Борис Левин
Борис Левин
Полезные советы: Как правильно организовать гешефт
Полезные советы: Как правильно организовать гешефт
Почти по Ленину…
журнал ‘Чудак’, 1929 г.
Полезные советы: Как правильно организовать гешефт, Левин Борис Михайлович, Год: 1929
Время на прочтение: 5 минут(ы)
На тротуаре у Ильинских ворот стояла толпа. Грохотали трамваи и автобусы. На улице неслась пыль, и июльское солнце шумело и жгло.
Толпа прислушивалась, как жаба, выпрыгнувшая на берег. Молодой человек в желтой бархатной толстовке с физиономией сильно похудевшего бульдога выпускал в секунду двести слов:
— Резина, прорезина, лайка, байка, муслин, сатин, плюш, бархат, сукно и тончайшая шерстяная материя. Поехали на извозчике, нечаянно приткнулись к колесу. Колесная мазь, мазут, деготь, масло, мел, сурик, охра, медянка, сало и человеческий пот. Не надо платить бешеных денег за химическую чистку. Берете одежную, сапожную, зубную щетку, смазываете вот этим обыкновенным составом пятно. Затем обыкновенной простой водой. Это не газолин, не спирт, не керосин, не бензин. Вот, видите, я пью. Смазывайте пятно, и вот, видите, ничего нет. Пятно исчезло, как сон, как дым. И всего это стоит 10-20 копеек. Одна пластинка — 10-20 копеек! Гражданин, разрешите у вас, исключительно для рекламы. Не бойтесь.
Недалеко от продавца пластинок стоял седой еврей в черном засаленном сюртуке и в сандалиях. Он стоял, раскачиваясь, и пел на мотив еврейской молитвы: ‘Вот очень пикантный роман. Только для взрослых мужчин и дам’. У ног его лежала небольшая пачка книг. Одну из этих книг он держал в правой руке и, раскачиваясь, скучным голосом по-старчески пел: ‘Из жизни французских профурсеток’. Возле него никто не останавливался.
Книжка, которую он предлагал, называлась: ‘Успехи и пути развития мировой техники’, издание Госиздата. К концу дня продавец пластинок в бархатной куртке подошел к еврею.
— Ты здесь ничего не продашь, — сказал он ему. — Этим приемом ты сейчас не заработаешь даже на трамвайный билет.
— Что же мне делать? — спросил в отчаянии старик.
— Перемени профессию. Играй на балалайке. Дай объявление у себя на груди, что ты глухонемой и слепой. Обзаведись шарманкой и морской свинкой. Кувыркайся!
Старик иронически улыбнулся и ничего не ответил. И тогда, должно быть, парню стало жалко старика, и он сказал ему сердечно и просто:
— Пойдем в чайную. Я напою тебя чаем.
И они ушли. В чайной за столиком еврей рассказывал:
— Месяц тому назад я приехал из Минска. Сейчас живу у земляка на Дорогомиловской. Я когда-то имел свою собственную мельницу, корову, дом, палисадник и двух лошадей. Дети мои учились в гимназии, по утрам пили какао, и жена ходила в каракулевом саке. У меня дочь и два сына. Дочь в 1919 году вышла замуж за делопроизводителя тюрьмы в Минске. Она там и сейчас живет. В том году делопроизводитель ДОПРа казался большим начальником. Он получал большой паек, и дочери моей многие завидовали. Сейчас у нее трое детей, жалованья он получает 75 рублей, и ей никто не завидует. Когда была жива моя старуха, мы продавали простоквашу, делали сырки — соленые и сладкие — и помогали им. 3имой старуха умерла. Я остался один и решил поехать в Москву к сыновьям. Один из них коммунист, а другой бухгалтер. Я приехал в Москву и хотел, чтобы они меня на старости лет кормили. Но бухгалтер мне дал три рубля и просил его больше не беспокоить. Он сказал, что ему неудобно, что его отец — бывший собственник и домовладелец. Он сказал, что если узнают об этом на службе, у него могут быть неприятности. ‘У меня жена и семья, и я не хочу рисковать своей карьерой за твое буржуазное происхождение’. Он дал мне три рубля и просил к нему больше не приходить никогда. Я пошел к коммунисту. Тот очень рассердился. Он и так молодой член партии, а тут еще приходит его отец с капиталистическим прошлым. ‘Имей в виду, — сказал он мне, — я порвал с тобой всякую связь. Я еще в детстве ненавидел тебя, как хозяйчика и домовладельца’… А в детстве, я вам должен сказать, когда у меня был рваный пиджак, он говорил: ‘Папа, мне с тобой стыдно ходить по улице, ты одет, как сапожник’. Короче, он меня даже не попросил сесть и не подал стакана холодной воды. Вот как поступают нынче с нашим братом. А на чьи деньги он образование получил? А на чьи средства, спрашивается, он марксизму обучился? Тогда я плюнул и пошел к своему земляку. Он член артели — их артель делает мороженое. Его семья живет на даче, и он сказал: ‘Живи пока’. Сначала я продавал липкую бумагу от мух, потом иголки для прочистки примусов, а теперь вот уж неделю как торгую этими ‘французскими профурсетками’. И никто не покупает. Вот и вся моя анкета.
Бархатная куртка закурила и спросила:
— А судиться ты с ними не пробовал? Они обязаны тебе платить.
— Лучше я умру, — сказал старик, — чем буду со своими детьми судиться. До такого позора я не дойду.
— Глупости, — ответила на это бархатная куртка. — Ненужные сантименты. Гнилая романтика. Но сейчас… Сейчас можно с ними и не судиться. Есть другие меры. И это им будет стоить гораздо дороже. За совет 10 процентов. Заметано?
— Ладно.
И затем бархатная куртка решительно попросила у официанта еще один чайник и оживленно заговорила:
— Ты мельницу имел? Имел. Дом имел? Имел. II лошадей имел, и корову имел! Прекрасно Лучше ничего нельзя придумать.
— Что ж тут хорошего? Вы сумасшедший!
— Молчите и слушайте. Сейчас в учреждениях и в партии идет чистка. Мы явимся к твоим милым ребяткам и скажем им очень просто, что мы будем присутствовать, когда их будут чистить. И вот представь себе, старик, когда твой сынок с лучезарными, бараньими глазами оглядывает своих товарищей по учреждению и для большей искренности, слегка заикаясь, докладывает, что я, мол, сын бедных родителей и что отец мой кустарь-кузнец. И вот, представь себе, встаешь ты и говоришь: ‘Граждане, я его папа и должен сказать, что никогда в жизни не был кузнецом. Наоборот, у меня были мельница, собственный, дом, корова’… Это прекрасная идея! Тысяча и одна ночь! Но прежде чем ее выполнить, мы заявимся к твоим деткам и обрисуем им всю эту картину. Мы им скажем: ‘Пас или вист? Бубны или вини?’ Заметано?
Старику понравилась эта идея, и он согласился: — Что ж, может быть, это и не совсем честно, но черт с ними.
— За идею 20 процентов! — сказал парень.
— Мне их денег не жалко, — ответил старик.
— Имей в виду, что этим приемом ты можешь кормиться до самой смерти. Это золотая жила! Ты можешь и после чистки раз в два месяца заходить то к одному, то к другому сыну и просить у них немножко денег. А если они будут артачиться, то ты вежливо наполнишь им, что у тебя были мельница, дом, палисадник, лошади, коровы.
И сейчас старик в новом пальто и в новых калошах раз в два месяца входит смело в дом к своим сыновьям.
— Папа пришел! — говорят сыновья с нескрываемой злостью.
— Папочка пришел! — шипят ядовитые жены. — Этот провокатор и авантюрист пришел!
Старик равнодушно позевывает и говорит брезгливо: — Кроме того что я провокатор, я еще имел мельницу, каменный дом, корову. У матери вашей был каракулевый сак.
Сыновья нервно вынимают черные бумажники и расплачиваются. Старик медленно сосчитывает бумажки и иногда еще нахально прибавляет: ‘Жизнь вздорожала. А я как-никак старый собственник, капиталист’. Ему прибавляют. И тогда он идет к Ильинским воротам, где стоит парень с физиономией сильно похудевшего бульдога и выкрикивает в секунду двести слов:
— Резина, прорезина, лайка, байка, муслин…
Он подходит к нему, хлопает его по плечу, весело подмигивает и приглашает его:
— Айда в столовую… Сегодня у нас будет богатый обед. Из трех блюд! С пивом! На первое — щи, на второе — бефстроганов. А на третье ты возьми себе, что хочешь. А я закажу себе мороженое.