Последняя ночь, Старицкий Михаил Петрович, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 26 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Михаил Петрович Старицкий

Последняя ночь

Историческая драма в двух картинах

Оригинал здесь: Книжная полка Лукьяна Поворотова.

‘Остання нiч’.

Перевод А. Островского

Действующие лица:

Степан Братковский, подчаший Львовский, молодой еще, но бледный, худой и изможденный, оброс бородой, в которой пробивается проседь. В арестантском халате, узник.

Инстигатор, судебный обвинитель того времени, старый, седой, личность желчная и злобная. Поляк.

Сторож, добрый сердобольный старик с седыми, нависшими бровями, придающими ему суровый вид.

Бурграбя, комендант замка и тюрьмы, средних лет, Поляк.

Ксендз, худой и бледный.

Остап, товарищ Степана, молодой.

Тася Братковская, жена Степана, в ‘Сне’ она исполняет роль и девушки, и молодой жены. В ‘Сне’ она оживлена, румяна, в последней сцене — исхудалая, бледная.

Мать Степана, тень старухи-покойницы.

Голоса детские, мужские и женские.

Стража.

Действие происходит в городе Луцке в 1702 году, во время господства Польши.

Сюжетом этой драмы послужило действительное историческое событие. В конце XVII века жил дворянин украинец Братковский, у него было имение на Волыни, а проживал он часто во Львове. Братковский был человек образованный, даровитый, направления социнианского, но веры православной, большой патриот и великий народолюбец. В те времена польская шляхта уже пустила на Украине глубокие корни и стремилась закрепостить крестьян, Братковский же встал против шляхты в защиту крестьянской бедноты. Он был связан и с кружком правобережных рыцарей — Палием, Самусем, Искрой, которые тяготели к Левобережной Украине, стремились отколоться от Польши и соединиться с Левобережной Украиной. Братковский хотел поднять на Волыни восстание крестьян, его захватили с воззваниями и повесили в Луцке в 1702 году. Жене и единственному сыну даже не дали свидания.

Автор

Картина первая

Внутренность тюремной камеры. Справа от актера нары, покрытые соломой, слева высоко прорезанное широкое окно, с частой решеткой снаружи, изнутри стекла чем-то замазаны, прозрачны лишь верхние, прямо железная дверь с круглым окошечком посредине. Стены камеры черные, облупленные, паутина клочьями свисает с потолка. Из обстановки в камере еще стол позади нар и табурет под окном. На столе кружка воды и ломоть хлеба. Вечереет. Лучи солнца еще играют на верхних стеклах и на потолке, внизу полумрак.

Явление первое

Узник, один.

Степан Братковский
(сидит на нарах, левая рука прикована к стене цепью, в правой он держит какую-то бумагу. Медленно читает).

‘Он подлежит, как взятый при оружье,

Как злой изменник, бунтарей вожак,

За тяжкую вину тягчайшей каре…’

(Говорит.)

Поклеп и ложь! Не бунтари мы, нет, —

Мы верные сыны своей отчизны!

Обидчик — ты, наш злобный, лютый враг!

Ты родину мою обрек неволе

И, как палач, терзаешь люд родной,

И право, и свободу попирая…

‘С оружьем взят!’ Нет, сонного меня

Схватили. И жену… голубку… Тасю…

Ох, только вспомню, стынет в жилах кровь…

Где ж, где она? Замучили пытая?

(Пауза.)

И произвол зовут еще судом?!

О свора хищных, двуязыких гадов,

Вы мир кольцом змеиным оплели…

Где ж правда, где?

(Дергает рукой, кандалы впиваются сильнее, до крови.)

Впилось железо в рану, —

Так рви же руку слабую мою,

Что не осмелилась отметить злодеям!

А-а!!

(Пауза.)

Вот и кровь… Когда ж последний час,

Когда конец? Уже скорей бы кара!

‘Тягчайшая’? Ха! После пыток смерть

Покажется нам сладкой и желанной!

(Пауза.)

Все в голове смешалось, мысли врозь

В сыром подвале этом разлетелись,

А сердце — льдом сковало… Тело все

Окаменело, стало как чужое…

Проходят дни и ночи в темноте,

И сколько, сколько кануло их в бездну:

Листва желтела, падала с дерев,

Мороз им ткал серебряные ризы,

И снова распускался пышный цвет…

А я сижу… прикован, тело страждет,

В душе — змея… Тоска меня гнетет…

Хоть раз взглянуть бы на жену, на сына!

Что с ними там? Где братья, где друзья?

(Пауза.)

Но тяжелей всего — народа горе.

В ярме бедняк, под палкой!.. Тяжко! Ох,

Как больно мне! Как скорбь терзает душу!

Знать, понимать, что море крови, слез

Наш гордый дух лишило сил и волю

Смирило с рабством, — видеть и не мочь

Им отомстить, и гнить в сыром подвале!

До крови рви!.. Скорей бы ‘правый суд’…

Ха-ха-ха-ха!

Слышен звон ключей.

Идут?.. Уж не ко мне ли?

Явление второе

Братковский, инстигатор, тюремный комендант, сторож и еще один человек, который прячется за спинами вошедших.

Сторож выдвигает на середину стол, подает инстигатору табурет и отходит к двери, в руках у него ключи.

Инстигатор
(оглядывает стоящего перед ним узника, раскладывает на столе бумаги, после паузы)

Пан заключенье получил?

Братковский
(смотрит на него спокойно, чуть свысока)

Давно.

Инстигатор

Я вижу кровь… К чему жестокость эта?

(Коменданту.)

Снять кандалы!

Сторож бросается к заключенному, снимает.

Братковский
(как бы про себя)

Снять? Это что за знак?

Инстигатор

Надежда на господне милосердье,

И я пришел его вам возвестить.

А если пан ответит без утайки

На все мои вопросы, в тот же час

Он на свободу из тюрьмы вернется

В объятия возлюбленной семьи,

К родному очагу…

Братковский
(взволнован)

К родным? О боже!

Да живы ли жена, младенец сын?

Инстигатор

Я их тогда же выпустил на волю.

Братковский

Жена… дитя… и воля! Ах, какой

Соблазн великий!.. Пан мой… Бог сторицей…

Отвечу все… Словечка не солгу…

Инстигатор

Готов я верить: будем мы друзьями…

Братковский

Друзьями? Эх!.. Что хочет пан?

Инстигатор

А вот:

Ты взят с поличным, преступленья злые

Признаешь ты, не станешь отрицать!

Братковский

Ну, как сказать! Немало здесь ошибок.

(Показывает на бумагу.)

Изменником я назван, бунтарем…

Да разве родину любить — измена?

Стоять за братьев — тяжкая вина?

Но ведь меня учили даже в школе,

Чтоб жизни не щадил за свой народ!

И сам Христос, распятый палачами,

Речет, что несть любови больше той,

Которая отдаст за други душу…

Инстигатор

А други кто?

Братковский
(с гордостью)

Те, что и прежде… Что ж,

Любить своих — теперь уж преступленье?

Инстигатор

Где власть и сила, там теперь свои,

За нами сила — значит, мы и други,

(С раздражением.)

Наш стан и меч — отчизна вам!

Братковский
(горько усмехается)

Ха-ха!

Видать, кулак — отец единый в мире,

Ярмо — единственная благодать,

(все больше распаляясь)

Тройчатый кнут — одна теперь святыня?!

Слепая сила — ей лишь и молись?

А свой народ, отчизну, даже бога

Вассалу кинь под ноги?

Инстигатор
(в бешенстве топает ногой)

Цыц! Молчи!

Как дерзок ты, смутьян закоренелый!

У! Я тебя!

Братковский
(спокойно)

Что ж, воля пана! Вам

Всю правду я… как, сударь, вы желали…

Инстигатор

Всю правду? Ладно. Ты был главарем?

Братковский

Большая честь, не думали об этом…

Инстигатор

Не думали? А кто же правил?

Братковский

Все!

Инстигатор
(нетерпеливо)

А все-таки?

Братковский

Товарищей не выдам.

Инстигатор

А в том — одно твое спасенье!

Братковский
(горько)

Как?

В продажности, в измене, вероломстве?

Как мало уважает пан меня!

Иудой не был, и за все богатства

Я верности и чести не продам.

Инстигатор

А если жизнь, и смерть, и злые муки

Тому цена?

Братковский

Пусть даже самый ад!

Инстигатор

Чего-чего, а пекла не минуешь!

Нам в точности известно: связан был

Ты с Искрой и с Палием, псом презренным,

С Мазепой также, и хотел с Москвой

Соединиться, чернь мутил…

Братковский
(усмехается)

Известно?

Тогда к чему же спрашивать меня?

Инстигатор
(в бешенстве)

Ну, погоди же! Ты еще заплачешь,

На дыбе ты иное запоешь,

Иль на углях горячих…

Братковский
(с презрением)

Пан вельможный,

Я вижу, чтит достоинство и честь…

Инстигатор

Шляхетскую!

Братковский

К чему же вам отребье?

Кто может брата своего продать,

Так тот и вас…

Инстигатор

Не спорю я!.. Однако

Нам надо знать своих врагов!

(После паузы.)

Чтоб их…

Чтоб примирить их с польскою державой…

Братковский

Векам, векам тех ран не залечить!

Инстигатор

Ты думаешь?

(Встал и прошелся. Потом подошел к коменданту и, отведя его в сторону, что-то шепчет ему.)

Вот зверь! Вот пес упорный!

Комендант

Схизмат заклятый.

Инстигатор

Не возьмешь ничем!

(Быстро садится, узнику.)

Хотели б мы, чтоб подданный любой

Припал челом к стопам святого папы,

Не потому, что лучше наш костел, —

Ведь бог един и хороши все веры, —

А потому, что рознь в таких делах

Ведет к раздорам, порождает злобу,

И дружны лишь единоверцы…

Братковский

Нет,

Насилие над верой — мать раздоров,

И лучше бросим этот разговор.

Не изменил я братьям и отчизне,

Так и подавно веру не продам!

Инстигатор

Ну, пусть и так.

(Тихо.)

Никак не поддается!

Ты бунтовал народ и схвачен был

С оружием?

Братковский

Чуть не в одной сорочке.

Инстигатор

Свидетель есть, что правду скажет нам.

Братковский

Подкупленный?

Инстигатор

Приятель твой ближайший!

Братковский

Не может быть!

Инстигатор

Однако это так!

(Свидетелю.)

Откройся, пан, и покажи!

Свидетель выступил вперед и сразу смешался.

Братковский
(взглянув на него, всплеснул руками)

О боже!

Остап? Мой друг? Надежда и оплот?

Орел-казак? Пылающее сердце.

Достойный ум… Кристальная душа…

И ты, и ты продался? Иль отрекся

От дум святых?

Свидетель с каждым словом Братковского терзается все больше.

Инстигатор
(бьет по столу кулаком)

Ни слова!..

(Свидетелю.)

Говори!

Братковский
(вне себя, в голосе слышны слезы)

Топчите сердце!.. Пытки ваши все

Ничто, ничто перед такого мукой!

Зачем я раньше не покинул свет?

Что станется с тобою, Украина,

Когда славнейшие твои сыны

Изменят страха иль маммоны ради?

Святыни попраны во прах…

Инстигатор
(побагровел, затопал ногами)

Молчать!

(Свидетелю.)

Я жду!

Остап
(ломает руки)

Не в силах я!.. Он — невиновен!

Карай меня!

Инстигатор
(в бешенстве)

Взять в кандалы!

Сторож
(берет свидетеля за руки)

Сейчас!

Вместе выходят.

Явление третье

Инстигатор, Братковский и комендант.

Инстигатор

Как ты упрям!.. Упрям, но простодушен…

Однако жалко, что твой пыл слепой…

(Пауза. Меняет тон, мягко.)

Приносит вред… Быть может, милосердье

Растопит лед враждующей души,

И жар ее согреет нас.

(Коменданту.)

Что узник?

Как вел себя? Не бунтовал?

Комендант

Нет, нет!

Был молчалив и тих…

Инстигатор

Ну вот, отлично!

(Двусмысленно.)

Он здесь всего до завтра… Верю я,

Что утро принесет ему свободу,

Как вольному — уход и пищу…

Комендант
(вздыхает)

Так!

Инстигатор

Надеюсь, за вниманье пан отплатит?

(Подчеркнуто.)

Хотелось бы, чтоб пан нам другом стал, —

Что ж, время есть…

Братковский
(растроганно и радостно)

Пан инстигатор видит

Меня всего: ни в чем я не таюсь…

Все тот же я… А за добро — спасибо.

Инстигатор

Еще подумай! Взвесь!

Комендант
(выразительно, многозначительно)

Рас-кинь у-мом!

Инстигатор, собрав бумаги, выходит, комендант следом за ним. Слышно, как снаружи запирают дверь на засов.

Явление четвертое

Братковский, один.

Братковский

Вселил надежду… Посулил мне милость.

Все обещает — волю, радость, рай,

Чтоб соблазнить… Продажных шкур немало…

Мутят им душу золото и страх!

Обидчик развращает ум и сердце,

Презрением преследует борцов,

И множатся изменники… Что ж, хочет

Он и меня купить?

(Пауза. Показывает на дверь.)

Слаба мошна.

Твои уловки прахом разлетятся!

(Прошелся.)

Я им зачем-то нужен… и меня

Хотят на волю выпустить… Быть может,

Чтоб легче выследить других? Ну, что ж!

Готов бороться, только бы свобода!

Как это слово сладостно звучит!

Вновь путь открыт… окрылены надежды…

Семья моя… мои друзья, народ…

Явление пятое

Братковский и сторож.

Сторож
(приносит еду и небольшую бутылку вина)

Вот ужин!

(Отходит и печально посматривает на узника.)

Братковский
(осмотрев)

О, гляди, какой роскошный!

И борщ, и каша, мясо и вино!

Полгода я сидел на хлебе с луком,

Такие яства даже страшно есть…

Что это означает?

Сторож
(отворачивается, со вздохом)

Милосердье…

Так повелось: кто покидает нас,

Мы напоследок угощаем щедро.

Братковский
(быстро)

Так эта ночь — последняя в тюрьме?

Сторож

Должно быть, так…

(Смахивает что-то рукой с ресниц.)

Совет я дал бы пану —

Не отвергать их предложенья…

Братковский
(принимается за ужин)

Нет!

Все их слова — обман. Покуда жив я,

Не изменю отчизне!.. Ты ведь сам

Как будто наш, по крови и по вере?

Сторож

С Подолья.

Братковский

Так я думал, что земляк…

А здесь давно?

Сторож

Да, верно, лет уж двадцать.

Приставили… Не мог…

Братковский

Однако ж ты

Не позабыл ни языка, ни дома?

И край родной ты любишь?

Сторож

О, и как!

Он только мне и снится постоянно:

Веселый край — степь, рощицы, сады,

Опрятные и беленькие хатки,

Нив золотых волнистые ковры,

Речушки, окаймленные лугами,

Родимый люд и звучный наш язык,

Да нежная и ласковая песня…

О милый край, дороже ты всего!

Братковский

Дедусь ты мой, сердечный и хороший!

(Обнимает.)

Уже давно узнал тебя вещун,

(Показывает на сердце.)

Душа у нас любовью и приязнью

Одной горит… Так как же убеждал

Ты рай продать, от родины отречься?

Сторож
(смешавшись)

Ох, больно, больно мне… но жизнь… как знать…

Прикинуться… а уж потом… на воле

Их обмануть… Ведь верить палачам

Никак нельзя!

Братковский

Но эти все поблажки

Не знак ли?..

Сторож

Эх! Не в силах я… Пускай,

Но ведь верней, войдя к злодеям в милость,

Их усыпить и в Киев убежать…

Я б сам помог.

Братковский
(бросается к нему, обнимает)

О голубь мой, спасибо!

Не думал, что у стража моего

В груди такое золотое сердце.

Ты все молчал, как бы не слышал слов,

И хмурился из-под бровей косматых.

Сторож

Хотел врагам глаза я отвести,

Чтоб выждать час и отыскать лазейку.

Да не поспел… Эх, горькая беда…

Так сразу, вдруг!.. Ох, как тебя мне жалко!

Молю: прикинься — и спасу… Ох, дай

Лишь время мне, отсрочь минуту злую…

Прикинься, согласись!

Братковский

Нет, не могу…

Себя марать не хочется и словом…

Но разве в мыслях смерть у них, скажи?

Сторож

Помилуй бог… быть может, — воля…

Братковский
(кладет руку ему на плечо)

Знаешь,

Как выпустят, так я им намекну,

Что должен все обдумать на досуге…

(Пьет вино.)

Ну и вино! Кружится голова.

Вот это ужин! После голодовки —

Пир королевский! Даже лучше!

Сторож
(качает головой)

Все ж

Верней бы на талан свой положиться…

Братковский

Как вызволюсь, ты, друг мой, к нам спеши, —

К спокойным плесам, к ясным тихим звездам.

Моя семья тебя полюбит…

Сторож

Ох,

Пока прикинься…

Братковский

Ты свое, мой голубь?

Сторож

Когда придут, ты будто согласись…

Не то усни, измученную душу

Благоволенью божьему вручи.

(Набожно сложив руки.)

Яви, господь, свою святую милость,

Укрой его от скверны!

(Быстро и суетливо собирает посуду, чтобы скрыть набежавшую слезу.)

Братковский
(оставляет себе бутылку с вином)

Дед, постой,

Молю тебя: открой окно, не бойся —

Железных прутьев мне не перегрызть,

Глоток бы воздуха…

Сторож
(отворачиваясь)

Сейчас открою!

(Растворяет окно и быстро выходит.)

Явление шестое

Братковский, один.

Братковский
(приник к окну, не надышится)

Как хорошо! Как негой веет… Жизнь

Вливается мне в грудь струей горячей

И наполняет радостью былой.

Дышу — не надышусь… я точно пьяный…

Весна, весна! Прекрасен божий мир,

Как солнышко сверкает в поднебесье,

Своим лучом надежду окрылив!

Вот там — цветок, вон ласточка в лазури

То вверх взовьется, то исчезнет вновь.

Ей весело резвиться на приволье!

Движенье — жизнь!.. А тут — могильный склеп. —

Вокруг черно: полоске яркой света

Здесь не развеять сумрак гробовой…

Ох, вырваться б! Одним глазком бы глянуть

На улицу, на горемычный люд,

Что от работы и нужды согнулся…

А держится и за такую жизнь…

(Ухватившись за решетку, хочет подтянуться вверх, но срывается — рука искалечена, пробует придвинуть стол, но услышал песню и снова припадает к решетке.)

Хор за кулисами приближается, становится громче, потом постепенно затихает.

Хор

Ой, у полi два явори,

Третiй зелененький:

Та занедужав у дорозi

Козак молоденький.

Лежить козак пiд явором

З силоньки знемiгся,

Над ним коник вороненький,

Тяжко засмутився…

Один собi, без дружини,

Без отця, без неньки…

Тiльки степ його вкривав,

Та круки чорненькi.

Братковский
(склонил голову на решетку, слушает)

Истомлены работой непосильной,

А все-таки поют, тоска и боль

Звенят, звучат в чудесных этих песнях…

Как я давно родной напев слыхал, —

Еще от матери моей покойной…

Все прошлое, все горести души

В моем истерзанном проснулись сердце

И вызывают скорбную слезу…

(Вытирает глаза. Пауза.)

О матушка моя родная! Сына

Оставила нести ты тяжкий крест, —

Сама ж давно покоишься в могиле…

Встань, погляди, каким он нынче стал!

Похож ли он на резвого дитятю,

Который затихал под твой напев,

То грустный, то веселый? Не ему ли

Слезами омывала шелк волос?

И не его ль учила храбро биться

С обидчиком, с насильником лихим,

За свой народ, за правду, за свободу?..

Вот бился и добился…

(Горько.)

Ха-ха-ха!

Борец бывалый — в кандалах, в темнице,

Истерзанный, измученный, без сил!

(Подходит к столу, садится и склоняет голову на руку. Пауза.)

Хор
(pianissimo)

Умер козак без дружини,

Без сестри, без брата,

Лиш зостались на поминки

Степовi орлята.

А над трупом буйний вiтер

Застогнав помалу,

Заплакав дощ, та хижий звiр

Збiгся на поталу…

Братковский
(после первого куплета поднимает голову, а после второго снова подходит к окну и приникает к решетке)

Погиб… Один… без брата, без подруги,

Слетелись хоронить его орлы,

Да голосил над трупом буйный ветер,

И частый дождь слезами омывал…

Исчезло все, чем страстно сердце билось!

Вот так и я… Предчувствие змеей

В груди моей усталой шевелится…

И добрый дед на что-то намекал…

Ох, как бы счастья мне еще хотелось!

Я только каплю радости вкусил…

Слукавить?.. Так советует и сторож…

(Ходит по камере.)

И поступиться малостью, чтоб их

Обманом взять… Но это ведь бесчестно!

(Останавливается.)

Хотя в борьбе…

(Стоит в нерешительности, снова начинает ходить.)

Все средства хороши…

Без хитрости не выиграть и стычки…

(Останавливается. Посмотрел в окно.)

Как славно там: любая рада тварь,

Ликует все живое… Искушенье!

Ну, что ж? Поддаться?.. Сыну и жене,

Ведь им я тоже нужен… Мама, мама!

Ответь ты мне, не оскверню ли стяг,

Не заплачу ль за счастье я изменой?

А ты, а ты, что скажешь мне, мой сын?

Какой совет дашь ты, голубка Тася?

Как тяжело! Ведь хочется мне жить

Не для своих утех, а для народа:

Трудиться, чтоб помочь прозреть слепым,

Иль жизнь за них отдать в кровавой сече,

Скрестив с врагом каленые мечи,

А не в гнилом подвале… Правый боже,

Как ослабел, устал я, изнемог!

(Роняет голову на стол, тело его сотрясают рыдания.)

Явление седьмое

Голоса на улице за окном и на тюремном дворе.

Голос первый (вдалеке). Эй, кто-нибудь там! Позовите пана коменданта.

Голос второй (под окном). А зачем?

Голос первый. Зови, когда говорят, и нишкни!

Голос второй. Ишь ты! Велика персона! Пан комендант отдыхает, не велел беспокоить.

Голос первый. А ты побеспокой, потому что прибыла какая-то пани с пропускным листом от пана старосты.

Голос второй. Вот кто мне скажет, где пан. Гапка, куда ж это ты?

Голос женский. Ну тебя к лешему!

Голос первый. Держи ее!

Голос женский. Гляди, как тресну!

Голос второй. Да не артачься!

Голос женский. На ж тебе!

Слышен звук пощечины.

Голос первый. Ловко!

Хохот. Затем женский визг. Возгласы.

Голос женский. Ей-богу, сейчас я пану…

Голос первый (кричит). Разбуди, разбуди пана коменданта: надобно!

Хохот и шум стихли, слышен лязг ружей.

Голос третий (ближе). Пароль?

Голос четвертый (дальше). Луцк!

Голос третий. Отзыв?

Голос четвертый. Победа!

Голос третий. Здесь дежурить до восхода солнца, а после смены — два отделения милиции на площадь.

Голос четвертый. Зачем?

Голос третий. По требованию городского суда.

Голоса смолкли. Лязг постепенно утихает. Заключенный словно ничего и не слышал, наконец с безразличным видом поднимает голову и потирает лоб рукой. За окном приближается свадебная процессия с музыкой и песнями.

Братковский
(повернувшись к окну).

Свадьба? Да, и князь, и поезжане.

Хор
(мужской)

Хвала, хвала матусе —

Уберегла Марусю,

Добру ее учила,

Красою наделила.

Хор
(женский)

Ой, болтали бабы-ворожеи.

Что Маруся будет черта злее,

А она добра-добрешенька,

Словно роза пригоженька!

Хор
(вместе с музыкой)

Ой гоп, да помалу,

Лезет батька к причалу,

А матуся: ‘Ты куда?

Больно лодка нетверда…’

Ой, гоп, таки-так!.. (и т. д.)

Слышны музыка, бубен, возгласы, шум.

Голоса (близко). Ишь ты! Хоругви красные! В красных цветах! А казак-то откалывает! Глянь, глянь!

Голос женский. Да уж получше, чем вы, лежебоки!

Голос второй. А, и ты тут?

Голос женский. Не лезь! Давай мириться! Идем, станцуем!

Смех.

Голос второй. А что ж? Идем!

Голоса (близко). Ловко! Побей меня бог! Мотней так и метет! — А Горпина? Так и ходит все ходуном, аж монисто подскакивает!

Голоса женские. А ну, еще кто? — Без пользы музыка!

Голоса мужские. Сади! Режь!

Хохот и крик: ‘Го-го-го!’
Музыка постепенно затихает.

Братковский
(когда шум на улице утих, а музыка доносится уже издалека)

Минута счастья, сладкого угара

Средь туч тоски, средь моря горьких слез,

Разгульный возглас пьяного веселья

Средь стонов под нагайкой и бичом…

Ну что ж, и миг веселья — нам отрада,

Лови его, не возвратится он!

Голос коменданта (под окном). Что за спешка?

Голос первый. Вот пани с приказом.

Голос коменданта. Какая там еще пани? Уже пробило восемь.

Голоспани. Сударь! Во имя милосердия!

Братковский (встрепенувшись, схватился за голову). Голос, голос знакомый… Огнем опалил сердце… Кто это? (Подтягивается на решетке, но не в силах удержаться.)

Голос коменданта. Сегодня нельзя… закон: после восьми свидания запрещены… завтра, только рано утром… на рассвете.

Голос пани. Я всю ночь здесь простою. Меня никак не выпускали из Львова… Насилу вырвалась…

Голос коменданта. Любезная моя пани… прошу ко мне.

Голос пани (близко). Господь вам воздаст! Я так измучилась.

Шаги затихают.

Явление восьмое

Братковский, один.

Братковский

Она! Моя единственная! Тася!

Ох, сердце разорвется на куски,

Ниспослано мне счастье выше меры!

С рассветом для меня настанет рай…

А я, слепец, еще роптал на бога!

(Молитвенно складывает руки.)

Прости, прости!..

(Пауза.)

Нет, прочь теперь печаль!

Все страхи вон! Опять манит надежда!

Играет кровь и рвется вдаль душа!

Теперь уже вот-вот освобожденье!

(Ходит.)

Работа закипит! Еще найду

Товарищей — богатырей по духу…

Не умер ты еще, мой край! О нет!..

(Пауза.)

Услышал я ее, мою голубку,

И будто весь я ожил, и опять

Ключом кипят, как в молодости, силы.

Сияет свет… Вон тонкий луч упал

И золотом зарделась паутина,

Погаснет — и охватит сразу грусть,

И трауром весь потолок оденет…

(Пауза.)

Поймать бы мне прощальный этот луч…

(Пробует подтянуться на прутьях, но тщетно, придвигает стол, взбирается на него и облокачивается на верхнюю часть решетки.)

Ах, вот где он, огнистый и багряный.

И солнца кромка… будто рдеет кровь…

Прощай, прощай же до утра, до завтра!

А завтра встань, пошли мне свой привет,

Позолоти приход освобожденья!

Голос
(под окном)

Эй, узник, эй! Слезай тотчас с окна!

Братковский

Минуточку, вот только солнце сядет!

Голос

Назад! Не то стрелять я буду!

Братковский
(соскакивая)

Зверь!

Чего рычишь, ощерив злобно зубы?

У, наймиты презренные! Свои ж,

А вы с врагами издеваться рады

Над братьями!

Явление девятое

Братковский, комендант и сторож.

Комендант

Взбираться на окно

Не разрешается!

(Сторожу.)

Закрыть немедля!

Сторож закрывает окно, отодвигает стол. Сразу — тишина и полумрак.

Уж подожди рассвета!

Братковский

Здесь жена?

Комендант

Увидишь сам… Ты помолись.., Я книгу

Принес тебе…

Братковский
(быстро берет)

Священное писанье?!

(Целует книгу.)

Комендант

Да, Уповай на милость… Ну, до завтра!

Комендант и сторож выходят.

Явление десятое

Братковский, один.

Братковский
(некоторое время стоит, прижав евангелие к груди)

Ты подаешь с небес, моя матуся,

Свой голос мне писанием святым.

За кулисами хор тихо начинает петь молитву. Она длится в течение всего монолога.

(Переходит с евангелием к столу, стоящему рядом с нарами на авансцене. Читает про себя. После паузы.)

Святое слово… из-за звезд… наказ…

Да, в подвиге за правду есть победа,

И смерть порою действенней, чем жизнь…

(Читает про себя. После паузы.)

Высокий стяг за свой народ, за правду

Поднять должны мы на глазах врагов,

А не держать его от мира втайне.

Борись за люд, умри за люд и тем

Подай пример и устраши тиранов!

Я допустил минуту колебанья?

Да, жизнь меня соблазнами влекла

И чарами волшебными пьянила…

Соблазны прочь! Что б ни было там, я

Не поступлюсь и малой даже пядью.

(Падает на колени.)

Прости меня, благой, всесильный боже,

Прости вину лукавому рабу:

Меня совсем измучили страданья

И волю обессилили вконец…

(Припадает головой к столу.)

Занавес

Картина вторая

Декорации те же, только на сцене темно и светится лишь круглое окошечко в двери, как совиный глаз. Стол теперь по другую сторону нар.

Явление первое

Братковский, один.

Братковский
(лежит на нарах головой к зрителям, поворачивается, принимая более удобную позу)

Спокоен я… ушли сомненья прочь,

Свой долг я не оставлю в небреженье

И донесу на раменах свой крест…

Какая тишь!.. Лишь за стеною мерно

Стучит-бренчит бессонный часовой…

На сердце тоже тишина и кротость…

(Пауза.)

Полгода тут я скорчившись лежал,

А все же цепь давила и терзала,

И странно мне, что я без кандалов:

Так сладко на соломе растянуться,

Как на перине царской… Для меня

Она нежнее пуха! Все тревоги…

(Засыпает.)

Последние слова произносит сонным голосом. Едва он умолкает, начинается тихая музыка — мелодии народных песен, однако в них порой прорываются и бунтарские ноты, и конце опять тихая музыка, но это — тишина перед бурей. Она вводит в новую картину.

На задней стене, против зрителя, появляются тучи, они заволакивают стену. Когда тучи расходятся, виден глубокий овраг, укрытый со всех сторон скалами и нависшими деревьями, в глубине чернеет вход в пещеру. Светлая лунная ночь. Действие идет в овраге и в камере — до нар.

Явление второе

Тася, одна.

Тася (вбегает). Я первая… Еще никого нет!.. Опередила и Остапа… Атут ли будет сходка?..

Явление третье

Тася и Степан Братковский.

Степан (тот же узник, только молодой, без бороды, с небольшими усами). И ты здесь, Тася? Одна пришла в такую глушь, ночью? Это безумие!

Тася. Я не одна, я с Остапом.

Степан. А где же он?

Тася. Пошел проверить, все ли в порядке.

Степан. Но все-таки как ты неосторожна, моя милая: тут собираются мужественные бойцы, а для нежных созданий это дело опасное, женщинам здесь не место!

Тася. Когда речь идет о судьбе народа, о родине, то и нежные создания должны отдать свои силы… тут не должно быть ни панн, ни панночек, тут все равны. И все мы готовы положить жизнь на алтарь отчизны! А если еще кэтому призывает Степан, то и ад мне не страшен!

Степан. Единственная моя! (Жмет ей руку.)

Явление четвертое

Те же, Остап и другие бунтари.

Со всех сторон бесшумно появляются разные люди — и молодые, и старые, большею частью горожане, простолюдины, кое-где видны и казаки.

Степан. Что, все собрались, братья?

Голоса. Все, все!

Степан. И все свои, верные? Иуды среди вас нет?

Голоса (ближние). Как будто нет.

Голоса (дальние). А кто его знает.

Где-то вдали слышен смех.

Степан. А дозорные поставлены?

Остап. Стоят. Я сам обошел.

Кто—то (вдалеке). Стоят. Ха-ха!!

Все переглянулись. Пауза.

Степан. Ну, братья, вы знаете, для чего мы собрались? До крайности дошло, народ изнемогает в непосильном труде, придавило рабское ярмо ваши шеи, под гнетом гибнет отчизна!

Голоса. Гибнет!

Эхо печально: ‘Гибнет’. Где-то закричала сова. Все вздрогнули.

Степан

Насильник нас до нитки обобрал:

Добро, права, труд, вольности святые,

Как скот, он нас запряг в ярмо, дерет

С рабов своих несчастных по три шкуры…

Да что там шкуры — душу подавай,

Хотел бы он, чтоб отреклись от близких,

От славы стародавней, от отцов,

Честных могил и веры наших предков,

Он требует, чтоб отказались мы

От языка, обычаев и рода,

Чтоб стали все бесправными, как псы,

Напялили чужую, вражью шкуру.

Крестьяне
(большинство)

Да, всюду произвол, насилье, гнет!

Горожане
(меньшинство)

Ох, только как ты совладаешь с ними?

Остап

На нож должны поднять мы сами нож!

Казаки

Нож! Нож!

Крестьяне
(одни)

Но сверх ножа нужны и силы,

Иначе вырвут…

Крестьяне
(другие)

Нас же полоснут!..

Крестьяне
(третьи)

А где нам взять их?

Горожане
(одни)

Если будет горстка,

Раздавят вмиг, а много не собрать…

Горожане
(другие)

Вот после этаких забав срезали

Права вконец…

Эхо вдалеке: ‘Вконец! Вконец! Вконец!’

Остап

О том и речь, что малые отряды

Годны лишь для отпора — здесь и там,

Их надо сбить в один кулак могучий!

Казаки

Сплотиться надо нам в большую рать!

Сова в лесу: ‘Го-го!’

Крестьяне

Всем миром взяться… Правильно!

Горожане

А может,

Уступку сделать кое в чем… Глядишь,

И у врага мы выторгуем малость…

Степан
(всплеснув руками)

Да чем еще нам поступаться, чем?

Всем, кажется, уже мы поступились:

Мы отдали наследие отцов,

Паны забрали землю, нажитое

Кровавыми мозолями добро,

И вольности, и труд, и силу нашу,

Так чем еще, скажите, бить челом?

Отдать детей собакам на съеденье?

Сестер и жен псам бросить на позор?

Или швырнуть и душу на потеху?

Да хоть бы все мы отдали дотла,

Хотя б им под ноги легли, — что толку?

Не знает к слабым милости палач,

Лишь силой можем вырвать мы свободу,

Вернуть права и жизнь отвоевать…

Так повелось и будет так вовеки!

Голоса
(сперва одиночные, а затем общим хором)

Да! Правда! Да!.. Волков встречай колом…

Лежачего бьет и татарин… Встанем!!

На сцене темнеет, вдали слышны глухие раскаты грома.

Степан

Есть, братья, нужды, свойственные всем —

И людям, и скотине бессловесной, —

Уж так велит и шкура, и нутро.

Кому милы нагайки, и неволя,

И холод злой, и голод, и огонь,

И тяжкая работа на злодеев?!

То знает даже подъяремный вол.

А есть права, что выше нужд вседневных, —

Права души, всем людям божий дар

И каждому народу дар особый,

Так можно ль нам не соблюдать души,

Когда в ней воплотился образ божий?

Его запачкать — значит зверем стать,

Нет, хуже зверя… Враг того и хочет!

Голоса

Не быть тому! Души не продадим!

Скорей костьми мы ляжем за святыню!

Кое—кто из горожан

Лечь ляжем, только не добудем прав,

Ведь у врага бесчисленные силы.

Крестьяне
(большинство)

Вам страшно, да? Вас мучает корысть?!

За сладкий кус готовы на измену?

Нет, коли гибнуть, так уж гибнуть всем!

Остап

Или добыть себе права и волю,

Иль всем конец!

Степан

Страшней всего позор!

Какая жизнь в ярме, под батогами?

Голоса

Бери ножи! А вожаком — Степан!

Все

Степан! Степан!

Что-то завыло. Молния. Гром. В лесу раздался хохот.

Степан

Клянусь вам, братья, что ни блеск сокровищ,

Ни страстных чувств неукротимый пыл,

Ни дружба, ни любовь к родным и близким,

Ни страх угроз или смертельных мук

Меня свернуть с дороги не заставят,

Изменою души не осквернят!

Клянусь отдать я жизнь свою за благо

Ограбленных, обиженных людей!

Все

На веки вечные Степану слава!

Степан

И вы клянитесь!

Все
(вынимают ножи)

Острым сим ножом!

Иль мы погибнем, или сгинет ворог!

Изменника пусть покарает нож!

Клянемся все!

Степан
(вынимает нож)

За волю, за свободу!

Сильный удар грома, молния. Все содрогнулись.

Голоса
(из лесу)

Нас обошли! Спасайся, кто может!

Все бросились в разные стороны, исчезли. Степан и Тася тоже побежали вслед за остальными, но скалы и деревья преграждают им путь. Жесты отчаяния. Кромешная тьма, ее прорезают только молнии да черный зев пещеры начинает светиться.

Степан

В ловушке! А! Поймают нас!

Тася

Ну что же!

С тобой, вдвоем — не страшно умирать!

Степан

Дай руку!

Тася

Вот она! На жизнь и на смерть!

Страшные раскаты грома, молния, из глубины пещеры вырывается пламя, и в нем появляется чудище.

Явление пятое

Музыка сопровождает появление чудища, за сценой поет хор басов, будто воет само чудище.

Чудище

Я — злато,

Отрада —

Мой сладостный звон,

И волю,

И долю,

Все, все купит он!

Я — сила,

Могила —

Свобода твоя,

Навек Человеку

Закон бытия!

Я — власть,

И все пасть

Предо мною спешит,

Ярмо и

Побои —

Мой скипетр и щит!

Огонь

Вдохновенья,

Победы наук

Мне — сил упроченье,

Вам — тысячи мук!

Гром — и все пропадает, снова стена и дверь. Последний куплет повторяется еще раз после исчезновения чудища.

Явление шестое

Братковский, один.

Братковский

Что это?.. Сон?.. Иль наяву я видел?

Вновь прошлое вернулось?.. Нет, тюрьма…

И ночь, и мрак… а вон глазок совиный…

Какой зловещий мне приснился сон!

Бррр! Чудище! Князь мира — злая сила,

Она все губит… Так неужто свет,

Любовь, наука, братская сплоченность

Безумной силе путь не преградят,

Что придавила разум и свободу

И грабит счастье у простых людей?

Не может быть, нет, быть того не может!..

Есть правда там!

(Указывает на небо.)

Да, верю я творцу!

Бог землю сотворил не на глумленье,

Не на потребу алчным палачам,

А на добро и счастье всем живущим…

Приидет день, ты бедных защитишь

И озверевшую прогонишь нечисть, —

Тогда настанет царствие твое!

(Замер в благоговейной позе.)

Ах, и она, моя звезда, голубка,

Как будто тут была, еще звенит

В сыром подвале серебристый голос,

И чудится пожатье теплых рук.

Ох, здесь ты, здесь! И утром я увижу

Тебя, моя бесценная краса…

Как по тебе тоскую я смертельно!

Когда б скорее эта ночь прошла!

Явление седьмое

Братковский, ксендз и сторож.

Сторож входит со свечой, ставит ее на стол, за ним — ксендз.

Сторож
(В сторону)

Несчастный, ох!

(Уходит.)

Ксендз

Господь с тобою! Мир!

Еще не спишь?

Братковский

Нет, отче преподобный.

Чем заслужил?..

Ксендз

Что я сюда пришел?

Тем, что и ты несчастный узник…

Братковский

Я же

Для вас схизмат?

Ксендз

Перед святым отцом

Мы все равны, нет верных и заблудших.

Братковский

Заблудшим счесть себя я не могу.

И ваша милость зря потратит время,

Когда меня задумали вернуть

В великопанской веры лоно.

Ксендз

Знаю,

Ты просвещенных держишься идей

И разделяешь Соция ученье,

Что отвергает ярый фанатизм

И к миролюбию зовет народы.

Братковский

Да, наш псалом — все веры уважать,

Не запрягать в ярмо живую душу,

Не подавлять насильем ум чужой,

Народа не лишать его свободы,

Из брата не творить себе раба…

Ксендз

А коль, мой сын, ты признаешь все веры,

Так ту прими, что всех других сильней,

Она тебя избавит от напасти

И даст возможность делать всем добро,

Свои заветные мечты исполнить,

В семье любимой счастье обрести,

Жить в радости…

Братковский

Не искушай, пан отче…

Костел — противник всех моих основ

И возвещать вовек их не позволит,

И чем прельстительней твои слова,

Тем вызывают больше отвращенья,

Как я чужие убежденья чту,

Так и своих держусь неколебимо:

Не продаю я их и не продам

Своих святынь за все богатства мира!

Ксендз

Какая здесь продажа, если ты

Поступишься ничтожным ради ближних?

В борьбе с врагом-насильником не честь,

А ум решать обязан…

Братковский

Я согласен:

Все для друзей — и сердца стук, и жизнь!

Готов за них себя отдать я в жертву,

Но для себя — не отступлю на шаг!

Ксендз

Стой, погоди, и мой совет послушай.

Я знал тебя и раньше и ценю

Твоей души достоинства большие,

Ты веришь в пресвятую правду, сын,

Но правдой ведь одной не одолеешь

Панов, погрязших в самовластье, лжи, —

Со злом бороться надо тайно, хитро,

Не брезгуя любым оружьем, чтоб

В конце концов своей достигнуть цели.

Победа — вот в чем высший смысл борьбы!

Католик я и с виду — раб покорный,

Но деспотии я не признаю,

Я жажду прав верховных и свободы

Для разума, для сердца, для души,

Но я кричать на стогнищах не стану,

Не то меня и проповедь мою

Раздавят вмиг, — еще сильна держава!

Надежным лишь откроюсь и тайком,

Чтоб мысль моя по свету шла тихонько…

Ты раньше срока поднял шум, мой сын,

И промах твой тебе исправить надо.

(Пауза.)

Хоть здесь я по велению властей,

Но я пришел с открытым, теплым сердцем,

Клянусь душой, — хоть верь мне, хоть не верь!

Не для себя уступишь ты, — для ближних:

Без пастыря все стадо пропадет…

Спаси себя, других спасешь ты этим!

Братковский

Зачем же им изменник-поводырь?

Ведь попранное братство распадется,

Когда сам гетман знамя осквернит.

Но ты скажи по правде, отче милый:

Лишь за измену мне даруют жизнь,

А не предам, ждет смерть меня?

Ксендз

Не знаю…

Как будто отпустить тебя хотят,

Но я на их не полагаюсь слово,

В борьбе ведь слово чести — звук пустой,

И все слова — подделка и притворство.

Здесь — кто кого! И цель одна у всех —

Врага убить и растоптать пятою!

Жизнь сохранить они тебе сулят,

Чтобы всего тебя купить за это,

Они считают, что лишь ты один

Простой народ прибрать к рукам сумеешь.

Уверен я, что за тобою вслед

Отпустят и товарищей на волю,

Держава хочет вас к себе привлечь,

А не казнить. Ведь казнь порою может

Внести смятенье, возбудить умы…

А веру ты… на время…

Братковский

Мудрый отче,

Ты истину великую изрек,

Что возбуждает казнь умы к восстанью.

Ксендз

Но вместе и лишает лучших сил.

С тобой, мой сын, я говорю открыто,

Одно расположенье и любовь

Заставили меня к тебе спуститься.

Не в вере дело: власти все равно,

Каким крестом себя ты осеняешь,

Но для нее покорность дорога,

Держава послушанье ценит…

Братковский

Мало:

Унизить власти хочется меня,

В прах обратить мои все убежденья,

Охаять величавый наш псалом

И очернить облыжно нашу правду!

Ксендз

Но ведь за то — освобожденье, жизнь,

Таким добром распорядиться можно…

А с властью рассчитался б рубль за рубль:

Уж если действует она насильем,

Так и ее поймал бы на крючок.

Братковский

И ты бы мне, достопочтенный отче,

Советовал…

Ксендз

Да, притворись, а дальше… путь открыт,

Братковский
(с усмешкой)

Вот, вот, мне то же говорил и сторож…

Ксендз

Они тебе все, все дадут, — клянусь!

Подумай! Лишь бы из тюрьмы за двери!

Там ждут тебя жена, малютка-сын…

А казнь твоя какой им будет мукой!..

Братковский

Жена! Дитя!.. Опять в груди горит!

(Схватился за сердце, встал и начал ходить.)

Как тяжело… как сердцу жалко милых!

Что станется тут с ними без меня?

В моих руках их и мое спасенье…

(Останавливается.)

Ах, как манят соблазны бытия!

(Ломает руки.)

Мне сушит мозг неистовое пламя…

Слабеют силы…

(Пауза. Лицо узника выражает тяжелую муку. Он принял решение, быстро подходит к ксендзу.)

Нет, уж лучше смерть,

Чем жизнь с пятном проделки недостойной:

Я радости бесчестьем не куплю!

Неправдой не послужишь делу правды,

Обман пойдет на пользу только лжи,

А ложь — есть князь раздоров и насилья,

Что весь народ запряг в одно ярмо,

И ум, и руки заковал в оковы,

Свободный дух унизил…

Ксендз

Милый сын!

Светла твоя душа и сердце чисто,

Святой огонь любви питает их —

Нетленное даренье бога славы…

Так береги ж бесценный сей сосуд,

Ведь в нем лежат сокровища владыки!

Слепые, ненасытные враги,

Они не пощадят его!

Братковский

Отец мой!

За правду гибель — правды торжество,

Высоких дум над темнотой победа!

Ксендз

О милый сын, ты одолел меня,

Перед твоим величьем преклоняюсь…

Я не могу лукавить: да, борец

За грешный мир, наш пресвятой учитель

Понес на крест за нас свою любовь!

Братковский

Твои слова елеем мастят раны,

Смягчают сердце…

Ксендз
(с жаром)

Нет, ты не умрешь!

Иду молить… На бога уповаю!

До глубины ты сердце мне потряс…

Как жаль тебя!.. Как я… родное чадо,

Тебя люблю!.. Поверь — желал добра!

Братковский

О, верю я!

(Бросается к нему, целует руку.)

Ксендз
(обнимает его).

Друг милый и любимый!

Храни тебя заступник наш господь,

Укрой от бед своей небесной ризой!

Ох, как сильна безмерная любовь!

Когда б она всем миром овладела

И веры все наполнила собой, —

Какое счастье расцвело б на свете!..

Благослови ж страдальца, всеблагий!

Заключенный становится на колени.

Ты сердце укрепи ему и душу

Прими в обитель горнюю свою!

Мужайся! Я иду… спасу… Надейся!

Братковский

Отец мой… мой единый…

Ксендз
(взволнованный до слез, показывает на небо)

Бог един!

(Выходит.)

Сторож забирает свечу и быстро захлопывает дверь.

Явление восьмое

Братковский, один.

Братковский
(после паузы)

Конец всему, нет к прошлому возврата:

Что суждено, пускай свершится… Рад,

Что одолел себя и все соблазны…

Ах, всё уже!..

(Пауза.)

Смерть впереди… Ну, что ж,

Лукавят те, что волю обещают…

(Прошелся шатаясь и сел у стола, на котором стоит бутылка с вином.)

Все силы кто-то отнял у меня,

И голова окутана туманом…

А! Вот вино… Допью и подкреплюсь,

И лягу, сном забудусь до рассвета…

(Ложится.)

А ксендз каков!.. Хотел меня спасти…

Таких ксендзов я не встречал… Спокойно

Ему доверюсь… Ох, как тело все

Свинцом налито. Да уж хватит, хватит

Тревожиться… Пускай бы ночь прошла, —

Еще судьба нам улыбнется… Верю…

(Тихо засыпает.)

Музыкальное вступление.

Явление девятое

Снова появляются на задней стене тучи, стена исчезает, и вместо нее возникает другая картина: небольшая, но чисто убранная комната вроде спальни: кровать, рядом с ней колыбель, много книг, рукоделие, все имеет опрятный, привлекательный вид.

Тася, одна.

Тася — мать
(качает ребенка и поет)

Спи, сыночек милый!

Баю-баю-баю!

Спи, пока не зная

Ни страданий, ни забот,

Что гнетут родной народ!

Баш-баю-баю,

Звездочка родная!

Вереница светлых дней

Промелькнет в прекрасном сне

И погаснет в буднях

Тяжких, серых, трудных.

Станешь, сын мой, подрастать, —

Будешь долю проклинать…

Баю-баю-баю,

Звездочка родная!

Вырастешь, сыночек мой,

Полюби свой край родной,

Все отдай народу!

Бейся за свободу.

И пока здесь ад — не рай.

Ты о счастье не мечтай!

Баю-баю-баю,

Звездочка родная!

Явление десятое

Те же и Степан.

Степан
(входит)

Голубка, тихая моя воркунья!

Устал, хотел все кончить поскорей…

(Обнимает ее.)

Чтоб с вами здесь, в моем раю, забыться…

Тася
(обнимает его)

Ты трудишься сверх сил, мой дорогой,

Поберегись, недолго надорваться.

(Ластится к нему.)

Степан

Еще послужат, — молодые…

Тася

Ох,

А как сдадут, — беда нас одолеет…

Степан

Пусть спит она и носа не сует,

Пока над нашим кровом светит солнце…

Ну, как сынок?

Тася

Он улыбнулся, глянь, —

Небесный сад ему, должно быть, снится.

Степан

Он улыбнулся! Парень хоть куда!

Дай на руки возьму я…

(Оборачивается к колыбели.)

Тася
(делает предупреждающий жест)

Жаль, разбудишь.

Не выспался, пусть лучше он поспит,

Чтоб стал здоровым, сильным и красивым…

Степан

Пускай, пускай, я погляжу и так.

(Заглядывает в колыбельку.)

Мой миленький!.. Ой, трудно удержаться,

Чтоб не коснуться поцелуем губ,

Не ущипнуть за беленькие щечки,

Не приласкать…

Тася
(целует Степана)

Любимый, дорогой!

Ну, посмотри — твое лицо ведь это:

И нос такой, и губки, и глаза,

И весь овал… и самая улыбка

Твоя, твоя! За то его люблю

Еще сильней, когда тебя здесь нету,

Я на малютку милого гляжу,

В его чертах — твои черты я вижу.

Черты родного мужа моего!

(Обнимает.)

Степан

Единственная! Счастье!

Тася
(спохватившись)

Вот так счастье!

Трещу, трещу, а мне и невдомек,

Что муж сидит измученный, голодный,

Не ужинал…

Степан

Не беспокойся, мне

И есть не хочется, я все глядел бы

На вас…

Тася
(хлопочет по хозяйству)

Ха-ха! Соскучился б, небось!

Не думай, что совсем я не хозяйка:

Все у меня готово, я теперь

Одна справляюсь с домом, без служанок.

Что? Удивлен?

Степан
(снимает кафтан)

О милая моя!

Но жаль мне рук, испортят их мозоли…

Тася

Не жалко, нет, так надобно, мертвы

Слова без дел, а мы должны с народом

В труде сравняться. Ведь такой пример

Всех привлечет, и наша мысль о братстве

Распространится…

Степан

Умница моя!

Перед твоей я преклоняюсь силой:

Ты встала выше родовых начал!

Тася

Да не хвали ты, перехвалишь.

Степан

Где там!

Тася
(шутливо)

А все-таки ты брезгуешь, мой друг…

Рукам моим и вкусу ты не веришь…

А я и мед сварила…

Степан

Ну, давай

Попробуем!..

Тася
(подает на подносе)

Но только не сердиться.

Коль будет плох!

Степан
(смеется)

Я беспощаден…

Тася
(наливает кубок)

Ой?!

Ну, пробуй… Пей!

(Ставит кубок.)

Степан
(пьет)

Нектар небесный! Чудо!

С тобою — рай!

Тася
(весело)

Как рада я!

Степан

А я,

И сам не знаю как! Безмерно!

(Вдруг обнимает жену.)

Тася

Что ты?

Перепугал!

(Целует его.)

Так вот тебе!

(Подливает.)

Ну, пей!

Нам бог такое дал большое счастье,

Что даже страшно мне…

Степан

Не сломится!

Тася
(любуется мужем. Пауза)

А дело наше как?

Степан

Растет, растет и тьму одолевает.

Проснулось чувство гордости в рабах,

Пусть только знак подаст Палий, немедля

И мы начнем священную борьбу.

Тася

Когда б скорее!

Степан

Обождать придется,

Пока рассвет наступит.

Тася

Разве нам

Насильники дадут его дождаться?

Степан

Э, спят они, для них мы только скот,

Бессильный, жалкий… Преданные делу

Товарищи собрались вкруг меня,

Нести в народ готовы слово правды

И силы обездоленных крепить.

Тася

О, ты всему и голова, и сердце,

Мое ты счастье, гордость ты моя!

Как я люблю тебя, как преклоняюсь

Пред чистым светочем твоей души!

Степан
(обнимает ее)

Мое сокровище, твоя поддержка — сила!

Тася

Постой, проснулось, кажется, дитя.

(Подбегает к колыбели.)

Степан
(за нею)

Смеется? Дай-ка парня! На колено

Верхом посадим…

Тася
(склонилась над колыбелью)

Погоди! Сейчас

Управлюсь с ним… О, гуси-потягуси!

Явление одиннадцатое

Те же и Остап.

Остап
(вбегает)

Стряслась беда: забрали пятерых…

Все ждут тебя… хотят совет услышать:

Бежать ли нам, скрываться по углам,

Иль на злодеев двинуться?

Степан
(с минуту стоит ошеломленный)

Как сразу

Мой светлый день затмился, сорвалась

Невесть откуда бешеная буря,

Грозит смести…

Остап

Так лучше подождать, —

Мы победить врага сейчас не в силах!..

Степан

А тех, что брошены уже в тюрьму,

Оставить там на гибель?

Остап

Что ж мы можем?

Степан

А дело наше? В грязь его втоптать?

Остап

На время лишь… покуда семьи…

Степан
(горячо)

Стыдно

Себя спасать, когда судьба борцов

Решается — борцов и братьев наших!

Тася

Да, милый мой! Не ведать счастья нам,

Когда в неволе гибнут наши братья…

Ты всех будил, так стань же во главе

И делай так, как долг повелевает.

Степан

В твоих очах горит огонь святой,

В твоих устах — пророческое слово…

Иду!.. Прощай!.. Но как же вы одни

Останетесь средь этой страшной бури?

Ох, замирает сердце… Стынет кровь…

Кто защитит вас?

Тася

Тот, кто правит миром!

Ему я поручу свое дитя.

Сама ж пойду, с тобою оплечь стану…

Степан

Любимая!

Остап

Орлица наша!

Степан

Ты

Мне помогла расправить крылья, чую

Вновь силу я…

Тася

На бога уповай,

Не плачь о нас: одна семья мы ныне,

Поруганная, скорбная семья!

Остап

Сюда идут… Я слышу лязг оружья…

Враги!

Степан

Вперед! Мы встретим грудью их!

Сразу темнеет, картина исчезает, музыка, которая началась чуть раньше, полна тревоги, бьет барабан, кажется, что раздаются крики и стоны, в той же тональности музыка продолжается и во время монолога Степана, он уже успел незаметно лечь на нары.

Явление двенадцатое

Братковский, один.

Братковский (вскакивает с нар, не проснувшись, как бы в забытьи, в кошмаре). Держи!.. Держи дверь!.. Ломают… Ой, упала!.. Стойте! (Мечется по камере.) Там ребенок!.. Собаки вы, басурманы! На одного?.. А ее за что? Бога ради! Не троньте!.. Меня… я виноват… Ай! За косу тащат!.. Спасите!.. О косяк голова ее ударилась… Звери… Кровь… Не могу… Ох, смерть! (В конце монолога натыкается на нары, падает головой от зрителя и стонет, потом постепенно затихает.)

Музыка тоже из бурной переходит в возвышенно-гармоническую и сопровождает монолог матери Степана до появления коменданта.

Явление тринадцатое

Появляется как бы на облаке фигура матери узника. Она сходит с облака, подходит к сыну, кладет ему руку на лоб.

Мать
(под музыку)

Настал твой час, мой мальчик дорогой,

И сразу позабудешь ты все муки,

Все отдал до конца на подвиг свой

И натрудил мозолистые руки…

Так отдохни и дай покой челу

У материнского родного лона,

Оно и там оплот и оборона,

Где богу ангелы поют хвалу,

Усни ж, усни, исчезнут злые муки,

Тебя я буду нежить и баюкать.

Не сетуй, что утех ты мало знал,

Что раньше срока жизнь твоя сломалась, —

Забвенья сладкий выпьешь ты фиал,

Не запятнавши чести и на малость.

Не сетуй, что твои промчались дни

Полоской света искрометно-алой:

Твоя любовь вдохнула дух в усталых,

А смерть сплотит всех, кто тебе сродни,

Поднимет знамя братства и свободы…

Усни, забудь и горе, и невзгоды.

Облака расходятся, и открываются чудесные глубины рая.

Дитя мое, любимый мальчик мой!

Ты все свершил, что мог, что было в силах.

Тебя в чертог надзвездный, зоряной

На облаке я вознесу, мой милый…

И с тех высот, куда мы полетим,

Следить мы будем за земною далью,

Болеть друзей вседневною печалью,

Желать добра и лучшей доли им…

Ты не щадил себя, спасая братьев,

Приди ж к родимой матери в объятья!

Барабан — и все исчезает, снова стена тюремной камеры. В окне еще раньше забрезжило, а теперь загорелся первый луч.

Явление четырнадцатое

Братковский, комендант, ксендз, сторож и двое часовых.

Сторож
(входит)

Как тихо спит!

(Отворачивается плача.)

Комендант остановился в нерешительности, часовые — у двери, за дверью видны фигуры двух палачей. Внезапный гром барабанов.

Братковский
(вскакивает)

Зарю играют? Утро?!

Ксендз

Мужайся!

(Показывает на небо.)

Там лишь милосердный суд,

А здесь, мой сын, жестоких не умолишь!

Комендант

Ждут палачи! Готовься!..

Братковский
(прижимает евангелие к груди)

Боже мой!

(Окаменел.)

В дверь с нечеловеческим воплем врывается Тася и припадает к ногам узника.

Занавес

Михаил Петрович Старицкий

Последняя ночь

Картина первая

Картина вторая

Комментарии

Читайте также: