезъ которые шла дорога. Тогда уже и Тройданъ началъ безпокоиться. Путешественники наши остановились какъ вкопаные, не зная, итти ли впередъ или бжать назадъ, въ лсъ. У Аксены былъ, правда, мечь, которымъ она подпиралась, но ея раненая рука не общала важной помощи, Тройданъ гораздо боле полагался на свое оружіе.— ‘Идите смло за-мною,’ говорилъ онъ своимъ спутницамъ. ‘Я увренъ, что эти люди ничего алаго не имютъ въ виду, а хотя бы и имли, то знайте, что боязнь и не твердая поступь скоре всего могутъ осмлить злодевъ. Посмотрите, вонъ тамъ на берегу отдыхаетъ какой-то поселянинъ. Это врно пастухъ: пойдемъ.’ —
Аксена, увидвъ его, сдлалась посмле и пошла къ нему, Поята послдовала за нею. Но лишь только он приблизились къ мнимому поселянину, какъ тотъ вскочилъ и схватилъ Пояту. Въ ту самую минуту выскочилъ изъ кустовъ Крестоносецъ, и оружіемъ старался удалить Тройдана, который бросился на защиту двицъ. Испугъ ея перемнился въ отчаяніе, когда она въ Крестоносц узнала Кунтора Зундштейна. Тройданъ сразился съ нимъ, заклиная Аксену защитить Пояту, и хотя Крестоносецъ былъ вооруженъ съ ногъ до головы, но онъ обращенъ былъ въ бгство, а Тройданъ, не смотря на полученную имъ рану, поспшилъ на помощь Аксен. Несчастная Поята, находясь въ рукахъ хищника, испускала плачевные вопли, и между тмъ, какъ Тройданъ нападалъ на него, съ другой стороны лса выбгаютъ два воина, виднные не задолго предъ тмъ: одинъ изъ нихъ погнался за Кунторомъ, другой началъ помогать Тройдану. Поята освобождена и хищникъ, изнеможенный. отъ битвы и тяжести оружія, сокрытаго подъ крестьянскимъ платьемъ, не могши спастись бгствомъ, отдался въ плнъ.
Между тмъ и Кунторъ, не могши отыскать своего коня, былъ пойманъ и приведенъ туда, гд вс находились. Поята была вн себя отъ восхищенія , избавившись отъ власти человка, котораго она боялась боле всего на свт, но еще боле обрадовалась, увидвъ, что спасеніемъ своимъ обязана Славенк. Хотя отличное мужество Тройдана было главнйшіе причиною ихъ успха, но какъ сраженіе довершено Славенкомъ, то ему предоставлена и честь побды и право располагать плнными. Славенко, обезоруживъ ихъ, сказалъ Кунтору:
— ‘Безстыдный! такіе ли поступки предписываетъ теб уставъ твоего ордена? Нападать на путешественниковъ, посягать на особъ, которыхъ ты самъ обязанъ защищать и уважатъ? Говори, откуда ты узналъ, что эти двицы пойдутъ сею дорогою? Отъ искренности твоего признанія зависитъ твоя жизнь.’
— ‘Все разскажу,’ отвчалъ трусливый Кунторъ: столько пощади меня и не разглашай этого происшествія. Я зналъ, что во время общей суматохи буду имть счастіе спасти Пояту, и тмъ самымъ заслужу ея расположеніе къ себ, но не могши дождаться на томъ мст, гд я надялся найти ее, я побжалъ увдомить Пріора, что въ ту ночь никого не приведу въ монастырь. Съ величайшимъ усиліемъ вломившись въ двери, я засталъ въ столовой только одного монаха, у котораго спросилъ, гд Пріоръ? Упрямый старикъ долго не хотлъ говорить правды, но, испугавшись моего кинжала, признался наконецъ, что онъ вышелъ провожать на Крновскую дорогу двухъ женщинъ и языческаго жреца, бжавшихъ изъ города. Не трудно мн было догадаться, что между ими была Поята. Оставивъ немедленно монастырь, и не зная, по какой дорог пойдете вы, я ршился ожидать васъ на семъ мст, гд соединяются об дороги. Переодтый слуга сторожилъ васъ, а я часть ночи и сегодняшній день провелъ въ кустахъ. Но несчастный случай разрушилъ вс мои планы!’
— ‘Поелику признаніе твое довольно правдоподобно,’ сказалъ Славенко: ‘то я дарую обоимъ вамъ жизнь, но долженъ наказать васъ за дерзость.’.—
Поята просила, чтобы отобрать у нихъ оружіе и дать имъ свободу, но Славенко никакъ не соглашался на это. Въ его мнніи Кунторъ кругомъ былъ виноватъ, боле же всего за то, что предательскія его письма были причиною вражды между Ягеллою и Кйстутомъ. Онъ приказалъ обоихъ плнныхъ привязать къ шестамъ щегольскимъ плащемъ Кунтора, и повсилъ ихъ на втвяхъ дубовъ.
— ‘Ждите,’ говорилъ онъ имъ: ‘рока кто нибудь умилосердится надъ вами, надюсь, что вамъ не нужно припоминать, чтобъ вы не кричали о помощи: ночь близка, а лсъ наполненъ медвдями.’ — Поята чрезвычайно безпокоилась о ран Тройдана, но опасенія ея были напрасны: ибо ударъ оказался очень слабымъ, и онъ могъ безопасно продолжать путь. Дамы сли на коней Славенка, который, поймавъ Кунторова коня, помстился на ономъ съ Тройданомъ, за ними слдовалъ его товарищъ съ оружіемъ, взятымъ у Крестоносцевъ.
— ‘Хотя я и нарушилъ запрещеніе ваше служить вамъ,’ сказалъ Славенко, хавшій рядомъ съ Поятою, ‘но признаюсь, что за ослушаніе мое я никогда не престану благодарить боговъ’
— ‘Такъ это я врно тебя видла между деревьями?’ спросила Поята.
— ‘Да, это были мы. Не имя позволенія приближаться къ вамъ, и зная, что въ лсу вы легко могли подвергнуться разнымъ опасностямъ, мы старались хать за вами такъ, чтобъ насъ не видно было и чтобъ быть готовыми подать вамъ помощь.’
— ‘Какъ же ты добръ, Славейко! ‘сказала Поята трогательнымъ голосомъ. ‘Безъ тебя что было бы теперь со мною? Дружбы твоей я никогда не забуду!’
— ‘Но теперь мы отказываемся уже отъ нашего запрещенія,’ сказала Аксена: ‘и просимъ сопутствовать намъ.’
‘Ты подешь съ нами въ Крновъ,’ прибавила Поята. ‘Пусть отецъ мой самъ поблагодаритъ тебя за спасеніе его дочери.’
— ‘Нтъ, Поята!’ отвчалъ Славенко. ‘Пусть родитель вашъ никогда не знаетъ объ этомъ. Пожалуй, я провожу васъ до Крнова, введу на дворъ вашего дома, до священнаго порога дверей вашихъ, но у родителя вашего не буду. Сверхъ того время мн дорого: всякую, минуту я долженъ ожидать приказаній высшей власти.’ —
Отказъ сей очень непріятенъ былъ для Пояты, она поставляла на видъ и опасность ночнаго путешествія, и сожалніе отца своего, но видя, что намреніе Славенка непоколебимо, перестала желать невозможнаго. Вскор путешественники подъхали къ замку. Уже было совсмъ темно, когда они сходили съ коней. Благодарная Поята еще возобновила просьбу свою Славенк, но онъ, вмсто отвта, вскочилъ съ товарищемъ на взятыхъ у Крестоносцевъ коней, и помчался въ обратный путь.

ГЛАВА VIII.
Радость.

Узнавъ о бдствіи, постигшей’ столицу, и объ ужас, наведенномъ на оную Тронанами, Лездейко хотлъ немедленно хать въ Вильно, дабы взять оттуда Пояту, либо умереть вмст съ нею, но слуга его, заботясь о его здоровь, отправился туда одинъ. Въ тотъ самый вечеръ печальный старецъ, сидя въ своихъ креслахъ, разсуждалъ объ опасностяхъ, коимъ могла подвергнуться дочь его. Блдный свтъ лампы не ясно освщалъ комнату. Жрецы спали уже въ своихъ келліяхъ, и возл старика никого не было, кром маленькаго мальчика, который, стоя у дверей, ожидалъ приказаній.
— ‘Рунко!’ спросилъ Лездейко: ‘не возвратился ли нашъ Тіунъ?’
— ‘Гд ему воротиться такъ скоро: вдь Вильно не близко. Солнце было уже высоко, когда онъ выхалъ, правда, что онъ взялъ изъ конюшни самаго лучшаго коня, но вдь пять миль не бездлица.’
— ‘Худо я сдлалъ, что послалъ его. Быть можетъ, что его задержали въ дорог. Мн самому надобно было хать: кто скоре отца можетъ подашь помощь дочери? Рунко, вели мн заложить лошадей.’
— ‘Хорошо, сударь, только ночь темна, хоть глазъ выколи. Но кто бы осмлился задержать слугу Кривекривейты? Да если бы и съ дочерью вашею случилось какое несчастіе, то душа ея прежде всего вамъ бы показалась. Будто Кйстутъ не знаетъ нашей барышни? Вдь мы ему ничего злаго не сдлали.’
— ‘Другъ мой! Разв ты не слышалъ, что разсказываютъ о нападеніи Трочанъ на замки?’
— ‘Уфъ! Какъ вспомню, такъ волосы дыбомъ становятся. Вчера былъ въ Вильн рыбакъ, изъ Крнова, и хоть онъ не продалъ ни одной рыбки, а привезъ кучу денегъ, которыя платили ему господа за перевезеніе черезъ рку. Онъ слышалъ тамъ, что Кйстутъ выпустилъ въ Вильн сто голодныхъ медвдей, которые терзали людей въ куски.’
— ‘Этому’ сказалъ старецъ: ‘смло можешь не врить. Что еще ты слышалъ?’
— ‘Да, не врить! Наша старая Данута долго служила въ Тройскомъ замк, и знаетъ Кйстута такъ хорошо, какъ я васъ, сударь, знаю. Она сказывала, что у него на конюшн всегда были медвди. Нсколько дней тому назадъ, она видла багровое небо надъ Вильномъ, и тогда же сказала, что напрасно барышня ухала на эту свадьбу’. А третьей ночи какой ужасный шумъ слышался въ нашихъ развалинахъ! Мы думали, что и остальныя стны до основанія разрушатся.’
— ‘Боги,’ сказалъ старецъ: ‘всегда предостерегаютъ людей, чтобы образумились. Горе тому, кто глухъ къ симъ предостереженіямъ! Если теб, мой милый, случится въ сей жизни увидть какое либо необыкновенное явленіе, вспомни тотчасъ, не сдлалъ ли ты чего дурнаго, и исправься. А не говорилъ ли чего рыбакъ о Княз нашемъ и его семейств? Говори сынъ мой, говори смло.’
— ‘Какъ не говорилъ? Кйстутъ, какъ левъ, ворвавшись въ городъ, прежде всего поймалъ Князя съ матерью, и потомъ бгая по замкамъ съ мечемъ въ рук, безпрестанно кричалъ: ‘Войдилу! Войдилу давайте мн. Кто доставитъ его живаго, тому дарю три замка.’ Но Войдило усплъ спрятаться. Посл того, говорятъ, была рзня въ храм.’
— ‘Что за безуміе! Волгъ плоды своеволія и слпой довренности къ коварнымъ совтникамъ! Ежели дйствительно великую Княгиню поймали, ежели ея не пощадили, то и Пояты моей врно нтъ уже на свт! О, я безразсудный! зачмъ я послалъ ее въ этотъ огонь?… Позови мн сейчасъ рыбака… Но къ чему все это послужитъ? Лошадей, проворне лошадей! слышишь? я сейчасъ самъ хочу хать.’ —
Рунко не смлъ доле противорчишь. Лошади заложены, и когда онъ возвратился въ комнату, то нашелъ старца уже совсмъ готовымъ къ отъзду. Онъ уже выходилъ на крыльцо, какъ двери отворились потихоньку, и наши путешественники вошли въ покои.
— ‘Кто тамъ?’ спросилъ Лезденко.
— ‘Какіе-то поселяне съ узлами,’ отвчалъ слуга. ‘Ихъ трое: дв женщины и одинъ мужчина.’
— ‘Здравствуйте, мои милые!’ отозвался старецъ, протягивая имъ руку. ‘Что вамъ нужно?’
— ‘Мы спасаемся изъ Вильна отъ жестокости Кйстута,’ отвчала Аксена? ‘потерявъ все, ищемъ милосердія.’
— ‘Благодарю боговъ за спасеніе ваше: вы найдете здсь вс удобства, какими самъ пользуюсь. Садитесь же и скажите, не слышали ль вы чего о дочери моей, Поят? Она находилась при Княжн въ нижнемъ замк. Не опасайтесь, если что знаете: говорите смло, каково бы ни было извстіе ваше, я не откажу вамъ въ гостепріимств.’
— ‘Батюшка!’ вскричала Поята: бросаясь въ его объятія: ‘я здсь и никогда боле не разстанусь съ въ мы!—
Старецъ со слезами прижалъ къ сердцу дочь свою, вознесъ руки къ небу, и снова прижалъ ее къ груди. Посл перваго восторга, Поята представила отцу сестру Князя и спасителя своего, Тройдана, разсказала ему о бдствіи Вильна, о жестокости непріятелей и вс подробности своего бдствія. Лездейко слушалъ ее со вниманіемъ, и на лиц его выражались поперемнно то гнвъ, то радость, онъ утшалъ несчастную дочь Олгерда и благодарилъ Тройдана.
— ‘Рунко! вели сейчасъ приготовить три бани,— да дв комнаты для гостей и дочери моей пусть постелютъ возл меня. Скажи Данут, чтобъ приготовила чистое блье и хорошій ужинъ. Освтишь хорошенько комнату, подашь Ковенскаго меду, да пусть и Тіунова придетъ повеселиться съ вами: въ моемъ дом не бывало еще такой радости.’—
Проворный Рунко, вроятно, съ большею охотою приступилъ къ исполненію сихъ приказаній, нежели прежняго о приготовленіи лошадей для отъзда. Гости между тмъ, окру’ живъ старца, оканчивали повствованіе чудныхъ своихъ приключеній. Увдомясь объ услугахъ Славевка, Лездейко очень жаллъ, что не могъ лично поблагодарить его. Вскор явилась, съ изъявленіемъ поздравленія гостямъ и счастливому отцу, Тіунова, жена домоправителя Лездейжи, добрая и богобоязненная женщина. Поята любила ее какъ родную, и за попеченія ея о ней съ самаго дтства лишала къ ней нжную привязанность и благодарность. Посл ужина, наговорившись и нарадовавшись, разошлись спать.
Тройданъ, помщенный съ жрецами, нашелъ вс выгоды, какихъ только могъ желать. Рана его осмотрна, и онъ, при стараніи Тіуновой, знавшей цлебныя свойства травъ, скоро выздоровлъ. Но не таково было состояніе несчастной Аксены. Поутру она почувствовала большое разслабленіе, по причин котораго не могла вставать съ постели. Изнемогая духомъ, обезсилвъ отъ дороги, она, не смотря на крпкое свое сложеніе, не могла долго противиться своей слабости. Попеченія Пояты и все знаніе Тіуновой мало, облегчали болзнь, коея источникъ былъ въ разстройств духа. Воспоминаніе о претерпнныхъ бдствіяхъ, неизвстность о судьб милыхъ ей особъ и о собственной будущности, не допускали дйствія лекарствъ, и усугубляли слабость. Наконецъ она пришла до такого состоянія, что надобно было опасаться о ея жизни. Жестокая горячка овладла ею. Въ безчувственномъ состояніи она вскакивала съ постели, какъ бы гонясь за непріятелемъ, и проклинала его жестокость, она безпрестанно повторяла имена мужа, брата и матери: то видла ихъ: всхъ предъ собою, веселыхъ и счастливыхъ: тогда, улыбка блуждала на блдныхъ ея устахъ, то они представлялись ей въ рубищ, окровавленные, и тогда страшно, было подойти къ ней. Поята и Тіунова находились при больной безотлучно.
Между тмъ Тіунъ возвратился изъ Вильна. Онъ не могъ подробно развдать о судьб особъ, о которыхъ, посл Пояты, онъ наиболе заботился, онъ боялся даже распрашивать о нихъ, и только увдомилъ, что Ягелло, мать его и Войдило взяты подъ стражу, и что сей послдній содержится такъ строго, что ни съ кмъ не можетъ видться. Лездейко тотчасъ догадался, что месть Кйстута изліется на одного Войдилу, и запретилъ Тіуну говорить о семъ. Между тмъ опасность, въ которой находилась Аксена, мало по малу исчезала, но мсто ея заступило крайнее изнеможеніе и забвеніе всего прошедшаго. Въ эту самую пору пріхали изъ Вильна гонцы, разосланные для отысканія Аксены, но видя ее въ такомъ положеніи, не могли взять ее съ собою, и увдомили о томъ Кйстута, который немедленно прислалъ къ ней врача.
Его искусствомъ и усердіемъ больная, хотя очень медленно, начала приходить въ себя, слабость ея скоро прошла съ возрожденіемъ аппетита и умреннымъ удовлетвореніемъ онаго. Едва только она почувствовала столько силъ, что могла ходить, тотчасъ объявила желаніе возвратиться въ Вильно. Друзья ея знали, что тамъ она могла бы опять заболть и даже лишиться жизни, и потому, скрывая предъ нею печальныя извстія, удерживали ее въ Крнов подъ предлогомъ слабости ея здоровья, Аксена должна была покоришься ихъ убжденіямъ. Между тмъ Поята и Тройданъ доставляли ей разныя удовольствія, могущія развеселить духъ и укрпить здоровье. Тіунъ, зная страсть ея къ охот, иногда водилъ ее по лсамъ, иногда занималась она рыбною ловлею на Виліи, или здила съ Поятою на зеленый островъ, гд сія послдняя имла свое маленькое хозяйство, сельскій домикъ, небольшое стадо и огородъ, ли вс сіи удовольствія мало утшали ее. Для нея гораздо пріятне было бродить одной по Крновскимъ развалинамъ, которыя боле соотвтствовали печальному расположенію духа ея. Изъ угожденія Поята часто сопутствовала ей въ сихъ прогулкахъ, и водя ее подъ опуствшими сводами, указывала остатки жилищъ разныхъ Князей, начиная отъ скромной комнаты основателя Крновскаго замка до великолпныхъ чертоговъ Гедимина.

ГЛАВА IX.
Печальныя всти.

Почты и письменныя посредствомъ оныхъ сношенія никому еще тогда не приходили на мысль, вельможи, Князья и купцы, имвшіе множество слугъ и гонцевъ, разсылали ихъ повсюду съ приказаніями и порученіями, но простолюдины должны были ожидать случаевъ, чтобъ переслать куда либо свои извстія. Для отклоненія столь важнаго неудобства, начали появляться разсыльные, которые, проходя чрезъ села и города, кричали по улицамъ, что они идутъ въ то или другое мсто, и за маловажную плату берутъ для доставленія письмо, словесное порученіе, либо посылку. Народъ толпами сбирался около нихъ, разспрашивалъ о новостяхъ тхъ мстъ, изъ коихъ они приходили, сообщалъ имъ свои извстія, и отправлялъ ихъ въ дальнйшій путь. Обыкновенно городъ или околица, въ которыхъ случались новый какія нибудь важныя происшествія, были цлію ихъ путешествія. Не, смотря на то, что въ т времена были почти безпрестанныя воины и дороги наполнены хищниками, люди сіи рдко погибали, напротивъ того, ихъ уважали повсюду, и честное исполненіе порученностей многимъ изъ нихъ доставляло значительный доходъ.
Въ Крновъ, хотя очень не многолюдный, также заходили иногда подобные коммиссіонеры. Чаще всего приходила туда быстроногая старушка, которая съ узломъ на плечахъ, пробгая пустыя улицы, голосомъ, пронзительнйшимъ нежели почтовый рожокъ, увдомляла жителей о своемъ прибытіи, и не рдко случалось, что крикъ ея полошилъ только сонныхъ совъ. Аксена, прогуливаясь между развалинами, услышала однажды ея голосъ, подозвала къ себ, и вступила съ нею въ разговоры. Но какія ужасныя вещи узнала отъ нее! Мужа и матери ея не было уже въ живыхъ, братъ въ изгнаніи, въ Крев! Извстіе сіе, къ которому она какъ будто была приготовлена, не произвело на нее большаго впечатлнія. Она съ равнодушіемъ разспрашивала о малйшихъ подробностяхъ ихъ смерти. Старушка, не догадываясь, съ кмъ разговариваетъ, открыла все, что знала, при всти, о позорной смерти Войдилы 16, сердце ея закипло гнвомъ, она сказала старушк свое имя, велла ей. обождать, пошла въ свою комнату, одлась въ платье поселянки и объявила Лездейк, что тотчасъ отправляется въ Кревъ. Удивясь сему намренію, онъ и вс прочіе отклоняли ее отъ онаго, поставляя на видъ я неосновательность извстія, и опасность пути.— ‘Какъ?’ сказала съ гнвомъ Аксена: ‘мать моя, Княгиня Тверская, окончила жизнь въ плну у Кйстута? Мужъ мой умеръ смертію злодя? Мои сокровища достались въ руки хищника? Братъ томится въ узахъ? и чтобъ я осталась здсь вести бездйственную жизнь? и вы, скрывая такъ долго позоръ моихъ родныхъ, вашихъ Государей, надялись заслужить мою благодарность! О, какъ же вы худо знаете дочь Олгерда! Если вы не одушевляетесь справедливою местію, то не мшайте же мн дйствовать. Прощайте. Мы никогда уже не увидимся, или, если увидимся, то совсмъ въ другомъ положеній.’ — И воротясь къ старух, приказала себя вести въ Кревъ.
Столь неожиданное отбытіе Аксены и неизвстность о ея намреніяхъ, опечалили всхъ жителей Крнова. Боле всего они боялись, чтобъ несчастная Аксена, не совсмъ еще оправившаяся посл болзни, опять не заболла въ пути. Правда, что до Крева было не очень далеко, не боле десяти миль, но неожиданное извстіе о постигшихъ ее бдствіяхъ, и дорога, идущая чрезъ Вильно, заставляли опасаться, чтобъ посщеніе города, въ которомъ ршилась судьба ея, не имло дурныхъ послдствій для ея здоровья. Тройданъ, котораго обязанность службы также призывала въ Вильно, охотно бы сопутствовалъ ей, но предложеніе его отвергнуто. Лездейко удержалъ его при себ.
Впрочемъ Тройданъ ни мало не скучалъ въ Крнов, гд онъ находилъ все, что могло ему вознаградить утрату родины. Дружба всхъ жителей, свобода среди сельской тишины и Поята, драгоцнный предметъ его помышленій, привязывали ею крпкими узами къ сему мсту. Ему пріятно было образовать гибкій умъ двицы и украшать его нужными свдніями: ибо довренность ея была неограниченна. Поята всегда съ удовольствіемъ слушала Тройдана, и будучи проникнута истинами, имъ проповдуемыми, разговаривала съ нимъ столь откровенно, что вс склонности ея сердца, вс мысли ея и желанія были ему извстны, какъ свои собственныя. Довренность сія, ободряя юношу, часто выводила его за предлъ осторожности, коею онъ обязался руководствоваться. Прозрачный источникъ, надъ коимъ онъ разговаривалъ часто съ Поятою, поселялъ въ немъ мысль привести въ исполненіе самой смлый подвигъ. Онъ говорилъ съ восторгомъ о чудесной перемнъ человка, при возліяніи за него воды, показывалъ открытое небо и радующихся Ангеловъ: Поята возносила къ небу блестящіе слезами глаза, и съ почтеніемъ взирала на источникъ, каждое слово проникало въ душу ея, она готова была на все, но Тройданъ не смлъ открыть ей всей тайны: ибо одно лишнее слово погубило бы плодъ всхъ его стараній. Тройданъ, съ величайшимъ усиліемъ удерживаясь въ предлахъ благоразумія, давалъ разговорамъ своимъ разные обороты, но его не понимали. Священные источники, посвященные Литовскимъ божествамъ, вводили Пояту въ ошибочный образъ мыслей, и мракъ язычества всегда бралъ верхъ надъ предвчными истинами.
Хотя, по видимому, Лездейко равнодушно принялъ извстіе о перемн Государя въ Литв, во паденіе Ягеллы крайне огорчило его. Избавленіе дочери отъ опасности сначала не обратило большаго вниманія на это обстоятельство, но въ послдствіи, когда первый восторгъ миновалъ, и когда сдлались извстными новыя распоряженія Кйстута, не весьма благопріятныя для вельможъ Литовскихъ, неудовольствіе его возрастало боле и боле. Была и особенная причина сожалнія о судьб Ягеллы. Будучи издавна связанъ съ нимъ узами дружбы, онъ привыкъ почитать его какъ сына, какъ будущаго супруга’ своей дочери. Давно уже онъ питалъ сію надежду, видя стараніе Ягеллы понравиться Поят, которой красоту и добродтели вс превозносили до небесъ. Правда, что не княжеское его происхожденіе заставляли его иногда сомнваться въ исполненіи сихъ желаній, но святость его сана, поставлявшая его въ очахъ боговъ на высшей степени, нежели Княжеская, его заслуги, и почтеніе народа поддерживали въ немъ сію надежду. Поята не знала о намреніяхъ отца своего: онъ никогда еще не говорилъ объ оныхъ, Выжидая, пока поведеніе Ягеллы подастъ ему удобный къ тому случай, зная покорность своей дочери, онъ былъ увренъ, что въ семъ отношеніи не встртитъ противорчія съ ея стороны. Между тмъ паденіе Ягеллы разрушило сіи планы. Лездейко искренно сожаллъ о его участи и о холодности братьевъ Ягеллы, которые, сидя въ своихъ замкахъ, равнодушно смотрли на бдствія законнаго Государя Литвы и вторженіе въ ея столицу бывшихъ его данниковъ. Онъ употреблялъ вс средства, чтобъ пробудить въ нихъ дятельность, взывалъ къ нимъ именемъ боговъ о помощи брату, разсылалъ къ нимъ нарочныхъ, увщевалъ, даже общалъ денежныя пособія, но ничего не замчалъ въ поступкахъ ихъ такого, чтобы могло показать ршительность ихъ помочь брату, напротивъ того, все, казалось, предвщало, что онъ никогда уже не возвратится изъ Крева на литовскій престолъ.
Однажды вечеромъ, сидя между Поятою и Тройданомъ, Лездейко, разговаривалъ съ ними о сихъ обстоятельствахъ, какъ вошедшій въ комнату тіунъ отдалъ ему большой пакетъ, увдомивъ, что оный привезенъ изъ Вильна, и что посланный ожидаетъ росписки въ полученіи. Старецъ развернулъ письмо и, прочитавъ оное, сказалъ съ улыбкою: ‘Друзья, мои! скажу вамъ важную, новость. Знайте, что я уже боле, не Кривекривейте.’
— ‘Можетъ ли это быть?’ вскричала встревоженная Поята.
— ‘Очень можетъ быть,’ отвчалъ Лездейко: ‘прочитайте только это письмо, вы узнаете все.’ — Тройданъ началъ читать въ слухъ. Это было увольненіе Лездейки, за слабостію здоровья, отъ обязанностей верховнаго жреца, утвержденное печатію Кйстута. Самъ онъ не желалъ таковаго увольненія: ибо хотя по причин слабости зрнія и не могъ часто бывать въ храм, но это отнюдь не мшало обыкновенному ходу отправленія религіозныхъ обрядовъ. Лездейко угадывалъ настоящую причину своей отставки, состоящую въ томъ, что такъ какъ онъ пользовался дружбою Ягеллы, то долженъ былъ длить съ нимъ и настоящую его участь. Но онъ не упалъ духомъ, казалось даже, что онъ съ удовольствіемъ принялъ сіе извстіе.
— ‘Батюшка!’ сказала огорченная Поята: ‘что же намъ длать теперь въ нашемъ несчастій?’
— ‘То же, что и досел длали,’ отвчалъ старецъ. ‘Не называй, дочь моя, этого случая несчастіемъ. Судьба моя зависитъ отъ боговъ.’
— ‘Какъ бы ни было,’ сказалъ Тройданъ, вскочивъ съ своего мста: ‘я долженъ поспшить въ Вильно.’
— ‘Полно, мой милый, полно, и ты ужь будешь тамъ лишній. Столица Гедимина приняла иной видъ, и людямъ надобно быть иными: это въ порядк вещей, мн хотлось бы, чтобъ ты остался съ на’? мы. Но если думаешь, что присутствіе твое въ Вильн можетъ быть полезно богамъ, не стану удерживать тебя, напротивъ того, совтую возвратиться туда и стараться не о поддержаніи меня, но объ избраніи на мое мсто достойной особы. Но сегодня останься еще съ нами. Мн нужно поговорить съ тобою.’ —
Тройданъ общалъ остаться. Безпокойство его возрастало съ каждою минутою. Онъ воображалъ вс непріятности, какія можетъ встртить подъ правленіемъ новаго Кривекривейты, зналъ также, какое влія ніе произведетъ сія перемна на всю Литву и на Войделотовъ, боле всего онъ опасался, чтобъ не перемнили образа мыслей т, которыхъ онъ привлекъ уже на свою сторону. Потерявъ много съ низведеніемъ съ престола Ягеллы, котораго правленіе такъ благопріятствовало его намреніямъ, онъ еще боле терялъ съ отставкою Кривекривейты, который удостоивалъ его своею довренностію. Лездейко приказалъ позвать къ себ жрецовъ для совщанія, а самъ вышелъ въ Сни для врученія посланному росписки, и оставилъ Пояту и Тройдана, погруженныхъ въ глубокую печаль.
— ‘Ахъ!’ сказала Поята: ‘сколько горя въ такое короткое время! Кажется, что боги прогнвались на Литву. Тамъ стны Гедимина обагрены кровію, тамъ внукъ его въ плну: надобно же было, чтобъ и отецъ мой на старости лтъ дождался такой неблагодарности! И ты, Тройданъ, въ такихъ смутныхъ обстоятельствахъ хочешь оставитъ насъ! Идешь туда, гд господствуютъ насиліе, узы и даже самая смерть! Послушайся отца моего, останься съ нами.’
— ‘Не безпокойтесь обо мн, Поята: есть Богъ, покровитель всхъ невинныхъ, а я еще очень мало значу, чтобъ могъ обратить на себя вниманіе враговъ Ягеллы. Я долженъ спшить возвращеніемъ. Но я скоро опять буду здсь, и почту себя совершенно счастливымъ, если вы будете спокойны и сохраните смена моего ученія.’
—‘О, сохраню, сохраню во глубин души моей,’ отвчала Поята съ живостію. ‘Разсуждать о твоихъ правилахъ, подражать теб, мыслить твоими мыслями, будетъ любимымъ нормъ занятіемъ. Если я не всегда умла понимать тебя, та не думай, чтобъ я была недостойна твоихъ наставленій. Быть можетъ, Тройданъ, что въ насъ есть что-то такое, что длаетъ насъ не совсмъ понятными другъ для друга, что затемняетъ ваши мысли и связываетъ уста, но что за бда, что понятія мои нсколько различны отъ твоихъ, когда слдствіе оныхъ такъ согласно съ твоимъ ученіемъ?’
— ‘Какую истину сказали вы! Ахъ, для чего не могу я остаться съ вами!’
— ‘Подожди, Тройданъ! Батюшка хочетъ, чтобъ ты остался до завтра. До завтра… а я думала, что ты никогда уже не оставишь насъ.— Скажи, не перемнитъ ли новый Кривекривейте дружбы твоей къ намъ?’
— ‘Чмъ заслужилъ я такой вопросъ? Не старался ли я всегда доказать вамъ, что сердца моего ничто не въ состояніи перемнить? Вы несправедливы, Поята.’
— ‘Будущее не въ нашей вол. Разв ты не слышалъ, какъ батюшка говорилъ, что теперь люди должны быть иными. Какъ жаль, что слова сіи сбываются на самомъ дл!’
— ‘Но вдь я не далеко отправляюсь,’ сказалъ съ. замшательствомъ юноша: ‘мы будемъ, мы должны видаться.’ —
Кто знаетъ, какой оборотъ принялъ бы разговоръ сей, если бы Лездейко не позвалъ Тройдана для совщанія съ жрецами. На другой день поутру, Поята, хотя очень рано встала, не застала уже своего пріятеля. Отсутствіе его теперь только показало, какъ онъ ей дорогъ. Глаза ея наполнились слезами, и состояніе сердца ея говорило, что юноша сей для нея необходимъ. Она опасалась, чтобъ отецъ не проникнуль тайны ея души, и не обвинилъ ее въ нарушеніи правъ божескихъ, но она ничего не замчала, что могпо бы утвердить ее въ сей боязни. Мало по малу слабость ея проходила, и время уносило съ собою и безпокойство, и сожалніе. Она все еще искренно любила Тройдана, жаловалась, не получая отъ него извстій, посщала рощи и поля, оживляемыя нкогда его присутствіемъ, но уже не чувствовала той грусти, которая овладла-было ею посл его отбытія, и, разсуждая о его наставленіяхъ, старалась только о томъ, чтобы при свиданіи съ нимъ могла дашь ему отчетъ въ своихъ занятіяхъ.

ГЛАВА X.
Охотникъ.

Уже осень начинала облекать окрестныя рощи въ желтую одежду. Поята, любуясь природою, ходила иногда въ чащу лса, въ которомъ она такъ часто бывала съ Тройданомъ. Однажды вечеромъ, свши на холм, покрытомъ опавшими съ деревьевъ листьями, она выбрала изъ нихъ самые красивые, и сдлала изъ никъ ленты, которыми убрала голову, шею и грудь. Украшенія сіи, конечно были не прочны, и не могли бы понравиться въ обществ, но въ Крнов они были очень кстати, и Поята въ семъ убор казалась какою-то лсною богинею. Смясь надъ странностію своей одежды, она продолжала ходить по лсу, и сожалла только о томъ, что Тройданъ не видитъ ея въ семъ наряд. Заходящее солнце скрывалось за горы и припоминало, что пора возвратиться домой, но Поят не хотлось такъ скоро оставить свою лиственную одежду, и сверхъ того, надясь поспть домой еще за-свтло, она побжала къ ближайшему ручью, чтобъ полюбоваться своею одеждою въ зеркал водъ. Едва она успла приблизиться къ оному, какъ слухъ ее пораженъ былъ звукомъ охотничьяго рога и лаемъ псовъ. Хотя звукъ сей дошелъ, до ея ушей издалека, но онъ встревожилъ Пояту: она опасалась встртиться съ звремъ, за которымъ гнались охотники. И потому спшила ближайшею дорожкою: пройти къ полю, какъ вовсе неожиданно замтила пробирающагося сквозь: кусты охотника доходъ, который, увидвши ее, вскричалъ: — ‘Слава богамъ! на силу встртилъ живую душу.’ — Онъ остановился, соскочилъ съ коня, и два огромныхъ хорта, съ опненными мордами, легли у ногъ своего господина. Охотникъ былъ довольно молодъ, одтъ богато, черезъ плечо у него висли лукъ и колчанъ съ стрлами.
— ‘Здравствуй, прекрасная Ласдона! 17‘ сказалъ онъ, снимая шапку и отирая потъ съ чела. ‘Какъ же ты мила въ этой лиственной одежд! Такъ, думаю, ходили нкогда наши прабабушки. Если бъ я встртился съ тобою утромъ, то боле бы имлъ удачи на охот, а теперь возвращаюсь съ пустою сумою, и, что еще хуже, не знаю, гд я. Будь такъ добра, скажи: далеко ли отсюда до Крнова?’
— ‘До Крнова?’ спросила съ удивленіемъ двица. ‘Да Крновъ отсюда въ нсколькихъ шагахъ, вонъ тамъ за деревьями.’
— ‘Можетъ ли это быть? Крновъ за этими деревьями? Право, никакъ бы не поврилъ, если бъ не отъ тебя слышалъ. Если ты не духъ, и не имешь злаго намренія завести куда нибудь въ захолустье и безъ того уже измученнаго охотника, то я просилъ бы тебя вывести меня на дорогу. Посмотри только на моего бднаго Каштана и этихъ псовъ: какъ они устали! Выведи насъ изъ этой чащи, я награжу тебя дичиною.’ —
Поята не знала, что ей длать. Общаніе охотника снабдить ее дичиною, которой совсмъ у него не было, заставляло ее не очень выгодно думать о немъ, тмъ боле, что за минуту предъ тмъ онъ признался, что возвращается съ пустою сумою. Остаться на томъ же мст, при наступленіи ночи, конечно, было гораздо опасне, нежели пройти нсколько сотъ шаговъ рядомъ съ человкомъ, который казался довольно порядочнымъ, не принимая въ счетъ его самохвальства, свойственнаго всмъ охотникамъ. И такъ она пошла впередъ. Выйдя на открытое поле, Поята указала ему Крновъ, а сама хотла итти въ другую сторону. Опечаленный ея уходомъ, охотникъ сталъ какъ вкопаный, и, оглядываясь во вс стороны, звалъ ее къ себ.
— ‘Прекрасная Ласдона! или разочаруй мои глаза, или выведи меня на лучшею дорогу: клянусь, что кром тебя ничего не вижу. ‘
— ‘Только прошу васъ не называть меня Ласдоною, я просто Крновская поселянка,’ говорила Поята, возвращаясь къ охотнику. ‘Если непремнно хотите, то, пожалуй, я провожу васъ до двора, но мн кажется страннымъ, что вы не видите этой громады развалинъ, которыя такъ бросаются въ глаза. Вдь теперь не такъ еще темно.’
— ‘О, моя прелестная! поврь мн, что когда я тебя вижу, то уже ничего боле не могу, видть.’.
— ‘Однако жъ я гораздо меньше этого замка,’ сказала, улыбаясь, Поята. ‘Какіе же чудные васъ глаза! Если вы ими же ищете кабановъ и оленей, то надобно думать, что вы самый жалкій охотникъ.’
— ‘О, нтъ, нтъ, это только сегодня случилось со мною. Я на лету ласточекъ стрляю. Что не удалось въ одинъ день, то вознаградится въ другой. Въ охот, точно такъ же, какъ въ любви, не должно унывать отъ гнва богини: надобно только быть постояннымъ.’ —
Такъ разговаривали, проходя чрезъ поле. Солнца уже не видно было, но еще не совсмъ стемнлось. Поята нсколько разъ хотла итти скоре, но охотникъ жаловался на усталость, и просилъ ее итти потише.
— ‘Теперь я думаю, что если вамъ и глаза завяжутъ, то вы придете прямо въ Крновъ,’ сказала Поята, выведя его на большую дорогу. ‘Это рыбацкія хижины, тутъ начинается старый валъ, а тамъ будетъ и замокъ. Прощайте, сударь.’
— ‘Ничего не вижу, ни дороги, ни вала, ни замка.’
— ‘Такъ вы издваетесь надо мною,’ сказала Поята съ сердцемъ.
— ‘Милая двушка! Ты уже столько обязала меня, выведя изъ дремучаго лса, покажи же мн этотъ, проклятый Крновъ. Я щедро награжу тебя.’
— ‘Да какъ мн указать вамъ его, когда мы уже въ Крнов?’ сказала Поята, смясь.
— ‘Только еще нсколько шаговъ, здсь надъ Виліею такіе крутые берега, что право одному страшно идти. Проводи только до воротъ замка, а тамъ ужъ я не-стану безпокоить тебя больше. Но скажи мн, всегда ли живетъ здсь старый Лездейко?’
— ‘Всегда.’
— ‘И дочь его всегда при немъ находится?’
— ‘Всегда.’
— ‘Это хорошо. Старикъ не даромъ Кривекривейте, что не похалъ въ Вильно на свадьбу. Да и свадьба была, правду сказать, ни два, ни полтора. Не лучше ли было выдать Аксену за Даніила, чмъ за этого соломянаго рыцаря. Теперь она не была бы вдовою, а Ягелло былъ бы еще Великимъ Княземъ.’
— ‘Конечно, но что жъ длать, когда Княжна не могла полюбить его?’
— ‘Важная причина!’ отвчалъ охотникъ. ‘Но если Лездейко не хотлъ быть въ Вильн, то зачмъ ему было посылать туда дочь? Бдная двушка, вроятно, ужасно перепугалась. Она и такъ не очень храбра: что жъ когда загремли военныя трубы?’
— ‘Она нашла друзей, которые спасли ее отъ опасности.’
— ‘Очень врю. Пригожая, испуганная двушка! Кто бы не бросился къ ней на помощь? Я очень радъ, что увижусь съ нею.’
— ‘Такъ вы ее знаете?’ спросила удивленная Поята.
— ‘Знаю ли ее? Ахъ, моя милая! гд же есть красавица, которой бы я не зналъ? Тебя только не доставало узнать мн. Но скажи мн: Поята все ли также неприступна?’
— ‘Этого не знаю, но думаю, что она иметъ друзей, къ которымъ не равнодушна.’
— ‘Паденіе Ягеллы врно очень ее огорчило, для нее пропала надежда быть великою Княгинею Литовскою. Мн очень жаль его. Что за неблагоразуміе, доврять такъ много Крестоносцамъ! а
— ‘Конечно неблагоразумно ввряться незнакомымъ людямъ, а сказала проводница: ‘но если вы такъ хорошо знаете Пояту, скажите же, правда ли, что я похожа на нее?’
— ‘Басня, моя милая, басня: ты несравненно пригоже: подобной теб. красавицы я не видывалъ. Правда, что великолпная одежда Пояты возвышаетъ блескъ ея прелестей, но пусть тебя однутъ въ ея платье, сама увидишь, какова ты?’
— ‘Ахъ, какъ бы это было хорошо, но могу ли я повритъ глазамъ вашимъ, когда они не видятъ даже и Крнова!’
— ‘Не бойся, моя милая: я не такъ слпъ, какъ ты думаешь, и если лисицы и старые замки скрываются отъ моего взора, за то я очень, хорошо вижу то, что служитъ украшеніемъ свта, и потому, находя тебя прелестнйшею изъ всхъ двицъ, я готовъ предъ всмъ свтомъ съ оружіемъ въ рукахъ не только доказывать твое превосходство, но хочу быть поклонникомъ твоихъ прелестей, обожать только тебя одну, и ежели….’
— ‘Тише, тише,’ прервала его Поята: ‘мы находимся не далеко отъ Кривекривейты…. Сверхъ того дочь его внушила: намъ ужасное отвращеніе отъ всхъ подобныхъ вжливостей.’
— ‘Это худо, такъ худо какъ хуже, быть нельзя,’ сказалъ удивленный охотникъ. ‘Поята, будучи сама очень странна, и васъ лишаешь пріятнйшаго удовольствія замнять вжливость нашу въ сердечную привязанность, длать втрениковъ постоянными обожателями, за что, конечно, боги не прогнвятся. И потому совтую теб, съ твоими прекрасными глазками, съ этимъ милымъ личикомъ, поскоре свергнуть съ себя иго Пояты, оставить эти мрачныя развалины и переселиться туда, гд повеселе! Знаешь что? Я откровененъ и люблю быть признательнымъ. Ты вывела меня изъ лса, а я хочу вывести тебя изъ этой тюрьмы, и составить твое благополучіе: согласись завтра поутру дождаться меня на этомъ мст, вотъ здсь, у этой башни, ну, что же, согласна? у этой башни?’
— ‘Хорошо,’ сказала проводница: только боюся, чтобъ вы что иное не приняли за башню. Но вотъ уже и мостъ.’
— ‘Что? мостъ? Веди же меня хорошенько. Врно, какой нибудь гнилой мостъ, который чуть держится. Но мы еще не прощаемся, не правдали? Ну, теперь желаю теб доброй ночи.’ —
Поята, войдя за охотниковъ въ ворота, спряталась за стною, и увидла зрлище, какого еще не случалось видать ей въ Крнов, весь обширный дворъ былъ въ огняхъ, которые ярко освщали все Пространство. Повара, занятые приготовленіемъ дичины, суетились около огней. Среди двора стояли шатры, также внутри освщенные, а длинные столы, накрытые для ужина, отражали блескъ серебряныхъ и золотыхъ сосудовъ. На разложенныхъ на земл коврахъ отдыхали охотники, и шумли надъ полными стопами, между тмъ слуги, въ сторон двора составивъ свой кругъ между псами, конями, соколами и повозками, проводили время въ разсказахъ, Поята не могла тотчасъ понять, что все это значитъ, но вскор догадавшись, что это долженъ быть дворъ какого либо Князя, выхавшаго на охоту, съ удовольствіемъ разсматривала великолпіе онаго. Охотникъ, войдя смло на дворъ, закричалъ: ‘Гей! возмите моего коня!’ Вдругъ все пришло въ движеніе. Прибжали слуги: одинъ бралъ коня, другой снималъ лукъ, третій ласкалъ усталыхъ псовъ. Охотники, вставъ съ ковровъ, окружили его, и распрашивали, гд онъ былъ такъ долго, и не встртилъ ли какой непріятности? словомъ, все общество однимъ имъ только и было занято.
— ‘Вамъ хорошо здсь,’ сказалъ вновь прибывшій охотникъ:’ вы гоняетесь за дичью у вертела, и трубите въ полные кубки, а я, гоняясь за оленемъ, едва не увязъ въ болот. Цлый день проздилъ попустому, и думалъ уже, что придется ночевать гд нибудь подъ елью, боле всего заботился я о псахъ, но боги послали мн на помощь премиленькую волшебницу, которая меня съ конемъ и псами изъ непроходимаго лса перенесла сюда въ мгновеніе ока.’
— ‘Мы, Государь, надялись найти васъ въ назначенномъ вами мст,’ сказалъ одинъ охотникъ: ‘и долго ждали тамъ, но, не могши дождаться, думали, что вы прохали прямо въ Крновъ. Не заставши васъ здсь, мы очень испугались, и потому приказали ловчему разослать трубачей во вс стороны, но, благодаря боговъ, вы прибыли къ намъ здравы. Подкрпите же силы, Государь,’ говорили охотники, поднося ему огромный кубокъ: ‘и мы, радуясь благополучному вашему возвращенію, также выпьемъ.’
— ‘Нтъ,’ друзья, отвчалъ охотникъ, отклоняя кубокъ, ‘прежде надобно исполнить долгъ вжливости, чтобъ не сказали, что мы въ стнахъ Гедимина расположились, какъ въ корчм. Здсь живетъ нашъ Кривекривейте. Почтенный старецъ иметъ прелестную дочь, надобно навстить его, а потомъ повеселимся, и я разскажу вамъ пречудныя вещи. Но гд мой шатеръ? Подайте мн мантію, шапку и мечь. ‘—
Дворяне, взявши охотника подъ руки, проводили его въ шатеръ. Поята, стоя въ своемъ уголку, присматривалась всмъ услугамъ, оказываемымъ ему, и догадалась, что тотъ, съ которымъ она такъ смло разговаривала, долженъ быть важною особою и начальникомъ всего общества, но она не могла припомнить, видала ли его въ Вильн. Услышавъ, что онъ намренъ постить ея отца, она поспшила домой, сбросила лиственную одежду, и, одвшись понарядне, пошла къ отцу и тамъ ожидала прибытія гостей. Наконецъ явился незнакомецъ въ сопровожденіи многчисленной свиты, и зная, что Лездзейка былъ очень слабъ глазами, подошелъ къ нему и почтительно объявилъ, что онъ Князь Даніилъ, племянникъ Кйстута, что, прибывъ туда на охоту, онъ намренъ очистить немного Крновскіе лса отъ хищныхъ зврей, но прежде всего счелъ долгомъ засвидтельствовать уваженіе почтенному Лездейк.
— ‘Я,’ сказалъ Лездейко, приподымаясь съ своего кресла: ‘я долженъ былъ прежде постить васъ, любезный Князь, какъ племянника Государя нашего, и врно бы исполнилъ сей долгъ, если бы не мшали глаза. Но если уже вы сами удостоиваете меня посщеніемъ, то милости прошу: садитесь и скажите, каково поживаетъ Князь Кйстутъ на новосель?’
— ‘Уже съ полгода, какъ я не видлъ дяди,’ отвчалъ Даніилъ: ‘и я потому только знаю, что онъ Великій Князь, что прислалъ мн позволеніе охотиться во всхъ Литовскихъ лсахъ. Пусть его живетъ счастливо! Что касается до меня, то я не люблю ни покорять замковъ, ни начальствовать надъ войскомъ, и считаю себя совершенно довольнымъ, когда имю въ своемъ распоряженіи нсколько миль лса для охоты. Правда, сегодня мн не посчастливилось, но это отъ того, что мста сіи еще не очень извстны мн. Да какой же славный лсъ у васъ! Кабаны и олени какъ будто нарочно кормлены. Я цлый день прогонялся за прекраснымъ оленемъ, три раза я имлъ его, такъ сказать, подъ рукою, и три раза онъ спасался. Псы мои только, только что не хватали его, наконецъ, какъ, бы изъ мщенія, онъ заманилъ меня въ такое болото, изъ котораго насилу я освободился. И вроятно пришлось бы мн ночевать гд нибудь во мху, если бъ не встртилъ я какой-то двушки въ странномъ наряд, можетъ быть, духа одной изъ Княженъ сего замка, которая, въ одну минуту перенесла меня изъ далека до самыхъ Крновскихъ воротъ.’
— ‘Не надобно быть духомъ,’ отвчалъ Лездейко: ‘чтобъ указать путнику дорогу, особливо такому привтливому путнику, какъ Ваща Свтлость.’
— ‘Могло быть также,’ сказалъ нкто: ‘что любезность проводницы и пріятный ея разговоръ такъ заняла Князя, что часы показалась ему минутою.’
— ‘Прошу васъ, господа, не думайте такъ худо о моемъ зрніи. Говорю вамъ, что я видлъ какое то странное существо, отъ ногъ до головы поросшее листьями. Хотлось бы мн еще разъ увидть это милое твореніе, чтобъ наградить его за: услугу.’
— ‘Поята,’ сказалъ старецъ: ‘это врно была дочь какого нибудь рыбака? Постарайся рарвдать. Не худо бы бдной двушк получить отъ Князя на платье.’.
‘Очень хорошо, батюшка,’ отвчала Поята, перемнивъ голосъ. ‘Но мн хотлось бы знать о ней что нибудь подробне. Не похожа ли она на меня?’ —
Когда Лездейко началъ говорить съ дочерью, тогда только Даніилъ узналъ о ея присутствіи въ комнат. Онъ подошелъ къ ней съ привтствіемъ, извинялся, что не замтилъ ея, и, находя ее прелестною занялся ею одною, предоставивъ товарищамъ своимъ бесду съ хозяиномъ.
— ‘Можете ли вы, сударыня, быть такъ не внимательны къ своимъ прелестямъ, чтобъ сравнить оныя съ какою, бы то ни было двушкою? Не только въ окрестности Кьрнова, но, думаю, въ цломъ, свт не найдется никто, съ кмъ бы можно сравнить васъ.’…
— ‘А я думаю,’ отвчала Поята: ‘что вы, Князь, завтра, же утромъ встртитесь съ тою благодтельною Ласдоною, чтобъ оказать ей вашу благодарность.’ —
При слов: Ласдона, Князь потупилъ глаза. Черезъ минуту онъ съ недоврчивостію посмотрлъ на Пояту, и, перемнивъ разговоръ, спросилъ ее, какъ хозяйку дома, не противно ли ей будетъ, если онъ предложитъ ей и ея отцу свой охотничій ужинъ?
— ‘Напротивъ,’ отозвался Лездейко, услышавъ сіе предложеніе. ‘Пріятно было бы мн попотчивать такихъ знаменитыхъ гостей собственнымъ запасомъ, но зная, что княжескій ужинъ для васъ вкусне, ‘ежели наши простыя кушанья, я охотно соглашаюсь быть сегодня на вашемъ хлб.’ — Князь приказалъ накрыть столъ въ жилищ Лездейки. Скоро принесли кушанье, и вс сли. Ужинъ былъ великолпный. Жареныя медвжьи лапы, хребетъ оленя, кабанья голова и множество дичины, при изобиліи вина, продлили пиршество до поздней ночи. Даніилъ, сидя возл Пояты, съ восхищеніемъ разсматривалъ ея прелести, и не могъ постигнуть, какимъ образомъ могла она узнать о встрч его съ двушкою. Поята, съ своей стороны, радуясь знакомству съ Княземъ, любившимъ нкогда Аксену, сожалла о томъ, что въ дорог обошлась съ нимъ такъ сухо. Но чмъ боле Князь старался доказать ей пламенную любовь свою, тмъ Поята ясне давала ему знать, что дочь Лездейки и встрченная имъ двица есть одно и то же лице. Наконецъ несчастный Князь узналъ ужасную свою ошибку, и, припомнивъ вс подробности разговора съ своею проводницею, потерялъ всю охоту оказывать Поят вжливость, и думалъ только о томъ, чтобъ скоре избавиться отъ ея присутствія. Поята, замтивъ замшательство гостя, употребляла вс средства, чтобъ уврить его въ своемъ доброжелательств, но не успла уже развеселишь его. Какъ только встали изъ-за стола, Князь, извиняясь усталостію, простился съ хозяиномъ и Поятою, и удалился въ свой шатеръ.
— ‘Что сдлалось съ вами, Князь?’ спросилъ одинъ изъ охотниковъ: ‘вы ничего не кушали, не больны ли вы?
— ‘Вы печальны, Князь,’ сказалъ другой: охотникъ: ‘и опустили крылья какъ подстрленный орелъ. Не глаза ли Пояты подстрлили ваше сердечко?’
— ‘Друзья,’ отвчалъ Даніилъ: ‘именно глаза мои всегда вводятъ меня въ бду. Прошлой зимы я убилъ двухъ лучшихъ псовъ вмсто волковъ, и ранилъ человка вмсто медвдя, сегодня я опять попался съ своими глазами въ преглупый просакъ. Представьте только себ, что эта проклятая двчонка, которая вывела меня изъ лсу, была не кто иная, какъ дочь Лездейки.’
— ‘Право?’ сказалъ охотникъ: ‘такъ теперь понятно, отъ чего дорога показалась вамъ такъ короткою?’
— ‘И такъ’ спросилъ Ловчій: ‘не придется ли намъ отправиться на охоту въ другое мсто?’
— ‘Конечно,’ отвчалъ Князь: ‘здсь мы можемъ побывать еще зимою, а теперь заглянемъ лучше въ Коневскіе лса. Жаль мн только этого славнаго оленя!’ —
Среди сихъ и симъ подобныхъ разговоровъ, охотники, изнуренные усталостію и переполненные виномъ, одинъ посл другаго заснули. На другой день, до восхода солнца, Князь приказалъ отнести къ Тіуну множество зврей и дичины, и со всею свитою отправился изъ замка.

ГЛАВА XI.
Пермна обстоятельствъ.

Кйстутъ, содлавшись Литовскимъ Княземъ, старался, чтобы народъ не жаллъ о перемн Государя, и прилагалъ вс усилія къ тому, чтобъ упрочить его благосостояніе. Онъ видлъ многое, что надобно было перемнить или улучшишь. Уже давно замчалъ онъ, что подъ слабымъ правленіемъ его племянника, правосудіе упадало, что вельможи наживались, народъ длался бдне. Ягелло, будучи безпрестанно занятъ войнами съ сосдственными народами, не имлъ времени, а, можетъ быть, и охоты вникать въ дла внутренняго управленія. Пользуясь сими обстоятельствами, сильные угнетали слабыхъ, чиновники брали незаконныя подати, и между тмъ какъ управители погоняли бдныхъ поселянъ, расчищающихъ лса для засва хлба, вооруженные воины располагали собственнымъ его достояніемъ, забирали послднее его имущество и угнетали его семью. Заботясь объ улучшеніи крестьянскаго быта, Кйстутъ все свое вниманіе обратилъ на ограниченіе правъ помщичьихъ: онъ безпрестанно объзжалъ Литву, допытывался недовольныхъ, издавалъ законы, Смнялъ чиновниковъ, и до такой степени умлъ обуздать самоуправство и жестокость владльцевъ, что они, изъ опасенія лишиться имнія или попасть въ тюрму, должны были перемнить свое поведеніе, и, поселяне, начавъ дышать свободне, благословляли ту руку, которая извлекла ихъ изъ столь бдственнаго положенія.
Легко можно вообразить, какъ Литовскіе вельможи не довольны были симъ новымъ порядкомъ вещей,— оскорблявшимъ мх гордость. Въ пылу гнва, они не рдко воздыхали о Ягелл, и тайно, разсуждали о мрахъ къ возвращенію его на престолъ, то желаніе ихъ, при осторожности Кйстута, оказывалось невозможнымъ въ исполненіи. Изъ всхъ перемнъ боле всего не нравилось имъ возведеніе Ербута, въ санъ Кривекривейты. Впрочемъ Кйстутъ имлъ важныя причины, заставлявшія его сдлать сію перемну, и даже надобно было удивляться, что онъ не поступилъ строже съ Лездейкомъ. Юрга, подстрекаемый Ербутомъ, уврялъ Кйстута о нерасположеніи къ нему верховнаго Жреца, что доказывалъ тмъ, что онъ не пребылъ въ Вильно для оказанія ему должнаго почтенія, тотъ же Юрга поставлялъ на видъ, что Лездейко наиболе содйствовалъ браку Аксены съ Войдилою и походу Скиргллы подъ Полоцкъ, но осторожный Князь не врилъ всему, что говорилъ ему Юрга, и все еще уважалъ Лездейку, желалъ его дружбы, и не имлъ намренія огорчать его увольненіемъ отъ должности верховнаго жреца, но удостоврясь, что онъ именемъ боговъ водружаетъ противъ него братьевъ Ягеллы, по каковому случаю и возсталъ было противъ него Сверскій Князь Корнбутъ,— Кйстутъ воспылалъ справедливымъ гнвомъ, и, подъ предлогомъ слабости зрнія, уволилъ его отъ должности, а на его мсто опредлилъ Ербута.
Это былъ первый примръ низложенія Литовскаго Кривекривейты. Въ самыя трудныя времена, когда мечь Крестоносцевъ разсявалъ поклонниковъ Перкуна, и верховный жрецъ, спасаясь бгствомъ съ искрою священнаго: огня, блуждалъ по лсамъ съ малымъ числомъ врныхъ, и долго не давалъ о себ извстія, когда Христіанство, проникая въ Литовскіе города и самую столицу, колебало вру Государей, и обстоятельства требовали присутствія Кривекривейты: и тогда никто не осмливался на мсто законнаго главы вры назначать инаго, теперь же, въ мирное время, лишенъ правъ своихъ старецъ, которому Литва обязана была сохраненіемъ главнйшаго божества и перенесеніемъ онаго въ Гедиминову столицу! Такъ стовали недоброхотные. Литовцы по случаю увольненія Кривекривейты, и стовали тмъ справедливе, что преемникъ его не имлъ никакихъ добродтелей, которыя бы могди сдлать его достойнымъ столь высокаго сана.
Достигнувъ цли своякъ желаній, Ербутъ немедленно приступилъ къ преобразованію, по-своему службы и обязанностей слугъ Знича. Все, что прежде было хорошо, теперь, какъ и обыкновенно бываешь въ подобныхъ случаяхъ,. все сдлалось худо. Вскор разнесся, слухъ, что при осмотр храма, въ жилищ жрецовъ, открытъ,какой-то злодйскій умыселъ. Слухъ сей поразивъ народъ новою печалію, но никто не зналъ, въ чемь именно состоитъ дло. По приказанію Ербута, храмъ закрытъ. Это былъ, знакъ величайшаго несчастія. Жители столицы, гордясь предъ прочими Литовцами сосдствомъ съ жилищемъ боговъ, привыкши ежедневно посщать жертвенникъ Знича, не могли равнодушно смотрть на запершую дверь храма. Народъ ежедневно толпился около капища, подобно пчеламъ около улья, когда входъ въ оный закроютъ. Если бы Кйстутъ былъ въ столиц, то, можетъ быть, не случилось бы этого, но Князь, на ту пору, находился за нсколько десятковъ миль отъ Вильна, въ стан, гд онъ готовилъ войско къ походу. Нсколько недль дла находились все въ одномъ положеніи. Каждый допытывался, чмъ оскорблены боги, но никто ничего ее зналъ, не смотря на то, вс увряли, что разв только кровь преступника умилостивитъ справедливый гнвъ ихъ. Знали только, что Ербутъ, увдомясь о пребываніи Тройдана въ Крнов, послалъ къ нему съ приказаніемъ явиться немедленно въ храмъ, но преданный не засталъ уже его, и донесъ, что Тройданъ за нсколько дней предъ тмъ оставилъ Крновъ, и возвратился въ Вильно.
Между тмъ, какъ все сіе происходило въ столиц, Ягелло проводилъ скучное, время въ уединенномъ Кров. Въ удаленіи: отъ длъ общественныхъ, ему не легко было сначала привыкнутъ къ новому образу жизни: Новое его Витебское княжество было слишкомъ мало въ сравненіи съ прежними его обширными владніями, и сверхъ того каждый его шагъ подлежалъ отчетности. Неожиданное прибытіе Аксены чрезвычайно обрадовало его: онъ едва могъ узнать сестру свою: такъ она перемнилась отъ болзни и несчастій! На пути изъ Крнова въ Кревъ, проходя чрезъ Вильно въ одежд поселянки и сопровождаемая старушкою, она на гробахъ супруга и матери сперва поклялась, питать ненависть къ виновникамъ своего несчастія, потомъ старалась развдать о вліяніи, произведенномъ на умы гражданъ новымъ правительствомъ. Не смотря за кратковременное пребываніе свое въ Вильн, она достаточно освдомилась о томъ, что ей хотлось знать. Удостовряясь въ ненависти вельможъ къ Кйстуту, она ршилась открыться нкоторымъ изъ нихъ, на которыхъ боле полагалась. Въ числ сихъ находился Гамилонъ, пользовавшійся благоволеніемъ Ягеллы, и по своимъ воинскимъ дарованіямъ и при новомъ правленіи имвшій нкоторый всъ и уваженіе у Князя. Отъ него-то Аксена получила вс нужныя ей подробности и уврилась, что Гамилонъ, по прежнему, искренно преданъ ея брату.
Если Ягелло нашелъ въ сестр большую перемну, то и она замтила значительную разницу между прежнимъ и настоящимъ его бытомъ. Окруженный лсами и болотами Кревъ, лишенный всхъ удобствъ жизни, деревянный домъ, до половины вросшій въ землю, ограниченная прислуга, чрезвычайно простая кухня, никакъ не могли итти въ сравненіе съ великолпнымъ, многолюднымъ и богатымъ Вильномъ. Боле же всего сокрушалась она о томъ, что Князь окруженъ былъ такими людьми, которые, присматривая за всми его дйствіями тайно доносили объ оныхъ Кйстуту.
Аксена, видя любимаго брата въ столь жалкомъ положеніи, вмсто того, чтобъ упасть духомъ, укрпилась силами и ршилась освободить его изъ сего рабскаго состоянія, причиною коего считала она супружество свое съ Войдилою. Сверхъ того она не имла уже никого, кром брата близкаго къ своему сердцу, и такъ вс ея мысли обращены были къ одной цли. Она знала, что перемна его судьбы зависла отъ осторожности. Ей извстны была также образъ мыслей Кйстута, вліяніе на него Юрги, и желанія вельможъ, надясь на готовность, друзей и дятельность Скиргллы, она начертала планъ своимъ дйствій, и дятельно слдовала оному, употребляя въ помощь себ ту самую старушку, которая привела, ее изъ Крнова въ Кревъ. Аксена въ пути имла случай узнать ея способности, и потому извстность ея о всхъ дорогахъ, и знакомство съ людьми разнаго рода, не рдко была очень полезны для Аксены.
Видя такое усердіе и дятельность сестры, Ягелло совершенно вврился ей, и не: пропускалъ случаевъ снискивать себ расположеніе Юрги и уврять дядю, что онъ доволенъ своимъ состояніемъ, и тмъ боле благодаренъ ему, что тихая жизнь и удаленіе отъ общественныхъ длъ совершенно согласовались съ его склонностями. Увренія сіи, хотя вынужденныя обстоятельствами, имли видъ искренности, и подкрпленныя свидтельствомъ надзирателей, преклоняли Кйстута въ пользу его племянника.
Стараясь о снисканіи выгоднаго о себ мннія въ столиц, Ягелло дома длалъ все что могъ, чтобъ пріобрсть довренность своихъ приставовъ. Неистощимая въ средствахъ, Аксена помогала ему всми силами. Ягелло въ настоящемъ своемъ положеніи не могъ самъ длать приставамъ подарковъ, которые возбудили бы ихъ подозрніе и заставили ихъ усугубить бдительность, за то Аксена, подавая имъ случаи къ незначительнымъ услугамъ, оказывала каждому изъ нихъ приличную благодарность. Хитрость сія имла желаемый успхъ, и корыстолюбцы сіи равно были обязаны, ей за щедрости даровъ. Между тмъ, какъ Кйстутъ, основываясь на донесеніяхъ надзирателей, утшался исправленіемъ своего племянника, Аксена имла своихъ лазутчиковъ въ Вильн, и почти ежедневно получала извстія о дйствіяхъ дяди, и по онымъ располагала средствами къ скорйшему освобожденію Ягеллы.
Прохаживаясь однажды съ сестрою по Ошмянскому тракту, Ягелло замтилъ человка въ лохмотьяхъ, который, прокравшись лсомъ, безпрестанно кланялся ему. По наружности его, можно было принятъ его за одного изъ тхъ зловредныхъ духовъ, которые, по понятіямъ Литовцевъ, были врагами счастія и спокойствія. Высокій, сухощавый мужчина едва имлъ на себ нсколько оборвавшихъ кусковъ платья для прикрытія наготы своей. На голов былъ у него кусокъ толстой холстины, а въ рук палка, онъ былъ такъ слабъ, что едва не падалъ отъ дуновенія втра. Ягелло, увидвъ сіе привидніе, отступилъ назадъ и пошелъ было въ обратный путь, но чмъ скоре шелъ, тмъ ближе былъ къ нему тотъ бднякъ, и безпрестанно кланялсь, едва не хваталъ его за полы.
— ‘Чего ты отъ меня хочешь?’ спросилъ Князь. ‘Думаешь, что а не знаю тебя?’
— ‘Ахъ! узнайте, узнайте меня,’ вскричалъ несчастный: ‘узнайте, и пожалйте обо мн: ибо люди не хотятъ уже знать меня боле.’
— ‘Пропади ты, злой духъ!’ отвчалъ Князь. ‘Ты лишилъ меня Вильна, и теперь, не довольствуясь моимъ бдствіемъ, гоняется’ за мною, злое привидніе! Но не удастся теб вновь провести меня.’ — И плюнулъ трижды.
— ‘Я лишилъ васъ Вильна?’ спросилъ съ горькою улыбкою несчастный. ‘Мн ли лишать Князей престоловъ, тогда, какъ самъ умираю съ голода? Право, добрый Князь, вы помшались, Посмотрите на меня хорошенько: вдь я вашъ Дашукъ, который такъ славно топилъ вамъ баню въ Вильн. Но вы не узнаете меня: элю хуже, нежели голодъ и холодъ. Пока выбыли въ Вильн, я не былъ въ такомъ жалкомъ положеніи, какъ теперь: имлъ теплый уголокъ, шапку и тулупъ на зиму, а теперь приходится умирать отъ холода и голода.’
— ‘Лжешь, лжешь,’ сказалъ. Ягелло: ‘ты хочешь обманутъ меня. Клянусь богами, не знаю тебя и знать не хочу. На, возьми это и убирайся.’ — И бросилъ ему мелкую монету.
— ‘He нужно мн денегъ: хочу только, чтобъ вы узнали меня. Позвольте мн подойти къ вамъ.’
— ‘Нтъ, нтъ,’ вскричалъ Ягелло: ‘убирайся прочь.’
— ‘По крайней мр вы, добрая Аксена, взгляните на меня. Если бы не Гамилонъ, то я давно бы уже умеръ съ голоду.’ —
При имени Гамилона, Стражника Виленскихъ замковъ, который, какъ выше сказано, расположенъ былъ въ пользу Ягеллы, Аксена отложила весь страхъ, и старалась разуврить брата.
— ‘Такъ ты знаешь Гамилона?’ спросила его Аксена. ‘Что теб надобно?’
— ‘Я долженъ отдашь нчто,’ отвчалъ бднякъ, озираясь во-вс стороны, ‘но отдать въ собственныя руки Князя.’
— ‘Нтъ, мой милый,’ сказалъ встревоженный Ягелло, ‘ничего изъ этого не будетъ. Не проведешь меня, злой духъ.’
— ‘Но что же ты долженъ отдать Князю?’ спросила Аксена.
— ‘Маленькое письмецо, но врно очень важное, потому, что Панъ Стражникъ, самъ пришедши въ мою будку, разбудилъ меня и сказалъ: — ‘Дашукъ! Ступай съ этимъ письмомъ въ Кревъ, и оставайся тамъ до тхъ поръ, пока представится случай видться съ Княземъ Ягеллго, которому отдать въ руки то, что посылаю. За это онъ дастъ теб платье и накормитъ тебя, смотри же, держи письмо крпко, не показывай никому и ступай скоре.’
— ‘Гд же письмо?’ спросила съ нетерпніемъ Аксена.
— ‘Вотъ оно,’ отвчалъ Дашукъ: ‘но Панъ Стражникъ веллъ отдать его самому Пану Ягелл.’ —
Ягелло вытянулъ шею, посмотрлъ на письмо и, узнавъ почеркъ Гамилона, схватилъ оное и прочиталъ слдующее:
‘Будеть такъ, какъ вы хотли. Вамъ вврится начальство надъ войскомъ, которое уже начинаетъ выступать. ‘
Извстіе сіе чрезвычайно обрадовало Аксону. Что касается до Ягеллы, то онъ, казалось, принялъ оное чрезвычайно равнодушно.
— ‘Ну, спасибо теб,’ сказалъ онъ наконецъ посланному. ‘Теперь начинаю узнавать въ теб бывшаго моего баньщика. Я велю накормить тебя и одть получше, но скажи, что тамъ у васъ слышно?’
— ‘Мало ли что слышно? Бда да и только! Жрецы не хотятъ отворять храма, Панъ Юрга собираетъ подати на военныя издержки, и войска въ город… какъ маку въ пол!’
— ‘А дядя нашъ здоровъ ли?’ спросила Аксена.
— ‘Надобно думать, что здоровъ, когда собирается итти на воину,’ отвчалъ Дашукъ. —
Разговаривая такимъ образомъ, Аксена съ братомъ возвратилась домой.
Чтобъ имть понятіе о повод къ сей воин, въ которой долженъ былъ участвовать Ягелло, надобно сказать нчто о состоянія Литвы подъ правленіемъ Кйстута, и о вліяніи, произведенномъ перемною Государя на умы Князей, которые по ленному праву оставались владтелями, замковъ и земель. Перемна сія, какъ выше сказано, была имъ очень непріятна. Одни сыновья Кйстута радовались возвышенію своего отца, но братья Ягеллы, въ упадк его предвидя собственныя свои несчастія, оказывали новому Великому Князю только наружную покорность. Изъ махъ четвертый братъ Ягеллы, Сверскій Князь Корнибутъ Олгердовичъ, мужъ храбрый и предпріимчивый, боле другихъ пораженъ былъ потерею матери и обидою старшаго брата. Возбужденный Лездейкою, онъ не только отложился отъ подданства Кйстуту, но, приглашая братьевъ соединить’ ея съ собою, осмлился противостать ему съ оружіемъ въ рук. Обстоятельство сіе было достаточною причиною, чтобъ вооружить Литовскаго Государя противъ дерзкаго Данника, но настоящимъ поводомъ къ сей войн была Корибутова столица, Новгородъ-Сверскій, богатствомъ своимъ обратившая на себя вниманіе корыстолюбиваго Юрги, который надясь получить тамъ изрядную поживку, до такой степени умлъ воспламенить гнвъ Кйстута, что онъ, ввривъ Гамилону охраненіе города и замковъ, со всмъ своимъ войскомъ выступилъ противъ непокорнаго племянника. Въ семъ то поход, по приказанію дяди, Ягелло долженъ былъ принять участіе съ Витебскимъ войскомъ, которому назначено было составить арріергардъ Кйстутова ополченія.

ПРИМЧАНІЯ

Ко 2-й Части.

1) Въ нкоторыхъ мстахъ Литвы, молодаго въ день свадьбы и нын еще называютъ Княземъ.
2) Хотя супружество зависло отъ воли родителей и взаимнаго согласія жениха и невсты, по по тогдашнему обычаю невста убгала жениха, и онъ долженъ былъ похитить ее силою.
3) Году, свадебное божество.
4) Старая Перкунатате была мать главнйшаго бога, Перкуна, солнце было ея дочерью, и потому такъ ясно свтило, что мать всякую ночь мыла его въ бан.
5) Очень любопытно знать, отъ чего сей самый обрядъ соблюдается при Жидовской свадьб?
6) И нын Литовскія поселянки, выходя замужъ, дарятъ подругамъ и роднымъ утиральники собственной работы.
7) По древнимъ преданіямъ, между Троками и Вильно находились подземные ходы. Еще не давно у воротъ, называемыхъ Зубочъ, открытъ входъ въ пещеру, которая уже во многихъ мстахъ засыпалась, и потому не извстна ни длина ея, ни направленіе.
8) Войдило, по приказанію Кйстута, былъ повшенъ.
9) Ласдона — богиня орховъ.
Бернатович Феликс
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Поята, дочь Лездейки. Часть первая, Бернатович Феликс, Год: 1832
  2. Поята, дочь Лездейки. Часть первая, Бернатович Феликс, Год: 1832
  3. Поята, дочь Лездейки. Часть четвертая, Бернатович Феликс, Год: 1832
  4. От тьмы к свету, Фаррар Фредерик Вильям, Год: 1891
  5. Духовное господство (Рим в XIX веке), Гарибальди Джузеппе, Год: 1870
  6. Вероника, Шумахер Генрих-Фольрат, Год: 1893
  7. Ганзейцы, Геккер Оскар, Год: 1888
  8. Ученица Гаррика, Филон Огюстэн, Год: 1892
Электронная библиотека