Большой и Малый Караджинач! Две деревни, столь схожие по своим интересам и все же столь различные по своей сущности! Дело в том, что Малый Караджинач лежал в Сербии, а Большой — в Турции. Население этих обеих деревень, расположенных в пустынной горной местности, билось изо всех сил, чтобы пропитаться. Главным источником их пропитания были овес и козы, легко карабкавшиеся по горам.
Если крестьяне продавали коз, то в Малом Караджиначе делали это для того, чтобы заплатить подати сербскому королю, а в Большом — чтобы заплатить десятину падишаху. Это, конечно, было одно и то же. Разница лишь в названии. Православных сажали в тюрьмы за неуплату подати, а магометан — за неуплату десятины.
В Малом Караджиначе на церкви желтел покрытый дешевой позолотой крест, и такой же позолотой был покрыт полумесяц, возвышавшийся на мечети Большого Караджинача. И крестами и полумесяцами торговал купец-армянин, проживавший недалеко, в одном из пограничных городков. Но как православные, так и магометане гордились этой символической мишурой.
А когда однажды турки Большого Караджинача побелили свою мечеть, православные тоже вымазали свою церковь белой известкой, так что обе вызывающе поблескивали и с сербской и с турецкой стороны. И в то время, когда православные звонили во все колокола, на другой стороне мулла силился заглушить звон криками:
— Аллах есть аллах! Велик аллах!
А когда мулла Изрим оканчивал свои призывы и спускался с минарета, то, закурив чубук, шел поболтать с православным попом Богумировым.
Обычно они сходились у водопада, который отделял Османскую империю от королевства Сербского.
Поп Богумиров тоже курил чубук. Их беседа обычно начиналась с взаимных ругательств.
— Ты что хромаешь, турецкая собака?
— А какие у тебя, проклятая христианская душа, круги под глазами!—говорил мулла Изрим.
Затем тон разговора снижался, и аллах и всемогущий бог отходили на задний план перед наиболее злободневным вопросом о козах.
Дело в том, что оба священнослужителя разводили коз, и каждый из них бахвалился своими успехами на этом поприще. Возможно, что в их представлении эти козы были не обыкновенными козами, а козами магометанскими и козами христианскими.
— Мои козы жирнее твоих, мулла,—торжествовал поп.
— Жирнее? Скажи мне, пожалуйста, где ты видел такую красивую, как моя Мири, эта черная, знаешь? Какая она красавица! Рога у нее, как у венгерской коровы.
И это была правда. Коза Мири приносила козлят один другого лучше.
Мулла Изрим говорил, что у нее глаза лучше, чем у дочки старосты — Кюлют. Когда он был в более приподнятом настроении, то даже утверждал, что в эту козу переселилась душа одной гурии, бывшей в свите пророка Гавриила.
И вот по этой-то козе и тосковал поп Богумиров.
Как бы с нею он улучшил породу своего стада, которое теперь паслось на горах и то исчезало за большими каменными глыбами, то снова появлялось на покрытых скудной растительностью серых скалах, пощипывая редкую траву и высокий очиток!
Водопад шумел, первые звезды заблестели над Балканами.
Это была минута, полная интимных настроений.
— Послушай, мулла,— сказал поп Богумиров,— твоя коза не так уж красива, но мне она могла бы понадобиться. Видишь ли, самая лучшая моя коза издохла по воле божьей. Пришлась по вкусу господу-богу…
Поп перекрестился.
— Велик аллах!— воскликнул мулла.— Моя коза не продается.
— Послушай, мулла,— продолжал поп,— твой аллах не так велик, как православный бог. Творил ли он какие-нибудь чудеса? Посылал ли он вам чудотворцев? Мой бог по своему желанию может, к примеру, из меня сделать чудотворца, тогда как ты на всю жизнь останешься глупым, неверным, басурманом. Я, по желанию бога, могу воскрешать мертвецов, а ты до самой смерти все будешь орать с минарета: ‘Аллах есть аллах!’ и кружиться, как коза.
Это задело Изрима.
— Ну и глупая же твоя душа!— воскликнул он.— Наш Магомет нарочно запрещает воскрешать мертвецов. Странный у вас бог, который даже мертвецам не дает покоя! Если ты торжественно заявишь мне, что не можешь воскрешать мертвецов, я продам тебе свою козу Мири!
Поп начал усиленно размышлять: с одной стороны, коза Мири — предмет его страстных желаний, с другой — он должен перед этим басурманом от чего-то отрекаться.
Между тем мулла спокойно продолжал курить свой чубук. Голубоватый дым подымался в сумерках над долиной и полз по скалам. В душе попа шла великая борьба, борьба между любовью к козам и любовью к всемогущему богу.
— Мулла Изрим, бедный, неверующий человек,— наконец отозвался поп,— я допускаю и утверждаю, что не могу, даже по желанию бога, воскрешать умерших.
Он перекрестился.
— Сколько же ты с меня возьмешь за козу?
Начался продолжительный торг. Мулла хотел за козу Мири две других козы и в придачу сто пиастров.
Поп давал одну козу и пятьдесят пиастров, а потом прибавил пятьдесят с условием, чтобы мулла заявил, что его аллах — не аллах.
Теперь в свою очередь поп зажег трубку и спокойно стал курить турецкий табак.
— Аллах — не аллах,— повторил мулла и добавил:— потому что сто пиастров — деньги не малые!
Так поп Богумиров купил козу у муллы Изрима.
На другой день басурмане привели попу козу Мири.
Стоял ясный солнечный день, какие обычны на Балканах перед осенью.
Под таким голубым небом человеку только петь песни. Горный ручей, с чистой и прозрачной, как само отражающееся в нем небо, водой, течет сверху, от Малого к Большому Караджиначу.
Повторяю, в такое время человеку становится радостно. А особенно радостно было попу Богумирову, потому что он вел на привязи свою новую козу Мири, вел ее от водопада наверх, к колодцу, что на вершине Мегадиштя. При этом он был в веселом настроении.
Придя к колодцу, он погрузил купленную у Изрима козу в воду и запел: ‘Господи помилуй! Господи помилуй!’
Не оставаться же козе мусульманской!
ПРИМЕЧАНИЯ
По тексту ‘Новеллы’, Псковское издательство, 1950, где опубликован под названием ‘Коза и всемогущий бог’.
——
Первая публикация: ‘Dlnick besdka’, приложение к газете ‘Prvo lidu’, 13 октября 1912 г.