Портрет милой женщины
Портрет милой женщины
Л.
——
Портрет милой женщины, Л., Год: 1802
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Уже двенадцать лет, как я знаю N. N. С первых дней нашего знакомства она полюбилась мне своей приветливостью, каким-то сходством со мной в склонностях и вкусах. Я любил рисовать: она тоже. Стихотворство было — не скажу, моим талантом, по крайней мере любимым моим упражнением: она с удовольствием слушала незрелые первенцы моих опытов. Мы оба охотники были до хороших романов, и часто по нескольку часов вместе читали их. Наконец она удостаивала меня при разных случаях дружеской доверенности. Тогда мне было двадцать пять лет: ей двумя годами меньше. Она не красавица — скажу еще более: даже и с недостатками. Холодный человек не даст никакой цены ее наружности, черствая душа никогда не почувствует качеств ума и сердца ее, но добрый, чувствительный и с тонкой разборчивостью предпочел бы ее первым красавицам, выбрал бы ее в свои подруги.
Вот как я думал о ней в то время, и вот какой ныне, после двенадцатилетних опытов, ее вижу. Надеюсь, что она простит мне мою искренность, если я открою в ней некоторые слабости, если найду некоторые недостатки и даже исключу некоторые ее добродетели из моей росписи, то тем более докажу мое беспристрастие в описании прочих.
N. N. никого не ослепит с первого взгляда: ум ее не столько блестящ, сколько тонок и основателен, однако довольно жив, приятен и способен к острым ответам, но все это покрывается беспримерной скромностью, и цену ее могут чувствовать только те, которые коротко с ней знакомы. Я уже сказал о склонности ее к романам, но это не одно ее чтение: она знает всех лучших французских поэтов, и почерпнула из разных сочинений нравоучительных и принадлежащих до воспитания все то, чем только может пользоваться приятная в обществе женщина, добрая жена и нежная мать. Она никогда не упражнялась в авторстве, но ее письма, украшенные легким слогом, исполненные чувствительности, философии, могли бы занять место в лучших романах.
Христианская набожность, — без суеверия, самая чистая — есть первая ее добродетель. Вы не услышите, чтоб она везде описывала того бедность, того несчастье, не увидите, чтоб она простирала с пышным видом руку благотворения, но нечаянно встретите нищету, выходящую из ее кабинета, но приметите в церкви на глазах ее слезы, которые она украдкой обтирает. Эта-то добродетель произрастила в ней и многие другие: слепую покорность к Провидению, спокойное ожидание неминуемого всем предела, великодушную крепость в печалях и кроткое, снисходительное, родственное, так сказать, обращение даже и служащими ей, она боится дать им почувствовать их рабство, не приказывает, но просит, не бранит, а с приязнью уговаривает, и не требует от них других услуг, кроме самых необходимых.
Я не знаю, кто б скромнее ее был в обществе: она всякому позволит быть довольным самим собой, не оскорбит ничьего самолюбия, молодой и старый, важная барыня и милая ветреница, все будут глядеть на нее ласково, и все скажут в один голос: какая добрая! Но думайте однако, чтоб не было и в ней кокетства, напротив, и она любит, и очень любит тонким образом обращать на себя внимание, но употребляемые ею способы служат только к тому, чтоб сделать ее в глазах других еще милее и почтеннее.
Она соединила судьбу свою с другим не по выбору сердца, но покорствуя обстоятельствам: супруг не знал, на ком женится, а она не знала, за кого выходит, видела только мужчину, молодого, красивого и не без разума, но довольно ли этого для той, которая непрестанно мечтала об Аркадии? Хотя после открылись в нем и другие достоинства, но со всем тем нравы их были несходны. ‘Нужды нет! — сказала она: — Мне должно почитать и любить своего мужа, если я не в силах переменить его, так постараюсь сама перемениться’, — и с той минуты удалила навсегда романтические мечтания, приучила себя видеть в супруге своем не Грандиссона, но мужа, необходимого товарища, начала применяться к его обычаю, и в чем ему не противоречила, оставила для него прежние свои связи, любимые свои упражнения — словом: отказалась от собственных склонностей, вкусов, желаний, одна только воля его стала пружиной всех ее действий.
Скажу еще к увенчанию похвалы ее, что она совершенная последовательница оптимизма: какая бы ни случилась ей неприятность, задумается… и всегда скажет о том: ‘Может быть это к лучшему!’
Я уже предварил, что буду говорить и о ее слабостях и недостатках, но признаться ли? Я их не вижу. Правда, иногда кажется мне, что она немного неосторожна, немного легковерна, по временам лукава, остановлюсь на том, но по зрелом размышлении открываю и в тех самых недостатках добрые причины, новые достоинства, новую добродетель.
Портрет милой женщины / Л. // Вестн. Европы. — 1802. — Ч.1, N 1. — С.55-59.