Постоялый двор, Горбунов Иван Федорович, Год: 1862

Драматургия
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Скачать в PDF
Иван Федорович Горбунов

ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР

СЦЕНЫ ИЗ НАРОДНОГО БЫТА

Источник: И. Ф. Горбунов. Сочинения. Т.1 — СПб., 1902.
Оригинал здесь: Машинный фонд русского языка.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Роман Игнатьевич, содержатель постоялого двора.
Алена, кухарка.
Евсюха |
Никита | извозчики
Бубен |
Странница.
Странник.

ЯВЛЕНИЕ I.

На сцене большая деревенская изба: в углу стол, по

стенам лавки, налево изразцовая печь.

Кухарка (собирает со стола).
Нет хуже народу этих ямщиков! Насорят, надрызгают!.. тьфу!..
Евсюха (входя).
Благодарим покорно, Алена Митривна, за хлеб, за соль.
Кухарка.
Ну, за щи с квасом! Проваливай! Моченьки моей нет с вашим братом.
Евсюха (подпоясываясь).
Точно что оно теперича вам трудно: народу много идет.
Кухарка.
Так валом и валит. Барыня-то вышла?
Евсюха.
Срядились. С полчаса уж в тарантасе сидит, ругается. Прощенья просим!
Кухарка.
Что ж, на дорожку-то?
Евсюха.
Да Бог ее знает, Алена Дмитривна, пить ли?.. Ну, пожалуйте… веселей ехать будет…

Кухарка (наливает стакан водки и подает).

Евсюха.
Терпеть ведь я его не могу… этого вина!… С наступающим! (Пьет).
Кухарка.
И вас также. Кушайте на здоровье. Дай Бог благополучно.
Евсюха.
Благодарим покорно. (Уходит).

ЯВЛЕНИЕ II.

Странница (отворяя дверь).
Пущают, матушка, странных?
Кухарка.
Отчего ж не пущать, у нас всех пущают: постоялый двор на то.
Странница.
Бедная я, матушка, неимущая, Христовым именем иду.
Кухарка.
Войди, раба Божья, милости просим. В пустынь?
Странница.
В пустынь, голубушка.
Кухарка.
К угоднику?
Странница.
К угоднику, матушка.
Кухарка.
Много к ему, батюшке, народу идет. Как же ты, матушка, по обещанью?
Странница.
По обещанью, сестрица. Слышала, голубушка, я во сне звук трубный.
Кухарка.
Ай, матушка!.. Чего сподобилась! Расскажи, голубка… Ты, может, потребляешь этого-то (показывает на водку)? Поднесу…
Странница (стыдливо).
Не брезгую мирским даянием. Коли ваша милость будет.
Кухарка.
Стыда тут нет, матушка. Вам без этого нельзя — ходите.
Странница.
Много мы ходим, матушка, круглый год, почитай, ходим. (Пьет). Благодарю покорно, матушка, пошли вам Господи на вашу долю.
Кухарка.
Как же ты сон-то, красавица, видела?
Странница.
А это ночевала я в келье у матушки у Илларии, и все она рассказывала мне про божественное, и как все насчет жизни, и что, например, как жить мы должны. И такой на меня, раба Божья, глубокий сон нашел — так сидемши и уснула. Вижу, будто я в пространной пещере, и вся она, будто, позлащенная, а на полу все камение самоцветное… И иду, будто, я по этой пещере, а за мной старцы, все, будто, старцы. И говорит мне один старец: ‘почто ты, говорит, странная, пришла в нашу обитель?’ Хотела я, будто бы, уками-то вот так… (делает жест руками) и слышу, голубка, звук трубный… Тут я и проснулась.
Кухарка.
А вот мы в миру-то никогда таких снов не видим.
Странница.
Это, сестрица, от жизни.
Кухарка.
Нет уж, матушка, Бог знает — отчего. Моей старой хозяйке, — я у купцов прежде жила, — то ли не жисть была, а все, бывало, во сне видит, что будто ее режут, да будто ее топят… Такие страсти все снились, не дай Бог никому.
Странница.
А ты по купечеству прежде жила?
Кухарка.
Я все по купечеству. Как хозяина в некрута сдали, так и пошла по этой части. Сперва наперво у аптекаря два года жила, у армянина не вступно год жила, а там и пошла все по купцам.
Странница.
У купцов житье хорошее.
Кухарка.
На что лучше: первый сорт житье! Мне, по моему характеру, только и жить у купцов: женщина я набалованная, кусок люблю хороший, чай мне чтобы беспременно, ну, а по купечеству насчет этого слободно.
Странница,
И нашу сестру они странную любят.
Кухарка.
Любят. У нас, бывало, у Павла Матвеича, от вашей сестры, да от нищей братии отбою нет.
Странница.
Для души спасенья это, матушка, хорошо.
Кухарка.
Со всего света ходили, грехи его замаливали.
Странница.
А помер уж?
Кухарка.
Пора помереть! Годов пятнадцать без рук, без ног сидел, травами его отпаивали.
Странница.
Отчего же это он, голубушка?
Кухарка.
Господь его ведает.
Странница.
И детки были?
Кухарка.
Как же, матушка, три дочки, все на моих глазах повыросли, и сынок был, Митрий Павлыч… женить уж хотели, да не продлил Бог его веку: пропал без вести.
Странница.
Без вести?!
Кухарка.
Да, матушка. Поехал на ярманку, да там и остался. Большие деньги старик-то давал, кто отыщет — не нашли, ровно в воду канул.
Странница.
Убили, должно.
Кухарка.
Убили, матушка, убили. Шесть недель он опосля, голубчик, к нам ходил. Как, бывало, ночь, так он весь дом и обойдет. Что страху-то было! А то это, вздумается ему когда, возьмет да свечи по всему дому зажжет.
Странница.
Это, сестрица, душенька его приходила.
Кухарка.
Да уж известно.
Странница.
По родителям тосковала. А жив у тебя хозяин-то?
Кухарка.
Господь его ведает. Как тогда их угнали на Капказ, так и слухов об ем нет… должно, к австриякам попал.
Странница.
Жалко, поди?
Кухарка.
По первоначалу-то жалко было, а теперя ничего. За веру правую пущай кровь свою проливает.
Странница.
Так, так, матушка.

ЯВЛЕНИЕ III.

РОМАН ИГНАТЬЕВИЧ, несколько извозчиков и странник.

Никита.
Народу много идет к празднику-то.
Роман.
Много! А ты, старец, тоже к угоднику.
Странник.
К угоднику.
Роман.
Издалеча?
Странник.
Дальный. В первой от роду в ваших местах. В Киеве
был, у Соловецких Чудотворцев два раза сподобился, по
окиян-реке плавал.
Пашка.
А людоедов ты видал ли? Говорят, в той стороне людоеды живут.
Странница.
Как их не видать! — Я видела.
Пашка.
Что же, они, тетушка, одноглазые?
Странник.
Одноглазые.
Пашка.
За что же они людей-то жрут? Али ты, может, врешь?
Странница.
Что ж нам врать, мирской человек, врать нам нечего. И в книжках есть этому описание: коли ты грамотный — в книжках прочитай. Потому как они одноглазые и по ихнему закону все можно.
Никита.
Привел бы Бог пораньше уехать: балуют у нас по дороге-то.
Роман.
Шалят. Дорога у нас бойкая, баловства много. А ежели в сумерки, мимо Жукова оврага и не езди — обчистят, потому место оченно глухое. Намедни туда все село ворошили смотреть: одного за убивство наказывали — в семи душах повинился… Начальству стал в ноги кланяться — не помиловали, наказанье великое было.
Никита.
За что миловать!
Роман.
Потому кровь христианскую проливал, а ведь она, известно, кровь-то христианская, вопиет.
Никита.
Вопиет! Ежели душу загубил, — конечно!..
Бубен.
Нет, меня Бог миловал, годов пятнадцать езжу, на лихого человека не натыкался. В запрошлом году только в кабаке у меня, у пьяного, полушубок украли, а то ничего.
Роман.
Это по нашей дороге часто.
Пашка.
И как можно, братцы, убить человека? За что? Кажись, как бы на меня кто наскочил — в клочки бы я изорвал.
Никита.
В избе-то говорить не страшно, а в лесу попадется — в ногах наваляешься.
Пашка
Я-то?
Никита.
Ты-то!..
Пашка.
Зачем баловать! Я человек смирный, животину не бью, а за свою душу до смерти ушибу.
Роман.
Полно, Павлуха, батвить-то! Лихой человек на то пошел… разбойник ведь он — в лесу со зверем живет, зверя не боится, может кажинную ночь руки кровянит, — что ты можешь такому человеку?
Бубен.
Ничего не поделаешь!
Никита.
Без году неделю в извозчиках-то ездит да разговаривает! Я всю Расею произошел, большую-то дорогу знаю. Зря говорить нечего! Зверя лютого, кажись, так не испужаешься, как разбойника! Замрет твоя душа, охолодаешь весь… не дай Бог никому!
Бубен.
А тебе трафилось? (Кухарка ставит на стол ужин).
Кухарка.
Ну, господа честные, пожалуйте. Садись, матушка… Садись, старичок почтенный… Приятного вам апекиту.
(Все садятся за стол).
Никита.
Я вот буду сказывать, а ты слушай: каковы эти люди есть.
Кухарка (садясь рядом с Никитой).
Сказывай, батюшка, сказывай. Люблю я старинных-то людей слушать.
Никита.
В Озерках, у нас, у покойника у дедушки, станция была. Мне тогда годов двадцать было. Ночью, как теперь помню, под самое под Воздвиженье, пришел к нам на двор тарантас с купцом на сдаточных. Моя череда была. Смерть ехать не хотца. Я купцу-то и говорю: переночуйте, говорю, ваша милость: оченно темно, овраги у нас тут, в тарантасе ехать неспособно. Нет, говорит, я и так на ярманке замешкался… Трогай! Господи, благослови! Съехали мы со двора-то — зги Божьей не видать! — ваше степенство, говорю: воля милости вашей, а ехать нам страшно, обождем до свету. Ступай, ступай, говорит. Верст пять проехали — ничего. Как въехали в Легковский лес, и купец мой испужался. — Не заплутайся, говорит: — темно. Бог милостив, говорю: коли поехали, надо ехать. Едем мы лесом-то, смотрю, ровно бы огонек показался, так махонькой…
Бубен.
Волк?
Никита.
Погоди! ваше степенство, говорю! вы ничего не видите? Нет, говорит, а что? — Огонек, говорю, в лесу показался… сумнительно мне оченно. Что ж ты, говорит, сумлеваешься? — Да так, говорю: не лихой ли человек нас с тобой дожидается? — Сотвори, говорит, молитву. Творю это я молитву, а огонек этот опять. Видел, говорит, братец, и я.
Кухарка.
Это купец-то?
Никита.
Купец-то. Душу свою, говорю, нам бы здесь не оставить. — Что ты, говорит, дурак, меня пужаешь? Кому наша душа нужна!.. — Садись, говорю, сударь, со мной на козлы — не так жутко будет. Сел он со мной рядом, а сам ровно бы вот лист трясется. Чего же вы так, ваша милость — нас двое. А у самого, братец мой, дух захватило, руки отымаются.
Пашка.
Тетушка Алена, плесни еще щец-то. Щи-то ноне у тебя жирные, облопаешься.
(Кухарка поспешно наливает щей и садится).
Никита.
Ехали мы, ехали, — слышу: с правой стороны ровно бы окрикнул кто. Так у меня под сердце и подкатило! Я к купцу: ваше степенство, говорю, мы пропали! — Что ты, говорит, милый человек! — Верно, говорю… Подобрал вожжи, да и думаю: всю тройку зарежу, а в руки не дамся. Только хотел кнутом-то… Стой!.. Двое повисли на пристяжных, да так всю тройку и осадили, а один подошел к тарантасу: аль больно скоро нужно? говорит. — Скоро, говорю. С ярманки, что ли? — Какие вы такие люди есть, говорю, коли вам требуется? А далеча ли вам ехать-то? — Далеча. Мы, говорит, к вам на устрет вышли… место здесь больно глухое… А купец мой и языком владеть перестал.
Бубен.
Оробел!
Роман.
Как, батюшка, не оробеть — оробеешь. Ну!
Никита.
Только, братец мой, смотрю: левую пристяжную уж отпрягли. Выскочил я из тарантаса-то, да хотел за лошадь-то уцепиться, как он меня млясь!..
(Кухарка взвизгивает, как будто ее самое ударили).
Никита.
Так я и покатился!.. В глазах огни пошли… Слышу: и купец мой застонал, и так этот купец застонал — нутренная моя вся поворотилась… а опосля уж ничего и не помню.
Пашка.
Чем же он тебя съездил-то — струментом каким, аль так?
Никита.
Надо полагать, закладкой.
Бубен.
Закладкой — беда! Меня раз в Москве на стенке
закладкой тоже приложил, так я год в больнице
вылежал, кажинный день помирать изготовлялся,
насилу отдыхал.
(Все встали из-за стола. Странник ложится на лавку).
Кухарка.
Как же ты, батюшка, очнулся-то?
Никита.
Очнулся-то я в лесу, с дороги-то они нас в лес сволокли. Утренничком меня прохватило, ровно бы маленько я и очувствовался. Хочу головушку поднять — моченьки моей нету. Стал купца обзывать: господин купец, господин купец! А купец мой ничуть. Дополз я к нему, а уж он Богу душу отдал и лица на нем распознать нельзя. (Кухарка утирает слезы). Ну, думаю, и мне, должно, в дремучем лесу помирать надо: в останный раз хошь Богу помолюсь за родителев. Уцепился за дерево, встал, да опять, ровно сноп, ударился. В полдни кое-как выполз на дорогу-то, гляжу: тарантас мой в канаву спихнули и кожу с его всю ободрали…
Роман.
А домой как ты попал, батюшка?
Никита.
Проезжий один барин доставил.
Бубен (взглянув в окно).
Уж и туча же, братцы, какая лютая заходит! Беспременно гроза будет.
Пашка (расстилая по полу армяк).
А и, братцы, эта гроза! Нас однова в лесу застала, дрова мы рубили… страсть! Как ударила молонья в сосну, вот надо быть зубом дерево-то перекусила.
Бубен.
Потому стрела у ей оченно тонкая… у молоньи-то!… И никуда ты от ей не уйдешь. И ежели тебе от грозы помереть нужно, так ты от грозы и помрешь.
Роман.
Помереть, голубчик, от всего можно.
Бубен.
Это точно, что… как не помереть.
Странница.
Завсегда к этому готовиться надо.
Странник (сквозь сон).
В помышлении держать.
Бубен (значительно).
Верно!
Странник.
Ходим мы по разным местам, а не знаем, где наша смерть будет.
Пашка (зевая).
Где ни на есть, тетушка, а уж помрешь, помяни ты мое слово. (Раздается удар грома, все крестятся). Лешему-то теперича смерть! (Молчание).
Бубен.
А что?
Пашка.
Оченно он грозы боится. Уж теперь он под деревом жмется.
Бубен (ложится на пол).
Не любит!
Пашка.
Она его теперича по лесу-то гоняет. Ты, тетушка, леших-то видала ли?
Странница.
Где их, батюшка, видеть.
Пашка.
Мы раз видели: одна ноздря у него, а спины нету.
Роман.
Полно врать-то, дурацкой твой разум!
Пашка.
Сейчас умереть, Роман Игнатьич, кого хошь спроси. Он только показывается не всякому, а кого ежели оченно любит.
Никита.
Что ж, ребята, я запрягать пойду.
Бубен.
С Богом!
Никита.
А вы утром?
Пашка.
Мы чем свет.
Никита.
За хлеб за соль…
Роман.
Ступай, справляйся.
Странница.
С меня, хозяин, с неимущей, что положите?
Роман.
Что с тебя класть? Класть с тебя нечего. Богу за нас помолись.
Странник.
Спаси тебя, Господи, раб Божий.
Роман.
Ну, ребята, спать чтобы у меня крепче…
Пашка.
На счет этого, Роман Игнатьич, не сумлевайся, вплоть до петухов проспим. Спать нашему брату оченно в пользу.
Горбунов Иван Федорович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. На празднике, Горбунов Иван Федорович, Год: 1862
  2. Утопленник, Горбунов Иван Федорович, Год: 1861
  3. На реке, Горбунов Иван Федорович, Год: 1862
  4. На большой дороге, Горбунов Иван Федорович, Год: 1863
  5. Лес, Горбунов Иван Федорович, Год: 1861
  6. Безответный, Горбунов Иван Федорович, Год: 1863
  7. Громом убило, Горбунов Иван Федорович, Год: 1860
  8. Смотрины и сговор, Горбунов Иван Федорович, Год: 1865
Электронная библиотека