Последние листья. 1917 год, Розанов Василий Васильевич, Год: 1917

Публицистика
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Скачать в PDF
Розанов В. В. Собрание сочинений. Последние листья
М.: Республика, 2000.

Последние листья. 1917 год

1.I. 1917
Я пристал к мамочке, как проститутка к Мадонне.
И вся жизнь моя обратилась в плач.
Вот суть.

* * *

1.I. 1917
Суть-то в том, что ведь я никак не могу избыть из себя проститутку. Несмотря ни на какие плачи. А ‘художественный план’ угадывает Мадонну.
И я колеблюсь. Люблю вонь и розу, Господи: но разве нет. Создам и вонь, и розу.

* * *

1.I. 1917 (в трамвае ночью)
Из планеты земледелия не докажешь, сколько ни изнуряй ум. А из земледелия планету докажешь. И отчего земля пузата, и горизонт, и все.
И солнышко. Как ты докажешь из планеты, что должно быть и солнце? А из земледелия: сколько ни сей — без солнышка ничего не вырастет.
Значит: земледелие есть душа между землей и солнцем. Оно протягивает одну руку к земле и другую руку к солнцу. И солнце и земля суть ‘заключение земледелия’.
Как же ты говоришь, что человек вошь? И как же воображаешь ты, что для рождения такого ‘чуда — Ангела’ женщины не должны залезать на небо?
Стоит планета. Стоит планета. Еще сто из миллиона лет стоит: как же, однако, из миллиарда лет стояния пустой планеты вырастет из нее трава.
Говорят — почва. Но почва — из перегноя. Откуда же ‘перегной’, если прошлый год не было травы. А на ‘камне’ трава не вырастет. На камне ‘не косят, не сеют’.
Сеют: и посмотрите — ведь земля в самом деле брюхата. И посев есть совокупление зерна и земли. Всякий посев содержит в себе тайну совокупления. Зерно, падающее с дерева или севалки на землю, — оплодотворяет ее — совершенно как мужчина женщину. Растения — дети семени. И они же таинственные ее мужья. Страшно. Эдиповская тайна: сын оплодотворяет свою мать. Но смотрите, смотрите: если старик 60 лет женится на 15-летней (в Талмуде 15-летняя племянница равви Акибы хотела выйти только за него), она все же обнимает его сверху вниз. Не он ее будет держать у себя под мышкой, а она будет держать его голову под мышкой. И баюкать на подушке. И вообще относиться как мать к нему.
Таинственная по психологии — вот жены суть, матери мужей своих. Отсюда особенная, страстная любовь, когда молодые люди женятся на пожилых женщинах: и не просто на несколько старше себя, на ‘несколько’ никогда не женятся или — случайно, и брак будет несчастлив. Всегда женятся на ‘очень старше’, на лет 15. И тогда — хорошо. Он у меня сосет груди, как бы мог сын у матери.
И ему хорошо. И ей хорошо. ‘Вот думала будет сын. А он муж мой’.
И груди-то ведь устроены как: только у человека так, что их не может не сосать муж. Высоко, под шеей. И — красивы, обаяние. Целуя в губы, муж переходит к шее и неодолимо всякий переходит к грудям. Но, когда он перешел к грудям, он есть ‘ребенок, сосущий свою мать’. Опять Эдипова тайна: но в каком она теперь ореоле. Она переходит в мадонну.
Так Деметра переходит в Мадонну.
Об этом, об этих случаях мне в жизни пришлось услышать: один рассказ от Ник. Никанор. Глубоковского, один — от студента, которому рассказал о себе товарищ, третий — от Фад. Конст. Андреева. Но когда случай, о коем рассказывал Андреев, я передал на другой день, — мне был передан следующий:
‘Поехал я к сестре своей в В. У них в дому жил, занимая две комнаты, инженер. Лет 40. Красивый, сильный. Сестра и говорит мне: ‘Заметь, как они целуются’. — ‘Глупость ты говоришь’,— отвечаю я. ‘Вот обрати внимание. Я же, летом, сижу бывает в светелке, а они, не видя меня, спускаются к шлюзу. И вот — несколько шагов пройдут — и целуются. Не целуются, а он зацеловывает. Пройдут еще, и опять остановились и также долго, долго целуются. Удивительно. Я не обратила внимания, но когда ты сказал о подобном, я невольно вспомнила. И в сказках, я знаю, об этом есть’.
О сказках меня удивило замечание, даже поражало больше остального. Потому что Андреев мне, слыша, и рассказал, что есть в сказках.
А восходит к ‘посеву — зерна’, и к устроению грудей, и к тому вообще, что ‘есть на свете Деметра: которая, будучи Матерью дерев, — в то же время есть супруга сыновей своих’.

* * *

15.I. 1917
Не тогда солнце двинулось, когда Лаплас сказал ‘движься’, а когда женщина, почувствовав зачатие, поставила ногу на радугу, хочет и поднять другую на Сириус, но видя, что не хватает, закричала: ‘Да двинься же’. И небо пришло в движение, а из всех звезд потекло молоко.
С этого времени материя стала светиться. Она начала светиться, п. ч. женщина потребовала ее в роды себе.

(трамвай)

* * *

29.II. 1917
Грехов нет других при зачатии, кроме слабости и бесстрастия.
Но ‘бесстрастие’ в грехе и ‘слабость в похоти’ есть идеал духовный.
Вот отчего ‘брак, данный духовенством’ и исторически им одним вырабатывавшийся, — весь и от начала грешен. Он ведет к вырождению, бездарности, тупости и ‘порокам в зачатии’. И приведет к вырождению все европейские расы. Все — к пользе евреев. И к ex oriente — lux {с востока — свет (лат.).}.
Да. ‘Свет не взойдет с Запада’. Никогда, никогда. И здесь ‘предначертанный конец европейской цивилизации’.

* * *

1.III. 1917
‘Начально Божество сотворшиа Небо и Землю‘ — и скорбя и рыдая и нимало не упрекая, мы тем не менее должны сказать:
первую строку Востока на все западные языки перевели подделано: частью от смущения перед истиною, частью от неразумения Востока:
‘Бара Елогим…’. ‘Начально Божества сотворили небо и землю’.
И как Филарет, изъясняя генезис не только мысли человеческой, но и языка человеческого, сказал, что ‘как от гнилого источника рождается кладезь гнилой воды, а от печального источника рождается печальный кладезь, так от смущенно-неверного перевода вышло уже все прочее богословие мучно, с песком, с гальками и прочее. Тут-то родилось понятие Бог как сущий до Неба Начальник. А не о старом Отце и седом муже. Тогда как истинно-то именно второе.

(проснувшись ночью)

* * *

11.III. 1917
Нельзя, чтобы внуки и внучки наши, слушая сказку ‘О Иване Царевиче и сером волке’, понимали, что такое ‘волк’, но уже не понимали, что такое ‘царевич’. И слушая — ‘…в тридесятом царстве, за морем, за океаном’, не понимали, что такое ‘царство’. И вообще без ‘царя’, ‘царства’ и ‘царевича’ русской сказке так же не быть, как русской песне не быть без ‘чернобровой девицы’. И они почувствуют, через 3—4 поколения, что им дана не русская история, а какая-то провокация на место истории, где вместо ‘царевичей’ и ‘русалок’ везде происходит классовая борьба.
— Мама, что такое классовая борьба, — спросит пятилеток.
Вопрос этот покажет, что уже не только нет ‘няни и мальчика’ у русских людей, но нет и ‘самой мамы’, и самих мальчиков, а все серьезные люди. С классовой борьбой их. И вот евреи имеют Библию. Куда же они девали Библию русского народа? Вот эти сказки, песни, вот праздники русского народа. Себе свое они оставили, а у нас отняли. Уже на 3-е царствование после Николая I, вздумавшего ‘облагодетельствовать евреев через объединение их с русскими’ (образование и уничтожение особого обличья в одежде), они ‘в благодарность’ уничтожили русское царство. Ибо Лернер (еврей-пушкинианец) сказал Ренникову, посмеиваясь: ‘Вы если бы дали вовремя евреям равноправие, то ничего бы не дали’.
С другой стороны, от Мануйлова я еще в 1905—6 году выслушал на извощике: ‘Русское правительство нисколько не сомневается, что дать евреям равноправие — значит прекратить революцию. Но не хочет, п. ч. это значит отдать русский народ на съедение евреям’. Отметим эту благородную черту русских ‘бывших’ царей, что они предпочитали гибнуть, чем отдать ‘волку русских детей’. Все было прекрасно в наших старых сказках.

* * *

15.III. 1917
Теперь не заживешь ‘своим хозяйством’.
И не оснуешь ‘своего хозяйства’.
Пришел лупоглазый Карл Маркс.
И сказал, что ему ничего не надо.
И то же сказал Лассаль.
В клетчатых панталонах и с руками в карманах.
Объявивший, что ‘вся наука против него спорить не может’.
Ибо у него в другом кармане все цитаты.
И в другом кармане шкловский пунцовый платок.
И то же подтвердил Шпильгаген.
Написавший о них роман.
‘Сии три’, бысть для Руси Рюрик, Синеус и Трувор.
Русский праздник будет лизать у него з…… .
И добродетельная курсистка обнюхивала у обоих панталоны.
Как ‘наша золотая Анечка’ у носатого Зака.
И увлекла всех моих бедных девочек к Томуля.
Они были доверчивы, мои девочки.
И во всем верили ‘бедной Анечке’.
Которая имела ‘печать на лице’ и шутовство в сердце.
Теперь везде показались жидовские носы.
И их страшные губы.
И запах — из их панталон, который так тянет к себе бедных русских девушек.

(15-й день Русской Республики)

* * *

19.III. 1917
С евреем ‘вести дела’ приятно и полезно. На этом все основывается. Он помогает вам умом, расчетливостью, сообразительностью, ловкостью, неустанностью и еще более тем таинственным ‘благоприятствованным’, какое именно он покупает от Иеговы во всех делах своих (‘и о семени твоем благословятся все народы’). Поэтому у вас все начинает идти ‘успешно’, раз ты ‘в дружбе’ с евреем. Ну, а отказаться от ‘успеха’ — значит отказаться ‘от всех дел’. Отказаться же ‘от всех дел’ — значит просто ‘не жить’.

~

По-видимому, все евреи ‘бл…’. Вчера встретился в электро-лечебнице капитан и рассказывает: ‘Евреи ничего не щадят ради рубля. За рубль они торгуют своими’ (он не сказал ‘дочерьми’, а просто почему-то ‘своими’). — ‘Как? — воскликнул я. — Вы же только что сказали, что семья у них лучше нашей, теплее, заботливее, облагодатственнее…’ Он был недалекий человек, только правдивый, и говорит: ‘Да. У них все работают для семьи, а не один отец, как у нас. С 7-ми лет мальчик работает для семьи. Мать — в труде и почти исходит’. — ‘Ну как же?’ — Он: ‘Я не понимаю, как. Я жил в Ковне. Там множество евреев, — в крепости… И — военные. И вот, все дома терпимости содержатся еврейками… бендёршами… Русских — нет. И все же дома переполнены еврейками-проститутками. И вы всегда можете получить за деньги и дочь от еврейки’.
Я был поражен. Это совершенный Вавилон и его Милитта. Они не то чтобы ‘любят совокупляться’. Они ‘дают в совокупление’ (дело Милитты), они ‘угождают вам, если у вас есть желание совокупиться’, — они — чуть только у вас пробудилось желание совокупиться — точно тают, разнеживаются и ‘со всех ног’ бегут и ищут вам девицу. И если нет — кидают вам дочь свою. Это совсем другое дело и совсем другой разговор. Это именно озирианство, ‘религия’, а не просто ‘так’. Но вот, тайна: и посмотрите, это ‘дело Милитты’ у них в психологии, в обращении. И оно-то именно и делает еврея неодолимым. Всматривайтесь, и вы увидите чудеса: вчера я получил письмо от еврея, и как не назвать его чарующим:
‘Санаторий для туберкулезных. Дергачи Харьковской губ.
Дорогой милый Василий Васильевич! Получил Ваше письмо, но почерк письма неясный — многое не понял. Благодарю. Милый! Напишите, как Вы умеете писать правдиво и страстно мне о ‘мартовских’ днях. Тут зима, и лютая, весны еще нет. Весь этот шум противен моей душе. В санатории дня 4 война. Смерть сильнее всего на этой планете. Есть ли душа? Есть ли ‘загробная жизнь’? Вот это важнее всех революций! Жаль Царя Николая. Догадываюсь, что он был человек мягкого характера и безвольный очень. Все, все пройдет, но что будет там? Вам 61 год, вы много думали, страдали — скажите мне. Вы, дорогой, душевный друг?

Лейзар Шацман‘
(открытка)

Чувствуете ли вы, как я чувствую, что он совокупился с Вашей душой и что вы безвольны в нем и не можете ему отказать и не можете сказать ‘нет’. Это и есть жидовская ‘Песнь песней’ Израиля, которою он чарует и которою отдает вам ‘дщерей своих’ (Милитта) и получает все успехи. Раньше чем вы ‘отказались’ — вы уже совокупились, а потому и ‘муж’ его и не можете ему ‘ни в чем отказать’. Это — всемирная бл…, с французом, с англичанином, но паче всего, я думаю, с русским. Вы тонете в меду его.
Она то ластится, как змей,
То жжет, то
Несокрушимый мавзолей…
И — гибнете. ‘Через 100 лет’ нет русского + еврей, а только одни еврей + погибший около него русский человек.
И вот этой-то тайны их я и боюсь, и кричу, и говорю моим милым русским: ‘Не надо! Не надо! Не общитесь с иудеями. Иначе вы все погибнете’.
В их вульве потоки патоки, меда, ‘кисельные берега и молоко в них’. Но все это — для потопления, для удушения мира.
Сирена. О, бойтесь песен этой сирены.

* * *

24.III. 1917
Помолимся о Царе нашем несчастном, который в заключении встречает Пасху. И о наследнике Алексее Николаевиче, и о дочерях Ольге и Татьяне (других не знаю, кажется, Анастасия)…
О немке — нет.
Что такое царь? Надо ли написать КНИГУ О ЦАРЕ. Обязанность его, исключительно к величавости, настолько трудна и неизъяснима, что почти нельзя ‘быть хорошим царем’. Хороших царей было 5—6: Кир, может быть, Дарий II, Рамзее, Тутмес, Артаксеркс (Сассаниды). Петр. Карл Великий. Цезарь и Август. Фридрих Великий. Наполеон.
‘Великий шаг’, ‘великое слово’, ‘великие дела’. У Петра — Великая Работа.
‘Се творю все новое’. Царь всегда ‘творит все новое’. Если он ‘подражатель’, ‘повторяет’, он уже ‘каппа’ и ‘шут’, а не царь. Екатерина не повторяла, хотя и говорит, будто повторяет Петра. Это было неверно, и скромность, и лицемерие. Она была ‘сама’.
И вот попробуйте выдерживать это величие во всем. Нет, что же ‘выдерживать’: быть подлинным и оригинальным во всем величии. Конечно, это почти божеское качество, и цари недаром называются ‘земными богами’. Так это и есть. Это не слово, а дело, не лесть, а истина.
У царя есть мерцание бога. Царь есть ресницы Божии. Их глаз: о, тогда лицо ли… Но — решил…
‘Царь всегда прекрасен’. Царь не имеет права быть некрасивым.
Бедный наш царь был некрасив.
Но мы должны любить его и некрасивым. Отношение к царю вообще должно быть безумным. Если оно не безумно, то тогда, кто относится к нему не безумно, он должен казнить.
Он бог. Земной и на земле, если бог — то все-таки чрезмерен.
Почему наше время, состоящее исключительно из смердов, и должно было ‘низвергнуть царя’, и самый сан его, и державность, и смысл в истории. Как же ‘потом сядут за стол вместе с богом’. И как царь учредил ‘пошлость в Госуд. Думе’, то, естественно, и должен был умереть сам. Не только в личности своей, но и в сане своем сам ушел, сам в могилу.
Это хорошо. ‘Отсюда пойдут рабы, — и что же делать царям’.
О, это хорошо. Правильно. ‘Но хорошо, что совершается’.

* * *

6.IV.1917
Конечно, царство есть более аристократическая форма правления, существования: это — золото мундиров, длинные ‘трены’ платьев ‘в русском стиле’ и лесть придворных, и рабский страх министров, и великолепное витийство духовных ораторов, которое так прекрасно в лепке слов, что было бы жестоким неистовством требовать от них хотя бы скрупола еще правды, — все это так прекрасно и так освежает народ, что к чему же ему думать о какой-то ‘пользе’ для себя.
Мы — единого прекрасного жрецы.
Но что делать?— ‘шаблон’. Кончена ‘священная суббота’ славянского Израиля, и он возвратился к будням. Пиджаки, выпитая физиономия и запах машинного масла, ‘Америка, сударь, Америка’,— ничего не поделаешь.
Смирись, гордый человек.
И русские смирились. ‘Будем, очень просто, как все’.

* * *

15.IV.1917
У других народов содомичность есть индивидуальное качество, но у евреев вся нация свернута в содомический тип (их носы и губы), и это-то и есть причина их интимности, вкрадчивости начала и вообще всего социально-исторического могущества.

* * *

16.IV.1917
И соскальзывает сердце мое с острой иголки христианства.
П. ч. я не хочу страдать. О, не хочу, не хочу. Так страшно.
И отваливает от цветка язычество.
П. ч. я не хочу Победы.
Что же я? Кто я?
Я в тенях. Вижу христианство и подаюсь в язычество.
Вижу язычество и бросаюсь к христианству.
Испуган. Да. Вот сердце мое — в испуге.
И бьется оно. Умирает. И никак не может умереть. И все ищет воскресения.
Я в полусне и в полувоскресении. И кто хватает меня, говоря, вот ты где? — он уже находит ‘совсем другого Розанова’.

* * *

23.IV.1917
Нация ленивая естественно переходит в трудообладание другой нации. Вот малороссы и евреи. По-видимому, то же русские около евреев и немцев.
Люди без идеалов внутри переходят в хулиганство. Вот русская революция.
И несамостоятельное умствование переходит к компиляции (русская наука).
Чего же я тоскую, мучусь? Полемизирую? Все так естественно.

* * *

25.IV.1917
Нельзя совокупиться, не ‘пролив крови’, и, с другой стороны, не ‘излив моего семени’. Ведь вещи ‘сродняются’ на этом, и нет другого средства родства. Но ‘вступить в родство’ — что многоценнее. Когда я ‘строю дом’ — я сродняюсь с землею, и, когда ‘мы строим город’ — мы ‘сроднились с материком’. Так римляне сроднились с Лациумом и москвичи с ‘верховьями Волги’. Не на этом ли основано, что ‘закапывали в землю живого человека при основании города’ (бррр…), ‘будет крепче, будет только тогда — крепко. Я становлюсь, мы становимся мумьями этой земли’. И, наконец, Бог: ‘Сына своего единородного отдал земле (людям)’ и через это точно ‘уроднился (Бог) с землею’ (человечеством). Все это мистерия истории, градооснований, так же и Авраама, как и Шнеерзона (глупый Бейлис). Тут, я думаю, и война, эти маленькие Монтекки и Капулетти, эти феодальные войны…
В ‘Царстве Русском’, я думаю, надо бы допустить образоваться королевствам, царствам, республикам — Грузиям, Имеретиям. ‘Царство Русское’ вообще должно жить, ‘как у Артаксерксов’: города от города не видно, и ‘от Месопотамии до Экбатан’. Царство Русское не должно походить на Римскую Скуку или на мещанские французские департаменты, или на глубокую пошлость Соединенных ‘Штатов’. Все это мерзость перед Господом. Царство Русское должно быть домовитым, со сказочками, с песенками, с легендами.

* * *

8.VI.1917
Удивительно, ‘Святая Русь’ спасается собственно с ‘Окаянной Русью’: и из этого сцепления, кажется, объясняется ‘вся Русь’. Из ‘Св. Руси’ — Руси не объяснишь. Но из переплетения двух получается как-то свет на Великую, Белую и Малую Русь. Все понятно.
Но где же родник? Окаянный? В Православии видишь (или хотел бы видеть) Святую. Что же тогда окаянная — этнография? Едва ли.

* * *

20.VI.1917
Царь есть легенда и молитва. Царей нет ни в какой службе и действительности. Действительность — это вонь, и уже потому не может существовать ‘о самой себе’, прочно, внедрено. Чем же живет она? Вздохом, сожалением, душою. Она живет вот и нашей мечтою, которая ‘есть душа’, т. е. ‘невидимое’ действительности. Царь вот и может, и должен давать эту ‘надбавку’ действительности, — и замечательно, что чем странней государь и необычнее, тем больше его любят, помнят, чтут.
Даже когда было народу страшно трудно около него.
Самые любимые наши цари суть самые страшные. Иван Грозный, Павел. Народ все простит царю, но не простит одной обыкновенности, вульгарности, повседневности.

(дожидаюсь трамвая)

* * *

29.VI.1917
Россия будет раздавлена Германиею физически, после того как она была раздавлена ею духовно.
Россия (и славяне) — действительно слабая страна.
Слабо рождена, слабо и крещена.
Наша судьба — поболеть и умереть.

~
~
~

Радикалы, социалисты — только этапы отчаяния.
Гоголь — этап отчаяния.

~
~
~

Ничего не можем. Но всему бессильны.

* * *

3.VII.1917
Я работал, как собака в конуре: беги к телефону, лай ответ. Дети телефонят (безумно любят) — слушай сквозь работу. Шура вечно телефо— нила к подругам о здоровье. Письмо из П.: о разводе, — ну, это интересно. Между всем этим строчу фельетон о Достоевском. И к этому — счет о монетах (ант.). И соображение об египтянах. Как же тут не нагородить иногда и чепухи. ‘Простите ее грешному Василию’, ведь он — устал. Помогите — устал.
И эта усталость — 30 лет.

* * *

12.VII.1917
Всегда, когда это ‘случалось’, происходит небольшое ‘попотнение’ (‘пот выступает’) лица, омоложение и живость его, и миловидное выражение.
Я живу у чухонца. Так как у меня склероз мозга, то я поставил условием летнего отдыха ‘молчание’. И Непенин определил мне жить у чухонца, который русского языка не знает. Действительно, для склероза мозга нет более удобного сотоварища. Немного мычит и ничего не поймешь. Но, ‘помахав руками’, кивнув головой и ласково потрогав (я) по плечу, все понимаем. Есть же язык пчел и муравьев.
В первый день он посадил меня обедать с собой, но потом ‘освободился’, и я уже обедал в его комнате, а он в своей крошечной столовой с кухаркой, мещанкой лет 50, а ему 45. Она худа, ледаща, очень некрасива и более всего похожа на высушенную камбалу (один бок). Но страшно старается угодить (мне), застенчива и скромна.
Но стара, очень стара. Я думаю, лет 55, — ему 50. Но он значительно моложе ее и гораздо крепче.
Сегодня в ночь мне почувствовалось ‘что-то’. Было очень холодно, и я отворил дверь к хозяину, п. ч. у него натоплено, а у меня не топилась печь. ‘Помахав руками’, он объяснил, что назавтра и у меня натопит. Спит он рядом со мной, а кухарка его ‘в той маленькой столовой’, которая рядом с его комнатой.
И вот, когда она сегодня утром подала чай, я увидел по приятно помолодевшему лицу и более потому и оживленному, что ‘было’. Как бы пергамент лица ее получил свежий сок на ее кожу, и вся она окрепла и сделалась живой в движениях. Так помню в Сахарне молодой монашенок, от которого вышла поломойка. Он тоже был ‘вспотевши’, но глаза его бегали виновно, и это было отвратительно. Но чухонец — вдовец — закон, и она вдовица. Все было естественно, натурально и ни перед кем вины.
Но я очень хорошо заметил это укрепление (сил), помолодение и будто переход в дворянство. Хотя совокупление всегда есть ‘переход в дворянство’, но все-таки она есть раба его (‘в услужении’), и она живет ‘по образу его жизни’, а не он ‘живет по образу ее лица’. К тому же так ясно старше его. ‘Совсем раба’. И вот он захотел ее. ‘Час пришел’. А она: ‘Все-таки я нужна кому-нибудь как женщина‘. Это другое, чем служба, работа. ‘На работу берут на рынке’.
И она счастлива, тем прелестным счастьем, какое бывает только у женщин.
‘Я полна’.
И ссохшиеся жилы ее расправились и наполнились кровью, и поворот шеи другой (более живой), и вся она зааристократилась. А была камбала (не на что смотреть!).
Совокупление есть чудный дар социальной связи. Ничто так не уравнивает, не объединяет. Ибо нет случая, когда бы не прибавилось ласки, нежности, мурлыканья. Это есть действительно ‘соединение душ’, связь народа.
И вот ‘узнали бы они’, что ‘я знаю’. Какой испуг, какой стыд. Это-то и есть ‘Каин и Авель общества’, увы, всегда сопутствующий европейской цивилизации. Ибо европейская цивилизация вся полна сплетен об этом, злобы на это (попы в основе, а потом поганые повестушки). Еще бы хотелось написать, но не знаю, что писать.
Как все прекрасно устроено в мире. Но человек все расстроил своим ‘предрассуждением’.

* * *

15.VII.1917
Ах, это милое обрезание… февральский цветочек. О нем расцветает весь мир.

(сегодня Рыбинские поднялись до 303 с 298. У меня их 40. Не купить ли еще 20? Есть свободные деньги. Поставить покупку ‘на обрезание’)

Если бы не было обрезания — мир не нужен.
Праздник выше будня. Что такое буден?
Работа, департамент. Ну его к черту.
Пот. Проклятие.
Цветочек не весь розовый. Так я раз видел: расцвели молодые олеандры. И вся комната наполнилась благоуханьем.
Мир же и сотворен именно и только для одного вдыхания благоухания обрезания. Мир им пропитан. И без него бы засох.
Нет, хуже: он проклял бы себя и засох.

* * *

18.VII.1917
У нее выпала грыжа. Запоздали операцией. И через 2 часа она умерла. Стало слабеть сердце. И она говорит оператору: ‘Посмотрите, какой у меня внук. Верно, вы не видали такого мальчика’. Это был от дочери 1-й внук.
Скажите же мне, старые люди, и христиане, и ей: заменит ли ваша ‘благодать Господа нашего Иисуса Христа’, которую говорит с амвона священник, предлагая приложиться к кресту, этой чистой радости бабушки. Между тем, соглашаюсь, она только коровья радость, солнечная радость. Бык, корова, род — и еще ничего. Египет — по силе радости. По радости радости. И вот это — Египет. Его осознание. ‘Он первый открыл’. В бычачьей сущности мира. До него никто.
И Тураев этого не понимает. Не может понять. У него жена ученая, и им детей не нужно. Но миру-то каково же с Тураевым? Миру и Египту?
И вот умерла бы бабушка ‘без честного погребения христианства’. И пришла бы ‘куда-то’. Вопрос о ‘куда’. Египет ее принимает? А Христос, христианство?
Пусть она пришла без всякого погребения. Но ведь есть же ОБЩЕЕ?
Как бы это ОБЩЕЕ поступило?
Неужели, п. ч. она так похожа на траву, ее бы отвергли?
Вот она радуется только коровьей радостью. Но почему коровья радость не радостна небесам? Солнцу, вселенной она радостна. ‘Но солнце не Бог’. ‘Бог есть дух’. ‘У Бога нет крови’. Найти все космологические и религиозные вопросы. Христос, однако, сказал о лилиях полевых. Где же они в церкви? В Церкви лилий полевых явно нет, и, след., Христос не только церковен.
А Фл. говорит: ‘Нет Христа вне церкви’. Эта любовь к церкви — это хорошо. Но такова же ли любовь ко Христу?
Не расщепляются ли в некоторых случаях Христос и Церковь. В некоторых случаях, по-видимому, расщепляются.

(Непенина)

* * *

27.VII.1917
Уже коченеющею рукою (склероз мозга) я разбираю монеты Августа. Какое великолепие, какое великое, как великолепен! О, наш бедный Государь! —если бы ты не копался в соплях кадетской политики и дьявольского блока и всей этой знаменитой ерунды, а позвал благородного Маркова и стал ‘опеределять’ по Cotten’y и Babelon’y, ты увидел бы: то два миртовые дерева, то они же, но между ними уже круглый римский щит… то корму корабля и якорь, с воздвигнутым над ним трофеем: монета эта выбита в год битвы при Акциуме, 30 г. до P. X., и потому такой знак. Или вот—козерог: Август ‘родился в месяц вступления Солнца в знак Козерога’ (именины милого Маркова, — и Ник. Алекс, мог бы это услышать от Маркова!): Козерог держит руль, и к нему привязан шар (земной). Их 2 монеты у меня, чудной сохранности. Еще: круглый храм Марса. Еще — венок и в нем:
ob
cives
servatos
т. e. ‘за спасение граждан’, это — от тогдашних ‘буев’, Родичевых и Каталин. Еще: круглый щит, по сторонам его — римский орел, знак когорты:
signis
S Р
Q R
receptis
и летящие Ники, возлагающие венок лавровый на щит! Какое великолепие, какой смысл!
А ты предпочел заниматься гнусностями построяемого социализма ‘в уложении’ Петрункевича.
О, несчастный, несчастный.

* * *

Вот вам, змееныши шипящие и крапива кусающаяся, хлебца. Дал добрый человек. Прокопа из ‘Нов. Вр.’. Огромный пшеничный хлеб и 10 яиц.

(но не сказал, придя домой) (Сегодня газеты и письмо. Я уже чувствую, что ‘не пошла‘, волнуюсь и механически спросил: ‘От кого письмо?’ Василий грубо ответил, — Марфушка. — Надежда рядом заметила, что ‘не умеют воспитывать’). И я нес хлеб, оставленный Прокопа, в редакции, устал, и все хотел сказать, и лег усталый, отказавшись от обеда. Но не сказал, а покорно сел к ‘опозданному обеду’).

(Конец июля 1917) (22 часа 3-го дня не спал) (не знаю, что делать от безработицы)

* * *

16.IX.1917
Ярко солнышко встало.
Ярче кровь заблистала.
Жилушки напряглися — хочется работать.
(язычество)
Пасмурно небо.
Сон клонит к земле.
Выспаться бы?
Не выспаться ли?
Все ленивы. ‘Но можно и как-нибудь обойтись’. Тут запасено ‘покаяние’. И в расчете на него можно и в самом деле еще похватать.

(потом)

* * *

Сижу и плачу, сижу и плачу как о совершенно ненужном и о всем мною написанном (классифицирую отзывы — по годам — печать обо мне). Никогда я не думал, что Государь так нужен для меня: но вот его нет — и для меня как нет России. Совершенно нет, и для меня в мечте не нужно всей моей литературной деятельности. Просто я не хочу, чтобы она была. Я не хочу ее для республики, а для царя, царицы, царевича, царевен. Никогда я [не] думал, чтобы ‘без царя был нужен и народ’: но вот для меня вполне не нужен и народ. Без царя я не могу жить.
Посему я думаю, что царь непременно вернется, что без царя не выживет Россия, задохнется. И даже — не нужно, чтобы она была без царя.
Эта моя мысль 23—28 сентября (не помню числа), да будет она истиною и священной.

* * *

12 октября нового стиля
‘Завтра, завтра — не сегодня’, —
Так ленивцы говорят,
И слушая снисходительную песенку, — ей-ей, ну как не залениться еще более русскому человеку.
‘Да ты бы его батогом, а не ласковой песенкой!’

* * *

24.Х.1917
‘Довлеет дневи злоба его’
И еще:
‘Утренний собою печется’.
Вот и я вхожу в состояние старичка и подставляю под щекою рукою, который, засыпая, думает: ‘Как я утром завтра выпью кофейку с молоком. И, м. б., будет сахарок, кусочек’. А после обеда: ‘Будет сон, тихо, и опять от сна чаек, эти горяченькие три стаканчика и, м. б., кусочек же сахарку или Таня приготовит ‘папочке’ изюм (вм. сахара), медок’. Без сладкого не могу жить: а изюм уже, особенно медок и еще особенно сахар — не по силам купить.
И вот это животное существование ‘дневи его’ — единственно горячо забыть, и сам я превратился в ‘с лысой белой головою’, о коем пел Никитин, и я часто приноровлял к ‘сути христианства’ и ‘хотел знать’ и ‘писать о том’ в ‘Оп. л.’. Но странно: и на ‘Оп. л.’, и на Египет я смотрю как на что-то вчерашнее.
О, старость, как ты грустна. Как ты страшна.

* * *

3 ноября 1917
Эту ночь мне представилась странная мысль: что, мож. быть, все мое отношение, — все и за всю жизнь, — к России — не верно. Я [на] все лады, во все времена ее рассматривал с гражданской стороны, под гражданским углом. У меня был трагический глаз. А, м. б., ее надо рассматривать с комической стороны. ‘Римляне из нас не вышли’. И ‘католики тоже не вышли’. Между тем римско-католический взгляд и есть гражданский. Уже Греция — мягче. Францию Мольер тоже рассматривал политически. Вообще в комедии есть свой смысл. Комедия, в сущности, добрее. Комедия снисходительнее. А греки имели не одного Эврипида, но и Аристофана. Трагическое начало сходно с Молохом: который и пожирает. Во мне это было что-то пожирающее свое отечество. В тайне вещей я его ненавидел и — за отсутствие добродетели.
Тогда же оправдывается и Гоголь, которого я всю жизнь так ненавидел?
Но если ошибка: то как до 62-го года прожить в ошибке?!! О, мойры.
Как вы смеетесь над человеком.

КОММЕНТАРИИ

‘Последние листья. 1916 год’ и ‘Последние листья. 1917 год’ продолжают книги В. В. Розанова, созданные в жанре ‘уединенное’: в 1912 г. вышла первая книга этого ряда — ‘Уединенное’, в 1913 и 1915 гг. два короба (тома) ‘Опавших листьев’, в 1913 г. написана ‘Сахарна’ (впервые издана в настоящем Собрании сочинений в 1998 г.), в 1914 г. написано ‘Мимолетное. 1914 год’ (впервые напечатана в томе ‘Когда начальство ушло…’ в настоящем Собрании сочинений, 1997 г.), в 1915 г. создана книга ‘Мимолетное. 1915 год’ (впервые опубликовано в томе Собрания сочинений, вышедшем в 1994 г.).
С 1916 г. Розанов стал именовать свои подневные записи ‘Последними листьями’. В конце 1917 и в 1918 г. эта ‘листва’ превратилась в книгу ‘Апокалипсис нашего времени’.
В издании сохраняются принятые Розановым сокращения: Н. вр. (‘Новое время’), Оп. л. (‘Опавшие листья’), У. (‘Уединенное’), Б (Бог), люди л. св. (люди лунного света), а также обычные словосочетания: м. б. (может быть), п. ч. (потому что), т. е. (то есть), т. к. (так как) и др. Сохраняются также лексические и синтаксические особенности текста, написания собственных имен и шрифтовых выделений. Других авторов Розанов обычно цитировал по памяти, и его цитаты нередко являются лишь свободным пересказом чужого текста, хотя и поставленного в кавычки. Наиболее существенные случаи расхождения ‘цитат’ Розанова с цитируемым текстом отмечены в комментариях.

ПОСЛЕДНИЕ ЛИСТЬЯ.

1917 год

Печатается впервые по рукописи Государственного литературного музея (Ф. 362. Оп. 1. Ед. хр. 48—50). Фрагменты книги напечатаны в ‘Российском литературоведческом журнале’, 1996. No 8. Рукопись, начатая в Петрограде в канун Февральской революции, обрывается в начале ноября 1917 г. в Сергиевом Посаде, куда Розанов с семьей переехал в конце августа 1917 г.
С. 244. О немке — нет. — Императрица Александра Федоровна (1872—1918), дочь великого герцога гессен-дармштадтского Людовика IV.
С. 245. Смирись, гордый человек — из речи Ф. М. Достоевского ‘Пушкин’, произнесенной 8 июня 1880 г.
С. 250. Христос… сказал о лилиях полевых. — Мф. 6, 28.
Фл. — П. А. Флоренский.
Непепина Елизавета Григорьевна — жена управляющего хозяйственной частью ‘Нового времени’ Николая Николаевича Непенина.
С. 251. …не знаю, что делать от безработицы. — После Февральской революции Розанов был отстранен от работы в ‘Новом времени’ и печатался в газете под псевдонимом Обыватель.
С. 252. ‘Довлеет дневи злоба его’ — церковно-славянский текст Евангелия: ‘Довольно для каждого дня своей заботы’ (Мф. 6, 34).
Розанов Василий Васильевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. К делу Мартьянова, Розанов Василий Васильевич, Год: 1912
  2. Террор против русского национализма, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911
  3. Неподготовленность учителей гимназии, Розанов Василий Васильевич, Год: 1899
  4. Национальные таланты, Розанов Василий Васильевич, Год: 1902
  5. Перед церковным собором, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
  6. Вечное обновление и вечная старость, Розанов Василий Васильевич, Год: 1910
  7. Пол и душа, Розанов Василий Васильевич, Год: 1902
  8. Дети солнца… Как они были прекрасны!.., Розанов Василий Васильевич, Год: 1903
Электронная библиотека