Послесловие к роману 'Человек-амфибия', Беляев Александр Романович, Год: 1928 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

А. Беляев

Послесловие к роману ‘Человек-амфибия‘

В основу романа ‘Человек-амфибия’ автором положены действительные события, хотя и случившиеся разновременно.

Всеобщая забастовка рабочих Буэнос-Айреса и аграрное движение относятся к 1919—1921 гг. В Аргентине свыше двух третей сельских хозяев — арендаторы и издольщики, арендные же цены чрезвычайно высоки. Это общественно-экономическое положение и питает в Аргентине аграрное движение, подавляемое капиталистическим правительством с не меньшей жестокостью, чем оно подавлялось в царской России.

Профессор Сальватор — не вымышленное лицо, так же как не вымышлен и его процесс. Этот процесс действительно происходил в Буэнос-Айресе в 1926 году и произвел в свое время не меньшую сенсацию в Южной и Северной Америке, чем так называемый ‘обезьяний процесс’ в Дейтоне (САСШ). В последнем процессе, как известно, обвиняемый — учитель Скопc оказался на скамье подсудимых за преподавание в школе ‘крамольной’ теории Дарвина. Сальватор же был приговорен верховным судом к долгосрочному тюремному заключению за святотатство, так как ‘не подобает человеку изменять то, что сотворено по образу и подобию божию’. Таким образом, в основе обвинения Сальватора лежали те же религиозные мотивы, что и в ‘обезьяньем’ процессе.

Разница между этими процессами только в том, что Скопс преподавал теорию эволюции, а Сальватор как бы осуществлял эту теорию на практике, искусственно преобразовывая человеческое тело.

Большинство описанных в романе операций действительно были произведены Сальватором. По его проекту, мышцы у сгиба руки переходили в особые ремешки, благодаря которым рука могла поворачиваться на 180R. На груди слева он проделывал полость для… бумаг, на правом бедре в коже прорезал карман и т. п., словом, он приспособлял организм (по его словам) ‘к требованиям современной цивилизации’. Все эти опыты он проделывал над детьми индейцев, которые боготворили его.

По сообщениям газет, на суде Сальватор проявил необычайную ясность ума и вел свою защиту сам, научно обоснованно доказывая правильность своих опытов и их полную допустимость.

‘В этом деле я ничего не понимаю’, — подлинные слова главного эксперта верховного суда профессора Шейна….

Что же в этом романе от действительности, а что от фантастики?

Как мы указали, действительностью являются и сам Сальватор, и производимые им операции, и его процесс, и общественный фон, на котором разыгрываются события.

‘Сад чудес’ должен был представлять в натуре нечто подлинно необычайное. Правда, в романе в саду Сальватора фигурируют не только ‘люди — уроды’, но и животные и птицы. При всей фантастичности в описании обитателей сада, — все же здесь больше ‘фантастики природы и искусства человека’, нежели оторванного от жизни фантазерства.

Ученые действительно производили многочисленные и удачные опыты рассечения и сшивания различных частей животных, создавая, таким образом, как бы новые, не встречающиеся в природе виды. Притом Сальватор, работая в области изменений в организме, производимых хирургическим путем, не мог не интересоваться всякими отступлениями от нормы, проявлениями атавизма у человека и животного и т. п. А в этом отношении сама жизнь могла ему доставить немало экземпляров таких необычайных существ.

Вот, например, изображение хвостатого ребенка из племени самоа (рис. 1), а также несколько образцов одноглазых уродцев — ‘циклопов’ (рис. 2). Все они выглядят достаточно фантастично, и тем не менее, эта игра природы — факт, а не фантастика.

Хвостатые и поросшие волосами люди, искажающие ‘образ и подобие божие’, являются неоспоримым доказательством кровного родства человека с его животными предками.

Один из уродцев — одноглазый поросенок с хоботком (рис. 3) — несколько напоминает, как ‘сон природы о прошлом’, вымершее чудовище — трицератопса (см. изображение рогатого кабана на рисунке в 3 журнала ‘Вокруг Света’, также несколько напоминающее трицератопса).

Таким образом, в описании ‘сада чудес’ фантастика проявится скорее в количестве, чем в качестве изображаемых ‘монстров’.

Элемент чистой фантастики, — считая фантастикой то, чего еще нет в настоящий момент, — введен автором лишь в отношении центральной фигуры романа — ‘человека-амфибии’ Ихтиандра. Но и здесь фантастика не лишена известной научной основы или, по крайней мере, переплетена с этой основой. Ведь ‘человек-амфибия’ — только соединение в одном существе двух отдаленных стадий эволюции. Недаром выведенный в романе эксперт, профессор Шейн, говорит на суде о родстве человека с рыбой.

Мы не будем повторять содержания этой речи, но дадим к ней лишь несколько иллюстраций.

На рисунке 4 показаны различные стадии развития человеческого зародыша. На известной ступени развития зародыш человека почти не отличается от зародыша животного. Так, жаберные дуги (‘человек — рыба’) обнаруживаются у человека на двадцатый день, затем зародыш приобретает сходство с зародышем птицы, потом — с зародышем четвероногого млекопитающего и лишь под конец — форму, свойственную только человеку.

Вот рисунок, изображающий человеческий зародыш в стадии, наиболее близкой к зародышу рыбы (рис. 5).

В дальнейшем жаберные дуги преобразовываются. Следующий рисунок показывает, во что они преобразовались у взрослого человека (рис. 6).

Однако как атавистический признак иногда следы жаберных щелей остаются даже у взрослого человека, как мы это видим на рисунке 7.

Таким образом, Шейн имел основания предполагать, что Ихтиандр — продукт задержки развития зародыша на стадии рыбы, хотя и сам Шейн указывает также на недостаточность, даже недопустимость такого объяснения: Ихтиандр, был бы уродом, если бы его жабры не превратились в слуховой аппарат, подъязычною кость и пр.

Сальватор также отверг это объяснение. Он говорил, что сделал Ихтиандра земноводным существом хирургически, — вшив ему жабры акулы.

Живой Сальватор (не из романа) не производил такой операции…

Но возможно ли вообще проделать такой опыт?

На этот вопрос приходится ответить отрицательно, — по крайней мере, имея в виду современное состояние науки. Правда, успехи хирургии за последние годы так изумительны, что такая операция, как пересадка человеку жабер акулы, как будто не представляется технически невозможной. Однако трудность заключается не в самой технике пересадки, а в том, что в организм человека пришлось бы ‘включить’ новый орган, соединив его нервную и кровеносную систему с общей системой и внеся этим существенные функциональные изменения.

Иной вопрос — может ли быть произведена такая операция не в наши дни, а хотя бы в отдаленном будущем? На этот вопрос можно сказать одно, что эта задача при современных головокружительных успехах хирургии кажется, во всяком случае, менее фантастичной, чем показалась бы несколько десятков лет назад мысль о пересадке кожи, о живом пальце, отрезанном от руки и продолжающем самостоятельную жизнь, об оживленном сердце, вырезанном из груди человека, и т. п. И здесь, быть может, применимы слова профессора Сальватора о том, что совершенное им сегодня — завтра может оказаться доступным рядовому хирургу.

Эта вера в могущество человеческого знания разделяется многими учеными. Вот что говорит, например, всемирно известный русский ученый доктор Сергей Воронов в своей последней книге ‘Завоевание жизни’, вышедшей в Париже в 1928 г.:

‘В конце прошлого века все еще властвовала догма, гласившая, что только природа способна снабжать живое существо теми органами, которые ему предназначены. Дерзкая мысль, что человек имеет право принять участие в создании жизни, родилась лишь в XX веке, веке, столь богатом чудеснейшими открытиями…’

‘Дерзкая мысль’ человека, таким образом, все больше вторгается в права и круг деятельности не только ‘божества’, но и самой природы. И кто знает, где предел этой ‘дерзости’!..

———————————————————

Впервые — в журнале ‘Вокруг света’, 1928 No 13, стр. 200—202.

А. Беляев

Послесловие к роману ‘Человек-амфибия‘

Читайте также: