(*) Сочиненное Гатчинскимъ первой гильдіи купцомъ Григорьемъ Зубчаниновымъ 1812 года. С. Петербургъ. Въ тип. И. Байкова 1812 г. на 155 страницахъ, съ примчаніями, въ 8-ю долю листа.
Хвала, приносимая добродтели и душевнымъ дарованіямъ, есть справедливая дань удивленія и благодарности. Животворное надяніе заслужить память въ вкахъ грядущихъ подкрпляетъ великихъ мужей на многотрудномъ ихъ поприщ. Законодатель, полководецъ, философ, подвергая мысли и дла свои нелицемрному суду потомства, предвкушаютъ ту сладостную награду, которую слава готовитъ за труды, подъятые на пользу человческаго рода. Они не страшатся зависти современниковъ, мужественно преодолваютъ вс препятства, терпливо сносятъ гоненія, и презираютъ угрозы самой смерти. Сіе непреоборимое стремленіе ко слав, сіе благодтельное чаяніе безсмертія были во вс времена побудительными причинами великихъ дяній, за которыя благодарное потомство воздвигаетъ памятники героямъ, освящаетъ имена ихъ въ надписяхъ, исчисляетъ подвиги ихъ въ словахъ похвальныхъ. Прискорбно видть, что иногда ложныя достоинства привлекаютъ къ себ удивленіе легкомысленныхъ, иногда лесть ослпляетъ безумныхъ завоевателей мгновеннымъ блескомъ славы: но рано или поздно истина побждаетъ предразсудокъ., и похвальныя слова сильнымъ злодямъ соплетаемыя по большей части имютъ судьбу статуй Римскихъ, которыя воздвигаемы были недостойнымъ Императорамъ при ихъ жизни и разрушаемы посл ихъ смерти.
Начало похвальныхъ слов сокрыто во мрак глубокой древности. Первая хвалебная пснь излилась во славу Божества. изъ благодарнаго сердца. Могъ ли человк, возчувствовавъ бытіе свое и счастіе жизни, могъ ли не прославлять невидимаго Благодтеля, посылающаго ему щедрые дары свои? Небесныя свтила, необозримое море, дивная пестрота полей, священная тишина лсовъ, безчисленное множество разнообразныхъ животныхъ, необходимо долженствовали исторгнуть изъ сердца его чувства удивленія и благодарности. Народы самые грубые и да-же полудикіе въ нескладныхъ псняхъ своихъ возсылаютъ хвалы Богу: одни благодарятъ Его посл удачной ловитвы на берегахъ Ледовитаго Океана, другіе славословятъ имя Его по утоленіи жажды сокомъ свжихъ плодовъ подъ палящимъ тропикомъ. Исторія сохранила намъ преданія о священныхъ гимнахъ народовъ древнихъ, ближайшихъ къ. вкамъ первобытнымъ.
Посл того наступили времена похвал, воздаваемыхъ отъ людей людямъ. Изобртатели полезныхъ орудій, виновники спасительныхъ учрежденій, защитники слабыхъ отъ лютости зврей и отъ нападенія хищныхъ злодевъ прославляемы были по смерти ихъ соплеменниками. Сіе обыкновеніе господствовало у всхъ народовъ. Китайцы, Финикіяне, Аравитяне прославляли подвиги великихъ мужей своихъ. Греки и Римляне въ первые вки бытія своего торжественными пснями превозносили имена благодтелей народныхъ. У племенъ Цельтическихъ Барды передавали потомству дянія мужей, отличившихся храбростію. Воинственные обитатели Скандинавіи, грозные Варяги, распространившіе ужасъ до южнаго края Европы, одушевляемы были хвалебными пснями Скальдовъ.
Обратимъ ли вниманіе наше на прекраснйшій вкъ Греціи, когда процвтали въ ней изящныя искусства, увидимъ знаменитаго Перикла, прославляющаго подвиги храбрыхъ согражданъ, положившихъ живот свой за отечество, краснорчиваго Димссеена, приносящаго достодолжную дань Аинянамъ, погйбшимъ на сраженіи Херонейскомъ, божественнаго Платона и медоточиваго Ксенофонта, передающихъ потомству память о добродтеляхъ мудраго своего наставника. Въ златой вкъ словесности, отецъ Римскаго краснорчія, въ Слова Маниліевъ закон хвалитъ Помпея, въ другомъ Словъ же за Марцелла превозноситъ Цезаря, и въ одной изъ Филиппикъ прославляетъ воиновъ, умершихъ на брани противъ Антонія за свободу Рима. Первые Императоры вмняли себ въ обязанность исчислять въ надгробномъ слов подвиги своего предшественника… Строгій и безпристрастный Тацитъ, бывши Консуломъ Римскимъ, почтилъ друга своего Виргинія надгробнымъ словомъ. Плиній младшій достойно почитается въ числ превосходнйшихъ панигиристовъ, хотя похвальное слово его мудрому и добродтельному Траяну произнесено было предъ лицемъ выхваляемаго героя, и притомъ въ такое время когда подлое ласкательство сдлало и справедливыя похвалы весьма уже подозрительными. Чмъ ниже клонилась къ упадку здравая словесность, тмъ боле размножались сочиненія сего рода.
Посл мрачныхъ вковъ невжества воскресли науки въ Европ, явились ученые витіи, образовавшіе себя по уцлвшимъ отъ разрушенія древнимъ свиткамъ, по наставленіямъ Цицерона и Квинтиліана. Даже обитатели стран сверныхъ, куда прежде недостигало просвщеніе Греческое и римское, возчувствовали сладость краснорчія, и доблесть паки обрла мзду свою въ словахъ надгробныхъ и похвальныхъ.
Петръ Великій, главный виновникъ и насадитель наукъ въ Россіи, прославленъ былъ краснорчивыми устами еофана Прокоповича, Гавріила Бужинскаго, Ломоносова. Такихъ соперниковъ иметъ г. Сочинитель разсматриваемаго нами Похвальнаго слова!
Правила о сочиненіи торжественныхъ рчей всякаго рода содержатся въ учебныхъ книгахъ, по которымъ преподаютъ Риторику въ школахъ. Недолжно чуждаться оныхъ. Величайшіе умы и краснорчивйшіе витіи, идучи симъ проложеннымъ путемъ, достигали возможнаго въ наше время совершенства въ искусств убждать и восхищать читателей, они примромъ своимъ доказали, что нтъ и быть не можетъ другихъ правилъ краснорчія, кром преподанныхъ намъ древними и потомъ приноровленныхъ къ ныншнему состоянію словесности. Что будетъ, когда мы по невднію, или по упрямству станемъ уклоняться отъ ихъ наставленій? Мы недостигнемъ желаемой цли, мы сами себя добровольно подвергнемъ трудностямъ, которыхъ преодолть невозможно, мы уподобимся такимъ людямъ, которые, имя передъ глазами дорогу ближайшую, прямую и гладкую, желаютъ идти по далекой, излучистой и непроходимой.
Есть два рода людей ненавидящихъ и презирающихъ школьныя наставленія — я говорю о тхъ, которые безъ классическаго ученія, безъ упражненія въ древнихъ языкахъ, безъ методическаго чтенія образцовыхъ писателей, продираются въ авторство. Одни не принимаютъ никакихъ правилъ, неимютъ доврія ни къ какимъ наставленіямъ, отвергаютъ всякія системы въ словесныхъ наукахъ, равно не терпятъ Аристотеля и Ролленя, Цицерона и Блера, Горація и Боало, Діонисія и Аделунга, какъ затйщиковъ иноплеменныхъ и чужеязычныхъ: другіе, подъ руководствомъ какого нибудь бродяги начавшіе курсъ ученія своего съ Французскихъ вокабулъ и окончившіе Вольтеровою Заирой, думаютъ, что вн Французскихъ стихотворцовъ и сказочниковъ нтъ ни ума ни краснорчія, точно какъ вн церкви нсть спасенія. Послднихъ гораздо боле, и они гораздо вредне для успховъ здравой словесности, ибо на ихъ сторон шутливыя басеньки, любовныя псеньки, колкія епиграммы, акростихи, експромты, надписи къ ошейникамъ собачекъ, на ихъ же сторон и Французское болтанье, которое даетъ имъ право представлять изъ себя значущее лицо въ такъ называемыхъ socits choisies, блистать остроуміемъ въ пышныхъ чертогахъ какого-нибудь Мидаса, и быть наглыми въ обращеніи съ женскимъ поломъ. Хотя не вс они пользуются симъ правомъ на самомъ дл, довольно и того что многіе почитаютъ его неотъемлемою принадлежностію своей учености.. 1’1 такъ они вредне первыхъ, потому что боле на ихъ сторон блистательныхъ соблазновъ. Но т и другіе равно далеко отстоялъ отъ здравой словесности. Съ перваго взгляда кажется, что они антиподы во взаимномъ отношеніи между собою, напротивъ того они близкіе сосди. Равно не любя классическаго ученія и древнихъ законодателей вкуса, они имютъ несходныя мннія подобно раскольникамъ различныхъ толковъ, во цль ихъ одна и та же — невжество. Ихъ можно уподобить двумъ человкамъ, которые вмст вышедши изъ дома, бредутъ разными дорогами къ одному болоту, и въ немъ тонутъ.
Можетъ быть я слишкомъ далеко уклонился отъ матеріи, начавши говорить о правилахъ риторическихъ. Возвратимся. Благодтельные мудрецы древности все нужное приготовили для оратора, намъ остается только съ признательностію пользоваться непостижимыми ихъ открытіями въ наук о витійств, остается въ знакъ признательности къ нимъ и уваженія къ самимъ себ, писать по ихъ наставленіямъ, которыя, благодаря Бога, можно теперь найти и въ Русскихъ учебныхъ книгахъ.
Вознамрившись написать, похвальное слово, сочинитель долженъ изобрсти мысли и доводы, расположить ихъ и сразить. Я нестану упоминать о произношеніи, о сей важнйшей части Греческаго и Римскаго витійства, потому что въ наше время сочиняютъ боле для читателей и весьма рдко для слушателей. Что есть изобртеніе доводовъ въ похвальномъ слов? Не что иное какъ выборъ знаменитыхъ дяній прославляемаго мужа. Вы хотите доказать мн, что Великій Петр достоинъ хвалъ и удивленія, исчислите его подвиги. Но исчисляя подвиги его, неутомите моего вниманія, и дайте мн способ удержать въ памяти ваше повствованіе — вотъ чего требуетъ расположеніе. Желая строить зданіе, вы приготовили камни и другіе матеріалы, но сего еще недовольно: надобно, говоритъ Квинтиліан, чтобы рука художника для каждой вещи назначила приличное мсто, точно такъ и въ слов ораторскомъ. Собранные матеріалы составляютъ наваленную груду, пока сочинитель де расположитъ оныхъ по порядку. Ежели въ рчи несохранено сего необходимаго порядка, то вниманіе читателя не можетъ слдовать отъ начала до конца за сочинителемъ, которой неизбжно подвергается весьма неприятнымъ погршностямъ: онъ мшается въ мысляхъ, перескакиваетъ отъ предмета къ другому, и длаетъ скучныя повторенія. Читатель единственно требуетъ порядка, и онъ равно будетъ доволенъ, употреблено ли расположеніе естественное или искусственное. Въ первомъ случа предлагаются дянія героя въ порядк историческомъ, то есть какъ он одно за другимъ слдовали: такимъ образомъ {Methodus analytica.} расположили Плиній Похвальное слово Траяну и Тацитъ жизнь Агриколы своего тестя, которую многіе критики почитаютъ принадлежащею къ словамъ похвальнымъ, во второмъ случа сочинитель раздляетъ на части свое главное предложеніе, и для каждой изъ нихъ выбираетъ приличныя дянія изъ исторіи героя: такимъ образомъ {Metliodus synthetica.} еофанъ Прокоповичь въ Слов на похвалу Петра Великаго исчисляетъ подвиги его сначала просто какъ Царя, потомъ какъ Царя Христіанскаго’ и въ каждой изъ сихъ частей слдуютъ подраздленія, одно за другимъ по порядку, такимъ же образомъ Ломоносовъ, проставляя безсмертнаго Монарха, предлагаетъ сначала о важнйшихъ дломъ его, потомъ о преодолнныхъ имъ препятствахъ, наконецъ описываетъ его добродтели,, а въ подраздленіяхъ начисляетъ подробности, къ каждой части относящіяся. Замтить должно, что одно историческое повствованіе одяніяхъ или о доблестяхъ героя было бы слишкомъ сухо, опытный витія разбрасываетъ, гд можно, политическія и нравственныя сужденія, уподобленія, примры и свидтельства, иначе похвальное слово, неимющее ораторской пышности, не отличалось бы отъ исторіи. Касательно выраженія, остается замтить вообще, что похвальное слово требуетъ слога высокаго, пышнаго, иногда стремительнаго, быстраго, изъявляющаго сильное движеніе сердца витіи. Нтъ сомннія, что здсь не все то сказано, что сказать надлежало бы о семъ род сочиненій, по крайней мр сіе вступленіе почтено было нужнымъ для слдующихъ замчаніи.
Въ разсматриваемомъ здсь Похвальномъ слов, кажется, не со всею строгостію наблюдены правила о расположеніи. Г. Сочинитель торопился изливать мысли свои на бумагу, очень мало заботясь объ ихъ порядк. Рчь его походитъ на большой анбаръ, въ которомъ разбросаны вещи гд какъ случилось. Сначала, по видимому, хотлъ онъ предлагать дянія въ порядк историческомъ: но скоро оставляетъ свое намреніе, и принимается безъ разбору за то, за другое, и такъ дале, посл опять возвращается къ тому, о чемъ уже говорено было. На примръ, непосредственно за похвалою мудрымъ узаконеніямъ Петра Великаго, слдуетъ: ‘возвщая о немъ, не могу я изобразить удивленія вселенной, узрвшей великаго Монарха въ стран, гд не было просвщенія, гд народ не чувствовалъ славы и честей, гд народ былъ порабощенъ, гд не было другаго имени кром холопъ.’ (Въ немногихъ строчкахъ сколько неприличностей и неправды! Заниматься изображеніемъ удивленія вселенной было бы не кстати, когда дло идетъ объ исчисленіи подвиговъ героя. Ежели сочинитель под словомъ просвщеніе разуметъ науки, то есть знанія, приведенныя въ систему, то онъ правъ: если же думаетъ, будто въ Россіи не было гражданскаго общежитія, не было людей мудрыхъ, опытныхъ, умвшихъ управлять и повиноваться, то он мало наблюдалъ ход усовершенствованія обществъ человческихъ, ему плохо извстна Исторія своего Отечества, и онъ въ етомъ ошибается, столько же какъ и въ томъ, будто народъ не чувствовалъ славы и честей. Это сущая неправда, хотя бы народ принять здсь въ смысл даже черни, которая и теперь осталась такою, какою была до Петра Великаго, вообще народ весьма чувствуетъ славу свою и чести, къ счастію знаменитаго Отечества нашего, простой крестьянинъ иметъ въ себ столько народной гордости, что его весьма трудно было бы преобразить во Француза, или въ Нмца. Народъ былъ порабощенъ — справедливо, но къ чему это? Спустя восемь страницъ, г. Сочинитель увряетъ, что Царь подарилъ народ свои свободою. Не было имени кром зсолопъ — сочинитель самъ знаетъ, что это гипербола, а у мста ли она поставлена, пусть разсудятъ другіе.) По правиламъ Риторики надлежало бы здсь помстить все то, что ни знаетъ Сочинитель о невжеств земляковъ нашихъ, современныхъ Петру Великому, однакожъ онъ заблаго разсудилъ въ другомъ мст поговорить о семъ заманчивомъ предмет. ‘Предки наши (стр. 89) едва знаемы были въ отдаленныхъ царствах,’ за то и жители отдаленныхъ царствъ не боле знали о нашихъ предкахъ, ‘они не имли искуствъ и художествъ,’ слишкомъ ршительно! Ремесла и художества были, но только не въ цвтущемъ состояніи, ‘не имли пилы орудія въ домоводств необходимаго?’ Мудрено, что не имли вещи, безъ которой не льзя обойтись, а вмсто ее имли названье, которое ни къ чему не служило. ‘Имъ неизвстны были науки: кораблестроеніе, мореплаваніе,’ странная была бы причудливость заводить мореходныя училища, почти неимя морскихъ пристаней! ‘торговля, математика, механика, физика, врачеваніе и зодчество.’ Какъ искусно разставлены науки! Предки наши не умли бы этого сдлать. Предложимъ еще нсколько примровъ любви къ повтореніямъ. При самомъ начал описывается состояніе Россіи до Петра Великаго — разумется такимъ, какимъ представляетъ себ оное г. Сочинитель: ‘Едва предки наши свергли иго, татарскаго порабощенія, едва только начинали забывать тяжкую неволю, какъ паки настали времена смятеній и безначалія, — времяна ложныхъ Димитріевъ. Сосдніе народы плнили Москву — Престольный град Отечества нашего, опустошали поля и веси, проливали кровь предковъ нашихъ, налагали на нихъ оковы, заключали въ темницы Царей и Первосвященниковъ, о правд поборавшихъ’ и проч. Потомъ на стран. 127 опять: ‘Сыны Отечества! обратимся къ началу царствованія его и обозримъ тогдашнее состояніе Государства:’ почему бы не сказать просто и короче: дорогіе читатели! прочтите опятъ начало сего мною сочиненнаго Похвальнаго слова! ‘внутреннія смятенія во время ложныхъ Димитріевъ, нашествіе Сарматъ, Готфовъ и набги Татаръ, дикихъ горскихъ народовъ на южныя предлы’ и проч. Но разв надобно въ другой разъ одно и то же перечитывать, для того только что тамъ ‘гражданинъ въ семъ бурномъ волненіи не имлъ ни сна ни покоя…. земледлецъ не смлъ на пажить…. Слезы были ‘его питіе, вздохи пища’, а здсь ‘ни гражданинъ ни земледлецъ не смлъ безопасно проходить изъ веси въ весь изъ града въ град?’
Достойно примчанія, какъ г. Сочинитель уметъ расплодить мысль свою, или лучше сказать, одно и то же представить въ разныхъ видахъ, выразить разными словами. Такое обиліе заслуживаетъ плески отъ всхъ учениковъ Риторики. Смотрите, какъ одна мысль о причинахъ заставившихъ Царя предпринять путешествіе въ Архангельск, витійственно растянута и украшена. Страя. 15. ‘Таковое нестроеніе показало ему, что Государь, не знающій самъ своего царства, градовъ и гражданъ, пристанищ и судоходства, пажитей и полей, и рукъ приготовляющихъ пропитаніе Государству, не содлаетъ щастія народнаго.’ Потомъ на слдующей страниц то же самое сказано уже нсколько иначе: ‘Онъ размшлялъ, что Государь, любящій народ свой, долженъ непремнно самъ обозрвать страны скиптру его подвластныя, пренебрегая же сію обязанность, пренебрежетъ онъ свою славу и величіе Монархіи.’ Дале, черезъ пять или шесть строчекъ, опять та же псня: ‘Онъ размышлялъ, что въ путешествіяхъ увидитъ народ въ томъ самомъ вид, въ какомъ онъ есть, не увеличеннымъ и не уменьшеннымъ, тамъ увидитъ житницы наполненныя хлбомъ или опустлыя. ‘Онъ увидитъ въ жилищахъ земледльцовъ’ и проч. Наконецъ, чтобы неподумали, будто уже весь запас изобртенія истощился, прибавлено: ‘Онъ размышлялъ, что въ путешествіяхъ только удобно познать можетъ склонности народа и присутствіемъ своимъ возбудить способности и духъ ихъ, которымъ только и можно достигать великихъ дл.’ увлеченный краснорчіем читатель невольно забываетъ, что Великій Петръ, не довольствуясь плаваніемъ по Яуз и Москв, по озерамъ Переяславскому и Кубинскому, захотлъ видть необозримую поверхность открытаго моря.
Вотъ еще примры повторенія: страна 108. ‘Онъ нашелъ юношество, проводящее время въ празности (т. е. въ праздности), посылаетъ для обученія въ отдаленныя страны, да познаютъ тамъ все опытомъ’ и проч. Стран. 2 и ‘Каждаго юношу отправляемаго для наукъ въ чуждыя Государства испытываетъ склонность, спрашиваетъ чему онъ желаетъ учиться’ и проч. Стран. 129. ‘Юношество въ чуждыхъ странахъ обучаемое содержалъ государственнымъ иждивеніемъ?’ О вкусахъ спорить не должно, однакожъ иной прихотливой читатель проворчитъ себ тихонько: для чего бы не сказать етаго въ одномъ мст? Но г. Сочинитель можетъ оправдать себя другими примрами, ибо кто написалъ однажды: ‘Онъ создалъ флоты (стран. 129), оружіе далъ воинству содержаніе и одежду, устроилъ судилища, пристанища, шлюзы и каналы, водометы, фабрики, заводы, академіи, училища, книгопечатаніе, больницы… учредилъ награды… рдкія и многія книги внесъ и тисненію предалъ… оружіе, машины, модли искупилъ,’ то по какому праву запретятъ ему спустя десятокъ страницъ, снова приняться за то же: ‘видятъ (Петра) образующаго царство въ законахъ, судилищахъ, нравахъ, обычаяхъ и одеждъ… устроющаго домы призрнія сирыхъ и престарлыхъ, ‘Литйныя и оружейныя заводы, монетные дворы, фабрики, таможни’ и проч. или еще спустя страницъ десятокъ, затянуть на иной ладъ. Опять тоже: ты (потомство) узришь (дянія Петра) въ законахъ, въ судилищахъ имъ основанныхъ, въ воинахъ непобдимыхъ, во флотахъ десницею его созданныхъ, въ красот градовъ’ и проч. и проч.? Г. Сочинителю нескучно говорить о дл, онъ готовъ повторять правду, хотя бы то было десять разъ и боле: Стран. 5. ‘что можетъ быть пріятне, какъ знать, что законы, ограждающіе насъ, начертаны его рукою?.. 4. ‘что можетъ быть пріятне, какъ знать, что десница его создала флоты, и онъ управлялъ кормиломъ? что можетъ быть пріятне…?’ и проч. и проч. Стран. 7. ‘Грады ли (вопросимъ)? онъ создалъ ихъ, обновилъ, украсилъ и укрпилъ…. Вопросимъ ли сирыхъ и престарлыхъ? Онъ призиралъ ихъ… Вопросимъ ли моря? Онъ преплывалъ ихъ. ‘Рки ли? Онъ соединилъ ихъ каналами. ‘Науки ли и художества? они имъ призваны и водворены.’ Стран. 11. ‘Я зрю его возседающа въ Сенат… внемлюща сирымъ и престарлымъ и помогающаго имъ. Я зрю его работающая на корабляхъ. Я зрю его созидающа грады и проч. и проч. Все ето если только неошибаемся, походитъ на маневры при полковомъ ученьи: солдаты маршируютъ рядами, взводами, дивизіонами, полудивизіонами, колоннами, смотря по комманд начальника. Строи разные, а люди все одни и т же.
Хотя связь въ мысляхъ и естественное послдованіе ихъ одна за другою уважаются нкоторыми писателями, однакожъ есть случаи, когда смлой витія можетъ удивлять неожиданными переходами. Постараемся объяснить это примромъ. Нашъ панигиристъ въ доказательство, что Герой его умлъ воздерживаться отъ гнва и нестыдился признаваться въ своихъ слабостяхъ, приводитъ стихи нкотораго Англичанина изъ надгробной надписи Петру Великому:
‘Стыдись, искуство, зря Героя отъ тебя ничего незаимствовавшаго.—
‘Ликуй, о природа! се твое есть чудо.’
Кстати о стихахъ. Г. Сочинитель, между прочимъ, взываетъ къ Россамъ, приглашаетъ ихъ съ собою идти къ гробниц Петра Великаго, преклонить колна и тла долу, прикоснуться гробниц, оросить ее слезами, и сказать дтямъ — надобно знать, что Россы приглашаются туда съ дтьми своими — сказать дтямъ:
‘Сей камень, камень покрываетъ,
‘И тотъ камень, кто о немъ слезъ непродиваетъ.’
Сорвемъ еще нсколько цвтковъ въ семъ вертоград. Стран. 10. ‘Не видимъ ли, что подлость и стихотворство созидало и имъ (т. е. мучителямъ) храмы.’ Такъ, однакожъ мы утшиться можемъ по крайней мр тмъ, что благородство души, и проза нердко созидали храмы добрымъ государямъ.
Стран. 21. ‘Премудрый по предначертаннымъ великимъ намреніямъ пламенетъ и предпріемлетъ просвтить народъ скипетру его подвластный.’ Выраженіе смлое, хотя нсколько и трудно подвести его подъ правила грамматическаго словосочиненія. Тамже: ‘Онъ слагаетъ порфиру и виссонъ, возлагаетъ на подданнаго, оставляетъ трон толико самовластіемъ всмъ льстящій’ и проч. Читатели догадаются, что сей подданный былъ Бояринъ Князь Ромодановскій, котораго Петр Великій шутя называлъ Княземъ Кесаремъ, отъ котораго принималъ чины и милости какъ будто отъ настоящаго государя, и которой, при торжеств по случаю. Нистадтскаго мира, во время публичнаго маскарада шествовалъ въ порфир, имя въ рук скипетр и на голов корону, они удостоврены, что даже самыя шутки и забавы безсмертнаго Преобразителя имли благодтельныя слдствія для Россіи, но они усомнятся, уменьшалась ли державная власть Петра, отъ того что подданный его при нкоторыхъ случаяхъ представлялъ собою лицо истиннаго Государя, или что надвалъ на себя порфиру. Чтобы сдлать бесду нашу нсколько живе, мы предложимъ г-ну Сочинителю. небольшое возраженіе: за чмъ явился тутъ виссонъ, которой значитъ не боле какъ льняную ткань самую тонкую, и какъ давно помщенъ онъ въ число регалій?
Стран. 39. ‘Стамбулъ, которому, ты (Россія) платила дани’… Жаль что г. Сочинитель, впрочемъ не скупой на выписки и примчанія, не изъяснилъ намъ, когда Россія платила дани Стамбулу. Тамъ же: ‘Гунны владычествовавшіе надъ тобою нын данники твои.’Стр. 46. ‘Онъ (Петръ) хощетъ царствовать такимъ народомъ, который до нашествія Гунновъ дышалъ свободою и вольностію.’ Тутъ равнымъ образомъ надлежалобы намекнуть читателямъ, что хотя Гунны и Татары были народы совершенно разноязычные и разноплеменные, однакожъ здсь, въ слог высокомъ, они безъ разбору полагаются одинъ вмсто другаго.
Стран. 57. ‘Философы умствуютъ, что наука царствовать есть наитруднйшая наука, но имютъ ли они понятіе о ней?’ Разумется, что судя по тону г-на Сочинителя, должно отвчать въ одинъ голос: нтъ, не имютъ! Но не о том рчь. Стран. 58. Монархъ Россовъ вамъ т. е. Владыкамъ, даетъ такой урок,… котораго никакой философъ не начерталъ, и не начертаетъ.’ Дло идетъ объ удержаніи себя отъ гнва. ‘Въ наукахъ Петръ, но Филосовъ, но мудрый’. Изъ сихъ трехъ примровъ научаемся, что какъ философы, то есть любители мудрости, такъ и филосовы, сирчь любители совъ, по большей части колобродятъ, когда принимаются не за свое дло. Для предотвращенія могущихъ произойти какихъ-либо недоразумній со стороны читателя, долг имемъ замтить, что вразсужденіи орографической точности употреблено возможное тщаніе, по неосторожности наборщика или по другой какой-либо сокрытой отъ насъ причин, въ книг оказались маловажныя погршности, какъ-то: преобрсти, не преобртетъ, и въ позднйшее, дражайшее, въ настоящее, вс сіи ошибки поправлены при конц Похвальнаго слова, гд велно читать пріобрести, пріобртетъ, и въ позднйшее, дражайшее, въ настоящее,
Для чего бы кажется… Но зовутъ обдать. Т.
——
[Каченовский М.Т.] Похвальное слово императору Петру Великому, отцу отечества, мудрому преобразителю России [Г.Ю.Зубчанинова] / Т. // Вестн. Европы. — 1812. — Ч.65, N 18. — С.113-135.