Поход Великой армии в Россию в 1812 году, Флиз Доминик-Пьер Де, Год: 1814 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 156 минут(ы)

ПОХОДЪ ВЕЛИКОЙ АРМІИ ВЪ РОССІЮ ВЪ 1812 г.
ЗАПИСКИ ДЕ-ЛА-ФЛИЗА,
доктора Французской императорской гвардіи.

Переводъ съ французской рукописи автора.

Въ 1873 году, при письм отъ 16-го апрля, изъ города Нжина, мы получили отъ землевладльца Черниговской губерніи Николая Демьяновича Де-ла-Флиза, нын покойнаго, объемистую въ 4-ю долю рукопись на французскомъ язык. То былъ подлинникъ ‘Записокъ о Московскомъ поход и пребываніи въ Россіи до 1814 года’ его покойнаго отца — бывшаго доктора, помощника барона Наррея, главнаго доктора при императорской гвардіи Наполеона. Тогда же мы пріобрли право напечатанія этихъ Записокъ-дневника отъ Николая Демьяновича и озаботились переводомъ тхъ главъ рукописи, которыя несомннно представляютъ интересъ для читателей ‘Русской Старины’, на страницахъ которой представлено уже довольно много матеріаловъ къ исторіи Отечественной войны. Помщаемый здсь переводъ принадлежитъ Екатерин Павловн Бурнашевой, нын также покойной.

Дневникъ-записки Де-ла-Флиза до сихъ поръ не былъ напечатанъ ни въ Россіи, ни заграницей, ни въ подлинник, ни въ перевод, ни цликомъ, ни въ выдержкахъ — и является матеріаломъ полезнымъ и любопытнымъ для исторіи похода ‘великой арміи’ императора Наполеона I въ Россію.

Предпосылаемъ Запискамъ замтку покойнаго Н. Д. Де-ла-Флиза объ его отц, составител печатаемаго ‘Дневника’.

Ред.

Отецъ мой Де-ла-Флизъ, служившій военнымъ медикомъ, въ чин капитана, во второмъ гренадерскомъ полку гвардіи Наполеона I, въ 1812 г., во время сраженія подъ Краснымъ, былъ взятъ въ плнъ и, какъ это видно изъ этого самаго дневника, былъ принятъ въ домъ генералъ-лейтенанта графа Гудовича, гд и оставался до начала 1815 года. Въ 1815-мъ году отецъ мой имлъ намреніе возвратиться во Францію и все уже было готово къ его отъзду, какъ вдругъ посл Ватерлооской битвы, узнавъ объ уничтоженіи императорской гвардіи и будучи, подобно всмъ сподвижникамъ великаго Наполеона, очарованъ его геніемъ, не пожелалъ служить подъ знаменами Бурбоновъ. При томъ кое-какія семейныя обстоятельства были причиною того, что, оставшись въ Россіи и женившись на племянниц генералъ-лейтенанта графа Гудовича, отецъ мой никогда боле не возвращался въ свое отечество. Хотя удаленіе отъ родной страны и тяготило его душу до послднихъ минутъ его существованія, но будучи связанъ семейными узами, равно какъ и имніемъ, купленнымъ имъ въ Кіевской губ., отецъ до конца жизни оставался непоколебимымъ въ своемъ предпріятіи.

Таковымъ добровольнымъ изгнаніемъ онъ много себ повредилъ, будучи во Франціи единственнымъ наслдникомъ богатыхъ родственниковъ: все наслдство, которое слдовало ему получить, по небытности его въ отчизн, перешло въ чужія руки.

Въ 1843 году, по смерти своей жены, моей матери, отецъ поступилъ на государственную службу старшимъ врачемъ по вдомству государственныхъ имуществъ Кіевской губ. и былъ на служб по 1858 г., потомъ, чувствуя себя не въ силахъ продолжать службу или предчувствуя, можетъ быть, свою близкую кончину, онъ вышелъ въ отставку съ чиномъ надворнаго совтника, и, продавъ имніе, какое имлъ въ Кіевской губ., переселился ко мн, какъ къ единственному сыну, въ г. Нжинъ, гд и былъ штатнымъ смотрителемъ ныншняго узднаго училища, купивъ землю въ окрестностяхъ сего города онъ скончался въ 1861 году.

Въ послдніе годы своей жизни, желая оставить память о великой эпох, которой онъ былъ свидтелемъ и сподвижникомъ, отецъ мои собралъ и переплелъ свой дневникъ и завщалъ его мн, съ тмъ, чтобы когда представится возможность я сдлалъ-бы его извстнымъ, что я и исполнилъ — предоставя этотъ интересный Дневникъ’ — въ распоряженіе уважаемой редакціи ‘Русской Старины’.

Николай Де-ла-Флизъ.

18-го августа 1873 г.

г. Нжинъ.

1 ¹).

Выздъ изъ Вильны 18-го іюля 1812 г.— Сморгони.— Молодечно.— Вилейка.— Докшицы.— Березино.— Камень.— Будиловка.— Витебскъ, 28-го іюля, пребываніе въ этомъ город, обращеніе Наполеона къ офицерамъ на парад, разговоръ его съ докторомъ Даулетомъ.— Встрча съ 84-мъ пхотнымъ линейнымъ полкомъ итальянской арміи.— Выздъ изъ Витебска 12-го августа и возвращеніе арміи въ этотъ городъ съ Наполеономъ во глав.— Походъ на Смоленскъ.

¹) Мы начинаемъ выдержки изъ Дневника-Записокъ Де-ла-Флиза съ ‘Книги (главы) пятой’, такъ какъ вс замтки до этой главы относятся до похода чрезъ Германію и Польшу и не имютъ интереса историческаго. Нумера главъ перевода принадлежатъ намъ. Ред.

Іюль — 1812 г.— Августъ.

Мдники, 18 іюля (нов. ст.) 1812 г.

Выхавъ изъ Вильны въ сильнйшій зной, мы, какъ обыкновенно, стали проходить лсами и песками, пока не добрались до городка Мдники, на берегу рки Varvicz(?). Такъ какъ вс дома были уже переполнены, то мы пошли дальше и расположились биваками, около опушки лса, тутъ была раздана хлба и мяса.

Ошмяны, 19 іюля.

Выступивъ въ походъ раннимъ утромъ, мы прошли черезъ обширные лса, въ перемежку съ обработанными равнинами, и пришли въ Ошмяны, городокъ съ двумя церквами: православною и католическою. И здсь вс дома такъ были переполнены, что пришлось отправляться дальше, но не безъ труда, такъ какъ главная улица была загромождена фургонами, пріостановленными вслдствіе какого-то случая. Мы стали на бивакахъ недалеко оттуда, подл лса, противъ рчки. Была раздача (припасовъ). Мстные евреи, очень многочисленные, принесли намъ вина, ликеру, портеру и проч. Мы накупили у нихъ всякаго добра, заплативъ за все довольно дорого.

Сморгони, 20 іюля.

Выступили до разсвта, жаръ былъ сносенъ, такъ какъ мы шли тнистымъ еловымъ лсомъ. Пришли рано въ Сморгони,— городокъ, только что оставленный кавалерійскимъ корпусомъ, отчего дома оказались опустлыми, даже многіе обыватели, не жиды, выхали нонъ, предоставивъ дома свои всякому желающему занять ихъ. Только евреи, очень многочисленные, не двинулись съ мста. Занятіе города (непріятелемъ) не только не раззоряло ихъ, какъ прочихъ жителей, но даже длалось рудникомъ наживы, такъ евреи умли вымогать деньги, особенно у неопытныхъ солдатъ, которыхъ надували истинно по-жидовски. Евреи вздумали было и на меня напасть, но они только напрасно придумывали вс средства, чтобы заставить меня что-либо купить. Я узналъ ихъ въ бытность мою въ Вильн. Наконецъ, одинъ еврей спрашиваетъ меня, не хочу-ли я постить знаменитую медвжью академію въ Сморгони, и до того будто достойную вниманія ученаго, что одинъ виленскій профессоръ удостоилъ ее своимъ посщеніемъ. Я понялъ еврея такъ, что, вроятно, онъ подымаетъ на-смхъ. Однако по распросамъ оказалось, что еврей говорилъ о заведеніи, въ которомъ содержатся пойманные въ сосднихъ лсахъ медвди, и что тамъ ихъ учатъ разнымъ гимнастическимъ штукамъ. Еврей предлагалъ свести меня туда, если я дамъ ему впередъ денегъ: хотя-бы этимъ ему отъ меня попользоваться. Не имя свободнаго времени для этого посщенія, я постарался собрать у говорившаго нсколько подробныхъ свдній о медвжьемъ заведеніи. Онъ разсказалъ мн, что нсколько лицъ сговорились ловить въ литовскихъ лсахъ молодыхъ медвжатъ и содержать ихъ въ одномъ мст, гд число ихъ доходитъ уже до нсколькихъ сотенъ. Т, которые прошли свой гимнастическій курсъ, распродаются покупателямъ изъ разныхъ странъ. Слава этого заведенія перешла даже въ народную поговорку. Когда хотятъ указать на человка грубаго, невжу или недоучку, то говорятъ, что онъ учился въ сморгонской академіи.

Покуда я раздабаривалъ съ евреемъ, офицеры наши заняли опустлый домъ въ одинъ этажъ, гд мы и расположились по комнатамъ.

Получивъ нашу порцію, мы легли на солом. Въ продолженіе ночи безпрестанно прозжала черезъ городъ артиллерія, не останавливаясь, въ отвращеніе несчастія, которое такъ легко можетъ случиться въ городахъ, гд дома деревянные и крыты соломою. Въ наши двери нсколько разъ стучались, но мы не отворяли и провели безпокойную ночь.

Молодечно, 21 іюля.

Улицы были загромождены и полкъ съ трудомъ выбрался изъ города. Собравшись вс на большой дорог, мы выступили въ походъ, На пути приходилось нсколько разъ подыматься въ гору и спускаться, что весьма затрудняло обозъ.

Пройдя нсколько рощицъ, мы вышли на поля, покрытыя высокою рожью, посл короткихъ приваловъ пришли въ Молодечно, городокъ съ деревянными домами и такими-же жалкими церквами, на рк Двин. Съ трудомъ прохали мы улицы, загроможденныя фургонами, которые, останавливаясь на каждомъ шагу, заставляли насъ ждать, пока дорога очистится. Мы расположились биваками на берегу рки, въ виду обширныхъ полей ржи очень высокой. Такъ какъ лсъ былъ отдаленъ, то солдаты разбирали садовые заборы и изъ досокъ устраивали намъ навсы, а для подстилокъ срзали копны ржи. Вотъ какого рода жатву собираетъ война.

Раздачи не было, поэтому гренадеры пошли доставать провизію. Въ город оставались одни евреи, у нихъ-то и купили за дорогую цну рогатаго скота, такъ какъ стадо быковъ, слдовавшее за нашей дивизіей, отстало, словомъ, съ большимъ трудомъ успли сготовить намъ нашу обыкновенную порцію.

Вилейка, 22 іюля.

Выступили въ походъ до свта, чтобъ предупредить зной, дорога была сносная, кром подъемовъ и спусковъ, тяжелыхъ для обоза. Пришли рано въ Вилейку, городокъ съ деревянными домами, какъ водится во всемъ кра, и двумя маленькими православными церквами съ отдльными колокольнями. Рка Вилія протекаетъ черезъ городъ. Какъ всюду, мы встртили однихъ евреевъ. Прошли дале и расположились биваками на песчаной равнин, по близости садовъ. Какъ наканун, намъ устроили будочки и навсы изъ досокъ разобранныхъ заборовъ. Евреямъ было поручено достать провизію. Военные комиссары условились съ ними и они доставили ржанаго хлба и мяса. Раздана была водка и мы обдали во-время, не такъ, какъ прошлые дни. Ночь была такая жаркая, и комары въ такомъ множеств и такіе злые, что укушеніе ихъ оставляло даже знаки, оттого мы почти и не спали.

Doloninow. 23 іюля.

Встали, какъ обыкновенно, до свта. Вышли на большую дорогу, гд еще бивачилъ обозъ, а въ тпо направо и налво выстроилась въ линію артиллерія. Опять встртились подъемы и спуски, проходили и лсомъ: наконецъ, посл труднаго перехода и частыхъ приваловъ, во время которыхъ съ трудомъ находили провизію, мы пришли въ Doloninow (?), городокъ съ деревянными домами и тремя такими-же почернвшими отъ времени церквами. По улицамъ сновали прыткіе на услуги евреи. Намъ дали квартиру въ первомъ этаж дрянной гостинницы, содержимой жидами, и четверо насъ офицеровъ помстились въ небольшой грязной комнатк. Весь домъ былъ полнешенекъ, такъ какъ у евреевъ всегда многочисленное семейство, цлая куча дтей, грязныхъ, полунагихъ. Прибавьте къ этому шумъ и гамъ, производимые продажею водки и хлба. Солдаты готовили намъ скудный обдъ, за недостаткомъ многаго необходимаго. Мало по малу шумъ сталъ утихать, а вмст съ тмъ комнаты евреевъ начали освщаться множествомъ свчекъ, какъ въ подсвчникахъ, такъ и въ люстр о семи рожкахъ, висвшей на потолк. Это было начало шабаша, такъ какъ солнце уже сло, а день былъ пятничный. Свой грязный и засаленный костюмъ евреи смнили другимъ, немногимъ по-чище, чернымъ, лоснистымъ, на головахъ у нихъ были надты черныя бархатныя шапочки, опушенныя мхомъ, сверхъ платья накинутъ блый съ голубыми полосками плащъ, обшитый серебрянымъ галуномъ. Женщины, вмсто обыкновенныхъ лохмотьевъ, одлись въ нарядныя платья. На груди спускался кусокъ красной матеріи, обшитой золотымъ галуномъ, а на голов красовался уборъ, вышитый жемчугомъ и брилліантами, съ кончикомъ красной ленты, спускавшимся на лобъ. Потомъ начались у нихъ заунывныя псни, они сли за столъ, межъ тмъ какъ свчи, сами собой догорая, гасли, и, наконецъ, улеглись спать. Всю ночь только и слышно было, что крики извозчиковъ и грохотъ прозжавшихъ обозовъ и артиллеріи. Безпрестанно стучали въ двери и ставни, однако евреи никому не отпирали, и мы не могли ни на минуту уснуть.

Докшицы, 24-го іюля.

На другое утро мы выхали изъ города, и не видали ни одного еврея. Они или спали, или прикинулись спящими, хотя солнце уже взошло. Дорога была затруднительна по причин частыхъ подъемовъ и спусковъ, шли песчаными рощами и, наконецъ, пришли въ Докшицы, городокъ точь въ точь такой-же, какъ вс прочіе. И тутъ улицы были загромождены и не вымощены, и пыль, сдуваемая съ нихъ свернымъ втромъ, ослпляла насъ. Жители христіане ушли изъ своихъ домовъ, которые солдаты и заняли, а евреи заперлись въ своихъ домахъ и не показывались по случаю субботы. Вмсто обычнаго шума, производимаго ими при нашемъ появленіи, наступили молчаніе и тишина. Мы расположились вн города, и снова, для защиты насъ отъ зноя, поразобрали изгороди и заборы садовые. Раздали намъ мясо, простой мстный хлбъ и водку. Но едва солнце сло, какъ евреи, проводивъ субботу, поспшили къ намъ съ блымъ хлбомъ, мясомъ и водкою, которую они дешево уступали людямъ, не получившимъ ее при раздач.

Березина, 25-го іюля.

Солнце уже давно взошло, когда мы выступили въ походъ. До перваго привала оставалось только шесть лье. Перейдя рчку Поню, мы подошли къ Березин, расположенной на рчк того-же имени, вытекающей по сосдству съ Вилейкой. Этотъ городокъ похожъ былъ на прежніе, жители христіане вышли изъ него, остались одни евреи, которые тотчасъ-же, по обыкновенію, атаковали насъ. Улицы до того были загромождены, что мы съ трудомъ пробились впередъ, чтобъ идти на биваки за городомъ. Намъ указали мсто подл кладбища, въ средин котораго возвышалась часовня, около-же послдней надъ могилами торчало множество деревянныхъ крестовъ. Мстность была не привлекательна. Въ сосдств стояли, заброшенные отъ ветхости, деревянные дома безъ крышъ. Наши солдаты разобрали изъ нихъ балки, доски и двери и подлали намъ будки. Трудно было достать провизіи, и, вроятно, и у евреевъ ея не было, потому что они принесли намъ только водки, да сквернаго пива. Наконецъ, отыскался складъ муки. Изъ этой муки спекли лепешки на угольяхъ, нчто похожее на т хлбы, которые евреи приготовили при переход черезъ Красное море. Словомъ, очень поздно раздали мясо и хлбъ.

Камень, 26-го іюля.

Переправились черезъ рчку Березину, поднялись и спустились съ нсколькихъ крутыхъ горъ, дорога была скверная, такъ что произошли несчастные случаи: повозки скатывались въ рвы, откуда ихъ съ трудомъ вытаскивали, и нсколько лошадей были искалечены. Взобравшись на вершину послдней, самой высокой и крутой горы, распрягли лошадей изъ фургоновъ и отвели ихъ внизъ, гд запрягли въ оставшіяся назади повозки. Дальше дорога стала поправляться, мы прошли лса, іюля еще не убраннаго хлба и пришли въ Камень въ сильнйшій зной. Какъ обыкновенно, и въ этомъ городк все было загромождено, но жители христіане бжали, и даже евреевъ осталось немного. Почти ничего нельзя было достать. Мы прошли дальше и расположились биваками на большой равнин, заставленной стогами сна, сномъ накормили лошадей, отчасти взяли его и на подстилки. Будокъ не изъ чего было сдлать, такъ какъ лсъ, да и всякое жилье было очень далеко, за то и пожгло насъ солнце. Гренадеры принуждены были идти далеко ломать избушки на дрова для нашей кухни, и даже деревья вдоль дороги были уже срублены. Военный комиссаръ веллъ привезти для насъ солдатскаго хлба, еще раньше заготовленнаго, такъ какъ и быковъ. Наконецъ, солнце къ удовольствію нашему зашло, жаръ измучилъ насъ и, въ добавокъ, за водой надо было хать очень далеко къ колодцамъ, которые скоро и изсякли, а на мсто чистой воды намъ привезли какую-то болотистую тину.

Будиловка, 27-го іюля.

Посл раздачи водки, еще до свта мы выступили въ походъ. Дорога была легче вчерашняго. Мы остановились отдохнуть у рчки (?), потомъ перешли черезъ нее по мосту, и затмъ еще рчку Swecza. Мы проходили все не сжатыми полями, наконецъ, пришли въ Будиловку (?),— городокъ, похожій на вс другіе, съ деревянными домами, крытыми соломой. По главной улиц проходила артиллерія, но съ безпрерывными остановками, вслдствіе неисправностей въ упряжи, порядочно потертой въ продолженіе всего похода. Евреи, эти единственные жители, не оставлявшіе городовъ, черезъ которые мы проходили, не въ состояніи уже были удовольствовать эту массу войска, боясь насильственныхъ захватовъ, они прятали послднее, что могли отдать. Съ большимъ трудомъ успли мы выбраться изъ этого города, но едва вышли изъ него, какъ вспыхнулъ тамъ пожаръ, заставившій опасаться взрыва пороховыхъ ящиковъ, остановившихся посреди города. Дымъ горвшихъ зданій доходилъ до насъ, и вопли отчаянія слышались со всхъ сторонъ, такъ что мы рады были, когда увидли себя вн опасности. Остановились мы въ деревн, положительно брошенной жителями, и помстились въ избушк, гд застали еще теплую печь,— доказательство, что хозяева незадолго передъ тмъ бжали. Тутъ нашли и претензію: муку, крупу и сало. Гренадеры наловили гусей и утокъ, и по милости всего этого, мы могли еще угостить линейныхъ офицеровъ, заглянувшихъ къ намъ. Конечно, намъ пріятне было-бы воспользоваться гостепріимствомъ обывателей, какъ было въ Германіи, гд, не взирая на войну, съ нами обходились не понепріятельски. На другой день намъ предстояло въхать въ Витебскъ, и мы надялись встртить тутъ пріемъ, который принесъ-бы нкоторое облегченіе нашему измученному войску.

Витебскъ, 28-го іюля.

Выступили въ походъ до восхода солнца. Дорога была сносная и шла гд полями, гд лсомъ. Мы повстрчались съ длинными вереницами прусской артиллеріи, принадлежащей тому корпусу, который король Фридрихъ-Вильгельмъ III отдалъ въ распоряженіе Наполеону. При вид этихъ пушекъ, прежде направленныхъ противъ насъ, нельзя было не подивиться такому повороту политики, который заставилъ ихъ теперь идти съ нами. Однако, судя по угрюмымъ лицамъ и молчаливости пруссаковъ, надо было заключить, что они не добровольно оказывали намъ свое содйствіе {И они доказали это вскор на самомъ дл. Прим. автора.}.

Мы обогнали этотъ корпусъ пруссаковъ на одинъ привалъ, остановились въ деревн, гд въ магазинахъ нашлась кое-какая провизія. Отдохнувъ подъ деревьями вдоль дороги, снова пустились въ походъ по сильнйшему жару. Подошли къ Витебску, тутъ на открытомъ воздух расположились линіями нсколько кавалерійскихъ и пхотныхъ полковъ, съ многочисленною артиллеріею. Лошади были привязаны, костры разведены и варился супъ. Четыре большія колонны гвардейской пхоты образовывали кар, въ середин котораго были раскинуты три палатки, одна императорская, другія дв для свиты императора. Около нихъ караулъ въ двадцать человкъ гренадеръ съ офицеромъ и барабанщикомъ. Нашъ полкъ расположился между колоннами, развели костры и послали за провизіей, которая раздавалась въ сосднемъ пол, куда свезены были мясо и хлбъ. Около палатки императора происходило большое движеніе: ежеминутно генералы и адъютанты то подъзжали къ палатк, то во весь духъ разъзжались во вс стороны. Какъ это движеніе, такъ и сосредоточеніе почти всхъ корпусовъ арміи доказывали, что мы находились въ виду непріятеля, и точно ждали ршительнаго дла. Императоръ по нскольку разъ выходилъ изъ палатки съ зрительной трубой въ рук и, опираясь на плечо офицера или солдата, разсматривалъ Витебскъ, съ его окрестными холмами. За городомъ виднлась обширная возвышенная равнина, на которой маневрировали русскія кавалерійскія и пхотныя войска. Говоритъ, будто Наполеонъ, гляди на нихъ, сказалъ:

— ‘Завтра они будутъ наши’.

Каждому полку прочитано было слдующее воззваніе: ‘Солдаты! Насталъ, наконецъ, желанный день. Завтра дадимъ сраженіе, котораго давно ждали. Надобно покончить этотъ походъ однимъ громовымъ ударомъ! Вспомните, солдаты, ваши побды при Аустерлиц и Фридланд. Завтра непріятель узнаетъ, что мы не выродились’.

Армія съ восторгомъ выслушала это воззваніе, уврена будучи въ побд, надялись, что этимъ дломъ кончится война, къ тому-же всхъ утомилъ этотъ продолжительный походъ. Раздана была водка, и посл ужина и разныхъ приготовленій къ утру, легли спать. Многіе, конечно, были убждены, что проводятъ послднюю ночь. Наутро встали до разсвта, приказано было надть парадную форму, какъ на праздникъ. Лишь только занялась заря, какъ вс глаза устремились туда, гд наканун маневрировала непріятельская армія, но вся эта равнина представлялась пустою, и когда солнце взошло, оказалось, что дйствительно русская армія исчезла. Мы ждали готовые приказаній, но ихъ что-то не давали. Между тмъ, къ палатк то и дло подъзжали генералы и адъютанты и потомъ быстро отъзжали, очевидно, императоръ отдавалъ приказанія различнымъ корпусамъ арміи. Вдругъ во всхъ полкахъ пробили сборъ. Унтеръ-офицеры подошли къ полковнику и получили приказаніе распорядиться изготовленіемъ обда. Это распоряженіе крайне насъ удивило. Значитъ, сегодня еще не будетъ пролита кровь, какъ было ожидали. Въ то-же время забилъ барабанъ императорскаго караула, что значило, что гренадеры, бывшіе на караул, смнялись. Я съ товарищемъ поспшили узнать отъ смнившагося офицера, не слыхалъ-ли онъ чего новаго, такъ какъ тотъ, находясь такъ близко отъ палатки императора, могъ что-нибудь узнать. Онъ намъ разсказалъ, что Наполеона просто привело въ ярость извстіе о ночномъ отступленіи непріятельской арміи, тогда какъ онъ ждалъ отъ нея сраженія. Когда вошелъ въ палатку князь Понятовскій, имвшій порученіе перейти съ кавалеріею Двину, по ту сторону Витебска, чтобы не допустить непріятеля уйти, то караульный офицеръ могъ слышать, что говорилось внутри. Князь пришелъ доложить, что не было никакой возможности перебраться за Двину, такъ какъ нигд не нашелъ брода, а вода, напротивъ, прибыла посл бывшей грозы, и что во всякомъ случа онъ не могъ найти фуража для лошадей. Тутъ между императоромъ и Понятовскимъ произошла сцена, въ которой первый сильно выговаривалъ князю неисполненіе его приказаній. Но Понятовскій тоже не молчалъ.

— ‘Вы извиняетесь недостаткомъ фуража, князь’, сказалъ Наполеонъ, ‘а я вамъ скажу, что въ Египт я не разъ длалъ походы безъ фуража…’

— ‘Не знаю, ваше величество’, смло отвчалъ Понятовскій, ‘чмъ вы кормили тамъ лошадей, знаю только, что мои лошади не могутъ обойтись безъ сна. Тамъ, гд мн случалось пускать лошадей на подножный кормъ, за недостаткомъ пастбища, тамъ я хотя долженъ былъ отставать, но этимъ спасалъ кавалерію. Иначе я поставленъ былъ бы въ то же положеніе, въ какомъ вы очутились подъ Сенъ-Жанъ-д’Акромъ, гд, за недостаткомъ лошадей, вы не могли подвезти артиллерію и принуждены были снять осаду крпости’.

— Тутъ оба возвысили голосъ въ одно время, въ ихъ споръ вмшались голоса нкоторыхъ тутъ бывшихъ генераловъ, и шумъ поднялся такой, что я ничего не могъ ужъ разслышать, говорилъ офицеръ. Но какъ разговоръ тамъ еще до сихъ поръ продолжается, прибавилъ онъ, то если хотите подойти къ палаткамъ: можетъ быть и услышите что-нибудь и еще.

Подошедши съ товарищемъ, подъ видомъ прогулки къ палаткамъ, мы могли различить голосъ Наполеона и Понятовскаго, но только и могли разслышать, что слова послдняго: ‘Нтъ в. в., въ этомъ кра, который мн лучше вашего знакомъ, это невозможно, никакъ невозможно’.— Оба часовые стали подъ ружье, значитъ императоръ собирался выдти, и мы удалились на нашъ бивакъ. Посл обда забили сборъ, войска встали въ колонны и мы съ удовольствіемъ выступили въ походъ, зная, что придемъ въ Витебскъ.

Витебскъ, 30-го іюля.

Подходя къ городу, мы увидали густой дымъ, знакъ пожара. Съ барабаннымъ боемъ и музыкой вступили мы въ прекрасную большую улицу, похожую на предмстье. Но каково было наше удивленіе, не встртя въ город ни души. Дома и окна были заколочены, все бжало изъ Витебска. Пришедши къ пожарищу, нашли сгорвшимъ мостъ, ведущій въ городъ и подожженый русскими. Мостъ этотъ перекинутъ былъ черезъ глубокій сухой ровъ и опирался на дв высоты. Однако, уничтоженіе моста не помшало намъ перебраться на ту сторону, не смотря на крутизну мстности. Мы вышли на улицу, обстроенную кирпичными и деревянными домами. Кое-гд только встрчались обыватели не евреи, да и жиды, изъ разсчета-ли или изъ страха, не надодали намъ, какъ ихъ единоврцы въ другихъ городахъ. Нкоторые изъ нихъ представлялись нашимъ начальникамъ, въ качеств не то депутатовъ, не то капиталистовъ. Костюмъ ихъ былъ приличный, нарядный и даже опрятный. Казалось, они имли тайное порученіе къ нашимъ начальникамъ. Полковникъ сталъ ихъ разспрашивать на счетъ отступленія русскихъ и бгства жителей города. Они отвчали уклончиво, приписывая все страху передъ французскою арміею, но нельзя было не замтить двоедушія этихъ израильтянъ, они явно изучали насъ, съ цлью воспользоваться обстоятельствами, которыя могли-бы принести имъ выгоды, все равно — отъ русскихъ-ли или французовъ. Осторожные начальники наши не говорили имъ, долго-ли мы пробудемъ въ Витебск, а потребовали отъ нихъ различныхъ припасовъ, которые т и общали доставить.

Мы долго стояли на мст въ ожиданіи приказаній полку, межъ тмъ, какъ со всхъ сторонъ подходили кавалерійскіе и пхотные корпуса. Наконецъ, намъ велно отправляться въ отдаленный кварталъ города, и для этого намъ надлежало возвратиться черезъ тотъ ровъ, мостъ котораго былъ сожженъ, впрочемъ мостъ уже исправляли. Артиллерія-же должна была обождать окончательнаго исправленія моста. Посл не малыхъ затрудненій мы вышли въ длинную улицу, обстроенную низенькими деревянными домами, бывшими пустыми или, по крайней мр, охраняемыми только слугами. Встрчались и еврейскіе дома, но хозяева ихъ молча смотрли на насъ, не двигаясь съ мста, точно имъ такъ приказано было. Мы помстились въ деревянномъ дом, въ нсколькихъ комнатахъ, въ углахъ которыхъ противъ дверей висло по икон съ спускавшеюся передъ нею лампадкою. Это напоминало римскихъ домашнихъ божковъ. Вся простая мебель осталась на мст. Съ нкотораго времени шесть нашихъ офицеровъ условились поочередно завдывать нашимъ столомъ и лошадьми. Солдатъ отпустили на раздачу, происходившую невдалек, и въ скоромъ времени кухня наша была готова. Посл бивачнаго обда, нашъ подполковникъ послалъ намъ объявить, что мы пробудемъ извстное время въ Витебск, и вмст съ тмъ просилъ передать брату, нашему товарищу, выписку изъ газеты слдующаго содержанія.

’25-го іюня русскій императоръ манифестомъ объявилъ своему народу о предстоящей войн, поручая ему спасать отечество и свободу и призывая Бога, заступника православія’.

Я замтилъ, что Наполеонъ, хотя и христіанинъ, однако, при объявленіи войны, взывалъ къ судьб.

Къ ночи разразилась сильная гроза съ ливнемъ и градомъ. Мы рады были, что находимся подъ крышею. На другое утро погода была ясная, но мы узнали, что ночная гроза понадлала бды обозамъ, испортивъ дорогу и образовавъ рытвины. Словомъ, каждый день случались какія-нибудь непріятности съ лошадьми и артиллеріей. Сожженный мостъ совершенно исправили наши саперы и инженеры. Тутъ пошли дефилировать нескончаемая артиллерія, какъ гвардейская, такъ и армейская, фургоны и обозы, и продолжалось это нсколько дней сряду.

Императоръ тоже прибылъ въ Витебскъ и занялъ трехъэтажный домъ въ конц города, на небольшой площади, окруженной рвами, и напротивъ какихъ-то деревянныхъ лачужекъ. Городъ наполнялся войсками, изъ которыхъ одна часть проходила дальше и располагалась недалеко отъ предмстій. Совершенно новый и странный видъ представлялъ городъ, заключавшій въ себ прежде до 15,000 жителей и вдругъ опуствшій. Горсточка оставшихся обывателей пряталась запершись.

31-го іюля.

На третій день нашего прибытія, императоръ повеллъ быть параду каждый день, на площади противъ его дома. Чтобы расширить мстность, велно было сломать стоявшія кругомъ домишки, такъ что два полка, кавалерійскій и пхотный, могли свободно маневрировать въ глазахъ Наполеона. Каждое утро въ 8 часовъ, какая-бы погода ни была, происходилъ парадъ, на который являлись полки, стоявшіе по близости. Только наши полки, принадлежавшіе къ гарнизону, ежедневно дефилировали передъ императоромъ. Начальники корпусовъ должны были подавать ему рапорты, тутъ-же онъ отдавалъ приказанія по дежурству, и почти постоянно былъ не въ дух, да упрекалъ въ чемъ-нибудь полковниковъ. Наступила дождливая погода, но императору это не мшало присутствовать на парад, только, въ такомъ случа, онъ молчалъ и, порядочно промокши, уходилъ къ себ.

Въ нашемъ сосдств стояли польскіе уланы. Я ходилъ туда повидаться съ однимъ нсколько знакомымъ мн офицеромъ, хотя фамиліи его не припомню. Онъ жилъ у польскаго уніатскаго священника, не оставившаго городъ, какъ прочіе жители, и обращавшагося съ уланомъ дружелюбно. Священникъ былъ женатъ и имлъ дтей, папа дозволилъ бракъ и призналъ дтей. Римскій дворъ называлъ ихъ греко-уніатами. Священникъ казался довольно свдущимъ и зналъ немного по-латыни, но языкъ его религіи славянскій. Жена его разливала намъ чай. Въ одномъ углу комнаты развшаны были иконы, какъ и у православныхъ, съ лампадкой передъ ними, а на столик лежали требники in folio, въ богатомъ переплет, съ изображеніемъ Христа и святыхъ на эмали. На этихъ книгахъ я увидалъ нсколько нумеровъ русскихъ вдомостей, съ двуглавымъ орломъ въ заголовк. Я попросилъ моего хозяина прочесть мн содержаніе въ перевод. ‘Императоръ Александръ, писала газета, прибылъ въ Москву 14-го іюля и возбудилъ въ жителяхъ усердіе и готовность на всякую жертву. Митрополитъ Платонъ, 110 лтъ, прозванный русскимъ Златоустомъ, поднесъ его величеству икону св. Сергія Радонежскаго и сказалъ ему сл дующее слово: — ‘Первопрестольная столица Москва, какъ новый Іерусалимъ, принимаетъ своего Христа въ свои материнскія объятія, и, сквозь подымающійся туманъ, предвидя божественное милосердіе, восклицаетъ радостно: Осанна, благословенъ грядый во имя Господне! Пускай дерзкій Голіаъ, покинувъ предлы Франціи, грозитъ нашей земл смертельнымъ ужасомъ! Благочестивая вра, этотъ пращъ русскаго Давида, сразитъ кровожадную его гордыню. Прими, государь, икону св. Сергія, нашего заступника у престола Божьяго’. Дале было сказано, что генералу Барклаю де Толли поручено командованіе первой западной арміи, а Тормасову велно принять начальство надъ резервной арміей.

7-го августа.

Сегодня на парад намъ объявили, что перваго числа этого мсяца мы одержали дв побды. Генералъ Г и каръ, командующій авангардомъ маршала Макдональда, занялъ Динабургъ, находящійся въ центр Витебской губерніи, на правомъ берегу Двины, и покинутый русскими. Тамъ нашли двадцать пушекъ и много боевыхъ запасовъ. Эту крпость русскіе считали неприступною, ее укрпляли четыре года сряду. Въ тотъ-же день, маршалъ Удино разбилъ генерала Витгенштейна, подъ Obiazzona (?), русскіе потеряли отъ 6 до 7 тысячъ человкъ ранеными, плнными и убитыми, и четырнадцать пушекъ.

10-го августа.

Погода прояснилась и жаръ началъ понемногу спадать. На парад, передъ тмъ, какъ намъ уходить, императоръ обратился къ групп офицеровъ и начальниковъ нашихъ съ такими словами.

— ‘Господа, служба у васъ идетъ плохо, у васъ слишкомъ много отсталыхъ. Офицеры останавливаются на поход и проводятъ время у помщиковъ. Биваки ихъ утомляютъ, тогда какъ храбрость не беретъ въ разсчетъ дурную погоду: и въ грязи сохраняется честь. Солдаты нарушаютъ дисциплину, подъ предлогомъ исканія припасовъ, не возвращаются къ своимъ корпусамъ и бродятъ въ безпорядк. Въ окрестностяхъ возникаютъ жалобы на ихъ насилія. Надобно прекратить этотъ безпорядокъ, господа, и строго наказывать тхъ, которые осмлятся уйти, не спросись. Въ случа встрчи съ непріятелемъ, полки наши не досчитались-бы своихъ людей, наличный составъ войска такой, какимъ онъ могъ бы оказаться посл сраженія, тогда какъ мы еще не видали непріятеля. Если корпуса маршаловъ Удино и Макдональда одержали побду, то потому, что полки ихъ были въ полномъ состав, когда они пришли на берега Двины и Дрисы, особенно храбрый 84-й пхотный полкъ который такъ отличился и понесъ наибольшую потерю ранеными’ {Я привожу буквально слова Наполеона. Меня удивила ссылка на полкъ, въ которомъ я служилъ. Императоръ далъ ему въ девизъ: ‘1 противъ 10’. Мн кажется, что рчь эта никогда не была записана исторіею. Примч. автора.}.

Потомъ императоръ потребовалъ барона Ларрея, но какъ тотъ былъ въ отсутствіи, то на мсто его явился докторъ Паулетъ, начальникъ походнаго госпиталя. Императоръ спросилъ его:

— ‘На сколько раненыхъ заготовлены у васъ перевязки?*’

‘На десять тысячъ’, отвчалъ докторъ.

— ‘Скажите мн’, продолжалъ Наполеонъ, ‘сколько, примрно, необходимо дней для излеченія раненаго?’

‘Тридцать дней, отвчалъ докторъ’.

— ‘Въ такомъ случа, возразилъ Наполеонъ, не изъ чего подавать помощь 400 человкамъ. Намъ понадобится гораздо боле’.

Тутъ глухой ропотъ прошелъ въ нашей толп, а кто-то замтилъ: Сколько-жъ, по его мннію, должно быть убитыхъ?— Наполеонъ, повидимому, разслышалъ эти слова, но, не обративъ на нихъ вниманія, продолжалъ разговоръ съ докторомъ и спросилъ:

— ‘Гд находятся госпитальные припасы и аптека?’

‘Они остались въ Вильн, за недостаткомъ средствъ къ перевозк’.

— ‘Слдовательно’, вскричалъ Наполеонъ, ‘армія лишена медикаментовъ, и если бъ мн понадобилось принять лекарство, то я не могъ бы его получить?’

‘Въ распоряженіи вашего величества собственная аптека’, возразилъ докторъ. Эти слова разсердили императора.

— ‘Я первый солдатъ въ арміи’, сказалъ онъ, возвысивъ голосъ, ‘и я имю право на леченіе въ войск въ случа нездоровья’. Потомъ онъ спросилъ: ‘гд находится главный аптекарь’? Ему отвчали: въ Вильн.

— ‘Какъ?’ возразилъ императоръ. ‘Одинъ изъ старшихъ по медицинской части не находится при арміи? Я приказываю отправить его обратно въ Парижъ. Пусть онъ отпускаетъ тамъ лекарства двкамъ улицы Сентъ-Онор. Назначить на его мсто другаго, и чтобы вся госпитальная часть немедленно примкнула къ арміи’.

Возвратясь на свои квартиры, мы принялись толковать обо всемъ, сказанномъ императоромъ. ‘Императоръ’, сказалъ одинъ изъ насъ, ‘жалуется на войско, но войско иметъ боле причинъ жаловаться на него, онъ требуетъ многаго, тогда какъ недостатокъ у насъ во всемъ. Разв онъ не видитъ, что здшній край не Австрія и не Италія! Мстность дикая, дороги непроходимыя, каждый день намъ приходится бороться со всевозможными затрудненіями, испытывать усталость, превосходящую силы человческія, оставаться каждый день голодными, не получать даже водки, которая точно также полезна для французскаго солдата, какъ для всякаго другаго. На поход у насъ нтъ палатокъ и никакой защиты ночью отъ холодныхъ дождей. Придетъ солдатъ усталый и голодный въ мстность, гд нтъ припасовъ, какъ ему запретитъ идти на поиски пищи? Не заставляйте длать усиленные переходы, подвигайтесь медленно, какъ слдуетъ поступать въ дальнихъ доходахъ, когда идешь въ неизвстныя страны, гд ничего не заготовлено для войска, оказывайте войску отеческое попеченіе, снабжая его исправно каждый день надлежащими припасами, а на ночь палатками, словомъ меньше опасайтесь издержекъ, а больше гибели солдатъ, тогда никто не подумаетъ бросить свое знамя, какъ это и было въ странахъ, гд войско постоянно находило все необходимое. Что касается до обвиненія Наполеона, что офицеры заходятъ въ помщичьи усадьбы, то надобно благодарить помщиковъ за ихъ гостепріимство, спасавшее отъ голода не только отдльныхъ офицеровъ, но даже цлыя роты. Странно забывать, что люди не могутъ существовать безъ пищи, ни проводить ночи, подобно зврямъ, безъ крыши. Наконецъ, что касается отставшаго госпитальнаго обоза, то виноватъ-ли былъ нашъ главный аптекарь, ученйшій парижскій химикъ Сюро, что для него не хватило лошадей? Отставлять его было несправедливо. Но вотъ то-то и есть, что прежніе примры довольства и избытка въ цивилизованныхъ странахъ избаловали войско такъ, что уже трудно ему привыкать къ лишеніямъ, испытываемымъ въ кра, чуждомъ цивилизаціи. Человкъ, такъ сказать, рабъ привычки. Она-то и заставила Наполеона не обратить вниманія на разность климата. Здсь надо было подвигаться медленно, чтобы усиленными переходами не причинить столько-же потери, сколько можетъ причинить неудачное сраженіе. Наконецъ, постоянное отступленіе русскихъ должно-же надоумить насъ, что этимъ намъ готовятъ очевидную гибель, заманивая насъ все глубже въ страну,— страну, гд на тысячу человкъ едва одинъ пользуется достаткомъ. Итакъ, не взирая на геній свой, Наполеонъ обманутъ незнаніемъ того края, куда онъ перенесъ войну. Многіе его генералы не больше его свдущи. Только поляки могли-бы съ успхомъ дйствовать на русское населеніе, и еслибъ императоръ поручилъ князю Понятовскому окончить этотъ походъ, то не сдобровать-бы русскимъ (?!). Но Наполеонъ не довряетъ полякамъ, онъ помнитъ только ихъ революцію 1794 г., когда польскіе магнаты продавали русскимъ свою родину, а между тмъ времена уже не т. Онъ такъ ошибается въ полякахъ, что говоритъ: ‘Еслибъ я возстановилъ Польшу, поляки продали-бы меня русскимъ, храбрость ихъ не боле, какъ вспышка соломы’. Вотъ къ чему ведетъ ложное мнніе великаго человка. Судя о польской націи по стариннымъ ея заблужденіямъ, Наполеонъ забываетъ, что ошибки польскихъ сеймовъ прошлыхъ столтій послужили націи урокомъ для будущихъ временъ, новое поколніе, понявъ это, не возобновитъ стараго, такъ точно, какъ невозможны ужасныя религіозныя войны, возбужденныя суевріемъ и іезуитствомъ’.

Однажды повстрчался я на улицахъ Витебска съ офицеромъ, у котораго на пуговицахъ я прочелъ нумеръ 84. Его послали въ главную квартиру. Такъ какъ и я служилъ въ этомъ полку въ героическую эпоху, то я невольно заговорилъ съ офицеромъ, рекомендуя себя бывшимъ служащимъ этого полка, откуда я потомъ перешелъ въ императорскую гвардію. Я выразилъ ему мое желаніе повидаться съ моими бывшими товарищами, особенно съ докторомъ Трастуромъ, нкогда моимъ начальникомъ и благодтелемъ. Сперва я повелъ его къ себ, потомъ онъ вызвался проводить меня въ полкъ его, стоявшій миляхъ въ пяти отъ Витебска. Испросивъ позволеніе у полковника, я отправился съ этимъ офицеромъ и въ сопровожденіи солдата. Прежде всего я зашелъ къ моему старому начальнику, который принялъ меня радушно, да еще созвалъ нсколько знакомыхъ мн офицеровъ и далъ намъ обдъ по бивачному. Позже г. Трастуръ и нсколько офицеровъ проводили меня верхомъ боле одного лье. Не могу довольно нахвалиться этимъ почтеннымъ военнымъ врачемъ, это честнйшій и ученый человкъ.

12-го августа.

Я воротился въ Витебскъ довольно рано, каково-же было мое удивленіе, когда я не засталъ арміи, которая успла уже выступить въ походъ. Товарищи мои распорядились оставить у меня гренадера, который долженъ былъ оберегать мои вещи до моего прихода. Мы тотчасъ-же отправились въ путь, хотя и не знали, въ какую сторону направилась армія. Вскор, однако, мы нагнали наши фургоны, маркитанокъ и отставшихъ солдатъ. При выход изъ города мы увидали дв дороги, обсаженныя березами, между которыми возвышались верстовые столбы. Мы пошли за обозомъ, повернувшимъ налво, что сдлали и экипажи, слдовавшіе за арміей. Пройдя нсколько верстъ по этому пути,— я халъ шагомъ, не торопясь,— я услыхалъ за поворотомъ дороги лошадиный топотъ, но не усплъ я поворотить туда, какъ вижу, на встрчу мн скачетъ во весь духъ какой-то офицеръ. Кто-же это былъ? Императоръ Наполеонъ. Я едва усплъ посторониться и приложить руку къ шляп, какъ онъ уже пролетлъ, точно молнія, конечно и не взглянувъ на меня. Я сталъ, изумленный, пораженный этою личною встрчею съ вковымъ человкомъ! Вскор цлое облако пыли возвстило мн, что за императоромъ слдовалъ многочисленный штабъ, состоявшій какъ обыкновенно изъ короля Мюрата, вице-короля Евгенія, князя Понятовскаго, маршаловъ и генераловъ, они скакали во весь опоръ, но трудно было имъ догнать быстраго арабскаго коня Наполеона. Пропустивъ эту свиту, я продолжалъ свой путь. Я не понималъ, что значило это возвращеніе вспять. Вскор потомъ я встртилъ конныхъ гренадеръ гвардіи, егерей, тамъ пхоту и нашъ полкъ. Я узналъ, что та большая дорога, на которую было выступили, вела въ Петербургъ, но когда черезъ посланныхъ курьеровъ стало извстно, что на этой дорог расположился съ арміею князь Багратіонъ, Наполеонъ не намренъ былъ его атаковать и приказалъ отступить къ Витебску. Онъ располагалъ на другой день направить армію на Смоленскъ. Итакъ мы вернулись въ городъ. Тутъ была раздача провизіи.

II.

Выступленіе изъ Витебска, 13-го августа.— Бабиновичи.— Орша.— Красный.— Смоленскъ. 17-го августа.— Атака города, пожаръ.— Вступленіе въ городъ, множество раненыхъ.— Выступленіе изъ Смоленска, 25-го августа.

Августъ 1812 г.

Бабиновичи, 13-го августа.

Рано утромъ выступили въ походъ, по той-же дорог, по которой вышли было наканун. Но тамъ, гд въ сторону отъ нея, направо, идетъ другая, ведущая въ Москву, мы пошли по этой. По об стороны дороги были посажены березы, въ два ряда, образуя такимъ образомъ тнистую алею, удобную для прохода пхоты. На столбахъ обозначены были версты. Мы прошли, по крайней мр, двадцать верстъ посреди жатвенныхъ полей, на которыхъ рожь прибило къ земл бывшею бурею. Мстами виднлись дымящіяся кучи пепла, очевидно сгорвшіе деревянные дома, потому что среди ихъ виднлись еще кирпичныя печи съ трубами. Остановились подл селенія, точно также истребленнаго огнемъ. Раздали сухари. Нсколько небольшихъ отрядовъ гренадеръ отправились въ селеніе, колокольня котораго виднлась вдали, и привезли оттуда кое-какую провизію: хлба, муки, водки и гусей. Отдохнувъ нсколько часовъ, снова пустились въ путь. На небольшомъ возвышеніи увидали вдали Бабиновичи. Тамъ тоже былъ пожаръ, и когда мы подошли къ самому городу, оказалось опаснымъ проходить дальше, пламя перебгало изъ улицы въ улицу. Мы остановились по близости садовъ и тамъ расположились, въ этой сторон нашлись избы вн опасности отъ огня, и въ одной изъ нихъ мы и помстились. Солдаты, однако, проникли въ городъ, и успли вынести оттуда припасы. Въ пол нашли разбжавшихся овецъ, которыхъ гренадеры подстрлили. Словомъ, ужинъ случился у насъ порядочный. Зарево пожара освщало горизонтъ. Только что мы легли, какъ пошелъ сильный дождь, шедшій всю ночь, но какъ мы были подъ кровлей, то онъ насъ и не безпокоилъ.

Орша, 14-го августа.

Къ утру дождь пересталъ и отчасти потушилъ пожаръ, за то насъ окружала невыносимо-дымная атмосфера. Мы пустились въ путь, проходя черезъ Бабиновичи. Печально было зрлище этихъ дымящихся развалинъ. Изъ кучи пепла торчали голыя стны и трубы кирпичныхъ домовъ. Выйдя изъ города, мы очутились на берегу рки Lutesrza, и остановились, потому что русскіе сожгли на ней мостъ. Но черезъ нсколько часовъ успли устроить другой, благо даря тому, что рка была узка. Дале по дорог мы встрчали сгорвшія отдльныя жилья, какъ наканун. Едва завидли мы издали Оршу, какъ въ то-же время увидали ее въ пламени. На близкомъ отъ нея разстояніи, втеръ гналъ намъ дымъ прямо въ лицо, такъ что мы взяли въ сторону и расположились биваками въ отдаленной отъ пожара части города. Мы заняли нсколько домовъ, въ одномъ изъ нихъ нашли свиней, которыми и подлились между собою, но у насъ не было соли, а обойтись безъ нея невозможно было. Хотли было замнить соль порохомъ, какъ одинъ гренадеръ принесъ намъ большущій кусокъ неочищенной соли, найденный имъ въ стойл — коровамъ и быкамъ даютъ соль,— и она пришлась очень кстати. Городъ горлъ во всю ночь, утромъ солнце взошло сквозь дымъ совершенно красное. И насъ дымъ душилъ и такъ пропиталось платье, что можно было подумать, что мы все время провели въ дыму.

15-го августа былъ день рожденія императора Наполеона. Не смотря на вс наши невзгоды, когда полкъ сталъ подъ ружье, раздался общій кликъ: ‘да здравствуетъ императоръ!’ и одному изъ нашихъ подполковниковъ поручено было отъ имени всего полка поднести поздравленія императору, находившемуся еще въ Бабиновичахъ (?), гд онъ ночевалъ. Потомъ послдовала раздача мяса, хлба и водки. Нельзя было пока идти дальше, такъ какъ узнали, что русскіе сожгли мостъ на Днпр, черезъ который лежалъ нашъ путь.

Орша — небольшой уздный городъ на Днпр. Она также почти вся выгорла. Изъ исторіи извстно, что въ 1514 году первый король польскій, Сигизмундъ I, одержалъ здсь значительную побду надъ русскими и побилъ войско царя Василія I.

Въ полдень пробили сборъ и мы прошли черезъ городъ посреди облака дыма, застилавшаго все пространство. Мы прошли черезъ Днпръ по вновь устроенному мосту, и вслдъ затмъ пошелъ дождь, который не переставалъ до приближенія нашего къ городку Koziany (?), также объятому пламенемъ. Однако, мы прошли его весь, несмотря на испугъ лошадей, мы расположились биваками по ту сторону города, около рчки. Здсь намъ понадлали будки изъ разобранныхъ избушекъ, а изъ горящихъ домовъ нанесли головней и развели костры, около которыхъ мы и сушились. Другіе, шедшіе за нами, полки постарались и успли потушить пожаръ, и затмъ расположились въ город. Раздали мясо и хлбъ, и приготовили намъ нашъ обычный обдъ, съ тою разницею, что мы сидли за столомъ и на стульяхъ, вынесенныхъ изъ города.

Красный, 16-го августа.

Погода прояснилась. Мы шли большимъ сосновымъ лсомъ, по дурной песчаной дорог, перерзываемой болотами. По нскольку разъ останавливались, потому что шедшіе впереди насъ фургоны часто вязли въ тин и загораживали путь. По выход изъ лсу, былъ привалъ, и раздали сухари. Наконецъ, мы пришли къ мстечку Красному, которое не подверглось пожару, какъ вс прочіе города и села, потому что ночью атаковала его кавалерія, бывшая въ авангард, и русскіе не успли поджечь Красный. Обыватели бросили свои дома, но войско такъ переполнило мстечко, что не было возможности проникнуть вовнутрь. Насъ заставили обойти Красный кругомъ, и мы расположились на возвышеніи, усаженномъ деревьями, подъ которыми мы и укрылись какъ могли, за неимніемъ другой защиты, которую трудно было достать, по причин большаго числа, собравшихся подъ Краснымъ, полковъ. Также затруднительна была раздача продовольствія, мы долго не могли ея дождаться. Въ полночь мы выступили отсюда въ пасмурную погоду.

Смоленскъ, 17-го августа.

На разсвт я замтилъ, что мы слдовали не по большой дорог. Мы прошли мимо нсколько пустыхъ деревушекъ, въ одной изъ нихъ произошла остановка предъ узкимъ мостомъ, сквозь который одна лошадь провалилась. Боле часа прошло, прежде нежели мостъ былъ исправленъ и намъ можно было перейти, а между тмъ, вдали слышались какъ-бы пушечные выстрлы, повернувъ на проселочную дорогу, извивавшуюся между горъ, мы уже не сомнвались въ выстрлахъ,— такъ явственно вторило имъ эхо. Намъ пришлось проходить черезъ дв деревни, представлявшія не что иное, какъ груды раскаленныхъ угольевъ. Мы шли одни. Пушечный громъ слышался все ближе, наконецъ, мы узнали, что атакованъ Смоленскъ. Мы спустились съ горы, съ которой могли видть всю армію. Канонада не прекращалась. Нашъ полкъ сталъ съ резервомъ, не вдалек отъ гласиса крпости, позади разныхъ пхотныхъ корпусовъ и кавалеріи, имвшихъ впереди батареи. Передъ нами на гор лежалъ Смоленскъ, подъ нимъ протекалъ Днпръ.

Смоленскъ — городъ на границ Литвы — считался оплотомъ русской имперіи противъ Польши. Смоленскъ, подобно стариннымъ городамъ той эпохи, когда не знали еще артиллеріи, окруженъ толстыми и высокими каменными стнами. Позже къ нимъ пристроены тщательно выведенныя укрпленія. За стнами виднлись крыши различныхъ зданій и колокольни церквей. Въ этомъ город находилась сильная русская армія подъ начальствомъ генерала Барклая-де-Толли.

Атака началась до свта. Въ разныхъ мстахъ разставлены были грозныя батареи, и Наполеонъ самъ выдвинулъ впередъ осадную артиллерію. Поляки, предводительствуемые княземъ Понятовскимъ, отличились. Наполеонъ, обращаясь къ нимъ, сказалъ:

— ‘Поляки, этотъ городъ принадлежитъ вамъ…’.

Маршалы Даву и Ней раздляли опасности этого дня. Городъ подвергался со всхъ сторонъ страшному бомбардированію, и подземными минами взорвало на воздухъ цлыя части стнъ. Непріятельская артиллерія не въ состояніи была отразить это нападеніе, и бросила свою позицію, русскіе ршились отступить, потерявъ 12,000 человкъ убитыми, ранеными и плнными, и передъ отступленіемъ зажгли городъ со всми его магазинами. Общій пожаръ охватилъ городъ. Канонада прекратилась. Мы двинулись впередъ и увидали императора, онъ слзъ съ лошади у воротъ города и стоялъ, окруженный нсколькими генералами. Онъ отдавалъ приказанія, какъ въ это время изъ города выхали три кареты, направляясь въ его сторону. Изъ каретъ вышли нсколько русскихъ въ свтлозеленыхъ мундирахъ съ краснымъ воротникомъ, они держали шляпы въ рук и низко кланялись императору. Наполеонъ поговорилъ съ ними съ четверть часа. То были русскія гражданскія власти, и въ ихъ глав уздный предводитель дворянства. Они, какъ говорили, поднесли ключи города, объявляя, что армія русская выступила вонъ изъ города. Предавая его въ руки императора, они умоляли Наполеона приказать подать помощь тысячамъ раненыхъ, разбросаннымъ по городу, и затмъ возвратились въ городъ. Императоръ вызвалъ впередъ нсколько дивизій для занятія Смоленска и приказалъ немедленно образовать группы врачей и лекарей съ служителями изъ гвардіи, съ тмъ, чтобы вс они раздлились по кварталамъ города, лечили-бы всхъ раненыхъ, безъ разбора, и свезли-бы въ госпитали. Приказаніе это было немедленно исполнено.

Какъ скоро вс мы (врачи) собрались, баронъ Ларрей повелъ насъ въ городъ, гд у самаго входа пришлось нашимъ лошадямъ шагать черезъ трупы. Нельзя было прохать по главной улиц, такъ какъ съ обихъ сторонъ ея горли дома, боковыми улицами мы выхали на главную площадь, обсаженную березами, дома на ней почти вс уцлли. Жаркое время еще усиливалъ раскаленный пожаромъ воздухъ. Пріхавъ на площадь съ нашими фургонами и солдатами-служителями, мы оказались числомъ до шестидесяти лекарей. Насъ раздлили на группы въ четыре человка, и разослали по городу. Пройти по улицамъ было дло не легкое, такъ какъ вс он были въ огн. Я чуть было не погибъ въ одной изъ нихъ, но спасся только благодаря сквозному ходу въ одномъ дом, который и вывелъ меня въ безопасную улицу. Мсто, которое должно было служить мн и товарищамъ моимъ перевязочнымъ пунктомъ, находилось на одномъ углу городскихъ стнъ, противъ груды обрушившихся частей ихъ. Сквозь амбразуры стнъ виднлись предмстья Смоленска, лежавшія за Днпромъ, и еще занятыя русскими, которые стрляли въ нашихъ солдатъ, когда эти приходили къ рк поить лошадей. Въ этомъ мст, вроятно, происходила жестокая атака, такъ какъ тутъ сосредоточено было множество народа, раненаго и убитаго. Судя по ихъ зеленымъ мундирамъ, я принялъ ихъ за русскихъ, особенно какъ увидалъ у нихъ на ше мдные крестики съ славянскою надписью. Мы подняли тхъ раненыхъ, у которыхъ проявлялись признаки жизни. Они обращались къ намъ на непонятномъ для насъ язык. Ихъ понесли въ сосдніе дома, повидимому, казенные. Тутъ начали мы длать операціи. Раны были по большей части опасныя, и ампутацій было сдлано много. Всего оказалось человкъ шестьдесятъ раненыхъ. Мн хотлось идти съ рапортомъ къ барону Ларрею, но не зная, гд его квартира, я бродилъ изъ улицы въ улицу. Очутившись на площади, гд расположилось много биваковъ, я узналъ офицеровъ 79-го полка, съ которыми мы года четыре тому назадъ занимали Рагузу и Катаро. Я подошелъ къ нимъ, они тоже меня узнали и удержали при себ. Странно было теперь встртиться въ Смоленск, близко къ полюсу(!), посл того, что мы видлись подъ благодатнымъ небомъ Далмаціи. Ночь я провелъ у нихъ подъ березами площади. Посл дневнаго жара наступила холодная ночь.

На другое утро я поспшилъ къ барону Ларрею. Онъ жилъ въ улиц, не тронутой пожаромъ, и по близости дворца, въ которомъ квартировалъ Наполеонъ. Только что я подалъ ему мой рапортъ о числ перевязянныхъ русскихъ, какъ онъ мн возразилъ, что русскіе раненые были удалены оттуда ране. Я долженъ былъ по его приказанію возвратиться къ раненымъ и узнать, къ какому корпусу войска они принадлежали? Каково-же было мое удивленіе, когда я узналъ отъ сторожей и товарищей моихъ, что то были морлаки(?) изъ Далмаціи, принадлежавшіе къ италіянской арміи.— Потеря французовъ простиралась до 5 или 0000 человкъ. Вс раненые были перенесены въ два большія зданія на площади, вроятно, бывшія судебныя мста. Валы были обращены въ лазаретъ, и все, что находилось тамъ, бумаги и дла, было выброшено за окно на площадь. Четверо изъ насъ лекарей помстились въ небольшомъ уцлвшемъ дом.

20-го августа.

Узнали, что происходило убійственное сраженіе въ двухъ миляхъ отъ Смоленска. Русская армія, преслдуемая маршаломъ Неемъ, быстро отступала.— Лазаретная часть устроена правильнымъ образомъ, но какъ трудно бороться съ недостаткомъ въ самыхъ необходимыхъ госпитальныхъ вещахъ! Въ город ничего нельзя было достать, все сгорло. Въ нкоторыхъ улицахъ, нетронутыхъ огнемъ, остались ряды лавокъ, даже съ товарами, но эти товары, въ род посуды, зеркалъ, хрусталя, были намъ безполезны, а все, что могло-бы пригодиться солдату въ поход, было уничтожено заране. Такое-то зрлище представлялъ Смоленскъ! Старинный городъ, строившійся вками, разоренъ въ нсколько часовъ. Тысячи людей, жившихъ мирно, ввергнуты въ нищету жестокостью людей, которые въ взаимномъ умерщвленіи ставятъ свою славу, хотя и выдаютъ себя за послдователей ученія, которое гнушается убійства ближняго. Ихъ законы осуждаютъ на смерть ничтожныхъ поджигателей какого-нибудь гумна, а опустошителей цлаго края называютъ великими и славятъ!

Я ходилъ каждый день въ госпитали, туда-же ежедневно приходилъ навдываться какой-нибудь старшій офицеръ, посланный императоромъ. За нсколько дней до нашего отъзда, императоръ присылалъ маршала Дюрока раздать раненымъ по два наполеондора и записать ихъ имена. Какъ ни была заслужена эта награда, но Наполеонъ и тутъ ошибался. Онъ все воображалъ себя въ Австріи, въ цивилизованной стран, гд солдаты имли возможность что-нибудь достать за деньги и гд люди были настолько честны, что не покусились-бы обокрасть несчастныхъ раненыхъ. Въ этой-же выжженной стран, что можно было достать? Скоре надо опасаться, что если впослдствіи узнаютъ, что у солдатъ есть деньги, то солдаты могутъ поплатиться за это и жизнью. Лучше было-бы помочь имъ вещами въ натур, особенно платьемъ.

Выступленіе изъ Смоленска состоится весьма скоро и большая часть арміи уже двинулась въ походъ. Передъ выходомъ отсюда, хочу передать т свднія объ этомъ город, которыя я усплъ собрать относительно его исторіи.

Смоленскъ долгое время считался республикою, но въ 883 году онъ былъ покоренъ новгородцами. Съ начала царствованія Владиміра I, и не одинъ разъ, этотъ городъ былъ столицею удла многихъ князей Рюрикова дома и назывался княжествомъ, но въ смутное время, причиненное нашествіемъ монголовъ и паденіемъ великаго княжества Кіевскаго, литовцы завладли Смоленскомъ и удерживали его за собою до 1514 г. Потомъ долгое время русскіе и поляки оспаривали его другъ у друга. Наконецъ, Сигизмундъ I вошелъ въ Смоленскъ въ 1611 г. и веллъ побить тамъ до 200,000 русскихъ, но въ 1655 г. (царь) Алексй (Михайловичъ) Романовъ отнялъ Смоленскъ у поляковъ. До пожара городъ считалъ, какъ говорятъ, до 15,000 жителей. Для всего края это какъ-бы священный городъ. Въ немъ считаются два архіепископства, дв соборныя церкви, одна греческая, другая католическая, духовная семинарія, гимназія и военное училище. Торговля производилась шелковыми и полотняными товарами, шляпочная, чулочная, мховая, строеваго и корабельнаго лса, и т. д. Торговыя сношенія съ Ригою, Данцигомъ и Украйною были очень дятельныя. Самый край производитъ зерновой хлбъ, пеньку, ленъ, богатъ дикими пчелами и дичью.

III.

Выздъ изъ Смоленска 25-го августа.— Пнева-Слобода.— Дорогобужъ.— Шалковъ.— Семлево.— Вязьма.— Теплюшка.— Бородино.— Прокламація Наполеона.— Сраженіе при Бородин или Можайск.— Страшныя раны, врачебная организація на пол сраженія.— Слава военнымъ врачамъ.— Перевозка раненыхъ въ Можайскъ, отсюда въ Москву.— Кубинское.— Троцкое.— Московскій пожаръ.— Описаніе состоянія города.— Приказъ Наполеона относительно перевозки раненыхъ.

Пнева-Слобода¹), 25-го августа.
¹) Географическія названія сохранены везд какъ ихъ пишетъ, по своему, авторъ. Ред.

Мы вышли изъ Смоленска, и я поспшилъ присоединиться къ своему полку, который я догналъ только въ Пнев, городишк, объятомъ пламенемъ и котораго жители были выгнаны русскими. Опасно было проникать въ городъ, такъ какъ въ узкихъ улицахъ, мощенныхъ досками, огонь быстро сообщался. По этому расположились биваками на краю дороги, гд солдаты состроили себ будочки, а намъ довольно просторный сарай, благодаря близости лснаго склада. Ужинъ былъ далеко не гастрономическій, за то къ десерту намъ дали кофе съ ромомъ, вроятно отысканномъ въ город, такъ какъ отъ евреевъ нельзя было его достать, имъ воспрещенъ входъ въ Россію {Сказываютъ, будто императрица Екатерина II выразилась такъ: ‘Я низачто не допущу въ свое государство убійцъ моего Бога’. Де-ла-Флизъ.}. Когда мы устроились въ нашемъ досчатомъ сарайчик, пріхалъ къ намъ адъютантъ генерала Гувіонъ-Сенъ-Сира, приходившійся сродни нашему капитану. Онъ пріхалъ изъ Полоцка, откуда послалъ его императоръ. Онъ намъ сообщилъ, что 18-го августа русская армія подъ начальствомъ генерала Витгенштейна была разбита генералами Гувіонъ-Сенъ-Сиромъ, Удино, Мэзономъ и Леграномъ, что они отняли двадцать пушекъ, что первый изъ нцхъ опасно раненъ и что императоръ послалъ ему за эту побду маршальскій жезлъ. Я замтилъ, что вообще наши офицеры жалли, что армія не остановилась въ Смоленск. Тутъ, но мннію многихъ, слдовало закончить походъ. Адъютантъ генерала Гувіона Сенъ-Сира разсказывалъ, что какъ этотъ генералъ, такъ и Удино писали императору, что посл побды подъ Полоцкомъ не слдуетъ идти дальше, если въ италіанскомъ и австрійскомъ походахъ ему удавалось стремительно нападать на самыя важныя позиціи, не поджидая ни своего продовольствія, ни обозовъ, даже оставляя въ сторон крпости, то эта система непримнима въ Россіи.

Дорогобужъ, 26-го августа.

Выступили въ походъ, обходя горвшую еще Пневу, и посл нсколькихъ приваловъ увидали городъ Дорогобужъ, на Днпр. И въ немъ дома горли въ разныхъ концахъ. Мы расположились въ пол, подл небольшаго лса, а солдатъ разослали въ городъ отыскивать припасы. Намъ принесли сахару, чаю и муки. Ночь провели подъ кое-какою защитою при зарев пожара. Становилось очевиднымъ, что по мр того, что мы будемъ подвигаться, мы встртимъ одни пылающіе города, русскіе придерживаются той системы, чтобы заставить насъ идти по пустынямъ, гд намъ не найти ни жилья, ни пищи, ни даже воды, потому что жители засоряли колодцы нечистотами и падалью. Прежде нежели поджечь жилые дома, они жгли запасные магазины, гумна и стоги сна, словомъ, не жалли ничего. 26-го числа, рано утромъ, мы отправились въ путь, прошли черезъ выгорвшій Дорогобужъ, представлявшій обычное зрлище груды пепла и развалинъ. Прошедши большой лсъ, гд, какъ обыкновенно, артиллерія и обозы загораживали путь кавалеріи и пхот, мы выбрались на открытое мсто, откуда снова завидли пламя. Горло мстечко Шалково. Мы его обошли и расположились около большой дороги. Только и можно было достать, что плохаго мяса, да сквернаго ржанаго хлба. Но укрыться могли достаточно, такъ какъ лсу было довольно.

Семлево, 28-го августа.

Отправшись въ путь, освщаемые заревомъ пожара, которое мы приняли за восходъ солнца. Дорога была та же, что наканун, а, приближаясь къ Семлеву, мы увидали и этотъ городокъ въ пламени. Не смотря на то, мы принуждены были пройти черезъ него, такъ какъ въ обходъ нельзя было, какъ ни пробирались черезъ улицы, еще не тронутыя огнемъ, однако подвергались затрудненіямъ и опасности. Стояли на бивакахъ подл ручья, гд устроили себ будки изъ обломковъ избъ.

Вязьма, 29-го августа.

Выступили изъ Семлева, освщаемые заревомъ пожара, который ночью еще усилился. Вскор увидали Вязьму, также объятую пламенемъ. Прохавъ мостомъ черезъ рчку Вязьму, притокъ Днпра, мы старались прохать улицами, которыя еще не горли. Жителей не было ни души, такъ что огонь безпрепятственно распространялся. Мы стали въ предмсть, отдленномъ отъ города ркою, гд втеръ относилъ дымъ и пламя въ сторону отъ насъ. Мы съ товарищами помстились въ небольшомъ дом. Намъ приготовили супъ изъ картофеля, которымъ были засяны большія сосднія поля.

Исторія говоритъ, что въ 1617 году Владиславъ, сынъ Сигизмунда III, отнялъ Вязьму у русскихъ, которые, однако, взяли ее обратно въ 1633 г. Потомъ этотъ городъ сталъ удломъ Смоленскихъ князей, а въ 1634 г. тутъ подписанъ былъ мирный договоръ между Владиславомъ, королемъ польскимъ, и царемъ Романовымъ, который отказался отъ всякихъ правъ на Польшу, Эстляндію, Лифляндію и Курляндію.

Теплюшки, 3-го сентября.

Прежде чмъ выступать, велно было приготовить обдъ, такъ какъ извстно стало, что на дорог сожженъ былъ мостъ, который начали исправлять. А городъ все еще горлъ. Около полудня выступили въ походъ. Вышедши на большую дорогу, мы повстрчались съ большими колоннами конницы, кирасирами, гренадерами и конною артиллеріею. Мы стали, выжидая промежутка, въ который могли помститься. Дорога была хорошая, прошедши лсомъ, увидали городокъ Теплюшку въ огн. Въ недальнемъ разстояніи оттуда, остановились въ деревн, которая не горла, потому что ране насъ пришедшій полкъ усплъ погасить пожаръ. Нашли кое-какую провизію, въ особенности много картофеля, выгодно замнявшаго для арміи хлбъ.

Бородино, 5-гo — 10-го сентября.

Прежде чмъ отправляться въ путь, приготовили обдъ. Вышедши на большую дорогу, мы очутились въ центр цлой массы кавалеріи, пхоты, артиллеріи, обозовъ. Стеченіе такого количества войска предвщало близость непріятеля, и надо было ожидать важнаго дла. Пройдя песчаную мстность, и луга, мы стали на бивакахъ на большой равнин, по близости села Бородина. Лсу не было, изъ чего-бы устроить себ будки, и за дровами для огня нужно было посылать очень далеко. Деревню нельзя было трогать, такъ какъ въ ней расположилась свита императора, и если и ломали избушки, то для разведенія костровъ противъ палатокъ императора и другихъ генераловъ. Императоръ прозжалъ нсколько разъ взадъ и впередъ съ своимъ штабомъ мимо насъ, и осматривалъ позицію. Большой оврагъ отдлялъ насъ отъ непріятельской арміи. За неимніемъ дровъ, мы разводили огонь соломою, наконецъ, и ночь провели самую непріятную, такъ какъ воздухъ былъ очень свжій.

6-го числа встали недовольные и утомленные, осеннее солнце едва грло насъ. Раздавали водку только нкоторымъ корпусамъ, потому что вообще фургоны отстали и гд-то затерялись между длинными обозами, слдовавшими за арміею. Весь день мы простояли на мст, но различные корпуса производили маневры. Передъ нами, за глубокими оврагами, на большой полян двигалась непріятельская армія, а конные ихъ часовые, стоявшіе на склон холмовъ, такъ близко отъ насъ находились, что мы явственно ихъ отличали. Наполеонъ въ теченіе дня нсколько разъ подымался на возвышенія, слзалъ съ лошади и смотрлъ на непріятеля въ зрительную трубку.

Къ вечеру пробили сборъ и войску прочитано было слдующее воззваніе: ‘Солдаты, близко сраженіе, котораго вы такъ желали. Побда отъ васъ зависитъ… Она дастъ вамъ полное довольство, хорошія зимнія квартиры, а потомъ вы возвратитесь на родину… Отличитесь и тутъ, какъ отличались подъ Аустерлицемъ, Фридландомъ и Смоленскомъ {Я приведу здсь статью изъ франкфуртскаго журнала, попавшуюся мн въ руки гораздо позже: ‘Московское сраженіе, или, какъ русскіе его называютъ, Бородинское. ‘то сраженіе происходило въ 100 верстахъ отъ Москвы, на берегу Калочи, притока рки Москвы, и въ четырехъ верстахъ отъ города Можайска. Бдственное отступленіе арміи подъ начальствомъ Барклая-де-Толли заставляло русскихъ желать ршительнаго сраженія съ непріятелемъ. Кутузовъ, старый воинъ, побившій турокъ, повидимому, достойный главнокомандующій, онъ способенъ къ ршительнымъ дйствіямъ. Онъ далъ торжественную клятву прикрыть Москву и уничтожить французскую армію, впрочемъ, начальникъ и этой арміи жаждетъ встрчи, которая обнаружитъ передъ Европой заслуги обихъ сторонъ. Русскіе защищены окопами, которые, согласно съ офиціальнымъ донесеніемъ Кутузова, будто*бы неприступны, кром того, духъ ихъ окрыляютъ предсказанія ихъ священниковъ и видъ чудотворной иконы Пресвятой Двы, которую проносятъ по войскамъ. Кутузовъ пророчитъ побду… Богъ сразитъ врага мечемъ архистратига Михаила, и прежде нежели наступитъ новое утро, на поляхъ отечества кровью супостата и его легіоновъ будутъ начертаны вра и врность русскихъ воиновъ. Въ военныхъ лтописяхъ едва-ли встрчается сраженіе, равное ему по упорству и кровопролитію. Полагаютъ, что было сдлано 120,000 выстрловъ, потеря русскихъ доходила до 30,000 человкъ, французовъ выбыло изъ строя 20.000, они-же потеряли двухъ дивизіонныхъ генераловъ и шесть бригадныхъ. Ранены боле или мене тяжело дивизіонные генералы: Компанъ, Нансути, Груши, Латуръ-Мобуръ, Рапъ, Моранъ, Фріанъ-ла-Гуссэ. Непріятельская армія лишилась князя Багратіона и пятидесяти старшихъ офицеровъ, не говоря уже о сильно пордвшихъ рядахъ’. Де-ла-Флизъ (Позднйшее примчаніе автора).}’. Эта прокламація не произвела обычнаго восторга, люди слишкомъ много выстрадали нравственно, начиная отъ Смоленска. Походъ, сопровождаемый нескончаемыми пожарами, производилъ тяжелое впечатлніе даже на бывалыхъ служакъ, потому что они еще не видывали со стороны непріятеля такого образа веденія войны.

Наконецъ, улеглись спать. Но многимъ не спалось, какъ по причин холодной ночи, такъ и отъ понятнаго и не чуждаго даже храбрйшимъ военнымъ людямъ печальнаго предчувствія той гибельной и мучительной смерти, которая ожидаетъ ихъ на другой день.

7-го числа встали рано, одлись въ полную форму и стали строиться въ колонны. Войско двинулось, и мы стали на плоскогорь, лицемъ къ непріятельской арміи. Въ сбор были корпуса маршала Макдональда и Нея, принца Евгенія Богарне и князя Понятовскаго, подъ начальствомъ неаполитанскаго короля Мюрата четыре большіе кавалерійскіе корпуса: Нансути, Монбрюна, Груши и Латуръ-Мобура, наконецъ, императорская гвардія. Въ шесть часовъ утра огнемъ съ французской батареи поданъ былъ сигналъ къ сраженію, и генералъ Компанъ, изъ корпуса маршала Даву, началъ атаку. Такъ какъ непріятель давно уже приготовилъ батарейную линію, снабженную грозною артиллеріею {Въ исторіи войны 1812 г. М. М. Богдановичъ приводитъ доказательства совершенно противнаго. T. II, гл. 21. Прим. перев.}, то это значило, что на этомъ мст надлежало быть сраженію, съ цлью прикрыть Москву. Но вс эти батареи были сбиты одна за другою. Самую грозную изъ нихъ взяли кирасиры. Эта отважная атака стоила жизни генералу Монбрюну, командовавшему дивизіею, потомъ замнившему его генералу Коленкуру и большому числу офицеровъ и солдатъ. Русскіе хотли отнять взятые редуты, но они оставили только груды тлъ, пораженныхъ нашею картечью. Во все время сраженія, Наполеонъ не садился на лошадь. Онъ шелъ пшкомъ со свитою офицеровъ и не переставалъ слдить за движеніемъ на пол битвы, ходя взадъ и впередъ по одному направленію. Говорили, что онъ не садился на лошадь оттого, что былъ нездоровъ. Адъютанты безпрестанно получали отъ него приказанія и отъзжали прочь. Позади Наполеона стояла гвардія и нсколько резервныхъ корпусовъ. Мы были выстроены въ боевой порядокъ, оставаясь въ бездйствіи и выжидая приказаній. Полковыя музыки разыгрывали военные марши, напоминавшіе побдныя поля первыхъ походовъ революціи: Allons, enfants de la patrie, когда дрались за свободу. Тутъ-же эти звуки не одушевляли воиновъ, а нкоторые старшіе офицеры посмивались, сравнивая об эпохи. Я отдалъ лошадь свою солдату и пошелъ впередъ, къ групп офицеровъ, стоявшихъ за спиною императора. Передъ нами разстилалось зрлище ужаснаго сраженія, но ничего не было видно за дымомъ изъ тысячи орудій, гремвшихъ непрерывно. Въ воздух подымались густыя облака одни за другими, вслдъ за молніями выстрловъ. По временамъ у русскихъ взлетали ракеты, должно быть сигналы, но значеніе ихъ было для меня непонятно. Бомбы и гранаты лопались въ воздух, образуя бловатое облачко, нсколько пороховыхъ ящиковъ взлетли на воздухъ у непріятеля, такъ что земля дрогнула. Такого рода случаи гораздо рже встрчаются у насъ, нежели у русскихъ, потому что ящики у нихъ дурнаго устройства. Я нсколько придвинулся къ императору, который не переставалъ смотрть въ трубку на поле сраженія. Онъ одтъ былъ въ свою срую шинель, и говорилъ мало. Случалось, что ядра подкатывали къ его ногамъ, онъ сторонился, также какъ и мы, стоявшіе позади.

Протираясь ближе къ императору, съ намреніемъ слышать его приказанія и изъ перваго источника узнать, что ршено будетъ Провидніемъ на этомъ ужасномъ пол сраженія, я мимоходомъ замтилъ на краю рва артиллериста, испускавшаго отъ боли пронзительные крики. Подошедши къ нему, я увидалъ, что черепъ у него былъ раздробленъ ядромъ, такъ что смерть была неминуема. Я и отошелъ отъ него. Но ко мн подошелъ баронъ Ларей и спросилъ меня, зачмъ я ушелъ отъ раненаго, не подавъ ему помощи? Когда я сказалъ ему причину, онъ шепнулъ мн, чтобы я немедленно перевязалъ раненаго. Солдатъ принесъ мн все необходимое, и я всталъ на колни, приступая къ длу, несчастный не переставалъ громко кричать. Окончивъ перевязку, я подошелъ къ барону Ларею, который повторилъ мн, что какъ бы ни была смертельна рана, а слдуетъ тотчасъ перевязать ее, и замтилъ мн, что крики раненаго заставили императора дважды обернуться въ мою сторону, покуда я занимался раненымъ, и что вроятно онъ не остался бы доволенъ, если-бъ меня тутъ не было.

Изъ всей императорской гвардіи, одной только артиллеріи Наполеонъ приказалъ принять участіе въ сраженіи. Онъ оставался все на томъ-же мст, внимательно слдя сквозь трубку за ходомъ сраженія, особенно-же наблюдая за гвардейскою артиллеріею. Вдругъ онъ поворачивается, зоветъ барона Ларея и говоритъ ему: ‘Баронъ, гвардейской артиллеріи плохо приходится. Батареи разставлены впереди этихъ деревьевъ, что направо. Прикажите-же, не мшкая, перевести туда гвардейскій лазаретъ’. Баронъ тотчасъ-же поскакалъ, и я за нимъ, чтобъ предупредить военныхъ врачей. Фургоны были на готов, и вс, собравшись, послдовали за своимъ начальникомъ. Мы пришли на указанное императоромъ мсто, это была березовая рощица, впереди которой устроены были гвардейскія батареи. На этомъ мст валялось много раненыхъ, но ихъ было еще боле въ рядахъ сражающихся, которыхъ особые походные носильщики должны были выносить вонъ, такъ какъ Наполеонъ запретилъ солдатамъ выходить изъ рядовъ. Носильщикамъ приказано было устроить носилки {Въ сраженіяхъ крайне важно распорядиться такъ, чтобы тяжело раненые могли быть немедленно удалены съ поля сраженія въ боле безопасное мсто, гд бы имъ можно было подать помощь. Главное затрудненіе заключается въ способ переноски, о чемъ, впрочемъ, не заботились ни въ какихъ войнахъ. Раненыхъ сами товарищи ихъ тащили, какъ умли, то на ружьяхъ, то на плащахъ, то на доск, на чемъ попало. Не всегда есть время, ни возможность устроить порядочныя носилки, хотя-бы изъ древесныхъ сучьевъ. Къ тому-же, вынося раненыхъ, солдаты удаляются отъ своего поста, и въ большомъ числ, особенно, если раненый — офицеръ. Подъ этимъ предлогомъ, трусливые стараются избгать картечнаго огня и ядеръ. Такъ, въ Ваграмскомъ сраженіи ряды совсмъ пордли, потому что каждаго раненаго офицера шестнадцать человкъ солдатъ вызывались вынести съ іюля сраженія, а потомъ и не возвращались къ своимъ. Въ настоящемъ-же сраженіи при Можайск, раненыхъ уже не сражающіеся солдаты уносили прочь, а назначенные для того люди. Трудно себ представить, каковы должны быть страданія раненаго, у котораго или ляшка, или нога, или об ноги оторваны, когда его подымаютъ съ земли и кладутъ на скрещенныя ружья или на доски, и т. п. Малйшій толчекъ долженъ жестоко отзываться во всемъ организм несчастнаго. Какъ часто я бывалъ свидтелемъ этого ужаснаго зрлища, какъ часто, отъ такого рода переноски, увчья и раны длались смертельными! Вс эти неудобства устранены введеніемъ походныхъ носильщиковъ. Эти люди вооружены пикою, и на перевязи ихъ отпечатаны слова: помощь воинамъ. Посредствомъ этихъ никъ, перевязи, да холстиннаго пояса, два человка какъ разъ устраивали носилки, а вооруженные штуцеромъ, висвшемъ на ремн черезъ плечо, они могли и защищать раненыхъ въ случа нападенія. Для перевозки раненыхъ на далыюе разстояніе, въ гвардіи были заведены лазаретные фургоны въ два окна и на рессорахъ, везомые парою лошадей, съ кучеромъ верхомь на одной изъ нихъ Эти фургоны отпирались сзади, изъ фургона выдвигали кожаный матрацъ на колесцахъ и клали на землю. Потомъ легонько, не подымая раненыхъ, тащили но двое на матрацъ, который втаскивали въ карету съ другаго конца. Эти фургоны, изобртенія барона лароя, назначались для перевозки офицеровъ и солдатъ, вынесшихъ трудныя операціи. Онъ-же организовалъ походныхъ носильщиковъ. Де-ла-Флизъ.}. Каждые два человка развязали другъ у друга ремень, обмотанный на ранц, развинтили желзко пики, потомъ продли древки въ ременныя петли, привязали къ нимъ свои холстинные пояса, и такимъ образомъ въ минуту готовы были до сорока носилокъ. Затмъ носильщики направились, съ ружьемъ на перевязи, къ нолю сраженія. Между тмъ на мст образовали нчто въ род длинныхъ палатокъ изъ засмоленной парусины, прикрпленной къ деревьямъ, на землю постлали нарваннаго въ пол жнива съ колосьями. Подл этой палатки устроили другую, поменьше, поставивъ въ нее столъ для совершенія надъ раненымъ операцій. Вскор носильщики пришли, неся съ собою раненыхъ ядрами артиллеристовъ. Начали операціи надъ наиболе тяжело ранеными. Вскор наступила ночь, слиткомъ ранняя для насъ, побдителей, и слишкомъ поздняя для русскихъ. Подъ покровомъ этой ночи они отступили къ Москв, наша армія ихъ не преслдовала.

Бывало, въ прежнихъ войнахъ, какъ скоро наступала ночь, раненымъ нечего было ждать помощи ране утра, если только они переживали это время, не то было въ ночь посл сраженіи подъ Можайскомъ. Въ маленькой палатк, кругомъ стола, вкопаны были въ землю четыре металлическіе подсвчника, съ вставленными въ нихъ толстыми свчами, на подобіе церковныхъ. Яркій свтъ этихъ свчей позволялъ производить самыя мелочныя операціи. Работали всю ночь и вс раненые до единаго были перевязаны, дло небывалое ни въ какихъ сраженіяхъ и относившееся къ чести барона Ларея {Наполеонъ съумлъ оцнить заслуги барона Ларея, старавшагося объ облегченіи тяжелыхъ послдствій побды, и любилъ его. Онъ завщалъ Ларею 100,000 франковъ, упомянувъ о немъ, какъ о честнйшемъ человк. Въ Париж ему воздвигли бронзовую статую, изображающую его съ завщаніемъ, написанномъ императоромъ на остров Св. Елены, которое баронъ Ларей прижимаетъ къ сердцу. (Позднйшее примчаніе).}. Какъ скоро операція была кончена, раненаго относили въ большую лазаретную палатку и тотчасъ раздавали бульонъ и вино. Закололи быковъ и лазаретные повара занялись стряпнею. Впрочемъ, только раненые изъ гвардіи пользовались хорошею пищею, армія-же терпла недостатокъ и голодъ. Ночь была трудная, тмъ боле, что безпокоилъ холодный дождь, и войско, за неимніемъ лса, оставалось безъ защиты на открытомъ воздух.

8-го числа встали утомленные отъ безпокойной ночи. Поработавъ полъ ночи около раненыхъ, мы легли спать передъ разсвтомъ.

Никто такъ коротко не знакомъ съ немощью человческою, какъ врачъ. Въ то время, когда другіе торжествуютъ побду хвалебными молебнами, увеселеніями, иллюминаціями и фейерверками, полковой лекарь не отходитъ отъ жертвъ этой побды, оглушаемый криками и стонами раненыхъ, которые не прекращаются ни днемъ, ни ночью. Сколько разъ среди этой жалобной обстановки думалось мн, какъ безумны люди въ этомъ стараніи не только истреблять другъ друга, но еще увеличивать и безъ того неизбжные недуги свои! Въ этотъ день ужасной памяти какихъ ни длали мы жестокихъ операцій! Представить себ нельзя, что ощущаетъ раненый, когда операторъ вынужденъ объявить ему, что смерть его неминуема или что необходимо отнять у него одинъ или два члена. Онъ долженъ покориться своей участи и приготовиться къ жестокимъ страданіямъ. Невозможно передать того рева, того скрежета зубами, который исторгаетъ у раненыхъ боль отъ разбитія членовъ ядромъ, тхъ болзненныхъ криковъ, когда операторъ прорзываетъ покровы члена, разскаетъ мускулы его, разрубаетъ нервы, пилитъ кости на сквозь, обрзаетъ артеріи, кровью которыхъ забрызганъ самъ врачъ. Можно сказать, что мы буквально утопали въ крови, хотя мы небыли виновниками ея пролитія, а, напротивъ, старались ее унять. Точно также трудно описать т ужасныя раны, которыя наносятъ ядра, картечь, осколки гранатъ и бомбы. Я упомяну о нсколькихъ, которыя наиболе меня поразили. Одному артиллеристу ядромъ снесло три четверти лица: остался одинъ только глазъ, но онъ сохранилъ сознаніе и объяснялся знаками. Видъ его былъ ужасенъ. Другому артиллеристу снесло об ляшки и одну руку, а другую разбило у плеча, онъ могъ говорить и просилъ у меня водки, я далъ ему выпить, посл чего онъ умеръ. Одинъ офицеръ, раненый въ об ноги, далъ отнять одну, но на ампутацію другой не ршался. Когда я сталъ умолять его согласиться, онъ хотлъ выдернуть у меня саблю и заколоться. Но я не допустилъ его до этого, и только посл долгихъ убжденій, онъ согласился на отнятіе и другой ноги. Молодой артиллерійскій унтеръ-офицеръ, стоявшій на часахъ подл орудій,-держалъ руки на сдл, какъ внезапно ядромъ снесло ихъ об. Онъ заплакалъ какъ ребенокъ и призывалъ имя матери. Одному артиллеристу, носившему орденъ почетнаго легіона, я отнялъ разбитую руку. Онъ выдержалъ операцію съ большимъ мужествомъ. Какъ скоро ока кончилась, онъ сталъ просить меня отдать ему отнятую руку, что я и сдлалъ. Взявъ ее здоровою рукою, онъ поднялъ ее и съ восторгомъ закричалъ: ‘Да здравствуетъ императоръ Наполеонъ!’

До сихъ поръ я говорилъ о людяхъ, но не могу умолчать и о товарищахъ нашихъ въ бдствіяхъ и слав, о тхъ невинныхъ животныхъ, которыя помогаютъ намъ въ нашихъ трудахъ и раздляютъ съ нами опасности. Наши бдныя лошади тоже во множеств и страшно были ранены. Иныя, пораженныя на смерть, валялись на мст, испуская такіе болзненные крики, какихъ я еще не слыхивалъ у лошадей. Другія тащились на трехъ ногахъ, волоча четвертую подстрленную, едва державшуюся на клочк мяса. Я видлъ лошадь съ застрявшимъ ядромъ, въ живот. У другой морда насквозь была пробита ядромъ, она шла, испуская страшный ревъ. Эти несчастныя жертвы людскаго варварства, въ большомъ числ, подходили къ нашему походному лазарету, точно просили помочь имъ, но такъ какъ он, подходя близко, топтали ногами нашихъ раненыхъ, лежавшихъ на земл, то мы вынуждены были застрлить многихъ лошадей, по крайней мр, и ихъ страданія этимъ кончались.

Во весь день мы ухаживали за ранеными, въ числ ихъ были и русскіе. Ни мы ихъ, ни они насъ не понимали, поняли мы только, когда они цловали намъ руки, чмъ они благодарили насъ за попеченіе. Трудъ нашъ былъ очень тяжелъ. Мы почти весь день простояли на колняхъ въ грязи, перевязывая распростертыхъ на земл раненыхъ.

9-го сентября я нсколько отдохнулъ, хотя ночью нсколько разъ навщалъ раненыхъ. Армія еще оставалась на бивакахъ на пол сраженія, но авангардъ двинулся на Можайскъ. Весь день мы не покидали лазарета, раненыхъ было 200 человкъ, изъ нихъ 75 гвардейскихъ артиллеристовъ и 15 офицеровъ.

10-го числа время было ясное, армія выступила въ походъ, и изъ нашей березовой рощи видно было, какъ потянулись по большой дорог безчисленныя колонны. Баронъ Ларей, постивъ нашъ госпиталь, объявилъ намъ, что на другой день раненые будутъ перевезены въ Можайскъ, и веллъ приготовиться.

Можайскъ.

11-го числа подъхали фургоны и рессорныя кареты, въ которые и уложили раненыхъ, хотя, все это происходило очень медленно. Наконецъ, запрягли лошадей и мы поплелись по большой дорог. Черезъ часъ мы пріхали въ Можайскъ.

Намъ указали для устройства лазарета большую каменную церковь, сюда навезли нсколько возовъ соломы, которую и разостлали подъ ранеными. Перенести ихъ въ лазаретъ стоило такого-же труда, какого стоило сажать ихъ въ фургоны. Раненые, не принадлежавшіе къ гвардіи, были развезены по другимъ лазаретамъ. Только что мы покончили съ нашими ранеными, какъ мн подали записку отъ барона Ларея, съ приказаніемъ принять двухъ раненыхъ польскихъ офицеровъ и позаботиться о нихъ. Помню, что одного изъ нихъ звали Бдлоскій. Я тотчасъ-же уложилъ ихъ по близости истопленной печки. Раздали хлба, мяса и стали готовить супъ. Устроивъ должный порядокъ въ лазарет, мы могли подумать и о себ. Шестеро изъ насъ докторовъ заняли небольшой домъ подл церкви. Столъ нашъ былъ лазаретный. 12-го числа, весь день черезъ городъ проходили армейскіе корпуса, это продолжалось и въ слдующіе дни. Въ Можайск не было пожаровъ, должно быть, русскіе не успли поджечь городъ. За то въ немъ не было ни души, и вс дома, вообще, найдены нами въ цлости со всмъ, что въ нихъ находилось. Городъ этотъ въ старину былъ укрпленъ, улицы въ немъ прямыя и широкія, но немощеныя, какъ во всхъ пройденныхъ нами городахъ. Дома деревянные, за исключеніемъ одной церкви, гд помщался нашъ лазаретъ, и казеннаго зданія, вроятно, судебной палаты, которую наши обратили въ госпиталь, выбросивъ за окно вс бумаги. Исторія говоритъ, что Можайскъ входилъ въ составъ Черниговскаго княжества, потомъ Смоленскаго, а въ 1341 г. присоединенъ къ Московскому великому княжеству, поляки неоднократно осаждали городъ.

Вс раненые, сколько ихъ ни было, перевезены въ Можайскъ, гд ими были переполнены дома и церкви, обращенные въ лазареты. Первая перевязка, сдланная на важныхъ операціяхъ, была снята и раны оказались въ удовлетворительномъ состояніи. Между этими ранеными былъ канониръ, у котораго отняли лишку въ мст сочлененія, слдовательно, у него отнята была четвертая часть всего тла, и тмъ не мене онъ поправлялся.

Мы находились въ Можайск уже пять дней, денно и нощно занятые своею службою, какъ дошла до насъ всть, что 14-го сентября Наполеонъ вошелъ въ Москву и что эта столица горитъ. Мы этому не удивились, зная по опыту, что такова система русскихъ, но огорчились этимъ, какъ дурнымъ предвстникомъ, противорчащимъ общанію Наполеона доставить намъ удобныя зимнія квартиры.

Одинъ изъ польскихъ офицеровъ, о которыхъ я упомянулъ выше, Бдлоскій, раненый въ пятку, но вылеченный мною безъ ампутаціи ноги, послалъ въ Москву своего крпостнаго человка за разною провизіею. Привезши ее дня четыре спустя, онъ разсказалъ намъ, что девять десятыхъ города сгорла. Но не смотря на то, что русскіе сожгли много запасовъ, армія отыскала еще много нетронутыхъ и продовольствовала себя ими въ избытк.

Наступило 25-е число, когда полученъ былъ приказъ отправить раненыхъ въ Москву. Раненые офицеры нетерпливо ждали прибытія своего туда. Мы выхали 27-го числа, размстивъ раненыхъ по фургонамъ и каретамъ. Насъ конвоировали три баталіона солдатъ, собранныхъ изъ разныхъ полковъ и всякаго оружія. Погода была прекрасная, солнце свтило такъ ярко, какъ-бы весною. На пути мы объзжали только отсталыхъ людей и фургоны, которыхъ не въ силахъ были тащить измученныя лошади. Мстами, направо и налво, виднлись груды пепла, бывшія жилища, а въ пепл я замтилъ, обугленныя кости человческія. Не заживо-ли сгорли тутъ люди? подумалъ я. И кто они были — русскіе или французы? Можетъ быть, тутъ погибли раненые, не въ силахъ бывъ бжать? Эти предположенія наводили на грустныя мысли, такъ какъ изъ всхъ мученій сгорть — самое ужасное. Ночь мы простояли въ мстечк. Кубинскомъ, выгорвшемъ до тла. Раненыхъ перевязали и накормили. Всю ночь поддерживали огонь въ кострахъ, такъ какъ было довольно свжо.

28-го сентября встали очень рано, погода была хорошая. Посл обычнаго завтрака и перевязки отправились въ путь. На дорог встрчались съ группами солдатъ, догонявшими свои полки, они пошли съ нами. Встрчались пустыя, брошенныя на дорог телги. Проходя лсами, по песчаной и неудобной почв, услыхали ружейные выстрлы. Тотчасъ дано было конвою приказаніе готовиться къ отраженію непріятеля. Но по мр того, что мы подвигались, выстрлы стали рже и наступила тишина. Вышедъ изъ лсу, очутились въ выжженномъ до тла мстечк Троицкомъ, гд и остановились провести ночь. Кром насъ, тутъ стояли на бивакахъ солдаты, конвоировавшіе полковые фургоны.

29-го числа продолжали путь. Солнце свтило ярко и тепло, какъ въ лтній день. Мы встртили нсколькихъ офицеровъ, сопровождаемыхъ уланами, то были парламентеры, посланные къ русскимъ генераламъ. Путь нашъ шелъ мимо богатыхъ дачъ, окруженныхъ тнистыми садами. Наконецъ, показалась вдали Москва, подойдя ближе, увидали надъ нею мстами столбы дыма. Тысячи куполовъ и колоколенъ отражали лучи ярко блиставшаго солнца. Зрлище это было такъ ново, что можно было вообразить себя въ Азіи. Какъ ни радовала насъ мысль, что, наконецъ-то, прекратятся наши бдствія вступленіемъ въ Москву, а какое-то тревожное чувство отравляло эту радость. Едва прошли мы городскія ворота, какъ на встрчу намъ на дрожкахъ подкатилъ лазаретный чиновникъ, который имлъ порученіе вести насъ въ шереметевскій госпиталь, назначенный для императорской гвардіи. Мы послдовали за этимъ офицеромъ по длиннымъ улицамъ, обстроеннымъ красивыми домами, но все это выгорло, представляя одн стны, съ выбитыми окнами. Наконецъ, вышли на большую площадь, гд находится шереметевская больница: прекрасное строеніе съ колоннами, скоре похожее на дворецъ. Военные врачи госпиталя тотчасъ-же вышли принять насъ. Мы передали имъ нашихъ раненыхъ, которыхъ они и размстили по палатамъ, такъ хорошо расположеннымъ, какъ нельзя ожидать лучше въ первыхъ европейскихъ столицахъ. На ту пору баронъ Ларей прислалъ за мною офицера, который и повелъ меня къ нему въ Кремль. На внутренней площади этой крпости, передъ арсеналомъ, императоръ только что кончилъ смотръ войскамъ. Войска уже прошли, но Наполеонъ еще оставался на мст, окруженный генералами и штабомъ. Замтивъ въ групп офицеровъ барона Ларея, я слзъ съ лошади и подошелъ къ нему. Выслушавъ мой рапортъ о состояніи раненыхъ, онъ выразилъ мн свое удовольствіе и тотчасъ-же пошелъ доложить императору, опасавшемуся за раненыхъ, что они благополучно привезены. Я видлъ, какъ баронъ вступилъ въ кругъ офицеровъ, стоявшихъ въ виду императора, какъ послдній казался доволенъ докладомъ, даже взглянулъ въ мою сторону, когда баронъ указалъ на меня, но я не могъ разслышать, что они говорили. Все-же я долженъ признаться, что, хотя Наполеонъ нердко обращался съ вопросами къ простымъ солдатамъ и велъ съ ними разговоръ, однако, что до меня касается, никогда мн не случалось сказать хотя единое слово лично великому человку. Баронъ Ларей передалъ мн одобрительныя слова императора, опасавшагося было для раненыхъ встрчи съ казаками, и затмъ пригласилъ меня къ себ обдать.

Баронъ помщался въ прекрасномъ дом, очевидно знатнаго человка, въ богато меблированныхъ покояхъ. Кром меня, приглашены были еще два линейные полковника и комендантъ гвардейской артиллеріи. Столъ былъ уже накрытъ, когда баронъ, извиняясь передъ гостями, увилъ меня съ собою въ кабинетъ. Тутъ онъ мн объявилъ, что, по его представленію, четыре мои товарища и я пожалованы орденомъ почетнаго легіона, но какъ мн еще не скоро придется получить знаки ордена, а, между тмъ, я уже имю право носить ихъ, то онъ дастъ мн покуда кончикъ ленты орденской. И съ тмъ вмст самъ привязалъ ее къ петлиц моего мундира. Я не могъ пріискать выраженій для моей благодарности. Баронъ представилъ меня потомъ своимъ гостямъ, какъ новаго кавалера ордена. Обдъ, которымъ угостилъ насъ баронъ, былъ отличный, далеко не бивачный. Я не понималъ, откуда достали столько разной провизіи. Винъ было много, и между ними и шампанское. Давно я не обдалъ такъ вкусно. Къ ночи я воротился въ шереметевскій госпиталь, гд мн отвели великолпную квартиру. Товарищи мои тоже были отлично помщены.

На другое утро, 30-го сентября, когда я, проснувшись, увидлъ себя на богатомъ диван, въ свтлой комнат съ большими окнами и картинами на стнахъ, я не врилъ, что нахожусь въ Москв, что, свъ на лошадь въ Париж, я прохалъ на ней около 3,000 верстъ, и слзъ съ нея уже въ столиц Россіи, въ этомъ священномъ город Русской имперіи. Этой части города, гд мы теперь квартировали, пожаръ не коснулся. Посл зрлища жалкихъ городовъ, обстроенныхъ деревянными домами и съ немощенными улицами, въ грязи которыхъ вязли ноги, пріятенъ былъ видъ красивыхъ домовъ, дворцовъ, церквей, площадей и чистыхъ вымощенныхъ улицъ. Когда я прошелся по улицамъ Москвы, я нашелъ, что она не походитъ ни на одинъ изъ европейскихъ городовъ. Архитектура зданій представляла смсь всевозможныхъ стилей: татарскаго, китайскаго, индійскаго, византійскаго, греческаго, италіянскаго, готическаго. Улицы широкія, прямыя, чистыя, хорошо вымощенныя. Въ центр города было много садовъ. Во многихъ домахъ окна были изъ цльнаго стекла. Безчисленное множество церквей представляли изъ себя группы колоколенъ, башенъ, башенекъ, куполовъ самыхъ пестрыхъ цвтовъ и самыхъ разнообразныхъ формъ, красиво рисовавшихся на горизонт. Подл богатыхъ домовъ вельможъ странно было видть деревянныя невзрачныя домишки, жилища ихъ крпостныхъ слугъ. Такого рода контрастъ не встртишь въ другихъ европейскихъ городахъ. Кремль отстаивали отъ огня нсколько гвардейскихъ батальоновъ. Наполеонъ веллъ снять большой крестъ съ колокольни Ивана Великаго, намреваясь поставить его на куполъ дома инвалидовъ въ Париж {Этотъ крестъ былъ обратно взятъ русскими во время нашего отступленія. Де-ла-Флизъ. (Позднйшее примчаніе).}. Воспитательный домъ, основанный Екатериною II въ 1763 г., тоже остался цлъ. Наполеонъ приказалъ охранять его стражею, и поручилъ барону Ларею наблюдать за заведеніемъ. Многія больницы тоже были спасены отъ пожара усиліями французовъ. Но московскій университетъ, основанный въ 1755 г. императрицею Елисаветою, сгорлъ съ содержавшимися въ немъ библіотекою, физическимъ кабинетомъ и анатомическимъ музеемъ. Въ тхъ частяхъ города, гд свирпствовалъ пожаръ, можно было вообразить себя въ Помпе и Геркуланум. Цлыя улицы, по об стороны, представляли развалины выгорвшихъ домовъ, въ которыхъ укрывались несчастные, воротившіеся въ городъ и не нашедшіе своихъ домовъ. Приладивъ кое-какъ къ стн навсъ изъ досокъ, эти люди со всею семьею скучивались около разведеннаго огня, на которомъ варили отысканную въ погребахъ пищу. Богатый, изобиловавшій всякимъ добромъ, городъ въ короткое время сдлался пребываніемъ тысячи бдствій. Магазины, содержавшіе въ себ вс богатства Европы и Азіи, обратились въ груды пепла. Купцы, еще наканун богачи, впали въ ужасную нищету. Жены и дти ихъ, замнивъ дорогое платье рубищемъ, плакали на своемъ пепелищ. Говорятъ, когда жителей изгоняли изъ города, то дти запрягали себя въ кресла, въ которыя садились ихъ старики дды, и вывозили ихъ вонъ. За недостаткомъ лошадей, разобранныхъ въ этомъ громадномъ бгств, больныхъ, параличныхъ тащили на доскахъ. Беременныя женщины разршались на улицахъ и погибали вмст съ новорожденными. А если правда, что подожжены были и больницы, наполненныя больными, то можно себ представить ужасы, которые затмъ послдовали. Жители Москвы не были подготовлены къ бгству, ихъ торжественно увряли, что французская армія разбита при Бородин, въ церквахъ служили благодарственные молебны по случаю этого пораженія, народъ увряли, что генералъ Кутузовъ, награжденный за побду чиномъ фельдмаршала, спасъ Москву, согласно данному имъ общанію, и все на этомъ успокоилось. Только 14-го сентября, когда русскія знамена стали покидать городъ и на горизонт показались французскіе орлы, тогда только народъ догадался, что его обманывали. Тутъ, застигнутый врасплохъ, всякъ бжалъ искать убжища въ лсахъ. Съ тхъ поръ, что люди себя помнятъ, еще не случалось, чтобы населеніе, изъ 500,000 жителей, цликомъ бжало изъ своей столицы, на подобіе стада барановъ, преслдуемыхъ хищными зврями. Вс до единаго, отъ старика до младенца должны были бжать, какъ были, на чемъ попало, не запасшись ничмъ. За то тысячи этихъ несчастныхъ на вки простились съ родною кровлею. Понятно, къ какимъ несчастнымъ эпизодамъ повело это намренное умолчаніе Кутузовымъ отступленія русскихъ посл Бородинскаго сраженія. Подробности московскаго пожара многими были описаны. Поэтому извстно распоряженіе московскаго губернатора графа Ростопчина. Велвъ отобрать изъ всхъ частей города пожарныя трубы и огнегасительные инструменты, графъ заказалъ зажигательные снаряды, которые выдлывались въ его дом за нсколько недль передъ тмъ и выдавались за адскую машину, которою намревались будто взорвать на воздухъ французскую армію. Извстно также, что графъ веллъ раздать эти ракеты выпущеннымъ изъ тюремъ преступникамъ. Наконецъ, по вступленіи французовъ въ Москву, какъ скоро наступила ночь, городъ былъ подожженъ одновременно въ нсколькихъ мстахъ. Двадцать два поджигателя были пойманы на дл, ихъ судили военнымъ судомъ, по кодексу Наполеона, и въ двадцать четыре часа разстрляли. Судебное надъ ними производство было напечатано на русскомъ и французскомъ языкахъ, и прибито на всхъ московскихъ улицахъ. Я не былъ свидтелемъ всхъ этихъ злополучныхъ происшествій, поэтому не могу ничего прибавить отъ себя къ тому, что слышалъ въ Москв. Но едва-ли Россія, разореніемъ своей Столицы, выкупила себ другія выгоды.

Прогуливаясь по Москв, я встртилъ родственника моего, старшаго врача 45-го линейнаго полка. Онъ квартировалъ въ окрестностяхъ города, за нсколько верстъ, и просилъ меня навстить его. Онъ жилъ съ полковникомъ своимъ на прекрасной дач, окруженной садомъ и оранжереею. Полковникъ угостилъ общество офицеровъ отличнымъ обдомъ, винъ было множество. Но удивили меня поданные ананасы, найденные въ хозяйской оранжере. Въ первый разъ отвдалъ я этого плода, обыкновеннаго въ Россіи, рдкаго во Франціи и неизвстнаго въ Италіи. Мы были такъ веселы въ этомъ обществ, какъ будто находились въ самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, о будущемъ не помышляли. Возвращаясь домой довольно поздно въ темную ночь, я едва не заблудился въ выгорвшихъ пустынныхъ улицахъ и порядочно утомилъ лошадь, прежде нежели добрался до дому.

Баронъ Ларей, издавъ еще въ Париж дв части медицинскаго труда, подъ заглавіемъ ‘Походная хирургія’, продолжалъ собирать матеріалы для слдующихъ томовъ. Съ этою цлію онъ поручилъ мн составлять замтки, по части длаемыхъ въ поход операцій, и для того освободилъ меня отъ дежурства, перечисливъ въ мой полкъ.

Наполеонъ выхалъ изъ Кремля, когда огонь и сюда проникъ, и помстился въ загородномъ дворц, но каждый день прізжалъ въ городъ къ смотру войскъ. Запасные магазины снабжались со всхъ сторонъ всякимъ продовольствіемъ. Собрано было и сложено въ погреба большое количество картофеля. Словомъ, мы вели гарнизонную жизнь, ходили даже слухи, что мы проведемъ въ Москв зиму.

Императоръ приказалъ устроить театральныя представленія, съ помощью оставшейся въ город французской труппы. Каждый день къ стнамъ домовъ прибивались новыя афиши, на манеръ парижскихъ. Но видъ ихъ, среди развалинъ и бдствій цлаго народа, возбуждалъ очень невеселыя чувства, и я не ршился ходить въ театръ.

Получены были нами и письма изъ Парижа,— письма, отправленныя съ мста за пять мсяцевъ передъ тмъ.

Говорили, что Наполеонъ отправилъ изъ Москвы генерала Лористона къ императору Александру, въ качеств парламентера. Онъ воображалъ, что восторжествуетъ въ этой столиц и вынудитъ миръ, какъ было при занятіи Вны и Берлина. Однако, время уходило, Александръ не давалъ положительнаго отвта, а Наполеонъ оставался въ напрасномъ ожиданіи.

Я передамъ здсь то, что разсказываетъ исторія о Москв, въ доказательство, какъ дорога эта столица русскому народу. Было время, когда она испытывала несчастія, подобныя настоящимъ.

Москва считается у русскихъ священнымъ городомъ. Относительно торговли, она есть складочное мсто между западомъ и востокомъ. До Юрія Долгорукаго, основавшаго городъ въ 1147 г.. Москва была ничтожною деревнею. Съ паденіемъ Кіева въ 1233 г., одновременно съ вторженіемъ монголовъ и занятіемъ золотою ордою всей южной части Россіи, Москва возвысилась, а съ нею и московскіе князья, начиная съ Ярослава II. Съ 1300 года Москва становится столицею русскихъ царей. Она испытала нсколько осадъ: отъ Ольгерда съ 1339 по 1370 годъ, отъ Тохтамыша въ 1382 г., отъ Седигея въ 1408 г., отъ Димитрія Шемяки въ 1605 г., отъ поляковъ при Сигизмунд III въ 1611 г. Въ 1688 г. заключенъ такъ называемый московскій миръ, между Россіею и Польшею, которымъ Собскій сдлалъ большія уступки Россіи, взамнъ ея защиты Польши противъ татаръ и турокъ.

Понемногу народъ возвращался въ Москву, открылся рынокъ, на которомъ производился торгъ между солдатами и чернью. Тутъ продавались и покупались вещи, награбленныя изъ брошенныхъ или выгорвшихъ домовъ. Такимъ грабежемъ многіе изъ чернаго народа нажились, благодаря отсутствію полиціи. Мн случилось видть большіе погреба, полные крупной мдной монеты, состоящей изъ пятаковъ, равныхъ нашимъ четыремъ су. Чеканъ этой монеты былъ такъ аляповатъ, что я счелъ ее за негодную, которую бросили тутъ за недостаткомъ средствъ къ перевозк. Никто изъ нашихъ не подумалъ воспользоваться ею, но русскіе крестьяне вывозили ее вонъ возами, что продолжалось безостановочно нсколько дней и никто не помшалъ ихъ работ.

О Наполеон говорили, что онъ очень занятъ, что онъ постоянно работаетъ. Но дло въ томъ, какъ стало извстно, что цль его была издать какъ можно боле декретовъ изъ столицы Русской имперіи, въ доказательство французамъ, что онъ и на дальнемъ рубеж Европы не перестаетъ пещись о своемъ государств, какъ вездсущее провидніе. Къ сожалнію, предметы, избранные имъ для реформъ, касались самыхъ ничтожныхъ частей внутренней администраціи Франціи. Напримръ, онъ составилъ правила театральнаго управленія, да разныхъ промысловъ, какъ-то: булочнаго, аптекарскаго и т. д. Этими мелочами онъ хотлъ выказать всеобъемлющій геній свой. Между тмъ, все это, въ сравненіи съ прежнею дятельностью Наполеона, длало его неузнаваемымъ. Не пустяшными длами внутренней администраціи Франціи слдовало ему заниматься, а вникнуть въ свое положеніе въ Россіи, на столько критическое, что мры выхода изъ него могли-бы занять его мысли. Эти неумстные декреты изъ столицы Россіи напоминали мн т мистическія ссоры, которыя затвали между собою жители Византіи, во время осады города турками и передъ тмъ’ какъ имъ подпасть подъ иго мусульманъ. Ошибки Наполеона въ эту кампанію были различныя и неисправимыя. Онъ вступилъ войною въ страну, не имя понятія ни о нравахъ, ни о характер русскихъ. Въ Египт, напримръ, онъ оказывалъ столько почтенія магометанству, что можно было ожидать его перехода въ эту вру. Въ Италіи, Австріи и Испаніи, везд онъ покровительствовалъ мстному духу религіи и казнилъ святотатцевъ. Но въ Москв онъ точно не зналъ, что и русскіе привязаны къ своей вр, онъ не обратилъ вниманія на то, какъ глубоко почитали русскіе своихъ святыхъ, какъ дороги для нихъ церкви и важенъ санъ священника. Едва-ли онъ признавалъ ихъ за христіанъ. И что-же вышло? Не предупредивъ войска, строгими приказаніями, имть должное уваженіе къ церквамъ, иконамъ и духовенству, онъ навлекъ этимъ упущеніемъ ненависть народа на французовъ. Въ глазахъ русскихъ они хуже мусульманъ, потому что обращали церкви въ конюшни (1812 г.). За то ужъ горе французу, когда онъ попадался въ руки народа, жаждавшаго мести! Такихъ жертвъ было множество. Слдовательно, не лучше-ли было-бы внушить своему войску врныя понятія о русскомъ народ и о ихъ вр, столь схожею съ нашею?

Не мене важною ошибкою былъ безпечный взглядъ на близкое будущее. Наполеонъ какъ будто не предвидлъ зимы, обманутый, можетъ быть, продолжительною осенью. Онъ не зналъ, что немного пройдетъ дней, какъ наступятъ морозы, пойдетъ снгъ и такъ покроетъ землю, что зда на колесахъ окажется невозможною, а затмъ недалеко и истребленіе арміи. Обо всемъ этомъ не догадывались. Не подумали даже о теплой одежд, объ обуви солдатъ, ни о ковк лошадей, о возобновленіи упряжи, наконецъ, о перестановк обозовъ на полозья, и т. д.

Положеніе нашей арміи, маневрировавшей около Москвы, было довольно выгодное, покуда не опомнился Кутузовъ отъ послдняго пораженія при Бородин. Тутъ онъ сталъ возбуждать народонаселеніе противъ французовъ, не допускалъ подвозить въ Москву припасовъ, и принуждалъ наши корпуса сдвигаться къ городу.

22-го октября пришло извстіе, что наканун въ Winskowo, разбитъ Кутузовымъ авангардъ арміи, подъ начальствомъ короля Мюрата. Кутузовъ хотлъ помшать соединенію арміи съ корпусомъ маршала Виктора, выступившаго изъ Смоленска. По этому случаю Наполеонъ счелъ нужнымъ отступить къ Смоленску, и отдалъ приказъ готовиться къ выходу изъ Москвы.

Несчастныхъ больныхъ и раненыхъ вытащили изъ госпиталя и снова размстили по фургонамъ и походнымъ каретамъ. Ихъ отправили впередъ съ конвоемъ и врачами. Я не могъ безъ содроганія смотрть на это распоряженіе. Вмсто покоя, который такъ необходимъ былъ для заживленія ранъ, несчастные снова подвергались мученіямъ, сопряженнымъ съ дальнимъ путешествіемъ, а можетъ-быть и смерти {Эта смерть, какъ узналъ я впослдствіи, застала ихъ очень скоро. Не далеко за Москвою наткнулись на раненыхъ казаки, которые и убили ихъ, переколовъ пиками въ фургонахъ. Де-ла-Флизъ. (Позднйшее примчаніе).}.

Въ тотъ-же день, въ нкоторыхъ частяхъ города, мы замтили нападеніе казаковъ на нашихъ, въ минуту ихъ отступленія. Я готовился къ отъзду и вышелъ уже изъ шереметевской больницы, какъ изъ-за угла улицы, противъ стоявшаго тутъ караула стрлковъ, выхалъ русскій офицеръ въ сопровожденіи казака. Часовой прицлился въ него, а стрлки подбжали къ нему и загородили дорогу, капитанъ-же схватилъ лошадь его за узду, а солдаты окружили казака. Офицеръ этотъ былъ русскій генералъ. ‘Вы русскій’, закричалъ ему капитанъ — ‘я васъ арестую’.— ‘Да разв’, возразилъ тотъ, ‘французы не вышли изъ Москвы?’ И вмст съ тмъ онъ вынулъ изъ кармана блый платокъ, объявляя, что это парламентерскій флагъ и что онъ иметъ порученіе къ французскому генералу. Однако, капитанъ арестовалъ его и веллъ вести къ маршалу Мортье.

По приказанію барона Ларея, я долженъ былъ присоединиться къ своему полку, котораго не видалъ со дня Можайскаго сраженія и который наканун оставилъ окрестности Москвы.

23-го октября, съ наступленіемъ ночи, я отправился въ Кремль, приказавъ солдату моему слдовать за мною. Въ Кремл стояли на бивакахъ нсколько полковъ, которымъ надлежало выступить въ три часа ночи. Тутъ я узналъ, что подъ Кремль проведена мина, которую взорвутъ, какъ только мы удалимся отсюда.

Передъ отъздомъ своимъ изъ Москвы, Наполеонъ занялся распоряженіями о перевозк раненыхъ. Вотъ его приказъ по этому предмету, данный маршалу Мортье, герцогу Тревизскому.

‘Какъ скоро герцогъ Тревизскій кончитъ свои операціи въ Москв, т. е. 23-го числа, въ три часа утра, онъ выступитъ оттуда, а 24-го придетъ въ Кубинское, отсюда, минуя Можайскъ, онъ направится на Верею, куда вступитъ 25-го. Вмст съ тмъ онъ будетъ служить посредникомъ между герцогомъ Абрантесомъ, стоящимъ въ Можайск, и арміею, находящеюся въ Боровск. Нелишнимъ будетъ отправлять офицеровъ на оминекое для извщенія насъ о своемъ поход. Герцогъ возьметъ съ собою баварцевъ и испанцевъ) стоящихъ въ дом) Голицына, всхъ вестфальцевъ, какихъ только соберетъ, соединитъ ихъ и направитъ на Можайскъ. Если число ихъ недостаточно велико, то онъ дастъ имъ въ прикрытіе кавалерію. Герцогъ Тревизскій передастъ герцогу Абрантесу все, что касается очищенія Москвы. Необходимо списаться съ нами завтра 22-го, но тракту на Фоминское, а 23-го герцогъ напишетъ намъ въ Можайскъ. Адъютантъ его у Кубинскаго повернетъ на Фоминское, такъ какъ главная квартира 23-го числа, вроятно, будетъ находиться въ Боровск или Фоминск. Въ какой-бы день ни выступилъ герцогъ — 23-го-ли или 24-го, распоряженія его должны быть одни и т-же. Такимъ образомъ, герцогъ Тревизскій съ войсками своими образуетъ аріергардъ арміи. Я особенно настаиваю на томъ, чтобы раненые были разсажены но подводамъ. Римляне раздавали внки за спасеніе гражданъ, такъ и герцогъ столько заслужитъ внковъ, сколько спасетъ солдатъ. Пускай онъ разсадитъ больныхъ на лошадей, какъ своихъ, такъ и солдатскихъ. Какъ скоро транспортъ больныхъ присоединится къ арміи, войску герцога будутъ даны, взамнъ отданныхъ лошадей и повозокъ, другія. Императоръ надется, что спасеніемъ 500 человкъ герцогъ дастъ ему случай выразить ему свое удовольствіе. Онъ долженъ начать съ офицеровъ и изъ нихъ отдавать предпочтеніе французамъ. Герцогъ потрудится представить всмъ генераламъ и офицерамъ необходимость этихъ мръ, такъ какъ и то, какъ велика будетъ сія заслуга передъ императоромъ, когда они спасутъ ему 500 человкъ.

Наполеонъ’ ¹)

¹) Я нашелъ этотъ приказъ и въ печати, въ исторіи похода 1812 г. Де-ла-Флизъ. (Позднйшее примчаніе).

Читая этотъ приказъ, можно подумать, что онъ отданъ въ Италіи или Австріи, странахъ, гд армія постоянно проходила черезъ мстечки, села и города, которыхъ жители принимали у себя французовъ какъ своихъ, и гд, снесясь съ бургомистрами и старостами, можно было получить всякое продовольствіе. Везд арміи очищали мсто. Но какая-же разница въ Россіи! Разв Наполеонъ не зналъ, что но выход изъ Москвы, мы вступимъ въ пустыню, которую уже разъ проходили, что бжавшіе отовсюду жители теперь готовы были ринуться на насъ всею массою, или убивать отдльныхъ солдатъ, которые отважились-бы идти въ сосднія деревни на фуражировку? Какъ императоръ, обыкновенно столь предусмотрительный, не размышлялъ, что, за неимніемъ ежедневнаго продовольствія, армія подвергалась внутреннему разложенію, нарушенію дисциплины и затмъ страшной неурядиц? Какъ онъ не предвидлъ, что если въ лтнее время лошади наши питались только подножнымъ кормомъ, то чмъ-же ихъ придется кормить зимою, по опустошенной дорог? Не явно-ли, что пропадутъ обозы, кавалерія и артиллерія? Бо время этого похода, Наполеонъ часто сравнивалъ его съ походомъ въ Египетъ. Но едва-ли пески знойныхъ степей были боле утомительны, нежели т пустыни, черезъ которыя предстояло арміи пройти, или та узкая, выжженная дорога по непріятельской земл, съ которой уже нельзя было никуда свернуть по всей ея безконечной длин.

IV.

Выздъ изъ Москвы 24-го октября.— Кубинское.— Можайскъ.— Человческая гекатомба.— Можайское (Бородинское) поле сраженія.— Ghiat (Гжатскъ). Встрча съ польскими офицерами.— Вязьма.— Описаніе отступленія.— Страшныя картины бдствія солдатъ.— Семлево.— Славково.— Дорогобужъ.— Пнева-Слобода.— Ужасное зрлище отступленія.— Смоленскъ и жестокое положеніе французовъ въ этомъ город.— Встрча съ дядею, командиромъ уланскаго полка.— Полковникъ Марбефъ раненъ.— Разсужденія и предчувствія по поводу отступленія.

Октябрь — 1812 г.— ноябрь.

Я выхалъ изъ Москвы 24-го октября 1812 г., въ полночь, въ сопровожденіи солдата, который впрочемъ за темнотою вскор потерялъ меня изъ виду и отсталъ. Я халъ по Можайской дорог, и повстрчался тутъ съ обозомъ, который съ трудомъ подвигался. Небо было покрыто тучами и шелъ мелкій дождь, еще боле затруднявшій шествіе. Посл привычки идти постоянно впередъ, люди скучали и досадовали на этотъ обратный походъ по той-же дорог, по которой наши еще недавно шли побдителями, подгоняя впередъ непріятеля, а близость зимы заставляла еще пуще задумываться. Прохавъ нсколько верстъ, я сквозь темноту различилъ на краю дороги какое-то строеніе, и когда прошли обозы, я отправился къ этому дому, я нашелъ его пустымъ. Введя лошадь въ комнату, я привязалъ ее къ дивану, первой мебели, на которую я въ потьмахъ наткнулся, а самъ прилегъ и заснулъ. Но немного погодя, я былъ разбуженъ страшнымъ грохотомъ и сотрясеніемъ: это былъ взрывъ мины подъ Кремлемъ. Спустя нсколько минутъ, произошелъ второй взрывъ. Я вышелъ на дорогу, но за тухманомъ ничего не видлъ. Послдовалъ третій, сильнйшій взрывъ, отъ котораго земля дрогнула, это былъ послдній.

25-го октября съ разсвтомъ я похалъ дальше и нагналъ армію. Сдлали привалъ въ безлюдной и выжженной деревн. Улицу загромоздили всякаго рода повозки, кареты, коляски, дрожки, вывезенныя изъ Москвы, телги съ багажемъ и лазаретные фургоны съ больными солдатами. Въ уцлвшихъ избахъ расположились люди и стряпали себ кушанье. Я, не останавливаясь, похалъ дале по большой дорог и настигъ нсколько пхотныхъ полковъ на ходу, сквозь которые я долженъ былъ прохать. Кром ихъ, тянулись нескончаемыя вереницы артиллеріи, да мстныя телги въ огромномъ числ, нагруженныя багажемъ и везомыя парою лошадей, которыхъ наши солдаты называли конями (des conias). Если бывало запрягутъ ихъ въ пушки, то одну пушку тащатъ четыре коня, да два или четыре запряженные на выносъ. Много стоило труда и времени пробираться сквозь это множество телгъ и обозовъ. Объхавъ ихъ, наконецъ, я продолжалъ путь по большой дорог, и вскор пріхалъ къ почтовой станціи, какъ я догадался по двумъ верстовымъ столбамъ у входа. Домъ былъ уже занятъ солдатами разныхъ полковъ. Какъ же я удивился, встртивъ тутъ и моего денщика, Летурнера, славнаго смтливаго малаго, чрезвычайно мн преданнаго. Онъ уже поджидалъ меня тутъ. Посл того, что мы разъхались съ нимъ, онъ усплъ поймать лошадь, бродившую въ пол, нашелъ въ какой-то лавк дв большія корзины, которыя наполнилъ разною провизіею и навьючилъ на лошадь, напекъ хлба въ печи, застрлилъ свинью, да еще въ Москв запасся сахаромъ, чаемъ и боченкомъ водки. Почтовая станція, гд мы расположились, была пустехонька, въ конюшняхъ нашлось еще сна для нашихъ лошадей. Обоюдными силами состряпали мы изрядный столъ. Вскор весь домъ наполнился солдатами.

25-го числа погода прояснилась. Прохавъ дале, мы нагнали нсколько пхотныхъ и кавалерійскихъ полковъ императорской гвардіи, шедшихъ въ порядк. Я похалъ съ ними. Такъ какъ Наполеонъ въ продолженіе всего похода берегъ насъ, и въ Можайскомъ сраженіи мы присутствовали только какъ зрители, то и комплектъ нашъ былъ полне. Къ тому-же гвардія составляла отборное войско. Наши солдаты, рослые и видные собою, сохранили свою воинственную осанку, но лица ихъ показались мн мрачными. Не слыхать было въ ихъ рядахъ побдныхъ псень прежнихъ походовъ, шутки и смхъ, потрясавшій бывало цлую колонну, не нарушали общаго молчанія. Понятно было, что ненравилось это отступленіе отъ Москвы, гд общаны были удобныя квартиры и всякое довольство. Впрочемъ, ни откуда не слышалось жалобъ, и будущее, казалось, никого не тревожило.

26-го октября, Кубинское.

Мы объхали вс эти полки и къ ночи пришли въ Кубинское. Тутъ расположился отрядъ польскихъ уланъ, и я узналъ между ними нсколько старыхъ знакомыхъ. Они радушно предложили мн у себя помщеніе. Я замтилъ, что у поляковъ организація войска была совершенне нашей. Они какъ будто находились не на чужой земл, съ ними были ихъ фургоны, полные всякой провизіи, за отрядомъ слдовало стадо быковъ, изъ которыхъ многіе были запряжены въ фургоны. Зная русскій языкъ, они могли требовать въ деревняхъ всего, что имъ нужно было. Лошади ихъ были въ хорошемъ состояніи и хорошо подкованы, тогда какъ лошади французской арміи были истощены, дурно подкованы, не говоря уже о негодной сбру. И веселья было боле между поляками, нежели между французами. Вообще ихъ мене тревожило отступленіе и близость зимы. Намъ подали отличный ужинъ, благодаря искусству хорошихъ поваровъ. Посл ужина, нсколько офицеровъ сли играть въ карты, точно мы вели гарнизонную жизнь. Я предался сну, а разбудилъ меня на другое утро звукъ трубы.

27-го октября, Можайскъ.

Напившись чаю и водки, по обычаю этихъ офицеровъ, мы сли на лошадей и отправились. Я принялъ съ удовольствіемъ ихъ предложеніе сопутствовать имъ. Мы то хали верхомъ, то спшивались, чтобъ дать лошадямъ отдохнуть. Длали нсколько приваловъ, въ ожиданіи отстававшаго обоза, который не могъ всегда поспвать за нами, по причин испорченной дороги. Наконецъ, къ вечеру, а дни становились уже короче, мы пришли въ Можайскъ, уже занятый войсками. И тутъ помщеніе наше было хорошее, и, какъ наканун, хорошо поужинавъ, легли спать на мягкихъ постеляхъ. Слдующее утро было ясное, и общало хорошій осенній день. По ночамъ, впрочемъ, бывали уже заморозки. Собирались уже въ путь, какъ отъ полковника былъ данъ приказъ оставаться, потому что, неизвстно по какой причин, пребываніе въ Можайск должно было продлиться нсколько дней. Въ то-же время мы узнали, что 24-го октября (нов. стиля) тринадцать тысячъ человкъ, подъ начальствомъ принца Евгенія-Богарне, отразили у Малоярославца генерала Кутузова, командовавшаго силами втрое боле, и что городъ этотъ восемь разъ переходилъ изъ рукъ въ руки. Это дло, продолжавшееся съ пяти часовъ утра до 10 вечера, стоило непріятелю отъ 8 до 10 тысячъ людей, а намъ слишнимъ 5 тыс. Генералъ Компанъ покрылся славою въ этомъ дл. Эта встрча съ русскою арміею и ея усилія бороться доказывали, что непріятель далеко не обезсиленъ и не утратилъ мужества.

Пришедшіе наканун въ Можайскъ различные полки и многіе солдаты различныхъ корпусовъ, кавалеристы безъ лошадей, все это скученное въ безпорядк, стали собираться въ путь. Улицы были загромождены повозками. Я прохалъ весь городъ, съ цлью встртиться съ своимъ полкомъ. Увидавъ въ пол артиллерійскій паркъ и множество пхоты, расположенной на бивакахъ, я направился туда, и дйствительно нашелъ тамъ и полкъ свой. Повернувъ назадъ, я взялъ другую, кратчайшую дорогу. Прозжая мимо поля примыкавшаго къ городскимъ садамъ, я усмотрлъ вдали что-то въ род пирамиды, неопредленнаго цвта. Изъ любопытства я подъхалъ туда. Но съ какимъ ужасомъ увидлъ я, что эта куча обнаженныхъ труповъ, сложенная четыреугольникомъ и нсколько туазовъ въ вышину. На мои глаза, тутъ было до 800 тлъ. Они были собраны въ одно мсто по распоряженію коменданта города, для сожжещія, такъ какъ они заражали улицы. А между тмъ, не смотря на сорокадневный промежутокъ времени со дня сраженія, трупы сохранились. Тутъ были русскіе и французы. Раненые русскіе были брошены отступавшею арміею, отъ чего большая часть изнемогла отъ ранъ, или отъ голода. Мн еще не случалось видть подобные ужасы. Не смотря на то, я обошелъ этотъ курганъ со всхъ сторонъ. Трупы, благодаря стуж, не издавали никакого запаха и не испортились, только глаза у нихъ вытекли. Каждый трупъ остался въ томъ положеніи, въ какомъ пришлось человку испустить духъ, некому было дать имъ горизонтальное положеніе, какъ обыкновенно длаютъ съ покойниками. Отъ того вс они лежали другъ на дружк какъ попало. Я смотрлъ на кучу этихъ несчастныхъ жертвъ, чтобъ убдиться, какъ ужасна иногда смерть. Какія страшныя раны обнаруживались на этихъ тлахъ. Многія были точно искрошены ударами сабли, другія обожжены взрывами пороховыхъ ящиковъ. Я различилъ также дв женскія головы съ длинными черными волосами, но повидимому он не были ранены.

Таковъ-то пьедесталъ, на которомъ воздвигаются военные трофеи! Какъ-же виновны государи, которые хладнокровно жертвуютъ столькими людьми изъ-за лживой политики, заставляютъ ихъ умирать въ мученіяхъ, не сказывая имъ иногда даже за чмъ имъ приходится умирать!

Я возвратился въ городъ, и нашелъ моихъ офицеровъ веселыми и безпечными. Поэтому я и не хотлъ сообщать имъ о томъ, что видлъ, но апетитъ у меня совершенно пропалъ.

1-го ноября рано утромъ мы выхали изъ Можайска. Въ этотъ день мн пришлось видть зрлище столько-же ужасное, какъ то, которое представилось мн въ послднемъ город. По крайней мр, на нашемъ пути убитые не лежали въ куч, а были разбросаны на большомъ пространств и раны ихъ были прикрыты одеждою. Прохавъ нсколько верстъ, мы очутились на Бородинскомъ пол, черезъ которое лежала большая дорога. Нкоторые офицеры пожелали видть эту обширную равнину, мсто одного изъ самыхъ упорныхъ и кровавыхъ сраженій. Мы направились къ тремъ редутамъ, изъ которыхъ одинъ, самый грозный, былъ взятъ нашими кирасирами. Около этихъ редутовъ валялись въ большомъ числ трупы, также сохранившіеся отъ стужи, но лишенные глазъ. Большая часть ихъ, судя по мундирамъ, были русскіе. Разсказываютъ, что Наполеонъ, прозжая по мсту сраженія, при вид большаго числа русскихъ, сказалъ: ‘въ этомъ род я люблю поле сраженія’. По полю валялись во множеств ядра, осколки гранатъ, разбитые зеленые фургоны, содержавшіе въ себ патроны и взорванные французскою артиллеріею. Наши-же фургоны, съ такимъ-же содержаніемъ, уцлли, потому что они длинные, узкіе и темнаго цвта, незамтные издали, какъ зеленые пушечные лафеты у русскихъ, служившіе своимъ блестящимъ видомъ мишенью для непріятеля. Подл рва мы увидали нсколько труповъ русскихъ, у которыхъ головы буквально были разсчены пополамъ, сильны-же были удары сабель, которые ихъ сразили. На земл валялось блье и разное тряпье, вытасканное изъ солдатскихъ ранцевъ при обыск ихъ крестьянами. Замчательно, что спустя два мсяца посл сраженія, на этомъ пол кое-гд еще бродили раненыя лошади.

Вернувшись на большую дорогу, по которой слдовало войско, мы стали въ центр обозовъ. Въ каретахъ и коляскахъ, взятыхъ въ Москв, сидли офицеры и генералы, очевидно раненые, судя по ихъ страдальческимъ лицамъ. Торопясь догнать уланскій полкъ, намъ приходилось прозжать мимо кавалерійскихъ корпусовъ, въ которыхъ солдаты вели исхудалыхъ лошадей своихъ подъ уздцы, и мимо пхоты, состоявшей изъ весьма пордвшихъ батальоновъ. Много людей отстало во время этого похода. Въ войск встрчались солдаты, лишившіеся не только лошадей, но даже оружія, иной вооруженъ былъ простою палкою. Наконецъ, мы застали уланскій полкъ на привал. Продолжая съ нимъ путь по трудной песчаной дорог, мы къ вечеру увидали въ отдаленіи мстечко Ghiat (Гжатскъ). Но такъ какъ оно было выжжено еще въ первый походъ нашъ въ Москву, то полковникъ веллъ здсь сдлать привалъ. Вправо отъ насъ виднлась деревенская колокольня. Полковникъ отрядилъ въ эту деревню нсколько солдатъ съ офицерами и трубачемъ, давъ имъ на польскомъ язык какое-то приказаніе. Простоявъ еще нсколько времени на мст, мы отправились по направленію къ колокольн. Подойдя къ ней на разстояніе пушечнаго ядра, мы остановились. Отсюда мы увидали, что нашихъ улановъ разставили вокругъ домовъ, чтобы не допустить крестьянъ бжать, когда мы подойдемъ. Вскор протрубили сигналъ и мы двинулись впередъ. Пришедши въ деревню, мы остановились противъ церкви, къ намъ подвели нсколько крестьянъ, какъ видно запуганныхъ тмъ, что имъ не дали бжать. Но когда съ ними заговорили, они успокоились, и начались переговоры. Понимая все, что имъ было сказано, они на каждый вопросъ единодушно отвчали: хорошо, хорошо. Имъ объявили, что полкъ проночуетъ въ деревн, что никого изъ населенія не тронутъ, съ условіемъ, что никто не убжитъ, и что на другое утро мы уйдемъ. А до тхъ поръ пусть они дадутъ намъ все. что нужно для людей и для лошадей. Дйствительно, на каждое отдльное требованіе сна, овса, мяса, водки и т. д. крестьяне отвчали: хорошо. Полковника и нкоторыхъ офицеровъ повели въ большой господскій домъ, гд и отвели всмъ по комнат. На балкон поставленъ былъ караулъ изъ нсколькихъ уланъ съ ружьями и трубачъ, на случай тревоги, и лошадей не всхъ разсдлали.

Мн нравилась эта предусмотрительность. Какая разница въ преимуществахъ польскаго и французскаго войска. Поляки знаютъ языкъ и обычаи края, они знаютъ, какъ обращаться съ народомъ. Во все время похода, я видлъ у насъ совершенно противное. Когда мы входили въ деревни, народъ бжалъ отъ насъ, потому что никто не умлъ обойтись съ нимъ. Намъ приготовили отличный ужинъ, полковникъ и офицеры потчивали меня, какъ-бы я былъ ихъ товарищемъ.

2-го ноября посл завтрака, и нашего и солдатскаго, мы отправились дале. Во время похода длали нсколько приваловъ, а въ три часа по-полудни обыкновенно отыскивали мсто для ночлега, чтобы успть засвтло сварить обдъ и накормить лошадей. Выйдя на большую дорогу, встртились опять съ арміею и обозами. Въ одной изъ городскихъ каретъ я замтилъ русскаго генерала и съ нимъ французскаго офицера. Это былъ тотъ самый генералъ, котораго взяли въ плнъ въ Москв, чему я былъ свидтелемъ, но фамиліи его не упомню. Снова дорога пошла песчаная, а потомъ лсомъ, мимо болотъ. Подл деревни Теплюшки (?) сдлали привалъ, но какъ она была вызжена, то ничего не могли тамъ достать. Дале дорога стала сносне: въ недальнемъ разстояніи отъ Вязьмы, которая тоже выгорла, полковникъ нашъ, справившись на карт, веллъ взять въ сторону по проселочной дорог {Въ архив редакціи ‘Русской Старины’ имется одинъ изъ экземпляровъ тогдашнихъ картъ Россіи,— карта, бывшая во французской арміи и отбитая Донскими казаками въ числ прочихъ вещей отступавшихъ непріятелей. Карта подарена намъ, нын покойнымъ, войска Донскаго ген.-лейт. Ад. Петр. Чеботаревымъ. Ред.}. Когда завидли колокольню, онъ веллъ остановиться, и, какъ обыкновенно, отрядилъ людей въ деревню на развдку. Вскор поданъ былъ сигналъ подходить. Деревня оказалась на половину пустою. Оставшіеся-же крестьяне дали намъ все, чего мы требовали. За неимніемъ господскаго дома, четыре офицера помстились въ дом священника, пригласивъ и меня съ собою. Сначала священникъ обошолся съ нами непривтливо, когда-же стали оказывать ему почтеніе, онъ постарался намъ услужить, чмъ только могъ. Полковникъ помстился въ лучшей деревенской изб. Недостатка у насъ ни въ чемъ не было и ночь провели спокойно.

4-го ноября, съ разсвтомъ, посл чаю, отправились въ путь на Вязьму, загроможденную экипажами и войсками, стоявшими тутъ на бивакахъ. Пробираясь сквозь эту давку, я замтилъ кареты, въ которыхъ сидли женщины и дти, и провожали ихъ не военные люди. Зная, что это не могутъ быть офицерскія жены, я сталъ распрашивать и мн сказали, что то была труппа французскихъ актеровъ, жившихъ въ Москв, но бжавшихъ оттуда изъ страха быть убитыми. Кром ихъ, и другіе французы, жившіе долго въ Москв, присоединились къ арміи. За Вязьмой дорога шла песчаная, тяжелая для обоза, который началъ отставать, по этой причин пришлось поголодать на стоянкахъ. Около полудня мы услыхали пушечные выстрлы. На встрчу намъ прискакали офицеры съ разными порученіями войску, и они разсказали, что нашъ аріергардъ, предводительствуемый принцемъ Евгеніемъ, атакованъ русскими, что было жаркое дло, въ которомъ дйствовали маршалы Ней, Давуи генералъ Компанъ. Мы встртили на дорог большое количество палыхъ лошадей, и тутъ я въ первый разъ увидлъ, что солдаты вырзывали лошадиное мясо и варили изъ него супъ. Прошли нсколько погорлыхъ деревень. Вообще весь этотъ походъ полонъ былъ тяжелыхъ картинъ страданій. И раны, и голодъ, и усталость давали себя чувствовать людямъ. Эта песчаная дорога, по которой плелась армія, но словамъ старыхъ служившихъ, видавшихъ пирамиды, походила на египетскія пустыни. Если положеніе солдатъ было тяжко, то еще мучительне было положеніе не военныхъ, какъ напримръ тхъ французовъ, о которыхъ я упомянулъ выше. Между ними былъ 70-ти лтній старецъ, прожившій тридцать лтъ въ Москв въ качеств наставника, съ нимъ шла и жена его, не столь еще старая, и ухаживала за нимъ какъ за ребенкомъ, старалась усадить его въ прозжавшія кареты, вымаливала для него хлба. Наконецъ, старика посадили въ телгу, а она поплелась за нимъ пшкомъ. Даже платья на нихъ не было теплаго. Вроятно, эта чета не далеко ухала. Тяжелая дорога заставила уланскій полкъ засвтло остановиться въ мстечк Семлево, также выгорвшемъ, но сохранившемъ еще нсколько домовъ, которые уже вс были заняты. И такъ полкъ отошелъ дале, и изойдя нсколько верстъ наткнулся на пустую деревеньку, которую и заняли. Видно было, что крестьяне недавно только и внезапно бросили свои дома, потому что печи были еще теплыя. Въ изб, въ которой мы помстились, найденъ былъ на лавк мертвый ребенокъ. Солдаты наши тотчасъ принялись за стряпню: кром того, они нашли нсколько чашекъ съ борщемъ, который пришелся имъ по вкусу. А по мн одинъ запахъ его былъ отвратителенъ. Въ каждой изб былъ чуланъ со всякою провизіею, такъ что полкъ ни въ чемъ не нуждался. Я поужиналъ съ моими офицерами, посл чего мы вс расположились спать на лавкахъ, придланныхъ къ стнамъ горницы. Утромъ въ 8-мь часовъ затрубили походъ. Выйдя изъ избы, я засталъ полковника верхомъ, погоняющаго впередъ обозы. Ночью шелъ дождь и обратилъ землю въ глинистую грязь. Выхали мы на большую дорогу и встртились опять съ вереницами обозовъ и плетущимся войскомъ. Дорога была такъ испорчена дождемъ, что лошади вязли въ грязи, обозы останавливались и загораживали дорогу. По обычаю страны, лошадей понукали, крича: ну! ну! но это не помогало. Всего хуже бывало на мостахъ, грубо сколоченныхъ изъ бревенъ, отчасти сгнившихъ, такъ что лошади проваливались въ образовавшіяся дыры и ломали себ ноги. Подобные случаи загораживали дорогу цлой колонн. Кончалось тмъ, что повозки сбрасывали съ моста, чтобъ очистить дорогу. Вс эти затрудненія, при постоянной ходьб, почти безъ отдыха, недостатокъ въ пищ, все это способствовало распущенности солдатъ. Торопясь въ Смоленскъ, войско еще боле утомлялось. Словомъ, ничего не было хуже этого отступленія.

Подъзжая къ мстечку Славково, увидали повшанными на берез дв отрубленныя головы, очевидно, французовъ. Мы не могли понять, по какому случаю совершено это варварство и почему эти головы не убраны, такъ какъ они производили дурное впечатлніе на солдатъ. Умирать на пол сраженія не удивительно, но подвергнуться такого рода безпричинной жестокости значитъ имть дло съ варварами. Такими варварами были черногорцы, съ которыми мы воевали въ Далмаціи. Они тоже рубили головы всмъ плннымъ. Опять-же повторю, что виновато было во всемъ невниманіе Наполеона къ религіозному духу русскаго народа. Изъ неуваженія французовъ къ русскимъ церквамъ русскіе заключили, что французы посягаютъ на вру, и, конечно, не знали за то предловъ своей ненависти къ непріятелю. Такимъ образомъ умерщвлено было множество плнныхъ.

Въ Славков, вполовину выгорвшемъ, вс уцлвшіе дома были заняты военными всхъ чиновъ и всякихъ полковъ. Полковнику отвели стоянку версты за дв отъ мстечка, въ небольшой деревушк. Тутъ уже расположился польскій пхотный полкъ, потерявшій половину своихъ ратниковъ въ разныхъ длахъ, особенно подъ Смоленскомъ, гд поляки въ нашихъ глазахъ такъ мужественно дрались, что когда, по взятіи города, они проходили по нашимъ рядамъ, мы встртили ихъ восклицаніями: ‘да здравствуютъ храбрые поляки!’

Покуда мои спутники офицеры исполняли разныя порученія своего полковника, я, по ихъ просьб, оставался съ багажемъ, до пріисканія ими помщенія для всхъ насъ. Вскор, проходя мимо меня къ полковнику, они указали мн на стоявшій въ отдаленіи домъ, гд было готово для насъ помщеніе, и я съ людьми и обозомъ направился туда. Вошедши въ домъ, я крайне былъ удивленъ встрчею съ двумя красивыми женщинами, въ приличномъ наряд. Сначала я принялъ ихъ за хозяекъ дома, и не зналъ какъ съ ними объясниться, но он первыя заговорили по-испански (а я понималъ этотъ языкъ), рекомендуя себя женами польскихъ офицеровъ, прибывшихъ съ полкомъ своимъ до насъ, и занявшихъ этотъ домъ пополамъ съ знакомыми имъ уланскими офицерами. Мужья этихъ дамъ участвовали въ испанскомъ поход, и въ бытность свою въ Испаніи женились. Жены послдовали за мужьями и въ Россію. Одна изъ нихъ отличалась необыкновенной красотой. Пришли мои офицеры, а тамъ и мужья этихъ дамъ, и вс заговорили по-польски: дамы успли выучиться этому языку. Подали чай, и бесда продолжалась по-польски, но по незнанію этого языка, я въ ней не участвовалъ. Зато, глядя на двухъ прекрасныхъ женщинъ, я подумалъ, какая странная судьба выпадаетъ иногда на долю человка! Какъ знать, куда превратности счастья занесутъ прахъ человка. Эти женщины родились подъ прекраснымъ небомъ, первая молодость ихъ протекла въ тни померанцевыхъ и оливковыхъ рощъ,— и нежданно, негаданно судьба внезапно переноситъ ихъ съ одного конца Европы на противоположный, въ полунощный край, въ центръ опустошительной войны! Что будетъ съ ними дальше, подумалъ я, когда застанетъ ихъ стужа и снгъ? Вспомнивъ объ Испаніи, гд Наполеонъ также велъ опустошительную войну, я подумалъ, что было бы благоразумне направить вс силы наши къ Россіи, ихъ было бы боле, нежели достаточно для побды надъ русскими. Я предавался этимъ печальнымъ мыслямъ, покуда общество поляковъ, напротивъ, проводило время въ веселой дружеской бесд. Подали ужинъ, за которымъ выпито было за здоровье прекрасныхъ дамъ. Затмъ вс разошлись по своимъ комнатамъ.

6-го ноября встали въ обычный часъ. Распростившись съ дамами и ихъ мужьями (имъ, какъ пхот, велно было слдовать за кавалеріею часомъ позже), наши офицеры и я съ ними отправились въ путь. Но едва мы выхали на большую дорогу, какъ разразился надъ нами ливень. Этого достаточно было для умноженія затрудненій съ обозами. Повторились т же сцены, что происходили въ прошлые дни. Пхота едва плелась, телги и лошади вязли въ грязи, столько же отъ трудности выбраться, сколько отъ истощенія силъ. Нсколько каретъ, полныя ранеными, завязнувъ, оставались такъ безъ помощи, не взирая на крики этихъ раненыхъ. Вс проходили мимо, не зная, какъ помочь имъ. Сначала исполнялся приказъ Наполеона, по которому каждый, у кого была карета, обязывался усадить у себя одного раненаго, и у каждой маркитантки въ телжк находился одинъ раненый, но это продолжалось не долго. Потомъ стали ихъ выбрасывать на дорогу. Говорятъ, что Наполеонъ, вызжая изъ Москвы, намревался отправить за разъ всхъ раненыхъ, во избжаніе мести русскихъ, и сказалъ:— ‘Я отдамъ вс сокровища Россіи за жизнь одного раненаго’.

Сегодня солдаты рзали многихъ палыхъ лошадей, и изъ мяса ихъ варили супъ.

Дорогобужъ.

Посл нсколькихъ приваловъ, мы вошли въ городъ Дорогобужъ, отчасти погорлый, онъ занятъ былъ пхотными полками, въ которыхъ замтна была большая убыль. Мы прошли черезъ городъ, не останавливаясь. Черезъ нсколько верстъ завидли деревню, послали туда людей, которые воротились съ извстіемъ, что въ деревн все дло, но жители бжали, и занята она эскадрономъ французскихъ гусаръ. Мы туда отправились, побратались и раздлили между собою квартиры. Солдаты другъ другу помогали, Начальники эскадрона (повидимому, изъ всего полка одинъ этотъ эскадронъ уцллъ) пригласилъ польскаго полковника раздлить съ нимъ квартиру въ господскомъ дом, а насъ, офицеровъ, два французскіе офицера пригласили въ свое помщеніе, состоявшее изъ нсколькихъ комнатъ. Радушно принявъ насъ, они предложили намъ свой скудный обдъ. Мы приняли предложеніе, только съ условіемъ, что они, въ свою очередь, не откажутся отъ нашего стола но счастію, боле сытнаго. Польскіе офицеры, дйствительно, угостили какъ нельзя лучше своихъ новыхъ знакомцевъ. Потомъ общество сло играть въ карты. Въ комнатахъ затопили печи, и ночь мы провели въ тепл и спокойствіи.

7-го ноября на утро, выйдя изъ теплыхъ комнатъ на улицу, нашли воздухъ холоднымъ. Ночью сдлался морозъ, отъ котораго колеи грязи на дорог затвердли какъ камень. Гусары уже встали и собирались въ путь. Эти люди показались мн измученными и печальными, лошади ихъ тоже отощали и почти никуда не годились. Спустя часъ и мы отправились въ путь, и на большой дорог встртились съ арміею. Повторилось то-же, что и въ прошлые дни, съ обозами и экипажами. Къ обыкновеннымъ неудобствамъ дороги прибавилась гололедица, лошади скользили и падали, возчики не жалли кнута, но не смотря на вс ихъ удары и понуканія, они не могли ничего добиться, кром болзненныхъ криковъ несчастныхъ животныхъ. Такъ многихъ и бросили тутъ, на дорог. И не одн лошади, множество солдатъ, больныхъ и раненыхъ, которые не въ состояніи были идти, принуждены были остаться на дорог, между ними были женщины и дти, истощенныя голодомъ и продолжительною ходьбою. Тщетно упрашивали они насъ помочь имъ, но на то у насъ не было средствъ. Артиллерія съ трудомъ подвигалась по кочкамъ и рытвинамъ. Кавалерійскіе корпуса слдовали одинъ за другимъ, но въ самомъ жалкомъ положеніи, какъ люди, такъ и лошади. Трудно описать подробно вс бдствія людей, мимо которыхъ мы прозжали. Мундиры на солдатахъ были изорваны, въ лохмотьяхъ, отъ обуви почти не осталось и слда. Вс побросали свое оружіе, замнивъ его палками. Раненые плелись какъ умли, кто на костыляхъ, кто съ перевязанною рукой, или головой, сдлавъ нсколько шаговъ, они останавливались и садились на край дороги. Тамъ и сямъ валялись на земл сброшенныя кирасы, которыхъ солдаты уже не въ силахъ были носить на себ. Я встртилъ также артиллерійскіе ящики, оставленные на дорог за потерею лошадей, артиллеристы выбрасывали изъ нихъ и топили въ вод патроны, чтобы они не достались непріятелю. Столько страданій заставляли насъ прозжать мимо, не останавливаясь, потому что самый жестокій человкъ не могъ оставаться равнодушнымъ. Довольно рано пришли въ Пневу-Слободу (?) мстечко, растянувшееся: вдоль равнины, и окруженное садами. Дома въ немъ отчасти: сгорли, также и церковь, колокола которой были растоплены огнемъ, такъ что расплавленная мдь вытекла на паперть. Но прочіе дома были не тронуты. Главная улица была запружена тми повозками, которыя мы уже раньше встрчали. Они остановились тутъ въ ожиданіи возможности прохать мостъ, на которомъ что-то приключилось съ переднимъ обозомъ. Напрасно повторять, въ какомъ жалкомъ вид представлялись эти повозки со скученными въ нихъ людьми. Можно только сказать, что съ каждымъ днемъ страданія этихъ людей принимали новый видъ. Покуда польскій полковникъ распоряжался проздомъ полка съ фургонами и каретами сквозь эту сумятицу, нсколько офицеровъ похали на розыски за городъ. Въ двухъ верстахъ отъ него они наткнулись на строенія, показавшіяся имъ фермою. Они увдомили о томъ полковника, который и направился съ полкомъ туда. Жителей не оказалось. Полковникъ и старшіе офицеры заняли главное строеніе, а прочіе, и я въ томъ числ, помстились въ изб. Такъ какъ еще не смерклось, то мы пошли осматривать ферму. Тутъ были конюшни, амбары, гумна. молотильный токъ, телжки, плуги, бороны и большое количества другихъ земледльческихъ орудій. Можно было различить по остаткамъ колосьевъ мста, на которыхъ разставлены были скирды хлба, ржи и гречихи. Судя по всему виднному, я заключилъ, что земледліе въ Россіи вовсе не такъ плохо, какъ мы думаемъ. Меня удивила одна пристройка къ гумну, въ которой подланъ былъ родъ подземной печки. Офицеры объясняли мн,, что ее топятъ для сушки зерна. Солдаты, обыскивавшіе ферму, нашли стойла, въ которыхъ лежали до тридцати околвшихъ быковъ. Очевидно, ихъ заперли, и тутъ за недостаткомъ корма, они и издохли, кром двухъ, которые еще шевелились. Солдаты взяли этихъ и зарзали на мясо. Небольшія толпы солдатъ всякаго войска, оставившихъ свой полкъ, и большею частію безъ оружія, послдовали за нами въ деревню, поляки подлились съ ними этимъ мясомъ. Казалось, жители деревни недавно только вышли изъ нея. Вроятно, они возвратились было сюда посл перваго нашего прізда, но вторичное наше посщеніе заставило ихъ снова бжать. Всматриваясь въ бдствія, причиняемыя населенію войною, какъ сказать, что она ведется по желанію націи? Земледлецъ, потрудившійся надъ землею въ пот лица, вдругъ, вмсто ожидаемой жатвы, лишается всего своего добра по милости не то своихъ же освирпвшихъ соотечественниковъ, не то мести непріятеля. Какъ объяснить войну между христіанами? Они тогда уже не христіане, а антихристы, потому что Христосъ предписалъ намъ миръ и проклялъ мечъ.

Сидя въ своей изб, мы замтили, что солдаты, проходя мимо, штыками ощупывали землю. Это они искали — не запрятали-ли чего крестьяне, такъ какъ у русскаго народа обычай зарывать въ землю то, чего имъ нельзя унести съ собою. Офицеры велли раскопать землю, и на небольшой глубин открыли родъ деревяннаго погреба. Спустившись туда съ огнемъ, вытаскали оттуда разныя вещи: овчинные тулупы, цвтные пояса, картофель, пшеницу и штофы съ водкою. Все это раздлили между собою солдаты.

8-го ноября, посл спокойной ночи, непріятно поразилъ насъ, видъ выпавшаго за-ночь снга. Водворялась зима, а наши французы какъ будто не предвидли ее. Поляки, боле догадливые, да и знакомые съ краемъ, заране, еще въ Москв, запаслись шубами, набранными ими въ магазинахъ и рядахъ, такъ какъ никто не помшалъ имъ въ этомъ, и фургоны ихъ были полны этого добра. Крайне заблуждаются, полагая, что бывшіе въ арміи французы, итальянцы, испанцы и португальцы погибли отъ холода, какъ непривычные къ нему жители юга. Природа человка везд одна и та-же, по крайней мр въ Европ. Онъ въ теченіе года подвергается всякимъ атмосферическимъ измненіямъ. Русскій мужикъ, выросшій въ теплой, даже душной изб, оттого такъ чувствителенъ къ холоду, но, закутанный въ свой теплый мхъ, онъ выноситъ даже сибирскую стужу.

Павелъ I, будучи великимъ княземъ, въ бытность свою въ Рим, чуть не заболлъ отъ холода, не смотря на самый легкій морозъ итальянской зимы. А отъ чего? Оттого, что въ мраморномъ дворц, въ которомъ онъ жилъ, не было печей, подобныхъ петербургскимъ, да, кром того, забыты были въ Россіи его шубы.

Французы и итальянцы, напротивъ, пріучены къ холоду въ своихъ нетопленныхъ комнатахъ, даже переносятъ 5, 6^о мороза въ легкомъ плать, что боле нестерпимо, чмъ переносить 30^о въ теплой шуб. Главная причина гибели французовъ въ наступившіе морозы заключалась въ отсутствіи теплой одежды, въ недостатк питательнаго кушанья и водки, безъ которой нельзя обойтись, находясь постоянно на мороз.

Свъ на лошадь, я невольно впадалъ въ уныніе отъ этого снга, который валилъ на насъ безостановочно и предвщалъ новыя напасти. Поляки, напротивъ, равнодушно смотрли на блвшуюся дорогу. По вызд изъ города въ одно время съ арміею, я замтилъ, что лица у людей еще боле измнились и выражали тревожное состояніе ихъ духа. Лошади съ своими гладкими подковами не въ силахъ были подыматься въ гору. Сидвшіе въ телгахъ и экипажахъ раненые и слабые принуждены были высаживаться, и долго стоять на снгу, въ ожиданіи возможности снова ссть. Раненые офицеры и генералы подталкивали колеса, тмъ не мене лошади не двигались съ мста. Я видлъ эти сцены только мимоздомъ, такъ какъ уланскій полкъ шелъ впередъ, не останавливаясь. Въ этотъ день пало такое количество лошадей, какого еще не бывало въ прошлые дни.

Наконецъ, подошли къ Смоленску и вступили въ предмстье {Это должно было быть 8-го или 9-го ноября нов. стиля. Наполеонъ пришелъ въ Смоленскъ 29-го октября ст. стиля (10-го ноября нов. стиля). Ред.}. Эта часть города почти вся выгорла, особенно лавки, и товаръ въ нихъ обратился въ пепелъ, сохранились только большіе склады желза, которое въ Россіи очень хорошаго качества. Мы простояли нсколько времени у воротъ города, пока не приказано было комендантомъ отворить ихъ. Надъ городскими воротами висла икона Спасителя, вся прострленная. Тутъ (въ август мсяц) русскіе упорно защищались, прикрывая переходъ отступавшей арміи черезъ Днпръ въ предмстья, гд они оставались еще два дня по взятіи нами Смоленска и откуда безпрестанно стрляли въ нашихъ, когда они подходили къ рк поить лошадей. Напротивъ воротъ устроенъ колодезь съ обширнымъ отверстіемъ. Вода въ немъ ключевая и превосходная. Народъ считаетъ этотъ ключъ священнымъ, и воду его употребляютъ только для питья и приготовленія пищи. Такъ было мн передано. Въ сторон отъ воротъ, поставленъ былъ караулъ, который и вышелъ отдать намъ честь, на что уланы отвчали, держа сабли наголо и протрубивъ маршъ.

Мы пошли по улиц, поднимавшейся въ гору. Дома на ней уцлли отъ пожара, но обыватели скрылись, мостовая была разобрана, вроятно съ цлью ослабить дйствіе ядеръ. Влво отъ насъ, на гор, стоялъ монастырь съ нсколькими церквами, которыхъ синіе купола были усяны золотыми звздами. Въ монастырь вела высокая лстница, на подобіе monte cavallo въ Рим. Не знаю, оставались-ли тамъ монахи. Пожаръ его не тронулъ. И вообще русскіе не поджигали церквей, это было-бы святотатствомъ, на которое они, по набожности своей, не способны. Русскіе даже мимо церкви проходятъ не иначе, какъ осняя себя крестнымъ знаменіемъ и кланяясь въ землю.

Полкъ вошелъ въ городъ въ боевомъ порядк, съ распущенными знаменами и музыкою. На большой площади полкъ остановился, подъхалъ комендантъ и указалъ начальнику отдаленный кварталъ, гд дома были цлы. Отправились туда и размстились, какъ могли. Наши офицеры заняли флигель того дома, въ которомъ помстился полковникъ со старшими офицерами. Вслдъ затмъ дали знать о раздач продовольствія. Это случилось въ первый разъ по вызд изъ Москвы. Солдаты наши возвратились съ навьюченными всякими припасами лошадьми, которымъ досталось тоже сна и овса. Эта раздача нсколько ободрила войско. Такъ какъ было еще свтло, то я пошелъ бродить по улицамъ и наткнулся на рядъ чайныхъ магазиновъ, полныхъ не раскрытыми еще цибиками. Наши солдаты увидли ихъ тоже и раскрыли одинъ или два ящика, но, какъ не любители чая, бросили. Я однако веллъ снести къ себ два цибика, чтобы подлиться съ моими товарищами. На квартир я засталъ моихъ офицеровъ съ гостями, офицерами другихъ пришедшихъ полковъ. Между ними были два брата, которые считали другъ друга убитыми, и, свидвшись тутъ нечаянно, плакали отъ умиленія и радости. Поужинавъ, оставались еще долго вмст.

9-го ноября и слдующіе дни приходили различные армейскіе корпуса, и городъ переполнялся. Каждый день происходила раздача провизіи, но такъ какъ въ Смоленскъ не впускали разрозненныхъ отрядовъ, то они оставались въ предмстьяхъ, за Днпромъ, или-же принуждены были обходить городъ по узкой гористой дорог, чтобы попасть въ предмстья на противоположномъ конц его. Эти несчастные почти ничего не получали при раздач, да и раздача длалась неправильно. Магазины осаждали толпой и только самые ловкіе люди добыли себ нужное. И здсь, въ Смоленск, повозки и кареты съ трудомъ плелись по замерзшей дорог, многія стали на мст, между тмъ какъ сидвшіе въ нихъ раненые зябли и не могли вылзть изъ экипажа. Военные, прибывшіе изъ Москвы, разсказывали, что на обогнавшіе насъ корпуса часто съ фланга нападали русскія партіи. Но мы, къ счастію, не встрчали ихъ. Съ тхъ поръ, что наступила зима, вс бдствія обрушились на армію и росли съ каждымъ часомъ. Прошли четыреста верстъ безъ хлба и фуража, и каждую ночь дохли лошади на бивакахъ. Отдльныя колонны часто подвергались нападеніямъ казаковъ, тревожившихъ ихъ и днемъ и ночью. Отсталыхъ солдатъ они раздвали донага и закалывали, а одежду похищали.

13-го ноября я встртилъ въ город нсколько французскихъ улановъ того полка, въ которомъ дядя мой д’Армандъ служилъ капитаномъ. Эти солдаты конвоировали повозки съ хлбомъ и овсомъ, которыми ихъ снабдили въ магазинахъ для ихъ полка, стоявшаго въ предмсть. Эти люди сообщили мн, что полкомъ командовалъ мой дядя, такъ какъ командиръ полка, графъ Марбефъ, тяжело былъ раненъ подъ Можайскомъ. Отецъ графа нкогда былъ губернаторомъ острова Корсики. Утверждали не разъ, будто Наполеонъ былъ сынъ его, а самъ графъ былъ сыномъ Людовина XV. Если-бъ это была правда, то Наполеонъ былъ-бы внукомъ французскаго короля и слдовательно изъ рода Бурбоновъ. Извстно только то, что по ходатайству графа у королевы Маріи-Антуанеты, молодой Бонапартъ былъ принятъ въ бріенскую военную школу.

Солдаты говорили мн, что полкъ потерялъ очень много людей, какъ рядовыхъ, такъ и офицеровъ, не говоря уже объ убыли лошадей, словомъ остался одинъ эскадронъ или нсколько боле. Они указали мн и квартиру моего дяди. Возвратясь къ своимъ спутникамъ офицерамъ, я ихъ предупредилъ о моемъ желаніи навстить дядю. Мы такъ успли сдружиться, что новые мои знакомые просили меня непремнно воротиться къ нимъ. Они должны были прождать въ город еще два дня. Я ихъ оставилъ, надясь свидться съ ними скоро. Меня сопровождалъ мой денщикъ, запасшійся всякаго рода провизіею, благодаря гостепріимству моихъ офицеровъ. Я везъ ее дяд, на случай недостатка у него.

Прохавъ порядочное разстояніе городомъ по тмъ-же улицамъ, по которымъ я въ первый разъ прозжалъ, когда дома по об стороны горли, я, наконецъ, очутился у квартиры моего дяди. Появленіе мое было для него и неожиданно и пріятно. Мы не видлись съ нимъ съ 1809-го года. Въ тотъ походъ мы жили въ благословенномъ кра, если сравнить его съ настоящимъ, и въ то время Наполеонъ блисталъ славою. Дядя мой занималъ дв низенькія комнаты. Въ одной изъ нихъ полковой орелъ былъ прислоненъ къ стн, такъ какъ стоймя его поставить не позволялъ низкій потолокъ. Дядя мой былъ высокій мужчина подъ пятьдесятъ лтъ, рябой, черноволосый съ просдью. Звзда почетнаго легіона украшала его грудь. Вскор накрыли столъ, т. е. просто сказать поставили на него миску съ солдатскимъ супомъ. Кром меня, были приглашены къ обду еще два офицера. Вс мы ли изъ этой миски, черпая каждый своею деревянною ложкою, по-солдатски. Это было уже не похоже на столъ въ польскомъ полку, гд у каждаго былъ свой приборъ. За супомъ, въ такомъ же порядк, поли и говядины. По крайней мр, мы были сыты. Посл обда, я объявилъ, что приготовлю чай и пуншъ, чему дядя мой разсмялся какъ небылиц. Въ одномъ углу дома я усмотрлъ самоваръ, вещь незнакомую для французовъ, но я уже знакомъ былъ съ этимъ сосудомъ въ Москв, и встрчалъ его у поляковъ. Вскор самоваръ закиплъ, потомъ я заварилъ чай въ простомъ глиняномъ горшк. Разливъ его въ стаканы, я угостилъ имъ дядю и его гостей, вмсто рому, поднесъ имъ водки для приправы, и не* остались очень довольны.

Когда гости ушли и посл разговора о семейныхъ длахъ, я припомнилъ дяд его походы въ Италіи и разные эпизоды его службы, въ которыхъ онъ подвергался опасностямъ. Съ 1805 года дядя мой находился въ постоянныхъ походахъ, или стоялъ съ гарнизономъ въ Рим, Флоренціи, Моден, Милан и т. д.

— ‘Опасности той эпохи, разсказывалъ мн дядя, ничто въ сравненіи съ тми, которымъ мы подвергаемся здсь. Конецъ слав Наполеоновой! Вся наша кавалерія уничтожена. Я сдлалъ все, что могъ для сохраненія моего полка, замняя нашихъ лошадей здшними конями (konias), наши лошади или убиты или подохли отъ недостатка фуража, а тхъ, которыя остались цлыми, я веллъ полякамъ подковать. Полкъ мой отличился во всхъ длахъ. Надо было его видть при переправ черезъ Нманъ. Словомъ, съ самаго начала похода не было дла, въ которомъ-бы полкъ мой не участвовалъ. Я дйствовалъ какъ только могъ, но вдь отъ насъ требуютъ сверхъ естественнаго. Императоръ не тотъ, что былъ въ Италіи и Австріи. Не разсудивъ, привелъ насъ въ этотъ ужасный край. Онъ не понялъ, что непріятель, отказавшись подъ Витебскомъ отъ сраженія и отступая съ зажженнымъ факеломъ въ рукахъ, хотлъ насъ утомить долгими переходами. Онъ не предвидлъ того, что многимъ было понятно, что, направляясь на Москву, мы и тамъ найдемъ все въ огн, а не общанныя (имъ, Наполеономъ) удобныя квартиры и избытокъ. Но я не ожидалъ отъ Наполеона этой ужасной и неисправимой ошибки, держать насъ въ Москв на пылающихъ развалинахъ цлыя шесть недль, потомъ предпринять позднее уже отступленіе не на Калугу и Кіевъ, а по той-же опустошенной дорог, мимо погорлыхъ городовъ и селъ. Меня огорчаетъ это неуваженіе къ арміи, храбре которой еще никогда не бывало, потому что никогда еще не вели войны съ большею отвагою, большимъ мужествомъ и большимъ знаніемъ дла. Кром того, Наполеонъ даже не отблагодарилъ насъ. Со дня вступленія въ Вильну, онъ не далъ намъ ни одного сантима звонкою монетою, а роздалъ жалованье какими-то векселями, на которыхъ должны были расписываться получатели, но изъ нихъ нельзя было сдлать никакого употребленія, и касса моя съ самаго начала была пуста, такъ что, когда представлялись случаи закупить что-либо нужное для полка, я не могъ ими воспользоваться, за неимніемъ звонкой монеты.

‘Только съ бою, да заставляя бжать жителей, успвали мы добывать себ прокормленіе. Скупость и жадность Наполеона, вотъ что было причиною этого недостатка въ деньгахъ. Онъ хотлъ пополнить кассу полугодовымъ жалованьемъ людей, которые будутъ убиты.

‘Я лично оскорбленъ его несправедливостью, давно слдовало мн быть полковникомъ, такъ какъ я никогда нигд себя не жаллъ. Онъ забылъ насъ наградить за побды. Кровь наша текла по напрасну, никто не повышенъ чиномъ, не пожалованъ орденомъ ни въ какомъ полку. Впрочемъ, теперь не время говорить о наградахъ, подумаемъ, что станетъ съ нашею арміею? Будущее мрачно. Мы уже не способны принять сраженіе, русскіе идутъ по пятамъ нашимъ, и все потеряно. Однако, какъ ни значительны ошибки Наполеона, а онъ не могъ избжать этой войны. Ему приходилось, какъ онъ говорилъ, выбирать между войною и безчестіемъ: понятно, что выборъ палъ на первую. Къ тому же эту войну, какъ и вс предыдущія, возбудила Англія. Пускай-же пролитая кровь падетъ на эту націю’.

Я отвчалъ дяд: ‘Все, что вы говорите, вполн справедливо Въ прежніе походы Наполеонъ былъ не тотъ, что нынче. Тогда онъ не забывалъ своихъ храбрецовъ. Но я согласенъ съ вами, что какъ ни велики его ошибки, а онъ не могъ избжать теперешней войны’.

— ‘Правда, продолжалъ дядя, вс войны Наполеона имли основаніемъ справедливость, за исключеніемъ испанской. Какъ война въ Испаніи, такъ и настоящая война возбуждена подкупами англичанъ, чего Наполеонъ въ ослпленіи своемъ не видлъ. Здсь онъ не соглашался выждать время, необходимое для организаціи Польши, и легкомысленно (изъ Польскаго края) удалился. Началъ походъ на Москву слишкомъ поздно по времени года, пренебрегъ промедленіемъ, которое требовалось для охраны тыла арміи, особенно въ случа отступленія, изъ опасенія отложить завоеваніе столицы до другаго похода. Наполеонъ воображалъ, что покончитъ съ этою войною также скоро, какъ съ прусскою, и не понималъ, что русскіе, отступивъ за Москву, тмъ далеко не будутъ обезсилены, а напротивъ, когда Наполеонъ кончитъ походъ, они начнутъ свой, и надежды Наполеона, мирными переговорами загладить неосторожное движеніе въ центръ Россіи, не сбудутся.— Однако, что происходитъ во Франціи? Я встртилъ вчера курьера, посланнаго къ императору, онъ говорилъ мн, что въ Париж вспыхнулъ мятежъ {23-го октября, во глав заговора былъ нкто Маллэ. (Позднйшее примчаніе автора).}, который едва не рушилъ его трона. Не заставитъ-ли это извстіе поспшить отступленіемъ {Дядя мой никакъ не полагалъ, что Наполеонъ броситъ свою армію, какъ сдлалъ въ Египт. (Позднйшее примчаніе).}, такъ какъ Наполеонъ позаботится скоре о сохраненіи своихъ коронъ во Франціи и Италіи, нежели о спасеніи своей храброй арміи. Что должны были сказать французы при полученіи въ одно время извстія о пожар Москвы и декретовъ, относящихся до мелочей внутренней администраціи Франціи? Я не постигаю этого человка, не могу согласить вс эти превратности съ его первыми успхами и побдами. Это противорчіе смущаетъ меня и вызываетъ самыя грустныя предчувствія.— Я ожидалъ найти въ Смоленск всевозможные запасы, думалъ, что изъ Франціи прибылъ свжій корпусъ, который поможетъ намъ совершить отступленіе въ безопасности. Вмсто того, я очутился среди величайшаго опустошенія и нищеты, и поэтому собирался выйти вонъ отсюда съ остатками моего полка, какъ получилъ приказъ выжидать принца Евгенія. Все-таки я вывелъ людей изъ города сюда въ предмстье, гд, по крайней мр, ни они, ни лошади не умрутъ съ голоду. Меня ужаснуло все то, что я видлъ въ Смоленск. Страданій нашихъ людей невозможно себ представить! Въ госпиталяхъ недостатокъ во всемъ. Несчастные раненые сдлались людодами, они отрубали члены у человческихъ труповъ, варили мясо и съдали его. Ихъ ничмъ не снабжали изъ магазиновъ. Вс запасы были заперты и сберегались для арміи. Только третьяго дня была раздача, за то ужъ и грабятъ магазины такъ, что въ скоромъ времени наступитъ общій голодъ’.

Я слушалъ дядю съ грустнымъ чувствомъ, мн нравились его здравыя сужденія, но то, что онъ такъ краснорчиво предсказывалъ, возбуждало страхъ и тревогу. Оба мы долго не могли уснуть, а мн и во сн грезились ужасы.

15-го ноября, только что мы встали, какъ вошелъ офицеръ и сообщилъ моему дяд, что у троихъ солдатъ ноги отморожены и т,щ лошади пали отъ жестокаго мороза, хотя солнце ярко освщало горизонтъ и все небо представляло подобіе италіанскаго. Дядю огорчило это извстіе, онъ накинулъ на себя шинель и вышелъ обойти полкъ. Въ его отсутствіе пришелъ мой денщикъ, жалуясь на морозъ, который лошади съ трудомъ переносятъ, и требуя для нихъ попонъ. Самъ онъ тоже весь продрогъ, и сталъ къ печк, чтобы согрться. Я далъ ему выпить водки, а онъ, шутя, говорилъ, что это гусарскій кофе. Я замтилъ, что наши солдаты, при всхъ своихъ страданіяхъ, не упускали случая пошутитъ.— Дядя мой возвратился, говоря, что каждое утро онъ выслушиваетъ прискорбный рапортъ. ‘Что мн длать съ этими людьми?’ прибавилъ онъ. ‘Они такъ мн жалки, вдь это храбрый народъ! Теперь чуть солдатъ отморозитъ себ членъ, онъ уже потерянный человкъ, взять его съ собой нельзя, перевозить не на чмъ, такъ остается его бросить и подвергнуть ужаснйшей смерти, разв непріятель убьетъ его сразу. Страшно подумать, что такова участь, которую ожидаетъ армію, зима только что начинается, а въ этомъ краю она жестока’.

Когда чай, который я, между тмъ, веллъ денщику моему заварить, былъ готовъ, дядя веллъ подать себ трубку. Только что мы кончили свой завтракъ, какъ пришелъ поваръ доложить, что онъ не знаетъ изъ чего сготовить обдъ, такъ какъ у него есть только картофель, а мяса нтъ. Какъ-же я удивился, когда дядя приказалъ ему зарзать жеребенка отъ кобылы, находившейся при полку. ‘Ты еще не лъ конины, сказалъ онъ мн потомъ, ‘но ты увидишь, что она вовсе не такъ противна, какъ ты думаешь. Я не въ первый разъ угощаю этимъ мясомъ моихъ офицеровъ. Печенка этого животнаго очень вкусна, ты это самъ испытаешь’.

Потомъ дядя снова повелъ рчь о непредусмотрительности Наполеона. ‘Благоразуміе требовало, говорилъ онъ, остановиться у Смоленска, и дале не двигаться. Говорятъ, что многіе генералы такъ и совтовали ему, и боле всхъ князь Понятовскій, которому край знакомъ, что и видно на польскихъ дивизіяхъ: он и въ отношеніи дисциплины, и въ отношеніи содержанія ничего не потерпли. Наполеонъ не послушался ничьихъ совтовъ. Я знаю, впрочемъ, его стратегію: это вызывать на ршительное сраженіе, собравъ лучшія массы войска на самой крпкой позиціи непріятеля, потомъ, или окружить его, или отхватить фланги, вторгнуться въ центръ, привести все въ смятеніе, отыскивать самые удобные пункты для атаки и стремительно нападать, и при этомъ не заботиться ни о продовольствіи, ни объ обозахъ, какъ случалось во многихъ сраженіяхъ, и также подъ Можайскомъ. Наполеонъ не понимаетъ другой системы, кром стратегической,— вотъ отъ чего онъ и не взялъ въ соображеніе здшнихъ мстныхъ условій. Онъ злоупотребляетъ жизнью людей, и если правда, что онъ говорилъ, что солдатъ не что иное, какъ пушечное мясо, то судя по его адской тактик надобно полагать, что такова мысль его на самомъ дл. Слдовало-бы дать такое сраженіе, которое заставило-бы непріятеля прекратить преслдованіе насъ во время нашего отступленія, но армія наша лишена всякой возможности сосредоточиться’.

‘Однако, сказалъ я дяд, если намъ въ настоящемъ жестокомъ положеніи остается только погибать, т. е. неминуемо попасть въ руки непріятеля и подвергнуться отъ него еще варварскому истязанію, то не лучше-ли предупредить эти страданія самоубійствомъ?’

Тутъ дядя перебилъ меня: ‘Самоубійство, сказалъ онъ, дло малодушныхъ, не отличающихся крпкимъ умомъ. Во всхъ обстоятельствахъ жизни необходимы мужество и покорность Провиднію. Кто говоритъ! Мы находимся въ критическомъ положеніи, насъ ожидаютъ большія опасности, пусть даже страдальческая смерть, но вдь мы воины. Смерть насъ не пугаетъ. Каждый солдатъ, вступая въ службу, знаетъ, что ему придется или убивать, или быть убиту. Что касается до меня, то я уже встрчался со смертью, и видлъ, какъ умирали мои товарищи въ мукахъ отъ ранъ. Сколько разъ случалось мн быть въ крайностяхъ, изъ которыхъ, казалось, мн не выйти, а, между тмъ, я избгъ ихъ. Точно также я никогда не былъ раненъ, хотя вокругъ меня ядра и картечь побивали много народу. Слдовательно, если угодно Провиднію, оно избавитъ насъ и изъ настоящей опасности, если-жъ нтъ, то умирать удлъ каждаго смертнаго’.

Въ это время пришелъ офицеръ доложить, что изъ Смоленска пріхалъ полковой лекарь, состоявшій при раненыхъ въ тамошнемъ госпитал, и вслдъ за тмъ вошелъ и лекарь. Этотъ молодой еще человкъ сообщилъ намъ, что Наполеонъ прибылъ наканун въ Смоленскъ и сегодня-же утромъ выхалъ дале. Прізжалъ-же лекарь собственно затмъ, чтобы просить командира полка о перевозк раненыхъ, и именно на саняхъ, которыя, какъ онъ высмотрлъ, хранятся въ домахъ обывателей, и которыя такъ легки, что достаточно запречь по одной лошади въ каждыя сани. Дядя общалъ обо всемъ позаботиться.

Сли обдать съ офицерами, какъ наканун, и ли изъ тойже общей миски. Я отъ себя угостилъ общество бывшею у меня водкою. Никто изъ офицеровъ не догадался, что супъ былъ изъ конины, а печенка жеребячья, офицеровъ нарочно объ этомъ и не предупреждали.

Вс нашли столъ отличнымъ.— Вскор посл обда пріхалъ адъютантъ дивизіоннаго генерала, съ приказаніемъ отъ послдняго выступить на утро въ походъ. Адъютантъ говорилъ также, что гвардія прошла наканун въ Смоленскъ, и что она послдуетъ за императоромъ. Между прочими, пришелъ и мой полкъ. Это заставило меня проститься съ дядею, и, какъ оказалось потомъ, навки. Въ Смоленск я представился моему полковнику, который сообщилъ мн, что вс военные лекаря, кром одного, замнявшаго меня, причислены къ госпиталямъ, и что генералъ приказалъ на время прикомандировать меня къ 1-му гренадерскому полку, вышедшему наканун изъ города. Поэтому мн надобно было спшить догнать его. Сперва хотлось мн повидаться съ моими сопутниками досел поляками, но я уже не засталъ ихъ,— полкъ ихъ ушелъ въ то утро* И съ ними не пришлось мн боле увидться.

V).

Выздъ изъ Смоленска 15-го ноября 1812 г.— Красный,— Встрча съ полковникомъ и старшими офицерами 84-го линейнаго полка Италіянской арміи, отъ котораго остались только нсколько сотенъ людей.— Снятіе съ древка орла и знамени полковаго.— Сраженіе подъ Краснымъ.— 16-го ноября я раненъ и взятъ въ плнъ.

Я пустился въ дорогу съ своимъ денщикомъ въ сильный морозъ и при нестерпимомъ сверномъ втр. Во весь день только и видли, что самыя жалкія сцены: брошенныя повозки, замерзшихъ лошадей, несчастныхъ пшеходовъ, опиравшихся на палку, съ продранною обувью или замненною тряпками. Не было сомннія, что вс отставшіе раненые давно погибли отъ стужи и голода или подъ ударами казаковъ. Въ этомъ общемъ бдствіи чувство жалости и состраданія притупилось, равнодушіе замняло всякое обыкновенное и естественное въ человк участіе Люди равнялись зврямъ, готовымъ растерзать другъ друга, чтобъ утолить свой голодъ. Едва-ли, какъ въ древнихъ, такъ и новйшихъ войнахъ встрчались ужасы, подобные тмъ, которыми отмчено наше отступленіе изъ Москвы. Я могу упомянуть толь ко о томъ, что видлъ собственными глазами. Особенно поражали меня толпы невоенныхъ людей съ женами и дтьми, тащившихся по глубокому снгу. Кто были эти люди? Вроятно, французы, жившіе постоянно въ Москв, но бжавшіе поневол, отъ страха быть убитыми. Слдуя за французскою арміею, они попали изъ огня да въ полымя {Эти несчастные погибли на берегу рки Березины, павъ или отъ ядеръ, или отъ голода и стужи, потому что въ роковую ночь не позволено было разводить огонь. Авторъ.}.

Ввечеру я съ денщикомъ своимъ пріхалъ въ выгорвшую деревню. Пріискали уголокъ въ развалинахъ, развели огонь и стали стряпать кушанье. У денщика моего было взято съ собою хлба, муки и сальныя свчи, добытыя въ Смоленск. Изъ этой муки денщикъ состряпалъ какую-то кашу, въ которой распустилъ сальную свчку намсто масла. Мы съли эту спартанскую похлебку, не поморщась, и, несмотря на холодъ, заснули около огня, защищеннаго отъ втра заборомъ.

16-го ноября, денщикъ мой приготовилъ такую-же похлебку, что наканун. Потомъ онъ пошелъ къ рк напоить лошадей, взявъ съ собою топоръ, которымъ необходимо было пробить ледъ. Безъ этого орудія невозможно-бы достать воды. Выпивъ остатокъ водки, отправились дале. Мы повстрчались съ полками, которыхъ видъ не представлялъ ничего воинственнаго. Солдаты и офицеры большею частію были закутаны въ байковыя одяла, взятыя изъ лазаретныхъ фургоновъ. По дорог все т-же печальныя сцены. Нельзя забыть нкоторыя изъ нихъ.

Вотъ трое дтей: старшему лтъ пятнадцать, онъ несетъ на рукахъ трехлтнюю сестру, мальчикъ восьми лтъ идетъ за нимъ. При нихъ ни родителей, никого. Мать и отецъ, наврное, ужъ не существуютъ. Никто, не позаботится помочь дтямъ, да и имлъ-ли кто на это возможность! Я даже опасался взглянуть на нихъ, потому что не въ состояніи былъ имъ помочь. Не забуду также красиваго молодаго офицера, въ чистенькомъ мундир, но безъ шинели. Раненый въ ногу, онъ несъ ее на перевязи, опираясь на костыли, и съ трудомъ подвигаясь по снгу. Со слезами на глазахъ умолялъ онъ о помощи и мстечк въ прозжавшихъ саняхъ. Но ему не отвчали. Сколько такихъ раненыхъ погибло въ снгу въ мучительной смерти!

Вскор я увидалъ впереди на большой дорог, нсколько остановившихся колоннъ войска. Я узналъ, что это были полки 4-го корпуса, которыми командовалъ принцъ Евгеній. Ихъ ставили влво въ боевомъ порядк, такъ какъ непріятель собирался насъ атаковать, чтобы отрзать намъ путь къ Березин. Я объхалъ полки и прибылъ въ Красный. Этотъ городъ не горлъ, и лишь только мы въхали въ него, какъ за нами послышались пушечные выстрлы. Городъ былъ уже переполненъ войсками. Я направился на край города отыскивать себ квартиру, и нашелъ ее въ уединенной изб. Въ ней были дв комнаты, съ печкою въ одной изъ нихъ, тутъ-же въ углу стояла ручная мельница. Денщикъ мой, убравъ лошадей въ конюшню, затопилъ печь, потомъ пустился шарить по изб, и, найдя гд-то пшеницы, принялся молоть ее. Я помогалъ ему въ этомъ дл, что случилось въ первый разъ въ моей жизни. Покуда мы по-очереди вертли мельницу, вошли къ намъ два солдата 84-го линейнаго полка, въ которомъ я служилъ въ Италіи. Они намъ разсказали, что полкъ ихъ дрался въ теченіе всего дня, что онъ потерялъ много солдатъ и офицеровъ и что остальная часть его идетъ на Красный. Эти солдаты помогли намъ въ нашей работ, выпросивъ за то долю хлба, который спеченъ изъ намолотой муки. За печенье этого хлба принялся мой денщикъ, не хуже булочника. Спустя нсколько часовъ, когда »Хлбъ спекся и вынутъ былъ изъ печи, вдругъ на улиц появились войска, и вслдъ затмъ въ избу нашу вошли три сапра и объявили мн, что квартира эта назначена полковнику 84-го полка и его штабу. Когда я имъ сказалъ, что я принадлежалъ прежде къ ихъ полку, они меня узнали и увряли, что, конечно, полковникъ не выпустить меня изъ этой квартиры. Затмъ вошли три офицера: изъ нихъ одинъ былъ полковникъ, который извинился передо мною, что принужденъ занять мою квартиру, но вмст съ тмъ уступилъ мн часть ея. Прибывшій вслдъ за нимъ докторъ Трастуръ, мой прежній начальникъ, отрекомендовалъ меня этому новому обществу. Выставленные только что испеченные хлбы обратили на себя вниманіе офицеровъ. Я поспшилъ предложить имъ нсколько, отъ чего они не отказались, такъ какъ хлбъ становился рдкостью. Гренадеры внесли въ комнату полковое знамя съ орломъ, на которомъ значился девизъ: 1 противъ 10, данный полку посл славнаго похода 1809 г. Я еще былъ свидтелемъ, когда девизъ этотъ отдлывали въ Герц, въ Штиріи.

Одинъ изъ капитановъ полка былъ раненъ въ ногу въ бывшемъ за нсколько часовъ передъ тмъ дл. Онъ едва могъ ходить, и случай этотъ огорчалъ офицеровъ. Докторъ Трастуръ сообщилъ мн, что 84-й полкъ потерялъ въ этотъ день почти всхъ своихъ людей. Онъ назвалъ мн имена многихъ знакомыхъ мн офицеровъ павшихъ на пол битвы. Армія въ 25.000 человкъ, подъ командою принца Евгенія съ товарищами, маршалами Даву и Неемъ, была атакована непріятелемъ втрое ея сильне, потеряно множество орудій, и три четверти кавалеріи погибли, тмъ не мене, наши дрались съ успхомъ и генералы выказали столько неустрашимости и военнаго искусства, что количественное превосходство непріятеля не послужило ему въ пользу.

Погода внезапно смягчилась и наступила оттепель. Солдаты развели на двор дома огонь и готовили ужинъ для полковника и офицеровъ. Кушанье было не важное, отварной рисъ, который мы и поли изъ общаго блюда, по-солдатски.

Посл обда, поразсказавъ многія подробности послдняго дла и назвавъ многихъ убитыхъ, полковникъ сказалъ, что при такомъ маломъ числ оставшихся отъ полка невозможно держать полковое знамя развернутымъ. Поэтому онъ послалъ звать къ себ старшихъ офицеровъ на военный совтъ. Они пришли въ числ восьми человкъ. Я хотлъ было удалиться, но полковникъ оставилъ меня въ качеств бывшаго офицера полка. Когда кром насъ никто не остался въ комнат, а къ дверямъ поставленъ былъ часовой,: полковникъ всталъ и объявилъ, что намреніе его — спасти знамя, отъ опасности попасть въ руки непріятеля, потомъ онъ началъ говорить такъ:

— ‘Храбрые мои товарищи! Я созвалъ васъ сюда для совта. Съ тхъ поръ, что я имю честь вами командовать, вы постоянно, поддерживали славу нашего полка. Изъ сердца Италіи я привелъ васъ въ Россійскую имперію. Отъ самаго города Бергама вы совершали исполинскіе походы, переносили небывалые труды, терпливо,, не жалуясь, не ропща. Я только удивлялся вамъ. Нашъ славный, орелъ сопровождалъ насъ, и подъ снью его крыльевъ вы одерживали побды. Когда предшественникъ мой, графъ Гамбэнъ, вами: командовалъ, императоръ, въ благодарность за Ваграмское дло, I далъ вамъ девизъ, начертанный золотыми буквами на вашихъ знаменахъ: ‘1 противъ 10′. Вы оправдали этотъ девизъ во всхъ битвахъ съ русскими, начиная отъ береговъ Нмана, и не въ одномъ полку не было такой убыли людей, какъ въ нашемъ. Вчера и сегодня насъ поразили роковые удары, но слава осталась за нами. Кровь ваша лилась ркою, много вашихъ пало, все-же мы отразили непріятеля. Теперь, что остается намъ длать съ уцлвшею горстью людей? Прежде всего, надо позаботиться о сохраненіи императорскаго орла съ его славнымъ девизомъ. Ему уже нельзя развваться надъ нашими головами, я предлагаю вамъ, мои товарищи, снять орелъ съ древка и спрятать въ солдатскій ранецъ, который я надну на себя, также и знамя снимемъ и я накрою имъ грудь свою. Тогда вы будете постоянно меня окружать, зная, что и ношу на себ славу полка, и если меня убьютъ, вы тогда только меня покинете, когда возьмете у меня этотъ императорскій трофей. Я спрашиваю вашего согласія на это потому, что не считаю себя вправ одинъ ршить это дло. Вы получили знамя и девизъ безъ меня, заслуживъ его собственнымъ мужествомъ, слдовательно, оно вполн принадлежитъ вамъ’.

На это вс офицеры отвчали: ‘Мы довряемъ вамъ знамя полковникъ, вы также храбры, какъ былъ мужественъ графъ Гамбэнъ, который сохранилъ вс баталіонныя знамена {Передъ походомъ, въ полку каждый баталіонъ имлъ по одному знамени, но потомъ велно оставить одно на весь полкъ, такъ какъ большее число знаменъ требовало лишнихъ солдатъ для ихъ охраны. Авторъ.} и мы будемъ вашими тлохранителями во всхъ опасностяхъ’.

Затмъ стали отвинчивать орелъ, отвязали знамя, а древко бросили въ огонь въ топившуюся печь. Многіе изъ офицеровъ исполняли это со слезами на глазахъ. Одинъ офицеръ нарвалъ ельнику на дорог и, принеся его, сказалъ: ‘Нашему орлу приличне было-бы покоиться на лаврахъ, но какъ здшній край не производитъ ихъ, то мы завернемъ его хотя въ втви вчнозеленаго дерева’. Сдлавъ это, положили орелъ въ ранецъ, полковникъ примрилъ ранецъ на себ, потомъ, сложивъ знамя, покрылъ имъ грудь. Съ этимъ сокровищемъ на сердц, полковникъ обошелъ офицеровъ и обнялъ каждаго. Офицеры ушли, затмъ вс улеглись спать по лавкамъ, устроеннымъ вдоль стнъ горницы. Только раненый капитанъ не могъ уснуть, и стоны его по нсколько разъ будили насъ {Мн говорили, будто на могил Кутузова въ одной изъ петербургскихъ церквей выставлены французскіе орлы и на одномъ изъ нихъ девизъ: ‘1 противъ 10’.— Это требуетъ подтвержденія. Позднйшее примчаніе автора.}.

17-го ноября въ воздух носился туманъ и была сильная оттепель. Когда мы встали, полковникъ приказалъ сварить кофе, мы пили его съ ромомъ. На ту пору пришли намъ сказать, что слышны пушечные выстрлы. Полковникъ веллъ тотчасъ-же готовиться къ отъзду. Полкъ ушелъ и я одинъ остался въ квартир, не зная, хать-ли изъ Краснаго или выжидать свой полкъ. Я вышелъ на улицу и прислушивался къ пальб, а между тмъ послалъ денщика верхомъ узнать, что происходитъ въ город. Онъ скоро возвратился съ извстіемъ, что 1-й гренадерскій полкъ только-что вступилъ въ городъ и направляется въ нашу сторону. Нсколько минутъ спустя, подошелъ полкъ, но безъ музыки и барабана, такъ какъ запрещено было во время отступленія давать знать о себ такимъ образомъ. Я поспшилъ на встрчу полковнику, который очень радъ былъ видть меня при полку, я повелъ его въ мою квартиру. Солдатамъ велно было размститься по домамъ, но быть наготов выступить при первой тревог. Къ вечеру пальба стихла. Когда настали сумерки, солдаты, за неимніемъ свчей, зажгли лучины, которыя горли всю ночь. Мы легли спать, не раздваясь, въ ожиданіи тревоги.

18-го ноября встали задолго до разсвта, раздлили между собою испеченный наканун хлбъ, и отправились. Туманъ и темнота не позволяли различать предметы, встрчаясь съ другими полками, мы натыкались другъ на друга. Когда разсвло, туманъ стоялъ такой густой, что не видать было въ четырехъ шагахъ отъ, себя, это очень затрудняло выходъ изъ города по извилистымъ улицамъ. Однако выбрались. На большой дорог снова встртились,толпы, которыя встрчались въ прошлые дни, повторялись т-же! сцены страданій и людей, и лошадей. Влво отъ насъ послышалась пальба. Полковникъ приказалъ мн идти по лвой сторон полка, съ лазаретными фургонами я нсколькими телгами, въ которыхъ везли гренадеръ, отморозившихъ себ ноги. Ихъ провожали походные носильщики. Мы подвигались медленно, пальба какъ-будто,приближалась къ намъ. Вдругъ слышу позади себя, кто-то скачетъ верхомъ. Оглядываюсь и узнаю адъютанта. Онъ тотчасъ-же обращается ко мн, говоря, что искалъ меня и проситъ тотчасъ-же хать назадъ на помощь брату генерала Бертезена, которому, ядро разбило ногу. Я отвчалъ, что не могу оставить полка безъ согласія начальника. Адъютантъ тотчасъ-же поспшилъ къ полковнику, который самъ прискакалъ сказать мн, чтобы я, не мшкая, слдовалъ за офицеромъ, взявъ съ собою одинъ рессорный фургонъ.

Я такъ и сдлалъ, взялъ съ собою двухъ походныхъ носильщиковъ, а своему денщику приказалъ слдовать за полкомъ, такъ какъ отсутствіе мое не могло продлиться. Адъютантъ, пріхавшій за мною, торопясь къ генералу, отправился впередъ. По его указанію, я долженъ былъ на четвертой верст взять вправо по боковой дорог, по которой я и прибылъ-бы къ капитану Бертезену. Дйствительно, на указанномъ разстояніи я увидалъ по правой рук проселочную дорогу, но попасть на нее нельзя было иначе, какъ черезъ глубокій ровъ, полный воды. Самъ я перескочилъ черезъ него на лошади, а фургонщику веллъ прохать дальше, поискать боле удобнаго перехода, а тамъ догнать меня. Вдали слышались пальба и ружейная перестрлка. Прохавъ нсколько впередъ, въ густомъ туман, я разглядлъ сквозь его нсколько людей верхомъ, хавшихъ мн на встрчу. Предпологая, что это наши, я направился къ нимъ. Каково-же было мое удивленіе,— когда я услышалъ разговоръ на незнакомомъ для меня язык. Я тотчасъ-же вынулъ саблю и собирался поворотить назадъ, какъ четыре русскіе драгуна меня окружили. Одинъ изъ нихъ выстрлилъ въ меня изъ пистолета. Видя, что мн не отбиться одному отъ четырехъ, я подалъ свою саблю, которую одинъ изъ нихъ и взялъ, тогда какъ прочіе собирались меня изрубить, онъ-же не допустилъ ихъ до этого, взялъ мою лошадь за поводъ и повелъ меня къ генералу, находившемуся по близости въ рощ около огня съ нсколькими офицерами. Я слзъ съ лошади и представился генералу. Онъ заговорилъ со мною по-французски, а офицеры окружили меня. Узнавъ, кто я такой и какая моя служба, онъ сказалъ: ‘вы можете быть намъ полезны, такъ какъ нашъ полковой лекарь убитъ’.

Генералъ разспрашивалъ меня о многомъ, на что я не умлъ отвтить, между прочимъ, о принц Евгеніи, но, какъ я постоянно находился впереди его корпуса, служившаго арріергардомъ при нашемъ отступленіи, то я и не зналъ о немъ ничего. Генералъ приказалъ подвести ко мн одного изъ раненыхъ офицеровъ, прося меня перевязать его. Это былъ красивый молодой человкъ, хорошо говорившій по-французски. Пуля пробила ему два пальца на рук: я объявилъ, что ихъ надобно отнять, на что офицеръ съ трудомъ согласился. Инструменты были со мною, такъ что я могъ немедленно сдлать операцію. Офицеры удивились быстрот, съ какою я ее исполнилъ, и нашли, что ихъ прежній операторъ не такъ былъ ловокъ. Только-что я перевязалъ руку офицеру, какъ замтилъ, что лвая моя рука полна крови. Сначала я принялъ ее за слды крови отъ раны офицера, но, вглядвшись пристальне, нашелъ, что я самъ былъ раненъ. Странно только, что я раньше не почувствовалъ боли. Отойдя въ сторону, я перевязалъ свою рану съ помощью солдата, лотомъ вернулся къ генералу. Это былъ честный воинъ, понимавшій, что непріятель только тотъ, кто вооруженъ, и потому обходился со мною ласково, также какъ и офицеры. Онъ разговорился со мною о Наполеон, порицая его за войну съ Россіею. Нкоторыя разсужденія его были справедливы, но съ другими я не соглашался, и потому молчалъ. Пальба прекратилась. Я заключилъ, что нашъ арріергардъ, отбросивъ русскихъ, продолжалъ свой путь. Я видлъ, какъ нсколько русскихъ кавалерійскихъ полковъ удалялись по направленію къ ближайшей деревн. Генералъ отправился туда, въ сопровожденіи нсколькихъ офицеровъ, приказавъ и мн слдовать за нимъ. Онъ вошелъ въ домъ и изъ одной изъ комнатъ вышла молодая дама, его жена, и отъ радости, что видитъ его здравымъ и невредимымъ, бросилась обнимать его. Вскор подали довольно порядочный обдъ. Жена генерала, казалось, заинтересовалась мною. Передъ тмъ, какъ садиться за столъ, она поднесла мн водки. Такъ какъ она не говорила по французски, то я только поклонами могъ выразить ей мою признательность. За столомъ подавали отличное сладкое вино. Генералъ указалъ мн квартиру въ изб съ четырьмя офицерами. Эти господа оказывали мн гостепріимство, но я не могъ съ ними бесдовать, такъ какъ они говорили только по-русски.

19-го ноября, вставъ отъ сна, офицеры велли подать само варъ и заварили чай, котораго каждый изъ насъ выпилъ нсколько стакановъ по обычаю страны. Вскор потомъ меня позвали къ. генералу. У дверей его стояли на часахъ два казака, а въ комнат я встртился съ четырьмя плнными офицерами французами, которыхъ привелъ казацкій офицеръ не изъ регулярнаго полка, Генералъ приказалъ всмъ намъ подать водки и хлба, потомъ объявилъ, что, по приказанію высшаго начальства, какъ т офицеры, такъ и я должны его оставить, о чемъ онъ очень сожалетъ, но онъ прикажетъ офицеру, который насъ будетъ провожать, обращаться съ нами человколюбиво и велитъ посадить насъ въ сани. Потомъ онъ обратился къ офицеру и что-то строго ему наказывалъ. Можетъ быть, этому генералу мы обязаны были жизнью. Одинъ изъ плнныхъ офицеровъ, съ которымъ генералъ особенно долго говорилъ, состоялъ при особ маршала Нея, какъ я узналъ посл.

VI.

Страданія французскихъ плнныхъ, ихъ умерщвленіе казаками.— Монастерищи.— Мстиславль.— Миславищи.— Рославль.— Рудня.— Руханъ.— Свардъ.— Мглизъ.— Трупы плнныхъ, объденные волками и собаками.— Квартира въ деревн близъ Мглина въ крестьянской семь.— Эпидемія среди плнныхъ и казаковъ (т. е. ратниковъ народнаго ополченія).

Мы оставили генерала въ сопровожденіи нерегулярныхъ казаковъ {Безъ сомннія, это были ратники народнаго ополченія.}, одтыхъ покрестьянски и вооруженныхъ пикою и кожаною плетью, называемою кнутомъ. Офицеровъ разсадили въ сани. Пройдя нсколько верстъ, пришли къ деревн, и глазамъ нашимъ представилось жалостное зрлище толпы плнныхъ французскихъ солдатъ, которыхъ окружали до тридцати казаковъ (ополченцевъ {Авторъ везд ихъ дале называетъ ошибочно казаками. Ред.}), занимаясь перечисленіемъ ихъ. Плнныхъ было слишкомъ триста человкъ всякихъ полковъ и всякаго оружія. Все это было измучено, истощено, многіе едва держались на ногахъ, другіе опирались на костыли. Имъ раздали немного сухарей изъ грубаго ржанаго хлба. Казаки тормошили ихъ безжалостно и по временамъ били ихъ кнутомъ безъ всякой причины. Началі никъ казацкій былъ человкъ необразованный, съ грубыми замашками. Когда генералъ давалъ ему приказанія, онъ стоялъ передъ нимъ во фронт, какъ низшаго званія служащій. Поэтому я заключаю, что онъ очень немного значилъ. Въ первый день онъ помстилъ съ собою въ изб четырехъ офицеровъ, и меня въ томъ числ, приказалъ сварить супъ изъ картофеля и обдалъ съ нами. Мы могли объясняться только знаками, и если онъ оказывалъ намъ нкоторое уваженіе, то, очевидно, по приказанію генерала.

Товарищи моего плна оказались: молодой полковой лекарь Бисеонъ, маіоръ Ландрэнъ, кирасирскій ротмистръ Варатье и подполковникъ Бретонъ, бывшій адъютантъ маршала Нея. Бретонъ былъ самый старшій изъ насъ и лтами, и чиномъ. Видя наше уныніе, онъ старался ободрять насъ, и собственнымъ примромъ поддерживалъ въ насъ мужественный взглядъ на судьбу нашу. Ко мн полковникъ обнаруживалъ особенную симпатію. Увидавъ мою рану, которая теперь только стала чувствительна, онъ предложилъ мн перевязывать ее самъ каждый день. Впослдствіи мы стали друзьями и я нашелъ въ немъ благороднаго человка и отличнаго офицера. Прочіе офицеры не отличались ни такими достоинствами, ни такимъ воспитаніемъ. Кирасиръ былъ порядочный музыкантъ на флейтраверс, инструментъ свой онъ сохранилъ при себ, и, благодаря ему, мы забывали на нсколько минутъ свое положеніе. Разыгрываемыя кирасиромъ патріотическія псни полюбились и нашему казаку. Отъ нечего длать Бретонъ придумалъ вырзать шахматы и начертить на столахъ шахматныя доски. Мы играли и отгоняли тмъ скуку.

25-го ноября, вечеромъ, когда мы собирались лечь спать, вышло приказаніе отправиться въ путь. Эта ночная поздка удивила насъ. Подъхали сани и мы услись. Прочіе плнные были собраны въ колонны и казаки погоняли ихъ словами: ‘ступай, ступай! пошелъ!’ и хлестали кнутомъ отстававшихъ. Намъ пришлось перезжать нсколько узкихъ плотинъ, по которымъ пшимъ людямъ трудно было пробираться между лошадей черезъ бревна, положенныя поперегъ. На каждомъ шагу несчастные спотыкались и падали. Слдовавшіе за ними, понукаемые казаками, давили упавшихъ. Казаки, выждавъ время, когда колонна пройдетъ, слзали съ лошадей, срывали съ несчастныхъ одежду и закалывали ихъ пикою. Жестокій ихъ начальникъ не мшалъ имъ въ этой, гнусности. Мы замтили, что они особенно нападали на тхъ плнныхъ, у которыхъ на мундир воротникъ и обшлага были изъ краснаго сукна,— видно было, что они очень имъ дорожили.

Пройдя нсколько верстъ, пришли на еврейскій постоялый дворъ, тутъ нашъ вожатый веллъ подать намъ водки и хлба. Между тмъ, со мною приключилось обстоятельство, которое могло-бы навлечь на меня большую бду. На одномъ сапог у меня отстала подошва, такъ что приходилось ступать на голую ногу. Сидя на постояломъ двор, я думалъ, что непремнно отморожу ногу, когда подемъ дальше, а между тмъ помочь бд положительно нечмъ было.: Въ этомъ тяжеломъ раздумь, смотрю, подъ лавкою лежитъ сапогъ французскаго покроя, и съ виду кажется совсмъ новый. Не смя завладть имъ самовольно, я обратился къ молоденькой еврейк. обитательниц дома, и спросилъ ее по-нмецки — ‘чей это сапогъ’. Она мн отвчала, что сапогъ этотъ снятъ былъ съ французскаго плннаго, котораго казаки наканун убили. Показавъ еврейк мою босую ногу, я этимъ хотлъ дать ей понять, что я желалъ-бы обуться въ тотъ сапогъ. Она поняла меня. Къ счастію, что никто: не обращалъ на насъ вниманія въ это время. По знаку еврейки, я вышелъ въ темныя сни, тамъ еврейка дала мн сапогъ, который оказался мн въ пору, какъ-бы былъ шитъ на меня. Я не зналъ, какъ довольно поблагодарить двушку за это одолженіе. Но вмст съ тмъ, я видлъ въ этомъ случа и милосердіе Промысла, пощадившаго мою жизнь.

Похали дале, и были свидтелями умерщвленія многихъ нашихъ солдатъ, только насъ, офицеровъ, не трогали, да и то одинъ казакъ вздумалъ бить кнутомъ хавшаго позади насъ молодаго лекаря Бископа. На крики его прибжалъ казацкій офицеръ и своимъ кнутомъ далъ нсколько ударовъ этому казаку. Такимъ образомъ, прочіе казаки уже не смли насъ трогать, зная, что за насъ заступается ихъ начальникъ. Среди ночи прибыли въ большое село. Нашимъ бднымъ солдатамъ велно было оставаться ночевать въ пол, гд и разведенъ былъ огонь. Мы, между тмъ, оставались въ саняхъ и полагали, что тутъ и переночуемъ, однако намъ позволили въхать въ деревню и ввезли во дворъ какого-то большаго деревяннаго дома. Отсюда насъ ввели во флигель и дали въ наше распоряженіе одну комнату. Потомъ раздали намъ ржанаго хлба. Можно себ представить, каково было намъ на душ посл виднныхъ нами въ ту ночь жестокостей!

На другое утро шелъ снгъ. Изъ окна нашего мы видли, какъ входили и выходили изъ большаго дома русскіе офицеры, принадлежавшіе къ регулярному войску. Двое изъ нихъ вошли къ намъ. Они обошлись съ нами учтиво и много разспрашивали насъ по-французски. Бретонъ разсказалъ имъ объ ужасахъ прошедшей ночи, офицеры пришли въ негодованіе и общали приказать нашему вожатому, чтобы онъ сдерживалъ своихъ казаковъ и обращался съ нами человколюбиво. Они тотчасъ-же пошли въ другую комнату къ нему, и мы слышали ихъ громкій разговоръ. Когда эти офицеры удалились, нашъ вожатый тотчасъ-же позвалъ насъ и подалъ намъ борщъ съ хлбомъ и водку, присланные тми офицерами. Мы замтили, что онъ обращался съ нами уже не такъ жестко. Подъхали сани и мы догадались, что надо снова въ дорогу. Тутъ опять не обошлось безъ грустной сцены. Выхавъ изъ села, мы остановились у того мста, гд наши солдаты ночевали. Огни у нихъ погасли, казаки раздавали имъ сухари и кнутомъ отгоняли тхъ солдатъ, которые получили свою порцію. А когда казакамъ надоло раздавать каждому по одиночк, тогда они бросили всю провизію въ толпу плнныхъ солдатъ, а т голодные набросились на сухари, и кто по-ловче былъ, тому боле и досталось. На этомъ мст ночлега солдатъ мы замтили во многихъ мстахъ какія-то возвышенія, прикрытыя выпавшимъ снгомъ и похожія на могилы. Дйствительно, это были тла погибшихъ въ эту ночь. Мы отъхали отъ этихъ печальныхъ мстъ подъ казацкимъ конвоемъ, слдуя за санями нашего вожатаго, хавшаго на тройк. Наши-же солдаты, товарищи нашего злополучія, шли позади насъ, такъ что мы не знаемъ, что сталось съ тми, которые отставали.

Монастерищи, 26-го ноября 1812 г.

Въхавъ въ городъ (?) Монастерищи, мы были встрчены жителями очень равнодушно, но евреи со свойственною имъ жадностью къ нажив, не смотря на нашу явную нищету, спрашивали насъ по-нмецки, не купимъ-ли мы у нихъ хлба, водки, да солдатскаго платья, вроятно снятаго или съ живаго или съ мертваго нашего солдата. Насъ помстили на постояломъ двор вмст съ вожатымъ нашимъ.

Только что мы вошли въ указанную для насъ комнату, какъ навстили насъ два русскихъ офицера и учтиво обратились къ намъ. Но мы не понимали другъ друга. Позвали хозяина еврея въ переводчики, и черезъ него офицеры передали намъ свое приглашеніе на обдъ. Сперва они приказали намъ подать водки и благо хлба, а потомъ повели насъ въ домъ, гд они квартировали. Здсь мы встртились еще съ нсколькими офицерами, собравшимися принять насъ. Изъ нихъ только двое говорили немного пофранцузски, а вс выказывали столько участія къ нашему положенію, что мы отъ души благодарили ихъ. Въ добавокъ, они собрали еще между собою пятьдесятъ рублей ассигнаціями на наши нужды. Однако Бретонъ, принявъ это пособіе, объявилъ, что раздастъ его нашимъ солдатамъ, у которыхъ недостатокъ во всемъ, особенно въ сапогахъ. Слыша это, офицеры въ ту-же минуту послали въ лавки купить дюжину паръ сапогъ, и передали ихъ намъ. Эти офицеры говорили намъ, что по прізд нашемъ въ Мстиславдь, куда насъ везутъ, намъ будетъ заплачено жалованье, какъ повеллъ императоръ Александръ. Они поручили насъ вниманію нашего вожатаго. Къ сожалнію, они не знали, какія неистовства совершили казаки, а мы удержались разсказать ихъ. чтобъ не навлечь на себя мести нашего вожатаго. Я всегда сожаллъ о томъ, что не узналъ фамилій этихъ добрыхъ офицеровъ, но великодушный ихъ поступокъ всегда останется мн памятенъ. Прощаясь съ нами, они обнимали насъ. Мы возвратились ночевать на постоялый дворъ.

Полковникъ Бретонъ предупредилъ насъ, что у него есть еще въ запас нсколько наполеондоровъ, зашитыхъ въ сюртук, и что онъ готовъ ссудить насъ деньгами, если намъ что нужно. А офицерскія деньги онъ раздастъ несчастнымъ солдатамъ. По этому судя, видно сколько въ немъ было благородства. На другое утро мы отправились въ путь. Наши солдаты говорили, что многіе изъ нихъ умерли въ домахъ, куда ихъ помстили. Погода стояла морозная, это было причиною, что многіе изъ нашихъ солдатъ отстали отъ колонны и, вроятно, погибли на дорог.

Мстиславль, 27-го ноября.

Пріхали въ Мстиславль, небольшой городъ, полный евреевъ. Солдатъ размстили по обывательскимъ домамъ, а насъ въ гостинниц. Нашъ полковникъ размнялъ одинъ наполеондоръ и веллъ намъ подать изрядный столъ. Вскор пришли гражданскіе чиновники и объявили намъ, (одинъ изъ нихъ говорилъ по-французски), что получено изъ казны для плнныхъ жалованье, по 50-ти коп. мди на офицера, и по 10-ти коп. на солдата, ежедневно. Они записали наши имена и чинъ каждаго. Вожатый нашъ подалъ имъ списокъ плнныхъ, которыхъ ему поручили, чиновники удивились значительному недочету въ показанномъ въ списк числ. Не понимая языка, мы могли только замтить, что чиновники какъ будто выговаривали что-то вожатому, и мы такимъ образомъ не узнали, сколько именно убыло у насъ людей со дня нашего путешествія.

На другой день т-же чиновники пришли къ намъ въ сопрожденіи солдатъ, которые несли въ рукахъ мшки, полные мдной монеты, называемой пятаками. Этою монетою намъ отсчитали каждому по пяти рублей. Вожатому нашему вручили сумму денегъ также для солдатъ. Итакъ намъ дали содержаніе на десять дней, считая со дня плна. Каждый изъ насъ долженъ былъ расписаться въ полученіи денегъ, посл чего чиновники удалились, видимо довольные окончаніемъ скучнаго дла.

Какъ ни ничтожно было количество полученныхъ денегъ, однако он отягощали насъ грузностью своею. Мы уже готовились накласть ихъ въ мшки, какъ хозяинъ-еврей, чуткій ко всему, что можетъ клониться къ его выгод, предложилъ намъ размнять мдь на ассигнаціи съ платою за размнъ. Положенное на каждаго жалованье, какъ ни было мало, а въ складчину его было довольно для всхъ. Нашъ полковникъ предложилъ завдывать столомъ. По его просьб нашъ казакъ согласился отпустить къ намъ трехъ французскихъ солдатъ для нашихъ услугъ. Одинъ изъ нихъ предложилъ себя въ повара. Закупивъ хлба, мяса и проч., онъ приготовилъ намъ изрядный походный обдъ.

28-го ноября, Мыславищи.

Отправились въ путь довольно поздно, морозъ былъ сильный. Нашъ вожатый сжалился надъ солдатами, которымъ трудно было идти пшкомъ, и посадилъ ихъ въ сани. Прохавъ большіе лса, прибыли въ городокъ Мыславищи. Остановились въ еврейской гостинниц, гд и провели день.

29-го ноября выхали оттуда рано утромъ. Сани пріхали до разсвта и числомъ ихъ потребовали больше, оттого что число больныхъ прибывало. Въ эту ночь нсколько нашихъ плнныхъ солдатъ умерло. Былъ очень сильный морозъ. Пріхавъ въ деревню, помстились у крестьянъ, которые оказывали намъ столько же почтенія, сколько русскимъ офицерамъ. Они насъ накормили и дали пить водки. Безъ нихъ, намъ было-бк трудно достать что-либо пость, какъ во всхъ деревняхъ.

30-го ноября мы похали дальше. Намъ сказали, что между нашими много умерло, и многіе такъ худы, что должны вскор, также кончить, и ихъ оставили на мст. Одни умирали отъ тифа, у другихъ члены были отморожены, несчастныхъ бросали въ снгъ, а крестьяне убивали ихъ. Насъ застигла мятелица, отъ которой многіе изъ нашихъ товарищей перемерзли. Ихъ тоже бросили въ, снгъ. Хотя казаки уже не закалывали ихъ пиками, однако достаточно было и мороза, чтобы причинить брошеннымъ немедленную смерть. хали цлый день, наконецъ прибыли въ Рославль, городокъ, котораго жители съ участіемъ отнеслись къ нашимъ солдатамъ. Больныхъ отвезли въ госпиталь, остальнымъ дали приличныя квартиры, а насъ, по обыкновенію, помстили въ еврейской гостинниц. Тутъ насъ накормили довольно хорошо, но евреи, которыми городъ былъ полонъ, такъ надоли намъ предложеніями купить у нихъ всякую всячину, что мы принуждены были запереться отъ нихъ въ своей комнат.

1-го декабря (1812 г.), оставивъ въ госпитал двадцать человкъ больныхъ солдатъ, мы отправились рано утромъ въ дальнйшій путь. Погода стала мягче. Прохавъ нсколько обширнымъ сосновымъ лсомъ, мы прибыли въ деревню Рудню, расположенную въ центр его. Тутъ былъ стекляный заводъ. Солдатъ размстили по избамъ, а насъ принялъ хозяинъ завода, нмецъ. Онъ тотчасъ-же веллъ, подать намъ обдъ, потомъ отвелъ одну комнату нашему вожатому,, къ которому онъ былъ особенно внимателенъ, и дв комнаты рядомъ у съ тою, для насъ. Мы ходили осматривать заводъ, а ввечеру, когда нашъ вожатый легъ спать, хозяинъ завода пригласилъ насъ къ себ пить чай. Живя уже давно въ Россіи, онъ сообщилъ намъ многое о мстныхъ обычаяхъ. Разговарившись съ нимъ, мы спросили его, отчего онъ такъ предупредителенъ къ нашему вожатому? Онъ признался, что въ качеств иностранца ему необходимо быть внимательнымъ къ казацкимъ офицерамъ, такъ какъ они часто позволяютъ себ насилія всякаго рода, особенно съ иностранцами. Онъ говорилъ намъ, что находится на служб у помщика, владльца завода и нсколькихъ деревень въ окрестности, и жаллъ, что намъ не придется прозжать черезъ ту, въ которой живетъ помщикъ. Какъ человкъ благородный и великодушный, любящій французовъ, которыхъ у него и въ дом и на фабрикахъ живетъ нсколько, онъ наврное всячески помогъ-бы намъ. Мы остались очень довольны пріемомъ этого иностранца.

Оттепель продолжалась. Потребовано было для насъ большое число саней, въ нихъ разсадили многихъ нашихъ солдатъ, нкоторыхъ-же трудно больныхъ оставили въ деревн. Нмецъ-заводчикъ общалъ позаботиться о нихъ. Мы позавтракали у него и простились. Пріхали въ другую деревню, расположенную также въ середин сосноваго лса. Тутъ были желзо-плавильные заводы. Насъ помстили въ квартир управляющаго имніемъ, поляка, съ женою и дтьми. Онъ принялъ насъ съ какою-то сдержанностью, однако накормилъ насъ хорошо своими національными кушаньями. Онъ очень ухаживалъ за нашимъ казакомъ, болталъ съ нимъ очень много, а съ нами обращался весьма сдержанно, какъ-бы боясь показать намъ участіе. Впрочемъ, онъ не говорилъ по-французски, такъ и мы ничего не могли сказать ему. Жена и дти его не выходили къ намъ. Замтно было, что онъ не довряетъ казаку, а между тмъ, старался угождать ему. Ему онъ уступилъ свою лучшую комнату, а насъ помстилъ въ мастерской. Заводъ стоялъ на рк, довольно далеко отъ дома управляющаго: однако, оттуда явственно раздавались удары молота. Управляющій повелъ туда нашего казака, который потомъ возвратился съ какими-то вещами, завернутыми въ солому, вроятно издліями завода.

2-го декабря мы собрались въ дорогу довольно рано. Полякъ проводилъ казака съ низкими поклонами. Садясь въ сани, мы узнали, что на этотъ разъ никто изъ нашихъ солдатъ не остался: вс были въ сбор. При легкомъ мороз, солнце ярко свтило. Мы прозжали почти сплошными лсами. Къ вечеру прибыли въ мстечко Свардъ, населенное евреями. Казакъ нашъ занялъ квартиру въ одной гостинниц, а насъ помстили въ другой напротивъ, и къ дверямъ нашимъ поставили казаковъ, хотя мы не помышляли о бгств. Евреи намъ говорили, что къ вечеру мы придемъ въ Мглинъ, и что мы проведемъ зиму въ этомъ город, а не то въ его окрестностяхъ. Эту всть мы приняли съ удовольствіемъ, такъ какъ уже порядочно утомились отъ продолжительной и безпокойной дороги. Я думаю, если-бы она еще протянулась, то не многіе изъ насъ дожили-бы до окончанія нашего пути.

3-го декабря морозъ усилился. Отправились въ дорогу довольно рано. Въ этотъ день ожидало насъ печальное зрлище: большое число труповъ нашихъ товарищей валялось на дорог, изъ чего мы заключили, что передъ нами слдовали еще колонны плнныхъ. На каждой верст лежало или по одному, или по нсколько труповъ. Одни были обнажены, другіе покрыты лохмотьями мундировъ. Около этихъ труповъ возились собаки и, когда мы проходили мимо, он бросались на насъ съ лаемъ, какъ-бы грозя истерзать насъ, если мы тронемъ ихъ добычу. Мы насчитали до пятидесяти тлъ по этой дорог.

Пройдя нсколько лсовъ, пришли къ Мглину. Остановились, но одинъ вожатый нашъ въхалъ въ городъ, а мы еще долго оставались на дорог. Наконецъ, онъ возвратился и повезъ насъ въ деревню Вергину, верстахъ въ пяти отъ Мглина. Насъ помстили въ крестьянской хат, въ которой были дв горницы, но только въ одной изъ нихъ можно было оставаться, другая была не топлена. Въ этой первой горниц, кром насъ, оставались хозяинъ избы, его жена, сестра и ребенокъ, тснота эта очень насъ безпокоила. Вообще въ этой деревеньк мало было простору людямъ. Только-что мы тутъ водворились, какъ явился хозяинъ мстной еврейской гостинницы съ предложеніемъ доставлять намъ каждый день всякую провизію, какую пожелаемъ. Мы съ нимъ сговорились, а поваръ нашъ приготовилъ намъ обдъ въ той-же печи, въ которой хозяева варили свое кушанье. Вечеромъ горницу освтили щепками изъ смолистой сосны, втыкая ихъ въ уголъ печи и часто замняя одн другими. На ночь намъ послали на полъ соломы, и мы хорошо-бы выспались, если-бы не будили насъ но временамъ крики ребенка.

4-го декабря морозъ былъ весьма силенъ, было, по крайней мр, 25^о ниже 0. Окна заволокло сплошнымъ льдомъ. На утро встали безъ обыкновенной душевной тревоги, такъ какъ знали, что остаемся на мст до весны и избавлены отъ путешествія въ такую суровую погоду.

Въ слдующіе дни мы такъ ужъ обжились вс вмст съ крестьянскою семьею, что никто никого не стснялъ, насколько это было возможно. На второй день нашего пребыванія въ этой деревн, нашъ казацкій офицеръ пришелъ къ намъ въ сопровожденіи переводчика-еврея, и черезъ него просилъ меня полечить нсколькихъ больныхъ казаковъ и ихъ унтеръ-офицера. Кром того, и между нашими было много больныхъ. Меня повезли на квартиру, гд стояли казаки, и я нашелъ почти всхъ зараженныхъ тифомъ. А между тмъ подъ рукою не было никакихъ медикаментовъ. Я прежде всего требовалъ перевезти больныхъ въ одно мсто, французовъ и казаковъ отдльно. Написалъ, какія нужны лекарства, также вино и уксусъ, и офицеръ хотлъ послать за всмъ этимъ въ городъ. На другой день все это было доставлено, и еще дали мн фельдшера-казака въ помощники. Нашихъ было до пятнадцати солдатъ, почти вс уже при смерти. Между ними была и молодая женщина, вроятно, маркитанка, сопровождавшая ихъ въ поход. Я раньше не замтилъ ея присутствія между плнными, такъ какъ на ней была солдатская шинель. Эта женщина и мужъ ея лежали другъ подл друга безъ памяти, и на другой день въ одно время умерли. Должно-быть, казаки заразились тифомъ чрезъ платье больныхъ нашихъ солдатъ, которое они сдирали съ нихъ для своего употребленія. Четверо казаковъ испустили духъ въ страшномъ бреду, напоминавшемъ варварства, съ которыми они поступили съ нашими товарищами. Мн удалось вылечить унтеръ-офицера и другихъ казаковъ, и также нсколькихъ нашихъ солдатъ.

По приказанію, данному изъ города, устроена была лазаретная кухня. Каждый день я раздавалъ вина, кому нужно было. Между тмъ, тла умершихъ тифомъ валялись въ куч на двор дома, обращеннаго въ госпиталь, и никто не заботился объ ихъ погребеніи. Мое леченіе внушило казакамъ и ихъ офицеру нкоторое ко мн уваженіе. Увидавъ на мн ветхую шинель, они принесли мн другую, по-нове, отобранную, вроятно, не то у живаго, не то у мертваго изъ нашихъ.

Съ нкотораго времени, каждый день слышался по деревн колокольный звонъ, и затмъ мимо насъ проходила погребальная процессія съ попомъ бородатымъ впереди, за которымъ слдовали хоругви, развивавшіяся по втру. Занесенный солдатами нашими тифъ заразилъ мстныхъ обывателей, а какъ у нихъ не водится ни докторовъ и никакихъ раціональныхъ мръ, то болзнь эта похищала много жертвъ. Покойника везли обыкновенно на саняхъ, запряженныхъ волами и въ открытомъ гроб. Толпа крестьянъ и крестьянокъ, съ плачемъ и причитываніемъ какихъ-то словъ музыкальнымъ размромъ, слдовала за гробомъ, а въ то-же время священникъ плъ похоронныя молитвы. Не смотря на то, что мы довольно приглядлись къ смерти, это ежедневное зрлище наводило уныніе, особенно при вид несчастныхъ сиротъ, съ отчаяніемъ провожавшихъ отца или мать до могилы.

VII.

1-е января 1313 г.— Приглашеніе мглинскаго предводителя дворянства, я водворяюсь въ его дом.— Выгоды моего положенія.— Чиновникъ, посланный императоромъ Александромъ съ предложеніемъ плннымъ вступить въ русскую службу съ сохраненіемъ своего чина.— Самоубійство французскаго плннаго.— Посщеніе сосднихъ помщиковъ: Скляревича, Искрицкаго, Ширяя, Рославца и графа Завадовскаго.— Домъ вельможи.— Бронзовая статуя фельдмаршала Румянцова.

Въ одно утро нашъ казакъ приводитъ къ намъ троихъ чиновниковъ, присланныхъ изъ Мглина, вслдствіе ежедневныхъ рапортовъ, которыхъ требовали отъ нашего вожатаго. Меня удивило, что они назвали меня по фамиліи, хотя и не говорили по-французски. Съ ними былъ переводчикъ, черезъ котораго они благодарили меня за леченіе казаковъ, потомъ объявили, что страданія наши должны кончиться, такъ какъ императоръ Александръ приказалъ обходиться съ нами человколюбиво и раздать намъ платье и шубы. Нашъ казакъ сталъ неузнаваемъ. Онъ. повидимому, опасался, что мы пожалуемся на допущенныя имъ жестокости. Чиновники обращались къ нему свысока и какъ-бы съ презрніемъ. Потомъ намъ роздали жалованье серебряною монетою и взяли съ насъ росписку. Пожавъ намъ руки, чиновники удалились. Мы начали надяться на облегченіе нашей участи.

Спустя нсколько дней, изъ Мглина пріхали три плнныхъ французскихъ офицера. Одинъизъ нихъ называлъ себя капитаномъ и адъютантомъ маршала Даву, какимъ-то Дюбиньи. Онъ пріхалъ навстить нашего маіора, знакомаго ему, однако, этотъ не признавалъ его за адъютанта маршала, такъ какъ онъ зналъ его, напротивъ, простымъ унтеръ-офицеромъ. Тогда этотъ Дюбиньи сталъ уврять, что онъ повышенъ чиномъ во время похода, чему, однако, нашъ маіоръ плохо врилъ. Какъ-бы ни было, Дюбиньи объяснилъ, что слыша о плн и болзни нашего маіора, онъ сговорился съ товарищами и, нанявъ на общій счетъ сани, они пріхали подать ему помощь. Затмъ Дюбиньи угостилъ насъ привезеннымъ виномъ, а маіору, къ которому онъ особенно ластился, предложилъ и деньги. Эти прізжіе офицеры сообщили намъ, что въ Мглин находится большое число плнныхъ, до пятнадцати офицеровъ, включая сюда и ихъ, и одинъ полковникъ, что обыватели и, въ особенности, городскія власти и предводитель дворянства очень хорошо съ ними обращаются.

Посщеніе этихъ офицеровъ доставило намъ удовольствіе, подавъ надежду на поправленіе нашихъ обстоятельствъ.

Запасшись черезъ еврея нашего письменными матеріалами, мы каждый принялись за дло. Я взялся за продолженіе прерваннаго со дня плна дневника, съ помощью моихъ товарищей, которые припоминали мн тотъ или другой эпизодъ послдняго времени. Полковникъ предался поэзіи и писалъ стихи на героическія темы изъ нашего похода. Онъ читалъ намъ свои стихи, а я читалъ имъ свой дневникъ. Музыкантъ-кирасиръ услаждалъ насъ искусною игрою на флейтраверс. А въ долгіе зимніе вечера мы играли или въ карты или въ шахматы. Только маіоръ, да полковой лекарь, по болзни, мало участвовали въ нашихъ развлеченіяхъ и почти не вставали съ постели. Въ случа недостатка въ чемъ, мы прибгали къ услужливости еврея, который снабжалъ насъ желаемымъ. Онъ досталъ мн блье. Была у меня квитанція на 500 франковъ, выданная мн нашимъ полковымъ казначеемъ, но въ Россіи она не имла никакой цны, оставался у меня двойной наполеондоръ, который я зашилъ въ сукно мундира. Пришлось его размнять еврею, который и далъ мн за него старую ассигнацію въ 25 рублей, еще невиданную никмъ изъ насъ, и нсколько серебряной монеты. Дале разскажу исторію этой ассигнаціи.

Спустя дв недли посл перваго посщенія, русскіе чиновники изъ Мглина вторично были у насъ. Они привезли намъ тулупы на овечьемъ мху и сюртуки толстаго бураго сукна. Платье это было не щегольское, но зато теплое. Отсчитавъ каждому изъ насъ приходящееся по новый годъ жалованье и взявъ съ насъ росписку, они любезно съ нами раскланялись.

Я навщалъ госпиталь ежедневно, число больныхъ между нашими и казаками не убывало. Одинъ изъ нашихъ, въ бреду горячки, вырвался изъ госпиталя и убжалъ въ лсъ, никакъ не могли его тамъ отыскать, и, вроятно, его растерзали волки.

Съ нкоторыхъ поръ нашъ хозяинъ, особенно женщины, за что-то не взлюбили насъ, когда готовили намъ обдъ и когда мы ли, он смотрли на насъ съ отвращеніемъ. Между нашимъ поваромъ и ими постоянно бывали ссоры изъ-за посуды. Мы никакъ не могли догадаться о причин этого неудовольствія, но когда увидали, что он перестали сть мясное и молочное, то поняли, что он постились, по обычаю греко-россійской церкви. А такъ какъ мы имъ не подражали и не крестились, какъ он, передъ образами, стоявшими у нихъ въ одномъ углу, то он принимали насъ за нехристей.

Конецъ года былъ близокъ, но какъ у насъ не было календаря, то полковникъ нашъ счелъ вс дни со дня нашего плна и такимъ образомъ могъ обозначить день, въ который наступитъ новый годъ.

1-го января 1813 г. мы поздравили другъ друга съ новымъ годомъ. Нашъ старшій сказалъ намъ нсколько словъ, которыми старался внушить намъ надежду на лучшее будущее и мужество къ перенесенію настоящаго, какъ требуетъ того наша воинская честь. По его желанію, мы отпраздновали этотъ день боле роскошнымъ обдомъ. Нашъ еврей, точно догадывался, принесъ намъ замороженную козулю и довольно изряднаго французскаго вина. Мы хотли было предложить первый тостъ за здоровіе нашего старшаго, но онъ настоялъ на томъ, чтобъ провозгласить тостъ за здравіе нашего императора. Такимъ образомъ, мы можемъ сказать, что и въ жалкой настоящей обстановк: въ русской изб, зарытой въ снгу, при 30 градусахъ мороза (дйствительно, въ этотъ день выйти нельзя было на улицу, по причин сильной стужи), подъ казацкимъ гнетомъ, мы въ новый годъ вспомнили о нашемъ император и пожелали ему здравія. Наши хозяева смотрли на насъ и удивлялись, не понимая, чему мы такъ восторгаемся. Изъ зрителей мы сдлали ихъ участниками нашихъ возліяній, и подлились съ ними нашимъ виномъ. Они не отказывались и, крестясь, выпивали подносимое. Сколько воспоминаній толпилось въ моей голов, но случаю этого дня новаго года!

Ровно годъ тому, я въ этотъ день ходилъ по паркету тюльерійскаго дворца, гд окружало меня императорское великолпіе, какъ я описалъ это въ начал моего дневника {Часть ‘Дневника’ де-ла-Флиза — до вступленія автора его въ Россію нами опущенъ. Ред.}. Нынче-же сижу съ товарищами въ жалкой изб, подъ одною кровлею, съ русскими рабами и сплю на солом. Вотъ какъ измняется судьба человка, а между тмъ, посл зрлища гибели нашихъ братьевъ, мы могли еще почитать себя счастливыми.

Спустя нсколько дней, начался колокольный звонъ, не переставая ни днемъ, ни ночью. Нашъ полковникъ, имвшій нкоторое понятіе о русскомъ богослуженіи и ихъ календар, объяснилъ намъ, что теперь у русскихъ празднуется Рождество Христово. Наши хозяева, принарядившись, ушли въ церковь, а возвратились оттуда со свчами, потомъ сли за столъ и ли рыбу. Передъ образомъ засвтили лампадку. Недли дв спустя, вошелъ къ намъ священникъ для освященія избы святою водою. Онъ далъ хозяевамъ поцловать крестъ, который несъ въ рук, и окроплялъ и ихъ и стны водою. На насъ онъ смотрлъ съ презрніемъ, какъ на нехристей. Потомъ мломъ чертилъ крестики на дверяхъ и окнахъ. Крестьяне провожали священника съ низкими поклонами. Съ тхъ поръ, что постъ кончился, наши хозяева опять стали жить съ нами въ согласіи.

10-го января къ дверямъ нашей избы подъхали щегольскія сани, запряженныя четверкою красивыхъ лошадей, вслдъ за тмъ вошелъ прилично одтый слуга и вручилъ намъ записку слдующаго содержанія на французскомъ язык: ‘Покорнйше просятъ французскаго доктора пожаловать въ Мглинъ, для поданія помощи заболвшему вчера брату предводителя дворянства, г. Скорупа’.

Я скоро былъ готовъ и сталъ прощаться съ моими товарищами. Подобно мн, они воображали, что я ду къ одному изъ первыхъ сановниковъ въ имперіи {Предводитель на французскомъ: marchal — отсюда заблужденіе французовъ. Прим. перев.}, у котораго я могу выпросить для насъ улучшеніе нашего положенія. Особенно хотлось имъ быть переведенными въ городъ. Словомъ, въ ихъ глазахъ я былъ Іосифъ, покидающій товарищей своего заключенія, чтобы предстать предъ Фараона.

На двор гудла вьюга при сильномъ мороз. Товарищи вышли проводить меня до саней, и, желая мн счастливаго пути, позавидовали моей дол. Ямщикъ далъ волю лошадямъ и он пустились вскачь, звеня привязаннымъ къ дуг колокольчикомъ. Мн казалось, я лечу на облакахъ, такъ лошади обдавали меня снгомъ. Закутанный въ тулупъ, я не ощущалъ стужи, и почти внезапно очутился въ город, котораго не могъ ране замтить, по причин мятели.

Мглинъ, хотя и уздный городъ, однако, такъ плохо обстроенъ, что скоре походитъ на деревню. Прохавъ его вдоль, остановились передъ довольно красивымъ деревяннымъ домомъ. Я вышелъ изъ саней и удивлялся, что не вижу у крыльца часовыхъ, которые обыкновенно ставятся у входа въ домъ маршала. Вхожу, меня встрчаетъ дворецкій и провожаетъ черезъ гостиную въ комнату, гд представляетъ меня хозяину дома, мужчин тридцати пяти лтъ, высокаго роста и благородной наружности, но одтаго въ черный фракъ. Поклонившись мн, онъ повторилъ сказанное въ записк, что звалъ меня для брата, и затмъ повелъ меня къ нему въ другую комнату. Оба говорили немного но-французски, такъ что мы понимали другъ друга. Я нашелъ въ больномъ легкое нездоровье и потому общалъ ему скорое выздоровленіе, съ помощью средствъ, которыя пропишу. Тутъ я узналъ также настоящее званіе господина, у котораго я находился: онъ былъ не боле, какъ уздный предводитель дворянства,— должность, равняющаяся должности подпрефекта во Франціи. Какъ начальникъ надъ всми плнными, находившимися въ Мглин, онъ показалъ себя добрымъ человкомъ. По его приказанію были сдланы вс полезныя распоряженія относительно плнныхъ.

Посл осмотра мною больнаго, г. Скорупа повелъ меня въ свой кабинетъ и предложилъ трубку. Лакей подалъ мн длинный чубукъ съ янтарнымъ мундштукомъ. Хозяинъ мой много раскрашивалъ меня о Наполеон и о нашемъ отступленіи: говорилъ, что сочувствуетъ французамъ, и ко мн иметъ такую симпатію, что желалъ-бы оставить меня на житье у себя въ дом, и тотчасъ-же повелъ меня въ комнату, которую хотлъ уступить мн. Отъ такого пріема я точно ожилъ. Вскор нахали гости: чиновники, подчиненные предводителю, люди приличные, и городничій — старый гусарскій маіоръ, въ мундир и съ саблею, человкъ честный, внимательный и добрый къ плннымъ. Затмъ явились двое изъ нашихъ товарищей: одинъ поручикъ, а другой тотъ-же Дюбиньи, что прізжалъ къ намъ въ деревню. Оба были приняты предводителемъ съ учтивостью. Вскор дворецкій доложилъ объ обд. Общество направилось въ столовую, гд накрытъ былъ столъ, уставленный серебрянымъ сервизомъ. За столомъ служило нсколько слугъ и четыре мальчика казачка. Посл обда розданы были трубки, а хозяинъ съ городничимъ и двумя нашими офицерами сли играть въ бостонъ. Я, какъ неиграющій, ушелъ къ моему больному и провелъ съ нимъ вечеръ. Этотъ человкъ принадлежалъ къ хорошему обществу и бесда съ нимъ была для меня пріятна. Подали чай, потомъ довольно поздно ужинали, посл чего я пошелъ къ себ.

На другое утро, когда я, проснувшись, увидалъ себя въ хорошенькой комнат, мн показалось это сномъ и я хотлъ снова заснуть. Дворецкій принесъ мн въ комнату чай и кофе и оказывалъ мн большое почтеніе. Мой больной пожелалъ меня видть и объявилъ мн, что лекарство мое ему помогло. Я очень былъ этому радъ, потому что расположеніе обоихъ братьевъ было для меня важно. Они объявили мн, что отнын я принадлежу имъ и что я буду жить у нихъ, какъ родной. Такъ я и поселился въ ихъ дом.

Каждый день предводитель принималъ гостей: въ ихъ числ были и наши офицеры. Ввечеру играли въ карты.

Нсколько дней посл моего прізда, въ одно утро къ предводителю приводятъ нашего вожатаго казака арестованнымъ. Предводитель, но прочтеніи принесенныхъ казакомъ бумагъ, сталъ ему что-то строго выговаривать, посл чего веллъ снова отвести его. Но уход казака, предводитель разсказалъ мн, что одинъ генералъ (вроятно, тотъ самый, которому я былъ представленъ по взятіи меня въ плнъ) отправилъ съ казакомъ, для передачи, въ Мглинъ 326 человкъ французскихъ плнныхъ, а приведено только 130: что до него дошли слухи о жестокостяхъ, допущенныхъ казакомъ, что ему, предводителю, предстоитъ довести о томъ до свднія императора, и что этого казака подвергнутъ военному суду. Разспросивъ меня еще обо всхъ виднныхъ мною случаяхъ, во время слдованія нашего въ Мглинъ, предводитель въ гнв ударилъ по столу:

— ‘Этого варвара разстрляютъ, говорилъ онъ, онъ обезчестилъ русское имя, его надо примрно наказать за то, что онъ осмлился ослушаться строгаго приказанія императора Александра, стараться всми силами спасти какъ можно боле плнныхъ’.

Помня общаніе, данное моимъ товарищамъ въ деревн, и видя доброе расположеніе къ намъ предводителя, я ршился сказать ему о печальномъ ихъ положеніи въ ихъ настоящемъ мстопребываніи. Я изобразилъ ему благородный характеръ нашего полковника Бретона, сказалъ о музыкальномъ талант нашего кирасира Баратье. Предводитель согласился вызвать ихъ изъ деревни: призвалъ городничаго и поручилъ ему приготовить въ город квартиры, и затмъ привезти сюда нашихъ.

Предводитель каждый день приглашалъ кого-нибудь изъ плнныхъ къ столу. Между ними были четыре испанца, къ сожалнію, никто не умлъ говорить на ихъ язык. На другое утро пріхали и наши четыре офицера, во глав ихъ нашъ полковникъ со звздою почетнаго легіона и толстымъ эполетомъ, который онъ не надвалъ, пока находился между казаками, а нашъ кирасиръ съ серебряными эполетами. Ихъ приняли радушно и посадили за столъ. Вниманіе, оказываемое хозяиномъ, приводило въ восторгъ нашихъ офицеровъ. Посл обда предводитель попросилъ капитана сыграть что-нибудь своемъ инструмент. Игра его чрезвычайно понравилась, и предводитель уврялъ, что если-бы капитану вздумалось давать въ Россіи концерты, то онъ могъ-бы отъ нихъ разбогатть. Въ свою очередь, угостилъ насъ хозяинъ спектаклемъ. Казачки его отлично плясали казачка. Но его приказанію, они вышли въ залу въ богатыхъ костюмахъ и красныхъ сапогахъ, съ гитарами въ рукахъ и, акомпнируя себ, начали исполнять танецъ съ такимъ совершенствомъ и граціею, что и на парижской сцен они заслужили-бы аплодисменты. Этотъ образчикъ русской хореографіи изумилъ насъ.

Понадобилось мн размнять мою 25-ти-рублевую ассигнацію, данную мн евреемъ. Не зная настоящей ея цны и опасаясь быть обманутымъ, я предпочелъ справиться у самого предводителя. Каково-же было мое удивленіе, когда онъ, разсмотрвъ ее, призналъ ее фальшивою. Онъ разсказалъ мн при этомъ, что французовъ обвиняютъ въ привоз въ Россію большаго количества поддльныхъ ассигнацій, и прибавилъ, что дло изъ этого выйдетъ важное, если я не съумю указать лицо, отъ котораго эта ассигнація перешла въ мои руки. Я назвалъ еврея, давшаго мн ассигнацію при свидтеляхъ. Предводитель взялъ ее у меня, призвалъ городничаго и веллъ ему, арестовавъ жида, немедленно привести его къ нему. Все это было исполнено такъ быстро, что черезъ два часа полицейскіе привели уже еврея. Сначала онъ отперся отъ дачи мн этой бумаги, но я сказалъ, что свидтелемъ былъ также хозяинъ избы, въ которой мы жили. Предводитель веллъ продержать еврея въ тюрьм до другаго утра, а между тмъ позвали и крестьянина нашего. Этотъ показалъ, что ассигнація ему знакома, такъ какъ при немъ въ гостинниц еврея многіе отказывались принять эту бумажку. Товарищи мои и я утверждали, что это была первая ассигнація этого достоинства, которая попалась намъ на глаза. Призвали попа и заставили крестьянина подъ присягою подтвердить, что онъ говоритъ правду. Еврей смутился и общалъ обнаружить отъ кого досталась ему ассигнація, между тмъ, его отвели въ тюрьму.

Оставшись наедин со мною, предводитель объяснилъ мн важность этого дла, что оно пахнетъ Сибирью. Взамнъ фальшивой бумажки онъ далъ мн новую. Я не зналъ, какъ довольно благодарить его, особенно за то, что онъ избавилъ меня отъ отвтственности, которой я непремнно подвергся-бы, если-бы не указалъ на еврея. Этотъ случай утвердилъ меня въ мнніи о жидахъ, которые везд одинаково мошенничаютъ.

Прошло нсколько недль моего пребыванія у предводителя, когда изъ Петербурга пріхалъ чиновникъ съ порученіемъ отъ императора Александра, и остановился въ дом предводителя. Чиновникъ этотъ былъ невысокаго роста господинъ, въ шитомъ мундир и съ орденами. Онъ отлично говорилъ по-французски. По его приказанію, собраны были въ залу вс плнные, ставъ посреди насъ, онъ объявилъ намъ, что присланъ его величествомъ съ предложеніемъ плннымъ вступить въ русскую службу, такъ что тотъ, кто на это согласенъ будетъ, сохранитъ въ новой служб и чинъ свой, потомъ прочелъ намъ указъ, по которому каждому офицеру предоставлялось право продолжать прежній родъ службы, по пхот-ли, по кавалеріи или по артиллеріи.

За чтеніемъ этого указа послдовало общее молчаніе. Никто изъ насъ не отвчалъ. Заключая изъ этого, что предложеніе не принимается никмъ изъ плнныхъ, нашъ полковникъ, обращаясь къ чиновнику, началъ такъ: ‘Много чести оказываетъ намъ его величество, считая насъ достойными служить ему. Но честь воспрещаетъ намъ нарушать присягу, данную императору Наполеону. Мы останемся вчно благодарны вашему государю за его попеченія о плнныхъ. Когда миръ позволитъ намъ возвратиться въ наше отечество, мы поставимъ себ за долгъ объявлять во всеуслышаніе о человколюбіи императора Александра въ отношеніи къ плннымъ. Если мы и пострадали отъ жестокостей нерегулярнаго войска, то он не остались безъ возмездія, и виновники ихъ были наказаны какъ убійцы {Предводитель говорилъ намъ, что императоръ веллъ наказать нашего казака-офицера какъ убійцу. Авторъ.}. Зато, когда мы встрчались съ истинными воинами, они насъ жалли какъ братьевъ, и не признавали насъ за враговъ’.

Потомъ чиновникъ подозвалъ испанцевъ и сообщилъ имъ на ихъ язык, что они свободны, что, по повелнію императора, ихъ отвезутъ въ Петербургъ, откуда они, когда будетъ возможность, могутъ отправиться на корабл въ свое отечество. Чиновникъ просилъ предводителя распорядиться о заготовленіи имъ новыхъ испанскихъ мундировъ, о награжденіи каждаго пятьюстами рублей, о покупк экипажей для дороги и, наконецъ, о назначеніи чиновниковъ, которые должны сопутствовать испанцевъ и привезти ихъ прямо во дворецъ императора. Испанцы пришли въ восторгъ и со слезами на глазахъ готовы были цловать руки чиновника. Наши офицеры собирались уйти, но предводитель удержалъ ихъ, приглашая отобдать у него. Столъ былъ приготовленъ на тридцать приборовъ.

Кажется, что хозяинъ нашъ, да и прізжій чиновникъ уважили наше нежеланіе служить противъ нашего отечества, равно и врность нашу къ нашему государю. Нсколько дней спустя, мы увидли, какъ ухали испанцы въ новыхъ дорожныхъ экипажахъ, въ сопровожденіи русскихъ чиновниковъ.

Зима была на исход, сани исчезли и ихъ замнили колесные экипажи. Наши плнные, просидвъ столько времени взаперти, стали выходить гулять по улицамъ. Но дти изъ простаго народа позволяли себ ругаться надъ ними и преслдовали ихъ словами: ‘французъ-капутъ’ (Franous kapout). Узнавъ о томъ, городничій веллъ наказать этихъ ребятъ, и если мглинское простонародье не любило насъ, то, по крайней мр, прекратило свои оскорбленія.

Въ одно утро предводитель вошелъ ко мн въ комнату и сталъ приглашать хать съ нимъ но всмъ офицерамъ нашимъ. Мы сли въ коляску, а впереди насъ халъ верхомъ полицейскій солдатъ и завозилъ насъ въ каждую квартиру. Первый нашъ визитъ былъ къ полковнику. Посл обычныхъ взаимныхъ учтивостей, предводитель предложилъ ему, не согласится-ли онъ перехать на житье къ одному знакомому ему знатному господину, гд ему будетъ оказано большое уваженіе. Онъ прибавилъ, что сдлаетъ подобное-же предложеніе и другимъ офицерамъ, потому что въ тсномъ город невозможно пріискать для всхъ хорошія квартиры. Полковникъ благодарилъ и принялъ предложеніе. Не смотря на вжливое обхожденіе предводителя, я замтилъ въ немъ въ отношеніи къ полковнику какую-то холодность. Я не смлъ спросить его о причин, но, когда мы похали дальше, онъ самъ признался въ своей антипатіи къ этому военному. Онъ говорилъ, что читалъ въ какомъ-то французскомъ сочиненіи, что членъ конвента, по имени Эскюдье, какъ назывался и полковникъ, подалъ голосъ о казни Людовика XVI и, по его мннію, это долженъ быть тотъ самый, такъ какъ ему было за пятьдесятъ лтъ. Я не могъ ни опровергнуть, ни подтвердить этой догадки, можетъ быть, она и справедлива. Предводитель добавилъ, что, но его чувствамъ, человкъ, виновный въ смерти своего государя, внушаетъ ему омерзеніе, хотя и нтъ надобности тутъ выказывать это чувство. Дале похали мы къ маіору Бретону. Къ этому предводитель имлъ особое уваженіе.

И ему онъ сдлалъ предложеніе перехать къ помщику, который желалъ-бы дать его въ товарищи его единственному сыну. Это предложеніе было принято съ большою благодарностью. Такимъ образомъ, объхавъ и прочихъ офицеровъ, предводитель всмъ изъ нихъ длалъ предложеніе перехать на житье къ узднымъ помщикамъ, въ томъ числ и мнимому капитану Дюбиньи, къ которому предводитель, неизвстно почему, имлъ особое расположеніе. Дюбиньи долженъ былъ хать къ помщику Скляревичу, превосходнйшему человку, но ему не суждено было выйти изъ Мглина.

Съ тхъ поръ, что погода стала хороша, наши французы но цлымъ днямъ разгуливали но городу. При этомъ солдаты вздумали не кланяться офицерамъ, говоря, что въ плну вс равны, нтъ военной подчиненности. Только одинъ Дюбиньи пожаловался на нихъ предводителю, который, по извстной въ Россіи военной дисциплин, согласился съ нимъ и отдалъ приказаніе, чтобы солдаты непремнно отдавали офицерамъ честь при встрч съ ними. Случилось Дюбиньи встртить двухъ солдатъ, которые прошли, не кланяясь, держа въ рук трость, онъ съ сердцовъ побилъ ихъ. Солдаты, долго не думая, вырвали у него изъ рукъ трость и самого побили, говоря при этомъ, что они его знаютъ, что онъ не боле какъ унтеръ-офицеръ, которому они не обязаны кланяться. Это происшествіе разгласилось, стали наводить справки и он открыли, кто Дюбиньи сержантъ, служившій писаремъ въ канцеляріи маршала Даву. Не зная о томъ, мы, конечно, признавали его за того, за кого онъ выдавалъ себя, хотя теперь и объяснялось, почему Дюбиньи такъ ухаживалъ за маіоромъ: онъ хотлъ своими услугами склонить его къ признанію его офицеромъ. Побитые солдаты пошли всюду разглашать, что Дюбиньи не офицеръ, такъ что жившій съ нимъ на одной квартир поручикъ выгналъ его отъ себя, говоря, что онъ можетъ раздлять свое помщеніе только съ равнымъ себ. Эти слова привели Дюбиньи въ отчаяніе. Укладывая свои вещи въ чемоданъ, онъ вынулъ бритву и порзалъ свое горло такъ, что залился кровью, прежде нежели офицеръ усплъ это замтить. Призвали городничаго, и съ перваго взгляда казалось, будто поручикъ вслдствіе ссоры зарзалъ Дюбиньи, но какъ этотъ еще въ силахъ былъ сказать нсколько словъ, то онъ объявилъ, что убилъ себя самъ, и спустя нсколько часовъ, умеръ. Это событіе насъ огорчило, и самъ предводитель пожаллъ о Дюбиньи, который съумлъ ему понравиться, такъ что не проходило дня, чтобы онъ не позвалъ его поиграть съ нимъ въ бостонъ.

Едва Дюбиньи скончался, какъ пришли доложить предводителю, что въ пруд у мельницы нашли утонувшаго француза, и именно того солдата, который служилъ покойному Дюбиньи и съ которымъ этотъ поссорился изъ-за подозрнія, что онъ самозванный офицеръ. ‘Ссорясь, они вышли изъ квартиры и направились къ мельниц, гд между ними произошла драка, посл чего Дюбиньи сбросилъ солдата въ воду. Мельникъ, свидтель этого случая, опасаясь за себя, спрятался и не хотлъ дать знать полиціи’ Выслушавъ это донесеніе, предводитель отправился на мсто происшествія, взявъ меня съ собою для освидтельствованія трупа утопленника. Оказались дйствительно слды ушибовъ въ голову. Предводитель не сомнвался, что несчастный погибъ насильственною смертью отъ руки того, кому онъ служилъ, и поэтому нашелъ, что посл этого преступленія Дюбиньи только и оставалось что зарзаться. ‘А я почиталъ его за честнаго воина, прибавилъ предводитель, впрочемъ, не слдуетъ доврять рыжимъ, какимъ былъ Дюбиньи’.

Вскор вс офицеры были развезены по помщикамъ, у которыхъ они пользовались всми удобствами жизни и вниманіемъ окружающихъ.

Къ концу марта мсяца 1813 г., братъ предводителя, который давно уже выздоровлъ и нсколько разъ узжалъ въ свою деревню Молодково, въ десяти верстахъ отъ Мглина, пріхалъ оттуда съ извстіемъ, что въ его деревн между крестьянами распространился тифъ, отъ котораго многіе умираютъ, и просилъ брата отпустить меня съ нимъ для леченія больныхъ. Предводитель согласился, тмъ боле, что самъ имлъ надобность хать въ свою деревню Алефино, въ сорока верстахъ оттуда, въ Стародубскомъ узд.

На другое утро подали дв коляски. Предводитель ухалъ въ одну сторону, а мы — въ другую. Путь нашъ лежалъ по большой дорог, по которой мы пришли въ Мглинъ, и на всемъ пространств были разсяны объденные волками и собаками трупы нашихъ солдатъ. Впрочемъ, какъ говорилъ Скорупа, крестьянамъ приказано было около его деревни вырыть большую яму для погребенія остатковъ несчастнаго народа, а надъ могилою онъ хотлъ поставить крестъ. ‘Французы — христіане, говорилъ онъ, поэтому нельзя ихъ погребать какъ скотовъ. Но наши крестьяне, продолжалъ онъ, еще грубы и невжественны, они уврены, что кто не русскій, тотъ нехристъ и называютъ нмцами (т. е. нмыми) всхъ иностранцевъ безъ разбора, въ особенности нашихъ сосдей германцевъ, и вотъ чему надо приписать ихъ жестокость въ отношеніи къ французамъ. Крестьяне, входящіе въ составъ войска, обыкновенно выбираются помщиками изъ самыхъ негодныхъ людей, часто даже преступныхъ, вотъ почему необходимо держать ихъ въ строжайшей дисциплин. Благодаря ей, регулярныя войска не виновны въ такихъ жестокостяхъ, какія позволили себ наскоро набранные и вооруженные люди, съ ихъ импровизованными офицерами, не имющими понятія о воинской чести’.

дучи дале, мы встртили телги, нагруженныя трупами и направлявшіяся къ ям, куда надлежало ихъ зарыть. Зловоніе и самый видъ этихъ труповъ заставляли г. Скорупу затыкать носъ и отворачивать глаза, впрочемъ, онъ приказалъ гнать лошадей сколько возможно, чтобы намъ оставить позади себя эту ужасную процессію.

Прохавъ еще большой сосновый лсъ, мы прибыли въ Молодково, за которымъ находился деревенскій господскій домъ. Жилище это было скромное по наружности и не обширное. Къ нему примыкали службы, образовавшія большой дворъ. Больные, числомъ двадцать человкъ, помщались въ большой изб со свтлыми окнами, вблизи винокуреннаго завода. Я тотчасъ-же навстилъ ихъ и прописалъ лекарства, которыя были со мною. Мн помогалъ фельдшеръ изъ евреевъ. Однако, нсколько больныхъ такъ ужъ были худы, что они умерли, спустя нсколько часовъ Недли черезъ дв, мало-по-малу выздоровли остальные.

Насталъ великій постъ, который г. Скорупа наблюдалъ довольно исправно, но какъ ему извстно было, что французскіе военные люди издавна освобождены отъ поста, то онъ приказалъ приготовлять для меня особый столъ. Вообще, подобно брату своему, онъ оказывалъ мн много добраго расположенія. Не взирая на нашу уединенную жизнь, такъ какъ никто не зазжалъ въ нашу лсную глушь, мы прогоняли скуку въ разговорахъ, иногда очень занимательныхъ, и засиживались въ этой бесд часто до глубокой ночи. Видя въ усадьб большую стаю гончихъ собакъ и замтивъ въ одной изъ комнатъ большое собраніе ружей, я догадался, что хозяинъ мой — охотникъ. Въ одно утро онъ предложилъ мн сопровождать его на охоту съ борзыми собаками, о которыхъ я не имлъ никакого понятія. Насъ провожали егеря въ зеленыхъ кафтанахъ, державшіе на свор гончихъ и борзыхъ собакъ. Пріхали въ лсъ, въ которомъ довольно большое пространство было обтянуто стью. Мы остановились на опушк лса. Вскор лсъ огласился шумомъ множества голосовъ: это крестьяне съ крикомъ сгоняли звря въ сть. Егеря и я заняли мста противъ лса въ ожиданіи звря. Вдругъ изъ лса выскакиваютъ два волка, тотчасъ-же на нихъ спустили двухъ борзыхъ, и вслдъ за ними поскакали и егеря, я за ними. Посл долгой скачки во весь духъ черезъ вспаханныя поля, мы прискакали къ мсту, гд собаки, нагнавъ волковъ, начали терзать ихъ. Отогнавъ плетью собакъ, егеря спшились и добили волковъ своими охотничьими ножами, потомъ отрубили у нихъ лапы и бросили собакамъ. Посл этой удачи, мы возвратились въ лсъ, гд встртили нсколько зайцевъ, удиравшихъ въ поле, за ними снова погнались, и троихъ изъ нихъ собаки поймали, отобравъ ихъ у собакъ, егеря привсили зайцевъ къ сдлу и воротились къ намъ. Звуками рожка созвали всхъ, и людей и собакъ, и собрались было хать во-свояси, какъ пришли крестьяне объявить, что они видли въ лсу человческій трупъ, объденный волками. Г. Скорупа изъявилъ желаніе убдиться въ находк самому, и мы воротились въ лсъ. Тутъ вскор насъ привели къ болоту, гд увидали только верхнюю часть человческаго трупа съ оторванными руками и обезображеннымъ лицомъ. Только по короткимъ волосамъ можно было догадаться, что это останки француза. Мы были поражены. Трудно было объяснить, здсь-ли именно попался несчастный въ добычу волкамъ или волки занесли сюда трупъ съ большой дороги, что было вроятне, такъ какъ едва-ли кто-либо изъ нашихъ отважился-бы углубляться въ лсъ, гд нтъ никакой дороги. Сколько такихъ бдственныхъ случаевъ, никому невдомыхъ, выпали на долю нашимъ бднымъ воинамъ! Г. Скорупа приказалъ своимъ людямъ и этотъ трупъ свезти въ общую могилу прежде зарытыхъ труповъ.

Приближаясь на обратномъ пути къ деревн, мн пришлось быть свидтелемъ еще одного грустнаго зрлища. Повернувъ на проселочную дорогу, г. Скорупа остановился передъ кабакомъ, съ намреніемъ приказать раздать водку крестьянамъ, сопровождавшимъ насъ на охот. У входа въ кабакъ я замтилъ валявшимися два человческихъ черепа. Я обратилъ на нихъ вниманіе г. Скорупа, который призвалъ кабатчика и веллъ ему объяснить, что значатъ эти черепа. Онъ разсказалъ, что разъ зимою, ночью, въ кабакъ постучались два солдата нмца (т. е. иностранцы), а люди, сидвшіе въ кабак, убили ихъ, тла волки съли, а остались одн головы. Я замтилъ, что разсказчикъ при этомъ ухмылялся. Г. Скорупа передалъ мн этотъ разсказъ, повторяя, что русскіе крестьяне по большей части еще свирпы. И эти головы онъ веллъ зарыть въ извстную общую могилу жертвъ варварства нецивилизованнаго народа.

Спустя нсколько дней, г. Скорупа повелъ меня къ возвышенію, сдланному надъ могильною ямою, чтобы отслужить панихиду по усопшимъ. Г. Скорупа говорилъ, что священникъ не хотлъ было служить панихиды по нехристямъ, но серіозно не смлъ отказать въ этомъ. Поступокъ г. Скорупа обнаруживалъ въ немъ человка религіознаго, но не фанатика, и я радовался знакомству и дружб такого благороднаго человка.

Постъ подходилъ къ концу, наступала Пасха. Въ страстную субботу г. Скорупа повелъ меня въ деревенскую церковь, гд я впервые увидлъ грекороссійское богослуженіе. Церковь была деревянная и маленькая съ отдльною колокольнею. Мы стали на возвышенное мсто за ршеткою, которая отдляла насъ отъ толпы крестьянъ, наполнявшей середину церкви. Вс держали въ рук по зажженной свчк. Священникъ въ парчевой риз началъ служеніе обще съ діакономъ, читая молитвы и безпрестанно крестясь, чему подражали и молящіеся. Нсколько часовъ сряду читали евангеліе, съ перерывами, посл которыхъ, я замтилъ, каждый прилплялъ къ зажженной свч восковый шарикъ, ведя такимъ образомъ счетъ прочитаннымъ евангеліямъ. Въ полночь загудли колокола, возвщая воскресенье Христово. Къ намъ подошелъ священникъ и сталъ цловать насъ по три раза, говоря: ‘Христосъ воскресъ! на что слдовало отвчать: ‘воистину воскресъ!’

На другое утро рано г. Скорупа разбудилъ меня, зовя въ церковь. Мы похали, ради торжества, въ коляск шестерней,— нужды нтъ, что церковь находилась не дале нсколькихъ саженъ. Отстоявъ обдню, продолжавшуюся два часа, какъ вс вообще богослуженіи у русскихъ очень продолжительны, мы возвратились домой. Здсь въ зал накрытъ былъ большой столъ со всякаго рода състнымъ. Пришелъ священникъ, прочиталъ молитвы и окропилъ столъ святою водою.

Къ столу приглашены были управляющій имніемъ, полякъ, и еще разные приказчики. Хозяинъ началъ цлованіе съ меня, поднося мн крашенныя яйца, и потомъ съ тмъ-же цлованіемъ обошелъ каждаго, не исключая и слугъ. Потомъ стали разгавливаться всякимъ скоромнымъ кушаньемъ, запрещеннымъ во время поста.

Посл праздниковъ Пасхи, г. Скорупа намревался навстить нсколькихъ сосднихъ помщиковъ, и предложилъ мн сопутствовать ему, отъ чего я не отказался. Онъ предупредилъ меня, что мы пробудемъ въ отсутствіи около двухъ недль и что первый нашъ визитъ будетъ къ г. Скляревичу, съ которымъ я познакомился въ Мглин у предводителя. Этотъ господинъ въ то время оказывалъ мн много расположенія и звалъ меня къ себ въ деревню.

Въ прекрасное весеннее утро сли мы въ коляску шестерней и, прохавъ двадцать верстъ деревнями и березовыми рощами, прибыли въ Костеничи къ г. Скляревичу, который поблагодарилъ своего гостя за то, что онъ и меня привезъ. Это былъ средняго роста мужчина 40 лтъ, пріятной наружности и очень полный. У него было пять человкъ дтей, изъ которыхъ старшему шелъ

14-й годъ. Небольшой его домъ былъ хорошо расположенъ и комнаты меблированы со вкусомъ. Напротивъ былъ домъ, предназначенный для пребыванія гостей. Я нашелъ здсь и нашего маіора Ландрена, котораго хозяинъ принялъ на мсто Дюбиньи. Нахали сосди, между прочими, два господина Лишины, съ которыми я познакомился. Вообще вс оказывали мн учтивость и радушіе, забывая, что я иностранецъ и бывшій непріятель. Обдъ былъ не роскошный, но вкусный, особенно хороши показались мн національные ликеры. Посл обда гуляли въ обширномъ саду, богатомъ всякаго рода фруктовыми деревьями, яблоками, грушами, сливами и вишнями. Я не думалъ, чтобы они могли выдержать мстный климатъ. Посл прогулки, вс сли за игру въ бостонъ. Я остался наедин съ маіоромъ. Мы поговорили о Дюбиньи, и маіоръ не сомнвался, что это онъ убилъ солдата, такъ какъ онъ грозилъ ему этимъ, если онъ проговорится насчетъ его настоящаго званія. Слдовательно, если бы онъ самъ не зарзался, то его разстрляли-бы. Игра въ карты продолжалась до глубокой ночи. Посл ужина, хозяинъ самъ повелъ гостей въ ихъ комнаты. Мы пробыли у него двое сутокъ и все время эти господа только и длали, что играли въ карты.

Отсюда мы отправились въ имніе Лялинъ къ графу Завидовскому. Съ нами похалъ и одинъ изъ господъ Яншиныхъ. Мы прохали около 20 верстъ, когда по дорог нашей потянулась, верстъ на пятнадцать, кирпичная стна, которою обнесенъ былъ лсъ, полный краснаго звря: оленей, кабановъ и козуль. Вдали на гор виднлись высокія зданія и большая церковь. Наконецъ, прохавъ село съ дрянными избами и бднымъ крестьянскимъ населеніемъ въ рубищ и лаптяхъ, мы очутились въ алле, усаженной большими деревьями, которая привела насъ въ нчто похожее на городокъ съ каменными красивой архитектуры домами въ нсколько этажей, съ зелеными крышами. Вскор мы подъхали къ красивому дворцу въ три этажа съ колоннами и зеркальными, окнами изъ цльнаго стекла. Насъ встртили дворецкій и множество слугъ въ ливре съ золотымъ галуномъ и повели въ залу, украшенную мраморными статуями и историческими картинами, между прочимъ, и портретомъ кардинала Ришелье.

Доложили графу о нашемъ прізд. Спустя нсколько минутъ, къ намъ вышли два наши офицера, поручикъ Ларокъ, изъ хорошей фамиліи, знакомый мн по походу, и кирасирскій капитанъ Баратье. Оба были приняты въ домъ гостепріимнымъ графомъ, и не могли нахвалиться его обхожденіемъ. Заставивъ насъ довольно долго прождать, графъ, наконецъ, вышелъ. Съ особенною привтливостью встртилъ онъ г. Скорупу, вроятно, коротко ему знакомаго. Графъ былъ молодой человкъ высокаго роста, рябой, на немъ былъ черный фракъ. Г. Скорупа представилъ меня графу, который сказалъ мн нсколько словъ отличнымъ французскимъ языкомъ. Посадивъ насъ, графъ заговорилъ уже по-русски. Потомъ пріхали еще сосдніе помщики, между ними г. Искрицкій {Отецъ декабриста.}, которому графъ оказывалъ особое предпочтеніе. Передъ обдомъ подали на серебр закуску, затмъ сли за столъ. Насъ было двадцать человкъ. Я слъ между нашими офицерами. Во время стола на хорахъ играла музыка. Столъ былъ чисто французскій, вина самыя лучшія, а за десертомъ удивлялся я множеству ананасовъ, во Франціи совершенно неизвстныхъ. Эти плоды разводили въ графскихъ оранжереяхъ. Общаго разговора не было, а какъ вс между собой говорили по-русски, то мн оставалось только бесдовать съ моими товарищами.

Посл обда, мы прошли черезъ нсколько комнатъ, съ позолоченною мебелью, и остановились въ гостиной, гд разставлены были зеленые столы. Тутъ вс сли за игру, кром насъ французовъ. Мои товарищи увели меня, чтобъ показать мн вс чудеса графскаго дома. Я насчиталъ въ немъ до ста комнатъ. Въ такъ называемой Аполлоновой зал вислъ портретъ императрицы Екатерины II во весь ростъ, въ великолпной рам съ императорскою короною. Другая зала, Лукуллова, была обита гобеленовыми обоями, изображавшими миологическія сцены,— это былъ подарокъ императрицы. Кругомъ стояли дорогія мраморныя статуи. Почти везд развшаны были картины первыхъ мастеровъ, цнность имъ полагали въ сто тысячъ рублей. Меблировка всхъ этихъ комнатъ и нсколько полинявшая штофная матерія доказывали принадлежность свою прошлому вку. Отецъ графа, какъ сказывалъ мн Скляревичъ, былъ однимъ изъ любимцевъ Екатерины II. Это былъ человкъ ученый и краснорчивый. Онъ началъ поприще свое съ военной службы подъ начальствомъ фельдмаршала графа П. А. Румянцова. Ни одно правительственное дйствіе не совершилось безъ его участія. Онъ былъ статсъ-секретаремъ, а впослдствіи и министромъ народнаго просвщенія. Не боле года прошло со дня его кончины {Графъ Петръ Васильевичъ Завадовскіи, умеръ 10-го января 1812 г. Ред.}. Дале мы осмотрли великолпную русскую церковь, образа иконостаса были писаны въ Италіи, одинъ изъ нихъ, изображеніе Богородицы, былъ портретъ графини Завадовской, славившейся своею красотою. Заходили въ большую оранжерею, состоявшую изъ цлой аллеи, столтнихъ померанцовыхъ деревьевъ, полныхъ плодовъ, отсюда перешли въ теплицу, гд разводились ананасы, этотъ тропическій плодъ. Погуляли и въ парк около большаго искусственнаго пруда, но какъ весна еще не вполн установилась, то прогулка эта, не развлекаемая пніемъ соловья, не могла еще представить большаго удовольствія. Зато мы полюбовались бронзовою колоссальною статуею Румянцева, поставленною посреди колоннады въ самомъ парк.

Сумерки приближались, такъ что мы принуждены были возвратиться въ домъ. Оттуда слышалась музыка, которая играла все время, пока общество играло въ карты. Оркестромъ управлялъ итальянецъ-капельмейстеръ. Послдній попросилъ нашего Баратъе сыграть соло изъ пьесы ‘Толедскій слпецъ’, и игра его такъ очаровала играющихъ, что они на время оставили игру. Посл рjскошнаго ужина, снова сли за карты, а мы, но играющіе, удалились въ отведенныя намъ прекрасныя комнаты.

На другой день встали очень поздно. Кофе на серебряномъ сервиз подали намъ въ комнаты. Посл, когда все общество собралось въ гостиной, мы узнали, что графъ проигралъ очень много денегъ Скоруп и Скляревичу.

Г. Искрицкій пригласилъ г. Скорупу и меня въ свою деревню, сосднюю съ Ляличами, куда и графъ собирался съ господами де-Л арокъ и Баратье. Графъ еще не выходилъ изъ своихъ комнатъ. Тмъ временемъ г. Искрицкій разговорился съ нами французами. Такъ какъ я во все время пребыванія моего у братьевъ Скорупа не слыхалъ ни слова о политик, и они не получали даже газетъ, явно не интересуясь происходящимъ въ свт, то мн и товарищамъ моимъ очень пріятно было, когда изъ разговора г. Искрицкаго увидали, что онъ посвященъ въ политическія дла посредствомъ различныхъ получаемыхъ имъ журналовъ. Нсколько сдланныхъ имъ мн вопросовъ показывали, какъ любопытно было ему слышать подробности о Наполеон и московскомъ поход изъ устъ француза. Но и мы любопытствовали знать, что происходило въ промежутк времени, что мы находились въ плну. Г. Искрицкій разсказалъ намъ трагическій переходъ французовъ и черезъ Березину, бдствія отступавшей арміи и все, что происходило посл битвы у Краснаго. Г. Искрицкій ненавидлъ Наполеона. Вотъ что онъ сказалъ о немъ въ заключеніе:

‘Въ начал московскаго похода до Смоленска вс операціонныя дйствія наполеона доказывали его знаніе дла и военный геній, но какъ скоро онъ вздумалъ двинуться на Москву, такъ онъ нарушилъ самыя элементарныя начала искусства, потому что малйшая неудача грозила повлечь за собою цлую катастрофу, по причин слишкомъ отважной цли. Къ чему было ему оставаться въ Москв безъ всякой славы, когда, напротивъ, приближеніе зимы должно-бы заставить его удалиться? И характера русскаго Наполеонъ не зналъ, тогда какъ наше отечество тмъ и сильно, что его защищаетъ не только климатъ, но и неизмнный обычай народа жечь города и селенія, чтобы не допустить непріятеля до захвата его земли. А какъ назвать это забвеніе всхъ предосторожностей для обезпеченія отступленія? Храбрая армія по его вин погибла отъ стужи и голода’. Затмъ Искрицкій намъ сообщилъ, что Наполеонъ, этотъ бглецъ, какъ онъ его называлъ, находился уже въ Париж съ 20-го прошлаго декабря, и декретомъ повеллъ произвести новый наборъ въ 250 тысячъ человкъ, намреваясь предпринять вторую кампанію.

Тутъ-же мы узнали, что остатки французской арміи очистили Пруссію 20-го января. Императоръ Александръ обратился съ прокламаціею къ германскимъ народамъ, призывая ихъ свергнуть иго Франціи, Пруссія возобновила союзъ съ Россіею, и войска обихъ державъ незадолго передъ тмъ заняли Дрезденъ. Швеція тоже заключила союзъ съ Англіею противъ Наполеона. Всего боле удивило насъ извстіе, что бурбонскій принцъ, какой-то Людовикъ XVIII, существованія котораго мы и не подозрвали, обратился къ Европ съ объявленіемъ, что онъ готовится вступить на престолъ своихъ предковъ. Вс эти извстія навели на насъ страшное уныніе, и будущее тревожило насъ. Тутъ г. Искрицкій насъ оставилъ, спша домой въ свою деревню, приготовить все для нашего прізда.

Наконецъ, графъ вышелъ изъ своихъ комнатъ и насъ позвали къ завтраку. Графъ былъ на этотъ разъ любезенъ съ нами, не такъ, какъ наканун, и разсказалъ намъ, что находился въ поход 1812 г., въ качеств адъютанта генерала Кутузова, назвалъ намъ нсколько длъ, въ которыхъ онъ участвовалъ, но, не въ состояніи будучи доле переносить тяжелый походъ, онъ вышелъ въ отставку.

Стали собираться къ отъзду. Подали новомодную коляску на высокихъ рессорахъ, запряженную шестеркою великолпныхъ лошадей графскаго знаменитаго въ кра завода, и еще нсколько экипажей. Графъ взялъ съ собою г. Скорупу, а г. Скляревичъ и я сли въ другой экипажъ. Не смотря на дождь и грязь, лошади провезли насъ очень скоро, разстояніе въ 26 верстъ. Мы въхали въ село, получше обстроенное, нежели Ляличи, и крестьяне здшніе казались не столь бдными. Остановились передъ деревяннымъ домомъ, выкрашеннымъ желтою краскою, въ одинъ этажъ и со множествомъ большихъ оконъ. Г. Искрицкій спустился къ намъ по свтлой лстниц я ввелъ въ домъ. Проводивъ насъ по нсколькимъ покоямъ со скромною меблировкою, хозяинъ ввелъ насъ въ комнату, гд мы встртились съ дамами. Со дня моего прибытія въ Мглинъ, я еще не встрчался съ женщинами. Господа Скорупа были не женаты и въ общество ихъ дамы не появлялись, Скляревичъ былъ вдовъ, и графъ Завадовскій не женатъ. Г. Искрицкій тоже былъ холостъ, а дамы, встртившія насъ, были его мать, три сестры и родственницы.

Г. Искрицкій, мужчина подъ сорокъ лтъ, росту средняго, съ благородною физіономіею, былъ отлично образованъ, говорилъ пофранцузски хорошо, также чисто, какъ мы, французы, когда-то онъ занималъ важную должность въ сенат. Онъ представилъ насъ матери и сестрамъ. Первая, женщина хорошаго тона, уже въ лтахъ, обошлась съ нами весьма любезно, она не очень бгло говорилъ по-французски, однако мы понимали ее. Старшая ея дочь, 25 лтъ, и вторая — 20-ти, не будучи красивы, имли въ себ много привлекательнаго, но вполн красавицею была младшая дочь, 20-ти лтъ прелестная блондинка. Вс три сестры были одты одинаково и довольно нарядно. Он хотя и говорили по-французски, но съ нмецкимъ акцентомъ. Мн страннымъ казалось находиться въ женскомъ обществ. Я давно встрчалъ однихъ только мужчинъ и воображалъ, что нтъ женскаго полу между русскими дворянами (!?). Двицы Искрицкія были очень предупредительны къ гостямъ, особенно къ графу, посщеніе котораго, казалось, очень льстило имъ. Все-же он не пренебрегали и нами, а удостоивали насъ своимъ разговоромъ. Отвыкнувъ отъ общества дамъ, мы старались припомнить нашу французскую любезность, но кто изъ насъ лзъ изъ кожи, чтобы выказать свою грацію, такъ это кирасиръ Баратье. Онъ отпускалъ напыщенные комплименты, возбуждавшіе веселость общества. Подали обычную закуску и различныя водки въ графинахъ, на которыхъ были приклеены билетики, какъ на аптекарскихъ склянкахъ. Вскор доложили объ обд, графъ подалъ руку госпож Искрицкой, прочіе господа двицамъ, и капитанъ Баратье не упустилъ случая тоже подставить свой локоть дам. Столъ отличался обиліемъ національныхъ блюдъ, но далеко не былъ такъ роскошенъ, какъ графскій. Дамы сли по одну сторону стола, а мужчины по другую, не по французскому обычаю, по которому мужчины садятся между двухъ дамъ. Пили шампанское за здоровье графа, а онъ предложилъ обществу тостъ въ честь хозяйки. Вставая изъ-за стола, каждый обратился лицомъ къ образу, висвшему въ одномъ углу залы, и крестился. Мужчины повели своихъ дамъ въ гостиную, куда подали кофе и варенья на нсколькихъ тарелочкахъ, на каждой тарелочк было по одной ложк. Открыли зеленые столы въ сосдней комнат, и мужчины отправились туда, оставивъ дамъ. Мы, французы, не удалялись. Капитанъ Баратье вздумалъ возобновить свои любезности, онъ объявилъ себя обожателемъ женскаго пола, рабомъ женщинъ, говорилъ такъ восторженно о чувств, которое онъ будетъ питать къ дам своего сердца, что возбудилъ въ дамахъ искренній смхъ. Он, я думаю, еще не встрчали такого страстнаго селадона. Однако, опасаясь, чтобы онъ не зашелъ слишкомъ далеко въ своей болтовн, я подошелъ къ старшей двиц и шепнулъ ей, что обожатель женщинъ въ то-же время отличнйшій музыкантъ, и склонилъ ее вопросить его сыграть. Едва эта просьба была выражена, какъ Баратье пошелъ за своимъ инструментомъ. Игра его оказалась дйствительно лучше его любовнаго бреда. Онъ переходилъ отъ нжной мелодіи къ веселой, воинственной и производилъ ими большой эфектъ. Его очень благодарили за доставленное удовольствіе. Между тмъ, въ сосдней комнат продолжалась игра на огромныя суммы. Столы были завалены золотомъ и ассигнаціями. Ужинали очень поздно, потомъ отвели насъ въ отдльный флигель, гд были приготовлены постели, и каждому изъ насъ дали по слуг.

На другой день, мы только встали нсколько ране другихъ, прочее-же общество, проигравъ всю ночь, еще спало и собиралось выйти не ране, какъ черезъ нсколько часовъ. Между тмъ, мы пошли гулять въ большой садъ, въ которомъ были длинныя липовыя аллеи, хотя деревья еще едва распускались. Пришли намъ сказать, что все общество собралось въ столовой къ завтраку. Мы нашли тутъ и мужчинъ и дамъ. Г. Скорупа сказалъ мн, что надо собираться въ путь, чтобы поспть до вечера къ помщику Ширяю.

Раскланявшись съ обществомъ и поблагодаривъ г. Искрицкаго за гостепріимство, я послдовалъ за г. Скорупою. Съ нами халъ также г. Скляревичъ. На полдорог мы остановились въ большой еврейской харчевн, чтобы накормить лошадей, а сами пили чай. Прохавъ еще 25 верстъ и нсколько деревень, принадлежавшихъ г. Ширяю, богатому землевладльцу, мы прибыли вечеромъ въ село Гордевку, и подъхали къ дому въ два этажа. Окна и лстница были ярко освщены. Въ передней встртилъ насъ хозяинъ, которому я былъ представленъ, какъ докторъ. Пройдя съ нами нсколько скромно меблированныхъ комнатъ, хозяинъ ввелъ насъ въ большую гостиную. Здсь мы нашли многочисленное общество мужчинъ и дамъ. Г. Ширяй представилъ насъ своей супруг, занимавшей съ другими дамами большой диванъ. Господа Скорупа и Скляревичъ подошли къ ней и поцловали у нея руку. Г. Ширяй былъ мужчина средняго росту, лтъ сорока и очень красный въ лиц. На немъ былъ изящный голубой фракъ, но манеры его были простоватыя, что не мшало ему оказывать мн учтивость. Жена его, немногимъ моложе его, но еще красивая собою, не отличалась наряднымъ туалетомъ. У нея были сынъ и дочь, 13-ти и 14-ти лтъ. Она посадила насъ около себя и вступила въ разговоръ съ г. Скорупою на русскомъ язык. Я догадывался, что она распрашивала обо мн, потомъ она обратилась ко мн, говоря мн по-французски, что въ дом ихъ живетъ французскій полковникъ Эскюдье, который не вышелъ потому, что боленъ. Она отзывалась о немъ съ большою похвалою. Я замтилъ, что многіе изъ общества съ любопытствомъ меня разсматривали, но никто не обратился ко мн ни съ единымъ словомъ. Общество состояло изъ 70—80 человкъ, на половину поляковъ. Такъ какъ я ни съ кмъ не говорилъ, то мн оставалось только одно, длать наблюденія. Мужчинъ было нсколько мене числомъ, нежели женщинъ, тутъ были разные возрасты, разные костюмы и разныя состоянія и, можно сказать, разныя степени образованія,— смсь, нердко встрчающаяся въ провинціи. Пожилые поляки были въ усахъ, одты въ кафтаны съ откинутыми на плечи рукавами и въ желтыхъ или въ красныхъ сапогахъ, но молодежь польская щеголяла во французскомъ фрак и шелковыхъ чулкахъ. Русскіе-же, какъ пожилые, такъ и молодые, носили фраки всякихъ цвтовъ, но старомодные и высокіе, такъ называемые суворовскіе, сапоги съ шелковою кистью напереди. Изъ военныхъ были только три офицера въ мундирахъ. Вообще русскіе обходились безцеремонно, а поляки отличались предупредительностью. Между русскими и польскими дамами замчалась тоже не малая разница. Первыя, особенно не молодыя уже, сидли чинно на креслахъ вдоль стнъ. Платья на нихъ были темнаго цвта, волоса спрятаны подъ головнымъ уборомъ, на ше никакихъ украшеній. Большая часть изъ нихъ отличались дородностью. Он или молчали угрюмо, или говорили другъ съ другомъ вполголоса. Зато старыя польки щеголяли туалетомъ не по лтамъ, и очень живо между собою болтали. Он были одты декольте, по тогдашней мод, и выказывали чрезмрныя и устарлыя прелести. На ше носили жемчугъ или брильянты. Подъ кружевными косынками, завязанными у подбородка, виднлись густые, завитые волоса, или природные, или фальшивые. Лица у многихъ были наблены и нарумянены. Платья на этихъ дамахъ были яркихъ цвтовъ, или краснаго, или зеленаго, по тогдашней мод, а сверхъ платья надты были на нихъ кашемировыя шали, въ которыхъ он кутали свои черезъ-чуръ пластичныя по причин узкихъ юбокъ формы.

Перейду теперь къ русскимъ и польскимъ двицамъ. Почти вс были хорошенькія, вс говорили по-французски получше маменекъ: у всхъ почти глаза были голубые или срые, темнорусые или черные волосы, заплетенные въ косы, которыя положены были вокругъ головы и прикрплялись черепаховымъ съ золотыми украшеніями гребнемъ, передніе-же волосы были завиты и придерживались у висковъ крошечными гребешками: это очень шло къ милымъ личикамъ. Узкія и почти прозрачныя платья выказывали прелестныя формы и давали двицамъ видъ олимпійскихъ богинь. Польки были граціозне въ движеніяхъ и походк, и сложены стройне, нежели русскія. Мн показалось, что он посмивались надъ послдними, вроятно надъ ихъ туалетомъ, который уступалъ ихъ собственному. Однако, и между русскими были и крайня и нарядныя. Он тоже сходились въ кучку, перешептывались и громкимъ смхомъ заявляли, что и он умютъ находить слабыя стороны въ своихъ соперницахъ. Мои наблюденія простирались и на нравственныя стороны общества, состоявшаго изъ двухъ сосднихъ и одноплеменныхъ націй, но вмст съ тмъ и враждебныхъ другъ другу. Русскіе помнили старинныя гоненія поляковъ, а этимъ памятно было ихъ мщеніе. Поляки были въ отчаяніи, что подпали подъ иго презираемыхъ ими враговъ, но не смли обнаруживать своей злобы, тмъ боле, что не предвидлось скораго освобожденія. Наружно они, напротивъ, доказывали желаніе сойтись. Въ этомъ обществ происходила какъ-бы комедія, въ которой каждый игралъ какую-нибудь роль, потому что во всхъ ихъ взаимныхъ учтивостяхъ не было и тни правды. Русскіе косились на поляковъ за ихъ преимущество въ свтскомъ тон и образованіи, не нравился имъ и костюмъ польскій, рзко выставлявшій ихъ національность. Но и надъ щегольствомъ іюльскихъ юношей они втихомолку посмивались. Между дамами обихъ націй происходилъ такой-же разладъ. Пуще всего гнвались русскія маменьки на своихъ сыновей и ихъ молодыхъ товарищей за то, что они ухаживали и увивались около польскихъ двицъ. Правда, что эти двицы обладали, кром свойственной имъ притягательной силы, также умомъ, и такимъ образомъ вдвойне увлекали молодыхъ людей. Польскія матери, въ свою очередь, косо посматривали на свою молодежь, если она увлекалась русскими красавицами и намренно говорила съ ними по-русски. Каждое слово на этомъ ненавистномъ язык, доходя до ихъ слуха, приводило ихъ въ гнвъ. И, не смотря на вс эти поводы къ презрнію, къ ненависти и отвращенію, каждый скрывалъ свои мысли подъ личиною лести и любезности, которая въ состояніи была обмануть непривычный глазъ насчетъ истинныхъ чувствъ общества. Только любовныя объясненія могли считаться искренними.

Вскор въ столовой подали самоваръ и всхъ позвали къ чаю. Хозяйка любезно старалась услужить каждому. Къ концу чая, въ сосдней зал раздалась музыка. Вс отправились туда и разслись но стульямъ, разставленнымъ какъ для театральнаго представленія. Когда вс заняли свои мста, на сцену вышли четверо двушекъ 14-ти и 15-ти лтъ, крпостныя г. Ширяя, он были одты казачками и тотчасъ-же начали оживленную пляску, восхитившую все общество. Затмъ он удалились и, немного погодя, воротились въ другихъ костюмахъ: дв изъ нихъ были одты въ сарафанахъ и въ кокошникахъ, дв другія мальчиками въ русской свитк, обшитой золотымъ галуномъ, въ красной бархатной шапк и въ красныхъ сапогахъ со шпорами. Он протанцовали національный русскій танецъ, который поэтому и не удостоился отъ польской половины общества такихъ похвалъ, какъ казачекъ. Посл этого представленія, стулья были убраны и молодежь открыла балъ. Онъ начался съ полонеза, въ которомъ участвовали и пожилые мужчины и дамы. Когда пары нсколько разъ обошли залу кругомъ, продолжая шествіе черезъ другія комнаты, каждый кавалеръ привелъ свою даму обратно на мсто, затмъ заиграли краковякъ, и молодежь, точно встрепенувшись, бросилась выбирать себ дамъ. Поляки и польки танцовали съ особеннымъ увлеченіемъ и совершенствомъ, къ танцу примшали веселыя псни, что еще боле наэлектризовало молодежь, и не удивительно, если русскіе молодые люди влюбились тутъ въ прелестныхъ полекъ, а поляки въ русскихъ красавицъ. Впрочемъ, свадьбы между обими недружелюбными націями — не рдкость.

Позвали къ ужину. Онъ былъ накрытъ въ столовой, большой комнат, лишенной всякаго украшенія, какъ и вс прочія комнаты. Столы были разставлены покоемъ и такъ узки, что я удивлялся тснот, которая отъ этого происходила для сидвшихъ другъ противъ друга. И тутъ мужчины сли по одну сторону, а дамы по другую. Я замтилъ, что музыканты оркестра были служителями дома, такъ какъ они служили намъ за ужиномъ. Ужинъ былъ обильный, но далеко не изысканный. Когда встали изъ-за стола, каждый, перекрестившись передъ образомъ, пошелъ благодарить хозяйку дома. Танцы продолжались и посл ужина, когда служители успли убрать со стола и сами поужинать. Зато посл музыка своими нестройными звуками обличала слишкомъ усердное утоленіе жажды музыкантовъ. Но это не мшало молодежи съ новыми силами предаваться танцамъ почти до утра.

Господа Скорупа и Скляревичъ, чувствуя большую склонность отдаться морфею, предложили и мн послдовать ихъ примру. Я согласился, и насъ повели въ сосдній флигель, гд по сторонамъ коридора расположены были нумерованныя комнаты, какъ въ какомъ-нибудь отел. Это были комнаты, назначенныя для гостей. Каждому изъ насъ дали но одной комнат съ постелью. На другое утро хотлось мн повидать нашего полковника. Онъ находился въ этомъ-же флигел и очень былъ радъ моему приходу, тмъ боле, что я подалъ ему совтъ насчетъ его здоровья. Но онъ не въ состояніи былъ много говорить, и потому я удалился. Нкоторые гости ухали домой прямо съ бала, другіе, переночевавъ, собирались ухать, такъ что къ завтраку оставались только человкъ двадцать, да и т должны были скоро хать.

VII.

Когда г. Ширяй отпустилъ всхъ своихъ гостей, онъ взялъ меня въ свой кабинетъ, посадилъ подл себя и сказалъ, что очень доволенъ моимъ посщеніемъ, такъ какъ онъ иметъ надобность посовтоваться со мною насчетъ его больнаго брата, уже двадцать пять лтъ умалишеннаго. Онъ разсказалъ мн, что ихъ было только два брата, состояніе ихъ слдовало раздлить между ними поровну, если-бы не помшательство его старшаго брата, нкогда служившаго при двор императрицы Екатерины II. Съ тхъ поръ, что братъ его лишился разсудка, онъ содержитъ его въ отдльномъ строеніи, гд къ нему приставлены сторожа, надзирающіе за нимъ и днемъ и ночью. Г. Ширяй полагалъ, что, спустя столько лтъ, выздоровленіе брата его невроятно, и доктора признали его неизлечимымъ. Но для того, чтобы состояніе ихъ перешло въ его руки, необходимо медицинское удостовреніе черниговскаго физиката въ неизлечимости больнаго,— удостовреніе, которое долженъ подтвердить и губернаторъ. Для этого надлежитъ больнаго везти въ Черниговъ, между тмъ, въ настоящую пору помшанный еще и нездоровъ, такъ въ состояніи-ли онъ будетъ совершить путешествіе въ двсти верстъ? И г. Ширяй повелъ меня затмъ къ брату.

Я нашелъ въ немъ мужчину очень похожаго на брата своего, и только годомъ его моложе. На немъ былъ халатъ, котораго онъ не замнялъ другимъ платьемъ во вс двадцать-пять лтъ. При вход моемъ, онъ вжливо подошелъ ко мн и спросилъ по-французски о здоровь императрицы Екатерины, упрашивалъ меня уврить ея величество въ преданности ея слуги, такъ какъ мн она непремнно повритъ. Я не зналъ, что сказать. Онъ, между тмъ, продолжалъ болтать свое о временахъ Екатерины: называлъ имена Потемкина, Орлова, Румянцова, Завадовскаго, потомъ уврялъ меня, что изъ всхъ любимцевъ государыни, я самый для нея дорогой. Говорилъ, что наканун онъ завтракалъ съ графомъ Орловымъ, и что черезъ два часа графъ привезетъ ему указъ императрицы о пожалованіи его въ канцлеры. Но тутъ онъ внезапно пришелъ въ ярость, заговорилъ по-русски и по-нмецки, и громко приказывалъ дать кому-то 600 ударовъ розогъ. Стихпувъ понемногу, онъ снялъ со стны скрипку и заигралъ не дурно насколько осталось у него прежняго музыкальнаго таланта. Изъ всего, что я могъ примтить, я заключилъ о полнйшемъ помшательств, въ связи съ неотступнымъ воспоминаніемъ объ императриц Екатерин.

По желанію г. Ширяя, я произвелъ діагнозъ состоянія здоровья больнаго, который не противился этому испытанію, и, я нашелъ, что онъ расположенъ къ водяной. Мы хотли уже идти, какъ онъ снова подозвалъ меня, называя меня государыни любимцемъ, и просилъ уврить императрицу въ его преданности.

Когда мы вышли отъ него, г. Ширяй спросилъ меня, какъ я нашелъ его брата. Я отвчалъ, что надюсь облегчить его положеніе, а что касается до желаемой поздки въ Черниговъ, то, благодаря хорошей весенней погод, больной легко выдержитъ это путешествіе, кром того, что оно можетъ еще принести ему пользу. Онъ признался мн, что было время, когда братъ его казался въ такой опасности и такъ близокъ къ концу своему, что онъ уже веллъ приготовить все нужное для его погребенія.. Онъ повелъ меня въ чуланъ, гд все это было собрано: бархатный пунцовый гробъ съ позолотою, парчевой покровъ, погребальныя свчи, служительскіе траурные плащи и круглыя шляпы съ широкими полями и чернымъ крепомъ. Видъ этихъ предметовъ такъ меня поразилъ, что я подумалъ, ужъ не зараженъ-ли и другой братъ нкоторымъ помшательствомъ?

Въ тотъ-же день г. Ширяй и жена его предложили мн хать съ ними въ Черниговъ, но какъ я не могъ дать согласія безъ вдома г. Скорупы, то послдній и разршилъ мн хать съ тмъ, чтобы, по возвращеніи изъ Чернигова, хать опять къ нему. На другое утро гг. Скорупа и Скляревичъ выхали изъ имнія г. Ширяя, а я остался при немъ.

Длались приготовленія къ дорог. Вольнаго надлежало посадить въ карету съ тремя слугами. Жена г. Ширяя хала съ дтьми въ одной коляск, а самъ онъ со мною къ другой. За нами слдовали еще люди въ разныхъ повозкахъ. Взято было двадцать восемь почтовыхъ лошадей. Немалаго труда стоило одть больнаго въ непривычное для него платье. Такъ какъ онъ упрямился, то прибгли къ выдумк. Сочинили мнимый указъ императрицы, которымъ она жаловала его въ канцлеры, одли родственника дома въ старый генеральскій костюмъ и, давъ ему въ помощь нсколько солдатъ, стоявшихъ въ деревн на квартирахъ, впустили его къ больному съ сочиненнымъ указомъ и заставили сказать, что императрица требуетъ его немедленно въ Петербургъ. Вольной распечаталъ указъ, прочелъ его и готовъ былъ тотчасъ хать. Но какъ онъ все-таки не хотлъ одваться, то приказано было солдатамъ, въ вид угрозы, ударить ружьями объ полъ. Стукъ этотъ испугалъ больнаго, онъ присмирлъ и далъ себя одть. Въ дорог не разъ нападало на него бшенство и приходилось его укрощать. Но зато прохожимъ онъ не давалъ покоя, ругая встрчнаго всякими словами. По временамъ онъ успокоивался и смотрлъ молча на встрчавшіеся предметы. Разъ утромъ, при смн лошадей въ какомъ-то городк, одинъ обыватель съ любопытствомъ осматривалъ остановившіеся экипажи. Глядя на первую карету, онъ не воображалъ, конечно, какого рода особа въ ней заключена, какъ вдругъ помшанный напустился на него съ самыми обидными ругательствами. Тотъ вознегодовалъ, объявляя, что онъ дворянинъ и почетное лицо, и велитъ его арестовать. Съ трудомъ уврили мы этого господина, что тотъ, кто его ругаетъ,— сумасшедшій. Посл нсколькихъ другихъ подобныхъ случаевъ, мы прибыли въ Черниговъ.

Губернаторъ и съ нимъ члены физиката постили больнаго. Спустя три дня, готово было и законное свидтельство о гражданской смерти брата г. Ширяя, и посл новыхъ сопротивленій больнаго, мы привезли его обратно въ Гордевку. Меня очень благодарили за мои услуги и проводили затмъ въ Мглинъ.

Предводитель и братъ его обрадовались моему возвращенію и, нсколько недль сряду, мы провели въ город. Въ это время, въ одно утро, подъзжаетъ къ предводителю въ карет шестернею пожилой полякъ, по фамиліи Галинскій, одтый въ свой національный костюмъ. Какъ мн разсказывали посл, онъ прізжалъ благодарить предводителя за донесеніе, сдланное этимъ императору Александру о томъ, что черезъ уздный городъ, находящійся въ его вдніи, и мимо его дома провозили награбленное казаками, по приказанію графа Петра Гудовича, въ имніи Галинскаго всякаго рода имущество. Я разскажу этотъ случай такъ, какъ передавали его мн.

Въ ноябр мсяц 1812 г. графу Николаю Гудовичу поручено было набрать до 40,000 людей въ ополченіе, въ имніяхъ помщиковъ Черниговской губерніи, и назначить офицерами въ этотъ корпусъ нсколькихъ дворянъ. Въ то время употреблялись всевозможные способы для отраженія французовъ, и всякій, по желанію, могъ-вступить въ партизаны. Такимъ образомъ, братъ Николая Гудовича,— генералъ-маіоръ Петръ Гудовичъ, вызвался быть его помощникомъ и назвалъ себя дежурнымъ генераломъ. Какъ ни просты были обмундировка и вооруженіе этого ополченія, однако, все-таки, нельзя было его устроить въ очень короткое время, къ тому-же, не доставало лошадей. Оттого, когда фельдмаршаломъ Кутузовымъ повелно было графу Николаю Гудовичу въ назначенный имъ день быть въ Могилев для того, чтобы помшать отступленію французовъ, графъ ршился съ 30,000 набранными казаками двинуться по назначенію, предоставляя брату пополнить это число 10 тысячами и затмъ присоединиться къ нему. Такъ и было сдлано. Но едва младшій Гудовичъ вступилъ съ войскомъ своимъ въ Литву, какъ началъ грабить польскихъ помщиковъ, обирая ихъ дочиста и отправляя награбленное въ свое имніе, лежавшее за Мглиномъ. Тутъ было все: оружіе, серебро, мебель, экипажи, състные припасы, водка, стада, заводскія лошади, полотна и сукна фабричныя и т. д. Между прочимъ, похищена была дорогая, украшенная брильянтами сабля въ 60 тысячъ рублей, даръ Петра Великаго дду Галинскаго, подъ предлогомъ, что она можетъ послужить оружіемъ противъ русскихъ. Офицеры ополченія не отставали отъ своего начальника и также безсовстно грабили на свою руку. Г. Галинскій исчислилъ предводителю вс свои потери, предлогомъ этого грабежа служило намреніе не оставлять ничего въ добычу французамъ и помшать полякамъ въ поданіи помощи непріятелю, но вдь Галинскій былъ преданъ императору Александру и четверо его сыновей служили въ гвардіи, наконецъ, весь его образъ дйствія въ трудномъ положеніи, въ которомъ находились поляки, угрожаемые и французами и русскими, не обнаружилъ и тни измны съ его стороны. Какъ-бы ни было, въ настоящихъ обстоятельствахъ для Галинскаго важно было свидтельство графа Гудовича, что въ помстьяхъ его не было сдлано никакихъ приготовленій для пріема французовъ. Но графъ отнкивался, не давалъ свидтельства, по крайней мр, по извстной жадности своей, согласился дать его только съ однимъ условіемъ, чтобы Галинскій отдалъ ему десять пудовъ своего серебра. Гудовичъ воображалъ, что Галинскій станетъ просить уступки, и очень удивился, когда тотъ согласился на условіе, не сдлавъ ни одного возраженія. Бумага была подписана и серебро доставлено. Но когда при вшаніи серебра оказался недостатокъ въ нсколько фунтовъ, которые графъ требовалъ пополнить, то Галинскій заплатилъ деньгами цнность недостающаго. Все это происходило въ имніи Галинскаго, въ его дом, которымъ графъ завладлъ.

Наконецъ, графъ ухалъ, а Галинскій со свидтельствомъ отправился въ другое сьое имніе. Тутъ онъ замтилъ, что въ свидтельств не доставало какой-то формальности. Предвидя, что графъ и эту даромъ не выполнитъ, онъ надлъ на палецъ дорогой перстень въ пять тысячъ рублей, слъ на лошадь и поскакалъ къ графу. Изъ опасенія какой-нибудь новой плутни, Галинскій, не слзая съ лошади, просилъ вызвать графа на балконъ, но графъ, какъ и ожидалъ того Галинскій, не согласижя исправить свидтельство. Тогда Галинскій общалъ подарить ему перстень, если онъ исполнитъ его просьбу. Графъ взялъ бумагу, а когда вернулся съ нею. не хотлъ давать ее Галинскому прежде нежели этотъ не вручитъ ему перстня, наконецъ, оба обмнялись тмъ, что держали въ рукахъ. Галинскій отъхалъ на нкоторое разстояніе, потомъ сталъ и громко закричалъ Гудовичу: ‘Прощай, графъ, теперь ты въ моихъ рукахъ: черезъ эту бумагу мн воротятъ все то, что ты у меня награбилъ’. И затмъ онъ ускакалъ.

Гг. Скорупа обошлись съ Галинскимъ съ большимъ уваженіемъ, онъ пробылъ у нихъ цлый день. По отъзд его, предводитель, разсказавъ мн какъ дло было, прибавилъ:

‘Трудно поврить, что этотъ графъ, который низостями своими безчеститъ русское дворянство, что этотъ человкъ принадлежитъ къ достойнйшей фамиліи, члены которой служили государству съ отличіемъ и преданностію. У него пять братьевъ. Старшій былъ генералъ-адъютантомъ при особ Петра III, и былъ чрезвычайно ему преданъ: другой, фельдмаршалъ, побдитель при Анап, третій, генералъ-лейтенантъ, живетъ въ отставк въ нашемъ узд, мы уважаемъ его-глубоко за честный и прямой его характеръ, четвертый тотъ, что въ Могилев, безъ вдома котораго братъ его поступилъ такъ безсовстно съ Галинскимъ. Но онъ будетъ строго наказанъ. Говорятъ, будто императоръ Александръ сказалъ, что онъ заслуживаетъ вислицы, онъ будетъ разжалованъ, изъ имнія его будетъ выплачено все награбленное у Галинскаго. а остальное перейдетъ къ братьямъ его’.

6-го мая г. Скорупа получилъ отъ жены г. Ширяя письмо, въ которомъ она просила его отпустить меня къ ней для поданія помощи ея заболвшему мужу. Присланъ былъ и экипажъ. Г. Скорупа просилъ меня отправиться немедленно. Къ вечеру я уже былъ въ Гордевк. Я нашелъ домъ освщеннымъ, почти какъ въ день бала, но это освщеніе было похоронное.

Я вошелъ въ залу, въ которой стоялъ катафалкъ, окруженный множествомъ зажженныхъ свчей. Въ гробу лежало тло покойнаго, одтаго въ блый гвардейскій мундиръ, и надъ нимъ священникъ читалъ молитвы. Полъ былъ устланъ ельникомъ, и много крестьянъ толпилось въ зал. Вдова съ семействомъ своимъ удалилась въ сосднее имніе, а за ними послдовалъ и полковникъ Эскюдье. Меня принялъ дворецкій и еще какіе-то незнакомые мн господа, съ которыми меня посадили ужинать. Мн разсказали, что покойникъ умеръ наканун отъ удара, посл посщенія черниговскаго архіепископа, который былъ возведенъ въ санъ петербургскаго митрополита. Проздомъ въ столицу, это духовное лицо остановилось въ имніи г. Ширяя, съ которымъ оно было въ дружб. Хозяинъ угощалъ его и свиту въ теченіе трехъ дней: потомъ проводилъ гостей до первой станціи. Но едва архіепископъ отъхалъ, какъ съ г. Ширяемъ случился ударъ. Его повезли домой еще съ признаками жизни, а черезъ нсколько часовъ, не смотря на поданную мстнымъ врачемъ помощь, онъ умеръ. Такимъ образомъ, вс сдланныя имъ для брата похоронныя приготовленія были употреблены для него.

Я навстилъ помшаннаго Ширяя и нашелъ его въ лучшемъ состояніи здоровья. Какъ въ первый разъ, онъ признавалъ меня за фаворита Екатерины и повторилъ т-же сцены мономаніи. Онъ понятія не имлъ о смерти брата.

На другой день я возвратился въ Мглинъ, но не засталъ тамъ господъ Скорупа, оба брата ухали на свадьбу къ какимъ-то сосдямъ. Дворецкому было приказано быть внимательнымъ ко мн. и этотъ полякъ служилъ мн, какъ-бы я былъ его баринъ. Нсколько дней я провелъ одинъ, навщая только нашихъ офицеровъ, съ которыми прогуливался по городу. Одинъ изъ нашихъ, квартировавшій у богатаго купца {Этотъ купецъ торговалъ пенькою, которой очень много выдлываютъ въ Малороссіи, каждая деревня тамъ окружена конопляными полями. Было время, особенно, когда англичане не утвердились еще въ Восточной Индіи, эта статья давала обильный доходъ. Пеньку отправляли въ порты Балтійскаго и Чернаго морей. Потомъ эта торговля упала, такъ какъ въ Азіи оказалось огромное количество пеньки. Разсказываютъ, что въ царствованіе Екатерины II, англійскія суда пришли въ Петербургъ для закупки пеньки, но цна, которую спрашивалъ здшній купецъ, показалась имъ высока, и они собрались ухать, будто-бы въ увренности, что найдутъ пеньку дешевле и въ другомъ мст. Между тмъ, купецъ попросилъ позволенія сжечь половину товара, это дошло до Екатерины и она согласилась. Англичане, увидавъ пожаръ, воротились и согласились на уступки. Но купецъ требовалъ теперь уже двойную цну, и англичане, находясь тогда въ войн съ Франціею, принуждены были выплатить т самые два милліона, которые требовалъ купецъ первоначально. Авт.}, выучился у него читать но русски, и мало по малу въ состояніи былъ разговаривать съ своимъ хозяиномъ. Этотъ-же купецъ то и дло, что разсказывалъ ему разные ужасы о войн. То Наполеонъ былъ взятъ въ плнъ и въ цпяхъ привезенъ въ Москву, то будто ему оторвало ногу ядромъ, то онъ застрлился, наконецъ, маршалы Ней, Макдональдъ, Викторъ и другіе убиты, и проч. и проч. Я, конечно, успокоилъ офицера, зная очень хорошо, что все это были выдумки. Въ домъ г. Скорупа извстія доходили врныя.

Въ одно утро, гуляя съ товарищами по улиц, я услыхалъ звонъ колокольчика дорожнаго экипажа, а какъ мы уже прошли улицу, откуда раздавался звонъ, то я полюбопытствовалъ посмотрть, кто-бы это пріхалъ въ городъ, не господинъ-ли Скорупа, и воротился.

Дйствительно, это былъ онъ: я узналъ его коляску. Увидавъ меня, онъ подозвалъ меня и сказалъ, что прізжалъ за мною, но, не заставъ меня, похалъ было одинъ, а именно къ сосднему помщику г. Рославцу, съ которымъ хотлъ меня познакомить. Я отвчалъ, что, не будучи прилично одтъ, не могу въ сію минуту хать съ нимъ. Тогда онъ возвратился со мною домой, гд я облекся въ мундиръ, посл чего мы похали. Я упоминаю объ этомъ обстоятельств, какъ о причин послдствій, измнившихъ мою участь. Если-бъ не звонъ колокольчика, который заставилъ меня воротиться, я не имлъ-бы случая познакомиться съ семействомъ, черезъ чье покровительство миновала для меня опасность! дальней ссылки и положеніе мое значительно улучшилось. Такъ иногда въ жизни человческой какое-нибудь ничтожнйшее обстоятельство влечетъ за собою перемну судьбы!

15-го мая (1813 г.), прохавъ верстъ пятнадцать, прибыли мы въ большое село, на конц котораго стоялъ старинный господскій домъ,, въ два этажа, осняемый высокими деревьями. Мы въхали въ, большой дворъ, окруженный службами и различными строеніями. Хозяинъ дома, г. Рославецъ, полковникъ ополченія, принялъ _tпредводителя съ большимъ радушіемъ. Я былъ представленъ какъ французскій врачъ и другъ его. Эта рекомендація прибавила въ і немъ уваженіе ко мн. Г. Рославецъ былъ мужчина пятидесяти лтъ, сдой. Жена его казалась одинаковыхъ съ нимъ лтъ. Какъ она, такъ и бывшія съ нею дамы оказывали мн много учтиваго вниманія. Я очень обрадовался, встртивъ тутъ и нашего маіора Бретона. Онъ представилъ меня сыну хозяина, молодому человку лтъ 18-ти, по имени Жозефъ. Бретонъ расхваливалъ мн это семейство, въ которомъ его почитали какъ роднаго. Онъ сообщилъ мн, что на другой день будутъ имянины хозяйки, и по этому случаю съдется большое общество. Комнаты были довольно просторны, но меблированы просто и лишены всякаго украшенія. За домомъ былъ большой и красивый садъ.

На другое утро начали съзжаться гости, иные въ щегольскихъ экипажахъ шестернею съ форейторомъ, по обычаю знатныхъ людей, и, наконецъ, набралось до шестидесяти человкъ. Изъ дамъ особеннымъ вниманіемъ пользовалась молодая двица лтъ 25-ти, графиня Гудовичъ, родственница хозяина дома. Не отличаясь особенною красотою, блондинка, она привлекала кротостью выраженія голубыхъ глазъ и всей физіономіи. Какъ она была ко всмъ внимательна, такъ и къ ней были предупредительны. Посл закуски направились въ столовую. Графиню повелъ хозяинъ дома, прочихъ дамъ другіе господа, и, какъ обыкновенно, дамы сли по одну сторону, мужчины по другую. Обдъ былъ обильный, но не изысканный, и столъ не былъ богатъ серебромъ, что доказывало посредственное состояніе г. Рославца. Зато между гостями господствовало веселье и провозглашено было много тостовъ. Посл обда, когда вс перешли въ гостиную, полковникъ Рославецъ попросилъ меня подойти къ графин, такъ какъ она желала поговорить со мною.

Она очень любезно посадила меня около себя и стала говорить, что, слышавъ обо мн отъ г. Скорупы, она желала со мною познакомиться, чтобъ просить меня побывать у ея отца, который, уже нсколько лтъ сряду, нездоровъ. Я благодарилъ искренно за все это вниманіе, но объяснилъ, что не вправ никуда отлучиться безъ вдома предводителя. Она тотчасъ-же подозвала его къ себ. Они заговорили по-русски и я замтилъ, что просьба графини была принята, какъ приказаніе, потому что г. Скорупа поспшилъ ее уврить, что онъ самъ отправитъ меня къ ея отцу.

Вскор въ зал послышалась музыка. Оркестръ этотъ принадлежалъ дяд графини, тому самому Петру Гудовичу. который грабилъ поляковъ. Между гостями было много хорошенькихъ двицъ, отличавшихся наряднымъ туалетомъ и свтскостью. Балъ открыли полонезомъ. Въ первой пар находились хозяинъ дома съ графинею. Посл полонеза пошли танцы, въ которыхъ и меня съ маіоромъ просили принять участіе. Хозяинъ сказалъ мн, что графиня мн не откажетъ, если я ее ангажирую, и я имлъ честь протанцовать съ нею вальсъ. Балъ былъ очень оживленъ, продолжался и посл ужина.

VIII.

Приглашеніе графа Гудовича.— Я поселяюсь въ его дом.— Графъ ручается за меня.— Я забываю и не чувствую своего плна.— Посщенія съ графинею сосдей-Ивановка-село, принадлежащее Петру Гудов’ичу: готическій замокъ и китайскій домикъ.— Посщеніе г. Покровскаго: собраніе карикатуръ на французовъ, домашній шутъ.— Кампанія 1813 г.— Прокламація шведскаго наслднаго принца Бернадота о всеобщемъ европейскомъ союз противъ Франціи.— Дрездеискоесраженіе.— Маршалъ Моро.— Убійство помщика крпостными людьми.— Лейпцигское сраженіе — Князь Понятовскій.— Сраженіе подъ Парижемъ.— Всеобщій миръ.— Освобожденіе плнныхъ.— Французы-плнники готовятся къ отъзду во Францію.— Маіоръ Бретонъ и я выражаемъ графу Г у до и и чу и дочери его глубочайшую признательность за ихъ гостепріимство.— Бретонъ посвящаетъ имъ благодарственное стихотвореніе.— Прощаніе съ графомъ Гудсвичемъ и его дочерью.

1813 мая 18-го/іюня 5-го 1814 гг.

На второй день по возвращеніи въ Мглинъ, 18-го мая, я отправился къ графу Гудовичу, отблагодаривъ г. Скорупу за доброе его расположеніе ко мн {Графъ Василій Васильевичъ Гудовичъ, о которомъ разсказываетъ здсь и дале Де-ла-Флизъ, возведенъ въ графское достоинство 12-го декабря 1809 г., былъ въ чин генералъ-лейтенанта и отъ брака съ Евдокіею Константиновною Лисаневичъ имлъ трехъ дочерей: Анастасію за Андр. Ив. Маркевичемъ, Екатерину — за Павломъ Григорьевичемъ Галаганомъ и графиню Варвару Васильевну, и двухъ сыновей: генер.-маіора гр. Василія Васильевича и генер.-маіора Михаила Васильевича Гудовичъ. Ред.}. Я думалъ найти прекрасный господскій домъ, но вмсто того, прохавъ деревню, очутился передъ низкимъ домомъ въ одинъ этажъ, но приличный и окруженный службами, передъ которыми, какъ и передъ домомъ, посажены были деревья, тогда какъ середину двора занималъ большой лугъ. Графъ встртилъ меня съ необыкновенною любезностью. Это былъ старикъ съ поблвшими волосами, высокаго росту, лтъ 64, онъ былъ въ гражданскомъ плать, не смотря на чинъ генералъ-лейтенанта. Онъ повелъ меня черезъ большую залу въ гостиную, комнаты были меблированы не богато, но со вкусомъ, обиты изящными обоями, и стны украшены гравюрами. Графъ повторилъ мн то, что говорила мн его дочь о его желаніи со мною познакомиться, и благодарилъ меня за посщеніе. Вскор вышла графиня, и оба во время бесды очаровали меня своею любезностью и вниманіемъ ко мн. Дворецкій доложилъ объ обд, графъ извинялся, что не можетъ отобдать съ нами, такъ какъ по болзни онъ соблюдаетъ діэту. Графиня предложила мн свою руку и мы вышли въ столовую. Изъ всей обстановки стола, накрытаго голландскою скатертью и украшеннаго серебряными вазами, видно было, что хозяинъ знатный господинъ, не смотря на то, что состояніе его было ограниченне многихъ другихъ богатыхъ, но не такого склада помщиковъ. Намъ прислуживали лакеи въ военной форм, по обычаю, заведенному въ домахъ, которыхъ хозяева служатъ въ военной служб. Посл обда, графъ повелъ меня въ свой кабинетъ, гд и сообщилъ мн подробности своей хронической болзни, не позволяющей ему далекихъ: отлучекъ изъ дому. Я общалъ помочь ему всми силами.

Я провелъ самый пріятный вечеръ въ обществ почтеннаго старика и его дочери, и не могъ нарадоваться моему счастію жить подъ одною кровлею съ такими прекрасными людьми. Графъ отдалъ въ мое распоряженіе хорошенькую комнату, по близости его спальни.

Я прописалъ графу леченіе, и удивлялся доврію и аккуратности, съ какими онъ исполнялъ вс мои предписанія, хотя онъ едва зналъ меня. Эта самая точность принесла ему желаемую пользу, особенно замтную спустя нсколько недль, но радикальное излеченіе казалось мн невозможнымъ, по причин престарлости больнаго. Но я затрудняюсь описать, какъ велика была благодарность графа и дочери ко мн за ту пользу, которую я принесъ, каждый день я получалъ новые знаки ихъ великодушія ко мн.

У графа было пятеро дтей, которыхъ онъ нжно любилъ. Старшій сынъ былъ полковымъ командиромъ, и женатъ на дочери генерала Энгельгардта, подъ Можайскомъ раненъ пулею въ подбородокъ съ раздробленіемъ челюсти, однако рана его уже заживала, второй сынъ служилъ капитаномъ въ гвардіи. За ними слдовали три дочери: одна изъ нихъ была за предводителемъ дворянства въ Прилукахъ, г. Маркевичемъ, другая, двица, жила въ Петербург у одного изъ дядей своихъ, третья-же, новая Антигона, посвятила себя попеченію объ отц.

Я провелъ въ дом графа уже нсколько недль, и еще боле убдился въ томъ, какъ уважали его сосди. Изъ уваженія къ нему общество, собиравшееся у него, оказывало и мн вжливое вниманіе. Разъ только случилось мн испытать непріятности со стороны одного отставнаго раненаго поручика, по фамиліи Александровича, который, ни съ того, ни съ сего, далъ мн почувствовать свое презрніе къ французамъ, ругалъ Наполеона, хвасталъ, что повсилъ у себя портретъ его вверхъ ногами. Ясно было, что этотъ поручикъ не получилъ никакого воспитанія. На вс его выходки я отвчалъ усмшкою и тоже нелестными для него отзывами. Я думалъ, что этимъ и кончится, нтъ, онъ продолжалъ приставать ко мн съ новыми грубостями, такъ что я готовъ былъ вспылить, какъ ни было мн непріятно производить сцены въ такомъ почтенномъ дом. Однако, графъ Гудовичъ усплъ замтить мое неудовольствіе и, неожиданно для поручика, кликнулъ его, потомъ, взявъ его въ сторону, выговаривалъ ему его обращеніе со мною, потомъ принудилъ его извиниться передо мною. Такъ какъ въ Россіи, по заведенному военному чинопочитанію, младшій обязанъ повиноваться старшему, а тмъ боле, человку въ чин генералъ-лейтенанта, то мой поручикъ, смущенный, подошелъ ко мн, не зная, что мн сказать, но какъ я отошелъ отъ него съ презрніемъ, онъ ршился остановить меня и сказалъ: ‘Извините, если я погорячился, его сіятельство правъ, говоря, что вы не можете быть нашимъ непріятелемъ, коль скоро вы безоружны. Я виноватъ, я не полагалъ, чтобы васъ здсь такъ любили. Такъ извините меня’.

Тутъ графъ самъ подошелъ къ намъ, прося меня не сердиться на поручика, который, какъ онъ прибавилъ, потому озлобленъ противъ французовъ, что ихъ оружіемъ онъ раненъ, потомъ продолжалъ: ‘Я никому не позволю забыться передъ вами въ моемъ дом. А теперь, какъ вашъ противникъ раскаивается въ своихъ словахъ, простите ему’. И, пожеланію графа, мы пожали другъ другу руки. Не только графъ, но и вообще вс гости, особенно дамы, заступились за меня, поручикъ такъ былъ пристыженъ, что не замедлилъ удалиться, посл чего я уже никогда боле его не видалъ.

Давно уже я не имлъ никакихъ извстій о предводител и его брат, какъ, 30-го числа мая, призвалъ меня къ себ графъ и объявилъ, что г. Скорупа писалъ ему о необходимости вызвать меня обратно въ Мглинъ, откуда высшимъ начальствомъ повелно отправить колонну плнныхъ въ Житомиръ. Это извстіе крайне меня огорчило, но не мене, какъ я замтилъ, было чувствительно и графин. Она стала по-русски упрашивать отца постараться удержать меня у себя, такъ какъ я содйствовалъ поправленію его здоровья. Тогда графъ сказалъ мн: ‘Я сдлаю все возможное, чтобы вы насъ не оставляли все время, что будете считаться въ плну, я поручусь за васъ’. Въ ту-жъ минуту онъ послалъ за своимъ секретаремъ и продиктовалъ ему письмо, которое и было отправлено въ Черниговъ съ нарочнымъ. Я искренно благодарилъ графа за его милости, но еще не смлъ надяться на успхъ, и тревожился Графиня старалась меня успокоить, увряя, что едва-ли такому лицу, какъ ея отецъ, откажутъ въ доктор, кто-бы онъ ни былъ. Она не ошиблась. Пять дней спустя, изъ Чернигова пріхалъ нарочный и привезъ пакетъ отъ губернатора, въ которомъ заключался ордеръ мглинскому предводителю объ оставленіи меня при граф, генералъ-лейтенант, Василіи Гудович, и при этомъ частное письмо къ графу на французскомъ язык, съ котораго я, съ позволенія графа, списалъ копію. Оно было слдующаго содержанія:

‘Черниговъ, 4-го іюня, 18L3 г. Графъ Василіи Васильевичъ, прилагаю при семъ ордеръ предводителю дворянства Мглинскаго узда Александру Павловичу Скоруп, который прошу васъ немедленно переслать къ нему о томъ, чтобы французскій врачъ, которымъ вы интересуетесь, согласно съ желаніемъ вашимъ, оставался-бы при васъ до заключенія мира.

Я счастливъ тмъ, что могу оказать услугу вашему сіятельетву, тмъ боле, что вы изволите мн писать о той польз, которую докторъ этотъ принесъ вашему здоровью, и никто боле меня не желаетъ вамъ этого блага Я никогда не забуду того милостиваго расположенія, которое вы изволили мн. оказывать во время моего служенія подъ вашимъ начальствомъ. Честь имю быть и пр. Б. Бутовичъ’.

Я не умлъ найти довольно сильныхъ словъ, чтобы выразить графу мою благодарность. Графиня ликовала, говоря, что она не сомнвалась въ успх. Итакъ я уже безусловно могъ оставаться въ дом графа до тхъ поръ, пока не кончится война.

Графъ получалъ нсколько русскихъ газетъ, а для меня онъ выписалъ французскую С.-Петербургскую газету, которая называла себя безпристрастною, но на самомъ дл слдовало бы откинуть первый слогъ слова и замнить его словомъ: очень (impartial — tr&egrave,s-partial), такъ какъ въ ней проявлялись раздраженіе и ложь. Читая газету, я очень огорчался оборотомъ, который принимали дла. Если въ новой кампаніи успхъ былъ на сторон французовъ, то газета такъ извращала ходъ сраженій, что выходило всегда, будто союзники брали верхъ. Убійственное сраженіе подъ Люценомъ, въ Саксоніи, газета выдавала за пораженіе Наполеона, такъ какъ побда его стоила ему 10,000 убитыхъ, кавалерія его погибла и вообще онъ не жаллъ людей, и сраженія его были не что иное, какъ безпощадная рзня. Извстіе о занятіи принцемъ Евгеніемъ и Макдональдомъ Дрездена доказывало, что Наполеонъ усплъ занять дороги въ Силезію, и, вроятно, одержалъ не одну побду, не смотря на потерю въ 12,000 людей и нсколькихъ пушекъ, случившуюся въ сраженіяхъ, данныхъ съ 19-го по 21-е мая 1813 г. въ Лузаціи. Во время чтенія этихъ газетъ, графъ, какъ бывалый воинъ, замтилъ мн, что Наполеонъ и тутъ впадалъ въ такія-же ошибки, какія ознаменовали его прошлогодній походъ, такъ какъ упорнымъ преслдованіемъ русскихъ и пруссаковъ, отступавшихъ въ совершенномъ порядк съ многочисленною кавалеріею, онъ удалялся отъ своихъ подкрпленій, между тмъ какъ союзники сближались съ своими.

Вскор посл полученія письма черниговскаго губернатора, я узналъ, что наши плнные выхали изъ Мглина. Я жаллъ, что не усплъ проститься съ ними, особенно съ честнымъ Бретономъ, съ которымъ я было сдружился. Но какъ-же я удивился, когда онъ внезапно является ко мн и объявляетъ, что г. Рославецъ испросилъ для него у черниговскаго губернатора позволеніе остаться при немъ, такъ какъ онъ, Бретонъ, по болзни, не въ состоянія слдовать за плнными. Итакъ, мы двое только изъ плнныхъ оставались въ Мглинскомъ узд. Съ Бретономъ пріхалъ и молодой Рославецъ. Графъ и дочь его приняли Бретона съ большимъ уваженіемъ, а какъ онъ былъ человкъ умный, то имъ понравилось и общество его. Когда рчь зашла о политик, безъ которой не обходился ни одинъ разговоръ, Бретонъ выражалъ свое мнніе такъ сдержанно, что графъ не могъ не остаться доволенъ имъ, хотя, какъ русскій, онъ не скрывалъ своей ненависти къ Наполеону. Коснулись и пожара Москвы. Графъ слишкомъ хорошо былъ извщенъ о томъ, что происходило, чтобы обвинять въ пожар французовъ, какъ вообще распространяли объ этомъ слухъ. Бретонъ говорилъ, что лично слышалъ, какъ Наполеонъ приказывалъ гвардіи отстаивать зданія отъ огня, и что безъ нихъ Воспитательный домъ, Кремль и много другихъ зданій сгорли-бы до тла, и еще боле спасли-бы, еслибъ пожарныя трубы не были раньше вывезены изъ Москвы. Однако, графъ не прощалъ Наполеону взрыва Кремля. По его мннію, сожженіе Москвы было совершенно лишнею мрою противъ французовъ, потому что, они и безъ этого не могли-бы удержаться въ этой столиц. Онъ уврялъ, что виновникомъ этого возмутительнаго ршенія былъ губернаторъ Ростопчинъ, никогда не было ему дано на это согласія императоромъ Александромъ.

‘Мой братъ фельдмаршалъ {Графъ Иванъ Васильевичъ Гудовичъ (р. 1741 г., ум. 32-го янв. 1821 г.).}, говорилъ графъ, бывшій губернаторомъ въ Москв до Ростопчина, уврялъ меня, что еслибъ онъ оставался начальникомъ города, то скоре наложилъ-бы на себя руки, нежели допустилъ-бы до такого посягательства на цлость столицы, каковому дянію постыдно давать названіе патріотизма’.

Разговоръ былъ прерванъ пріздомъ гостей. Пріхала помщица сосдней деревни, госпожа Туманская, съ двумя дочерьми, хорошенькими двушками, съ голубыми глазами и черноволосыми, въ щегольскихъ туалетахъ. Он были радушно приняты графомъ, и какъ дло было передъ обдомъ, то и попросили ихъ къ столу. Посл кофе пошли гулять въ садъ, и мы послдовали за дамами въ бесдку, гд обыкновенно пили вечерній чай. Между дамами завязался веселый разговоръ. Прізжія двицы были воспитанницы Смольнаго монастыря, въ Петербург, гд, судя по ихъ любезности и граціи, он получили отличное воспитаніе. Молодой Рославецъ, изъ желанія быть любезнымъ, впадалъ въ смшныя выходки, которыя забавляли двицъ и вызывали ихъ умныя возраженія. Замтивъ на двицахъ модные кожаные пояса, съ изображеніемъ скачущаго казака, Рославецъ спросилъ ихъ — любятъ-ли он казаковъ? ‘Конечно, мы ихъ любимъ, отвчали он, потому что они защищали свою родину. Сдлайтесь казакомъ, и мы васъ будемъ любить, въ настоящее время каждый русскій, тмъ боле молодой, долженъ служить своему государю, а т, которые, подобно вамъ, остались подъ отцовскою кровлею, заслуживаютъ такого подарка: прялку и веретено, завернутыя въ зайчью шкурку’. Молодой человкъ понялъ, что шутки хороши въ извстныхъ предлахъ, и потому оправдывалъ свое бездйствіе тмъ, что отецъ его еще находится на служб, а онъ, какъ сынъ, обязанъ оставаться при матери, но что онъ не дождется времени, когда ему позволено будетъ носить оружіе въ защиту своего отечества. Двицы, разумется, похвалили его за это.

Я искалъ глазами нашего маіора Бретона, но онъ куда-то пропалъ. Разговоръ на тему защиты русскихъ отъ непріятеля продолжался, какъ вдругъ гд-то недалеко раздался звукъ охотничьяго рога. Никто не понималъ, откуда эта музыка. Звуки очень явственно передавали извстную мн охотничью арію изъ оперы: Генрихъ IV. Я подумалъ, что исполнитель какой-нибудь домашній музыкантъ, однако, графиня увряла, что такого въ ихъ дом нтъ. Молодой Рославецъ одинъ улыбкою своею доказывалъ, что музыкантъ ему извстенъ, хотя онъ тоже притворялся удивленнымъ. Любопытство заставило дамъ идти по направленію звуковъ, и что-же? Музыкантомъ, скрывавшимся за рощею, оказался Бретонъ. Я тмъ боле былъ удивленъ этому открытію, что никогда, съ тхъ поръ, что я его зналъ, онъ не говорилъ о своемъ талант. Онъ досталъ себ этотъ рогъ во время пребыванія своего въ дом Рославца, а намъ хотлъ сдлать пріятный сюрпризъ. Дамы попросили его повторить балладу. Музыка эта вызвала и графа изъ кабинета. Вскор потомъ все общество возвратилось въ комнаты. Дамы перешли на половину графини, а мы остались съ графомъ. Разговоръ зашелъ о двицахъ Туманскихъ. Бретонъ уврялъ, что онъ рдко встрчалъ во Франціи такихъ умныхъ, милыхъ и образованныхъ двушекъ, он говорили на четырехъ языкахъ и знали музыку.

Графъ разсказалъ намъ, что двицы эти — дочери умершаго статскаго совтника, а вдова его владетъ небольшимъ помстьемъ по сосдству. Этому Туманекому Павломъ I поручено было везти въ ссылку въ Сибирь извстнаго нмецкаго писателя Коцебу, автора ‘Ненависти къ людямъ и Раскаянія’ и другихъ сочиненій. Туманскій обходился съ несчастною жертвою суровости к причудливости этого государя какъ прилично благородному человку. Потомъ, когда императоръ убдился въ несправедливости этой ссылки, тому-же Туманскому было поручено привезти его оттуда. ‘Въ настоящее время’, прибавилъ графъ, ‘Коцебу принимаетъ дятельное участіе въ составленіи манифестовъ и дипломатическихъ нотъ въ кабинет императора Александра. Но представленію Коцебу, помнящаго великодушное обращеніе съ нимъ Туманскаго, послдній былъ награжденъ чиномъ и дочери его опредлены на казенный счетъ въ императорскій институтъ (Смольный монастырь). Отецъ ихъ умеръ два года тому, оставивъ, очень посредственное состояніе, такъ что для молоденькихъ двицъ, до сихъ поръ еще не представлялись случаи выйти замужъ’.

На другой день гости хотли было хать домой, но графъ и графиня упросили ихъ остаться, и такимъ образомъ мы провели съ ними еще нсколько пріятныхъ дней. Время проходило въ музык и въ прогулкахъ.

По отъзд гостей, въ дом водворилась тишина, но время проходило безъ скуки. Я любилъ слушать графа, когда онъ разсказывалъ о турецкомъ поход, въ которомъ онъ участвовалъ, и,анекдоты объ императриц Екатерин II, при которой онъ служилъ пажемъ.

Въ конц іюля 1813 г. газеты извстили, что маршалъ Даву и генералъ Вандомъ, 30-го мая, снова заняли городъ Гамбургъ, очищенный 12-го марта, 1-го іюня генералъ Лористонъ завладлъ Бреславлемъ, а 4-го заключено въ Плешвиц перемиріе между Наполеономъ и союзниками. По мннію графа, это перемиріе могло только повредить Наполеону, хотя съ другой стороны оно было, ему необходимо, чтобы имть время вызвать изъ Франціи подкрпленіе настолько значительное, насколько можно было-бы съ помощью его вознаградить свои потери, да еще прибавить новыя завоеванія. Впрочемъ, и силы союзниковъ огромны. Вся Германія возстала, рейнская конфедерація отпадаетъ: народъ сильно возбужденъ въ Голландіи, Швеціи, Тирол и Италіи, и Велингтонъ беретъ верхъ въ южной Франціи. Изъ всхъ этихъ сообщеній надобно было заключить, что въ будущемъ предстоятъ большія, несчастія. Эта мысль не давала мн покоя, несмотря на безмятежную деревенскую жизнь, которую я велъ въ дом графа.

Однажды графиня предупредила меня, что черезъ недлю она будетъ праздновать имянины отца. Къ этому дню соберутся многіе родные и большое общество знакомыхъ, а какъ домъ не достаточно просторенъ, то на двор разобьютъ военную палатку, бывавшую въ походахъ съ ея отцомъ. Ей хотлось для этого дня убрать столовую, и я вызвался помочь ей. Я предложилъ ей, такъ какъ пора была самая лтняя, убрать залу гирляндами живыхъ цвтовъ, которыми графскій садъ былъ полонъ. Наканун имянинъ мы съ графинею занялись этимъ дломъ, когда графъ уже удалился въ свои комнаты. Было уже поздно, когда мы, съ помощью: слугъ, окончили развшиваніе гирляндъ и внковъ, и въ это-же время подъхали дочь и зять графа, Маркевичи, съ сыномъ двнадцати лтъ. Съ ними пріхали еще дв родственницы. Графиня обрадовалась имъ, но не будила отца. Подали ужинъ и затмъ вс улеглись спать.

На другое утро я присоединился къ членамъ семейства для принесенія поздравленій графу. Это была трогательная сцена, такъ какъ дти его обожали и онъ былъ нжнйшимъ для нихъ отцомъ. Я познакомился съ г. Маркевичемъ, Андреемъ Ивановичемъ, предводителемъ дворянства Прилукскаго узда, Полтавской губерніи. Это былъ мужчина тридцати пяти лтъ, обыкновеннаго роста, съ благородною физіономіею. Графиня представила меня его жен, не красавиц, но очень пріятной и любезной дам. Ихъ сынокъ говорилъ изрядно по-французски и, повидимому, былъ очень любознателенъ, потому что не выпускалъ изъ рукъ книги. Об родственницы были молоденькія двицы, одну звали Софьей Маркевичъ, другую Маріей (Машенькой) Аграновичъ. Об были брюнетки, только первая была умне. Къ полудню нахало много сосдей, изъ нихъ нкоторые очень богатые люди. Я запомнилъ нсколько фамилій: два брата Покореніе, Ляшкевичъ, Савицкій, Соколовскій, Губчицъ, Рославецъ (три семейства), господа Скорупа. Словомъ, нахало до 60 человкъ. Все это общество, несмотря на нкоторую пестроту, отличалось хорошимъ тономъ.

Въ одно время съ Рославцами и Туманскими пріхалъ и капитанъ Бретонъ. Я весьма былъ радъ видть господъ Скорупа, которымъ я столько обязанъ, они жалли о моемъ отсутствіи изъ ихъ дома и просили меня навстить ихъ. Въ столовой вс любовались ея убранствомъ. Между прочимъ, отличался огромный вензель графа, составленный изъ васильковъ, что соотвтствовало и самому имени графа: Василій. Графиня и волоса свои убрала васильками, что очень было ей къ лицу. За обдомъ играла музыка. Здсь, не такъ какъ у г. Ширяя, общество не раздляли, никакія несогласія, учтивости и любезности были искренни: не было такихъ группъ, гд въ однхъ острили-бы насчетъ другихъ, возбуждая досаду и гнвъ.

Посл обда гуляли, покуда музыка не подала знака къ балу.

Вс воротились въ домъ и начались танцы: кадрили, котильоны, мазурки, и я провальсировалъ съ графинею, которая совтовала мн тоже ангажировать двицу Маркевичъ и представила меня ей. Валъ продолжался до свта. Гости разъхались весьма довольные оказаннымъ имъ пріемомъ.

На другой день оставались только Бретонъ съ молодымъ Рославцемъ, семейство Туманскихъ, да семейство Маркевичъ. Они оставались нсколько дней, и время проведено было очень пріятно въ веселой бесд и музык. Когда Маркевичи узжали, графиня вызвалась проводить ихъ верстъ двадцать пять и, взявъ съ собою компаньонку, просила позволеніе у отца отпустить и меня. Мн случилось хать въ обществ двицъ Маркевичъ и Аграновичъ, которыя умною и любезною бесдою своею заставили меня забыть долгую дорогу. Он говорили мн, что мы демъ въ село Ивановку, имніе графа Петра Гудовича, гд находился большой господскій домъ {Графъ Петръ Вае. Гудовичъ служилъ Дйств. статск. совтникомъ.}. Въ этомъ самомъ дом насъ приняла полная, красивая нмка, женщина, которую графъ содержалъ и сдлалъ хозяйкою дома. Она повела насъ черезъ богатыя комнаты въ египетскую залу, такъ названную по отдлк и убранству въ египетскомъ вкус: тутъ были картины, изображавшія пирамиды, были сфинксы, и подъ ними іероглифическія надписи. Вскор по вход нашемъ, раздалась музыка. Намъ подали чай на серебряномъ сервиз. Я обратилъ вниманіе на лежавшій передъ нами большой серебряный подносъ съ гербомъ, изображавшимъ три стрлы и надъ ними корону. Это не былъ гербъ семейства Гудовичъ, такъ какъ ихъ гербъ: разрушенная крпость и литера А (т. е. Анапа), былъ мн знакомъ. Я спросилъ графиню, что значатъ эти стрлы, на что она отвчала мн вполголоса и съ видимымъ отвращеніемъ, что это гербъ семейства Голинскихъ, того, что Петръ Гудовичъ ограбилъ во время своей экспедиціи въ Польшу. Г. Маркевичъ предложилъ мн осмотрть съ нимъ весь домъ. {Гербъ графовъ Гудовичевыхъ описанъ въ Общемъ Росс. Гербовник (ч. IV, No 8, и ч. IX, No 4), см. въ Россійской Родословной книг, И. В. Долгорукаго. Спб. 1855г., ч. II, стр. 193. Упоминаніе Де-ла-Флиза о герб Гудовичевыхъ не точно и не по то. Ред.}

Длинные и темные коридоры вели въ различныя, довольно богато меблированныя комнаты, украшенныя картинами и статуями. Все вмст представляло нчто въ род лабиринта, а нкоторыя комнаты едва освщались маленькимъ стрльчатымъ окномъ въ одно стекло. Казалось, архитекторъ этого зданія хотлъ соорудить подобіе средневковаго замка. Воротившись къ обществу въ садъ, мы осмотрли тамъ китайскій домикъ въ три крошечные этажа, выстроенный по образцу жилища мандарина, съ позолоченною кровлею и крылатымъ дракономъ на верхушк. Вс комнатки были убраны въ китайскомъ вкус. Потомъ насъ повели посмотрть роскошную русскую баню. Комнаты были вымощены блымъ мраморомъ, стны выложены изразцами, а частью и сплошными зеркалами. Мы еще долго прогуливались по саду, случилось мн зайти въ бесдку, куда двицы Маркевичъ и Аграновичъ присли отдохнуть, и между нами зашелъ разговоръ, которому я подалъ поводъ, спросивъ у этихъ двицъ, кто такая та красивая полная нмка, которая насъ приняла? Маркевичъ какъ будто затруднялась мн отвтить и покраснла, но подруга ея очень развязно объяснила мн, что эта дама двица Шварцъ, экономка или смотрительница дома графа Петра Гудовича… Она прибавила, что женщины нмецкой расы вообще отличаются умньемъ вести хозяйство и особенно полезны какъ надзирательницы надъ прядильнымъ и ткацкимъ заведеніями, въ которыхъ работаютъ простые крестьяне и крестьянки. Она продолжала разсказывать, что дядя ея точно также отдаетъ справедливость и голландскимъ женщинамъ въ ихъ умньи вести ткацкое дло, и поэтому въ другой его деревн, гд ткутъ отличное столовое блье, опредлена такая-же красавица голландка. Но графъ Петръ Вас. Гудовичъ, по словамъ моей собесдницы, нарочно держитъ обихъ женщинъ на дальнемъ разстояніи другъ отъ друга, онъ не хотлъ даже, чтобы он знали другъ друга, иначе могла-бы возникнуть между ними зависть и повредить успху занятій, хотя графъ, какъ дятельный помщикъ, слдитъ за всмъ, что происходитъ въ его помстьяхъ, и для того постоянно живетъ одно время въ одной деревн, потомъ въ другой. Словомъ, двица Аграновичъ хотла меня уврить, что въ дйствіяхъ ея дяди нтъ ничего своеобразнаго, а просто онъ знатокъ и цнитель хорошаго ткацкаго производства.

Я не сдлалъ никакихъ замчаній на всю эту рчь, притворяясь убжденнымъ въ необыкновенныхъ достоинствахъ нмокъ и голландокъ. Двица-же Маркевичъ, все время молчавшая, казалось была другаго мннія, и нсколько разъ улыбалась наивностямъ родственницы. Послдняя не подозрвала, что она вполн утвердила меня въ мнніи о ея дяд, какъ о человк безъ чести и безъ совсти, пренебрегающемъ общественнымъ мнніемъ и живущемъ открыто въ глазахъ всего узда съ двумя красавицами, которыхъ тиранству подчинилъ цлое населеніе крестьянъ и крестьянокъ. Посл этого я узналъ о новой низости Петра Гудовича. Во время грабежа своего въ Польш, онъ захватилъ самовольно двухъ плнныхъ, одного фламандца, другаго голландца, посадилъ ихъ въ своей Ивановк въ тюрьму и заставилъ ихъ даромъ учить крестьянъ ткацкому длу. И оба эти несчастные плнные остались-бы у него въ вчной кабал, такъ какъ графъ тихонько перевелъ ихъ въ другую деревню, еслибъ они не были отысканы, благодаря тщательному розыску предводителя Скорупы.

Долго оставались мы при лунномъ свт въ саду, пока не позвали насъ ужинать. Столъ былъ накрытъ въ зал, убранной по турецки, и все время играла музыка. Экономка очень старалась угодить своимъ гостямъ. На другое утро рано гости стали разъзжаться.

Когда мы подъзжали къ нашему дому, мы увидали графа Bac. Вас. Гудовича, который шелъ на встрчу дочери, мы вышли изъ экипажа и дошли до дому пшкомъ. Графъ сообщилъ мн, что перемиріе продлится до 10-го августа 1813 г., а въ петербургскомъ журнал я прочелъ, что уполномоченные Пруссіи, Австріи и Россіи 12-го іюля положили ограничить имперію Наполеона Рейномъ и Альпами. Но чего я не прочелъ въ газетахъ, а сообщено мн было графомъ, это странное извстіе, что генералъ Моро, бжавшій, въ іюн 1804 г., въ Америку, посл приговора его къ ссылк, былъ нын вызванъ оттуда Берна дотомъ для содйствія союзникамъ въ операціяхъ противъ Наполеона, и прибылъ уже въ Швецію. Когда графъ прочелъ, что Наполеонъ не согласился на ограниченіе своей имперіи, то онъ очень порицалъ его за это, потому что, принявъ условія Пражскаго конгресса, Наполеонъ чрезъ это удалилъ-бы отъ Европы новыя бдствія, но допуская себя жертвовать безъ оглядки и безъ мры своими огромными средствами, какъ и свжимъ молодымъ войскомъ, Наполеонъ доказываетъ, что у него на ум одинъ лишь личный разсчетъ, хотя-бы изъ-за этого гибла вся Франція.

Августъ мсяцъ 1813 г., былъ на исход, поля были сжаты и хлбъ убранъ въ амбары, урожай оказался обильный. Крестьяне находили въ этомъ случа оправданіе старинной поговорки, что земля, вспаханная мечемъ, плодоносна.

Въ одно воскресенье графиня (Варвара Вас. Гудовичъ) собралась хать въ гости къ Покорскимъ, сосдямъ ихъ, для этого она пригласила двицъ Туманскихъ, пославъ за ними, и предложила и мн хать, къ чему склонилъ меня и графъ. Дамы сли въ карету, а я слдовалъ за ними въ коляск. Сперва мы захали къ брату того помщика, куда собственно направлялась графиня.

Этотъ Покореній, очень богатый человкъ, былъ мужчина 40 лтъ, провинціялъ съ простоватыми манерами, смотрвшій на меня свысока, хотя я и былъ представленъ ему графинею. Жена его, почти однихъ лтъ съ нимъ, довольно дурная собою, корчила барыню, тогда какъ въ ней не проявлялось ничего благороднаго. У нихъ была куча маленькихъ дтей, очень шумливыхъ и дурно воспитанныхъ, да цлая арава комнатныхъ собачекъ. Графин В. В. Гудовичъ хозяева оказывали подобострастную учтивость. Здсь мы должны были отобдать, а ночевать у брата Покорскаго, такъ какъ на другой день жена послдняго была имянниница. Впрочемъ, замтила мн графиня, оба брата живутъ въ такой вражд другъ съ другомъ, что уже лтъ двадцать прекратили между собой всякія сношенія.

Домъ Покорена то имлъ только одинъ этажъ, но ни снаружи, ни внутри не отличался никакимъ изяществомъ, мебель была самая простая. Въ гостиной надъ диваномъ, на который посадили графиню и двицъ Туманскихъ, вислъ портретъ императора Павла I во весь ростъ, а по сторонамъ этого портрета висли дв гравюры, изображавшія одна видъ Везувія, другая видъ Этны. Это положеніе портрета между двухъ вулкановъ, сосдство которыхъ, казалось, пугало его, имло въ себ нчто аллегорическое. Но хозяинъ, какъ недальняго ума человкъ, конечно, не имлъ въ мысляхъ ничего подобнаго, онъ даже не догадывался, что такою выставкою онъ обнаруживалъ недостатокъ политическаго чутья.

Замтивъ, что я осматриваю эти картины, хотя онъ сказалъ мн, что у него въ другой комнат есть гравюры, которыя стоитъ мн посмотрть, и я замтилъ, что онъ очень желалъ мн ихъ показать,— онъ повелъ меня въ эту комнату и съ холодною усмшкою представилъ мн цлый рядъ раскрашенныхъ карикатуръ, развшанныхъ на стнахъ. Въ середин висло плохое изображеніе покорителя Измаила и Праги, генералъ-аншефа Суворова, въ генеральскомъ мундир и орденахъ и съ волосами въ безпорядк, точно онъ присутствовалъ при сценахъ ужаса, происходившихъ въ Турціи и Польш. Все остальное были карикатуры на французовъ. Хозяинъ чуть не прыгалъ отъ удовольствія, что привелось ему показать ихъ кровному французу, а онъ ненавидлъ нашу націю, и даже, какъ уврялъ, гнушался говорить на нашемъ язык. Однако, опасаясь, чтобы я не понялъ смысла нкоторыхъ карикатуръ, онъ употреблялъ французскія слова для моего уразумнія, и каждое объясненіе сопровождалъ шумнымъ и глупымъ смхомъ, крайне обиднымъ. Я не могъ отвчать ему иначе, какъ пренебреженіемъ къ его дурачеству, тмъ не мене я съ любопытствомъ разсматривалъ карикатуры. Между ними было много такихъ, которыя лишены были всякаго смысла, доказывая только ненависть къ націи. Другія-же, напротивъ, были мтки до жестокости {Вроятно, то были карикатуры знаменитаго Теребенева. Ред.}. Это была картина всхъ бдствій московскаго отступленія, и до того врная въ самомъ преувеличеніи, что она представляла уже не вымыселъ, а горькую дйствительность И эти сцены, вмсто жалости, возбуждали дикій хохотъ въ русскомъ помщик.

Большая часть этихъ карикатуръ представляли Наполеона въ презрнномъ, униженномъ, подавленномъ вид. Одна изображала статую славы въ маск, носившей черты Наполеона, въ одной рук она держала у рта длинную трубу, въ другой лавровые внки. Передъ этой статуею, на груд человческихъ костей и череповъ, стоялъ русскій гренадеръ и концомъ штыка приподымалъ маску, а изъ-подъ нея выглядывало безобразное лице демона. Съ правой стороны русскій крестьянинъ, стоя на куч снгу, засыпалъ имъ внутренность трубы, а слва казакъ нагайкою сшибалъ съ внковъ листья, оставляя одни голые прутья.

Другая карикатура изображала дьявола съ хвостомъ и рогами, держащаго Наполеона въ вид младенца въ пеленкахъ, съ трехцвтною лентою, къ концу которой прикрплена была звзда почетнаго легіона: дьяволъ убаюкивалъ его, говоря: ‘вотъ сынъ мой возлюбленный: на него возлагаю всю мою надежду’.

На третьей: король Мюратъ, вице-король Евгеній, маршалы Мармонъ, Ней и Макдональдъ стояли по горло въ снгу, почтительно спрашивая Наполеона, что прикажетъ онъ сказать въ бюллетен?— ‘Скажите, отвчалъ онъ, что мы находимся теперь на зимнихъ квартирахъ’.

Еще одна представляла Наполеона за азбукою съ сынкомъ его, королемъ римскимъ. Онъ показывалъ ему буквы, и дитя, по поводу Пражскаго конгресса, говорило: ‘Папа, A, B, C, (abaiss — т. е. униженъ), Папа Е, Д (cdez — т. е. уступи)’. Но всхъ не перечтешь.

Хозяинъ дома въ восторг, что усплъ показать мн свою коллекцію, повелъ меня въ другую комнату, гд у него развшаны были портреты собакъ, любимыхъ его животныхъ, и между ними портретъ сына Наполеона. Въ этомъ случа Покореній показалъ себя подле и лукаве, нежели въ мысли поставить упомянутый выше портретъ между двумя вулканами. Я отошелъ съ отвращеніемъ. Покореній повелъ меня снова въ гостиную и, обращаясь къ графин В. В. Гудовичъ, съ громкимъ смхомъ разсказалъ ей объ удовольствіи, которое онъ мн доставилъ созерцаніемъ его музея. Однако, графиня, сколько я могъ понять, приняла эти шутки серіозно и говорила, что еслибъ она знала, что гостя ея отца ожидаютъ здсь грубости, то она прямо направила-бы меня мимо его дома, къ брату его, Покорскаго. Хозяинъ, озадаченный, сталъ извиняться передъ нею, цлуя ей руки.

Тутъ позвали къ обду, который былъ очень простъ, вина замняли домашняго приготовленія напитки (наливки). Видно было, что хозяинъ столько-же скупой, сколько отсталый въ образованности, несмотря на большое состояніе. Разговоръ за обдомъ вертлся около пошлыхъ предметовъ, и я все время молчалъ. Вскор посл обда мы ухали. Терезъ часъ мы были у старшаго Покорскаго.

Этотъ господинъ нисколько не походилъ на своего брата. Онъ и жена его были внимательны ко мн. Они недавно только поселились въ деревн, проживъ нсколько лтъ въ Петербург, оба были образованы и вполн приличны. Домъ ихъ не отличался роскошью, но не было замтно и скупости. Хозяйка и графиня, какъ и двицы Ту майскія, повидимому, были очень дружны. Покуда он уходили на половину хозяйки смотрть работы въ пяльцахъ, которыми занимались молодыя служанки, я оставался съ хозяиномъ, двумя молодыми офицерами, его родственниками, и двумя гувернерами дтей. Немного погодя, входить въ комнату старикъ лтъ шестидесяти, въ придворномъ, вышитомъ серебромъ, кафтан, я вообразилъ, что это важная особа, и поклонился ему, привставъ съ мста, однако, кром меня, никто не оказалъ ему этой чести. Важною походкою старикъ подошелъ ко мн и, взявъ меня за руку, отвсилъ мн низкій поклонъ, я отвчалъ ему тмъ-же, онъ просилъ меня не безпокоиться, и, свъ подл меня, заговорилъ на непонятномъ язык, примшивая къ нему нелпыя французскія слова. Я не зналъ, что ему сказать, какъ замтилъ, что собесдники мои улыбаются моему смущенію. Вдругъ старикъ вскакиваетъ со стула, длаетъ нсколько прыжковъ и громкимъ голосомъ запваетъ птухомъ, потомъ мычитъ какъ корова и ржетъ какъ лошадь. Я принялъ его за помшаннаго, но г. Покореній поспшилъ мн объяснить, что старикъ этотъ — домашній шутъ, принадлежавшій еще отцу его, такъ какъ по старому еще обычаю во многихъ домахъ держатъ шутовъ, одвая ихъ въ вычурное платье и позволяя имъ длать разныя дурачества. За чаемъ шутъ обращался къ каждому отдльно съ какими-нибудь забавными выходками, возбуждая смхъ общества, но я не могъ понять того, что онъ говорилъ. За ужиномъ шутъ снова явился, но уже въ другомъ костюм, въ старинномъ генеральскомъ, въ которомъ онъ очень былъ смшенъ, онъ ходилъ, вокругъ стола, отпуская дамамъ любезности и подражая мин и манерамъ нкоторыхъ изъ знакомыхъ дому, между прочимъ, и брату хозяина дома, чмъ онъ очень смшилъ общество.

Мы выхали отъ Покорскихъ ночью, впереди насъ двое людей хали верхами, держа въ рук по длинной палк, съ зажженною паклею, насмоленною и намотанною на конц, и освщали намъ дорогу.

Осень была дождливая и нсколько времени нельзя было никуда выхать, по причин дурнаго состоянія дорогъ и къ намъ никто не показывался. Я постоянно находился въ обществ графа Василія Гудовича, мы говорили съ нимъ о политик и усердно читали газеты. Наступали важныя событія, долженствовавшія измнить все положеніе Европы. Зато ужъ мы съ графомъ съ нетерпніемъ поджидали новыхъ извстій и, не смотря на то, когда они приходили изъ Петербурга, оказывалось, что евреи уже ране разгласили ихъ въ кра черезъ свою секретную полицію.

Въ начал сентября 1813 г. до насъ дошло извстіе, что Наполеонъ положительно отвергъ миръ и перемиріе кончилось. Графъ заключалъ изъ этого о начал ожесточенной войны. Французская армія, по словамъ газетъ, была раздлена на четырнадцать корпусовъ, состоявшихъ изъ французовъ, италіанцевъ, нмцевъ % поляковъ, всего числомъ 280,000 человкъ, но изъ нихъ половину составляли рекруты, не бывавшіе еще въ огн. Австрія оффиціально объявила свое присоединеніе къ союзу Россіи и Пруссіи. Россія, Австрія, Пруссія и Швеція вмст выставили войско въ 520,000 человкъ.

Графъ изумлялся, что, несмотря на это превосходство непріятеля, Наполеонъ упорно держался своей позиціи въ Дрезден и намревался дать сраженіе на Эльб. Въ с.-петербургскомъ журнал я прочелъ прокламацію шведскаго наслднаго принца, генералиссимуса сверной арміи, объявленную близь Берлина. Она такъ меня поразила, что я списалъ съ нея копію.

Спустя восемь дней посл этой прокламаціи, Берна дотъ превосходными силами своими разбилъ маршала Удино, взялъ у него въ плнъ 15,000 человкъ и 20 пушекъ. Въ сраженіи подъ Дрезденомъ, 26-го — 27-го августа, Наполеонъ съ 100,000 человкъ взялъ въ плнъ 20,000 австрійцевъ, отнялъ 20 пушекъ и огромный обозъ. Тмъ не мене, это дло, выказавшее храбрость французовъ и искусство маршаловъ Гувіонъ Сенъ-Сиръ, Мортье и Виктора въ результат не принесло никакой пользы побдителю, напротивъ, это торжество укрпило его въ его колоссальныхъ идеяхъ. Еще одинъ случай содйствовалъ другому успху Наполеона. Вызванный изъ Новаго Свта генералъ Моро, прибывъ въ главную квартиру союзниковъ въ Праг, склонилъ ихъ къ нападенію на Дрезденъ, взятіемъ котораго Наполеону нанесенъ былъ-бы послдній ударъ. Между тмъ, въ то время, какъ Моро разговаривалъ съ императоромъ Александромъ подл прусской батареи, ядро оторвало ему об ноги, побда осталась за Наполеономъ. Маршалъ Макдональдъ, отступая отъ границъ Силезіи, былъ настигнутъ и разбитъ генераломъ Блюхеромъ, потерялъ отъ 10 до 12 тысячъ людей и часть своей артиллеріи, отнятой непріятелемъ. 30-го августа, генералъ Вандамъ, во глав значительнаго корпуса, преслдуя непріятельскую дивизію, зашелъ слишкомъ далеко въ Богемскія ущелья, близь Кульма, и былъ окруженъ и взятъ въ плнъ съ 12,000 человкъ. Вс приведенныя мною извстія доказывали, что Наполеонъ упрямствомъ своимъ и потерями приближался къ гибели.

Что-же ожидало насъ, доблестныхъ французовъ! Эти мысли отравляли жизнь мою. Графъ Гудовичъ уврялъ, что Наполеону нечего боле ожидать, и полагалъ, что миръ можетъ состояться только по взятіи Парижа, но мн казалось невроятнымъ вступленіе непріятеля во Францію. Русскіе были убждены, что Парижъ будетъ взятъ союзниками, и смялись надъ моимъ сомнніемъ. Графъ и графиня Гудовичи, видя мое безпокойство, утшали меня, говоря, что я могу оставаться въ Россіи, гд я гораздо безопасне, нежели во Франціи, угрожаемой большими переворотами. Изъ признательности къ нимъ, не могу умолчать о тхъ знакахъ дружбы и расположенія, которые они мн оказывали.

Я какъ-то сказалъ разъ, что намренъ купить себ блья, какъ спустя нсколько времени, воротясь къ себ, нашелъ въ комнат большой сундукъ съ ключемъ у замка и полный блья. Добрая графиня сама потрудилась велть изготовить его своимъ служанкамъ. Я былъ весьма тронутъ этимъ вниманіемъ и благодарилъ, какъ умлъ. Около того-же времени, я замтилъ, что графъ ежедневно наблюдаетъ за починкою коляски (въ имніи его были мастеровые всякаго рода), а когда она была готова, онъ веллъ запречь въ нее четверку лошадей, и все это подарилъ мн. Всего чувствительне для меня была деликатность графа и графини Гудовичъ въ такихъ случаяхъ щедрости.

Въ половин октября (1813 г.) случилось происшествіе, огорчившее графа и графиню и дающее понятіе о мщеніи русскихъ крестьянъ надъ господами, когда эти обращаются съ ними жестоко.

Сосдній помщикъ Лашкевичъ, фамилію котораго я упомянулъ при описаніи именинъ графа, былъ человкъ очень богатый, обладалъ тысячью крестьянъ, но былъ безъ всякаго образованія и скупой. Жена его, рожденная Дунина-Борковская, была, напротивъ, характера благороднаго и любима графинею Гудовичъ. Лашкевичъ жестоко обращался съ своими людьми и заставлялъ иныхъ крестьянъ работать въ пол съ цпями на ногахъ. Они и поршили отдлаться отъ своего господина. Поваръ, кучеръ и камердинеръ сговорились между собою и въ соучастницы взяли горничную госпожи. Лашкевичъ имлъ обыкновеніе посл обда отдыхать. Жена его, въ назначенный заговорщиками день, велла при себ варить варенье, въ небольшомъ отдльномъ домик въ саду, не близко отъ жилаго дома, Надобно было удержать ее тутъ подольше, чтобы дать время совершиться преступленію, и съ этою цлью горничная графини замедляла варку, подливая въ варенье воды, но хозяйка примтила это и разбранила горничную, нисколько не подозрвая цли этого дйствія. Лашкевичъ строилъ церковь и въ дом его писали образа для иконостаса, причемъ онъ очень любилъ смотрть на работу живописца. Въ эту мастерскую надобно было проходить черезъ столярную, къ потолку которой, посредствомъ веревокъ, прившаны были массивные бруски дерева. Эти-то бруски заговорщики намревались спустить на голову своего барина, въ ту минуту, какъ онъ станетъ проходить, но какъ они замшкались, а Лашкевичъ усплъ пройти безъ вреда, то положили поджидать его возвращенія въ спальню, они пошли за нимъ, бросились на него, стали душить подушкою и бритвою порзали ему горло. Положивъ бритву ему въ руку, убійцы заперли снутри дверь на крючекъ, потомъ снаружи закрыли ставни и ушли. Когда-же Лашкевичъ возвратилась въ домъ, она удивилась, что мужъ ея еще не всталъ, тогда какъ она-же еще замшкалась за вареньемъ. Было 5 часовъ, время чая. Она приказала разбудить мужа. Ей пришли сказать, что дверь заперта снутри, когда-же открыли наружныя ставни, увидали убитаго на постели въ крови и съ бритвою въ рук. Полиція произвела слдствіе и было ршено, что помщикъ лишился жизни самоубійствомъ. Трупъ схоронили въ нол, безъ всякихъ церковныхъ обрядовъ. При первомъ извстіи объ этомъ несчастій, графъ Гудовичъ поручилъ дочери навстить вдову и пригласить ее на время къ нимъ. Съ нею пріхала и ея горничная, варившая варенье.

Спустя недлю, въ мстную харчевню пріхалъ секретно изъ Мглина полицейскій офицеръ. Онъ приказалъ схватить горничную и посадить ее въ тюрьму. Г-жа Лашкевичъ не понимала, куда двалась ея горничная, какъ, спустя нсколько дней, ей объявили, что мужъ ея умеръ не своею смертью, но былъ зарзанъ ея людьми. Преступленіе это открылось такимъ образомъ. Убійцы сидли въ деревенскомъ кабачк и заговорили о смерти своего барина, одинъ изъ нихъ при этомъ напомнилъ пословицу, что лучше убить змю, чмъ дать ей укусить насъ, а слышавшій эти слова бывшій тутъ человкъ побжалъ объявить о томъ мглинскому протопопу, этотъ далъ знать полиціи — и убійцъ арестовали. Вс они, спрошенные отдльно, сознались въ своемъ преступленіи. Тогда прибылъ архіепископъ и, велвъ вырыть тло Лашкевича, съ большою церемоніею похоронилъ его въ склеп его церкви. Убійцъ наказали кнутомъ и сослали въ Сибирь.

Въ послднихъ числахъ ноября 1813 г. наступила зима, но не такая суровая, какъ прошлогодняя. Было не боле 18-ти градусовъ мороза, снгу тоже было не слишкомъ много, такъ что установилась отличная санная дорога. Коляску мою поставили на полозья, и въ ней я длалъ частые визиты маіору Бретону.

Вс извстія отъ сентября и октября мсяцевъ были печальны для насъ. Въ половин ноября 1813 г. получили извстіе о лейпцигскомъ сраженіи и о вступленіи союзниковъ въ городъ. Отступленіе французской арміи происходило въ порядк, какъ случилось неожиданное происшествіе: взорвало мостъ черезъ Эльбу и отрзало сообщеніе,— войскомъ овладла паника. Цлыя тысячи французовъ были взяты въ плнъ или утонули, тутъ-же утонулъ и князь Понятовскій. Генералы Ренье и Лористонъ были взяты въ плнъ. Потери въ этотъ день и въ слдующій были неисчислимы. Мы съ Бретономъ погоревали обо всхъ этихъ несчастіяхъ, обвиняя Наполеона въ ослпленіи и упрямств.

Подошло Рождество. Колокольный звонъ деревянной церкви возвстилъ о праздник. Графъ и графиня отправились ко всенощной, и я послдовалъ за ними. Кром того, сюда съхались и сосди. Посл службы, насъ ожидалъ дома постный ужинъ, состоявшій изъ всякаго рода рыбы, наловленной за нсколько дней передъ тмъ въ рк подъ льдомъ. Пока мы сидли за столомъ, на двор дти славили пснями Рождество Христа.

1814 годъ.

1-го января я собрался, рано утромъ, поздравить графа и графиню Гудовичъ съ новымъ годомъ, пожелать имъ всякаго благополучія и возобновить выраженія моей признательности къ нимъ. Они тоже пожелали мн всего хорошаго, а графъ, обнимая меня, предупреждалъ меня, что я скоро получу свободу, такъ какъ результатомъ всхъ ошибокъ Наполеона будетъ скорый миръ. Чуть не все село пришло поздравить графа и графиню съ новымъ годомъ. Охотники играли на своихъ рожкахъ, батальонъ, стоявшій на ту пору въ сел, разыгрывалъ маршъ, оркестръ изъ Ивановки трубилъ веселыя аріи, куча дтей ввалилась въ комнаты, засыпая полъ пшеномъ въ знакъ пожеланія довольства и избытка, и громко поздравляя. Къ двнадцати часамъ нахало много сосдей въ щегольскихъ экипажахъ. Мужчины были въ мундирахъ и при шпагахъ. Пріхали и господа Скорупа, семейство Рославецъ и съ ними Бретонъ, такъ что всего на всего съ дамами и двицами набралось до шестидесяти человкъ гостей. Какъ обыкновенно, данъ былъ роскошный обдъ съ музыкою, а вечеромъ начались танцы. Разошлись уже позднею ночью.

Посреди этого празднества Бретонъ и я не переставали грустить объ участи Франціи, нашей несчастной родины. Бретонъ даже говорилъ, что онъ совстится участвовать въ радостяхъ нашего непріятеля, покуда братья наши страдаютъ подъ гнетомъ всякихъ бдствій. Вс новйшія извстія о войн представляли рядъ величайшихъ неудачъ нашихъ соотечественниковъ. Такъ протянулось время до 3-го мая 1814 г.,— день възда Людовика XVIII въ Парижъ.

По этому поводу Бретонъ говорилъ мн: ‘Итакъ палъ Наполеонъ, этотъ необыкновенный изъ необыкновенныхъ людей, прошедшихъ по земл и безсмертныхъ въ исторіи. Какое событіе для насъ — воиновъ — паденіе этого человка! Мы расточали для него наше мужество, проливали за него кровь, шли на смерть по первому его мановенію! Нашими подвигами онъ пріобрлъ славу, а мы и не догадывались, что онъ повлечетъ насъ за собою въ бездну. Какъ жестоко подумать, что все наше мужество, вся наша доблесть не заслужили у него ни тни благодарности. Невдомый намъ король завладлъ престоломъ того, кого мы признали своимъ императоромъ. Въ глазахъ этого Бурбона вс наши побды покажутся оскорбленіемъ его величества, мы сами — мятежниками противъ его законной власти, солдатами похитителя его престола. Пойметъ-ли онъ насъ, когда мы ему отвтимъ, что мы сражались за отечество? Не унизительно-ли это будетъ представиться ему въ нкоторомъ смысл съ раскаяніемъ, о томъ, что служили корсиканцу и побдами нашими замедлили вступленіе его, Людовика, на престолъ покойнаго брата’?

Я спросилъ Бретона, какъ, по его мннію, слдуетъ поступить намъ, плннымъ? ‘Не оставить-же намъ, говорилъ я, нашу мать-родину, во всякомъ случа, хотя-бы не признавали за нами никакой славы, мы должны оставаться между своими, и, въ ожиданіи лучшей поры, раздлять съ ними горести’.

Наше возвращеніе во Францію было ршено. Это извстіе о свобод обратило насъ въ какихъ-то новыхъ людей. Но не ожидаетъ-ли насъ другаго рода неволя въ подданств скипетру короля, который ни во что не ставитъ наши великія жертвы?

30-го мая (1814 г.) мы ршились начать приготовленія къ отъзду. Графъ Василій Гудовичъ сообщилъ намъ, что императоръ Александръ повеллъ выдать каждому французскому офицеру 300 рублей на дорогу. Мы здили за этими деньгами въ Мглинъ.

Графиня Гудовичъ откровенно признавалась мн, что сожалетъ о моемъ отъзд, такъ какъ я очень былъ полезенъ ея отцу, она боялась за его жизнь въ мое отсутствіе. Но она опасалась также за меня, чтобы во Франціи меня не преслдовали какъ бонапартиста, и оттого совтовала обождать еще нкоторое время въ Россіи, гд я буду пользоваться гораздо большею свободою. Она очень упрашивала меня остаться у нихъ. Чувствительно благодарный ей за это вниманіе и заботливость обо мн, я, однако, не могъ принять ея предложенія, но предупреждалъ, что въ случа непріятностей, которыя могутъ для меня встртиться отъ новаго порядка вещей, я возвращусь къ графу. Передъ отъздомъ своимъ я составилъ записку о болзни графа съ тмъ, чтобы представить ее въ Париж извстному доктору Буайе (Boyer) и испросить у него совта насчетъ леченія графа. Этимъ я хотлъ доказать графу мое желаніе быть ему полезнымъ. Графъ созвалъ гостей на прощальный обдъ.

5-го іюня 1814 г. я и Бретонъ собрались ухать. На прощаніе, Бретонъ сочинилъ въ честь графа и графини Гудовичъ небольшое стихотвореніе, которое и прочелъ передъ ними и собравшимся обществомъ. Оно заслужило общія похвалы и благодарность хозяевъ. Посл самаго трогательнаго прощанія, мы разстались и направились въ Мглинъ, гд намъ надлежало получить паспорты. Я еще разъ отъ всего сердца благодарилъ господъ Скорупа за все добро, которое они мн оказали.

Де-ла Флизъ.

Конецъ.

‘Pусская Cтарина’, No 9—10, 12, 1891, No 1—3, 1892

ПОХОДЪ ВЕЛИКОЙ АРМІИ ВЪ РОССІЮ ВЪ 1812 г.ЗАПИСКИ ДЕ-ЛА-ФЛИЗА,доктора Французской императорской гвардіи.

1 1).

II.

III.

VIII.

1814 годъ.

Читайте также:

ПОХОДЪ ВЕЛИКОЙ АРМІИ ВЪ РОССІЮ ВЪ 1812 г.
ЗАПИСКИ ДЕ-ЛА-ФЛИЗА,
доктора Французской императорской гвардіи.

1 ¹).