ПОСТЫДИТЕСЬ ЗВЕРЕЙ
ПОСТЫДИТЕСЬ ЗВЕРЕЙ
Постыдитесь зверей, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909-1913) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2014.
———————
Ещё один позорный день в 3-й Государственной думе.
И может быть, самый позорный за всё трёхлетнее бесславное её существование.
До тех пор говорилось там многое такое, за что ‘избранникам народа’ должно было бы быть стыдно перед людьми. Но 29 ноября в Государственной думе произошло нечто, за что стыдно не только перед людьми, но и перед животными, которые неспособны ни на такое бесстыдство, ни на такое зверство.
Я имею в виду поведение правых при запросе о телесных наказаниях в каторжных тюрьмах.
Телесные наказания — отвратительный, жестокий и унизительный вид пытки. Русское законодательство, не решившееся совсем и навсегда изгнать его из употребления, всё же нашло возможным до последней степени сузить её применение. Оставив для тюрем розги, оно имеет в виду применение их только в силу крайней необходимости.
И действительно, если вообще бить людей гадко, то бить их в тюрьмах преступно.
Человек на свободе может защищаться. Человек в тюрьме совершенно беззащитен, и потому всякое незаконное насилие над ним — преступление не только перед ‘гуманностью’, но и перед основным духом всякого закона: защищать не только сильных и слабых, не только полноправных, но и лишённых прав.
Разве недостаточно, что людей отделили от близких, от общества, от жизни каменной стеной, заперли на замки, заковали цепями, — чтобы требовалось ещё бить их? Разве мало иных способов в руках тюремной администрации, чтобы справиться с несколькими сотнями закованных, запертых людей, чтобы было необходимо ещё сечь их розгами.
Говорят, в исключительных случаях закон допускает. И вот, пользуясь растяжимостью понятия ‘исключительный случай’, люди готовы оправдать всякое истязание.
Казалось бы, ясно, что незакономерность может выражаться именно в том, что ‘всякий’ случай будет возводиться на степень ‘исключительного’.
Ясно для всякого, кто сознательно не хочет истязать и издеваться над людьми, и потому неясно для депутатов 3-й Государственной думы.
29 ноября в Государственной думе был поднят вопрос о телесных наказаниях в вологодской и зерентуйской тюрьмах. Допустим, неправда, что в тюрьмах бьют и запарывают до смерти людей, добивают до чахотки, до психического расстройства, до самоубийства, наконец. Допустим, всё это выдумано.
Но всякий, в ком есть хоть капля живого человеческого чувства, содрогнётся от этих обвинений и будет требовать, чтобы факты были проверены.
Будет требовать одинаково как представитель ‘оппозиции’, так и представитель ‘полиции’, будет требовать всякий уважающий человеческое достоинство и достоинство власти.
Вот почему рассказ о событиях в вологодской и зерентуйской тюрьмах должен был бы одинаково взволновать всех.
Нужна тщательная проверка? Согласен. Но неужели можно считать ‘проверкой’ официальный запрос правительства начальникам тюрем? Ведь они обвиняемые, на них жалуются, их считают виновниками тех ужасов, которые творились в этих тюрьмах. Спрашивается: может ли их ответ успокоить совесть кого бы то ни было, совесть хотя бы Хрулёва, главного начальника тюремного управления?
Неужели же можно думать, что люди, способные истязать закованных в кандалы людей, так-таки и ответят на запрос из министерства: ‘Истязатели ли они?’ — ‘Да, мы истязатели’.
Ведь для всякого очевидно, что, какие бы факты в вологодской тюрьме ни произошли, официальный ответ начальника тюрьмы может быть только оправдывающий его деяния.
Да, проверка должна быть тщательной. И тем более осторожной и внимательной, что арестантам, дающим показание, приходится дальше продолжать жить, в большинстве случаев, под властью тех же начальников. Отсюда понятная боязнь показывать правду. Разве мало ужасов творится в тюрьмах только потому, что об них не решаются говорить заключённые. Вот почему расследование должно было быть произведено так, чтобы гарантировать свидетелям безопасность, избавить их от возможной мести. Так должны были бы к запросу отнестись в Государственной думе — без различия политических партий, без различия, кто представитель народа и кто представитель правительства.
Но нашёлся в Думе некто, недостойный звания не только человека, но даже зверя (потому что звери неспособны на такую жестокость), и этот некто — позор для нашего парламента, способного и слушать, и смеяться над его беспримерным цинизмом.
Марков 2-й сказал следующее: ‘Ещё недавно полагалось пороть за маловажные проступки не только розгами, но и плетью. Но это в 1906 году отменено, о чём я весьма сожалею. (Продолжительный смех справа.) Под влиянием иудейского страха многие начальники тюрем, действительно, отделяли политических от каторжников обыкновенных и не применяли к политическим каторжникам тех мер, которые рекомендует закон. К счастью, нашёлся начальник тюрьмы, который в надлежащем случае выпорол надлежащее количество негодяев. Если окажется, что дали 102 удара вместо 100, тогда вы можете говорить о незакономерности, а ведь пока говорят, что вообще пороли. Может быть, даже и 100 ударов не дали, к моему глубочайшему сожалению, ограничились 20 ударами. (Смех справа.)‘.
Звери бывают очень кровожадны, но до такой жестокости им далеко.
Стыдно! Стыдно перед зверями должно вам быть! Они лучше вас. Чище. Добрее. Если забыли, что вы люди, поучитесь хотя бы у зверей. Не додумывается самый жестокий из зверей до такого ужаса, чтобы запирать себе подобных в каменные стены, связывать, бить, мучить и потом ещё хохотать над этим. Стыдно тем, кто слушал спокойно и эти слова, и этот смех. Стыдно парламенту, в котором можно говорить такой ужас, стыдно стране, которая может посылать такого депутата.