Поселенцы, Купер Джеймс Фенимор, Год: 1823 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 128 минут(ы)

ПОСЕЛЕНЦЫ

(The Pioneers.)

Повсть
Фенимора Купера.

Переводъ Д. Коковцова.

Изданіе второе.

Изданіе книгопродавца-типографа М. О. Вольфа.
С.-Петербургъ, Гостиный дворъ, NoNo 17 и 18.
Москва, Кузнецкій мостъ, д. Третьякова.
1880

ВВЕДЕНІЕ.

Прежде чмъ начать нашъ разсказъ, мы должны, хотя вкратц, объяснить отношенія нкоторыхъ изъ дйствующихъ въ немъ лицъ.

Около 1670 года, въ Пенсильванію прибылъ человкъ, по имени Мармадуке Темпль, купилъ большую полосу земли и сдлался защитникомъ и покровителемъ многихъ бдныхъ колонистовъ. Онъ былъ очень благочестивъ, хозяйственныя же занятія его были не обширны, и онъ умеръ какъ разъ вовремя, чтобъ избгнуть страшной участи совершеннаго разоренія. Наслдники его не сумли поправить своихъ обстоятельствъ дятельностію и прилежаніемъ, все боле и боле погружались они въ бдность и нищету, пока, наконецъ, отецъ человка, играющаго въ нашемъ разсказ важную роль, подъ именемъ судьи Мармадуке Темпля, снова усплъ подняться по гражданской общественной лстниц. Онъ женился на богатой двушк, и тмъ получилъ средства дать своему единственному сыну отличное воспитаніе.

Молодой Мармадуке познакомился въ школ съ ровесникомъ своимъ, Эдуардомъ Эффингамомъ. Его семейство было богато и имло всъ, отецъ былъ прежде солдатомъ, и затмъ, прослуживъ много лтъ своему королю офицеромъ, удалился къ частной жизни, въ чин маіора.

Когда женился единственный сынъ его, Эдуардъ, то маіоръ отдалъ ему все свое огромное состояніе, и Эдуардъ поспшилъ отыскать своего товарища, Темпля, и предложить свои услуги, располагать которыми онъ имлъ теперь возможность.

На деньги Эдуарда, въ столиц Пенсильваніи устроился немедленно торговый домъ, управленіе которымъ поручено было молодому Мармадуке, и онъ считался единственнымъ хозяиномъ, не смотря на то, что и другой имлъ скрытно половинное участіе въ доходахъ предпріятія. Союзъ этотъ долженъ былъ оставаться скрытымъ по двумъ причинамъ: во-первыхъ, Эдуардъ, какъ потомокъ воиновъ, считалъ униженіемъ принимать открытое участіе въ торговл, a во-вторыхъ, маіоръ Эффингамъ питалъ непреодолимое отвращеніе ко всему, что носило имя квакера, Мармадуке же, хотя самъ и не придерживался строго этой секты, но все таки происходилъ отъ древней квакерской фамиліи.

Много лтъ управлялъ Мармадуке торговлею съ такимъ благоразуміемъ, что достигъ большихъ барышей.

Но возникшія безпокойства, которыя предшествовали войн за американскую независимость, послужили поводомъ тому, что тайный союзъ друзей получилъ тяжкій ударъ.

Эффингамъ держался стороны англичанъ, между тмъ какъ Темпль присоединился къ своимъ соотечественникамъ. Какъ только началась война, то Эффингамъ, передавъ на сохраненіе своему другу вс бумаги и все, что имлъ цннаго, оставилъ безъ отца своего колонію, чтобъ присоединиться къ войску англійскаго короля. Такимъ образомъ прекратились вс сношенія между друзьями, и Мармадуке, вслдствіе войны, увидлъ необходимость взять все свое имущество вмст съ бумагами своего друга изъ района королевскихъ войскъ, и покинуть Филадельфію.

По окончаніи войны, Мармадуке купилъ за безцнокъ обширныя владнія и сосредоточилъ все вниманіе на обработк земли, которая подъ его разумнымъ руководствомъ приносила гораздо боле дохода, чмъ можно было ожидать, вскор онъ считался однимъ изъ самыхъ богатыхъ владльцевъ страны. Единственной его наслдницей была дочь, мать которой умерла еще до начала нашего разсказа. Никому не были достоврно извстны настоящія отношенія богатаго владльца къ его прежнему другу, Эдуарду Эффингаму, но они ясно разовьются передъ нами ниже.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Въ одинъ прекрасный, но холодный декабрскій день 1793 года, тихо подымались сани по отлогости горы, лежащей недалеко отъ источника Сускеганы, почти въ центр Нью-іоркскаго штата. На всемъ пространств, куда только достигалъ взоръ, земля покрыта была снгомъ на цлый аршинъ. Въ воздух сверкали и блистали мильоны ледяныхъ кристаловъ. Морозъ былъ такъ силенъ, что лошади, запряженныя въ сани, покрылись слоемъ инея. Ими управлялъ негръ, черное лицо котораго пестрло отъ холода, и изъ его большихъ черныхъ глазъ невольно струились слезы. Не смотря на то, онъ весело улыбался, вспоминая о близости своей родины и предстоящихъ удовольствіяхъ сочельника въ теплой комнат. Въ довольно помстительныхъ саняхъ сидли только дв особы: мужчина среднихъ лтъ и молодая двушка.

Оба были такъ закутаны въ шубы и разную теплую одежду, что можно было видть только черные глаза двушки и прекрасное, выразительное лицо мужчины, черты котораго обнаруживали умъ, веселый нравъ и добродушіе.

Путешественники эти были: судья Мармадуке Темпль и дочь его Елисавета, которую отецъ везъ обратно на родину посл четырехъ лтъ, проведенныхъ ею въ одномъ изъ пансіоновъ Нью-Іорка.

Гора, на которую подымались сани, окаймлена была громадными красными елями, верхушки которыхъ подымались боле чмъ на 180 футовъ. Кругомъ царствовало глубочайшее спокойствіе: только тихо колыхались и шумли вершины деревъ, волнуемыя втромъ, отъ котораго путешественники защищались густымъ лсомъ. Сани безпрепятственно подвигались, какъ вдругъ послышался громкій, продолжительный вой какъ будто стаи собакъ, повторяемый эхомъ по верхамъ лсистыхъ горъ. Судья тотчасъ же приказалъ негру разнуздать лошадей и остановиться.

— Не зди дальше, Али, сказалъ онъ: — тамъ старый Гекторъ, котораго лай я узнаю изъ десяти тысячъ собакъ. Кожаный-Чулокъ, вроятно, на охот, и я вижу въ нсколькихъ саженяхъ впереди насъ свжіе слды оленя. Лиза, если ты не боишься выстрла, я общаю теб для сочельника великолпное жаркое.

Негръ сдержалъ лошадь, a Мармадуке Темпль вышелъ изъ саней, снявъ предварительно шубу. Поспшно отыскалъ онъ свое великолпное двуствольное ружье, осмотрлъ курки и только-что хотлъ идти, какъ въ кустахъ послышался легкій шорохъ приближающагося оленя, и вскор затмъ статное животное въ нсколькихъ шагахъ отъ прозжающихъ стало переходить черезъ дорогу. Ричардъ Темпль съ увренностію опытнаго охотника поднялъ ружье и выстрлилъ. Животное, казалось, невредимо бжало дале, Темпль вторично выстрлилъ по немъ, но и этотъ выстрлъ едва ли былъ удачне. Елизавета думала, что олень ушелъ, какъ этотъ вдругъ снова явился и спокойно продолжалъ дорогу. Въ это время въ воздух раздался громкій и звучный выстрлъ, олень сдлалъ сильный прыжокъ и когда выстрлъ повторился, то упалъ на землю и нсколько времени катался по снгу. Громкое: браво! раздалось изъ устъ невидимаго стрлка и изъ-за елей показались двое мужчинъ, наблюдавшихъ, вроятно, за оленемъ.

— Ага, Натти! вскричалъ Темпль, приближаясь къ убитому животному: — еслибъ я зналъ, что вы такъ близко устроили свою засаду, то приберегъ бы свои заряды, но все же нельзя ручаться, что ни одна изъ моихъ пуль не попала въ него.

— Нтъ, нтъ, отвчалъ тотъ, съ спокойнымъ смхомъ:— вы истратили зарядъ только для того, чтобы погрть свой носъ въ холодный вечеръ. Какъ могли вы надяться убить взрослаго оленя изъ такого ружья какъ ваше, стрляйте-ка лучше фазановъ и лебедей, которыхъ довольно y вашего дома, для нихъ оно годится, но если вамъ захочется медвжьяго окорока или настоящаго оленя, то я вамъ совтовалъ бы употреблять лучше длинное ружье, если не хотите истратить боле пороху, чмъ можете.

— Нтъ, Натти, ружье стрляетъ хорошо, и отъ него досталось уже не одному оленю, отвчалъ Темпль, съ самодовольной улыбкой. Конечно, одинъ стволъ былъ заряженъ мелкой, a другой крупной дробью, но вдь въ олен два выстрла: одинъ въ сердц, a другой въ ше, и очень можетъ быть, Натти, что одинъ мой.

— Ну, все равно, кто его ни застрлилъ, дло въ томъ, кто его уничтожить, отвтилъ раздраженный охотникъ, и, вынувъ ножъ, перерзалъ оленю горло. Если въ олен дв, пули, то разв не два выстрла были сдланы? И разв неграненый стволъ могъ сдлать такую рану, какъ y него на ше. Вы не можете отрицать, Темпль, что олень палъ при послднемъ выстрл, a выстрлъ этотъ сдланъ былъ рукой боле молодой чмъ наша. Что касается меня, то я, хотя и бдный человкъ, могу обойтись и безъ этой дичи, но при всемъ томъ, неохотно отказался бы отъ своихъ справедливыхъ притязаній въ свободномъ государств.

— Этого и не нужно, Натти: я защищаю свой выстрлъ только изъ-за чести. Животное можно оплатить нсколькими доллерами, но чмъ можно вознаградить за честь носить оленій хвостъ на шапк? Подумай только, какъ могъ бы я осмять двоюроднаго брата, который во всю зиму принесъ домой только куропатку да пару сренькихъ векшъ.

— Да, да, Темпль, дичь теперь все становятся рже, чмъ боле распространяется порубка лса, сказалъ Натти, качая головой. Было время, когда я убивалъ изъ моей хижины тринадцать оленей, не считая молодыхъ. Чтобы имть медвжій окорокъ, стоило только не поспать ночь, и можно было наврно сказать, что убьешь медвдя изъ щелей блокгауза, да притомъ и уснуть не было возможности, потому что волки своимъ воемъ держали насторож. Вотъ и Гекторъ, сказалъ Натти, дружески похлопывая по широкой спин большой черной съ желтыми пятнами охотничьей собаки, съ блымъ хвостомъ и лапами, посмотрите, какъ волки прорвали ему горло. Это случилось въ ту ночь, когда они хотли вытащить y меня дичь изъ трубы. Да, собака врне инаго христіанина: она никогда не забываетъ своего друга и не противится той рук, которая ее кормитъ.

Въ обращеніи стараго охотника было что-то особенное, что сильно привлекло къ нему вниманіе Елизаветы, такъ что она разсматривала его наружность и одяніе. Онъ былъ такъ высокъ и худощавъ, что казался выше, чмъ былъ на самомъ дл. На голов y него была теплая, хотя довольно потертая лисья шапка. Лицо его было также худощаво, какъ и вся его фигура, но черты выражали крпкое и постоянное здоровье. Его кожа получила ровный, красноватый оттнокъ отъ холода и втра. Изъ-подъ густыхъ бровей, сквозь которыя начала уже пробиваться сдина, блестлъ все еще ясный и искристый глазъ.

Его худая шея была обнажена и доступна дождю и холоду, на томъ мст, гд застегнуто было его верхнее платье, виднлась узенькая полоса клтчатаго воротника. Остальная одежда его состояла изъ дубленой кожи оленя, еще покрытой волосами, поддерживаемой пестрымъ поясомъ. На ногахъ y него были надты мокасины также изъ оленьей шкуры, украшенные колючками дикобраза, гамаши доходили до колнъ и были сшиты изъ оленьей шкуры, равно какъ и панталоны, y которыхъ они оканчивались, вслдствіе: этого поселенцы дали ему названіе Кожаный Чулокъ. Черезъ лвое плечо надтъ былъ ремень изъ оленьей кожи, на которомъ вислъ оленій рогъ, до того тонкій, что находящійся въ немъ порохъ виденъ былъ насквозь, сбоку вислъ кожаный ягдташъ, изъ котораго онъ бралъ порохъ и вновь набивалъ свое длинное ружье. Пока онъ этимъ занимался, судья, заботливо осмотрвъ раны убитаго оленя, сказалъ,

— Я былъ бы очень радъ, Натти, еслибы могъ приписать себ честь и право на убитое животное. Положимъ, что отъ меня произошелъ выстрлъ въ шею, въ такомъ случа животное мое, такъ какъ второй былъ уже безполезенъ, — мы называемъ это актомъ суперэррогаціи.

— Называйте это какъ хотите учено, сказалъ охотникъ, держа лвой рукой ружье, a правой, придавивъ оловянную крышку своего ягдташа, вынулъ кусокъ кожи, пропитанной саломъ, ввернулъ въ нее пулю, и, продолжая говорить, съ силой втиснулъ ее въ стволъ. — Называйте какъ хотите, но все же не вы убили оленя, онъ палъ отъ руки боле молодой, чмъ ваша и мои.

— Какъ вы объ этомъ думаете, молодой человкъ? шутя сказалъ судья спутнику Натти. Кинемъ жребій, и если вы проиграете, то деньги принадлежать вамъ. Что вы на это скажете, пріятель?

— Я вамъ скажу на это, что оленя убилъ я, гордо сказалъ молодой человкъ, облокотясь на ружье, столь же длинное какъ и y Натти.

— Итакъ, вы стоите двое противъ одного, значить, перевсъ на вашей сторон, мн приходится faire bonne mine an mauvais jeu, и надяться, что вы продадите мн, оленя. Было бы очень оригинально, еслибы я не сумлъ воспользоваться его смертію.

— Мн нечего тутъ продавать, отвчалъ Кожаный-Чулокъ, въ которомъ мы узнали нашего стараго друга, Соколинаго Глаза, — потому что часто случалось мн видть, какъ еще прыгали животныя, раненыя въ шею. Я не изъ тхъ людей, которыя любятъ оттянуть то, на что другіе имютъ полное право.

— Натти, сегодня вы упрямо держитесь своихъ правъ, сказалъ судья Темпль, въ веселомъ расположеніи духа. Какъ вы думаете, молодой человкъ, достаточно дать за оленя три доллера?

— Прежде чмъ я отвчу на это, надо разршить настоящій вопросъ о прав, такъ чтобъ вс были довольны, отвтилъ молодой человкъ скромно, но съ выраженіемъ, далеко не соотвтствовавшимъ его наружности. Какимъ количествомъ крупной дроби заряжено было ваше ружье?

— Пятью, милостивый государь, возразилъ судья: разв вы находите это недостаточнымъ для убіенія оленя?

— О, конечно, было бы достаточно и одной дробины, отвчалъ тотъ, подходя къ дереву, изъ-за котораго вышелъ, но вспомните, что вы выстрлили по этому направленію, и въ этомъ дерев находятся четыре пули.

Судья освидтельствовалъ на елк свжіе слды, покачалъ головою, и отвчалъ:

— Вы приводите доказательства противъ себя самого, молодой человкъ. Гд же пятая пуля?

— Здсь, сказалъ молодой человкъ, откинувъ плащъ и показывая на сюртук отверстіе, откуда струились капли крови.

— Боже! съ ужасомъ вскричалъ судья: — я терялъ здсь время, когда ближній мой страдалъ отъ моей руки, не издавъ даже жалобы. Садитесь скоре въ сани, молодой человкъ, мы находимся недалеко отъ нашей деревни, гд можемъ получить медицинскія пособія, все необходимое будетъ доставлено на мой счетъ. Вы должны остаться y меня до совершеннаго выздоровленія, и даже доле, если вамъ понравится.

— Благодарю васъ за доброе намреніе, но я не могу имъ воспользоваться: y меня есть другъ, который будетъ сильно безпокоиться, если я не возвращусь, да притомъ и рана легкая — кость не повреждена, все же я думаю, что вы согласитесь на мое право на оленя.

— Согласиться! сказалъ взволнованный судья: я вамъ навсегда даю право стрлять во всхъ моихъ владніяхъ и лсахъ, если это вамъ вздумается, досел никому не дано было такого права, кром Кожанаго-Чулка, который, вроятно, съ удовольствіемъ раздлить его съ вами. Но я откупаю y васъ оленя, и взамнъ возьмите вотъ это.

Старый охотникъ стоялъ спокойно, пока судья высказывалъ это, потомъ проворчалъ про себя:

— Многіе утверждаютъ, что право Натти стрлять на этихъ горахъ гораздо древне права Темпля запрещать ему это.

Не обращая вниманія на слова Натти, молодой человкъ вжливо поклонился судь и сказалъ ему учтиво, но съ твердостью:

— Извините меня, судья Темпль, но мн нужна эта дичина.

— Но за эту сумму вы можете купить любаго оленя,сказалъ ему судья. Возьмите, пожалуйста, вдь это сто доллеровъ.

Молодой человкъ, казалось, колебался минуту, но вдругъ лицо его покрылось краской, и онъ вторично съ низкимъ поклономъ отвергъ предложеніе. Въ этотъ моментъ Елисавета встала, откинула вуаль и настоятельно сказала:

— Конечно, вы не обидите такъ моего отца, отяготивъ его совсть сознаніемъ, что онъ оставилъ въ лсу безъ помощи человка, котораго ранилъ. Прошу васъ, подемте съ нами и согласитесь посовтоваться съ докторомъ.

Юноша все еще колебался, но въ это время судья подошелъ къ нему, съ нжнымъ усиліемъ толкалъ его и заставлялъ войти въ сани.

— Вы не найдете помощи ближе чмъ въ Темпльтон, такъ какъ жилище Натти на разстояніи часа зды. Натти успокоить вашего друга, a завтра я самъ отвезу васъ на родину, если вы будете на этомъ настаивать.

— Да, мой милый, сказалъ Кожаный Чулокъ, стоявшій все это время задумчиво, облокотясь на ружье, это будетъ въ сущности самое лучшее, если ты пойдешь съ ними, такъ какъ рука моя уже не годится, какъ въ старое время, для того, чтобъ вырзать пулю. Да, тридцать одинъ годъ тому назадъ, во время войны, я цлыя семьдесятъ англійскихъ миль шелъ по дикой пустын съ пулей въ бедр, и только уже потомъ твердой рукой вырзалъ ее карманнымъ ножемъ. Старый Чингахгокъ подробно помнитъ это дло. Я встртилъ его съ толпой Делаваровъ, преслдовавшихъ шайку Ирокезовъ, и при этомъ оставилъ краснокожему память, которую онъ, вроятно, унесъ съ собой въ могилу. Я схватилъ его сзади, и всадилъ ему въ обнаженную кожу три пули такъ близко, что вс три можно было покрыть доллеромъ. Да, да, судья, я долженъ былъ прибгнуть къ оленьему заряду, такъ какъ потерялъ форму для пуль, но ружье было такъ врно, что зарядъ не разсыпался такъ, какъ изъ этихъ двуствольныхъ штукъ, съ которыми вовсе не сподручно ходить на охоту.

Пока Кожаный Чулокъ болталъ такимъ образомъ, молодой человкъ влзъ въ сани, a негръ положилъ оленя къ прочей поклаж. Судья приглашалъ ссть также и Натти.

— Нтъ, нтъ, сказалъ этотъ, качая головой, y меня есть дома дло въ сочельникъ. Позжайте съ молодцомъ и пусть докторъ осмотритъ его руку, да если вы случайно встртите на дорог или y озера стараго Джона, то не забудьте взять его съ собой. Онъ иметъ больше понятія объ излченіи ружейныхъ ран, чмъ вс доктора на свт.

— Натти! прервалъ молодой охотникъ, не говорите дома ничего о выстрл, и какъ только пуля будетъ вынута, я принесу вамъ на сочельникъ четверть оленя.

— Тише! сказалъ Кожаный Чулокъ, знаменательно поднявъ палецъ и тихо окидывая глазами втви красной ели и опушку лса. Скоро, однако, онъ остановился, поднялъ курокъ, сталъ на колни въ снгу протянулъ лвую руку къ ружью и направилъ его къ стволу дерева. Сидвшіе въ саняхъ внимательно слдили за движеніями его, и такимъ образомъ скоро увидли предметъ, въ который цлился Натти. На маленькой, сухой втк высокой красной ели, возвышавшейся на 70 футовъ, сидлъ дикій фазанъ. Испуганная лаемъ собакъ, птица прижалась къ стволу, и только вытянула голову и шею, чтобы взглянуть на своего преслдователя. Какъ только курокъ Кожанаго Чулка былъ направленъ на фазана, онъ выстрлилъ, и птица съ такою силою упала съ дерева, что совсмъ зарылась въ снгъ.

— Кушъ, Гекторъ! закричалъ Кожаный Чулокъ собак, хотвшей подбжать къ дереву.

Собака тотчасъ послушалась, и Натти снова зарядилъ ружье съ заботливостію, доведенной до высшей степени. Окончивъ это, онъ досталъ убитаго фазана, и показалъ прочимъ, что отстрлилъ ему голову.

— Ну, теперь ты можешь оставить свою дичину, мой милый: эта курица будетъ лакомымъ кускомъ старику для сочельника. Посмотрите-ка, судья, разв вы можете достать вашимъ ружьемъ на такое разстояніе, не испортивъ ни одного пера.

Старый лсникъ смялся своимъ обыкновеннымъ, тихимъ смхомъ, потомъ, взбросивъ свое ружье на плечо, кивнулъ обществу въ знакъ прощанія, и быстрыми шагами пошелъ въ лсъ. Скоро онъ и его собака исчезли за высокими деревьями, между тмъ какъ сани поднимались на гору.

До этого времени, судья Темпль былъ слишкомъ изумленъ, чтобы могъ ближе разсмотрть своего спутника, но теперь онъ замтилъ, что это былъ юноша лтъ 23, статный и красивый, глубоко погруженный въ мысли, молча сидлъ онъ противъ него.

— Я думаю, молодой человкъ, замтилъ судья, обращаясь къ незнакомцу, что испугъ мой заставилъ меня забыть ваше имя, если оно уже было произнесено, однако лицо ваше мн кажется до того знакомымъ, что я думаю, что видлъ васъ уже гд-нибудь раньше.

— Я здсь всего только три мсяца, a вы, кажется, это время были въ отсутствіи, отвчалъ молодой человкъ такъ холодно, что y судьи прошла всякая охота продолжать разговоръ. Онъ молча отвернулся и нсколько времени спокойно наблюдалъ его.

Лошади въ это время достигли вершины горы, и чувствовали инстинктивно, что скоро конецъ ихъ путешествію. Бодро закусивъ удила и забросивъ головы, быстро понеслись он по ровной, снжной поверхности, и скоро достигли мста, гд дорога была довольно крута и извилинами вела въ долину.

— Теперь, Лиза, сказалъ судья, пробуждаясь отъ задумчивости, теперь ты можешь видть свою родину. Тамъ мсто покоя на всю твою жизнь, и на вашу, молодой человкъ, если вы захотите остаться.

Т, къ кому относились эти слова, обратились въ ту сторону, и глазамъ ихъ представился великолпный видъ. Подъ ними лежала обширная равнина, покрытая снгомъ и окруженная лсистыми горами. Тамъ и сямъ чрезъ заски виднлись открытыя мста, которыя хотя были невелики и островообразны, но доказывали обитаемость свою тмъ, что надъ верхушками деревъ виднлся дымъ. Съ восточной стороны развивалась обширная плоскость, на которой не было ни одного растенія, и только шероховатая поверхность и дымившіяся изъ нея испаренія показывали, что это было озеро, подъ своимъ зимнимъ покровомъ. Узкій ручеекъ протекалъ по упомянутому мсту, и теченіе его на нсколько миль можно было узнать только по елямъ и пихтамъ, окаймлявшимъ берега. На крутомъ берегу озера лежала деревня Темпльтонъ, состоявшая изъ 50 деревянныхъ домовъ, раскрашенныхъ пестрыми красками. Домъ судьи возвышался надъ всми, и хотя былъ построенъ въ оригинальномъ стил, но все-таки импонировалъ своею величиною. Онъ былъ возведенъ, изъ камня, и тмъ отличался отъ другихъ зданій.

Пока вс смотрли на долину съ напряженнымъ вниманіемъ, они услышали веселое бряцаніе саней, которыя, казалось, быстро приближались къ нимъ. Такъ какъ вся дорога была покрыта кустарниками, то сани можно было разглядть лишь тогда, когда упряжки совершенно сблизились другъ съ другомъ. Съ перваго же взгляда судья узналъ находившееся въ саняхъ общество. Оно состояло изъ четырехъ мужчинъ, изъ коихъ одинъ правилъ четырьмя превосходными конями, и гналъ ихъ по скату съ увренностью и безъ боязни. Это былъ шерифъ графства, Ричардъ Джонъ, двоюродный братъ судьи. Въ саняхъ сидлъ господинъ Грандъ проповдникъ околодка, Лекуа, первый купецъ Темпльтона, и маіоръ Гартманъ, нмецъ по происхожденію, вс трое были друзьями дома.

Ричардъ Джонъ остановилъ лошадей, и обои сани стояли другъ противъ друга, такъ что сидвшіе въ нихъ могли обмняться поклонами. Когда это кончилось, то Ричардъ снова повернулъ лошадей, по направленію къ деревн. Какъ разъ подъ мстомъ, гд стояли сани, была каменоломня и потому надо было много осторожности повернуть ихъ такъ, чтобы они не скатились въ пропасть. Негръ предложилъ отпрячь переднихъ лошадей, и это мнніе сильно поддерживалъ судья. Но Ричардъ, бывшій весьма самонадяннымъ, отвергъ это съ пренебреженіемъ.

— Зачмъ отпрягать, кузенъ, сказалъ онъ съ не удовольствіемъ, — лошади такъ смирны, какъ овцы, срыхъ, какъ ты знаешь, я выздилъ самъ, a вороныя такъ близки къ кнуту, что ими можно управить. Спроси господина Лекуа, есть ли тутъ хотя малйшая опасность.

Французъ былъ слишкомъ вжливъ, чтобы разочаровать Ричарда въ его увренномъ ожиданіи, хотя, когда тотъ повернулъ къ каменоломн, самъ съ ужасомъ посмотрлъ на эту бездну.

Нмецъ оставался совершенно спокойнымъ, но внимательно наблюдалъ за каждымъ движеніемъ. Грандъ уперся о стнки саней, чтобы быть готовымъ выскочить.

Ричардъ, между тмъ, притиснулъ лошадей къ снжной плотин, окаймлявшей каменоломню. Лошади замтили, что чмъ дале он подвигались, тмъ погружались все глубже, упрямо противились он идти дальше, и отступали на заднихъ лошадей, не смотря на крики и кнутъ своего вожатаго, дышловыя тоже попятилась назадъ, сани вышли изъ колеи, и покрытые снгомъ колья оставались единственнымъ препятствіемъ паденія ихъ въ пропасть. Сани безъ труда перекинулись чрезъ эту слабую преграду, и, прежде чмъ Ричардъ могъ сообразить опасность, уже половина ихъ висла надъ пропастью, глубиной въ 100 футовъ. Французъ первый замтилъ опасность, и въ ужас вскрикнулъ:

— Ахъ, мосье Ричардъ, что вы длаете. Боже мой. Боже мой!

— Чортъ возьми, неужели вы хотите опрокинуть насъ въ пропасть, закричалъ нмецъ, выглянувшій изъ саней съ необыкновенною живостью.

— Милйшій господинъ Джонъ, сказалъ пасторъ, прошу васъ, будьте осторожне.

— Впередъ, упрямые черти! вскричалъ Ричардъ, уврившись наконецъ въ опасности угрожавшаго ему положенія и толкая нетерпливо ногами: — впередъ, проклятыя животныя.

— Боже, мы вс погибли! вскричалъ судья. Елизавета пронзительно вскрикнула и цвтъ лица негра, сидящаго въ другихъ саняхъ, сдлался грязно-срымъ. Въ этотъ ужасный моментъ, когда сани Ричарда уже перевернулись, молодой охотникъ наскочилъ на упрямыхъ срыхъ, которые отъ кнута совершенно одичали и все боле пятились назадъ, чтобы покончить съ страшнымъ мученіемъ. Молодой человкъ сильно ударилъ ихъ по голов, он быстро бросились въ сторону, и попали на прежнюю дорогу. Сани, спасенныя отъ ужаснаго положенія, перевернулись, выкинувъ, безъ особыхъ приключеній, всхъ сидящихъ въ нихъ. Ричардъ полуоборотомъ полетлъ по воздуху, и не достигъ всего на 20 шаговъ снжной плотины, которой лошади такъ боялись. Онъ держался крпко за возжи, и такимъ образомъ имлъ видъ якоря, французъ, готовый выскочить, полетлъ головою въ снгъ, и ноги его, вытянутыя кверху, представляли собою птичье пугало. Маіоръ Гартманъ, не терявшій ни на минуту присутствія духа, первый поднялся на ноги, и сказалъ,

— Чортъ возьми, Ричардъ, y васъ совсмъ особая манера выпроваживать изъ саней гостей вашихъ.

Грандъ упалъ на колни, не потерпвъ никакого вреда, и заботливо осматривалъ своихъ спутниковъ. Первое время Ричардъ совершенно смшался, но, видя что никто не потерплъ вреда, снова принялъ свой самодовольный видъ.

— Ну, что же, мы отдлались довольно счастливо, сказалъ онъ, гордо осматриваясь. Да, да, съ моей стороны было благою мыслью не бросать возжей, не то это проклятые черти давно бы покатились съ горы. A что, Дукке, разв я не выказалъ храбрости, еще минута и все пропало, я зналъ, какъ лучше удержатъ бестій, ударъ въ правую сторону и дерганье возжами привело все въ настоящій порядокъ.

— Да, нечего сказать, много сдлали твои удары и дерганье, сказалъ судья, чистосердечно смясь. Вы вс лежали бы въ бездн раздавленными вмст съ вашими лошадьми, безъ храброй помощи этого юноши. Гд же господинъ Лекуа?

— Ah! mon Dieu monsieur, я еще живъ, отозвался тотъ задыхающимся голосомъ. Подите сюда, мосье Агамемнонъ, и помогите мн подняться на ноги.

Али подскочилъ и помогъ французу встать на ноги. Мосье Лекуа выразилъ свое неудовольствіе, но, убдившись, что совершенно невредимъ, снова пришелъ въ веселое расположеніе духа. Посл насмшекъ надъ неловкостью Диккъ-Джонса, въ который этотъ однако не сознался, вс сли снова въ сани, и безъ дальнйшихъ приключеній продолжали дорогу къ дому Ричарда.

У дверей дома ихъ встртили слуги, между которыми особенно выдавались, по своему званію и наружности: дворецкій и довренный Ричарда Джонса, Веньяминъ Пенгильянъ, старый, упрямый, но весьма добросердечный дтина, и ключница, двица Птибонъ. Съ собачьей своры Ричарда раздавался страшный шумъ, въ которомъ слышались всевозможные голоса, начиная съ волчьяго воя до тявканья барсука. Ричардъ отвчалъ удачнымъ передразниваньемъ на это громкое привтствіе. Собаки, сконфуженныя превосходствомъ его, возобновили свой шумъ, только красивый бульдогъ съ мднымъ ошейникомъ оставался спокоенъ. Во время шума своихъ собратій, онъ величественно подошелъ къ Ричарду, и повернулся къ Елизавет, которая поласкала его. Благородное животное узнало ее, несмотря на ея многолтнее отсутствіе, и выказывало свою радость. Когда она удалилась, животное наблюдало за ней, потомъ вошло въ свою конуру, какъ будто сознавая, что въ дом теперь есть кладъ, который должно охранять.

Общество въ это время отправилось въ освщенную залу, переодлось и расположилось весьма уютно. Вс казались веселыми и довольными, только раненый молодой человкъ стоялъ y окна, облокотясь на ружье, и, казалось, строгимъ взглядомъ осматривалъ присутствующихъ. Судья, вспомнивъ, что надо оказать ему помощь, послалъ за докторомъ, который явился чрезъ нсколько минутъ и приготовился осмотрть рану.

Безъ особенныхъ требованій, незнакомецъ открылъ плечо, и показалъ рану, сдланную дробью. Вечерній холодъ пріостановилъ кровь, докторъ въ этомъ мст сдлалъ надрзъ, обнаружилъ дробину, вынулъ ее, и только-что собирался сдлать перевязку, какъ дверь въ залу отворилась, и въ комнату вошелъ старый Чингахгокъ, Большой Змй, котораго теперь жители деревни звали Джонъ Могиканъ. Много лтъ пронеслось надъ нимъ, и онъ былъ уже старикомъ, но черные глаза его блестли, какъ огонь, и туловище его было такъ же крпко и прямо, какъ въ дни молодости. Замтивъ, что присутствующіе обратили на него вниманіе, онъ спустилъ съ плечъ плащъ, покрывавшій верхнюю часть его тла, подошелъ къ молодому охотнику, осмотрлъ его рану, и кинулъ взоръ на судью, который былъ изумленъ странными пріемами индйца, но все же протянулъ ему руку и сказалъ:

— Добро пожаловать, Джонъ, не хочешь ли ты принять на себя лченіе своего друга?

— Блднолицые не любятъ крови, отвтилъ Чингахгокъ по-англійски, но все же молодой орелъ былъ раненъ рукой, которая не должна длать ничего дурнаго.

— Могиканъ, старый Джонъ Могиканъ, не думай, что я съ намреніемъ пролилъ человческую кровь.

— Часто злой духъ поселяется въ лучшихъ сердцахъ

— Но съ какой стати сдлаю я вредъ молодому человку, котораго прежде никогда не зналъ и не видалъ, Джонъ, стыдитесь приписывать мн такой грхъ.

— Уши мои открыты, и я слышу слова моего брата: онъ невиненъ и не хотлъ сдлать ничего дурнаго.

Старый индецъ взялъ корзинку, въ которой были разныя травы, и искусно сдлалъ перевязку молодому человку.

— Я не хочу васъ боле безпокоить, сказалъ молодой человкъ, надвая платье. Теперь намъ остается только ршить наши права на оленя, господинъ судья.

— Я соглашаюсь, что онъ принадлежитъ вамъ, но останьтесь y насъ до завтра, тогда мы ршимъ это дло къ удовлетворенію обихъ сторонъ и приведемъ его въ ясность.

— Оно должно ршиться сегодня, отвтилъ юноша, такъ какъ я уже сказалъ вамъ, что мн нужна дичина, и я не хочу остаться y васъ на ночь.

— Но онъ будетъ вашъ ршительно весь, исключая спины, перебилъ Джонъ своего брата.

— Вы какъ разъ оставляете ту часть животнаго, которою я могу пользоваться. Мн нужно спину, и я долженъ имть ее.

— Долженъ? повторилъ Ричардъ: долгъ есть крпкій грхъ, крпче даже внутренностей оленя.

— Да, долженъ, сказалъ молодой человкъ, гордо откинувъ голову, если только человкъ долженъ пользоваться тмъ, что онъ убилъ.

— Законъ за васъ, сказалъ судья Темпль, съ видомъ обиды, перемшанной съ изумленіемъ. Позаботься, Веньяминъ, чтобы всего оленя положили въ сани молодаго человка, в отвезли въ хижину Кожанаго Чулка. Но вдь y васъ же есть имя, молодой человкъ? и я васъ опять увижу, чтобы загладить вредъ, причиненный вамъ мною.

— Меня зовутъ Оливеръ Эдвардсъ, и меня легко найти, я живу по сосдству, и мн не зачмъ прятаться, такъ какъ я не сдлалъ никому зла.

— Но вдь вредъ произошелъ отъ насъ, сказала Елизавета, и вы обидите отца моего, если отвергнете его помощь. Намъ бы всмъ было очень пріятно видть васъ завтра.

Молодой человкъ покраснлъ, низко поклонился, и отвтилъ:

— Хорошо, я завтра навщу судью Темпля, и въ знакъ дружбы воспользуюсь предложенными санями.

— Дружбы? повторилъ Мармадуке: я не имлъ намренія обидть васъ, и вы ни на минуту не должны были подозрвать это.

Незнакомецъ съ минуту стоялъ неподвижно и озабоченно, потомъ дико и живо осмотрлъ комнату своими темными глазами, поклонился и вышелъ изъ нея съ миной, устранявшей всякую попытку удержать его.

— Странно, сказалъ Мармадуке, такъ молодъ и такъ несговорчивъ, вроятно, завтра, когда онъ придетъ сюда, съ нимъ легче будетъ сговорить.

Елизавета, къ которой обращены были эти слова, ничего не отвчала, повернулась и прошла чрезъ залъ въ столовую, куда послдовало и все общество, исключая Чингахгока, который, накинувъ плащъ, отправился въ свою хижину.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

На слдующее утро погода измнилась, небо покрылось облаками, и поднявшійся южный втеръ служилъ несомнннымъ признакомъ наступающей оттепели. Елизавета проснулась, когда на восточныхъ горахъ явились уже солнечные лучи, набросила на себя шубу и отправилась на чистый воздухъ, дабы удовлетворить своему любопытству осмотромъ окрестностей. Когда она вышла изъ воротъ, то встртила своего дядю, шерифа Ричарда Джона, который тотчасъ присоединился къ ней для сопровожденія ея въ предпринятой прогулк.

Разговаривая о разныхъ предметахъ, они довольно удалились отъ дома, и пришли на пустое мсто за деревней, гд снжное поле перескалось мрачнымъ сосновымъ лсомъ. Шумъ втра, проносившагося по верхушкамъ деревъ, покрывалъ шумъ ихъ шаговъ, между тмъ какъ втви закрывали ихъ самихъ. Скрытые такимъ образомъ, они приблизились къ мсту, гд молодой охотникъ Эдвардсъ, Кожаный-Чулокъ и Чингахгокъ заняты были серьезнымъ разговоромъ. Первый говорилъ съ большимъ жаромъ, между тмъ какъ Натти и его другъ вслушивались боле чмъ съ обыкновеннымъ вниманіемъ.

— Дядюшка, пойдемте дальше, сказала Елизавета Мы не имемъ никакого права подслушивать тайны этихъ людей.

— Никакого права, Лиза? возразилъ Ричардъ. Ты кажется, забыла, что моя обязанность, какъ шерифа, состоитъ въ томъ, чтобы заботиться о спокойствіи округа и наблюдать за исполненіемъ законовъ. Подойдемъ же ближе и послушаемъ, что говорятъ эти люди.

Шерифъ не обратилъ вниманія на сопротивленіе племянницы, и поставилъ на своемъ. Они такъ близко подошли къ тремъ пріятелямъ, что ясно могли разобрать все, что говорилъ молодой охотникъ и другіе.

— Мы должны, такъ или иначе, получить птицу, сказалъ Кожаный-Чулокъ. Прежде, мой милый, индйки не были такъ рдки въ этомъ округ, теперь же, если хочешь имть такую, то надо идти почти до виргинской почвы. Жирный индюкъ славная вещь, хотя я съ своей стороны предпочитаю всему бобровый хвостъ и медвжій окорокъ. Но вкусы различны. Я заплатилъ сегодня французскому торговцу за порохъ все, до послдняго шилинга, a такъ какъ и y васъ ничего нтъ, то мы можемъ сдлать по немъ только одинъ выстрлъ. Я знаю, Билли Кирби тоже здсь, и надется, что индюкъ не уйдетъ отъ него. У Чингахгока врный глазъ, но моя рука иногда дрожитъ, когда предстоитъ только одинъ выстрлъ и случается что-нибудь необыкновенное. Когда я послднюю осень охотился за медвдями, то еще справлялся съ ихъ медвжатами, какъ ни были они свирпы, одного за другимъ убивалъ я изъ моей засады за деревьями, но это совсмъ другое дло, Оливеръ.

— Вотъ это и мое ружье — единственныя сокровища, которыя я имю, съ горечью сказалъ молодой человкъ, вынимая изъ кармана шиллингъ. Я теперь совершенный лсникъ и долженъ охотой обезпечивать свое существованіе. Итакъ, Натти, употребимъ на птицъ и послдній шиллингъ, отъ вашей руки долженъ быть успхъ.

— Я лучше бы желалъ, чтобы это исполнилъ Чингахгокъ, ибо, если вы этимъ такъ дорожите, то я увренъ, что промахнусь.

— Вотъ мой шиллингъ, Чингахгокъ! Возьми мое ружье и стрляй въ жирнаго индюка, который привязанъ къ пню.

— Господинъ Оливеръ охотно бы желалъ имть птицу, a я знаю, что когда тороплюсь, то ничего не могу исполнить.

Индецъ сдлалъ отрицательный жестъ.

— Когда Чингахгокъ былъ молодъ, возразилъ онъ, то пуля его летла такъ же прямо, какъ лучи его глазъ, и воины Мингосовъ страшились его ружья. Стрлялъ ли онъ когда-либо два раза? Онъ убивалъ орла, парящаго надъ облаками, a перья его служили украшеніемъ для женщинъ. Теперь рука его дрожитъ, какъ дрожитъ олень при во волковъ. Чингахгокъ не можетъ стрлять.

Въ это время Елизавета подвинулась впередъ, и вошла въ небольшой кругъ кустарниковъ, окружавшихъ трехъ охотниковъ. Появленіе ея такъ поразило юношу, что онъ хотлъ сначала удалиться, но потомъ, собравшись съ духомъ, поклонился и снова оперся на ружье. Натти и Чингахгокъ были не мене удивлены этимъ внезапнымъ появленіемъ.

— Я сейчасъ слышала, что до сихъ поръ еще сохранилось старое рождественское удовольствіе убивать индекъ, и очень хотла бы испытать на птиц и мое счастье. Кто изъ васъ хочетъ взять эти деньги и рискнуть для меня выстрломъ? Вы, Натти, ветеранъ нашихъ лсовъ, конечно, не будете такъ неучтивы, чтобы отказать дам въ выстрл изъ вашего ружья?

При этихъ словахъ она всунула доллеръ старому охотнику. Кожаный-Чулокъ положилъ деньги въ мшокъ для дроби, и, взбросивъ потомъ ружье на плечо, отъ души, тихо засмялся и сказалъ:

— Если только Билли Кирби не воспользуется птицей раньше меня, то сегодня вы увидите такую индйку, какая едвали когда-нибудь подана была на столъ судьи. Итакъ пойдемте, дти, ибо если мы будемъ долго ждать, то лучшая птица отправится къ чорту.

— Но я имю передъ вами преимущество, Натти, и долженъ сперва попробовать свое собственное счастье, сказалъ Оливеръ.

— Дйствуйте по вашему усмотрнію, сказала Елизавета. Вы оба охотники счастія, a Натти мой рыцарь, глазу и рук котораго я ввряю послдствія. Идите впередъ, Кожаный-Чулокъ, мы слдуемъ за вами.

Натти, который, казалось, находилъ удовольствіе въ откровенности двушки, возобновилъ свой довольный смхъ съ свойственнымъ ему выраженіемъ веселости, и большими шагами направился къ мсту, гд должна была происходить стрльба. За нимъ слдовали и остальные, a равно и Елизавета, опиравшаяся на руку дяди.

Рождественское удовольствіе стрлять по индйк принадлежитъ къ тмъ немногимъ, которыя рдко забываются переселенцами. Владлецъ птицы былъ свободный негръ, доставлявшій при этомъ случа и другихъ животныхъ, которыя должны были быть убиты.

Устройство праздника было очень просто и легко понятно. Птица шнуркомъ привязывалась къ обрубку большой сосны, которая со стороны стрльбища плоско отрубалась топоромъ, чтобы служить цлью. Пространство между пнемъ и мстомъ стрльбы имло сто отмренныхъ локтей. Негръ назначалъ цну за каждую птицу и опредлялъ условія, когда это было сдлано, то законъ ставилъ ненарушимымъ правиломъ допускать къ стрльб каждаго свободнаго охотника.

На площади находилось около 30 молодыхъ людей, снабженныхъ ружьями, и вс ученики деревни. Мальчики, заложивъ руки въ карманы, толкались между охотниками и слушали ихъ хвастовство, ршившись превзойти вс великія дянія героевъ.

Главный ораторъ былъ упомянутый Кожанымъ-Чулкомъ Билли Кирби, пустой и буйный молодой человкъ, котораго работа, если онъ когда-либо ею занимался, состояла въ очищеніи деревни и выкапываніи корней. Шумливаго и добродушнаго нрава, онъ былъ въ состояніи по цлымъ недлямъ толкаться изъ кабака въ кабакъ, когда онъ думалъ, что кліенты его могутъ обсчитать его на шиллингъ, но если съ нимъ сходились, то онъ, взявъ топоръ и корзину, направлялся скорыми шагами къ лсу, здсь онъ опредлялъ свой округъ, обозначая его на окружающихъ деревьяхъ и прикладываясь весьма часто къ своей манерк, потомъ раздумывая отправлялся на назначенное ему мсто, снимая съ себя излишнее платье, разглядывая испытующимъ взоромъ деревья, вершины коихъ доходили до облаковъ. Для пробы своей силы онъ избиралъ обыкновенно самое лучшее дерево и приближался къ нему, напвая хладнокровно псню, потомъ увреннымъ топоромъ длалъ на кор зарубку и измрялъ разстояніе, затмъ наступала знаменательная минута для лса, который цвлъ и зеленлъ сотни лтъ. Наконецъ раздавался трескъ, когда дерево ломалось на мст удара, потомъ шумъ втвей на сосднихъ деревьяхъ и паденіе на землю, походившее на землетрясеніе. Съ этой минуты непрерывно раздавался стукъ топора и паденіе деревьевъ, подобно отдаленной канонад, и въ глубину пробивался свтъ со скоростію зимняго утра.

Кирби могъ продолжать работу дни, недли и мсяцы съ усердіемъ и послдовательностію, доходящими до невроятныхъ предловъ. Часто въ лтній вечеръ слышали въ Темпльтон, какъ онъ призывалъ своего вола по окончаніи работы, голосомъ стентора, и эхо повторяло его зовъ, который замиралъ въ горахъ, окружающихъ озеро. Когда онъ оканчивалъ съ необыкновенной силой и скоростію уборку дровъ, то собиралъ свои рабочіе инструменты, зажигалъ втви, и удалялся изъ горящаго лса, какъ завоеватель города, увнчавшій свою побду горящимъ факеломъ. Долго посл того можно было встртить Кирби шатающагося по кабакамъ и разъзжающаго на крестьянскихъ лошадяхъ. Онъ бралъ на себя роль глашатая при птушьихъ бояхъ, и часто былъ героемъ народныхъ удовольствій.

Между порубщикомъ и Кожанымъ-Чулкомъ давно существовало соперничество въ употребленіи ружья. Натти могъ похвастать давней опытностію, но говорили, что и Билли не отставалъ отъ него, и теперь первый разъ они должны были состязаться публично.

Билли только-что сошелся въ цн избранной птицы, какъ подошли Натти и спутники его. Призъ, назначенный за выстрлъ, состоялъ изъ шиллинга (четыре гроша или 18 крейцеровъ). Индюка привязали къ цли, но туловище его было все покрыто снгомъ, и виднлась только красная голова и длинная шея. Если птица повредилась подъ снгомъ, то оставалась собственностію ея владльца, но если хотя одно перо падало изъ видной части, то она доставалась, какъ призъ, охотнику.

Негръ, сидвшій въ довольно опасномъ сосдств около птицы, только-что усплъ назначить условія, какъ приблизилась Елисавета съ дядей, и стрльба началась.

— Прочь съ дороги! крикнулъ Билли окружающимъ мальчикамъ, выступая на боевое мсто. — Прочь, чертенята! не то прострлю васъ насквозь. Ну, Бротъ, простись съ твоей индйкой.

— Остановись! воскликнулъ Оливеръ Эдвардсъ, я тоже участникъ, и вотъ мой шиллингъ, Бротъ.

— Ого! сказалъ Билли молодому человку, y васъ такъ много денегъ, что вы платите за выстрлъ, который вамъ никогда не удастся.

— Не ваше дло заботиться, сколько y меня въ карман, гордо отвтилъ молодой человкъ: я хочу стрлять, Бротъ, и вотъ вамъ за то деньги.

— Ну, ну, не горячитесь такъ, молодой человкъ, сказалъ Билли, осматривая свой кремень: y васъ, какъ я слышалъ, повреждено лвое плечо, и Бротъ можетъ доставить вамъ выстрлъ за полцны. Не думайте, что легко попасть въ птицу, если только вамъ это удастся, потому что я всми силами буду препятствовать этому.

— Не очень-то важничайте, Билли Кирби, сказалъ Кожаный-Чулокъ, облокотясь на стволъ своего ружья. Вамъ предстоитъ только одинъ выстрлъ, и если вы промахнетесь, то за вами послдуетъ привычный глазъ. Хотя моя стрльба не такъ уврена какъ прежде, но 100 локтей не большое разстояніе для длиннаго ружья.

— Вотъ какъ, старый Кожаный-Чулокъ тоже поднялся за нами, легкомысленно вскрикнулъ Билли Кирби. Вдь я имю преимущество, старина, и скоро увидимъ, кто будетъ сть это сочное жаркое.

Пока порубщикъ поднималъ оружіе, хозяинъ индйки старался отвлечь его вниманіе и рзко вскрикнулъ:

— Билли Кирби, послушай честью, отойди-ка подальше, я не хочу дать себя въ обманъ! Дайте мсто, мальчишки! Шельма индйка, качай же головой, разв ты не видишь, что въ тебя цлятъ?

Вс эти восклицанія негра были совершенно напрасны, потому что не такъ-то легко было раздражить нервы порубщика. Билли прицлился съ большой осторожностью, нкоторое время господствовала тишина, но курокъ щелкнулъ, и раздался выстрлъ. Голова индйки повисла на сторону, и нсколько времени она махала крыльями, но потомъ удобно помстилась и живо стала смотрть кругомъ. Негръ прервалъ молчаніе, и съ восторгомъ расхохотался, катаясь отъ удовольствія по снгу.

— Славный индюкъ! воскликнулъ онъ подпрыгивая, дайте-ка еще мн шиллингъ, если хотите сдлать другой выстрлъ.

— Нтъ, теперь моя очередь, сказалъ Оливеръ, я заплатилъ деньги. Посторонитесь и дайте мсто.

— Любезный другъ, y васъ дрожитъ рука, сказалъ Натти, — не стрляйте лучше, a если хотите уже непремнно, то стрляйте скоре, пока ваша неврная рука не потеряла цли.

— Послушайте честью, сказалъ хозяинъ индйки: вы не имете права давать совты Натти Бумпо. Оставьте его стрлять, и дайте ему мсто.

Юнош очистили мсто, онъ живо выстрлилъ, но индйка и не шевельнулась, пуля не попала даже и въ цль.

Радость Брота при вторичной неудач исчезла окончательно, когда Эдвардсъ удалился пораженный, a Натти Бумпо взошелъ на мсто стрльбы. Лицо его сдлалось голубовато-коричневымъ, и руки его пересилили врожденное отвращеніе къ холоду.

Старый лсникъ приготовился: выставилъ правую ногу, лвой рукой взялся за стволъ, и направилъ его на птицу. Вс глаза были обращены къ цли, но въ моментъ, когда думали услышать выстрлъ, услыхали только стукъ кремня.

— Осчка, осчка! съ торжествомъ вскричалъ негръ, и радостно подбжалъ къ птиц. Натти Бумпо оскся! Натти Бумпо не попалъ въ индюка!

— Глупости, сказалъ съ раздраженіемъ старый лсникъ: убирайся съ дороги, Бротъ. Какъ можешь ты быть такимъ сумасшедшимъ, чтобы считать осчку выстрломъ? Пусти, я покажу Билли Кирби, какъ надо бить рождественскаго индюка.

— Нтъ, закричалъ негръ, Бротъ поступаетъ честно, вс знаютъ, что осчка считается выстрломъ. Спроси Монса Джонса и молодую даму. — Да, да, Кожаный-Чулокъ,— вмшался Кирби,— негръ правъ: если ты хочешь еще стрлять, то долженъ заплатить шиллингъ. Я еще разъ хочу испытать свое счастье, возьми шиллингъ, Бротъ, первый выстрлъ мой.

— Вы врно лучше меня знаете лсные законы? иронически замтилъ Натти. Вы пріхали въ страну съ колонистами, a я былъ здсь при старой войн, въ мокасинахъ и съ ружьемъ чрезъ плечо. Конечно, вы должны знать лучше меня, не правда ли? Вздоръ, никто не убдитъ меня, что осчка есть выстрлъ.

— Спросите Джонса, онъ все знаетъ, сказалъ негръ.

Ричардъ вышелъ, и ршилъ споръ въ пользу негра и въ ущербъ Натти. Вс остались довольны, исключая Кожанаго-Чулка.

— Мн кажется, что не мшаетъ спросить мнніе двицы Елисаветы, сказалъ онъ. Если она скажетъ, что я проигралъ, то я успокоюсь.

— Мое мнніе, добрйшій Натти, что вы на этотъ разъ въ убытк, сказала двушка. Но если хотите попытаться, то я заплачу шиллингъ, если только Бротъ не уступитъ мн индейку за доллеръ.

Негръ отрицательно покачалъ головой, и Билли Кирби приготовился стрлять, тогда какъ Натти неохотно уходилъ изъ кружка.

— Съ тхъ поръ, какъ купцы и лавочники поселились здсь, нельзя достать и порядочнаго кремня, недовольно ворчалъ лсникъ. Но все равно, я вложу другой кремень, мн кажется, что y Билли невренъ глазъ.

Порубщикъ, кажется, понялъ теперь, что слава его готова рушиться, и потому не пренебрегалъ никакими средствами для счастливаго исхода. Онъ нсколько разъ цлился. Кругомъ царствовало молчаніе, даже Бротъ не произнесъ ни слова, пока Билли не выстрлилъ. Онъ опять промахнулся, и радостный крикъ негра, похожій на военный крикъ индійцевъ, раздался по лсу. Онъ громко смялся, кидался на землю, и опять вскакивалъ и показывалъ, на сколько могъ, шумную радость, достойную индійца.

Билли Кирби, употребившій при этомъ всю свою ловкость, не чувствовалъ впрочемъ особаго негодованія при своемъ промах. Онъ заботливо осмотрлъ птицу, и удостоврялся, трогая ея перья, но когда вс возстали противъ него, то онъ послушался возгласа чернаго: предоставьте свободную игру негру. Неохотно повернулся онъ къ Броту и грубо сказалъ:

— Держись, старая лягушка! Гд же найдется человкъ, который во 100 локтяхъ попадетъ въ голову индйки. Я былъ глупъ, что пытался это сдлать, но теб нечего шумть, какъ валящаяся сосна. Зажми-ка ротъ, да назови мн охотника, который бы поступилъ лучше меня.

— Ну, Билли Кирби, сказалъ Кожаный Чулокъ, я постараюсь показать вамъ человка, который въ прежнее время стрлялъ лучше. Если вамъ угодно, то дайте дорогу.

Кирби неохотно отошелъ, a Натти всталъ на мсто. Хотя онъ длалъ гораздо боле важные выстрлы по дичи и непріятелямъ, тмъ не мене никогда не старался такъ, какъ теперь. Нсколько разъ подымалъ онъ ружье, потомъ вычислялъ разстояніе, и наконецъ, когда птица, встревоженная спокойствіемъ, повернула голову, чтобы видть непріятеля, — выстрлилъ.

Впечатлніе, произведенное выстрломъ, мшало видть послдствія. Но Елисавета, замтивъ, что Кожаный-Чулокь опустилъ ружье и улыбнулся, догадалась, въ чемъ дло. Онъ, однако, началъ снова заряжать ружье, между тмъ какъ мальчики, подбжавъ къ дереву, подняли вверхъ мертвую индйку, голова которой держалась только на волоск.

— Принесите птицу, и положите ее къ ногамъ дамы, сказалъ онъ: я стрлялъ для нея, и птица принадлежитъ ей.

— Я испытала свое счастье для того, чтобы насладиться ловкостію Кожанаго-Чулка, сказала она, обернувшись къ молодому охотнику. Прошу васъ принять эту птицу въ награду за поврежденіе, которое мшало вамъ самимъ выиграть призъ.

Молодой человкъ низко поклонился, взявъ птицу, лежавшую y ногъ Елисаветы, но выраженіе лица его, когда онъ принялъ подарокъ, было такъ оригинально, что можно было думать, онъ охотне бы сдлалъ противное. Елисавета дала деньги негру, какъ награду за убытокъ, и сказала дяд, что желаетъ возвратиться домой.

Въ этотъ моментъ на площадь явился судья Темпль, поклонился своей дочери и брату, подошелъ къ Эдвардсу, который стоялъ вдали отъ шума, облокотясь на свое ружье и разсматривая птицу, лежащую y его ногъ. Возл него были Кожаный-Чулокъ и Чингахгокъ.

— Господинъ Эдвардсъ, сказалъ судья, я нанесъ вамъ большой вредъ, и обязанъ чмъ-нибудь исправить несчастную неосторожность. Мн нуженъ теперь человкъ, умющій писать, и я желалъ бы, чтобы вамъ понравилось въ моемъ дом. Окажите мн помощь, хотя на нсколько мсяцевъ, и труды ваши будутъ вознаграждены по заслугамъ.

Съ видимымъ неудовольствіемъ выслушалъ юноша это предложеніе, но, собравшись съ духомъ, отвчалъ:

— Я бы съ большимъ удовольствіемъ принялъ ваше предложеніе честно заработать себ хлбъ, если бы y меня не было теперь боле важныхъ обязанностей. Позвольте мн заняться охотой.

— Вы хватаетесь за неврное ремесло, молодой человкъ, отвтилъ судья, и я прошу васъ быть въ моемъ дом хотя до тхъ поръ, пока совершенно излчится ваша рука.

Судья говорилъ много любезностей, которыя Эдвардсъ слушалъ съ тяжелой, душевной борьбой. Онъ, кажется, уже ршался принять предложеніе судьи, но на лиц его снова показалось выраженіе необъяснимаго отвращенія.

Индіецъ съ большимъ участіемъ, усиливавшимся съ каждой минутой, слушалъ слова судьи. Наконецъ, подойдя къ разговаривавшимъ, сказалъ имъ съ достоинствомъ:

— Слушай своего отца, юноша, — слова его стары, молодой орелъ и великій начальникъ могутъ безопасно жить и спать вмст. Мингосы и Делавары враги, a вы ихъ потомки. Учись ждать, сынъ мой, ты Делаваръ, a индіецъ терпливъ.

Слова эти, кажется, имли большое вліяніе на нершительнаго юношу Посл долгаго сопротивленія, онъ наконецъ ршился принять предложеніе судьи, съ условіемъ — прервать его, когда ему вздумается.

Этимъ кончились переговоры, къ неудовольствію судьи, который ршительно не могъ объяснить себ отвращенія молодаго человка къ его личности в дому. Онъ задумчиво шелъ съ братомъ и дочерью домой, и разговоръ ихъ касался неизвстнаго молодаго человка.

Трое пріятелей отправились мимо деревни, достигнувъ озера, по замерзшей поверхности подошли они къ подошв скалы, y которой стояла ихъ хижина. Юноша первый прервалъ молчаніе.

— Кто бы подумалъ мсяцъ тому назадъ, что я ршусь служить судь и быть, такъ сказать, домочадцемъ моего страшнйшаго врага. Рабство это не можетъ долго продолжаться, потому что я стряхну его съ себя, какъ пыль съ моихъ сапоговъ.

— Разв онъ Мингосъ, что ты зовешь его врагомъ? спросилъ Чингахгокъ.

— Я не врю этому длу, Змя, сказалъ Кожаный-Чулокъ, я слышалъ, что y насъ будутъ новые законы, по которымъ будутъ новыя дороги въ горы. Мстность такъ измнилась, что насилу узнаешь острова и теченія, сказать по правд, я не слишкомъ врю этому краснорчію, потому что, сколько я ни слышалъ этихъ блыхъ ораторовъ, они всегда какъ то имли виды на индійскія земли.

— Ну, я подвергнусь своей участи, и забуду кто я, сказалъ юноша, не напоминай мн, что я потомокъ начальника Делаваровъ, который былъ владтелемъ этихъ горъ, прекрасныхъ долинъ и водъ, по которымъ ты плаваешь. — Да, я буду его вассаломъ и слугой, разв это не недостойное рабство, старикъ?

— Старикъ! торжественно повторилъ индіецъ. Да Чингахгокъ старъ, рука его — рука бабы, томагавкъ его — деревянный топоръ, чертополохъ и втви — враги его. Пора отправиться къ предкамъ, Большой Змй Делаваровъ, дни его разсчитаны, и онъ хочетъ умереть.

— Довольно, пріятель, сказалъ юноша, — не говори больше, слова твои такъ тяжело ложатся на сердце.

Чингахгокъ замолчалъ, и пріятели вошли въ избу, снявъ предварительно запоръ, защищавшій ихъ имущество.

На другой день Эдвардсъ занялся дломъ y судьи, и почти три мсяца прошли безъ особенныхъ приключеній. Днемъ онъ прилежно работалъ, a ночи часто проводилъ въ хижин Кожанаго-Чулка. Сношенія трехъ охотниковъ были таинственны и радушно поддерживались, хотя Чингахгокъ рдко, a Натти даже никогда не ходилъ въ господскій домъ. Эдвардсъ пользовался всякой минутой, чтобы навстить свое жилище, откуда возвращался очень поздно, иногда даже съ восходомъ солнца. Т, кто зналъ эти посщенія, длали разныя предположенія, не давая этого замтить, только Ричардъ высказывалъ иногда вполголоса свои замчанія.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Съ наступленіемъ весны огромныя снжныя массы, покрывавшія деревню, стали постепенно таять, и, вмсто гладкой снговой коры, улицы покрылись почти непроходимою грязью. Младшіе члены семейства изъ господскаго дома, къ которымъ можно было причислить и Луизу Грандтъ, дочь пастора, не остались равнодушными къ этой перемн. Они могли наслаждаться всми удовольствіями зимы, пока снгъ покрывалъ улицы, и не только предпринимали поздки на горы и долины, но находили различные поводы къ удовольствію и на замерзшей поверхности озера. При этихъ поздкахъ въ окрестности, какъ дамы, такъ и кавалеры, употребляли верховыхъ лошадей, и первыя часто сопровождались однимъ или и нсколькими кавалерами семейства. Молодой Эдвардсъ ежедневно все боле входилъ въ свое положеніе, и нердко принималъ участіе въ прогулкахъ съ беззаботностію и чистосердечіемъ, изгонявшимъ на минуту изъ его души вс страшныя воспоминанія. Привычка и юношеское легковріе, казалось, одерживали верхъ надъ тайнымъ источникомъ его безпокойства, хотя минутами снова являлось это отвращеніе къ судь Темплю, которое въ первые дни знакомства выказалось въ ихъ разговор.

Въ конц марта, Ричардъ Джонсъ уговорилъ Елисавету и подругу ея, Луизу Грандтъ, сопровождать ихъ на холмъ, который, по сказаніямъ, оригинально нависъ надъ озеромъ.

— Дорогой мы продемъ мимо сахарныхъ тростниковъ Билли Кирби, и можемъ полюбоваться на нихъ, прибавилъ онъ. Въ цломъ околотк никто не уметъ варить сахаръ, какъ этотъ Кирби.

— Да, Билли хорошій порубщикъ, замтилъ Веньяминъ Петильянъ, или Пумпъ, какъ его называли сокращенно, державшій въ рукахъ поводья лошади, на которую садился судья. — Онъ хорошій порубщикъ и превосходно владетъ топоромъ. Недавно я видлъ сахаръ съ его фабрики, о которомъ и старая пріятельница, двица Петибонна, говорить, что онъ вкусенъ, какъ лучшій сиропъ. A вдь вы знаете, господинъ Джонсъ, что двица Ремаркабль иметъ въ своемъ рту, похожемъ на оршные щипцы, особенное чутье для сладостей.

На этотъ дкій намекъ мировой судья громко засмялся, и Пумпъ изо всхъ силъ вторилъ ему въ этомъ. Когда потомъ вс сли на лошадей, то кавалькада въ лучшемъ порядк двинулась по деревн. Дорогой встртили они Левуа, и, оставивъ за собой дома, общество похало по дорог, ведущей къ лсу.

Ричардъ Джонсъ всячески старался занимать общество, пока наконецъ не достигли на вершин горы вырубленнаго лса, гд ели и сосны совершенно исчезли, уступили мсто рощ изъ сахарнаго клена съ его прямыми стволами и размашистыми втвями, покрывавшими всю землю. Возл каждаго древеснаго корня пробуравливалась дыра, въ которую входила трубочка изъ кожевеннаго дерева. Передъ ней стояло грубо выдланное изъ липы корыто для принятія сока, который вытекалъ посредствомъ этого безъискусственнаго и роскошнаго устройства.

Сахароваръ Билли Кирби занимался недалеко отъ лошадей. Равнодушно повернулъ онъ голову на громкій призывъ мироваго судьи, и съ удивительнымъ хладнокровіемъ разсматривалъ приближающееся общество. Потомъ кивнулъ каждому добродушно и искренно, какъ будто это были равные ему, и даже передъ дамами онъ не снялъ шляпы.

— Какъ поживаете, господинъ мировой судья? спросилъ порубщикъ. Что новаго въ деревн?

— Ничего особеннаго, Билли, Но что это значитъ? Гд же твои четыре котла, корыто и желзный охладительный котелъ? Разв ты такъ небрежно длаешь сахаръ? Я всегда думалъ, что ты лучшій сахароваръ въ околотк.

— Это такъ и есть, господинъ судья, и я во всемъ округ никому не уступлю въ вырубк лса, сахаровареніи, производств кирпичей и поташа и тому подобнаго, не смотря на то, что топоромъ я владю лучше всего.

— Да вы, кажется, мастеръ на все, Билли? сказалъ Левуа.

— Да, да, сказалъ Билли, съ видимой простотой: если вы хотите чмъ-нибудь торговать, то круглый годъ найдете y меня такой хорошій сахаръ, какого не найдете нигд. Хотите завести торговлю?

— Я даю вамъ десять су за фунтъ, Билли.

— Господинъ Левуа предлагаетъ вамъ десять пенсовъ за фунтъ сахара, сказалъ Эдвардсъ порубщику не понявшему француза.

Пристально, большими глазами смотрлъ тотъ на говорившихъ, не произнося ни слова.

— О, десять пенни, повторилъ французъ. Билли снова осмотрлся, и, кажется, былъ того мннія, что надъ нимъ смются. Потомъ, взявъ ложку, которая лежала въ сторон отъ котла, началъ старательно мшать жидкость, наполнивъ ее сокомъ, поднялъ и снова вылилъ сокъ въ котелъ, ложку же покачалъ въ воздух, какъ бы желая остудить остатки, и предложилъ ее господину Левуа, сказавъ:

— Попробуйте-ка, мосье, и вы сами скажете, что это стоитъ больше того, что вы предлагаете, одинъ сиропъ стоить уже этого.

Услужливый французъ тотчасъ наполнилъ ротъ расплавленною жидкостью, но, схватившись за грудь, бросилъ на дамъ жалостный взглядъ. Билли разсказывалъ потомъ, что ноги француза такъ быстро затрепетали какъ палки, которыя бьютъ по барабану, выплюнувъ онъ началъ издавать по-французски проклятія, но кто желалъ смяться надъ Билли Кирби, тотъ долженъ былъ быть посмтливе.

Наивная мина, съ которой порубщикъ снова мшалъ свою жидкость въ котл, уврила зрителей въ его хитромъ намреніи, и они отъ души засмялись. Но французъ злобно пришпорилъ лошадь, и какъ можно скоре отъхалъ дальше.

Изъ сахарнаго лску общество похало по тропинк, и дорогой Елисавета просила своего отца разсказать ей о его первомъ посщеніи этихъ лсовъ, о которомъ она еще ничего не слыхала. Между тмъ, какъ она говорила, молодой Эдвардсъ подъхалъ ближе къ судь и смотрлъ на него съ такимъ выраженіемъ своихъ темныхъ глазъ, какъ будто хотлъ проникнуть въ его сокровеннйшія мысли.

— Ты была еще ребенкомъ, дочь моя, когда я оставилъ тебя и твою мать, чтобы обозрть эти необитаемыя горы, сказалъ Мармадукъ. Даже теперь страна эта кажется теб дикой и пустынной, но если бы видла ты ее тогда, какъ я въ первый разъ постилъ эти горы! Я взъхалъ на вершину холма, который съ тхъ поръ и называю горою видовъ, потому что видъ, представившійся моимъ глазамъ, является какъ картина сновиднія. Почти вс верхнія деревья были опалены, такъ что во вс стороны можно было наслаждаться свободнымъ видомъ. Я взлзъ на высокое буковое дерево, листья котораго совершенно опали, и въ продолженіе часа свободно наслаждался безмолвною пустынею. Ни съ которой стороны не было выхода изъ этого безконечнаго лса, исключая со стороны озера, прилегающаго къ нему подобно зеркалу. Поверхность его была покрыта тысячами дикихъ перелетныхъ птицъ, и, сидя на буковой втви, я видлъ какъ къ источнику подходила медвдица съ своими медвжатами, чтобы утолить жажду. По лсу кое-гд пробгалъ олень, но даже съ моей возвышенной точки зрнія нигд не было видно слда человка. Тогда не было еще ни порубокъ, ни хижинъ, глазъ не различалъ ничего, кром горъ и горъ, да холмовъ, покрытыхъ разросшимися кустарниками, прерываемыми ко-гд высокими деревьями. Даже Сускегана была окаймлена высокимъ и густымъ лсомъ.

— И ты былъ совершенно одинъ? нжно спросила Елисавета, и такъ провелъ и ночь?

— Нтъ, дочь моя, налюбовавшись около часа дикимъ, но великолпнымъ видомъ, и принявъ ршеніе основать тутъ колонію, я сошелъ съ дерева и спустился съ горы. Я оставилъ лошадь мою на трав, a самъ между тмъ сошелъ къ мсту, гд ты видишь дома и житницы Темпльтона. Поднявшійся втеръ расчистилъ дорогу до самаго озера, и мн предстояло мало препятствій. Скудно закусивъ подъ деревомъ, я увидлъ на восточной сторон озера облако дыма, это были первые человческіе слды, открытые мною въ этой пустын, и я тотчасъ отправился по направленію огня. У подошвы горы увидлъ я грубой постройки блокгаузъ, замтно было, что онъ обитаемъ, но нельзя было открыть слдовъ владльца.

— Это не была ли хижина Кожанаго-Чулка? — поспшно спросилъ молодой Эдвардсъ.

— Да, именно, это была она, но сначала я принялъ ее за индйское жилище, ршился ждать владльца и ждалъ недолго. Скоро явился Натти, шатаясь подъ тяжестью убитаго имъ оленя. Тутъ мы въ первый разъ познакомились. Прежде я никогда не слыхалъ, чтобы въ лсахъ обитали такіе люди. Онъ отвязалъ свой челнокъ изъ коры и перевезъ меня на ту сторону, гд была привязана моя лошадь. Указавъ мн лучшее пастбище, онъ отвезъ меня опять въ свою хижину, гд и провелъ я ночь.

— Какъ же поступалъ онъ, какъ хозяинъ? — спросилъ Эдвардсъ.

— Ну, конечно, радушно и просто, до самой ночи. Но когда я сказалъ ему мое имя и цль моего посщенія, то довріе его окончательно исчезло, ибо онъ считалъ нарушеніемъ своихъ правъ переселеніе колонистовъ. По крайней мр онъ выказывалъ большое нерасположеніе къ моему предположенію, и хотя я не понялъ всхъ его возраженій, но казалось, что все относилось до помхи его охот. Не смотря на это, онъ предложилъ мн медвжью кожу и обращался хотя холодно, но гостепріимно. Наутро я простился съ нимъ.

— A что, онъ ничего не говорилъ о правахъ индійцевъ? Кожаный-Чулокъ до сихъ поръ оспариваетъ права владнія блыхъ въ этой стран.

— Да, кажется, онъ говорилъ объ этомъ, но такъ какъ я не понялъ его мннія, то и забылъ. Однако, вдь посл послдней войны притязанія индійцевъ исчезли окончательно. Да если и не это, такъ y меня есть патентъ отъ королевскаго губернатора, подтвержденный нашими законами, такъ что никто не сметъ оспаривать мои права.

— Безъ сомннія, притязанія ваши на эту страну — законны и справедливы, холодно сказалъ юноша, прервавъ разговоръ и отъхавъ немного дале.

Путешественники, достигнувъ цли, насладились великолпнымъ видомъ, и общество похало обратно. Вс спшили достигнуть деревни, не смотря на дурныя дороги, заставлявшія хать шагомъ и сдерживать лошадей.

Ричардъ и Лекуа были предводителями кавалькады. За ними хала Елисавета съ отцомъ, a Эдвардсъ присоединился къ Луиз Грандъ, нуждавшейся въ помощи въ верховой зд. Когда прозжали они по открытой возвышенности, то Темпль замтилъ, что приближается буря. Она затмила уже одну сторону озера, и пріятная теплота исчезла подъ вліяніемъ рзкаго свернаго втра. Лучъ солнца не проникалъ въ страшный необозримый лсъ, и тишина, предвстница бури, длала воздухъ удушливымъ и вреднымъ. Вдругъ раздались страшные звуки голоса Эдвардса, сильно подйствовавшіе на слушателей и охладившіе кровь ихъ.

— Дерево! дерево! — вскричалъ онъ: — Кнутъ и шпоры, если вамъ дорога жизнь!

— Дерево! дерево! повторилъ Ричардъ, пришпоривъ своего коня, который испуганный бросился впередъ.

— Дерево! дерево! визжалъ французъ, наклоняясь къ ше лошади, закрывъ глаза и пришпоривъ коня, онъ быстро послдовалъ за мировымъ судьею.

Елисавета остановила лошадь и, не подозрвая грозящей опасности, глядла вокругъ, прислушиваясь къ звукамъ, прервавшимъ спокойствіе лса. Но въ эту минуту отецъ схватилъ ея лошадь за уздцы, вскричавъ:

— Боже, спаси дитя мое!

Сильная рука его потянула за собою послушнаго коня.

Вс нагнулись къ сдламъ, когда послышался шумъ втвей, похожій на бурю. Затмъ раздался раскатъ грома и сотрясеніе, сообщенное и земл. Самое старое дерево лса упало чрезъ дорогу.

Судья, увидавъ, что дочь его и люди, хавшіе впереди, избжали опасности, оглянулся, чтобы увриться въ участи другихъ. Молодой Эдвардсъ былъ съ другой стороны дерева и подавался назадъ, дергая лвой рукой лошадь, a правой держалъ лошадь миссъ Грандъ, голова которой совершенно поникла на грудь. Оба коня дрожали отъ страха и сильно ржали.

— Не пострадали ли вы? заботливо спросилъ судья.

— Благодаря Бога, нтъ, — отвтилъ юноша. Въ эту минуту Луиза покачнулась на сдл, и еслибъ не Эдвардсъ, то упала бы съ лошади, но скоро она пришла въ себя, и прогулка продолжалась.

— Внезапное паденіе дерева есть самое ужасное несчастье нашихъ лсовъ, такъ какъ предвидть его нтъ возможности, — сказалъ Темпль, успокоясь отъ страха. — Оно происходить безъ малйшаго шума, потому-то и нтъ средствъ остеречься.

— Причину легко изслдовать, — замтилъ Ричардъ Джонсъ: — дерево старо, отъ холода сдлалось некрпко, и когда тяжесть его перевситъ, то оно должно упасть.

— Совершенно справедливо, замтилъ Мармадукъ, но хотя мы и знаемъ причину, но все же нельзя обойти весь лсъ и измрить корни и тяжесть сосенъ. Не смотря на это, паденіе деревъ есть рдкое явленіе, такъ какъ втеръ, проникающій въ заски, очищаетъ эти руины.

Этимъ кончился разговоръ, и лошадей погнали скоре, но все-таки были застигнуты вьюгой далеко отъ жилища и какъ блымъ платкомъ покрывались падающими снжными хлопьями. Поднялся сильный сверный втеръ, и слды весны окончательно исчезли до восхода солнца. Все вокругъ — озеро и горы, покрылось ослпительнымъ снжнымъ покровомъ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Съ этого времени до конца апрля погода была перемнчива, — то весна, казалось, совсмъ установилась, то опять дулъ свирпый втеръ и угрожалъ возвращеніемъ зимы, но все же снгъ таялъ, и на поляхъ начинали уже работать плугомъ, между тмъ съ сахарныхъ заводовъ подымался дымъ. Ледяная поверхность Остзего сдлалась рыхлой, и потянулись большія стаи дикихъ гусей, съ крикомъ направлявшихся къ сверу. Наконецъ, и озеро, окончательно растаяло, и послднія льдины поплыли къ Сускеган, со скоростію, соотвтствовавшею измненію всего ландшафта и способствовавшею совершенному исчезновенію зимы.

На другой день Елисавету разбудили крики лебедей, и она подошла къ окну на веселый зовъ Ричарда.

— Вставайте, вставайте, сударыня. Лебеди летятъ чрезъ озеро, и небо покрыто голубями. Вставайте скоре: Веньяминъ приготовилъ уже платье, чтобы посл завтрака отправиться въ горы на голубиную охоту.

Елисавета и Луиза Грандтъ вскор посл этого любезнаго приглашенія вошли въ гостиную. Двери были открыты, и тихій, ароматный воздухъ весенняго утра врывался въ комнату, мужчины въ охотничьихъ костюмахъ нетерпливо ждали завтрака.

— Посмотри, Елисавета! посмотри, Мармадукъ! южныя голубятни открылись, — сказалъ Ричардъ. — Стаи съ каждой минутой становятся гуще и безконечно умножаются. Тутъ ихъ столько, что можно цлый мсяцъ прокормить армію, a перьевъ хватить на постели всего нашего округа. Торопись же, Лизочка, я горю нетерпніемъ задать имъ перцу.

Мармадукъ и Эдвардсъ тоже раздляли это желаніе. Дамы живо приготовили завтракъ, a потомъ мужчины отправились въ поле.

Голуби носились въ воздух, вся деревня была въ движеніи, можно было видть вс роды огнестрльнаго оружія, начиная съ шести-футоваго ружья на утокъ до верховыхъ пистолетовъ, мальчики вооружились даже самострлами.

Оживленіе въ деревн направило полетъ птицъ въ горы, около которыхъ собрались он такими густыми массами, что невозможно было не удивляться скорости ихъ полета и множеству ихъ. Въ пространств между горъ, около Сускеганы, собрались охотники, и скоро началась аттака.

Между охотниками показалась высокая и худая фигура Кожанаго-Чулка, съ ружьемъ въ рукахъ, за нимъ слдовала его собака, обнюхивая убитыхъ птицъ падавшихъ на землю, но посл она сла y ногъ своего господина, какъ будто раздляла его отвращеніе къ такому развлеченію.

Какъ только стая голубей пролетала пространство, на равнин раздавался залпъ, и т, которыя избгали его, подвергались одиночнымъ выстрламъ въ горахъ, такъ что смерть везд встрчала бдныхъ птицъ. Даже стрлы и метательное оружіе годились для этой массы, которая летла такъ низко, что можно было сбивать ее палками. Между тмъ, Ричардъ Джонъ, осмивавшій охотниковъ въ ихъ обыкновенныхъ средствахъ уничтоженія, длалъ съ помощью Веньямина приготовленія къ роковому нападенію. Въ Темпльтон была пушка, заряжаемая фунтовою пулею. Ричардъ очистилъ ее отъ ржавчины, поставилъ на колеса, и такимъ образомъ сдлалъ годною къ употребленію. Съ помощью лошади привезли ее на мсто, удобное для стрльбы, и Веньяминъ самъ зарядилъ ее утиной дробью. Какъ только узнали, что она готова, толпы мальчиковъ радостно приблизились къ мсту. Отверстіе было направлено вверхъ, и Ричардъ, держа щипцами раскаленный уголь, слъ на пень и ожидалъ старыхъ голубей, достойныхъ его вниманія.

Птицъ было такое множество, что безпрерывный шумъ оружія и крикъ мальчиковъ производили только то дйствіе, что раздляли ихъ на маленькія кучки. Он летли по долин, и никто не старался собирать лежащихъ тамъ жертвъ.

Кожаный-Чулокъ оставался молчаливымъ зрителемъ, но какъ скоро увидлъ пушку, то не могъ совладать съ своими чувствами.

— Вотъ вамъ выгода отъ колонистовъ, сказалъ онъ. Тридцать лтъ видлъ я полетъ этихъ голубей, неповрежденныхъ и нетронутыхъ, пока не явились вы, съ вашими взглядами. Я всегда съ удовольствіемъ видлъ ихъ появленіе, они составляли мое общество, они такъ же беззаботны, какъ мдяница. И вотъ я съ состраданіемъ долженъ видть эти ужасныя вещи, доставляющія удовольствіе только деревенскимъ мальчишкамъ. Но Богъ не можетъ терпть, когда губятъ его созданія, и за это будетъ воздано вамъ возмездіе. Даже самъ Оливеръ такъ же жестокъ, какъ и другіе: убиваетъ эти невинныя созданія, какъ будто он мингосы!

Между охотниками былъ и Билли Кирби, онъ безпрестанно заряжалъ свой мушкетъ и стрлялъ не цлясь, такъ что голуби падали ему на голову. Онъ услыхалъ слова Натти и не оставилъ ихъ безъ отвта.

— Что вы тамъ ворчите, Кожаный-Чулокъ, о смерти нсколькихъ голубей, если бы, какъ мн, истребили они вашу крупчатку, то вы не сочувствовали бы этимъ чертенятамъ. Ура! ура! мальчишки, хорошенько! Да это лучше, чмъ стрлять въ голову индюка.

— Да, Билли Кирби, для васъ и подобныхъ вамъ, не имющихъ понятія о выстрл, отвтилъ Натти съ раздраженіемъ. Это просто ужасно цлить такъ въ кучу, и ни одинъ человкъ, могущій стрлять въ одиночку, не сдлаетъ этого. Если мн нужна птица, то я иду въ лсъ, и найдя то, что мн надо, застрлю птицу, не касаясь другой, хотя бы ихъ были тамъ сотни. Вы, Билли, конечно, не можете этого сдлать, даже еслибы и хотли.

— Ну, старая изсохшая соломинка, что ты еще тамъ разсуждаешь, сказалъ разсерженный порубщикъ. Посл послдняго выстрла въ индйку, ты что-то чертовски разважничался. Если вы такъ особенно важничаете однимъ выстрломъ, то вотъ стрляйте въ голубя, который летитъ одинъ.

Въ самомъ дл, стрльба на всемъ пространств отогнала одного голубя, и испуганный выстрлами онъ приближался къ нимъ, летя то направо, то налво, и разрзая воздухъ со скоростію молніи. Не смотря на все свое хвастовство, порубщикъ увидлъ птицу уже слишкомъ поздно, чтобы убить ее налету, и тогда уже прицлился, когда она была надъ его головой. Голубь невредимо быстро полетлъ дале.

При этомъ вызов Натти опустилъ ружье и ждалъ минуты, чтобы испуганная птица опустилась къ озеру. Какъ только она снова поднялась, то онъ выстрлилъ. Отъ ловкости или счастливаго случая, только голубь съ раздробленнымъ крыломъ упалъ въ озеро. Собака бросилась за нимъ, и еще живымъ принесла къ охотнику.

Съ быстротою молніи разнесся слухъ о ловкости Кожанаго-Чулка, и вс охотники шли къ нему, чтобы удостовриться въ этомъ.

— Какъ? — спросилъ изумленный Эдвардсъ, — вы однимъ выстрломъ убили голубя?

— Но разв мн это не часто удавалось въ прежнее время? — отвтилъ Кожаный-Чулокъ. Только для одной птицы я и пришелъ сюда, и такъ какъ я убилъ ее, то могу возвратиться назадъ. Вашъ образъ дйствій не въ моемъ дух, Все должно приносить пользу, a нечего стрлять для своего удовольствія.

— Да, ты правъ, Кожаный-Чулокъ, сказалъ Мармадукъ, и я думаю, что пора окончить опустошеніе.

— Окончите прежде свою вырубку лса, отвчалъ Кожаный-Чулокъ. Лса, какъ и голуби, Божіе созданіе, надо пользоваться ими, a не уничтожать. Но все равно, я пойду домой съ моимъ жаркимъ, потому что не хочу трогать эта невинныя творенія, покрывающія все пространство и смотрящія на меня такъ жалобно, какъ будто имъ не достаетъ только языка, чтобы выразить свои мысли.

Посл этихъ словъ онъ вскинулъ на плечо ружье, и, чтобы не задть раненыхъ птицъ, лежащихъ на дорог, осторожно пошелъ домой, сопровождаемый своей собакой. Достигнувъ кустарниковъ, окаймляющихъ озеро, онъ скрылся изъ глазъ смотрвшей на него толпы.

Жесткія слова Натти произвели глубокое впечатлніе на судью, но окончательно пропали для Ричарда, напротивъ, онъ воспользовался собраніемъ охотниковъ, для того, чтобы привести къ исполненію свой планъ опустошенія. Мушкетеры въ военномъ порядк должны были помститься около пушки и ждать сигнала для выстрла.

— Стерегите, мальчишки! вскричалъ Пумпъ, игравшій при этомъ роль адъютанта Ричарда, — и когда Джонсъ дастъ сигналъ, стрляйте ниже, если хотите, чтобы перестрлка шла хорошо.

— Какъ! вскричалъ Билли,— стрлять низко, да ты попадешь въ колья, a не въ голубей, старый дуракъ.

— Что ты понимаешь, дерзкій негодяй, — вспыльчиво сказалъ тотъ. — Разв я не провелъ пять лтъ на фрегат, разв вы не низко стрляли, чтобы попасть въ непріятеля. Наблюдайте же и исполняйте приказаніе!

Громкій смхъ былъ остановленъ Ричардомъ, приказавшимъ слдовать его указаніямъ. Можетъ быть, милліоны голубей пролетали утромъ, но это было ни что въ сравненіи со стаей, летвшей теперь. Она простиралась надъ горами какъ голубая, сгущенная масса, и глазъ не видалъ ея конца. Вс, не исключая Мармадука, забыли при ея появленіи предостереженія Кожанаго-Чулка, и даже судья поднялъ свое ружье.

— Пали! вскричалъ мировой судья, прикасаясь углемъ къ заряду.

Звукъ, съ которымъ соединился звукъ ружей, раздался въ воздух, и передняя стая поднялась выше, a остальныя послдовали за нею, такъ что дымъ изъ пушки не усплъ достичь ее, какъ огромная масса уже перелетла направленный на нее выстрлъ.

Трескъ оружія раздался и замеръ въ горахъ, и въ воздух носились послдніе отголоски, пока огромная масса испуганныхъ птицъ собралась въ кругъ и направилась къ вершинамъ сосенъ. Никто не смлъ проникнуть въ эту тснину, какъ вдругъ нсколько вожатыхъ пернатаго общества перелетли чрезъ долину, и тысячи послдовали ихъ примру, оставляя своимъ преслдователямъ восточную часть ущелій.

— Побда! побда! радостно вскричалъ Ричардъ: мы прогнали враговъ съ поля битвы.

— Совсмъ нтъ, Ричардъ, сказалъ судья: поле покрыто ими, и везд ты видишь головы бьющихся, полуживыхъ птицъ. Пора уже кончить это удовольствіе.

— Конечно удовольствіе, да еще какое великолпное — сказалъ Ричардъ. Нсколько тысячъ этихъ голубыхъ созданій убито сегодня, такъ что каждая баба можетъ сдлать голубиный паштетъ.

— Хорошо, оттого-то и надо прекратить это, сказалъ Темпль. Слышите, я буду платить шесть пенсовъ за каждую сотню голубей. Примитесь же живо за дло, и несите ихъ ко мн въ домъ.

Общаніе судьи имло желанный успхъ, потому что мальчишки съ усердіемъ начали рвать головы y раненыхъ птицъ, оканчивая такимъ образомъ ихъ страданія. Цлыя повозки были наполнены ими, и Ричардъ долго посл этого хвасталъ своимъ геройствомъ въ содйствіи пушки, Веньяминъ же уврялъ, что они убили голубей больше, чмъ Роднеу французовъ, во время извстной морской битвы.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Время проходило быстро: дни были теплые и пріятные, и даже по ночамъ уже не было морозовъ. На берегу озера раздавался меланхолическій голосъ лысухи, деревья распустились, трясогузка, общительный рполовъ и маленькій, чирикающій чижикъ оживляли лсъ и поля, a морской орелъ, паря надъ водами Остзего, съ врожденной ему прожорливостію караулилъ свою добычу.

Рыбы Остзего славились далеко въ окружности, и лишь только ледъ сошелъ съ поверхности, какъ отъ береговъ отплыло множество маленькихъ лодочекъ, и рыболовы разбрасывали повсюду свои удочки, чтобы приманить рыбу. Но жадное нетерпніе колонистовъ не долго могло держать этотъ долгій, хотя и врный промыслъ удочкой, и они скоро прибгли къ своему разорительному способу. Какъ только настало время, когда законъ позволялъ ловить рыбъ стями, мировой судья изъявилъ намреніе доставить себ такое удовольствіе въ ближайшую темную ночь.

— Ты тоже должна присутствовать при этомъ, Лиза, и миссъ Луиза Грандтъ и Эдвардсъ, и я покажу вамъ, что значить удить. Удочки тутъ ничего не значатъ, ршительно ничего! Дайте мн только 60-ти саженную сть и нсколько веселыхъ мальчиковъ да Веньямина, и я ручаюсь, что мы наловимъ ихъ тысячами.

Все послобденное время Ричардъ занимался приготовленіями для своего предпріятія. Какъ только зашло солнце, и тнь отъ новаго мсяца упала на землю, рыбаки на лодкахъ отправились къ восточному берегу озера, отстоявшаго около половины англійской мили отъ деревни. Мармадукъ, Елисавета, ея подруга Луиза Грандтъ и Эдвардсъ отправились туда же пшкомъ.

Вечеръ былъ теплый и казался восхитительнымъ посл только-что исчезнувшей свирпой и долгой зимы.

— Посмотрите! вскричалъ Эдвардсъ, между тмъ какъ они тащились по берегу, — посмотрите, они зажигаютъ огонь!

— Да, и онъ такъ свтло горитъ, что можно различать вс предметы, замтила Елисавета.

Видъ огня заставилъ идущихъ удвоить шаги, потому что даже дамы любопытствовали увидть удивительную рыбную ловлю. Скоро они такъ близко подошли къ рыболовамъ, что если хотли, то могли подслушать ихъ разговоры.

Вся группа, не исключая даже Ричарда и Веньямина, собралась вокругъ огня. Первый сидлъ на гниломъ пн, между тмъ какъ второй стоялъ въ бездйствіи около него. Сцена однако измнилась, когда подошелъ судья съ своими спутниками. Джонсъ далъ нужныя указанія, и рыбаки были посланы, чтобы спустить на воду находящуюся сзади лодку и укрпить сти къ маленькой платформ на корм.

Ночь сдлалась такъ темна, что все, что не было освщено огнемъ, было покрыто мракомъ и не только представлялось въ неопредленныхъ формахъ, но по большей части было совершенно невидимо. На незначительномъ разстояніи вода блестла отъ пламени, отбрасывавшаго красноватые лучи, но на сто шаговъ отъ берега все было покрыто совершеннымъ мракомъ.

Веньяминъ Пумпъ бросилъ сть, и Ричардъ передалъ ему право быть штурманомъ. Билли Кирби и еще одинъ молодой человкъ, мене сильный, правили веслами. Остальные были приставлены y буксира. Ричардъ далъ знакъ къ отплытію, какъ только все было приведено въ порядокъ.

Елисавета наблюдала за движеніемъ лодки, скоро исчезнувшей въ темнот, и только наостривъ слухъ могла она различать это движеніе. Вс стояли смирно, чтобы не испугать рыбы, которая, вмсто береговъ, могла уйти въ глубину.

Изрдка слышался голосъ Веньямина, отдававшаго повелительнымъ голосомъ разныя приказанія, чтобы сть была закинута искусне. Потомъ услыхала громкое плесканье воды и сильный голосъ дворецкаго, возвщающаго, что челнокъ находится на возвратномъ пути. Ричардъ поспшилъ развести на берегу огонь, и закричалъ своимъ людямъ, чтобы они гребли прямо на него.

Вмсто падающихъ стей различали теперь скорые удары веселъ и шумъ вытаскиваемаго невода, и вскор лодка показалась въ освщенномъ круг и пристала къ берегу. Множество дятельныхъ рукъ схватили оба конца невода и начали усердно тащить. Ричардъ, между тмъ, стоялъ въ центр, и раздавалъ приказанія.

— Я вижу уже сть! вскричалъ Ричардъ: притяните концы къ земл, чтобъ она не выскользнула.

— Довольно! закричалъ Веньяминъ.

— Впередъ! впередъ! горячился Билли, употреблявшій при работ всю свою силу.

— Притягивайте жердь! кричалъ дворецкій на одномъ конц, a Кирби вторилъ на другомъ.

Сть притянули съ силой, и зрители увидали теперь глубокій полукругъ, образованный низомъ сти, обремененной свинцомъ. Такъ какъ онъ скоро уменьшился и показался самый мшокъ, то скоро по плеску воды можно было догадаться о безпокойств пойманныхъ.

— Тащите! радостно вскричалъ Ричардъ. Я вижу, какъ скачутъ рыбы, чтобы опять вырваться на волю. Тащите! уловъ стоитъ этого.

Когда сть быстро проходила чрезъ руки работниковъ, то въ петляхъ ея видли запутавшимися разнаго рода рыбъ, и недалеко отъ берега мутилось и шевелилось все отъ движенія обезпокоенныхъ животныхъ. На поверхности воды сотнями показывались ихъ блые бока и какъ серебро блестли при свт огня, потомъ рыбы опускались на дно, гд напрасно старались освободиться, и скоро опять всплывали кверху.

— Браво! закричалъ Ричардъ: еще немного усилія, и уловъ вытащенъ.

— Да, да, веселе только, молодцы! закричалъ Веньяминъ: я вижу тамъ большую лаксфорель, которой могутъ быть сыты до двадцати человкъ.

— Тащите! тащите, молодцы! горячился Билли Кирби: тутъ есть всхъ родовъ рыбы, и я увренъ, что мы вытащимъ стями до тысячи окуней.

Съ большою осторожностью сти были вытащены на берегъ, и огромное количество рыбъ бросили въ ямы, гд т и уснули. Вс были довольны огромнымъ уловомъ, и даже Луиза и Елисавета восхищались превосходными рыбами, вытащенными со дна озера. Ричардъ приказалъ однимъ отдлять рыбы, a другимъ начать второй ловъ подъ надзоромъ Веньямина.

Между тмъ, съ востока появлялся едва замтный свтъ, двигавшійся по берегу, какъ бы несомый человкомъ, пламя увеличивалось до величины человческой головы и ярко свтило, какъ огненный шаръ. Чрезъ нсколько времени свтъ потерялъ опредленную форму и, быстро приближаясь, превратился въ пламя, постоянно увеличивавшееся. Наконецъ, можно было различить, что огонь горлъ въ челнок, управляемомъ нсколькими людьми.

— Это вы, Натти? вскричалъ мировой судья, — подъзжайте, пріятель, я дамъ вамъ для вашего стола рыбу, которая сдлаетъ честь и королевскому столу.

Лодка скоро приблизилась, и красноватый отблескъ огня освтилъ лицо Кожанаго-Чулка. Онъ стоялъ въ легкой лодк и управлялъ длинной вилой, держа ее за палку и опуская ее въ воду, то однимъ, то другимъ концомъ. На другомъ конц сидлъ Чингахгокъ и ловко правилъ рулемъ.

— Подъзжайте, Кожаный-Чулокъ, и наполняйте вашу лодку окунями, ихъ тутъ такъ много, что вамъ не надо будетъ употреблять вашу вилу.

— Нтъ, судья, отвтилъ Кожаный-Чулокъ, я никогда не мъ отъ такого роскошнаго улова, даже еслибъ мн подарили за это лучшее ружье. Но если ваша дочь захочетъ видть, какъ я ловлю форель, то я съ удовольствіемъ возьму ее въ лодку.

Елисавета, которой очень нравилось это предложеніе, спросила y отца позволенія и, получивъ его, отправилась въ лодку, сопровождаемая Эдвардсомъ. Лодку оттолкнули отъ берега, и она легко поплыла по вод. Кожаный-Чулокъ указывалъ куда гресть, и вс соблюдали молчаніе, необходимое для удочнаго лова.

На мст, гд былъ челнокъ, озеро было мелко, и Елисавета видла множество плавающихъ рыбъ. Она ждала, что Кожаный-Чулокъ опуститъ свою вилу, но Натти медлилъ: онъ имлъ свои привычки и особенную манеру. Стоя на носу ладьи, онъ, казалось видлъ дальше, чмъ его спутники, и поворачивался во вс стороны, какъ бы желая проникнуть въ глубь. Наконецъ, казалось, что послдствія должны были вознаградить его наблюденія. Оттолкнувъ ладью, онъ сказалъ шопотомъ:

— Иди дале въ озеро, Чингахгокъ. Я вижу тамъ рыбу, которая плыветъ такъ близко, что вила моя можетъ достать ее.

Чингахгокъ сдлалъ рукою знакъ согласія, и ладья очутилась въ области окуней, на глубин 20 футовъ. Въ огонь подложили щепокъ, и онъ освтилъ всю окружность до самаго дна. Елисавета увидла большую плавающую рыбу.

— Тише, тише! шепнулъ Натти. Это чудная рыба, но еще далеко отъ моей вилы. Палка только 14 футовъ длины, a рыба добрыхъ 18 отъ поверхности. Все-таки я попробую достать эту десяти-фунтовую рыбу.

Говоря это, Кожаный-Чулокъ поднялъ гарпунъ и направилъ его. Елисавета увидла конецъ вилы, тихо опущенный въ воду, потомъ Натти совсмъ наклонился, и вся вила исчезла въ глубин. Легко можно было замтить длинные темные лучи опущеннаго орудія и происходящіе отъ этого на поверхности круги. Но когда онъ снова вынулъ гарпунъ, то только тогда Елисавета замтила успхъ его дйствія. Огромная рыба висла на крюк и была сброшена въ лодку.

— A что, Змя, намъ хватитъ этого молодца? смясь сказалъ Натти, поднимая добычу и освщая ее огнемъ. На сегодня довольно съ насъ.

— Хорошо, отвтилъ Чингахгокъ.

Другіе рыбаки, между тмъ, закинувъ сти, приблизились къ ладь Кожанаго-Чулка.

— Отъзжайте, Натти, сказалъ Веньяминъ: огонь вашъ пугаетъ рыбу, дайте мсто нашему неводу. Чингахгокъ тотчасъ направилъ ладью къ мсту, откуда они могли наблюдать за движеніемъ рыбъ, чтобы не мшать другимъ.

— Гребите къ вхамъ! командовалъ Пумпъ, и вы, молодцы, правьте къ правому боку!

— Я требую вжливости, Пумпъ, сказалъ разсерженный Билли, переставая гресть. Если вы хотите понукать, то скажите это, и я уйду съ удовольствіемъ, но не позволю командовать надъ собою, какъ надъ безсмысленнымъ животнымъ.

— Молчите, Билли, сказалъ Веньяминъ, если вы хотите управлять лодкой, то спрашиваю васъ, намрены ли вы гресть нсколько саженъ? Глупъ я буду, если возьму съ собой такого моржа, какъ вы.

Порубщикъ тотчасъ схватилъ весло, какъ бы желая послушаться Веньямина, но вмсто того, чтобъ гресть по указанному направленію, такъ толкнулъ лодку, что Пумпъ, стоявшій впереди, упалъ за бортъ. При общемъ смх, несчастный дворецкій барахтался нсколько времени въ вод, но потомъ исчезъ, и зрители ужаснулись.

— Старый дьяволъ не уметъ плавать! вскричалъ Кирби, и, скинувъ платье, скакнулъ въ воду,

— Гребите! сказалъ Эдвардсъ, свтъ покажетъ его намъ, и я отыщу его.

— Спасите его! со страхомъ кричала Елисавета.

Сильная гребля Чингахгока подвинула лодку къ мсту, гд упалъ дворецкій, и громкій крикъ Натти возвстилъ, что онъ видитъ тло.

— Держите лодку, пока я нырну, сказалъ Эдвардсъ.

— Тише, тише, говорилъ Натти, я достану его вилой, безъ того, чтобы кто-нибудь подвергалъ свою жизнь опасности.

Тло Веньямина лежало на дн, и руки судорожно обхватили стволъ морскаго растенія, лицо и руки его были блдны, какъ y мертвеца. Натти живо взялся за дло, зубцами вилы схватилъ голову несчастнаго, вцпился въ волосы и въ воротникъ платья. Скоро вытащили тло и увидли мертво-блдное лицо. Нсколько минутъ держалъ его Натти надъ поверхностью воды. Въ это время глаза его тихо открылись, и онъ сталъ глядть такъ, какъ будто находился въ незнакомой мстности. Приблизилась другая лодка, и Веньямина перевезли на берегъ, куда вынесъ его на рукахъ Билли Кирби.

Веньяминъ сидлъ неподвижно, закусивъ губы и въ сжатыхъ кулакахъ держа остатки растенія, за которое уцпился во время опасности. Глаза его были открыты и страшно вращались вокругъ, онъ тяжело дышалъ. Судья влилъ ему въ ротъ стаканъ рому, который и привелъ его въ чувство.

— Кирби, сказалъ онъ, вы самый неловкій и злой болванъ, какого я когда либо видлъ, a вы, Натти, дайте мн руку и считайте меня своимъ лучшимъ другомъ. Вы мн оказали большую услугу, хотя и не нжно драли за волосы. Но я не буду мстить вамъ, такъ какъ все длалось для моей пользы.

Мармадукъ предупредилъ отвть, отправивъ Веньямина въ деревню, и веллъ вытащить на берегъ сти, чтобы рыбы остались невредимы.

Добыча была раздлена, и Билли, помстясь на трав, y огня, остался караулить сть и рыбу до слдующаго утра. Остальные и Елисавета, вышедъ изъ ладьи Натти, сли въ лодку, чтобъ отправиться въ деревню. Чингахгокъ и Кожаный-Чулокъ гребли къ восточной сторон горъ, и скоро на всемъ пространств воцарилось невозмутимое спокойствіе и совершенная темнота.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Нсколько дней прошло въ различныхъ занятіяхъ, которыя судья Темпль долженъ былъ окончить съ своимъ двоюроднымъ братомъ и законовдомъ деревни, адвокатомъ фонъ-деръ-Шооль. Кром ихъ троихъ никто не зналъ ничего о предмет этой таинственной работы. Даже Эдвардсъ, къ своему удивленію, былъ освобожденъ отъ своей обыкновенной обязанности писаря.

Въ одно прекрасное, тихое весеннее утро, судья и Ричардъ Джонсъ сли наконецъ снова на лошадей, чтобы предпринять поздку, и y дома встртили Елисавету и Луизу, собиравшихся на прогулку.

— Куда намрены вы идти? спросилъ судья двушекъ.

— Мы пойдемъ въ горы, папа, — весело отвтила Елисавета.

— Ну, такъ не заходите далеко въ лсъ. Это бываетъ иногда опасно, не смотря на то, что проходитъ и безнаказанно. Будь же осторожна, Лиза.

Посл этихъ словъ оба ухали, a Елисавета подозвала къ себ бульдога, который долженъ былъ провожать ее въ прогулк и быть ихъ защитникомъ. Двушки отправились съ этимъ проводникомъ, и едва только скрылись въ ближайшемъ лсу, какъ Эдвардсъ быстро вышелъ изъ дому и направился къ берегу озера. Молодой человкъ вошелъ въ легкій челнокъ, взялъ весло и сильною рукою направилъ судно по озеру, къ хижин Кожанаго-Чулка.

Скоро приблизился онъ къ противоположному берегу, вынулъ изъ воды весло, пустилъ челнъ плыть къ берегу, оглядлся кругомъ, потомъ свиснулъ въ свистокъ, звукъ котораго эхо повторило далеко по утесамъ. При этомъ звук собака Натти вышла изъ своей конуры и издала жалобный, продолжительный вой, метаясь какъ бшеная туда и сюда, привязанная ремнемъ изъ оленьей кожи.

— Молчи, Гекторъ! сказалъ Эдвардсъ, издавъ вторичный звукъ своимъ свисткомъ.

Но напрасно прислушивался онъ къ отвту, потомъ, втащивъ лодку на берегъ, приблизился онъ къ хижин. Все вокругъ этого уединеннаго мста было такъ спокойно, какъ будто нога человческая никогда не вступала въ пустыню. Эдвардсъ вошелъ въ хижину, и прошло около четверти часа, прежде чмъ онъ снова вышелъ изъ нея. Выйдя онъ затворилъ дверь и заперъ ее засовомъ, но въ то время, какъ онъ длалъ это, Гекторъ поднялъ морду и громко завылъ.

— Слышишь ты что-нибудь? спросилъ Эдвардсъ. Это должно быть очень смлое или безстыдное творенье, которое подвергаетъ себя опасности быть вблизи тебя.

Онъ взлзъ на маленькій холмъ и увидлъ человка, принадлежащаго къ деревенской полиціи, нелюбимаго и неуважаемаго, по имени Гирамъ Долитль.

— Чего хочетъ здсь этотъ человкъ? ворчалъ про себя Эдвардсъ. Ему здсь нечего длать, и одно любопытство могло привести его сюда, однако, онъ ничего не узнаетъ, потому что замокъ y двери крпокъ, a собаки чутки.

Не заботясь боле объ этомъ, молодой человкъ сошелъ опять къ берегу, слъ въ лодку и поплылъ, надясь встртить своихъ друзей, Кожанаго-Чулка и Чингахгока. Вскор замтилъ онъ челнокъ своего пріятеля, a чрезъ нсколько минутъ достигъ мста, гд тотъ занимался рыбной ловлей. Онъ остановился и прикрпилъ свою лодку къ судну товарища.

Оба старика дружески встртили Оливера, не вынимая впрочемъ изъ воды удочекъ и нимало не прерывая своего занятія. Оливеръ также, не говоря ни слова, надлъ на удочку приманку и спустилъ ее въ озеро.

— Зазжали вы мимоходомъ въ хижину? молодой человкъ, спросилъ наконецъ Натти.

— Да, и все нашелъ въ порядк, только Долитль рыскаетъ по лсу.

— Объ этомъ человк нельзя сказать много хорошаго, заключилъ Натти, вынимая пойманную рыбу, и надвая на крючекъ новую приманку. Онъ охотно пришелъ бы въ нашу хижину, и даже однажды прямо сказалъ мн это. Я, однако, порядочно отпотчивалъ дуралея.

— Я боюсь, что онъ скоре плутъ, чмъ дуракъ, и надлаетъ наконецъ намъ хлопотъ своимъ безстыднымъ любопытствомъ, замтилъ Эдвардсъ.

— Я застрлю его, если онъ слишкомъ часто будетъ таскаться около моей хижины, сказалъ Натти коротко и сурово.

— Нтъ, Натти, вы не должны этого длать, если не хотите имть непріятностей. Это, старый пріятель, будетъ дурной день и плохой знакъ для всхъ насъ.

Разговоръ прекратился, и на минуту снова наступило глубокое молчаніе, во время котораго вс, казалось, были заняты ловлей. Эдвардсъ наконецъ снова заговорилъ:

— Какъ хорошо, блестяще и тихо это озеро, сказалъ онъ. Натти, видли вы его еще когда-нибудь такимъ гладкимъ какъ зеркало?

— Я много лтъ знаю Остзего, юноша, и знаю также, что во всей стран нтъ боле чистой воды и лучшаго мста для рыбы, возразилъ Кожаный-Чулокъ. Да, долгое время только я одинъ владлъ имъ, и это было прекрасное время. Дичи было сколько душ угодно. Намъ никто не мшалъ, разв только когда приходилъ плутъ мингосъ или хищный французъ. Ахъ, какое это было пріятное мсто! не правда ли, Змя?

— Земля принадлежала моему народу, и мы съ общаго согласія отдали ее брату моему, Дымовой-Труб возразилъ индіецъ.

— Да, это было славное время, братъ! радостно вскричалъ Натти. И теперь оно было бы еще такимъ, же, еслибъ не поселеніе Мармадука Темпля и извороты законовъ.

— Да, я могу себ представить, какое удовольствіе было рыскать по чуднымъ лсамъ и восхитительной водяной равнин, не встрчая нигд человческой души, сказалъ Эдвардсъ.

Старый охотникъ ничего не отвчалъ, но, наклонившись къ вод, съ сдержаннымъ дыханіемъ и съ большимъ вниманіемъ вслушивался въ даль, какъ бы внимая отдаленнымъ звукамъ. Наконецъ, поднявъ снова голову, онъ сказалъ:

— Еслибъ я не собственноручно привязалъ собакъ новымъ ремнемъ, то готовъ бы побожиться, что это старый Гекторъ лаетъ въ горахъ.

— Этого быть не можетъ! отвтилъ Эдвардсъ. Нтъ еще часу, какъ я видлъ его въ конур. Между тмъ и Чингахгокъ прислушивался къ отдаленнымъ звукамъ. Не смотря на то, что молодой человкъ слушалъ напряженно, онъ различалъ только ревъ скота на восточныхъ горахъ. Онъ посмотрлъ на старика, приложившаго къ уху руку, чтобы лучше слышать, a Чингахгокъ поднялъ руку какъ бы для того, чтобы водворить молчаніе. Наконецъ Эдвардсъ началъ смяться надъ слушающими, которымъ, какъ онъ думалъ, послышались воображаемые звуки.

— Смйся, сколько теб угодно, сказалъ Кожаный-Чулокъ, но собаки отвязаны и гоняются за животными. Въ этомъ я уже не ошибусь. За это я отвчаю бобровой шкурой, не по охотничьему закону, недавно объявленному судьей, a потому, что зври теперь худы и собаки напрасно будутъ гоняться. Неужели вы все еще ничего не слышите?

Эдвардсъ встрепенулся, когда раздался слишкомъ ясный звукъ, умрявшійся одно время цпью горъ, но потомъ опять громко слышавшійся со скалы, мимо которой мчались собаки.

Наконецъ раздался глухой, продолжительный лай изъ заски y озера. Этотъ звукъ измнялся съ необыкновенной быстротой. Пока глаза молодаго человка были устремлены на озеро, вниманіе его возбудилось шумомъ, раздавшимся въ ольховыхъ кустахъ. Въ этотъ моментъ показался красный олень и однимъ прыжкомъ вскочилъ въ озеро. Охотники бросились за нимъ въ воду.

— Я зналъ это! вскричалъ Натти, увидавъ оленя преслдуемаго собаками. Животное, вроятно, бжало мимо хижины, a собаки не выдержали и сорвались. Но я долженъ удержать ихъ, не то он сыграютъ со мною славную штуку. Сюда! ко мн, негодяи! иди сюда, старый Гекторъ! не то будешь меня помнить!

Собаки узнали голосъ своего господина, и, сдлавъ въ вод полукругъ, онъ противъ воли должны были бросить охоту, которую не смли продолжать. Возвратясь на берегъ, он начали лаять и выть.

Испуганный олень между тмъ проплылъ далеко въ озеро, прежде чмъ увидлъ новую опасность. Но при звук голоса Натти, онъ остановился, и какъ казалось желалъ отмстить собакамъ, потомъ одумался и поплылъ поперекъ озера, намреваясь достичь восточнаго берега.

Когда олень быстро проплылъ мимо рыболововъ, поднявъ высоко голову, и своей статной и красивой мордой разрзая воду, то Кожаный-Чулокъ началъ безпокоиться въ лодк.

— Какое благородное животное! вскрикнулъ онъ: какіе красивые рога! Все платье можно повсить на нихъ. Знаете, вдь іюнь послдній ихъ мсяцъ, и мясо должно быть очень хорошо.

Говоря такимъ образомъ, Натти инстинктивно привязалъ къ веслу веревку, служившую ему якоремъ откинулъ бакенъ и вскрикнулъ:

— Впередъ! Змя, олень долженъ погибнуть, зачмъ онъ такъ глупъ, что искушаетъ насъ.

Чингахгокъ отвязалъ веревку, удерживавшую лодку Эдвардса, и челнокъ какъ стрла полетлъ по озеру.

— Остановитесь! кричалъ Эдвардсъ, подумайте о законахъ, вы въ виду деревни, и я знаю, что судья ршился наказывать всхъ безъ исключенія, кто не вовремя будетъ стрлять дичь.

Предостереженіе было уже поздно, челнокъ далеко ушелъ отъ лодки, и охотники слишкомъ ревностно гнались за добычей, чтобы слышать его голосъ.

Олень находился отъ своихъ преслдователей на разстояніи 50 локтей, сильно прорзывая воду, синлъ онъ отъ страха и усталости, между тмъ, какъ легкій челнокъ, гонимый волнами, колыхался на вод Кожаный-Чулокъ зарядилъ ружье, но, казалось, не ршался, убить ли ему жертву или дать ей уйти.

— Что, Змя, да или нтъ? нершительно спросилъ онъ. Нтъ, я лучше не сдлаю этого, это слишкомъ выгодно для меня: животное искало спасенія въ вод, такъ пусть же и служитъ жертвой озеру. Отдохните, Чингахгокъ, но все же наблюдайте, какое направленіе приметъ олень. Очень легко поймать его, не смотря на то, что онъ будетъ вертться какъ змя.

Индіецъ смялся надъ нершительностію своего друга и гналъ лодку, чмъ доказывалъ боле ловкости, нежели силы. Оба старика говорили по-делаварски, какъ длали они это всегда, какъ были одни, и Чингахгокъ вскричалъ:

— Олень поворачиваетъ голову: приготовь твое копье.

Натти никогда не выходилъ изъ дому, не взявъ съ собою всхъ орудій, могущихъ быть ему полезными при его занятіяхъ. Онъ никогда не разставался съ ружьемъ, даже отправляясь на рыбную ловлю, и наполнялъ лодку различными снарядами. Предосторожность эта обратилась въ привычку, такъ какъ онъ очень часто переходилъ за границы своего округа. Нсколько лтъ до начала нашего разсказа, охотникъ вышелъ изъ хижины, чтобы нсколько дней охотиться въ горахъ, но возвратился, побывавъ y озера Онтаріо. Двсти и триста миль не составляли для него большаго путешествія, и хотя старость немного ослабила его силы, но все же онъ могъ пройти ихъ. Кожаный-Чулокъ послдовалъ совту Чингахгока и готовился пронзить оленя въ шею.

— Держи лве, Змя, сказалъ онъ, — и онъ не уйдетъ отъ насъ!

Съ этими словами онъ поднялъ копье и съ быстротою молніи бросилъ его въ животное, но олень повернулся, орудіе, пролетвъ мимо, коснувшись только роговъ, упало въ воду, не причинивъ вреда.

— Стой! вскричалъ Натти, когда лодка подошла къ мсту, гд упало копье: — стой, Змя!

Древко снова показалось на поверхности, и онъ ухватился за него, пока индіецъ поворачивалъ лодку. Эта маленькая остановка дала оленю возможность опередить ихъ, и Эдвардсъ приблизился къ мсту дйствія.

— Оставьте, Натти, сказалъ онъ охотнику. Подумайте, что теперь не время, и вы заплатите штрафъ.

Въ эту минуту челнокъ приблизился къ мсту, гд олень боролся съ теченіемъ, то показываясь на поверхности, то снова исчезая.

— Ура! вскричалъ Эдвардсъ, y котораго при этомъ исчезло все благоразуміе. Ура! не теряйте его изъ виду, Чингахгокъ, немного праве, и я закину ему веревку на рога.

Темные глаза индійца горли дикимъ огнемъ, и невозмутимое спокойствіе, съ какимъ онъ управлялъ судномъ, превратилось теперь въ живую дятельность. Съ юношескимъ рвеніемъ гналъ онъ лодку за оленемъ, который былъ обязанъ своимъ спасеніемъ неожиданному повороту. Эти измняющіяся движенія на небольшомъ пространств давали Эдвардсу возможность быть вблизи своихъ спутниковъ, которые по прямому направленію давно перегнали бы его. Дичъ и охотники нсколько разъ проскользали мимо его, такъ что онъ могъ достать ихъ весломъ.

Не будучи боле въ состояніи продолжать такимъ образомъ, олень быстро повернулся и хотлъ ближайшимъ путемъ выйти на берегъ, не смотря на бывшихъ тамъ собакъ.

Казалось, для Эдвардса было лучше всего дождаться удобной минуты, уже ршившись на это, онъ услся на дно лодки, какъ увидлъ, что олень шелъ прямо на него. Онъ тотчасъ сдлалъ петлю изъ бичевы своего челнока и такъ ловко набросилъ на оленя что узелъ какъ разъ попалъ на кончикъ рога.

Въ первый моментъ животное потянуло за собой лодку, но съ быстротой стрлы подлетлъ челнокъ, и Натти врзалъ животному ножъ въ шею такъ глубоко, что вода покраснла отъ крови. Олень издохъ посл короткой борьбы, и они соединили свои лодки, связавъ ихъ вмст. Потомъ Кожаный-Чулокъ, вытащивъ изъ воды оленя, положилъ его въ челнокъ и, осмотрвъ его, сказалъ съ своимъ обыкновеннымъ, спокойнымъ смхомъ:

— Я не слишкомъ забочусь о законахъ судьи Темпля, такое зрлище молодитъ кровь мою. Уже много лтъ не ловилъ я въ вод оленя, вотъ такъ превосходная дичина, Эдвардсъ. И я знаю кого-то, кто, не смотря на вс законы, съ удовольствіемъ постъ этого жаркого.

Радость выражалась даже на темномъ лиц индійца, сдлавшагося смирнымъ отъ старости и бездйствія. Его, какъ казалось, боле радовали воспоминанія объ охотахъ его молодости, чмъ ожиданіе участія въ добыч. Но все же онъ осмотрлъ животное, и сказалъ коротко и утвердительно на своемъ нарчіи:

— Хорошо.

— Но, при всемъ томъ, сказалъ Эдвардсъ, когда прошелъ первый пылъ, и онъ успокоился, — я боюсь что мы вс трое нарушили законъ. Оставимъ себ пока животное, такъ какъ никого нтъ, кто могъ бы насъ выдать. Но какъ оборвались собаки? Я видлъ ихъ привязанными, прозжая мимо хижины.

— На бдныхъ животныхъ сильно подйствовалъ оленій духъ, отвтилъ Натти. Посмотрите, вдь ремни все еще висятъ y нихъ на ше. Греби къ берегу, я хочу хорошенько взглянуть на все.

Но когда лсничій вышелъ на берегъ и ближе осмотрлъ ремни, то лицо его измнилось, и онъ задумчиво покачалъ головой.

— Нтъ, здсь былъ въ ходу ножъ: этотъ ремень не перерванъ или откушенъ, и я боюсь, что въ этомъ вина не Гектора.

— Разв разрзана кожа? спросилъ Эдвардсъ.

— Я не могу врно опредлить это, но вижу, что она не искусана и не разорвана.

— Неужели мошенникъ Долитль осмлился сдлать это?

— Да, да, онъ суется туда, гд нтъ опасности, отвтилъ Натти. Онъ любопытенъ, но хорошо бы сдлалъ, если бы не подходилъ къ моему жилищу.

Чингахгокъ между тмъ сказалъ, осмотрвъ ремень:

— Разрзъ ножа: острый клинокъ и длинная рукоятка. Сдлавшій это боялся собакъ.

— Почему ты это видишь? спросилъ Эдвардсъ. Какъ можешь ты говорить такъ увренно?

— Слушай, отвтилъ старый воинъ: ножъ былъ острый, потому что разрзъ гладокъ, рукоятка длинна, потому что человческая рука не можетъ достать отъ одного разрза до другаго. Но что это былъ трусъ доказываетъ то, что человкъ храбрый разрзалъ бы ремень y шеи собаки.

— Клянусь, что Змя врно попалъ! вскрикнулъ Натти. Негодяй Долитль взлзъ на скалу позади конуръ, и ножемъ, привязаннымъ къ длинной палк, разрзалъ ремень.

— Что же могло побудить его къ этому? спросилъ Эдвардсъ.

— Что же, какъ не его любопытство! отвтилъ Натти.

— Да, это правда, замтилъ молодой человкъ. Дайте мн челнокъ, я поду, и, можетъ, еще успю во-время, чтобъ показать ему его дло.

Предложеніе было принято, и не прошло пяти минутъ, какъ легкій челнокъ скользилъ по зеркальной поверхности озера. Скоро онъ исчезъ за мысомъ и направился къ берегу. Чингахгокъ тихо слдовалъ въ лодк, a Натти, держа собакъ и съ ружьемъ на плеч, направился къ хижин сухимъ путемъ.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Между тмъ какъ на озер происходила описанная нами травля, Елисавета и Луиза гуляли по холму, пройдя въ незначительномъ разстояніи отъ хижины Натти Бумпо, разговаривая, он весело достигли вершины горы, и, покинувъ широкую дорогу, искали тни деревъ на ближнихъ тропинкахъ. День становился жаркій, и свжая прохлада незамтно увлекала разговаривавшихъ двушекъ все глубже въ лсъ. Изрдка представлялись глазамъ ихъ вырубленное пространство и чистая кристалообразная поверхность. Нигд не было видно ни души, и только изрдка раздававшійся по долин стукъ гремящихъ телегъ и удары желзодлательныхъ молотовъ доказывали, что страна не совсмъ необитаема. Вдругъ Елисавета вздрогнула и сказала.

— Слышите, Луиза! это, кажется, крикъ ребенка! нтъ ли здсь по близости проски, или не заблудилось ли гд дитя?

— Иногда это случается. Но мы пойдемъ на крикъ. Быть можетъ, путешественникъ томится въ горахъ.

Побуждаемыя этою мыслію, двушки быстрыми и нетерпливыми шагами направились на звуки, которые, казалось, глухо и печально раздавались изъ чащи лса. Неоднократно казалось Елисавет, что она уже видитъ страдальца, какъ вдругъ Луиза схватила ея руку и сказала, указывая назадъ:

— Посмотрите на вашу собаку!

До сихъ поръ врный Браво ни на минуту не отставалъ отъ Елисаветы, но онъ лишился своей дятельности отъ старости и бездйствія, и тихо слдовалъ за ней, вмсто того, чтобы бжать, когда же путешественники останавливались, чтобы любоваться видомъ или садились на землю, то онъ ложился спать. Оглянувшись по зову Луизы, Елисавета увидла, что собака совершенно переродилась: глаза ея были неподвижно устремлены на отдаленный предметъ, она держала голову низко, и ощетинила шерсть, какъ бы отъ страха или злости, послднее было боле врно, ибо она издавала рычанія и необыкновенно скалила зубы, такъ что двушки могли бы испугаться ея, еслибъ не знали ея тихаго нрава.

— Браво, Браво, успокойся, сказала Елисавета: что ты видишь, мой старый, врный песъ?

При звук голоса Елисаветы злость собаки, вмсто того, чтобы уменьшиться, видимо увеличилась. Она вскакивала, бросалась къ ногамъ своей госпожи, громко выла и выказывала свое раздраженіе ворчливымъ и отрывочнымъ лаемъ.

— Что чуетъ она? спросила Елисавета. Такъ какъ отвта на эти слова не было, то двушка обернулась и увидла Луизу съ мертвенно-блднымъ лицомъ и дрожащими руками, показывающую вверхъ. Быстрый взглядъ Елисаветы устремился по указанному направленію, и глазамъ ея представился гордый видъ и огненные глаза пантеры, злобно устремленные на нее.

— Убжимъ! вскрикнула Елисавета, хватая Луизу за руку. Но въ эту минуту съ той сдлалось дурно, и она безъ чувствъ повалилась на землю.

Благородное сердце Елисаветы не допускало ее оставить подругу въ такомъ отчаянномъ положеніи. Она упала на колни передъ недвижимой Луизой, старалась привести ее въ чувство, разстегивая крпко стягивавшее ее платье, и своимъ голосомъ ободряя собаку, — единственнаго своего защитника. Храбре, Браво! добрый другъ! кричала она. Между тмъ молодая пантера перескочила съ низкаго дерева на втви стараго бука, гд сидла ея мать. Неопытное животное приближалось къ собак съ игривостью кошки и особенной дикостью своей породы. То садилась она на заднія лапы и, какъ шаловливый котенокъ, рвала передними куски древесной коры, то била себя хвостомъ, разрывая землю, какъ бы желая игриво передразнить злость своей матери.

Собака стояла, не пугаясь опасности, и слдила за всми движеніями пантеры и молодаго животнаго, приближавшагося къ собак при всякомъ скачк. Вой трехъ животныхъ былъ ужасенъ. Но наконецъ молодое животное перевернулось и упало навзничь около бульдога. Испуганный крикъ объяснилъ ужасное зрлище. Нельзя было и думать о борьб. Браво схватилъ молодую пантеру зубами и потащилъ къ дереву съ такой силой, что задушилъ ее. Храбрость Браво возвратила мужество Елисавет, но она опять помертвла, когда увидла старую пантеру, которая однимъ скачкомъ на разстояніи 20 футовъ отъ буковаго дерева сла на спину бульдогу.

Невозможно описать страшной борьбы, сопровождавшейся громкимъ, ужаснымъ лаемъ и воемъ. Елисавета, все еще на колняхъ, пристально смотрла на бой и, казалось, забыла, что жизнь ея въ опасности. Старая пантера, сильнымъ, легкимъ скачкомъ очутившись на собак, смло смотрла въ глаза своему врагу и храбро стояла при всякомъ новомъ поворот. Не смотря на множество ранъ, нанесенныхъ когтями, Браво подбрасывалъ какъ перо раздраженнаго врага и защищался зубами и поднятыми передними лапами. Онъ всталъ на заднія лапы и началъ бой съ открытой пастью и безстрашными глазами. Но старость и спокойная жизнь не приготовили его къ такому состязанію. Бульдогъ выказывалъ однако во всемъ, не исключая храбрости, свои прежнія качества.

Сильный скачекъ спасъ ловкое и злое животное отъ собаки, которая съ отчаянія пыталась поразить его, но оно въ одинъ моментъ опять сло ему на спину. Собравъ послднія силы, Браво сбросилъ пантеру и злобно вцпился въ нее зубами. Елисавета видла, какъ изъ-подъ ошейника струилась кровь, и поняла, что врный песъ не долго выдержитъ. Онъ упалъ на землю и увлекъ за собой звря, въ бокъ котораго вцпился зубами. Напрасно старалась пантера вырваться, пока наконецъ врный Браво не издохъ, и она наконецъ освободилась. Елисавета увидла себя оставленною на произволъ хищнаго звря.

Утверждаютъ, что въ образ Божіемъ лежитъ что-то, что вселяетъ страхъ въ сердца низшихъ животныхъ. Ударъ былъ сдержанъ въ этотъ моментъ какъ бы угрожающей силой. Глаза чудовища и глаза стоящей на колняхъ двушки встртились въ тотъ моментъ, когда животное смотрло на убитое свое дтище. Но зрлище это возбудило злость матери: глаза ея запылали огнемъ, она протянула свои когти и злобно била хвостомъ о землю.

Елисавета, будучи не въ состояніи встать, ни бороться, обратилась къ Богу, a закрытые глаза были устремлены на врага. Смертная блдность покрыла ея лицо, казалось, наступилъ ужасный конецъ, и она уже смиренно покорилась жестокой судьб, какъ вдругъ ей послышался легкій шелестъ листьевъ.

— Тише, тише! шепнулъ голосъ. Нагнитесь немного, шляпа закрываетъ мн голову животнаго.

Скоре невольно, чмъ по приказанію, Елисавета наклонила голову, затмъ раздался звукъ выстрла, свистъ пули и вой озлобленнаго звря. Поднявъ голову, Елисавета увидла, что животное падая увлекало за собой сучья и втви. Около ея очутился Кожаный-Чулокъ, кричавшій своимъ собакамъ:

— Сюда, Гекторъ! сюда! вдь это животное живуче, и если оно вскочитъ, то теб будетъ плохо.

Натти спокойно стоялъ около Елисаветы, не страшась скачковъ и ужаснаго вида пантеры. Зарядивъ вторично ружье, онъ приблизился, прицлился въ ухо животнаго и этимъ выстрломъ совершенно поразилъ его.

Не смотря на силу и мужество, выказанныя Елисаветой во время борьбы, смерть животнаго казалась ей возстаніемъ ея изъ гроба. Еслибъ она была одна, то, конечно, приняла бы мры къ спасенію, но съ безчувственной пріятельницей побгъ былъ невозможенъ. Какъ ни былъ ужасенъ видъ разъяренной пантеры, но пристальный взглядъ Елисаветы былъ покоенъ. Долго посл этого часто видла она во сн злобное животное, нарушавшее ея покой.

Мы предоставляемъ судить читателю о пробужденіи Луизы и благодарности двушекъ. Кожаный-Чулокъ слушалъ изъявленія благодарности Елисаветы съ добродушіемъ, но и беззаботностію, показывавшею, какъ мало цнилъ онъ оказанную услугу.

— Хорошо, хорошо, оставьте это, сказалъ онъ: если хотите, то мы поговоримъ объ этомъ въ другой разъ, пойдемте-ка на большую дорогу, вы довольно натерплись страха и вроятно желаете скоре возвратиться домой.

Съ этими словами онъ вывелъ двушекъ на большую дорогу и здсь разстался съ ними. При вид деревни, он почувствовали себя сильными, и могли одн продолжать путь.

Молча шли они рядомъ, полный признательности къ Провиднію за свое чудесное спасеніе. Видъ разъяренной пантеры и разорваннаго ея дтища могъ испугать и пожилую женщину.

— Интересно знать, убилъ ли бы я животное однимъ выстрломъ, цля не въ голову, a въ глазъ? говорилъ между тмъ Кожаный-Чулокъ. — Эти бестіи живучи: выстрлъ былъ великолпный, если подумаешь, что я видлъ только голову и кусочекъ хвоста. А! кто тамъ идетъ по лсу?

— Какъ ваше здоровье, Натти? спросилъ Долитль, живо выходя изъ кустовъ. Въ такой теплый день вы ходите на охоту? Смотрите, не преступите закона.

— Закона? спросилъ Натти. Какое дло до закона человку, живущему 40 лтъ въ пустын.

— Какъ кажется, небольшое, отвтилъ Долитль. Но вдь вы иногда продаете дичину, a вамъ вроятно извстно, что всякій убившій оленя между январемъ и августомъ платитъ 12 доллеровъ штрафу. Судья строго наблюдаетъ за исполненіемъ законовъ.

— Да, да, я врю этому, коротко отвтилъ Натти.

— Законъ вдь не допускаетъ исключеній, продолжалъ Гирамъ, но ваши собаки, какъ мн кажется, нашли сегодня утромъ слды оленя. Это обстоятельство можетъ надлать вамъ хлопотъ.

— Очень возможно, беззаботно отвтилъ Натти: но скажите мн, какая часть штрафа дается доносчику?

— Какая часть? повторилъ Гирамъ, чувствовавшій себя не совсмъ ловко, подъ испытующимъ взглядомъ Натти. — Половина, какъ мн кажется. Однако, y васъ на рукав кровь? Вдь вы ничего не убили сегодня утромъ?

— О да, отвтилъ утвердительно Натти: я сдлалъ великолпный выстрлъ.

— Гм! гм! гд же дичь? Я думаю, это славное жаркое, потому что собаки ваши не погонятся за дурнымъ.

— Мои собаки погонятся за всмъ, что я имъ укажу, отвтилъ, чистосердечно смясь, Натти. Они схватятъ и васъ, если я имъ велю. Сюда, Гекторъ! сюда!

— Я слышалъ, что собаки ваши не сварливы, сказалъ этотъ, отступая, когда собаки обнюхивали его ноги. Но гд же дичь?

Натти, снявъ ружье и указывая имъ въ кусты, сказалъ:

— Вотъ лежитъ одна. Что вы думаете о жаркомъ?

— Какъ! вскричалъ Долитль, — вдь это Браво, старый бульдогъ судьи. Послушайте, неужели вы убили собаку?

— Откройте немного глаза, отвтилъ Кожаный-Чулокъ, вынимая свой лсной ножъ и точа его о свои кожаные панталоны. Разв шея эта показываетъ, что я пробовалъ на ней ножъ свой?

— Нтъ, нтъ, она слишкомъ страшно разорвана: ножемъ этого не сдлать. Но отчего же это произошло?

— Вотъ отъ той пантеры, обернитесь-ка немного.

— Что! пантера! вскрикнулъ Гирамъ, съ необъяснимой быстротою повернувшись отъ испуга. Здсь есть пантеры?

— Успокойтесь, смясь сказалъ Натти, хотя тамъ и лежатъ дв, но одну удушила храбрая собака, a съ другой справился мой звробой. Не безпокойтесь, она боле не кусается.

— Но гд жъ олень? сказалъ онъ, смущенно глядя вокругъ.

— Какой олень?

— Разв вы не убили оленя? Вдь мы уже раньше говорили объ этомъ.

— Разв не запрещено стрлять дичь? или есть законъ, въ которомъ исключается пантера?

— Нтъ, напротивъ за истребленіе ихъ назначается награда. Однако, Кожаный-Чулокъ: разв собаки ваши дресированы на пантеру?

— Вдь я уже разъ сказалъ вамъ, что на все! Сюда, Гекторъ, сюда!

— Такъ, теперь я вспомнилъ, но все же я долженъ сказать, что y васъ рдкія собаки.

Натти между тмъ слъ на траву, положилъ къ себ на колни голову убитаго животнаго, и съ необыкновенною скоростью отрзалъ ему оба уха.

— Осмотрите-ка ихъ, сказалъ онъ Гираму, съ любопытствомъ наблюдавшему вс его движенія. Вы никогда не видли скальпъ пантеры? Такъ какъ вы судебное лицо, то должны мн дать свидтельство на полученіе награды.

— Награды? заботливо повторилъ Гирамъ, хорошо, я дамъ вамъ свидтельство. Пойдемте въ вашу хижину, я надюсь, что y васъ найдется тамъ библія или другая священная книга.

— О, нтъ, y меня нтъ книгъ,— хладнокровно отвтилъ Натти.

— Но это не мшаетъ: все же вы можете присягнуть. Сойдемъ же внизъ.

— Осторожне, осторожне, — отвтилъ Натти, спрятавъ уши пантеры и взбросивъ на плечо ружье. — Зачмъ же присяга въ дл, которое вы сами видли? Или вы не замтили, какъ я отрзывалъ уши? Если присяга требуется, то я дамъ ее судь, a не вамъ.

— Ну, положимъ, все же мн надо бумагу и перо чтобъ написать постановленіе. Мы все это найдемъ y васъ.

— Упаси Боже! лукаво отвтилъ Натти, смясь въ лицо своему спутнику. Что мн длать съ этимъ ученымъ хламомъ? Нтъ, вы можете написать мн свидтельство y себя дома, между тмъ какъ я отнесу уши судь. Что это за ремень y ошейника собаки?

— Пожалуй, еще животное задавится имъ. Нтъ ли y васъ съ собою ножа, господинъ Долитль?

Гирамъ при этомъ досталъ ножъ, и Натти обрзалъ имъ ремень y самой шеи собакъ.

— Хорошая сталь, хладнокровно сказалъ онъ. Вроятно, уже много подобныхъ кожъ перерзала она.

— Не хотите ли вы этимъ сказать, что я перерзалъ ремень y вашихъ собакъ? неосторожно вскричалъ Гирамъ, сознавая свою вину.

— Перерзали ремень? Упаси Боже! Я самъ длаю всегда это прежде, чмъ оставить хижину.

Нескрытое удивленіе, съ какимъ Долитль принялъ это, открыло все честному лсничему, и его до тхъ поръ спокойная сдержанность обратилась теперь въ злость.

— Берегитесь, господинъ Долитль! сказалъ Натти, опуская на землю ружье. Я не знаю, что нужно вамъ въ хижин такого бдняка, какъ я, но знайте, что пока я могу предотвратить это, вы не переступите ея порога. Если будете продолжать шататься вокругъ нея, какъ въ послднее время, то я такъ укажу вамъ дорогу, что вамъ это не понравится.

— A я скажу вамъ, что знаю, какъ вы нарушали законъ, сказалъ онъ, быстро убгая. Я полицейскій чиновникъ и дамъ вамъ это почувствовать мене чмъ, черезъ 24 часа.

— Очень я забочусь о васъ и о вашемъ закон съ пренебреженіемъ отвтилъ Натти. Убирайся-ка лучше, прежде чмъ чортъ приведетъ меня достойно наградить тебя. Берегись, чтобъ я не принялъ тебя за сову и не убилъ въ одинъ прекрасный день, когда ты покажешь въ лсъ твои выпученные глаза.

Справедливая злость честнаго лсника была такъ повелительна, что Гирамъ убжалъ, чтобъ не довести до высшей степени злобы Натти. Онъ скоро исчезъ изъ виду слдившаго за нимъ, и Кожаный-Чулокъ возвратился въ свою хижину, найдя все въ глубочайшемъ спокойствіи. Когда онъ постучалъ, то Эдвардсъ вышелъ и сказалъ ему, что все въ порядк.

— Хотя пытались открыть замокъ, но безстыдникъ долженъ былъ отказаться отъ этого, потому что кольца были для него слишкомъ крпки.

— Я знаю теперь мошенника, отвтилъ Натти, надюсь, что онъ не рискнетъ близко подойти къ моему ружью, впрочемъ…

Послднія слова не были разслышаны, такъ какъ Кожаный-Чулокъ, войдя въ хижину, шибко хлопнулъ за собою дверь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Пока происходило описанное нами выше, судья и Ричардъ Джонсъ продолжали свой путь верхомъ.

— Я выманилъ тебя въ поле, началъ разговоръ Ричардъ Джонсъ, чтобы сообщить теб предметъ, который, какъ мн кажется, иметъ большую важность.

— Что такое?

— Выслушай меня. Ты знаешь, что въ твоемъ округ находится охотникъ, по имени Натти Бумпо, живущій много лтъ вмст съ могиканомъ Чингахгокомъ.

— Такъ что же дальше?

— Съ нкоторыхъ поръ, къ нимъ присоединился молодой человкъ, который, какъ слышно, происходитъ отъ индійскаго племени, и долженъ быть сынъ французскаго агента и дикарки.

— Кто это сказалъ? спросилъ Темпль съ большимъ участіемъ, чмъ прежде.

— Весь свтъ говоритъ это, a также и мой здравый смыслъ. Но все равно, молодой человкъ обладаетъ способностями, какъ кажется, получилъ хорошее воспитаніе, ведетъ себя порядочно и всегда находился въ сносномъ обществ. Можешь ли ты мн сказать, что свело его съ Натти Бумпо и индійцемъ?

— Нтъ, не знаю, Ричардъ, но мн любопытно было бы узнать это, оживленно отвтилъ судья. Разв ты знаешь что-нибудь объ этой тайн? Или хочешь, можетъ быть, сообщить нелпыя догадки, которыя…

— Совсмъ не нелпыя догадки, гордо отвтилъ Ричардъ. У меня есть факты, факты неопровержимые. Ты знаешь, что въ горахъ есть рудники?

— Я заключилъ это по разнымъ признакамъ, не входя, конечно, въ подробности.

— Ты слышалъ объ этомъ и видлъ рудниковыя пробы, — чего же больше? Я долженъ предупредить тебя, что туземцы давно уже пользовались золотомъ и серебромъ, — a кто же можетъ лучше знать рудники, какъ не коренные обитатели деревни? Я имю врное основаніе думать, что Чингахгокъ и Кожаный-Чулокъ знаютъ о существованіи въ горахъ рудниковъ.

— Скажи мн твои основанія.

— Я видлъ своими глазами, какъ оба старика съ лопатами всходили на гору и опять сходили внизъ, a другіе видли, какъ они ночью тайно тащили въ свою хижину различные предметы. Я думаю, такой фактъ довольно важенъ?

Судья ничего не отвчалъ, но глаза его, казалось, вызывали Ричарда на дальнйшее объясненіе.

— Что другое могли они тащить домой, какъ не руду? — продолжалъ шерифъ. — Это была руда. Ну, спрашиваю тебя, кто этотъ Оливеръ Эдвардсъ, котораго ты помстилъ y себя въ дом съ Рождества?

Мармадукъ пожалъ плечами, и ничего не отвтилъ.

— Мы знаемъ уже, что онъ полуиндіецъ, — говорилъ Ричардъ, — потому что Чингахгокъ открыто называетъ его родственникомъ. Помнишь ли, что около мсяца до появленія этого молодаго человка, Натти на нсколько дней отлучался изъ дому? Когда онъ возвратился, что произошло ночью, то тащилъ за собою сани, съ большою осторожностью вынулъ изъ нихъ что-то и тщательно спряталъ подъ медвжьей шкурой. Спрашиваю тебя, что могло быть y него въ саняхъ?

— Ну, вроятно, дичина, потому что, какъ ты говоришь, онъ отлучался на нсколько дней.

— Совсмъ нтъ, ибо въ это самое время онъ отдалъ въ деревню поправлять свое ружье. Нтъ, онъ привезъ съ собой тайну, потому что съ этого времени ни одна живая душа не сметъ приблизиться къ его хижин. Спустя четырнадцать дней явился и этотъ Эдвардсъ. Цлые дни проводили они въ лсу и какъ бы на охот, но въ сущности длали розыски. Зимой они не могли копать, но молодой человкъ воспользовался счастливымъ случаемъ, чтобъ устроиться поприличне, и такимъ образомъ отвлечь всякое подозрніе, a между тмъ половину времени проводилъ въ хижин Кожанаго-Чулка, чтобъ… ну какъ ты думаешь, что они тамъ длаютъ? Они плавятъ. Да, да, они плавили руду и будутъ чрезъ то богаты, между тмъ какъ мы, — мы обднемъ.

Мармадукъ задумчиво покачалъ головою.

— Вс эти свднія ты получилъ чрезъ наблюденія, или другіе сообщили теб ихъ? — спросилъ онъ.

— Большую часть я узналъ чрезъ собственное наблюденіе, увидвъ сани, хотя они и были тотчасъ же изрублены и сожжены. Остальное я узналъ отъ Долитля, человка весьма надежнаго.

— Мн не совсмъ такъ кажется, — сказалъ судья. — Вообще, Ричардъ, ты врно ошибаешься, иначе молодой человкъ не былъ бы такъ бденъ, когда пришелъ къ намъ.

— Бдность-то именно и побудила его къ копанію.

— Нтъ, нтъ, Оливеръ получилъ слишкомъ хорошее образованіе, чтобъ заниматься такимъ таинственнымъ дломъ.

— Да разв могъ бы необразованный человкъ плавить металлъ? Именно воспитаніе-то его и говоритъ противъ него.

— Но Елисавета сказывала мн, что прежде, чмъ вступить въ нашъ домъ, онъ отдалъ послдній шиллингъ.

— Совершенно врно, потому что на бывшія деньги онъ купилъ инструменты. Ни одинъ человкъ не истратитъ послдняго гроша на выстрлъ за индйку, если не знаетъ, гд онъ можетъ достать больше денегъ.

— Неужели это правда, что я такъ долго ошибался? — воскликнулъ судья. — Справедливо, что его обращеніе со мной было иногда дерзко, но я всегда думалъ, что это происходить отъ оскорбленія, которое причинилъ ему мой выстрлъ. При всемъ томъ, Ричардъ, ты пробудилъ во мн подозрніе, и я долженъ разъяснить дло. Куда ведешь ты меня теперь?

— Гирамъ сказалъ мн, гд копаютъ предатели, и я хочу свести тебя къ этому мсту.

— A гд же оно?

— Теперь уже недалеко. Иди за мною.

Оба всадника проворно поскакали и чрезъ нсколько минутъ достигли цли своего путешествія. Мсто это находилось передъ горой, лежавшей противъ хижины Натти, и потому приходилось прямо противъ нея. Въ одной скал находился родъ природной пещеры, при вход въ которую лежала куча земли, вроятно, выкопанной изъ внутренности. Всадники сошли съ лошадей, вошли въ пещеру и убдились, что она должна быть создана руками человка, ибо на стнахъ были еще замтны свжіе слды желзнаго инструмента. Вся она составляла пространство около 20 футовъ ширины и 40 футовъ глубины. Передъ ней выступала терраса, похожая на насыпь, образовавшаяся частію отъ природы, частію же отъ земли, неосторожно выброшенной во время работы. Гора образовала здсь такой крутой обрывъ, что скалистыя тропинки были трудны и даже опасны. Все было дико, не обдлано и еще не окончено, что доказывали и инструменты, найденные Ричардомъ въ кустахъ.

— Доволенъ ли ты и уврился ли теперь? спросилъ Ричардъ съ торжествомъ своего брата.

— Да, по крайней мр я вижу теперь, что здсь происходитъ что-то таинственное и необыкновенное, отвтилъ судья. Но все же я не вижу еще слда руды.

— Вдь не хочешь же ты найти золото и серебро на поверхности земли, какъ кремни. Нтъ, кладъ любитъ, чтобы его искали, и я найду его раньше, чмъ ты думаешь.

Судья тщательно осмотрлъ мстность и ея окрестности, чтобъ узнать ее во всякое время, и оба снова сли на лошадей. Достигнувъ прозжей дороги, они разстались: Ричардъ, чтобъ найти до 24 хорошихъ надежныхъ людей, которые должны были служить помощниками правосудія, a Мармадукъ возвратился домой, дабы обдумать полученныя извстія.

— Это дло скрываетъ въ себ больше, чмъ кажется сначала, — ворчалъ онъ про себя, прозжая по лсу. Все же это скоро откроется. Я велю позвать Натти, и нсколько прямыхъ вопросовъ выманятъ правду y этого стараго простачка.

Въ это время онъ выхалъ на поляну, и увидлъ въ нкоторомъ разстояніи Елисавету и Луизу, сходящихъ съ горы. Онъ подъхалъ къ нимъ, сошелъ съ лошади и услышалъ живой разсказъ объ опасности, которой Елисавета недавно избжала съ помощію Кожанаго-Чулка.

Придя домой, онъ вошелъ съ дочерью въ свою комнату и заставилъ ее еще разъ подробно повторить ходъ происшествія.

— Вотъ помощь въ нужд! — воскликнулъ онъ, когда Елисавета окончила свой разсказъ. — Да, я говорю это передъ небомъ, которое видимо стояло за тебя. Итакъ, ты не хотла оставить твою подругу, моя добрая двушка?

— Нтъ, нтъ, надюсь, что я твердо выдержала, отвчала Елисавета. Но сомнваюсь, чтобы побгъ помогъ мн, даже еслибъ y меня достало мужества ршиться на это средство къ спасенію. Но объ этомъ я вовсе и не думала.

— О чемъ же думала ты, дитя мое, въ этотъ ужасный моментъ?

— О пантерахъ! Объ ужасныхъ, дикихъ, кровожадныхъ животныхъ! дрожа вскричала Елисавета. Кром пантеры я ни о чемъ не думала, ничего не видла. Я пробовала молиться, но была слишкомъ испугана и слишкомъ ясно видла опасность.

— Надо благодарить небо и храбраго Кожанаго-Чулка за твое спасеніе. Никогда не думалъ я, чтобы такія животныя водились еще въ нашихъ лсахъ, но когда он голодны, то обыкновенно далеко удаляются отъ берлогъ.

Слова судьи прерваны были громкимъ стукомъ въ дверь, и въ комнату вошелъ Веньяминъ Пумпъ.

— Внизу Гирамъ Долитль, — сказалъ дворецкій. — Онъ не хочетъ уйти, чтобы возвратиться въ боле удобное время, и я долженъ былъ идти наверхъ, доложить о немъ.

— У него врно есть важное дло, отвтилъ судья: вроятно, жалоба къ ближайшему засданію.

— Да, да, онъ такъ и говоритъ! воскликнулъ Веньяминъ. Онъ хочетъ жаловаться на стараго Кожанаго-Чулка, — которому, между тмъ, онъ и въ подметки не годится.

— На Кожанаго-Чулка? спросила Елисавета, быстро приближаясь къ Пумпу.

— Успокойся, милое дитя, — сказалъ судья: — я уже позабочусь, чтобы твоему спасителю не было сдлано зла. Введите господина Долитля, Веньяминъ.

Долитль вошелъ, и Елисавета пристально осмотрла его. Онъ поклонился судь и его дочери и, немного пригладивъ свои торчащіе волосы, сказалъ:

— Какъ кажется, миссъ Темпль была въ горахъ въ опасномъ сосдств съ пантерой.

Мармадукъ подтвердилъ это.

— Не назначается ли законная награда за истребленіе такихъ хищныхъ зврей? продолжалъ Гирамъ.

— Гм! гм! въ такомъ случа Кожаный-Чулокъ сдлалъ хорошее дльце. — Я постараюсь о томъ, чтобы ему дана была награда, — сказалъ судья.

— Я и не сомнваюсь въ этомъ, ибо во всей окрестности никто не сомнвается въ великодушіи судьи. Но знаете ли вы, что въ восточныхъ владніяхъ убили не во-время нсколько оленей?

— Нтъ, но, во всякомъ случа, надо жаловаться на нарушителей закона, воскликнулъ судья. Я твердо ршился строго наказывать всякое нарушеніе этого благонамреннаго закона.

— Такъ-съ! ну, именно вслдствіе такой исторіи я и пришелъ сюда, — сказалъ Гирамъ. — Если я не ошибаюсь, то въ эту минуту въ хижин Натти Бумпо лежитъ убитый олень, и я явился собственно за полученіемъ полномочія на обысканіе его дома.

Мармадукъ Темпль, хотя неохотно, долженъ былъ дать Гираму требуемое имъ, ясно сознавая при томъ, что положеніе его, какъ безпристрастнаго судьи, находится въ опасности. Гнвно взглянувъ на жалкаго доносчика, онъ приказалъ ему идти въ рабочую комнату и ждать тамъ подписанія полномочія. Потомъ обернулся къ своей дочери, слушавшей съ изумленіемъ доносъ на своего избавителя, и старался успокоить ее.

— Успокойся, дитя мое, — сказалъ онъ: — вроятно, Кожаный-Чулокъ застрлилъ оленя, но это ничего не значитъ. Если обыщутъ хижину и найдутъ оленя, то вдь ты можешь заплатить штрафъ изъ своего кармана.

При этихъ словахъ Елисавета успокоилась, a отецъ ея удалился, чтобы исполнить общанное Гираму.

Какъ только Гирамъ имлъ въ карман полномочіе, то первымъ дломъ его было найти достойнаго помощника, такъ какъ онъ намревался быть только зрителемъ при своей экспедиціи. Надо было торопиться, потому что дло было въ субботу, a добросовстный плутъ не хотлъ обременять душу грхомъ, исполнивъ свой начинъ въ воскресенье. Неожиданно замтилъ онъ Билли Кирби и тотчасъ потребовалъ его себ въ помощника, не называя, впрочемъ, имени Натти.

— Но о комъ собственно тутъ рчь? спросилъ Билли.

— Я не смю назвать его имени, пока вы, давши присягу, не исполните вашей обязанности, — лукаво сказалъ Гирамъ. — Но могу васъ уврить, что онъ считаетъ себя за лучшаго бойца, и потому я очень радъ имть васъ и дамъ вамъ хорошую награду, если вы хотите помочь мн.

— Какъ? — вскричалъ Кирби, который тщеславился своей силой и ловкостью, — какъ? онъ считаетъ себя здсь лучшимъ бойцомъ! Мы лишимъ его этого убжденія. Прочитайте мн сперва присягу.

Именно этого и желалъ Долитль, и потому не медлилъ обязать хитраго порубщика присягою къ исполненію дла. Тутъ же онъ веллъ позвать третьяго помощника своего, именемъ Іотана, во всемъ походившаго на него. Вс трое оставили домъ и ближайшей дорогой пошли къ хижин Кожанаго-Чулка.

— Прежде чмъ идти дале, — сказалъ внезапно останавливаясь Билли, — я долженъ знать, куда вы меня ведете. Какъ называется человкъ, котораго мы ищемъ?

— Натти Бумпо, отвтилъ Гирамъ.

— Какъ? сказалъ Билли, громко смясь: — старый Кожаный-Чулокъ? Онъ думаетъ быть лучшимъ бойцомъ? Мн все равно, онъ можетъ гордиться своимъ прицломъ и ружьемъ и иметъ на то полное право, но что касается рукопашной борьбы, то я его возьму большимъ и указательнымъ пальцами и обвяжусь имъ какъ платкомъ. Вдь ему уже около семи десятковъ лтъ, a притомъ онъ никогда особенно и не славился своей силой.

— Но онъ коваренъ, какъ вс охотники, и сильне, чмъ кажется, замтилъ Гирамъ, и всегда съ ружьемъ при себ.

— Что мн за дло до его ружья! воскликнулъ Билли. — Это беззаботный старикъ, и охота на оленей его призваніе.

— Но онъ не сметъ нарушать законъ, сказалъ Гирамъ, боясь, чтобъ храбрый порубщикъ не оставилъ его.

— Тмъ не мене, продолжалъ Билли, такъ какъ мы зашли уже такъ далеко, то я пойду и поговорю со старикомъ. Можетъ быть, мы еще уничтожимъ вмст сочный кусочекъ дичины.

— Я согласенъ, мн будетъ пріятне, если дло кончится миромъ. Однако, впередъ!

Скоро они достигли хижины. Не смотря на высказанное мирное направленіе, Гирамъ предпочелъ спрятаться за верхушку свалившейся сосны, которая могла скрыть его отъ ружья Натти. Кирби сейчасъ же беззаботно вскрикнулъ, что вызвало изъ конуры собакъ и привело Кожанаго-Чулка къ дверямъ дома.

— Молчи, Гекторъ! сказалъ старый охотникъ: ты думаешь, что придется убить еще много пантеръ?

— Кожаный-Чулокъ, — обратился къ нему Билли, — y меня есть до васъ дло.

— Чего вамъ угодно отъ меня? — спросилъ охотникъ, переходя порогъ и закрываясь рукой отъ лучей заходящаго солнца, чтобы ближе разсмотрть гостя. — Чего вамъ угодно? У меня нтъ лсу для очистки, и я скоре бы посадилъ шесть деревьевъ, чмъ вырубилъ одно. Молчи, Гекторъ, говорю теб, маршъ домой!

— Старый Кожаный-Чулокъ, сказалъ Билли, къ вамъ есть письмо, и если вы не умете читать, такъ вонъ сзади торчитъ Гирамъ Долитль, который можетъ объяснить вамъ содержаніе. Какъ мн кажется, оно состоитъ въ томъ, что вы приняли 20-е іюля за 1-е августа.

Между тмъ Натти отыскалъ за сосновымъ стволомъ фигуру Гирама, и его равнодушіе обратилось въ недовріе и негодованіе. Онъ просунулъ голову въ дверь хижины, сказалъ шопотомъ нсколько словъ, и потомъ сказалъ стоящимъ на двор:

— Мн нечего съ вами длать! Убирайтесь, пока злой духъ не привелъ меня въ искушеніе сдлать вамъ вредъ. Между нами нтъ вражды, Билли Кирби, такъ зачмъ ни хотите вы безпокоить старика, который васъ ничмъ не обидлъ.

Билли приблизился къ охотнику, услся на кончикъ пня, съ миной знатока осмотрлъ носъ Гектора, котораго онъ часто кормилъ изъ своей корзины, и наконецъ сказалъ:

— Послушайте, Натти, хотя вы и перещеголяли меня въ стрльб, но я не сержусь на васъ за это. Говорятъ, что вы не во-время убили оленя.

— Я сегодня два раза выстрлилъ, и оба раза въ пантеру, отвтилъ Натти. Посмотрите, вотъ уши, которыя я собирался нести къ судь, чтобъ получить награду.

Билли взялъ уши, поигралъ ими, показывая ихъ собакамъ, и смялся ихъ скачкамъ и движеніямъ, когда он ихъ обнюхивали.

Наконецъ, Гирамъ ршился выступить и прочесть свое полномочіе, заботясь дать выраженіе главному предмету, наконецъ заключилъ громко и хвастливо именемъ судьи.

— Неужели Мармадукъ подписалъ свое имя на этомъ клочк бумаги? — спросилъ Натти, качая головой. — Какъ кажется, человкъ этотъ любитъ новые пути и исполненіе законовъ больше своего тла и крови. Но все равно, я не понимаю законовъ, господинъ Гирамъ. Что жь должно случиться посл того, какъ вы прочли ваше донесеніе?

— Ну, что, это только формальность, Натти, отвчалъ Гирамъ съ лицемрнымъ радушіемъ. Пойдемте въ хижину, и покончимъ дло дружелюбно. Деньги для штрафа найдутся, и какъ я заключилъ изъ словъ судьи, онъ, кажется, хочетъ самъ заплатить ихъ.

Съ самаго начала старый охотникъ зоркимъ глазомъ слдилъ за движеніями своихъ трехъ постителей и занялъ такую твердую позицію, что не легко было согнать его съ мста. Какъ только Гирамъ сталъ приближаться, онъ приказывалъ ему рукой остановиться на извстномъ разстояніи.

— Я уже не разъ говорилъ вамъ, чтобъ вы не подходили близко къ моей хижин,— сказалъ онъ.— Я вдь не безпокою никого, почему же вы не можете оставить меня? Идите прочь, скажите вашему судь, что онъ можетъ сохранить себ свою награду. Я же съ своей стороны не потерплю, чтобы его нововведенія простирались даже на мою хижину.

— Хорошо, Гирамъ! это я называю поступать честно. Онъ предоставилъ округу свои права, и за это округъ долженъ освободить его отъ штрафа. Это справедливый торгъ, и онъ мн очень нравится.

— Я же требую входа въ этотъ домъ безъ помхи, отвтилъ Гирамъ съ приличнымъ ему достоинствомъ.— Я требую этого во имя закона и моего полномочія.

— Прочь! прочь, Долитль! не вводите меня въ искушеніе, сказалъ Натти, давъ еще разъ знакъ къ отступленію.

— Если вы противитесь, то это для васъ же хуже, продолжалъ Гирамъ. — Сюда, Билли и Іотанъ!

Гирамъ Долитль принялъ спокойное обращеніе Кожанаго-Чулка за уступку, и только-что поставилъ ногу на порогъ, какъ былъ схваченъ за плечи и оттащенъ на 20 шаговъ. Въ этотъ моментъ нападающіе были изумлены, но потомъ Билли громко разсмялся.

— Хорошо поступилъ старый Натти! радостно вскричалъ онъ. Идите сюда, Гирамъ, здсь есть свободное мсто, и вы можете рукопашнымъ боемъ окончить вашъ споръ.

— Я приказываю вамъ исполнять вашъ долгъ, Билли-Кирби! — воскликнулъ Гирамъ.

— Я не хочу вашей крови, — замтилъ въ свою очередь Кожаный-Чулокъ, — но она должна окрасить эту землю, прежде чмъ вы осмлитесь перешагнуть за порогъ моей двери.

До сихъ поръ Билли-Кирби держался слабой стороны, но какъ только явилось ружье, онъ тотчасъ перемнилъ положеніе и, выпрямляясь, подошелъ къ хижин.

— Послушай, Кожаный-Чулокъ, сказалъ онъ, — я пришелъ сюда не какъ врагъ твой, и такъ же мало забочусь о пустомъ куск желза въ твоей рук, какъ я о рукоятк моей скиры. Покажите-ка ваши законныя приказаніи, Гирамъ: тогда посмотримъ, кто уступитъ — Кожаный-Чулокъ или я!

Но уже Гирама Долитля нигд не было видно. Какъ только показалось ружье, то онъ и Іотанъ исчезли. Тогда, не получивъ отвта, порубщикъ обернулся и увидалъ, какъ они скорымъ бгомъ направлялись къ деревн.

— Вы обратили въ бгство простаковъ, съ надменнымъ смхомъ сказалъ Билли, но со мной вы не такъ скоро раздлаетесь. Прочь оружіе, Бумпо! иначе мы не сойдемся.

Натти опустилъ поднятое ружье и сказалъ:

— Я не хочу длать вамъ ничего дурнаго, Билли, но предоставляю вамъ самимъ судить: неужели хижина стараго человка устроена для того, чтобы быть раздавленной такими жалкими червями. Я не утаю отъ васъ оленя, и дамъ вамъ даже кожу, какъ доказательство, могущее служить вамъ противъ меня. Награда за пантеру уплатить штрафъ, и вс будутъ удовлетворены.

— Конечно! это понятно! вскричалъ Билли, на открытомъ лиц котораго исчезли вс слды неудовольствія. Если вы дадите мн кожу, то законъ будетъ удовлетворенъ.

Натти вошелъ въ хижину и возвратился съ кожей, которую и отдалъ порубщику. Они разстались въ полномъ согласіи, и на возвратномъ пути Кирби смялся отъ души, вспоминая о прыжкахъ Гирама, бжавшаго съ горы.

Въ это время Гирамъ возвратился въ деревню, разсказывая объ ужасномъ обращеніи Натти, и побжалъ къ судь, чтобы снова пожаловаться на стараго охотника. Пока онъ находился въ комнат Мармадука, прибжалъ туда же запыхавшійся Эдвардсъ, и тоже хотлъ войти въ комнату судьи, но былъ удержанъ Елисаветой, сказавшей ему, что отецъ занять длами.

— Вы, вроятно, пришли къ отцу на счетъ Кожанаго-Чулка? сказала она. — Вашъ другъ сдлался и моимъ другомъ, и я думала только о томъ, какъ бы ему получше услужить. Можетъ, вы научите меня какъ это сдлать?

— Конечно! живо вскричалъ молодой человкъ: я могу вамъ все сказать, и Господь наградить ваше доброе желаніе. Натти былъ такъ неблагоразуменъ, что, вопреки закону, убилъ сегодня оленя. Но мн кажется, что я тоже долженъ раздлить съ нимъ штрафъ, такъ какъ былъ его соучастникомъ въ охот. Вашему отцу пожаловались, и онъ….

— Я все знаю, прервала его Елисавета. Онъ долженъ былъ исполнить законъ, но мы уже переговорили съ отцомъ, и увряю васъ, что ему ничего не будетъ сдлано дурнаго.

— Этимъ увреніемъ вы облегчили меня, отвтилъ Эдвардсъ. Такъ это правда, я могу вамъ врить?

— Спросите моего отца, вотъ онъ идетъ, сказала двушка.

Судья приближался, но видъ его не поддерживалъ надежды дочери. Лобъ его нахмурился, и черты лица были разстроены.

— Наши планы, Елисавета, уничтожены, сказалъ онъ посл короткаго молчанія, расхаживая взадъ и впередъ по комнат: упрямство Кожанаго-Чулка обрушило на его голову всю тягость законовъ, и теперь не въ моей власти помочь ему.

— Какъ? вскричала Елисавета: разв не за что наложить денежный штрафъ?

— Да, если бы онъ подчинился штрафу, то законъ удовлетворился бы уплатой, сказалъ судья, но старикъ осмлился сопротивляться исполнителю законовъ.

— Какое же наказаніе ожидаетъ его за этотъ проступокъ? спросилъ дрожащимъ голосомъ Эдвардсъ.— Разв сопротивленіе нельзя извинить годами, привычкой и, наконецъ, незнаніемъ?

— Нтъ, это невозможно, хотя причины эти и облегчаютъ вину, отвчалъ судья: — наказаніе его будетъ опредлено присяжными.

— Но разв вы ничего не можете для него сдлать, судья Темпль? Врьте мн, сердце Кожанаго-Чулка загладитъ тысячу ошибокъ. Онъ знаетъ своихъ друзей и никогда не оставляетъ ихъ, даже еслибъ это были его собаки.

— Не сомнваюсь, что онъ обладаетъ добрымъ характеромъ, отвчалъ судья, — хотя впрочемъ я не былъ такъ счастливъ, чтобъ заслужить его уваженіе, что, впрочемъ, отъ души прощаю ему. Ему нечего бояться меня, какъ судьи, потому что недавно оказанная имъ услуга можетъ облегчить его преступленіе.

— Преступленіе! вскричалъ Эдвардсъ: — разв вы называете преступленіемъ то, что онъ отогналъ отъ своей двери подсматривающаго шпіона? Если это считается преступленіемъ, то не можетъ относиться къ Кожаному-Чулку.

— A къ кому же, молодой человкъ?

— Это вы спрашиваете меня, судья Темпль? Спросите лучше свою совсть. Подойдите къ этой двери, посмотрите на долину, спокойное озеро, тнистыя горы и потомъ спросите свое сердце. Откуда произошло это богатство, эти долины и холмы, и почему вы владете ими? Я думаю, что одинъ видъ Кожанаго-Чулка и Чингахгока долженъ отбить y васъ охоту къ подобному зрлищу.

Судья Темпль съ удивленіемъ слушалъ эти странныя слова молодаго человка и наконецъ сказалъ:

— Вы забываете, передъ кмъ вы стоите, господинъ Эдвардсъ. Я слышалъ, что вы имете притязанія на эту землю потому, что происходите отъ туземцевъ, но воспитаніе ваше не принесло вамъ пользы, если не научило васъ признавать права блыхъ. Эти земли принадлежать мн по уступк ихъ прежними владльцами, и пусть небо судитъ о томъ, какъ я пользовался ими. Посл этого разговора намъ надо разстаться. Идите за мной въ мою комнату, гд я уплачу вамъ должное за ваши услуги. Впрочемъ, дерзость ваша не должна мшать вашему счастію, если вы захотите послдовать совту человка, гораздо васъ старшаго лтами.

Мармадукъ удалился, и Эдвардсъ долго смотрлъ ему въ слдъ, забывъ все окружающее. Наконецъ онъ пришелъ въ себя, оглядлъ комнату и увидлъ Елисавету, которая сидла на диван, закрывъ лицо руками. Онъ подошелъ къ ней и кротко сказалъ:

— Mademoiselle Темпль, я забылъ и себя и васъ: вы слышали ршеніе вашего отца. Сегодня же вечеромъ я оставлю вашъ домъ, но съ вами я хотлъ бы разстаться мирно.

Двушка тихо подняла голову и съ минуту озабоченно смотрла на него, но потомъ встала и, подходя къ двери съ достоинствомъ, сказала:

— Я вамъ прощаю, господинъ Эдвардсъ, мой отецъ тоже проститъ вамъ. Вы не знаете насъ, но я надюсь, что придетъ время, когда вы перемните ваше мнніе. Тутъ есть что то непонятное для меня. Скажите Кожаному-Чулку, что онъ въ отц моемъ иметъ не только судью, но и друга. Онъ иметъ полное право на нашу чистосердечную благодарность, которая не измнится, не смотря на ваши вспыльчивыя слова. Прощайте, господинъ Эдвардсъ, желаю вамъ счастія и боле врныхъ друзей.

Юноша хотлъ отвчать, но Елисавета быстро удалилась. Съ минуту стоялъ онъ какъ ошеломленный, потомъ вмсто того, чтобы идти въ комнату судьи, выбжалъ изъ дома и направился къ хижин Кожанаго-Чулка.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

Шерифъ Ричардъ Джонсъ на другой день ночью возвратился домой. Онъ открылъ фальшивыхъ монетчиковъ и входилъ въ деревню съ вооруженной силой, помощникомъ судьи и констаблемъ. Послдніе съ пойманными отправились въ окружную тюрьму, пока шерифъ по большой дорог шелъ къ господскому дому.

Веньяминъ Пумпъ отворилъ дверь своему покровителю и увдомилъ его о всемъ происшедшемъ въ его отсутствіе. Какъ только шерифъ узналъ вс новости, то сейчасъ же надлъ шляпу, веллъ дворецкому, запереть вс двери и ложиться спать, a самъ скорыми шагами вышелъ изъ дома, чтобы найти въ тюрьм констабля и помощниковъ судьи. Онъ нашелъ ихъ еще неспящими, мигомъ собралъ отъ осьми до десяти человкъ и съ ними чрезъ деревню отправился къ берегу озера, a оттуда прямо къ хижин Кожанаго-Чулка. Во время дороги шерифъ объяснилъ своимъ спутникамъ поступокъ Кожанаго-Чулка и приказалъ имъ быть храбрыми и дятельными при взятіи этого человка.

Подойдя къ хижин Кожанаго-Чулка, онъ указалъ своимъ людямъ посты, гд они могли быть ограждены отъ собакъ и выстрловъ, a самъ отправился прямо къ мсту, гд была хижина. Достигнувъ его, онъ съ удивленіемъ увидлъ только дымящіяся развалины, и тотчасъ позвалъ своихъ спутниковъ.

Вся группа стояла полная удивленія, какъ вдругъ изъ темноты вышла высокая фигура, попирая ногами горячую золу съ потухавшими искрами. Ричардъ тотчасъ же узналъ черты Кожанаго-Чулка, стоявшаго передъ нимъ съ открытой головой и оглядывавшаго окружающихъ его скоре съ озабоченностью, чмъ съ досадой.

— Чего хотите вы отъ безпомощнаго старика? спросилъ онъ торжественно. Вы выгнали Божіе твореніе изъ пустыни, куда переселила его воля Всевышняго, принесли вс безпокойства въ мстность, гд съ незапамятныхъ временъ никто не затрогивалъ другъ друга. Мало этого, вы отняли y меня, жившаго здсь 40 лтъ, домъ и кровъ, которые я предалъ пламени только для того, чтобы ваша испорченность и нововведенія не запятнали ихъ. Да, вы принудили меня зажечь это строеніе, подъ которымъ я пользовался дарами неба цлыхъ полъ-столтія, теперь же я долженъ грустить о пепл, лежащемъ подъ моими ногами, какъ груститъ человкъ, потерявшій самое дорогое ему въ мір. Вы наполнили горькимъ чувствомъ противъ всего міра сердце человка, не желавшаго никому зла, и довели его до того, что онъ лучше бы желалъ быть животнымъ, и теперь, когда онъ воротился сюда, чтобы въ послдній разъ увидть свою хижину, прежде чмъ она превратится въ золу, вы въ полночь преслдуете его, какъ собаки, бгущія по слдамъ раздразненнаго, умирающаго оленя. Чего хотите вы отъ меня? Я одинъ противъ многихъ и пришелъ не сражаться, a грустить, если на это воля божія, то поступайте какъ хотите.

Старикъ посл этихъ словъ серьезно посмотрлъ на своихъ преслдователей. Въ это время огонь отъ его хижины бросалъ матовый свтъ на его почтенную личность. Констабли невольно отступили въ темноту отъ мста пожара и предоставляли Натти свободный путь къ побгу въ кусты, гд преслдованіе было бы безполезно. Но онъ не обратилъ на это вниманія и каждаго человка оглядлъ по очереди, какъ бы желая знать, кто первый прикоснется къ нему. Никто не обнаружилъ этого желанія, пока Ричардъ не вышелъ, извиняясь своей судейской обязанностію, и не арестовалъ стараго охотника. Другіе послдовали его примру, помстили Кожанаго-Чулка въ средину, и подъ предводительствомъ шерифа возвратились въ деревню, потомъ разошлись, посадивъ предварительно стараго Натти въ тюрьму.

Въ присутственный день множество народа собралось въ суд и между ними присяжные, судьи и адвокаты. Когда Мармадукъ Темпль занялъ предсдательское мсто, то присяжныхъ привели къ присяг, объяснили сущность жалобы, и судилище приступило къ длу. Въ зал господствовала глубокая тишина, пока молчаніе не было прервано волненіемъ слушателей, и вскор затмъ къ периламъ подошелъ Кожаный-Чулокъ. Затмъ опять наступило такое мертвое молчаніе, что слышно было тяжелое дыханіе преступника.

Одежда Натти, какъ обыкновенно, состояла изъ оленьей кожи. Ему въ первый разъ приходилось переступить за порогъ суда, и потому къ его обыкновенному чувству присоединилась немалая доля любопытства. Онъ поднялъ глаза на скамью судей, потомъ на присяжныхъ, на адвокатовъ, на массу народа, и везд встрчалъ направленные на него взгляды.

— Снимите вашу шапку, подсудимый! сказалъ судья Темпль.

Но приказаніе не было исполнено, можетъ быть потому, что его не слышали.

— Натаніель Бумпо, здсь не стоятъ съ покрытой головой, повторилъ судья.

При звук своего имени Натти вздрогнулъ, обратился къ судейской скамь, и сказалъ:

— Какъ?

Адвокатъ, по имени Липитъ, былъ данъ на помощь узнику. Онъ поднялся и что-то шепнулъ ему на-ухо, посл чего Натти радушно кивнулъ головой и снялъ шапку.

— Господинъ обвинитель! сказалъ судья: обвиненный готовь, изложите вашу жалобу.

Призванный господинъ Шооль началъ громко читать обвиненіе, которое въ особенности касалось оскорбленія. Натти серьезно и внимательно слушалъ, и съ такимъ вниманіемъ обратился къ читающему, что выказывалъ этимъ глубокое и искреннее участіе. Когда окончилось чтеніе, онъ выпрямился съ глубокимъ вздохомъ. Слушатели надялись услышать его голосъ, но Натти молчалъ, и судья опять началъ:

— Вы слышали, что говорятъ противъ васъ, Бумпо? Что можете вы возразить на это?

Кожаный-Чулокъ задумчиво опустилъ голову, но тотчасъ же поднялъ ее и засмялся своимъ обыкновеннымъ смхомъ, потомъ сказалъ:

— Да, я не могу отговариваться, что немного живо обошелся съ этимъ Долитлемъ, но чтобъ я сдлалъ все то, что привелъ этотъ господинъ, то это безсовстная ложь. Нтъ, нтъ, я уже не особенный боецъ по своей старости. Когда я находился въ Шотландіи, постойте, это, кажется, было въ первыхъ годахъ послдней войны…

— Господинъ Липитъ, — вмшался судья, — такъ какъ вы адвокатъ обвиняемаго, то объясните ему, что отъ него требуется. Если вы не исполните этого, то судъ назначить ему другаго защитника.

Посл такого приказа законовдъ всталъ, тихо поговорилъ съ старымъ охотникомъ и объяснилъ суду, что они ожидаютъ дальнйшихъ вопросовъ.

— Въ чемъ виноваты вы и въ чемъ нтъ, Натаніель Бумпо? спросилъ судья.

— Я съ покойной совстью могу сказать, что не виноватъ, увренно сказалъ Натти. — Если поступаешь справедливо, то не можетъ быть и разговора о вин. Я скоре далъ бы убить себя на мст, чмъ позволилъ бы Гираму Долитлю перешагнуть мой порогъ.

— Хорошо, сказалъ судья, продолжайте дло, господинъ обвинитель, вы, секретарь, запишите показанія обвиняемаго.

Господинъ Шооль всталъ, пригласивъ за перила Гирама, который долженъ былъ подписать свое показаніе въ этомъ дл. Затмъ всталъ Липитъ и предложилъ свидтелямъ вопросы.

— Господинъ Долитль, я спрашиваю васъ въ виду суда, вашей совсти и знанія законовъ, имли ли вы право врываться въ хижину этого человка?

— Сударь, — съ замшательствомъ, откашливаясь сказалъ Гирамъ, — я думаю… что… по сил законовъ… гласитъ.. предвидя… хотя и не настоящій, строгій законъ… я думаю… было законное право… но въ сущности дло… Билли не хотлъ начать, то я думалъ, что мн слдовало въ это вмшаться.

— Я еще разъ спрашиваю васъ, Гирамъ Долитль, повторилъ юристъ: этотъ старый, храбрый человкъ запрещалъ вамъ нсколько разъ входить въ его домъ или нтъ?

— Ну, да, сказать правду, я долженъ признаться, что онъ былъ очень негостепріименъ, но онъ долженъ былъ видть, что я пришелъ навстить его дружественно, какъ сосда.

— Такъ вы допускаете, что хотли только навстить Бумпо, не имя въ виду законовъ. Замтьте, господа присяжные, слова свидтеля Гирама Долитля. Онъ какъ сосдъ дружески пришелъ навстить его. Однако, отвчайте мн на вопросъ: Бумпо воспрещалъ вамъ входъ?

— Мы нсколько поспорили, отвчалъ Гирамъ: однако, я ясно прочелъ ему мое порученіе.

— Еще разъ повторяю вамъ мой вопросъ: разв не довольно ясно запретилъ вамъ входить въ свое жилище Бумпо?

— Да, y насъ произошелъ довольно жаркій споръ, но вдь y меня было порученіе, оно и теперь y меня въ карман, и если судъ хочетъ принять во вниманіе, то…

— Свидтель, прервалъ судья Темпль, отвчайте на вопросъ: былъ вамъ воспрещенъ входъ или нтъ?

— Ну да, я могу думать…

— Я долженъ получить ясный отвтъ, серьезно отвчалъ судья.

— Ну да, онъ длалъ это.

— A вы все-таки посл запрещенія пытались ворваться?

— Но у меня вдь было полномочіе.

— Продолжайте допросъ, господинъ Липить, сказалъ судья защитнику Натти.

Но этотъ, увидвъ, что произвелъ выгодное впечатлніе для защищаемаго, казалось, считалъ ненужнымъ продолжать защиту Натти.

— Нтъ, сударь, дальнйшее я предоставляю вамъ, мой долгъ оконченъ.

— Господинъ Шооль, имете вы еще что-либо присовокупить?

Шооль отвтилъ отрицательно. Тогда судья всталъ и просилъ присяжныхъ составить заключеніе о дл. Спустя нсколько минутъ, судъ объявилъ Натти не виннымъ.

— Натти освобожденъ отъ обвиненія, сказалъ судья.

— Что? спросилъ Натти.

— Въ отношеніи нападенія на Долитля, вы объявлены невиннымъ.

— Нтъ, нтъ, я не отказываюсь, что немного грубо схватилъ его за плечо, — сказалъ Натти съ дтской откровенностію, — я его…

— Молчите, Натти, замтилъ судья: вы свободны, — тмъ дло и кончается.

При этихъ словахъ на лиц Натти явилось чистое выраженіе радости. Онъ надлъ шапку, подошелъ къ периламъ и съ чувствомъ сказалъ:

— Ну, судья Темпль, я долженъ похвалить васъ, что законъ не поступилъ со мной такъ жестоко, какъ я опасался, и Богъ наградить васъ за оказанное мн сегодня снисхожденіе.

Онъ хотлъ уйти, но жезлъ констабля воспрепятствовалъ ему. Липитъ шепнулъ ему нсколько словъ, и Натти возвратился къ своему мсту, снялъ шапку и съ страждущимъ, покорнымъ видомъ поглаживалъ свои тонкіе, сдые волосы.

— Господинъ обвинитель, приведите другое обвиненіе, — сказалъ судья, длая видъ, что занятъ составленіемъ акта.

Шооль обвинялъ преступника въ томъ, что онъ вооруженно сопротивлялся законному полномочію при обыск дома. Отъ преступника снова требовали оправданія, и Липитъ приблизился къ нему, чтобы сказать нужные отвты. Но нкоторыя выраженія Шооля такъ обидли чувство стараго охотника, что онъ забылъ всякую осторожность и вскричалъ:

— Это богопротивная ложь! я не хочу человческой крови, и даже Мингосы не упрекнуть, чтобъ я когда-нибудь жаждалъ ея. Я дрался какъ солдатъ, который чтитъ Бога и начальника. Я стрлялъ въ воиновъ, бодро стоящихъ на ногахъ. Я даже не убилъ ни одного спящаго измнника Ирокеза, и въ пустын есть Богъ, хотя многіе и сомнваются въ этомъ.

— Думайте о вашемъ возраженіи, сказалъ судья: васъ обвиняютъ въ поднятіи ружья противъ исполнителя законовъ, виноваты вы или нтъ?

Натти, высказавшись, нкоторое время спокойно и задумчиво отдыхалъ, облокотясь на перила, потомъ съ тихимъ смхомъ поднялъ голову, кивнулъ въ ту сторону, гд стоялъ порубщикъ, и сказалъ:

— Неужели думаете вы, что Кирби стоялъ бы тутъ, если бы я воспользовался ружьемъ?

— Такъ вы отрицаете обвиненіе, Натти, замтилъ Липитъ, вы объявляете себя невиннымъ.

— Да, отвчалъ Натти. Билли Кирби знаетъ, что я не стрлялъ. Что, Билли, помните вы послдній выстрлъ въ индйку? Да, это былъ веселый праздникъ. Но теперь я далеко не такъ стрляю, какъ прежде.

— Запишите объявленіе невинности, сказалъ судья, видимо тронутый дтскимъ простодушіемъ стараго охотника.

Потомъ при вторичномъ обвиненіи, послдовала присяга свидтелей, затмъ было объявлено подозрніе, по которому былъ арестованъ Натти, обвиненіе, передача полномочія и присяга Билли, которая была сдлана по форм законовъ. Наконецъ прибавили, какъ Билли былъ принять Кожанымъ-Чулкомъ, и ясно доказали, что Натти грозилъ выстрлить, если онъ исполнитъ свое порученіе. Все это было подтверждено Іотаномъ, затмъ и порубщика потребовали къ периламъ.

Билли далъ довольно запутанное объясненіе, такъ что Шооль долженъ былъ помочь ему нсколькими вопросами.

— Вы требовали по закону войти въ хижину Натти, какъ видно изъ бумагъ? Можетъ быть, вы были удержаны въ исполненіи вашего порученія его угрозами и страхомъ ружья?

— Я нисколько не заботился о его ружь, отвтилъ Билли: разв можетъ застращать меня старый Кожаный-Чулокъ?

— Однако, передъ этимъ вы сказали, будто думали, что онъ хочетъ стрлять въ васъ.

— Да, я думалъ это, и надюсь, что и съ вами было бы то же, господинъ стряпчій, если бы вы увидли, какъ онъ прицлился, и какъ при этомъ сверкали глаза его. Но я все-таки предполагалъ, что онъ хочетъ лишь запугать меня, a потому и покончилъ дло. Кожаный-Чулокъ далъ мн кожу, и такимъ образомъ все дло уладилось.

— Да, Билли, это была счастливая мысль выкинуть теб кожу, сказалъ Натти. — A то легко могло бы дойти до кровопролитія, и если бы я убилъ тебя, то, вроятно, во всю жизнь не имлъ бы часа покоя.

— Продолжайте докладъ, Шооль, сказалъ Темпль, чтобъ скоре кончить дло.

Шооль объявилъ, что докладъ конченъ, и вмсто его началъ говорить Липитъ, адвокатъ обвиняемаго.

— Такъ вы не испугались, Кирби? спросилъ онъ порубщика.

— Нисколько, отвчалъ Билли, самодовольно поглядывая на свои исполинскіе члены: я не позволю легко согнуть себя въ бараній рогъ.

— Да, да, вы, кажется, неустрашимый человкъ. Гд вы родились?

— Въ Фертон. Это гористая мстность, но прекрасная почва, отличные буковые и кленовые лса.

— Да, я слышалъ объ этомъ, отвтилъ Липитъ: тамъ учились вы стрлять?

— Да, посл Натти я первый стрлокъ въ округ. Я съ тхъ поръ призналъ его своимъ учителемъ, какъ онъ убилъ на лету голубя.

Кожаный-Чулокъ засмялся и, протянувъ ему свою сухую руку, сказалъ:

— Вы еще молоды, Кирби, и не испытали того, что я, но вотъ вамъ моя рука, я не имю противъ васъ злобы.

Липитъ объ этомъ объясненіи не сказалъ ничего, но судья тотчасъ же замтилъ:

— Здсь не мсто для такихъ объясненій, господинъ Липитъ, допросите этихъ свидтелей, если не хотите, чтобъ я водворилъ порядокъ.

Адвокатъ обратился къ Билли и спросилъ:

— Вы тутъ же дружелюбно покончили дло, Билли, не правда ли?

— Натти далъ мн кожу, въ какіе же переговоры могъ я еще пускаться. Что касается меня, то я не считаю за грхъ убивать оленей въ это время года.

— И вы разстались друзьями, такъ что еслибъ васъ не заставили, то вамъ бы и въ голову не пришло представить дло въ судъ?

— Конечно, нтъ, онъ далъ мн кожу, и я ничего не имлъ противъ старика, хотя онъ немного и обругалъ господина Долитля.

— Я окончилъ, сэръ, — сказалъ Липитъ, обращаясь къ судь, и слъ съ видомъ человка, увреннаго въ успх.

Судья долженъ былъ исполнить свою обязанность, но такимъ образомъ, чтобы какъ можно боле сдлать въ пользу преступника. Однако ему пришлось привести въ ясность факты, чтобы не произошло недоразумнія. Онъ окончилъ рчь такими словами:

— Господа! если врить словамъ свидтелей, то должно обвинить преступника, но если вы одного со мной мннія, что онъ не хотлъ нанести вредъ Билли Кирби, то должны судить Натаніеля Бумпо съ осторожностью и снисходительностью.

Присяжные пошептались между собой и потомъ произнесли приговоръ надъ обвиненнымъ. Судья, тихо посовтовавшись съ членами суда, воскликнулъ: Натаніель Бумпо!

— Здсь! отвчалъ старый охотникъ, поднявшись съ мста.

— Слушайте меня, продолжалъ судья: при произнесеніи приговора, судъ хотя имлъ въ виду ваше незнаніе законовъ, но все же долженъ былъ наказать вашъ проступокъ. Онъ освободилъ васъ отъ кнута, взявъ въ соображеніе ваши лта, но присудилъ, чтобы вы отправились отсюда въ открытую тюрьму и содержались тамъ въ продолженіе часа. Вы обязуетесь заплатить 100 доллеровъ, должны выдержать тридцати-дневный арестъ въ городской тюрьм, и не будете выпущены, пока не уплатите вышесказанныхъ 100 доллеровъ, я считаю себя обязаннымъ, Натаніель Бумпо….

— Гд же взять мн эти деньги? поспшно прервалъ его Кожаный-Чулокъ. Вы вдь не даете мн награды за пантеру, потому что я убилъ оленя, гд же такому старику, какъ я, найти въ лсу столько золота и серебра. Нтъ, судья, придумайте что-нибудь лучше, чмъ на остатки моей жизни запереть меня въ тюрьму.

— Если вы имете что возразить на ршеніе, то судъ выслушаетъ васъ, съ кроткимъ участіемъ отвтилъ судья.

— У меня много есть, что возразить, вскричалъ Натти съ душевнымъ страхомъ, судорожно схватившись за прутья перилъ. Гд взять мн деньги? Пустите меня въ горы и лса дышать свжимъ воздухомъ, и я, не смотря на мои 80 лтъ, до исхода осени постараюсь уплатить вамъ всю сумму. Я увренъ, что вы на столько благоразумны, чтобы видть, какъ безстыдно и ужасно запереть въ тюрьму старика, который проводитъ свои дни въ томъ мст, гд всегда можетъ смотрть на небо.

— Я долженъ слдовать закону и руководствоваться имъ.

— Ахъ, судья Темпль, не говорите мн о законахъ! прервалъ его Натти. Разв кровожадная пантера заботилась о законахъ, когда жаждала жизни вашего единственнаго дитяти? Дочь ваша на колняхъ просила y Бога большей милости, чмъ я отъ васъ, — и Богъ услышалъ ее. Вы думаете, что если на мою просьбу вы отвтите отрицательно, то Богъ не услышитъ этого!

— Чувства мои не могутъ имть ничего общаго съ….

— Слушайте меня, судья, прервалъ его старикъ, и вы услышите голосъ разсудка. Я блуждалъ по этимъ горамъ, когда вы не были еще судьей, но ребенкомъ находились въ объятіяхъ вашей матери, и чувство мое сказало мн, что я до смерти могу ходить по нимъ. Помните то время, когда вы пріхали къ этому озеру, — тогда не было здсь тюремъ, чтобы запирать туда честныхъ людей. Разв не предоставилъ я вамъ медвжью кожу и не утолилъ вашего голода? И за мое радушіе вы хотите отплатить мн тюрьмой. 100 доллеровъ! Гд взять мн столько денегъ? Нтъ, нтъ, судья, хотя о васъ много говорятъ дурнаго, но вы не будете такъ жестоки, чтобы заставить умереть въ тюрьм старика за то, что онъ защищалъ свои права. Отпустите меня, ужъ я довольно долго былъ въ этой тснот, я стремлюсь на чистый воздухъ и въ лса. Не заботьтесь обо мн, судья, я заплачу штрафъ, пока въ лсу будутъ олени, a y озеръ бобры. Гд мои собаки? Подите сюда! Намъ предстоитъ работа не по лтамъ. Но если я общалъ, то все будетъ исполнено въ точности.

Кожаный-Чулокъ хотлъ уйти, но тотчасъ же былъ остановленъ констаблемъ, и прежде чмъ онъ могъ сказать что либо, произошелъ шумъ. Взоры всхъ присутствующихъ обратились въ конецъ комнаты.

Веньяминъ Пумпъ усплъ пробиться сквозь толпу и одной ногой стоялъ на окн, a другой на скамь присяжныхъ. Къ удивленію судей, онъ началъ говорить и посл нкотораго усилія вытащилъ изъ кармана кошелекъ, сказавъ:

— Если вы, господа, позволите мн стать противъ его преслдователей, то вотъ бездлица, которая уменьшитъ опасность. Здсь въ кошельк 25 испанскихъ талеровъ, я хотлъ бы, чтобъ здсь было боле, но такъ какъ этого не случилось, то я попрошу Ричарда Джонса спрятать ихъ, пока Натти не выпустятъ, и потомъ отдать ихъ ему.

Удивленіе отъ такой неожиданной выходки произвело всеобщее движеніе въ зал суда и было прервано стукомъ шпаги по столу и громкимъ голосомъ, призывающимъ къ порядку.

— Надо покончить дло, — сказалъ судья, желая подавить свое волненіе. — Отведите наверхъ преступника, констабль, — прибавилъ онъ. — Что теперь на очереди, господинъ секретарь?

Натти, кажется, примирился съ жестокой судьбой: молчаливо опустивъ голову на грудь, безъ сопротивленія послдовалъ онъ за судьями. Зрители дали мсто преступнику, и какъ только онъ вышелъ изъ залы, толпа кинулась за нимъ, чтобы видть позоръ стараго охотника.

На лобномъ мст множество народа окружило Натти. Между тмъ, констабль поднялъ вверхъ жезлъ и указалъ на отверстія, въ которыя Натти долженъ былъ вложить ноги. Кожаный-Чулокъ, нимало не возражая противъ наказанія, спокойно услся на землю, и даже не вздохнулъ, когда члены его вкладывали въ отверстія, хотя и кидалъ болзненные взгляды, какъ бы прося сочувствія своимъ страданіямъ. Въ грубой толп онъ не видлъ ни малйшаго состраданія, но нигд не замтилъ и безчувственной радости, слухъ его не былъ оскорбленъ ни однимъ браннымъ словомъ, какія при подобныхъ случаяхъ охотно высказываются.

Только-что констабль хотлъ опустить верхнюю доску, какъ Веньяминъ, протиснувшійся къ преступнику, грубо началъ разговоръ, какъ бы желая подать поводъ къ спору.

— Гд принято, чтобъ надвать людямъ такіе деревянные чулки? спросилъ онъ y констабля, и какую приносятъ они пользу?

— Я повинуюсь приказанію суда, господинъ Веньяминъ, отвтилъ этотъ: — вроятно, на то есть законныя причины.

— Положимъ, такъ, но спрашиваю васъ: что ж изъ этого выйдетъ? вдь эта штука не причиняетъ боли, a безсмысленно держать человка за пятки изъ одного дурачества!…

— Вдь не жаль, Веньяминъ, выставить напоказъ поселенцамъ, какъ медвдя, стараго восьмидесятилтняго человка? грустно спросилъ Натти. — Вдь не жаль стараго солдата, который много разъ стоялъ предъ непріятелемъ и видлъ предъ собою смерть, поставить на мсто, гд мальчишки будутъ указывать на него пальцами и осмивать его? Вдь не больно оскорбить самолюбіе честнаго человка и обходиться съ нимъ, какъ съ дикимъ животнымъ?

Веньяминъ дико осмотрлся кругомъ, и если бы увидлъ хоть одно смющееся лицо, то, вроятно, произошелъ бы горячій споръ, но такъ какъ онъ везд встртилъ хладнокровіе или сострадательные взгляды, то спокойно услся возл охотника, воткнулъ об ноги въ пустыя отверстія и сказалъ:

— Ну, опускайте, господинъ констабль: пусть придетъ человкъ, который желаетъ видть медвдя, онъ найдетъ здсь двухъ, и изъ нихъ одного, который, въ случа нужды, такъ же хорошо уметъ кусаться, какъ и ворчать.

— Но вдь y меня нтъ приказанія запереть васъ въ клтку! вскричалъ констабль. Выходите оттуда, и не мшайте мн исполнять мою обязанность.

— Вы имете мое приказаніе, и вамъ нтъ дла заботиться о моихъ ногахъ. Закройте крышку, и потомъ укажите мн молодца, который засмется на это.

— По мн пожалуй, отвчалъ констабль, запирая клтку. Вдь никому не будетъ вреда, если запрешь человка, который самъ идетъ въ заключеніе.

Чтобы предупредить бду, замыканіе произошло довольно скоро, ибо какъ только зрители увидли Веньямина въ новомъ положеніи, ими овладла такая веселость, что большая часть разразилась смхомъ. Дворецкій сильно старался получить свободу, намреваясь съ ближайшимъ къ нему затять споръ.

— Послушайте, господинъ констабль, вскричалъ онъ, — откройте-ка подножку, чтобъ я могъ доказать тому мошеннику, надъ кмъ онъ сметъ насмхаться.

— Нтъ, нтъ, господинъ Пумпъ, этого нельзя. Вы сами заперли себя, и должны остаться тамъ до срока, назначеннаго преступнику. Такъ какъ барахтанье и сопротивленіе ни къ чему не повели, то Веніаминъ послдовалъ примру спокойнаго повиновенія своего товарища, и удовольствовался тмъ, что выразилъ на своемъ грубомъ лиц презрніе, доказывавшее, что злоба его уступила мсто другому чувству. Наконецъ, онъ обратился къ своему сотоварищу и со всмъ добродушіемъ, какимъ обладалъ, началъ утшать его, однако, скоро прекратилъ онъ это, увидвъ подходившаго Гирама Долитля. Доносчикъ, приблизившись къ концу клтки, гд сидлъ Веньяминъ, расположился противъ Кожанаго-Чулка на безопасномъ разстояніи. Рзкіе и проницательные взгляды, которые бросалъ Натти на своего врага, казалось, сначала испугали жалкаго малаго и поставили его въ неловкое положеніе, обыкновенно ему чуждое. Но онъ скоро собрался съ духомъ, равнодушно посмотрлъ на небо и сказалъ хладнокровно, какъ бы нечаянно встртясь съ своимъ другомъ.

— Послднее время было мало дождя, и я думаю что засуха продлится долго.

Натти съ отвращеніемъ и пренебреженіемъ отвернулся отъ жалкаго человка, между тмъ какъ Веньяминъ постоянно внимательно разглядывалъ его.

Посл нкотораго молчанія, Гирамъ продолжалъ:

— Да, облака, кажется, не содержатъ нисколько влажности, и земля везд покрыта трещинами. Насколько я понимаю, если не пойдетъ скоро дождь, то урожай будетъ плохъ.

— Зачмъ вамъ дождь изъ облаковъ? сказалъ раздраженный Кожаный-Чулокъ. — Вы выжимаете слезы изъ глазъ стариковъ, бдныхъ больныхъ. Прочь! удалитесь отсюда! Хотя ты и созданъ по образу Божію, но въ сердц твоемъ поселился дьяволъ. Прочь! прочь, говорю теб! Сердце мое полно страданій, но при вид твоемъ оно наполняется желчью.

При такомъ жестокомъ выраженіи Натти, Гирамъ забылъ всякую осторожность и приблизился къ дворецкому, который схватилъ его своей костлявой рукой за ноги и поднялъ на воздухъ, прежде чмъ тотъ могъ опомниться и собраться съ силами. Потомъ онъ опять поставилъ его на ноги, и оба внимательно смотрли другъ на друга.

— Хорошъ гусь, господинъ! Долитль! — кричалъ изо всей силы Веньяминъ: хорошъ гусь! Мало вамъ, что вы довели до клтки стараго, честнаго человка, вы пришли сюда, чтобъ опозорить и осмять его. Подождите-ка, мы посмотримъ, кто кого пересилитъ.

— Іотанъ! кричалъ испуганный Гирамъ: — позовите сюда констаблей! Смиритесь, господинъ Петильямъ, я приказываю вамъ быть спокойнымъ!

— Ну, ужь между вами давно было больше спокойствія, чмъ любви, но теперь это должно кончиться! вскричалъ дворецкій, нервически подымая свой кулакъ. Соберитесь съ духомъ. Какъ нравится вамъ этотъ кузнечный молотъ?

— Троньте меня, если достанетъ храбрости! вскричалъ Гирамъ какъ только могъ громко, потому что тотъ схватилъ его за горло: — Прикоснитесь, если смете!

— Ну, если, по-вашему, это не называется прикасаться, то посл этого я не знаю, чего вамъ еще надо.

Дйствія дворецкаго были въ высшей степени насильственны, потому что онъ опустилъ свой кулакъ на физіономію Гирама, какъ на наковальню, и вс окружающіе пришли въ ужасъ и замшательство. Зрители стиснулись y клтки, между тмъ какъ нкоторые поспшили въ судъ, чтобы дать знать объ этомъ. Мальчишки вперегонку побжали за женой Долитля и объявили ей непріятное положеніе мужа.

Веньяминъ съ необыкновенной ловкостью и усердно работалъ, одной рукой держа противника, a другой продолжая колотить его по лицу. Онъ ршительно обезобразилъ лицо Долитля и сдлалъ его коричнево-синимъ. Ричардъ пробивалъ себ дорогу сквозь толпу и продирался къ мсту драки.

— Господинъ Долитль! — кричалъ онъ: — какъ могли вы забыться до такой степени, чтобы нарушить спокойствіе, ввести въ обиду судъ и такъ жестоко обойтись съ бднымъ Веньяминомъ.

При звук голоса Ричарда, Веньяминъ пріостановился въ своемъ пріятномъ занятіи и этимъ далъ время Гираму обратить къ шерифу свою разбитую физіономію.

— Законъ долженъ возстать противъ такой клеветы! кричалъ Долитль, всхлипывая въ отчаяніи. Законъ долженъ удовлетворить меня, и я требую, господинъ шерифъ, схватить этого человка и посадить въ темницу.

Между тмъ дло было объяснено шерифу, и онъ съ упрекомъ обратился къ дворецкому:

— Веньяминъ! — сказалъ онъ: — какъ попали вы въ клтку? Я всегда любилъ и уважалъ васъ, думая, что вы тихи и скромны, какъ овца, но теперь вижу, что вы срамите не только себя, но и своего друга и покровителя. Боже! господинъ Долитль! — прибавилъ онъ: — вдь онъ своротилъ вамъ всю физіономію на сторону.

Гирамъ, между тмъ, всталъ на ноги и, увидвъ себя освобожденнымъ отъ кулаковъ своего врага, разразился злобою и требовалъ, чтобы за него отмстили. Такъ какъ обида произошла слишкомъ публично, чтобъ могла остаться безъ вниманія, то шерифъ обязанъ былъ посадить въ тюрьму своего дворецкаго, котораго дйствительно любилъ. Въ это время срокъ для Натти окончился, и Веньяминъ, узнавъ, что они оба, по крайней мр, одну ночь проведутъ въ темниц вмст, нисколько не противился этой мр, и когда констабли ввели его въ заключеніе, то объявилъ имъ слдующее:

— Я чрезвычайно малымъ считаю раздлить заключеніе съ такимъ человкомъ, какъ честный Натти Бумпо, но утверждаю, что безразсудно сказать, что человкъ заслуживаетъ что-нибудь хуже двойной порціи рому, за то, что своротилъ на сторону физіономію такому человку, какъ Долитль. Нтъ животнаго хуже этого мошенника въ цломъ околотк, и если онъ не камень, то найдетъ что разсказать обо мн. Что же тутъ такого ужаснаго, господинъ Ричардъ, что вы принимаете это такъ близко къ сердцу? Это происходило ршительно какъ въ регулярной войн: онъ имлъ даже преимущество тмъ, что противникъ его стоялъ на якор.

Ричардъ считалъ недостойнымъ отвчать на такой вопросъ и, увидвъ что преступники въ тюрьм и замокъ запертъ, тотчасъ удалился.

Посл обда Веньяминъ много болталъ съ прохожими сквозь ршетчатое окно. Натти же большими шагами ходилъ взадъ и впередъ, молча, спустя голову на грудь. Иногда онъ поднималъ голову и смотрлъ на праздношатающихся, и въ этотъ моментъ на лиц его мелькало веселое выраженіе самозабвенія, которое скоро уступало мсто задумчивости.

Въ сумерки приходилъ Эдвардсъ и нсколько времени серьезно разговаривалъ съ своимъ другомъ. Вроятно, онъ приносилъ утшеніе старому, доброму охотнику, потому что какъ только послдній удалился, то этотъ бросился на постель и погрузился въ глубокій, тихій сонъ.

Любопытные зрители истощили, наконецъ, краснорчіе дворецкаго, и когда Натти спалъ и послдній собесдникъ, Билли Кирби удалился въ восемь часовъ вечера, то Веньяминъ отправился на покой, завсивъ предварительно отверстіе, чтобы защититься отъ сквознаго втра.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Съ наступленіемъ сумерекъ судъ прекратился. Въ девять часовъ вечера въ деревн господствовало глубокое молчаніе, и улицы совершенно опустли.

Въ этотъ часъ судья, съ своей дочерью, сопровождаемой на близкомъ разстояніи Луизой Грантъ, гулялъ по алле деревни, разсуждая о происшествіяхъ минувшаго дня.

— Ты скоре всхъ можешь успокоить Натти, сказалъ Мармадукъ, но ты должна остерегаться говорить о его проступк, который, по закону, ему нельзя простить.

— О, добрый батюшка! — нетерпливо замтила Елисавета: — назвать святыми законы, которые наказываютъ такъ жестоко за такой незначительной проступокъ!

— Лиза, дитя мое, ты не понимаешь этого, отвтилъ судья. Какъ бы могло повредить моему званію то, если бы могли сказать, что я избавилъ отъ наказанія преступника за то, что онъ случайно былъ спасителемъ моей дочери.

— Я и не отвергаю затруднительности твоего положенія. Но въ такомъ проступк, какъ Натти, я не могу исполнителя законовъ отдлить отъ человка.

— Но вдь проступокъ Натти не былъ такъ ничтоженъ, какъ ты думаешь, милое дитя, тутъ рчь идетъ не о нападеніи Гирама, но объ угроз стрлять въ чиновника, исполняющаго свой долгъ.

— Все равно! отвчала Елисавета. — Я знаю невинность Натти и потому считаю неправыми всхъ осудившихъ его.

— И твоего отца, Лиза?

— Ахъ, избавь меня отъ такихъ отвтовъ. Скажи мн лучше твое порученіе, чтобъ я могла скоре окончить его.

Судья немного остановился, нжно улыбнулся своей дочери, тихо положилъ руку на ея плечо и потомъ сказалъ:

— Ты, можетъ быть, частію и права, Лиза, но сердце твое слишкомъ часто беретъ верхъ надъ разсудкомъ. Однако, выслушай меня теперь. Въ этомъ бумажник 200 доллеровъ, поди къ преступнику, покажи привратнику эту бумагу, чтобъ онъ впустилъ тебя, и разскажи бдному старику все, что лежитъ y тебя на сердц. Однако, не забывай при этомъ, что Натти сдлалъ проступокъ, что законы должны были наказать его и что твой отецъ судья.

Елисавета ничего не отвчала, прижала къ груди руку отца, взяла за руку Луизу и направилась къ тюрьм.

Дорогой он не слышали ничего, кром тяжелыхъ шаговъ упряжныхъ воловъ и стука телегъ, хавшихъ съ ними по одному направленію. Въ господствующей всюду темнот трудно было различить погонщика. Вблизи темницы он были задержаны волами, повернувшими къ зданію и въ награду за труды получившими клокъ сна, который терпливо несли на ше. Это было такъ обыкновенно, что Елисавета не взглянула даже на упряжь, пока не услыхала разговора погонщика съ своими волами.

— Смотри, пеструшка, хочешь?

Голосъ мужчины казался знакомымъ молодой двушк, и, приблизясь къ нему, она увидла подъ грубой одеждой погонщика Оливера Эдвардса.

— Миссъ Темпль! вскричалъ юноша.

— Мистеръ Эдвардсъ! сказала удивленная Елисавета.

— Возможно ли, что я вижу васъ въ это время около темницы съ миссъ Луизой! продолжалъ Эдвардсъ.

— Да, господинъ Эдвардсъ, — тихо отвтила Елисавета: — мы не только около темницы, но и хотимъ войти въ нее и доказать Кожаному-Чулку, что не забыли его услугу, хотя мой отецъ и былъ судьей, но онъ не неблагодаренъ. Если вы хотите навститъ своего друга, то прошу васъ на десять минутъ уступить намъ первенство. Покойной ночи, сэръ, сердечно сожалю, что вижу васъ въ этомъ занятіи, но будьте уврены, что мой отецъ….

— Не говорите объ этомъ, смю васъ просить, — замтилъ Эдвардсъ. Будьте такъ добры, не выдавайте никому, что я здсь.

Елисавета, давъ общаніе, отвернулась отъ Эдвардса, и явившійся привратникъ напомнилъ ей о цли ея посщенія.

Такъ какъ вс въ деревн знали, что Бумпо спасъ жизнь этихъ двушекъ, то ихъ требованіе войти въ темницу не возбудило удивленія. Бумага Темпля устранила всякія возраженія, и он немедленно введены были въ тюрьму. Въ это самое время послышался грубый голосъ Веньямина:

— Ого, кто тамъ идетъ?

— Желанные гости, господинъ Пумпъ, — замтилъ привратникъ. — Однако, что сдлали вы съ замкомъ, что онъ не отпирается?

— Немного терпнія и осторожности, отвтилъ дворецкій. — Видите, я забилъ въ скважину гвоздь, чтобы не вошелъ сюда Долитль, теперь этого не предвидится.

Стукъ молотка убдилъ стоявшихъ за дверью, что дворецкій серьезно принялся за дло. Скоро замокъ подался, и дверь отворилась.

Когда двушки вошли вмст съ тюремщикомъ, то безъ затрудненія замтили, что Пумпъ хотя и находился въ состояніи полуопьяннія, однако ж имлъ еще столько сознанія, чтобъ удалиться къ своему ложу, когда узналъ постительницъ. Не обращая особеннаго вниманія на свою госпожу, онъ, отрезвившись, услся на скамью и прислонился къ стн.

— Господинъ Пумпъ, — сказалъ привратникъ, — если вы хотите портить мои замки, то я прившу вамъ къ ногамъ желзныя украшенія, и это отниметъ y васъ всякую охоту вставать.

— Какъ бы не такъ, ворчалъ Веньяминъ: — вы уже держали меня разъ за пятки, и я думаю, что вамъ достаточно этого. Вдь я длаю то же, что и вы. Бросьте вашу наружную застежку, не то, увряю васъ, не найдете цпи и изнутри.

— Я долженъ запирать въ девять часовъ, сказалъ привратникъ, не обращая вниманія на Веньямина: — теперь 42 минуты девятаго.

Онъ поставилъ свчу на сосновый столъ и вышелъ изъ тюрьмы.

— Кожаный-Чулокъ, мой добрый, старый Кожаный-Чулокъ, моя благодарность привела меня къ вамъ. Если бы вы дали обыскать домъ, то все прошло бы хорошо, такъ какъ убійство оленя бездлица.

— Позволить обыскать домъ! сказалъ Натти, тихо подымая голову, но не выходя изъ угла, въ которомъ сидлъ. — Неужели вы думаете, что я впустилъ бы этого червя въ мою хижину? Нтъ, нтъ, я не впустилъ бы и васъ, a o немъ уже и говорить нечего. Пусть они обыщутъ теперь пепелъ и уголья, и если найдутъ что-нибудь кром пыли, какъ при обжиганіи поташа въ горахъ, то не будь я Кожаный-Чулокъ!

Онъ тяжело опустилъ голову и покачалъ ею.

— Но вдь хижину можно выстроить вновь, какъ только освободятъ васъ изъ-подъ ареста, то я сама буду заботиться о томъ, чтобъ вы имли хорошій кровъ.

— Разв можешь ты дать жизнь мертвому? Нтъ, нтъ, никто изъ васъ не пойметъ, что значитъ въ продолженіе сорока лтъ жить подъ однимъ и тмъ же кровомъ и имть вокругъ себя одн и т же вещи.

— Зачмъ эти грустные мысли, старый другъ, вдь есть деревья лучше тхъ, и я достану ихъ для васъ прежде, чмъ вы освободитесь изъ-подъ ареста, и вы проведете въ довольств и спокойствіи остатки дней вашихъ.

— Домъ, спокойствіе, довольство! грустно отвчалъ Натти: вы добры и потому думаете такъ, но этого не можетъ быть, посл того, какъ Веньяминъ видлъ, какъ мои старые члены выставили на посмяніе толпы.

— Ахъ, къ чорту съ твоей клткой, съ пренебреженіемъ сказалъ Веньяминъ: кто будетъ заботиться о нашихъ деревянныхъ чулкахъ. Вдь и мои ноги были въ тискахъ, a я не думаю, чтобъ он сдлались хуже.

Елисавета приказала дворецкому замолчать и, обратясь къ Натти, продолжала:

— Добрый, старый другъ, вдь я пришла сюда, чтобъ поговорить о вашей будущности и позаботиться объ остатк вашихъ дней, дабы вы провели ихъ въ довольств и спокойствіи.

— Спокойствіе, довольство! снова повторилъ Натти: — какого спокойствія можетъ ожидать старикъ, который долженъ пройти цлую милю, чтобъ найти тнь, могущую оградить его отъ солнца. Какъ можете вы говорить о спокойствіи, когда я долженъ буду блуждать цлые дни, чтобъ напасть на оленя и найти только заблудившуюся лисицу. Даже т бобры опротивятъ мн, которыхъ я долженъ буду употребить на уплату штрафа. Я долженъ идти 100 миль до границы Пенсильваніи, чтобъ найти ихъ. Ваши улучшенія и проски прогнали животныхъ и, вмсто плотины, которую Провидніе устроило для бобровъ, вы провели воду въ мельницы чрезъ низменныя мста, какъ будто человкъ осужденъ на то, чтобы препятствовать каплямъ, указаннымъ ему Богомъ.

Потомъ онъ повернулся къ Веньямину и сказалъ:

— Не пейте такъ много, если вы будете такъ часто прикладывать руку ко рту, то не будете въ состояніи отправиться, когда придетъ время.

— Господинъ Бумпо, не заботьтесь о другихъ, поставьте меня на ноги, когда придетъ время, скажите, куда идти, и я увряю васъ, что перегоню васъ всхъ.

— Время пришло, — отвчалъ прислушиваясь Натти: — я слышу, какъ волы трутъ рога о стнку тюрьмы.

— Хорошо, шкиперъ, приказывайте, и мы подымемъ якорь, отвчалъ Веньяминъ.

— Вы не выдадите насъ, миссъ Темпль, сказалъ Натти, доврчиво смотря на Елисавету, вы не выдадите старика, который хочетъ подышать воздухомъ. У меня нтъ дурныхъ намреній, a такъ какъ законъ наложилъ на меня 100 доллеровъ штрафа, то я хочу воспользоваться этимъ временемъ года, чтобы собрать деньги.

— Что хотите вы длать? спросила озадаченная Елисавета: — Вдь вы должны остаться въ тюрьм 30 дней, a въ этомъ кошельк есть для васъ штрафныя деньги. Возьмите ихъ и уплатите штрафъ, но только потерпите мсяцъ, пока не окончится срокъ вашего наказанія. Мы будемъ васъ часто навщать, и вы не будете чувствовать никакой нужды.

— Въ самомъ дл вы хотли это? сказалъ Натти, весело подходя къ двушкамъ и взявъ за руку Елисавету. — Вы приняли участіе въ старик, который сдлалъ только то, что выстрлилъ въ дикое животное, что не стоило ему особеннаго труда.

— Конечно, мы хотимъ этого, сказала Елисавета: — я сожалю отъ всей души, что законъ назначилъ вамъ такой длинный арестъ, но вдь мсяцъ пройдетъ скоро, и тогда….

— Я долженъ остаться здсь еще мсяцъ! вскричалъ Натти со смхомъ. — Нтъ, я не останусь здсь ни дня, ни ночи, ни часу: хотя судья Темпль и присудилъ меня, но удержать меня онъ не можетъ, если, y него нтъ тюрьмы лучше этой. Въ прежнее время я былъ взятъ французами, и они посадили меня и еще 60 другихъ въ блокгаузъ, который считали крпкимъ, но людямъ, привыкшимъ къ лсу, легко было пробиться чрезъ сосновые чурбаны.

Старый охотникъ замолчалъ, осторожно осмотрлъ комнату, безъ церемоніи оттолкнулъ въ сторону дворецкаго, снялъ простыню съ своего ложа и показалъ двушкамъ отверстіе, сдланное въ балкахъ топоромъ и рзцомъ.

— Одинъ толчекъ ногой и дорога открыта,— сказалъ онъ, — и тогда….

— Да, да, уйдемъ, сказалъ Веньяминъ, который между тмъ еще боле опьянлъ: — къ чему послужитъ долгое мшканье? Вы будете ловить бобровъ, a я продавать ихъ шляпошникамъ. Уйдемъ, уйдемъ.

— Ну, надлаетъ мн хлопотъ этотъ молодецъ, сказалъ Натти: — я не знаю, какъ пойдетъ онъ по горамъ, если насъ будутъ преслдовать, онъ неспособенъ къ побгу.

— Что значить побгъ? вскричалъ Веньяминъ, разводя руками: — мы проберемся бокомъ и потомъ побжимъ. — Тише, Веньяминъ, сказала Елисавета, обращаясь къ Натти.

— Конечно, вы не захотите оставить насъ, Натти, подумайте, что тогда вы будете окончательно изгнанникомъ, и что старость ваша приближается, прибавила она. — Потерпите, a потомъ вы можете открыто и честно оставить тюрьму.

— Но, милое дитя, разв я могу ловить здсь бобровъ?

— Нтъ, но здсь довольно денегъ, чтобъ заплатить штрафъ. Возьмите, вдь это золото. Чрезъ мсяцъ вы свободны.

— Золото? спросилъ съ дтскимъ любопытствомъ Натти: — уже много лтъ прошло съ тхъ поръ, какъ видлъ я послдній золотой.

— Это англійскія гинеи и принадлежатъ вамъ, сказала Елисавета.

— Какъ! вы хотите дать мн этотъ кладъ? съ серьознымъ взглядомъ спросилъ удивленный Натти.

— Конечно, возразила Елисавета, разв не спасли вы мн жизнь и не вырвали изъ зубовъ разъяренной пантеры?

Натти взялъ деньги, поворачивалъ ихъ въ рукахъ и тихо сказалъ про себя:

— Въ Киртан, говорятъ, есть ружье, которое бьетъ врно на 100 саженъ. Много хорошаго оружія видлъ я, но никогда такого, какъ это. 100 саженъ, да, это должно быть превосходное оружіе. Но все равно, я старъ, и пока держусь самъ, выдержитъ и мой звробой. Возьмите ваше золото, дитя, время пришло, я слышу его разговаривающимъ съ волами я долженъ готовиться въ дорогу. Не правда ли, вы ничего не разболтаете, милое дитя?

— Никогда! радушно отвчала Елисавета: — но все-таки возьмите деньги, старый другъ, даже если вы идете въ горы, прошу, возьмите ихъ.

— Нтъ, нтъ, ласково отвтилъ Натти: — Я не возьму ихъ даже и тогда, еслибъ могъ купить на нихъ двадцать ружей. Но вы можете сдлать мн большое одолженіе.

— Какое?

— Дло касается только покупки пороховницы, стоющей 2 доллера. Веньяминъ уже отложилъ на это деньги, но такъ какъ мы не можемъ выйти, то не можемъ и имть ея. Продаетъ ее французъ и больше ни y кого нтъ. Хотите вы мн достать ее, миссъ Елисавета?

— Разумется, Натти, я принесу, еслибъ даже пришлось гнаться за вами цлый день въ лсахъ. Но гд и когда могу я найти васъ?

— Гд? задумчиво спросилъ Натти: — на той гор, которую зовутъ горою видній. На верхушк ея, гд восходитъ солнце, буду я ждать васъ, милое дитя. Однако, смотрите, чтобъ порохъ былъ зернистъ, вы можете узнать это по блеску и по цн. Но вы, въ самомъ дл, хотите сдлать это?

— Да, хочу, твердо отвтила Елисавета. Затмъ Натти слъ на землю, просунулъ ноги въ отверстіе и сильнымъ толчкомъ отдалилъ препятствіе, заграждавшее ему путь. Двушки слышали шелестъ и шумъ сна и поняли, что заставило Эдвардса бытъ погонщикомъ.

— Пойдемъ, Веньяминъ: ночь пришла и темне не будетъ, потому что черезъ часъ взойдетъ мсяцъ.

— Постойте! вскричала Елисавета: — погодите исполнять вашъ планъ, пока мы уйдемъ, Натти, чтобъ никто не смлъ сказать, что вы убжали въ присутствіи дочери судьи Темпля.

Натти не усплъ отвтить, какъ послышались шаги привратника, и потому нельзя было думать въ эту минуту о побг. Онъ только усплъ вытянуть ноги и накинуть на отверстіе простыню, какъ замокъ щелкнулъ, и темница отворилась.

— Миссъ Темпль, вжливо сказалъ тюремщикъ, уже насталъ часъ запирать.

— Я сейчасъ иду, сказала Елисавета. — Покойной ночи, Кожаный-Чулокъ.

— Покойной ночи, мое милое дитя! Это хорошій рогъ, и пуля пойдетъ дале обыкновеннаго. Я старъ и не могу преслдовать дичину такъ скоро, какъ прежде.

Миссъ Темпль молча кивнула и вмст съ Луизой послдовала за привратникомъ. У наружной двери онъ оставилъ ихъ и возвратился къ преступникамъ, a двицы повернули за уголъ.

— Я слышу шелестъ сна, шепнула Елисавета, врно они бгутъ теперь. Только бы ихъ не открыли и не схватили.

Въ это время он повернули за уголъ дома и увидли Натти и Эдвардса, старавшихся протащить Пумпа сквозь отверстіе деревянной стны. Волы были обращены къ улиц, чтобы выиграть мсто для своего дла.

— Сбрось сно на повозку, Натти, шепнулъ Эдвардсъ: живе! a то замтятъ, какъ мы устроили бгство.

Только-что Натти усплъ окончить дло, какъ въ то отверстіе, которое способствовало побгу, показалась свча тюремщика и послышался голосъ, зовущій преступниковъ.

— Что теперь длать? Этотъ пьяница все выдастъ! вскричалъ Эдвардсъ, намъ нельзя терять ни минуты.

— Кто пьянъ? Это ты, мошенникъ! ворчалъ дворецкій.

— Они убжали! кричали внутри пять, шесть человкъ.

— Мы должны его оставить, тихо сказалъ Эдвардсъ.

— Нтъ, нтъ, мы не можемъ этого сдлать ни въ какомъ случа. Это значитъ поступить неблагодарно съ человкомъ, раздлившимъ со мною клтку и вообще оказавшимъ мн много участія.

Въ это время изъ гостиницы вышли два или три человка, между которыми особенно слышался голосъ Кирби.

— Славная ночь! не смотря на то, что мсяцъ еще не взошелъ! вскричалъ порубщикъ. — Однако, что это въ темниц за шумъ? Пойдемъ скоре, посмотримъ, что тамъ такое.

— Мы пропали, если не бросимъ Веньямина, говорилъ въ отчаяніи Эдвардсъ. Во время этого замшательства, Елисавета быстро подошла и шепнула:

— Положите его на повозку и пустите воловъ, никто и не подумаетъ васъ остановить.

— Правда, благодарю васъ, вскричалъ юноша и тотчасъ послдовалъ совту. Дворецкаго положили на солому, дали ему кнутъ, чтобы гнать животныхъ, и Эдвардсъ объяснилъ ему, чтобы онъ сидлъ спокойно. Волы двинулись, и пока они тихо ступали впередъ, Натти и Эдвардсъ успли пройти порядочное пространство около домовъ и исчезли въ маленькомъ переулк, лежащемъ за строеніемъ. Вскор на улиц раздался шумъ преслдователей и волы пустились рысью. Елисавета и Луиза живо удалялись, чтобъ уйти отъ толпы констаблей и праздношатающихся, частію изрекавшихъ проклятія, частію же смявшихся надъ хитростію преступниковъ. Среди шума слышался только голосъ Билли Кирби. Онъ громко кричалъ и клялся во всеуслышаніе поймать преступниковъ и привести ихъ назадъ: Натти въ одномъ карман, a Веньямина въ другомъ.

— Разступитесь! кричалъ онъ, пройдя плотину и не замчая ея, — скоре на гору! Если они достигнутъ цпи горъ, то тогда догонишь ихъ только ружьемъ.

Боле двадцати голосовъ повторили призывъ къ горамъ, такъ какъ со всхъ сторонъ собрался народъ, частію чтобы присоединиться къ преслдователямъ, частію же, чтобъ посмяться надъ случившимся.

Только-что Елисавета успла дойти до дома, какъ замтила, что Кирби остановилъ повозку, a Натти и Эдвардсъ спшили къ ней.

— Бгите! бгите! тихо кричала Елисавета. Вся деревня на ногахъ.

— Но куда? спросилъ юноша, скажите, и я послдую вашему совту, однажды уже спасшему насъ.

— Торопитесь къ озеру, на той дорог нтъ людей. У озера вы найдете лодку моего отца: возьмите и гребите къ горамъ.

— A отецъ вашъ не разсердится, что мы воспользовались его лодкой?

— Нтъ, нтъ, я за все отвчаю, сказала Елизавета.

— Ну такъ съ Богомъ, впередъ! сказалъ Натти: — Не забудьте только порохъ: я и собаки старемся съ каждымъ днемъ, a чтобъ стрлять бобровъ, мн надо имть лучшіе снаряды.

— Пойдемъ, пойдемъ, Натти! нетерпливо вскричалъ Эдвардсъ.

— Да, да, я уже иду. Благослови васъ Богъ обихъ, вы желаете добра старику.

Оба поспшно удалились, a двушки смотрли имъ вслдъ, пока они не исчезли въ темнот, потомъ пошли къ дому.

Между тмъ Билли, осмотрвъ повозку, нашелъ, что она его собственная, которую Эдвардсъ, не спросивъ позволенія, самовольно употребилъ для исполненія своей цли.

— Это моя упряжь! вскричалъ онъ. — Какъ пришли вы сюда?

— Впередъ! ворчалъ Веньяминъ, махнувъ кнутомъ наудачу, и нечаянно коснулся плеча порубщика.

— Эй, чортъ возьми, кто вы? изумленно вскричалъ Билли, такъ какъ темнота мшала ему узнать широкое лицо, выглядывавшее сбоку повозки.

— Кто я? Шкиперъ этого судна, которое, надо думать, плыветъ довольно скоро. Прочь съ дороги, мальчишка, впередъ!

— Господинъ Веньяминъ, оставьте кнутъ, если не хотите почувствовать моихъ кулаковъ, сказалъ порубщикъ, узнавъ возницу. — Куда дете вы съ моей упряжью?

— Упряжью?

— Куда, съ моей повозкой и моими волами?

— Вы должны знать, господинъ Кирби, что я и Кожаный-Чулокъ, то есть Бенни Пумпъ, вы знаете Бенни, ну такъ Бенни и я, — нтъ я и Бенни,— нтъ, чортъ возьми! Кожаный-Чулокъ и я убрались по случаю бобровъ и потому захватили вашу повозку. Однако, вы жалко гребете, господинъ Кирби.

Билли не могъ долго оставаться въ сомнніи о состояніи дворецкаго. Онъ немного походилъ вокругъ повозки, взялъ кнутъ y Веньямина, заснувшаго на мягкомъ сн, и направилъ животныхъ къ горамъ, гд онъ долженъ былъ работать на слдующее утро. Никто его не останавливалъ, и на улицахъ деревни снова воцарилась тишина, какъ будто спокойствіе ея жителей не нарушалось.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.

На слдующій день утромъ Елисавета и Луиза отправились въ лавку Лекуа, чтобъ исполнить общаніе, данное Натти. Купивъ пороху, он оставили лавку и молча продолжали свою прогулку. Нсколько разъ Луиза начинала говорить что-то, но y ней недоставало на это духу.

— Можетъ, вы нездоровы? спросила Елисавета, замтивъ нершительность своей подруги. — Если такъ, то намъ лучше вернуться домой, и въ другой разъ найти случай исполнить желаніе стараго Натти.

— Нтъ, я не больна, но боюсь, отвчала Луиза: — Никогда не ршаюсь я идти на эту гору, если нтъ около меня защитника. Я не могу идти дале, и чувствую, что слабю.

Это объясненіе непріятно смутило Елисавету, она на минуту задумалась, не зная, на что ршиться въ настоящемъ положеніи. Однако, она тотчасъ отбросила нершительность, сообразивъ, что время дйствовать, a не думать, и отвтила.

— Хорошо же, я должна одна ршиться на это отчаянное предпріятіе, если только оно таково, и не могу никому довриться, иначе Натти будетъ открытъ. Подождите по крайней мр y подошвы горы, чтобы люди не увидли меня одну, идущую въ горы. Подождите меня, Луиза, пока я возвращусь.

— Да, съ удовольствіемъ, даже если вы отлучитесь на цлый годъ, только не требуйте, чтобъ я шла съ вами въ горы.

Такъ какъ Елисавета убдилась, что дрожащая подруга ея дйствительно не могла идти дале, то оставила ее вблизи большой дороги, откуда ей видно было селеніе безъ того, чтобы самой быть замченной прохожими, и одна продолжала путь. Твердыми и быстрыми шагами спустилась она по горной тропинк и, пройдя мимо отверстій въ кустахъ, по временамъ останавливалась на минуту, чтобы вздохнуть или нсколько полюбоваться чуднымъ видомъ. Продолжавшаяся долгое время засуха превратила зелень долины въ коричневатый цвтъ, и теперь ей именно недоставало того пріятнаго для глазъ и веселаго вида который обыкновенно представляетъ раннее лто. Даже небо казалось повреждено было сухостью земли, ибо солнце закрылось туманомъ, распространившимся по всей атмосфер. Синева небеснаго свода едва была видна и только мстами просвчивала сквозь туманъ. Воздухъ, который вдыхала Елисавета, былъ горячъ и сухъ, и когда она должна была сойти съ проложенной тропинки, то почувствовала грудь свою сдавленною до задушенія. Тмъ не мене, она подвигалась впередъ, съ твердой ршимостью исполнить свое общаніе и не оставить стараго охотника безъ поддержки въ его безпомощномъ состояніи.

На вершин горы находилось небольшое открытое мсто, съ котораго можно было обозрть всю долину и селеніе. Здсь надялась она встртить охотника и шла туда такъ поспшно, какъ только позволила крутая дорога и густая чаща лса. Безчисленные обломки скалъ, сваленныя деревья и обломанныя втви затрудняли ея путь, но она съ ршительностію превозмогла вс эти препятствія и даже нсколько минутъ ране опредленнаго времени достигла назначеннаго пункта.

На минуту Елисавета присла на пень, чтобы отдохнуть, потомъ бросила взглядъ вокругъ и стала искать своего стараго друга. Зоркій глазъ убдилъ ее, что его нтъ еще, и потому она встала, пошла вдоль опушки лса и изслдовала вблизи мсто, гд бы Натти могъ спрятаться. Но и это стараніе ея было напрасно. Тогда, собравшись съ силами, ршилась она въ этомъ уединенномъ мст прибгнуть къ своему голосу.

— Натти! Натти! Кожаный-Чулокъ! Эй, Натти! кричала она по всмъ направленіямъ, но не получала никакого отвта, кром эха ея собственнаго звонкаго голоса, раздававшагося по сухому лсу.

Тогда Елисавета приблизилась къ краю рощи, гд въ отвтъ на крикъ ея послышался слабый, но явственно слышный свистъ. Она ни минуты не сомнвалась, что Натти ожидаетъ ее и этимъ свистомъ хочетъ дать знать о своемъ присутствіи. Поэтому она спустилась съ горы на сто футовъ, пока достигла небольшой, природной терасы, на дн которой нсколько деревъ пустили корни въ трещин скалы. Она дошла до края этой терасы и стала смотрть внизъ чрезъ отвсный обрывъ на передней сторон, какъ вдругъ шумъ сухихъ листьевъ возл нея далъ взорамъ ея другое направленіе. Она испугалась предмета, представившагося ея глазамъ, но минуту спустя снова вернулось къ ней присутствіе духа, и твердыми шагами, не безъ любопытства подошла она ближе.

Здсь сидлъ Чингахгокъ на ствол сваленнаго дуба, обративъ свою темную фигуру къ двушк и направивъ глаза на лицо ея съ такимъ дикимъ видомъ, что мене ршительная непремнно испугалась бы его. Плащъ его соскользнулъ съ плеча и окружилъ его живописными складками, такъ что вся верхняя часть его тла — грудь, руки и спина — были обнажены. Длинные черные волосы были заплетены и висли внизъ по спин, такъ что высокій лобъ свободно возвышался надъ проницательными глазами. Въ ушахъ его, согласно индійскому обычаю, вдты были украшенія изъ серебра и жемчуга. Подобныя же украшенія висли изъ его ноздрей надъ губами и упирались въ подбородокъ. Лицо и все тло раскрашены были фантастическимъ образомъ, и вся наружность его представляла индійскаго воина, приготовившагося на чрезвычайно важное дло.

— Чингахгокъ, старый пріятель! какъ поживаете? спросила Елисавета, быстро приближаясь къ нему: — Что васъ такъ рдко видно въ деревн? Вы общали мн корзину, за которую я давно уже приготовила вамъ ситцевую рубаху.

Индецъ нсколько времени пристально смотрлъ на двушку, не давая никакого отвта, но наконецъ сказалъ:

— Рука Чингахгока не плететъ боле корзинъ и ему не нужно рубахи.

— Но, если понадобится, то онъ знаетъ теперь, гд найти ее, возразила Елисавета. — Въ самомъ дл, старый другъ мой, мн кажется, что вы имете право требовать отъ насъ всего, чего можете желать или въ чемъ встртите нужду.

— Послушай меня, дочь моя, отвчалъ Чингахгокъ съ торжественною важностью. — Уже прошло шестьдесятъ лтъ съ тхъ поръ, какъ Чингахгокъ былъ молодъ. Въ то время онъ былъ гибокъ какъ сосна, вренъ какъ пуля Натти, силенъ какъ буйволъ и быстръ какъ пантера. Когда народъ его преслдовалъ враговъ своихъ, то Чингахгокъ находилъ ихъ слдъ! Когда народъ его длалъ празднества и считалъ скальпы враговъ, то на его пояс висло большее число ихъ, когда женщины плакали и жаловались на недостаточность мяса для насыщенія ихъ дтей, то Чингахгокъ былъ первый на охот, и пуля его была быстре оленя. Въ это время, дочь моя, Чингахгокъ длалъ зарубки на деревьяхъ своимъ томагавкомъ, чтобы Мингосы знали, гд можно найти его, но корзинъ тогда онъ не длалъ.

— Эти времена прошли, старый храбрецъ, возразила Елисавета. — Народъ вашъ исчезъ, и вмсто того, чтобъ преслдовать враговъ, вы научились жить въ мир.

— Дочь моя, подойди сюда, здсь ты можешь видть озеро, жилище твоего отца, и берега извилистой Сускеганны. Чингахгокъ былъ молодъ, когда племя его, посл совщанія, подарило эту страну, и соплеменники отдали все тому, кого любили. Ни одинъ Делаваръ не стрлялъ на его земл оленей и не ловилъ птицъ, ибо все принадлежало ему.

— Разв Чингахгокъ не жилъ мирно?

— Дочь моя, пока Чингахгокъ былъ молодъ, онъ видлъ, какъ блый изъ Фронтенака спустился до Альбани, чтобы сражаться съ своими блыми братьями. Онъ видлъ, какъ англичане и американцы за право владть этой страною раздробляли другъ другу черепы своими томагавками! Онъ видлъ, какъ страна эта отнята была y прежняго властелина ея и его потомковъ и перешла въ другія руки. Разв это не значитъ жить мирно, дочь моя?

— Но разв Делавары тоже не сражались? спросила Елисавета. — Разв они не промняли свою землю на порохъ, покрывала и другіе товары?

— Гд товары, за которые куплены были права прежняго владльца? спросилъ индецъ, остановивъ свои темные глаза пристально и пытливо на лиц Елисаветы. — У меня въ жилищ они? Сказали разв ему: брать, продай намъ землю за это золото, серебро, товары и ружья? Нтъ, землю отъ него отняли, какъ берутъ скальпъ y врага. Разв это миръ?

— Чингахгокъ, я этого не понимаю! возразила Елисавета. — Вы судили бы иначе, если бы вамъ извстны были наши законы и обычаи. Не думайте только ничего дурнаго о моемъ отц: онъ добръ и справедливъ.

— Да, онъ справедливъ, и я сказалъ орленку, что онъ окажетъ ему справедливость.

— Кого вы называете орленкомъ? Кто онъ, откуда и на чемъ основываете вы его сомнительныя права?

— Дочь моя долго жила съ орленкомъ подъ одной кровлей. Разв y него нтъ языка?

— Нтъ, по-крайней-мр, для того, чтобъ доврить свои тайны. Я полагаю, что вы говорите объ Оливер Эдвардс? Онъ слишкомъ Делаваръ, чтобы поврить женщин свои сокровенныя мысли.

— Дочь моя! великій духъ создалъ твоего отца съ блой кожей, a меня съ красной, но въ сердца обоихъ насъ влилъ онъ кровь, которая быстро текла по жиламъ, пока мы были молоды, но которая теперь течетъ лниво и холодно, когда мы состарились. Разв кром кожи есть еще разница? Нтъ! Чингахгокъ былъ однажды женатъ и имлъ прекраснаго сына. У васъ другіе обычаи, чмъ y моего народа, но разв ты думаешь, что Чингахгокъ не любилъ Ватавы и Ункаса?

— A что же сталось съ вашей женой и сыномъ? спросила Елисавета, глубоко тронутая печальнымъ видомъ индйца.

— Что сталось со льдомъ, покрывавшимъ озеро? Онъ растаялъ и превратился въ воду. Чингахгокъ жилъ, пока весь народъ его не переселился въ міръ духовъ, но теперь пришло его время, и онъ готовъ къ смерти.

Онъ замолчалъ и опустилъ голову на грудь. Елисавета до того была тронута, что нсколько времени не могла прервать молчанія, хотя охотно развлекла бы грустныя мысли стараго воина. Наконецъ она сказала:

— Чингахгокъ, гд Натти? По желанію его, я принесла этотъ порохъ и теперь нигд не найду его. Хотите взять его на сохраненіе, чтобы при случа передать ему?

Индецъ тихо поднялъ голову и серьезно посмотрлъ на порохъ, который Елисавета положила ему въ руку.

— Это большой врагъ моего народа, сказалъ онъ. — Безъ него блые никогда не могли бы прогнать Делаваровъ. Да, дочь моя, духъ научилъ вашихъ отцовъ длать оружіе и порохъ, чтобъ поразить индйцевъ въ ихъ родин, и скоро не останется въ этихъ горахъ ни одного Могикана. Когда Чингахгокъ переселится въ лучшій міръ, то съ нимъ угаснетъ послдній изъ этого племени.

Старый воинъ нагнулся впередъ, уперся локтями въ колни, и, казалось, прощался со всми предметами долины, которые все еще не были ясно видны за густымъ туманомъ. Воздухъ между тмъ все боле и боле сгущался, и Елисавета уже чувствовала, что съ каждой минутой дыханіе ея затруднялось. Въ это время глаза Чингахгока утратили болзненное выраженіе, взглядъ его сдлался дикимъ и онъ воскликнулъ съ вдохновеніемъ пророка.

— Чангахгокъ отправится въ ту страну, гд его предки, и найдетъ тамъ столько дичи, сколько рыбъ въ озер. Ни одна женщина не будетъ жаловаться на недостатокъ пищи и ни одинъ Мингосъ не приблизится къ тому краю, въ которомъ обитаютъ краснокожіе. Отцы! сыновья! вс туда! У Чингахгока нтъ боле сына, кром молодаго орла, и въ жилахъ его течетъ кровь благо!

— Чингахгокъ, скажите мн, кто этотъ Эдвардсъ? спросила Елисавета, чтобъ дать мыслямъ индйца другое направленіе. Откуда онъ и почему вы такъ его любите?

При этомъ вопрос Чангахгокъ вскочилъ, схватилъ руку двушки, притянулъ ее къ себ, показалъ на разстилавшуюся подъ ними долину и сказалъ:

— Смотри, дочь моя, докуда можетъ видть глазъ, все было его собственностію…

Въ это время надъ головами ихъ пронеслась страшная масса дыма, и, катясь съ шумомъ, закрыла имъ видъ на горы. Испуганная этимъ явленіемъ, Елисавета вскочила и взглянула на вершину горы, которая тоже была покрыта густымъ дымомъ. Между тмъ, страшный звукъ, въ род шума бури, разносился по всему лсу.

— Ради Бога, Чингахгокъ, что это значить? воскликнула она: дымъ окружаетъ насъ, и на меня дышитъ пламя сильнаго жара.

Прежде чмъ этотъ могъ отвтить, въ лсу раздался голосъ:

— Чингахгокъ! кричалъ онъ: — Могиканъ! гд ты? Весь лсъ въ огн и остается только одна минута для бгства.

Чингахгокъ приложилъ руку ко рту и издалъ губами свистъ, вслдъ за которымъ послышались поспшные шаги по кустарнику и пнямъ, и затмъ появился Эдвардсъ, съ лицомъ, выражавшимъ страхъ.

— Слава Богу, что я нашелъ васъ! старый другъ, сказалъ онъ, нсколько вздохнувъ. — Вставайте и идите прочь! Пламя окружаетъ всю скалу, и если мы не прорвемся сквозь него, то намъ останется только броситься съ обрыва, ибо необходимо добраться до низу. Вставайте, Чингахгокъ! время дорого!

Въ торопливости Эдвардсъ не замтилъ Елисаветы, которая отошла за выступъ скалы. Показавъ на нее, Чингахгокъ сказалъ, какъ бы оживая:

— Спаси ее, Чингахгокъ умретъ!

— Ее? О комъ ты говоришь? вскричалъ молодой человкъ, и быстро обернулся. Увидвъ Елисавету, онъ поблднлъ какъ мертвецъ, и ужасъ почти лишилъ его языка.

— Вы здсь, Елисавета? вскричалъ онъ. — Боже! неужели вамъ суждено умереть такою смертію?

— Нтъ, нтъ, Эдвардсъ, я не думаю, чтобъ опасность была такъ велика, возразила молодая двушка, стараясь быть спокойною: — до сихъ поръ я вижу только дымъ и нигд не видно огня, который бы могъ вредить намъ. Попытаемся бжать.

— Возьмите мою руку, сказалъ Эдвардсъ: — можетъ, мы и найдемъ свободную дорогу. Но можете ли вы выдержать путь?

— Конечно, но я все-таки не думаю, чтобъ опасность была такъ страшна. Пойдемте по той дорог, по которой вы пришли.

— Да, да, пойдемте! сказалъ молодой человкъ съ нершительностію: — Надюсь, что тамъ нтъ опасности, и только напрасно напалъ на васъ такой страхъ.

— Но можемъ ли мы покинуть Чингахгока? Онъ ищетъ смерти, какъ самъ говоритъ.

Болзненное выраженіе блеснуло на лиц молодаго человка, онъ на минуту остановился, чтобы, не теряя времени, найти дорогу сквозь страшный огненный кругъ.

— Намъ нечего останавливаться, сказалъ онъ съ спокойствіемъ нершительности. — Онъ привыкъ къ лсамъ и ихъ ужасамъ и наврно найдетъ выходъ, если только захочетъ. Впередъ!

— Недавно вы думали иначе, Эдвардсъ, сказала Елисавета: — Не оставляйте его умереть такою страшною смертію.

— Индецъ не сгоритъ! Слышалъ ли кто что нибудь подобное! нтъ, индецъ не можетъ сгорть, одна такая мысль возбуждаетъ смхъ! Поспшите только, миссъ Темпль! Дымъ можетъ сдлаться для васъ опаснымъ.

— Эдвардсъ! ваши глаза, ваши взгляды пугаютъ меня! Скажите мн откровенно, разв опасность дйствительно сильне, чмъ мн кажется? Увряю васъ, что я готова на самую крайность.

— Миссъ Темпль, если намъ удастся достигнуть этой вершины скалы, прежде чмъ огненная рка охватитъ ее, то мы спасены! воскликнулъ онъ прерывающимся голосомъ: — Бгите, какъ можно скоре! Дло идетъ о вашей жизни!

Какъ мы только-что сказали, мсто, гд Елисавета встртила индйца, было родъ скалистой платформы, которая спереди представляла крутой и глубокій обрывъ. Другая сторона ея въ мене рдкихъ уступахъ соединялась съ остальными горами, къ которымъ Эдвардсъ увлекалъ свою спутницу съ необыкновенною поспшностію.

Громадныя облака дыма окружали вершину горы и скрывали успхи неудержимой стихіи. Сильный шумъ привлекъ однако глаза Елисаветы на границу дыма и здсь она увидла раздувавшееся пламя, которое то подымалось кверху, то опускалось къ земл, гд казалось истребляло каждую втку, каждый кустъ, каждый листокъ. Такой видъ побудилъ бглецовъ удвоить свои усилія, но, къ ихъ несчастію, прямо поперекъ дороги лежала куча старыхъ, высохшихъ листьевъ, которые пламя охватило въ ту самую минуту, когда бглецы уже считали себя спасенными. Скоро запылалъ огонь и загородилъ дорогу. Бглецы отскочили назадъ и поспшили къ вершин скалы, съ которой на окружающее ихъ смотрли дикими взорами и какъ бы оглушенные. Огонь съ необычайной быстротой охватилъ все вокругъ себя и въ теченіе нсколькихъ минутъ обратилъ всю эту сторону горы въ клокотавшее море огня.

Легкая одежда Елисаветы длала весьма опаснымъ приближеніе къ бушевавшей стихіи, a висящія части наряда казалось служили лишь къ тому, чтобы привлекать на Елисавету опасность и страхъ.

Жители Темпльтона имли обыкновеніе брать съ этой горы дровяной и строевой лсъ, при чемъ съ безразсчетной роскошью таскали только стволы, оставляя верхушки и сучья на мст и предоставляя имъ гнить отъ времени. Поэтому, гора во многихъ мстахъ покрыта была большими массами столь горючаго матеріала, что, находясь два мсяца подъ лучами палящаго солнца, онъ могъ легко воспламениться отъ одного слабаго прикосновенія огня. Такимъ образомъ, пламя переходило съ кучи на кучу съ быстротою бгущаго оленя.

Видъ былъ такъ же прекрасенъ, какъ и страшенъ, и Эдвардсъ съ Елисаветой смотрли теперь съ рдкою смсью ужаса и любопытства на быстрые успхи опустошенія. Молодой человкъ однако снова собрался съ духомъ и повелъ свою спутницу вдоль окраины дыма, при чемъ часто, но безуспшно, пытался найти проходъ сквозь густыя облака его. Такимъ образомъ, они описали полукругъ около верхней части терасы, и наконецъ пришли къ страшному убжденію, что совершенно отрзаны огнемъ со всхъ сторонъ. Теперь Елисавету овладлъ весь ужасъ ея страшнаго положенія, и опасность ясно представилась ей.

— Эта гора кажется предназначена приносить мн вредъ, прошептала она. — Здсь будетъ наша могила.

— Нтъ, не говорите этого, миссъ! Еще не вся надежда потеряна, мужественно возразилъ молодой человкъ, хотя выраженіе глазъ его противорчило этимъ словамъ, мы вернемся на вершину скалы, тамъ наврное найдемъ еще мсто, куда можно будетъ спастись.

— Такъ ведите меня туда, уже по крайней мр испытаемъ все возможное.

Не ожидая отвта, перепуганная двушка побжала къ краю обрыва, бормоча про себя съ судорожнымъ, сдержаннымъ всхлипываніемъ:

— Отецъ! отецъ! несчастный отецъ мой!

Въ одну минуту и Эдвардсъ стоялъ возл нея, и пристально смотрлъ во вс глаза, не найдется ли отверстія, которое могло бы облегчить ихъ бгство или по крайней мр сдлать его возможнымъ. Но верхняя плоскость скалы была такъ гладка, что нога едва могла ступать на нее, и нельзя было и думать воспользоваться слабыми выступами крутой стны, чтобы спуститься внизъ, съ вышины ста футовъ. Эдвардсъ вскор убдился, что всякая надежда потеряна, и съ лихорадочнымъ нетерпніемъ обратился къ другой попытк къ спасенію.

— Миссъ Елисавета, сказалъ онъ, намъ ничего не остается какъ спустить васъ отсюда на лежащія внизу скалы. Другаго пути я не вижу, и плащъ Чингахгока будетъ достаточною лстницею. Надо попробовать, это все лучше, чмъ оставить васъ на жертву такой смерти.

— A что ж тогда съ вами будетъ? возразила Елисавета: — Нтъ, нтъ, ни вы, ни Чингахгокъ не должны быть жертвами моего спасенія.

Эдвардсъ не слушалъ этихъ словъ, но поспшилъ къ Чингахгоку. Этотъ далъ свой плащъ безъ возраженія, оставаясь на своемъ мст съ достоинствомъ и присутствіемъ духа индйца, хотя положеніе его было еще опасне положенія молодыхъ людей. Эдвардсъ разрзалъ плащъ на полосы, связалъ ихъ между собою и разорвалъ еще свою полотняную куртку и шаль Елисаветы, чтобы сдлать веревку какъ можно длинне. При всемъ томъ, когда она брошена была быстро внизъ, то не доставала и на половину до низу.

— Это нейдетъ, все напрасно! воскликнула Елисавета. — Для меня нтъ боле надежды, ибо огонь охватываетъ все вокругъ, хотя медленно, но врно. Посмотрите онъ даже съдаетъ подъ собою землю.

Еслибъ въ этомъ мст пламя распространилось хотя вполовину такъ же скоро, какъ въ другихъ частяхъ горы, гд легко переходило съ куста на кустъ, съ дерева на дерево, то окруженные имъ уже давно пали бы его жертвами. Но особенность грунта дала имъ довольно времени, чтобы сдлать упомянутыя попытки къ спасенію. Тонкая кора земли, покрывавшая скалу, имла въ трещинахъ корни нсколькихъ сухихъ сгнившихъ деревъ, но они не приходили въ соприкосновеніе съ огнемъ, ибо недоставало кустарника, чрезъ который опустошающая стихія, подобно бурному лсному теченію, распространилась по остальнымъ частямъ лса. Кром этого недостатка горючаго матеріала наверху обрыва былъ довольно водный источникъ, который смачивалъ мохъ скалы и извилисто бжалъ по ея вершин. Въ годы особенно обильные водою онъ образовалъ маленькій ручеекъ, но въ сухое лто хотя и не высыхалъ совершенно, но могъ быть замтенъ только по сырому, болотистому грунту, обнаруживавшему присутствіе воды. Когда огонь достигъ этой преграды, то долженъ былъ остановиться, пока жаръ не преодолетъ сырости, a для этого требовалось нкоторое время.

Ршительная минута однако все боле и боле приближалась, испаренія источника почти совсмъ улетучились, и мохъ скалы уже трещалъ отъ жара, между тмъ какъ остатки коры сгнившихъ деревъ начали отставать отъ стволовъ и раздробляясь падали на землю. Воздухъ дрожалъ и сжимался отъ сильнаго жара. Отъ времени до времени пробгали чрезъ терасу темныя облака дыма и, затемняя глаза, еще усиливали окружавшіе ужасы. Клокотаніе пламени, трескъ и шумъ его страшно перемшивались съ щелканьемъ сухихъ втокъ и по временамъ съ громовымъ звукомъ падавшаго дерева, и тмъ еще сильне возбуждался страхъ несчастныхъ, которые, казались, обречены были на гибель. Елисавета оставила всякую надежду на спасеніе и ожидала исхода трагическаго зрлища съ ршительнымъ спокойствіемъ, между тмъ какъ Чингахгокъ, хотя опасность прежде всего угрожала ему, продолжалъ сидть на своемъ мст съ невозмутимымъ, спокойствіемъ индйца. Нсколько разъ глаза его обращались на молодую пару, которая, казалось, осуждена была на столь раннюю смерть, и тогда въ глубокихъ чертахъ его появлялась слабая тнь состраданія, но потомъ онъ снова смотрлъ пристальнымъ взоромъ на отдаленныя горы, и при этомъ гортанными звуками своего народа плъ делаварскую погребальную пснь.

— Эдвардсъ, прошептала Елисавета, постарайтесь уговорить Чингахгока приблизиться къ намъ, дабы по крайней мр умереть вмст.

— Нтъ, онъ не тронется съ мста, такъ же тихо отвчалъ Эдвардсъ. — Онъ хочетъ умереть, и считаетъ эту минуту самою счастливою во всей жизни. Семьдесятъ лтъ пронеслись надъ его головой, и смерть для него ожидаемый другъ.

— Да онъ долженъ умереть и мы также, возразила Елисавета. — Богъ хочетъ этого, и наша обязанность повиноваться Его святой вол.

— Умереть! съ ужасомъ воскликнулъ Эдвардсъ. — Нтъ, нтъ, еще должно быть спасеніе. Вы по крайней мр не должны, не можете умереть.

— Кто же можетъ отклонить отъ меня эту участь? возразила Елисавета, спокойно указывая на огонь: — Смотрите туда! Пламя пересилило уже сырой грунтъ и подвигается медленно, но съ страшной увренностью. A тамъ, дерево, оно уже охвачено огнемъ и ярко пылаетъ.

Елисавета говорила совершенную правду. Жаръ наконецъ взялъ верхъ надъ противустоявшимъ ему источникомъ, и огонь скользилъ медленно по полусухому мху, между тмъ какъ сгнившая сухая сосна, задтая распространявшимся пламенемъ, стояла вся въ огн и пылала подобно огненной стату. Огонь переходилъ дале съ дерева на дерево и трагедія приближалась къ концу. Стволъ, на которомъ сидлъ Чингахгокъ, горлъ уже съ одного конца, и старикъ казался совершенно окруженнымъ пламенемъ. При всемъ томъ ни одинъ мускулъ его не шевельнулся: его обнаженное тло должно было выдерживать страшныя муки, но сила его воли превозмогла всякую боль. Посреди ужасовъ опустошенія еще слышался его голосъ.

Елисавета отвернулась отъ такого ужаснаго зрлища и смотрла внизъ на долину. Въ эту минуту порывъ втра разогналъ облака дыма, закрывавшаго до того времени видъ на долину, и она увидла y ногъ своихъ мирную деревню.

— Отецъ! отецъ! закричала Елисавета. — О, для чего это испытаніе не могло миновать меня! Но пусть будетъ воля Божія, я подчиняюсь Его ршеніямъ.

Разстояніе было не столь велико, чтобъ нельзя было замтить судью Темпля, который, не подозрвая судьбы своей дочери, смотрлъ на пылающую гору. Видъ его былъ для Елисаветы еще тягостне близкой опасности, и она отвернулась къ гор.

— Моя несчастная горячность всему виною! воскликнулъ Эдвардсъ съ ожесточеніемъ.

— О нтъ! не говорите объ этомъ, сказала Елисавета. — Мы должны умереть, a если должны, то умремъ какъ христіане. Но нтъ, быть не можетъ! хотя вы спасетесь. Ваша одежда не препятствуетъ вамъ подобно моей. Бгите! оставьте меня! Спшите къ моему отцу и скажите ему все, что можетъ утшить и успокоить его въ гор. Скажите ему, что я умерла спокойно и съ присутствіемъ духа, и что мы увидимся съ нимъ въ лучшемъ мір! Скажите ему, прибавила она прерывающимся голосомъ, какъ сильна и невыразима была любовь моя къ нему!

— Мн оставить васъ? спросилъ Эдвардсъ: — нтъ, миссъ Темпль, вы меня мало знаете: я умру вмст съ вами, но не покину васъ.

Онъ опустился къ ея ногамъ и ухватился за разввавшуюся одежду ея. Елисавета стояла неподвижно, забывъ все земное, воспоминанія объ отц и о горести разставанья умрялись святымъ чувствомъ, и слабость ея уступила мысли о Божеств и будущей жизни. Внезапно она встрепенулась, услыхавъ знакомый голосъ, котораго слова проникли до глубины души ея.

— Гд ты, Елисавета? Обрадуй старика, если ты еще въ живыхъ.

— Это Кожаный-Чулокъ! воскликнула Елисавета: — Слышишь, онъ зоветъ меня.

— Да, это онъ! радостно вскричалъ Эдвардсъ: — Теперь есть еще надежда на спасеніе.

Въ эту самую минуту раздался страшный взрывъ и вслдъ за тмъ послышался тотъ же голосъ:

— Это порохъ! О, Боже! бдное дитя погибло!

Вслдъ затмъ Натти показался со стороны источника и его увидали съ террасы. Онъ былъ безъ шапки съ опаленными волосами и платьемъ, и лицо, его отъ жара казалось еще смугле.

— Наконецъ нашелъ я васъ! радостно воскликнулъ онъ, пробиваясь сквозь огонь и дымъ:— Благодареніе Всевышнему! Идите скоре за мною! Медлить опасно!

— Но мое платье! возразила Елисавета: — Я не могу въ немъ приблизиться къ огню.

— Я уже объ этомъ подумалъ, сказалъ Натти, развертывая большое кожаное покрывало, которое держалъ на рук, и, завернувъ въ него двушку, продолжалъ: — Теперь слдуйте за мною, — дло идетъ о жизни или смерти всхъ насъ.

— Но Чингахгокъ? Что съ нимъ будетъ? воскликнулъ Эдвардсъ: — Разв ты можешь оставить стараго воина на врную смерть?

Натти оглянулся и увидалъ индійца, сидвшаго такъ же спокойно, какъ и прежде, хотя мохъ подъ его ногами началъ уже горть. Не медля, бросился онъ къ нему и сказалъ на язык Делаваровъ:

— Чингахгокъ, вставай и пойдемъ! Разв ты хочешь сгорть здсь? Боже мой! порохъ при взрыв опалилъ ему всю спину. Чингахгокъ! хочешь идти съ нами, спрашиваю тебя?

— Для чего Чингахгоку идти? сухо возразилъ онъ: — Онъ былъ орелъ, но глазъ его помутился. Онъ глядитъ внизъ на долину, смотритъ въ воду и ищетъ лучшаго міра, но нигд не видитъ онъ Делавара. Предки мои зовутъ изъ дальнихъ странъ: иди. Моя жена, мой сынъ, мое племя, мои молодые воины, — все зоветъ: иди! Великій духъ говорить: иди. Оставьте Чингахгока умереть.

— Но, Чингахгокъ, ты забываешь своего стараго друга, сказалъ Эдвардсъ.

— Ни къ чему не ведетъ говорить съ индйцемъ когда смерть предъ его глазами, сказалъ Натти, схвативъ концы покрывала и съ удивительною ловкостью привязывая страдающаго старика себ на спину. Потомъ онъ обернулся, и съ силою, преодолвавшею вс препятствія, пошелъ впередъ по тому направленію, откуда пришелъ. Едва вс покинули террасу, какъ сгнившее горящее дерево свалилось на то самое мсто, гд они только-что стояли, и воздухъ наполнился вокругъ искрами и пылавшими головешками. Это событіе боле всего ускорило шаги бгущихъ, которые съ необходимою при такихъ обстоятельствахъ торопливостью слдовали за шедшимъ впередъ Натти.

— Ступайте только постоянно на мягкій грунтъ, сказалъ онъ, когда они до того были окружены дымовыми облаками, что едва на одинъ шагъ могли видть передъ собою. Ищите внимательно мягкій грунтъ и идите впередъ по блому дыму. Держи плащъ плотно кругомъ ее, мой другъ. Двушка такой кладъ, что втораго подобнаго не найдешь.

Исполняя указанія стараго охотника, молодые люди слдовали въ точности по его пятамъ. Хотя узкая тропинка, образуемая извилинами источника, вела между горвшими стволами и падавшими сучьями, однако они благополучно вышли на дорогу. Только человкъ, отъ долгой привычки къ лсамъ и ихъ особенностямъ, вполн знакомый съ ними, способенъ былъ найти настоящее направленіе среди такого дыма, который лишалъ возможности дышать и длалъ глаза совершенно безполезными. Опытность Натти была весьма достаточна, и онъ привелъ своихъ спутниковъ къ отверстію въ скал, откуда они безъ особеннаго труда достигли другой террасы и могли дохнуть сравнительно чистымъ воздухомъ.

Здсь Натти разсказалъ, что внизу горы встртилъ Луизу и узналъ отъ нея, въ какой опасности должна находиться Елисавета. Онъ поспшилъ для спасенія ея наверхъ, наказавъ предварительно двушк, чтобъ она поспшила въ деревню и подняла тревогу, дабы соединенными силами жителей попытаться уничтожить огонь.

Легко понять чувства Елисаветы и Эдвардса, когда они достигли безопаснаго убжища, но трудно описать ихъ. Никто впрочемъ не былъ въ большемъ восторг какъ Кожаный-Чулокъ, который, все еще держа на спин Чингахгока, обернулся и сказалъ съ своимъ тихимъ смхомъ:

— Да, да, я зналъ, что это французскій порохъ, ибо онъ вспыхнулъ весь разомъ, между тмъ какъ грубый порохъ обыкновенно нсколько минуть тлетъ. У Ирокезовъ былъ не лучшій порохъ, когда я ходилъ противъ нихъ въ послднюю войну. Я уже разсказывалъ вамъ эту исторію, то есть…

— Ради Бога, Натти, не разсказывай мн ничего, пока ты не будешь совершенно въ безопасности. Куда теперь идти?

— Конечно, туда, на эту платформу надъ пещерой. Тамъ мы будемъ достаточно безопасны и даже можемъ войти въ пещеру, если намъ вздумается.

Молодой человкъ встрепенулся со страхомъ и на лиц его тотчасъ выказалось сильное внутреннее волненіе.

— Мы будемъ безопасны на скал? поспшно спросилъ онъ: — Не грозитъ намъ уже тамъ ни малйшей опасности?

— Разв ты не видишь? возразилъ Натти съ спокойствіемъ человка, привыкшаго къ большимъ опасностямъ, чмъ перенесенная ими: — Что, нтъ y тебя глазъ? Еслибы промедлить тамъ еще минутъ десять, то вы погибли бы и обратились бы уже въ пепелъ, здсь же вы можете оставаться до другаго дня, увренные, что не тронется ни одинъ волосъ на головахъ вашихъ. Нужно было бы, чтобы скала эта загорлась какъ дерево!

Посл этихъ словъ, вс пошли къ указанному мсту, гд Натти спустилъ свою ношу, тихо опустивъ старика на землю и прислонивъ его спиною къ скал. Затмъ Эдвардсъ подошелъ къ краю скалы и увидалъ Веніамина Пумпа, котораго голосъ поднялся вскор кверху какъ бы изъ внутренности земли.

— Принесите сюда стаканъ свжей воды съ виномъ, приказалъ ему молодой человкъ и потомъ заботливо поддержалъ свою спутницу, которая, подъ гнетомъ своихъ ощущеній, была близка къ обмороку. Дворецкій тотчасъ явился съ подкрпительнымъ напиткомъ, который Эдвардсъ передалъ Елисавет, видимо подкрпившей этимъ свои силы. Потомъ онъ обратился къ Натти и увидлъ его занятымъ возл Чингахгока. Взоры стараго охотника и его встртились.

— Съ нимъ все кончено, печально сказалъ Натти — Время его пришло, какъ я вижу по глазамъ его. Когда взоръ индійца постоянно устремляется на одинъ пунктъ, то говоритъ этимъ, что думаетъ отправиться по этому направленію. Что такой упрямецъ разъ вобьетъ въ голову, то и приводитъ непремнно въ исполненіе.

Старый охотникъ съ грустью покачалъ головою.

— Но разв онъ на столько обгорлъ, что нельзя спасти его? спросилъ Эдвардсъ.

— Ахъ, это не огонь, который даетъ ему смертный толчекъ, отвчалъ Натти: — Натура его покоряется охот, слишкомъ долго продолжавшейся. Человкъ не можетъ жить вчно, особенно если видитъ, что все, что онъ любилъ, покинуло его.

Въ это время Чингахгокъ обратилъ свое лицо къ Натти, потомъ снова обернулъ голову къ долин, и началъ пть делаварскую псню.’Я иду! я иду! звучали слова его пнія: Я иду въ страну правыхъ! Я убилъ Мингосовъ, и великій духъ зоветъ своего воина! Я иду, иду въ страну правыхъ!’

— Что онъ говоритъ? спросилъ Эдвардсъ.

— Онъ поетъ о своей слав, возразилъ Натти, съ грустью отворачиваясь отъ своего умирающаго друга. Онъ иметъ на это право, ибо я слишкомъ хорошо знаю, что каждое слово его справедливо.

— Кто можетъ сказать, продолжалъ Чингахгокъ, чтобъ Мингосъ когда-нибудь видлъ мою спину? Разв Мингосъ плъ псню, когда Чингахгокъ его преслдовалъ? Случалось ли, чтобъ Чингахгокъ солгалъ въ чемъ нибудь? Чингахгокъ любитъ правду, и ничего кром правды не выходить изъ его рта! Въ молодости онъ былъ воиномъ, и мокасины его оставляли кровавые слды! Въ старости онъ былъ уменъ, и слова его не звучали напрасно при совщаніяхъ. Соколиный Глазъ, слушай слова твоего брата!

— Да, Змя, — возразилъ Кожаный-Чулокъ и, глубоко тронутый этимъ зовомъ, нагнулся надъ своимъ другомъ: — да, мы были братья, и братья столь врные, какъ будто дйствительно имли одного отца. Чего желаешь ты отъ меня, Чингахгокъ?

— Соколиный-Глазъ, отцы мои зовутъ меня въ лучшій міръ. Дорога открыта и глаза Чингахгока снова молодютъ. Я гляжу вокругъ себя и не вижу ни одного блднолицаго, — тамъ только правые и красные индйцы. Соколиный-Глазъ, прощай! Ты въ свое время съ молодымъ орломъ и отцомъ его отправишься на небо блыхъ, меня же зовутъ на небо моихъ предковъ. Положи въ могилу Чингахгока ружье его, томагавкъ, трубку и поясъ, ибо какъ воинъ въ пол онъ встанетъ ночью и не долженъ терять времени на отыскиваніе своихъ вещей.

Кожаный-Чулокъ провелъ рукой по слезящимся глазамъ, и на каждомъ мускул его честнаго, открытаго лица выразилось болзненное чувство послдняго прощанья съ старымъ другомъ. Но прежде чмъ онъ могъ отвчать, сила стихіи возбудила его вниманіе.

Именно въ это время собрались тяжелыя и темныя облака на горизонт, и величественная тишина, царствовавшая въ воздух, обнаружила перемну въ положеніе дла. Пламя, бушевавшее еще вдоль горы, уже не развивалось во вс стороны втромъ, a подымалось прямо къ небу. Даже въ опустошительныхъ дйствіяхъ враждебной стихіи видно было такое спокойствіе, какъ будто она видла, что рука сильне ея намрена положить предлъ ея успхамъ. Лежавшія надъ долиной массы дыма начали подниматься кверху и быстро разсялись, между тмъ какъ непрерывно слдовавшій одинъ за другимъ блескъ молніи освщалъ облака надъ горами, лежащими къ западу. Въ ту самую минуту какъ Кожаный-Чулокъ хотлъ отвчать, пронеслась по темному мсту огненная стрла и вслдъ за ней раздался громовый ударъ, тяжело и сильно прокатившійся по горамъ, такъ что земля содрогнулась въ своемъ основаніи. Чингахгокъ всталъ, какъ будто громъ служилъ ему призывомъ, такъ что протянулъ свои худыя руки къ западу. Лицо его освтилось радостнымъ взглядомъ, который, впрочемъ скоро смнился невыразимой тупостью. Потомъ мускулы его ослабли, губы слегка подернулись, онъ упалъ назадъ, руки его опустились — и Чингахгока не стало. Тло стараго воина прислонилось къ стн, глаза его остались открытыми и, казалось, глядли на отдаленныя горы, какъ бы посылая имъ послднее, прощальное привтствіе.

Съ содраганіемъ приблизился Кожаный-Чулокъ къ своему скончавшемуся другу, схватилъ его руку и нсколько времени съ нмою грустью смотрлъ на блдное лицо его, потомъ далъ волю своимъ чувствамъ, и сказалъ болзненнымъ голосомъ:

— Блый или краснокожій, — все теперь кончено! Онъ найдетъ справедливаго судью, который не заботится о законахъ, порожденныхъ человческимъ умомъ. Теперь умеръ лучшій другъ мой, и свтъ кажется мн, старику, печальнымъ, пустыннымъ и безплоднымъ. Трудно мн будетъ найти еще одну личность, съ которой я былъ близокъ въ молодости. Ахъ, Чингахгокъ! врный, лучшій, единственный другъ, зачмъ оставилъ ты меня?

Пошелъ крупный дождь и омочилъ сухую скалу, между тмъ какъ гроза разразилась тяжело и съ необычайною быстротою. Трупъ Чингахгока поспшно снесли въ пещеру, и собаки Натти, поднявъ хвосты, послдовали за нимъ, лишенныя дружескаго взгляда, которымъ Чингахгокъ обыкновенно отвчалъ на ихъ ласки.

Остальные искали убжища отъ ливня подъ нависшей скалой, но прежде чмъ гроза кончилась, снизу послышались голоса, громко звавшіе Елисавету, и чрезъ нсколько времени, показались люди, осторожно пробиравшіеся чрезъ не совсмъ еще погаснувшее пожарище. Когда дождь пересталъ, то Оливеръ повелъ Елисавету къ дорог, гд и разстался съ ней. Прощаясь онъ сказалъ ей:

‘Миссъ Темпль! настала минута, когда я оставлю окружающую меня тайну. Это случится завтра. Да сохранить васъ Богъ до того времени!’

Обернувшись онъ поспшилъ назадъ въ лсъ, a Елисавета спустилась съ горы и чрезъ нсколько минутъ лежала въ объятіяхъ измученнаго страхомъ отца своего. Опираясь на его руку и полная радостныхъ ощущеній, вернулась она домой.

ГЛАВА ДВНАДЦАТАЯ.

Сильный ливень, продолжавшійся цлый день, препятствовалъ распространенію огня въ значительной степени и хотя виднлись еще горящія мста, но къ утру на нсколько миль вокругъ лса все было черно и дымилось, и это служило врнымъ признакомъ, что опасность миновалась.

Вообще волненіе стихло, и народъ сталъ думать о томъ, какъ бы снова завладть бглецами, ибо упомянутые выше фальшивые монетчики воспользовались обстоятельствами и искали спасенія въ бгств. Къ тому же, разнесся слухъ, что Эдвардсъ и Натти подожгли лсъ и потому должны были нести отвтственность за вс убытки. Эта глупость, распространенная преимущественно тми, неосторожность которыхъ была всему причиною, нашла однако врившихъ ей, и стало единодушнымъ мнніемъ, что необходимо попытаться привлечь къ отвту преступниковъ. Шерифъ Ричардъ Джонсъ при такомъ волненіи не остался въ бездйствіи, и даже въ тотъ же день приступилъ къ исполненію обязанностей своего званія.

Выбрано было нсколько сильныхъ молодыхъ людей, и шерифъ скрытно отозвалъ ихъ въ сторону, чтобы дать имъ различныя смутныя приказанія, вслдствіе чего они озабоченно поспшили въ горы, какъ будто на нихъ возложены были важнйшія государственныя дла.

Затмъ Ричардъ потребовалъ отрядъ волонтеровъ, состоявшій едва изъ 25 солдатъ, не считая барабанщика, съ ожесточеніемъ колотившаго по своему барабану. Отрядъ этотъ былъ подъ начальствомъ человка, который провелъ въ пол боле 30 лтъ своей жизни, и теперь былъ хозяиномъ и владльцемъ прекрасной гостинницы Темпльтона ‘Къ смлому драгуну’. Не смотря на возраженія жены своей, достойной госпожи Голлистеръ, онъ сталъ во глав отряда и въ два часа маршировалъ къ гор, сопровождаемый шерифомъ и Долитлемъ, который однако благоразумно держался въ арріергард. Посланные впередъ молодые люди, на которыхъ возложено было дло лазутчиковъ, вернулись и принесли извстіе, что бглецы, вроятно, узнали о предполагаемой аттак, но ни мало не думая объ отступленіи, заняли, напротивъ, укрпленныя пещеры для упорнаго сопротивленія. Эти всти обнаружили не только планы предводителей, но и лица досел храбрыхъ и жаждавшихъ боя солдатъ. Воины стали кидать кругомъ внимательные и боязливые взгляды, a шерифъ отозвалъ Долитля въ сторону, чтобы посовтоваться съ нимъ.

Таково было положеніе длъ, когда Билли Кирби впереди своей запряжки показался на улиц. Шерифъ, понимая, какъ важно было для его военной силы такое подкрпленіе, тотчасъ подозвалъ его и пригласилъ оказать содйствіе распоряженіямъ правосудія.

Билли не уклонился послдовать этому приглашенію и тотчасъ было ршено, что прежде нежели приступить къ серьезному нападенію, онъ долженъ пригласить защитниковъ пещеры къ добровольной сдач. Войско раздлилось и съ двухъ сторонъ приближалось къ пещер, Ричардъ Джонсъ остановился на платформ непосредственно надъ осажденными, a Гирамъ Долитль, считавшій такую близость къ нимъ опасною, пошелъ съ Билли Кирби по гор, пока могъ найти за деревомъ убжище въ безопасномъ разстояніи отъ укрпленія. Солдаты тоже попрятались, чтобы скрыться отъ пуль Кожанаго-Чулка, и такимъ образомъ два единственные противника, представлявшіеся глазамъ осажденныхъ, были капитанъ Голлистеръ съ одной и Билли Кирби съ другой стороны. Старый ветеранъ стоялъ на первомъ план съ поднятымъ мечемъ, и смло смотрлъ на непріятеля, между тмъ какъ Билли Кирби подвигался впередъ совершенно спокойно, руки въ карманахъ и съ топоромъ подъ мышкой. До сихъ поръ между противными сторонами не было произнесено ни словечка. Осажденные собрали кучу обгорлыхъ деревъ и сучьевъ и образовали изъ нихъ родъ вала, въ которомъ предъ входомъ сдлано было небольшое круглое отверстіе. Такъ какъ грунтъ во вс направленія былъ крутъ, отлогъ и скользокъ, и съ одной стороны за валомъ стоялъ Веньяминъ, a съ другой Натти, то такія мры для защиты имли немаловажное значеніе, такъ какъ и безъ того передняя сторона была достаточно защищена трудно-доступнымъ своимъ положеніемъ.

Кирби, между тмъ, слдовалъ даннымъ ему приказаніямъ и карабкался спокойно наверхъ, какъ будто идя на обыкновенную свою работу. Когда онъ приблизился на разстояніе ста футовъ отъ укрпленія, то увидалъ длинное ружье Кожанаго-Чулка и услыхалъ слова его:

— Назадъ, Билли, назадъ! Я не хотлъ бы длать вамъ вреда, но если одинъ изъ васъ ступитъ еще шагъ, то польется кровь.

— Ахъ, старина, равнодушно возразилъ Билли, не будьте такъ упрямы, и послушайте, что хотятъ вамъ сказать. Все это дло не касается меня, и я хочу только смотрть, чтобы все шло какъ слдуетъ. Гирамъ Долитль, стоящій тамъ за деревомъ, просилъ меня пойти и пригласить васъ повиноваться закону, — вотъ и все.

— Да, да, я вижу этого негодяя, вижу его одежду, съ ожесточеніемъ воскликнулъ Натти. Пусть онъ бережется! Если онъ только покажетъ дюймъ своего тла, то почувствуетъ руку и пулю мою, такъ что во всю жизнь не забудетъ. Убирайтесь, Билли, y меня къ вамъ нтъ злобы, но вы знаете, какъ я стрляю.

— Вы слишкомъ самоувренны, — сказалъ Билли, поспшно становясь за стволъ сосны, — если надетесь попасть въ человка сквозь дерево, толщиною въ три фута. Я могу свалить вамъ на голову это дерево чрезъ десять минутъ, и потому совтую вамъ быть повжливе. Я не хочу ничего, кром справедливости.

Черты лица Кожанаго-Чулка подернулись облакомъ, и видно было, что онъ принималъ все дло весьма серьезно, хотя въ то же время казалось очевиднымъ, что онъ неохотно пролилъ бы человческую кровь.

— Билли, отвчалъ онъ, я знаю, что вы можете свалить это дерево и сдержать свое слово, но если при этой работ вы покажете свою руку, то придется лечить кость и останавливать кровь. Если вы ничего боле не желаете какъ войти въ пещеру, то подождите часа два, и входъ не будетъ вамъ воспрещенъ, но теперь это невозможно! Если вы теперь захотите войти, то будетъ смерть.

Безстрашно выступилъ при этихъ словахъ Билли изъ-за дерева и сказалъ:

— Это благородно сказано, и что честно, то должно быть и справедливо. Онъ требуетъ, чтобы вы подождали еще два часа, и въ этомъ нтъ ничего неподходящаго.

Отсрочка эта однако не согласовалась съ нетерпніемъ шерифа.

— Я приказываю вамъ, Натаніель Бумпо, закричалъ онъ,— подчиниться закону, a вамъ, господа, приказываю содйствовать мн въ исполненіи моихъ обязанностей. Веньяминъ Пенгильямъ, сдавайтесь!

— Сдайтесь, Веньяминъ! прорычалъ также капитанъ Голлистеръ, сдайтесь, или не ждите никакой пощады.

— Къ чорту съ вашей пощадой! возразилъ Веньяминъ. Подойдите, если смете.

— Веньяминъ, сказалъ шерифъ, я вамъ даю еще минуту на размышленіе, подумайте, что вы длаете?

— Господинъ шерифъ! возразилъ Натти, — ваши приглашенія ни къ чему не ведутъ. Я вамъ только говорю, что y насъ въ пещер довольно пороху, чтобы взорвать на воздухъ скалу, на которой вы стоите, и я не пожалю своей крыши, если вы насъ не оставите въ поко.

При этой угроз шерифъ такъ поспшно отступилъ, что капитанъ Голлистеръ счелъ его быстроту за знакъ къ наступленію и тотчасъ приступилъ къ длу.

— Въ штыки! прокричалъ онъ, впередъ!

Голлистеръ бросился впередъ и направилъ страшный ударъ на Веньямина, который однако отпарировалъ его выстрлившимъ въ то же время ружьемъ, и, вскарабкавшись наверхъ, старался удержаться на подъем. Когда это удалось ему, то онъ замахалъ саблею и крикнулъ:

— Побда! укрпленіе наше! Впередъ! впередъ!

Но голосъ его раздавался напрасно, ибо пока онъ, какъ храбрый предводитель, производилъ нападеніе, весь отрядъ его разсялся при выстрл Веньямина и неудержимо бросился бжать къ деревн.

Натти между тмъ наскочилъ на капитана, схватилъ его за грудь и перебросилъ его назадъ изъ своихъ укрпленій. Храбрый капитанъ упалъ на спуск крутой горы, не могъ удержаться въ своемъ замшательств и скатился по всей гор внизъ, гд, къ немалому своему удивленію, очутился y ногъ своей дражайшей половины.

Пока онъ подымался медленно и совершенно растерянный, борьба наверху завязалась сильне прежняго. Когда Натти увидлъ, что врагъ его, какъ выражался Веньяминъ Пумпъ, отступалъ на всхъ парусахъ, онъ снова обратилъ вниманіе свое на прочихъ осаждающихъ. Для Билли было бы легкимъ дломъ воспользоваться замшательствомъ для овладнія укрпленіемъ, но такое враждебное дйствіе, казалось, не приходило въ голову порубщику, ибо онъ радовался и громко хохоталъ, когда капитанъ совершалъ свое быстрое путешествіе внизъ. Совершенно забывшись въ своей веселости, онъ наконецъ совсмъ услся на землю, топалъ ногами отъ внутренняго удовольствія и заливался громкимъ хохотомъ. Это возбудило въ Долитл любопытство, и онъ попытался выйти изъ за дерева, чтобы ближе осмотрть подробности сраженія. Онъ сдлалъ это осторожно, но не съ должною осмотрительностію, и когда нсколько показалась задняя часть его тла, то ружье Натти быстро направилось на нее. Лишь только раздался выстрлъ, какъ Гирамъ громко вскрикнулъ, прошелъ нсколько шаговъ впередъ и, рыча отъ злобы, упалъ на землю, между тмъ какъ на одежд его показалась кровь. Натти принявъ всю свою ловкость, нанесъ ему чувствительную, но отнюдь не опасную рану, въ наказаніе за всю его злость.

Крики Долитля до того возбудили мужество остатковъ отряда, что они быстро двинулись впередъ, и Билли имлъ уже намреніе взлзть на валъ, какъ вдругъ совершенно неожиданно появился судья Темпль и положилъ конецъ всей шутк, которая грозила сдлаться опасною.

— Тишина и миръ! вскричалъ онъ. — Для чего проливать здсь кровь? Разв законъ не довольно силенъ, чтобы могъ самъ защищать себя, вмсто того, чтобъ вооружались какъ въ военное время.

— Это народное сборище, это… — воскликнулъ шерифъ съ отдаленной скалы.

— Э, что за вздоръ! скажите лучше чортово сборище, перебилъ его судья. — Приказываю мириться.

— Стой! не нужно боле кровопролитія! воскликнулъ голосъ съ вершины горы: — Не стрляйте, мы сдаемся и дозволяемъ вамъ войти въ пещеру.

Общее удивленіе при такихъ словахъ удержало продолженіе непріязненныхъ дйствій. Натти снова зарядившій уже ружье свое, спокойно услся на древесный стволъ, a враги съ нетерпніемъ ожидали исхода этихъ обстоятельствъ. Эдвардсъ и нмецкій маіоръ Гартманъ сбжали съ горы внизъ, вошли въ пещеру, вернулись спустя нсколько минутъ и вынесли на простомъ, покрытомъ оленьей кожей, стул, старца, котораго они заботливо и почтительно спустили на землю среди всего собранія. Голова его покрыта была мягкими серебристыми локонами, одежда состояла изъ богатой, хотя и нсколько поношенной матеріи, a ноги обуты были въ столь прекрасные мокассины, какіе только можетъ сдлать искусная рука индйца. Черты его были серьезны и полны достоинства, но лишенные выраженія глаза его показывали, что умъ его ослаблъ и сдлался отъ старости дтскимъ.

Натти сталъ за стуломъ достойнаго старца, a маіоръ Гартманъ около него. Эдвардсъ заключилъ старца въ свои объятія.

— Кто этотъ человкъ? спросилъ Мармадукъ Темпль, пока старецъ смотрлъ вокругъ безсмысленными глазами.

— Этотъ человкъ, сказалъ Эдвардсъ, котораго вы теперь видите слабымъ и немощнымъ, былъ одно время врнымъ слугою короля и столь безстрашнымъ воиномъ, что жители страны дали ему прозвище Огнеда. Этотъ человкъ… этотъ человкъ, котораго вы видите предъ собою безъ крова, былъ обладателемъ большихъ богатствъ, и, кром того, законнымъ владтелемъ той почвы, на которой мы теперь стоимъ. Онъ былъ отецъ…

— Какъ! прервалъ судья:— это маіоръ Эффингамъ, котораго считали пропавшимъ?

— Да, это онъ! возразилъ молодой человкъ, смотря на судью своимъ испытующимъ взоромъ.

— A вы, вы? продолжалъ съ запинкой судья.

— Я? Я внукъ его.

За этими словами послдовало глубокое молчаніе. Наконецъ, судья поднялъ голову, схватилъ руку юноши и, заливаясь слезами, сказалъ съ чувствомъ:

— Оливеръ, я прощаю теб всю рзкость твою, все неудовольствіе, но не прощаю теб того, что ты оставлялъ въ нужд этого бднаго старца, когда мой домъ и все мое имущество къ его услугамъ.

— Онъ крпокъ какъ сталь! воскликнулъ старый маіоръ: — разв я не говорилъ теб, что Мармадукъ Темпль не покинетъ друга въ несчастіи.

— Да, сознаюсь, господинъ судья, что маіоръ Гартманъ недавно еще разсказывалъ мн о васъ многое, что поколебало мое о васъ мнніе. Онъ старый товарищъ моего дда и другъ вашъ, и если все, что онъ говорилъ мн, правда, то отецъ мой и я рзко судили о васъ.

— Вы говорите о вашемъ отц! Живъ онъ еще? Я слышалъ, будто онъ понесъ несчастье на своемъ пакетбот? возразилъ Мармадукъ.

— Вы слышали правду. Онъ оставилъ меня въ Америк бднымъ, чтобы добиться отъ англійскаго правительства за потери свои вознагражденія, которое и получилъ въ Лондон. Посл долгаго отсутствія онъ вернулся ко мн и моему дду и хотлъ взять насъ съ собою въ Вестъ-Индію, гд ему предложено было мсто градоначальника.

— A что дальше? живо спросилъ Мармадукъ. Я и тебя считалъ въ несчастіи.

Молодой человкъ указалъ на окружавшую толпу и далъ этимъ понять, что не можетъ продолжать въ присутствіи ея. Немедленно пришедшіе зрители отпущены были судьею, a Ричарда онъ попросилъ тотчасъ прислать наверхъ экипажъ. Затмъ Мармадукъ снова обратился къ Эдвардсу и спросилъ:

— Не лучше ли было бы, сынъ мой, унести твоего дда съ открытаго воздуха, пока прідетъ карета?

— О, нтъ, возразилъ молодой человкъ, онъ привыкъ къ свжему воздуху и потому я не знаю, могу ли и долженъ ли я дозволить, чтобъ онъ отправился въ домъ вашъ.

— Суди объ этомъ по собственному усмотрнію, сказалъ Темпль. — Какъ теб извстно, отецъ твой былъ другомъ моей юности и доврилъ мн свое имущество. Онъ имлъ ко мн столько доврія, что и не принялъ отъ меня расписки. Слыхалъ ты объ этомъ?

— Да слышалъ, отвчалъ Эдвардсъ или, скоре, Эдвардсъ Эффингамъ, какъ слдуетъ называть его съ этихъ поръ.

— Хорошо, продолжалъ Мармадукъ.— Отецъ твой и я имли различные взгляды на тогдашнее положеніе Америки. Если побда оставалась за американцами, то никто ничего не зналъ о своей будущности, и я имлъ случай оправдать довріе твоего отца, если напротивъ англичане оставались господами въ стран, то не могло представиться затрудненій возвратить имущество такому храброму и врному подданному, какъ маіоръ Эффингамъ. Понимаешь?

— Конечно, но что же дале? отвчалъ молодой человкъ съ остаткомъ недоврія.

— Благопріятный для американцевъ исходъ борьбы извстенъ всмъ. Отецъ твой долженъ былъ бжать, и вс помстья его сдлались собственностію государства. Я купилъ ихъ, но только съ намреніемъ сохранять ихъ для законнаго владтеля. Теб не можетъ быть безъизвстно, что непосредственно посл войны я посылалъ отцу твоему большія суммы денегъ?

— Да, вы длали это, пока…

— Пока письма мои не стали возвращаться нераспечатанными. Отецъ твой счелъ меня обманщикомъ и поступилъ необдуманно и слишкомъ торопливо. Быть можетъ, была и моя вина, но, конечно, для меня послужило горькимъ испытаніемъ, что человкъ, котораго я любилъ боле всего на свт, думалъ обо мн дурно въ теченіе семи лтъ, единственно чтобъ оставить мн возможность честнаго возврата всего въ извстное время. Еслибъ, впрочемъ, отецъ твой прочиталъ мои послднія письма, то онъ довольно рано узналъ бы всю правду. Тмъ не мене, онъ умеръ раньше, чмъ узналъ все, ибо я послалъ въ Англію нарочнаго, который долженъ былъ объяснить ему настоящее положеніе длъ. Онъ умеръ моимъ другомъ, a я считалъ тебя также въ несчастіи. Еслибъ онъ прожилъ еще немного, то я передалъ бы ему вс помстья, считавшіяся моими. Ране я не смлъ этого сдлать, ибо американское правительство воспротивилось бы тому.

— A почему?

— Потому, что отецъ твой былъ извстенъ какъ приверженецъ англичанъ. Этого основанія было достаточно, чтобъ разстроить всякіе подобные планы. Но что же было съ тобой посл смерти твоего отца?

— Я съ ддомъ отправился сюда, чтобы, по крайней мр, жить вблизи тхъ земель, которые могъ считать своими. Въ первый же день моего прибытія я познакомился съ Кожанымъ-Чулкомъ, который одно время сражался подъ знаменами моего дда, я сообщилъ ему мое затруднительное положеніе и принятъ былъ въ его хижину. Имущества y меня не было, a чтобъ поддержать жизнь моего дда, я купилъ на послднія деньги ружье, сдлалъ себ грубую одежду и, подъ руководствомъ Натти, сдлался охотникомъ. Остальное вы знаете.

— Но зачмъ же ты откровенно не сказалъ мн всего? спросилъ Мармадукъ съ упрекомъ:— Я съ радостію принялъ бы тебя и передалъ бы теб доходы всего помстья.

— Я имлъ къ вамъ слишкомъ много недоврія и приписывалъ вамъ дурныя намренія, возразилъ Эдуардъ. — При томъ же y меня было слишкомъ много гордости, чтобъ обнаружить наше несчастіе.

Разговоръ продолжался до тхъ поръ, пока пріхала заказанная карета. Въ это время нерасположеніе Эдвардса къ судь уже значительно ослабло, и онъ не могъ ничего возразить противъ того, чтобъ ддъ его перевезенъ былъ въ домъ Темпля. Слабый старикъ безъ сопротивленія позволилъ длать съ собою все и остальные послдовали за нимъ въ господскій домъ, гд Натти занялъ мсто возл него, пока Эдвардсъ послдовалъ за судьей въ его рабочую комнату, гд послдній окончательно убдилъ его въ своей невинности, давъ ему прочитать свое завщаніе. Оно ясно, положительно и твердо упоминало о его связи съ полковникомъ Эффингамомъ, отцомъ Эдвардса, излагало сущность этой связи и обстоятельства, раздлившія обоихъ друзей. Потомъ означены были подробно т суммы, которыя Эффингамъ доврилъ своему другу, и наконецъ была статья, опредлявшая равный раздлъ всего оставленнаго. Одна часть по смерти судьи должна была перейти къ его дочери, a другая къ Эдвардсу и его потомкамъ. Пока молодой человкъ читалъ это несомннное доказательство честности Мармадука и глаза его наполнились слезами, омраченный взглядъ его все еще смотрлъ на бумагу, когда нжный голосъ спросилъ его:

— Вы все еще сомнваетесь въ насъ, господинъ Эдвардсъ?

— Въ васъ, Елиза, я никогда не сомнвался, отвчалъ онъ, подымаясь и съ чувствомъ взявъ за руку молодую двушку. — Вра моя въ васъ не колебалась ни одной минуты. Я убжденъ, что вы не знаете ничего о моихъ правахъ.

— A отецъ мой?

— Богъ да благословитъ его! Да проститъ онъ мн мое оскорбительное и безосновательное недовріе.

Сердечное объятіе судьи убдило молодаго человка, что ему простили то, что онъ сдлалъ по ошибк, и вс, вполн счастливые, вернулись къ старому, сдому дду Эффингаму.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

Прошло нсколько мсяцевъ, въ теченіе коихъ произошло нсколько важныхъ событій, о которыхъ мы не должны умолчать. Два важнйшія изъ нихъ были кончина маіора Эффингама и бракъ Оливера и Елисаветы. Послдній совершился въ первой половин сентября, a смертный случай послдовалъ лишь нсколько дней спустя. Маіоръ угасалъ, какъ догоравшая свча, и хотя кончина его опечалила всю семью. но, при слабоумномъ положеніи старика, горе не могло быть продолжительно и сильно.

Мармадукъ горячо настаивалъ на исполненіи закона, и потому нашелъ очень натуральнымъ, что Натти и Веньяминъ на другой день посл лснаго пожара должны были идти въ тюрьму. Но такъ какъ они ежедневно навщаемы были членами семейства и снабжены съ излишкомъ всми удобствами, то спокойно и терпливо выдержали штрафной срокъ, который и не могъ быть поставленъ имъ въ укоръ. Когда они вышли изъ заключенія, то Гирамъ Долитль покинулъ деревню, чтобы устроить себ жилище въ другомъ мст. Онъ этимъ не только избгалъ страшнаго для него Натти, но и освобождалъ себя отъ всеобщаго презрнія, которое преслдовало его съ того времени, какъ онъ выказалъ себя предателемъ въ отношеніи къ честному охотнику.

Въ одинъ изъ чудныхъ дней въ половин октября мсяца, Оливеръ и Елисавета, гуляя, приблизились къ тому мсту, гд прежде стояла хижина Натти Бумпа. Соръ былъ убранъ съ погорлаго мста, и оно обложено было прекраснымъ дерномъ и окружено стной, въ ней прорублена была небольшая дверь, къ которой, къ удивленію молодой четы, прислонено было ружье Натти, и собака его рядомъ отдыхала на камн. Самъ Натти лежалъ растянувшись передъ камнемъ изъ благо мрамора и раздвигалъ руками высокую траву, чтобъ имть возможность внимательно разсмотрть надпись на камн. Около простой плиты виднъ былъ богатый памятникъ съ разными украшеніями.

Оливеръ и Елисавета такъ тихо подошли къ гробниц, что не были услышаны старымъ охотникомъ, который весь углубился въ свое занятіе. Нсколько времени они спокойно смотрли на него, наконецъ, Натти всталъ съ земли и громко сказалъ:

— Да, я думаю, все это будетъ хорошо и какъ слдуетъ. Не дурно, когда человкъ уметъ читать, ибо еслибъ я умлъ, то больше разумлъ бы въ этомъ дл, которое теперь мало понимаю. Трубка, томагавкъ и мокассинъ, конечно, недурно исполнены. Еслибъ я только могъ прочесть надпись! Да, да, кто-то будетъ здсь, чтобъ предать кости мои земл, когда придетъ смертный часъ!

— Натти, y васъ никогда не будетъ недостатка въ друзьяхъ, которые окажутъ вамъ послдній долгъ, когда наступить эта неизбжная минута, сказалъ Оливеръ, глубоко тронутый мыслями стараго охотника.

Натти, быстро обернулся и провелъ рукою по лицу, какъ бы для того, чтобы стереть слды грусти.

— А! сказалъ онъ, не правда ли, дти, и вы хотите постить эти гробницы. Да, это весьма назидательное зрлище для стараго и малаго.

— Вамъ нравится ваше устройство, Натти? спросилъ Оливеръ: — Вы имете боле другихъ права произнести объ этомъ ваше сужденіе.

— Дитя, мой вкусъ тутъ ни при чемъ, ибо я не особенно привыкъ къ виду чудныхъ гробницъ, возразилъ Натти. — Вы вдь велли положить маіора головою къ западу, a Чингахгока къ востоку?

— Да, все исполнено согласно вашему желанію.

— Ну, и прекрасно, возразилъ старый охотникъ. — Они были того мннія, что на неб пойдутъ разными путями, хотя всемогущій Богъ наврно со временемъ соединитъ добрыхъ и правыхъ изъ всхъ племенъ.

— Конечно, въ этомъ нельзя и сомнваться, сказала Елисавета. — Я твердо и несомннно надюсь, что мы тамъ вс увидимся и будемъ счастливы вмст.

— Въ самомъ дл, дитя мое? съ необыкновеннымъ чувствомъ вскричалъ Натти. — Ну, Чингахгокъ, такъ и мы разстались не навки, и въ этой мысли заключается удивительное утшеніе. Но прежде, чмъ я пойду, я хотлъ бы знать, что плита эта говоритъ о храбромъ начальник Делаваровъ и о бравомъ полковник Эффингам. Прочтите мн это Оливеръ.

Молодой человкъ тотчасъ подошелъ къ памятнику и прочелъ:

‘Памяти Оливера Эффингама’.

‘Это былъ храбрый воинъ, врный подданный и настоящій христіанинъ. Утро жизни его принесло ему почести, богатство и силу, но вечеръ смутился бдностію, недостаткомъ и болзнію, которая нсколько услаждалась врною заботою стариннаго друга его, Натаніеля Бумпа.’

Кожаный-Чулокъ встрепенулся, услыхавъ свое имя, и радостная улыбка освтила его черты.

— Такъ это въ самомъ дл тутъ сказано? живо спросилъ онъ: — Имя мое, имя стараго, честнаго человка стоитъ на этомъ камн? Вотъ это дружеская мысль и тмъ сильне услаждаетъ мою душу, чмъ ближе конецъ мой. Благодарю васъ, дти, и да благословитъ васъ за это Богъ.

Елисавета почувствовала, какъ слезы выступали изъ глазъ ея, a Эффингамъ, глубоко тронутый, сказалъ:

— Да, имя стоитъ тутъ на простомъ мрамор, но оно должно бы быть высчено золотыми буквами.

— Дитя, покажи мн имя! сказалъ Натти съ дтскимъ любопытствомъ. — Покажите мн то мсто, гд мн старому оказана такая честь.

Эффингамъ схватилъ руку Натти, поставилъ его на означенное мсто, и онъ долго смотрлъ на него съ большимъ вниманіемъ. Потомъ отошелъ отъ гробницы и сказалъ:

— Это, конечно, справедливо и вы оказали мн большую радость, дти! Но, что же написано на гробу моего стараго друга, Чингахгока?

‘Здсь покоятся кости индйскаго главы изъ племени Делаваровъ, извстнаго подъ именемъ Чингаггока.’

— Постой! Должно быть Чингахгока, — гахъ, что на нашемъ язык значитъ большая змя. Имя надо исправить, ибо индйское имя всегда иметъ глубокое значеніе.

— Ошибка исправится, Натти, послушайте дальше. ‘Онъ былъ послдній изъ своего народа и не могъ разстаться съ страною своихъ предковъ. Ошибки его были ошибки индйца, но добродтели — врнаго человка.’

— Ахъ, Оливеръ, никогда вы не сказали боле справедливаго слова. Еслибъ только вы знали его въ молодости. Онъ былъ добръ, вренъ, храбръ и прямодушенъ. Но, все равно, время мое пришло, и мн надо идти.

— Идти! съ удивленіемъ спросилъ Эдуардъ:— но куда же?

Кожаный-Чулокъ отвернулся, не отвчая, поднялъ съ земли большой узелъ и осторожно взбросилъ его на плечо.

— Вы хотите идти? сказала Елисавета, быстро подойдя къ Натти. — Вамъ боле не слдуетъ рисковать въ глубокіе лса — это положительно неблагоразумно. У него въ мысляхъ врно идти на дальнюю охоту.

— Жена права, Натти, сказалъ Эдуардъ: вдь вамъ нтъ надобности подвергаться утомленію. Бросьте вашъ узелъ и охотьтесь въ нашемъ сосдств, если не можете спокойно оставаться дома.

— Утомленію? съ улыбкой возразилъ Натти. — Это удовольствіе блуждать по лсамъ, и даже лучшее, какимъ только я могу пользоваться на земл.

— Нтъ, вамъ уже нельзя совершать такія дальнія путешествія, сказала Елисавета настоятельно, тронувъ своею нжною рукою узелъ Натти. — Онъ хочетъ идти далеко, потому что я чувствую его походный скарбъ и запасную пороховницу. Онъ не долженъ уйти, Оливеръ! Мы должны удержать его! Вспомни только, какъ скоро умеръ отъ этого Чингахгокъ.

— Я зналъ очень хорошо, какъ тяжело разставаться, дти мои, сказалъ Натти, качая головой, потому и хотлъ, взглянуть только еще разъ на эти гробницы и затмъ потихоньку уйти. Я думалъ, что вы не осудите этого, ибо сердце мое остается близъ васъ, хотя бы старое тло и блуждало по пустын.

— Но куда же ты собственно хочешь идти? спросилъ Оливеръ, глубоко тронутый.

Старый охотникъ доврчиво приблизился и сказалъ:

— Видишь, мой другъ, я слышалъ, что y большихъ озеръ на той сторон есть лучшая охота и что тамъ можно блуждать долгое время, не встртивъ ни одного благо. Мн уже довольно этой жизни на открытыхъ мстахъ, и хотя я глубоко привязанъ къ вамъ, но все-таки меня что-то влечетъ въ лса.

— Но разв здсь не довольно лса? спросила Елисавета: — разв эти безконечныя рощи не лса?

— Ахъ, дитя мое, немного лса ничего не значить для человка, привыкшаго съ раннихъ лтъ къ пустын. Какъ я могу назвать лсами нсколько деревъ. Хорошъ лсъ, гд я каждый день выхожу на новыя поляны. Нтъ, я боле не могу выдержать съ тхъ поръ, какъ потерялъ моего врнаго товарища Чингахгока.

— Все это такъ внезапно, сказала Елисавета съ чувствомъ. — Я думала, что вы навсегда будете жить съ нами и здсь умрете. Мы построимъ вамъ хижину, гд вы пожелаете, но не слишкомъ далеко отъ насъ, чтобы мы отъ времени до времени могли видть, не терпите ли вы въ чемъ нужды.

— Не заботьтесь обо мн, дти! возразилъ Натти.— Я въ рукахъ Бога, который все приводить къ благополучному окончанію. Меня трогаетъ ваше доброе намреніе, но нашъ образъ мыслей не сходится. Я люблю лса, вы же находите удовольствіе въ обществ людей. Каждое созданіе Божіе иметъ свое назначеніе, и я созданъ для пустыни. Если вы меня любите, то пустите меня туда, куда влечетъ мое сердце.

Посл этихъ словъ молодые люди оставили всякую попытку удержать Натти. Елисавета плакала, a Оливеръ вынулъ свой бумажникъ и, взявъ изъ него пачку банковыхъ билетовъ, подалъ ее охотнику.

— Хорошо, сказалъ онъ, такъ возьмите по крайней мр это на дорогу и спрячьте хорошенько: въ часъ нужды это можетъ оказать вамъ хорошую услугу.

Натти взялъ билеты и сталъ разсматривать ихъ съ любопытствомъ.

— Такъ это обращики новомодныхъ денегъ, которыя длаютъ теперь въ государств? сказалъ онъ. — Это можетъ быть хорошо для того, кто уметъ читать, но не для меня. Возьмите это назадъ, мой другъ, потому что мн это не можетъ быть полезнымъ. Я купилъ y француза большой запасъ пороха, a свинца я достану везд. Впрочемъ, мн не нужно ничего, кром пыжей, a для нихъ я взялъ дикой кожи. Елисавета, дайте мн поцловать васъ въ щеку и прощайте. Да будетъ надъ вами благословеніе Божіе!

— Натти, еще разъ прошу васъ, останьтесь y насъ! воскликнула Елисавета, глубоко тронутая: — Не уходите! Останьтесь хоть для меня! Судьба ваша будетъ для меня вчной и непрестанной заботой, и въ страшныхъ снахъ я всегда буду видть васъ въ борьб съ опасными зврями, которыми вы будете умерщвляемы и раздираемы. Останьтесь Натти, если не для себя, то хоть для меня!

— Елисавета! такіе страшные сны не будутъ долго безпокоить васъ, и съ помощію Божіею скоро прекратятся, торжественно возразилъ старый охотникъ: — Положитесь только на Всевышняго и на вашего супруга, милое дитя, и тогда наврно мысль о старик, каковъ я, не будетъ такъ болзненна. Я буду молиться, чтобъ не забылъ васъ Господь, царствующій какъ въ пустыняхъ, такъ и здсь, буду молиться, чтобъ Онъ руководилъ ваши шаги до великаго дня, когда блые и краснокожіе встртятся y его судилища, чтобъ получить справедливыя возмездія и наказанія.

Елисавета всхлипывая смолкла, и Натти почтительно поцловалъ на прощанье ее въ щеку, между тмъ какъ Оливеръ схватилъ его руку и сжалъ ее съ судорожной силой. Потомъ старикъ крпче подтянулъ свой поясъ и приготовился идти. Нсколько разъ пытался онъ говорить, но слова его останавливались въ горл. Наконецъ, взбросивъ ружье на плечо, онъ воскликнулъ громкимъ, раздавшимся далеко по лсу, голосомъ:

— Впередъ, все впередъ, Гекторъ! Прочь вы, старыя животныя, вы устанете прежде чмъ мы достигнемъ цли нашего путешествія!

При такомъ восклицаніи собака мгновенно вскочила, обжала нсколько разъ кругомъ гробницъ, приласкалась на прощанье къ молодымъ людямъ и затмъ послушно послдовала за своимъ господиномъ. Елисавета и Оливеръ упали другъ другу въ объятіи и въ глубокой горести стояли нкоторое время обнявшись.

— Онъ ушелъ! воскликнулъ наконецъ Эффингамъ. Елисавета подняла лицо и увидала стараго охотника, который на опушк лса остановился и оглянулся въ послдній разъ. Замтивъ, что на него смотрятъ, онъ быстро провелъ рукой по глазамъ и сдлалъ знакъ послдняго прощанья, потомъ обернулся снова, кликнулъ своихъ собакъ и исчезъ за деревьями.

Только спустя нсколько лтъ мы снова услышимъ о немъ. Елисавета и Оливеръ уже боле его не встрчали.

ПОСЕЛЕНЦЫ

(The Pioneers.)

Читайте также: