Посмертныя письма В. В. Верещагина.
Посмертныя письма В. В. Верещагина.
I.
II.
III.
IV.
Посмертные письма, Верещагин Василий Васильевич, Год: 1904
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Иллюстрированная лтопись русско-японской войны. Выпускъ третій
Среда (безъ числа), подъ Омскомъ. Везутъ много солдатъ: говорятъ, есть уже 100 тыс., а если японцы дадутъ передохнуть, то скоро будетъ и 200 тыс. Боюсь, что потомъ будетъ перерывъ изъ-за весенней воды и размывовъ отъ дождей, но, авось, къ тому времени соберется уже внушительная сила, которая сможетъ дать отпоръ, это — главное. Отступленіе дало-бы возможность сказать японцамъ, что они побдили, и этимъ поднять Манчжурію. И то вроятно, что съ наступленіемъ теплаго времени хунхузы зашевелятся.
16-го марта. ду въ Мукденъ, гд, надюсь, меня устроятъ, помстятъ и дадутъ лошадей. Генералъ Чичаговъ, лишь только я назвалъ себя, принялъ очень любезно, и съ мста послалъ телеграмму къ начальнику охранной стражи въ Мукденъ съ предложеніемъ помстить меня и сдлать мн все, что нужно, поэтому я съ довріемъ готовлюсь къ прізду въ Мукденъ, гд кстати хочу повидать Жилинскаго. Постараюсь създить на день въ Портъ-Артуръ, благо, знакомый начальникъ позда Безрадецкій …детъ туда и берется свезти, все показать и доставить назадъ, думаю свалить вещи, передать блье и хватитъ туда.
Теперь у насъ до 160 тыс. войска, а когда ты будешь читать это письмо, то число зайдетъ, конечно, за 200 тыс., потому что въ среднемъ прибываетъ по 3 тыс. (отъ Байкала въ Мукденъ) въ день. ду съ воинскимъ поздомъ, въ которомъ офицеры дали по мстечку мн и полковнику Ильинскому. Ждутъ теперь, что японцы перейдутъ въ Манчжурію и нападутъ на насъ — этого только и желаютъ, — желаютъ страстно, даже готовы пожертвовать частью желзной дороги. Не дивись, если услышишь о нашемъ отступленіи. Это будетъ къ нашему благу. Напротивъ, стремленіе зарваться теперь-же въ Корею осуждается всми разумными стратегами, и, кажется, Куропаткинымъ. Жилнискій, я знаю, былъ за отступленіе еще въ Пет..
19-го марта (Ляоянъ?) Только-что возвратился изъ Портъ-Артура и, захвативши въ Мукден свои вещи, опять туда уду, потому что здсь, въ Лаоян, дйствія будутъ еще не скоро. Мн дали цлый вагонъ-микстъ, съ которымъ могу прицпиться къ какому хочу позду и останавливаться, гд мн нужно. Тамъ мои вещи, тамъ я живу.
Деньщика, конечно, дадутъ, лошадь купятъ. Принимаютъ везд прямо не по заслугамъ и любезно. Я, впрочемъ, плачу, чмъ могу, увидвши, что бравый командиръ ‘Ретвизана’ безъ Георгіевскаго креста, потому что не получилъ еще его (по почте), я снялъ съ себя и повсилъ ему, чмъ морячки очень были довольны. Артиллеристы, стрлки — вс принимаютъ съ распростертыми объятіями, повторяя, что ‘на Шипк все спокойно’.
28-го марта, Портъ-Артуръ. Сижу въ своемъ вагон: у меня отдльный вагонъ, который стоитъ на запасномъ пути, въ немъ, кром проводника, еще денщикъ изъ стражи, даже варящій мн борщъ, про чай и говорить нечего, — пью свой, уставши платить за всякій стаканъ.
Теперь 9 часовъ по здшнему времени, т, е. около 2-хъ ночи по вашему, значитъ, вы еще не ли ветчины и кулича съ пасхой, но скоро, злоди, будете кушать. Впрочемъ я только-что отъ стола, богато убраннаго всякими снадобьями, къ которымъ я не притронулся, лишь сълъ немного пасхи…
Встртилъ въ Портъ-Артур адмирала Maкарова. ‘Что-же вы не заходите?’—‘Зайду’.— ‘Гд вы сегодня завтракаете?’ — ‘Нигд особенно’. — ‘Ткъ приходите сегодня (ко мн), потомъ подемъ топить судно на рейд, — загораживать японцамъ ходъ’. Посл завтрака отправились на паровомъ катер. Гигантъ-пароходъ, смотрвшій пятиэтажнымъ докомъ, только-что купленный для затопленія, стоялъ уже накренившись на тотъ бокъ, на который онъ долженъ былъ лечь, было жалко смотрть на молодца, обреченнаго на смерти еще не знавшаго о своей участи, — знаешь, какъ это бываетъ съ больнымъ, доврчиво смотрящимъ теб въ глаза, стараясь высмотрть въ нихъ, скоро-ли будетъ ему облегченіе, вспомнилась мн наша двочка, нашъ несравненный Ледушокъ, до послдней минуты не подозрвавшій о своей близкой участи {Старшая дочь Василія Васильевича, умершая нсколько лтъ назадъ.}.
Когда пробили вс переборки, все снесли, въ послднюю минуту матросы заторопились, засуетились и сбросили… чайникъ, которыя, впрочемъ, ловко подхватили внизу на барж… ‘Скоре, скорй! Вс долой! — кричалъ, горячась, Макаровъ, — сейчасъ перемнится втеръ, и судно поставитъ прямо’ (а прямо судно было-бы ниже, чмъ бокомъ, потому что оно очень широко). ‘Можно взрывать!’ Одна за другой дв мины въ носу и въ корм взвили громадные столбы воды и грязи, и судно, вздрогнувши, сначала, дйствительно, выпрямилось, а потомъ стало валиться. Корма скоро заполнилась водой и сла на дно, но носъ сильно поднялся кверху, показывая страшную язву, нанесенную ему миной. Адмиралъ очень горячился: ‘Значитъ, переборки не перерубили! Значитъ, переборки не перерубили!’ — и ходитъ по-скобелевски, какъ тигръ въ клтк, на заваленной всякой дрянью барж, длаетъ три шага впередъ и три навалъ, и такъ снуетъ, что твой тигръ или блый медвдь… Наконецъ, все налилось водой, и судно легло подъ воду, какъ-разъ на намченномъ мст, такъ, что остался надъ водой только небольшой знакъ отъ одного бока — точно длинная рыба… Теперь уже отчасти за однимъ изъ ихъ брандеровъ, отчасти за затопленнымъ нами судномъ минононосцы наши могутъ, не боясь непріятельскихъ минъ, выжидать.
…Еще затопятъ ‘Шилку’.
Потомъ я похалъ на сторожевую лодку ‘Гилякъ’, которая одна выдавалась впереди всхъ судовъ, но за адмираломъ я немного опоздалъ. Онъ говорилъ мн, что отстоитъ заутреню, — которую, въ ожиданіи японцевъ, служили въ 10 час. по нашему времени, т. е. въ 3 ч. дня по вашему, — а потомъ, немного закусивши, выдетъ, сказалось, когда я отстоялъ заутреню, адмиралъ уже ухалъ на канонерку, и мн было хотли подать дежурный катеръ, когда В. К. сказалъ, что торопиться некуда, а предложилъ похать вмст, хотя, какъ говорю, ничего не лъ.
На ‘Гиляк’ все было спокойно, темно, только прожекторъ далеко освщалъ море. Мн предоставили диванъ, на которомъ я весьма тяжело и тревожно заснулъ, — представилось, что я у Льва Толстого, комнаты, которыя совсмъ похожи на наши, и ихъ почему-то нужно разорить, я глухо заплакалъ, но, кажется, никто этого не слышалъ. Скоро адьютантъ великаго князя разбудилъ меня… Вышелъ и адмиралъ, выспавшійся, веселый, все что-то разсказывалъ. ‘Что вы не отвчаете?— спрашиваетъ меня въ темнот, — дремлется?— Нтъ, слушаю — Хотлъ итти домой, въ вагонъ, но Макаровъ не пустилъ. ‘Васъ будутъ везд останавливать съ пропускомъ’, — пароль былъ ‘тесакъ’, — лучше доспите у насъ на броненосц’. Мы перешли на ‘Петропавловскъ’, гд оказалась около кают-компаніи кровать. Макаровъ далъ свои пледы, и я дурно заснулъ, а потомъ, утромъ, въ 8 час., ушелъ съ себ въ вагонъ, гд теперь сижу и пишу теб…
Такъ мое ожиданіе бомбардировки и боя не выгорло, авось, будетъ еще впереди’.