ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛДЕ
Н. И. КОСТОМАРОВА
ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛДЕ
Н. И. КОСТОМАРОВА
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія М. М. Стасюлевича, Вас. Остр., 5 лин., 28
1890
Послдняя работа.
Послдняя работа.
Последняя работа, Костомаров Николай Иванович, Год: 1885
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Отъзжая изъ Москвы въ Петербургъ, Минихъ узналъ, что спасенный имъ отъ казни преступникъ, сидя въ Тайной Контор, все читалъ Новый Завтъ и писалъ что-то. Это заняло фельдмаршала и онъ упросилъ Семена Андреевича Салтыкова сообщить ему бумаги этого преступника. Получивъ ихъ, Минихъ взялъ ихъ съ собою въ Петербургъ и на досуг принялся ихъ перечитывать. Бумаги эти привели его въ изумленіе.— Я увидалъ здсь — говорилъ онъ посл пастору лютеранской церкви св. Петра Геррингу, что ошибался, признавая исключительно послдователей реформаторовъ XVI вка истинными христіанами, а римскихъ католиковъ и паче того восточныхъ ортодоксовъ считалъ полу язычниками, зараженными множествомъ грубыхъ суеврій.— То, что ему попалось въ руки, писанное преступникомъ, которому жизнь онъ выпросилъ у государыни, совершенно измнило его взгляды: онъ нашелъ такія правильныя объясненія Новаго Завта, что он были въ-пору только умнйшему изъ пасторовъ нмецкихъ. Пасторъ Геррингъ пытался-было приводить какое-то вычитанное имъ изъ старыхъ ливонскихъ хроникъ извстіе о проповди какого-то пастора въ московской сторон, но Минихъ остановилъ его, сказавши, что въ томъ, что написалъ спасенный имъ преступникъ нтъ и тни какого-нибудь иноврнаго ученія: онъ остается строго православнымъ, и онъ, Минихъ, заключаетъ, что въ православномъ вроученіи допускаются самые свтлые взгляды и толкованія на св. Писаніе. Чрезъ нсколько дней посл того, унтеръ-офицеръ изъ Москвы привезъ спасеннаго прямо въ домъ Миниха. Фельдмаршалъ принялъ его чрезвычайно ласково, прежде всего напоилъ чаемъ, потомъ часа два бесдовалъ съ нимъ и такъ полюбилъ его, что тотчасъ же опредлилъ его въ дворцовую роту Преображенскаго полка и сказалъ ему, что поручитъ ему каждое утро читать главу изъ Новаго Завта кружку товарищей по служб. Фельдмаршалъ вслдъ затмъ хотлъ поговорить съ пасторомъ Геррингомъ. У Миниха явилась даже охота отдать своего protйgй обучить нмецкому языку.
Черезъ три дня у Миниха въ дом происходило слдующее. Въ числ прислуги у Миниха былъ одинъ молдаванинъ, парень лтъ семнадцати, довольно дебелый тлосложеніемъ, приземистый, тяжеловатый въ движеніяхъ, хотя исправный во всхъ даваемыхъ ему порученіяхъ, звали егоБарауріо, а русскіе солдаты передлали его въ Караулова. Говорили, что онъ былъ плнный, другіе — что добровольно поступилъ въ русскую службу. Миниху онъ понравился и фельдмаршалъ, опредливъ его рядовымъ въ свой гвардейскій Преображенскій полкъ, сдлалъ его своимъ денщикомъ. Онъ подавалъ ему наргиль, съ которымъ нмецъ фельдмаршалъ познакомился на Восток. Карауріо, утромъ подавая господину наргиль, доложилъ, что пасторъ, котораго Минихъ дня два тому назадъ хотлъ видть, сидитъ въ пріемной. Минихъ приказалъ пригласить его войти къ нему.
Черезъ минуту вошелъ пасторъ Геррингъ, состоявшій при лютеранской церкви Св. Петра и занимавшій должность учителя въ Petersschule, основанной Минихомъ. Это былъ человкъ лтъ за пятьдесятъ съ чрезвычайно-краснымъ лицомъ, физіономія у него была некрасива, но не внушала отвращенія, потому что въ чертахъ ея свтилось то добродушіе, какимъ такъ отличаются чисто національныя нмецкія лица вообще. Онъ шелъ на цыпочкахъ, какъ длаютъ люди постоянно остерегающіеся, чтобъ ихъ не заподозривали въ назойливости.
‘Willkommen geehrtester Herr Pastor’, произнесъ при вход его Минихъ. Я васъ еще вчера ждалъ!’
— Я пришелъ къ вашему высокографскому сіятельству не по вашему призыву, но по собственному побужденію, однако думаю, что все-таки пришлось мн явиться по такому длу, по которому вы, графъ, изволили звать меня. Противъ вашего графскаго сіятельства устраиваются каверзы. Не знаю, ваше графское сіятельство свдомы ли, что Семенъ Андреевичъ Салтыковъ изъ Москвы на васъ присылаетъ доносы?
‘Я это давно знаю — отвчалъ Минихъ,— а до васъ только теперь дошла эта новость. Салтыковъ разсердился на меня за то, что я спасъ и упросилъ жизнь одной жертв его страшного судилища, случайно встртивши эту жертву на дорог, когда се везли на казнь. Онъ мн этого не простилъ и написалъ государын на меня жалобу. Изъ рукъ самой монархини я получилъ эту бумагу тогда же, какъ первый разъ пріхалъ въ Петербургъ изъ Турціи’.
— Но ваше графское сіятельство не знаете, что тмъ не кончилось. Семенъ Андреевичъ Салтыковъ послалъ потомъ герцогу Курляндскому письмо, въ которомъ пытается обвинить васъ въ недостатк уваженія къ герцогу: вся Россія знаетъ, что въ цариц доступъ возможенъ только чрезъ него, герцога. Вы же къ нему не обратились. Вотъ герцогъ вломился въ амбицію. Но это еще не все. Русскій попъ духовникъ императрицы подалъ Бирону отъ себя доносъ на ваше высокографское сіятельство, что вы вмшиваетесь въ неподлежащія вамъ церковныя дла и оскорбляете ихъ ортодоксію: вы-де опредлили вырваннаго изъ когтей Тайной Конторы осужденнаго на смерть преступника въ дворцовую роту Преображенскаго полка, да еще поручили ему читать своимъ товарищамъ Новый Завтъ. Третьяго дня встртились мы въ блой зал и онъ спрашиваетъ меня: — у васъ по вашему закону, всякій ли, не будучи пасторомъ, можетъ другимъ читать и объяснять св. Писаніе?— Всякій — отвчаю ему я, потому что слово Божіе дано для всхъ.— А если — говоритъ онъ мн — онъ по своему невднію начнетъ неправильно толковать!— Я на это отвтилъ ему: если онъ чего не пойметъ, то обратится съ вопросами къ тому, кого признаетъ боле себя свдущимъ.— Хорошо, если обратится, говоритъ попъ, а вотъ иной такъ считаетъ себя самаго мудрйшимъ человкомъ. У насъ вонъ ничему не учившійся мужикъ вообразитъ себя мудрецомъ и начнетъ толковать св. Писаніе, и другихъ сбиваетъ съ толку. Отсюда и всякія ереси разводятся.— Я ему на это сказалъ: это, быть можетъ, такъ у васъ, а нашъ нмецкій человкъ не таковъ: чего самъ не понимаетъ, тому старается отъ другихъ научиться.— Хорошо — говоритъ попъ — что ваши нмецкіе люди такіе благоразумные, а наши русскіе не таковы: сейчасъ зазнаются, вообразятъ себя почему-то умне всхъ и несутъ чепуху, а дураки слушаютъ и поврятъ! Не вс народы одинаки: у насъ не даромъ есть поговорка: что русскому здорово, то нмцу смерть и наоборотъ — что нмцу здорово, то русскому бда! У насъ тоже дозволено каждому читать св. Писаніе, только существуютъ толковыя книги, съ которыми надобно справляться, чтобы правильно понимать текстъ св. Писанія.
‘Такъ что же? прервалъ его Минихъ: пусть даетъ свои толковыя книги, Я разв ему запрещаю! Но я вижу, что все это затвается для того, чтобъ насолить мн чмъ-нибудь! Надобно предупредить. Карауріо! скажи моему гардеробмейстеру, пусть принесетъ сюда мою парадную форму со всми регаліями. Поду къ герцогу’.
— Превосходно сдлаете — сказалъ пасторъ, если медлить не станете.
Фельдмаршалъ сталъ одваться, а между тмъ продолжалъ разговоръ и соображалъ, какъ и что будетъ говорить герцогу. Тутъ вошелъ сынъ фельдмаршала. ‘Можешь, если хочешь все узнать отъ пастора’, сказалъ сыну фельдмаршалъ и вышелъ, потому что доложено было ему, что карета подана.
Герцогъ Курляндскій жилъ въ Зимнемъ дворц, гд его аппартаменты находились рядомъ съ царицыными, а по другую сторону расположены были аппартаменты племянницы императрицыной Анны Леопольдовны, жившей тамъ съ супругомъ своимъ Антономъ Ульрихомъ, принцемъ Брауншвейгскимъ. Пріхавши во дворецъ, фельдмаршалъ Минихъ отправился въ герцогское помщеніе и веллъ доложить о себ. По указанію, данному камеръ-лакеемъ, онъ прошелъ нсколько покоевъ и вступилъ въ комнату, гд увидалъ герцога, сидвшаго за небольшимъ столомъ, украшеннымъ инкрустаціею. Самъ герцогъ былъ одтъ въ богатый шелковый штофный кафтанъ голубого цвта, изъ подъ котораго виднлся блый атласный камзолъ. Передъ герцогомъ на стол лежала груда драгоцнныхъ камней, которые онъ перебиралъ и пересыпалъ для забавы. Биронъ такъ привыкъ не считать никого равнымъ себ, что не всталъ при вход человка, который не только не былъ ниже его, но въ чиновной лстниц даже выше его, потому что былъ членомъ верховнаго тайнаго кабинета, а герцогъ, кром званія камергера, не носилъ на себ никакого правительственнаго достоинства. Всякій, видвшій фельдмаршала Миниха въ публик, не мало удивился бы и не узналъ его въ кабинет Курляндскаго герцога, какъ онъ, по приглашенію любимца, почтительно услся на краю указаннаго ему кресла, и насмшникъ, пожалуй, не остановился бы сравнить его съ мокрою курицею: такъ велико было вліяніе всемогущаго любимца, что и герой Ставучанскій унижался предъ нимъ, внутренно всегда презирая его, и держалъ себя какъ обыкновенный дворянинъ, который съ прошеніемъ явился къ вельмож.
‘Ваша свтлость — сказалъ Минихъ:— я пріхалъ къ вамъ просить извиненія въ своемъ поступк противъ вашей особы’…
— Довольно — прервалъ его Биронъ:— я напередъ знаю, что вы разумли. Вы дйствительно погршили противъ меня. Вся Россія давно знаетъ, что доступъ къ ея величеству получается только чрезъ меня, вы это знали и сочли за лучшее обратиться къ императриц прямо, минуя меня, хотя могли быть уврены, что мое участіе не только бы не повредило, но послужило вамъ. Впрочемъ, считая васъ издавна своимъ лучшимъ другомъ, я ни на минуту не допускалъ мысли, чтобъ вы такъ поступили изъ желанія показать мн свое невниманіе. Я думаю, произошло это оттого, что по прізд вашемъ въ Петербургъ вы должны были явиться съ докладомъ въ ея величеству, а какъ въ это время воображеніе ваше сильно было занято происшествіемъ въ Москв, то вы не отложили просьбы о вашемъ несчастномъ protg и сообщили ее ея величеству въ первое ваше представленіе. Я такъ себ объясняю и оправдываю вашъ поспшный поступокъ. Не правда ли, фельдмаршалъ,— и отгадалъ!
‘Совершенно такъ, ваша свтлость, герцогъ!’ отвчалъ фельдмаршалъ.
— Это не нарушило между нами многолтней дружбы нашей,— продолжалъ герцогъ.— Я смю уврить, достопочтенный фельдмаршалъ, что на всей широкой земл нтъ человка съ большимъ правомъ назваться истиннымъ другомъ графа Бургарда Христофора фонъ-Миняха, какъ герцогъ Курляндскій Эрнстъ фонъ-Биронъ, и я надюсь, что для герцога Курляндскаго нтъ на земл лучшаго друга какъ графъ фонъ-Минихъ!
‘Молю Бога — сказалъ Минихъ — даровать мн возможность показывать на дл готовность служить вамъ, свтлйшій герцогъ и быть всегда вашимъ преданнымъ и врнйшимъ другомъ и слугою!’
— Позвольте мн, сіятельнйшій графъ,— произнесъ Биронъ,— подать вамъ дружескій совтъ, найдете умстнымъ принять его — я буду очень счастливъ, а не найдете, не разсердитесь на меня, будучи уврены, что этотъ совтъ предлагается отъ искренняго сердца.
Герцогъ ласково просилъ гостя ссть на прежнее мсто и выслушать его. Когда Минихъ слъ, герцогъ, усвшись противъ него, началъ такую рчь:— Намъ, нмцамъ, поселившимся въ Россійской Имперіи и служащимъ русскому правительству, надобно вести себя чрезвычайно осторожно и нигд не забывать, что мы здсь иноплеменники и иноврцы между коренными русскими людьми. Мы должны оказывать уваженіе къ русской вр и снисходительно относиться даже къ тмъ обрядамъ ихъ ортодоксіи, которые намъ кажутся грубйшимъ Gtzendienst und abscheuliche Abgtterei. Сама всемилостивйшая государыня показываетъ намъ примръ и путь. Она обладаетъ такимъ высокимъ природнымъ умомъ и свтлымъ взглядомъ, что ясно видитъ и понимаетъ недостатки русскаго Glaubensbekentniss, но съ одной стороны по благоразумію соображая, что она обладательница народа ортодоксальной религіи и потому должна держать себя такъ, чтобъ ортодоксы не заподозрили ее въ презрніи къ отеческой вр, съ другой — сильныя во всякомъ человческомъ сердц впечатлнія нжнаго дтства соединяютъ ея чувствованія съ ортодоксальными привычками: мать ея царица Прасковья едоровна была женщина ортодоксальная, родитель ея, котораго она лишилась еще въ своемъ младенчеств, былъ также, по увреніямъ знавшихъ его, большой девотъ и ревностный ортодоксъ. Понятно, что благоговніе къ памяти даровавшихъ ей жизнь нравственно привязываетъ ее въ ортодоксіи: оттого мы видимъ, что она постоянно внимательна въ ортодоксальнымъ обрядамъ и милостива къ русскимъ духовнымъ сановникамъ, какъ и подобаетъ быть всероссійской монархин! И намъ, ея врнымъ слугамъ, слдуетъ итти по намченному ею для насъ пути! Не станемъ подавать ни малйшаго повода ортодоксамъ клеветать на насъ нмцевъ, будто мы высокомрно смотримъ на ихъ ортодоксальные обряды! Достопочтенный фельдмаршалъ! Оставьте вашего protg, предоставьте его попу.
‘Я уже воспользовался совтомъ вашей высокогерцогской свтлости, приглашалъ въ себ царицына духовника и поручилъ ему въ наставленіе этого молодого страдальца. Я мене чмъ кто иной изъ особъ нашего нмецкаго происхожденія имю поводъ подвергаться упрекамъ въ неуваженіи къ русскимъ и ихъ ортодоксальной вр. Я столько разъ имлъ случай узнать превосходныя качества русскаго народа, что давно уже отъ всей души полюбилъ. Я читалъ и русское св. Писаніе и нашелъ его совершенно правильно переведеннымъ и съ нашимъ ничуть почти не различествующимъ. Если въ ортодоксальныхъ обрядахъ и вкрались какія-нибудь суеврія, то все-таки въ основаніяхъ своихъ русская вра есть чисто вра Христова, а не дикая смсь христіанства, дурно понятого, съ массою языческихъ суеврій, какъ иные изъ нашихъ утверждали, а нкоторые даже безстыдно печатали такія клеветы. Мысль ваша, свтлйшій герцогъ, что намъ, нмцамъ, живущимъ въ Россіи, слдуетъ уважать религію края, такъ гостепріимно къ намъ относящагося, и никакъ не вмшиваться въ русскія религіозныя дла, въ которыхъ мы, какъ чужестранцы, не можемъ быть свдущими — уже давно стала моею любимою мыслію, а съ тхъ поръ, какъ услыхалъ ее отъ вашей свтлости, я очень доволенъ, что могу осуществлять ее не только какъ собственное убжденіе, но и какъ вашъ мудрый совтъ, который для меня всегда будетъ закономъ’.
— Вы мн истинный другъ,— произнесъ герцогъ и съ чувствомъ пожалъ руку фельдмаршалу.— Теперь, достовотаииий фельдмаршалъ, позвольте просить васъ раздлить со мною завтракъ.
Онъ ваялъ Миниха подъ руку и повелъ въ другую комнату, гд виднлся сервированный столъ и откуда раздавался возбуждающій аппетитъ звукъ посуды и стакановъ.
Послышался произнесенный Бировомъ тостъ за государыню. Минихъ присоединилъ другой: за ея августйшую племянощу Анну Леопольдовну. Бирону очень не по душ пришелся этотъ тостъ: онъ былъ недоволенъ Анной Леопольдовной за то, что чрезъ графиню Чернышеву предлагалъ ей руку своего сына Петра и получилъ отказъ съ оскорбительнымъ намекомъ на низость происхожденія Бирона. Но Биронъ относительно племянницы императрицыной поставленъ былъ въ положеніе смолчать и вмст съ фельдмаршаломъ нить здоровье особы, къ которой не былъ расположенъ дружелюбно.
Бесда фельдмаршала съ герцогомъ происходила 31 мая. Вслдъ затмъ наступилъ іюнь 1740 года. Въ Петербург произошелъ большой переполохъ. Вся столичная публика поражена была неожиданнымъ событіемъ. Вс знали, что у императрицы явился новый приближенный, кабинетъ-секретарь Артемій Петровичъ Волынскій. Нкоторые шопотомъ говорили между собою, что этотъ господинъ заступитъ мсто Бирона, какъ Биронъ когда-то вытснилъ и заступилъ мсто Петра Бестужева. Вдругъ этотъ новый приближенный государыни подвергся опал, былъ потомъ отправленъ въ крпость и преданъ суду нарочно учрежденной съ этой цлію комисіи. Вс въ одинъ голосъ заговорили тогда, что новый приближенный кабинетъ-секретарь навлекъ за себя своею заносчивостію нерасположеніе всесильнаго герцога Курляндскаго, говорили, что Биронъ, стоя на колняхъ передъ императрицею, просилъ судить Волынскаго, а въ противномъ случа угрожалъ ухать навсегда изъ Россіи. Анна Имнопни нсколько поколебалась, потому что уважала умъ и долговременныя заслуги Волынскаго, оказанныя на разныхъ путяхъ государственной дятельности, но тотчасъ же многолтяяя привязанность къ любимцу взяла верхъ и государыня согласилась предать Волынскаго суду комисіи, хотя это равнялось заране произносимому обвинительному приговору, потому что волю Бирона вс уже привыкли считать выраженіемъ высочайшей воли и всегда поступать такъ, какъ замчали, что герцогу этого хотлось. Въ теченіе іюня комисія нсколько разъ призывала Волынскаго въ отвтамъ, онъ держалъ себя тамъ не по геройски, какъ того желали его многочисленные друзья и почитатели, напротивъ показалъ замчательное малодушіе, трусость и полную ничтожность души своей. Судная комисія приговорила его къ смертной казни — къ посаженію на колъ съ предварительнымъ урзаніемъ языка. Императрица замнила эту мучительную и унизительную казнь — огрубленіемъ руки и головы. 27 іюня 1740 года была совершена публично эта казнь. Лица, признанные его соучастниками, Еропкинъ и Хрущовъ, подверглись обезглавленію, а троихъ прочихъ, признанныхъ мене виновными — Соймонова, Эйхлера и Суду били кнутомъ и сослали въ каторжную работу. Гоненіе постигло даже родственниковъ Волынскаго, ни въ какихъ преступленіяхъ не уличенныхъ {Въ числ преступленій Волынскаго поставлено было и то обстоятельство, что онъ въ пріемной герцога Курляндскаго самымъ дикимъ и варварскимъ способомъ набилъ собственноручно академика Тредіаковскаго, бездарнаго стихоплета, но по личнымъ качествамъ трудолюбиваго и ничмъ не навлекшаго на себя права относиться къ нему презрительно.}.
Событіе съ Волынскимъ навело ужасъ не только на видвшихъ въ Петербург казнь кабинетъ-министра, но и на всю Россію, слышавшую что длается въ столиц. Анна Ивановна вслдъ затмъ удалилась изъ Петербурга на дачное житье въ Петергофъ. Въ т времена дворъ любилъ проводить время на дач не посреди лта, а въ конц его, когда уже начинаетъ золотиться древесная листва, лтняя сухость въ воздух испаряется, но еще нтъ осенней мокроты. Понравилось государын въ это время жить на дач, а въ угоду ей придворныя особы стали утверждать, что самое пріятное время для житья на дачахъ — мсяцы августъ и сентябрь. Какъ бы то ни было, въ 1740 году дворъ перехалъ на лтнее житье въ Петергофъ въ іюл и пробылъ тамъ до первыхъ чиселъ октября.
Минихъ никогда не былъ ни друженъ, ни другимъ какимъ образомъ близокъ съ злополучнымъ кабинетъ-министромъ Волынскимъ. Но судьба, постигшая послдняго, не могла не тревожить и Миниха, такъ какъ Минихъ занималъ съ Волынскимъ одинаковое высокое мсто въ имперіи и смло могъ относить въ себ латинское изреченіе: hodie tibi oras mihi. Кром того, Минихъ, по своему добродушному характеру, сдлалъ тогда неосторожность. Волынскій, припертый комисіею къ стнк, поддался совту друзей своихъ: испробовавши попытки ходатайствовать передъ герцогомъ за осужденнаго, они ухватились какъ за послдній якорь спасенія за мысль просить Миниха замолвить слово за Волынскаго передъ герцогомъ. Расчетъ былъ таковъ: герцогъ зналъ, что Минихъ съ Волынскимъ не ахти какіе друзья, и долженъ былъ удивиться, если вдругъ Минихъ явится ходатаемъ за Волынскаго. Полагали, что такая нежданность приведетъ въ изумленіе герцога и это произведетъ неожиданно добрый результатъ. Не трудно было настроить Миниха на этотъ шагъ: еслибы Волынскій былъ отъявленнымъ врагомъ Миниха — то тмъ боле склоненъ былъ Минихъ сдлать Волынскому услугу. Но не очень любезно принялъ такое ходатайство герцогъ.— Меня удивляетъ ваше заступничество — сказалъ фельдмаршалу герцогъ:— вы съ этимъ господиномъ были всегда на ножахъ, притомъ онъ никогда не желалъ вамъ добра и всегда былъ расположенъ длать вамъ, какъ и цлому свту, зло! Онъ при этомъ сдлалъ такую кислую физіономію, которая слишкомъ категорически запрещала повторять подобное ходатайство.— Вотъ по истин удивительно!— говорилъ тогда Биронъ другимъ лицамъ:— Минихъ обращался во мн съ просьбою за Волынскаго. Да разв онъ не знаетъ, что это мой лютйшій врагъ? И каково простодушіе нашего добраго фельдмаршала: онъ вообразилъ, что меня можно разжалобить за общаго нашего врага! Я не изъ такихъ, которые, получивши ударъ по щек, готовы подставить своему обидчику другую щеку! Чудакъ фельдмаршалъ!
Дворъ перебрался въ Петербургъ 3 октября.