Политическая и общественная хроника, Реклю Эли, Год: 1869

Время на прочтение: 33 минут(ы)

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА

Критическій моментъ, переживаемый Франціею.— Всеобщая подача голосовъ, обратившаяся противъ творца своего.— Шаткость настоящаго положенія второй имперіи.— Совтники ея.— Защитники энергическихъ мръ одерживаютъ верхъ.— Руэ — въ роли agent provocateur.— Неумнье его импровизировать революцію.— Неудавшійся coup d’tat — желаніе Руэ скрыть отъ императора настоящее положеніе вещей.— Изданіе газеты ‘Французскій народъ’ Наполеономъ III.— Значеніе ея.— Первый дебютъ новаго законодательнаго собранія.— Проврка избирательныхъ списковъ.— Столкновеніе депутатовъ съ правительствомъ.— Вынужденныя уступки его въ пользу преобладающей средней партіи.— Упадокъ мужественнаго Руэ.— Неожиданное закрытіе законодательнаго собранія.— Изумленіе парижанъ и смятеніе партій.— Послднія событія въ Италіи и Австріи.

Многіе историческіе писатели считаютъ свое дло поконченнымъ, если имъ удастся изъ кучи архивнаго матеріала извлечь возможно большее количество совершившихся фактовъ, они до страсти любятъ рыться въ прошедшемъ, и съ особеннымъ удовольствіемъ заносятъ въ свои хроники компаніи, битвы, побды, пораженія, однимъ словомъ, все, что случилось. Выводы — не ихъ дло, особенно т выводы, на которыхъ можно построить какое нибудь приблизительно-врное предсказаніе будущаго. Подобные выводы, подобныя предсказанія составляютъ область историковъ-философовъ, эти, съ своей стороны, прилагая въ совершившимся событіямъ алгебраическій методъ изслдованія, стараются по этимъ извстнымъ величинамъ опредлить неизвстное, именно то, что должно, по всей вроятности, случиться, какой результатъ долженъ выйти изъ совокупности фактовъ, надъ которыми они производили свои изслдованія. Бюфонъ длалъ простое описаніе лошади, орла или обезьяны, его ученое честолюбіе вполн удовлетворялось такой безхитростной передачей голыхъ фактовъ, Оуэнъ же и Кювье иначе распоряжались съ сырымъ матеріаломъ, попавшимъ въ ихъ руки, они подвергали его строгому анализу и длали выводы, они считали себя удовлетворенными только тогда, когда имъ удавалось по самымъ ничтожнымъ, повидимому, признакамъ открыть существованіе новаго видя. Каждый размышляющій человкъ, подобно Оуэну и Кювье, на основаніи фактовъ, всмъ извстныхъ и всякому видимыхъ, можетъ длать выводы, до которыхъ масса не додумалась и такимъ образомъ предсказывать будущее. Бываютъ моменты въ жизни народовъ, когда такихъ предсказателей считаютъ тысячами. Франція теперь переживаетъ такой моментъ. ‘Вотъ до чего дошла вторая имперія!’ говорятъ одни, горестно покачивая головой и имя имъ легіонъ. ‘Вотъ до чего дошла вторая имперія!’ радостно потирая руки, повторяютъ другіе, и этимъ имя тоже легіонъ. Такой результатъ давно уже предвидла кучка размышляющихъ проницательныхъ людей. Она предсказывала его и тогда, какъ орелъ второй имперіи распростерся надъ Малаховымъ курганомъ, когда онъ торжественно замахалъ своими крыльями надъ башней Оольферино, когда онъ бросалъ горящія головни въ лтнемъ дворц въ Пекин, когда онъ вонзилъ свой окровавленный клювъ въ тло маленькаго орленка Мехяки и угрожалъ большому блому орлу сверо-американской республики,— эта кучка людей повторяла: ‘придетъ и твоя очередь!’ И вотъ приближается этотъ день, онъ даже пришелъ, и орелъ-побдитель, величественный и гордый орелъ съ трудомъ шевелитъ своими крыльями, отяжелвшими скоре отъ жиру, чмъ отъ кусковъ свинца, засвшихъ въ нихъ тамъ и сямъ, хромая и перекачиваясь съ боку на бокъ, онъ волочитъ свое отвисшее брюхо, какъ откормленный гусь. Съ нимъ нечего теперь длать охотнику, онъ принадлежитъ уже повару.

——

Майскіе выборы навели страхъ на правительство второй имперій и лишили его самообладанія. Изъ всеобщей подачи голосовъ оно мечтало сдлать прочное для себя основаніе, и всеобщая подача долго шла ему на пользу. Отъ нея оно получило свое утвержденіе и оправданіе всего, что совершилось въ достопамятную ночь второго декабря. Оно дйствовало противъ страны мрами жестокости и коварства, но страна, огромнымъ большинствомъ своихъ бакалейщиковъ, пахарей и пастуховъ, заявила, что подобныя мры не причиняютъ ей никакой непріятности, оно стснило свободу прессы, но милліоны французовъ, неумющихъ ни читать, ни писать, нашли, что отъ такого стсненія имъ не длается ни тепле, ни холодне. Вторая имперія разстрливала французовъ, сажала ихъ въ тюрьмы, ссылала, изгоняла, — что за бда! большинство своимъ потомъ показывало, что такой способъ дйствій вовсе не возбуждаетъ въ немъ непріязненнаго чувства въ виновникамъ крутыхъ мръ. ‘А если мн нравится быть битой?’ сказала одна женщина, которую тузилъ ея пьяный мужъ, когда нсколько прохожихъ, изъ участія въ ней, хотли помшать совершающемуся въ ихъ глазахъ безобразію.— ‘Вы видите, что Франція охотно принимаетъ получаемые ею удары,’ въ свою очередь говорили виновники государственнаго переворота второго декабря, когда сталъ извстенъ результатъ вота и, правдой и неправдой, въ ихъ пользу высказалось боле семи милліоновъ голосовъ. Втеченіе долгихъ годовъ всеобщая подача оправдывала или скоре узаконила ршительно все и такая податливость общественнаго мннія всегда вызывала удивленіе не только въ Европ, по и вн ея, — и не только удивленіе, но во многихъ мстахъ даже самую искреннюю зависть.
Было ли въ дйствительности такъ прочно это широкое основаніе, на которомъ хотла твердо стоять вторая имперія? По крайней мр, его считали такимъ впродолженіи 10, 15, 16, 17 лтъ, и врили, что оно устоятъ еще долго безъ всякихъ поправокъ. Но вдругъ симптомы, до сихъ поръ чувствуемые только немногими прозорливыми людьми, становятся ощутительными для людей самыхъ недальновидныхъ и равнодушныхъ: почва, на которой построена вторая имперія, оказывается тонкой, она осядаетъ подъ тяжестью непропорціональнаго вса, и въ нее погружается мраморъ и шлифованные камни, предназначенные для постройки дворца четвертой династіи. Это напоминаетъ катастрофу разразившуюся надъ Гольдбергомъ, деревушкой, выстроенной на косогор одной изъ швейцарскихъ горъ. Покатая на одну сторону, каменная скала, и на ней не слишкомъ толстый слой глинистой почвы — такова была эта гора. Нсколько дней шли сильные дожди, глина растворилась, раздалась во многихъ мстахъ и произвела рытвины, на которыя сперва никто не обратилъ никакого вниманія, потомъ деревня стала медленно скользить по отлогости, движеніе это было до того незамтно, что стаканъ воды, поставленный на стол, не колебался, источники продолжали течь и струиться также, какъ и прежде, но вся эта медленно движущаяся масса приблизилась въ пропасти, и все разомъ туда обрушилось: луга и хлбныя поля, дома и лса, скотъ и люди. Вторая имперія также движется по косогору всеобщей подачи голосовъ, — и какъ спасти эту страшную массу отъ страшнаго паденія? Извстны многіе города, поглощенные моремъ, они нырнули подъ воду потому, что почва подалась подъ ними, смли ли они думать о спасеніи въ виду открывшейся подъ ихъ ногами зіяющей бездны?
Поэтому неудивительно, если вторая имперія чувствуетъ, что почва колеблется подъ ея ногами, неудивительно, что въ ея дятельности замчаются колебанія, противорчія и порою безтолковщина. Ее можно уподобить теперь обвиняемому, осужденному приговоромъ присяжныхъ. Для хроникера событій представляется много затрудненій для врной передачи фактовъ, колебанія и противорчія производятъ страшную путаницу въ длахъ и теперешнее положеніе Франціи правильне всего характеризовать словомъ ‘шаткое,’ что мы и постараемся уяснить въ настоящей хроник.
Итакъ, майскіе выборы, какъ мы замтили, навели страхъ на правительство второй имперіи и лишили его самообладанія. Населеніе большихъ городовъ вотировало противъ него въ пропорціи трехъ къ одному, маленькихъ — трехъ въ двумъ, тяжелые и неповоротливые батальоны сельскихъ избирателей на этотъ разъ еще утвердили за нимъ побду, но очевидно, что эта побда послдняя, и что въ приближающейся генеральной битв, оно будетъ выбито изъ своихъ позицій и найдется вынужденнымъ въ безпорядк бжать съ поля сраженія. Но что ужасне всего и что особенно смущаетъ правительство и вселяетъ въ него страхъ и опасеніе:— это то, что республикански-буржуазная оппозиція, еще недавно такъ непріятно дйствовавшая на нервы правительства второй имперіи, въ общественномъ мнніи оказывается теперь слишкомъ недостаточной. Жюли Фавры, Пикары, Жюли Симоны, которыхъ имена раздражали до крайности Руе, Бароша и Гаусмана,— не возбуждаютъ теперь въ парижскомъ народ ничего, кром холодности, я народъ отыскиваетъ непримиримыхъ Банселя, Распайля и Гамбету, онъ отвергаетъ Оливье и Дарихона, попробовавшихъ подыматься $ь Тюльери по служебной лстниц, а при вторичныхъ выборахъ, въ іюн, парижане хотли провести кандидатуру Рошфора, непримиримаго изъ непримиримыхъ, который извстенъ не только какъ политическій, но и какъ личный врагъ императора, и не только императора, но даже самой императрицы.
Рошфоръ не выбранъ. Вы знаете почему. Противъ него выступилъ единственный человкъ, который могъ противостоять ему — Жюль Фавръ, великій адвокатъ, офиціальный глава буржуазіи, кумъ и старый пріятель Тьера. Жюль Фавръ, вмст съ Пикаромъ, Симономъ и Гарнье Пажесомъ, заключили союзъ между республиканцами и буржуазіей. Еслибъ Жюль Фавръ потерплъ пораженіе, буржуазія, упивавшаяся медоточивыми фразами академическаго оратора,— никогда бы не простила его пораженія, еще неизвстны были вполн результаты всхъ парижскихъ выборовъ, а провинціальная буржуазія уже обращалась къ передовой партіи съ словами ненависти и угрозы. Однакожъ ревностные и пылкіе послдователи партіи дйствія сперва горячо взялись за дло. ‘Воспользуемся случаемъ, говорили они,— и безъ печали и всякой задней мысли разорвемъ союзъ съ этой буржуазіей, которая натворила столько бдъ въ 1848 году и готова натворить ихъ и теперь. Жюль Фавръ, сознательно или безсознательно, не что иное, какъ тайный союзникъ Бонапарта, и всмъ этимъ Жюль Фаврамъ и Тьерамъ, либеральнымъ фразерамъ и противникамъ экономическихъ реформъ, мы готовы предпочесть бывшаго ганскаго плнника, который, по крайней мр, общаетъ истребить пауперизмъ ‘. Разуменъ онъ или нтъ, практиченъ или непрактиченъ, но только этотъ совтъ не былъ принятъ парижскими избирателями* которые вовсе не хотли разрывать союза между либеральной буржуазіей и старыми республиканцами, и они предпочли Жюля Фавра. Явившись упорнымъ соперникомъ непримиримому врагу второй имперіи, предводитель лвой стороны палаты оказалъ Наполеону III услугу, не меньшую той, какая имъ была оказана въ то время, когда палата вотировала изгнаніе принца Наполеона, ныншняго императора французовъ.
Какъ бы то ни было, но императоръ счелъ своимъ собственнымъ успхомъ неуспхъ своего личнаго врага. Онъ полагалъ, что парижскіе избиратели отвергли Рошфора единственно потому, что не желали избраніемъ редактора ‘фонаря* сдлать неудовольствіе императору, между тмъ какъ они руководствовались просто желаніемъ не раздражать буржуазію. Императору пожалуй естественно было заблуждаться такимъ образомъ, но подобныя заблужденія нездоровы по своей натур и бываютъ часто пагубны. Частный случай, неправильно имъ растолкованный, привелъ его къ ошибочнымъ выводамъ, онъ вообразилъ, что отверженіемъ Рошфора и избраніемъ Жюля Фавра выразилось общее настроеніе цлаго парижскаго народа, и что этимъ фактомъ уничтожается непріятное впечатлніе, произведенное выборами Распайля, Банселя и Гамбеты. Онъ уврилъ себя, что все это избирательное движеніе въ оппозиціонную сторону не имло никакого успха, что крутыя мры его префектовъ и продлки его администраціи дали ему истинную побду, и что сотня депутатовъ, посланныхъ въ. палату, какъ враги второй имперіи, не представляетъ никакой серьезной опасности. Онъ позволилъ Руэ и его сторонникамъ убдить себя въ томъ, что вердиктъ, произнесенный всеобщей подачей голосовъ, весьма противорчиваго свойства и оставляетъ ему свободное поле дйствовать, какъ ему вздумается. Онъ позволилъ себя уврить, что вторая имперія сдлала вс уступки, какія могла сдлать, что французская нація пользуется всми необходимыми свободами, и что она не настолько неблагодарна, что можетъ обратить ихъ противъ великодушнаго правительства, даровавшаго ей эти свободы. Императоръ всегда хвастался своимъ флегматическимъ характеромъ, онъ считалъ его добродтелью въ правител, но то, что нкогда принесло ему такую большую пользу, теперь причинило великія неудобства. Въ то время, когда Францію охватила избирательная лихорадка, когда его сторонники теряли голову, императоръ сохранилъ невозмутимое спокойствіе. Онъ благосклонно выслушивалъ Руз, и съ таковой же благосклонностью слушалъ его враговъ, сторонниковъ Персиньи онъ уравновшивалъ сторонниками Бассаньяка, онъ нейтрализировалъ своихъ друзей однихъ другими въ то время, какъ его враги дйствовали энергично, онъ улыбался принцу Плонплонъ, самому ненавистному человку для аркафевъ, и въ тоже время щекоталъ самолюбіе Жерома Давида, главы аркадцевъ, ненавистнаго либеральнымъ бонапартистамъ. Но я вижу, что мои читатели хотятъ сдлать мн вопросы: кто это такіе аркадцы) Что за птица Жеромъ Давидъ) Аркадцами они названы потому, что собираются въ императорскомъ клуб въ арвадской улиц, ихъ значеніе усиливалось по мр паденія второй имперіи, это паладины бонапартизма, миньоны императрицы. Своимъ знаменосцемъ они избрали красиваго Поля де-Бассаньява, достойнаго сына Гранье изъ Бассаньява, представляющаго собой образецъ типа фатовъ второй имперіи. Арвадская банда состоитъ изъ миньоновъ и забіяк, шпіоновъ и красавчиковъ Буа-Дорэ, изъ сановниковъ и ретивыхъ постителей разныхъ игорныхъ пріютовъ, она иметъ своимъ признаннымъ главой Жерома Давида, который считаетъ себя Маккіавелемъ, потому что въ извстной степени обладаетъ коварствомъ, считаетъ себя воиномъ, потому что, въ чин лейтенанта, по приказанію своего капитана, изъ своей засады, онъ стрлялъ въ кабиловъ, онъ считаетъ себя администраторомъ, потому что не положилъ охулки на руку, когда ему пришлось засдать въ арабскомъ бюро. Съ подобными способностями, къ которымъ еще слдуетъ прибавить драгоцнныя черты его характера: трусливую наглость и наглую трусливость, — г. Жеромъ Давидъ при порядкахъ второй имперіи легко могъ дойти до степеней извстныхъ. Присовокупите къ этому, что онъ родной племянникъ великаго Наполеона, правда съ побочной стороны, но все-таки племянникъ, двоюродный братъ Наполеона III, незаконный сынъ Жерома-Наполеона, покойнаго экс-короля Вестфаліи, братъ принца Жерома-Наполеона, именуемаго Плонплонъ, представителя младшей линіи наполеонидовъ. Потому что онъ младшій въ младшей линіи, онъ питаетъ смертельную ненависть къ старшему въ линіи, къ своему старшему брату. Оба брата примкнули въ двумъ противоположнымъ фракціямъ бонапартистской партіи. Законный, старшій сынъ представляетъ собою либерализмъ, несмотря на то, что засдаетъ въ сенат, онъ желаетъ прослыть свободнымъ мыслителемъ, кричитъ во всеуслышаніе, что онъ не признаетъ постовъ, и безпрестанно-напоминаетъ, что въ учредительномъ собраніи онъ засдалъ на гор. Незаконный, младшій, душой и тломъ предался аркадцамъ, ретроградамъ изъ ретроградовъ.
Спокойно и равнодушно выслушивалъ императоръ въ одинъ вечеръ пространную рчь своего кузена, Жерома-Наполеона, въ которой тотъ начертывалъ планъ либеральнаго государственнаго переворота: уничтожить теперешній сенатъ, замнивъ его, по образцу Соединенныхъ Штатовъ, новымъ, составленнымъ изъ членовъ, избранныхъ посредствомъ всеобщей подачи голосовъ, учредить отвтственное министерство и, такимъ образомъ, обогатить міръ новымъ типомъ парламентарной имперіи, боле или мене похожей на Бразилію, Сент-Бева, свободнаго мыслителя, назначить министромъ народнаго просвщенія, Оливье — министромъ внутреннихъ длъ и президентомъ совта министровъ, видныя и лучшія мста раздать представителямъ средней партіи, оставить папу на произволъ судьбы и дозволить Виктору-Эмануилу совершить торжественное вшествіе въ Римъ. На другой день его величество съ такимъ же безстрастіемъ, выслушивалъ предложеніе Жерома Давида о необходимости послать Жерома-Наполеона въ ученую экспедицію въ Камчатку, отобрать сейчасъ же вс неосторожно октроированныя свободы, возвратиться къ энергическимъ мрамъ 2 декабря и заставить замолчать законодательный корпусъ. Совтъ по-видимому былъ принятъ съ благоволніемъ, послано приказаніе префекту полиціи безусловно не разршать никакихъ публичныхъ сходокъ, министръ юстиціи указалъ начать процессы противъ журналовъ, и тотчасъ же журналисты подверглись опасной эпидеміи, штрафы и мсяцы заключенія обильно паля на ихъ головы, осужденія послдовали за осужденіями. Но изъ всхъ сентенцій, павшихъ на голову писателей, самая странная выпала на долю Рошфора. Одинъ шпіонъ взялъ у него въ Брюссел в.ъ кредитъ нсколько сотъ экземпляровъ ‘фонаря’, перехавъ границу сталъ продавать ихъ подъ носомъ полицейскаго коммисара и разумется былъ схваченъ. Подстроивъ всю эту штуку, шпіонъ указалъ на Рошфора, будто бы пославшаго его съ экземплярами своей газеты во Францію. Дло передано суду, Рошфоръ обвиненъ въ заговор противъ безопасности государства, и въ оскорбленіи главы государства, судьи опредлили: взыскать съ Рошфора приличный штрафъ, назначили ему еще нсколько новыхъ лтъ тюрьмы и объявили его лишеннымъ нкоторыхъ гражданскихъ правъ, т. е. права быть избирателемъ и права быть избраннымъ.
Между тмъ его величество, желая дать явственное указаніе на свою политику, далъ общаніе Жерому Давиду назначить его президентомъ законодательнаго собранія на мсто Шнейдера, котораго Руэ подозрвалъ въ умренности и въ тайной поддержк средней партіи. Но въ ршительную минуту, когда палата была уже созвана, императоръ не ршился бросить это оскорбленіе общественному мннію, Шнейдеръ остался на своемъ мст, а Жеромъ Давидъ въ вознагражденіе сдланъ командоромъ ордена почетнаго легіона. Шнейдеру сильно не понравилось, что это отличіе было дано его сопернику и онъ послалъ свою отставку. За таковую, продерзость Шнейдеръ, къ удивленію всхъ, не былъ посаженъ ни въ Мазасъ, ни сосланъ куда нибудь, напротивъ того, получилъ собственноручное письмо отъ императора, письмо лестное и милостивое, въ которомъ увряли, что нуждаются въ его, Шнейдера, полезной служебной дятельности. Въ то время, какъ учрежденія приходятъ въ дряхлость, вншнія отличія пріобртаютъ особенное значеніе. Когда деревья становятся старыми, ихъ стволъ и втви покрываются паразитными грибами, а листья гусеницами.
Такимъ образомъ правительство видалось то вправо, то влво, отъ строгости переходило въ кротости, то старалось выказать свою силу, то падало въ изнеможеніи отъ своей слабости. Вчера увряли, что страна не проявила явнымъ образомъ своего мннія, сегодня же склонились къ тому убжденію, что корон неприлично обращать вниманіе на угрожающія заявленія, съ какимъ обратились въ ней большіе города, балансируя такимъ образомъ между двумя крайностями, въ тоже время предписывали оффиціальной пресс воздерживаться какъ можно боле. Эта безплодная игра утомила общественное мнніе и раскрыла слабйшія стороны правительства. Правительство претендовало на исключительное умнье вести дла высокой политики, и его смущеніе, его смшные страхи, его робкая сила, стали предметомъ посмшища для толпы зрителей. Своей слабостью, усложненной еще старческимъ упрямствомъ, правительство боле и боле возбуждало противъ себя своихъ враговъ, поощряло своихъ нершительныхъ противниковъ, досаждало своимъ друзьямъ, не смя отказать, еще мене осмливаясь дать, оно только хмурилось. Руэ скалилъ свои желтыя іезуитскія улыбки тмъ, кому онъ долженъ былъ угрожать, правительство угрожало тмъ, кого должно было бить, и если било, то безъ всякаго разумнаго основанія, слабое и неискусное, оно не умло бить ни сильно, ни врно, и его попытка устрашить, произведенная въ большихъ размрахъ въ послдній мсяцъ, послужила только къ тому, что сдлала его смшнымъ въ глазахъ всхъ.
Въ нашей послдней корреспонденціи разсказано о великомъ побоищ на бульварахъ. Полиція назначила ротозямъ свиданіе на бульварахъ, чтобы они посмотрли, какъ бьютъ людей, ротози явились на назначенное мсто и въ свою очередь были побиты. Полагали, что любопытство парижанъ. достаточно притуплено различными зрлищами, постоянно происходящими на ихъ глазахъ, — но, нтъ,— оказалось, что любопытство парижанина обладаетъ ужаснымъ апетитомъ: онъ готовъ жертвовать всмъ, лишь бы была удовлетворена его любимая страсть, и потому онъ кинулся со всхъ ногъ, когда ему объявили, что онъ можетъ посмотрть какъ дуютъ публику дубинами по головамъ, еще съ большей охотой онъ побжалъ бы взглянуть, какъ въ эту публику кидаютъ пули и ядра. Съ большимъ нетерпніемъ въ Париж ждутъ теперь запроса, который общала сдлать правительству лвая сторона палаты по поводу этой ‘адской оргіи дубинъ’, какъ характеризовалъ это побоище Распайль. Полиція била и хватала всхъ безъ разбора, потомъ, въ числ побитыхъ и схваченныхъ, многихъ она признала за своихъ. Но сначала, въ сумятиц она не узнавала никого, полицейскіе бросались съ своимъ оружіемъ на воспитателя императорскаго принца, на знаменитаго слдственнаго пристава Гоне, который съ большимъ трудомъ спасъ свое чрево отъ ударовъ и настолько не оправился еще отъ понятія, что до сихъ поръ не набрался обычной энергіи для веденія слдствія по длу о заговор противъ общественной безопасности. Полторы тысячи парижанъ, какъ военноплнные, отведены въ казематы Бисетра. Арестовано впрочемъ было гораздо боле, но многимъ удалось уйти съ дороги, другихъ на другой день выпустили. Между арестованными были: донъ-Карлосъ, герцогъ мадридскій, котораго легитимисты признаютъ дйствительнымъ королемъ Испаніи, знаменитый банкиръ баронъ Альфонсъ де-Ротшильдъ, остававшійся подъ арестомъ три часа и вырвавшійся оттуда только потому, что умлъ уврить тюремщиковъ, что онъ занимаетъ должность прусскаго генеральнаго консула, хотя состоитъ консуломъ австрійскимъ, былъ взятъ начальникъ отдленія прессы въ министерств внутреннихъ длъ, а также графы, герцоги, префекты, призванные императоромъ въ Парижъ, государственные секретари, чиновники и — странное дло — ни одного студента. На тысячу человкъ арестованныхъ приходилось: рабочихъ 287, прислужниковъ разнаго рода 263, чиновниковъ 133, приказчиковъ 117, людей, занимающихся либеральными профессіями 110, коммерсантовъ 55, рантье 35. По отношенію въ численности населенія, самое значительное число арестованныхъ приходится на долю людей, занимающихся либеральными профессіями. И такъ какъ люди этой категоріи фабрикуются, по большей части, изъ студентовъ, то отсутствіе послднихъ въ числ невольныхъ жителей Бисетра обратило на себя всеобщее вниманіе. Когда политическія искры носятся въ воя дух, студенты до сей поры всегда бывали самой удобовоспламенимой частью населенія, теперь же вышло иначе. Слдовательно приходится заключить, что или измнился духъ школъ, или послднее возмущеніе имло особенный характеръ и нисколько не походило на то, что принято называть возмущеніемъ.
И дйствительно, парижское населеніе искренно убждено, что вся эта суматоха есть дло Руэ, который хотлъ пустить въ ходъ свои великія политическія способности, импровизировать революцію, утопить ее въ потокахъ крови, объявить осадное положеніе и провозгласить себя спасителемъ порядка, религіи, семьи и собственности. Но его революція возбудила такой же смхъ, какъ и революція его экс-товарища, знаменитаго Пинара, который въ послднее второе декабря собралъ шестьдесятъ тысячъ человкъ, раздлилъ ихъ на три корпуса и, руководствуясь мудрыми стратегическими соображеніями, направилъ ихъ вс къ монмартрскому кладбищу, гд они и завладли тремя прохожими. Революція капризны и не всегда повинуются приказаніямъ, которыя даютъ имъ министры, они иногда подражаютъ собак Жана Нивельскаго, убгавшей прочь, когда ее призывали. Производство революцій не принадлежитъ къ числу обязанностей государственнаго министра, Руэ оказался вдвойн неискуснымъ: онъ желалъ вызвать возстаніе, вовсе не обладая способностью развить его. Приняты были самыя нелпыя мры, пущены въ ходъ дв банды: одна получила плату за будущее усердіе отъ министерства, другая отъ полиціи, вечеромъ союзники не узнавали другъ друга и даже преусердно колотили одинъ другого. Невозможно было долго признавать этихъ ряженыхъ революціонеровъ за дйствительныхъ республиканцевъ и соціалистовъ, когда они не знали даже перваго куплета марсельезы, когда они бросились ломать кіоски, устроенныя для продажи газетъ, разрывали въ куски попавшіяся имъ тутъ подъ руки экземпляры оппозиціонныхъ журналовъ, били зеркала и окна лавокъ, грабили, вламывались силой въ питейные дома и уходили освжиться и отдыхать на лаврахъ въ дома проституціи. Невозможно было признать за дйствительныхъ бланкистовъ людей, которые на биржевой площади бросались на глазющихъ тутъ спокойныхъ гражданъ, съ криками: ‘на фонарь аристократовъ!’ Возможно-ли было принимать за дйствительныхъ агентовъ порядка, людей, которые, дозволяя спокойно строить баррикады, разумется, своимъ соучастникамъ, останавливали совершенно невинныхъ прохожихъ и наносили имъ удары палками по чемъ попало, валили ихъ на земь, освобождали ихъ отъ часовъ и монетъ и потомъ торжественно отводили въ ближайшій полицейскій постъ. Наконецъ, посл трехъ или четырехъ ночей такого безобразія, остолбенлые ротози взялись за умъ, лавочники сами вооружились для защиты своихъ лавокъ, тамъ и сямъ послышались даже криви: ‘Гд же національная гвардія? Вооружимся и составимъ сами національную гвардію!’ Приходилось поскоре кончать комедію. Тогда бульвары были очищены полками настоящихъ кирасиръ, драгунъ и гусаръ. Ничего нтъ удивительнаго, что лавочники привтствовали солдатъ при встрч съ ними, ихъ появленіе говорило о скоромъ окончаніи безпорядковъ, о возобновленіи торговли и обычныхъ длъ. Также ничего нтъ удивительнаго, что эти же самые лавочники привтствовали императора на нсколькихъ пунктахъ бульвара, появленіе его олицетворяло собою появленіе голубки, несущей въ своемъ клюв масличную втвь мира. Но удивительно изумленіе самого императора при этихъ неожиданныхъ для него знакахъ народной привязанности. Онъ былъ видимо тронутъ и сказалъ дрожащимъ голосомъ: ‘если парижскій народъ считаетъ себя моихъ другомъ, зачмъ же онъ въ законодательное собраніе посылаетъ моихъ враговъ?’
Эти наивныя слова составляютъ одно изъ многочисленныхъ указаній на то, что императоръ былъ обманутъ относительно истиннаго смысла предполагаемаго возстанія и ршительно ничего не зналъ о заговор, затянномъ его государственнымъ министромъ Руэ, его префектомъ полиціи Пьетри, его секретаремъ Конти и его интимнымъ совтникомъ Дювержье. Можно поврить, что онъ не зналъ и не знаетъ еще до сихъ поръ истины насчетъ послднихъ событій, и мене знаетъ дйствительное положеніе страны, чмъ даже простой читатель, ежедневно перечитывающій въ бульварныхъ кафе различныя газеты. Многіе готовы даже врить, что императоръ неотвтственъ за послднія событія, и потому самому не можетъ отвчать и за то, что должно воспослдовать за ними, что офиціальный распорядитель судебъ Франціи самъ находится въ полной зависимости отъ тхъ, кто особенно искусно уметъ льстить его слабостямъ,— отъ тхъ, кто лжетъ лучше. Онъ постарлъ — тюльерійскій хронометръ отстаетъ уже отъ часовъ биржи. Съ этой точки зрнія чрезвычайно любопытно изучать журналъ, редижируеный г. Бонапартомъ, при сотрудничеств его друга, г. Клемана Дювернуа. Въ основаніи его величество гораздо боле литераторъ, чмъ политикъ, скоре хорошій артиллерійскій офицеръ, чмъ главнокомандующій французскими арміями. Его величество выступилъ на журнальное поприще въ то время, какъ онъ былъ узникомъ въ Гам. Кто началъ писать, будетъ всегда писать. Нельзя безнаказанно мокать свое перо въ чернильницу, и если кому удалось написать нсколько статей, замченныхъ въ литературномъ мір, на его пальцахъ всегда останутся слды чернилъ, когда такая личность постаретъ, она употребляетъ вс усилія, чтобы попасть въ члены французской академіи, въ сотоварищество съ Гизо, Тьеромъ и Жюль Фавромъ. Императоръ ощущаетъ необходимость имть свой журналъ, каждый литераторъ заявляетъ такое же желаніе. Для честолюбія автора ‘жизни Цезаря’, разумется недостаточно быть главнымъ редакторомъ ‘Оффиціальной газеты французской имперіи’, и онъ хочетъ имть органъ не такой сухой, не такой педантическій, не такой скучный, какъ эта газета, онъ желаетъ имть боле самостоятельный, боле свободный органъ. Онъ намревался издавать газету ‘Народъ’, заимствовавъ это названіе у Прудона, который издавалъ газету подъ такимъ именемъ посл революціи 1848 года. Но марсельскіе послдователи Прудона, уже издававшіе газету ‘Народъ’, пригрозили процессомъ новому изданію, и оно волей-неволей вынуждено было обратиться въ ‘Французскій народъ’. Это предпріятіе вовсе не спекулятивное, нумеръ газеты продается за одинъ су, обходясь издателю въ три, правда, издатель пріобртаетъ кое-что на объявленіяхъ, но за то онъ принужденъ длать большую скидку торговцамъ газетами. Изданіе ему обходится дорого, такъ какъ кром потери на продажной цн, онъ долженъ еще платить правительству опредленный штемпельный налогъ (надо полагать, что и издатель ‘Французскаго народа’ ‘мст съ другими журналистами подписалъ прошеніе правительству объ уменьшеніи штемпельной пошлины съ пяти сантимовъ на одинъ). Въ дйствительности его величество длаетъ подарокъ въ два су каждому читателю, которому приходитъ охота читать нумеръ его газеты. Надобно признаться, что эта газета составляется не совсмъ дурно, она неизмримо выше газеты ‘Публика’, главнымъ редакторомъ которой г. Руэ, къ тому же, ‘Публика,’ продаваясь за два су, длаетъ подарокъ своимъ читателямъ всего въ одинъ су на нумеръ. Распорядитель ‘Французскаго народа’ хорошо подобралъ своихъ сотрудниковъ, три главные: Клеманъ Дювернуа, екс-прудонистъ, курившій трубку со всми непримиримыми,— тотъ самый Дювернуа, который сидлъ въ тюрьм за проступки по дламъ печати, именно за свои яростныя нападенія на императорскую администрацію, преимущественно алжирскую, тотъ самый Дювервуа, который такъ ловко накидывался на соціальные вопросы и на этой почв легко побивалъ буржуазныхъ и орлеанистскихъ корифеевъ: Вейса, Прево-Парадоля, Тьера и другихъ изъ ихъ лагеря. Два другіе редактора занимаются исключительно первоначальнымъ образованіемъ, кооперативными ассоціаціями, обществами взаимной помощи и различными благотворительными уч: режденіями, ихъ завербовали — одного изъ лагеря экономистовъ съ помсью соціализма, другого изъ демократовъ, пропитанныхъ либеральнымъ христіанизмомъ секты Бюше. Короче сказать, эта газета внушительна, чувствительна, правдоподобна, примирительна, даже добродтельна, но одного въ ней недостаетъ: настоящаго пониманія смысла событій. Акуратно читая эту газету, приходишь невольно къ заключенію, что императоръ не знаетъ врно, какъ идутъ дла, что вс окружающіе стараются систематически поддерживать въ немъ это незнаніе, что вс Руэ и Персиньи, Жеромы Давиды и Жеромы-Наполеоны, Гаусманы и Ніэли, горячо спорящіе за портфели, сходятся на одномъ пункт: обманывать своего государя.
Все равно, знаетъ ли или не знаетъ истинное положеніе длъ императоръ Наполеонъ, или онъ отсталъ отъ вка, но его теперешняя политика отличается нершительностію и противорчіями. Невозможно передать дянія, характеризующія ее въ послдніе мсяцы, невозможно отыскать никакой послдовательности въ идеяхъ, ни малйшаго стратегическаго плана, ни признаковъ политическаго такта. Дла второй имперіи конечно дурны, но императоръ и его совтники ухудшили ихъ сколько могли. Это мы постараемся доказать обозрніемъ событій за послдній мсяцъ.
Г. Руэ захотлось самому произвести государственный переворотъ, посредствомъ энергической демонстраціи онъ думалъ овладть положеніемъ, и сдлать воззваніе въ грубой сил. Но его попытка не имла никакого успха, онъ возбудилъ въ парижскомъ народ не страхъ и гнвъ, какъ онъ желалъ, а одно любопытство, пришлось поиграть дубинами, а не штыками и не пулями, что предполагалось предпринять для полученія успха. Руэ посадилъ 1500 человкъ въ парижскія тюрьмы и никому не пришло въ голову, что общество находится въ опасности и нуждается въ избавител — Руэ. Но и эта неудача не образумила государственнаго министра, онъ схватилъ на дому до сотни людей, отличившихся на послднихъ выборахъ, онъ объявилъ объ открытіи имъ большого заговора противъ общественной безопасности, сами заключенные пожимали плечами и спрашивали слдователя: ‘Мы ничего не знаемъ, объясните намъ, что такое этотъ заговоръ?’ И выходя изъ тюрьмы, они вновь обращались къ нему съ тмъ же вопросомъ.
Дале. Императоръ произнесъ рчь къ солдатамъ посл маневровъ въ шалонскомъ лагер. Сравнивая солдатъ съ гражданами, онъ замтилъ, что господа военные имютъ право считать себя апостолами цивилизаціи.
Написавъ подъ диктовку Руэ письмо къ одному изъ самыхъ темныхъ своихъ подданныхъ, утверждающее, что правительство не измнитъ своихъ принциповъ, особенно принципа личнаго управленія, императоръ хотлъ замнить Шнейдера, Жеромомъ Давидомъ. Это предложеніе возбудило всеобщее негодованіе, Шнейдеръ остался на мст, но Давидъ получилъ орденъ. И это не понравилось, Шнейдеръ требуетъ отставку, императоръ пишетъ къ. нему самое лестное письмо.
Собралась палата. Правительство ее созвало, желая, по его словамъ, узнать отъ нея объ истинныхъ желаніяхъ народа, какъ будто выборами недостаточно ясно высказаны эти желанія. Тмъ tie мене правительство запретило депутатамъ касаться чего нибудь другого, кром проврки полномочій.
Этотъ приказъ не понравился депутатамъ. Средняя партія, мечтающая объ обновленіи имперіи парламентаризмомъ, желающая бонапартизмъ соединить брачными узами съ буржуазіей, — средняя партія почувствовала неудовольствіе и пришла даже въ ярость. Руэ думалъ было прикрикнуть на новую палату, но это усмиряющее средство, такъ удачно примняемое имъ къ старой палат, оказалось неподходящимъ для новой. Времена измнились. Президентъ Шнейдеръ тайно снесся съ средней партіей, избравшей своимъ главой Оливье, а лозунгомъ: ‘да здравствуетъ императоръ! Долой Руэ!’ Во все это время лвая сторона скромно держала себя въ сторон.
По поводу проврки избранія одного прошлеца, аркадцы и руэристы сцпились съ Жюлемъ Симономъ, который разбилъ ихъ на голову и заставилъ отступить со стыдомъ. Все чистое правительственное большинство не могло удержаться противъ одного депутата лвой стороны. Сумятица и ужасъ на скамь министровъ!
Старикъ Распайль сдлалъ запросъ правительству относительно парижскихъ арестовъ, а также заговора противъ безопасности имперіи, Руэ возражалъ, выставляя по обыкновенію на видъ опасность приближенія краснаго призрака. Но палата не выразила ни гнва, ни ужаса и краснорчіе государственнаго министра пропало даромъ.
Руэ и компанія поставили капканъ для поимки непримиримаго Банселя. Бансель импровизировалъ спокойную, великолпную рчь, которой аплодировала даже средняя партія.
Средняя партія имла частныя собранія вн оффиціальныхъ засданій. Она ршила заявить свою программу. Собраніе было многочисленно и партія казалась плотно соединившеюся. Тогда Руэ вознамрился похитить программу средней партіи и, нсколько смягчивъ представить ее, какъ бы отъ правительственной партіи. Чтобы отклонить замышляемый ударъ, средняя партія ршилась заявить свою оппозицію и потребовала отвтственности министровъ вередъ законодательнымъ собраніемъ — требованіе совершенно не конституціонное, ибо по конституціи министры просто агенты исполнительной власти, сами по себ не пользуются никакой властью и совершенно зависятъ отъ доброй воли императора. Такимъ образомъ средняя партія изъ ненависти къ министру подвергла опасности существующую конституцію, имперію и даже императора. И Руэ, видя, что наглость его враговъ возрастаетъ съ каждымъ днемъ, отказался отъ своего проекта и приказалъ нкоторымъ изъ своихъ врныхъ надть личину, присоединиться къ средней партіи, произвести тамъ несогласіе и втянуть новую оппозицію въ большинство. Вслдствіе этого въ рядахъ оппозиціи появился знаменитый Мако, которому императоръ доврилъ тайну своихъ проектовъ, герцогъ Муши, кузенъ императора, близкій къ императриц, который еще нсколько дней тому назадъ великолпно угощалъ въ своемъ замк императорскую фамилію. Вс эти хитрости слишкомъ хитраго Руэ сбили съ толку большинство, которое не могло понять Руэ ли дурачитъ среднюю партію или, на оборотъ, средняя партія дурачитъ Руэ?
Но тутъ поднятъ былъ вопросъ деликатнаго свойства: законно ли избраніе въ палату каммергеровъ императора и дворцовыхъ чиновниковъ? Могутъ ли они свободно вотировать? Не станутъ ли они часто становиться между уваженіемъ, должныхъ націи, и повиновеніемъ своему государю? Этотъ коварный вопросъ глубоко возмутилъ императора, увидавшаго въ немъ начало возмущенія. ‘Если мы начнемъ такимъ образомъ, перефразировалъ онъ слова президента Шнейдера,— на чемъ же мы остановимся?’ Если законодательное собраніе не уважаетъ боле каммергеровъ императора, каммеръ-юнкеровъ императрицы, оно, значитъ, не уважаетъ самихъ императора и императрицы. Однакожъ соединенными усиліями Руэ и Шнейдера удалось отдалить отъ обсужденія этотъ щекотливый вопросъ,— палата согласилась отложить его.
Между тмъ утвержденіе полномочій продолжало идти своимъ порядкомъ, но производилось довольно странномъ образомъ. Вмсто того, чтобы допустить къ подач голосовъ только тхъ депутатовъ, которыхъ назначеніе не было предметомъ нареканій, большинство, вопреки здравому смыслу, общей практик и всмъ предшествовавшимъ постановленіямъ, поршило, что непризнанные депутаты будутъ вотировать наравн съ положительно признанными, такъ какъ теперь нужно было утвердить назначеніе членовъ палаты. Вскор затмъ все большинство организовалось въ огромную компанію взаимнаго страхованія, принявшую братолюбивый девизъ: ‘станемъ, братцы, утверждать другъ друга’. А такъ какъ свои рубашки ближе къ тлу и, дале, такъ какъ свой своему по невод другъ, то члены, обвиняемые въ неправильномъ избраніи, принялись съ достодолжнымъ рвеніемъ вотировать сами за себя, проталкивали впередъ своихъ благопріятелей,— мало того, сами подавали сигналъ къ поврк ихъ выборовъ.
Другой маневръ заключался въ томъ, чтобы помшать палат организоваться чрезъ назначеніе собственнаго бюро. Если бы такое организованіе удалось до конца, тогда трудно было бы помшать средней партіи, съ каждымъ днемъ собиравшей новыхъ адептовъ, громогласно заявить свое знаменитое требованіе и пустить антиконституціонный брандеръ въ бокъ государственнаго ковчега. Несмотря на протестами лвой стороны, средняя партія, однако, все откладывала и упустила драгоцнное время.
А время вдь было въ самомъ, дл драгоцнное, потому что положеніе измнялось съ- каждымъ днемъ. Нигд не было слышно никакихъ подвиговъ насилія, ни одинъ ораторъ не произносилъ словъ — а между тмъ общественное мнніе замутилось, умы были разгорячены, жизненные органы имперіи пришли въ конвульсивное сотрясеніе, кровь разлагалась — тло бонапартизма страдало злокачественной горячкой. Болзненныя ожиданія правительства, его опасенія уже ни для кого не были тайною, кто только интересовался о нихъ знать. Императоръ пригласилъ депутатовъ въ интимному обду въ Сенъ-Клу, императрица и придворныя дамы съ самой изысканной любезностью ухаживали за вліятельными представителями средней партіи, къ самымъ угрюмымъ изъ нихъ он были до нельзя ласковы и предупредительны. На слдующій день газета опубликовали многіе образчики интимныхъ изліяній, комментировали слова, жесты, поклоны, но въ конц концовъ императоръ игралъ не очень много. Средняя партія во что бы то ни стало хотла отдлаться отъ Руэ: провались онъ, молъ, окаянный… Но императору съ чего-то вообразилось, что безъ Руэ ничего не подлаешь, — и онъ жертвовалъ всмъ для поддержанія Руэ, тогда какъ Руэ, тоже вообразивъ себя необходимостью, мужественно жертвовалъ и императоромъ, и имперіей для удержанія своего любезнаго портфеля… И вотъ глава имперіи сталъ жаловаться: они хотятъ отнять у меня Руэ, посягаютъ на мою иниціативу, угрожаютъ моимъ верховнымъ правамъ, разсчитываютъ лишить меня всякихъ средствъ въ защит… Я ни дать ни взять похожъ на льва въ басн — они хотятъ вырвать у меня зубы и когти, общая оставить только гриву, — но на долго ли)
И вдругъ газета le Pays, ‘имперіалистскій органъ’, для умилостивленія большинства публикуетъ маленькую замтку, будто бы выпавшую изъ записной книжки императора Наполеона III (о Кассаньякъ, вс твои возни — сущее ребячество!). Замтка эта резюмировала слдующимъ интереснымъ признаніемъ: ‘относительно большинства я напрасно приступилъ къ моимъ реформамъ 19 января, не посовтовавшись предварительно съ нимъ. Съ этихъ поръ буду употреблять вс усилія, чтобы пріобрсти его довріе’.
Сколько нелпостей въ этомъ одномъ курьез! Императоръ, сдлавшійся предъ лицомъ страны, страстно либеральнымъ, обвиняетъ себя въ излишнемъ либерализм. Онъ хочетъ помириться съ давно уже умершимъ большинствомъ, котораго прахъ почиваетъ теперь въ избирательныхъ урнахъ 24 мая. И такія важныя политическія признанія императоръ длаетъ въ замткахъ, выпадающихъ изъ его записной книжки, тогда какъ его друзья, вмсто. того, чтобы возвратить компрометирующую бумагу по принадлежности, распечатываютъ ее въ газетахъ! Вообразите себ цезаря Наполеона III, который, по словамъ Charivari, кокетливо повязываетъ свой галстухъ и въ тоже время кладетъ въ свою табакерку маленькіе бумажные лоскутки, помченные такъ: ‘NB. Не забыть бы мн помириться съ Франціей’. Другой журналъ напомнилъ по этому поводу памятную замтку, будто бы, найденную къ бумагахъ стараго пера временъ Луи-Филипца:, какъ бы не позабыть въ слдующую пятницу отравить герцогиню посредствомъ чашки чая’.
Несмотря на обдъ въ Сенъ-Клу, законодательный корпусъ, подстрекаемый раздосадованной публикой, заявлявшей свой голосъ въ газетахъ, ршился, наконецъ, организоваться. Двая сторона и средняя партія вотировали отдльно, и на 6 членовъ комитета (bureau) средняя партія дала 2, лвая сторона — 0. Тогда было только и рчи, что о великомъ требованія средней партія, къ которому боле ста членовъ дали свою подпись (въ послдній день ихъ было 116). Такимъ образомъ палата распалась на дв равносильныя по численности категоріи, а для правительства одинаковая численность воюющихъ уже служила признакомъ грознаго пораженія. Въ свою очередь лвая сторона приготовляла два запроса, тоже необщавшіе особенно пріятнаго содержанія. Однимъ изъ нихъ, какъ говорятъ, требовалось нарядить строжайшее разслдованіе по длу о безпорядкахъ въ Париж и дать отчетъ о произвольныхъ арестахъ, которымъ подверглись многія совершенно неповинныя лица. Другой запросъ касался стачки рудокоповъ въ Сентъ-Этьен, гд рабочіе, требовавшіе увеличенія платы, подверглись нападенію солдатъ и жандармовъ. Префектъ выслалъ противъ нихъ 60 пхотныхъ ротъ при драгунскихъ эскадронахъ, въ глав полчища стоялъ генералъ Паликао, гроза китайцевъ. Своими диковинными ружьями — Chassepote солдаты надлали блистательныхъ подвиговъ, убили многихъ изъ толпы рабочихъ и между ними также ребенка на груди матеря, тогда какъ солдатскіе штыки распороли брюхо какой-то несчастной женщин. Обсужденіе этого дла было бы крайне непріятно для императорскаго правительства, имющаго претензіи на то, что оно лучше понимаетъ соціальный вопросъ, чмъ буржуазія, правительство хочетъ показывать видъ, будто его сердцу милъ рабочій классъ, и даже при настоящемъ кризис многіе изъ интимныхъ совтниковъ власти предлагали не только перемнить поле сраженія, но и самую ея цль, отказываясь отъ всякаго политическаго обсужденія съ средней партіей и съ либералами всхъ категорій и волей-неволей ставя ихъ лицомъ въ лицу съ гражданской войной, что немедленно заставятъ ихъ перейти въ лагерь правительства. Надо замтить, что эти стачки серьезно угрожаютъ разработк всего каменно-угольнаго бассейна близь Сентъ-Этьена и слдовательно всей промышленноcти юга, тогда какъ Ліонъ и его окрестности терпятъ отъ стачекъ между рабочими на шелковыхъ фабрикахъ. Для предстоящаго переворота это составятъ довольно трудную и тяжелую задачу. А пока до того вс смышленые люди соглашаются, что настоящій режимъ задльнаго вознагражденія уже отжить свое время, что он совершенно не удовлетворяетъ практическимъ нуждамъ,, тогда какъ вступленіе пролетаріата en masse въ кооперативныя ассоціаціи чрезвычайно затрудняется недостатковъ образованія въ огромныхъ массахъ рабочаго населенія.
Итакъ палата приготовлялась къ великой битв, какъ вдругъ, въ понедльникъ 12 іюля, его вице-величество, его высокопревосходительство государственный министръ предсталъ съ деклараціей оператора. Несмотря ка то, что дв недля тому назадъ Наполеонъ III объявилъ, что принципы его правительства устраняютъ необходимость реформъ,— теноръ онъ давалъ свое согласіе на слдующія реформы: предоставленіе законодательному корпусу права распоряжаться своимъ внутреннимъ управленіемъ, избирать своего президента и вице-президентовъ.— Большая свобода при представленіи разнаго рода улучшеній кодекса.— Обязательство правительства не измнять боле таможенныхъ тарифовъ я не заключать никакихъ международныхъ трактатовъ, въ род договора съ Англіей, безъ предварительнаго одобренія законодательнаго корпуса,— Усиленіе контроля при опредленіи бюджета.— Позволеніе министру быть депутатомъ, съ тмъ, чтобы и депутатъ могъ въ свою очередь быть министромъ (только до этого предла личное правительство могло поладитъ съ парламентарнымъ режимомъ).— Наконецъ, до извстной степени расширеніе права заявлять офиціальныя требованія (droit d’interpellation).
Но весь этотъ театральны! пассажъ не имлъ ршительно никакого эффекта. Начать съ того, что вс къ нему были уже приготовлены, но вс ждали гораздо боле. Притомъ же средняя партія была приведена въ ярость тмъ, что, не допуская ее къ бою, у нея вырвали побду. Чтобы обезоружить среднюю партію, нужно было предоставить ей все, чего она требовала, но навязывая ей силою власти только третью или четвертую часть изъ того, что было предметомъ ея домогательствъ, запрещая ей заикаться о своихъ прочихъ требованіяхъ, правительство длало, и изъ это! партіи своего постояннаго и непримиримаго врага. Оппозиція ршилась нанести ударъ личному правительству тмъ, что заране и офиціально декретировала т уступки, которыя правительство готовилось дать на острі меча, разсчитывая сохранить неприкосновеннымъ, по крайней мр, свой принципъ, если не ореолъ величія. Наконецъ, реформа была возвщена устами Руэ, и все позволяло думать, что на этого ненавистнаго министра будетъ также возложено ея исполненіе. По всмъ этимъ причинамъ эффектъ просто не удался. ‘Такъ вотъ что!’ заговорила неудовлетворенная палата. ‘Только-то?!’ съ удивленіемъ спрашивала ненасытная публика,— ‘мало, очень мало!’
А между тмъ императоръ думалъ, что имъ сдлана невсть какая громадная уступка. Вдь наканун въ Сенъ-Клу собралась вся ватага врныхъ, интимныхъ друзей и совтниковъ лучшаго, боле свтлаго времени. Вс министры находились на лицо. Императоръ поставилъ Руэ и Шнейдера носомъ къ носу, какъ двухъ задорливыхъ птуховъ. Министры и интимные совтодателя раздлились на два лагеря — съ одной стороны Руэ, Барошъ, Вюитри, ла-Валеттъ, съ другой — Шнейдеръ, Мань, Форкадъ-де-ла-Рокеттъ. Шнейдера позвали по особенному именному повелнію, несмотря не вс протестаціи могущественнаго Руэ. Принцъ Наполеонъ въ собранію допущенъ не былъ. Съ мрачнымъ, тревожнымъ лицомъ, съ глубокою на чел думою, онъ прогуливался передъ дворцомъ, стараясь читать происходившее по яйцамъ входящихъ и выходящихъ. Руэ хитрилъ и запутывалъ бесдующихъ въ мутномъ омут метафизики. А Шнейдеръ заладилъ все одно: ‘общая подача голосовъ высказалась… Общая подача голосовъ — могучая сила… Можетъ ли императоръ ей противиться! Захочетъ ли онъ ей противиться?… Изъ читателей періодическихъ изданій, т. е. изъ людей, интересующихся политикой, трое подписчиковъ оппозиціонныхъ газетъ приходятся на одного читателя правительственныхъ органовъ… Надобно открыть глаза императору на то, что-его офиціальныя кандидатуры скоре ослабляютъ, чмъ поддерживаютъ его… Либеральная буржуазія погибла безвозвратно, надобно какъ можно скоре спасти для имперіи, что еще остается — простой классъ и пролетаріатъ…’
Руэ защищается шагъ за шагомъ, но, несмотря на поддержку Бароша я императрицы, долженъ былъ ударить къ отступленію.
— Такъ продиктуйте же мн, говоритъ наконецъ императоръ, ту декларацію, которая должна спасти насъ въ настоящемъ положеніи.
И Шнейдеръ принимается диктовать уже сообщенную нами декларацію, которой каждое слово было обсужено, взвшено, исправлено. Одержавъ побду, Шнейдеръ вонялъ поле сраженія и имлъ счастье остаться одинъ на одинъ въ кабинет императора посл удаленія Руэ и всхъ прочихъ антагонистовъ.
И вотъ сатрапъ Руэ, какъ новый Аманъ, принужденный противодйствовать эдикту, подписанному его врагомъ Мардохеемъ, самолично представилъ палат императорское объясненіе. Блдный и разстроенный, торжественнымъ, но глухимъ и невнятнымъ голосомъ, въ которомъ слышалось что-то трагически-гробовое, онъ прочелъ докладъ ни дать ни взять такъ, какъ прочелъ бы свой обвинительный приговоръ, отправлявшій его на каторгу. Его пришибленная осанка, жалостливые жесты и ужимки поколебали мужество самыхъ рьяныхъ бонапартистовъ. Само собою разумется, что пріемъ, оказанный ему палатою, совершенно гармонировалъ съ его собственными плаксивыми мыслями, и такимъ образомъ онъ вернулся сообщить императору о грустномъ результат его не мене грустной миссіи. Въ тоже время самъ министръ, яко козелъ искупленія, подалъ отставку за себя и за своихъ товарищей-министровъ, конечно, императоръ отвчалъ на это отказомъ уже въ десятый или двнадцатый разъ, потому что отставка эта была бы равносильна пораженію не только вице-императора, но и самаго верховнаго главы бонапартистскаго режима. Ну, и вотъ надолго затянулась довольно оживленная бесда, тутъ поперемнно предлагались и отвергались самые чудовищные планы, на императрицу находили припадки ипохондріи, Персиньи тоже не отставалъ отъ другихъ, тоже ярился изряднымъ манеромъ — и въ конц концовъ министръ Руэ ретировался домой въ одинадцать часовъ ночи. Но вотъ въ половин двнадцатаго въ кабинетъ императора стучится почтенный дядюшка Шнейдеръ съ грознымъ обвиненіемъ, взведеннымъ на великаго визиря: такъ и такъ, молъ, онъ съ своей великопостной харей испортилъ все дло, а потому его, этого несчастнаго Руэ, слдовало бы безъ церемоніи но шеямъ, чтобы этимъ путемъ признать побду средней партіи. Отпускъ, данный ненавистному министру, по увренію Шнейдера, повелъ бы въ примиренію правительства съ средней партіей, торжествовавшей на выборахъ и въ общественномъ мнніи страны. Опечаленный и раздосадованный императоръ вопросилъ съ смущеніемъ и нершительностью: ‘ну, а какъ я выдамъ вамъ Руэ, вы отвчаете мн за палату?’ — ‘Да, правду сказать, государь, этотъ Руэ ужъ порядкомъ намъ напортилъ: умы взволнованы, нужно было бы ихъ маленько поуспокоить, эти умы-то, не мшало бы отправить депутатовъ въ провинцію, гд сельскій воздухъ будетъ для нихъ особенно благодтеленъ посл этой огненной парижской атмосферы. И притомъ же самъ Фигаро совтуетъ эту политику. — ‘А какъ вы полагаете на какое время слдуетъ распустить палату — на дв недля, на мсяцъ, что-ли?’ — ‘Да всего лучше дать ей безсрочный отпускъ, потому что нужно вдь предварительно созвать сенатъ, чтобы заставить его принять и одобрить вс т измненія въ основномъ регламент, какіе окажутся необходимыми. Эти старички-сенаторы тяжелы на подъемъ, умы-то у нихъ тоже не особенно прытки и не сразу поймутъ, чего вы отъ нихъ потребуете. Значитъ, надо дать имъ время надуматься, а дня этого — увольте палату на неопредленное время. Принявъ отставку министерства, вы остаетесь одни, въ вашей вод будетъ составить Другую администрацію, согласную съ вашими желаніями и съ требованіями обстоятельствъ. Вы окружите себя людьми третьей партіи, а главное выиграете время.’ — ‘Да, да, надо выиграть время,’ заключаетъ императоръ съ еще боле опечаленнымъ, встревоженнымъ сердцемъ, съ окончательно смущенною и нершительной головой. Предъ нимъ все еще лежатъ прошенія объ отставк, подписанный его министрами. Онъ беретъ одно изъ нихъ, съ подписью Руе, и Шнейдеръ, продиктовавшій недавнюю декларацію, теперь смло продиктовалъ два декрета, изъ которыхъ одинъ принималъ отставку министровъ, а другой совершенно просто, безцеремонно и безъ всякихъ объясненій предписывалъ законодательному корпусу разбрестись розно. Это приключеніе ‘гь великопостнымъ Руэ напоминаетъ довольно забавный фарсъ съ Оливье, такъ разсмшившій Францію посл знаменитаго письма отъ 19 января. Извстно, что посл своего ночного свиданія съ главою государства, Эмиль Оливье вышелъ изъ дворца съ портфелемъ министра внутреннихъ длъ и съ декретомъ, который онъ поспшилъ самъ отнести въ редакцію ‘Moniteur’а,’ потомъ онъ преспокойно отправился спать, убаюкивая себя надеждою, что варя слдующаго утра освтятъ самый счастливый, прекраснйшій день въ его жизни. Но Руэ, подозрвавшій затянную противъ него злую шутку, выжидалъ въ темной передней ухода своего соперника, и затмъ вдругъ словно выросъ Изъ земли передъ императоромъ, которому прочиталъ такую краснорчивую рацею противъ Эмиля Оливье и средней партій, только начинавшей тогда дйствовать, что его величество, словно спохватившись т одумавшись, опять оставилъ г. Руэ министромъ и передалъ ему бумагу, которую визирь немедленно отнесъ въ типографію офиціальной газеты, приказалъ разобрать весь предшествовавшій наборъ и не вышелъ оттуда тхъ поръ, пока факторы не разнесли новый нумеръ по всмъ четыремъ концамъ Парижа и на вс почтовыя станціи.
Теперь Шнейдеръ захотлъ послдовать этому примру съ буквальной точностью. Уполномоченный цезарскимъ фирманомъ, онъ самъ отнесъ декретъ, распускавшій палату, въ императорскую типографію, заставилъ набрать его при собственныхъ глазахъ, самъ выправилъ первую и вторую корректуры, и уже когда все было готово — позволилъ отворить двери мастерской, которая была заперта на ключъ, чтобы вручить офиціальное объявленіе кумирамъ, поскакавшимъ во вс стороны.
На слдующее утро парижане еще читали съ умиленіемъ печатанную въ газет ‘Si&egrave,cle’ императорскую декларацію, открывавшую палат новую эру — откуда ни возьмись повсюду сталъ распространяться странный, поразившій всхъ слухъ о томъ, что законодательный корпусъ распущенъ. Что за притча, что за оказія? спрашивали другъ друга добрые парижане съ озадаченна, вытянутыми отъ изумленія лицами. Кого тутъ обманываютъ? Надъ кмъ издваются? Что это за Coup-d’Etat, совершенный въ утреннемъ халат? Публикуя свой декретъ въ Монитер, правительство разсчитывало, еще до прямыхъ сообщеній палат, помшать членамъ законодательнаго корпуса собраться, но къ несчастью уставы гласили совершенно ясно, и буква конституціи не допускала никакихъ толкованій вкривь и вкось: всякое приказаніе, распустившее или отсрочивавшее палату, должно быть сообщено законодательному корпусу въ полномъ его засданія. Нечего длать, нужно было позволить ему собраться въ послдній разъ. Но какъ только засданіе было открыто, Жюль Фавръ немедленно поднялся съ мста подъ предлогомъ чтенія протокола, не обращая вниманія ни на запрещеніе Шнейдера, ни на его двоекратный призывъ къ порядку, не слушая безпорядочныхъ, шумныхъ выкрикиваній, раздававшихся среди членовъ собранія, ораторъ звучнымъ голосокъ произнесъ свой протестъ — спокойный, мрный, безукоризненно-хорошій по сил выраженія, проникнутый убійственной ироніей — протестъ, разумется, неудостоившійся буквальнаго воспроизведенія въ офиціальномъ орган. Но затмъ президентъ Шнейдеръ, рзко прерывая всевозможные разспросы и замчанія, сыпавшіяся со всхъ сторонъ, прочелъ императорскій декретъ, сопровождая его приказаніемъ законодательному корпусу немедленно разойтись. Два или три крикуна хотли что-то пробушевать, но были остановлены суровымъ замчаніемъ Пикара: ‘кричите теперь ‘vive l’Empereur’ коли хватитъ духа!’ И крикуны въ смущеніи прикусили языки.
Такъ кончился первый актъ комедіи, разыгранной бонапартистскимъ правительствомъ съ своей новой невстой — средней партіей, навязанной ему послдними выборами. Личная власть захотла вступить въ союзъ съ свободою, какъ ее понимали и взлеляли невзыскательные либералы, во союзъ этотъ одинаково не пришелся по сердцу ни той, ни другой партіи.
Итакъ, вотъ до какой неожиданной развязки привели политическія волненія во Франціи: вс недовольны этимъ результатомъ, никто не ждетъ отъ него ничего хорошаго. Средняя партія, въ бенефисъ которой и была затяна вся эта придворная революція, вовсе не приходитъ отъ нея въ восторгъ, потому что весь фарсъ былъ аранжированъ безъ ея вдома, безъ предварительнаго совщанія съ ея коноводами, ей не позволяли самой дать битву, гордиться успхомъ и самодовольно пожинать лавры побды, ей силою навязали то, что она сама хотла взять, ей пожаловали то, что опять могли отнять, да и въ конц концовъ правительство дало только слабую часть того, на что разсчитывала, чего требовала эта партія. Итакъ, средняя партія продолжаетъ занимать оставляемыя ей правительствомъ позиціи, но такъ какъ уступка эта длается не добровольно и съ дружеской готовностью, а напротивъ, съ грубымъ раздраженіемъ, то наступающіе и не повидаютъ оружія и, какъ ни полагаемъ, поступаютъ въ этомъ отношеніи благоразумно. Большинство законодательнаго корпуса вн себя отъ ярости посл того глубокаго и — надо сказать — вполн заслуженнаго презрнія, съ какихъ относилось къ нему правительство, даже какъ бы незамчавшее, существуетъ ли такъ называемый Законодательный Корпусъ, и удостоивавшее своихъ любезностей только перебжчиковъ средней партіи.— Но наибольшую досаду и неловкость чувствуютъ т члены, избраніе которыхъ было предметомъ споровъ которые теперь были отправлены во свояси въ фальшивомъ положеніи людей, незнающихъ заподлинно, избранны ли они, не избраны ли, и усматривающихъ въ самомъ своемъ избранія какой-то стигматъ безчестья. Они кричатъ на вс лады, что императоръ созвалъ сессію для утвержденія административныхъ властей,— только для одной этой цли,— и что цль эта была почти достигнута, задача ршена окончательно. Они напоминаютъ ту императорскую декларацію, которая гласятъ, что благоразумная политика требуетъ немедленнаго ршенія вопросовъ по назначенію административныхъ лицъ, чтобы этимъ путемъ разъяснитъ всякую неизвстность относительно результата избирательныхъ распоряженій. Законодательный корпусъ въ общемъ своемъ состав негодуетъ на ту безцеремонность, съ какой онъ былъ изгнанъ, тогда какъ страну вообще возмущаетъ недостатокъ уваженія къ ея представителямъ. Франція давно уже тяготилась личнымъ правительствомъ — и что же! Теперь во Франціи существуетъ именно только личное правительство въ его простйшей, наиболе авторитетной форм: нтъ боле ни законодательнаго корпуса, ни министерства, пока нтъ даже и сената — всемъ правитъ глава правительства — теперь уже одряхлвшій, затуманившійся, тревожный, упорный и слабый. Люди, его эксплуатирующіе, не задумаются измнить ему, а т, кого онъ эксплуатировалъ, припомнятъ ему все прошлое. Онъ самъ уже не знаетъ, что происходитъ вокругъ него, его на каждомъ шагу обманываютъ, и самъ онъ тшится иллюзіями собственной фабрикаціи.
Ковчегъ государства блуждаетъ въ полнйшемъ безпорядк, въ раковин смятенія. Люди экипажа раздлились на многія партія, выжидающіе только удобной минуты, чтобы вышвырнуть за бортъ одна другую. Между офицерами и начальствующими уже завязалась горячая схватка. Но постоянный, упрямый капитанъ, окруженный ненавистью, держитъ кормило слабой рукою, повременамъ устремляетъ пасмурный взглядъ къ небу и свряется съ ошибочной картой, чтобы провести судно то тайныхъ, грозныхъ утесовъ… ну, долго ли до бды?!..
Но не въ одной Франціи расклеивается, обваливается бонапартистская политика. Піемоитская монархія, состряпанная побдами при Маджент, Сольферино и цюрихскимъ трактатомъ, находится въ самомъ мизерномъ положеніи. Монархическая Италія подпала монотонному процессу разложенія. Королевство Виктора Эммануиля и императора Наполеона III, переживаетъ періодъ медленнаго разрушенія. Убійства и кровавыя шалости въ Романь и равеннскомъ округ достаточно рекомендуютъ итальянское правосудіе и гражданскую администрацію, періодическія возмущенія въ Милан, Павіи и Паду перешли уже въ хроническое состояніе. Тоже должно сказать и о всякаго рода подвигахъ разбойничьей вольницы въ Сициліи и неаполитанскихъ земляхъ. Кустоцца и Лисса достаточно заявили всему свту, что такое итальянская армія и флотъ — гордость и упованіе піемонтизна. Возстановленіе мукомольнаго налога, неудержимое и постоянно продолжающееся паденіе ренты всего краснорчиве говорятъ о положеніи финансовъ подъ управленіемъ гг. Селла и Камбрэ-Диньи.— Недавнее дло о табак резюмируетъ весь этотъ милйшній порядокъ — все это хищничество, разбой, возмущенія, казнокрадство, посягательства на жизнь, славитъ все это финансовое и моральное банкротство этой хваленой либеральной монархіи, для созданія которой въ пот лица потрудились Кавуръ и Ратацци. Не успло еще окончиться это злополучное табачное дло, какъ со всхъ сторонъ послышались крики о взяточничеств нкоторыхъ депутатовъ, будто бы спекулировавшихъ въ этомъ случа своимъ правомъ голоса. Прежде всхъ тревогу забилъ одинъ миланскій журналъ. И вотъ депутаты, оскорбленные или прикинувшіеся оскорбленный въ своемъ достоинств, подали на дерзкій журналъ жалобу судебнымъ порядкомъ.
Судъ нашелъ ихъ правыми, у вс заключили, что поднятая суматоха была дломъ низкой клеветы. Кажется, тутъ бы и конецъ всей исторіи. Вышло однако не такъ.
Въ самой палат посыпались настойчивыя требованія нарядить слдствіе, кто да кто былъ виновенъ въ взяточничеств, потому что относительно депутатовъ одно подозрніе уже становилось тяжбой обидой. Сначала предложеніе о слдствіи било рзко отвергнуто, но вдругъ депутатъ Лоббіа, поднявшись съ мста, объявляетъ, что до него дошли секретные документы и чрезвычайно важныя сообщенія, будто бы совершенно ясно доказывавшія, что въ палат дйствительно завелись къ сожалнію взяточники и казнокрадство. Слдствіе наконецъ наряжено. Г. Лоббіа готовится дать своя показанія — и вдругъ наканун того дня, когда он должны были поступить на усмотрніе суда, этотъ депутатъ былъ умерщвленъ рукою наемнаго убійцы, какъ надо полагать еще до сихъ поръ скрывающагося отъ правосудія.
Вся Италія была глубоко потрясена встью объ этомъ злодяніи и впродолженіи нсколькихъ дней не превращались изъявленія соболзнованія объ участи г. Лоббіа и угрозы министрамъ. Въ тоже время у депутата Фамбри была совершена дерзкая кража: были похищены бумаги довольно компрометирующаго содержанія, представленныя затмъ слдственной коммиссіи въ качеств обличительныхъ данныхъ. Когда по выслушаніи главныхъ свидтелей и предварительномъ собраніи доказательствъ открылись публичныя пренія, то въ палат поднялся такой адскій шумъ, такой дикій, оглушительный пандемоній, какихъ и не вообразишь, и не опишешь никакимъ перомъ. Нисколько не думая о томъ, что скажетъ Европа, представители націи стали обзывать другъ друга ворами, мошенниками, убійцами, клеветниками, лгунами и всякими другими сладкими именами. Й вдь эти господа, перекидывающіеся такой безцеремонной бранью,— это т самые люди, которые въ 1860 году — когда началось занятіе королевства Обихъ-Сицилій — съ такимъ наглымъ бахвальствомъ общали одураченному народу возстановленіе нравственнаго, порядка!. Какая злодйская иронія въ виду такихъ фактовъ, какъ покража бумагъ по длу о южныхъ желзныхъ дорогахъ, убійство г. Лоббіа, похищеніе у г. Фамбри, публичная ругань между депутатами и многіе другіе подвиги, которыми такъ изобилуетъ исторія итальянскаго правительства!..
Говорятъ, что ближайшимъ результатомъ слдствія будетъ то, что г. Криспи сложитъ съ себя званіе депутата, тогда какъ маіоръ Доббіа подастъ въ отставку, чтобы быть въ состояніи дйствовать съ большею свободой и энергіей.
Недавно министръ иностранныхъ длъ обратился ко всмъ префектамъ съ циркуляромъ, которымъ требуетъ отъ нихъ періодическихъ отчетовъ о состояніи общественнаго мннія, о причинахъ неудовольствій, могущихъ встртиться въ различныхъ провинціяхъ, о распоряженіяхъ относительно сбора налоговъ и т. д.
Мы сообщаемъ здсь наиболе интересный и важный отрывовъ изъ этого офиціальнаго документа. Безъ всякаго сомннія, демонстраціи, притихнувшія благодаря твердости правительства, были результатомъ заговоровъ и всякихъ неблаговидныхъ происковъ, серьезно угрожающимъ основнымъ учрежденіямъ государства, а какъ причины, такъ и послдствія этихъ происковъ вызвали въ стран общее негодованіе значительнаго большинства гражданъ. Но было бы чрезвычайно неразумно и безплодно ограничиваться однимъ репрессивнымъ, грубо-насильственныхъ противодйствіемъ. Главная задача правительства заключается въ томъ, чтобы предупреждать безпорядки и слдовательно открывать дйствительныя причины’ общественной нескладицы, на которыя разсчитывали зачинщики анархіи въ надежд, если не на содйствіе, то во всякомъ случа на ‘апатію’ большинства. Правительство должно ознакомиться съ настоящихъ моральныхъ настроеніемъ народныхъ массъ, съ настоящими причинами неудовольстія, если оно гд. нибудь существуетъ, и изучать средства противъ него не какими нибудь ненадежными (околицами, напр. лаская народныя иллюзіи, а путемъ практическаго и серьезнаго самоуправленія. ‘Апатія’ составляетъ, безъ сомннія, одинъ изъ наиболе опасныхъ моральныхъ недуговъ въ стран, управляемой общественнымъ мнніемъ. Необходимо излечить этотъ недугъ въ интересахъ порядка и свободы. Изъ названнаго выше (документа съ наибольшей очевидностью оказывается, что министерія жалуется на господствующую въ Италіи апатію и потому мы съ намреніемъ поставили это слово между ковычками. Итальянская апатія — это совершенное равнодушіе большинства гражданъ въ неаполитанскомъ королевств въ Маданы и къ Менабреа, къ Бриши и въ Феррари, къ длу правой стороны и въ стремленіямъ лвосторонниковъ. Итальянцамъ все равно, все единственно: выигрываетъ или терпитъ неудачу министерство, станутъ ли обвивать депутатовъ мошенниками или ихъ будутъ считать честными людьми, принятъ или отвергнуты законы, созванъ или распущенъ парламентъ — про нихъ хоть волкъ траву шь! Въ настоящему порядку вещей они относится безучастно и съ какимъ-то обезличеннымъ, тупымъ безстрастіемъ. Они не чувствуютъ ни малйшаго желаніи отправляться на выборы, не хотятъ пользоваться нравомъ подачи прошеній. Политика и журналистика надоли имъ до смерти, національную гвардію они не уважаютъ ни на волосъ, а что до свободы, братства, независимости и національности, то вс эти милыя вещи, пріобртенныя ими цною столькихъ усилій, кажутся имъ ни къ чему ненужной втошью.
Но это чувство, называемое апатіей въ циркуляр г. Феррари, служитъ, по нашему, самымъ благороднымъ протестомъ всей Италіи противъ ненавистнаго дли нея порядка вещей, противъ правительства, на которое ока не возлагаетъ никакихъ отрадныхъ упованій..

——

Процессъ политическаго разложенія и расклеиванья еще съ большей энергіей совершается въ Австріи, чмъ у ея прежней соперницы. Императорское правительство подверглось такому опасному нападенію, какимъ никогда не угрожали ему венгры, и вся вражда чеховъ — сущая бездлица сравнительно съ тою коварною войною, какую объявили епископы и отцы духовные. Неудивительно поэтому, что правительство сильно-таки побаивается вселенскаго собора, приготовляющагося въ Рин. Мсяцъ тону назадъ мы оставили внское правительство въ горячей ссор съ однимъ епископомъ, который за формальное нарушеніе императорскаго приказанія просто-на-просто попалъ въ руки исправительной полиціи и былъ препровожденъ въ экипаж, какъ о томъ узнали впослдствіи. Судъ имлъ настолько мужества, что приговорилъ ослушнаго прелата къ двухнедльному тюремному заключенію, но когда дошло до исполненія приговора, у императора не хватило духа, и напроказившія епископъ былъ помилованъ. Такая мягкосердая политика очень несвоевременна. Если правительство само не уметъ защищаться, то народы и подавно не станутъ лзть изъ кожи для его защиты, если у императора не достаетъ смлости для того, чтобы засадить своего смертельнаго врага подъ двухнедльный арестъ, то у этого врага не дрогнетъ рука на худшія пріятности. Попробуй только пурпуровая мантія струсить предъ фіолетовой — то отъ митры уже нечего ждать ни уваженія, ли жалости.
Съ тхъ поръ какъ католическая Австрія поссорилась съ римской куріей, лютеранская Пруссія перестаетъ любезно заигрывать съ папистами. Піэтистскіе іезуиты разсыпаются мелкимъ бсомъ передъ чистокровными іезуитами — и да поможетъ тмъ и другимъ святый Игнатій!
Сеймъ свернаго союза отказался принять новые налоги, предложенные Бисмаркомъ. Таможенный союзъ тоже не показалъ себя на этотъ счетъ сговорчиве — и вдругъ непосредственно за этимъ фіаско знаменитый государственный мужъ занемогъ, поспшно удалившись въ свои имнія. Это однако не помшало ему собрать вс нужныя силы для того, чтобы начертать свой бюджетъ, который онъ разграфилъ по двумъ категоріямъ — необходимыхъ и полезныхъ расходовъ. Необходимые расходы будутъ производиться безусловно и безотлагательно при какомъ бы то и было экономическомъ настроеніи умовъ, тогда какъ полезные расходы поставлены въ зависимою отъ принятія и сбора вновь предлагаемыхъ налоговъ. Въ статьямъ необходимыхъ расходовъ отнесены, военное вооруженіе, изготовленіе игольчатыхъ ружей, артиллерійскихъ орудій, постройка броненосныхъ судовъ. Полезные расходы предназначаются для судопроизводства, для народнаго просвщенія и т. д. Сказано смышленная голова — ужъ онъ знаетъ, какъ выйти сухимъ изъ воды…
При всемъ томъ, престарлый король не совсмъ доволенъ своимъ великимъ министромъ, которому хотя и не отказываетъ въ геніальности, но желалъ бы отъ него большей послдовательности мыслей. Король горько жалуется на то, что опрусніе присоединенныхъ провинцій подвигается такъ медленно, чему доказательствомъ служитъ недавній холодный пріемъ его величества въ Ганновер. Экипажъ его, конвоируемый прусскими властями, грустно тащился по опуствшимъ улицамъ, тогда какъ на воротахъ богатыхъ домовъ мломъ были написаны слова: хозяевъ дома нтъ — ухали вчера вечеромъ. Относительно провинцій Помераніи и восточной Пруссіи тоже случился преглупйшій маленькій скандальчикъ. Графъ Эйленбургъ, братъ министра внутреннихъ длъ, полагалъ сказать необыкновенную любезность его величеству, пригласивъ его именемъ сейма постить свои врныя провинціи. Посл нкоторыхъ церемоній король, наконецъ милостиво соглашается. Но вотъ сеймъ собирается, узнаетъ о приглашеніи сдланномъ его именемъ, и самымъ неделикатнымъ манеромъ отказывается отъ него, ссылаясь на то, что въ это неурожайное время сильно обднвшій народъ провинцій не можетъ достойно принять августйшаго гостя.
Изъ сверныхъ провинцій эмиграціи въ Америку начинаетъ распространяться на все населеніе Пруссія. Для Соединенныхъ Штатовъ хорошій знакъ, для Пруссіи — прескверный.

——

Въ Англіи великій религіозный вопросъ сдлалъ довольно важный шагъ: одряхлвшая палата духовныхъ и свтскихъ лордовъ не осмлилась отвергнуть закона, предложеннаго палатою общинъ, относительно уничтоженія англиканской церкви въ Ирландіи, хотя конечно въ этомъ случа дло не обошлось безъ угрозъ со стороны высоковельможной палаты. Посл троекратнаго прочтенія билля, она, наконецъ, соглашается отсрочить катастрофу на одинъ годъ, то есть, другими словами немножко замаскировать и исказить законъ, утшивъ эту бдняжку англиканскую церковь, въ числ другихъ любезностей, подаркомъ въ 75 милльоновъ. Не знаемъ только, какъ посмотритъ палата общинъ на это искаженіе ея закона и захочетъ ли общественное мнніе допустить, чтобы были сдланы какіе-либо уступки этой великой партіи эксплуататоровъ. Въ настоящую минуту министры Брайтъ и Гладстонъ щупаютъ пульсъ страны, чтобы узнать, что имъ предстоитъ длать. Съ своей стороны, эксплуататоры тоже не остаются сложа руки, они не считаютъ дло безнадежно проиграннымъ и изъ всхъ силъ стараются поднять возмущенія между оранжистами и приверженцами англиканской церкви въ Ирландіи. Правда, въ подбитыхъ глазахъ и вышибленныхъ зубахъ уже не было недостатка. Въ одномъ мст собралась толпа въ 40,000 человкъ, въ другомъ сбжалось до 12,000 буяновъ, но до серьезнаго, организованнаго возстанія до сихъ поръ еще нигд не доходило. Поставленные между центральнымъ правительствомъ метрополіи и туземнымъ населеніемъ острова, ирландскіе реакціонеры и друзья англиканизма затяли безумную, пошлую и очень опасную игру — опасную въ особенности для ихъ собственной кожи.
Дале мы упомянемъ, что еще до сихъ поръ не приведено къ концу дло о штат Алабама и о тхъ вознагражденіяхъ, какихъ требуютъ Соединенные Штаты за разбойничьи подвиги пиратовъ, вышедшихъ изъ англійскихъ портовъ. Въ самыхъ Соединенныхъ Штатахъ народъ начинаетъ мстами довольно громко жаловаться на недостаточную энергію, обнаруженную ричмондскимъ побдителямъ какъ въ этомъ дл, такъ и по вопросу о республиканскихъ инсургентахъ острова Кубы, воюющихъ съ испанскими роялистами.

Жакъ Лефрень.

‘Дло’, No 7, 1869

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека