Полное собрание сочинений князя П. А. Вяземского. Том VII. 1855-1877. Издание графа С. Д. Шереметева. С.-Петербург. 1882 года., Вяземский Петр Андреевич, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. Томъ VII. 1855—1877. Изданіе графа С. Д. Шереметева. С.-Петербургъ. 1882 года.

Князь П. А. Вяземскій недавно сошелъ въ могилу, но онъ принадлежалъ эпох давняго прошлаго,— духовный сынъ Карамзина, другъ Жуковскаго и Батюшкова… Потому при оцнк его произведеній не можетъ и не должна примняться мрка современнаго взгляда. Онъ былъ свидтелемъ пушкинской эпохи, пережилъ не только своихъ учителей, друзей-современниковъ и даже слдовавшія за нимъ молодыя поколнія, пережилъ Пушкина, Лермонтова, Блинскаго, Добролюбова и Некрасова…

Вс, съ кмъ онъ понимался, мало-по-малу сходили въ могилу, и онъ одинъ оставался на земл запоздалымъ инвалидомъ. Онъ чувствовалъ это,— чувствовалъ, что время переживаетъ его. Въ стать: ‘Памяти П. А. Плетнева’ — онъ прекрасно говоритъ о чувств нравственнаго одиночества, которое приходится испытывать ему — запоздалому страннику. ‘Съ Плетневымъ,— говоритъ онъ,— лишился я послдняго собесдника о минувшихъ лтъ…’ Говоря о томъ, что занимало меня и насъ тревожило или радовало, что и кого любилъ я, чмъ и кмъ жила жизнь моя, уже не кому при случа сказать: ‘а помните ли?’ и прочее… Нтъ уже пайщика въ моей памяти. Никто не помнитъ того, что я, что мн такъ памятно, что такъ еще присущно, живо и свжо въ старой памяти моей, пережившей такъ сказать цлые вка, цлый міръ лицъ и былей… Теперь я помню одинъ…’ (стр. 130).

Такъ писалъ онъ еще въ 1866 году, посл чего прожилъ еще боле десяти лтъ. Несмотря на преклонные годы, онъ до смерти сохранялъ замчательную бодрость и живость ума и присущее ему оригинальное остроуміе.

Литературное поприще онъ началъ въ томъ году, когда маленькій Пушкинъ переступалъ черезъ порогъ Царкосельскаго лицея, а въ 1861 году, присутствовалъ на праздник, устроенномъ въ честь. его пятидесятилтней литературной дятельности. Въ рчи, сказанной на этомъ торжеств, всю честь, оказанную ему этимъ праздникомъ, онъ относилъ къ своимъ товарищамъ, тнь которыхъ падала и на него. ‘Вы въ моемъ лиц празднуете умилительную тризну славнымъ покойникамъ, которыхъ нкогда былъ я питомцемъ, современникомъ и товарищемъ… Вы заявляете сердечное слово, вы подаете ласковую руку простому рядовому, который уцллъ изъ побоища смерти и пережилъ многихъ знаменитыхъ сослуживцевъ…’ (стр. 67).

На службу же онъ поступилъ еще раньше, чмъ объявился въ литератур, раньше 1811 года. Какъ извстно, онъ занималъ нкоторое время постъ министра народнаго просвщенія, но ‘убоялся бездны премудрости’ — иронизируетъ онъ — и оставилъ эту должность. Былъ начальникомъ цензурнаго управленія, но эту должность скоро оставилъ ‘отъ избытка премудрости’,— она оказалась еще мене опредленна и несравненно боле тяжела для человка съ сердцемъ и умомъ, чмъ жезлъ министерскій… И вотъ онъ снова возвращается къ положенію свободнаго писателя, т.-е. такого, который вполн обезпеченъ и можетъ писать когда ему захочется. ‘Я никогда не думалъ сдлаться писателемъ,— говоритъ онъ,— я писалъ потому, что писалось, потому что во мн искрилось нчто такое, что требовало улетучиванія, просилось на волю и наружу’ (стр. 410). Онъ писалъ стихи и критическія статьи. Послднія доставили ему довольно видное мсто въ литератур. Но онъ самъ больше видлъ въ себ поэта, чмъ критика. Не разъ съ любовью упоминаетъ онъ о своихъ стихахъ и даже куплетахъ, писанныхъ для водевиля, состряпаннаго Грибодовымъ. Люди же занимающіеся русскою литературой больше интересуются и цнятъ его критическія статьи о Фонвизин, Державин, Озеров, небольшія статейки о Жуковскомъ, Дмитріев, Карамзин, Баратынскомъ, Мицкевич и т. д. Послднія вмст съ [разными воспоминаніями и юбилейными рчами вошли въ VII томъ его сочиненій.

Во всхъ этихъ статьяхъ онъ является человкомъ умнымъ, честнымъ, прямымъ, но, разумется, со взглядами и требованіями своего отжившаго вка. Слова, сказанныя о немъ Блинскимъ еще въ 1843 году, остаются врными и по отношенію къ его послдующей литературной дятельности. ‘Онъ является,— говоритъ Блинскій,— критикомъ въ дух своего времени, но безъ всякаго педантизма, судитъ свободно, не какъ ученый, а какъ простой человкъ съ умомъ, вкусомъ и образованіемъ, излагаетъ свои мысли съ увлекательнымъ жаромъ и краснорчіемъ, изящнымъ языкомъ…’ Онъ же, по словамъ Блинскаго, способствовалъ ‘къ освобожденію русской литературы отъ предразсудковъ французскаго псевдоклассицизма’ (т. VII, стр. 302 и 303).

Долго еще посл смерти Блинскаго писалъ Вяземскій, оставаясь попрежнему литературнымъ сыномъ своего времени. Онъ еще помнилъ Державина, заучивалъ его оды, плъ съ Жуковскимъ, видлъ верхъ поэзіи въ его ‘Пвц въ стан русскихъ воиновъ’, бесдовалъ съ музами, полюбилъ Пушкина, изящно художественную литературу, призналъ за поэзіей право служенія ‘искусству для искусства…’ И судьба заставила его пережить вс эти направленія и похоронить все дорогое, она приковала его къ могиламъ, заставила смотрть, какъ неумолимое время и сама жизнь низвергаютъ и разбиваютъ вс т кумиры, которымъ онъ привыкъ горячо молиться. Передъ нимъ шли новыя процессіи, съ своими новыми богами, распвая новые гимны…

Тяжело, трудно было ему, запоздавшему въ этомъ мір… Но, какъ человкъ въ высшей степени живой, онъ не въ силахъ былъ ограничиться пассивною ролью молчаливаго зрителя,— онъ произноситъ свое слово несущейся мимо него процессіи, высказываетъ ей свое негодованіе. Не забудемъ, что одиночество застало его въ одинъ изъ бурныхъ моментовъ русской жизни, вынести которыхъ не въ силахъ были многіе изъ людей прошлаго. Онъ пережилъ эпоху шестидесятыхъ годовъ, такъ сильно всколыхнувшую русскую жизнь, породившую цлый рядъ вопросовъ и новыхъ требованій. Но, мы припомнимъ, онъ любилъ Николая Тургенева, пострадавшаго за декабрскую исторію, сочувственно относился къ мысли объ освобожденіи крестьянъ, и этого, конечно, достаточно, чтобы главныя преобразованія шестидесятыхъ годовъ не встртили въ немъ озлобленнаго противника. Но множество изъ вопросовъ, вытекавшихъ какъ необходимое слдствіе преобразованія, онъ не въ силахъ былъ понять сразу. Такъ поднятый въ то время въ литератур ‘женскій вопросъ’ казался ему лишеннымъ малйшей дозы здраваго смысла. Онъ не переставалъ относиться къ нему съ добродушною шуткой, какъ къ дтской шалости самого общества, даже тогда, когда длались шаги къ практическому разршенію этого вопроса. Когда уже въ Петербург и въ Москв были открыты женскіе курсы, онъ не переставалъ иронизировать надъ женщиной и надъ ея стремленіями: онъ совтовалъ ей установить не только равноправіе между полами, но и нести воинскую и всесословную повинность…

‘Женскій вопросъ’ для человка двадцатыхъ годовъ, вага я ось, ломалъ всю жизнь, ставилъ наизнанку, превращалъ все въ хаосъ. Но прошло нсколько лтъ, хорошія слова превратились въ дло, невозможное оказалось возможнымъ: женщина выступила на общественное служеніе въ тяжелыя минуты родины, оказалась полезной, какъ врачъ, на пол битвы… И князь Вяземскій, въ силу любви въ правд, къ справедливости, несмотря на свои преклонные годы, которые выбрасывали его изъ среды живыхъ людей, соглашается, совтуетъ, чтобы мужчины подлились съ женщинами ‘присвоенными себ профессіями и занятіями, а другія бы имъ вовсе уступили’. Теперь онъ уже не иронизируетъ,— онъ признаетъ, что ‘искони бывали примры, что женщины входили въ благородное совмстничество съ мужчинами. Всегда и везд,— говоритъ онъ,— бывали женщины ученыя, политическія, бывали женщины — великіе писатели, превосходные художники’ (стр. 498).

Такъ поступаютъ всегда люди, для которыхъ истина и правда стоятъ выше всего,— и непремнно люди сильные. Ихъ самолюбіе не страдаетъ отъ публичнаго признанія своей ошибки, разъ только имъ посчастливилось ее увидать. Измненная княземъ Вяземскимъ русская пословица: ‘Дружба дружбой, а правда правдой’, весьма характерна для него самого. Что онъ въ силахъ былъ понять, то, не стсняясь никакими предразсудками, открыто признавалъ, хотя бы это заставляло его отказаться отъ его прежнихъ воззрній.

Но новаго реалистическаго направленія русской литературы онъ не понималъ, какъ ученикъ Державина, Карамзина… Не понималъ прелести въ простот стиха Некрасова, не въ силахъ былъ усмотрть и оцнить истинной, высокой поэзіи въ дивныхъ лирическихъ отступленіяхъ нашего современнаго сатирика. Но его ли тутъ вина? Виноваты ли мы, что мы не въ силахъ увидать тхъ прелестей и красотъ въ од ‘на взятіе Хотина’, какія видли въ ней современники Ломоносова? Ему, воспитавшемуся на феяхъ, нимфахъ, бореяхъ, нашъ уважаемый сатирикъ казался слишкомъ ‘матеріализующимъ литературу’ (стр. 35).

Въ недавно появившемся VII том сочиненій кн. Вяземскаго много любопытныхъ картинъ, анекдотовъ, воспоминаній, переданныхъ устами талантливаго, остроумнаго разскащика, у котораго одна острота переплетается съ другой, выливаясь съ необыкновенною легкостью въ изящной, прекрасной форм…

Что касается до вншней стороны, то книга издана весьма недурно и пущена въ продажу по сравнительно недорогой цн.

‘Русская Мысль’, No 7, 1882

Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. Томъ VII. 1855—1877. Изданіе графа С. Д. Шереметева. С.-Петербургъ. 1882 года.

Читайте также: