Ниже читатели найдут статью г. Лароша, посвященную характеристике Михаила Ивановича Глинки и вызванную недавним торжеством закладки памятника ему в Смоленске. Как ни скромны были размеры этого торжества, привлекшего весьма небольшое число иногородных посетителей и не вызвавшего в нашей печати никакого отклика дальше фактических отчетов о происходившем на празднике, самый факт сооружения памятника величайшему из русских музыкантов составляет один из тех отрадных симптомов нравственного выздоравливания, которые в последнее время все чаще случается наблюдать в русском обществе. Еще недавно с высоты журнальных кафедр искусство было объявлено праздным и детским баловством, и в публике люди, озабоченные тем, чтобы показать, что они не отстали от успехов современной мысли, наперерыв глумились над ‘стишками’, ‘лирикой’ и ‘эстетикой’. Казалось, мы были на дороге к полному одичанию, казалось, мы стремились стать на уровень тех не имеющих истории народов, для которых ежедневное удовлетворение физических потребностей составляет единственную цель жизни и предел вожделений. Но если посетившее нас умопомрачение было ужасно, оно, к счастию, было и непродолжительно. Немного лет после того, как журнальная критика объявила Пушкина пустым и бессодержательных стихоплетом, освящение его памятника было встречено всеобщим взрывом неподдельного энтузиазма. Теперь мы вспомнили другой долг, лежавший на русском народе: мы принялись строить памятник нашему музыкальному Пушкину, создателю русской музыки как самобытной национальной школы, равноправной с западноевропейскими и богатой приобретениями длинного ряда веков. Недавно многие у нас отказывали в праве на существование всякому искусству, даже поэзии, имеющей так много точек соприкосновения с разнообразнейшими интересами жизни и мысли, теперь мы преклоняемся пред самым отдаленным от практической сферы, самым бесплотным и идеальным из искусств, пред музыкой. Нельзя не признать многознаменательность такого явления. У нас в особенности последние годы ознаменовались оживлением музыкальной деятельности: возникают все новые музыкальные общества, музыкальные училища, оперные театры, и можно надеяться, что богатые музыкальные силы, дремлющие в нашем народе, не будут уже пропадать втуне, как большею частию пропадали до сих пор. Наряду с провозглашением самого грубого и цинического утилитаризма на глазах наших расцветает искусство, наиболее отдаленное от базарной суеты будничных интересов, наиболее погруженное в ‘звуки сладкие’ и ‘молитву’. Идеальные интересы не так заглохли в нас, как мы сами в ослеплении нашем порой этого желали, чувство изящного, потребность гармонии и красоты оказывается в нас сильнее тенденциозного безвкусия, напускного пристрастия к безобразному, и эстетические наслаждения, вчера еще осмеянные нами в теории, сегодня на практике порабощают нас своим всесильным очарованием. Будем надеяться, что эта любовь к прекрасному, восторжествовавшая над предрассудком и заблуждением, не преминет оказать благодетельное воспитательное действие на грядущие поколения и что она окажется могущественною союзницей цивилизации в борьбе с тем варварством, к которому хотят воротить нас разрушительные теории и разрушительные инстинкты.
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1883. 29 сентября. No 270.