Пока, Островский Александр Николаевич, Год: 1873

Драматургия
Время на прочтение: 38 минут(ы)
Скачать в PDF
Островский A. H. Полное собрание сочинений. В 12-ти т.
Т. 9. Переводы и переделки. (1865-1886).
М., ‘Искусство’, 1978.

ПОКА

Комедия в трех действиях
БАЯРА, ФУШЕ И АРВЕРА

Переделка с французского ‘En Attendant’

ЛИЦА:

КНЯГИНЯ ЕВЛАЛИЯ ДАВЫДОВНА ЧИНГИСОВА,
ВЛАДИМИР ВИКТОРЫЧ СТРОМЫНСКИЙ, ее сын от первого брака.
БОРИС БОРИСОВИЧ САФОЕВ, помещик, старый холостяк, сосед Чингисовой.
СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА БУДАРОВА.
ДУНЯША, крестница княгини, из бывших крепостных.

Действие происходит: в первом и втором действии в подмосковной усадьбе княгини Чингисовой, вблизи от станции железной дороги, в третьем — в Петербурге, в квартире г-жи Бударовой.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Зала в деревенском доме, средний выход прямо в сад, двери по бокам. Направо от зрителей стол, налево маленький рабочий столик.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Чингисова стоит посреди залы, прислушивается и смотрит на свои часы. Дуняша стоит у двери, ведущей в сад.

Чингисова. Дуняша!
Дуняша. Что угодно, ваше сиятельство?
Чингисова. Кажется, кто-то едет. Это наши лошади. Поезд приходит в четыре часа, лошади возвращаются четверть пятого… Вот, слышишь, подъезжают?
Дуняша. Никак нет-с.
Чингисова. Ты глуха. А впрочем, вот опять затихло… Пожалуй, он и в самом деле не приедет… Но нет, он должен… он сын… нынче мое рожденье… он знает, что я жду, беспокоюсь… что я страдаю. (Утирает глаза.) Ну вот, ну, что ты мне говоришь! Вот, вот, слышишь?
Дуняша. Ах, ваше сиятельство, ах! (Убегает.)
Чингисова. Володя, Володя! Два месяца… так близко от матери, и ни разу не осчастливишь ее. Ну, бог тебя простит, бог тебя простит!

Дуняша выходит из сада с письмом в руках.

Где же он? Что такое?
Дуняша. Письмо, ваше сиятельство.
Чингисова. Мне? Подай! Дай. (Берет письмо.)
Ах, это от него. (Садится и читает.)
Дуняша. Ваше сиятельство… ах! как вы изволите беспокоиться! Уж не больны ли они-с?
Чингисова. Он здоров.
Дуняша. Ну, слава богу-с! А уж я было так испугалась, не случилось ли чего с барином. Они здоровы, так, значит, приедут. Позвольте, ваше сиятельство, я поставлю два букета цветов в их комнату.

Чингисова пристально смотрит на нее.

Что же, ваше сиятельство, ведь они мне крестовый братец.
Чингисова. Да… Нет, Дуняша, не нужно.
Дуняша (печально). Разве они не приедут-с?
Чингисова. Нет, не приедет. Оставь меня, поди.

Входит Сафоев.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Чингисова, Дуняша, Сафоев.

Сафоев (отирая пот с лица). Ну, будет, довольно… Чтобы я в другой раз… Нет уж, кончено — покорно благодарю.
Чингисова. Ах, Борис Борисыч, а мне вас нужно.
Сафоев. А я, княгиня, я навстречу, за две версты пешечком… Думаю, мол, встречу Владимира да вместе и подкатим. Часов, никак, с двенадцати в пыли-то — во все глаза, против солнца, вдоль по дорожке-то поглядываю… вот едет, вот едет… а он…
Чингисова. Я получила письмо от него.
Сафоев. Знаю, мне Иван сказывал. Письмо прислал… любопытно. (Подходит к Чингисовой. Дуняша тоже подвигается.)
Чингисова. Он пишет… (Заметив Дуняшу.) Ты здесь? (Строго.) Я тебе приказала…
Дуняша. Я думала, ваше сиятельство… мне показалось, что вы хотели…
Чингисова. Я хотела, чтобы тебя не было здесь.
Дуняша. Слушаю, ваше сиятельство. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Чингисова, Сафоев.

Чингисова. Он не приедет, Борис Борисыч… как я ждала его, как я ждала его! Он мой убийца, Борис Борисыч, он не приедет…
Сафоев. Фу ты, пропасть! Ах, черт его возьми! Так он не приедет? А почему, желаю я знать?
Чингисова. Какую-то причину нашел, да кто ж поверит, я догадываюсь… известно…
Сафоев. Ну да, конечно, как не догадаться! А впрочем, ведь все они нынче, все молодые люди таковы… Я-то уж их знаю, я их знаю хорошо… Вы, как и следует доброй матери, просили меня, старого увальня, тунеядца, трутня, последить за вашим сыном, поберечь его от увлечений… да нет, не от увлечений, а от пропастей, которых так много в столицах. Я хотел его остановить, удержать.
Чингисова. И что же?
Сафоев. Я его удерживаю, а он меня самого тащит, да и увлек меня на старости лет. Я ему о порядке, о экономии, а он: где бы нам пообедать сегодня? Ну и поехали или к Тестову, или в Эрмитаж, а оттуда в театр, потом за город ужинать… да мало ли что еще. Нет уж, покорнейший слуга… мне за ним не угоняться!
Чингисова. Да пускай бы его! Что мне до его развлечений, до его шалостей! Все это извинительно, если бы он берег свое достоинство… Но ведь есть поступки безнравственные, порицаемые обществом, которые…
Сафоев. Понимаю. Я отвращал. Я его отвращал. В театр, куда он с лорнетом, туда и я. Вдруг, откуда ни возьмись, какая-то баядерка, кто ее знает, из Парижа или из Лондона ее занесло сюда… красоты, я вам говорю… Ну, ваше сиятельство, видал я на своем веку, а эта уж из рук вон, только взглянет, ну и пропадешь… Вижу, беда, разоренье. Я говорил, я кричал, выходил из себя, меня не слушали, на меня не обращали внимания. Впрочем, успокойтесь, ваш сын не пылает страстью, нет: самолюбие заставляет его сыпать деньги без ума перед этой красавицей.
Чингисова. Вы, может быть, думаете, что он проживает только свои доходы? Нет, Борис Борисыч, он проживает капитал, свое наследство. Состояние его рушится, а потом дойдет очередь и до моего, которое мне осталось после второго мужа.
Сафоев. Ну уж извините! Уж очень вы, Евлалия Давыдовна, мрачно смотрите на вещи.
Чингисова. Ах, Борис Борисыч, если бы вы знали, какие золотые мечты мои, какие надежды разбил этот неблагодарный!
Сафоев. Как, что такое, в чем дело, ваше сиятельство?
Чингисова. Я нашла возможность поправить его расстроенное состояние и возвратить прежний блеск его фамилии, ему предложив прекрасную партию…
Сафоев. Вы говорите о Дулебовых! Вероятно, я не ошибся?
Чингисова. Да, да. Что вы скажете?
Сафоев. Чего лучше. (Люди очень богатые и, что для вас, вероятно, особенно приятно, очень благочестивые. Ну и повар же у них! И как это он ухитряется? Чуть не полгода едят постное, и как он все это сухоядие ухитряется…)
Чингисова. Дело, Борис Борисыч, уже почти совсем улажено. Поймите же мое отчаяние! Теперь такой разговор по Москве о мотовстве моего сына, о его дурных наклонностях… Вы знаете Дулебовых, решатся ли они…
Сафоев. Да, пожалуй… Эти люди строги к ближнему. Ах, чтобы вашему сыну, вместо разных дебошей, влюбиться… да, влюбиться. Это ведь тоже занятие. Но влюбиться, знаете ли, в какую-нибудь хорошенькую женщину средней руки.
Чингисова. Борис Борисыч, что вы говорите!
Сафоев. Извините меня. Но что ж делать, Евлалия Давыдовна, дело такого роду, что вам надо будет меня выслушать. Ваш сын ведь такой же смертный, как и все,— не особенный какой-нибудь, в двадцать пять лет сердце ищет привязанности!.. Что в эти года бывает обыкновенно с молодыми людьми? Или волокитство в балете, или за блестящей светской женщиной, или, что всего хуже, за какой-нибудь авантюристкой. Хорошо это? Тут и разговоры, и осуждения, пожалуй, и скандал, а, главное, все это разорительно. Вот так-то и путаются молодые люди, которых предоставляют самим себе, но если умная мать руководит… Он еще к вам вернется… Дулебовой еще шестнадцать лет.
Чингисова. Ах, довольно, довольно.
Сафоев. Нет, вы послушайте! Покуда для него нет другого спасения, как любовь к какой-нибудь хорошенькой женщине среднего состояния. Это любовь наивная, скромная, смирная, она занимает человека, но не компрометирует…
Чингисова. Ну, довольно же, наконец!
Сафоев. Вам моя мысль не нравится? Подумайте хорошенько. Я знаю многих честных матерей, которые сочли бы за большое счастье, если бы с их сыновьями случилось то, о чем я говорю. Никакого беспокойства для матери, она очень спокойно может притвориться, что ничего не знает, и с улыбкой думать про себя, ну, мол, пусть его…
Чингисова. Еще раз прошу вас, Борис Борисыч, оставьте этот разговор! Я знаю, что наше общество вообще не очень разборчиво насчет нравственности, но ведь я женщина других правил.
Сафоев. Конечно, ваши строгие правила… Ну, извините, извините! Но если б мне, старому грешнику, удалось повернуть вашего сына в эту сторону, ведь вы меня простили бы, не правда ли? месяца два тому назад я было порадовался, до меня дошли слухи, что ваш сын влюблен в одну женщину, добренькую, нежненькую и, разумеется, хорошенькую. Он любил скромно, очень скромно, так что я ничего не мог добиться от него. К несчастию, кажется, он напал па добродетель, несокрушимую, и это досадно, потому что ведь…
Чингисова. Борис Борисыч, оставим этот разговор! Есть вещи, которые матери могут знать, но о которых не должны слушать. Сослужите мне службу… мне нужно идти.
Сафоев. Мадам, вот моя рука! Я готов.
Чингисова. Благодарю. Я обещала мадам Бударовой… вы знаете эту милую молодую женщину, она живет у меня во флигеле вот уже два месяца… Я обещала сосчитаться с ней,— она у меня нанимает. Я было хотела, чтоб она погостила у меня даром, но она и слышать не хотела… она уезжает сегодня вечером.
Сафоев. Очень жаль. Бедная женщина. Она такая миленькая, я так любил ее!
Чингисова. Это чистое, доброе существо… Знаете ли, ее и жалко и любишь, такая она симпатичная. Муж ее ужасный человек, он ее почти разорил, только с тех пор она и отдохнула,— как он уехал в Ташкент, кажется.
Сафоев. И отлично.
Чингисова. Разумеется, хорошо, но я боюсь, что она сама к нему уедет,— это такая добрая, такая преданная душа… Но она меня ждет… Нет, я не пойду. (Садится.) Письмо меня совсем расстроило. Сходите, Борис Борисыч! Вы знаете, в чем дело, как ей будет угодно, так и кончайте.
Сафоев. Я пойду… Но вы успокойтесь… может быть, мы и найдем средства образумить нашего шалуна… мы потолкуем за обедом…
Чингисова. Я обедать не буду.
Сафоев. Не будете? Это невозможно, послушайте.
Чингисова. Пойдете вы?
Сафоев. Пойду, пойду, но нельзя ж оставить вас в таком положении. Как это не обедать! Нет, вы будете обедать… и я с вами. (Целуя руку.) Итак, через полчаса, желаю вам спокойствия и аппетита. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Чингисова, потом Дуняша,

Чингисова. Спокойствия! Для меня нет больше спокойствия… я потеряла сына.

Входит Дуняша.

Дуняша. Ах, ваше сиятельство.
Чингисова. Что ты? Что с тобой?
Дуняша. Бежала… совсем задохнулась… Я там в саду была на преспект… колокольчик. Я гляжу, гляжу… ведь это они.
Чингисова. Кто?
Дуняша. Они, барин, Владимир Викторыч.
Чингисова. Сын, Володя? Ты видела? Ты ошиблась, ошиблась.
Дуняша. Ох, нет, помилуйте-с, я их издали узнала. Да вот извольте послушать.
Чингисова. Неужели он? Побежим!
Дуняша. Да, вот они-с.

Владимир входит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Чингисова, Дуняша, Владимир.

Владимир. Маменька! (Обнимает мать.)

Чингисова без слов опускается на диван.

Маменька, придите в себя, это — я, я — Володя.
Чингисова. Володя, сын мой… да, да… Я опять тебя вижу, обнимаю… Зачем ты огорчил меня, зачем писал…
Владимир. Вы получили письмо? Я думал, что приеду раньше его. Жаль. Меня было задержало одно дело, потом…
Чингисова. Ну, друг мой, на радости я тебя прощаю, все прощаю.
Владимир. И притом мне очень хотелось видеть вас, побывать в деревне, вы так меня любите.
Чингисова. Кого ж мне и любить, как не тебя.
Владимир (целуя руку матери). О, я очень чувствую вашу любовь, вашу доброту… Ни одного упрека… тогда как мое поведение в Москве…
Чингисова. Я ничего знать не хочу, ты здесь — вот все, что мне нужно, и теперь…
Владимир. О, теперь уж не беспокойтесь, я стал опытен.
Чингисова. Рано же.
Владимир. Рано ли, поздно ли — это все равно… Но довольно о прошлом. Я здесь счастлив, покоен, здесь меня любят.
Дуняша. Вот уж правда-то, сударь!
Владимир. Ах, это ты, Дуняша. Я тебя и не заметил.
Дуняша. Я, я уж давно здесь.
Чингисова. Значит, ты у меня останешься?
Владимир. Да, сегодня, завтра… потом вы сами же хотели, чтобы я путешествовал, потом я поеду за границу, в Италию, думаю, тоже в Бразилию.
Чингисова (смеясь). Пожалуйста, не так далеко.

Владимир вздыхает.

Что с тобой, друг мой? Ты расстроен?
Владимир. Я? Нет… это ничего, это я от радости. Какое счастье быть подле вас! И я имел глупость предпочтить этому счастью шум, разгул…
Чингисова. Но тебе нужно отдохнуть…
Владимир. Да я гнал сломя голову.
Чингисова. Что тебе за охота была ехать в такую жару на лошадях, когда есть железная дорога?
Владимир. Для разнообразия. Я ужасно изломан, пыль, жара. Надо отдохнуть, переодеться.
Чингисова. Поди, поди, до обеда успеешь. Сегодня Борис Борисыч обедает с нами.
Владимир. Ах, старик Сафоев здесь. Я очень рад.

Владимир и Дуняша уходят.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Чингисова, (потом) Сафоев и Бударова.

Чингисова. Наконец-то я отдохну хоть немного. Что с ним сделалось, что его привело ко мне, уж не знаю… Но я и думать не хочу, мне все равно, он воротился, и я счастлива.
Сафоев (за сценой). Нет, нет, моя красавица, княгиня будет очень рада.
Чингисова. Борис Борисыч.

Сафоев и Бударова входят.

Сафоев. Вот мадам Бударова! Я ее встретил в парке, она шла к вам, вместо того чтобы зайти к ней, я ее веду сюда чуть не насильно.
Чингисова. И хорошо делаете.
Бударова. Напрасно, я и не сопротивляюсь, мне даже нужно видеть княгиню, у меня есть просьба.
Чингисова. Прекрасно, и у меня есть просьба, одолжение за одолжение. Вы не откажете, конечно? Вот вы здесь, я вас и арестую, вы обедаете с нами.
Бударова. Невозможно.
Сафоев (Бударовой). Нет, нет, вы останетесь. (Чингисовой.) А к вам, княгиня, кажется, возвратилось и веселое расположение духа и аппетит, чему я очень рад.
Чингисова. Да разве вы не знаете? Ведь он приехал, он здесь… Володя, сын мой.
Сафоев. Ну вот, ну вот… Ах, скажите…
Бударова. Ваш сын?
Чингисова. Представьте себе, как я счастлива, но он, я не знаю, он как-то расстроен, взволнован. Подите к нему, узнайте, что с ним! Он вас любит, он вам скажет.
Сафоев. Да, да, я пойду. Но какую странную роль вы меня заставляете играть! Конечно, если это в интересах нравственности и дружбы.
Чингисова. О, без сомнения.
Сафоев. Ну, так я иду. (Бударовой.) А вас покорнейше, покорнейше прошу остаться, пообедайте. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Чингисова и Бударова.

Чингисова. Чтобы вы могли понять мою радость, надо вам знать, сколько беспокойства и горя пережила я с этим сыном.
Бударова. Я не знала, что у вас есть сын… Я думала, что у князя Чингисова не было…
Чингисова. Это от первого брака. Он не Чингисов, фамилия Чингисовых прекратилась. Надо вам признаться, что я была небогата и вышла замуж в другой раз за богатого пожилого человека,— не для себя, а единственно для сына, для него я принесла себя в жертву. Мой сын стоит того, вот вы его увидите… Это очаровательный молодой человек. (Поправляясь.) Прекрасное сердце, немного легкомыслен… Но… да… так вы непременно хотите оставить нас?
Бударова. Да, мне необходимо, и я пришла попросить у вас коляску доехать до станции железной дороги.
Чингисова. Мне кажется, будет лучше, если я откажу вам. Я угадываю ваше намерение, вы хотите ехать к мужу.
Бударова. Княгиня!
Чингисова. Какая слабость! Он вас еще не совсем разорил, у вас осталось кой-что,— вам можно жить, что ж, вы хотите, чтобы он размотал последнее? Он не имеет к вам ни жалости, ни уважения. Ведь он сам себя довел до того, что его отправили или посоветовали ему отправиться в Азию.
Бударова. Но ведь он мой муж.
Чингисова. Вам бы похлопотать о разводе.
Бударова. Развод всегда так тяжел для женщины. Уж лучше терпеть… огласка, скандал…
Чингисова. Но послушайте же меня.
Бударова. Не беспокойтесь, я не поеду к мужу, меня приглашает старуха тетка в Воронежскую губернию, она предлагает мне убежище, тихий приют. Я только того и ищу.
Чингисова. Вы меня огорчаете! Я надеялась встречаться с вами нынешней зимой в Москве.
Бударова. В Москве? Никогда! Там есть другие опасности. (Поправясь.) Княгиня, не настаивайте больше, я прошу вас, как мне ни тяжело, но я еду, я должна ехать.
Чингисова. Но отчего ж непременно нынче? Моя карета всегда к вашим услугам, но заложить лошадей мы прикажем завтра.
Бударова. Позвольте, княгиня…
Чингисова. У нас еще не кончены счеты.
Бударова. Да разве это долго?

Входит Сафоев.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Чингисова, Бударова, Сафоев.

Сафоев. Вот и я! Я оставил Владимира…
Бударова. Владимира?
Чингисова. Да, моего сына зовут Владимиром. (Сафоеву.) Что, он заснул?
Сафоев. Он-то? Ему-то заснуть? Ну, уж едва ли! Он бледный, растрепанный, бегает по комнате и колотит хлыстом по столам и стульям. Когда я вошел, он как кинется ко мне: ах, друг мой, старый друг мой… а самого так и передергивает.
Чингисова. Ну, далее, далее!
Сафоев. Схватил меня за плечи, посадил на стул и заговорил,— не дал мне и рта разинуть.
Чингисова. О чем же, о чем?
Сафоев. Ну, я вам всего не скажу, потому что между молодыми людьми говорятся такие вещи…
Чингисова. Но главное, главное… Что привело его ко мне?
Сафоев. Да это он с досады… Оскорбленное самолюбие… самолюбие ведь главный конек, главная пружина всей их компании, театралов.
Чингисова. Театралов?
Сафоев. Да вы не беспокойтесь, тут нет ни сильной страсти, ну, словом, ничего серьезного… Он мне поклялся, и я ему верю. Собирались они, по обыкновению, всей своей компанией у одной феи, туда же повадился один богатый купчик. Ваш сын ведь ужасно так благороден, ну и ужасно тоже самолюбив, и ужасно тоже придирчив.
Чингисова. Вы меня пугаете… дуэль, что ли?
Сафоев. Какая дуэль! Проще… и сильфида и большинство его приятелей поступили изменническим образом, они приняли сторону коммерсанта и позволили себе немножко подсмеяться над вашим сыном! Ужасно! Предпочесть капитал благородству происхождения!.. Но за это благородный Стромынский всех их сразу и возненавидел!
Бударова. Стромынский?
Чингисова. Да, мой сын,— это фамилия его отца.
Сафоев. Сегодня утром, после горячего объяснения, он берет хлыст, и шляпу, и тройку лошадей, и стремится в наши объятия, и приезжает, разбитый от дороги, с уязвленным сердцем и с пустым кошельком.
Чингисова. Но наконец он бросил своих друзей, бросил общество, которое его губило, мы с вами удержим, спасем его, не правда ли?
Сафоев. Да, пожалуй, может быть, каких чудес на свете не бывает.
Чингисова (подходя к Бударовой, которая едва держится на ногах). Что такое? Что с вами?
Бударова. Нет, нет, ничего… но позвольте, мне нужно собираться.
Чингисова. Ах, идите, идите с богом! Но куда же вы торопитесь, ведь поезд отходит в одиннадцать часов вечера? (Сафоеву.) Борис Борисыч, пойдемте в мой кабинет, мне нужно поговорить с вами.
Сафоев. Уж я знаю наперед, о чем мы будем говорить. Извольте, я готов.
Бударова. Прощайте, княгиня.
Чингисова. До свиданья, София Васильевна! Мы вас будем ждать, до ночи еще времени много. (Уходит, за ней Сафоев, кланяясь Бударовой.)
Бударова (идя к дверям). Я едва держусь на ногах. Владимир… Владимир Викторыч Стромынский ея сын… он здесь… Нет, спасаться, спасаться! Бежать отсюда, бежать без оглядки.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

КНЯГИНЯ ЧИНГИСОВА.
ВЛАДИМИР.
БУДАРОВА.
САФОЕВ.
ДУНЯША.

Парк в имении Чингисовой.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Владимир, потом Бударова.

Владимир. Здесь Софья Васильевна… мне сказали…
Бударова (выходя из аллеи). А? Боже мой! Я не успела…
Владимир. Софья Васильевна? Меня не обманули… Когда я услышал, что вы здесь, я не хотел, не смел верить.
Бударова. Извините! Я иду к себе… Я уезжаю.
Владимир. Ах, ради бога! Вы здесь? Но каким чудом вы здесь? Вы у моей матери, у меня, тогда как в Москве вы прятались, бежали…
Бударова. Да, конечно, мое присутствие вам может показаться странным… Но это очень просто, я нанимаю у вашей маменьки флигель в парк.
Владимир. Да, значит, вы скрылись сюда, когда бросили в Москве несчастного… убитого вашим презрением.
Бударова. Ах, прошу вас…
Владимир. И куда же вы бежали от меня? К моей матушке…
Бударова. Я этого не знала… я…
Владимир. Не продолжайте! Ах, если б я знал, что есть надежда встретить вас здесь, никакие столичные удовольствия, никакие блага не удержали бы меня. Если б я знал, что счастие, которого я ищу по свету, ждет меня дома.
Бударова. Конечно, дома… вас давно со слезами зовет ваша мать… Вы воротились к ней… как это хорошо! Не покидайте, не покидайте ее!
Владимир. О нет, не покину никогда, никогда, пока вы здесь. Помогите мне исполнить долг мой!
Бударова. Невозможно.
Владимир. Вы хотите сказать, что я так испорчен, что мои проступки…
Бударова. Нет, не то. Какое же я имею право упрекать вас!
Владимир. Да, конечно, не имеете. Я веду себя дурно, не достойно ни моей матери, ни меня самого, везде говорят о моих шалостях, и все имеют право упрекать меня, все, кроме вас. Вы не имеете этого права, потому что во всем, что я делаю, виноваты вы.
Бударова. Я? Что вы хотите сказать этим?
Владимир. О, вы знаете, вы хорошо знаете, что я хочу сказать. Для вас будет не новость, если я скажу, что в Москве я встретил женщину, которой ум, прелесть, нежное сердце обворожили меня, что эта женщина, без ее ведома, совершенно овладела моей душой, что я в эту любовь положил все мои мечты, все мои надежды на счастие.
Бударова. Довольно! (Хочет идти, Владимир ее удерживает.)
Владимир. Что эта женщина несколько времени поощряла или по крайней мере терпела мою нежную преданную любовь… и вдруг не стала принимать, оттолкнула, выгнала… того, который отдал ей всю свою жизнь… Я ревновал…

Бударова делает движение.

Да, ревновал… потом с разбитой душой я бросился в общество, которое много ниже меня, безумным мотовством я думал оглушить себя,— я думал отомстить вам. Да, я думал, что моя дурная слава дойдет до вас, и вы меня хоть немного пожалеете… Я старался выжить, вырвать из сердца любовь к вам, но она всегда оставалась в моем сердце угрызением.
Бударова. Но позвольте, это объяснение… это признание!.. Я его избегала… я его боялась… беру небо в свидетели, я делала все, чтобы не слыхать его… Эта любовь оскорбительна, она преступна… Вы не хотели видеть моего гнева, иначе бы вы замолчали.
Владимир. Боже, что я слышу от вас!
Бударова. Успокойтесь, я вас прощаю. Будьте счастливы, оставайтесь у вашей матушки! Только с этим условием я извиняю вас.
Владимир (целуя ее руку). Ах, благодарю вас!
Бударова. Я прошу вас об этом на прощание.
Владимир (пораженный). Вы… вы уезжаете?
Бударова. Сегодня вечером.
Владимир. Вы бежите от меня?
Бударова. Нет, отъезд мой был решен еще до нашей встречи, которой я и не желала вовсе, она не может ни ускорить, ни замедлить моего отъезда.
Владимир. Да, поезжайте! Конечно, может ли помешать вам встреча со мной, когда, может быть, другой, счастливец, ждет вас… я уж слышал.
Бударова. Нет, вы ничего не слыхали, а если слышали, так вас обманули. Я имею обязанности и уважаю их, но если б, несмотря ни на что, я полюбила кого-нибудь,— это осталось бы моей тайной, и никогда и никто не узнал бы об этом.

Сафоев за сценой: ‘Владимир, Владимир!’ Бударова отходит от Владимира, входит Сафоев.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Бударова, Владимир, Сафоев.

Сафоев. А, вот он! Ты занят разговором с мадам Бударовой?
Владимир. Ну, да.
Бударова. Да, я встретила…
Сафоев. Превосходно… Он молод, любезен, он, может быть, успеет в том, в чем нам, старикам, отказывают. (Владимиру.) Она хочет нас покинуть, уехать сегодня вечером. Ну, не убийственно это, скажи на милость.
Владимир. И я тоже говорю.
Сафоев. Еще бы! И, должно быть, ты горячо говорил, потому что не слыхал, что тебя ищут, зовут, кричат.
Владимир. Меня? Кто же?
Сафоев. Прислуга, я, ну и, наконец, все, что только есть народу в усадьбе.

Входит Дуняша.

Владимир. Хорошо! Я иду… бегу. (Кланяясь Бударовой.) До свидания! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Бударова, Сафоев, Дуняша.

Дуняша. Ну, я так и знала. Вы уж не утерпели, сказали… Ах, Борис Борисыч, вот что вы сделали. Ах, право, какое несчастие!
Бударова (подходя). Что такое?
Сафоев. Несчастие?
Дуняша. Ну да, конечно. Зачем приехал этот лакей, зачем он спрашивает Владимира Викторыча? Что ему так скоро нужно?
Сафоев. Ну!
Бударова. Он спрашивает Владимира Викторыча?
Дуняша. Да-с, большой такой лакей, в отличной ливрее.
Сафоев. Далее, далее.
Дуняша. Он знаком с нашим человеком, с Иваном, они прежде вместе жили в одном доме. Я слышала, как они разговаривали, он, этот большой лакей, говорил о своей барыне, что она красавица и что у ней расстроились нервы, что она и еще какие-то молодые господа послали его сломя голову догнать и сейчас же воротить Владимира Викторыча.
Бударова. Ах, боже мой!
Сафоев. Он догонял Владимира. Вот так скачка!
Дуняша. Я думаю: не сказать ли княгине.
Бударова. Да. Не худо бы предупредить.
Сафоев. Какая глупость!.. Вот до чего дошло!.. Но погоди ж ты, мы еще посмотрим. Я сейчас пойду поговорю с княгиней, она, кажется, в беседке.
Бударова. Да, идите, идите,— я прошу вас, удержите этого молодого человека, не пускайте его. Это будет так тяжело, так горько… для матери.

Сафоев уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Бударова, Дуняша.

Бударова. Какое неприятное, томительное чувство!.. Казалось бы, что мне… (Задумывается.)
Д уняша. Сударыня… Софья Васильевна, можно с вами поговорить?
Бударова. Что такое? Говори!
Дуняша. Я слышала, что вы сегодня уезжаете.
Бударова. Да, вечером.
Дуняша. Если вы едете в Москву и вам на зиму нужна будет горничная…
Бударова. Как, разве ты хочешь оставить княгиню?
Дуняша. Нет, как можно! Оне такие добрыя-с — только ведь оне здесь до осени, оне осенью уезжают в Москву или в Петербург и меня никогда не берут с собой. Ты, говорят, там избалуешься, ты должна зимой жить с родителями! А какая здесь жизнь зимой, помилуйте! Да притом же тятенька меня отпущает. Летом здесь по крайней мере господа, все-таки людей видишь… хоть редко, а все-таки молодой барин приезжает.
Бударова. Ты любишь его?
Дуняша. Кто ж его не любит? Разве есть такой человек на свете? А вот настанет октябрь, такая-то тоска нападет… и уж я непременно хочу уехать в Москву или Петербург. Что ж, я хоть и молода, а всему обучена и могу служить господам.
Бударова. Если б я ехала в Москву, я бы тебя непременно взяла, но я еду на зиму тоже в деревню. Дуняша. А я так надеялась.

Входит Владимир.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Владимир, Бударова.

Владимир. Дуняша, поди! Тебя спрашивают.
Дуняша. Вспомните обо мне, Софья Васильевна, если будете в Москве или в Петербурге.
Бударова. Хорошо, Дуняша, уж если буду, так непременно.

Дуняша уходит.

Как вы расстроены.
Владимир. Я пришел к вам… Я хочу вверить вам мою судьбу… мою жизнь и, что всего дороже для меня, честь…
Бударова (с испугом). Постойте! Я не знаю… могу ли… смею ли я вас слушать.
Владимир. О, выслушайте, выслушайте!.. Моя любовь не тайна для вас… вы знаете все: и мое поведение, и мою глупую последнюю историю, и мою надежду, мои мечты… Одно слово, одно слово ваше, и я спасен.
Бударова. Ах, зачем, зачем вы так говорите?
Владимир. Позвольте мне думать, мечтать, что вы меня любите… Несмотря на холодность ваших слов, в вашем взгляде, мне кажется… Взгляните на меня!
Бударова. Вы хотите погубить меня.
Владимир. Нет, нет! Но вы-то, вы-то хотите ли спасти меня? Я не знаю, вы уже слышали про ту историю, в которую я запутался… ну вот, меня опять зовут, меня ждут… Надо опять войти в это общество, надеть цепи. Могу ли я отказаться от его удовольствий, от его праздников, когда у меня нет никакого другого счастия? Говорите, ехать или оставаться?
Бударова. Вы меня спрашиваете?
Владимир. Да, спрашиваю. У меня мелькнула надежда оживить в моем сердце благородные наклонности, но все это может погаснуть от вашей холодности… О, пусть мое нравственное восстановление будет вашим делом. Одно слово… Ваши приказания священны для меня. Скажите, что вы остаетесь, и я останусь.
Бударова. Мне остаться! Мне поощрять вашу любовь! Уж я и то дурно делаю, что слушаю вас,— у меня свои обязанности, свои цепи… я не свободна.
Владимир. А если б были?
Бударова (живо). О, тогда, что и говорить, я, конечно, бы осталась.
Владимир. Боже мой, что я слышу!
Бударова. Послушайте! Если хотите, чтоб вас уважали, чтоб вас любили, не возвращайтесь в это общество, вы в нем гибнете. Я прошу вас, умоляю… я умру.
Владимир. О, какое счастие, вы меня любите! Повторите, повторите! Нет, не надо… Ну останьтесь же, останьтесь здесь для меня одного, и сегодня же вечером я приду к вам, чтоб упасть к ногам вашим.
Бударова. Ах, что вы!
Владимир. Не говорите, не продолжайте, я так счастлив, не делайте меня несчастным. Не запрещайте мне! Ваши слова, ваши приказания для меня священны.
Бударова. Ах!

Входят Чингисова и Сафоев.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Чингисова, Бударова, Владимир и Сафоев.

Чингисова (сыну). Ах, ты здесь, мой друг, и с мадам Бударовой. (Бударовой.) Я думала, что вы дома, и хотела навестить вас. (Сыну.) Владимир, Борис Борисыч говорит, что ты хочешь уехать, покинуть меня.
Сафоев. Я не говорил наверно, я только предполагал.
Владимир. Оставить вас! Что за вздор! Возможно ли, maman! Ведь если бы и случилось, так разве на несколько дней… конечно, дела, не терпящие никакого отлагательства, призывают меня, я вернусь. (Взглянув на Бударову.) Мне, собственно, нужно только одно слово, и я могу остаться у вас надолго.
Сафоев. Дай-то бог!
Чингисова (поймав взгляд Владимира). О, мы тебя постараемся удержать, мы тебя удержим. (Улыбаясь.) Ведь, уж коли на то пошло, я употреблю все средства, все обольщения — я попрошу и мадам Бударову помочь мне.
Владимир. Тогда уж мне, конечно, сопротивляться будет трудно.
Сафоев. Конечно, конечно… Вот мы об этом за обедом потолкуем (подает руку Бударовой), потому что когда же теперь, мы сейчас садимся за стол.
Бударова (скрывая волнение). Нет, извините, я не могу, у меня еще не все готово… уж скоро вечер, до отъезда времени осталось немного, нужно поторопиться… я должна идти сию минуту… Извините! (Кланяется и уходит.)
Чингисова (про себя). До отъезда! Значит, она не получила еще моей записки.
Сафоев. Неумолима. Что ж делать! Это маленькое несчастие не должно мешать общему удовольствию. Мы постараемся найти утешение в своей семье. Обед ждет нас и теряет терпение, и мой желудок тоже. Шестой час, поспешимте!
Владимир. Благодарю, я не буду обедать. У меня в Москве серьезное, безотлагательное дело.
Чингисова. Володя, что ты говоришь, мой друг!
Владимир. Извините. Я сей час пойду узнаю, могу ли я промедлить несколько минут. Но поверьте, maman, я не желаю оставить вас, я уезжаю против воли. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Чингисова, Сафоев.

Сафоев. Я ничего не понимаю.
Чингисова. Ах, Борис Борисыч!
Сафоев. Что за каприз! Какой ветреный малый! Но вы не беспокойтесь, он еще пять раз переменит свое решение, пойдемте.
Чингисова. Послушайте, мне нужно удержать его, во что бы то ни стало. Что я ни делай, он не послушает,— он уедет, и тогда мечты мои и надежды должны рассыпаться, он своим безумным поведением расстроит свадьбу с Дулебовой. Борис Борисыч, вы наш друг, друг моего сына, я жду от вас новой услуги… Я вам сейчас говорила в кабинете… вам нужно ехать в Москву.
Сафоев. Наблюдать над ним… по-прежнему?
Чингисова. Нет, это не поможет, он ваших советов не послушает. Вы увидите его друзей… и, если он любит эту женщину…
Сафоев. Ну, я увижу эту красавицу, но что ж будет толку, что мне с ней делать?
Чингисова. Мне кажется, он ее не любит… но правда ли? Он поссорился с ней, уехал от нее… забыл. Но все равно… старайтесь убедить ее, подействовать на ее нравственность.
Сафоев. На нравственность? (Смеется.) Ха, ха, ха. Да что я, мудрец, что ли, греческий.
Чингисова. Ну, предложите ей денег, много денег.
Сафоев. Вот это другое дело.
Чингисова. Чтоб он не мог видеться с ней… попросите ее, чтоб она его не принимала! Тогда он с досады бросит ее и возвратится ко мне.
Сафоев. Поручение тонкое и деликатное, но как его исполнить? Владимир увидит ее прежде меня.
Чингисова. Нет. Я удержу его до завтра. Возьмите моих лошадей,— я написала мадам Бударовой, что не могу сегодня вечером дать ей своей кареты, что очень жалею.
Сафоев. О чем жалеть! И она тоже останется.
Чингисова. Поезжайте, уж пора.
Сафоев. Сейчас поеду.
Чингисова. Ну, я вас прошу.
Сафоев. Хорошо, хорошо! Но ведь надо же собраться. Послушайте — взамен этой столичной любви хорошо бы другую… (Тихо.) Ах, кабы здесь, поближе, в нашем обществе, конечно, скромную любовь… чтобы это в тайне, разумеется, и не очень страстную, а так, знаете… на время… пока.
Чингисова. Вы опять за свое.
Сафоев. Извините, виноват. А не лучше ли ехать после обеда?
Чингисова. Как можно! Вы опоздаете к поезду.
Сафоев. Ну, сейчас, сейчас. (Уходит.)

Входит Дуняша и издали показывает что-то Чингисовой.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Чингисова, Дуняша.

Чингисова. Теперь бы мне поскорей видеть Владимира. Ах, успею ли я задержать его хоть на несколько часов!
Дуняша (тихо). Ваше сиятельство!
Чингисова. Дуняша, ты отдала мою записку Софье Васильевне?
Дуняша. Да, ваше сиятельство,— когда оне шли отсюда, я им и подала.
Чингисова. Хорошо. (Про себя.) Вероятно, она сердится, но что же мне делать, ведь я мать.
Дуняша (таинственно). Ваше сиятельство!
Чингисова. Что тебе?
Дуняша. Вы, ваше сиятельство, очень расстроены, что Владимир Викторыч уезжают, и все жалеют, и мне жалко-с…
Чингисова. Мне некогда слушать твою болтовню. Говори, что тебе нужно.
Дуняша. Ничего-с… А вот письмо! Его нес садовник к Владимиру Викторычу — он не сказывает, от кого принял, а уж я знаю, что это из Москвы,— должно быть, с скорым поездом.
Чингисова (берет письмо). Письмо к Владимиру? Да… женская рука.
Дуняша. Я его никому, кроме вас, и отдавать не хотела.
Чингисова. И дурно делаешь,— это письмо не ко мне.
Дуняша. Да, я очень хорошо знаю-с… а я было думала, так пожалуйте, я снесу-с.
Чингисова. Нет, я сама отдам… я не скажу, что получила от тебя.
Дуняша. Сделайте одолжение, ваше сиятельство! А то мне…
Чингисова. Ну, хорошо! Позови ко мне Владимира Викторовича.
Дуняша. Слушаю-с. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Чингисова одна.

Чингисова. Письмо от нея! От нея… и сюда, в дом… ко мне! Какая дерзость! Распечатать… Ах, какое искушение! (Немного подумав.) Ну, да что тут, я мать, я тоже имею свои права… мне надо спасать его! (С сердцем разрывает конверт, останавливается на мгновение и потом читает.) ‘Я не поеду сегодня вечером,— ваша матушка отказала мне дать экипаж, и я принуждена отложить поездку’. (Перерывая чтение). Что такое? От кого это? (Смотрит подпись.) ‘С. Б.’ Софья Бударова. Бударова к моему сыну! Значит, я не ошиблась. (Читает.) ‘Не заблуждайтесь, не перетолковывайте в свою пользу пи моего замедления отъездом, ни моего молчания давеча в саду! Вы поклялись повиноваться мне и уважать мои приказания… Не уезжайте, я вам запрещаю, но свидание, которого вы осмелились просить у меня, невозможно. Вы знаете, что я люблю вас, защита мне от вас только ваша честность. Если ж это правда, что вас может спасти только любовь моя,— то есть мое бесчестие, то уезжайте. Бог с вами’. (Заметив издали Владимира, прячет письмо.)

Входит Владимир.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Чингисова, Владимир, потом Сафоев, Дуняша.

Владимир (не видя Чингисовой, смотрит в сторону). Что это? Лошади готовы, карета у ворот,— она уезжает. Но пусть же она увидит, что я уеду прежде нее.
Чингисова. Володя, ты все-таки хочешь меня оставить? А, нет! Ну хоть на несколько дней, хоть до завтра.
Владимир. Не сердитесь на меня! Я очень несчастлив.
Чингисова. Несчастлив? Ох, милый мой, все-таки меньше, чем я.

Сафоев входит.

Сафоев. Ну прощайте! Все готово.
Владимир. Как, и ты едешь?
Сафоев. Еще бы! И у меня тоже дела.

Входит Дуняша.

Дуняша (Сафоеву). Пожалуйте! Кучер говорит, что самое время, а то опоздаете на поезд.
Владимир. Как? Кучер? Разве эти лошади для тебя?
Сафоев. Не совсем для меня — это для Софии Васильевны, но она мне уступила, она не поедет.
Владимир (едва сдерживаясь). Она остается?
Сафоев. Ну да! Что ж тут удивительного!
Владимир (про себя). Для меня… О! как я счастлив!

Чингисова смотрит на него.

Дуняша (печально). И вашу тройку выкормили, и она тоже готова.
Владимир. Хорошо, хорошо… но я не поеду, я останусь. Так угодно маман. Дня два, три, неделю… ну сколько будет ей угодно.
Сафоев. Еще новости! (Тихо, Чингисовой.) Так не послать ли карету Софье Васильевне?
Чингисова (с движением). Ах, нет! Что вы, что вы!
Сафоев. Так пойдемте за стол!.. Шесть часов, помилуйте.
Дуняша (Чингисовой). Вы, ваше сиятельство, не сказали, что я… (Видя, что Чингисова бледнеет.) Ваше сиятельство, что с вами? Вы так бледны! Вы нездоровы?
Владимир (подбегает, поддерживает мать и усаживает ее на скамейку). Маман, маман, что с вами?
Сафоев. Ну вот, ну вот… это от радости… от волнения… Ох, женские нервы! А обедать-то мы, кажется, не будем.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЛИЦА:

БУДАРОВА.
ВЛАДИМИР.
КНЯГИНЯ ЧИНГИСОВА.
САФОЕВ.
ДУНЯША.

В квартире г-жи Бударовой в Петербурге. Две двери по бокам, вход в глубине, налево в углу камин.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Бударова сидит в задумчивости у камина. Владимир стоит с книгой в руке и в молчании смотрит на нее.

Владимир. Вы меня не слушаете, Софи?
Бударова (выходя из задумчивости). Извините, мой друг, продолжайте!
Владимир (положив книгу). Нет, вы не будете меня слушать, книга не занимает вас, вы печальны, задумчивы… Два месяца мы в Петербурге… два месяца счастья, сегодня в первый раз, Софи, я замечаю, что прячете от меня слезы.
Бударова. Вы дитя, вы не понимаете ничего… Что ж делать… угрызения совести.
Владимир. Что говорите вы! Угрызения, что за вздор! Разве ты меня разлюбила? Угрызения… откуда они… Ты свободна.
Бударова. Да, свободна. Ох, но я хочу быть счастлива, хочу быть весела, а я не знаю, какая-то тягость гнетет меня, какое-то предчувствие несчастия.
Владимир. Ну еще что?
Бударова. Мне кажется, что всякая вина должна быть искуплена, должна понести наказание… да, всякая… Но виновата ли я? Я не знаю, какой-то рок преследует меня, влечет меня — я хотела бежать…
Владимир. Однако, осталась.
Бударова. Все было против меня: карету мне не дали, это письмо… оно не дошло до вас.
Владимир. Вечно у тебя это письмо! А если я не хочу верить этому письму? Я не хочу верить, чтобы ты запрещала мне любить тебя и надеяться.
Бударова. Если б вы получили мое письмо, вы бы уважили мои просьбы, мои мольбы.
Владимир. Ну да, да, я согласен, если б я получил его, я бы уехал… с горечью, с отчаянием.
Бударова. Ия была бы спасена.
Владимир (с сердцем). Ах, не говорите мне об этом письме. (Нежно.) Ты ведь его не писала?
Бударова (сквозь слезы). Он не верит.
Владимир. Ты жалеешь о том, что случилось. Это обидно.
Бударова (подходя и обнимая Владимира). Владимир!
Владимир. Нет, нет, люби меня, Софи… доверь себя моей любви, моей чести… я все исполнял, что тебе угодно было… Ты хотела бежать из деревни, там взгляды моей матери иногда заставляли тебя краснеть, и ты уехала, а я остался, остался на целую неделю без тебя,— целую неделю играл в вист с нелепым Борисом Борисычем. Неделя без тебя — это век. Кто же после этого может подозревать нас?
Бударова. Никто.
Владимир. Кто знает, где ты? А обо мне все думают, что я в Италии. Здесь я брат твой, ну и кончено дело, все так и считают.
Бударова (закрывая ему рот рукою). Ах, молчи, молчи!
Владимир. Слез не надо, Софи, не надо.
Бударова. Прости меня! Это беспокойство, эти страдания, с которыми я не могла совладеть,— все это ребячество, твой сладкий голос сейчас же все и рассеял.
Владимир. Вот это так, Софи, это так.
Бударова. Владимир, я глупа, не правда ли?

Голос Сафоева: ‘Можно войти?‘

Кто там?
Владимир. Кто еще?

Голос Сафоева: ‘Да это я, Сафоев’, кричит громко: ‘Сафоев‘.

Бударова (сквозь слезы). Ах, он здесь. Что я ему сделала? Что ему от меня нужно?
Владимир. Тише! Я ухожу… сюда! Смелее! (Уходит в боковую дверь.)
Бударова. Войдите!

Входит Сафоев,

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Бударова, Сафоев, потом Дуняша.

Сафоев. Старый друг, Софья Васильевна, старый друг. Тысячу извинений! Позвольте мне поцеловать эту прелестную ручку. (Целует.) Как она дрожит.
Бударова (отнимая руку). Что за вздор… Я никак не ожидала…
Сафоев. Моего визита? Верю. Вы уехали вдруг, не оставили нам вашего адреса… мы за это имеем право упрекнуть вас. Покинуть нас, покинуть нас!
Бударова. Ах, пожалуйста.
Сафоев. Извольте, не будем говорить об этом… Я вас вижу и не имею сил сердиться. (Смотрит вокруг себя.) Где же она? (Идет к двери.) Цыпленок, где ты?

Входит Дуняша.

Дуняша. Здравствуйте, сударыня! Как я рада, что вижу вас. Вот и я в Петербурге. Как здесь хорошо!
Сафоев. Вообразите, она находит, что Петербург хорош! Да ты что видела-то, кроме своей деревни? Княгиня хотела, чтобы она осталась дома, а она говорит, что вы ее ждете.
Бударова. Я?
Дуняша (подходя к ней). Да-с. (Тихо.) Скажите: ‘да’, я вас прошу. (Громко.) Я ведь не забыла, что вы обещали взять меня к себе, если будете в Петербурге.
Сафоев. Она твердила это беспрестанно и со слезами. Евлалия Давыдовна говорила, что вас нет в Петербурге, она думала, что вы путешествуете, уж не знаю где, а я говорил, что вы в деревне у тетушки,— но Дуняша дала нам ваш адрес: улицу, номер, дом, все в точности.
Дуняша. Вы, как приехали, взяли здесь горничную, а она из нашей вотчины, она и писала нам.
Сафоев. Ну, что ж с ней делать! Евлалия Давыдовна и взяла ее с собою.
Бударова. Евлалия Давыдовна в Петербурге?
Сафоев. Вчера приехала… очень устала, очень страдает, вы ее не узнаете… у ней на сердце печаль. Она плачет, рыдает и говорит, что сын убьет ее. Вы еще не знаете… через несколько дней после вашего отъезда он вдруг нас оставил… Я понимаю, у нас не было талисмана, который бы мог его удержать. Он уехал, и мы его больше не видели. Знаете, он в Италии.
Дуняша. Так я его и не увижу в Петербурге?
Сафоев. Ну, что ты подслушиваешь! Не твое дело. Поди.

Дуняша отходит и смотрит гравюры.

Да, в Италии… Кажется, он завел там маленькую интрижку. Тем лучше, такая любовь — просто вспышка и не может долго продолжаться. Бедному Владимиру нужно состояние… а у него, кроме гордости, ничего нет… Он скоро женится, Евлалия Давыдовна нашла ему партию.
Бударова. Вы думаете?
Сафоев. Знаю наверное. Дулебова,— богатое семейство. Ему не уйти,— быть бычку на веревочке. Княгиня писала ему, чтоб он возвращался скорее.
Бударова. Он отвечал?
Сафоев. Не знаю. Княгиня получила какое-то письмо сегодня утром, но ничего не сказала мне, а велела только отвезти к вам Дуняшу.
Бударова. Мне очень досадно, но я не могу взять эту девушку.
Сафоев. Вот видишь ли ты, болтушка! Очень жаль, что я не могу сейчас же избавить вас от нея, я еду в Военное Министерство хлопотать за племянника. Княгиня пришлет за Дуняшей вечером.
Дуняша. Как же это так, Софья Васильевна? Позвольте мне остаться.
Бударова. Нельзя, мой друг. Вы в Военное Министерство. Будьте так добры, наведите справки о моем муже, я так давно о нем не имею известия.
Сафоев. С особенным удовольствием. До свидания. (Дуняше.) Я скажу, чтоб за тобой прислали.
Дуняша. Не беспокойтесь, пожалуйста.

Сафоев уходит,

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Бударова, Дуняша, потом Владимир.

Бударова. Ах, какая пытка.
Владимир (отворяя дверь и входя). Голоса его не слыхать больше. Он ушел, и я могу…
Дуняша (с радостью). Ах!
Владимир. Дуняша! (Почтительно кланяясь Бударовой.) Извините, я не хотел проехать мимо вас без того, чтоб не засвидетельствовать вам свое почтение… я не нашел никого в передней и зашел сюда.
Бударова. Это не скромно с вашей стороны, но, к счастию, здесь нет никого, а то бы мог осудить вас и меня.
Дуняша. Вы уж возвратились из Италии?
Владимир. Да, конечно… но каким образом ты здесь?
Бударова. Она вчера приехала в Петербург с княгиней.
Владимир. А! Вот что.
Дуняша. Так точно-с. Сделайте такое великое одолжение, Владимир Викторыч, попросите, чтобы Софья Васильевна взяла меня к себе.
Владимир. Хорошо, хорошо… Но вот на первый раз сослужи службу, поди скажи, чтоб мне привели карету.
Дуняша. Слушаюсь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Владимир, Бударова .

Владимир (провожая глазами Дуняшу). Ушла.
Бударова. Ни слова, ни слова! Уйдите! Вы меня губите.
Владимир. Что за тревога, Софи?
Бударова. Тревога… я ее скрывала.
Владимир. Успокойся.
Бударова. Мне успокоиться! Могу ли я? Смерть в моем сердце, в продолжение часу я терпела пытку, я была, как на огне, скрывала стыд и отчаяние, которые душили меня… О! Идите, идите… и чтоб не видали вас здесь больше… оставьте меня, пусть меня видят одну, всегда одну, а вы никогда.
Владимир. Дуняша меня видела, но ведь это был простой визит… Вы ее отпустите сегодня же.
Бударова. А Сафоев, а Евлалия Давыдовна?
Владимир. Они ничего не узнают, ничего,— мы уедем от них далеко. Сбирайся! Я побегу приготовиться к отъезду.
Бударова. Бежать, как преступникам! Да, мне надо бежать… я женщина, я слаба, я боюсь стыда.
Владимир. Софья!
Бударова. У меня муж… А вам зачем бежать? Вы свободны… вы будете счастливы… вам приготовили невесту — прекрасную партию.
Владимир. От этой прекрасной партии я отказываюсь.
Бударова (пристально смотрит на него). А письмо, письмо, которое княгиня получила сегодня утром!
Владимир. Это отказ, самый решительный.
Бударова. Слышите, идут… Ради бога, скорей. Карета, вероятно, готова… скорей по лестнице, здесь, уходите поосторожнее.
Владимир. Не бойся. Прощай. (Уходит.)

Входит Дуняша,

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Бударова, Дуняша, потом Чингисова.

Дуняша. Ах, сударыня! (Оглядываясь.) А где же?
Бударова. Кто? Владимир Викторыч? Он уехал.
Дуняша. Ах, зачем же они… Если бы вы знали…
Бударова. Что такое?
Дуняша. Карета княгини подъехала… Я сейчас узнала карету.
Бударова. Говори яснее!
Дуняша. Я выбежала на улицу. Княгиня были так добры, расстроены, и оне не хотели выходить, отдали карточку.
Бударова. Она уехала?
Дуняша. Оне хотели уехать, но когда узнали, что Владимир Викторыч здесь…
Бударова (с ужасом). Ты сказала?
Дуняша. Как же не сказать-с? Княгиня думали, что они в Италии… А как только узнали, они вышли из кареты… насилу мы их вели.
Бударова. Ввели… Евлалию Давыдовну?
Дуняша. Вы пойдете их встретить-с?
Бударова. О, нет, нет. (Хочет уйти.)
Дуняша. Их сиятельство здесь.

Чингисова показывается в глубине, бледная и едва держась на ногах.

Бударова (останавливаясь). Ах! (Дуняше.) Поди!

Чингисова показывает знаком, чтобы Дуняша ушла.

Дуняша (Чингисовой). Владимир Викторыч уехал-с. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Бударова и Чингисова.

Чингисова. Извините, что я так неожиданно явилась.
Бударова. Что вы! Мне кажется, наше прежнее знакомство дает вам право.

Садятся.

Чингисова. Я боялась… Ваш внезапный отъезд из деревни, ваше молчание. Эта таинственность, которой вы окружили себя в Петербурге.
Бударова. Таинственность!.. Мое положение обязывает меня скрываться… Бывают несчастия, которых гораздо лучше никому не показывать.
Чингисова. Да, вы правы. Я должна была уважать и ваше несчастие и сама не выставлять напоказ перед вами своего горя и своей тоски… Я бы не взошла к вам, если б эта девушка не сказала, что мой сын у вас. Я думала, что он так далеко от меня.
Б.ударова. Ах, в самом деле… да… Дуняша могла вам сказать… Сегодня утром Владимир Викторыч сделал мне визит.
Чингисова. Визит! А мне он не сделал визита, он забыл.
Бударова. Но он не знал, что вы приехали, он сам только что возвратился из Италии.
Чингисова. А! Он был в Италии?
Бударова. Мне кажется… он говорил… да, да, он говорил.
Чингисова. Очень может быть… Я верю, потому что вы так говорите… Но его молчание…
Бударова. Разве вы не получили письма?
Чингисова (с дрожью). Письма, вы сказали?
Бударова. Да… Он говорил, что писал вам.
Чингисова. Ах да, я получила сегодня.
Бударова. Я, впрочем, не знаю, о чем он писал… он заехал на одну минуту… он говорил.
Чингисова. Об чем он писал, я вам скажу. Я люблю сына, люблю, как только может любить мать… Мне осталось жить немного, я чувствую, и хотела бы, закрывая глаза, оставить его счастливым. Я долго искала для него хорошую партию и наконец нашла. Счастье в его руках, и он отказывается для какой-то безумной любви, слушает чьих-то советов.
Бударова. Советов?
Чингисова (поправляясь). Ах, если бы вы ему посоветовали, вы бы мне возвратили сына.
Бударова. Я? По какому праву я могу советовать?
Чингисова. Если б в один из тех визитов, которые он имеет честь делать вам… Ах, кто знает! Ваш голос, может быть, возвратил бы его матери, которую он забыл. И если б случайно вы встретили в обществе женщину, которую он любит… и которая, кажется, его любит… Если вы ее знаете, вы ей можете сказать, что Владимир губит из-за нея блестящую будущность, которой она не может ему доставить. Вы скажите ей, что если счастие, честь моего сына для нее дороги… ей следует возвратить моего сына к исполнению его обязанностей, возвратить его в семейство, которого гордость так щекотлива.

Бударова встает, Чингисова берет ее за руку с умоляющим видом.

Сам Владимир после благословит ее, а я… ох, я буду исполнена уважения и благодарности к этому небесному ангелу… Вы ей скажете?
Бударова. Да, я скажу ей.
Чингисова. И вы думаете, что она простит меня?
Бударова. Она сама нуждается в прощении.
Чингисова. Ах, если б мой сын был свободен.
Бударова. Он будет свободен.
Чингисова. Вы думаете?
Бударова. Я вам ручаюсь.

Входит Сафоев.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Бударова, Чингисова, Сафоев.

Сафоев (Чингисовой). А, здравствуйте! Вы чувствуете себя лучше? Я увидал вашу карету и успокоился. (Бударовой.) Как вы бледны, в каком волнении… Разве вы уже знаете?
Бударова. Я? Что?
Чингисова (живо). Мадам Бударова говорила со мной о своем грустном и безвыходном положении.
Сафоев. Ах, да… Бедная женщина, связанная с таким мужем! Но бог милостив, бог милостив.
Чингисова. Что за таинственность?
Сафоев (Бударовой). Я из Военного Министерства… есть новость.
Бударова. Какая новость? Говорите!
Сафоев. Я передам ее с удовольствием, а вы примите без слабости.
Бударова (глядя на него). Ах, вы меня пугаете.
Чингисова. Говорите же!
Сафоев. Дело касается вашего мужа.
Бударова. Ах!
Чингисова. Ну, ну!
Сафоев. Он наконец решился сделать кой-что для своей жены.
Чингисова (с радостью). Он возвращается?
Бударова (с ужасом). Муж мой?.. Неужели?
Сафоев. Он умер.
Чингисова (с неудовольствием). Умер?
Бударова (с радостью). Умер.
Сафоев. Он убит при осаде какой-то крепости, уж тому три месяца.
Бударова. Ах, бог мой, боже мой.
Чингисова (подходя к ней, вполголоса). Это новость…
Бударова (с сильным волнением). Не бойтесь, что я обещала, я исполню. (Едва держится на ногах.) Извините! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Чингисова, Сафоев.

Сафоев. Что с ней? Я не понимаю… Это несчастие можно назвать счастием. Впрочем, в таких случаях, конечно, для вдовы приличнее скрывать радость, которую она чувствует, и показывать печаль, которой не чувствует.
Чингисова. Очень может быть… Это уж ее дело…
Сафоев. Еще новость… Дулебовы в большом ходу, им везет во всех отношениях. Вот как бы Владимир был здесь…
Чингисова. Он здесь.
Сафоев. Вот кстати.
Чингисова. Но Владимир влюблен, я вам говорила, влюблен, как сумасшедший… в одну женщину.
Сафоев. Вы ее знаете?
Чингисова. Нет, но я знаю, что цепь эта будет разорвана.
Сафоев. Не говорил ли я вам: скромная любовь возвратит его вам.
Чингисова. Молчите! Если я поверила вам на одну минуту, я этого не прощу себе во всю жизнь.
Сафоев. Однако вы видите.
Чингисова. Довольно. Я получила сегодня утром письмо от сына: оно растерзало мое сердце. Я не знала, где он, теперь знаю, и… скоро, я надеюсь, скоро он меня обрадует.
Сафоев. То есть будет ухаживать за невестой.
Чингисова. Поезжайте к Дулебовым, скажите им, что Владимир возвратился, что он сгорает нетерпением.
Сафоев. Понимаю, понимаю…
Чингисова. Мне нужно съездить недалеко, потом я заеду сюда за Дуняшей и домой. Я буду ждать вас. (Уходит.)

Из боковой двери выбегает Владимир.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Сафоев и Владимир.

Владимир. Борис Борисыч!
Сафоев. Ах, Владимир, твоя матушка. (Хочет идти к двери.)
Владимир (останавливает его). Нет, нет, останься. Я увижусь с ней сейчас же у нея.
Сафоев. Здравствуй! Давно ли ты из Италии?
Владимир. Сейчас только.
Сафоев. Прекрасно. Сердце твое свободно, если не совсем? У тебя какая-то страстишка была, я слышал. Надо тебе, мой друг, остепениться, да поскорее.
Владимир. Хорошо, хорошо. (Про себя). Уйдет ли он?
Сафоев. Нет, в самом деле. Ты мне потом расскажешь, я тебе дам несколько советов, я прошел все эти дела. Мы тут хлопочем о тебе, о твоей свадьбе.
Владимир (про себя), С каким бы удовольствием я выкинул его в окно.
Сафоев. Мы ведем дело отлично.
Владимир. Благодарю.
Сафоев. Поедем со мной сейчас же к Дулебовым.
Владимир. Нет, мне нужно видеть Софью Васильевну, нужно говорить с ней.
Сафоев. Невозможно. Софья Васильевна погружена в глубокую горесть.
Владимир. Софья Васильевна?
Сафоев. Ах, да, мой друг… в горесть официальную.
Владимир. Я не понимаю.
Сафоев. В ея положении горе небольшое овдоветь.
Владимир. Она овдовела?
Сафоев. Ну да. Муж умер, и да успокоится жена его с миром.
Владимир (с восторгом). Вдова! Может ли это быть! Софья Васильевна вдова! Ты не обманываешь?
Сафоев. Нет, да тебе-то какое до этого дело?
Владимир. Ах, это такая несчастная женщина… Ея друзья должны быть очень рады… и я тоже очень рад.
Сафоев. Конечно, и я очень рад, но все-таки не так, как ты. Одним мужем на свете больше или меньше, что нам за дело.
Владимир. Разумеется. Ты прав. Я ее не увижу, ну так я напишу ей несколько слов. Прощай, мой друг!
Сафоев. Я еду к твоей невесте объявить о твоем приезде.
Владимир (провожая его). Прощай, прощай!
Сафоев уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Владимир, потом Бударова.

Владимир. Она вдова, она вдова. О, я с ума сойду. (Бежит к двери направо и отворяет ее.) Софи, Софи!..
Бударова (показываясь в дверях). Что вам нужно от меня?
Владимир (отступая). О боже! Какой прием! Какая холодность! Что это значит?
Бударова. Не спрашивайте! Оставьте меня!
Владимир. Что я слышу! Я бегу к твоим ногам предложить свое имя, свою свободу, жизнь, а ты прячешь от меня слезы, слезы о том, кого нет более на свете.
Бударова. Слезы о тебе, Владимир, о вас, о любви нашей…
Владимир. Ты свободна, ты можешь быть счастлива, и ты меня гонишь.
Бударова. Сжальтесь над моей слабостью! Ваше сердце тверже моего, вам нужно бежать от меня, я поклялась.
Владимир. Кому? Ах, да… моя мать была здесь, она тебя видела, и все-таки нет, она не может знать.
Бударова. Она все знает. Как, от кого узнала она эту тайну, я не могу понять, но она знает все. И если бы ее видели, когда она вошла, бледная, глаза ея впились в мои, как будто хотели прочитать в душе моей. Я хотела бежать от нее, но была не в силах. Она требовала у меня отчета, у меня, бедной женщины незначительного происхождения, требовала отчета в моей безумной любви к наследнику громкой фамилии, которого ждет блестящая партия и брак которого уж объявлен. В ее ласковых словах проглядывала гордость и раздирала мое сердце. Из ее слов я должна была понять: люби его, я не запрещаю, когда ему нечего делать, когда ему скучно, но как же ты смеешь любить, когда мы нашли ему богатую невесту хорошей фамилии.— Я хотела спорить с ней, но не могла, не смела, мать в слезах требовала у меня сына.
Владимир. И меня не было здесь, чтобы поддержать, защитить тебя. Но я пойду к ней и скажу ей, что тебе она обязана спасением сына. Я скажу ей, что ты мое счастие, моя жизнь, моя жена.
Бударова. Нет, Владимир, нет, я не жена ваша, я только женщина, которая любила вас и любит, женщина, которая умрет для вас и которая сейчас жертвует для вас более чем жизнью… Но это необходимо. Прощайте! Другая ждет вас, другая заплатит за ваше имя, за вашу любовь высоким положением, о, я… я не имею другого приданого, кроме горя и несчастия. Прощайте. (Хочет идти.)
Владимир (останавливает ее). Нет, ты меня не оставишь, ты моя, ты принадлежишь мне.
Бударова. Любовь вас сводит с ума, это горячка… Терять для меня положение, надежды.
Владимир. Ты сомневаешься в моей любви. Ах, ты меня не любишь.
Бударова. Я-то не люблю тебя?
Владимир. Ты меня никогда не любила.
Бударова. Боже мой!
Владимир. Нет, я это и прежде чувствовал, когда я был счастлив, когда бывал все у твоих ног,— у тебя были сомнения, угрызения.
Бударова. Владимир!
Владимир. Ты меня не любишь… Это письмо, о котором ты твердила беспрестанно, ложь… Это изобретение потухающей любви.
Бударова. Несчастный.
Владимир (падая на колени). Ах, я сумасшедший… Прости, Софи, прости! Ты меня еще любишь, не правда ли?
Бударова. Я никогда тебя столько не любила, как теперь.
Владимир. Ты опять моя? Мы поедем?
Бударова. Не могу.
Владимир. Ты должна.
Бударова. Я поклялась твоей матери.
Владимир. Это ваше последнее слово?
Бударова. Да, и дай бог, чтоб это было последнее в моей жизни.
Владимир. Прощай! (Идет к двери и встречает Дуняшу.)
Дуняша. Скажите мне, Владимир Викторыч.
Владимир. Оставь меня! Поди прочь! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Бударова и Дуняша.

Дуняша. Вы слышали? Барин сердится на меня. А за что? Что я ему сделала, я вас спрашиваю. Это, должно быть, за письмо.
Бударова (садясь в кресло). Какое письмо?
Дуняша. Письмо было к ним, а я отдала княгине. Княгиня обещали не сказывать, а должно быть, и проговорились.
Бударова. Что, как, какое письмо?
Дуняша. Вы помните, когда барин приехал в деревню, вы тут были,— вы хотели уехать и остались.
Бударова. Ну, так что же?
Дуняша. Еще тогда приехал такой большой лакей и спрашивал Владимира Викторыча, княгиня очень беспокоилась… вдруг мне подали потихоньку письмо к барину.
Бударова. Садовник?
Дуняша. Да, садовник.
Бударова. Ну, говори, говори!
Дуняша. Я боялась, что в этом письме зовут барина поскорей ехать в Москву, и вот прямехонько отнесла его к княгине.
Бударова. А она его прочитала?
Дуняша. Да-с, потому что, когда им сделалось дурно, я видела, как оне крепко сжали его в руке и потом спрятали в карман…
Бударова (горячо). Она его спрятала.
Дуняша. Я знаю только, что вечером, когда я раздевала княгиню, так письмо все еще было у них.
Бударова. Возможно ли это! Мать… сама мать! Ах, я задыхаюсь… голова кружится. (Подходит к Дуняше и берет ее за руку.)
Дуняша (с испугом). Что с ней? Сударыня… Софья Васильевна!

Входит Чингисова.

Княгиня.
Бударова (встает). Она?

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Чингисова, Бударова, Дуняша.

Чингисова. Да, дитя мое, это я, я приехала за тобой, собирайся.
Дуняша. Сейчас, ваше сиятельство. (Уходит.)
Чингисова. Я очень счастлива, что вижу вас опять, чтобы выразить свою благодарность.
Бударова. За что?
Чингисова. Эта услуга, которую вы мне обещали, которую уж вы исполнили, может быть… я вам заплачу.
Бударова. Чем?
Чингисова (удивленная). Ах, ну чем… ну, конечно, уважением.
Бударова. Вашим? Вы думаете, что я в нем нуждаюсь?
Чингисова. Что за разговор! Я не понимаю.
Бударова. О! Вы не можете понять, что женщина, которую вы с таким удовольствием заставляли краснеть, у которой вы раздирали сердце, может и сама заплатить вам тем же?
Чингисова. Что вы говорите? Подумайте!
Бударова. Вы не понимаете? Вы не можете понять, что между мной и вами еще может быть вопрос, кто из нас виноватее, вы или я?
Чингисова. Это уж слишком.
Бударова. Вы не можете понять, что письмо должно было спасти меня и что вы сами…
Чингисова (закрывая лицо). Боже.
Бударова. Ах, вы понимаете? Теперь уж вы поняли? Вам стыдно глядеть на меня?
Чингисова. Оставьте меня… оставьте, я еду. (Хочет идти.)
Бударова (останавливая ее). Нет. Вы имели дерзость войти ко мне, так останьтесь.
Чингисова. Это насилие.
Бударова. Вы останетесь… и зачем бежать от меня? Разве мне уж нечего сказать вам? Разве я тоже не могу потребовать от вас отчета? Вы мне говорили о чести вашего сына, о гордости вашего сына, о его благополучии… А моя гордость, мое благополучие? Не вы ли это разбили, растоптали? Вы… потому что вы сами… вы меня погубили.
Чингисова. Мадам Бударова!..
Бударова. Да, вы. Я слабая, беззащитная женщина, я не желала борьбы… я знала, что моя честь может пострадать. Я оттолкнула его любовь, она меня пугала… и я была бы чиста в его глазах и в глазах других… Но пошлая интрига вашего сына в Москве, публичный скандал оскорбляли вашу гордость, разрушили ваши надежды. Чтоб исправить все это, вы не пожалели чести бедной женщины… Вы удержали меня, не дали мне средства бежать от вас и от вашего сына… Вы скрыли мое письмо, вы поощрили дерзость, уверенность вашего сына, предательски подставили меня ему, как любовницу на один день, как минутное развлечение… Вы сказали ему: иди, иди, пусть эта женщина погибает.
Чингисова. Довольно, пощадите меня!
Бударова. Вы говорите о гордости и чести… что ж, я признаюсь, легко потерять и то и другое, когда такой молодой человек, как ваш сын… я не льщу ему… Но разве честнее, видя, что женщина борется, отнять у нее средства для защиты?
Чингисова. Ах, не мучьте меня, я так много плакала, так много страдала. Сегодня утром, здесь, я не могла выносить ваших взглядов. Если слабость в женщине извинительна, то еще извинительнее слабость в матери. И теперь я того и жду, что упаду к вашим ногам… просить у вас прощения и позволения назвать вас своею дочерью.
Бударова. Вы мне матерью?.. Вы меня так оскорбили. Это имя… я бы так гордилась им,— но теперь я отказываюсь от него. Все, что я хочу,— это чтоб Владимир не обвинял меня больше, я хочу, чтоб, расставаясь со мною, этот человек, которого я люблю больше жизни… чтоб он решил между нами, кто из нас заслуживает презрения.
Чингисова. Мой сын! Я все в жизни принесла ему в жертву, и вы хотите, чтоб он презирал меня. Нет, пусть он не знает, никогда. Это будет стыд и смерть вместе… Умоляю вас, Софья Васильевна… дочь моя.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Бударова, Чингисова, потом Сафоев и Владимир.

Сафоев (за дверью). Я тебе говорю.
Владимир (за дверью). А я тебе объявляю.
Бударова. Ах, это он.

Владимир входит.

Чингисова. Это мой сын. (Становится между им и Бударовой.)
Сафоев (входя). Княгиня здесь, мы сейчас объяснимся. (Чингисовой.) Вот в чем дело… Я сейчас от Дулебовых, я был до того красноречив, что растрогал всех и сам расстроился: отец плакал, мать плакала, невеста плакала. Все забыто, все ему прощено: бегство за границу, молчание, его прежнее глупое волокитство.
Владимир. Борис Борисыч.
Сафоев. Все шалости. Вас ждут, княгиня, сегодня вечером, вас и его, чтобы кончить дело. А он, представьте себе… я его встретил сейчас на лестнице… он объявил мне, что не поедет к Дулебовым… Он назвал меня старым глупцом, что мне решительно все равно, он вашу волю называет деспотизмом.
Владимир. Нет, я только хочу уехать из России надолго… но прежде отъезда я вам торжественно объявляю, что пусть я буду беден, одинок, покинут всеми, кто любил меня, я никогда не женюсь на Дулебовой.
Сафоев. У тебя нет человеческого смысла. Что ты говоришь!
Чингисова. Он говорит дело. У нас с ним есть долг, которого богатство Дулебовых заплатить не в состоянии. Только рука и сердце моего сына могут поквитать нас… Вот самое дорогое, что я могу предложить… (Бударовой.) Откажетесь вы?
Бударова. Ах, что вы говорите!
Сафоев. Но позвольте, позвольте.
Владимир. Что за чудо.
Чингисова. Владимир, будь счастлив и прими как милость то, что Софья Васильевна позволит мне назвать ее своей дочерью.
Владимир (подходя к Бударовой). Софи!.. Столько счастья!.. Это не сон?
Сафоев (разводя руками). Ах ты, господи боже мой, что ж это такое? Дядя, что ль, приехал к ней из Америки?
Чингисова. Будьте счастливы и простите мать.
Сафоев (Чингисовой, тихо). А та, другая-то? Ну вот я вам говорил… Эти романы всегда так кончаются… Страсть несерьезная… он любил пока… до времени, а вот теперь исполняет ваше желание без всякого противоречия.

Конец

ПОКА
(EN ATTENDANT)

Переделка комедии французских драматургов Баяра, Фуше и Арвера ‘Пока’ впервые опубликована А. С. Поляковым в ‘Ежегоднике петроградских государственных театров (сезон 1918/19)’, Пг., 1922. Рукописные источники:
писарская копия (переплетенная тетрадь in folio, 129 лл., ЛГТБ). На экземпляре цензурное дозволение от 21 декабря 1873 года: ‘К представлению дозволено безусловно’. В экземпляре множество карандашных помарок, преимущественно направленных на сокращение реплик. Есть и незначительная стилистическая правка.
Перевод-переделка ‘Пока’ печатается по публикации А. С. Полякова с той разницей, что печатается он по новой орфографии и с изъятием тех мест, которые исключены из текста писарской копии при карандашной правке. Есть серьезные основания полагать, что правка эта принадлежит самому Островскому. Во всяком случае, внесенная правка намного облегчает и улучшает текст. Трудно предположить, что делала ее посторонняя рука. Во избежание каких-либо недоразумений приводим се полностью.
Стр. 537, строка 23
После слов ‘…простит, бог тебя простит!’ снято ‘Ты опять со мной!.. Беги, спеши ко мне, на грудь мою, на ту грудь, мой милый, которая…’.
Стр. 538, строка 27
После слов ‘Ах черт его возьми!’ снято ‘Извольте видеть, он письма пишет… Хорошо ему, а я дожидайся по пяти часов на пыльном проселке под открытым небом, хоть бы тебе кустик! А солнце-то июльское! Вот бабы жнут так запросто, а я образованный человек, я в полном одеянии’.
Стр. 538, строка 31
После реплики Сафоева ‘Ну да, конечно, как не догадаться…’ вымараны реплики Чингисовой и Сафоева:
‘Чингисова. Ах, Борис Борисович, как я вам благодарна. Сафоев. Нет, что же! Я очень рад был сделаться его другом, его товарищем… Я хотел подавать ему благие советы. Наставления. Ну, да!
Чингисова. Ну, конечно, конечно’.
Стр. 539, строки 4—5
После слов ‘Нет уж, покорнейший слуга… мне за ним не угоняться’ снято: ‘Мочи моей не стало, я и бежать в деревню, надо отдохнуть, надо поправить желудок, который я расстроил, состоя ментором при вашем сыне’.
Стр. 539, строки 32—34
Реплика Чингисовой первоначально звучала так: ‘Я имею средства и поправить его расстроенное состояние и возвратить прежний блеск его фамилии, я ему нашла партию…’
Стр. 540, строки 17—18
Вместо ‘…что всего хуже за какой-нибудь авантюристкой’ было ‘…что всего хуже за какой-нибудь куртизанкой-авантюристкой’.
Стр. 540, строки 27—29
После слов ‘Это любовь наивная, скромная, смирная, она занимает человека, но не компрометирует…’ снято ‘Такой любовью не хвастаются, значит ее скрывают, и прекрасно, разговоров нет… Покуда… такая любовь очень хороша, она кончается, когда нужно, когда угодно… немножко слез… Ведь это бы счастие, если бы можно его как-нибудь… пусть бы он вздыхал и блаженствовал в маленькой скромной гостиной, близ кустика жасмина или гераниума… И если вы не хотите потерять сына…’.
Стр. 541, строка 36
‘Нашего шалуна’ вместо ‘этого шалуна’.
Стр. 542, строка 4
После слов ‘…я потеряла сына’ снято ‘Советы, просьбы, угрозы — ничто не помогло, еще больше оттолкнуло его. Всю жизнь трепещешь за свое дитя… сын это гордость, радость наша, наше счастье жить для него… А его радости, его счастье далеко от матери… Там где-то, вдали, он губит свое здоровье, здоровье, которое мы так берегли, за которое мы так трепетали у его кроватки… по ночам… в слезах! Первая кокетка может отвлечь его сердце от матери… и вот стараешься, и надо тебе умирать… одной… с отчаянием в душе. Ах, сын мой, сын мой! Володя!’
Стр. 546, строка 37
Первоначально реплика Сафоева ‘Сегодня утром…’ читалась так: ‘Сегодня утром, после горячего объяснения, после жгучих упреков, после разрыва со всеми друзьями, оп берет хлыст и тройку лошадей у Ечкина и стремится…’
Стр. 548, строка 14
После ‘Я этого не знала… я…’ снято ‘Ах, если б я знала…’.
Стр. 554, строка 36
После слов ‘…во что бы то ни стало’ снято ‘нужно говорить с ним много, долго,— убеждать его… Но как удержать его? Я не знаю средств’.
Стр. 561, строка 22
После слов ‘…у ней на сердце печаль’ снято ‘которая ее пожирает,— характер ее сделался мрачен. Наконец, я могу вам сказать все, вы ее друг…’.
Стр. 562, строка 13
После слов ‘…я так давно о нем не имею известия’ снято ‘Вот какая-то бумага. (Подает бумагу Сафоеву.) Должно быть, о нем.
Сафоев. О муже?
Бударова. Да. Признаться, я ее не читала, мне не принесли сегодня.
Сафоев. Бедный муж.
Бударова. Справьтесь, пожалуйста, что там такое’.
Стр. 562, строка 14
‘С особенным удовольствием’ вместо ‘Будьте покойны. Будьте покойны’.
Стр. 565, строки 25—26
После слов ‘Я долго искала для него хорошую партию и наконец нашла’ снято ‘Этот брак дает моему Владимиру богатство, которого у него нет… Богатое семейство, сильное своими связями, предлагает ему союз, достойный его… Его ждут… девушка-красавица… одаренная. (Останавливается на несколько времени.)’
Стр. 570, строки 15—16
После слов ‘Нет, ты меня не оставишь…’ вымараны две реплики: ‘Б ударов а. Мне войти в ваше семейство! С стыдом на лице, с смертию в сердце, отдать себя на ежедневное унижение, как сегодня здесь, когда она меня спрашивала — дорого ли мне ваше счастье. О, боже!
Владимир. О, да, нет… Ты говоришь правду. Надо нам бежать’.
Стр. 570. строка 17
После реплики Бударовой ‘Любовь вас сводит с ума…’ вымараны реплики:
‘Владимир. Что за дело! Я люблю тебя.
Бударова . Отказаться от своей семьи…
Владимир. Моя семья — это ты.
Бударова. А потом, после нескольких дней счастья п забытья, ты, с отчаяния, проклянешь меня, и я, если не убью себя, я сойду с ума.
Владимир. О! Никогда!
Бударова. Она мне сказала, что ты меня будешь проклинать’.
Стр. 570, строка 19
После слов ‘Ты сомневаешься в моей любви…’ снято ‘ты отказываешься уехать… ты придумываешь пустые отговорки’.
Стр. 570, строки 42—43
После слов ‘Да, и дай бог, чтоб это было последнее в моей жизни’ сняты две реплики:
‘Владимир. Прощай.
Бударова (прилегая к его плечу). Владимир. (Жмет его руку, не глядя на него.)’
Стр. 571, строки 35—37
После слов ‘Ах, я задыхаюсь… голова кружится. (Подходит к Дуняше и берет ее за руку.)’ снято ‘Письмо… это было письмо к нему… его принес садовник и подал тебе… а ты отдала…
Дуняша. Княгине, она прочла.
Бударова. И спрятала… О, это бесчестно! (Падает на кресло.)’
Работа над пьесой велась, по всей вероятности, в течение 1872—1873 годов. Еще 3 сентября 1871 года Островский просит Ф. А. Бурдина: ‘Сделай для меня великую милость: поищи в книжных лавках ‘En attendant’ комедия или водевиль Бояра и Фуше — 1836 года. Ищи и, если найдешь, храни посекретней до моего приезда’ (ПСС, XIV, 212). 26 августа 1872 года он уже сообщает ему: ‘Новую пьесу я кончу на днях (…) Вслед за этой пьесой будет окончена переделка ‘En attendant’, она уже почти готова. Там есть тебе прекрасная роль’ (ПСС, XIV, 236).
Цензурное же дозволение на пьесу получено лишь 21 декабря 1873 года. Стало быть, на переговоры, всякие хлопоты и работу ушло больше года.
Премьера состоялась в Малом театре 18 января 1874 года в бенефис Е. Н. Васильевой. В этом же месяце было дано еще два спектакля.
Пресса откликнулась на спектакль статьями в ‘Голосе’ (1874, 22 января) и в ‘Развлечении’ (1874, 8 и 22 февраля). По мнению рецензентов ‘Развлечения’ П. Акилова и Мичмана Жевакина (И. А. Вашкова), переделка не была удачной.
Очевидно, в 1878 году пьесой снова заинтересовался режиссер Александрийского театра П. А. Лепин, во всяком случае, в письме к Ф. А. Бурдину от 3 февраля 1878 года Островский пишет: ‘…перевод пьесы ‘En attendant’ называется ‘Пока’. Если Лепин хочет взять эту пьесу, так я ее переделаю, оставлю только сюжет, выйдет вещь очень сценичная. Для меня это дело одной недели. Я сегодня же примусь за переделку, скажи ему это и попроси подержать в секрете. Одноактная пьеса моя не оригинальная и не перевод, а заимствованная’ (ПСС, XV, 108).
Но о дальнейшей судьбе переделки сведений не имеется.

Н. Томашевский

Островский Александр Николаевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Заблудшие овцы, Островский Александр Николаевич, Год: 1867
  2. Паришурама. Дэвадаса (Баядера), Островский Александр Николаевич, Год: 1886
  3. Добрый барин, Островский Александр Николаевич, Год: 1875
  4. Рабство мужей, Островский Александр Николаевич, Год: 1872
  5. Волки и овцы, Островский Александр Николаевич, Год: 1875
  6. Шутники, Островский Александр Николаевич, Год: 1864
  7. Правда — хорошо, а счастье лучше, Островский Александр Николаевич, Год: 1876
  8. Воспитанница, Островский Александр Николаевич, Год: 1858
Электронная библиотека